Война в воздухе, Уэллс Герберт Джордж, Год: 1908

Время на прочтение: 16 минут(ы)

ГЕРБЕРТЪ УЭЛЬСЪ.

ВОЙНА ВЪ ВОЗДУХ.

РОМАНЪ
ИЗЪ НЕДАЛЕКАГО БУДУЩАГО.

Переводъ Л. А. Мурахиной-Аксеновой.

Типографія Т-ва И. Д. Сытина, Пятницкая ул., свой домъ.
Москва.— 1909.

ОГЛАВЛЕНІЕ.

ГЛАВА I. Стремленіе къ прогрессу. Семья Смолуэйсовъ
‘ II. Какъ Бертъ Смолуэйсъ попалъ въ затруднительное положеніе
‘ III. Въ воздушномъ пространств
‘ IV. Воздушный флотъ
‘ V. Битва въ сверной Атлантик
‘ VI. Нападеніе на Нью-Йоркъ
‘ VII. Воздушная битва
‘ VIII. Разгромъ германскаго флота
‘ IX. На Козьемъ остров
‘ X. Въ Америк
‘ XI. Міровая война и ея послдствія
Эпилогъ

ГЛАВА ПЕРВАЯ.
Стремленіе къ прогрессу. Семья Смолуэйсовъ.

I.

— Ишь ихъ прорываетъ! Такъ и лзутъ вверхъ!— говорилъ Томъ Смолуэйсъ.— А интересно знать, что еще придумаютъ люди? По-моему, имъ больше ничего уже не придумать. Летать даже начали — чего жъ имъ еще?
Такъ разсуждалъ онъ еще задолго до начала воздушной войны.
Томъ Смолуэйсъ сидлъ на забор въ конц своего сада и смотрлъ на обширный бенъ-хилльскій газовый заводъ такимъ взглядомъ, въ которомъ, если не выражалось ни особеннаго одобренія ни порицанія, зато сверкало любопытство. Надъ газометрами, казавшимися издали тсно скученными, моталось три странныхъ предмета, походившихъ на тонкіе, неуклюжіе, раскачивавшіеся пузыри, нсколько времени обвисло колебавшіеся изъ стороны въ сторону. Понемногу эти пузыри начали надуваться, округляться и увеличиваться въ объем. Это были воздушные шары, приготовившіеся для подъема членовъ Южноанглійскаго аэроклуба. Была суббота, и въ этотъ день всегда длались подъемы на воздухъ.
— Каждую недлю начали баловаться,— замтилъ сосдъ Тома Смолуэйса, мистеръ Стринджеръ, имвшій рядомъ съ нимъ небольшую молочную.— Давно ли весь Лондонъ сбгался поглазть, когда поднимался воздушный шаръ? Давно ли эти шутки были диковинкою? А теперь, вотъ, пожалуйте, чуть не въ каждомъ углу завелось по воздушному клубу и каждую недлю длаются подъемы наверхъ, точно какое-то важное дло… Эхъ, дурятъ, дурятъ люди, удержа имъ нтъ!
— Да,— подхватилъ Смолуэйсъ,— вотъ и я то же говорю. Прошлую субботу мн пришлось свезти съ своего картофельнаго поля три воза песку… цлыхъ три воза, понимаете, а? А все сверху набросали. Берутъ его съ собою для тяжести, а потомъ, когда надо опускаться, и выбрасываютъ его… Половина картофеля испорчена: сверху весь оказался помятымъ… Одно только разореніе честнымъ людямъ изъ-за этихъ лодырей, прости Господи!
— Да имъ что… Вонъ и барыни туда же стали забираться.
Барыни?— протянулъ Смолуэйсъ, презрительно фыркнувъ въ носъ.— Хороши ‘барыни’, которыя таскаются по воздуху въ шарахъ и швыряютъ добрымъ людямъ на голову цлые воза песку!.. Нтъ, по-моему, такія вертихвостки иначе называются, сказалъ бы, да не хочу языкъ марать.
Мистеръ Стринджеръ одобрительно закивалъ головой. Нсколько времени оба сосда молча продолжали смотрть на раздувающіеся шары. Во взглядахъ обоихъ порицателей выражалось явное презрніе и негодованіе.
Мистеръ Томъ Смолуэйсъ по профессіи былъ зеленщикъ, а по охот садовникъ. Торговлю вела его жена Джессика. Небо создало мистера Смолуэйса для спокойной, мирной, созерцательной жизни, но, къ несчастью, забыло создать для него подходящій міръ. Поэтому мистеру Смолуэйсу пришлось существовать въ сред безпрерывныхъ перемнъ, и, какъ нарочно, судьба помстила его въ такомъ углу земли, гд отрицательныя послдствія этихъ перемнъ сказывались съ особенной назойливостью. Вообще этому мирному человку, какъ говорится, не везло. Даже самая основа его матеріальнаго существованія была очень шатка. Земля, на которой онъ съ такою затратою труда и денегъ развелъ огородъ и садъ, находилась у него въ годовой аренд, о чемъ ему постоянно напоминало объявленіе, красовавшееся надъ входомъ въ садъ. Объявленіе гласило, что весь этотъ, тщательно обработанный участокъ земли продается какъ особенно пригодный для построекъ. Это былъ здсь послдній еще не застроенный участокъ, и его злополучный арендаторъ вчно находился подъ угрозою отказа отъ аренды. Какъ человкъ спокойный, онъ утшалъ себя мыслью, что, авось, современному ‘бснованію’ скоро наступитъ конецъ.
— По-моему, больше уже нечего придумывать,— твердилъ онъ.— Какъ ни ломай голову, а дальше этого летанья по воздуху имъ ужъ не счудить.
Сдоволосый отецъ Тома помнилъ Бенъ-Хиль еще въ то время, когда это мстечко было идиллической кентской деревней. До пятидесятаго года своей жизни онъ исправно служилъ кучеромъ у сэра Питера Боуна, затмъ началъ понемногу пить и допился постепенно до того, что былъ уволенъ и долженъ былъ поступить къ содержателю омнибусовъ, у котораго и дотянулъ до семьдесятъ восьмого года. Достигнувъ этого почтеннаго возраста, онъ зажилъ на поко. Сидя съ утра до вечера въ кресл передъ каминомъ, доживалъ свой вкъ этотъ престарлый возница, сплошь напичканный воспоминаніями о прошломъ, и вс его желанія теперь сводились къ тому, чтобы найти слушателя, передъ которымъ онъ могъ бы всласть раскладывать свои воспоминанія. Свжему человку интересно было послушать эту живую хронику. Старикъ въ мельчайшихъ подробностяхъ описывалъ прекрасное помстье сэра Питера Боуна, давнымъ давно уже распроданное по частямъ подъ постройки, при чемъ не забывалъ упомянуть, какъ этотъ магнатъ держалъ въ своихъ рукахъ весь округъ. Описывалъ псовыя и другія охоты. Разсказывалъ, какъ его господа здили четверней и какъ на томъ мст, гд потомъ былъ воздвигнутъ газовый заводъ, разстилался великолпный лугъ для игры въ крикетъ. Разсказывалъ, какъ на его глазахъ возникалъ Хрустальный дворецъ. Этотъ дворецъ находился въ шести миляхъ отъ Бенъ-Хиля, представляя собою безконечно длинный фасадъ, по утрамъ сверкавшій точно расплавленный металлъ, посл полудня выдлявшійся прозрачною голубою массою, а по ночамъ представлявшій для всего окрестнаго населенія безплатное зрлище сіяющихъ потшныхъ огней. Разсказывалъ, какъ стали проводиться желзныя дороги, а вдоль нихъ одна за другою начали вырастать щегольскія виллы, и какъ потомъ эти хорошенькія зданьица были вытснены газовымъ заводомъ, водопроводными сооруженіями и цлымъ моремъ безобразныхъ, грязныхъ рабочихъ жилищъ. Разсказывалъ, какъ отвели воду изъ Оттерборна и превратили эту красивую рчку въ отвратительный, пахнувшій гнилью ровъ, какъ посл проведенія второй желзнодорожной линіи по Бенъ-Хилю быстро выросъ новый поселокъ съ множествомъ домовъ, лавокъ и даже магазиновъ съ зеркальными окнами, какъ появилось училище, пошли омнибусы, а за ними и конки, сообщавшіяся прямо съ центромъ города, какъ то и дло стали взимать все новые и новые налоги, какъ зашныряли велосипеды, а потомъ автомобили, чуть не съ каждымъ днемъ возраставшіе количествомъ, какъ завели народную читальню, гд стали читать лекціи для народа, и т. д.
— Нтъ, теперь ужъ, кажется, дальше итти некуда,— повторялъ сынъ старика, Томъ, выросшій при всхъ этихъ перемнахъ, новшествахъ и диковинкахъ, и отецъ поддакивалъ ему.
Однако шли все дальше и дальше, безъ удержу, безъ границъ. Зеленная и фруктовая торговля, заведенная Томомъ въ самомъ маленькомъ изъ уцлвшихъ деревенскихъ домиковъ, на конц прозжей дороги, выглядла теперь какой-то сжатой, подавленной, точно она безпомощно пряталась отъ чего-то грознаго, постоянно надвигавшагося на нее. Когда замостили дорогу, превративъ ее такимъ образомъ въ главную улицу этой мстности, лавочка Тома очутилась настолько ниже мостовой, что пришлось проложить три ступени для спуска въ нее. Томъ всми силами старался обойтись продуктами собственнаго огорода и плодовника, но покупатели находили, что у него малъ выборъ, и онъ волей-неволей, подчиняясь натиску обстоятельствъ, долженъ былъ, подобно своимъ конкурентамъ, заполнить свои два окна французскими артишоками и тому подобными ‘субтильными’ овощами, бананами, заграничнымъ виноградомъ, всякаго рода орхами, плодами самаго ‘что ни на есть тропическаго’ происхожденія, грушами, сливами и яблоками ‘изъ всхъ странъ свта’. Особенно не нравились Тому яблоки, которыя онъ принужденъ былъ выписывать изъ Нью-Йорка, Калифорніи, Канады, Новой-Зеландіи и Богъ всть еще откуда.
— Съ виду-то они ничего, красивы, а на вкусъ ничего не стоятъ въ сравненіи съ нашими яблоками,— съ досадою говаривалъ онъ.
Автомобили, мчавшіеся мимо него съ свера на югъ и обратно, постоянно увеличиваясь въ количеств и объем, все больше и больше вытсняли другіе способы передвиженія, все быстре мчались и все сильне заражали воздухъ зловоніемъ. Вмсто исчезавшихъ конныхъ повозокъ появились моторныя фуры, развозившія всякаго рода кладь, конные омнибусы замнились моторными. Даже кентская земляника, по ночамъ свозившаяся въ Лондонъ, стала возиться ужъ не на конныхъ телжкахъ, а на моторахъ, и, благодаря прогрессу и бензину, теряла свою свжесть и ароматъ.
У Тома Смолуэйса былъ младшій братъ, Бертъ, и вотъ вдругъ этотъ Бертъ, къ ужасу старшаго брата, завелъ и себ велосипедъ съ моторомъ…

II.

Нужно сказать, что Бертъ Смолуэйсъ былъ изъ ‘прогрессивныхъ’. Ничто ярко не можетъ иллюстрировать быстрое распространеніе прогресса, какъ то обстоятельство, что онъ проникъ въ кровь даже Смолуэйсовъ. Не усплъ Бертъ еще скинуть дтскихъ башмаковъ, какъ уже сталъ проявлять нкоторую склонность къ предпріимчивости и симпатію къ прогрессу. На пятомъ году онъ пропадалъ цлый день и его съ большимъ трудомъ отыскали среди машинъ газоваго завода, на седьмомъ онъ утонулъ было въ резервуар водопроводной башни, на десятомъ блюститель порядка отобралъ у него ‘настоящій’ пистолетъ, въ то же время мальчуганъ выучился курить ‘настоящія’ американскія папиросы, предназначавшіяся спеціально для молодыхъ людей его возраста и стоившія одинъ пенни десятокъ. На двнадцатомъ году Бертъ своимъ способомъ выраженій приводилъ въ ужасъ всю семью, зато каждую недлю зарабатывалъ, не меньше трехъ шиллинговъ разноскою ‘Бенъ-Хильскаго Еженедльника’, носкою мелкаго багажа для пассажировъ на вокзал и т. д. Вс эти шиллинги онъ добросовстно тратилъ на пріобртеніе папиросъ, карикатурныхъ листковъ, юмористическихъ журналовъ и другихъ ‘прогрессивностей’, въ изумительномъ разнообразіи и ужасающихъ количествахъ распространяемыхъ въ ту ‘просвщенную’ и жадную къ новинкамъ эпоху. Но все это совершалось Бертомъ не въ ущербъ его ‘научныхъ’ занятій, благодаря которымъ онъ въ необычайно юные годы добрался въ школ до старшаго класса. Вс эти подробности мы сообщаемъ съ тою цлью, чтобы у читателя не могло оставаться ни малйшаго сомннія относительно характера Берта Смолуэйса.
Бертъ былъ на шесть лтъ моложе Тома, и одно время, именно тогда, когда двадцатилтній Томъ женился на тридцатилтней Джессик, принесшей ему сравнительно довольно порядочное сбереженьице отъ своихъ трудовъ въ качеств прислуги въ богатомъ дом,— старшій братъ хотлъ пріучить и младшаго къ занятію въ огород или къ торговл, вообще къ чему-нибудь полезному. Но Бертъ былъ не изъ тхъ, которые любятъ оказывать пользу другимъ. Копаться въ огород и торговать онъ терпть не могъ, а когда ему поручалось разнести товаръ по заказчикамъ, то въ немъ съ непреодолимою силою просыпалась страсть къ бродяжничеству, корзина превращалась какъ бы въ походный ранецъ, и онъ готовъ былъ тащить ее, несмотря на ея тяжесть, какое угодно разстояніе, лишь бы только не къ мсту назначенія. Вокругъ все манило и зазывало всяческими способами, и Бертъ со своей корзиною шелъ всюду, гд было на что поглазть. Убдившись, что Берта невозможно передлать никакими уговариваніями и даже пристыживаніями, Томъ продолжалъ самъ разносить свой товаръ и подыскивать брату дло у другихъ, еще не знавшихъ особенностей молодого человка.
Бертъ поочередно вступалъ въ преддверія различныхъ профессій: былъ швейцаромъ въ богатомъ дом, аптекарскимъ ученикомъ, мальчикомъ на побгушкахъ у доктора, подручнымъ у мастера на газовомъ завод, писцомъ въ контор, возчикомъ при большой молочной торговл, лодочникомъ и, наконецъ, приказчикомъ въ велосипедной торговл. Послднее мсто больше остальныхъ удовлетворяло его склонность къ прогрессивности. Хозяинъ его, мистеръ Гребъ, былъ молодой человкъ съ наружностью морского разбойника, постоянно мечтавшій объ изобртеніи какой-то особенной передаточной цпи и проводившій ночи въ кафе-шантанахъ. Для Берта онъ являлся идеаломъ, достойнымъ подражанія. Гребъ держалъ для отдачи напрокатъ самые ненадежные велосипеды во всей южной Англіи, и съ поразительной ловкостью выпутывался изъ непріятныхъ послдствій, возникавшихъ по этому поводу. Бертъ и Гребъ быстро сошлись, Бертъ въ очень короткое время сдлался почти виртуозомъ въ велосипедной зд, въ нсколько недль онъ выучился пробгать разстоянія въ нсколько миль на такихъ колесахъ, которыя развалились бы на первыхъ же шагахъ подъ всякимъ другимъ здокомъ. Достигнувъ такого совершенства, молодой человкъ пріобрлъ хорошую привычку умываться посл окончанія своей службы, сталъ заводитъ себ самые сногсшибательные галстуки и воротнички, курить боле дорогія папиросы и брать уроки стенографіи въ Бенъ-Хильскомъ училищ для желающихъ пополнить свое образованіе. Изрдка онъ навшалъ брата, при чемъ такъ блисталъ наружностью и работалъ языкомъ, что Томъ и Джессика, имвшіе врожденную потребность поклоняться кому и чему-нибудь, прониклись къ нему полнымъ уваженіемъ.
— Паренекъ пробирается впередъ. Страсть сколько ужъ нахватался разной премудрости,— говорилъ Томъ, проводивъ блестящаго братца.
— Только не черезчуръ бы ужъ набивалъ себ ею голову,— замчала Джессика, отличавшаяся склонностью къ нкоторымъ ограниченіямъ.
— Все идетъ впередъ въ ныншнее время,— со вздохомъ разсуждалъ Томъ.— Вотъ теперь даже у насъ, въ Англіи, стали выращивать новый сортъ картофеля, который поспваетъ раньше другихъ сортовъ. Если такъ будетъ продолжаться, то мы скоро будемъ имть молодой картофель даже въ март… Да, что ни день, то какая-нибудь новость… А замтила ты, Джессика, какой на немъ былъ галстукъ?
— Какъ не замтить, Томъ, конечно, замтила. Только такіе галстуки ему не идутъ. Они для настоящихъ джентльменовъ, а Бертъ еще далеко до нихъ не доросъ, хоть и шагнулъ дальше насъ съ тобой…
Въ одинъ прекрасный день Бертъ завелъ себ полный велосипедный костюмъ со всми принадлежностями и почувствовалъ себя на верху блаженства. Видть его катящимъ въ обществ Греба на колес, съ низко опущенной головой, согнутой въ три погибели спиной и выпученными глазами,— значило получить полное понятіе относительно заложенныхъ въ смолуэйской крови способностей къ прогрессу.
Да, времена были вполн прогрессивныя. Старый Смолуэйсъ корплъ въ своемъ ддовскомъ кресл передъ каминомъ и безъ удержу болталъ о блеск давно миновавшихъ дней, когда сэру Питеру Боуну нужно было только сутки, чтобы създить на своей четверк взадъ и впередъ въ Брайтонъ, болталъ о блыхъ цилиндрахъ этого джентльмена, о леди Боунъ, ножки которой никогда не касались земли, за исключеніемъ прогулокъ по саду, о кулачной борьб въ Кревле, о красныхъ охотничьихъ курткахъ и гамашахъ изъ свиной кожи, о лисицахъ, водившихся въ томъ мст, гд недавно была выстроена лчебница для душевно-больныхъ, о кисейныхъ платьяхъ дамъ, о кринолинахъ и т. д. Но его никто не слушалъ. Міръ создалъ себ новый типъ ‘джентльмена’, джентльмена въ запыленной клеенк, въ автомобильныхъ очкахъ и въ удивительныхъ головопокрышкахъ, джентльмена распространяющаго зловоніе и вздымающаго тучи пыли, отъ которой самъ же старается умчаться со скоростью втра, джентльмена, совсмъ не по-джентльменски энергичнаго и во всхъ отношеніяхъ являющагося культурною разновидностью разбойника съ большой дороги прежнихъ временъ’. ‘Лэди’ также сдлалась совершенно свободна отъ всякихъ ‘предразсудковъ’. Закаленная въ житейской борьб, настолько же далекая отъ нжности къ самой себ и къ другимъ, она, вмсто кисейныхъ платьевъ, тоже стала носить ‘спортивные’ костюмы, длавшіе ее похожею на плодъ боязливой фантазіи прошлыхъ вковъ.
Быть такимъ джентльменомъ Бертъ желалъ всми силами своего сердца. Высшаго идеала для него не существовало. Побить рекордъ быстроты въ зд на колес было его наивысшей цлью. Скоро ему показался недостаточнымъ пробгъ по пятнадцати миль въ часъ, и онъ нсколько дней мучилъ себя попытками пробгать въ то же время не мене двадцати миль по улицамъ и дорогамъ, чуть не съ каждою минутою становившимся все боле и боле пыльными и шумными, благодаря новымъ механическимъ способамъ передвиженія.
Благодаря систем ежемсячныхъ взносовъ, Берту удалось пріобрсти довольно порядочный велосипедъ съ моторомъ. Въ первое же воскресенье посл взноса послдняго шиллинга Бертъ съ ловкостью кошки взмостился на колесо и понесся въ зловонныхъ тучахъ пыли, увеличивая своею особою возможность лишнихъ несчастныхъ случаевъ.
— Въ Брайтонъ покатилъ!— сказалъ старый Смолуэйсъ, стоявшій у окна своей комнатки, расположенной во второмъ этаж, надъ лавкою, и со смсью гордости и недовольства слдившій за своимъ шаркнувшимъ мимо младшимъ сыномъ.— Да, времена измнились. Я въ молодые годы ни разу не былъ въ Лондон… Вообще дальше Кревлея не попадалъ. Тогда, кром господъ, никто и не думалъ разъзжать. А теперь, вотъ, повсюду вс шныряютъ, точно такъ и должно… Никто больше ужъ не сидитъ на мст… Мечутся, какъ угорлые, и сами не знаютъ зачмъ… И лошадки не нужны ужъ стали: стальныхъ коней себ завели… А разв можетъ глупая машина равняться съ умнымъ живымъ рысакомъ?.. Эхъ-ма, на что только это все стало похоже? Чисто бснованіе какое-то напало на людей…
— Да,— съ кислой миной подхватила Джессика, убиравшая у старика въ комнат,— только вс и знаютъ шмыгать на колесахъ да зря бросать деньги.

III.

Одно время Бертъ такъ былъ поглощенъ прелестями моторнаго колеса, что совсмъ не обращалъ вниманія на то, что вчно стремящееся впередъ человчество стало рваться въ новую область для умноженія способовъ сношеній,— въ воздушную. Онъ не замчалъ, что моторное колесо, такъ же точно, какъ и предшествовавшее ему велосипедное, начинаетъ ужъ длаться обыкновеннымъ явленіемъ, потерявшимъ прелесть новизны, и люди ищутъ чего-нибудь боле интереснаго. Раньше другихъ замтилъ это Томъ, привыкшій наблюдать небо, отыскивая на немъ признаки погоды, имвшей большое значеніе для его дла. Близость Бенъ-Хильскаго газоваго завода и Хрустальнаго дворца, съ площадокъ передъ которыми постоянно длались подъемы воздушныхъ шаровъ, и забрасываніе его огорода пескомъ при спускахъ,— все это, вмст взятое, заставило его понять, что жажда новаго, которою болютъ люди, потянула ихъ уже и на воздухъ. И дйствительно, на глазахъ Тома начинался первый натискъ на воздушную область.
Бертъ и его хозяинъ или, скоре, товарищъ, Гребъ, въ первый разъ узнали объ этомъ въ ночномъ кабачк, потомъ эту новость подтвердилъ имъ кинематографъ: затмъ фантазія Берта была воспламенена новымъ, дешевымъ, изданіемъ классическаго труда объ аэронавтик мистера Джорджа Гриффиса, озаглавленнаго: ‘Пловецъ въ облакахъ’. Такимъ образомъ интересъ обоихъ молодыхъ людей, отличавшихся замчательнымъ единодушіемъ, былъ возбужденъ до послдней степени.
Количество воздушныхъ шаровъ увеличивалось съ изумительною быстротою. Не только по субботамъ, но и по средамъ — одного дня въ недлю оказалось уже мало для любителей новаго спорта — эти огромные пузыри стали витать надъ Бенъ-Хиллемъ. Въ одинъ изъ этихъ дней Бертъ, несшійся на своемъ мотор въ Кройдонъ, вынужденъ былъ остановиться передъ Хрустальнымъ дворцомъ, на площади, гд собралась огромная толпа, слдившая за подъемомъ необычайно большого шара особой формы. Не имя возможности ни объхать эту толпу, ни пробраться черезъ нее, Бертъ остановилъ своего стального коня, слзъ съ него и вмст съ другими принялся наблюдать за подъемомъ шара. Это сооруженіе походило на колоссальную клинообразную подушку съ перегнутымъ угломъ. Подъ подушкой была прикрплена сравнительно небольшая машина съ быстро вращавшимся винтомъ спереди и чмъ-то въ род парусиннаго руля сзади. На этой машин сидлъ человкъ. Наполненный газомъ цилиндръ, т.-е. самый ‘шаръ’, словно нехотя тащился немного въ бокъ за увлекавшей его машиною. Сложное чудовище медленно поднялось въ воздухъ и, повинуясь движенію руля, плавно понеслось на югъ, къ цпи холмовъ, затмъ повернулось и направилось обратно къ Хрустальному дворцу, гд благополучно и спустилось на землю.
Съ этого дня послдовалъ безконечный рядъ новыхъ явленій въ воздух, начиная съ цилиндровъ всевозможныхъ размровъ и окрасокъ, конусовъ, грушевидныхъ чудовищъ и кончая ослпительно сверкавшимъ алюминіевымъ сооруженіемъ, которое Гребъ, въ смутномъ представленіи о панцирныхъ броняхъ, склоненъ былъ принять за воздушный военный корабль.
Вообще увлеченіе аэронавтикою все росло и росло, такъ что въ одинъ прекрасный день Бертъ нарисовалъ на тоненькой дощечк слдующую надпись: ‘Починка и подновленіе аэроплановъ’ и выставилъ эту дощечку въ окн мастерской своего хозяина. Сдлавъ это, онъ, однако, немного усомнился въ возможности выполненія того, за что они съ Гребомъ брались: вдь аэропланъ — не велосипедъ, хотя бы и моторный. Но слыша со всхъ сторонъ одобреніе своей предпріимчивости, онъ живо успокоился, утшивъ себя тмъ, что для того, кто уметъ обращаться съ машинами, летающими по земл, ничего не значатъ и воздушныя.
Повсюду, даже въ самыхъ укромныхъ уголкахъ Лондона со всми его обширными предмстьями, только и шла рчь о летаніи по воздуху. Изъ всхъ устъ только и слышалось: ‘Къ тому идемъ, задумалъ человкъ летать тамъ, наверху, надъ облаками, ну и будетъ летать’. Однако дло все-таки не клеилось. Летать-то летали понемножку, слдуя принципу, чтобы машина была тяжеле воздуха, но очень ужъ много было при этомъ катастрофъ: то съ машиною не ладилось, то самъ аэронавтъ что-нибудь не такъ сдлалъ, и т. д. Иногда снарядъ благополучно совершитъ взадъ и впередъ полетъ въ нсколько миль, понадются на него, а онъ въ слдующій разъ возьметъ да и кувыркнется. Во всхъ этихъ воздушныхъ сооруженіяхъ не было необходимой устойчивости: они кувыркались и отъ напора втра, и отъ дйствія воздушныхъ теченій надъ землею, и отъ несвоевременно промелькнувшей въ голов аэронавта мысли, отвлекшей его вниманіе, и даже такъ, безъ всякой видимой причины, словно по прихоти.
— Да, аэропланамъ не хватаетъ именно устойчивости,— говорилъ Гребъ, повторяя слова своей газеты:— кувыркаются да кувыркаются и именно тогда, когда никто этого и не ожидаетъ, вполн уврившись въ нихъ.
Посл двухъ лтъ всевозможныхъ опытовъ, по большей части оканчивавшихся очень плачевно, общество охладло къ аэронавтик, сочтя ее неразршимою задачей. Положимъ, нсколько времени еще продолжалось ‘поднятіе’ съ луговины Хрустальнаго дворца въ обыкновенныхъ шарахъ, и огороды попрежнему исправно засыпались пескомъ, но насчетъ ‘летанія’ замолчали.
Такъ прошло цлыхъ шесть лтъ, и Тому стало казаться, что скоро окончится баловство съ шарами. Вдругъ на смну имъ явилось увлеченіе однорельсовою желзною дорогою, это тоже угрожало мирнымъ жителямъ лондонскихъ пригородовъ многими неудобствами и опасностями.
Объ однорельсовой дорог говорилось уже и раньше, но восторжествовала эта новинка лишь въ 1907 году, когда мистеръ Бреннанъ, членъ Королевскаго общества, представилъ изумленной публик модель своего гироскопическаго вагона. Обширное помщеніе, предоставленное въ распоряженіе мистера Бреннана, оказалось тснымъ для огромной массы нахлынувшей публики, желавшей присутствовать при демонстраціи новаго сногсшибательнаго изобртенія. Храбрые военные, знаменитые проповдники, прославленные писатели, разряженныя дамы изъ высшаго круга,— вся эта пестрая толпа чуть не лзла на головы другъ другу, чтобы хоть однимъ глазкомъ уловить новое чудо, и считала себя счастливой, когда, вернувшись домой, могла похвалиться, что видла гироскопическій вагонъ, ‘открывающій новую эру въ области путей сообщенія’.
Великій изобртатель очень убдительно (хотя его было слышно только въ ближайшихъ къ нему рядахъ) доказывалъ пользу своего изобртенія и заставлялъ свою маленькую модель послушно подниматься вверхъ и внизъ по гнувшимся проволочнымъ канатамъ. Моделька съ головокружительной быстротою носилась на своихъ двухъ, помщенныхъ сзади, колесахъ по одному рельсу, ловко огибала крутые повороты, поворачивалась, останавливалась, снова неслась впередъ — и все это безъ малйшей задержки, безъ малйшаго уклоненія, въ полномъ равновсіи. Каждый ея поворотъ сопровождался громомъ рукоплесканій и гуломъ восторженныхъ одобреній зрителей. Въ отдльныхъ группахъ публики поднялся оживленный обмнъ мыслей насчетъ удовольствія пронестись въ такомъ вагон надъ какой-нибудь зіяющей пропастью. Слышались восклицанія: ‘А вдругъ гироскопъ остановится!’ Но очень немногіе угадывали и десятую долю тхъ перемнъ и послдствій, какія должна была произвести во всемъ мір однорельсовая желзная дорога по систем Бреннана.
Вполн это было понято лишь нсколько лтъ спустя. Вскор же посл проведенія первыхъ однорельсовыхъ желзнодорожныхъ путей никто больше не находилъ ничего особеннаго въ шныряніи надъ бездною въ ‘гироскопахъ’, и этотъ способъ передвиженія вытснилъ вс остальные механическіе способы. Гд еще была недорога земля, тамъ рельсъ прокладывался по земл, а гд она была дорога, рельсъ поднимался на столбы. Скоро легкіе и быстроходные ‘гироскопы’ стали мчаться во вс стороны, заставляя бросать прежнія дорого стоившія и громоздкія сооруженія обыкновенной желзной дороги.
Когда старый Смолуэйсъ умеръ, Томъ вздохнулъ и сказалъ: ‘Да, во времена молодости отца на свт ничего не было высокаго, кром дымовыхъ трубъ на крышахъ: ни одного телеграфнаго провода, ни одного проволочнаго канатика въ воздух, ничего такого’.
Зато теперь старика несли въ могилу подъ цлой, тсно переплетенной стью всевозможныхъ проводовъ, Бенъ-Хилль теперь сдлался узловымъ пунктомъ обслуживавшей предмстья однорельсовой дороги. Кром того, въ немъ почти каждый домъ имлъ свой телефонъ.
Массивныя желзныя, выкрашенныя ярко-зеленою краскою, сооруженія для воздушной однорельсовой дороги скоро сдлались однимъ изъ наиболе видныхъ украшеній городскихъ улицъ. Одно такое сооруженіе какъ разъ высилось передъ домомъ Тома и окончательно подавляло своимъ величіемъ этотъ домикъ. Второе пришлось на томъ конц сада Смолуэйса, гд все еще красовалась доска съ объявленіемъ объ его распродаж подъ постройки и пестрли два новыхъ объявленія — одно съ восхваленіемъ ‘чудодйственнаго средства для укрпленія расшатанныхъ нервовъ’, а другое — съ изображеніемъ ‘самыхъ дешевыхъ въ мір’ карманныхъ часовъ, въ два съ половиною шиллинга за штуку. День и ночь мчались надъ домомъ Тома длинные, широкіе и комфортабельные вагоны, сіявшіе въ темнот цлымъ моремъ свта. Это было для обывателей улицы нчто въ род безпрерывной ночной молніеносной грозы, которая сначала никому не давала уснуть, пока къ ней не привыкли, какъ и ко многому другому.
Наконецъ однорельсовая дорога была переброшена и черезъ Ламаншъ, по длинному ряду массивныхъ желзныхъ столбовъ, вышиною съ башню Эйфеля. Особенно высоки они были на середин Канала, гд проходили пароходы Лондоно-Антверпенской и Гамбурго-Американской линій.
Вмст съ тмъ по этой дорог стали проноситься и товарные вагоны, что заставило Берта глубоко призадуматься относительно чудовищной быстроты прогресса, за которымъ ему, при всемъ его желаніи, не было никакой возможности угнаться.
Вс эти новинки въ области передвиженія, разумется, захватили вниманіе общества, которое, однако, вскор было отвлечено въ сторону поразительнаго открытія миссъ Патричіей Гидди золотоносныхъ жилъ у побережья Англіи. Миссъ Гидди окончила Лондонскій университетъ, блестяще сдавъ экзаменъ по минералогіи и геологіи. Занявшись писаніемъ диссертаціи на тему золотоносныхъ утесовъ свернаго Уэльса, она вдругъ наткнулась на мысль, что, быть-можетъ, золото находится и въ подводныхъ частяхъ этихъ утесовъ. Желая удостовриться въ врности своей догадки, она, не долго думая, воспользовалась недавно изобртенною докторомъ Альберто Кассини подводною лодкою и отправилась въ ней производить свои изслдованія. И она не ошиблась. Со свойственной женскому генію смсью сообразительности и инстинктивнаго чутья, энергичной ученой удалось въ первый же приступъ отыскать золото и, посл едва трехчасового нырянія въ мор у подножія утеса, она подняла наверхъ около двухъ центнеровъ золотоносной руды съ небывалымъ процентнымъ содержаніемъ 17 унцій на тонну. Однако, какъ ни интересна исторія этого открытія, мы откладываемъ ея описаніе до другого раза, ограничившись пока замчаніемъ, что открытіе миссъ Гидди произвело большую сенсацію.
Между тмъ сильное вздорожаніе всхъ продуктовъ, рабочихъ рукъ и вообще всего обихода жизни, различныя спекуляціи и тому подобныя экономическія и финансовыя осложненія нсколько времени мшали оживленію интереса къ воздухоплаванію.

IV.

Возрожденіе этого интереса началось какъ-то вдругъ и притомъ съ такою силою, что сразу охватило весь міръ. Оно нагрянуло какъ буря въ солнечный день, съ утра отличавшійся полною тишиною. О воздухоплаваніи снова всюду заговорили съ такимъ видомъ, точно никто ни на минуту не забывалъ объ этой тем. Въ газетахъ снова появились замтки и запестрли рисунки съ изображеніями различнаго рода летательныхъ приборовъ во всхъ видахъ и положеніяхъ. Страницы серьезной періодической печати снова наполнялись научно-популярными статьями объ аэронавтик и опытахъ съ новыми машинами и т. п. Въ поздахъ однорельсовыхъ дорогъ то и дло слышался вопросъ: ‘Да когда же мы, наконецъ, будемъ летать по воздуху безъ всякихъ связей съ землею’? Новые изобртатели являлись сразу цлыми десятками, словно грибы посл хорошаго дождя. Аэроклубъ объявилъ о своемъ намреніи устроить большую аэронавтическую выставку на обширномъ участк земли, только что освобожденномъ изъ-подъ загромождавшихъ его уайтчапельскихъ бараковъ.
Нахлынувшая волна вскор вызвала соотвтствующей силы всплескъ и въ мастерской Греба. Онъ гд-то раздобылъ попорченную летательную машину, кое-какъ привелъ ее въ состояніе, похожее на исправное, и попытался устроить на ней полетъ. Но попытка его окончилась тмъ, что онъ разбилъ въ сосдней цвточной торговл нсколько рамъ и повредилъ десятка два растеній: это повлекло за собой большую непріятность съ сосдомъ.
И вотъ вдругъ неизвстно гд возникъ и съ быстротою молніи распространился упорный слухъ, что великая тайна открыта и проблема воздухоплаванія ршена. До Берта этотъ слухъ дошелъ въ трактир въ Нетфильд, куда молодой человкъ однажды вечеромъ попалъ на своемъ самокат. На скамейк, подъ окномъ трактира, сидлъ одтый въ хаки солдатъ-саперъ и съ задумчивымъ видомъ курилъ трубку. Солдатъ заинтересовался моторомъ Берга. Разговорились. Основательно обсудивъ достоинства велосипеда, который, кстати замтить, своимъ восьмилтнимъ существованіемъ представлялъ нкотораго рода устойчивость въ т измнчивые дни, солдатъ сказалъ:
— Да это что! Всмъ начинаетъ ужъ надодать глотать пыль по дорогамъ. То ли дло аэропланъ.
— Объ этомъ давно ужъ болтаютъ, да все зря,— замтилъ Бертъ.
— Нтъ, не зря!— подхватилъ саперъ.— Напротивъ, вполн серьезно.
— Ну, да, какъ же! Когда увижу самъ, тогда и поврю. Не въ первый разъ обманываютъ…
— Увряю васъ, что на этотъ разъ безъ всякаго обмана… Я собственными глазами видлъ, какъ летаютъ во всхъ направленіяхъ,— уврялъ солдатъ.
— Видлъ и я,— говорилъ Бертъ:— полетятъ-полетятъ да и кувырнутся. Очевидно, не могутъ еще управлять…
— А я вамъ говорю, что я видлъ такую машину, которая идетъ куда ее заставятъ, даже противъ втра,— перебилъ солдатъ.— И очень легко управлять ею: повинуется, какъ по команд.
— Этого быть не можетъ! Ничего подобнаго вы не могли видть. Ни одна машина не можетъ итти противъ втра,— упорствовалъ Бертъ.
— А я все-таки видлъ и не дальше, какъ въ Альдершот,— уврялъ солдатъ.— Они тамъ таятся, молчатъ о своемъ успх, но шила въ мшк не утаишь. Дло ршено на чистоту, и наше военное министерство на этотъ разъ не упуститъ своего, будьте покойны.
Сомннія Берта поколебались. Онъ засыпалъ сапера потокомъ вопросовъ, и тотъ становился все словоохотливе и откровенне.
— Въ Альдершот,— продолжалъ онъ,— есть такая низинка, на которой длаютъ опыты. Оградились плетнемъ изъ колючей проволоки въ десять футовъ вышиною, и возятся тамъ. Заглянешь къ нимъ туда и кое-что подсмотришь потихоньку. Многіе ужъ подмтили, да не только наши — это куда бы еще ни шло,— но и нмцамъ стало извстно… пронюхали даже японцы. Должно-быть, ихніе шпіоны… они вдь такъ у насъ и шныря
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека