Владислав Евгеньевич Евгеньев-Максимов, Маслов В. С., Год: 1968 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 35 минут(ы)

В. С. Маслов

Владислав Евгеньевич Евгеньев-Максимов

Неутомимый, разносторонний ученый, талантливый лектор и педагог, активный общественный деятель, мужественный советский патриот — таким был и таким остался в памяти благодарных учеников Владислав Евгеньевич Евгеньев-Максимов, доктор филологических наук, профессор — человек, более полувека своей жизни отдавший научному и педагогическому творчеству.

В. Е. Евгеньев-Максимов — автор многочисленных работ по истории русской литературы и журналистики (книги, брошюры, статьи — свыше 400 названий). Наиболее известны его исследования о великом русском поэте Н. А. Некрасове и о самом значительном органе революционно-демократической печати прошлого века — журнале ‘Современник’.

Заслуги В. Е. Евгеньева-Максимова как крупнейшего некрасововеда в основном уже оценены советской наукой. Работы же ученого по истории русской журналистики еще не были предметом специального рассмотрения.

Цель данной брошюры — показать выдающуюся роль В. Е. Евгеньева-Максимова в деле изучения истории русской дореволюционной демократической печати, отметить сильные стороны его методологии, раскрыть особенности его педагогического мастерства.

* * *

Каждому историку русской журналистики и критики, литературоведу, студенту-старшекурснику любого гуманитарного факультета, рядовому читателю, интересующемуся русской культурой прошлого века, хорошо известна трехтомная монография о ‘Современнике’.

Журнал ‘Современник’ занимает особое место в нашем культурном наследии. Нет ни одного выдающегося русского писателя, поэта, критика XIX века, имя которого не было бы связано с этим журналом. Вызванный к жизни в 1836 году великим Пушкиным, увидевший на своих страницах бессмертные творения самого издателя, а также Гоголя, Лермонтова, Кольцова, Тютчева, журнал в 1847 году перешел в руки Некрасова, который и возглавлял его до самого конца издания (1866 г.). В некрасовском ‘Современнике’ печатались произведения Герцена, Гончарова, Тургенева, Л. Толстого, Островского, Салтыкова-Щедрина, Писемского, самого Некрасова, статьи Белинского, Чернышевского, Добролюбова, выдающихся русских историков, экономистов, естествоиспытателей. Журнал был организатором сил передовой русской литературы, печатной трибуной революционно-демократической мысли, лучшим периодическим изданием своего времени.

Автору монографии о таком журнале нужно обладать огромным, беспримерным трудолюбием: один только журнальный текст, который необходимо исследовать, занимает свыше трехсот шестидесяти объемистых томов, нужны и обширнейшие сведения в области истории, журналистики, литературы. А если учесть, что работа над монографией была начата еще до революции, когда подобная тема не могла считаться безопасной, то за ее автором нельзя не признать и большого личного мужества.

Эту замечательную монографию о ‘Современнике’ создал Владислав Евгеньевич Евгеньев-Максимов (1883— 1955)— разносторонний ученый-литературовед, известнейший специалист по Некрасову, историк русской журналистики, профессор Ленинградского государственного университета, доктор филологических наук, выдающийся педагог и интереснейший человек.

В. Е. Евгеньев-Максимов был выпускником нашего университета. Он закончил курс в 1905 году по историко-филологическому факультету. Первая научная работа — доклад о Некрасове — выполнена им еще в студенческие годы (1902). Вся последующая научная деятельность В. Е. Евгеньева-Максимова связана по преимуществу с Некрасовым и его журналами: после запрещения в 1866 году ‘Современника’ Некрасов, как известно, возглавил другой, не менее замечательный, журнал — ‘Отечественные записки’.

Передовая, демократически настроенная русская интеллигенция всегда проявляла интерес к некрасовской поэзии и некрасовским журналам. И было естественно, что молодой ученый, вышедший из семьи провинциального учителя-семидесятника, посвятил свою жизнь изучению некрасовского наследия.

Для В. Е. Евгеньева-Максимова обе стороны деятельности Некрасова — и как крупнейшего русского поэта, и как выдающегося организатора журнального дела — в равной степени заслуживали рассмотрения, так как являлись взаимообусловленными проявлениями единой творческой личности. Уже в своей студенческой работе, как показывают ее рукописные тезисы (сама работа не сохранилась), будущий ученый обратил внимание на то, что ‘общественное значение издаваемых Некрасовым журналов громадно’, что сам поэт ‘прекрасно относился к начинающим писателям’, что он был ‘талантливым редактором’. Позднее, в ‘Записках некрасововеда’, В. Е. Евгеньев-Максимов сформулирует свое мнение еще определеннее: ‘Всестороннее прояснение облика Некрасова-человека и Некрасова-поэта представлялось мне совершенно невозможным без прояснения облика Некрасова-журналиста’. (1) Примечательно, что одну из книг, написанных ученым позднее, уже в советскую пору, он назвал — ‘Некрасов как человек, журналист и поэт’ (1928).

Для своей дипломной работы В. Е. Евгеньев-Максимов избрал исследование поэтической деятельности Некрасова. Правда, тогдашнее университетское начальство после долгих проволочек разрешило писать только о ранних стихах. Молодой ученый блестяще справился с темой: работа получила диплом I степени. Кроме официальной оценки, была еще неофициальная и в высшей степени дорогая для автора: о работе положительно отозвался А. А. Блок — в ту пору сокурсник В. Е. Евгеньева-Максимова по университету. Поэта особенно заинтересовали романтические мотивы в ранних стихах Некрасова.

————————————

1. ‘Записки’ частично опубликованы под названием ‘Из прошлых лет’ (‘Звезда’, 1941, No 4). Цитируется по рукописи, любезно предоставленной в наше распоряжение А. М. Максимовой — вдовой ученого.

В несколько дополненном виде дипломная работа В. Е. Евгеньева-Максимова, под заглавием ‘Литературные дебюты Н. А. Некрасова’, в 1908 году вышла в свет. Это была книга объемом свыше двухсот страниц. Конечно, с точки зрения современного литературоведения, она не лишена некоторых серьезных недостатков. Но дело не в этих недостатках. Важнее другое — книга содержала верные в своей основе суждения о Некрасове, которого многие ревнители так называемого ‘свободного’ или ‘чистого’ искусства спешили отнести к разряду ‘отживающих’ или уже ‘отживших’. Книга молодого ученого писалась в самый разгар революции, но в свет она вышла уже несколько позднее, в пору столыпинской реакции. Тем большую значимость приобретал основной вывод автора, что высокая гражданственность Некрасова — не дань времени, не ‘намеренное либеральничанье’, как утверждали недруги поэта, а органически присущее Некрасову качество, истоки которого видны еще в его ранних произведениях. Эта гражданственность как свойство подлинного искусства противостояла и противоборствовала тем реакционным идеям, которые, как известно, захлестнули в ту тяжелую пору некоторую часть русской интеллигенции и которые привели ее к позорно знаменитой ‘веховщине’.

Эта книга показала и такую характерную особенность ученого, как его принципиальное нежелание строить концепции без достаточной опоры на факты. Он делал выводы и приходил к определенным суждениям только после тяжелой, кропотливой работы в архивах и библиотеках, только после возможно полного учета всех материалов, их объективной оценки. Книга в целом свидетельствовала о том, что в науку пришел молодой ученый, мировоззрение которого проникнуто демократизмом, симпатией к простому человеку, к народу-труженику.

Критика того времени отметила, что работа Владислава Евгеньевича ‘заложила почин объективному научному историко-литературному изучению творчества Некрасова’. (2) Сказано точно и справедливо: В. Е. Евгеньев-Максимов действительно явился основоположником некрасововедения — как в дореволюционную, так, в особенности, и в советскую пору. Заслуги ученого в этом отношении отмечались неоднократно. (3) Намного реже отмечались его заслуги как историка русской журналистики, хотя для всех, кто имеет отношение к этой науке, они очевидны и бесспорны.

Перед каждым, кто захотел бы на заре XX века приступить к исследованию некрасовских журналов, всего круга вопросов, связанных с их изданием, вставали серьезные трудности. Во-первых, методология истории русской журналистики как науки нуждалась в разработке. Во-вторых, материалы, связанные с изданием некрасовских журналов, были не собраны, даже не учтены и очень мало изучены. Архивы журналов не сохранились. Доступ в цензурные ведомства затруднен. В-третьих, писать о журналах революционно-демократического направления было нелегко, особенно для В. Е. Евгеньева-Максимова, который уже с 1908 года пользовался репутацией ‘политически неблагонадежного’.

Легко было ругать эти журналы, что, как известно, охотно делали в

—————————————-

2. А. Г. Фомин. Литературные дебюты поэта народного горя. Известия книжных магазинов товарищества М. О. Вольф. 1908, No 2.

3. См. статьи-некрологи П. Н. Беркова в ‘Некрасовском сборнике’, вып. II, 1956, и в Уч. зап. ЛГУ (No 229, 1957), доклад К. Н. Григорьяна и выступления Б. П. Городецкого, А. И. Груздева, И. М. Колесницкой, Д. С. Лихачева, О. В. Ломан и др. на XIII Всесоюзной некрасовской конференции (стенограмма), доклад И. А. Битюговой в связи с 80-летием В. Е. Евгеньева-Максимова (рукопись).

——————————————

ту пору многие, начиная с И. Иванова, которому претили материалистические основы и гражданственность эстетики Чернышевского и Добролюбова, и кончая А. Волынским, воинствующим идеалистом и антидемократом. Исследователю некрасовских журналов надо было выступать против устоявшихся литературных мнений, поддерживаемых официозной и либеральной печатью, а также представителями тогдашней академической науки.

Указанные трудности не остановили В. Е. Евгеньева-Максимова. Конечно, на первых порах он не ставил и не мог ставить перед собой задач по разработке общеметодологических вопросов истории русской журналистики. Такая методология разрабатывалась им и его коллегами на протяжении последующих десятилетий. Но демократический характер мировоззрения ученого, его научная добросовестность и честность предопределили правильность его общей ориентации на революционно-демократические тенденции в развитии русской журналистики прошлого века как на основные, ведущие, определяющие.

Преодолевая многочисленные затруднения материального и юридического характера, В. Е. Евгеньев-Максимов проявляет исключительную настойчивость в поисках и систематизации материалов, связанных с изданием ‘Современника’ и ‘Отечественных записок’. Он знакомится с многими лицами, родственники которых имели отношение к некрасовским журналам, в том числе с внуком П. А. Плетнева — того самого Плетнева, который, приняв ‘Современник’ от Пушкина, сумел за немногие годы обесцветить замечательное пушкинское детище, пока оно не попало в руки Некрасова. Внук Плетнева передал в распоряжение В. Е. Евгеньева-Максимова ряд интересных документов, связанных с арендой ‘Современника’ и внутриредакционными делами. После долгих бюрократических проволочек ученый добился разрешения работать в цензурных архивах. В своих разысканиях Владислав Евгеньевич далеко ‘преступил’ рамки официального разрешения и, пользуясь нерадивостью, а подчас и невежеством архивных чиновников, собрал богатейший материал по цензурной истории ‘Современника’, ‘Отечественных записок’ и некоторых других русских журналов прошлого века. Ценные материалы В. Е. Евгеньев-Максимов получил от сына бывшего управляющего конторой ‘Современника’ И. А. Панаева. Через него же ученый сумел разыскать архив конторы ‘Современника’ за последние 10 лет издания журнала. Некоторые важные документы удалось получить от родственников ближайшего сотрудника Некрасова по ‘Отечественным запискам’ Г. З. Елисеева.

Предварительные результаты своей большой и упорной работы по изучению истории некрасовского ‘Современника’ В. Е. Евгеньев-Максимов обобщил в целой серии фундаментальных статей, опубликованных им в различных периодических изданиях предреволюционных и первых послереволюционных лет: ‘Некрасов в роли редактора-издателя ‘Современника» (1913), ‘Добрый гений ‘Современника» (1914), ‘Дело Каракозова и редакция ‘Современника» (1914), ‘Редакция ‘Современника’ в 1866 году. По воспоминаниям Г. З. и Е. П. Елисеевых’ (1915), ‘Практичность Некрасова в освещении цифровых и документальных данных’ (1915), ‘Черты редакторской деятельности Н. А. Некрасова в связи с историей его журнала’ (1915), ‘Из истории некрасовского ‘Современника» (1916). ‘Агония ‘Современника» (1922) и некоторые другие. Знаменательно, что статьи по истории журнала, заложившего основы революционно-демократических традиций в русском освободительном движении, создавались и выходили в свет непосредственно в пору подготовки и проведения самой революции.

В этих статьях на богатейшем фактическом материале ученый показал многие стороны деятельности Некрасова как руководителя самого ‘читаемого и почитаемого’ русского журнала XIX столетия. Он отметил что Некрасов, прежде чем возглавить ‘Современник’, прошел большую журналистскую школу. Приехав во второй половине 1830-х годов из Ярославля в Петербург, он начал со случайного сотрудничества в ‘Сыне отечества’, в ‘Литературных прибавлениях к ‘Русскому инвалиду», в ‘Литературной газете’ и ‘Отечественных записках’, затем перешел, уже на правах постоянного сотрудника, в журнал ‘Пантеон русского и всех европейских театров’, а в 1843—1846 годах, имея уже определенный журналистский опыт, предпринял самостоятельное издание четырех литературно-художественных альманахов: ‘Статейки в стихах без картинок’, ‘Первое апреля’, ‘Физиология Петербурга’, ‘Петербургский сборник’.

Два последних альманаха сыграли значительную роль в развитии русской литературы. За их титульными листами увидели свет произведения Тургенева, Достоевского, Белинского, Герцена, Григоровича, Даля, самого Некрасова. Эти альманахи явились ярким манифестом целой литературной школы — так называемой ‘натуральной школы’ — важного и своеобразного этапа в становлении реалистического метода русской литературы. Писатели,- поместившие свои произведения в некрасовских альманахах, в том числе и сам Некрасов, показали себя продолжателями и творческими наследниками гуманистических традиций Пушкина и Гоголя.

Издание названных альманахов Некрасов предпринял не без влияния В. Г. Белинского. Литературный критик и журналист-поэт сблизились, подружились. Белинский как известно, сотрудничал тогда в ‘Отечественных писках’ А. Краевского. С издателем-редактором этого журнала он не ладил. Да и как было ладить, если дальше показного, фальшивого либерализма Краевский не шел к Белинскому нужна была печатная трибуна, с которой он мог бы развернуть свою революционно-демократическую программу. Кроме того, и материальное положение Белинского, хоть он и был ведущим сотрудником ‘Отечественных записок’, оставляло желать лучшего.

Белинский и Некрасов мечтали о своем журнале. Однако об издании нового журнала нечего было и думать — его попросту не разрешили бы. С 1836 года действовало правительственное распоряжение, запрещавшее выдачу частным лицам прав на выпуск новых общественно-литературных и научно-литературных периодических изданий. Но можно было купить или взять в аренду какой-либо из уже издававшихся журналов. Так это и было сделано: Некрасов вместе с известным в ту пору литератором И. И. Панаевым арендует у Плетнева ‘Современник’.

В. Е. Евгеньев-Максимов впервые детально рассмотрел все обстоятельства, связанные с началом издания обновленного ‘Современника’, опубликовал текст некрасовского договора с Плетневым, подробно охарактеризовал роль каждого сотрудника, резко, но справедливо оценил неприглядную позицию бывших друзей Белинского — В. Боткина, К. Кавелина и некоторых других так называемых ‘московских западников’, которые пообещали помочь новому ‘Современнику’, но большую часть своих рукописей отдали не Белинскому и Некрасову, а Краевскому, т. е. в конкурирующий журнал.

Через некоторое время, благодаря усилиям Некрасова в первую очередь, ‘Современник’ стал лучшим русским журналом. Ведущее положение в нем занял Белинский. Наконец-то он получил печатную трибуну, о которой так долго мечтал и в которой так нуждался. ‘Я был спасен ‘Современником’, — писал критик В. Боткину в ноябре 1847 года. — Без ‘Современника’ я погиб в буквальном, а не в переносном значении этого слова’. В некрасовском журнале были напечатаны последние и лучшие работы Белинского: ‘Взгляд на русскую литературу 1846 года’, ‘Ответ ‘Москвитянину», ‘Взгляд на русскую литературу 1847 года’ и некоторые другие.

Революционные бури, потрясшие европейские государства в 1848 году, не на шутку напугали Николая I. В России наступили мрачные времена: свирепствовала цензура, запрещались издания самых безобидных книг, закрывались кафедры общественных наук в университетах, готовилась расправа над петрашевцами.

В мае 1848 года умер Белинский. Но и после смерти друга и единомышленника Некрасов в условиях жесточайшей реакции продолжает руководить ‘Современником’, проводит его через ‘мрачное семилетие’, стремясь сохранить в журнале славные традиции своего великого учителя. В условиях общественного подъема, наступившего в России после поражения в Крымской войне, особенно после прихода в ‘Современник’ Чернышевского и Добролюбова, эти традиции нашли свое достойное продолжение. В обстановке движения России к революционной ситуации 1859—1861 годов наметилось размежевание революционных демократов, отстаивавших интересы народа, и либералов, представлявших, по сути дела, интересы российской буржуазии, выступившей против крепостного права, но из страха перед революцией готовой пойти на сделку с царизмом. В. Е. Евгеньев-Максимов показал, что Некрасов в сложной и противоречивой обстановке предреформенных лет встал на сторону Чернышевского и Добролюбова — новых сотрудников ‘Современника’, хотя с некоторыми старыми сотрудниками, когда-то близкими к Белинскому, но теперь изменившими его идеям, его еще связывали личные отношения. Примечательно, что ученый, стоявший в пору создания своих первых статей о ‘Современнике’ скорее на общедемократических, чем на марксистских позициях (он пришел к ним несколько позднее), правильно оценил общественно-политический, классовый характер этого размежевания. Разошлись, как он писал, ‘люди, сознавшие себя представителями общественных групп с далеко несходной идеологией’. Такая оценка характера разногласий среди недавних сотрудников ‘Современника’ исторически более правильна, чем трактовка того же вопроса у общепризнанных тогда авторитетов, например, А. Скабичевского или В. Чешихина-Ветринского.

Для Чернышевского и Добролюбова Некрасов был живым наследником идей Белинского, для Некрасова же оба его новых сотрудника оказались такими деятелями, которые не только на словах (на это были мастера и недавние ‘друзья’ Некрасова — В. Боткин, П. Анненков и другие), но и на деле боролись за интересы народа. Конечно, этот разрыв с недавними сотрудниками Некрасов пережил нелегко. Однако, по мнению В. Е. Евгеньева-Максимова, это был сознательный шаг руководителя журнала, результат того, что все симпатии Некрасова были на стороне Чернышевского и Добролюбова.

Приводимые в статьях о ‘Современнике’ документы, главным образом переписка, показывали, что Некрасова и его новых соратников по журналу — ‘трех Николаев’ — связывала не только идейная близость, но, что не менее важно, и настоящая личная дружба, глубокая, искренняя, даже трогательная.

Некрасовский ‘Современник’ благодаря статьям Чернышевского и Добролюбова имел огромное революционизирующее значение. В. Е. Евгеньев-Максимов убедительно показал это на материалах следствия по делу Д. Каракозова, стрелявшего в 1866 году в Александра II.

Смерть Добролюбова (1861) и арест Чернышевского (1862) потрясли Некрасова. Он оставался в журнале фактически один. Его новые сотрудники по редакции М. Антонович и Ю. Жуковский не всегда занимали правильную позицию в той обстановке, которая наступила в России после спада революционной волны. В частности, по мнению ученого, совершенно неоправданной была их резкая полемика с ‘Русским словом’ — другим демократическим журналом тех лет. Разногласия в лагере передовой журналистики по некоторым теоретическим и тактическим вопросам были на руку только противникам революционной демократии.

В обстановке жесточайших репрессий, обрушившихся на русскую журналистику после каракозовского выстрела, Некрасову представлялось весьма важным уберечь ‘Современник’ от запрещения. В. Е. Евгеньев-Максимов предпринял попытку рассмотреть очень сложный и противоречивый момент в жизни Некрасова — историю с так называемой ‘муравьевской одой’. Некрасов, видя агонию журнала (‘Современник’ получил два предупреждения, за которыми следовало прекращение издания) и желая во что бы то ни стало спасти свое детище, пошел на компромисс — он написал хвалебные стихи об О. Комиссарове, который спас царя от каракозовской пули, и оду в честь М. Муравьева, назначенного вести следствие по делу о покушении. По мнению ученого, это ‘совершенно недопустимый компромисс с совестью’, и месте с тем В. Е. Евгеньев-Максимов, не боясь упрека в непоследовательности, прямо указывает, что подобная компромиссность — неизбежное условие существования в определенной обстановке такого журнала, каким был некрасовский ‘Современник’. Ученый не оправдывает Некрасова, но обращает внимание читателя на то что руководитель ‘Современника’ сознательно пожертвовал своей личной репутацией ради спасения печатной трибуны, которая нужна была русской демократии для подготовки к новому революционному натиску. Жертва, как известно, оказалась напрасной: ‘Современник’ все-таки запретили — и навсегда. Некрасов остался без журнала и без спокойной совести. До последнего часа он казнил себя за ‘муравьевскую оду’. Разумеется, легче всего упрекать поэта-журналиста за сделанный шаг, но если учесть, ради чего он сделан и чего он ему стоил, то, по мнению ученого, нельзя не признать за Некрасовым своего рода ‘нравственной отваги’. Владислав Евгеньевич так объяснял поступок Некрасова не столько потому, что симпатизировал руководителю погибавшего ‘Современника’, сколько потому, что располагал документами, доказывавшими личное мужество Некрасова в тех чрезвычайно трудных обстоятельствах.

Ради установления истины В. Е. Евгеньеву-Максимову пришлось много потрудиться над тем, чтобы снять с Некрасова обвинения в делячестве, в эксплуатации сотрудников. В журнальных стычках, в погоне за подписчиками, а подчас и в стремлении дискредитировать своего литературного или политического противника недруги Некрасова бросали в его адрес и такие нелепые обвинения. На обширнейшем материале, с подчеркнутой щепетильностью, даже педантичностью, с привлечением свидетельств противных сторон В. Е. Евгеньев-Максимов убедительно доказал вздорность брошенных Некрасову упреков. Более того, из многих документов, в том числе и из конторских книг и гонорарных ведомостей по ‘Современнику’, следовало, что в журнале широко применялась система авансирования, что многие долги сотрудников, иногда весьма значительные, часто списывались, что безгонорарные публикации, которые практиковались во многих журналах, в ‘Современнике’ почти отсутствовали. Сам же руководитель ‘Современника’ неоднократно пополнял кассу журнала из своих личных сумм, постоянно помогал семье умершего в 1862 году И. Панаева, оказывал денежную помощь родным Добролюбова и семье сосланного в Сибирь Чернышевского.

Многие собранные и опубликованные В. Е. Евгеньевым-Максимовым материалы свидетельствовали также о редком уме и эстетическом чувстве Некрасова, о его воле и трудолюбии, умении подбирать сотрудников, большом доверии к ним и авторитете у них, о терпимости и деликатности Некрасова во внутриредакционных отношениях. Многие современники Некрасова отмечали его умение делать каждый номер журнала интересным, ‘живым’, злободневным. Некрасов великолепно знал читателя, подписчика. Руководитель ‘Современника’ обладал и исключительной способностью ‘протаскивать’ журнальные материалы через цензуру.

Все это, а также многое, о чем шла речь выше, хорошо известно современному читателю, но известно прежде всего потому, что кто-то и когда-то все это впервые сделал очевидным и, может быть, сделал это вопреки устоявшимся до него литературным мнениям. Этим человеком и был В. Е. Евгеньев-Максимов. Именно он воссоздал облик Некрасова-журналиста во всей его истинности, именно он помог современному читателю представить себе подлинного Некрасова.

Одновременно с работой над статьями по истории некрасовского ‘Современника’ В. Е. Евгеньев-Максимов изучал историю некрасовских ‘Отечественных записок’.

В 1915-1921 годах были опубликованы его статьи:

Н. А. Некрасов и Н. К. Михайловский’, ‘Памяти Г. З. Елисеева (к 25-летию его смерти)’, ‘Г. З. Елисеев (из его редакторской деятельности и литературных отношений)’, ‘Н. А. Некрасов и Г. З. Елисеев в деле воссоздания ‘Отечественных записок’ Краевского (по неизданным воспоминаниям Г. З. и Е. П. Елисеевых)’, ‘Из истории ‘Отечественных записок’ (по неизданным данным)’, ‘Из цензурной истории ‘Отечественных записок’ 1858—1871 года’, ‘Из истории одного цензурного auto da fe (о вновь открытой статье Н. К. Михайловского)’ и некоторые другие.

Эти статьи также были насыщены богатейшим фактическим материалом, разысканным ученым в архивах Главного управления по делам печати, в бумагах ‘Литературного фонда’ (‘Общества вспомоществования нуждающимся литераторам и ученым’), в личном фонде самого Некрасова, а также в частных архивах его сотрудников по ‘Отечественным запискам’.

Некрасов не был сломлен лихолетьем, последовавшим за каракозовским выстрелом. Он не оставлял мысли возобновить издание журнала, разумеется, с учетом новых условий борьбы и, в соответствии с этим, новых задач, встававших перед русской журналистикой и литературой. В. Е. Евгеньев-Максимов подробно исследует все обстоятельства перехода ‘Отечественных записок’ в руки Некрасова, впервые публикует текст договора между Некрасовым и Краевским, обеспечивающего ведущую роль Некрасова в журнале. Многие документы, приводимые ученым, свидетельствовали, с каким умом, тактом и тщательностью Некрасов подбирал будущих сотрудников по редакции. Ими становятся великий русский писатель-сатирик М. Е. Салтыков-Щедрин, выдающийся русский публицист Г. З. Елисеев, несколько позднее — замечательный писатель Гл. Успенский и известный публицист, идеолог народничества Н. К. Михайловский. Трагическая смерть (1868) помешала Д. И. Писареву, с которым Некрасов вел переговоры, занять свое место в редакции журнала.

‘Отечественные записки’ под руководством Некрасова стали печатным органом революционного народничества, в новых условиях они продолжали дело ‘Современника’. Официальные власти видели в некрасовских ‘Отечественных записках’ возрожденный ‘Современник’ — и соответственно к ним относились. В. Е. Евгеньев-Максимов приводит в своих статьях материалы о борьбе Некрасова с цензурой, каравшей ‘Отечественные записки’ за публикацию художественных произведений и публицистических статей Салтыкова-Щедрина, романов Ф. Решетникова и Марко Вовчка, статей Михайловского и стихов Некрасова. Ученый показал, насколько эта борьба была драматичной: неоднократно целые книжки журнала арестовывались и их тиражи сжигались.

Значительное внимание В. Е. Евгеньев-Максимов уделил ближайшему, после Салтыкова-Щедрина, сотруднику Некрасова по ‘Отечественным запискам’ Г. З. Елисееву. Он написал краткую биографию этого замечательного человека, охарактеризовал его публицистические выступления еще в ‘современниковскую’ пору, когда Елисеев вел в некрасовском журнале ‘Внутреннее обозрение’ — особый жанр публицистики, пользовавшейся огромным успехом у демократически настроенного читателя.

Ученый остановился и на очень интересных, неоднократных, хотя и неудачных попытках Елисеева издавать свою собственную газету.

После каракозовского покушения Елисеев был арестован и некоторое время просидел в Петропавловской крепости. Поэтому Некрасов сознательно шел на большой риск, приглашая его в обновленные ‘Отечественные записки’. Но Некрасов как опытный журналист понимал что журналу нужен именно такой сотрудник, и он не ошибся: статьи Елисеева читались с большим интересом, его деятельность в редакции ‘Отечественных записок’ была полезной — как для самого журнала, так и для русской литературы в целом.

В. Е. Евгеньев-Максимов приводил в своих статьях обширные выдержки из сочинений Елисеева (после первой журнальной публикации они не переиздавались), раскрывая перед читателем гуманистические и демократические основы его мировоззрения. Основную заслугу Елисеева ученый справедливо усматривал в защите русского ‘мужика’ — того самого русского крестьянина, который из крепостнических пут попал в денежные и бился из последних сил, пытаясь найти выход из фактически безвыходного положения.

В первые послереволюционные годы В. Е. Евгеньев-Максимов опубликовал еще две интересные работы, которые не были связаны с некрасовскими журналами, но имели отношение к истории русской журналистики. В одной из них — ‘Д. И. Писарев и охранители’ (1919) — шла речь о втором после ‘Современника’ замечательном демократическом журнале шестидесятых годов ‘Русское слово’, в другой подробно рассматривалась история журнала ‘Русское богатство’ (статья была написана в связи с 25-летием его издания). В последней статье много внимания было уделено В. Г. Короленко как редактору и основному руководителю этого журнала.

Большая и плодотворная работа по истории русской журналистики сочеталась у В. Е. Евгеньева-Максимова с обширными и интересными изысканиями в области русской литературы XIX века, особенно по Некрасову. За первым исследованием о литературных дебютах великого поэта последовала целая серия статей о его жизни и творчестве, объединенных затем в книге ‘Николай Алексеевич Некрасов. Сборник статей и материалов’ (1914). За сборником — снова статьи: о Некрасове, Салтыкове-Щедрине, Чернышевском, Герцене, Достоевском, Гл. Успенском, Гончарове, В. Слепцове, И. Омулевском. Через четыре года В. Е. Евгеньев-Максимов совместно с Н. К. Пиксановым выпускает еще одну книгу — ‘Некрасовский сборник’ (1918).

Послереволюционные годы — наиболее плодотворная пора в научной и преподавательской деятельности В. Е. Евгеньева-Максимова. Он работает много и самозабвенно, несмотря на большие материальные трудности, вызванные гражданской войной и разрухой. Замечательное педагогическое мастерство ученого не могло развернуться в дореволюционную пору. Сразу же после окончания Петербургского университета В. Е. Евгеньев-Максимов преподавал русскую словесность в Царскосельском реальном училище. Для своих учеников Владислав Евгеньевич был не только любимым учителем, но и, как писал позднее один из них, человеком ‘с другого берега’, учителем-пропагандистом, который пришел напомнить, что ‘в России были Белинский и Герцен, Некрасов и Салтыков, что шестидесятники недаром мечтали о свободе и первомартовцы погибли не напрасно’, ‘от него веяло конспирацией, нелегальщиной’. (4) Однако преподавание вскоре при-

——————————-

4. Э. Ф. Голлербах. Город муз. Л., 1927, стр. 33.

——————————-

шлось оставить: молодого педагога уволили за организацию литературного вечера, на котором ученики прочитали знаменитое некрасовское стихотворение ‘Железная дорога’. Ученый вернулся к преподавательской работе только после революции. Он в течение нескольких лет возглавлял 221-ю школу Василеостровского района. Под его руководством эта школа вскоре стала крупнейшим методическим центром города.

Много сил В. Е. Евгеньев-Максимов отдал составлению учебных пособий для учителей. Еще до революции, в соавторстве с С. Золотаревым им был написан фундаментальный учебник русской литературы (1913), через три года он уже самостоятельно разрабатывает подобное пособие. Особенно много для средней школы В. Е. Евгеньев-Максимов пишет в послереволюционные годы. Среди составленных им пособий наиболее известны книги ‘Некрасовские дни в школе’ (1927), ‘Некрасов в школе’ (1938, 1946), альбом ‘Н. А. Некрасов в портретах и иллюстрациях’ (1938, 1950 и 1955). ‘Рабочая книга по литературе’ Владислава Евгеньевича в конце 20-х начале 30-х годов была принята в качестве школьного учебника.

В. Е. Евгеньев-Максимов был лично знаком наркому А. В. Луначарскому, высоко ценившему его деятельность как учителя-просветителя.

Особое место в литературоведческом наследии ученого занимает книга ‘Очерк истории новейшей русской литературы’ (издавалась четырежды: 1925—1927), а также серия статей о Д. Бедном, Л. Леонове, Н. Ляшко, Л. Сейфуллиной (1928). Это были первые исследования по советской литературе, и — как первые — они представляют большой интерес.

Еще в дореволюционную пору В. Е. Евгеньев-Максимов охотно читал лекции по русской литературе в так называемых ‘народных домах’. В годы гражданской войны он часто выступал перед рабочими и красноармейцами. ‘Припоминаю 1918—1919 годы, — писал ученый об этсм времени. — Жилось с внешней стороны безобразно: промерзшая квартира, прорванные сапоги, обтрепавшаяся одежда и сосущее мучительное чувство голода… И на фоне этой жизни какое яркое впечатление от лекций в рабочих клубах! Перед тобой такие же полуголодные бедняки, как и ты, а вот пришли же, слушают, и как слушают — словечко пропустить боятся… Забыть этого нельзя и хорошо, что нельзя: подобные воспоминания скрашивают жизнь, вдохновляют на труд и борьбу’. (5)

В 1921 году В. Е. Евгеньев-Максимов явился инициатором и активнейшим участником в проведении первого в советской стране общегосударственного литературного юбилея — столетия со дня рождения Некрасова. Он выступал с лекциями, составлял программы литературных вечеров, публиковал десятки статей, организовал большую историко-литературную выставку, посвященную Некрасову. За год до юбилея ученый, совместно с К. И. Чуковским, подготовил к печати первое советское издание сочинений Некрасова (в одном томе). Произведения Некрасова впервые издаются без цензурных искажений, с подробными комментариями, с большой и содержательной вступительной статьей Владислава Евгеньевича.

Если в 1906 году императорский Петербургский университет не захотел оставить в своих стенах талантливого выпускника-некрасововеда, то теперь, в 1924 году, В. Е. Евгеньев-Максимов получает приглашение в Петроградский (Ленинградский) университет на должность

———————————

5. В. Е. Евгеньев-Максимов. Очерк истории новейшей русской литературы. Л.—М, 1925, стр. 5—6.

———————————

преподавателя. Он читает лекции о Некрасове, руководит постоянным некрасовским спецсеминаром, ведет курс по истории русской журналистики, спецкурс по революционно-демократической критике и публицистике, общие курсы по истории русской литературы XIX века, руководит некрасовским семинаром, а также семинаром по истории русской журналистики.

В. Е. Евгеньев-Максимов деятельно участвует в перестройке высшей школы, в советизации университетской науки, отдает много сил обучению и воспитанию новой, советской интеллигенции.

Лекции В. Е. Евгеньева-Максимова отличались богатством фактического материала, самостоятельностью наблюдений и выводов, живостью и доступностью изложения, открыто выражаемой симпатией к тем деятелям русской литературы и журналистики, которые наиболее тесно были связаны с освободительным движением. Владислав Евгеньевич обладал особенной, только ему присущей манерой чтения — то спокойной, сдержанной, то исполненной высокого пафоса, то саркастической и гневной. Он не оставался равнодушным к предмету изложения, его взволнованность передавалась слушателям — они вместе с лектором сопереживали все перипетии сложной идеологической борьбы, ареной которой была русская литература и журналистика. Владислав Евгеньевич не поучал, он убеждал. Именно поэтому его лекции были всегда поучительны.

Работая в нашем университете, ученый продолжает свои исследования по истории русской журналистики. Теперь его внимание занимает не только революционно-демократическая, но, что весьма примечательно, и марксистская журналистика, в частности, первые марксистские журналы ‘Новое слово’ (1894—1897) и ‘Начало’ (1899).

В 1927 году выходят из печати ‘Очерки по истории социалистической журналистики в России XIX века’ Эта книга целиком принадлежала перу В. Е. Евгеньева-Максимова, она была первой обобщающей работой ученого по истории русской периодики и одновременно важным этапом в становлении методологических основ истории русской журналистики как науки. Понятие ‘социалистическая журналистика’ было взято ученым в широком значении — в ‘Очерках’ шла речь не только о первых марксистских журналах, но также и о русских периодических изданиях, которые распространяли идеи утопического социализма.

Хотя автор и оговаривал в предисловии, что эта книга не ‘История’, а только лишь ‘Очерки по истории’ (‘чтобы быть историей, книге не хватает полноты’), все же новая работа В. Е. Евгеньева-Максимова давала развернутое, систематизированное (насколько это было возможным на той стадии развития науки) и, главное, богатое по материалу изложение важнейших моментов в истории русской журналистики. В ‘Очерках’ шла речь о донекрасовских ‘Отечественных записках’ (Белинский), о некрасовском ‘Современнике’ (Белинский, Чернышевский, Добролюбов), о ‘Русском слове’ (Писарев) и, конечно, о некрасовских ‘Отечественных записках’.

Один из первых марксистских журналов — ‘Новое слово’ — был вначале органом либеральных народников, где сотрудничали Михайловский, П. В. Засодимский, Д. Н. Мамин-Сибиряк, Н. Н. Златоврацкий и некоторые другие писатели и публицисты. В 1897 году журнал перешел в руки так называемых ‘легальных марксистов’. Но лицо журнала определялось прежде всего не сотрудниками типа П. Струве или М. Туган-Барановского, а революционными марксистами — В. И. Лениным (в журнале были опубликованы его paботы ‘К характеристике экономического романтизма’, По поводу одной газетной заметки’), Г. В. Плехановым (его работы ‘О материалистическом понимании истории’, ‘Судьбы русской критики’), П. Лафаргом (статья ‘Карл Маркс’). В этом же журнале была опубликована и работа Ф. Энгельса ‘Закон стоимости и уровень прибыли’. В литературно-художественном отделе с 1897 года сотрудничали М. Горький, В. В. Вересаев, А. С. Серафимович, И. Франко и другие выдающиеся писатели.

После цензурных стеснений, а затем и прямых преследований журнал ‘Новое слово’ был закрыт. Тогда революционные марксисты с целью продолжения и развертывания революционной пропаганды использовали другой орган ‘легальных марксистов’ — журнал ‘Начало’. Правда, и этот журнал вскоре был запрещен. Но оба периодических издания, несмотря на сравнительно недолгий срок существования, как правильно отмечал В. Е. Евгеньев-Максимов, сыграли видную роль в борьбе социал-демократии с народничеством, в распространении марксистских идей в России, в привлечении на сторону марксизма передовых слоев интеллигенции.

Большая заслуга В. Е. Евгеньева-Максимова состояла в том, что он был первым представителем университетской науки, первым ученым, который обратился к истории марксистской журналистики в России. В конце 20-х и в 30-е годы ученый глубоко изучает деятельность ведущих сотрудников некрасовских журналов — Чернышевского, Добролюбова, Салтыкова-Щедрина и некоторых других.

В 1926 году, когда в стране широко отмечалось 100-летие со дня рождения Салтыкова-Щедрина, выходит книга В. Е. Евгеньева-Максимова ‘В тисках реакции’, посвященная рассмотрению той поистине героической борьбы, которую Салтыков-Щедрин как соредактор Некрасова по ‘Отечественным запискам’ вел с царской цензурой. Тогда же вышли работы В. Е. Евгеньева-Максимова: ‘Из журнальной деятельности Салтыкова-Щедрина’, ‘В. К. Плеве и М. Е. Салтыков-Щедрин’, ‘М. Е. Салтыков в ‘Свистке», ‘М. Е. Салтыков и агония ‘Отечественных записок», ‘М. Е. Салтыков-Щедрин и самодержавие’. Несколько позднее — ‘Салтыков-Щедрин и цензура’ (1929), ‘Салтыков-Щедрин и А. М. Унковский’ (1929). Салтыкову-Щедрину была посвящена значительная часть книги ‘Из прошлого русской журналистики’ (1930), написанной ученым совместно с Д. Е. Максимовым. В ‘Литературном наследстве’ были опубликованы значительные по объему и важности ‘Новые материалы о сотрудничестве М. Е. Салтыкова-Щедрина в ‘Современнике» (1934). Все эти работы и публикации дали возможность полнее судить о литературной и журнальной деятельности великого писателя, точнее определить его место в борьбе за революционно-демократическую программу, раскрыли новые стороны его жизненного и творческого пути.

К 100-летию со дня рождения Н. А. Добролюбова (1936), которое также широко отмечалось литературной и научной общественностью, вышел целый ряд работ В. Е. Евгеньева-Максимова об этом выдающемся литературном критике, революционном демократе и соратнике Некрасова по ‘Современнику’. Вот названия некоторых из них: ‘Добролюбов в ‘Современнике», ‘Добролюбов на журналистском поприще’, ‘Цензурные мытарства Н. А. Добролюбова’, ‘Добролюбов и Некрасов’.

В. Е. Евгеньев-Максимов составил специальную книжку-памятку о Добролюбове, изданную к юбилею многотысячным тиражом. Им же впервые были опубликованы некрасовские письма к Добролюбову.

Чернышевскому — соратнику Некрасова по журналу, замечательному критику и публицисту, умевшему и подцензурными статьями воспитывать настоящих революционеров — посвящены работы В. Е. Евгеньева-Максимова: ‘Н. Г. Чернышевский и Н. А. Некрасов’ (1928), ‘Н. Г. Чернышевский в ‘Современнике» (1939), ‘Цензурные мытарства Н. Г. Чернышевского’ (1939), ‘Жизненный и творческий путь Н.Г.Чернышевского’ (1940), ‘Роман ‘Что делать?’ в ‘Современнике» (1941). Под редакцией В. Е. Евгеньева-Максимова вышли книги ‘Н. Г. Чернышевский. 1889—1939. Сборник статей и материалов’ (1940) и ‘Н. Г. Чернышевский (1889—1939). Труды научной сессии к пятидесятилетию со дня смерти’ (1941).

В. Е. Евгеньев-Максимов написал обстоятельную статью к ‘Воспоминаниям’ М. А. Антоновича (1933), собрал и переиздал (1938), а также прокомментировал, вместе с Д. Максимовым и Г. Тизенгаузеном, литературные и публицистические статьи этого выдающегося критика, сотрудничавшего в некрасовском ‘Современнике’ главным образом после Чернышевского и Добролюбова.

В двух новых книгах В. Е. Евгеньева-Максимова ‘Некрасов и его современники’ (1930), ‘Некрасов в кругу современников’ (1938) раскрывались особенности взаимоотношений Некрасова с Белинским, Тургеневым, Елисеевым, Михайловским, Гончаровым, Л. Толстым, Герценом, Гл. Успенским и некоторыми другими литературными и историческими деятелями той поры. В этих главах шла речь не только о том, что связывало, но и что подчас разделяло Некрасова с выдающимися представителями русской литературы, что приводило к разногласиям, а иногда и к разрыву отношений (как это, например, произошло у Некрасова с Тургеневым)

В 30-х годах увидела свет основная работа В. Е. Евгеньева-Максимова по истории русской журналистики — его известная трехтомная монография о ‘Современнике’, подготовленная всеми предыдущими работами ученого о некрасовском журнале и его новыми разысканиями и исследованиями. Если раньше В. Е. Евгеньева-Максимова занимали по преимуществу вопросы, так сказать, организационного порядка (переход журнала в руки Некрасова, материальная сторона издания, отношения с цензурой и т. п.), то теперь основное внимание было обращено на содержание книжек журнала, на вопросы идеологические прежде всего. Разумеется, это не значит, что в трилогии совсем не освещается организационная сторона дела, напротив, она занимает там определенное место, но главное внимание уделено все же идейной стороне. При таком подходе и организационные вопросы приобретали новый, более глубокий смысл.

Трилогия открывалась книгой — »Современник’ в 40—50 гг. От Белинского до Чернышевского’ (1934). Эта книга представляла собой первую в науке попытку дать связную и последовательную историю ‘Современника’ с 1847 года, когда журнал перешел от Плетнева к Некрасову и Панаеву, до 1854 года, когда роль основного идейного руководителя ‘Современника’ определенно начинала переходить к Чернышевскому. К основному тексту книги был приложен краткий очерк Д. Е. Максимова о пушкинском ‘Современнике’ 1836—1837 годов.

Наиболее подробно В. Е. Евгеньев-Максимов рассмотрел содержание книжек журнала за 1847—1848 годы, когда ведущее место в ‘Современнике’ занимал Белинский, менее подробно — последующие годы (1848—1854).

Превращение умеренно-консервативного органа, каким был журнал при Плетневе, в один из наиболее передовых журналов первой половины XIX века рассматривалось ученым не только в связи с определенными действиями и поступками исторических лиц, в данном случае Некрасова и Белинского, но и в связи с определенными изменениями в социально-политической жизни России, в связи с обострением идеологической борьбы, главной ареной которой в те годы, как показывает В. Е. Евгеньев-Максимов, была литература и в особенности журналистика.

Для ученого, взгляды которого сформировались еще в дореволюционную пору, такой подход к вопросу был принципиально важным в методологическом отношении. Еще продолжались схватки между ‘формалистами’ и ‘вульгарными социологами’, еще только определялись методологические основы советского литературоведения, но В. Е. Евгеньев-Максимов, благодаря общедемократической основе своего мировоззрения, большому опыту научно-исследовательской и общественно-пропагандистской работы и внимательному изучению произведений классиков марксизма-ленинизма уже в ту пору пришел к выводу об исторической и классовой обусловленности творческой деятельности, о связи творческой личности с идеологической борьбой своего времени. Вместе с тем ученый хорошо понимал, что эта связь может быть самой разнообразной, подчас скрытой и весьма опосредствованной.

На основании многих материалов, в большинстве своем до того мало известных, В. Е. Евгеньев-Максимов воссоздает точную хронологию всех событий, которые были связаны с переходом ‘Современника’ в руки Некрасова, сотрудничеством в журнале Белинского Герцена и других. Ученый убедительно оспаривает мнение Р. В. Иванова-Разумника, считавшего, что Белинский, уйдя из ‘Отечественных записок’ Краевского, и в новом журнале, т. е. в некрасовском ‘Современнике’ не чувствовал себя достаточно свободным, что он якобы ‘подпал под власть’ самого Некрасова и подставного редактора ‘Современника’ А. В. Никитенко. Ученый детально рассматривает программные статьи Белинского, главным образом его ‘Взгляд на русскую литературу 1846 года’, а также программную статью Никитенко ‘О современном направлении русской литературы’, сравнивает их и аргументированно доказывает самостоятельность, оригинальность великого критика и вместе с тем эпигонский, эклектический характер суждений Никитенко.

Как это ни покажется парадоксальным, но обзор номеров ‘Современника’ В. Е. Евгеньев-Максимов начал не с первого отдела, а с конца, т. е. с отдела, который в некрасовском журнале назывался ‘Смесь’. До той поры никто из историков русской журналистики особенно не интересовался этим отделом, очевидно, считая его чисто информационным и развлекательным, хотя неоднократно отмечалось, что ‘Хорь и Калиныч’, первый рассказ из тургеневского цикла ‘Записки охотника’, увидел свет именно здесь. Последовательное рассмотрение всех материалов современниковской ‘Смеси’ убедило ученого, что этот отдел играл исключительно важную роль в изложении и пропаганде политической программы журнала. В этом отделе помещались материалы, имевшие прямое отношение к самому главному вопросу современности — к крепостному праву. Поскольку подцензурный журнал не мог в то время иметь политический отдел, его функции, как убедительно показывает В. Е. Евгеньев-Максимов, в определенной мере выполняла ‘Смесь’. В ‘Смеси’ 1847—1848 годов был даже подотдел, озаглавленный ‘Современные заметки’, в известном смысле этот подотдел предвосхищал ‘Внутреннее обозрение’, появившееся в ‘Современнике’ только в 60-е годы. Кроме общего анализа содержания ‘Смеси’, В. Е. Евгеньев-Максимов уделил внимание аттрибуции некоторых неподписанных текстов, доказал их принадлежность Некрасову, В. Н. Майкову, И. И. Панаеву и некоторым другим сотрудникам ‘Современника’.

После ‘Смеси’ был подробно рассмотрен первый отдел некрасовского журнала ‘Словесность’. В этом отделе были напечатаны произведения Герцена (повесть ‘Кто виноват?’, ‘Записки доктора Крупова’, ‘Сорока-воровка’), Гончарова (роман ‘Обыкновенная история’), Тургенева (14 рассказов из цикла ‘Записки охотника’), Островского (комедия ‘Где тонко, там и рвется’), Григоровича (повесть ‘Антон-Горемыка’), Некрасова (стихотворения ‘Тройка’, ‘Псовая охота’, ‘Еду ли ночью…’, роман ‘Три страны света’, написанный совместно с А. Я. Панаевой) и другие. Только перечень этих произведений показывает, насколько велик был объем литературно-художественного материала, который необходимо было ученому проанализировать, оценить, найти его точное место в общей идейно-художественной структуре каждой журнальной книжки.

Внимание В. Е. Евгеньева-Максимова привлек и подотдел переводной литературы, где печатались романы Жорж Санд, Ч. Диккенса, повести П. Мериме и др.

Специальная глава была отведена характеристике отдела ‘Критика и библиография’, в котором главенствовали статьи Белинского. Рассмотрены были ‘Взгляд на русскую литературу 1846 года’, две статьи о произведениях Гоголя, ‘Ответ ‘Москвитянину», ‘Взгляд на русскую литературу 1847 года’ и некоторые другие. Причем это не было повторение прежних оценок и суждений. Напротив, ученый по-новому подошел к известным работам критика, несколько иначе оценил их значение. Он не умолчал и о тех трудностях, которые возникли перед Белинским, например, в связи с оценкой исторической роли буржуазии в Западной Европе и в России. В силу неразвитости экономических и общественных отношений в России 40-х годов прошлого века Белинскому, несмотря на его ум и прозорливость, трудно было избежать некоторых противоречивых суждений. Опираясь на отдельные нечеткие формулировки Белинского и не располагая достаточными материалами, чтобы полнее судить об общественно-политических взглядах критика, В. Е. Евгеньев-Максимов пришел к выводу о якобы ‘поправении’ Белинского в годы его сотрудничества в ‘Современнике’. Позднее эта ошибка была им исправлена.

Ученый проанализировал также литературно-критические выступления Тургенева, В. Майкова, С. Дудышкина, самого Некрасова.

В книге В. Е. Евгеньева-Максимова был довольно подробно рассмотрен научный отдел ‘Современника’. Первое место в этом отделе занимали работы С. Соловьева, А. Афанасьева, К. Кавелина по русской истории. Значительный вес в этом отделе имели статьи В. Милютина, где излагались различные вопросы, связанные с теорией утопического социализма, резко критиковалась человеконенавистническая теория Мальтуса, трактовались различные экономические проблемы. ‘Ирландия’ — так называлась известная статья Н. Сатина. Ее автор прямо заявлял: если коренной переворот в целях улучшения положения ирландских бедняков не придет сверху, то он не замедлит явиться снизу. Читатели ‘Современника’ совершенно справедливо усматривали здесь прямую аналогию с Россией, с положением русского крепостного крестьянства.

Анализ материала научного отдела ‘Современника’ привел ученого к выводу, что некрасовский журнал был не только лучшим литературно-художественным и критико-библиографическим журналом конца 40-х годов прошлого века, но и лучшим научным журналом того же времени.

‘Современник’ 1847—1848 годов мог бы быть, по мнению В. Е. Евгеньева-Максимова, еще лучше, если бы не постоянные цензурные преследования. Именно от них пострадали многие статьи Белинского и Герцена, рассказы Тургенева и стихи Некрасова. Например, Григоровичу только из-за цензуры пришлось совершенно изменить концовку повести ‘Антон-Горемыка’, где, по первоначальному варианту, изображался бунт крестьян.

Но в неизмеримо более трудное положение попал некрасовский ‘Современник’ после февраля 1848 года, когда в Россию пришла весть о французской революции. Исследуя цензурные архивы, В. Е. Евгеньев-Максимов нашел много новых материалов о неравном поединке Некрасова с цензурой. Дело доходило подчас до прямых вызовов издателя в охранное отделение, до строгих административных репрессий.

После преждевременной смерти Белинского Некрасов остался в редакции ‘Современника’ фактически один. Герцен, который в какой-то мере мог бы заменить Белинского, находился в эмиграции. Часто не хватало материала для очередной книжки журнала. И писать в журнал стали не так много, и, что самое главное, возможность напечатать что-то свежее, новое, нужное стала намного меньше. Часто не было денег на типографские расходы и расчеты с авторами — следствие того что подписка на журнал резко сократилась. Судьба ‘Современника’ подчас буквально висела на волоске. Но журнал все-таки пережил эту мрачную пору. Пережил в первую очередь благодаря Некрасову — его сверхчеловеческому упорству, изумительной работоспособности и практическому опыту. И в годы ‘свинцовой’ реакции он сумел напечатать в ‘Современнике’ повести Л. Толстого ‘Детство’ и ‘Отрочество’, рассказы Тургенева ‘Дневник лишнего человека’, ‘Три встречи’, ‘Му-му’, его же повести ‘Два приятеля’ и ‘Затишье’, сатирические стихи коллективного автора, скрывшегося за псевдонимом ‘Козьма Прутков’ (А. К. Толстой, братья А. М. и В. М. Жемчужниковы). В эту пору Некрасов напечатал в ‘Современнике’ ряд своих стихотворений, в том числе широко известные ‘Буря’, ‘Ты всегда хороша несравненно…’, ‘Муза’, ‘Блажен незлобивый поэт’.

В 1854 году в ‘Современник’ пришел Чернышевский — ‘идеолог революционной демократии’. Начался новый период в истории некрасовского журнала, которому посвящена вторая книга трилогии: »Современник’ при Чернышевском и Добролюбове’ (1936).

На еще большем фактическом материале, с привлечением многих новых архивных данных, так же тщательно, скрупулезно, как и в первой книге, рассматривалась история ‘Современника’ в наиболее важный и интересный период его существования — с 1854 до 1862 года, когда журнал, ратуя за коренную ломку крепостнических отношений, вдохновлялся идеями ‘мужицкого демократизма’. Однако гегемония революционно-демократических идей в ‘Современнике утвердилась не сразу. Она пришла только после ожесточенной борьбы с либералами, которые в пору реакции сумели занять в журнале довольно определенные позиции.

‘Современник’, по определению В. Е. Евгеньева-Максимова, был в шестидесятые годы прошлого века ‘одним из факторов классовой борьбы’. И это было правильно, так как именно тогда началось открытое размежевание демократии и либерализма. В том, что журнал встал на сторону демократии, защищал и пропагандировал демократические идеи, огромная заслуга принадлежала его редактору.

Творческое наследие Чернышевского и Добролюбова огромно. Почти все оно на страницах ‘Современника’. Нужно было обладать колоссальным трудолюбием, мастерством анализа и исключительной любовью к предмету изучения, чтобы обширнейший материал, на основе которого впоследствии были написаны десятки докторских и сотни кандидатских диссертаций, рассмотреть и оценить в такой сравнительно небольшой книге. Необходимо было учесть и ту полемику, которую некрасовский журнал вел с либеральными и реакционными периодическими изданиями. Для того чтобы этот материал вошел в книгу (а он вошел!), ученый изучил не одну сотню томов, помимо ‘Современника’.

В некрасовском журнале печатались не только корифеи литературы и журналистики, там находилось место и для авторов, чьи произведения не стали классическими. Но ведь они составляли определенный литературный фон. Исключить их из своего поля зрения ученый также не счел возможным.

Одним фронтом с либеральной и реакционной журналистикой выступила против ‘Современника’ и царская цензура. Борьбе с цензурой В. Е. Евгеньев-Максимов уделил в своей книге довольно много места. По его мнению, цензура была сильным средством в руках противников ‘Современника’, которое они (противники) широко использовали против демократии и ее печатного органа. Некрасову, например, пришлось вести длительную борьбу с цензорами только за то, чтобы получить возможность в журнальных статьях называть Белинского по имени. Как известно, в ‘Очерках гоголевского периода русской литературы’ Чернышевский писал о Белинском, не имея возможности (до пятой статьи) даже назвать его по имени, в феврале 1856 года Некрасову пришлось, по требованию цензуры, вырезать из книжки журнала целый отдел библиографии, свою поэму ‘Саша’ Некрасов смог провести в печать, да и то с большими цензурными купюрами, только после длительных хлопот перед самим министром народного просвещения А. С. Норовым, который ведал цензурой. К ‘Современнику’ отношение властей было особенно настороженным: Некрасову так и не удалось получить разрешения на отдел ‘Современной хроники политических событий’, хотя в других журналах, в частности, в либерально-монархическом ‘Русском вестнике’, аналогичный отдел был. Только перепечатка в ‘Современнике’ трех политически острых стихотворений Некрасова (из сборника, разрешенного А. С. Норовым) вызвала такую цензурную бурю, что поэт-редактор, возвращаясь в это время из Италии, куда он ездил на лечение, всерьез опасался, что надолго ‘сядет’ в Петропавловку.

Многие документы, разысканные В. Е. Евгеньевым-Максимовым и впервые им опубликованные во втором томе трилогии о ‘Современнике’, существенно дополнили даже такой фундаментальный труд, как известная книга М. К. Лемке ‘Очерки по истории русской цензуры и журналистики’.

Особое внимание в книге В. Е. Евгеньева-Максимова было уделено позиции ‘Современника’ по крестьянскому вопросу и в период его обсуждения перед реформой, и в пору проведения самой реформы. Демонстративное молчание ‘Современника’ по поводу манифеста 19 февраля 1861 года было, по мнению ученого, самым красноречивым осуждением этого акта царской ‘милости’.

По мере обострения политической обстановки, в 1861—1862 годах, усиливались нападки на ‘Современник’ со стороны враждебных журналов. Либеральные органы, когда-то гордившиеся своим ‘свободомыслием’, теперь смертельно напуганные призраком возможной революции, не жалели слов для самой свирепой травли ‘Современника’ и его ведущих сотрудников, особенно Чернышевского. ‘Реакционные и либеральные журналисты, — писал В. Е. Евгеньев-Максимов, — обстреливали ‘Современник’ как раз в то время, когда правительственные войска расстреливали не принимавших воли крестьян’. Вскоре последовали и репрессии: летом 1862 года ‘Современник’ был запрещен на 8 месяцев, Чернышевский — арестован и заключен в Петропавловскую крепость, только смерть спасла Добролюбова от подобной участи. Позорное для российского самодержавия ‘Дело особой канцелярии министерства народного просвещения’ о запрещении ‘Современника’ и ‘Русского слова’ (этот журнал разделил участь своего собрата) приводилось в книге по подлинникам, которые были разысканы в архивах самим Владиславом Евгеньевичем.

Дальнейшая судьба ‘Современника’ рассмотрена в заключительной части трилогии — в книге ‘Последние годы ‘Современника’. 1863—1866′ (1939).

Это были нелегкие для некрасовского журнала годы: революционная ситуация в России не перешла в революцию, разрозненные крестьянские бунты были подавлены, героические революционеры-одиночки потерпели поражение. Приехавший из деревни Некрасов с горечью говорил близким сотрудникам, что ‘там ничего не будет’. Нужно было перестраивать журнал применительно к новым условиям. После восьмимесячного перерыва ‘Современник’ вновь стал выходить, но за вторую половину 1863 года, как установил В. Е. Евгеньев-Максимов, цензурой было вымарано 46 печатных листов. Введенный вскоре новый закон о печати, отменявший ‘предупредительную’ цензуру и вводивший цензуру ‘карающую’, еще более ухудшил положение журнала. Посыпались предупреждения, возникла реальная угроза полного запрещения.

Но и в новых, сложных условиях Некрасов, как показывает В. Е. Евгеньев-Максимов, продолжает искусно руководить журналом. В одном из номеров он помещает последнюю сцену из трагедии Эсхила ‘Скованный Прометей’ в переводе М. И. Михайлова. Это был прямой намек на судьбу Чернышевского. Некрасову даже удается напечатать в ‘Современнике’ знаменитый роман Чернышевского ‘Что делать?’. Правда, почти сразу же после публикации роман был запрещен, но это уже не могло помешать его дальнейшему распространению. Рассмотрев литературно-художественный отдел журнала, где, кроме романа Чернышевского, были напечатаны произведения Салтыкова-Щедрина, Островского, В. Слепцова, Помяловского, Решетникова, Гл. Успенского, стихи самого Некрасова, ученый приходит к выводу, что социально-политическая направленность журнала в эту тяжелую пору была безусловно демократической, что Некрасов как руководитель ‘Современника’ оставался верен эстетическим принципам реализма, что его журнал продолжал дело, начатое Белинским, Чернышевским и Добролюбовым. Книга о послених годах ‘Современника’ заканчивается изложением анализом всех обстоятельств, связанных с закрытием журнала в 1866 году, и краткой характеристикой деятельности Некрасова уже на посту редактора обновленных ‘Отечественных записок’.

Даже этот очень краткий обзор содержания трилогии В. Е. Евгеньева-Максимова о ‘Современнике’ показывает, насколько широк был круг вопросов, поднятых в монографии. Это был труд, потребовавший от ученого колоссального творческого напряжения в течение двух десятилетий. И этот труд был выполнен фактически одним человеком. Только на самом заключительном этапе, при составлении последнего тома монографии, автору помогал Г. Ф. Тизенгаузен.

В трилогию вошли в кардинально дополненном виде почти все предыдущие работы В. Е. Евгеньева-Максимова о ‘Современнике’. И это естественно. Однако в основном, в своих самых существенных и важных моментах, трилогия была новым исследованием — как по вновь вводимому в научный оборот материалу, так и, что особенно важно, по методологии.

Наиболее характерная особенность трилогии — по сравнению с предыдущими работами ученого — в широком и творческом применении при анализе конкретного журнального материала марксистско-ленинского учения о двух культурах, ленинской периодизации русского освободительного движения, ленинских оценок конкретных исторических лиц.

Разумеется, было бы неоправданным ожидать, что уже тогда, в 30-е годы, В. Е. Евгеньев-Максимов мог дать решение всех вопросов, связанных с применением марксистско-ленинской методологии к истории журналистики. Для этого еще не было достаточных объективныx условий. В трилогии сейчас можно найти упрощенные решения, иногда даже, особенно в первой части, излишний схематизм, дающий повод говорить о некоторой вульгаризации. Но в целом, в своих основных положениях, трилогия В. Е. Евгеньева-Максимова о ‘Современнике’ явилась существенным вкладом в разработку научной методологии истории русской журналистики.

В 30-е годы В. Е. Евгеньев-Максимов продолжал свою плодотворную деятельность в литературоведении. В 1930 году, совместно с К. И. Чуковским, он подготовил к печати первое пятитомное собрание сочинений Некрасова, куда вошли, кроме стихотворных произведений поэта, его проза и письма. В последующие годы вышло несколько десятков статей В. Е. Евгеньева-Максимова о Некрасове, в том числе его работа ‘Ленин о Некрасове’ (1938), сыгравшая видную роль как в становлении научного некрасововедения, так и в разработке общих вопросов литературоведческой методологии.

Круг интересов В. Е. Евгеньева-Максимова не ограничивается некрасововедением. В свет выходят его статьи о Пушкине, Гончарове, Салтыкове-Щедрине, Писареве, Фете, Т. Шевченко.

Работы о поэтических произведениях Некрасова, биографические изыскания, статьи и книги о некрасовских журналах, работы о писателях, которые в какой-то мере были связаны с Некрасовым и его журналами — все это свидетельствовало о том, что ученый тщательно готовится к осуществлению своего главного замысла, к созданию фундаментальной монографии о жизни и деятельности великого поэта и журналиста. Незадолго до войны общий план такой монографии (в четырех томах) был намечен. Макет первого тома был даже прочитан ученым на заседании кафедры истории русской литературы филологического факультета, но прочитан уже в условиях осажденного Ленинграда.

В. Е. Евгеньев-Максимов был человеком большого личного мужества. Зимой 1941/42 года он оставался в блокированном городе, продолжал, пока мог, работу в Ленинградском университете, писал главы своей монографии, читал лекции о русской литературе в воинских частях и госпиталях. Очень часто такие лекции, прерываемые воздушными тревогами и артиллерийскими обстрелами, продолжались в бомбоубежищах. В архиве ученого хранятся его блокадные записки. Их невозможно спокойно читать. Они свидетельствуют о том, что и сам Владислав Евгеньевич, и его семья в полной мере испытали на себе и стойко перенесли все блокадные тяготы: холод, голод, постоянную смертельную опасность…

В Саратове, куда весной 1942 года В. Е. Евгеньев-Максимов эвакуировался вместе с университетом, продолжалась, как он сам говорил, его ‘литературно-оборонная работа’. Всего им было прочитано в эту пору свыше восьмисот лекций. Ученый был зачислен ‘почетным красноармейцем’ в одну из воинских частей, отправлявшихся из Саратова на фронт. Когда в 1943 году В. Е. Евгеньеву-Максимову исполнилось 60 лет и он был награжден орденом Трудового Красного знамени, ему был преподнесен адрес, в котором можно прочитать и такие строки: ‘Не одна тысяча бойцов получила от Вас зарядку и вдохновение перед боем, унося в памяти светлые образы великих патриотов, о которых услышала от Вас. В этом отношении и Вы вложили свою часть в общее дело борьбы нашего народа за свое освобождение и в те победы, которые дарит нам сейчас наша доблестная Красная Армия’.

В трудных условиях эвакуации научная деятельность В. Е. Евгеньева-Максимова не прекращалась. В Ярославском издательстве выходят его книжки о патриотических и героических мотивах в поэзии Некрасова (1942), в Саратове — брошюра ‘Чернышевский — великий патриот земли русской’ (1942), в соавторстве с Г. А. Гуковским ученый пишет книгу ‘Любовь к родине в русской классической литературе’ (1943). После возвращения в 1944 году в Ленинград В. Е. Евгеньев-Максимов вместе с группой сотрудников Института русской литературы АН СССР выезжает в недавно освобожденный от немецких захватчиков Пушкинский заповедник (под Псковом). Это была не только трудная, но во многом и рискованная поездка. Из-за транспортных затруднений пришлось на утлом челне переправляться через бурную в ту пору реку Великую, да и сам заповедник был еще не полностью обезопасен: под крыльцом дома, близ которого Владислав Евгеньевич фотографировался вместе с участниками поездки, была обнаружена мощная немецкая мина. Но дорогие каждому русскому сердцу места надо было поднимать из пепла, и ученый не мог не принять посильного участия в этом важном деле.

В Ленинграде В. Е. Евгеньев-Максимов одну за другой печатает свои статьи, брошюры, книги. Нельзя не удивляться его поразительной работоспособности. Несмотря на годы, болезнь, материальные трудности первых послевоенных лет, творческая активность ученого как бы переживает второй расцвет. И по-прежнему две основные темы занимают его внимание: первая — Некрасов, вторая — история русской журналистики.

Совместно с В. Г. Березиной ученый пишет интересную книгу о выдающемся русском журналисте 20—30-х годов прошлого века, издателе и редакторе ‘Московского телеграфа’, Н. А. Полевом. Книга выдерживает два издания (1946, 1947). В ‘Литературном наследстве’ (1946, 1949) В. Е. Евгеньев-Максимов помещает большую итоговую статью о журналистской деятельности Некрасова, обобщившую и существенно дополнившую прежние работы ученого на ту же тему. В ‘Ученых записках’ филологического факультета (1949) печатается его работа о деятельности Салтыкова-Щедрина в некрасовском ‘Современнике’. В ‘Литературном наследстве’ (1949), совместно с другими исследователями и самостоятельно, Владислав Евгеньевич публикует новые материалы из истории некрасовских ‘Отечественных записок’ (договоры Некрасова с Краевским, с Салтыковым-Щедриным, с Елисеевым, гонорарные ведомости конторы журнала и другие).

В. Е. Евгеньев-Максимов принимает активнейшее участие в проведении 125-летия со дня рождения Некрасова (1946): выступает с лекциями и докладами, печатает целую серию статей научно-популярного и исследовательского характера, в том числе статью ‘Н. А. Некрасов и Петербургский—Ленинградский университет’ (1946), редактирует ‘Научный бюллетень ЛГУ’, целиком посвященный поэту (1947). Благодаря энергичным усилиям Владислава Евгеньевича открываются два мемориальных музея: в Ленинграде, на Литейном проспекте в доме No 36, где Некрасов прожил свыше 20 лет и где помещались редакции его журналов, и в Карабихе, близ Ярославля, куда с 1862 года поэт выезжал в летние месяцы.

Вместе с А. М. Еголиным и К. И. Чуковским В. Е. Евгеньев-Максимов завершает начатую еще в предвоенные годы подготовку к изданию 12-томного ‘Полного собрания сочинений’ Некрасова. Это издание выходит в 1948—1953 годах. В эту же пору появляются в свет работы Владислава Евгеньевича ‘Некрасов и Петербург’, ‘Некрасов и театр’, ‘Творческий путь Некрасова’, ‘Семинарий по Некрасову’ и другие. Часть из них написана автором совместно с учениками-аспирантами и студентами.

У него было много учеников. С каким-то особенным удовольствием приобщал он их к своей работе, побуждал их к участию в коллективных исследованиях. Ученый всегда щедро делился со своими молодыми соавторами и материалами, и идеями, и богатейшим исследовательским опытом. Его квартира на 9-й линии Васильевского острова была гостеприимно открыта для всех, кто нуждался в поддержке доброжелательного учителя и старшего друга.

Когда в послевоенные годы в нашем университете открылось отделение по подготовке будущих журналистов, В. Е. Евгеньев-Максимов возглавил кафедру истории русской журналистики и успешно руководил ею в течение ряда лет. Он принял непосредственное участие в обучении и в воспитании целого поколения специалистов, подготовивших создание нынешнего факультета журналистики и составивших его основные преподавательские кадры (декан факультета, доктор филологических наук, профессор А. Ф. Бережной, заведующие кафедрами, кандидаты филологических наук, доценты Н. П. Емельянов и В. А. Алексеев, кандидаты филологических наук, доценты В. Г. Березина, С. В. Смирнов, П. С. Карасев, Л. А. Варустин, А. А. Максимов, Н. Г. Леонтьев, А. Я. Гребенщиков и некоторые другие).

В последние годы жизни В. Е. Евгеньев-Максимов работал с большим напряжением, почти без отдыха, он чувствовал, что силы на исходе, спешил завершить начатое… Ему почти удалось осуществить свою заветную мечту — написать монографию о Некрасове. Три первых тома задуманной тетралогии вышли в свет в 1947—1952 годах. Закончить четвертый том ученый не успел. Несколько глав из этого тома были опубликованы в ‘Ученых записках ЛГУ’ в 1957 году уже посмертно.

Незавершенной осталась не только тетралогия о Некрасове. Владислав Евгеньевич не успел написать задуманной им монографии об ‘Отечественных записках’. Это была бы очень интересная работа — и потому что он, как никто, владел материалом, и потому, что шел он к новой монографии уже обогащенный личным опытом создания подобных исследований.

Ученый мечтал также о составлении коллективного сводного труда по истории русской журналистики. Он успел принять участие в редактировании первого тома ‘Очерков по истории русской журналистики и критики’ (1950). Второй том вышел уже без него.

Работы В. Е. Евгеньева-Максимова по истории русской литературы и журналистики, его деятельность как педагога и гражданина неизменно получали высокую оценку. Об этом свидетельствуют и десятки положительных рецензий на его статьи и книги, и многочисленные ссылки на труды ученого с выражением самой глубокой признательности за помощь, и отзывы сотен благодарных учеников, работающих сейчас во всех концах нашей страны, буквально от Калининграда до Южно-Сахалинска и от Петрозаводска до Ташкента. Многие ученики В. Е. Евгеньева-Максимова работают в институтах Академии наук СССР, в крупнейших вузах Москвы и Ленинграда.

Многолетняя и плодотворная работа ученого неоднократно отмечалась правительственными наградами, в том числе и самой высокой — орденом Ленина.

Творческое наследие В. Е. Евгеньева-Максимова сохраняет свое значение и по сию пору. Его путь как ученого был и остается характерным для значительной части дореволюционной русской интеллигенции, которая приняла активное участие в становлении советской высшей школы, в разработке марксистско-ленинской методологии применительно к литературоведению, к истории русской журналистики. Как известно, в этой области и до сих пор многое еще не решено. Современному исследователю, чтобы действительно идти вперед, не повторяя зады, необходимо опереться на лучшие традиции предшественников, в особенности если эти традиции, как у В. Е. Евгеньева-Максимова, развивались на плодотворной почве демократизма и гражданственности.

Жизнь и деятельность В. Е. Евгеньева-Максимова учит современного исследователя страстности в поисках научной истины, вниманию к историческим источникам, бескомпромиссности и последовательности в суждениях.

В Ленинграде на Волковом кладбище есть место, которое дорого каждому советскому человеку. Это место называется ‘Литераторскими мостками’. Здесь, рядом с могилами Белинского, Добролюбова, Салтыкова-Щедрина, Тургенева, Гл. Успенского, под скромной серой плитой покоится прах В. Е. Евгеньева-Максимова.

Наш университет, отмечая 150-летие со дня своего основания и называя имена ученых, составивших его славу и гордость, назовет и имя Владислава Евгеньевича Евгеньева-Максимова — замечательного человека, отдавшего все свои силы и всю свою жизнь изучению и пропаганде великого духовного наследия выдающихся деятелей русской культуры.

Приложение
Список основных работ и публикаций В. Е. Евгеньева-Максимова по истории русской журналистики и критики

Из истории марксистской журналистики. ‘Звезда’, 1925, No 3. Журнал ‘Новое слово’.

В тисках реакции. К столетию рождения М. Е. Салтыкова-Щедрина. М.—Л., Госиздат, 1926, 136 с. Об ‘Отечественных записках’.

Из журнальной деятельности М. Е. Салтыкова-Щедрина (к 100-летию со дня рождения). ‘Печать и революция’, 1926, кн. 1.

Очерки по истории социалистической журналистики в России XIX века. М.—Л., Госиздат, 1927, 259 с. Проблемы социалистической мысли в журналистике 40-х годов. ‘Нигилистическая’ журналистика 60-х годов. ‘Современник’. Народническая журналистика 70—80-х годов. ‘Отечественные записки’. Марксистская журналистика 90-х годов. ‘Новое слово’, ‘Начало’.

Некрасов как человек, журналист и поэт. М.—Л., Госиздат, 1928, 342 с. Отапы журнальной деятельности Некрасова в годы ‘Современника’. Этапы журнальной деятельности Некрасова в годы ‘Отечественных записок’. Некрасов как редактор. Некрасов как издатель журналов.

М. Е. Салтыков-Щедрин и цензура. ‘На литературном посту’, 1929, No 9.

Из прошлого русской журналистики. Статьи и материалы. Изд. писателей в Ленинграде, 1930, 305 с. К характеристике журнальной деятельности М. Е. Салтыкова-Щедрина. Судьбы журнала ‘Слово’ в связи с революционными выступлениями 70—80-х годов.

М. А. Антонович и его воспоминания. В кн.: Шестидесятые годы. М. А. Антонович. Воспоминания. Г. 3. Елисеев. Воспоминания. М.— Л., ‘Academia’, 1933.

‘Современник’ в 40—50 гг. От Белинского до Чернышевского. Изд. писателей в Ленинграде, 1934, 454 с.

М. А. Антонович. Из воспоминаний о Николае Александровиче Добролюбове. Публикация. ‘Звенья’, сб. 3-4, М.—Л., ‘Academia’, 1934.

Новые материалы о сотрудничестве М. Е. Салтыкова-Щедрина в ‘Современнике’. Публикация. ‘Литературное наследство’, т. 13-14. М., 1934.

Критик-демократ. К столетию со дня рождения М. А. Антоновича. ‘Литературный Ленинград’, 1935, No 21.

‘Современник’ при Чернышевском и Добролюбове. Л., Гослитиздат, 1936, 622 с.

Добролюбов в ‘Современнике’. — В Кн.: Год девятнадцатый кн. 9. М., 1936.

Неизвестный эпизод из истории некрасовского ‘Современника’. ‘Звенья’, сб. 6, М.—Л., ‘Academia’, 1936.

Неудавшаяся каолиция (из истории ‘Современника’ 1850-х годов). ‘Литературное наследство’, т. 25—26. М., 1936.

Добролюбов на журналистском поприще. Изв. АН СССР, отд. обществ, наук, 1936, No 1-2.

Н. А. Добролюбов. Сто лет со дня рождения (1836—1936). Памятка. Сост. и ред. В. Е. Евгеньев-Максимов. Л., Гослитиздат 1936.

‘Современник’ и ‘Русское слово’ пред судом И. А. Гончарова. Уч. зап. Лен. гос. пед. ин-та им. М. Н. Покровского, фак-т языка и литературы, вып. I, 1938.

М. А. Антонович. Избранные статьи. Философия, критика, полемика. Комментарии В. Е. Евгеньева-Максимова, Д. Е. Максимова, Г. Ф. Тизенгаузена. Под ред. В. Е. Евгеньева-Максимова. Л., Гослитиздат, 1938.

Последние годы ‘Современника’. 1863—1866., Л., Гослитиздат, 1939, 344 с. В соавторстве с Г. Ф. Тизенгаузеном.

Некрасовский ‘Современник’ семьдесят пять лет тому назад. Страница из истории русской журналистики. ‘Литературный современник’, 1939, No 2.

Т. Г. Шевченко и круг ‘Современника’. ‘Литературная газета’, 1939, No 11, 26 февраля.

Н. Г. Чернышевский в ‘Современнике’. ‘Сибирские огни’, 1939, No5.

Цензурные мытарства Н. Г. Чернышевского. ‘Звезда’, 1939, No 12.

Жизненный и творческий путь Н. Г. Чернышевского. Хронологическая основа. В кн.: Н. Г. Чернышевский, 1889—1939. Л., Гослитиздат, 1940. Сборник статей и материалов под ред. В. Е. Евгеньева-Максимова.

Роман ‘Что делать?’ в ‘Современнике’. В кн.: Н. Г. Чернышевский (1889—1939). Труды научной сессии к пятидесятилетию со дня смерти. Изд. ЛГУ, 1941.

Замечательный редактор и журналист. В кн: Некрасов в русской критике. М., Гослитиздат, 1944.

Некрасов-журналист. ‘Литературное наследство’, No 49-50. М., Изд. АН СССР, 1946, 2-е изд., 1949.

Николай Алексеевич Полевой. 1846—1946. Очерк жизни и деятельности. Иркутск, обл. изд., 1947, 119 с. В соавторстве с В. Г. Березиной.

М. Е. Салтыков-Щедрин в ‘Современнике’. Уч. зап. ЛГУ, No 90, серия филол. наук, вып. 13, 1948.

Некрасов и его корреспонденты. ‘Литературное наследство’, т. 51-52. М., Изд. АН СССР, 1949.

Гонорарные ведомости ‘Отечественных записок’. Публикация, ‘Литературное наследство’, т. 53-54. М., Изд. АН СССР, 1949.

Договоры Некрасова с Краевским об издании ‘Отечественных записок’. Публикация. Там же.

Договор Некрасова с Салтыковым и Елисеевым. Публикация. Там же.

Жизнь и деятельность Н. А. Некрасова, т. II. М.—Л., Гослитиздат, 1950, 355 с. Роль Некрасова в объединении сил передовой литературы 40-х годов. Издание четырех альманахов: ‘Статейки в стихах без картинок’, ‘Физиология Петербурга’, ‘Первое апреля’, ‘Петербургский сборник’. Решение Некрасова и Панаева издавать журнал. Переход в их руки плетневского ‘Современника’. Состав ‘Современника’ в первый год его издания. Некрасов как главный организатор журнала. ‘Современник’ в годы ‘мрачного семилетия’.

Чернышевский и Некрасов. Вестник АН СССР, 1950, No 9.

Очерки по истории русской журналистики и критики. Т. I. XVIII век и первая половина XIX века. Редакторы: В. Е. Евгеньев-Максимов, Н. И. Мордовченко, И. Г. Ямпольский. Изд. ЛГУ, 1950.

Н. А. Некрасов. Полное собрание сочинений и писем. Т. IX, Критика и публицистика. 1841—1869. Под ред. В. Е. Евгеньева-Максимова. М., Гослитиздат, 1950.

Жизнь и деятельность Н. А. Некрасова, т. III. M., Гослитиздат, 1952, 448 с. ‘Современник’ в начале шестидесятых годов. Привлечение Некрасовым Чернышевского, а затем и Добролюбова к ближайшему сотрудничеству в ‘Современнике’. Растущая идейная близость между Некрасовым, Чернышевским и Добролюбовым. Цензурные репрессии. Усиление розни между демократами и либералами в 1860 году. Обстоятельства ухода Тургенева из ‘Современника’. Позиция ‘Современника’ в 1861—1862 гг. Растущее значение М. Е. Салтыкова-Щедрина среди сотрудников журнала. Новые атаки цензуры на ‘Современник’. Смерть Добролюбова. Арест Чернышевского. ‘Современник’ во второй половине 60-х годов.

Творческий путь Н. А. Некрасова. Главы 4, 8, 17. М.—Л., Изд. АН СССР, 1953, 282 с.

Н. А. Некрасов. В кн.: История русской литературы, т. VIII, ч. 2. Главы 3, 10, 12, 14. М.—Л, Изд. АН СССР, 1956.

—————————————————

Источник текста: В. С. Маслов. ‘Владислав Евгеньевич Евгеньев-Максимов’

Издательство Ленинградского университета, 1968 г.

OCR Biografia.Ru — http://www.biografia.ru/arhiv/evmaks01.html

В. С. Маслов

Владислав Евгеньевич Евгеньев-Максимов

ПриложениеСписок основных работ и публикаций В. Е. Евгеньева-Максимова по истории русской журналистики и критики

Читайте также:

Приложение
Список основных работ и публикаций В. Е. Евгеньева-Максимова по истории русской журналистики и критики