ВЪ СТРАН ГЛИНЫ И ПЕСКУ.
ВЪ СТРАН ГЛИНЫ И ПЕСКУ.
(Путевые очерки).
I.
Въ Кизылъ-Нумахъ.
I.
Въ Кизылъ-Нумахъ.
В стране глины и песку, Никольский Александр Михайлович, Год: 1894
Время на прочтение: 17 минут(ы)
Отъ Оренбурга до Казалинска я халъ на перекладныхъ. Степь, сначала черноземная, затмъ глинистая, мстами сыпучіе пески, маленькіе станціонные домики съ полосатымъ столбомъ у подъзда и звонъ колокольчиковъ на дуг коренника — вотъ почти все, что осталось въ моихъ воспоминаніяхъ объ этой дорог. Да и мудрено помнить о ней что-нибудь больше, когда все это разстояніе я промчался, что называется ‘flchtig’, безъ обычныхъ задержекъ въ лошадяхъ и безъ всякихъ случайностей зды на почтовыхъ. Только на одной станціи, гд-то на середин пути, на крыльцо вышелъ заспанный староста и еще раньше, чмъ я усплъ вылзть изъ телжки, сообщилъ, что лошадей нтъ. Однако и тутъ меня выручилъ какой-то ‘прозжающій’ и я похалъ на обратныхъ, прождавъ очень недолго. Изъ Казалинска я спустился на лодк внизъ по Сыръ-Дарь до самаго моря и чрезъ 10 дней вернулся въ тотъ же городъ, но я не стану останавливаться на описаніи этого плаванія, такъ какъ оно не кажется мн достаточно интереснымъ. Сыръ-Дарья — рка, какъ и многія наши россійскія рки, довольно широка, изрядно быстра и не то, чтобы слишкомъ прозрачна, врне сказать, просто мутна, но вотъ степи, окружающія Аральское море, это — далеко не то, что наши русскія степи, да и путешествіе по нимъ, въ особенности тамъ, гд нтъ почтоваго тракта, дло совсмъ особаго рода. Почтовая зда извстна всякому. Потребовалъ лошадей, слъ и похалъ, а нтъ лошадей, такъ жди и разгоняй скуку чтеніемъ жалобной книги. Если ждать надость, можно записать и свою жалобу. Впослдствіи кто0нибудь другой будетъ развлекаться. Вотъ, если приходится хать по степи, гд на сотни верстъ нтъ ни одной жалобной книги, нтъ ни станціи, ни лошадей, да пожалуй, нтъ и людей, тутъ путешественника ожидаютъ совсмъ иныя удовольствія, а какія именно, объ этомъ европейскіе туристы знаютъ лишь по слухамъ, или по описаніямъ. Поэтому-то я и думаю ограничиться разсказомъ только о той части своей поздки, которая сопровождалась такими особыми развлеченіями.
Изъ Казалинска мн предстояло хать въ укрпленіе Петро-Александровскъ, на Аму-Дарь, а для этого надо было перевалить чрезъ песчаную пустыню Кизылъ-Кумы. Какъ весь хивинскій оазисъ, такъ и наши владнія въ немъ, составляющія такъ-называемый ‘Аму-Дарьинскій отдлъ’, окружены безплодными и безводными степями. Въ 1886 году, во время моей поздки, когда только начали строить Закаспійскую желзную дорогу, проникнуть въ этотъ оазисъ можно было только на ‘корабляхъ пустыни’, то-есть, на верблюдахъ, и наиболе проторенной дорогой считалась та самая, по которой я долженъ былъ хать. Въ Казалинск отыскалась попутчица, простая женщина, пожилая казачка, направлявшаяся къ своему мужу въ Петро-Александровскъ, и мы стали собираться вдвоемъ. Всего 500 верстъ считаютъ до укрпленія, но чтобы добраться туда, приходится снаряжаться въ томъ же род, какъ снаряжаются далекія экспедиціи, отправляющіяся въ безлюдныя и безводныя пустыни Монголіи или Тибета. Это нисколько не покажется удивительнымъ, если припомнить, что Кизылъ-Кумы представляютъ изъ себя типичную среднеазіатскую песчаную пустыню. На всемъ 500-верстномъ разстояніи отъ Казалинска до Петро-Александровска не существуетъ никакого осдлаго населенія. Зимой въ пескахъ кочуютъ киргизы, но лтомъ они уходятъ въ горы и Кизылъ-Кумы совершенно пустютъ. Нечего прибавлять, что здсь нтъ даже подобія почтоваго тракта. Путешественникъ принужденъ нанимать верблюдовъ и хать на однихъ и тхъ же животныхъ безсмнно вс 500 верстъ, а такъ какъ ‘корабли пустыни’ не отличаются быстроходностью, то онъ долженъ благодарить судьбу, если ему удастся тащиться по 40—50 верстъ въ сутки, т.-е., если весь переходъ онъ совершитъ въ 10—12 дней. На все это время ему необходимо взять съ собой запасъ провизіи, такъ какъ во всей степи, особенно лтомъ, мудрено найти хотя бы кусочекъ хлба уже по одному тому, что тамъ нтъ и людей. Иногда, правда, гд-нибудь у колодца, среди пустыни случается встртить обнищавшую киргизскую семью, но здсь нечмъ поживиться: киргизы сами попросятъ у васъ сухарей.
Этимъ, однако, еще не кончаются хлопоты по снаряженію. Среднеазіатскія пустыни, въ особенности лёссовыя (глинистыя), потому и пустыни, что он безводны. Стоитъ оросить самую безплодную глинистую степь Туркестана, и она можетъ превратиться въ цвтущій оазисъ. Въ лтнее время на всемъ протяженіи отъ Казалинска до Петро-Александровска въ Кизылъ-Кумахъ можно встртить одну-дв лужи, Богъ знаетъ, почему не успвшія высохнуть водъ палящими лучами солнца.
Воду берутъ здсь изъ колодцевъ, очень немногочисленныхъ и расположенныхъ другъ отъ друга на разстояніи двухъ дней пути, поэтому путешественникъ долженъ возить съ собой запасы воды, по крайней мр, на двое сутокъ.
Вотъ такія-то условія приходилось намъ имть въ виду, снаряжаясь въ дорогу.
дущіе въ Петро-Алексяндровскъ перебираются чрезъ Кизылъ-Кумы обыкновенно въ простой русской телг, запряженной тройкой верблюдовъ. Верблюдовъ можно нанять у киргизъ, а телгу приходится покупать, на базар въ Казалинск всегда найдется продажная. Простая телга безъ шинъ, съ широкими ободами колесъ — единственный русскій экипажъ, который въ состояніи выдержать 500-верстный перездъ по песчаной пустын. Почтовые тарантасы и коляски слишкомъ вязнуть въ сыпучемъ песк, а лтомъ, подъ палящими лучами солнца, они еще разсыхаются, колеса разсыпаются и путешественникъ можетъ остаться среди безлюдной степи при однихъ верблюдахъ. Правда, такія оказіи случаются и съ телгами, поэтому многіе предпочитаютъ хать верхомъ на верблюд, или въ особой корзинк, подвшиваемой сбоку горба. Этотъ способъ иметъ, во-первыхъ, то преимущество, что верховые вьючные верблюды идутъ скоре, нежели запряженные въ экипажъ, а, во-вторыхъ, путешественникъ не рискуетъ ссть на мель среди степи, разв только околютъ его ‘корабли пустыни’. Однако, надо не мало мужества, чтобы ршиться на 12-дневное качаніе на верблюжьей спин, поэтому мы поршили купить себ телгу съ парой запасныхъ колесъ.
Для защиты отъ солнца мы пристроили на ней нчто врод бесдки. Долго думали мы съ Дарьей Сидоровной — такъ звали мою попутчицу — какой бы провизіи взять въ дорогу. Основной продовольственный матеріалъ должны были составлять сухари, т.-е. ломти чернаго и благо хлба, высушенные въ печк, затмъ, конечно, внесли мы въ списокъ чай и сахаръ, но дальше наши хозяйственные проекты по части заготовки състныхъ припасовъ разбивались о разныя непреодолимыя препятствія. Въ самомъ дл, какой провизіи можно взять на 12 дней пути по раскаленной пустын? Мясо, даже круто посоленное, портится при туркестанскихъ жарахъ уже на слдующій день. Никакихъ консервовъ въ Казалинск не продаютъ, если не считать сардинъ и окаменлой московской колбасы, боле похожей на киргизскую нагайку изъ верблюжьей кожи, нежели на пищевой продуктъ. Положимъ, если бы мы даже ршились на подвигъ жевать эти нагайки, то не угодно ли, среди лта, въ безводной пустын, гд и безъ того пить хочется больше, чмъ гд-нибудь, питаться въ теченіе 12 дней колбасой, на которой соль блыми пятнами проступаетъ наружу. Одинъ добрый человкъ, котораго мы потомъ поминали далеко не добрымъ словомъ, посовтовалъ намъ взять съ собой баранины, сушеной по киргизскому способу. Представьте себ половину бараньей туши, круто посоленную и провяленную на солнц цликомъ вмст съ жиромъ, и вы получите понятіе объ этомъ киргизскомъ ‘пеммикан’. Видъ такого мяса возбуждаетъ большія сомннія на счетъ его съдобности, но нашъ добрый знакомый, ссылаясь на собственный опытъ, такъ убдительно описывалъ необыкновенныя достоинства этой баранины, что мы подумали, погадали и ршили взять.во-первыхъ, дешево и сердито, а во-вторыхъ, ‘на безрыбь и ракъ рыба’. Для воды мы взяли деревянную флягу, вмстимостью не боле ведра. Верблюды, въ качеств ‘кораблей пустыни’, обязаны были не пить отъ колодца до колодца и, какъ впослдствіи оказалось, по этой части вполн оправдали свою славу. Что касается двухъ киргизъ, нашихъ проводниковъ, то они должны были сами заботиться о себ, имть свою провизію и собственные запасы воды. Посл долгихъ сборовъ, 10-го іюня мы ршили, наконецъ, выхать. Верблюды, повидимому, оскорбленные въ своемъ достоинств вьючныхъ животныхъ какими-то хомутами, да оглоблями, сначала наотрзъ отказались идти: они упрямо качали своими облзлыми губастыми головами, пристяжные повернулись бокомъ къ передку телги и, въ отвтъ на удары палкой, подняли такой раздирающій уши крикъ, какъ будто съ полсотни немазанныхъ телгъ заскрипли вдругъ разомъ. Пришлось каждаго изъ нихъ вести за веревку, продтую въ носу, и, наконецъ, посл многочисленныхъ остановокъ, дло кое-какъ наладилось, и мы черепашьимъ шагомъ поплелись къ перевозу чрезъ Сыръ-Дарью. По ту сторону рки дорога сначала идетъ глинисто-солонцеватой степью, почти лишенной всякой растительности. Пройдя всего около 15 верстъ, мы остановились у прсной лужи съ громкимъ именемъ озера — Джуванъ-куль. Здсь мы и заночевали. На другой день, съ разсвтомъ, наполнивъ нашу флягу водой, мы тронулись дальше, и въ этотъ же первый полный день, проведенный въ дорог, мы вполн познакомились, что значитъ путешествовать въ пустын. На привал Дарья Сидоровна съ расторопностью опытной и къ тому же голодной хозяйки принялась варить супъ изъ сушеной баранины. Уже подозрительная пна и непріятный запахъ, испускаемый закипавшей водой, не предвщали ничего добраго. Когда же мясо уварилось, и мы съ нкоторымъ опасеніемъ ршились было попробовать супъ, то съ ужасомъ убдились въ полной невозможности сдлать хотя бы одинъ глотокъ. Наша похлебка была просто ужасна. Запахъ ея состоялъ изъ отвратительной смси запаховъ падали и сальной свчки, вкусъ ея былъ нестерпимо горько-соленый. Очевидно, мясо было просолено не чистой солью, а солончакомъ, тмъ самымъ солончакомъ, который блымъ налётомъ покрываетъ берега степныхъ соленыхъ озеръ въ Туркестан. Даже неприхотливые киргизы, которымъ мы предложили по куску варенаго мяса, пожевавъ немного, поморщились и проговоривъ ‘яманъ’ (скверно), бросили куски въ песокъ.
Изъ этого мы заключили, что намъ просто-на-просто попалась особенно скверно приготовленная баранина. Вроятно, она все-таки бываетъ настолько съдобной, что по крайней мр киргизы не отказываются отъ нея, иначе зачмъ бы ее продавать на базар. Однако, это разсужденіе было нисколько не утшительно, такъ какъ кром сухарей, чаю и сахару у насъ не оставалось никакой провизіи, а впереди предстояли 10—12 дней пути по безлюдной степи. Надо отдать справедливость стоицизму Дарьи Сидоровны: она и не подумала о возвращеніи въ Казалинскъ. Привыкнувъ къ обиходу простой казачки, она даже не обратила особаго вниманія на приключеніе съ бараниной. Я, хотя и съ ужасомъ подумывалъ о перспектив питаться сухарями въ теченіе 10 дней, но чтобы не спасовать передъ женщиной, правда, простой и неизнженной но все-таки представительницей слабаго пола, длалъ видъ, что и меня эта неудача мало безпокоитъ. Впрочемъ, видимой бодрости моего духа много способствовала тайная надежда на охоту. Пороху и дроби у меня было довольно, а въ случа недостатка настоящей дичи можно было приняться за жаворонковъ, сорокопутовъ и другихъ мелкихъ птицъ: все-таки пища. Слдующіе дни я обыкновенно шелъ впереди верблюдовъ, авось, думаю, выпугну дичь, но мои ожиданія почти всегда оказывались тщетными. Въ теченіе трехъ дней я побезпокоилъ только одного зайца, да и въ того промахнулся. На бду не попадалось и никакихъ мелкихъ птицъ, за исключеніемъ крошечныхъ степныхъ жаворонковъ, да изъ тхъ мн посчастливилось застрлить только пару, къ тому же они были до такой степени малы, что я ршительно не зналъ, что съ ними длать. Хозяйственная сметливость Дарьи Сидоровны разршилась наконецъ изобртеніемъ удивительнаго блюда, которое наврно не приготовлялъ никто ни раньше того, ни впослдствіи. Изъ сухарныхъ крошекъ она задумала варить нчто въ род каши. Это была блестящая идея, но дальнйшимъ своимъ развитіемъ она обязана никому иному, какъ мн. Я предложилъ положить въ кашу сахару и прибавить клюквеннаго экстракта, взятаго для подкисленія солоноватой и затхлой колодезной воды. Признаться, меня брало большое искушеніе положить въ кушанье еще двухъ жаворонковъ, что мн казалось очень полезнымъ въ отношеніи питательности, но Дарья Сидоровна ршительно воспротивилась этому послднему предложенію. Сахаръ и экстрактъ все-таки положили, и получилось ни съ чмъ несравнимое блюдо, однако, это не помшало намъ състь его до послдней крупинки. По мр того, какъ мы углублялись внутрь степи, передъ нами постепенно развертывалась величавая картина песчаной пустыни. Уже на второмъ переход стали попадаться отдльные песчаные холмы, чмъ дальше вглубь, тмъ больше ихъ было, Наконецъ, начались сплошные пески, кое-гд только прерываемые небольшими площадками солонцеватой глины, или такырами. На сотни верстъ протяженія, какъ застывшія волны, стоять холмы сыпучаго песку, какъ волны, своими крутыми склонами вс они смотрятъ въ одну сторону и, какъ гребни волнъ въ сильную бурю, верхушки ихъ срываются и уносятся втромъ. Уже при слабомъ движеніи воздуха острые гребни бархановъ начинаютъ какъ бы дымиться: то песокъ, сдуваемый съ верхушки, пересыпается съ навтреннаго бока на подвтренный. Слой за слоемъ переползаетъ песокъ съ одной стороны на другую, вмст съ тмъ медленно и неудержимо ползетъ и весь холмъ, засыпая на пути кусты, такыры и все, что стоить ему поперекъ дороги. Чмъ сильне раздувается втеръ, тмъ больше начинаютъ дымиться верхушки бархановъ, въ бурю уже не видать границы, гд кончается гребень холма и гд начинается струя летящаго песку. Воздухъ наполняется пескомъ, становится душно, темно. Путешественникъ, какъ въ густомъ туман, видитъ неясныя очертанія только ближайшихъ холмовъ, а дальше все сливается въ одну сплошную желтую массу летящаго песку. Настоящій песчаный душъ обдаетъ путника, застигнутаго бурей въ Кизылъ-Кумахъ. Песокъ набивается въ уши, въ глаза, хруститъ на зубахъ, съ поразительной быстротой засыпаетъ онъ вс преграды, которыя попадаются ему на пути, угрожая и людямъ, и верблюдамъ. Въ такую погоду, если нтъ по близости большого такыра, надо идти во что бы то ни стало, иначе путешественникъ рискуетъ быть засыпаннымъ. Въ одну изъ подобныхъ бурь, пока мы поили у колодца верблюдовъ, наша телга была засыпана выше ступицъ колесъ, и намъ пришлось отрывать ее, чтобы сдвинуться съ мста. По окончаніи бури — это бываетъ обыкновенно къ вечеру — пустыня принимаетъ свой прежній видъ: все т же песчаные, слабо дымящіеся на верхушкахъ, барханы, все т же выбоины между ними, но только тамъ, гд была яма, теперь стоитъ огромный бугоръ сыпучаго песку, и наоборотъ. Если бы не кустарникъ, мстами растущій на склонахъ бархановъ, едва ли Кизылъ-Кумы были бы проходимы во время сильнаго втра. Кусты скрпляютъ своими корнями песокъ и до нкоторой степени задерживаютъ его движеніе. Было бы большой ошибкой думать, что песчавыя пустыни лишены всякой растительности, наоборотъ, изъ среднеазіатскихъ пустынь, именно песчаныя отличаются сравнительно богатой и чрезвычайно оригинальной флорой.
Склоны многихъ холмовъ покрыты, правда, очень рдкимъ, но довольно высокимъ кустарникомъ, иногда въ человческій ростъ, а мстами въ Кизылъ-Кумахъ попадаются настоящіе лса, но что это за лса и что это за кустарники! Ничего подобнаго у насъ въ Европейской Россіи не существуетъ, и ни съ какими образцами нашей растительности нельзя сравнивать здшнюю флору, до того она своеобразна. Прежде всего здсь нтъ травы, той травы, которая зеленымъ ковромъ покрываетъ у насъ пространство между отдльными деревьями и кустами. Здсь въ этихъ промежуткахъ — голый сыпучій песокъ, постоянно сдуваемый втромъ и постоянно наносимый снова. Да и самые листья кизылъ-кумскихъ кустовъ и деревьевъ не имютъ зеленаго цвта нашихъ растеній: они сры или зеленовато-сры, къ тому же чрезвычайно мелки, расположены рдко и не даютъ сплошной тни. Лучи солнца насквозь пронизываютъ самый густой кустъ, или самое развсистое дерево, и накаляютъ обнаженный песокъ, поэтому въ здшнихъ лсахъ такъ же жарко, какъ и на голыхъ холмахъ, но еще боле душно. Уже самый фактъ существованія сравнительно богатой флоры въ безводной пустын заслуживаетъ вниманія. Въ самомъ дл, въ теплое время года въ Кизылъ-Кумахъ по цлымъ мсяцамъ не выпадаетъ ни единой капли дождя. Лтомъ небо только изрдка покрывается тучами, хотя и бываетъ, что он разражаются легкимъ дождемъ, но капли воды испаряются раньше, чмъ достигаютъ раскаленной земли, не выпадаетъ въ Кизылъ-Кумахъ и росы. Повидимому, здсь немыслимо существованіе даже самой скудной растительности, между тмъ на холмахъ сыпучаго песку мы видимъ, и кусты, и деревья. Этотъ удивительный фактъ легко объяснится, если попытаться выкопать хотя бы одинъ кустъ съ корнемъ. Прежде всего при такой попытк мы скоро убдимся, что одному на это не хватить ни силъ, ни терпнія, какъ ни легко разрывать рыхлый песокъ. Корни кизылъ-кумскихъ растеній проникаютъ на чудовищную глубину, они прободаютъ всю толщу песчанаго слоя, лежащаго на глинистой, непроницаемой для воды, подпочв. Только тамъ на этой глин, подъ защитой мощнаго песчанаго слоя, все лто сохраняется влага, накопляющаяся весной во время таянія снга. Весьма понятно, почему въ Кизылъ-Кумахъ нтъ мелкой травы: она просто не въ силахъ отростить себ такихъ гигантскихъ корней, какіе необходимы для жизни въ песчаной пустын. Понятна также и та скупость, съ какой здшнія растенія расходуютъ добытую съ такими усиліями влагу.
Весь кустъ или все дерево, начиная съ цвтовъ и кончая стволомъ, все до мельчайшихъ подробностей приспособлено къ тому, чтобы, по возможности, уменьшить потребность во влаг и чтобы успшне бороться противъ губительнаго дйствія горячаго солнца и сухого воздуха. Вмсто сочныхъ стволовъ вашихъ растеній, кизылъ-кумскіе кусты и деревья имютъ твердую и сухую, какъ камень, древесину. У мстнаго дерева саксаула стволъ настолько крпокъ, что не поддается топору, зато онъ хрупокъ, какъ кремень, и настолько сухъ, что даже только-что сломанная, совершенно свжая втка горитъ, какъ сухой хворостъ. Листья здшнихъ растеній всегда мелки, у однихъ они жестки и колючи, у другихъ, наоборотъ, очень мясисты, какъ кактусъ, но въ такомъ случа поверхность ихъ покрыта густымъ блымъ пушкомъ, защищающимъ листъ отъ палящихъ лучей солнца. Странное впечатлніе производитъ саксауловый лсъ. Въ немъ нтъ ни прохлады, ни тни, поэтому онъ нисколько не радуетъ путника, напротивъ, даже какую-то тоску нагоняетъ онъ своимъ мертвеннымъ видомъ. Не слышно въ немъ пнія птицъ, не стрекочатъ кузнечики, даже шума листвы вы не услышите здсь, потому что и листьевъ настоящихъ въ немъ нтъ, вмсто нихъ какіе-то зеленовато-срые бугорки, какъ сыпь, покрывающіе втви. Какъ заколдованный, молчитъ саксауловый лсъ, только въ сильный втеръ слышится въ немъ скрипъ втвей и шорохъ песку, ударяющаго въ корявые стволы деревъ.
Натуралистъ Аленицынъ очень удачно подмтилъ, что Дантъ, говоря о растительности своего ада, какъ будто описываетъ саксаулъ. ‘Зеленыхъ листьевъ здсь нтъ, а какіе-то темные сумрачные, нтъ широкихъ раскидистыхъ втвей, а какіе-то узловатые, корявые, свившіеся между собой сучья, нтъ плодовъ, а какія-то ядовитыя иглы’.
Такъ говорить Даить, и все это описаніе, за исключеніемъ ядовитости, цликомъ примнимо и къ саксауловому лсу.
Если Дантовъ адъ иметъ собственную фауну, то, наврно, она однородна съ кизылъ-кумской. Въ самомъ дл, въ здшней пустын водятся не животныя, а какъ будто тни ихъ. При бгломъ взгляд на поверхность песковъ сначала вы не видите ничего, повидимому, пусто, а присмотритесь внимательне, тамъ и здсь вы замтите неясныя, какъ тнь, очертанія какъ будто ящерицы, словно слпленной изъ песку, Что это? Комочекъ песку, принявшій форму животнаго, или дйствительно ящерица? Подойдите ближе, и вы увидите, какъ этотъ комочекъ вдругъ встрепенется, неслышно помчится отъ васъ и вдругъ исчезнетъ, какъ тнь. Въ большинств случаевъ вы даже не замтите ящерицы, если только она не начнетъ двигаться. На вашихъ глазахъ, среди голаго песку, она явится, какъ привидніе, мелькнетъ и, какъ привидніе исчезнетъ. Въ другомъ мст вы можете увидть комочекъ, похожій на птицу, шагните къ нему, комочекъ вспорхнетъ и превратится въ жаворонка. Вотъ онъ слъ на голый песокъ и исчезъ, какъ видніе. Эти таинственныя появленія и исчезновенія очень просто объясняются тмъ, что большинство животныхъ песчаныхъ пустынь окрашены до поразительности точно подъ цвтъ песку. Какія же, однако, это животныя, кром упомянутыхъ… а вотъ какія: ящерицы, ящерицы и опять ящерицы. Въ самомъ дл, здсь настоящее царство этихъ длиннохвостыхъ юркихъ гадовъ. Вс остальные обитатели степи — суслики, зайцы, жаворонки и еще кое-какія птицы составляютъ только едва замтное прибавленіе къ этому царству. Ящерицы сотнями снуютъ по голымъ склонамъ песчаныхъ бархановъ, тутъ и крошечныя, и большія, въ полъ-аршина длиной, съ круглой головой, съ трехъугольной, съ ушами и безъ ушей, словомъ, разныя, но только вс, какъ одна, песочнаго цвта. Ихъ кожа до такой степени совершенная поддлка подъ песокъ, что даже он сами не могли бы видть другъ друга, если бы предусмотрительная природа не надлила ихъ особымъ приспособленіемъ. На нижней сторон хвоста, на самомъ кончик, у нихъ накрашены широкія ярко красныя и черныя поперечныя полосы, очень рзко выдающіяся среди желтоватаго колорита песку, когда животное подниметъ хвостъ кверху и начнетъ выдлывать имъ замысловатыя штуки.
Вотъ по этимъ-то сигнальнымъ значкамъ ящерицы и отыскиваютъ своихъ родныхъ и знакомыхъ. Мстами, гд этихъ животныхъ особенно много, наблюдатель видитъ любопытную картину. Тамъ и здсь на голомъ склон песчанаго бархана, словно флаги на военной карт, пестрютъ яркіе значки. Они завиваются въ спираль, опять раскручиваются, мстами бгутъ по песку, кое-гд исчезаютъ и снова появляются, блестя своимъ пурпуромъ на желтомъ фон холма. Подойдя только очень близко, вы видите, что эти значки ни что иное, какъ закорюченные хвостики ящерицъ, песочно-желтое тло которыхъ издали совершенно невидимо на песк. При первомъ переполох шустрыя животныя опускаютъ хвосты, и флаги исчезаютъ безслдно. Любопытно также видть, какъ ловко умютъ эти ящерки спасаться отъ своихъ заклятыхъ враговъ — степныхъ хищныхъ птицъ. Попытайтесь догнать одну изъ этихъ невидимокъ, сначала она побжитъ безъ оглядки, затмъ, когда убдится, что опасность у нея на хвост, быстрыми движеніями брюшка вправо и влво она раздвигаетъ песокъ и на вашихъ глазахъ тонетъ въ немъ, забрасывая тло лапами. На ея мст остается едва замтная песчаная рябь. Эта уловка, прекрасно спасающая отъ преслдованія птицъ, не разсчитана, однако, на натуралиста. Вамъ стоитъ только запустить два пальца въ то мсто, гд остался этотъ слдъ, и вы извлекаете на Божій свтъ ящерицу. На ея хорошенькой круглой мордочк, въ черныхъ бойкихъ глазахъ, вы ясно читаете удивленіе. Вотъ такъ штука!— наврно, думаетъ она.— Какъ же могло это случиться, кажется, ужъ вся зарылась!
Я особенно старательно отыскивалъ ичкемера {Varanus caspius.}, этого великана среди ящерицъ, достигающаго до двухъ аршинъ въ длину. Весьма понятна ошибка русскихъ жителей Туркестана, считающихъ ичкемера за крокодила. Если это не крокодилъ, то, во всякомъ случа, и не ящерица, а ужъ, по крайней мр, ящеръ. Къ сожалнію, на пути намъ не попадалось это замчательное животное, по словамъ киргизъ, нашихъ проводниковъ, оно водится нсколько южне, около степныхъ горъ Буканъ-тау. Изъ другихъ гадовъ мы нердко встрчали неуклюжихъ степныхъ черепахъ и различныхъ змй. Степной удавъ среди этихъ послднихъ, кажется, самая замчательная змйка. Какъ же такъ?— спросите вы,— удавъ, и вдругъ змйка. Да, змйка, потому что онъ всего около полуаршина въ длину. Не смотря на лилипутскіе размры, онъ иметъ вс повадки своихъ гигантскихъ родственниковъ. Онъ такъ же неподвижно караулить свою добычу, мышей и тушканчиковъ, такъ же давитъ ее изгибами своего тла и, проглотивъ зврька втрое толще себя, отправляется въ укромное мсто заниматься пищевареніемъ.
На 4-й день мы подошли къ такъ-называемой станціи. Это хорошенькій кирпичный домикъ, который какъ-то странно видть среди безлюдной песчаной пустыни. На всемъ 500-верстномъ разстояніи такихъ станцій поставлено всего три. Повидимому, он выстроены только для того, чтобы дать возможность путешественнику обогрться зимой, или укрыться отъ песчаной бури, если юна застигнетъ гд-нибудь по близости. Никакого другого значенія он имть не могутъ, если не считать того обстоятельства, что у сторожа станціи можно получить казенный самоваръ. Первую станцію караулить одинъ единственный киргизъ, у котораго, кром муки, нтъ никакой провизіи, нтъ здсь ни верблюдовъ, ни телгъ, нтъ даже колесъ, а они могли бы очень пригодиться прозжающему въ случа поломки своихъ. Мы даже не воспользовались самоваромъ, напоивъ здсь верблюдовъ и захвативъ запасъ воды, мы тронулись дальше. Только на 5-й день судьба, наконецъ, сжалилась надъ нашей, по крайней мр, надъ моей голодной участью, пославъ мн на охот зайца. Правда, это былъ маленькій, не больше кролика, мстной породы, зайчишка, съ огромными ушами и съ необыкновенно поджарымъ и сухимъ тломъ, все же это была дичь, въ немъ все-таки было мясо, о которомъ четыре дня тосковали наши желудки. Я тотчасъ же обратился къ Дарь Сидоровн за совтомъ, по какому способу было бы лучше использовать вс питательныя свойства нашей добычи и, гршный человкъ, не слишкомъ былъ опечаленъ, когда она наотрзъ отказалась отъ всякаго участія въ этомъ дл, категорически заявивъ, что она ‘такой погани’ не стъ. Съ ея отказомъ я получалъ также carte blanche на способъ приготовленія дичи. На первомъ же привал я ободралъ свою добычу, разрзалъ ее на куски, нанизалъ ихъ на саксауловую палку и, изжаривъ на горячихъ угляхъ, получилъ заячій шашлыкъ. Нечего и говорить, что онъ оказался необычайно вкусно приготовленнымъ и былъ съденъ даже съ мелкими косточками. Бдная Дарья Сидоровна такъ и осталась при однихъ сухаряхъ, вообще ей какъ-то не везло этотъ день. Только что я улегся на песчаномъ склок ближайшаго бархана, чтобы отдохнуть посл возни съ зайцемъ, какъ вдругъ слышу, изъ телги доносится до меня пронзительный визгъ моей спутницы. Въ одинъ моментъ я былъ на мст происшествія и увидлъ здсь слдующую картину: огромная фаланга, забравшаяся, вроятно, по оглобл, ползла по платью Дарьи Сидоровны и добиралась уже до лица. Растерявшаяся казачка, поднявъ руки кверху, съ выраженіемъ ужаса въ глазахъ, кричала на всю пустыню. Взять первый попавшійся предметъ и убить ядовитую гадину на боку моей спутницы было дломъ одного мгновенія. Надо замтить, что такимъ образомъ мн удалось избавить Дарью Сидоровну отъ серьезной опасности. Укушеніе фаланги чрезвычайно болзненно и, какъ говорятъ, въ нкоторыхъ случаяхъ, при извстныхъ осложненіяхъ, даже смертельно. Эта гадина бгаетъ замчательно быстро. Вы не успете придти въ себя, какъ по ног она взберется до лица, и Боже сохрани придавить ее здсь, непремнно ужалитъ, лучше дать ей сползти на платье или смахнуть быстрымъ движеніемъ въ сторону. Значительно рже попадались намъ скорпіоны, но на нихъ мы не обращали особаго вниманія, во-первыхъ, во вншнемъ вид ихъ нтъ нечего страшнаго: будучи пауками, они скоре походятъ на маленькаго рачка, а во-вторыхъ, по словамъ туркестанскихъ жителей, и жалятъ они не такъ больно и не съ такими непріятными послдствіями, какъ фаланги.
Долго еще посл этой исторіи не могла придти въ себя Дарья Сидоровна. Она проклинала и степь, и тотъ часъ, въ который ей пришла въ голову мысль хать въ Петро-Алекеандровскъ, досталось тутъ и мужу, и даже нашимъ киргизамъ, хотя ей же они хотли услужить, поднявъ оглобли кверху сейчасъ посл приключенія съ фалангой. Проводникамъ, пожалуй, даже досталось въ особенности сильно, и вообще на нихъ моя спутница вымещала все свое недовольство настоящимъ положеніемъ. Они были виноваты и въ томъ, что телга на крутыхъ склонахъ бархановъ кренилась очень сильно, и въ томъ, что песокъ засыпалъ глаза, разгнванная казачка не разъ ставила имъ на видъ и дурную воду въ колодцахъ. Словомъ, это были настоящіе ‘козлы отпущенія’, но, къ довершенію негодованія моей спутницы, эти ‘козлы’ ни слова не понимали по русски, а она ни слова по киргизски. Во время баталіи они съ удивленіемъ поглядывали на сердитую женщину и изо всей ея тирады, обращенной по ихъ адресу, понимали только, что она на что-то гнвается. По временамъ они переводили глаза на меня, не объясню ли я, въ чемъ дло, но я обыкновенно сидлъ съ невозмутимымъ видомъ, сохраняя строгій нейтралитетъ, и только въ случа, если исторія принимала слишкомъ комичный характеръ, разражался хохотомъ, за мной начинали смяться и киргизы, а Дарья Сидоровна, недовольная и сконфуженная, прекращала свою брань.
Да, шибко доставалось отъ нея нашимъ проводникамъ, между-тмъ это были преисправные ребята, видимо, знающіе свое дло. Меня постоянно удивляло, какъ могутъ они находить дорогу среди однообразныхъ холмовъ песку, гд, къ тому же, всякій слдъ быстро заметается втромъ. Правда, мстами дорога обозначена пирамидами изъ саксуаловыхъ полньевъ, но эти значки разставлены на разстояніи нсколькихъ верстъ другъ отъ друга, видимы же они только съ ближайшаго бархана. Еще трудне отыскивать ихъ въ потёмкахъ, а мы большую часть пути прошли ночью. Раза два въ темнот, во время втра, проводники плутали, и даже довольно долго, но какими-то судьбами все-таки выходили къ пирамид. До какой степени легко заблудиться въ песочной пустын, я испыталъ самъ на себ. Въ то время, когда верблюды шли, я слзъ было съ телги и свернулъ въ сторону, чтобы застрлить суслика, не сдлалъ я и 50 шаговъ, какъ уже ршилъ вернуться, такъ какъ сусликъ спрятался въ нору, но каково было мое удивленіе, когда оказалось, что и телга вмст съ верблюдами тоже спрятались. Я бгомъ пустился въ томъ направленіи, гд они должны были быть, влзъ на холмъ и увидлъ все т же барханы, кое-гд поросшіе кустами. Телга словно провалилась сквозь землю, она шла гд-нибудь по близости, можетъ быть, въ нсколькихъ шагахъ отъ меня, но она скрыта была этими застывшими песчаными волнами. Верблюды совершенно неслышно ступаютъ даже но твердому грунту, на бду и колеса телги были только что смазаны, такъ что и по звуку нельзя было опредлить, гд находятся мои спутники. Долго я метался отъ бархана къ бархану, хотлъ уже было кричать, какъ вдругъ одинъ изъ нашихъ ‘кораблей пустыни’ догадался заскрипть.
На 7-й день, рано утромъ, едва только небо начало блднть на восток, еще утренняя звзда горла брилліантовымъ блескомъ, мы подошли къ прсной луж, неисповдимыми судьбами уцлвшей среди раскаляемыхъ солнцемъ сыпучихъ песковъ. Въ среднеазіатской пустын прсная вода на столько драгоцнна, что каждый малйшій источникъ ея составляетъ замтный пунктъ въ географіи страны. Здсь црекрещиваются караванные пути, здсь же кочуютъ киргизы со своими кормильцами баранами, и даже дикія птицы, которыя тоже хотятъ пить. Жаворонки, степные рябки и горлинки — ютятся по близости этихъ источниковъ жизни. Не смотря на то, что лужа, гд мы остановились, была не больше и не глубже тхъ лужъ, которыя въ провинціальныхъ городахъ посл ливня появляются на всякой площади, но она имла собственное названіе и величалась даже озеромъ: Кукча-кулы. Чтобы составить представленіе о томъ, какова вода въ этомъ озер, надо въ стаканъ чистой воды насыпать столовую ложку песку. Впрочемъ, эта жидкая грязь много лучше соленой ящеричной настойки здшнихъ колодцевъ, во-первыхъ, она совершенно прснаго вкуса, а во-вторыхъ, песокъ скоро отстаивается. Въ кизылъ-кумскихъ колодцахъ вода на столько дурна, что если бы она была хоть чуточку похуже, ея не сталъ бы пить ни одинъ киргизъ. Края ихъ по большей части не ограждены никакимъ барьеромъ, поэтому ящерицы и черепахи могутъ топиться тамъ, сколько имъ угодно, и это он продлываютъ тмъ охотне, что здсь имъ слишкомъ тсно, очень ужъ много развелось ихъ въ песочной степи. Отъ такой примси вода, конечно, не много выигрываетъ, она становится затхлой, мстами даже прямо съ запахомъ гнили, къ тому же она всегда солоновата и жестка на вкусъ…
Надо видть, какое оживленіе вносить небольшая прсная лужа въ природу пустыни. По берегамъ Кукча-кула во множеств бгали степные жаворонки, мстами сидли и пили воду горлицы, Богъ знаетъ, зачмъ поселившіяся въ степи, тутъ же выхаживалъ одинъ воронъ, нсколько красивыхъ пестрыхъ пчелодовъ носились надъ лужей и, лишь только показалось солнце, на озеро полетли степные рябки и саджи {Рябокъ — Pterodes areaarins, саджа — Syrrhaptes parado