Невидимка
Диковинный романъ Уэлльса
Съ англійскаго переводъ О. М. СОЛОВЬЕВОЙ
Изданіе редакціи ‘Новаго Журнала Иностранной Литературы’
С.-ПЕТЕРБУРГЪ
Типографія А. С. Суворина, Эртелевъ пер., д. 13.
1901
Незнакомецъ появился въ начал февраля. День былъ совсмъ зимній — пронзительный втеръ и вьюга — послдняя въ году.
Онъ пришелъ черезъ дюны, пшкомъ съ Брамбльгорстской станціи, плотно укутанный съ головы до ногъ, и принесъ въ рукахъ, на которыхъ били толстыя перчатки, маленькій черный саквояжъ. Изъ-подъ полей его мягкой пуховой шляпы, надвинутой на глаза, не было видно ровно ничего, кром блестящаго кончика его носа, снгъ завалилъ ему грудь и плечи и увнчивалъ блымъ гребнемъ его саквояжъ. Полуживой приплелся онъ въ гостиницу ‘Повозка и лошадь’ и сбросилъ на полъ свою ношу.
— Затопите каминъ, ради самого Бога,— крикнулъ онъ,— дайте мн комнату и затопите!
Онъ отряхнулъ съ себя снгъ въ общей зал, пошаркалъ ногами и, отправившись въ пріемную вслдъ за хозяйкой, мистрессъ Галль, условился съ нею насчетъ платы, бросилъ на столъ два соверена впередъ н безъ дальнйшихъ околичностей водворился въ гостиниц.
Мистрессъ Галль затопила каминъ и покинула гостя, чтобы собственноручно состряпать ему завтракъ. Прізжій въ Айпинг зимою, да еще постоялецъ отнюдь не прижимистый — счастіе неслыханное, и мистрессъ Галль ршила доказать, что она его заслуживаетъ.
Когда ветчина была почти готова, и Милли, лимфатической помощниц мистрессъ Галлъ, придано нчто въ род расторопности посредствомъ немногихъ, но мткихъ выраженій презрнія, хозяйка снесла скатерть, тарелки и стаканы въ пріемную и начала съ возможно большей пышностью накрывать ка столъ. Хотя каминъ топился очень жарко, гость, къ ея удивленію, такъ и остался въ пальто и шляп и, стоя къ пей спиною, смотрлъ въ окно на валившій на двор свтъ.
Руки его въ перчаткахъ были заложены назадъ, и онъ казался погруженнымъ въ глубокую задумчивость. Мистрессъ Галль замтила, что остатки снга таяли у него на плечахъ и вода капала на ея коверъ.
— Не угодно ли, я возьму вашу шляпу и пальто, сэръ, — спросила она,— и хорошенько просушу ихъ на кухн?
— Нтъ, — отвчалъ прізжій, не оборачиваясь.
Мистрессъ Галль, думая, что онъ, можетъ быть, не разслышалъ вопроса, хотла было повторить его. Но незнакомецъ обернулъ голову и взглянулъ на нее черезъ плечо.
— Я предпочитаю остаться какъ есть,— сказалъ онъ съ разстановкой, и мистрессъ Галль впервые замтила его большіе синіе очки съ выпуклыми стеклами и взъерошенные бакенбарды, выбивавшіеся изъ-за воротника пальто и совершенно закрывавшіе лицо и щеки.
— Это какъ вамъ будетъ угодно,— сказала она,— какъ вамъ будетъ угодно. Въ комнат скоро нагрется, сэръ.
Онъ не отвчалъ и снова отвернулся, а мистрессъ Галль, почувствовавъ несвоевременность своихъ попытокъ завязать разговоръ, разставила остальную посуду быстрымъ staccato и шмыгнула вонъ изъ комнаты. Когда она вернулась, прізжій стоялъ все на томъ же мст неподвижно, какъ истуканъ, сгорбившись и поднявъ воротникъ пальто, а поля нахлобученной шляпы, съ которыхъ капалъ растаявшій снгъ, все такъ же вплотную закрывали его лицо и уши.
Хозяйка съ азартомъ поставила на столъ ветчину и яйца и доложила, сильно возвышая голосъ:
— Завтракъ готовъ, сэръ, пожалуйте.
— Благодарю,— поспшно отозвался прізжій, но тронулся съ мста только тогда, когда она уже затворяла за собою дверь, тутъ онъ быстро обернулся и почти бросился къ столу.
Проходя черезъ буфетъ въ кухню, мистрессъ Галль услышала тамъ повторявшійся съ равными промежутками звукъ. Чиркъ, чиркъ, чиркъ — доносилось мрное позвякиванье ложки, которою что-то размшивали.
— Ужъ эта мн двчонка!— проговорила про себя мистрессъ Галль. А у меня-то и изъ головы вонъ! Этакая копунья, право!
И, собственноручно оканчивая затираніе горчицы, она наградила Милли нсколькими словесными щелчками за чрезвычайную медлительность. Пока сама она, хозяйка, состряпала ветчину и яйца, накрыла на столъ и все устроила, Милли (ужъ и помощница, нечего сказать!) успла только опоздать съ горчицей! А еще гость-то совсмъ новый и собирается пожить! Тутъ мистрессъ Галль наполнила банку горчицей, не безъ торжественности, поставивъ ее на черный съ золотомъ подносъ, понесла въ гостиную.
Она постучалась и вошла тотчасъ. Незнакомецъ при ея вход сдлалъ быстрое движеніе, точно искалъ чего-нибудь на полу, и ей только мелькнулъ какой-то блый предметъ, исчезающій подъ столомъ. Мистрессъ Галль крпко стукнула горчичной банкой, ставя ее на столъ, и тутъ же замтила, что пальто и шляпа сняты и лежатъ на стул передъ каминамъ, а пара мокрыхъ сапогъ грозитъ ржавчиной стальной ршетк ея камина. Она ршительно направилась къ этимъ предметамъ.
— Теперь ужъ, я думаю, можно и просушить ихъ?— спросила она тономъ, не терпящимъ возраженій.
— Шляпу оставьте,— отвчалъ поститель задушеннымъ голосомъ, и, обернувшись, мистрессъ Галль увидла, что онъ поднялъ голову, сидитъ и смотритъ на нее.
Съ минуту она простояла молча, глядя на него, до того пораженная, что не могла вымолвить ни слова.
Передъ нижней частью лица — чмъ и объяснялся его задавленный голосъ — онъ держалъ какую-то блую тряпицу, это была привезенная имъ съ собою салфетка, ни рта, ни челюстей не было видно вовсе. Но не это поразило мистрессъ Галль: весь его лобъ, вплоть до темныхъ очковъ, былъ плотно замотанъ блымъ бинтомъ, другой бинтъ закрывалъ уши, и изъ всего лица не было видно ровно ничего, кром остраго, розоваго носа. Румяный, яркій носъ лоснился попрежнему. Одтъ былъ прізжій господинъ въ коричневую бархатную куртку съ высокимъ, чернымъ поднятымъ вокругъ шеи воротникомъ на полотняной подкладк. Густые, черные волосы, выбиваясь, какъ попало, изъ-подъ перескавшихъ другъ друга бинтовъ, торчали удивительными вихрами и рожками и придавали своему обладателю самый странный видъ. Эта увязанная и забинтованная голова такъ мало походила на то, чего ожидала мистрессъ Галль, что на минуту она просто окаменла на мст.
Прізжій не отнялъ лица салфетки и продолжалъ придерживать ее обтянутою коричневой перчаткой рукою и смотрть на хозяйку своими непроницаемыми, слпыми очками.
— Шляпу оставьте,— повторилъ онъ изъ-за салфетки.
Нервы мистрессъ Галль начали понемногу успокаиваться. Она положила шляпу на прежнее мсто передъ каминомъ.
— Я не знала, сэръ,— начала она,— право, не знала, что…— и запнулась въ замшательств.
— Благодарю,— сказалъ онъ сухо, поглядывая то на мистрессъ Галль, то на дверь.
— Такъ я сейчасъ же прикажу хорошенько ихъ просушить, сэръ,— сказала мистрессъ Галль и понесла платье изъ комнаты.
На порог она оглянулась было на забинтованную голову и выпученные слпые очки, но незнакомецъ продолжалъ закрывать лицо салфеткой. Съ легкимъ содроганіемъ затворила она за собой дверь, и на лиц ея выразилось недоумніе и смущеніе.
— Батюшки-свты!— шептала она про себя,— ну и дла!
Она совсмъ тихонько пошла въ кухню, до такой степени занятая своими мыслями, что даже не справлялась, что еще набдокурила Милли въ ея отсутствіе.
А прізжій посл ея ухода все еще сидлъ попрежнему и прислушивался къ ея удаляющимся шагамъ. Онъ вопросительно взглянулъ на окно и потомъ уже отнялъ отъ лица салфетку и продолжалъ прерванный завтракъ. Полъ немножко и опять подозрительно оглянулся на окно, полъ еще чуть-чуть, всталъ, придерживая рукою салфетку, подошелъ къ окну и спустилъ штору до блой кисеи, которой были завшены нижнія стекла. Комната погрузилась въ полумракъ. Незнакомецъ, повидимому, успокоенный, вернулся къ столу и завтраку.
‘Бдняга. Врно, съ нимъ былъ какой-нибудь несчастный случай, или операція, или еще что-нибудь’, размышляла мистрессъ Галль. ‘Задали же мн страху эти бинты, ну ихъ совсмъ!’
Подложимъ въ печь углей, она развернула козлы для платья и разложила на нихъ пальто прізжаго. ‘А наглазники-то! Вотъ ни датъ, ни взятъ, водолазный шлемъ, а не то, что человчье существо!’ Она развсила шарфъ на углу козелъ. ‘И все-то время, какъ есть, закрывши ротъ платкомъ, и говоритъ-то сквозь платокъ! Да у него и ротъ-то, того гляди, изуродованъ, что жъ, мудренаго мало.’
Тутъ мистрессъ Галль обернулась, какъ будто что-то вспомнила, и мысли ея сразу приняли совсмъ иной оборотъ.
— Господи Іисусе Христе! Неужели все еще копаешься съ блинчиками, Милли?
Когда мистрессъ Галль пришла собирать со стола, она еще боле убдилась, что несчастный случай, котораго, по ея догадкамъ, сталъ жертвой ея постоялецъ, изуродовалъ ему ротъ. Постоялецъ на этотъ разъ курилъ трубку, но во все время, пока мистроссъ Галль пробыла въ комнат, онъ ни разу не взялъ въ ротъ чубука, для чего ему пришлось бы сдвинуть шелковую повязку, скрывавшую нижнюю часть лица, и поступалъ онъ такъ, очевидно, не изъ разсянности, потому что нсколько разъ поглядывалъ на подергивавшійся пепломъ табакъ. Сидя въ уголк, спиною къ занавшенному окну, согрвшійся и сытый, онъ заговорилъ теперь съ меньшею раздражительной краткостью, чмъ прежде. Огромные очки въ красноватомъ блеск камина какъ будто ожили.
— У меня есть багажъ на Брамльгорстской станціи,— сообщилъ онъ, сталъ разспрашивать хозяйку о способахъ его оттуда получить и совсмъ вжливо кивнулъ своей забинтованной головой въ знакъ благодарности за полученныя разъясненія.
— Завтра?— переспросилъ онъ. А нельзя ли раньше?
Отрицательный отвтъ, казалось, огорчилъ его.
— Вы уврены, что нельзя? Никого нтъ такого, кого можно было бы послать на станцію съ подводой?
Мистрессъ Галль весьма охотно отвчала на вс вопросы и не преминула завязать разговоръ.
— По дюнамъ дорога крутая, сэръ,— сказала она по поводу вопроса о подвод и поспшила воспользоваться представлявшимся случаемъ: — на самой этой дорог, съ годъ этакъ назадъ, опрокинулась телга. И джентльменъ былъ убить, да и кучеръ тоже. Долго ли до бды, сэръ! Несчастію случиться — одна минута, сэръ, не правда ли!
Но постояльца не такъ-то легко было вовлечь въ откровенности.
— Правда,— отвчалъ онъ сквозь шарфъ, спокойно гляди на нее своими непроницаемыми очками.
— Случаются-то они скоро, а вотъ поправляться посл нихъ — долгонько, сэръ, не такъ ли! Вотъ хоть бы мой племянникъ Томъ, и всего-то, порзалъ руку косой — споткнулся на нее на пол, а поврите ли?— три мсяца не снималъ бинтовъ! Чудеса, да и только. Съ тхъ поръ я и глядть-то боюсь на косу, сэръ.
— Понятное дло,— отвчалъ гость.
— Одно время мы даже опасались, какъ бы не пришлось длать ему операціи. Ужъ очень плохъ былъ, сэръ.
Гость вдругъ расхохотался и хохотъ этотъ, похожій на лай, какъ будто сейчасъ же закусилъ и убилъ въ своей глотк.
— Такъ плохъ былъ?— спросилъ онъ.
— Плохъ, сэръ. И тмъ, кто ходилъ за нимъ, скажу и вамъ, было не до смху. А ходила-то за нимъ я, у сестры много дла съ меньшими ребятами. И забинтовывать приходилось и разбинтовывать. Такъ что, смю сказать, сэръ…
— Дайте мн, пожалуйста, спичекъ,— прервалъ гость довольно рзко,— у меня трубка погасла.
Мистрессъ Галль вдругъ осклась. Конечно, грубо было съ его стороны такъ обрывать ее посл того, что она ему сейчасъ она ему сейчасъ говорила, она посмотрла на него съ минуту, разинувъ ротъ, но вспомнила два соверена и пошла за спичками,
— Благодарствуйте,— сказалъ онъ кратко, когда она поставила спички на столъ, обернулся спиною и опять началъ смотрть въ окно.
Операціи и бинты были, очевидно, предметомъ, къ которому онъ относился крайне чувствительно. А мистрессъ Галль, въ конц концовъ, такъ и не ‘посмела сказать’. Обидная выходка незнакомца раздражила ее и Милли въ тотъ день досталось изрядно.
Гость просидлъ въ пріемной до четырехъ часовъ и не подумалъ извиниться въ своемъ безцеремонномъ вторженіи. Онъ велъ себя все время очень тихо, должно быть, курилъ въ сумеркахъ передъ каминомъ или дремалъ.
Разъ или два до любопытнаго слуха могла бы донестись его возня у корзины съ углями, да минуть пять раздавались шаги взадъ и впередъ по комнат. Онъ какъ будто говорилъ что-то самъ съ собой. Потомъ кресло скрипнуло: онъ слъ снова.
II.
Первыя впечатлнія мистера Тедди Генфрея.
Въ четыре часа, когда уже почти совсмъ стемнло, и мистрессъ Галль собиралась съ духомъ, чтобы пойти спросить прізжаго, не хочетъ ли онъ чаю, въ буфетъ пошелъ часовщикъ Тедди Генфрей.
— Что за погода, батюшки вы мои! проговорилъ онъ,— а я-то въ легкихъ сапогахъ!
Снгъ въ это время пошелъ сильне. Мистрессъ Галль согласилась, что погода ужасная, и замтила, что Тедди Генфрей принесъ свой мшокъ.
— Разъ вы уже тутъ, мистеръ Тедди, сказала они, очень было бы кстати, кабы вы взглянули, что такое со старыми часами въ гостиной. Идутъ-то они идутъ и бьютъ отлично, да вотъ только часовая стрлка стоить себ на шести и ни съ мста.
Мистрессъ Галль подошла къ двери гостиной, постучалась и вошла. Прізжій сидлъ въ кресл, у камина, забинтованная голова его свсилась на сторону,— повидимому, онъ дремалъ.
Комната освщалась только алымъ отблескомъ камина. Мистрессъ Галль, еще ослпленной свтомъ лампы, которую она только что зажгла въ буфет, тутъ показалось что-то очень темно, красно и хаотично, ей вдругъ почудилось, что у человка, на котораго она смотрла, огромный, широко открытый ротъ, гигантская невроятная пасть, поглощавшая всю нижнюю часть его лица Впечатлніе длилось всего минуту: забинтованная голова, чудовищные, торчащіе глаза и зіяющая пасть подъ ними.
Онъ пошевелился, вскочилъ и поднялъ руку. Мистрессъ Галль отворила дверь настежь и при снг, ворвавшемся въ комнату, увидала незнакомца ясне: онъ былъ какъ прежде, только вмсто салфетки придерживалъ улица шарфъ.
‘Какую, однако, штуку сыграла со мною тни отъ камина!’ подумала она и, оправившись отъ своего мимолетнаго испуга, спросила:
— Васъ не обезпокоитъ, сэръ, если тутъ одинъ человкъ придетъ посмотрть часы?
— Посмотрть часы?— повторилъ онъ, сонно озираясь по сторонамъ, затмъ, проснулся окончательно и прибавилъ:— Пускай себ посмотритъ,— всталъ и потянулся.
Мистрессъ Галль пошла за лампой и, когда принесла ее, вошедшій за ней слдомъ Тедди Генфрей очутился лицомъ къ лицу съ забинтованнымъ господиномъ, что порядочно его огорошило, какъ онъ разсказывалъ впослдствіи.
— Добрый вечеръ,— сказалъ незнакомецъ и ‘уставился на меня какъ какой-нибудь морской ракъ’, сообщалъ потомъ мистеръ Генфрей, очевидно, сильно озадаченный темными очками.
— Надюсь, я не мшаю вамъ?— спросилъ мистеръ Генфрей.
— Нисколько,— отвчалъ тотъ. Хотя я считаю, впрочемъ, что комната эта моя,— добавилъ онъ, обращаясь къ мистрессъ Галль,— и предназначается исключительно для личнаго моего употребленія.
— Я думала, сэръ, что вамъ можетъ быть удобне, если часы…
— Конечно, конечно. Я только предпочитаю вообще, чтобы ко мн не входили и не мшали мн.
Незнакомецъ обернулся спиною къ камину и сложилъ за спиною руки.
— А потомъ, когда часы будутъ починены,— сказалъ онъ,— я попросилъ бы чаю. Но не прежде, чмъ будутъ починены часы.
Мистрессъ Галль уже собралась было уйти, она не имла на этотъ разъ никакихъ поползновеній вступать въ разговоръ, такъ какъ не желала получатъ щелчки въ присутствіи мистера Генфрея, но прізжій самъ остановилъ ее вопросомъ, не сдлала ли она какихъ распоряженій относительно багажа въ Брамбльгорст, на что она и отвтила ему, что уже переговорила съ почтальономъ, и артельщикъ доставить багажъ завтра утромъ.
— И, наврное, раньше нельзя?
Мистрессъ Галль съ замтной холодностью подтвердила свои слова.
— Слдуетъ объяснить вамъ то, чего я не могъ объяснятъ раньше, потому что слишкомъ усталъ и озябъ. Я занимаюсь экспериментальной химіей.
— Вотъ что, сэръ!— проговорила мистрессъ Галль, на которую новость произвела сильное впечатлніе.
— И въ багаж у меня аппараты и снадобья.
— Вещи очень полезныя, сэръ,— сказала мистрессъ Галль.
— Мн, само собой разумется, хочется поскоре приняться за занятія.
— Разумется, сэръ.
— Въ Айпингъ я пріхалъ потому,— продолжалъ онъ съ разстановкой,— потому что искалъ одиночества. Мн хочется, чтобы мн не мшали работать. Кром занятій, еще бывшій со мной несчастный случай…
— Такъ я и думала,— сказала про себя мистрессъ Галль.
— Требуетъ нкотораго уединенія. У меня такъ слабы глаза и такъ болятъ иногда, что приходится сидть въ комнат цлыми часами, запираться въ темной комнат. Иногда, но не постоянно. Не теперь, конечно. Когда это длается,— малйшее безпокойство, то, что кто-нибудь войдетъ въ комнату, ужасно для меня мучительно. Все это не лишне принять къ сведенію.
— Конечно, сэръ, сказала мистрессъ Галль. Осмлюсь спросить васъ, сэръ…
— Вотъ, кажется, и все,— отрзалъ незнакомецъ съ той спокойной и непреклонной окончательностью, на которую былъ такой мастеръ.
Мистрессъ Галль приберегла свои вопросы и сочувствіе до боле удобнаго случая.
Посл ея ухода незнакомецъ продолжалъ стоять у камина и,— по выраженію Тедди Генфрея,— ‘пялить свои страшныя буркалы на починку часовъ’. Мистеръ Генфрей работалъ подъ самой лампой, и зеленый абажуръ бросалъ яркій свтъ на его руки, колесики и раму часовъ, оставляя въ тни всю остальную комнату.
Когда онъ поднялъ глаза, передъ ними плавали пестрыя пятна. Мистеръ Генфрей былъ отъ природы любопытенъ и развинтилъ часы, въ чемъ не было никакой надобности, исключительно для того, чтобы протянуть время, а, можетъ быть, и разговориться съ незнакомцемъ. Но незнакомецъ стоялъ передъ нимъ совершенно неподвижно и молча, — такъ неподвижно, что это начало, наконецъ, дйствовать на нервы мистера Генфрея. Ему все чудилось, что онъ одинъ въ комнат, онъ поднялъ голову,— нтъ, вонъ она, туманная, срая, забинтованная голова, огромные, пристально выпученные темные очки и зеленоватыя пятна, цлой кучей плывущіе мимо. Все это показалось Генфрею такъ странно, что съ минуту оба джентльмена, точно застывшіе, одинаково неподвижно смотрли другъ на друга. Потомъ Генфрей снова опустилъ глаза. Пренеловкое положеніе! Хоть бы сказать что-нибудь! Не замтить ли, что на двор холодно не по сезону? Онъ поднялъ глаза, какъ бы прицливаясь передъ этимъ вступительнымъ выстрломъ.
— Погода…— началъ онъ.
— Что вы не кончаете и не уходите?— проговорилъ неподвижный образъ съ еле сдерживаемой яростью. Вамъ вдь только и нужно, что укрпить часовую стрлку на оси. Вы просто вздоръ какой-то длаете.
— Конечно, сэръ… Сейчасъ, сэръ, одну минуту. Я тутъ просмотрлъ было кое-что.
Мистеръ Гефрей кончилъ и ушелъ, но ушелъ чрезвычайно раздраженный.
— Чертъ знаетъ, что такое!— ворчалъ онъ про себя. Разв можно часамъ да безъ починки? А на тебя ужъ и глядть, что ли нельзя, уродъ этакій? И впрямь нельзя, должно статься. Ужъ очень ты увязанъ да обмотанъ, голубчикъ. Ужъ не полиція ли тебя разыскиваетъ?
На углу Тедди встртилъ Галля, недавно женившагося на хозяйк гостиницы ‘Повозка и лошади’ и отвозившаго случавшихся иногда пассажировъ на Сиддербриджскую станцію въ айпингскомъ омнибус. Теперь онъ какъ разъ возвращался со станціи и, судя по манер правитъ, очевидно, ‘задержался на минутку’ въ Сиддербридж.
— Здорово, Тедди!— крикнулъ онъ мимоходомъ.
— Чудной какой-то тамъ у васъ!— крикнулъ въ отвтъ Тедди.
Галль очень любезно остановилъ лошадей.
— Чего?— спросятъ онъ.
— Диковинный какой-то постоялецъ пріхалъ въ ‘Повозку и лошади’. Чудной какой-то, Богъ его знаетъ!
И Тедди яркими красками описалъ удивительнаго гостя мистрессъ Галль.
— Похоже, что переодтый онъ, вотъ что! Кабы у меня кто остановился, я бы полюбопытствовать перво-наперво, какая у него рожа,— продолжалъ Тедди. Да вдь бабы — народъ доврчивый, особенно насчетъ чужихъ. Онъ нанялъ у тебя комнату. Галль, и даже имени своего не сказалъ.
— Врешь?— воскликнулъ Галлъ, не отличавшійся быстротою соображенія.
— Право слово. Нанялъ на недлю. Каковъ онъ ни есть, а раньше недли ты отъ него не отдлаешься. А завтра, говоритъ, привезутъ ему багажъ. Дай Богъ, Галль, чтобъ въ сундукахъ-то не были камни.
И онъ разсказалъ Галлю, какъ его въ Гастингс надулъ прозжій съ пустыми сундуками, посл чего Галль пришелъ въ состояніе смутной подозрительности.
— Ну, старуха, поворачивайся!— крикнулъ онъ на лошадь. Надо все это оборудовать.
Тедди продолжалъ свой, значительно успокоенный.
Но, вмсто того, чтобы ‘все это оборудовать’, Галль по возвращеніи домой получилъ отъ жены порядочную трепку за то, что опоздалъ въ Сиддербридж, а на осторожныя свои разспросы — рзкіе и не идущіе къ длу отвты. И, тмъ не мене, смена подозрнія, посянныя въ душ Галля Генфреемъ, пустили тамъ ростки, не смотря на вс неблагопріятныя обстоятельства. ‘Бабы-то немного что смыслятъ’, говорилъ онъ про себя и ршилъ при первой возможности разузнать что-нибудь о гост. А потому какъ только гость ушелъ спать,— что случилось въ половин десятаго,— мистеръ Галль съ вызывающимъ видомъ вошелъ въ пріемную и сталъ пристально смотрть на мебель своей супруги, собственно затмъ, чтобы показать, что прізжій — тутъ не хозяинъ, съ презрніемъ окинулъ онъ взглядомъ страницу математическихъ вычисленій, забытую прізжимъ, и, отправляясь спать, наказалъ жен обратить особенное вниманіе на багажъ, который долженъ прибыть завтра утромъ.
— Не суйся не въ свое дло, Галль,— замтила на это мистрессъ Галль. Справятся и безъ тебя.
Она тмъ боле расположена была язвить Галля, что незнакомецъ и, дйствительно, былъ очень страннаго сорта человкъ, и сама она относилась къ нему съ большимъ сомнніемъ, Въ середин ночи она проснулась: ей снились огромныя блыя головы, въ род рпъ, они ползли за нею на безконечныхъ шеяхъ и смотрли на нее огромными черными глазами. Но мистрессъ Галль была женщина разсудительная, она прогнала свои страхи, повернулась на другой бокъ и заснула снова.
III.
Тысяча и одна бутылка.
Тамъ вотъ какъ случилось, что 29 февраля, въ самомъ начал оттепели, это странное существо было выкинуто изъ безконечности въ деревню Айпингъ. На слдующій день привезли по слякоти его багажъ, а багажъ былъ очень замчательный. Была въ немъ, правда пара чемодановъ, которые могли бы принадлежать любому разумному человку, но, кром того, былъ ящикъ съ книгами, объемистыми, толстыми книгами, частью написанными весьма неразборчивымъ почеркомъ, и больше дюжины плетеныхъ корзинъ, ящиковъ, коробокъ съ какими-то уложенными съ солому предметами, какъ показалось Голлю, полюбопытствовавшему запустить руку въ солому,— стеклянными бутылками. Незнакомецъ не вытерплъ и, пока Галль заболтался немножко, готовясь помогать при выгрузк багажа, вышелъ навстрчу Фиренсайдовой телг, закутанный, по обыкновенію, въ пальто и шарфъ, въ шляп и перчаткахъ. Онъ подошелъ, не замчая Фиренсайдовой собаки, которая обнюхивала ноги Голли съ интересомъ диллетанта.
— Вносите-ка поскоре ящики,— сказалъ онъ,— я ужъ и такъ ждалъ порядочно.
И, сойдя съ крыльца къ задку телги, онъ хотлъ было взять тамъ одну изъ корзинъ. Но едва завидла его собака Фиренсайда, какъ сердито зарычала и ощетинилась, а когда онъ сбжалъ со ступенекъ,— сдлала нершительное движеніе впередъ и потомъ прямо бросилась на него и вцпилась ему въ руку.
— Цыцъ!— крикнулъ, отскакивая, не отличавшійся мужествомъ по отношенію къ собакамъ Галль.
— Кушъ! — заревлъ, хватаясь за хлыстъ, Фиренсайдъ.
Зубы собаки скользнули по рук незнакомца, послышался ударъ, собака подпрыгнула бокомъ и рванула его за затрещавшія панталоны. Но въ эту минуту тонкій конецъ Фиренсайдова хлыста достигъ, наконецъ, его собственности, и собака съ отчаяннымъ визгомъ скрылась подъ телгой. Все это произошло въ нсколько секундъ. Никто не говорилъ, вс кричали. Незнакомецъ быстро оглянулся на свою ногу и разорванную перчатку, нагнулся было къ ног и опрометью бросился по ступенькамъ въ гостиницу. Слышно было, какъ онъ стремглавъ бжалъ по корридору и вверхъ по лстниц, въ свою спальню.
— Ахъ ты, негодница!— говорилъ между тмъ Фиренсайдъ, слзая съ телги съ хлыстомъ въ рук.
Собака внимательно наблюдала за нимъ черезъ спицу колеса.
— Пожалуй-ка сюда!— продолжалъ Фиренсайдъ. Ну, вылзай, что ли!
Галль глядлъ на низъ, разинувъ ротъ.
— А вдь тяпнула она его!— сказалъ онъ. Пойти посмотрть, что съ нимъ такое.
И онъ поплелся вслдъ за незнакомцемъ. Въ корридор ему попалась мистрессъ Галль.
— Возчикова собака…— сказалъ онъ ей и прошелъ прямо наверхъ.
Дверь въ комнату прізжаго была полуотворена, Галль толкнулъ ее и вошелъ безъ всякихъ церемоній, такъ какъ обладалъ отъ природы сострадательнымъ сердцемъ.
Штора была спущена, и въ комнат сумрачно. Передъ глазами Галля мелькнуло на мгновеніе что-то очень странное,— какъ будто рука безъ кисти, взмахнувшая въ его сторону, и лицо изъ трехъ огромныхъ неопредленныхъ блыхъ пятенъ, очень похожая на громадную блдную чашечку Анютиныхъ глазокъ. Затмъ что-то сильно ударило его въ грудь, вышвырнуло вонъ, дверь съ трескомъ захлопнулась и заперлась изнутри.
Все это произошло такъ быстро, что онъ не усплъ ничего разобрать. Взмахнули какія-то неопредленныя формы, его толкнуло,— и вотъ онъ стоялъ теперь одинъ на темной площадк лстницы и недоумвалъ, что такое было т о, что онъ видлъ. Минуты черезъ дв, когда Галль вернулся къ маленькой групп, собравшейся у входа въ гостиницу, Ференсайдъ вторично разсказывалъ съ самаго начала все происшествіе, мистрессъ Галль ворчала, что собакамъ вовсе не полагается кусать ея жильцовъ, мистеръ Гокстеръ, лавочникъ съ противоположной стороны улицы, разспрашивалъ, а Санди Уоджерсъ изъ кузницы давалъ совты, кром того, женщины и дти длали глупыя замчанія, ‘Ужъ меня-то она бы не укусила, шалишь!— Такихъ собакъ и держать-то не годится.— А за что жъ она его укусила-то?’ и т. д.
Галлю глазвшему на нихъ съ крыльца и прислушивавшемуся къ разговорамъ, самому казалось теперь невроятнымъ, чтобы наверху, на его глазахъ могло произойти нчто до такой степени необыкновенное. Лексиконъ его, вдобавокъ, быть слишкомъ ограниченъ для передачи его впечатлній.
— Да говоритъ: ничего ему не нужно,— отвчалъ онъ на разспроси жены.
— Давайте-ка лучше внесемъ багажъ.
— Сейчасъ же надо прижечь,— сказалъ мистеръ Гокстеръ,— особенно, если воспалилось.
— Я бы ее застрлила, вотъ что!— сказала женщина въ толп.
Вдругъ собака опять зарычала.
— Пошевеливайтесь!— крикнулъ сердитый голосъ изъ двери, и на порог появилась закутанная фигура незнакомца съ поднятымъ воротникомъ и опущенными внизъ полями шляпы.
— Чмъ скоре вы внесете вещи, тмъ лучше.
По словамъ очевидца, панталоны и перчатки на незнакомц были другія.
— Вы поранены, сэръ?— спросилъ Фиренсайдъ. Я очень жалю, что собака…
— Пустяки,— отвчалъ незнакомецъ,— даже не оцарапанъ. Поспшите съ вещами.
Дале, по увренію мистрессъ Галль, слдовало произнесенное про себя ругательство.
Какъ только первая корзина, по приказанію незнакомца была внесена въ пріемную, онъ бросился на нее съ большимъ азартомъ и началъ ее распаковывать, разбрасывая кругомъ солому, съ полнымъ пренебреженіемъ еъ коврамъ мистрессъ Галль. Изъ соломы появлялись бутылки: маленькіе, пузатые пузыречки съ порошками, тонкія и длинныя стклянки съ цвтными и блыми жидкостями, узкія бутылочки съ надписями: ‘ядъ’, круглыя бутылки съ длинными горлышками, большія бутыли изъ благо стекла, бутылки со стеклянными пробками, бутылки съ сигнатурками, съ притертыми пробками, съ кранами, съ деревянными шляпками, изъ-подъ вина, изъ-подъ прованскаго масла,— в вс эти бутылки онъ разставлялъ рядами на шифоньерк, на камин, на стол, подъ окномъ, на полу, на книжныхъ полкахъ,— всюду. Во всей Брамбльгорстской аптек не набралось бы и половины всего этого… Зрлище было внушительное. Одинъ за другимъ, распаковывались коробы, нагруженные бутылками, пока, наконецъ, не опустлъ шестой, и не выросла на стол цлая груда соломы, кром бутылокъ и пузырьковъ, въ коробахъ было нсколько пробирныхъ трубокъ и тщательно упакованные всы.
Какъ только все это было разложено, незнакомецъ сейчасъ же подошелъ къ окну и принялся за работу, нисколько не заботясь о разбросанной всюду солом, потухшемъ камин, оставшемся па двор ящик съ книгами, чемоданахъ и прочемъ багаж, отправленномъ наверхъ.
Когда мистрсссъ Галль принесла ему обдать, онъ былъ уже такъ погруженъ въ занятія, что сначала и не замтилъ ея. Она смела солому и съ нкоторымъ ожесточеніемъ, которое объяснялось состояніемъ пола, поставила на столъ подносъ съ посудой. Тутъ только незнакомецъ слегка повернулъ къ ней голову и тотчасъ опять отвернулся, но она успла замтить, что очковъ на немъ не было,— они лежали на стол рядомъ и ей показалось, что глазныя впадины у него удивительно какія глубокія. Онъ тотчасъ надлъ очки и повернулся къ ней лицомъ.
Мистрессъ Галль только-что хотла пожаловаться на заваленный соломой полъ, но незнакомецъ предупредилъ ее.
— Прошу васъ не входить не постучавшись,— сказалъ онъ тономъ неестественнаго раздраженія, по видимому, особенно ему свойственнаго.
— Я стучалась… да должно быть…
— Можетъ быть, вы и стучались, но въ моихъ изслдованіяхъ, въ моихъ чрезвычайно важныхъ и необходимыхъ изслдованіяхъ, малйшій перерывъ, скриръ двери… Я долженъ просить васъ…
— Конечно, сэръ. Вы вдь можете запирать двери, если вамъ угодно. Во всякое время.
— Это мысль хорошая.
— А солома-то, сэръ. Если осмлюсь замтить…
— Не зачмъ. Если солома вамъ мшаетъ, поставьте ее въ счетъ.
И онъ пробормоталъ про себя что-то очень похожее на ругательство.
Стоя противъ мистрессъ Галль съ вызывающимъ и сдержанно разъяреннымъ видомъ, съ пузырькомъ въ одной рук и пробирной трубкой въ другой, незнакомецъ производилъ такое странное впечатлніе, что мистрессъ Галль просто испугалась. Но это была женщина ршительная.
— Въ такомъ случа я бы желала знать, сэръ, что вы считаете…
— Шиллингъ, поставьте шиллингъ. Шиллинга довольно?
— Будь по вашему,— сказала мистрессъ Галль, развертывая и разстилая на стол скатерть. Если вамъ такъ удобно, то, конечно…
Незнакомецъ отвернулся и слъ, закрывшись воротникомъ пальто.
До самыхъ сумерекъ проработалъ онъ взаперти и, по свидтельству мистриссъ Галль, большею частью, совершенно беззвучно. Но одинъ разъ послышался будто толчокъ, зазвенли бутылки, точно пошатнулся столъ, потомъ задребезжало стекло посуды, которую бшено швыряли объ полъ, и заходили взадъ и впередъ по комнат быстрые шаги.
Боясь, что что-нибудь не благополучно, и мистрессъ Галль подошла къ двери и стала прислушиваться, но постучать не ршилась,
— Не могу продолжать,— говорилъ онъ, какъ въ бреду, не могу продолжать! Триста тысячъ! Четыреста тысячъ! Какое громадное количество! Обмануть! На это можетъ уйти вся моя жизнь. Терпніе… Ну его, терпніе! Дуракъ, дуракъ!
Изъ буфета донесся стукъ гвоздей по каменному полу, и мистрессъ Галль очень неохотно удалилась, не дослушавъ конца монолога. Когда она пришла назадъ, въ комнат было снова тихо, только поскрипывало иногда кресло да звякала бутылка. Все было кончено, незнакомецъ снова принялся за работу.
Въ сумерки, когда она принесла ему чай, она увидла въ углу, подъ зеркаломъ, кучу битаго стекла и кое-какъ вытертое золотистое пятно на полу. Она указала на нихъ незнакомцу.
— Поставьте въ счетъ!— рявкнулъ онъ. Ради самого Бога, не приставайте ко мн! Если что-нибудь окажется испорченнымъ, поставьте въ счетъ.
И онъ продолжалъ отмчать что-то въ лежавшей передъ нимъ тетрадк.
— Я имю теб кое-что сообщить,— сказалъ Фиренсайдъ таинственно.
Дло было подъ вечеръ, и пріятели сидли въ маленькой айпингской распивочной.
— Ну?— спросилъ Тедди Генфрей.
— Насчетъ этого молодца, о которомъ ты все толкуешь, того самаго, что укусила моя собака. Ну-съ, такъ вотъ что: молодецъ-то черный по крайней мр ноги. Я видлъ въ дыру на панталонахъ и въ дыру на перчатк. Поглядлъ,— думалъ, тамъ будетъ просвчивать этакое, въ род какъ розовое. Ахъ нтъ, ничуть не бывало, чернота одна. Говорю теб, онъ черный, вотъ какъ моя шляпа.
— Господи Іисусе Христе!— сказалъ Генфрей. Очень что-то чудно все это. Вдь носъ-то у него — самый, что ни на есть, розовый!
— Знаю,— сказалъ Фиренсайдъ. Такъ-то оно такъ. А знаешь, что я думаю? Вотъ что: парень-то пгій, Тедди. Кое-гд черный, кое-гд блый,— пятнами. И ему это конфузно. Должно, онъ — помсь какая-нибудь, а кровь-то вмсто того, чтобы смшаться, пошла пятнами. Я и прежде слыхалъ, что это бываетъ. А съ лошадьми такъ случается постоянно. Кто жъ этого не знаетъ!
IV.
Мистеръ Коссъ бесдуетъ съ незнакомцемъ.
Чтобы дать понятіе читателю о странномъ впечатлнія, которое произвелъ незнакомецъ, я довольно подробно описалъ обстоятельства его прізда въ Айпингъ. Но, кром двухъ нсколько загадочныхъ эпизодовъ, все послдующее его пребываніе въ гостиниц, вплоть до удивительнаго дня праздника въ клуб, можетъ быть изложено весьма кратко. Не разъ бывали у него стычки съ мистрессъ Галь по поводу разныхъ хозяйственныхъ вопросовъ, но онъ всегда выходилъ побдителемъ изъ этихъ стычекъ посредствомъ предложенія лишней платы — всегда вплоть до конца апрля, когда начали обнаруживаться у него первые признаки безденежья. Галлю онъ не нравился, и Галль при всякомъ удобномъ случа говорилъ о желательности отъ него избавиться, но эта антипатія выражалась, главнымъ образомъ, въ очень явномъ стараніи скрыть ее и избгать, по возможности, встрчи съ жильцомъ.
— Погоди до лта,— разсудительно совтовала мистрессъ Галль,— погоди, пока не начнутъ съзжаться живописцы, тогда посмотримъ. Что онъ дерзокъ немножко — это, пожалуй, правда: но что по счетамъ платитъ — аккуратно, это все-таки нимъ остается, что тамъ не говори.
Незнакомецъ не ходилъ въ церковь и ничмъ не отличалъ воскресенья отъ прочихъ дней, даже одвался одинаково. Работалъ онъ, какъ казалось мистрессъ Галль, очень внимательно: иные дни сходилъ внизъ рано и занимался безъ отдыха, другіе — вставалъ поздно, ходилъ взадъ и впередъ по комнат, цлыми часами ворчалъ что-то себ подъ носъ, курилъ или спалъ въ кресл, передъ каминомъ. Никакихъ сообщеній съ вншнимъ міромъ за предлами деревни у него не было. Настроеніе попрежнему измнялось безпрестанно, но, по большей части, онъ велъ себя какъ человкъ, котораго раздражаютъ и мучатъ невыносимо, и раза два въ припадкахъ страшнаго бшенства принимался все вокругъ себя швырять, рвать и разбивать. Привычка его тихонько разговаривать съ собою все усиливалась, но, сколько ни прислушивалась мистрессъ Галль, она ршительно ничего не могла понять изъ его словъ.
Днемъ онъ выходилъ рдко, но въ сумеркахъ гулялъ, закутанный такъ, что его совсмъ не было видно,— все равно, было ли на двор тепло или холодно,— и выбиралъ для этого самыя уединенныя дорожки и самыя тнистыя мста. Два-три раза его выпученные очки и призрачное, забинтованное лицо подъ навсомъ шляпы съ непріятной внезапностью появлялись изъ темноты возвращавшимся домой рабочимъ, а Тедди Генфрей, пошатываясь, выходившій однажды изъ трактира въ десятомъ часу вечера, былъ перепуганъ постыднйшимъ образомъ черепообразной головою (шляпу незнакомецъ несъ въ рук), неожиданно озаренной отворившейся дверью трактира. Ребятамъ, видавшимъ его подъ вечеръ, снился бука, и трудно опредлить, чье отношеніе было враждебне: его ли къ нимъ или ихъ къ нему,— антипатія была обоюдная и очень сильная.
Человкъ такой странной наружности и поведенія доставлялъ, само собою разумется, обильную пищу для разговоровъ въ Айпинг мннія о его занятіяхъ рзко раздлялись, это было больное мсто мистрессъ Галль, она старательно отвчала на вс разспросы, что онъ занимается ‘экспериментальной химіей’, при чемъ осторожно переступала съ одного слога на другой, какъ будто боясь провалиться.
Когда ей задавали вопросъ: ‘А что такое экспериментальная химія?’ — она объясняла, съ оттнкомъ высокомрія, что должно быть извстно всякому образованному человку, и что незнакомецъ просто ‘открывалъ разныя разности’.
— Съ нимъ быть несчастный случай,— продолжала она, отъ котораго лицо и руки у него на время перемнили цвтъ, что онъ, по своему чувствительному характеру, всячески старался скрывать отъ публики,
За спиною мистрессъ Галль между тмъ сильно распространялась молва, что незнакомецъ преступникъ, скрывающійся отъ глазъ правосудія, и костюмъ его объяснялся желаніемъ сбить съ толку полицію. Мысль эта впервые зародилась въ мозгу мистера Тедди Генфрея. Съ середины и до конца февраля не было, однако, слышно ни о какомъ замчательномъ преступленіи. Мистеръ Гульдъ, временно исполнявшій должность ассистента въ національной школ, развилъ и дополнилъ эту теорію: незнакомецъ, по его мннію, былъ просто переодтый анархистъ, изготовлявшій взрывчатыя вещества, и мистеръ Гульдъ ршилъ заняться тайнымъ разслдованіемъ этого дла, насколько позволитъ время. Разслдованіе, ограничившееся тмъ, что онъ пристально смотрлъ на незнакомца при встрчахъ съ нимъ и задавалъ по поводу его замысловатые вопросы людямъ, которые и въ глаза его не видывали,— не открыло ничего.
Другая партія придерживалась гипотезы мистера Фиренсайда насчетъ пестроты незнакомца, развивая ее въ различныхъ направленіяхъ. Сайласъ Дурганъ, напримръ, выразилъ убжденіе, что ‘вздумай онъ показываться на ярмаркахъ — мигомъ собралъ бы цлую прорву денегъ’, а такъ какъ Сайласъ смыслилъ кое-что въ богословіи, то и сравнивалъ прізжаго съ человкомъ, у котораго былъ единый талантъ. Существовало и еще толкованіе, объяснявшее все дло, просто-напросто, сумасшествіемъ незнакомца, эта теорія имла одно преимущество: она разомъ разршала вс недоумнія. Между названными выше группами стояли еще люди, сомнвавшіеся и допускавшіе компромиссы. Народъ въ Суффольк вовсе не суевренъ, и только посл событій въ начал апрля мысль о сверхъестественномъ зародилась въ нкоторыхъ головахъ, да и то ее допускали и выражали втихомолку исключительно одн женщины.
Но что бы ни думали о прізжемъ обитатели Айпинга, антипатіи къ нему раздлилась всми. Его раздражительностъ, можетъ быть, и понятная для столичнаго жителя, занимающагося умственнымъ трудомъ, ставила втупикъ простодушныхъ туземцевъ. Неистовые жесты, которые имъ случалось иногда подсмотрть, стремительность походки, когда кто-нибудь натыкался на прізжаго, мчавшагося въ глухую полночь по самымъ пустыннымъ перекресткамъ, безчеловчное сопротивленіе всякимъ заискиваніямъ любопытныхъ, любовь къ сумраку, выражавшаяся въ опущенныхъ шторахъ, затворенныхъ дверяхъ, потушенныхъ свчахъ и лампахъ,— все это были вещи, которыя трудно было допустить. Многіе сторонились при встрчахъ съ незнакомцемъ въ деревн, а юныя юмористы поднимали за его спиной воротники, опускали поля шляпъ и нервнымъ шагомъ шли за нимъ вслдъ, подражая его загадочному поведенію. Въ то время была въ ходу псня, которая называлась ‘Оборотень’. Миссъ Сатчель пла ее въ школьномъ концертъ — на лампадки въ церковь — и посл этого, какъ только встрчались двое или трое обитателей деревушки, и появлялся незнакомецъ, кто-нибудь непремнно начиналъ насвистывать въ мажорномъ ли или въ мажорномъ тон, куплетъ изъ псни. Опоздавшіе спать ребятишки кричали ему вслдъ: ‘Оборотень!’ и удирали въ неистовомъ восторг.
Коссъ, деревенскій лкарь, сгоралъ отъ любопытства. Бинты возбуждали въ немъ профессіональный интересъ, слухи о тысяч и одномъ пузырьк — завистливое удивленіе. Весь апрль и весь май онъ выискивалъ случая поговорить съ прізжимъ, а около Троицына дня окончательно потерялъ терпніе и пустилъ въ ходъ подписной листъ дли сбора пожертвованій на сестру милосердія. Оказалось, къ его удивленію, что мистрессъ Галль не знаетъ имени своего жильца.
— Называть-то онъ себя называлъ,— объяснила мистрессъ Ралль съ полнымъ пренебреженіемъ къ истин,— да я, правду сказать, не разслышала.
Она боялась, что не знать имени своего постояльца можетъ показаться съ ея стороны ужъ очень глупо.
Коссъ постучался въ двери гостиной и вошелъ. Изнутри явственно послышалось ругательство.
— Простите, что вторгаюсь къ вамъ,— сказалъ Коссъ.
Дверь затворилась, и остального разговора мистрессъ Галль не слыхала.
Въ послдующія десять минутъ до нея доносился неопредленный говоръ, затмъ крикъ удивленія, топотъ, грохотъ упавшаго стула, хохотъ, похожій на лай, быстрые шаги къ двери, и появился Коссъ, совершенно блдный, выпученными глазами оглядывавшійся черезъ плечо. Онъ не затворилъ за собою двери, не глядя на мистрессъ Галлъ прошелъ черезъ залу, сошелъ съ крыльца, и она услышали его торопливо удалявшіеся по дорог шаги. Шапку онъ несъ въ рукахъ. Мистрессъ Галль стояла за прилавкомъ и смотрла въ отворенную дверь пріемной. До нея донеслись тихій смхъ прізжаго и его шаги черезъ комнату. Потомъ дверь захлопнулась, и все смолкло.
Мистеръ Коссъ пошелъ вверхъ по деревенской улиц, прямо къ священнику Бонтингу.
— Не сумасшедшій ли я?— началъ онъ безъ всякихъ предисловій, входя въ убогій и тсный кабинетъ мистера Бойтинга. Не похожъ ли я съ виду на помшаннаго?
— Что случилось?— спросилъ священникъ, кладя аммонитовое прессъ-папье на разрозненные листы своей будущей проповди.
— Этотъ господинъ въ гостиниц…
— Ну?
— Дайте выпить чего-нибудь, сказалъ Коссъ и слъ.
Когда нервы его нсколько успокоились благодаря стакану дешевенькаго хереса,— единственнаго напитка, находившагося въ распоряженіи добрйшаго священника,— Коссъ разсказалъ о своемъ свиданіи съ прізжимъ.
— Вхожу это я,— началъ онъ прерывающимся голосомъ,— и прошу подписать на сестру, а онъ, какъ я пошелъ, сунулъ руки въ карманы и грохнулся въ кресло. Засоплъ. Такъ и такъ говорю,—‘слышалъ, что вы интересуетесь наукой’. ‘Да’, говоритъ и опять засоплъ. Все время соплъ,— должно-бытъ, подцпилъ гд-нибудь здоровенный насморкъ, и немудрено, коли такъ кутается. Я сталъ разсуждать насчетъ сестры, а самъ гляжу во вс глаза. Сткляни разныя, химическія снадобья всюду, всы, пробирки, пузырьки и запахъ ночныхъ фіалокъ. ‘Подпишитесь?’ спрашиваю. ‘Подумаю’, говорятъ. Тутъ я и брякни прямо: ‘Занимаетесь изслдованіями?’ — Говоритъ: ‘Да’. — ‘И что жъ’, спрашиваю,— очень мшкотно ваше теперешнее изслдованіе?’. Насупялся.— ‘Чортъ его знаетъ, какое мшкотное’, говоритъ.— ‘Да неужели?’ — говорю. Тутъ какъ прорветъ его, точно пробка изъ бутылки выпалила! Въ немъ это, знаете, и такъ накипло, а отъ моихъ словъ совсмъ черезъ край пошло. И разсказалъ онъ мн свою печаль: получилъ онъ отъ кого-то рецептъ, драгоцннйшій рецептъ, котораго онъ мн не сказалъ’.— ‘Медицинскій?’ — ‘Убирайтесь къ чорту!’ говоритъ: ‘Къ чему это вы подбираетесь?’ — Я извинился. Тутъ онъ опять засоплъ, откашлялся съ достоинствомъ и продолжалъ. Сталъ онъ читать рецептъ. Пять ингредіентовъ, положилъ на столъ, отвернулся, а тутъ какъ разъ втеръ изъ окна подхватилъ бумагу. Зашуршала, полетла. А работалъ-то онъ въ комнат съ каминомъ. Не усплъ оглянуться, в рецептъ-то въ камин. Загорлся и вылетлъ въ трубу. Онъ бросился къ камину,— а ужъ рецепта и слдъ простылъ Вотъ оно что. И какъ разъ въ эту минуту для большаго эффекта и махни онъ рукой…
— Ну такъ что же?
— Ничего. Руки-то не было, пустой рукавъ. Господи Іисусе Христе, подумалъ я, совсмъ калка! Наврное у него есть пробковая рука, да снялъ онъ ее пока. А все-таки, думаю себ, чудно что-то. Ну какъ, чертъ возьми, могъ рукавъ держаться открытымъ и подниматься, коли въ немъ ничего не было? А въ немъ ничего не было, это я вамъ врно говорю. Пустой до самаго сгиба. Я видль его внутри до самаго локтя, и въ маленькую дырочку на матеріи проходилъ свтъ. ‘Господи Боже мой!’ воскликнулъ я. Онъ вдругъ остановился и выпучилъ свои огромныя буркалы сначала на меня, потомъ на рукавъ.
— Ну?
— Ну и ничего. Ни слова не сказалъ, только поглядлъ и поскоре сунулъ опятъ рукавъ въ карманъ. ‘Такъ вотъ, я говорилъ, что рецептъ-то сгорлъ, не такъ ли?’ — онъ вопросительно кашлянулъ.— ‘Какимъ образомъ, чортъ возьми, можете вы двигать пустымъ рукавомъ?’ — спросилъ я.— ‘Пустымъ рукавомъ?’ — ‘Да, пустымъ рукавомъ.’ — ‘Такъ это, по-вашему, пустой рукахъ? Вы видли, что онъ пустой?’ Онъ вдругъ всталъ и отошелъ отъ меня. Я тоже всталъ. Онъ сдлалъ ко мн шага три, очень медленно, остановился передъ моимъ носомъ и засоплъ сердито. Я не сроблъ, хотъ этотъ забинтованный его набалдашникъ и наглазники, тихонько на меня надвигавшіеся, могли бы хоть на кого нагнать тоску. ‘Вы говорите, что это пустой рукавъ?’—‘Конечно.’ Онъ все глазлъ на меня и молчалъ. Потомъ тихонько вынулъ рукавъ изъ кармана и протянулъ его ко мн, какъ будто хотлъ показать еще разъ. И длалъ онъ это все медленно, премедленно. Я взглянулъ. Казалось прошла цлая вчность. ‘Ну, что жъ’, сказалъ я, наконецъ, прочищая горло, ‘пустой и есть’. Что-нибудь нужно было сказать. Мн начинало становиться жутко… Я видлъ весь рукавъ внутри, во всю его длину. Онъ протягивалъ его ко мн тихо, тихо,— вотъ такъ,— пока обшлагъ не очутился всего вершковъ на шесть отъ моего лица. Чудная это штука видть, какъ лзетъ на тебя такимъ манеромъ пустой рукавъ! И тутъ…
— Ну?
— Что-то такое, по ощущенію, точь-въ-точь большой и указательный палецъ,— ущипнуло меня за носъ.
Бонтингъ захохоталъ.
— Да вдь тамъ не было ничего!— возопилъ Коссъ, почти до крика возвышая голосъ на ‘н_и_ч_е_г_о’. Хорошо вамъ смяться, а я, по правд сказать, такъ былъ пораженъ, что изо всей мочи хватилъ его по обшлагу, да и давай Богъ ноги!
Коссъ замолчалъ. Въ искренности его ужаса не было никакого сомннія. Онъ безпомощно отвернулся и выпилъ второй стаканъ плохенькаго хереса милйшаго священника.
— Когда я хватилъ его по обшлагу, ощущеніе было точь-въ-точь такое, будто я ударялъ по рук. А руки-то вдь не было! Ни тни никакой руки!
Мистеръ Бонтингъ задумался и подозрительно взглянулъ на Косса.
— Исторія очень замчательная,— сказалъ онъ съ глубокомысленнымъ и серіознымъ видомъ и продолжалъ внушительно и проникновенно:
— Исторія, дйствительно, въ высшей степени любопытная!
V.
Кража въ церковномъ дом.
Обстоятельства кражи въ церковномъ дом извстны намъ главнымъ образомъ черезъ священника и его жену. Произошла эта кража передъ разсвтомъ, въ Духовъ день, знаменуемый обыкновенно въ Айпинг клубнымъ праздникомъ. Мистрессъ Бонтингъ, какъ видно изъ ея разсказовъ, внезапно проснулась въ предразсвтной тишин: ей совершенно ясно показалось, что дверь въ спальню отворилась и затворилась. Сначала она не разбудила мужа, а села на постели и прислушалась. До нее явственно донеслось шлепанье босыхъ ногъ изъ сосдней комнаты, уборной, по коридору къ лстниц. Убдившись въ этомъ, она осторожно разбудила преподобнаго мистера Бонтинга. Не зажигая свчи, онъ надлъ свои очки, ее капотъ и свои купальные туфли, вышелъ на площадку и сталъ прислушиваться. Онъ явно услышалъ какую-то возню у конторки въ кабинет и вслдъ затмъ отчаянное чиханье.
Вернувшись въ спальню, мистеръ Бонтингъ вооружился самымъ замтнымъ для глазъ оружіемъ — кочергою и на цыпочкахъ сошелъ съ лстницы. Мистрессъ Бонтингъ вышла на площадку. Было около четырехъ часовъ, и ночь уже на исход. Въ зал чуть брезжился свтъ, но дверь въ кабинетъ зіяла непроницаемой чернотой. А все было тихо, только чуть-чуть поскрипывали ступеньки подъ ногами мистера Бонтинга, да кто-то тихонько возился въ кабинет. Потомъ что-то щелкнуло, отворился ящикъ, и зашуршала бумага. Послышалось ругательство, чиркнула спичка и кабинетъ озарился желтымъ свтомъ. Мистрессъ Бонтингъ былъ теперь уже въ зал, и въ щелку двери ему видна была конторка, отворенный ящикъ и горящая свча на конторк. Но вора ему не было видно. И вотъ мистеръ Бонтингъ сталъ среди залы, не зная, что жъ теперь длать, а мистрессъ Бонтингъ съ блднымъ и сосредоточеннымъ лицомъ тихонько кралась къ нему. Одно обстоятельство поддерживало мистера Бонтинга — убжденіе, что воръ непремнно изъ его прихода.
Супруги услышали звонъ монеты и поняли, что воръ нашелъ деньги, отложенные на домашнія расходы,— два фунта десять шиллинговъ полусоверенами. Звукъ этотъ воодушевилъ мистера Бонтинга и пробудилъ въ немъ энергію. Ухвативъ кочергу, покрпче, онъ бросился въ кабинетъ, а вслдъ за нимъ и мистрессъ Бонтингъ.
— Сдавайся!— свирпо крикнулъ мистеръ Бонтингъ и въ изумленіи остановился.
Въ комнат, повидимому, не было ровно никого. Но они такъ ясно слышали, что тамъ кто-то возился всего за какую-нибудь минуту, что сомнваться не было возможности.
Нсколько секундъ простояли они въ оцпенніи, посл чего мистрессъ Бонтингъ прошла чрезъ кабинетъ и глянула за ширмы, и мистеръ Бонтингъ, по тому же побужденію, заглянулъ подъ конторку. Потомъ мистрессъ Бонтингъ распахнула занавса, а мистеръ Бонтингъ заглянулъ въ каминную трубу и пошарилъ въ ней кочергой. Мистрессъ Бонтингъ осмотрла воронку для бумаги, а мистеръ Бонтингь открылъ ящикъ для угля. И, въ конц концовъ, они остановились другъ противъ друга и стали смотрть другъ на друга вопросительно.
— Готовъ поклясться…— началъ мистеръ Бонтингъ.
— А свча-то!— воскликнула мистрессъ Бонтингъ. Кто же зажегъ свчу?
— А ящикъ-то!— воскликнулъ мистеръ Бонтингъ. И денегъ — какъ ее бывало!
Они поспшно направилась къ двери.
— Изъ всхъ удивительныхъ случаенъ…
Въ коридор кто-то громко чихнулъ. Они бросились вонъ изъ комнаты, въ эту минуту дверь изъ кухни хлопнула.
— Свчу давай!— крикнулъ мистеръ Бонтингъ и побжалъ впередъ.
Оба они слышали, какъ кто-то поспшно отодвигалъ желзные болты. Открывъ кухонную дверь, Бонтингъ увидлъ черезъ кладовую, какъ отворилась наружная, и въ нее мелькнули слабо освщенныя зарею, темныя, массы деревьевъ въ саду. Что изъ двери не вышелъ никто,— это не подлежало ни малйшему сомннію. Она отворилась, постояла съ минуту отворенной и съ шумомъ захлопнулась, пламя свчи, принесенной мистрессъ Бонтингъ изъ кабинета, закачалось и вспыхнуло ярче. Прошла минута, а, можетъ быть, и больше, прежде чмъ мистеръ и мистрессъ Бонтингъ ршились войти въ кухню.
Тамъ было пусто. Они снова заперли наружную дверь, подробно осмотрли кухню, кладовую и чуланъ и, наконецъ, сошли въ погребъ, но сколько ни искали,— во всемъ дом не нашли ни души.
Когда взошло солнце, маленькіе супруги, при ненужномъ свт обтаявшей свчи, все еще стояли въ нижнемъ этаж своего домика, одтые весьма странно и погруженные въ недоумніе.
— Изъ всхъ необыкновенныхъ случаевъ…— въ двадцатый разъ начать священникъ.
— Другъ мой,— сказала мистрессъ Бонтингъ,— вонъ входить Сюзи. Подожди-ка здсь, пока она пройдетъ въ кухню, и проберись тихонько наверхъ.
А между тхъ, какъ разъ на разсвт Духова дня, когда не вставала еще даже многострадальная Милли, мистеръ и мистрессъ Галль оба встали и беззвучно спустилось въ свой погребъ. Дло, которое ихъ туда призывало, имло характеръ совершенно частныя и отношеніе къ специфическому составу ихъ пава.
Не успли они сойти въ погребъ, какъ мистрессъ Галль спохватилась, что забыла въ спальн бутылку съ сассапарелью, а такъ какъ экспертомъ и главной исполнительницей въ этомъ дл была она, то Галль безпрекословно отправился ха бутылкой наверхъ.
На площадк онъ, къ своему удивленію, замтилъ, что дверь въ комнату прізжаго полуотворена, а, пройдя въ спальню, отыскалъ тамъ бутылку, по указаніямъ мистрессъ Галль, и, возвращаясь съ нею обратно, увидлъ, что болтъ на наружной двери выдвинутъ, такъ что дверь въ сущности, заперта только на щеколду. Озаренный внезапнымъ вдохновеніемъ, Галль сопоставилъ отворенный болты съ отворенной дверью въ комнату постояльца и со словами мистера Тедди Генфрея. Онъ помнилъ ясно, что держалъ свчу, пока мистрессъ Галль запирала дверь на ночь, и, увидя ее отпертою, остановился, разинувъ рогъ отъ удивленія, потомъ вошелъ опять наверхъ, какъ былъ, съ бутылкой въ рукахъ, и постучался къ незнакомцу. Отвта не послдовало. Онъ постучался еще разъ, отворилъ дверь настежь и вошелъ.
Ожиданія его оправлялись: кровать и комната были пусты, и,— что показалось особенно странно даже ему, съ его тяжеловсными мозгами,— на стул, около постели, и на спинк кровати было разбросано платье незнакомца, насколько ему было извстно, единственное платье, и бинты, даже мягкая шляпа съ широкими полями молодцевато торчала на спинк кровати.
— Джорджъ!— послышался нетерпливый и раздраженныя голосъ мистрессъ Галль изъ глубины погреба,— что же ты не несешь, что нужно!
Галль поспшно сошелъ внизъ.
— Дженни,— крикнулъ онъ черезъ перила погребной лстницы,— а вдь Генфрей-то говорилъ правду. Въ комнат его нтъ, и входная дверь отперта.
Сначала мистрессъ Галль не поняла, а когда поняла,— пожелала сама взглянуть на пустую комнату. Галль, все еще съ бутылкой въ рукахъ, пошелъ впередъ.
— Коли самого его тутъ и нтъ,— сказалъ онъ,— одежда его тутъ. А куда-жъ онъ пойдетъ безъ одежды-то? Чудно что-то.
Пока они шли по погребной лстниц, обоимъ имъ, какъ впослдствіи оказалось, послышался стукъ наружной двери, которая отворялась и затворялась, но, не видя около нея никого, они въ то время слова другъ другу не сказали. Въ корридор мистрессъ Галль опередила мужа и побжала наверхъ первая. На лстниц кто-то чихнулъ. Галль, шедшій шагахъ въ шести позади, думалъ, что это чихнула его жена, а мистрессъ Галль осталась подъ тмъ впечатлніемъ, что это чихнулъ ея мужъ. Она отворила дверь и остановилась, заглядывая въ комнату.
— Такой странности въ жизни моей не…— начала она.
Прямо за ея головой раздалось сопнье, и, обернувшись, она съ удивленіемъ увидла Галля шаговъ за двнадцать позади на верхней ступеньк лстницы. Онъ тотчасъ подошелъ къ ней. Она наклонилась и стала ощупывать подушку и простни.
