[Приключенія на суш и на мор]
Переводъ съ англійскаго Е. Быковой
С.-Петербургъ Изданіе П. П. Сойкина
Не знаю, сколько времени провелъ я на скамь маленькаго челнока, думая, что, будь у меня только силы, я выпилъ бы морской воды, чтобы сойти съ ума и поскоре умереть.
Въ такомъ положеніи вдругъ увидлъ я на линіи горизонта, не придавая тому большаго значенія, чмъ какой-либо картин, парусъ, направляющійся ко мн.
Безъ сомннія, я бредилъ, а между тмъ ясно припоминаю все то, что произошло. Помню ужасное волненіе моря, причинявшее мн головокруженіе, и постоянное ныряніе судна на горизонт. Я твердо былъ убжденъ въ своей смерти и съ горечью раздумывалъ о безполезности столь поздно являющейся помощи только ради того, чтобы застать меня еще въ живыхъ.
Въ продолженіе нкотораго промежутка времени, который показался мн безконечнымъ, слдилъ я за приближеніемъ ныряющей шкуны. Это было небольшое судно съ латинскими (косыми) парусами, оно лавировало, такъ какъ шло прямо противъ втра. Мн даже не пришла въ голову мысль обратить на себя его вниманіе. Начиная съ момента, въ который я ясно различилъ судно, и до той минуты, когда я увидлъ себя въ кают, обо всемъ случившемся за этотъ промежутокъ времени у меня сохранились смутныя воспоминанія. Смутно помню еще, что меня приподняли до шкафута. Съ высоты капитанскаго мостика какъ будто глядло на меня грубое красное лицо съ веснушками, рыжими волосами и бородою, предъ моимъ взоромъ промелькнуло также другое сильно загорлое лицо съ необычайными глазами. Немного спустя, кажется, влили мн сквозь стиснутые мои зубы какую-то жидкость. Все это я видлъ какъ въ какомъ-то кошмар, дале ничего не помню.
Очень долго пролежалъ я въ безсознательном состояніи. Каюта, въ которой я очнулся, была очень узка и грязна. Довольно молодой блондинъ съ торчащими свтлыми усами и съ отвисшей нижней губой сидлъ около и держалъ меня за руку. Съ минуту смотрли мы другъ на друга, не говоря ни слова. Въ его срыхъ, влажныхъ глазахъ не было никакого выраженія. Въ это время, прямо надъ моею головою, я услышалъ какой-то шумъ, какъ будто отъ передвиженія желзной кровати, вслдъ затмъ глухое и сердитое рычаніе какого-то большого животнаго. Одновременно съ этомъ заговорилъ блондинъ. Онъ повторилъ свой вопросъ:
— Какъ вы себя чувствуете?
Кажется, я отвтилъ, что чувствую себя хорошо. Мн было вовсе непонятно, какъ я очутился здсь, и блондинъ, должно быть, прочелъ въ моихъ глазахъ этотъ нмой вопросъ.
— Васъ нашли въ шлюпк, умирающаго отъ голода. Судно называлось ‘Darne Altiè,re’ и имло странныя пятна на гладкихъ бортахъ!
Въ этотъ моментъ мои взгляды упали на руки, он такъ страшно похудли и походили на мшки изъ грязной кожи съ костями. Видъ ихъ вернулъ мн память.
— Примите немного вотъ этого, — проговорилъ онъ и подалъ мн какое-то холодное лекарство краснаго цвта.— Ваше счастье, что вы попали на судно, на которомъ случился врачъ!
Онъ говорилъ, шепелявя.
— Что это за судно?— выговорилъ я медленнымъ и сильнымъ отъ долгаго молчанія голосомъ.
— Это маленькое прибрежное судно изъ Арики и Кально. Оно называется ‘La chance rouge’. Я не спрашивалъ, откуда оно идетъ, безъ сомннія, изъ страны сумасшедшихъ. Самъ же я не боле, какъ пассажиръ, принятый на судно въ Арик!
Шумъ надъ моею головою повторился — это была смсь угрюмыхъ ворчаній и человческаго голоса.
Вслдъ затмъ голосъ приказалъ ‘тройному идіоту’ замолчать.
— Вы были близки къ смерти, — продолжалъ мой собесдникъ, — и счастливо отдлались, но теперь я впустилъ вамъ немного свжей крови въ жилы. Чувствуете вы боль въ рукахъ? Это отъ впрыскиваній. Ваше безсознательное состояніе продолжалось почти тридцать часовъ!
Я медленно приходилъ въ себя. Вдругъ мои мысли были прерваны лаемъ своры собакъ.
— Нельзя-ли мн что-нибудь пость?— спросилъ я.
— По моей милости для васъ велно зажарить цлаго барана!
— Мн достаточно только небольшого кусочка! — сказалъ я увренно.
— Я сгораю желаніемъ знать, — продолжалъ онъ посл короткой паузы, — что случилось съ вами, и какимъ образомъ вы очутились одни въ этой шлюпк?
Въ его глазахъ промелькнуло выраженіе какой-то недоврчивости.
— Къ чорту эти ворчанія!
И онъ быстро вышелъ изъ каюты.
Я услышалъ сильный его споръ съ кмъ-то, кто, какъ мн показалось, отвчалъ ему на непонятномъ язык. Пренія, какъ будто, кончились побоями, но относительно послднихъ, повидимому, слухъ меня обманывалъ. Прикрикнувъ затмъ на собакъ, докторъ вернулся въ каюту.
— Ну, — воскликнулъ онъ еще съ порога, — вы хотли начать свой разсказъ!
Прежде всего я сообщилъ ему, что меня зовутъ Эдуардомъ Прендикомъ, и что я много занимался естественной исторіей, убивая этимъ часы своего досуга. Мое благосостояніе и независимое положеніе способствовали занятіямъ.
Казалось, это его заинтересовало.
— Я также,— признался онъ, — занимался науками. Я изучалъ въ лондонской университетской коллегіи біологію, истребляя яйца дождевыхъ червей и улитокъ. Да! Тому уже десять лтъ. Но продолжайте… разскажите мн, какъ вы попали на то судно?
Я разсказалъ ему о кораблекрушеніи ‘Dame Altiè,re’, отъ котораго усплъ спастись въ ялик вмст съ Констаномъ и Гельмаромъ, о спор послднихъ изъ-за распредленія пищи и о томъ, какъ оба моихъ товарища, разодравшись, выпали за бортъ лодки въ море.
Откровенность моего разсказа, казалось, удовлетворила его. Я чувствовалъ себя крайне слабымъ и говорилъ коротко и сжато. Когда я кончилъ, онъ принялся разсказывать объ естественной исторіи и о своихъ біологическихъ занятіяхъ. По всей вроятности, это былъ самый обыкновенный врачъ, и вскор онъ перешелъ къ разговору о Лондон и его развлеченіяхъ, имъ было разсказано мн даже нсколько анекдотовъ.
— Все это я покинулъ уже десять лтъ тому назадъ. Въ то время я былъ молодъ и увлекался. Но во мн было много животнаго… Къ двадцати одному году я все пролъ… Теперь, могу сказать, я ко всему равнодушенъ… Но надо сходить посмотрть, что этотъ поваръ-дуракъ длаетъ съ вашимъ бараномъ!
Рычаніе надъ моею головою вдругъ возобновилось съ такою дикою яростью, что я задрожалъ.
— Что тамъ происходитъ?— закричалъ я, но дверь была заперта.
Докторъ вскор возвратился съ жареной бараниной, и она была такъ вкусна, что я позабылъ спросить его о слышанномъ рев животныхъ.
Спустя день, дою и смняющимъ сномъ я возстановилъ немного силы, потерянныя за недлю вслдствіе истощенія и лихорадки, и былъ въ состояніи дойти отъ моей кушетки до полупортика, смотря на синія волны, состязавшіяся съ ними въ скорости. По моему мннію, шкуна шла по втру. Монгомери — это было имя блокураго врача — вошелъ въ этотъ моментъ, и я попросилъ у него свою одежду. Онъ сказалъ мн, что ту одежду, въ которой я спасся отъ кораблекрушенія, выкинули за бортъ. Одолженный имъ костюмъ изъ тика былъ для меня немного великъ, такъ какъ Монгомери былъ выше ростомъ и довольно толстъ.
Онъ принялся разсказывать о разныхъ вещахъ и, между прочимъ, сообщилъ, что капитанъ три четверти ихъ пути лежалъ пьянымъ въ своей кают. Одваясь, я задалъ ему нсколько вопросовъ о курс корабля. По его словамъ, корабль направлялся въ Гаваи, но долженъ былъ еще причалить къ берегу, не дозжая его.
— Гд?— спросилъ я.
— На одномъ остров… на которомъ я живу. Насколько мн помнится, онъ не иметъ названія!— Вытянувъ верхнюю губу, онъ посмотрлъ вдругъ на меня съ такимъ растеряннымъ видомъ, что мн показалось, будто-бы мой вопросъ смутилъ его.
— Я готовъ!— проговорилъ я и вышелъ слдомъ за нимъ изъ каюты.
У откидной крышки лстницы какой-то человкъ загораживалъ намъ проходъ. Онъ стоялъ на послднихъ ступеняхъ, смотря въ люкъ. Это было безобразное, коротконогое, толстое и кривое существо, спина у него была выгнута, шея мохнатая и голова вдавлена въ плечи. Онъ былъ одтъ въ костюмъ изъ синей саржи. Я услышалъ яростное рычаніе собакъ, и вслдъ за этимъ человкъ сталъ спускаться задомъ, чтобы не быть имъ столкнутымъ съ лстницы, мн пришлось отстранить его рукою, и онъ съ какою-то чисто зврской живостью обернулся назадъ. Благодаря этому, передо мною промелькнуло черное лицо, заставившее меня задрожать. Оно имло громадное сходство съ мордой, и въ его огромномъ полуоткрытомъ рту виднлись два ряда чрезвычайно большихъ блыхъ зубовъ. Такихъ зубовъ я никогда не видалъ у человка. Его глаза были налиты кровью и съ блымъ очень узенькимъ ободкомъ вокругъ бурыхъ зрачковъ. На всей этой фигур лежалъ странный отпечатокъ безпокойства и сильнаго раздраженія.
— Чтобъ тебя чортъ побралъ! Постоянно ты на дорог!— проворчалъ Монтомери.
Человкъ посторонился, не говоря ни слова. Я поднялся до откидной крышки, странное лицо, противъ моей воли, продолжало какъ-бы стоять передъ моими глазами. Монгомери на минуту остался внизу.
— Теб здсь нечего длать, твое мсто наверху!— сказалъ онъ авторитетнымъ голосомъ.
— Э… э… они… не хотятъ видть меня наверху!— пробормоталъ человкъ съ чернымъ лицомъ, весь дрожа.
Онъ медленно выговаривалъ слова съ какою-то хрипотою.
— Они не хотятъ тебя видть наверху? Но я приказываю теб идти туда!— крикнулъ Монгомери съ угрозою.
Онъ еще что-то хотлъ добавить, но, замтивъ меня, поднялся за мною по лстниц.
Я остановился и, просунувъ наполовину тло въ люкъ, продолжалъ смотрть съ неописаннымъ изумленіемъ на крайнее уродство этого существа. Мн никогда не случалось встрчать столь отталкивающей отъ себя фигуры, а между тмъ, — если возможно подобное противорчіе, — у меня въ то же время было странное впечатлніе, будто-бы я гд-то, наврное, видлъ т же самыя черты лица и т же ухватки, которыя приводили меня теперь въ смущеніе. Позже мн пришло въ голову, что, по всей вроятности, я видлъ его въ то время, когда меня поднимали на бортъ корабля, однако, такое объясненіе меня не удовлетворяло. И въ самомъ дл, человкъ, имвшій случай хоть разъ видть подобное, единственное въ своемъ род, лицо, могъ-ли забыть, при какихъ обстоятельствахъ это произошло?
Движеніе слдовавшаго за мною Монгомери отвлекло меня, и мои глаза обратились на падубу маленькой шкуны. Слышанный уже мною шумъ отчасти подготовилъ къ тому, что представилось моему взгляду. Тмъ не мене, мн никогда не случалось видть столь дурно содержимой палубы, она вся была покрыта нечистотами.
У большой мачты на цпи находилась цлая свора гончихъ собакъ, при вид меня, он принялись лаять и прыгать вокругъ. Около фокъ-мачты, въ желзной клтк, лежалъ большой пума. Клтка была настолько мала, что пума едва ворочался въ ней. Дале, противъ штиръ-борта, стояли безчисленные ршетчатые ящики съ кроликами, а на носу находилась одна лама въ узенькой клтк. На собакахъ были надты намордники. Единственнымъ человческимъ существомъ на палуб являлся худощавый и молчаливый матросъ съ бичемъ въ рук.
Грязные заплатанные паруса надувались втромъ, и маленькое судно, казалось, быстро подвигалось впередъ. Небо было ясное, день склонялся къ вечеру, гряды пнящихся волнъ состязались въ быстрот съ кораблемъ. Пройдя мимо человка съ бичемъ, мы подошли къ корм и, опираясь на перила, нкоторое время смотрли на пнящуюся вокругъ корпуса шкуны воду и на слдъ, оставляемый ею, гд то появлялись, то исчезали громадные водяные пузыри. Затмъ я повернулся къ грязной палуб, загроможденной животными.
— Это морской звринецъ?— спросилъ я.
— Пожалуй, что я такъ!— отвчалъ Монгомери.
— Что хотятъ сдлать съ этими животными? Не представляютъ-ли они кладь корабля, и не разсчитываетъ-ли капитанъ продать ихъ туземцамъ Тихаго океана?
— Не правда-ли, можно было-бы дйствительно подумать это?— повторилъ Монгомери и снова повернулся ко мн спиною.
Вдругъ мы услышали визгъ, сопровождаемый яростными проклятіями, исходившими изъ люка, и уродливый человкъ съ чернымъ лицомъ стремглавъ вылетлъ на палубу. При вид его, собаки, которыя было замолчали, уставъ лаять на меня, казалось, освирпли и принялись ворчать и рычать, немилосердно гремя своими цпями. Негръ на минуту остановился передъ ними, что дало возможность преслдовавшему его человку съ рыжими волосами наградить урода страшнымъ ударомъ кулака въ спину. Бднякъ упалъ, какъ подкошенный, и началъ кататься по грязной палуб среди обезумвшихъ собакъ. Счастье для него, что на собакахъ были намордники. Человкъ съ рыжими волосами, въ одежд изъ грязной саржи, при вид этого, зарычалъ отъ радости и остановился. Онъ покачивался и, какъ мн казалось, рисковалъ упасть назадъ въ люкъ или впередъ на свою жертву. При появленіи второго человка Монгомери сильно вздрогнулъ.
— Эй, сюда!— крикнулъ онъ рзкимъ голосомъ. Двое матросовъ появились на бак. Негръ, испуская странныя рычанія, извивался въ лапахъ собакъ, никто не приходилъ ему на помощь. Разъяренныя животныя изо всхъ силъ старались укусить его черезъ ремешки своихъ намордниковъ. Ихъ срыя и гибкія тла въ отчаянной борьб съ негромъ, который катался во вс стороны, перемшались въ кучу. Двое матросовъ смотрли на всю сцену, какъ на безподобное времяпрепровожденіе. Монгомери испустилъ гнвное восклицаніе и направился къ свор собакъ.
Въ это время негръ поднялся и, шатаясь, пробрался на носъ корабля. Онъ уцпился за снасти около вантъ судна, поглядывая черезъ плечо на собакъ. Человкъ съ рыжими волосами смялся грубымъ и довольнымъ смхомъ.
— Позвольте капитанъ, такое обращеніе мн не нравиться!— проговорилъ Монгомери, тряся его за рукавъ.
Я стоялъ позади доктора. Капитанъ обернулся и съ торжествующимъ видомъ посмотрлъ на говорящаго своими масляными пьяными глазами.
— Что?.. Что это… вамъ не нравится?..— спросилъ онъ.— Мерзкій костоправъ! Подлый пильщикъ костей!— добавилъ онъ, бросивъ на Монгомери заспанный взглядъ. Онъ попробовалъ освободить рукавъ, но посл двухъ безполезныхъ попытокъ засунулъ свои грубыя волосатыя руки въ карманъ матросскаго кителя
— Этотъ человкъ пассажиръ, — продолжалъ Монгомери, — и я не совтую вамъ поднимать на него руку!
— Убирайтесь къ чорту! — прорычалъ капитанъ.— На своемъ судн я длаю все, что хочу!
Онъ повернулся на пяткахъ, желая направиться къ снастямъ.
Я думалъ, что Монгомери оставитъ пьянаго въ поко, но онъ только поблднлъ еще боле и послдовалъ за капитаномъ.
— Вы слышите, капитанъ!— настаивалъ онъ.— Я не желаю, чтобы съ этимъ человкомъ обращались дурно. Съ самаго вступленія на корабль его постоянно дразнятъ!
Винные пары на одно мгновеніе помшали капитану отвчать.
— Мерзкій костоправъ!— это было все, что онъ счелъ нужнымъ, наконецъ, отвтить.
Я отлично видлъ, что Монгомери обладалъ довольно дурнымъ характеромъ, и эта ссора должна была, повидимому, затянуться надолго.
— Этотъ человкъ пьянъ, вы ничего не достигнете!— сказалъ я. На губахъ Монгомери показалась усмшка.
— Онъ постоянно пьянъ, думаете ли вы, что поэтому ему позволительно надодать своимъ пассажирамъ?
— Мой корабль, — началъ капитанъ, неопредленнымъ жестомъ указывая на клтки, — мой корабль былъ опрятнымъ судномъ… Посмотрите теперь на него. (Онъ дйствительно ничего не имлъ общаго съ чистотой). Мой экипажъ былъ чистый и приличный народъ…
— Вы согласились принять на корабль этихъ животныхъ!
— Я предпочелъ бы никогда не видть вашего адскаго острова… На кой чортъ нужны такому острову животныя?.. А затмъ, вашъ слуга… Я считалъ его за человка… но онъ сумасшедшій. Ему нечего длать на корабл!
— Съ перваго дня ваши матросы не переставали дразнить этого бднягу!
— Да… это дйствительно бдняга… Мои люди не могутъ его терпть. Я самъ не могу его видть. Никто не можетъ его переносить. И даже вы сами!
Монгомери прервалъ его:
— Ну, такъ что-жъ, все-таки вы должны оставить въ поко этого человка!
Онъ подтвердилъ свои слова энергическимъ кивкомъ головы. Капитанъ, повидимому, не хотлъ уступать и возвысилъ голосъ.
— Если онъ еще явится сюда, я ему проколю брюхо. Я ему распорю уродливое брюхо. Какъ вы смете мн приказывать? Я капитанъ и корабль мой. Я — законъ, повторяю вамъ, здсь я законъ и право!
— Дйствительно, я взялся доставить одного господина и его слугу въ Арику и вмст съ нимъ нсколькихъ животныхъ. Но я никогда бы не согласился перевозить подлаго идіота и какого-то пильщика костей, мерзкаго костоправа…
Но его оскорбленія не остановили Монгомери, послдній сдлалъ шагъ впередъ, тогда вмшался я:
— Онъ пьянъ!— снова сказалъ я. Капитанъ разразился страшнйшею бранью.
— Замолчите, что-ли?— проговорилъ я, обращаясь къ нему, такъ какъ по глазамъ и блдному лицу Монгомери предвидлъ опасность. Однако, мн удалось только обратить на себя весь залпъ его ругательствъ. Тмъ не мене, я былъ счастливъ даже цною вражды пьяницы устранить опасность ссоры. Мн никогда не приходилось слышать изъ устъ человка такую ужасную брань, не смотря на то, что во время своихъ странствованій я сталкивался съ людьми всякаго сорта. Иногда онъ выражался такъ рзко, что мн трудно было оставаться спокойнымъ, хотя у меня довольно уживчивый характеръ. Но, наврное, приказывая капитану замолчать, я забылъ, что я совершенно посторонній человкъ, безъ всякихъ средствъ, не имющій даже возможности заплатить за свой проздъ. Забылъ, что всецло завишу отъ его великодушія, какъ хозяина судна. Онъ съ удивительною рзкостью сумлъ напомнить мн объ этомъ. Но, во всякомъ случа, я избжалъ ссоры.
II.
Разговоръ съ Монгомери.
Въ тотъ же день вечеромъ нашимъ взорамъ представилась земля, и шкуна приготовилась причаливать къ берегу. Монгомери объявилъ мн, что этотъ безымянный островъ — цль его путешествія. Мы находились еще слишкомъ далеко, такъ что невозможно было различить очертанія острова: видна была только темно-синяя полоса на сро-голубомъ фон моря. Почти вертикальный столбъ дыма поднимался къ небу.
Капитана не было на палуб, когда часовой съ мачты крикнулъ ‘земля’! Изливъ въ брани весь свой гнвъ, капитанъ, шатаясь, добрался до каюты и растянулся спать на полу. Командованіе судномъ перешло къ его помощнику. Это былъ худощавый и молчаливый субъектъ, котораго мы уже раньше видли съ бичемъ въ рукахъ, казалось, онъ также находился въ очень дурныхъ отношеніяхъ съ Монгомери и не обращалъ ни малйшаго вниманія на насъ. Мы обдали вмст съ нимъ въ скучномъ молчаніи, и вс мои попытки вовлечь его въ разговоръ не увнчались успхомъ. Я замтилъ также, что весь экипажъ относился весьма враждебно къ моему товарищу и его животнымъ. Монгомери постоянно старался отмалчиваться, когда я разспрашивалъ объ его жизни и о томъ, что онъ намренъ длать съ этими животными, но, хотя любопытство мучило меня все сильне и сильне, тмъ не мене, я ничего не добился.
Мы остались на палуб и продолжали разговаривать до тхъ поръ, пока небо не усялось звздами. Ночь была совершенно спокойна, и ея тишина изрдка лишь нарушалась шумомъ за ршеткой на носу шкуны или движеніями животныхъ. Пума изъ глубины своей клтки слдила за нами своими горящими глазами, собаки спали. Мы закурили сигары.
Монгомери принялся говорить о Лондон тономъ сожалнія, предлагая мн различные вопросы о новыхъ перемнахъ. Онъ говорилъ, какъ человкъ, любившій жизнь, которую велъ прежде, и принужденный внезапно и навсегда покинуть ее. Я, по мр моихъ силъ, отвчалъ на его разспросы о томъ и о другомъ, и во время этого разговора все то, что было въ немъ непонятнаго, становилось для меня яснымъ. Бесдуя, я, при слабомъ свт фонаря, освщавшаго буссоль и дорожный компасъ, всматривался въ его блдную, странную фигуру. Затмъ мои глаза обратились на темное море, ища маленькій островокъ, скрытый во мрак ночи.
Этотъ человкъ, какъ мн казалось, явился изъ безконечности и исключительно для того, чтобы спасти мн жизнь. Завтра онъ покидаетъ корабль и исчезнетъ для меня навсегда. Однако, каковы бы ни были обстоятельства жизни, воспоминанія о немъ не изгладятся изъ моей головы. Въ настоящее время, прежде всего, онъ, образованный человкъ, обладалъ странностями, живя на маленькомъ неизвстномъ остров, въ особенности, если прибавить къ этому необычность его багажа.
Я повторялъ про себя вопросъ капитана: на что ему эти животныя? Почему, также, когда я впервые началъ разспрашивать объ этой клади, онъ старался уврить меня, что она не принадлежитъ ему? Затмъ мн приходило на намять его странное обращеніе со своимъ слугою. Все окружало этого человка какимъ-то таинственнымъ мракомъ: мое воображеніе всецло было занято имъ, но разспрашивать его я стснялся.
Къ полуночи разговоръ о Лондон былъ исчерпанъ, а мы все еще продолжали стоять другъ подл друга. Наклонясь надъ перилами и задумчиво глядя на звздное и молчаливое море, каждыя изъ насъ былъ занятъ своими мыслями. Было подходящее время для изліяній чувствъ, и я принялся выражать свою признательность.
— Мн никогда не забыть того, что спасеніемъ своей жизни я обязанъ вамъ!
— Случайно, совершенно случайно!— возразилъ онъ.
— Тмъ не мене я все-таки отъ души благодарю васъ!
— Не стоитъ благодарности. Вы нуждались въ помощи, я же былъ въ состояніи оказать ее. Заботился и ухаживалъ я такъ за вами только потому, что ваше положеніе представляло довольно рдкій случай. Мн было ужасно скучно, и я чувствовалъ необходимость чмъ-нибудь заняться. Если бы въ то время былъ одинъ изъ моихъ дней бездйствія, или если бы мн ваша фигура не понравилась, хотлъ бы я знать, что съ вами теперь было…
Эти слова нсколько охладили мои чувства.
— Во всякомъ случа…— снова началъ я.
— Это простая случайность, увряю васъ!— прервалъ онъ меня.— Какъ и все, что происходитъ въ жизни человка. Одни глупцы не видятъ этого. Почему, напримръ, я, оторванный отъ цивилизаціи, нахожусь здсь, вмсто того, чтобы жить счастливымъ человкомъ и наслаждаться всми прелестями Лондона? Просто потому, что одиннадцать лтъ тому назадъ въ одну темную ночь я позабылся всего на десять минутъ!
Онъ замолчалъ.
— Неужели?— спросилъ я.
— Дйствительно такъ!
Снова наступило молчаніе. Вдругъ онъ засмялся.
— Въ этой звздной ночи есть что-то такое, что развязываетъ языкъ. Я знаю хорошо, что это глупо, а между тмъ, мн кажется, я не прочь разсказать вамъ…
— Что бы вы мн ни сказали, вы можете разсчитывать на мою скромность…
Онъ собирался уже начать, но вдругъ съ видомъ сомннія покачалъ головой.
— Не говорите ничего, — продолжалъ я, — я не любопытенъ. Къ тому-же будетъ лучше затаить свою тайну въ себ. Удостаивая меня своимъ довріемъ, вы не почувствуете ни малйшаго облегченія. Не правду-ли я говорю?
Онъ пробормоталъ нсколько непонятныхъ словъ. Мн казалось, что я засталъ его врасплохъ, принудивъ къ откровенности, по правд же сказать, мн вовсе не было любопытно знать, что завело его, врача, въ такую даль отъ Лондона. Поэтому я пожалъ плечами и удалился.
У кормы надъ бортомъ тихо наклонялась темная фигура, пристально слдя за волнами. Это былъ странный слуга Монгомери. При моемъ приближеніи онъ бросилъ на меня быстрый взглядъ, а затмъ снова принялся за созерцаніе. Подобное обстоятельство покажется вамъ, безъ сомннія, незначительнымъ, однако, оно меня сильно взволновало. Единственнымъ источникомъ свта около насъ служилъ фонарь у буссоли. При поворот страннаго существа отъ мрака палубы къ свту фонаря, не смотря на его быстроту, я замтилъ, что смотрвшіе на меня глаза сверкали какимъ-то зеленоватымъ свтомъ.
Въ то время я еще не зналъ, что въ глазахъ людей нердко встрчается красноватый отблескъ, этотъ же зеленый отблескъ казался мн совершенно нечеловческимъ. Черное лицо со своими огненными глазами разстроило вс мои мысли и чувства и на мгновеніе воскресило въ памяти вс забытые страхи дтства.
Такое состояніе прошло такъ-же быстро, какъ и явилось. Посл этого я ничего уже не различалъ, кром странной темной фигуры, наклонившейся надъ перилами, послышался голосъ Монгомери:
— Я думаю, что можно отправиться въ каюты, — проговорилъ онъ, — если вамъ угодно!
Я что-то ему отвтилъ, и мы спустились. Передъ дверью моей каюты онъ пожелалъ спокойной ночи.
Очень непріятныя сновиднія тревожили мой сонъ. Луна взошла поздно. Въ каюту попадалъ ея блдный и фантастическій лучъ, рисовавшій на стнахъ таинственныя тни. Затмъ собаки, пробудившись, подняли лай и ворчаніе, такъ что мой сонъ былъ обезпокоенъ кошмаромъ, и я могъ дйствительно уснуть только на разсвт.
Раннимъ утромъ — это было на второй день возвращенія моего къ жизни и на четвертый со дня принятія меня на судно — я проснулся среди страшныхъ сновидній, — какъ будто бы грохота пушекъ и завываній толпы народа и услышалъ прямо надъ головой хриплые голоса. Я протеръ глаза, прислушиваясь къ этимъ звукамъ, и спрашивалъ себя, гд я и что со мной? Затмъ послышался топотъ босыхъ ногъ, толчки отъ передвиженія тяжелыхъ предметовъ, сильный трескъ и бряцаніе цпей. Слышенъ былъ шумъ волнъ, бьющихся о шкуну, и валъ съ зеленовато-желтой пной, разбившись о маленькій круглый полупортикъ, сбгалъ съ него ручейкомъ. Я поспшно одлся и вышелъ на палубу. Подойдя къ люку, я замтилъ на фон розоваго неба, — такъ какъ восходило солнце,— широкую спину и рыжую голову капитана и надъ нимъ клтку съ пумою, качающуюся на блок, укрпленномъ на гикъ-фок. Бдное животное казалось ужасно испуганнымъ и съежилось въ глубин своей маленькой клтки.
— За бортъ, за бортъ всю эту гадость!— кричалъ капитанъ.— Корабль теперь очистится, ей Богу, онъ вскор станетъ чистымъ!
Онъ заграждалъ мн дорогу, такъ что для прохода на палубу мн пришлось коснуться рукою до его плеча. Онъ рзко повернулся и отступилъ нсколько назадъ, чтобы лучше разглядть меня. Онъ все еще былъ пьянъ, замтить это не представляло никакой трудности.
— Кто это, кто это?— произнесъ онъ съ глуповатымъ видомъ.
Въ его глазахъ мелькнулъ какой-то огонекъ.
— А… это мистеръ… мистеръ…
— Прендикъ!— подсказалъ я ему.
— Къ чорту съ Прендикомъ!— вскричалъ онъ.— Непрошенный защитникъ — вотъ ваше имя. Мистеръ ‘непрошенный защитникъ’!
Не стоило труда отвчать на эту грубость, и, конечно, я не сталъ дожидаться дальнйшихъ шутокъ на мой счетъ. Онъ протянулъ руку по направленію къ шкафуту, около котораго Монгомери бесдовалъ съ какимъ-то человкомъ высокаго роста, съ сдыми волосами, одтымъ въ голубую и грязную фланелевую куртку и, безъ сомннія, только что явившимся на судн.
— Туда, туда его, господина ‘непрошеннаго защитника’!— рычалъ капитанъ.
Монгомери и его собесдникъ, услыша крика капитана, обернулись.
— Что вы хотите сказать?— спросилъ я.
— Туда господина ‘непрошеннаго защитника’, вотъ что я хочу сказать. Долой съ корабля мистера! И живо! На корабл все чистится и прибирается! Къ счастью, для моей шкуны, она разгружается, и вы, вы также убирайтесь прочь!
Въ остолбенніи смотрлъ я на него. Затмъ мн пришла въ голову мысль, что это наилучшій исходъ изъ моего положенія. Перспектива совершить плаваніе единственнымъ пассажиромъ въ обществ такого вспыльчиваго грубіяна не представлялась заманчивой. Я повернулся къ Монгомери.
— Мы не можемъ принять васъ!— сухо отвчалъ его собесдникъ. .
— Вы не можете меня принять? — въ смущеніи повторилъ я.
Вся фигура этого человка дышала такою ршимостью я выражала такую сильную волю, какой мн никогда не приходилось встрчать.
— Повторите-же!— началъ я, обращаясь къ капитану.
— Долой съ корабля!— отвтилъ пьяница.— Мой корабль не для зврей и тмъ боле не для людей, которые хуже зврей. Вы должны убираться съ моего судна, мистеръ. Если они не желаютъ принять васъ, то вы будете предоставлены вол втра и теченію. Но какъ-бы ни было, вы пристанете къ берегу вмст съ вашими друзьями. Меня не увидятъ боле на этомъ проклятомъ остров. Аминь. Я все сказалъ!
— Монгомери…— умолялъ я.
Скрививъ свою нижнюю губу, онъ кивнулъ головою по направленію къ высокому старику, давая мн понять, что мое спасеніе въ его власти,
— Погодите! Я сейчасъ поговорю за васъ! — проговорилъ капитанъ.
Тогда начался между ними тремя любопытный споръ. Я обращался поперемнно ко всмъ троимъ, сначала къ сдовласому старику, прося его позволенія пристать къ берегу, затмъ къ пьяному капитану, съ просьбою оставить меня на корабл, и даже къ самимъ матросамъ. Монгомери не раскрывалъ рта и довольствовался однимъ киваніемъ головы.
— Я вамъ говорю, что вы уберетесь съ корабля долой! Къ чорту законъ! Я здсь хозяинъ!— повторялъ безпрестанно капитанъ.
Наконецъ, во время начавшейся сильнйшей брани, я вдругъ остановился и удалился на корму, не зная, что предпринять.
Между тмъ экипажъ съ быстротою приступилъ къ выгрузк ящиковъ, клтокъ и зврей. Широкая люгерная шлюпка была привязана къ шкоту шкуны, и въ нее спускали странный звринецъ. Мн не видны были люди, принимавшіе ящики, такъ какъ корпусъ шлюпки былъ скрытъ отъ меня нашимъ судномъ.
Ни Монгомери, ни его собесдникъ не обращали ни малйшаго вниманія на меня, они были сильно заняты, помогая и распоряжаясь матросами, выгружавшими ихъ багажъ. Капитанъ также вмшивался, но очень неловко. У меня въ мысляхъ являлись одни за другимъ самыя безразсудныя отчаянныя намренія. Разъ или два, въ ожиданіи ршенія своей судьбы, я не могъ удержаться отъ смха надъ своей несчастной нершительностью. Я не могъ придти ни къ какому ршенію, что длало меня еще боле несчастнымъ. Голодъ и потеря извстнаго количества крови способны лишить человка всякаго мужества. У меня не хватало необходимыхъ силъ, чтобы противостать капитану, желавшему меня выгнать, ни чтобы навязать себя Монгомери и его товарищу, Совершенно безучастно ждалъ я ршенія своей судьбы, а между тмъ переноска клади Монгомери въ шлюпку шла своимъ чередомъ, я же былъ забытъ.
Вскор выгрузка была кончена. Затмъ меня, не оказавшаго ни малйшаго сопротивленія, дотащили до шкафута, и въ этотъ моментъ я увидлъ, какія странныя лица находились вмст съ Монгомери въ шлюпк. Однако, послдній не дожидаясь, быстро оттолкнулся отъ корабля. Между мною и ею образовалось широкое пространство зеленоватой воды, и я изо всхъ силъ откинулся назадъ, чтобы не полетть внизъ головою.
Люди, находившіеся въ шлюпк, громко разсмялись, и слышенъ быхъ голосъ Монгомери, ругавшаго ихъ. Посл этого капитанъ, его помощникъ и одинъ изъ матросовъ привели меня къ корм. Тамъ все еще стоялъ на буксир челнокъ отъ судна ‘Dame Altiè,re’, до половины наполненный водою, въ немъ не было ни веселъ, ни провизіи. Я отказался туда ссть и растянулся. во всю длину на палуб. Въ конц концовъ, имъ удалось при помощи веревки — такъ какъ на корм не было лстницы — спустить меня въ челнокъ и отвязать его.
Челнокъ медленно удалялся отъ шкуны.
Въ какомъ-то остолбенніи смотрлъ я, какъ весь экипажъ готовился къ отплытію, и какъ шкуна спокойно перемнила галсъ. Паруса затрепетали и надулись подъ напоромъ втра. Я пристально глядлъ на судно, накренившееся въ мою сторону. Затмъ оно быстро исчезло изъ виду. Я не поворотилъ головы, чтобы слдить за нимъ глазами, такъ какъ вовсе не надялся на его возвращеніе. Усвшись на дно челнока, я въ какомъ-то оцпенніи созерцалъ тихое и пустынное море.
Итакъ, я снова находился въ отчаянномъ положеніи, предоставленный вол стихіи. Бросивъ взглядъ черезъ бортъ челнока, я замтилъ, что разстояніе между мною и шкуной постоянно увеличивалось, причемъ на ней около перилъ виднлась голова капитана, осыпавшаго меня насмшками. Обернувшись къ острову, я увидлъ шлюпку, также уменьшавшуюся, по мр приближенія ея къ берегу.
Вдругъ мн ясно представился весь ужасъ моего положенія. Но было никакой возможности достигнуть берега, если только теченіе не пригонитъ меня къ нему. Я еще не совсмъ оправился отъ лихорадки и недавняго голода и потому былъ близокъ къ обмороку, въ противномъ случа, у меня было бы больше мужества. Вдругъ я принялся рыдать и плакать такъ, какъ мн не случалось плакать съ самаго моего дтства. Слезы ручьемъ бжала изъ глазъ. Въ припадк отчаянія я ударялъ кулаками по вод, наполнявшей дно челнока, и яростно билъ ногами по его борту. Громкимъ голосомъ молилъ я Провидніе послать мн смерть. Я очень медленно подвигался къ востоку, приближаясь къ острову, и вскор увидлъ шлюпку, перемнившую галсъ и направлявшуюся въ мою сторону. Она была сильно нагружена, и, когда подошла ближе, можно было различить широкія плечи и сдую голову товарища Монгомери, сидящаго на корм среди собакъ и различныхъ ящиковъ. Онъ пристально смотрлъ на меня, не двигаясь и не говоря ни слова. Уродъ съ чернымъ лицомъ, скорчившись около клтки пумы на носу, также внимательно оглядывалъ меня своими дикими глазами. Кром того, въ шлюпк было еще трое людей — странныя существа, похожія на дикарей, на которыхъ яростно ворчали собаки. Монгомери правилъ рулемъ, подвелъ свое судно къ моему и, наклонившись, привязалъ носъ моего челнока къ корм шлюпки. Итакъ, я былъ взятъ на буксиръ, потому что у нихъ не было для меня мста. Припадокъ отчаянія теперь совершенно прошелъ, и я довольно спокойно отвчалъ на обращеніе ко мн Монгомери при приближеніи. Я сказалъ ему, что челнокъ заполненъ наполовину водою, и онъ передалъ мн черпакъ. Въ моментъ, когда веревка, связывавшая оба судна, натянулась, я опрокинулся назадъ, но затмъ энергично принялся выкачивать воду изъ своего челнока, что заняло порядочное время. Мое суденышко было въ полной исправности, и только вода наполняла его до борта, когда вода была удалена, у меня оказалось, наконецъ, свободное время для наблюденія надъ экипажемъ шлюпки.
Человкъ съ сдыми волосами все еще продолжалъ внимательно разглядывать меня, но теперь, какъ мн казалось, съ выраженіемъ какого-то смущенія. Когда наши взоры встрчались, онъ опускалъ голову и смотрлъ на собаку, лежавшую около его ногъ. Это былъ прекрасно сложенный человкъ съ красивымъ лбомъ и крупными чертами лица, подъ глазами были у него морщинки, часто появляющіяся съ лтами, а углы его большого рта свидтельствовали о сильной вол. Онъ болталъ съ Монгомери, но настолько тихо, что нельзя было разслышать. Посл него взоры мои обратились на трехъ людей экипажа. Это были удивительно странные матросы. Раньше я видлъ только ихъ фигуры, а теперь могъ различить и лица, на которыхъ было что-то такое, что внушало мн неопредленное отвращеніе къ нимъ. Я продолжалъ внимательно разглядывать ихъ, однако, первое впечатлніе не изглаживалось, и мн было непонятно, откуда оно истекало. Они казались мн людьми со смуглымъ цвтомъ кожи, а вс ихъ члены до пальцевъ рукъ и ногъ включительно были спеленаты въ особый родъ тонкой матеріи сраго цвта. Никогда еще, даже на восток, мн не встрчались люди, столь искусно завернутые. На нихъ были также чалмы, изъ-подъ которыхъ они подсматривали за мной. Ихъ нижняя челюсть выдавалась впередъ, со своими длинными черными и гладкими волосами они, казалось мн, сидя, превосходили ростомъ каждую изъ виднныхъ мною различныхъ человческихъ расъ. Эти матросы на голову превышали человка съ сдыми волосами, который ростомъ былъ почти шесть футовъ. Впослдствіи я замтилъ, что въ дйствительности ростомъ они были не выше меня, но верхняя часть ихъ туловища была ненормальной длины, нижнія же оконечности, начиная съ бедра, были коротки и страннымъ образомъ скрючены. Во всякомъ случа, это былъ черезъ-чуръ непривлекательный экипажъ, и среди нихъ на носу выдлялось черное лицо человка со свтящимися въ темнот глазами. Во время моего разсматриванія они встрчали мои взоры, и каждый изъ нихъ опускалъ голову, избгая прямого взгляда, не переставая исподтишка наблюдать за мной. Мн представилось, что я, безъ сомннія, имъ досаждаю, и потому обратилъ свое вниманіе на островъ, къ которому мы приближались. Берегъ былъ низкій и покрытъ густой растительностью, главнымъ образомъ, какими-то пальмами. Въ одномъ мст тонкая струя благо дыма, извиваясь, высоко поднималась вверхъ и разсивалась въ воздух. Въ данный моментъ мы входили въ широкую бухту, ограниченную съ каждой стороны низкимъ мысомъ. Морской берегъ состоялъ изъ сроватаго песка и представлялъ рзкую покатость, поднимавшуюся отъ шестидесяти до семидесяти футовъ надъ уровнемъ моря и поросшую деревьями и кустарниками. На половин косогора находилось четырехугольное пространство, огражденное стнами, выстроенными — какъ я узналъ впослдствіи, — частью изъ коралловъ, частью изъ лавы и пемзы. Изъ-за ограды виднлись соломенныя крыши. Какой-то человкъ ждалъ насъ, стоя на берегу. Издали я, какъ будто, видлъ и другія странныя фигуры, скрывшіяся, по всей вроятности, при нашемъ приближеніи за кустарниками холмовъ, такъ какъ, подойдя ближе, я боле ничего не видлъ.
Ожидавшій насъ человкъ былъ средняго роста, съ лицомъ негра, съ широкимъ ртомъ, почти лишеннымъ губъ, съ чрезвычайно длинными и сухопарыми руками, у него были большія узкія ступни и дугою искривленныя ноги. Онъ смотрлъ на наше приближеніе, вытянувъ впередъ свою звроподобную голову. Подобно Монгомери и его компаньону, этотъ человкъ былъ одтъ въ блузу и брюки изъ синей саржи.
Когда приблизились наши суда, субъектъ этотъ принялся бгать взадъ и впередъ по берегу съ удивительнйшими кривляніями. По приказанію Монгомери, четверо людей шлюпки поднялись и, какъ-то неуклюже двигаясь, убрали паруса.
Монгомери искусною рукою, пользуясь приливомъ, направилъ шлюпку къ маленькой, узкой и довольно длинной бухт, вырытой въ песчаномъ берег для защиты судна отъ непогоды. Слышно было, какъ киль задвалъ дно, съ помощью черпака я помшалъ моему челноку разбить руль шлюпки и, отвязавшись, присталъ къ берегу. Трое закутанныхъ людей выпрыгнули изъ шлюпки и съ весьма неуклюжими движеніями принялись за ея выгрузку, къ нимъ на помощь присоединился человкъ, ожидавшій насъ на берегу.
Я былъ совершенно пораженъ курьезными движеніями ногъ трехъ закутанныхъ и забинтованныхъ матросовъ — эти движенія не были ни быстры, ни неловки, но страннымъ образомъ искажены, какъ будто бы вс ихъ суставы были выворочены. Собаки продолжали рваться съ цпей и ворчать на этихъ людей. На берегъ ихъ переправлялъ человкъ съ сдыми волосами. Трое существъ съ высокими бюстами обмнялись между собою странными гортанными звуками, и ожидавшій васъ на берегу человкъ съ жаромъ вступилъ съ ними въ разговоръ на незнакоъомъ для меня діалект. Это происходило въ тотъ моментъ, когда они взялись за нсколько тюковъ, лежавшихъ на корм шлюпки. Я гд-то слышалъ нсколько подобныхъ звуковъ, но не могъ припомнить, въ какой именно стран. Сдой старикъ съ трудомъ удерживалъ возбужденныхъ собакъ, и среди шума ихъ лая слышно было, какъ онъ прикрикивалъ на нихъ. Монгомери, управлявшій шлюпкой, спрыгнулъ на землю и началъ распоряжаться выгрузкой. Мой долгій постъ и палящій зной настолько ослабяли меня, что я не въ состояніи былъ предложить имъ свою помощь. Вдругъ человкъ съ сдыми волосами, казалось, вспомнилъ о моемъ присутствіи и приблизился ко мн.
— Вы производите впечатлніе человка, которому не удалось пообдать!— проговорилъ онъ.
Изъ-подъ густыхъ бровей сверкали маленькіе черные глаза.
— Извините меня, что я не подумалъ объ этомъ раньше… теперь вы нашъ гость, и намъ нужно позаботиться о вашихъ удобствахъ, хотя, какъ вы знаете, не мы пригласили васъ!— Быстрые его глаза смотрли мн прямо въ лицо.
— Монгомери говорилъ мн, г. Прендикъ, что вы человкъ ученый… и занимаетесь наукой. Могу ли я попросить васъ дать боле подробныя свднія объ этомъ?
Я объяснилъ ему, что въ продолженіе нсколькихъ лтъ занимался въ Королевской Коллегіи Наукъ и произвелъ нсколько біологическихъ изслдованія подъ руководствомъ Гексли.
При этихъ словахъ онъ слегка поднялъ брови.
— Это мняетъ дло, господинъ Прендикъ, — сказалъ онъ съ легкимъ оттнкомъ уваженія въ голос.— Случайно мы также естествоиспытатели, здсь находится біологическая станція… въ нкоторомъ род!
Его глаза слдили за существами, одтыми въ блое, которыя катили клтку съ пумой къ оград.
— Мы біологи… По крайней мр, Монгомери и я!— добавилъ онъ.
Затмъ, спустя минуту, онъ продолжалъ:
— Я не могу даже приблизительно сказать вамъ, когда вамъ удастся вырваться отсюда. Нашъ островъ находится вн обыкновеннаго пути кораблей. Мы ихъ видимъ не раньше какъ черезъ каждые 12—15 мсяцевъ!
Вдругъ онъ покинулъ меня, забрался на холмъ, обогналъ обозъ съ пумой и вошелъ въ отгороженное мсто. Двое другихъ людей остались съ Монгомери и стали нагружать на маленькую тачку кучу различныхъ предметовъ. Лама и клтки съ кроликами еще находились въ шлюпк, въ ней же оставалась привязанная къ скамь вторая свора собакъ. Тачка была нагружена, и трое людей принялись ее тянуть но направленію къ оград, вслдъ за пумой. Вскор Монгомери возвратился и протянулъ мн руку.
— Что касается меня, я очень доволенъ. Этотъ капитанъ былъ сама непристойность. Онъ отравилъ бы вамъ жизнь!
— Вамъ я вторично обязанъ спасеніемъ своей жизни!
— Я тутъ не при чемъ. Вскор вы увидите, что этотъ островъ — ужасное мсто, увряю васъ въ томъ. На вашемъ мст я велъ бы себя и поступалъ бы осмотрительно. Онъ…
На этомъ онъ вдругъ остановился и перемнилъ разговоръ.
— Не поможете ли вы мн выгрузить эти клтки?— спросилъ онъ меня.
Онъ страннымъ образомъ поступилъ съ кроликами. Я помогъ спустить на землю одну изъ клтокъ, это было довольно трудно, онъ же, открывъ дверцу и наклонивъ клтку, выпотрошилъ на землю все ея содержимое.
Кролики вывалились кучею, одинъ на другого. Монгомери забилъ въ ладоши, и двадцать этихъ зврьковъ прыжками быстро забрались на холмъ.
— Живите и размножайтесь, мои друзья, населяйте островъ. Въ послднее время мы немного нуждались въ мяс!— добавилъ Монгомери.
Въ то время, какъ я смотрлъ на убгающихъ кроликовъ, вернулся сдой старикъ съ бутылкой водки и сухарями въ рукахъ.
— Вотъ вамъ для времяпровожденія, Прендикъ!— произнесъ онъ гораздо боле дружелюбно, чмъ прежде.
Безъ всякой церемоніи я принялся уничтожать сухари, а старикъ помогъ Монгомери отпустить на волю еще двадцать кроликовъ. Однако, три большихъ наполненныхъ клтки были препровождены за ограду. Я не дотронулся до водки, такъ какъ вообще всегда воздерживался отъ употребленія спиртныхъ напитковъ.
Все окружающее меня казалось мн въ то время столь страннымъ, и мое положеніе было результатомъ сколькихъ неожиданныхъ приключеній, что я не различалъ ясно ненормальности каждаго предмета въ отдльности. Я послдовалъ за клткою съ ламою, направлявшейся къ оград, и присоединился къ Монгомери, который просилъ меня не вступать въ огороженное каменной стной пространство. Тогда же я замтилъ, что пума въ клтк и куча другого багажа были сложены около входа въ ограду. При моемъ возвращеніи на берегъ выгрузка шлюпки оказалась оконченной, и сама она была вытащена на песокъ. Сдой старикъ подошелъ къ намъ и обратился къ Монгомери:
— Приходится теперь заняться нашимъ неожиданнымъ гостемъ. Что намъ длать съ нимъ?
— У него значительныя научныя познанія!— отвчалъ Монгомери.
— Я сгораю отъ нетерпнія приступить къ работ надъ новымъ матеріаломъ!— проговорилъ старикъ, кивнувъ головою по направленію къ оград, при этомъ глаза его вдругъ заблистали.
— Я охотно этому врю! — возразилъ Монгомери почти шепотомъ.
— Мы не можемъ послать его туда, внизъ, и у насъ также нтъ времени, чтобы выстроить ему новую хижину. Тмъ боле мы не можемъ его сегодня же посвятить въ нашу тайну!
— Я въ вашихъ рукахъ!— сказалъ я.
У меня не было никакого представленія о томъ, что онъ подразумвалъ подъ словомъ ‘туда, внизъ’.
— Я уже обо всемъ этомъ подумалъ, — отвтилъ Монгомери.— Моя комната снабжена наружною дверью…
— Это превосходно!— живо прервалъ старикъ. Мы вс втроемъ отправились къ оград.
— Для меня непріятно такое скрытничанье, господинъ Прендикъ, но вы прибыли такъ неожиданно. Наше маленькое строеніе скрываетъ въ себ одну или дв тайны, можно вообразить, комната Синей Бороды, но въ дйствительности нтъ ничего ужаснаго… для здравомыслящаго человка. Въ данный же моментъ… такъ какъ мы васъ не знаемъ…
— Конечно, — прервалъ я его, — было бы глупо мн обижаться на ваши предосторожности!
Большой его ротъ скривился въ слабую улыбку, и наклоненіемъ головы онъ поблагодарилъ меня. Это былъ одинъ изъ тхъ молчаливыхъ людей, которые, когда смются, заостряютъ углы рта.
Мы миновали главный входъ ограды. Главный входъ представлялъ плотно притворявшуюся толстую деревянную ршетку, окованную желзомъ, около него въ кучу была сложена вся кладь со шкуны. У угла ограды находилась маленькая дверца, которой я до сей минуты не примчалъ. Сдой старикъ вытащилъ изъ засаленнаго кармана своей синей куртки связку ключей, отомкнулъ дверь и вошелъ. Эти ключи и многосложные запоры чрезвычайно поразили меня. Я послдовалъ за нимъ и очутился въ маленькой комнатк, убранной хотя просто, но съ нкоторымъ комфортомъ, ея внутренняя дверь, слегка пріоткрытая, выходила на мощенный дворъ. Монгомери быстро захлопнулъ ее. Въ самомъ темномъ углу комнаты былъ подвшенъ гамакъ, крошечное окно безъ стеколъ и съ желзной ршеткой пропускало дневной свтъ со стороны моря.
— Эта комнатка, — сказалъ мн старикъ, — должна служить вашимъ жилищемъ, а внутренняя дверь, — добавилъ онъ, — во избжаніе непріятнаго злоключенія ее закроютъ — границей, которой не слдуетъ преступать!
Онъ обратилъ мое вниманіе на складное кресло, удобно стоявшее передъ окномъ, и на полку, около гамака, со старыми книгами,. среди этихъ послднихъ находилось много руководствъ по хирургіи и произведеній римскихъ и греческихъ классиковъ, которыя я лишь съ трудомъ могъ разбирать. Не желая во второй разъ открывать внутреннюю дверь, онъ вышелъ черезъ наружную.
— Мы обыкновенно здсь обдаемъ!— сообщилъ мн Монгомери, затмъ, повидимому, у него явилось какое-то неожиданное сомнніе, и онъ бросился догонятъ своего товарища.
— Моро!..— услышалъ я его зовъ, но не обратилъ вниманіе въ данную минуту на это слово. Немного спустя, при разсматриванія книгъ, оно снова пришло мн на память: гд я слышалъ уже это имя?
Я услся передъ окномъ и принялся съ аппетитомъ додать нсколько оставшихся у меня сухарей.
— Кто это такой былъ Моро?— вертлось въ моей голов.
Черезъ окно я увидлъ одно изъ странныхъ, одтыхъ въ блое существъ, которое тащило по песку какой-то ящикъ. Затмъ слышно было, какъ вкладывади въ замочную скважину ключъ и повернули его въ замк два раза, и заперли внутреннюю дверь. Немного времени спустя, позади запертой двери послышался шумъ, производимый собаками, которыхъ привели со шлюпки. Он не лаяли, но какимъ-то страннымъ образомъ фыркали и ворчали. Я слышалъ безпрестанный ихъ топотъ и голосъ Монгомери, старавшагося ихъ успокоить.
Я чувствовалъ себя сильно потрясеннымъ многочисленными предосторожностями, которыя принимали двое людей, чтобы сохранить тайну ихъ ограды. Долго я размышлялъ объ этомъ, а также и объ имени Моро, почему-то казавшемся мн знакомымъ. Но человческая память такъ странна, что мн не удавалось вспомнить, съ чмъ связано это столь хорошо извстное имя, потомъ мои мысли стали вращаться около непостижимой странности безобразнаго существа, закутаннаго въ блое, только что видннаго мною на берегу.
Я никогда еще не имлъ случая видть подобныхъ ухватокъ и столь неловкихъ движеній, какъ т, которыя обнаруживалъ онъ, таща свой ящикъ. Я вспомнилъ, что ни одинъ изъ этихъ людей не заговаривалъ со мною, хотя они нсколько разъ какъ-то особенно и тайкомъ наблюдали за мною, и ихъ взглядъ совершенно не походилъ на наивный взглядъ обыкновеннаго дикаря. Я спрашивалъ себя, на какомъ язык они говорятъ. Вс они, казалось, были чрезвычайно молчаливы, а когда говорили, то издавали неправильнйшіе звуки. Что могло быть въ нихъ хорошаго?
Потомъ мн вновь вспомнились глаза уродливо сложеннаго слуги Монгомери. Въ этотъ самый моментъ вошелъ тотъ, о которомъ я только что думалъ. Теперь онъ былъ одтъ въ блую одежду и несъ маленькій подносъ, на послднемъ находились вареныя овощи и кофе. Я едва могъ сдержать брезгливое чувство, видя, какъ онъ, вжливо раскланявшись, поставилъ подносъ на столъ передо мной.
Вдругъ удивленіе парализовало меня. Изъ-подъ длинныхъ гладкихъ прядей волосъ выдлилось его ухо. Я увидлъ его вдругъ и совершенно вблизи. Человкъ имлъ остроконечныя уши, покрытыя пухомъ тонкихъ волосъ коричневаго цвта.
— Вамъ завтракъ, сударь!— проговорилъ онъ.
Я всецло погрузился въ разсматриваніе его и не подумалъ дать ему какой-либо отвтъ. Онъ повернулся на пяткахъ и направился къ двери, странно поглядывая на меня черезъ плечо. При этомъ мн пришли въ голову, по какому-то безсознательному мысленному процессу, слова, заставившія вернуться мою память къ происшедшему десять лтъ тому назадъ. Нкоторое время слова эти неясно носились въ моей голов, внезапно мн бросилось въ глаза заглавіе красными буквами ‘Докторъ Моро’, написанное на замшевомъ переплет одной брошюры, трактующей объ опытахъ, при чтеніи которыхъ морозъ по кож подираетъ васъ. Затмъ мои воспоминанія точно выяснялись, и эта брошюра, давнымъ давно забытая, съ неожиданною ясностью воскресла въ памяти.
Въ ту пору я былъ еще очень молодъ, а Mopo, должно быть, было, по крайней мр, лтъ пятьдесятъ. Знаменитый и крупный физіологъ, хорошо извстный въ ученыхъ кружкахъ своимъ оригинальнымъ способомъ мысли и грубой откровенностью, съ которой онъ излагалъ свои мннія. Былъ-ли это тотъ-же самый Моро, котораго я только что видлъ? Онъ славился переливаніемъ крови, нкоторыми другими изумительнйшими дяніями и, кром того, пріобрлъ громадную извстность своими работами о болзненныхъ процессахъ. Но вдругъ эта блестящая карьера окончилась, ему пришлось покинуть Англію. Это случилось благодаря одному журналисту. Послдній, въ качеств помощника, проникъ въ лабораторію доктора съ твердо принятымъ намреніемъ вывдать и обнародовать сенсаціонныя ея тайны. Благодаря непріятному случаю — если только это можно назвать случаемъ — возмутительная брошюра журналиста пріобрла громкую извстность, а именно: въ самый день публикаціи одна несчастная собака, у которой съ живой была содрана кожа и отняты различныя части тла, вырвалась изъ лабораторіи Моро.
Все это произошло во время, когда ощущался недостатокъ въ новостяхъ, и ловкій издатель журнала, двоюродный братъ коварнаго лаборанта, обратился съ воззваніемъ къ совсти цлаго народа. Уже не въ первый разъ совсть противилась экспериментальному методу, поднялся сильнйшій ропотъ, заставившій доктора просто на просто покинуть страну. Возможно, что онъ заслужилъ подобное осужденіе, но я никогда не перестану считать за полный позоръ ту слабую поддержку, которую несчастный ученый нашелъ у своихъ собратьевъ, и тотъ малодушный образъ дйствій, обнаруженный по отношенію къ нему людьми науки. По объясненіямъ журналиста, нкоторые изъ его опытовъ были безполезно жестокими. Быть можетъ, онъ и могъ-бы примириться съ обществомъ, прекративъ свои изслдованія, однако, онъ безъ всякаго колебанія ршилъ предпочесть свои работы, какъ поступилъ-бы на его мст всякій, кто хоть разъ поддавался упоенію отъ научныхъ открытій. Онъ былъ холостъ, словомъ, ему оставалось имть въ виду только свои личные интересы.
Я окончательно убдился, что нашелъ того-же самаго Моро. Все приводило къ этому заключенію. И тогда стало мн ясно, для какой цли были предназначены пума и вс животныя, которыхъ только что размстили, вмст съ остальнымъ багажемъ, во двор, позади моего жилища. Какой-то странный и раздражающій запахъ, показавшійся мн знакомымъ, и которому я въ начал не придавалъ никакого значенія, пробудилъ мои воспоминанія. Это былъ запахъ антисептическихъ средствъ, царствующій во время операцій. Вдругъ за стною мн послышались рычаніе пумы и ворчаніе одной изъ собакъ, какъ будто-бы ихъ только что ранили.
Между тмъ вивисекція не заключала въ себ ничего ужаснаго, въ особенности для человка науки, и не могла служить объясненіемъ всхъ этихъ таинственныхъ предосторожностей. Внезапно и неожиданнымъ скачкомъ мысль моя снова перенеслась къ слуг Монгомери и съ отчетливою ясностью представила его остроконечныя уши и свтящіеся глаза. Потомъ мой взоръ сталъ блуждать по синему морю, волнующемуся отъ дуновенія свжаго втерка, и странныя происшествія послднихъ дней всецло завладли мной.
Что все это обозначало? Закрытая ограда на пустынномъ остров, знаменитый вивисекторъ и эти уродливыя, безобразныя существа?
Часъ спустя, вошелъ Монгомери, и этимъ, волей-неволей, я былъ отвлеченъ отъ догадокъ и подозрній, въ которыя погрузился. Его слуга-уродъ слдовалъ за нимъ, неся подносъ, на которомъ красовались различныя вареныя овощи, бутылка съ виски, графинъ воды, три стакана и три ножа. Изъ угла я слдилъ взоромъ за страннымъ созданіемъ, которое, въ свою очередь, своими разбгающимися во вс стороны глазамя подсматривало за мною. Монгомери объявилъ мн, что онъ будетъ завтракать вмст со мною, тогда какъ Моро, слишкомъ занятый новыми работами, не придетъ вовсе.
— Моро, — произнесъ я, — это имя мн знакомо!
— Вотъ какъ?.. Ахъ, чортъ возьми! Какой я оселъ, что произнесъ его! Слдовало-бы прежде подумать объ этомъ. Коли тамъ, то длать нечего, можно сказать, что у васъ въ рукахъ теперь нкоторыя данныя для разъясненія нашихъ тайнъ! Не угодно-ли вамъ виски?
— Нтъ, благодарю, я никогда не употребляю спиртныхъ напитковъ!
— Мн слдовало-бы поступать подобно вамъ. Но теперь… Съ чему закрывать дверь, когда воръ уже удалился? Этотъ адскій напитокъ, — одна изъ причинъ моего присутствія здсь. Онъ и туманная ночь. Я разсчитывалъ на свою счастливую звзду, какъ вдругъ Моро предложилъ мн сопровождать его. Это странно…
— Монгомери, — проговорилъ я въ моментъ, когда наружная дверь затворилась, — почему у вашего слуги остроконечныя уши?
Онъ пробормоталъ проклятіе, въ теченіе минуты, съ набитымъ ртомъ пристально глядлъ на меня и повторилъ:
— Остроконечныя уши?
— Да, — продолжалъ я насколько возможно спокойно, ни смотря на стсненіе въ груди, — да, его уши заострены и покрыты тонкой черной шерстью!
Съ притворнымъ равнодушіемъ онъ налилъ себ виски и воды и произнесъ:
— Можетъ быть, что… его волосы прикрывали уши!
— Конечно, можетъ быть, но я видлъ ихъ въ то время, когда онъ наклонился, чтобы поставить на столъ кофе, посланный вами мн сегодня утромъ. Кром того, глаза у него свтятся въ темнот!
Монгомери былъ пораженъ предложеннымъ мною вопросомъ.
— Я всегда думалъ, — произнесъ онъ съ развязностью, весьма сильно шепелявя, — что уши у него представляютъ нчто странное… Манера его прикрывать ихъ… А на что они походили?
Его неопредленные отвты убдили меня въ томъ, что онъ знаетъ правду, но не говоритъ. Однако, я былъ не въ силахъ сказать ему это прямо въ лицо.
— Уши остроконечны, — повторилъ я, — остроконечны… довольно маленькія… и покрыты шерстью… да, весьма ясно покрыты шерстью… вообще-же говоря, этотъ человкъ одно изъ самыхъ странныхъ существъ, которыхъ мн приходилось видть!
Яростное хриплое рычаніе раненаго животнаго послышалось за стной, отдлявшей насъ отъ ограды. По сил и по глубин оно, по всей вроятности, принадлежало пум. Монгомери сильно заволновался.
— А!— началъ онъ.
— Гд вы встртили этого страннаго индивидуума?
— Э… э… въ Санъ-Франциско… Я признаю, что онъ похожъ на отвратительное животное… Знаете-ли, наполовину идіотъ. Теперь мн уже не помнится, откуда онъ родомъ. Тмъ не мене, я привыкъ къ нему… а онъ ко мн. Какое впечатлніе производитъ онъ на васъ?
— Онъ не производить впечатлнія естественнаго существа. Въ немъ есть что-то такое… Не подумайте, что я шучу. Но при своемъ приближеніи онъ возбуждаетъ во мн непріятное ощущеніе, какую-то дрожь въ тл. Однимъ словомъ, какъ будто-бы отъ прикосновенія… дьявола…
Пока я говорилъ, Монгомери прекратилъ ду.
— Удивительно, — возразилъ онъ, — я не испытываю ничего подобнаго!
Онъ снова принялся за овощи.
— У меня не являлось даже ни малйшаго представленія того, что вы мн теперь говорите, — продолжалъ Монгомери, набивая ротъ.— Экипажъ шкуны… должно быть, чувствовалъ тоже самое… Онъ всячески нападалъ на бднаго чертенка… Вы вдь сами видли, напримръ, капитана?
Вдругъ пума снова принялась рычать и на этотъ разъ еще сильне. Монгомери выбранился вполголоса. Мн пришла мысль поговорить о людяхъ, бывшихъ въ шлюпк, въ это же время несчастное животное, за оградой, испустило цлый рядъ пронзительныхъ и короткихъ взвизгиваній.
— Какой расы люди, разгружавшіе шлюпку?— спросилъ я.
— Солидные гуляки, что-ль?— переспросилъ онъ разсянно, хмуря брови, между тмъ какъ животное продолжало выть.
Я не произнесъ больше ни слова. Онъ смотрлъ на меня своими влажными срыми глазами, постоянно наливая себ виски. При этомъ онъ пытался вовлечь меня въ споръ относительно спиртныхъ напитковъ, по его мннію, дескать, спасеніемъ своей жизни я исключительно обязанъ этому лкарству, и, казалось, желалъ придать большую важность тому обстоятельству, что я спасся благодаря ему. Я отвчалъ ему невпопадъ, и вскор наша трапеза была окончена. Безобразный уродъ съ остроконечными ушами явился для уборки со стола, и Монгомери снова оставилъ меня одного въ комнат. Къ концу завтрака онъ находился въ плохо скрываемомъ возбужденномъ состояній, причиной котораго, очевидно, являлись крики пумы, подвергнутой вивисекціи, онъ сообщилъ мн часть своего удивительнаго отсутствія мужества, такимъ образомъ мн пришлось самому успокаивать себя.
Я самъ находилъ эти крики весьма раздражительными, а по мр того, какъ приближалось послобденное время, они увеличились въ интенсивности и глубин. Сначала они были для меня только мучительны, но ихъ постоянное повтореніе, въ конц концовъ, совершенно разстроило меня. Я бросилъ въ сторону переводъ Горація, который пробовалъ читать, и, сжавъ кулаки и кусая губы, сталъ шагать по комнат изъ угла въ уголъ.
Вскор я заткнулъ уши пальцами. Жалобный тонъ этихъ завываній мало-по-малу пронизывалъ меня насквозь, и, наконецъ, въ нихъ стало выражаться столь жестокое страданіе, что я не могъ дольше оставаться запертымъ въ своей комнат. Я переступилъ порогъ и пошелъ подъ палящимъ зноемъ полуденнаго солнца. Проходя мимо главнаго входа, я замтилъ, что онъ снова былъ запертъ.
На вольномъ воздух крики звучали еще сильне, въ нихъ какъ-будто выражались страданія всего міра, слившіяся въ одинъ голосъ. Однако, мн кажется, — объ этомъ я давно думалъ, — что, если-бы точно такое же страданіе испытывалось кмъ-нибудь вблизи меня, но не выражалось-бы никакими звуками, я отнесся-бы къ нему довольно хладнокровно. Жалость охватываетъ насъ, главнымъ образомъ, тогда, когда страданія проявляются голосомъ, терзающимъ наши нервы. Не смотря на блескъ солнца и зелень деревьевъ, колеблемыхъ свжимъ морскимъ втеркомъ, все вокругъ меня возбуждало во мн только смятеніе, и пока я находился въ сфер криковъ, черные и красные призраки носились передъ моими глазами.
