Внутреннее обозрение, Гайдебуров Павел Александрович, Год: 1867 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 41 минут(ы)

ВНУТРЕННЕЕ ОБОЗРНЕ,

Очеркъ направленій общества и журналистики за послднее десятилтіе.— Направленіе либеральное, и причины его недолговчности.— Направленіе реакціонное.— Причины его породившія.— ‘Сверная Почта’ о прибалтійскомъ кра, протесты противъ г. Аксакова и протестъ г. Стебницкаго какъ признаки ослабленія реакціи.— Попытки взглянуть безпристрастно на дла западнаго края.— Каково будетъ наступающее направленіе русскаго общества.— По поводу отчета ‘магазина женскихъ издлій.’ — Какъ мы смотримъ на ‘женскій вопросъ.’ — Изъ судебной хроники: столкновеніе въ московскомъ окружномъ суд между предсдателемъ Арсеньевымъ и кн. Урусовымъ.— Дло объ оскорбленіи г. Аскоченскимъ купца Малькова.— Дло о взысканіи г. Петровымъ убытковъ съ петербургскаго оберъ-полицмейстера, генералъ-лейтенанта Трепова.

Положеніе общественнаго дятеля въ Россіи едва-ли не одно изъ самыхъ невыгодныхъ. Производство какой бы то ни было работы, занятіе какимъ бы то ни было промысломъ естественно предполагаютъ въ работник знаніе потребностей той среды, которой онъ предлагаетъ результаты своихъ трудовъ. Но подобнаго знанія не существуетъ у общественнаго дятеля въ Россіи. Ему постоянно приходится сталкиваться съ такими противорчащими другъ другу явленіями, представляемыми нашею общественною жизнью, которыя необходимо должны поставить его втупикъ и окончательно сбить съ толку, при чемъ естественно никакого дльнаго знанія выработаться не можетъ. Все это подтверждается явленіями нашей періодической печати и господствующими въ ней такъ называемыми ‘направленіями.’ Мы, конечно, не будемъ говорить о газет ‘Всть,’ которая одна изъ всхъ существующихъ у насъ органовъ печати можетъ чистосердечно сказать, что знаетъ стихъ читателей, слдовательно и свое ‘общество.’ Но эта газета представляетъ явленіе совершенно исключительное: дйствуя въ пользу одного только сословія, да и то не во всемъ его объем, она могла бы имть дйствительно серьезное значеніе въ такомъ только случа, еслибъ въ нашей журналистик существовали органы противоположнаго ей и строго опредленною направленія. Къ сожалнію, этого нтъ, такъ что газета ‘Всть’ представляетъ изъ себя явленіе совершенно уединенное, исключительное, неимющее прочной связи ни съ послдними реформами, ни съ характеромъ всей нашей журналистики. Сойди она завтра же со сцены — и никто не замтитъ ея отсутствія, кром лицъ, особенно горячо ей преданныхъ. Теперь взгляните на остальные наши журналы и газеты, неимющіе сословнаго характера, въ чемъ смыслъ и цль ихъ существованія? Мы видимъ, что нкоторые изъ нихъ идутъ постоянно ощупью, наудачу и нердко мняютъ однажды принятое направленіе на совершенно ему противоположное, другіе сочинятъ себ какую нибудь задачу, неимющую въ дйствительности никакой основы, и начинаютъ упорно ее преслдовать, стараясь уврить и себя, и своихъ читателей, что задача эта взята прямо изъ жизни, третьи полагаютъ, что единственное достоинство печатнаго органа заключается въ честности его дятелей, забывая при этомъ, что честность вовсе не условливаетъ собою пониманія дйствительныхъ общественныхъ потребностей, и что результаты одного и того же дла, совершеннаго людьми одинаковой честности, но не одинаковаго развитія, могутъ быть совершенно различны, четвертые избираютъ своимъ направленіемъ какіе нибудь общіе, отвлеченные принципы, неукладывающіеся въ опредленныя формы и т. д. Подобныя явленія происходятъ, разумется, оттого, что въ самомъ обществ трудно уловить какія нибудь опредленныя направленія, потому что трудно предположить, чтобы наши печатные органы намренно игнорировали общественныя потребности, нтъ, тутъ одно изъ двухъ, или этихъ потребностей вовсе не существуетъ, или же они до такой степени неясны, что наша печать ихъ не можетъ подмтить. Эта неопредленность всего лучше выразилась въ объявленіяхъ о нкоторыхъ новыхъ періодическихъ изданіяхъ, предпринимаемыхъ съ будущаго года. Съ какою цлью намрены они увеличить собою число наличныхъ органовъ печати? замчаютъ ли они какой нибудь проблъ въ нашей журналистик? Сознаютъ ли, что наше общество нуждается въ такихъ изданіяхъ, какихъ до сихъ поръ не существовало? Ничего этого не видно, напротивъ, новыя изданія сомнваются въ своемъ успх, и потому стараются привлечь на свою сторону подписчиковъ совершенно посторонними средствами. Мы остановимся нсколько на этихъ средствахъ, потому что хотя они чисто-фельетоннаго свойства, однакоже довольно рзко характеры чуютъ состояніе современной русской печати.

Въ Москв съ декабря мсяца начала выходить новая газета. Не говоря ни слова о томъ направленіи, какого она намрена держаться, и не объясняя причинъ своего появленія на свтъ, новая редакція обращаетъ вниманіе будущихъ своихъ подписчиковъ на слдующія свои особенности: во-первыхъ, за исключеніемъ пяти или шести дней въ году, газета будетъ выходить ежедневно, во-вторыхъ, годъ считается съ января, но подписавшіеся ране этого мсяца получаютъ нумера за декабрь ныншняго года безплатно, начиная съ того числа, въ которое принята будетъ подписка, въ-третьихъ, при контор газеты основывается книжная торговля, распорядители которой, по условію заключенному съ редакціей, обязаны исполнять вс требованія но выписк книгъ точно и добросовстно.— Въ Петербург явятся два новыхъ еженедльныхъ изданія, одно изъ нихъ сопровождается ‘совершенно независимымъ’ къ газет приложеніемъ ‘Художественный Листокъ,’ на который, однакожъ, подписка отдльно не принимается, другое, заявляя о себ, говоритъ, что для желающихъ представляется возможность получать эту газету безплатно, стоитъ только выписать черезъ посредство такого-то книгопродавца книгъ на 30 р.— и газета будетъ высылаться даромъ. Приведенные нами три примра ясно показываютъ? что вновь возникающія изданія не надются на свои силы, что они являются вовсе не для удовлетворенія какой-либо общественной потребности, а совершенно случайно, поэтому они и стараются обставить свое появленіе такимъ образомъ, чтобъ хоть искуственными путями обратить на себя вниманіе публики. Это, повторяемъ, доказываетъ или то, что въ настоящее время никакихъ общественныхъ потребностей не существуетъ, или то, что ихъ не знаютъ наши литературные дятели.

Если мы обратимся къ тмъ мнніямъ о нашемъ обществ, какія высказываются почти въ одно и тоже время различными органами журналистики, то увидимъ поразительную смсь самыхъ несоединимыхъ противоположностей: одни находятъ, что наше общество, въ дломъ своемъ состав, въ высшей степени консервативно, другіе, напротивъ, утверждаютъ, что оно ясно выказываетъ постоянное стремленіе подвигаться впередъ, но что ему только не достаетъ необходимой иниціативы, одни радуются тому, что общество въ послднее время стало интересоваться всмъ, что въ сред его совершается, другіе, напротивъ, скорбятъ о томъ равнодушіи къ собственнымъ нуждамъ, какимъ отличается русское общество и т. д. Подобнаго рода противоположныя одно другому мннія приходится слышать постоянно, и каждое изъ нихъ подкрпляется большимъ или меньшимъ количествомъ фактовъ, взятыхъ непосредственно изъ жизни. И каждое изъ этихъ мнній оказывается боле или мене справедливымъ. Словомъ, кто чего захочетъ искать въ нашемъ обществ, тотъ то и находитъ.

А между тмъ было время, когда наша общественная жизнь представляла такія явленія, которыя дйствительно имли вполн общественный характеръ. Вс мы знаемъ, напримръ, что нсколько- лтъ назадъ, когда журналистика серьезно заговорила о важности народнаго образованія, общество приняло самое живое участіе въ дл народныхъ школъ, когда зашла рчь о необходимости разумнаго образованія для женщинъ, то скоро не осталось почти ни одного губернскаго города, въ которомъ не было бы женской гимназіи, открытіе, напримръ, ‘Общества для пособія нуждающимся литераторамъ’ сопровождалось такими многочисленными заявленіями сочувствія къ литератур нея дятелямъ, пожертвованія сыпались въ такомъ количеств, что этому движенію нельзя было не придать характера вполн общественнаго, журналистика пользовалась такимъ всеобщимъ и сознательнымъ уваженіемъ, что его никакъ нельзя было считать чмъ-то случайнымъ, скоропреходящимъ, всякая публичная ложь и инсинуація порицались съ такимъ откровеннымъ негодованіемъ, которое невозможно было заподозрить въ неискренности или придать ему совершенно исключительный, частный характеръ. Словомъ, общество русское представляло тогда рзко очерченную физіономію, насчетъ характера которой не могло существовать двухъ мнній. Пріютомъ оно представлялось активной массой, которая не сама подчинялась всякому встрчному, но подчиняла себ другихъ.

Прошло пять-шесть лтъ,— и картина совершенно измнилась. Прежняя добродтель начала считаться чуть не порокомъ, то, что прежде подвергалось единодушному порицанію, начинаетъ снова выступать на сцену и авторитетно провозглашать свои сомнительныя доблести, молчавшіе прежде органы печати заговорили, говорившіе прежде — замолчали. Все стало длаться какъ-то на выворотъ, отрицая и порицая недавно минувшее, настала пора — не утомленія (это бы еще ничего, это бы свидтельствовало, по крайней мр, о живучести общественнаго организма), а пора озлобленной ломки того, что еще недавно было насаждено и не успло дать никакихъ видимыхъ результатовъ. Въ обществ началась крутая и суровая реакція, въ подробности которой входить еще слишкомъ рано. Но подобное превращеніе, совершившееся въ такое короткое время, невольно вызываетъ всякаго на размышленіе: что же это такое? гд же настоящія, дйствительныя симпатіи нашего общества? увлекалось-ли оно тогда, пять-шесть лтъ назадъ, или увлекается теперь? Теперь или тогда было оно боле похожимъ на самого себя?

Припоминая общій характеръ конца пятидесятыхъ годовъ, нельзя не обратить вниманія на то, что эти годы предшествовали манифесту 19 февраля, положившему начало великой соціальной реформ въ нашемъ отечеств. Общество было совершенно не подготовлено къ тому, что его въ скоромъ времени ожидало. Дло подготовленія взяла на себя наша періодическая печать, въ лиц лучшихъ ея представителей. Правительство ясно сознавало, что направленіе тогдашней журналистики совершенно совпадало съ его ближайшими видами, и потому не препятствовало довольно свободно проявляться этому направленію. Такимъ образомъ, оно несло въ себ двоякаго рода силу: силу таланта и мысли литературныхъ дятелей и силу отрицательнаго покровительства со стороны высшихъ властей, отсюда — сила того вліянія, какое оно имло съ одной стороны на молодое поколніе, съ другой — на всю массу читающаго общества. Нетрудно понять, какимъ образомъ дйство пало это направленіе на публику, нельзя сказать, чтобы она ясно понимала все то, о чемъ говорила журналистика, потому что послдняя стояла во всякомъ случа несравненно выше первой, но если публика не могла основательно ознакомиться съ частностями новаго направленія, за то вполн усвоила себ общій его характеръ, публика чувствовала, что готовится нчто новое, до тхъ поръ невиданное и неслыханное, что печать усвоиваетъ себ тонъ самостоятельный, самоувренный — и мало но малу начала безсознательно подчиняться этой сил, имвшей основаніе въ той реформ, которая со дня на день ожидала своего осуществленія въ жизни, это новое направленіе дйствительно имло въ себ что-то деспотически-обаятельное для всякаго, но это былъ деспотизмъ нравственной силы, которая глубоко дйствуетъ только на людей свжихъ, неиспорченныхъ, какими и была дйствительно молодая часть нашего читающаго общества.

Теперь естественно представляется слдующій вопросъ: почему же результаты этого направленія, такъ гармонировавшаго съ правительственными реформами, не успли проявиться вполн, а какъ-то заглохли и исчезли большею частію безслдно? Положимъ, та часть общества, которую крестьянская реформа застала уже въ немолодыхъ лтахъ, могла впослдствіи одуматься отъ своего временнаго увлеченія и пойдти по прежней дорог, но что же сталось съ боле молодою частью, которая, конечно, принимала ближе къ сердцу тогдашнее направленіе и живе ему сочувствовала? Что она сдлала въ эти пять-шесть лтъ, по прошествіи которыхъ она естественно стала боле прочно въ обществ? Отвчая на этотъ вопросъ, мы по необходимости должны замтить, что направленіе, о которомъ мы говоримъ, имло довольно значительные недостатки, неразлучные, впрочемъ, съ того ролью, которую ему приходилось играть въ обществ: оно только развивало читателей давая имъ при этомъ слишкомъ мало знаній, и предполагало эти знанія существующими, когда ихъ на самомъ дл вовсе не существовало. Поэтому многіе смотрли на новое направленіе слишкомъ неправильно, относились къ нему слишкомъ легко, наивно предполагая, что все его отличіе отъ прежнихъ заключается въ одной вншней сторон, что стоитъ только сказать: ‘я послдователь такого-то направленія,’ чтобъ быть дйствительнымъ его послдователемъ, Подобные взгляды и произвели то, что въ сужденіяхъ такихъ послдователей явилась поверхностность, которая впослдствіи не могла устоять передъ напоромъ противоположныхъ воззрній, подкрпленныхъ боле основательнымъ знаніемъ фактовъ жизни.

Крестьянская реформа совершилась. Напряженное состояніе общества было удовлетворено чтеніемъ манифеста 19 февраля 1861 года. Многіе, и даже большая часть людей, сочувствовавшихъ новому направленію, ршили, что дло выиграно. Началось практическое осуществленіе началъ, провозглашенныхъ манифестомъ 19 февраля. Открылась дятельность мировыхъ посредниковъ, ихъ създовъ и губернскихъ по крестьянскимъ дламъ присутствій, пошли разверстанія угодій, уставныя грамоты, добровольное и обязательное соглашенія. Спрашиваемъ теперь, кто изъ лицъ, такъ горячо сочувствовавшихъ крестьянской реформ, знакомъ хотя сколько нибудь съ ‘Положеніемъ о крестьянахъ’ — кто, кром, разумется, мировыхъ посредниковъ, да нкотораго числа помщиковъ? Кто, кром этихъ же самыхъ лицъ, слдилъ за тмъ, какъ осуществлялся въ жизни манифестъ 19 февраля? Кто можетъ отвтить на нашъ вопросъ, въ какомъ положеніи находится крестьянское дло въ настоящую минуту? Кто отвтитъ намъ, если мы спросимъ, почему ‘Положеніе о крестьянахъ’ въ однихъ мстахъ примнялось боле или мене успшно, чмъ въ другихъ, въ чемъ заключались причины тхъ многочисленныхъ столкновеній между помщиками, крестьянами и мировыми посредниками, о которыхъ въ свое время заявлялось иногда въ газетахъ? Смло утверждаемъ, что никто. Кром мировыхъ посредниковъ и нкотораго числа помщиковъ, врядъ-ли можно насчитать сотню или дв людей въ цлой Россіи, которые имли бы ясное понятіе о положеніи этого громаднаго и важнйшаго для насъ вопроса. Понятно, такимъ образомъ, что изъ этого слдуетъ то, что люди, такъ горячо сочувствовавшіе крестьянской реформ, или сочувствовали ей только на словахъ, по мод, или же ожидали отъ нея сразу такихъ блестящихъ результатовъ, что ихъ постигло разочарованіе, когда они увидли, что результаты не могли соотвтствовать ихъ ожиданіямъ. На разочарованіемъ естественно послдовало охлажденіе къ длу.

Съ это же время началось охлажденіе общества и къ литератур, которая въ предшествующіе годы пріобрла такой громадный авторитетъ. Литература на первыхъ порахъ пробовала перенести вопросъ изъ области чувства въ область знанія и начала слдить довольно подробно за тмъ, какъ примнялась крестьянская реформа къ жизни. Это показалось публик слишкомъ скучнымъ, неинтереснымъ — и она отвернулась отъ журналистики. Крестьянскій вопросъ былъ уже пережитъ чувствомъ, безъ посредства знанія, возвращаться къ которому теперь уже было несвоевременно.

Какъ естественное продолженіе крестьянской реформы явились земскія учрежденія. Открытіе земскихъ собраній и управъ хотя и сопровождалось постоянно горячими благожеланіями со стороны печати, но публик уже и они казались мало интересными. Правда, много способствовало то обстоятельство, что земскія учрежденія вводились во время польскаго возстанія, которое обращало на себя вниманіе всего общества. Тмъ не мене на первыхъ порахъ публика стала довольно усердно посщать собранія гласныхъ: но узнавъ, что они толкуютъ о раскладкахъ податей, о починк дорогъ и мостовъ, изрдка о школахъ, словомъ о предметахъ мало интересныхъ, перестала ими заниматься. Это равнодушіе, увеличиваясь все больше и больше, дошло, наконецъ, до того, что въ скоромъ времени проникло даже въ среду самихъ гласныхъ, многіе изъ которыхъ стали смотрть на земскія учрежденія какъ на вещь, нестоющую особеннаго вниманія. Ихъ поддерживало пока еще то, что журналистика принимала довольно замтное участіе въ дятельности земскихъ собраніи, печатая подробные отчеты о засданіяхъ, рчи гласныхъ, отчеты о преніяхъ, протоколы засданій и т. п. Когда же издано было Высочайшее повелніе о томъ, что протоколы земскихъ собраніи могутъ появляться въ печати только съ утвержденія мстныхъ губернскихъ начальствъ — равнодушіе гласныхъ къ принятой на себя обязанности дошло до крайнихъ предловъ. Въ послднее время въ газетахъ часто стали появляться извстія подобнаго рода. Напримръ, въ Ананьев было открыто 13 сентября уздное собраніе. Въ первое засданіе изъ 38 гласныхъ явилось только 15, такъ что предсдатель управы принужденъ быль гласно заявить о равнодушіи земскихъ дятелей къ общественному длу. Во избжаніе подобныхъ случаевъ на будущее время, собраніе нашло себя вынужденнымъ постановить слдующее: ‘сдлать для гг. гласныхъ обязательнымъ, чтобъ т изъ нихъ, которые почему нибудь не могутъ явиться въ собраніе, извщали управу за мсяцъ до дня, назначеннаго для открытія собранія. Управа, получивъ эти заявленія, если найдется ихъ столько, что не можетъ состояться собраніе, приглашаетъ кандидатовъ, а заявленія представляетъ въ собраніе, въ первый день его открытія. Допущенныхъ къ засданію кандидатовъ на мсто гласныхъ, причина неявки которыхъ будетъ признана неуважительною, предполагается оставлять гласными до окончанія выборнаго срока’. 28 сентября назначено было открытіе самарскаго земскаго собранія, но въ этотъ день открытіе не могло состояться за неприбытіемъ въ засданіе и одной трети всхъ гласныхъ, числящихся но спискамъ’. ‘Стали ждать ихъ, говоритъ корреспондентъ Голоса, по безуспшно: боле тринадцати человкъ не явилось. Поэтому предсдатель объявилъ, что открытіе собранія откладывается до 29 сентября. На слдующій день явились другія личности изъ гласныхъ, но за то не пришли нкоторыя изъ тхъ, которыя были вчерашній день — и опять не состоялось законнаго числа членовъ, и опять собраніе было распущено до завтра. Но въ этотъ же день приняты мры къ тому, чтобъ и въ третій разъ не разочароваться. Члены уздной земской управы, ближайше заинтересованные въ дл, принялись хлопотать о составленіи надлежащаго комплекта членовъ къ открытію собранія для того, чтобъ приготовленныя ими дла не оставались до чрезвычайнаго или до слдующаго очереднаго собранія, одинъ изъ нихъ лично похалъ приглашать гласныхъ отъ города и нкоторыхъ отъ крупныхъ землевладльцевъ. Наконецъ, 30 сентября гласные явились въ числ 22 (полный комплектъ 59, слдовательно едва дотянули до требуемаго закономъ числа гласныхъ) и открытіе, наконецъ, совершилось. 1-го ноября открылись засданія херсонскаго губернскаго земскаго собранія. ‘С.-Петербургскія Вдомости’ говорятъ, что херсонскіе гласные съзжались нсколько разъ и прежде 1 числа, но собраніе не могло состояться по недостаточному числу наличныхъ гласныхъ. Такимъ образомъ мы видимъ, что равнодушіе и небрежность гласныхъ въ исполненіи принятыхъ на себя обязанностей есть явленіе далеко не случайное, и повторяется во многихъ мстахъ въ одной и той же форм. Что касается херсонскаго земства, то оно такъ озабочено этимъ печальнымъ явленіемъ, что назначило особую комиссію ‘для обсужденія вопроса о причинахъ, имющихъ вліяніе на отсутствіе значительнаго числа гласныхъ’. Между тмъ роль земскихъ учрежденій, по крайней мр, въ народномъ хозяйств, чрезвычайно велика, и потому равнодушіе къ нимъ не только общества, но даже самихъ гласныхъ, будетъ, конечно, имть очень плачевныя послдствія для общества.

Такимъ образомъ, отъ усиленной дятельности, отъ мгновеннаго оживленія общество мало по малу стало переходить къ полному равнодушію. Но тутъ произошло польское возстаніе, которое снова оживило массу, по уже въ противоположномъ смысл. Журналистика, на этотъ разъ уже въ лиц ‘Московскихъ Вдомостей’, снова пріобрла необыкновенное вліяніе на общество, многіе буквально повторили тирады, цликомъ выхваченныя изъ передовыхъ статей гг. Каткова и Леонтьева, люди противоположнаго образа мыслей сочли за лучшее совсмъ замолчать — и, разумется, прекрасно сдлали, потому что ихъ никто не сталъ бы слушать, какъ не слушали ‘Московскихъ Вдомостей’ нсколько лтъ передъ тмъ. Началось всеобщее гоненіе противъ всего, что было утверждено предшествующимъ временемъ, общество усиленно искало въ своей сред тхъ враговъ, которыхъ указывали ему ‘Московскія Вдомости’ и, разумется, находило ихъ безъ особеннаго труда. Едва только начало успокоиваться это неестественно-сильное движеніе — произошло событіе 4 апрля, давшее новый повод московской пресс забить всеобщую тревогу. Подозрительность общества росла съ часу на часъ, проявляясь въ самыхъ разнообразныхъ формахъ, достигая самыхъ неестественныхъ размровъ. Молодые люди, не въ чемъ неповинные, цлыми десятками бросали службу въ провинціи и узжали спасаться въ Петербургъ, предпочитая бдную столичную жизнь обезпеченной жизни въ провинціи, гд спокойное существованіе становилось невозможнымъ, и гд на нихъ открыто указывали пальцами.

Было ли въ этомъ движеніи что нибудь неестественное? Что касается до насъ, то мы его считаемъ вполн естественнымъ, логично вытекающимъ изъ предшествовавшихъ обстоятельствъ. Мы говорили выше, что движеніе конца пятидесятыхъ и начала шестидесятыхъ годовъ было совершенно исключительное, вызванное особыми условіями, притомъ же это движеніе происходило во имя отвлеченныхъ началъ, провозглашенныхъ манифестомъ 19 февраля, которыя казались привлекательными въ своемъ общемъ, принципномъ вид, но которыя показались обществу скучными въ примненіи къ жизни. Ясно, что такое настроеніе, долго продолжаться не могло, слишкомъ быстрое движеніе общества въ одну сторону — движеніе, не основанное на глубокомъ знаніи жизни — должно было замниться такимъ же сильнымъ движеніемъ въ сторону противоположную, какъ то, такъ и другое было основано на чувств, на увлеченіи, какъ въ томъ, такъ и въ другомъ было много крайностей, какъ то, такъ и другое не могло продолжатся слишкомъ долго, потому что не было основано на знаніи фактовъ. Изчезло движеніе, возбужденное манифестомъ 19 февраля, по изчезло и движеніе, возбужденное польскимъ возстаніемъ и другими, современными ему, событіями. Изчезли съ поля журналистики литературные дятели того времени, но точно также изчезли (если не на самомъ дл, то по крайней мр потерею своею авторитета) и дятели 1863—66 годовъ. Въ самомъ дл, что такое теперь (/Московскія Вдомости?’ Он представляютъ самое печальное явленіе, невольно возбуждающее чувство состраданія, не больше. Он по необходимости выдохлись и потеряли все свое вліяніе. Он даже не находятъ предметовъ для бесдъ съ читателями и обращаютъ преимущественно вниманіе на иностранную политику, иногда очень неловко связывая ее съ русской. Правда, осталась газета ‘Всть’, но она, какъ мы сказали выше, иметъ особенный кругъ читателей, представляя собою интересы исключительно крупныхъ землевладльцевъ, въ обществ же она не иметъ ровно никакого вліянія.

Такимъ образомъ, мы дошли мало-по-малу до полнаго обезличенія. По крайней мр, изъ литературныхъ дятелей никто не можетъ по совсти сказать, съ какого рода публикой, съ какого рода убжденіями приходится ему теперь имть дло. Вс идутъ ощупью, стараясь обратить на себя вниманіе какими нибудь особенно рзко бросающимися въ глаза выходками, преимущественно такъ называемаго ‘патріотическаго’ свойства. Патріотизмъ сталъ любимой темой нкоторыхъ нашихъ публицистовъ, и началъ, наконецъ, заходить такъ далеко, что даже правительство нашлось вынужденнымъ вмшаться въ дло. Когда былъ конченъ польскій вопросъ и притуплены перья но поводу различныхъ способовъ обруснія западнаго края, газеты обратили свое вниманіе на при-балтійскихъ нмцевъ. Доказывалось, что нмцы въ этомъ кра должны быть сдланы безусловно русскими, причемъ пускались въ ходъ самые неприличные пріемы. Особенно отличались на этомъ поприщ ‘Москва’, ‘Московскія Вдомости’ и ‘Голосъ’. Прикрываясь идеей народности и желаніемъ защищать русскіе интерессы, эти газеты начали, но словамъ офиціальной статьи органа министерства внутреннихъ длъ, ‘возбуждать неосновательныя подозрнія и распространять неосновательныя нарканія’. По поводу этихъ нарканій правительство принуждено было заявить, что оно не относится съ пренебреженіемъ къ тому, что дорого для той или другой части населенія но историческимъ условіямъ и формамъ его гражданскаго и общественнаго образованія’, ‘что оно, не стремится къ принудительному сглаживанію всхъ оттнковъ и не иметъ въ виду безразличнаго уничтоженія всхъ особенностей края’, и т. п. ‘Возбужденіе племенной непріязни, заключаетъ органъ министерства внутреннихъ длъ, систематическое порицаніе завщанныхъ временемъ и временемъ освященныхъ особенностей, упорное заявленіе подозрній и недоврія, и всякое усиліе возстановить одинъ классъ общества противъ другого или одну частъ населенія противъ другой, прямо противоречатъ кореннымъ началамъ государственнаго единства. Вредныя послдствія подобнаго направленія несомннны. Оно предусмотрно и возбранено закономъ 6 апрля 1865 года, и правительство исполнитъ лежащую на немъ обязанность примненія и охраненія силы этого закона’. Такимъ образомъ наши публицисты должны теперь понять, что они зашли слишкомъ далеко, и что литературные пріемы, терпимые во времена исключительныя, совсмъ непригодны для настоящаго времени, когда для государства и народа никакой и ни откуда опасности не предвидится. Но что же имъ теперь длать и чмъ заниматься? Это вопросъ, на который пускай отвчаютъ они сами. Вроятне всего, что они начнутъ прилагать свои любимые пріемы къ отдльнымъ, частнымъ личностямъ, какъ это сдлалъ недавно г. Аксаковъ, редакторъ газеты ‘Москва’. Впрочемъ, это фактъ на столько интересный, что о немъ стоитъ поговорить подробне.

Дло происходило слдующимъ образомъ: профессоръ харьковскаго университета Каченовскій, занимающій кафедру международнаго права, читая однажды лекцію, коснулся въ ней славянскаго създа Въ Москв. Высказывая свой взглядъ на характеръ и значеніе этого създа, профессоръ замтилъ, между прочимъ, что славянофилы придали этому създу характеръ политическій, что на этомъ създ бы.ю.выражено довольно ясное желаніе прибрать славянъ къ рукамъ и прорывалось стремленіе къ гегемоніи надъ славянствомъ и т. п. Какой-то услужливый корреспондентъ, сообщая въ редакцію ‘Москвы’ объ этой лекціи, совершенно извратилъ слова профессора, увряя, будто онъ въ такихъ выраженіяхъ передалъ свое мнніе о славянскомъ създ: ‘Это искусственное подогрваніе — дло шайки славистовъ, вызвавшихъ для чего-то и какихъ-то славянъ на чужія деньги’, и проч. Г. Аксаковъ, какъ видно, на столько обидлся названіемъ сочувственныхъ ему людей ‘шайкой славистовъ’, что не только счелъ себя вправ напечатать въ своей газет ничмъ не провренное извстіе о лекціи университетскаго профессора, по даже прицпилъ къ нему свое собственное замчаніе, ‘конечно, прибавляетъ г. Аксаковъ, каждому вольно говорить и думать, что ему угодно, но мы полагаемъ, что человку съ такимъ образомъ мыслей и съ такою его наклонностью пропагандировать — мсто не на кафедр русскаго университета, а въ редакціи внской газеты Neue freie Presse, или Dzieimik Poznanski или мадьярской газеты Hirnok, или же какого либо офиціальнаго органа правительства его величества падишаха. Хороша должна быть и публика, заключаетъ г. Аксаковъ, этого университетскаго города: наполняя аудиторію въ числ трехсотъ человкъ, она спокойно допустила такое публичное оскорбленіе нашимъ бывшимъ гостямъ, такое наглое осмяніе самыхъ святыхъ и чистыхъ братскихъ чувствъ, связывающихъ съ Россіей единоврные и единоплеменные ей народы’. Прочитавши этотъ отзывъ въ газет г. Аксакова, мы не обратили на него ровно никакого вниманія, потому что онъ нисколько не показался намъ выходящимъ изъ ряду какъ обыкновенныхъ привычекъ г. Аксакова, такъ и общихъ обычаевъ, которыхъ держалась въ послдніе три-четыре года русская періодическая печать. Въ самомъ дл, что же въ немъ особеннаго? Человкъ, высказавшій съ кафедры мнніе, несогласное съ мнніемъ господствующей въ литератур партіи, обзывается государственнымъ измнникомъ. Да разв это первый случай въ подобномъ род? Разв не обвинялись тою же газетой гг. Кулишъ и Костомаровъ въ государственныхъ преступленіяхъ за свои личныя мннія? Разв не преслдовала она подобными же обвиненіями тхъ гласныхъ въ земскихъ собраніяхъ, которые не соглашались предоставить народное образованіе исключительно въ руки духовенства? Разв трудно найдти чуть не въ каждомъ ея нумер хоть по одному факту въ подобномъ род? И однакожь, вс эти факты проходили безслдно, а изъ отзыва г. Аксакова о профессор Каченовскомъ сдлали цлую исторію. Въ ‘С.-Петербургскихъ Вдомостяхъ’ появилось сразу два протеста противъ выходки г. Аксакова, протесты эти были присланы изъ Харькова, къ нимъ присоединилась и сама редакція ‘С.-Петербургскихъ Вдомостей ‘, предпославшая этимъ протестамъ особую передовую статью, наконецъ, харьковскіе студенты уполномочили одного изъ своихъ товарищей послать протестъ и къ г. Аксакову, который и напечаталъ его въ своей газет, вслдъ за статьей, гд онъ объявляетъ вс эти протесты нелпыми, и гд заявляетъ, что они нисколько не заставили его ‘раскаяться въ своихъ словахъ и взять хоть одно изъ нихъ назадъ’. Такая послдовательность, разумется, весьма похвальна въ г. Аксаков, и мы искренно желали бы, чтобы онъ оставался такимъ же и до конца дней своихъ. Мы уважаемъ послдовательность, потому что при ней трудне заблуждаться и обманываться публик.

Но однако чмъ же можно объяснить появленіе протестовъ, о которыхъ мы только-что говорили? Почему они не появлялись по поводу подобныхъ же выходокъ въ теченіе послднихъ трехъ-четырехъ лтъ, и стали появляться теперь? Это можно объяснить только тмъ, что общество начинаетъ приходить въ нсколько боле нормальное положеніе, что ему надоли т постоянныя и безчисленныя инсинуаціи, которыми отличалась русская печать послдняго времени, что оно начинаетъ снова чувствовать потребность общественной правды, отсутствіемъ которой страдала русская журналистика послднихъ лтъ. Это наше предположеніе подтверждается еще слдующимъ случаемъ. Вроятно, многимъ извстно о существованіи господина Стебницкаго. Это — писатель, отличавшійся нкогда горячимъ сочувствіемъ ко всему честному, какъ въ литератур, такъ и въ жизни. Не знаемъ, какія именно обстоятельства заставили его потомъ спуститься до написанія романа ‘Некуда’, наполненнаго личностями и имвшаго цлью бросить грязью въ молодое поколніе. Въ нкоторыхъ газетахъ появились тогда подробные разборы этого романа, а одна изъ газетъ особенно сильно нападала на г. Стебницкаго, обвиняя его въ инсинуаціяхъ. Г. Стебницкій величественно отмалчивался, будучи, вроятно, убжденъ, что подобныя нападки вполн соотвтствовали его желаніямъ. Но вотъ прошло съ тхъ поръ около трехъ лтъ. Г. Стебницкій пишетъ драму ‘Расточитель’, которую и ставитъ на сцену. Въ одной небольшой газетк, именно въ ‘Петербургскомъ Листк,’ появилась но этому поводу замтка, въ которой говорилось, между прочимъ, слдующее: ‘г. Стебницкій давно уже знакомъ читающей публик эксцентричностью, чтобы не сказать боле, своихъ воззрній. Въ былыя времена онъ, не красня, взваливалъ на извстное общество столичныхъ молодыхъ людей небывалыя вины и созидалъ инсинуаціи, лишенныя и логики, и еще боле дорогой черты — человческаго достоинства.’ Казалось бы, что тутъ можетъ быть особенно оскорбительнаго для г. Стебницкаго? Вдь не протестовали же гг. Катковъ, Аксаковъ, Краевскій, Скарятинъ и т. п., которыхъ г. Стебницкій называетъ ‘уважаемыми редакторами,’ не протестовали они противъ подобнаго же рода обвиненіи, сыпавшихся на ихъ главы, а напротивъ, ставили ихъ себ въ заслугу, не протестовалъ, повторяемъ, и самъ г. Стебницкій, когда въ ‘С. Петербургскихъ Вдомостяхъ’ печатались статьи по поводу его романа, а теперь вдругъ онъ счелъ нужнымъ протестовать. ‘Объявляю, говоритъ г. Стебницкій, что никогда не было такихъ былыхъ временъ, когда бы я взваливалъ на извстное общество столичныхъ молодыхъ людей небывалыя вины, а также нтъ человка въ мір, который могъ бы доказать, что я когда нибудь созидалъ инсинуаціи, лишенныя и логики, и еще боле дорогой черты — человческаго достоинства. Вслдствіе того я имю полное право, которымъ и пользуюсь, назвать распространеніе такого ложнаго на мой счетъ слуха, легкомысленною, а можетъ быть и злонамренною ложью.’ Желаніе г. Стебницкаго возстановить свою литературную репутацію идетъ такъ далеко, что онъ проситъ перепечатать свой протестъ, появившійся въ ‘Голос,’ въ семи другихъ газетахъ, забывая, вроятно, что замтка ‘Петербургскаго Листка’ нигд не была перепечатана и что, слдовательно, совершенно достаточно было помстить протестъ именно только въ одной этой газет. Мы и е знаемъ, на чемъ собственно основанъ этотъ протестъ. Имлъ ли въ виду г. Стебницкій, печатая его, буквальныя выраженія ‘Петербургскаго Листка’, то есть не нравится ли ему выраженіе извстное общество столичныхъ молодыхъ людей’, когда можетъ быть, по мннію г. Стеблицкаго. это общество вовсе неизвстно, считаетъ ли онъ для себя обиднымъ мнніе, что его инсинуаціи были лишены логики, когда они казались г. Стебницкому совершенно логичными — это, повторяемъ, намъ неизвстно. Во всякомъ случа невольно обращаетъ на себя вниманіе тотъ фактъ, что г. Стебницкій счелъ нужнымъ протестовать, оправдываться отъ такихъ обвиненій, которыя еще очень недавно вовсе не считались оскорбительными.

Многіе, быть можетъ, подумаютъ, что мы увлекаемся, приписывая тремъ вышеприведеннымъ фактамъ такое значеніе, какого они на самомъ дл не имютъ. Дйствительно, боле крупныхъ фактовъ у насъ въ настоящее время еще нтъ, но мы все-таки полагаемъ что и приведеннымъ нами нельзя не придавать нкотораго значенія. Съ одной стороны, псевдо-патріотизмъ нкоторыхъ нашихъ органовъ печати, тяготвшихъ надъ обществомъ въ послднее время, дошелъ до громадныхъ размровъ, съ другой — изъ среды самого общества являются попытки обуздать слишкомъ забывшихся публицистовъ, наконецъ, одинъ изъ этихъ публицистовъ начинаетъ обижаться тмъ, чмъ онъ прежде гордился и публично отркаться отъ своихъ заслугъ въ этомъ род. Подобные факты невольно обращаютъ на себя вниманіе. Впрочемъ, есть и нкоторые другіе признаки, но которымъ можно заключать, что вліяніе московской прессы, державшей русское общество въ постоянномъ страх, если не прошелъ, то замтно начинаетъ проходить. Дйствительно, ‘Московскія Вдомости’ ясно сознаютъ уже свое безсиліе, они высказали все, что могли высказать, ихъ ближайшіе послдователи въ журналистик испытываютъ туже участь, петербургская газета ‘Всть’ обращала сперва на себя всеобщее вниманіе тми конечными цлями, къ которымъ она, очевидно, стремилась, но которыхъ не высказывала прямо, теперь и она договорилась до конца, заявивъ въ разныхъ нумерахъ послдняго мсяца, что по ея глубокому убжденію ‘несостоятельность земскихъ учрежденій заключается преимущественно въ ихъ демократическомъ характер — характер, несоотвтствующемъ ни нравамъ, понятіямъ, и привычкамъ большинства русскихъ, ни вообще русскому общественному и государственному строю,’ что ‘дворянскія собранія выражаютъ дйствительное мнніе русскаго земства гораздо ближе, чмъ земскія собранія,’ что въ нашихъ тюрьмахъ содержаніе арестантовъ должно быть ухудшено, потому что теперешняя арестантская пища, какъ она ни плоха, все-таки лучше крестьянской, вслдствіе чего тюрьма въ глазахъ крестьянина теряетъ устрашающій характеръ, что тлесное наказаніе есть наиболе дйствительное средство исправленія русскаго мужика, что мировые судьи, разбирая дла между помщиками и крестьянами, всегда должны помнить, что чувство чести у тхъ и другихъ развито весьма различно, и что если, напримръ, образованный человкъ оскорбитъ дйствіемъ необразованнаго, то къ этому случаю нужно относиться снисходительне, чмъ къ тому, когда подобное столкновеніе произойдетъ наоборотъ. Все это уже высказано прямо, откровенно, наразные лады. Что же можетъ еще сказать газета ‘Всть?’ Очевидно, она по необходимости начнетъ повторяться, и лишится, вроятно, сочувствія даже многихъ изъ тхъ лицъ, которыя ей сочувствовали до послдняго времени.

Потребность освободиться, наконецъ, изъ-подъ давленія того гнета, который такъ долго тяготлъ надъ русскою жизнью и мыслью,чувствуется уже на столько сильно, что въ газетахъ стали появляться статьи, пробующія взглянуть безпристрастно на дла западнаго края,— того самого края, о которомъ еще недавно не могли существовать двухъ мнній, безъ того, чтобы одно изъ нихъ не было названо измнническимъ. Авторъ цлаго ряда ‘Виленскихъ писемъ’, печатающихся въ ‘С. Петербурскихъ Вдомостяхъ’, говоря о той мгл, которая покрывала до сихъ поръ дла западнаго края, слдующимъ образомъ объясняетъ причины, по которымъ невозможна была безпристрастная оцнка тамошнихъ длъ: ‘наша журналистика, говоритъ онъ, вмсто того, чтобы изучать этнографическіе оттнки разныхъ мстностей Россіи, окрасила всю карту Россіи двумя цвтами, цвтомъ благонадежности и благонамренности и цвтомъ неблагонадежности и измны. Любопытно взглянуть на эту карту. Вы ошибетесь, если вообразите, что обширныя мстности, обитаемыя великорусскимъ племенемъ, окрашены густымъ цвтомъ благонадежности: самыя густыя, но крохотныя пятна лежатъ только надъ Москвою, надъ половиной Вильни и Кіева, надъ кусочкомъ Петербурга, да едва замтными крапинками въ другихъ мстностяхъ. Иначе расположены цвта неблагонадежности и измны. Прежде всего неблагонадеженъ почти весь Петербургъ: въ немъ былъ жондъ народовый, въ немъ служилъ Огризко, въ немъ живутъ полонофилы, въ немъ вчно парализуются мры, которыхъ практическое примненіе испытано въ Москв, потомъ неблагонадеженъ Харьковъ, гд есть профессоръ, не восторгающійся Москвою, не можетъ быть благонадежна и Казань, гд университетъ что-то молчитъ и не заявляетъ о своей солидарности съ московской журналистикой, не могутъ быть вполн благонадежными и другіе университеты, начиная отъ московскаго и кончая кіевскимъ, ибо, если даже профессоры, какъ г. Погодинъ, выдляетъ себя изъ московской журнальной опеки, то можно ли быть увреннымъ въ тхъ, которые не состоятъ сотрудниками московскихъ редакторовъ, неблагонадежны больше чмъ на половину и другіе города, особенно сверные и южные, неблагонадежны вс господа отъ А до Z, ибо они читаютъ и другія газеты.’ Вс согласятся съ нами, что подобнымъ, хотя и весьма скромнымъ образомъ, никто не ршился бы изъясняться какой ни будь годъ назадъ. Только слишкомъ сильная потребность высказаться и стать, наконецъ, на безпристрастную точку зрнія, только ясно сознаваемая увренность, что недавній гнетъ значительно ослаблъ, могла заставить виленскаго корреспондента петербургскаго изданія взлянуть съ этой стороны на положеніе длъ въ западномъ кра. А это уже много значитъ.

Дйствительно, давно ли мы были свидтелями того печальнаго времени, когда ко всему, что говорилось или длалось, прикладывалась одна только мрка благонамренности и измны. Если бы вы вздумали тогда самымъ спокойнымъ тономъ и съ полнымъ желаніемъ добра своему народу высказывать мннія, несогласныя съ господствующими въ московской пресс — вы сейчасъ же обзывались измнникомъ или человкомъ, по меньшей мр, опаснымъ. Вы самымъ искреннимъ образомъ желали употребить свои средства на дло народнаго образованія — въ васъ заподозрвали вредныя намренія, вы въ видахъ облегченія своихъ неимущихъ крестьянъ отдавали имъ ненужную вамъ землю васъ обзывали соціалистомъ, коммунистомъ, агитаторомъ, вы хотли взять школу изъ рукъ священника, не чувствующаго въ себ педагогическихъ наклонностей — вы становились матеріалистомъ, посягающимъ на лучшія симпатіи народа: вы высказывали мысль, что для южнаго населенія Россіи было бы полезно ввести первоначальное образованіе на мстномъ нарчіи — въ васъ видли опаснаго сепаратиста, если вы, нуждаясь сами въ средствахъ къ жизни, хлопотали о томъ, чтобъ жена наша получила возможность заработывать сколько ни будь денегъ своимъ трудомъ — въ ней и въ васъ видли опасныхъ нигилистовъ. Словомъ, не могли вы сдлать ни одного движенія, чмъ нибудь выходящаго изъ ряду, чтобъ не обратить на себя вниманіе журнальныя?’ соглядатаевъ и не прослыть безнравственнымъ или вреднымъ человкомъ. Теперь, конечно, рано еще исчислять убытки, нанесенные подобнымъ направленіемъ нашему общественному развитію, нашему народному образованію и хозяйству. Цифра этихъ убытковъ — во всякомъ случа громадная — обнаружится лишь впослдствіи, когда изчезнутъ даже признаки этого направленія. Намъ остается только желать, чтобъ это время наступило какъ можно скоре, потому что единственно только оно можетъ вывести насъ изъ того запутаннаго положенія, въ какомъ ‘мы вс теперь находимся.

Среди этихъ обстоятельствъ совершилось введеніе судебной реформы. Хотя она и не произвела на общество такого впечатлнія, какое могла бы произвести при другихъ обстоятельствахъ, хотя на каждый безпристрастный приговоръ мировыхъ судей, не обращавшихъ вниманія на званіе истцовъ и отвтчиковъ, указывали пальцами, а газета ‘Всть’ чуть не прямо обзывала нкоторыхъ нигилистами, тмъ не мене судебная реформа оказала довольно замтное вліяніе на ослабленіе господствовавшаго направленія.

И такъ, теперь передъ нашими глазами одни развалины теорій, направленій, патріотическихъ принциповъ, террористическихъ идеаловъ. Но изъ-за всего этого тумана общества все-таки не видно, оно постоянно шло вслдъ за господствующими направленіями, усердно ихъ поддерживая. На чьей же сторон теперь побда? Мы опять пришли къ поставленному въ самомъ начал вопросу: кому же боле сочувствуетъ общество, на чьей сторон ею дйствительныя симпатіи? Кто теперь можетъ сказать откровенно: ‘я знаю, что нужно нашему обществу?’

Сказать подобнымъ образомъ не можетъ никто, потому что дйствительныя общественныя потребности ни разу не выяснились сознательно. Вмсто нихъ теперь остались на сцен т начала, имющія уже не принципный, а дйствительный характеръ, которыя положены въ основу новйшаго русскаго законодательства, и которыя до послдняго времени заслонялись отъ общества направленіемъ московской прессы. Важнйшія изъ этихъ началъ слдующія: равноправность всхъ сословій, провозглашенная земскими учрежденіями и судебными уставами, естественно проистекающіе отсюда судъ присяжныхъ и равная отвтственность всхъ передъ закономъ, признанная закономъ самостоятельность суда, выраженная статьей о несмняемости судей, признанное преимущество свободы печати передъ системой предварительной цензуры. Вотъ что осталось нетронутымъ въ этой общей свалк, и вотъ на чемъ должно основаться наше- общественное развитіе.

Но изъ всего вышеизложеннаго становится яснымъ, въ чемъ нуждается наше общество для того, чтобы эти начала не остались безплодными — такъ какъ одни начала, хотя бы и освященныя закономъ, безъ поддержки со стороны Общества, не могутъ улучшить нашу жизнь? Общество нуждается въ знаніи, котораго ему до сихъ поръ не доставало, въ серьезномъ изученіи и пониманіи тхъ началъ, которыя положены въ основу новйшаго законодательства., Только такое знаніе можетъ гарантировать насъ отъ возможности снова подчиниться тому террору, господство котораго только теперь начинаетъ проходить, только черезъ посредство такого знанія и пониманія можетъ установиться прочная связь между литературой и обществомъ, при чемъ послднее получитъ возможность сознательно отличать друзей отъ враговъ, людей честныхъ отъ спекулянтовъ, пользующихся извстнымъ настроеніемъ для своихъ эгоистическихъ цлей. Словомъ, безъ такого знанія общественное развитіе становится невозможнымъ. Немыслимо, чтобы человкъ, которому предоставлена хотя самая ничтожная доля участія въ общественныхъ длахъ, не зналъ тхъ нравъ, какими онъ можетъ пользоваться — а у насъ ихъ не знаютъ, немыслимо, чтобы гражданинъ не дорожилъ этими нравами и отказывался отъ лихъ по первому требованію ловкаго рутинера,— а у насъ готовы отказаться отъ всего, что дано закономъ. Мы должны знать, по крайней мр, сущность нашихъ учрежденій, мы должны быть знакомы хотя съ основными началами судебной реформы, а у насъ, между тмъ многимъ кажутся скучными занятія земскихъ собраній, а многіе и до сихъ поръ не знаютъ, въ чемъ заключается право несмняемости судей, или полное отдленіе суда отъ администраціи.

Мы стоимъ теперь на поворот, и можно безошибочно предсказать, каково будетъ направленіе нашего общества черезъ годъ или два, это будетъ направленіе реально-общественное, при которомъ явится сознаніе полной солидарности интересовъ всхъ классовъ общества, направленіе, при которымъ почувствуется настоятельная надобность, отбросивъ всякія патріотическія клички, и антипатріотическія, серьезно заняться нашими дйствительными нуждами, которыхъ, къ сожалнію, у насъ такъ много накопилось за послднее время, направленіе, при которомъ толки о женскомъ труд или о реальномъ образованіи не будутъ возбуждать снисходительной улыбки у однихъ и озлобленныхъ нападокъ со стороны другихъ, только при такомъ направленіи могутъ быть врно поставлены и разршены многіе изъ существеннйшихъ для насъ вопросовъ, говорить о которыхъ теперь еще не время.

——

Недавно въ газетахъ напечатанъ первый полный отчетъ о полугодовой дятельности ‘магазина женскихъ издлій, устроеннаго обществомъ для пособія бднымъ женщинамъ’. Очень можетъ быть, что весьма немногіе знаютъ о существованіи этого магазина, и наврное, еще меньшему числу лицъ извстно о существованіи самого общества. Это, впрочемъ, имло свою хорошую сторону, потому что дало возможность ‘магазину женскихъ издлій’ предстать передъ публикой вооруженнымъ не одними только надеждами, а очень полновсными фактами, говорящими сами за себя. Большинство начинавшихся у насъ общеполезныхъ предпріятій не удавалось главнымъ образомъ потому, что большая часть труда предпринимателей истрачивалась на теоретическое обсужденіе затваемаго предпріятія, на практическое его осуществленіе клалось труда гораздо меньше — словомъ, дло происходило какъ разъ наоборотъ. Услужливая журналистика также въ этомъ отношеніи не мало вредила длу. Толкуя вкривь и вкось о предпріятіи только-что задуманномъ, она длала то, что однихъ слишкомъ преждевременно возстановляла противъ него, въ другихъ поселяла такія преувеличенныя надежды, которыя никакъ не могли удовлетвориться дйствительностью. Такимъ образомъ происходило то, что предпріятіе разрушалось, не успвши еще перейдти изъ области предположеній въ область дйствительности.

‘Магазинъ женскихъ издлій’ шелъ нсколько инымъ путемъ. Хотя онъ и печаталъ краткіе отчеты за первые мсяцы своего существованія, но такъ какъ журналистика послднихъ лтъ относилась не иначе какъ съ усмшкою ко всему, въ чемъ было замшано слово ‘женщина,’ то и на отчеты магазина женскихъ издлій не обращалось никакого вниманія. Правда, такое равнодушіе также не было особенно выгодно для магазина, который нуждался въ заказчикахъ, и для котораго гласность все-таки была желательна, но въ конц концовъ это равнодушіе во всякомъ случа имло хорошее вліяніе на успхъ магазина. Отчетъ, о которомъ мы говоримъ, ясно показываетъ, въ какой степени полезно и даже необходимо для Петербурга существованіе подобнаго учрежденія.

Появленіе у насъ такъ называемаго ‘женскаго вопроса’ современно крестьянской реформ. Онъ возникъ въ то время, когда возникали многіе другіе общественные вопросы, и также какъ они былъ сперва обсуждаемъ въ самомъ общемъ, принципномъ вид. Потомъ онъ пошелъ за общественнымъ движеніемъ, испытавъ на себ вс послдствія реакціоннаго вліянія, и, по виду, замеръ. Но такъ какъ этотъ вопросъ не былъ сочиненъ неблагонамренными людьми, какъ старается уврить одинъ тощій петербургскій журналъ, такъ какъ онъ несъ въ себ идеи), почерпнутую непосредственно въ явленіяхъ жизни, то вслдствіе этого и не могъ замереть окончательно. Онъ только вышелъ изъ своихъ первоначальныхъ, общихъ формъ, и распался на нсколько мелкихъ практическихъ вопросовъ.

Теперь, мы думаемъ, многіе убдились, какъ невыгодно среди нашего общества возбуждать вопросы въ ихъ общемъ вид и потомъ уже переходить къ частностямъ. Многіе, вроятно, пришли къ увренности, что русское общество если поддается чему нибудь, то во всякомъ случа скоре фактамъ, чмъ идеямъ (послдними оно, правда, увлекается, но только на короткое время). Конечно, многимъ показалось бы страннымъ и даже смшнымъ, еслибъ кто нибудь вздумалъ разсуждать о томъ, что было бы гораздо выгодне, еслибъ между производителями и потребителями стояло какъ можно мене посредствующихъ лицъ, между тмъ эти же самые ‘многіе’, прочитавши напримръ статью г. Шелгунова о вологодскихъ кружевницахъ, напечатанную въ 11 книжк ‘Дла’ и узнавши, что петербургскія дамы платятъ за кружевную косынку 15 р., когда кружевница получаетъ за нее не болщне Я р., и работаетъ ее въ теченіи 320 часовъ, очень легко согласятся съ авторомъ, когда онъ говоритъ, что для улучшенія бдственнаго положенія вологодскихъ кружевницъ необходимы энергическія мры, необходимо, чтобы кружевницы сплотились въ одно цлое, устроили свои собственные склады и, ставъ лицемъ къ лицу съ потребителями, отняли бы у посредниковъ ту часть платы, которою они пользуются совершенно несправедливо. Это, конечно, зависитъ отъ того, что наше общество отличается упорнымъ недовріемъ къ общимъ идеямъ, если они чмъ нибудь выходятъ изъ общаго теченія. Факты въ этомъ случа единственное спасеніе.

И такъ, прежде чмъ перейдти къ отчету ‘магазина женскихъ издлій,’ покажемъ, что этотъ магазинъ не есть забава праздныхъ людей, а что, напротивъ, онъ старается удовлетворить насущнйшей потребности Петербурга. А для этого представимъ нсколько цифръ о положеніи женскаго населенія въ Петербург.

Общее число женщинъ въ Петербург простирается до 221,000 душъ, изъ нихъ почти 70 тысячъ двицъ, 68 тысячъ съ небольшимъ замужнихъ и около 33 тысячъ вдовъ. Исключая изъ этихъ цифръ женщинъ моложе 16 и старе 60 лтъ, оказывается, что общее число женщинъ способныхъ трудиться доходитъ до 159 тысячъ. Г. Карповичъ въ одномъ изъ своихъ изслдованій находитъ, что изъ этихъ 159 тысячъ женщинъ, совершенно не нуждающихся въ работ, наберется никакъ не боле 40 тысячъ, но если эту цифру увеличить еще больше, до 59 тысячъ, то все-таки выходитъ, что число лицъ женскаго пола, нуждающихся въ работ, никакъ не мене ста тысячъ. Изъ этого громаднаго числа, самая незначительная часть иметъ постоянныя, хотя и маловознаградительныя занятія, именно только 8,288, часть ихъ работаетъ на фабрикахъ (3,475), остальная занимается ремеслами, это — модистки, цеховыя прачки, золотошвейки, корсетницы. Такимъ образомъ, если считать, что число женщинъ, нуждающихся въ работ, доходитъ только до ста тысячъ, то все-таки остается неизвстнымъ, чмъ занимаются около 92 тысячъ женщинъ. Очень многія изъ нихъ существуютъ работой на дому, это такъ называемые штучницы, то есть такія женщины, которыя постоянной работы не имютъ, но или работаютъ поденно, или получаютъ работу изъ магазиновъ и мастерскихъ поштучно. Хотя число этихъ штучницъ не можетъ быть точно опредлено, но во всякомъ случа оно чрезвычайно велико. Это женщины, которымъ или не посчастливилось найти постоянное занятіе въ мастерской, или которыхъ семейныя обстоятельства не дозволяютъ отлучаться изъ дому на продолжительное время, это жены бдныхъ чиновниковъ, обремененныя дтьми, или двушки, содержащія своей работою престарлыхъ родныхъ и вмст съ тмъ, присматривающія за хозяйствомъ, или, наконецъ, вдовы, на рукахъ которыхъ находятся малолтнія дти. Многіе модные магазины, принимая заказы, и будучи но въ состояніи исполнитъ ихъ во время посредствомъ своихъ постоянныхъ мастерицъ, отдаютъ роботу на сторону, штучницамъ, который, конечно, получатъ десятую долю того, что получаетъ магазинъ за исполненную ими работу. Чтобы имть понятіе о томъ, какая именно доля этой платы приходится работницамъ, приведемъ слдующія данныя: самые богатые магазины платятъ за работу дюжины рубашекъ изъ лучшаго полотна, при готовыхъ уже грудяхъ, воротничкахъ и манжетахъ, 4 р. 50 к., то есть по 37 ¹/₂ к. за рубашку, но прпотомъ еще вычитается почему-то магазинами 10% съ заработной платы, то есть вмсто 4 р. 50 к. платится всего 4 р. 5 к., такая работа считается самою выгодною, если же рубашка длается изъ шортинга или коленкора, то за нихъ платится отъ 3 р. 50 к. до 2 р. 50 к. за дюжину, между тмъ времени и труда употребляется на нихъ столько же, сколько и на голландскія. При такой цн, ловкая и усердная мастерица, работая съ ранняго утра до поздней ночи, едва въ состояніи заработать девять рублей въ мсяцъ, обыкновенно же не получается и 7 рублей. Все это сказано относительно лучшихъ магазиновъ, въ апраксиномъ же рынк за работу ситцевой рубахи платятъ всего 7 копекъ, такъ что тамъ мсячная заработная плата становится еще ничтожне. Плата за другія работы представляется еще мене утшительною: вязаньемъ чулковъ нельзя достать въ мсяцъ боле 1 р. 50 к., плата за шитье перчатокъ не можетъ достигнуть въ мсяцъ боле 3 р., сшиваніемъ мховъ можно заработать не больше 2 р. 50 к. въ мсяцъ, плетенье аграманта можетъ доставить около 2 рублей.

Знакомство съ этою поразительно-низкою платою, приходящею ея на долю громаднаго числа женщинъ въ Петербург ‘побудило нкоторыхъ членовъ ‘общества для пособія бднымъ женщинамъ’ подумать объ устройств такого заведенія, которое могло бы увеличить размръ заработковъ. Эти члены предположили основать магазинъ, который, не требуя большихъ издержекъ, давалъ бы возможность оплачивать женскій трудъ сообразно дйствительной его стоимости. Къ устройству магазина было приступлено въ октябр прошлаго года, а открытіе его послдовало 1-го января.

Учредители съ большою осторожностью приступили къ длу. Для того, чтобы имть передъ собою хоть какіе нибудь образцы подобнаго рода учрежденій, они отправили одного изъ своихъ членовъ въ Москву для ознакомленія съ существующими уже тамъ подобными магазинами. Но Москва не помогла имъ въ этомъ отношеніи, оказалось, что тамошнія условія женскаго труда совсмъ иныя и нисколько не соотвтствуютъ условіямъ петербургскимъ. Учредителямъ предстояло выдумать подходящую къ длу организацію магазина — и они принялись за работу. Вотъ въ какую наружную форму сложилось это предпріятіе:

Веденіе всхъ длъ въ магазин возложено на одно лицо, съ которымъ комитетъ ‘общества бдныхъ женщинъ’ заключилъ формальное условіе. Лицо это иметъ непосредственное отношеніе къ публик и мастерицамъ, и завдуетъ длами магазина, какъ главный прикащикъ общества. Въ непосредственномъ распоряженіи этого лица находятся дв закройщицы, одна для блья, другая для платьевъ и одна мастерица, постоянно работающая въ магазин на машин. Какъ закройщицы, такъ и мастерица, живутъ не въ магазин, а приходятъ туда ежедневно на опредленное время и получаютъ за это жалованье. Для наблюденія за дйствіями завдующей магазиномъ и вообще за ходомъ длъ въ магазин, назначается особая коммисія, состоящая изъ пяти лицъ, выбираемыхъ комитетомъ общества изъ членовъ общества. Кром того, отъ времени до времени комитетъ назначаетъ особыя коммисіи для ревизіи отчетовъ, представляемыхъ ему ежемсячно коммисіей вмст съ завдующей магазиномъ.

Кругъ дйствій магазина состоитъ изъ слдующихъ четырехъ операцій: исполненія заказовъ всякаго блья, женскихъ и дтскихъ платьевъ и проч., изготовленія образцовъ на продажу, продажи вещей, приносимыхъ въ магазинъ на коммисію, и рекомендаціи мастерицъ. Операціи эти производятся такъ: принятые заказы кроятся въ магазин подъ наблюденіемъ завдующей, и затмъ сдаются въ работу приходящимъ мастерицамъ, при чемъ въ книг магазина отмчается, кому какая сдана работа и на какой срокъ, тоже отмчается въ рабочихъ книжкахъ мастерицъ. Когда работа принесена въ магазинъ въ срокъ и исполнена удовлетворительно, тогда мастериц выдается тотчасъ же рабочая плата, количество которой отмчаете! какъ въ книг магазина, такъ и въ рабочей книжк, изъ рабочей платы, выдаваемой мастерицамъ, удерживается 10% на содержаніе магазина, если же работа исполнена неудовлетворительно, то изъ рабочей платы удерживается отъ 2 до 20% за перешивку, а за неисполненіе работы въ срокъ, съ мастерицъ берется штрафъ отъ 2 до 10%. Эти послднія деньги идутъ на образованіе особаго капитала, предназначаемаго для выдачи ссудъ постояннымъ мастерицамъ магазина. Залоговъ отъ мастерицъ, получающихъ работу въ магазин, никакихъ не берется, и даже не оставляются паспорта мастерицъ, какъ это длаютъ другіе магазины, но не смотря на это, втеченіи полугодія, билъ только одинъ случай, что мастерица взяла работу и не возвратила ее боле въ магазинъ, но и этотъ единственный случай едва ли можно считать за умышленный, потому что работа была самая ничтожная.

Такимъ же порядкомъ исполняются и заготовляемыя самимъ магазиномъ лещи на образцы. Третья операція, продажа коммисіонныхъ вещей, производится такъ: вещь держится въ магазин не боле четырехъ мсяцевъ, посл которыхъ, если она не, продана, возвращается владльцу, въ случа продажи, магазинъ оставляетъ себ 10% за коммисію. Четвертая операція — рекомендація мастерицъ — еще мало организована.

Комерческій расчетъ магазина основанъ на слдующихъ данныхъ: такъ какъ ему нужно заботиться не о барышахъ, а о покрытіи текущихъ расходовъ, то онъ довольствуется слдующими статьями дохода: процентъ съ матеріала, съ рабочей платы и съ продажи готовыхъ вещей, первая статья дохода основана на томъ, что магазинъ, закупая матеріалъ всегда въ одномъ и томъ же мст, иметъ небольшую уступку, которую и ставитъ въ счетъ заказчикамъ, называя ее процентомъ съ матеріала.

Такова организація магазина женскихъ издлій. По словамъ отчета, онъ въ настоящее время сталъ такъ прочно, и работы его пріобрли такую извстность, что онъ уже можетъ конкурировать съ самыми лучшими петербургскими магазинами.

Посмотримъ теперь, каковы были обороты магазина и каковы результаты его дятельности но увеличенію заработной платы. Заказовъ магазинъ имлъ 581, образцовъ изготовлено 245, готовыхъ вещей на продажу принято 357. Заказы распредлялись по мсяцамъ слдующимъ образомъ: въ январ было 63, въ феврал 51, въ март 93, въ апрл 85, въ ма 161, въ іюн 128. Отсутствіе постепенности въ этихъ цифрахъ отчетъ объясняетъ тмъ, что наибольшее число заказовъ во всхъ магазинахъ бываетъ обыкновенно передъ большими праздниками, въ особенности передъ Рождествомъ, Пасхой и Троицынымъ днемъ, но во всякомъ случа изъ этихъ цифръ видно, что дятельность магазина постоянно расширялась. Въ первые мсяцы доходы, получаемые магазиномъ, не могли, конечно, покрыть расходовъ по его содержанію, но въ ма уже онъ получилъ дохода 109 рублей — цифра, превышающая ежемсячный расходъ, а въ іюн эта цифра еще боле увеличилась, дойдя до 156 рублей.

Теперь интересно познакомиться съ размромъ той платы, какую получали мастерицы, но для этого сперва необходимо объяснить, по какому разсчсту назначалъ магазинъ размръ этой платы. Изъ заказной цны, приходящейся за работу, вычитается небольшая часть за кройку и за прикладъ, а остальная сумма выдается мастериц, за вычетомъ 10% на содержаніе магазина. Впрочемъ съ расширеніемъ дйствій магазина, когда процента съ одного матеріала будетъ достаточно для покрытія текущихъ расходовъ, процентъ съ рабочей платы предполагается значительно уменьшить или даже вовсе не брать его. Впрочемъ, и при взиманіи этого процента, размръ рабочей платы, выдаваемой магазиномъ мастерицамъ, во много разъ превосходитъ обыкновенную плату. Такъ напримръ, выше мы говорили, что самые лучшіе магазины платятъ мастериц по 37 к. за рубашку, мастериц же, получающей заказъ изъ ‘магазина женскихъ издлій,’ приходится за ту же самую работу 1 р. 5 к. Разница громадная! Получая работу въ обыкновенныхъ магазинахъ, мастерица едва-ли заработаетъ 9 р. въ мсяцъ, а здсь ежемсячный заработокъ достигалъ слдующихъ размровъ: въ январ высшій заработокъ былъ 12 р., затмъ 10, 8 и 6 р. Въ феврал 14 р. 38 к., 9 и 7. Въ март 14 р. 91 к., 9 и 7. Въ апрл 22 р., въ ма 27 р. 82 к., въ іюн 32 р. 63 к. Правда, этотъ высшій размръ платы приходился только одной мастериц, по во всякомъ случа въ этомъ послднемъ мсяц рабочая плата была довольно значительна и для другихъ мастерицъ, такъ, дв изъ нихъ получили больше 25 р., одна больше 20 р., дв больше 15 р., дв больше 10 р. и двадцать больше 5 р. Если мы припомнимъ, что высшую заработанную плату въ магазинахъ, 9 рублей, можетъ получить только самая искусная мастерица, и притомъ работающая съ ранняго утра до поздней ночи, то увидимъ, что цифры ‘магазина женскихъ издлій’ во всякомъ случа очень краснорчивы. Но распорядители магазина, тмъ не мене, обратили вниманіе на такое неравномрное распредленіе рабочей платы, и оказалось слдующее: высшую рабочую плату (32 р. 63 к.) получила мастерица, шьющая платья и вс другія верхнія вещи женскаго туалета. Эта мастерица знаетъ свое дло вполн, она вмст съ тмъ и отличная закройщица. Заработки отъ 15 до 25 р. въ мсяцъ приходятся на долю мастерицъ, умющихъ шить на машин. Мастерицы же, знающія только ручную работу, зарабатываютъ отъ 10 до 15 р., не боле. Причину такихъ незначительныхъ заработковъ этимъ послднимъ классомъ мастерицъ отчетъ находитъ въ слдующихъ обстоятельствахъ: 1) ручная работа слишкомъ кропотлива и требуетъ большаго навыка и, не смотря на это, оплачивается довольно дешево, 2) вс мастерицы, работающія блье, слишкомъ спеціализируютъ свой трудъ. Такъ, иная работаетъ только одно мужское блье, другія — только одно женское, а есть и дикія мастерицы, которыя постоянно длаютъ одн только складочки на груди къ рубашкамъ. Конечно, въ своей спеціальности каждая мастерица достигаетъ возможной степени совершенства, но вмст съ тмъ, это обстоятельство лишаетъ такихъ мастерицъ возможности имть постоянную работу, и магазинъ пріобртаетъ въ нихъ хорошихъ исполнительницъ работы только въ техническомъ отношеніи, а не разумныхъ мастерицъ, которымъ можно бы было поручить всякую работу въ сфер извстнаго ремесла.

Наконецъ, изъ вышеприведенныхъ цифръ заработковъ видно, что большинство мастерицъ заработываетъ только отъ 5 до 10 рублей. Такія мастерицы, по словамъ отчета, даже не спеціализируютъ своего труда, он работаютъ все, но не такъ хорошо, чтобы имъ можно было поручать тонкія работы, и потому ограничиваются шитьемъ простаго блья. Для такихъ мастерицъ заработокъ выше 10 р. въ мсяцъ быть неможетъ. Вообще практика ‘магазина женскихъ издлій’ показала, что хотя требованій на работу и слишкомъ много, но умющихъ хорошо работать, изъ 1000 мастерицъ, можно выбрать только 60, а изъ этого числа знающихъ свое ремесло вполн не наберется и 10 мастерицъ. Слдовательно, причина незначительныхъ заработковъ женщины, поставленной въ необходимость добывать себ средства шитьемъ, лежитъ, но мннію составителей отчета, главнымъ образомъ въ неполномъ знаніи мастерицами своего ремесла. Имя въ виду этотъ важный недостатокъ въ лицахъ, ищущихъ работы, распорядители магазина имютъ въ виду основать ври немъ нчто въ род шк ‘лы, въ которой мастерицы могли бы не только вполн усвоить себ знанія, необходимыя для хорошей работницы, но и ознакомиться съ пользою устройства и съ веденіемъ длъ такого учрежденія, какъ магазинъ женскихъ издлій, школу предполагается устроить только для приходящихъ и притомъ совершеннолтнихъ, которыя уже умютъ хорошо шить. Къ устройству такой школы распорядители магазина уже принимаютъ необходимыя мры.

Читатель, ознакомившійся съ приведенными нами выше цифрами о положеніи мастерицы, получающей работу въ модныхъ магазиновъ, и тми результатами, которые достигнуты ‘магазиномъ женскихъ издлій’ въ короткое время его существованія, согласится, конечно, съ нами въ томъ, что нужно быть слишкомъ счастливымъ и постоянно сытымъ человкомъ, ни разу не испытавшимъ нужды, или слишкомъ упорнымъ скептикомъ, чтобъ приписывать устройство такихъ заведеній, какъ ‘магазинъ женскихъ издліи’, пустой мод или считать ‘женскій вопросъ’ случайной выдумкой какого ни будь празднаго филантропа. Между тмъ нкоторые господа до сихъ поръ утверждаютъ,— и даже печатію — что поддерживать ‘женскій вопросъ’ есть безнравственность, такъ какъ въ Россіи требуютъ въ настоящее время немедленнаго разршенія гораздо боле важные вопросы, каковы напримръ восточный, западный, тарифный и т. п., отъ которыхъ будто бы эти ‘спеціалисты по женской части’ (?) стараются отвлечь вниманіе общества такими вздорными и ничтожными вопросами, каковъ женскій. Конечно, понятіе ‘великій’ и ‘ничтожный’ суть понятія относительныя, и очень многіе могутъ считать, съ своей точки совершенно справедливо, что вопросъ о прибалтійскихъ нмцахъ заслуживаетъ гораздо боле вниманія, чмъ вопросъ объ увеличеніи мсячныхъ заработковъ мастерицъ, незнающихъ, какъ поддержать въ теченіи мсяца свое существованіе. По въ такомъ случа, почему же не существовать и мннію противоположному? На какомъ основаніи запрещать нкоторымъ людямъ думать, что господа, несочувствующіе увеличенію заработной платы двушекъ, руководствуются чисто-эгоистическими побужденія, и, и единственно въ силу этихъ побужденій, стараются отвлечь вниманіе общества отъ его насущныхъ нуждъ вопросами восточными, западными, сверными и южными и т. п. Пусть съ теоретической стороны оба мннія будутъ справедливы, но во всякомъ случа справедливйшимъ будетъ то, на сторон котораго факты.

Учредители ‘магазина женскихъ издліи’ совершенно врно поставили вопросъ, начавши его практическую разработку изысканіемъ способовъ къ увеличенію рабочей платы для женщинъ по тмъ занятіямъ, которыя уже доступны женщинамъ. Это, конечно нисколько не мшаетъ ни имъ, ни тмъ, которые захотли бы,продолжать ихъ дло, подумать впослдствіи и о расширеніи той сферы труда, въ которой вращается теперь женщина. Словомъ, исходя первоначально изъ ближайшей своей цли — помочь трудящейся женщин, увеличеніемъ ея мсячнаго заработка — они могутъ впослдствіи увеличить размры своей дятельности и взять подъ свое покровительство вообще бдный трудящійся классъ, не ограничивая его однимъ какимъ нибудь поломъ. Мы именно такъ и смотримъ на ‘женскій вопросъ.’ Мы вовсе не считаемъ его отдльнымъ, самостоятельнымъ вопросомъ, ничмъ несвязаннымъ съ другими нашими общественными вопросами. Было бы, конечно, весьма странно хлопотать объ увеличеніи женской рабочей платы и оставлять въ сторон мужскую, которая очень часто стоитъ такъ же низко, какъ и женская. Дло началось именно съ женщинъ только оттого, что положеніе женщины рзче бросается въ глаза, да и дйствительно сопровождается боле печальными на видъ явленіями, чмъ положеніе мужчины, при томъ же, оно во всякомъ случа безвыходне. Но мы всегда были того мннія, что ‘женскій вопросъ, ‘разршаемый практически, долженъ быть только началомъ другого, гораздо боле общаго вопроса — о предоставленіи вознаградительнаго труда всмъ, кто въ немъ нуждается. ‘Магазинъ ліонскихъ издлій ‘стоитъ именно на такой дорог, представляя собою одинъ изъ способовъ поставить производителя лицомъ къ лицу съ потребителелемъ и устранить изъ ихъ отношеній легіоны тунеядныхъ посредниковъ.

——

Въ судебной практик послдняго мсяца обращаютъ на себя вниманіе нсколько длъ, выходящихъ по своимъ особенностямъ изъ ряда обыкновенныхъ. 3 ноября въ московскомъ окружномъ суд разбиралось дло о дворянин Дитрих, обвинявшемся въ сбыт завдомо-фальшивой ассигнаціи. Въ самомъ начал производства этого дла произошло незначительное столкновеніе между товарищемъ предсдателя Арсеньевымъ и защитникомъ подсудимаго, княземъ Урусовымъ, которое повело потомъ къ дальнйшему столкновенію, названному во всхъ почти нашихъ газетахъ ‘прискорбнымъ.’ Товарищъ предсдателя, предлагая подсудимому обычные вопросы о лтахъ, званіи, занятіи и проч., спросилъ также подсудимаго, не находился ли онъ прежде подъ судомъ. Дитрихъ отвчалъ отрицательно. Тогда предсдатель напомнилъ ему, что онъ, кажется, былъ замшавъ въ политическія дла, на это подсудимый, съ нкоторымъ усиліемъ, отвчалъ, ‘я нахожусь подъ надзоромъ полиціи за участіе въ пніи гимна въ Гродн.’ Защитникъ, князь Урусовъ, нашелъ, что подобные вопросы предсдателя нарушаютъ порядокъ, указанный въ 638 ст. устава, гд говорится, что предсдатель суда предлагаетъ подсудимому вопросы ‘о его имена, отчеств и фамиліи или прозвищ, званіи, лтахъ, вроисповданіи, жительств и занятіяхъ, а также о томъ, получилъ ли онъ копію съ обвинительнаго акта или жалобы частнаго обвинителя ‘и потому, пользуясь предоставленнымъ защитнику нравомъ, просилъ записать это нарушеніе въ протоколъ. ‘Да, отвтилъ на это предсдатель, обращаясь къ секретарю, но запишите также и мое объясненіе, что предсдатель руководствовался статьею 684.’ Въ этой стать сказано, что предсдатель, члены суда и присяжные засдатели ‘могутъ предлагать подсудимому вопросы по всмъ обстоятельствамъ дла, представляющимся имъ недостаточно разъясненными.’ Затмъ производство дла происходило нкоторое время обыкновеннымъ порядкомъ. По прочтеніи списка свидтелей, изъ которыхъ на лицо оказался одинъ только мальчикъ, на средину зала вышла нарядная дама — та самая, въ магазинъ которой дана была фальшивая серія. Она явилась въ качеств гражданской истицы. Хотя прокурорская власть заявила, что она не иметъ ничего противъ допущенія этой дамы въ качеств гражданской истицы, однако защитникъ выразилъ свое несогласіе. Въ 7 ст. уст. уголовн. судопр. ясно, но его мннію, сказано, что гражданскій истецъ, незаявившій иска о вознагражденіи до открытія засданія по уголовному длу, теряетъ право начинать искъ порядкомъ гражданскимъ, но можетъ предъявить его въ гражданскомъ суд посл окончательнаго ршенія уголовнаго дла. ‘Засданіе уже открыто, сказалъ князь Урусовъ, слдовательно г-жа Керфъ гражданской истицей допущена быть не можетъ.’ На это товарищъ прокурора замтилъ, что ‘такъ какъ еще не было исполнено ни одного дйствія судебнаго слдствія,’ то онъ считаетъ возраженіе защитника неосновательнымъ. Защитникъ, съ своей стороны, сослался на 636 ст., но которой судебное засданіе должно считаться открытымъ посл объявленія о томъ предсдателя. Г. Арсеньевъ, обращаясь къ присяжнымъ засдателямъ (?), заявилъ имъ, что г-жа Керфъ, за нсколько времени до засданія, словесно объявила ему въ его кабинет и просила допустить ее въ качеств гражданской истицы, что и было ей разршено. ‘Г. защитникъ, сказалъ предсдатель, обращаясь къ князю Урусову, ваше послднее слово! »Заявленіе г-жи Керфъ не могло мн быть извстнымъ, отвчалъ защитникъ, и я остаюсь при своемъ мнніи, ссылаясь на смыслъ 7 статьи.’ Во время совщанія суда по этому вопросу защитникъ встаетъ и проситъ о разршеніи представить суду нкоторыя соображенія по настоящему вопросу. ‘Вы можете это сдлать посл резолюціи, отвчалъ предсдатель. Я вамъ предоставилъ послднее слово, вы ничего не сказали, а теперь, черезъ полчаса, придумали новыя соображенія. Этакъ конца не будетъ засданію.’ Защитникъ сказалъ, что посл резолюціи будетъ безполезно его заявленіе, ‘и я не вижу, продолжалъ онъ, чтобы въ уставахъ упоминалось о получасовомъ срок. Я прошу разршенія заявить, что объясненіе гражданскаго истца, какъ стороны въ дл, должно бы. мн кажется, быть заявлено письменно, такъ чтобы дать возможность противной сторон, т. е. отвтчику, подсудимому, запастись доказательствами и знать, что съ него требуютъ — иначе не будетъ простйшаго основанія гражданскаго процесса. Словесно ими предъявляются только въ мировыхъ учрежденіяхъ, но и тамъ они заносятся въ протоколъ. Права гражданскаго истца, по разъясненію кассаціоннаго департамента, слишкомъ велики, чтобы защита не охраняла свои законные интересы.’ Посл этого предсдатель объявилъ резолюцію суда, по которой, оставляя безъ уваженія доводы защитника о письменномъ заявленіи со стороны гражданскаго истца, какъ не требуемомъ закономъ — судъ, принимая во вниманіе, что о заявленіи г-жи Керфъ не было составлено протокола, постановляетъ, на основаніи ст. 7, къ участію въ дл ее гражданскою истицею не допускать.’

Эти два незначительныя столкновенія между предсдателемъ суда и защитникомъ, имли, но нашему мннію, значительное вліяніе и на послдующую сцену. Когда начался допросъ единственнаго свидтеля, мальчика, защитникъ естественно обращалъ самое строгое вниманіе на точность и опредленность его отвтовъ. ‘Припомните, сказалъ онъ, въ какомъ часу пришли къ вамъ покупатели.’ — Не припомню, отвчалъ свидтель. ‘Утромъ или вечеромъ?’ — Въ полдень, такъ, въ половину дня. ‘А когда вы запираете магазинъ?’ — Какъ и вс, въ восемь часовъ. ‘Обдаете вы въ которомъ часу?’ — Часа въ два. ‘Значитъ, эти покупатели пришли въ магазинъ до обда?’ — Они пришли посл. ‘Вы сказали, что они пришли въ полдень, а теперь говорите, что посл обда, значитъ посл двухъ часовъ. Припомните, какъ это было.’ Въ это время предсдатель, обращаясь къ защитнику, предложилъ ему ‘не сбивать свидтеля, такъ какъ онъ малолтній и можетъ сбиться.’ ‘Я, кажется, и не сбивалъ его, но мн необходимо узнать точне о времени.) — Вы этому вопросу придаете большое значеніе? спросилъ предсдатель. ‘Да.’ — Какую же важность вы находите въ немъ? ‘Объ этомъ я буду говорить въ своей защитительной рчи.’ — Но я не могу позволить вамъ сбивать свидтеля. ‘Г. предсдатель, сказалъ князь Урусовъ, я считаю необходимымъ разъяснить противорчія между показаніями. я докажу, что серія была другая. Позвольте мн продолжать допросъ.’ — Можете повторить вашъ допросъ, отвтилъ предсдатель, но больше сбивать свидтеля я не позволю. ‘Въ такомъ случа, сказалъ защитникъ, я не считаю возможнымъ продолжать, но такъ какъ обстоятельство о времени должно остаться неразъясненнымъ, то я просилъ бы записать въ протоколъ, что защита заявила о нарушеніи 612 статьи (‘предсдатель суда долженъ предоставлять подсудимому всевозможные средства къ оправданію’).— Прекратите ваши замчанія, замтилъ предсдатель, вы здсь призваны для защиты подсудимаго, а нисколько не для вашего самолюбія. ‘Прошу записать въ протоколъ, повторилъ защитникъ, о нарушеніи ст. 612 и 3 пункта 630 (‘прокурору и защитнику предоставляется право длать замчанія и давать объясненія по каждому дйствію, происходящему на суд’).— Милостивый государь, сказалъ тогда предсдатель, вы позволили себ сдлать замчаніе предсдателю. Вы можете жаловаться въ сенатъ, но здсь должны подчиняться. На основаніи ст. 154 и 157 учрежд. суд. уст., я признаю въ вашемъ поступк нарушеніе порядка и благопристойности и объявляю вамъ публично выговоръ. Затмъ, въ случа повторенія такого поступка, я удалю васъ изъ залы засданія.’ Вслдъ затмъ засданіе было пріостановлено на пять минутъ.

По возвращеніи суда въ залу, защитникъ князь Урусовъ всталъ и, обращаясь къ суду, началъ было говорить: ‘передъ перерывомъ засданія я получилъ выговоръ, котораго я не понимаю…’ Но предсдатель, позвонивъ, перебилъ его. ‘Позвольте, сказалъ онъ, достаточно. Извольте удалиться.’ — Невозможность защиты, началъ было снова князь Урусовъ, по предсдатель еще боле громкимъ голосомъ приказалъ ему удалиться. ‘Я протестую противъ нарушенія свободы защиты,’ сказалъ князь Урусовъ. Молчать! отвтилъ ему на это г. Арсеньевъ. Вы подвергнетесь дисциплинарному взысканію. Вы забыли, что вы кандидатъ на судебныя должности.’ Князь Урусова’ вышелъ изъ залы, и, уходя, обернувшись на минуту въ дверяхъ, сказалъ: ‘я больше не кандидатъ.’ Предсдатель счелъ возможнымъ продолжать засданіе и по удаленіи защитника. Присяжные оправдали подсудимаго, но прокуроръ вошелъ съ протестомъ въ кассаціонный департаментъ сената — и приговоръ, конечно, будетъ отмненъ, причемъ дло поступитъ на разсмотрніе новаго состава присяжныхъ, такъ какъ судебное засданіе продолжалось безъ защитника.

Но напечатаніи въ газетахъ отчета, изъ котораго мы извлекли самое существенное относительно этого дла, появилось въ тхъ же газетахъ письмо г. Арсеньева, въ которомъ онъ признавалъ, что отчетъ этотъ невренъ ‘и по букв и по смыслу’ и общалъ напечатать въ ‘Судебномъ Встник’ подлинный протоколъ засданія. Дйствительно, въ скоромъ времени этотъ протоколъ появился, а вслдъ за нимъ князь Урусовъ сообщилъ въ газету ‘Москва’ свои замчаніи относительно разныхъ подробностей со ставленнаго протокола. Вотъ важнйшія подробности, расходящіяся съ газетнымъ отчетомъ:

1) По словамъ протокола, предсдатель, во время допроса защитникомъ свидтеля, сказалъ: ‘находите ли вы этотъ вопросъ на столько важнымъ, чтобы возвращаться къ нему нсколько разъ?’ Защитникъ отвчалъ: ‘на сколько этотъ вопросъ важенъ, про это я знаю и объясню это въ моей защитительной рчи, а теперь объяснять это не считаю себя обязаннымъ.’ Князь Урусовъ въ своихъ замчаніяхъ, сдланныхъ имъ на протокол, говоритъ: ‘подчеркнутыя выраженія мн не принадлежатъ. Я просилъ дозволенія продолжать допросъ.’

2) На замчаніе предсдателя — не сбивать свидтеля, защитникъ, по слонамъ протокола, отвчалъ: ‘я не сбиваю свидтеля, если нельзя длать мн вопросовъ, то въ такомъ случа я отказываюсь отъ допроса и прошу занести въ протоколъ, что предсдатель стсняетъ права защитника при допрос свидтеля.’ Предсдатель сказалъ секретарю: ‘занесите слова защитника въ протоколъ.’ Защитникъ сказалъ затмъ: ‘г. предсдатель нарушаетъ 612 ст. угол. судопр.’ — Заявленіе это, возражаетъ князь Урусовъ, было сдлано въ другое время и въ другой форм. Такъ, какъ оно записано въ протоколъ, заявленіе представляется непонятнымъ, но какому поводу сдлано оно посл согласія предсдавшаго на нанесеніе требованія защитника въ протоколъ?! Я сказалъ слдующія слова, замчаетъ князь Урусовъ, ‘прошу занести въ протоколъ, что защита заявила о нарушеніи ст. 612 и 3 пун. 630’ — сказалъ это по слдующему поводу: предсдатель посл заявленія, что я считаю невозможнымъ продолжать защиту въ той послдовательности, которую считаю необходимою, замтилъ мн: ‘прекратите ваше замчаніе, вы здсь не защищаете свое самолюбіе.’ Тогда я просилъ занести въ протоколъ нарушеніе ст. 612 и 3 нун. 630, не излагая ихъ содержанія.

3) По возвращеніи суда въ залу посл сдланнаго предсдателемъ защитнику выговора, когда князь Урусовъ снова началъ было говорить, предсдатель по словамъ протокола, сказалъ: ‘позвольте, позвольте’ и зазвонилъ. Защитникъ замолкъ и предсдатель сказалъ: ‘вы возвращаетесь къ тому же предмету, теперь лишаю васъ слова, я васъ предупреждалъ. Приглашаю васъ удалиться изъ залы засданія, дло ршится безъ вашихъ словесныхъ объясненій.’ Князь Урусовъ замчаетъ, что предсдателемъ было сказано: ‘извольте удалиться, удалитесь.’

4) Передъ удаленіемъ князя Урусова изъ залы, предсдатель, по словамъ протокола, сказалъ ему: ‘милостивый государь, извольте замолчать.’ Князь Урусовъ говоритъ, что словъ ‘милостивый государь’ сказано не было, а слышно было одно слово ‘молчать!’ Впрочемъ, относительно этого мста, въ самомъ протокол сдлана оговорка однимъ изъ подписавшихъ его членовъ суда, г. Линдротомъ: ‘мн помнится, замчаетъ г. Линдротъ, что предсдательствующій обратился къ защитнику съ такими словами: милостивый государь, извольте молчать (вмсто замолчать, какъ сказано въ протокол).’

Безъ сомннія, дло это будетъ въ скоромъ времени выяснено во всхъ подробностяхъ судомъ. Кто окажется въ немъ наиболе виновнымъ, князь ли Урусовъ или г. Арсеньевъ но вопросу о личныхъ столкновеніяхъ и о поведеніи ихъ относительно другъ друга — объ этомъ мы узнаемъ въ скоромъ времени положительно. Что же касается того, что г. Арсеньевъ дозволилъ себ продолжать засданіе но удаленіи защитника, то въ офиціальномъ орган министерства юстиціи уже появилась статья, доказывающая, что дйствія предсдателя въ этомъ отношеніи были совершенно неправильны. ‘Удаленіе защитника, говоритъ газета министерства, должно необходимо имть послдствіемъ пріостановку засданія, но опредленію о томъ суда. Исключеніе можетъ составить только одинъ случай, именно, когда подсудимый тутъ же, на суд, заявитъ желаніе защищаться лично, безъ защитника. Одновременно съ пріостановкою засданія, вслдствіе удаленія защитника, въ большей части случаевъ, должны послдовать и распоряженія предсдателя о назначеніи новаго защитится. Затмъ, въ этихъ случаяхъ присутствіе присяжныхъ засдателей должно быть распущено по домамъ такъ какъ вновь назначенному защитнику должно быть предоставлено достаточно времени для изученія дла и приготовленія къ защит. При возобновленіи дла, слдовательно, должно быть составлено новое присутствіе присяжныхъ и возобновлено съ самаго начала судебное слдствіе.’

Какъ видно, удаленіе кн. Урусова изъ залы засданія не есть единственный примръ удаленія защитниковъ. ‘Московскія Вдомости’ вспоминаютъ но этому поводу еще одинъ подобнаго же рода примръ, бывшій въ Москв мсяца полтора назадъ. Производилось дло о пожарномъ служител, обвинявшемся въ укрывательств краденой на пожар лампадки. Судебное слдствіе и пренія были уже окончены, стороны приступили къ препирательству о постановк вопросовъ. Въ это время возникъ, но словамъ ‘Московскихъ Вдомостей,’ запальчивый разговоръ между предсдавшимъ (г. Доноръ) и защитникомъ (г. Розенбергъ). Защитникъ просилъ включить въ число вопросовъ новый, который потомъ и былъ принятъ судомъ. Въ подтвержденіе своей просьбы, защитникъ сказалъ, что на содержаніи этого вопроса была основана вся сила защиты. Возражая ему, предсдатель спросилъ защитника, чмъ же онъ доказалъ въ своей рчи это основаніе. Въ этихъ словахъ заключалось сужденіе, которое могло подйствовать на присяжныхъ, а потому предсдатель, по роли своей на суд, не долженъ былъ его высказывать. Защитникъ счелъ нужнымъ просить о занесеніи словъ предсдателя въ протоколъ, но такъ какъ эта просьба послдовала уже по объявленіи вопросовъ, то предсдатель, опираясь на это, ршительно отказалъ въ просьб защитника. Этотъ отвтъ предсдателя- защитникъ снова просилъ занести въ протоколъ, ссылаясь на статью закона, дающую право защитнику длать замчанія о всякомъ дйствіи на суд. Но тогда предсдатель приказалъ судебному приставу предложить защитнику, не угодно ли ему будетъ оставить зало засданія, защитникъ, конечно, не могъ не повиноваться распоряженію предсдателя и немедленно вышелъ изъ залы, но вслдъ за тмъ немедленно подалъ въ сенатъ просьбу на предсдателя за превышеніе власти.

Другое дло, также обращающее на себя вниманіе, производилось около двухъ недль назадъ въ с.-петербургскомъ окружномъ суд, это — дло объ оскорбленіи купца Малькова г. Аскоченскимъ, редакторомъ издателемъ ‘Домашней Бесды.’ Кто хоть сколько нибудь знакомъ съ этимъ журналомъ, тотъ знаетъ, какихъ пріемовъ держалась и держится постоянно его редакція. Эти пріемы — обличительно-полемическіе, при чемъ г. Аскоченскій не скупите’ на выраженія съ цлью заявить свою несомннную благонамренность на ряду съ неблагонамеренностью его противника. Такъ случилось и съ г. Мальковымъ.

Въ 31-мъ выпуск ‘Домашней Бесды’ за настоящій годъ напечатана статья подъ заглавіемъ: ‘Заявленіе алтайскихъ миссіонеровъ къ покровителямъ и членамъ ревнителямъ миссіонерскаго общества.’ Въ этой стать взводится обвиненіе на Совтъ Общества за то, что онъ, будучи извщенъ о неблагонадежности г. Малькова, не обратилъ на это заявленіе никакого вниманія, но еще оскорбился на начальника миссіи. ‘Передъ лицомъ всхъ васъ, пишутъ приславшіе заявленіе три іеромонаха, пять священниковъ и одинъ дьяконъ, заявляемъ, что Мальковъ дйствительно человкъ неблагонадежный, недобросовстный, и что его пребываніе въ миссіи вредно для миссіонерскаго дла.’ Къ этимъ словамъ г. Аскоченскій, но обыкновенію, длаетъ свое собственное примчаніе слдующаго рода: ‘Мы имемъ множество поразительныхъ фактовъ, указывающихъ крайнюю недобросовстность этого прошлеца Малькова, лично намъ извстнаго съ 1861 года. Въ случа надобности мы ихъ опубликуемъ. А между тмъ этому Малькову совтъ назначаетъ на путевые издержки отъ Томска до Петербурга 182 рубля и ему же въ счетъ перерасходованныхъ будто бы на нужды удалинской общины 291 р. 75 кои.’ Дале, въ заявленіи іеромонаховъ, священниковъ и дьякона говорится: ‘секретарь общества, за обнаруженіе правды о Мальков, грозилъ начальнику миссіи судомъ, смною и заключеніемъ въ монастырь.’ Здсь опять г. Аскоченскій прибавляетъ отъ себя слдующія слова: ‘Каково?! секретарь позволяетъ себ угрожать архимандриту! Храбрый, должно быть, человкъ!’

Г. Аскоченскій, начиная оправдываться посл нсколькихъ словъ, сказанныхъ въ свою защиту г. Мальковымъ, прежде всего заявилъ, что журналъ его издается подъ предварительною цензурою, которая ничему предосудительному не даетъ появиться въ печати, поэтому онъ убжденъ, что судъ не станетъ входить въ обсужденіе существа дла. Тмъ не мене онъ началъ подробно излагать т основанія, которыя, по сто мннію, давали ему полное право какъ напечатать письмо трехъ іеромонаховъ, пяти священниковъ и одного дьякона, такъ и высказать свое личное мнніе о г. Мальков. ‘Въ теченіи десятилтней моей практики на журнальномъ поприщ, заключилъ г. Аскоченскій, я всегда держался строго-православной, русской религіи, чистаго русскаго духа и писалъ то, что соотвтствовало совсти.’

Однакожъ, въ глазахъ суда эти заслуги не показались на столько великими, чтобы давать право г. Аскоченскому публично оскорблять человка. Судъ призналъ г. Аскоченскаго виновнымъ въ оскорбленіи Малькова печатно, выраженіями: ‘прошлецъ,’ ‘недобросовстный’ и т. п., и потому приговорилъ: подвергнуть его, Аскоченскаго, двухнедльному домашнему аресту и штрафу въ размр двадцати-пяти рублей.

Мы предаемъ важное значеніе этому длу и думаемъ, что оно будетъ имть не малое вліяніе на облагороженіе нашихъ литературныхъ обычаевъ. Въ послдніе три-четыре года инсинуація была хроническимъ недугомъ нашей журналистики. Подъ покровомъ собственной благонамренности, редакторы нкоторыхъ газетъ и журналовъ позволяли себ такія выходки противъ ненравящихся имъ лицъ, что ставили ихъ въ совершенно-безвыходное положеніе, лишая даже возможности оправдываться. Гласный судъ, конечно, положитъ конецъ подобнымъ пріемамъ, начало чего мы и видимъ въ дл г. Аскоченскаго.

——

Третье дло производилось въ Сенат: о взысканіи бывшимъ содержателемъ Екатерингофскаго воксала убытковъ съ петербургскаго оберъ-полиціймейстера, понесенныхъ имъ вслдствіе неправильнаго распоряженія генералъ-лейтенанта Трепова. Это уже не первое дло въ нашей судебной практик но взысканію частными лицами убытковъ съ начальствующихъ лицъ. Первымъ было дло обратившее на себя всеобщее вниманіе, по жалоб содержателя типографіи Куколь-Яснопольскаго съ генералъ-майора Чебыкина, бывшаго старшимъ инспекторомъ типографій, литографій и книжной торговли. Г. Чебыкинъ нанесъ г. Куколь-Яснопольскому убытки тмъ, что явившись въ его типографію для проврки количества находящагося въ ней шрифта, смшалъ большую его часть, отчего и сдлалъ ее негодною къ дальнйшему употребленію. Г. Куколь-Яснонольскій началъ искъ, обратившись въ Судебную Палату, въ которой на этотъ случай составилось особое присутствіе изъ мстнаго губернатора, двухъ членовъ судебной палаты, предсдателя казенной палаты и управляющаго палатою государственныхъ имуществъ и г. оберъ-полиціймейстера, какъ ближайшаго начальника отвтчика. Хотя прокуроръ судебной палаты далъ заключеніе въ пользу Куколь-Яснопольскаго, но Палата все-таки отказала ему въ иск. Тогда онъ обратился съ жалобою въ Сенатъ, который и ршилъ дло въ его пользу, присудивъ г. Чебыкина къ уплат опредленнаго количества убытковъ. Намъ неизвстно, когда именно началъ свой искъ г. Петровъ, бывшій содержатель Екатерингофскаго воксала, но думаемъ, что его побудилъ начинать дло успхъ г. Куколь-Яснопольскаго. Между тмъ въ этихъ длахъ нтъ ничего общаго, такъ что изъ проигрыша дла г. Петровымъ вовсе нельзя заключать о трудности начинать дла противъ административныхъ лицъ, если дйствія ихъ дйствительно сопровождались ‘нерадніемъ, неосмотрительностью или медленностію,’ какъ сказано въ 1376 ст. Устава гражд. судопроизводства.

Сущность жалобы г. Петрова заключается съ слдующемъ: генералъ-лейтенантъ Треповъ запретилъ производить въ Екатерингофскомъ воксал трактирную торговлю посл 12 часовъ ночи, а также имть музыку и разнаго рода увеселенія. Между тмъ но контракту, заключенному Петровымъ съ петербургскою распорядительною думою, ему предоставлено было право производить торговлю въ Екатерингофскомъ воксал во всякое время, и независимо отъ того имть музыку, давать танцовальные вечера, маскарады и увеселенія всякаго рода. Вслдствіе упомянутаго распоряженія г. оберъ-полиціймейстера, г. Петровъ обратился въ Распорядительную Думу съ просьбою о возстановленіи предоставленнаго ему права. Дума обратилась къ оберъ-полиціймейстеру, но ходатайство ея осталось безъ всякаго результата, такъ какъ генералъ-лейтенантъ Треповъ, объяснилъ, что его распоряженіе о превращеніи въ Екатерингофскомъ воксал торговли посл 12 часовъ и проч. основано на Высочайшемъ повелніи отъ 14 іюля 1866 года, которымъ производство торговли въ трактирахъ, а также содержаніе музыки и увеселеній всякаго рода ограничено было для всхъ трактирныхъ заведеній. Дйствительно, вмст съ этимъ, высшему полицейскому начальству предоставлено право длать исключеніе для содержателей боле благонадежныхъ, но это уже зависитъ отъ личнаго усмотрнія оберъ-полиціймейстера, въ примненіи котораго онъ не обязанъ руководствоваться какими нибудь правилами. Полицейская власть, на основаніи Высочайшаго повелнія, предписала екатерингофскому воксалу закрываться въ 12 часовъ, затмъ г. оберъ-полицеймейстеръ имлъ въ виду данныя относительно неблагонадежности г. Петрова и не сдлалъ, на основаніи предоставленнаго ему права, исключенія изъ общаго правила въ пользу г. Петрова. Такимъ образомъ, дйствія высшей полицейской власти представляются въ настоящемъ случа основанными на букв закона, избавляющаго ее отъ всякой отвтственности. Конечно, г. Петровъ понесъ убытки, но за нихъ онъ не могъ претендовать на г. оберъ-полицеймейстера. Контрактъ его, заключенный съ петербургской думой, долженъ считаться нарушеннымъ, но опять не вслдствіе распоряженія со стороны полицейской власти. Естественно, что сенатъ въ иск г. Петрову отказалъ, возложивъ на него и судебныя издержки по настоящему длу.

Но повторяемъ, неудача г. Петрова не можетъ служить доказательствомъ трудности взыскивать съ административныхъ властей убытки, въ тхъ случаяхъ, когда эти убытки произошли дйствительно по вин администраціи. Дло г. Куколь-Яснопольскаго служитъ лучшимъ тому доказательствомъ.

Гдб.

‘Дло’, No 12, 1867

Читайте также: