В новых владениях Черногории, Ровинский Павел Аполлонович, Год: 1883 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 30 минут(ы)

Въ новыхъ владніяхъ Черногоріи.

Ульцинъ (Dulcigno).
Отъ Бара до Доброй-воды.— Общій видъ.— Въ корчм.— Община Мрковичей.— Видъ изъ-подъ гори Можура.— Встрча.— Наверху Можура.— Старый Ульцинъ.— Община Братица.— Дв сироты.— Ульцинъ: положеніе города, улицы, неопрятность, дома — и славу.— Въ крпости — Всюду разрушенье и упадокъ.— Какъ Ульцинъ взятъ турками и новые его жители арнауты длаются моряками.— Торговый флотъ.— Постройка судовъ на паяхъ.— Капитанъ Беддюли.— Корпоративный духъ ульцинянъ.— Общая характеристика ихъ.— Семейныя отношенія.— Школа.— Составъ населенія и цифровыя данныя.

Путь отъ Бара до Ульцина (6 пшихъ часовъ) представляетъ настоящую прогулку. Вы съ удивленіемъ любуетесь великолпіемъ картинъ и роскошью природы. Единственно, что напоминаетъ присутствіе человка на этой высот, это — жалкая мазанка, служащая корчмой, въ которую едва можно пролзть, мечеть безъ минарета, похожа скоре на какой-то заброшенный магазинъ, и магометанское кладбище, не огороженное, заросшее бурьяномъ, на которомъ въ безпорядк торчатъ надгробные камни. Кое-гд вдали виднются блые домики, ласкающіе глазъ своимъ свтлымъ видомъ и окружающею ихъ благодатью.

Остановимся здсь на минуту, чтобы перевести духъ посл подъема въ гору и дать отдыхъ ногамъ посл страшной турецкой мостовой, которая хуже всякой природной дороги. Мазанка оказывается состоящею изъ двухъ отдленій. Въ одномъ отдленіи собственно корчма, гд на земляномъ полу постлана рогожка, въ углу, также на земл, очагъ, передняя стнка состоитъ изъ досокъ, которыя могутъ выдвигаться и задвигаться, а передъ нею помостъ въ одну доску, на которомъ разложенъ товаръ для продажи: спички зажигательныя, свертокъ табаку, коробка съ мелкимъ сахаромъ желтаго цвта, графинъ съ ракіей и рядомъ съ нимъ нсколько маленькихъ стаканчиковъ, вверху, врод украшенія, кусокъ благо, уже загрязненнаго, коленкора и пучки опуши (узенькіе ремешки изъ бараньей невыдланной кожи для опанокъ). Хозяинъ-арнаутъ съ бритою головой, въ затасканной красной шапочк, въ куртк и штанахъ домотканнаго благо сукна, плотно прилегающихъ къ тлу. Ему лтъ 40, но онъ смотритъ какъ-то старчески, изможденно. Въ другомъ отдленіи, совершенно темномъ, его жена, еще довольно моложавая, копошится около чего-то, въ дверяхъ показалась двочка лтъ восьми, смуглая, съ сухимъ красивымъ личикомъ, карими глазами и каштановыми природными локонами, падающими на плечи, на ней нтъ ничего, кром грязной рубашонки: за нее держится братишка лтъ двухъ.

По виду хозяина можно было бы принять за магометанина, но по семейной обстановк видно, что нтъ: дйствительно, онъ оказывается католикомъ и прибылъ сюда откуда-то издалека, изъ Дибры или Уштюба.

— Какъ же вы попали сюда?— спрашиваю его.

— Да все у насъ не мирно было, пошли какія-то подати на войско,— берутъ и деньгами, и натурой, сына — уже взрослаго мальчика, такъ что скоро женить бы — убили, думаю: пойду, куда глаза глядятъ, да вотъ и пришелъ сюда, поселился въ Бар,— и хорошо мн было первые два года,— привелъ жену съ дочкой, купилъ домишко и сталъ кое-какъ перебиваться. Вдругъ и тутъ стали брать на войско и меня самого гнали, а какъ я пойду, когда мн домишко не на кого оставить! Я не пошелъ, меня оплячкали, а посл пришли черногорцы, стали рушить Баръ, пошла прахомъ и моя хижина. Съ тхъ поръ вотъ и живу здсь. И не знаю, чьи мы теперь: царскіе ли, княжевы ли, или цесаревы (австрійскіе).

Я ему объяснилъ, онъ выслушалъ, но не поврилъ.

— Ужь и не знаю, какъ это будетъ: магометане говорятъ, что опять турки возьмутъ насъ, попы говорятъ, что мы — цесаревы, а теперь конечно черногорскіе.

Видимо, что ему совершенно все равно, только бы оставили его въ поко. Я напился воды, потомъ выпилъ ракіи и чернаго кофе, который оказался лучше, чмъ во многихъ городскихъ корчмахъ, и взялъ дв опуты, чтобы лучше укрпить опанки на ногахъ, заплатилъ за все 12 крейцеровъ и, собираясь въ путь, подлился съ дтьми кое-чмъ изъ имвшейся провизіи и далъ нсколько крейцеровъ. Они скрылись къ матери, но черезъ минуту двочка выбжала, обняла меня и потомъ обими ручонками стала гладить по лицу: таковъ восточный способъ выраженія благодарности.

Отсюда начинается община Мрковичей, состоящая изъ нсколькихъ селъ, разбросанныхъ по всему плато и въ боковыхъ долинахъ. Это — богатое и чрезвычайно сильное племя, до 3.000 душъ обоего пола, которое ведетъ свой родъ изъ Черногоріи, а теперь вс магометане. Они рзко отличаются отъ окружающаго населенія, особенно отъ арнаутъ, крупнымъ ростомъ и крпкимъ сложеніемъ, и въ то же время славятся юначествомъ. Большая часть ихъ переселилась изъ села Мрке въ Пиперахъ (недалеко отъ Подгорицы). Одинъ родъ цликомъ переселился изъ верхней Цермницы: это были граболянцы, отъ которыхъ осталась и церковь ихъ Св. Петка, Граболянская: она стоитъ невредима и въ ней служатъ два раза въ годъ: 26 іюля — на малую Петку и 14 октября — на большую. Затмъ прибывали изъ разныхъ мстъ, но все черногорцы, и они этимъ гордятся. Магометанство приняли нкоторые такъ недавно, что многіе изъ живыхъ сами были христіанами.

Въ воспоминаніе этого они наканун Рождества налагаютъ баднякъ (небольшое деревцо, которое сжигается на очаг, въ сопровожденіи извстныхъ обрядовъ: исключительная особенность православныхъ сербовъ) и покупаютъ на этотъ случай вина и ракіи, какъ для поливанія его, такъ и для угощенія постителей изъ православныхъ. Они почитаютъ также день Св. Николая, а на Троицынъ день ходятъ на Румію съ процессій православныхъ, чтобы поклониться чудотворному кресту, который обыкновенно въ тотъ день выносятъ туда и который прежде находился въ ихъ рукахъ, когда они были еще христіанами (объ этомъ крест мы скажемъ при конц).

Когда предполагалось провести границу Черногоріи между Барскимъ и Ульцинскимъ округами и турецкіе коммиссары въ смшанной разграничивающей коммиссіи хотли, сколько возможно, оттягать къ себ и съ этою цлью путали названія мстностей, Мрковичи всегда становились на сторону черногорцевъ и изобличали ложь турокъ.

Отъ Доброй-воды вплоть подъ Можуръ, верстъ 10, приходится идти все черезъ Мрковичи. Прямо на пути новое село Kяне съ мечетью на отдльномъ возвышенія, а оноло въ долинахъ разбросаны дома. Нивы окружены лсомъ и вс почти подъ орошеніемъ. Отсюда еще одинъ спускъ и идете по уваламъ, по каменистой дорог, но не утомляетесь, потому что глазъ вашъ всюду отдыхаетъ на роскошной зелени, обступающей васъ со всхъ сторонъ, и вдали виднющіяся горы съ темными, вдающимися въ нихъ, долинами вс покрыты зеленью и лсомъ, а у подошвы горъ виднются нсколько селъ. Равнина идетъ, постепенно спускаясь, такъ далеко, что исчезаетъ наконецъ въ туман, какъ будто обрываясь, виднются только обступающія ее по бокамъ вершины горъ и надъ всею этою панорамой, представляющей хаотическое смшеніе горъ и наполненныхъ туманомъ углубленій, высится гигантскій конусъ Руміи, окруженный цлою толпой низшихъ конусовъ. Какъ стражи стоятъ они около Руніи и, чмъ дальше отъ нея, спускаются все ниже и ниже. Часть ихъ, въ вид отдльныхъ холмовъ, разметалась у подошвы главнаго конуса на равнин, а другіе, составивъ неразрывную цпь, тянутся дальше по направленію къ Скадру, составляя одинъ хребетъ но средин перешейка между моремъ и Скадарскимъ озеромъ: за нимъ лежитъ такъ-называемая Бранна. Передъ нами поднимается Можуръ, который идетъ отъ моря поперекъ въ упомянутому хребту, а потомъ заворачиваетъ и идетъ параллельно ему, въ промежутк между ними пробиваетъ себ путь рчка Мегуредъ или, правильне, Медьюречъ (Междурчье) съ прелестной Шасскою долиной и впадаетъ въ Бонну у Св. Георгія. По ней и идетъ въ настоящее время черногорская граница.

Подъемъ на Можуръ со стороны Бара не трудный, потому что начинается съ высокой равнины. Какъ разъ при начал подъема навстрчу мн идетъ цлый караванъ конныхъ и пшихъ мужчинъ и женщинъ. Вс они въ бломъ: мужчины — въ извстномъ уже своемъ суконномъ костюм, женщины — подъ покрываломъ, спускающимся до колнъ, и въ темныхъ широкихъ штанахъ врод юпки, а у другихъ — длинныя рубашки и изъ-подъ нихъ только виднются узкія блыя панталоны, на ногахъ опанки или башмаки съ заостренными носками. Лицо не закрыто ни у одной. У нкоторыхъ на ше ожерелья изъ золотыхъ и серебряныхъ монетъ, елекъ (родъ корсета) также расшитъ золотомъ по красной шелковой матеріи и серебряный широкій поясъ съ массивною пряжкой, по средин которой нсколько крупныхъ сердоликовъ. Другія одты просто.

— Селамаликъ!— говорю я имъ, предполагая, что они, какъ магометане, не захотятъ принять сербскаго привтствія, а можетъ-быть и не знаютъ по-сербски.

— Добра ты сртя, господине!— отчеканилъ одинъ изъ шедшихъ впереди, и начались обычные распросы: откуда и куда идешь, веселъ ли князь, здорово ли все въ Цетиньи, что новаго ит. под.,— совершенно какъ въ Черногоріи. Это и были старые черногорцы Мрковичи, возвращавшіеся изъ Ульцина съ базара, а пустившійся со иной въ разговоръ былъ Юсуфъ-барьянтаръ, съ которымъ я уже прежде видлся въ Бар. При прощаньи онъ наказалъ мн непремнно постить его.

Наконецъ, мы на верху перевалили черезъ Можуръ, составляющій природную стну между Баронъ и Ульцинонъ. Тутъ совершенно голо, груды известняка, нагроможденныя природой, смшиваются съ искусственными нагроможденіями, сдланными для защиты, между коими остатки соломы и сна, служившихъ логовищемъ, кругомъ разныя нечистоты, осколки разбитой посуды, обрывки одежды, сломанныя подковы, пустые патроны. Все показываетъ, что здсь еще недавно стоялъ военный лагерь. Это были турецкіе шанцы, которые виднются всюду на всемъ протяженіи Можура.

Подъ Можуромъ оканчивается сербскій элементъ и, перейдя его, вы вступаете уже въ область населенную одними арнаутами, гд не услышите ни слова сербскаго.

Прежде, чмъ спуститься съ Можура на другую сторону, своротимъ съ дороги и пойдемъ по его хребту къ морю, тутъ гд-то, говорятъ, былъ Старый Ульцинъ, но когда онъ былъ — не знаетъ ни народное преданіе, ни исторія.

Пройдя часъ по гребню, вы доходите до края его, подъ вами море и у самаго берега нсколько островковъ, собственно скалъ, оторвавшихся отъ материка, и на одномъ изъ нихъ разрушенная крпость. Мн не привелось быть внутри ея, но по наружности она похожа на вс другія. Интересне остатки какихъ-то построекъ на самомъ хребт, какъ разъ противъ этой крпости. Остатки эти представляютъ только стны и основанія стнъ, по которымъ, однако, можно видть цлый планъ.

Спустившись внизъ, вы вступаете на обширную равнину, почти отвсно возвышающуюся надъ моремъ футовъ на 500. Здсь также есть слды построекъ, но уже боле близкаго къ намъ времени, о которыхъ осталось темное преданіе у народа. Говорятъ, здсь копали и находили большія сокровища, а теперь на нкоторыхъ только мстахъ уцлло основаніе стнъ изъ тесаннаго камня съ известью и нсколько надгробныхъ плитъ. Это былъ монастырь. Это произвелъ это разрушеніе и куда двался весь матеріалъ? Варвары, разрушая, довольствуются тмъ, что уносятъ все цнное, камень имъ ненуженъ, какъ бы ни былъ отлично обдланъ. Слдовательно, это не дло варваровъ, а камни отсюда, по словамъ народа, вс отнесены на островъ и послужили для постройки крпости. Такими цивилизованными варварами были венеціянцы, которые, въ жадной погон за богатствами, не щадили ни святыни, ни памятниковъ старины и рушили все, что могло служить ихъ практическимъ цлямъ. Они пощадили бы, конечно, монастырь, еслибъ онъ былъ католическій, и потому самый актъ разрушенія доказываетъ, что онъ былъ православный. Находящіеся близъ него ключи называются арнаутами — Уйме-Дьюровичъ, что въ перевод значитъ вода Дьюровича, и чмъ еще боле подтверждается пребываніе здсь сербовъ.

Итакъ, мы находимъ здсь слды пребыванія какого-то первобытнаго народа, можетъ-быть старыхъ иллировъ, затмъ — сербовъ, вытсненныхъ венеціянцами, а теперь на все это налегъ слой арнаутскій. Вся эта мстность, по народному сказанію, была когда-то покрыта густымъ лсомъ, въ которомъ водилось множество зврей всякаго рода: медвди, дикіе кабаны, олени и др., и на нихъ охотились знатные люди.

Часть лса сохраняется еще до настоящаго времени, но большая часть его истреблена и истребляется на дрова, которыя здсь же грузятся на мор и отвозятся въ безлсныя побережья Далмаціи и Италіи. Мстность внизу называется барла, что значитъ блыя нивы: это дйствительно роскошныя поля, принадлежащія ближнему селу Круче, здсь же имютъ свои участки нкоторые и изъ Ульцина. Черезъ нихъ и черезъ село идетъ дорога, когда-то вымощенная камнемъ, и сходится съ дорогой, идущей изъ Бара, подъ первымъ спускомъ съ Можура. Затмъ вы спускаетесь все ниже, переваливая черезъ косы, выбгающія отъ главнаго хребта и становящіяся поперекъ дороги. Мстами голый камень залегаетъ ровными плитами, которыя растреснулись на такіе правильные куски, что можно предположить тутъ участіе искусства человка, только громадность этихъ плитъ убждаетъ, что здсь работала не человческая рука, а стихійная сила.

Мстность эта не иметъ того величія, какъ въ окрестностяхъ Бара, но она не уступаетъ ей въ роскоши растительности и еще больше обработана. Она вся разбивается на мелкіе ландшафты, на которыхъ видна полная гармонія между природой и живущимъ среди нея человкомъ.

Другое село на пути — Ерюсе, что значитъ ‘голова’, потому что стоитъ во глав начинающейся отсюда долины, идущей вплоть до Ульцина. Немного дале эта же самая долина называется Братица. Это собственно названіе находящагося здсь поселенія, растянувшагося вдоль на цлый часъ, текущая же внизу рчка не иметъ никакого названія. По бокамъ ея невысокія горы Мали-барсъ (Блая гора) и Бодра (холмы), покрытыя мелкимъ лсомъ и кустарникомъ, среди котораго весело выглядываютъ блые дома, окруженные полями и селами. Оглянувшись назадъ на Можуръ, вы также видите сплошной лсъ и до половины его маслиновыя рощи, такъ что только самый верхъ его срою полосой рисуется по голубому фону неба, а сама рчка то растекается и тонкою струей журчитъ по мелкому каменнику, то, искуственно схваченная въ одинъ каналъ, идетъ высоко по косогору и съ высоты двухъ или трехъ саженъ съ гуломъ падаетъ черезъ трубу на мельничныя колеса, а потомъ несется дале, чтобы напоить лугъ или ниву.

При конц долина расширяется и соединяется съ равниной, идущей къ Бонн и въ морю, Блая-гора, идущая справа, также оканчивается и является безъ лса, совершенно оправдывая свое названіе, потому что тутъ во всей нагот является блый известнякъ, расщепленный на множество скалъ и разваливающійся на куски, которые завалили прижавшуюся къ гор дорогу.

И тутъ нсколько на возвышеньи, на голомъ камн, совершенно одиноко стоятъ дв церкви, какъ дв сироты: одна — старенькая, маленькая и низенькая настолько, что высокій человкъ можетъ достать рукой подъ крышу, стны срыя, небленыя, даже не совсмъ прямыя, маленькія окошечки высоко, подъ самой крышей, да и въ тхъ стекла выбиты, кругомъ лежатъ каменныя глыбы, замняющія могильныя плиты, заросшія татарникомъ и низкимъ кустарникомъ илекса съ колючимъ листомъ (видъ дуба), и два маслиничныя деревца, будущая доходная статья: это — православная церковь, другая — новая, еще не совсмъ отдланная и сравнительно довольно большая — католическая, и въ ней съ одной стороны также выбиты стекла. Это все магометанскіе мальчишки въ послднее время нарочно выбили стекла каменьями. Выгнанныя далеко изъ города, ткнутыя среди голыхъ скалъ, на голый камень, несчастныя церкви и тутъ не могли найти мира,— и тутъ подверглись поруганію и разоренію. Можетъ-быть говорятъ только на мальчишекъ, а сдлали это взрослые. Магометанскій ли законъ виноватъ въ этомъ, или вообще таковы нравы и обычаи его адептовъ? Отчего этого нтъ теперь, когда вмсто турецкаго паши завдуетъ Ульциномъ черногорскій воевода? Законъ магометанскій не подвергся ни малйшему нарушенію, нравы и обычаи также не могли сразу измниться, но только азіятъ выброшенъ за бортъ и его мсто занялъ европеецъ, и порядки измнились.

Ульциняне и весь Ульцинскій округъ, населенный одними арнаутами, магометанами и католиками, когда-то пугали всякаго своимъ самоволіемъ, нетерпимостью, убійствами и разбоями, а съ тхъ поръ, какъ вступили черногорцы, не было ни одного случая ни сопротивленія закону и власти, ни какого-нибудь нарушенія порядка, тогда какъ около, только черезъ границу, продолжается прежній безпорядокъ, воровство, убійство и вообще полное отсутствіе личной безопасности. Какими средствами достигаетъ этого Черногорія, мы скажемъ посл, а теперь поспшимъ войти въ городъ. Мы опишемъ его сначала такимъ, какимъ былъ принятъ отъ турокъ, и посл дадимъ то, что измнилось при черногорцахъ.

Ульцинъ, какъ улитка въ раковин, весь втянулся внутрь узкой, сквозной долины между моремъ и упомянутою выше равниной. Съ моря вы видите только его бухту съ однимъ рядомъ домовъ при кра ея подъ отвсными стнами, а большая часть домовъ скрывается за крпостью, которая стоитъ на высокой скал, составляющей одинъ изъ краевъ бухты, тогда какъ на противуположномъ краю ея, на высокомъ, тоже скалистомъ мысу, стоитъ одиноко большое зданіе, дворецъ бывшаго вали Скадарскаго Измаила-паши, который проводилъ здсь лто со своею красивой супругой мадьяркой. Вступая въ городъ съ дороги отъ Бара или Скадра, вы видите дома, разбросанные по низу и по горамъ съ обихъ сторонъ, перемшанные съ садами и потому совершенно скрывающіеся въ зелени, что придаетъ городу совершенно сельскій видъ. Если идете отъ Скадра, то прежде всего минуете цыганскій кварталъ: это до десятка или боле домовъ, передъ которыми кругомъ грязь, около нихъ копошатся грязныя, растрепанныя, въ лохмотьяхъ, женщины, и васъ обсыпаетъ толпа полунагихъ мальчишекъ съ назойливымъ требованіемъ подачки.

Затмъ вы видите съ одной стороны на возвышеніи большой красный домъ, постоянная квартира почетныхъ гостей, съ другой — мечеть съ минаретомъ, все пространство внизу занято кладбищемъ, на которомъ живописно рисуются нсколько надгробныхъ кіосковъ съ куполомъ и арками съ четырехъ сторонъ, а остальное — все стоячіе камни съ чалмами и фесами различныхъ формъ, смотря по тому, былъ ли умершій ходжа, хаджи (поклонникъ ко святымъ мстамъ), дервишъ или свтскій человкъ, и просто заостренные вверху надъ женщинами. Вступая внутрь города, вы прежде всего встрчаете цыганскія кузницы, дв корчмы, ханъ, дв-три мастерскія слесарей и котельщика, и наконецъ идетъ базаръ, состоящій изъ одной узкой улицы, по об стороны которой лавки съ разнымъ товаромъ, кое-гд между ними кофейная, цирюльня, одинъ сапожникъ, приготовляющій новую европейскую обувь, другой — изготовляющій единственно башмаки турецкіе и еще двое, занимающіеся только починкой старой обуви. По средин улицы, не шире 2—3 саженъ, идетъ канавка для стока дождевой воды. Мостовая неровная, какъ во всхъ турецкихъ городахъ. По улиц снуютъ дти: мальчики — одни разносятъ кофе по лавкамъ, другіе несутъ какую-нибудь покупку, двочки таскаютъ кувшины съ водой. У лавокъ покупщики и покупщицы. Въ базарный день передъ лавками прямо на улиц разсаживаются женщины изъ селъ съ своими произведеніями: зеленью разнаго сорта, табакомъ въ листахъ, сыромъ, молокомъ и т. п., и тогда положительно нужно протискиваться, а тутъ же того и смотри наступитъ на васъ лошадь, или хватитъ зубами мазга, нагруженная чмъ-нибудь.

При конц базара, по средин улицы, водопроводъ, покрытый сводомъ, и тутъ вчно толпятся люди: одни берутъ воду, другіе моютъ блье, третьи поятъ лошадей. Вода отсюда стекаетъ въ глубокій оврагъ, по одну сторону котораго находятся кофейная и пекарня, а по другую — мясная лавка и бойня. Послдняя просто лабазъ, открытый съ улицы, съ деревяннымъ поломъ, покатымъ къ оврагу: по немъ стекаетъ кровь и сваливаются внутренности. Текущая въ глубин оврага вода не въ состояніи уносить эти отбросы, и потому они тамъ гніютъ, заражая воздухъ зловоніемъ. Стая собакъ, голодныхъ и изувченныхъ, стоитъ мирно въ ожиданіи добычи, или терзаетъ выброшенныя кишки, а по временамъ поднимаетъ грызню между собою, если появится собака изъ чужой махалы (квартала). Вонъ здсь такая, что, проходя мимо, нужно затаить дыханіе, но и тогда,— я говорю безъ преувеличенья,— нсколько разъ меня чуть не смутило отъ этой вони и отвратительнаго вида.

А между тмъ какъ разъ vis—vis съ этой клоакой, на разстояніи какихъ-нибудь пяти саженъ, стоятъ дв наиболе посщаемыя кофейни. Передъ одной изъ нихъ, подъ раскидистымъ тутовымъ деревомъ, устроенъ особый досчатый помостъ, на которомъ въ лтнее время постители разсаживаются, поджавъ подъ себя ноги, и спокойно ведутъ бесду, попивая кофе и покуривая трубки на длинныхъ чубукахъ. Они такъ свыклись съ вонью, что не только не чувствуютъ ея, но она какъ будто служитъ приправой и дополненіемъ къ испытываемому ими удовольствію, которое они вкушаютъ, якобы, на вольномъ воздух.

Проходя но узкимъ улицамъ, гд идутъ жилые дома, нужно остерегаться, чтобы васъ не обдали нечистотами, такъ какъ въ каждомъ дом есть въ стн отверстіе изъ отхожаго мста, черезъ которое нечистоты текутъ прямо по стнк, и если вы не остережетесь издали, васъ какъ разъ окропятъ вонючими брызгами. Сообразивъ при этомъ, что улицы въ нкоторыхъ мстахъ не боле сажени въ ширину съ конавкой по средин, вы поймете всю опасность прохожденія по нимъ.

Когда здсь работаютъ маслобойни, на которыхъ выжимается масло изъ оливокъ, то съ этихъ дворовъ спускается остающаяся посл того черная жидкость съ запахомъ сильно протухлаго деревяннаго масла, которая, соединяясь въ канавкахъ съ другими нечистотами изъ дворовъ, дополняетъ общее зараженіе воздуха. Добавьте къ этому міазмы отъ разбросанныхъ всюду по городу кладбищъ, которыя воняютъ разлагающимися трупами, потому что ихъ зарываютъ на глубину аршина и не боле полутора, такъ что даже зимой я ощущалъ вонь, проходя мимо свжихъ могилъ, и видлъ, какъ куры копаются въ нихъ, доставая оттуда червей, повидимому, выползающихъ изъ гніющаго трупа.

О благообразіи здсь конечно не можетъ быть и рчи, хотя и есть стремленіе къ тому.

Здсь, какъ и въ Бар, вс дома венеціанской постройки, передланные новыми ихъ хозяевами на свой ладъ. Двери въ улицу, иногда съ высокими крыльцами, задланы, также какъ и окна въ нижнихъ этажахъ, а окна вверху постоянно закрыты мелкою деревянною ршеткой. Поэтому дома смотрятъ какъ бы поворотившимися спиной къ людямъ. Но въ то же время снаружи домъ расписывается различными красками и украшается надписями. Одинъ богачъ, наприм., вздумалъ построить домъ на славу, и построилъ такой, что всякій имъ любуется. Домъ этотъ занимаетъ довольно высокое мсто, съ трехъ сторонъ выходитъ на улицу, а съ четвертой примыкаетъ къ саду, онъ въ два высокихъ этажа съ черепичною крышей, въ длину саженъ 15, а ширина не одинаковая. Узкая стна, выходящая на площадь, покрыта узорами, выведенными синей и красною краской, а по средин ихъ красуется крупная надпись, гласящая: ‘Машалла!’ (т. е. ‘да не сглазитъ никто’). Окна не со всхъ сторонъ и расположены безъ симметріи, высоко подъ навсомъ крыши и, конечно, заставлены ршеткой. Входъ, какъ обычно, черезъ дворъ, изъ котораго вы сначала входите въ темный подвалъ, а изъ него уже по дрянной деревянной лсенк поднимаетесь въ жилое помщеніе, гд прежде всего вступаете въ темный корридоръ, изъ котораго ведутъ двери въ различныя комнаты, расположенныя также безъ симметріи.

Скрывая, сколько возможно, свою семейную жизнь отъ глазъ свта, магометанинъ всю заботу полагаетъ на внутреннее устройство дома: тутъ у него во двор всегда найдется нсколько фруктовыхъ деревьевъ и цвтничокъ, въ которомъ непремнно есть кусты розъ, лтнихъ и зимнихъ, нарцисы и гіацинты, вдоль всей внутренней стны — врытая галлерея, гд онъ любитъ проводить время въ кругу своихъ, тутъ же къ дому прилегаетъ цлый садъ, въ которомъ, кром фруктовыхъ деревьевъ, нсколько маслинъ, различная зелень и овощи, а иногда посяна и кукуруза. Всякій магометанскій домъ иметъ при себ значительное количество земли сверхъ того, что имется вн города, въ пол.

Снаружи дома кажутся довольно большими, но внутри представляютъ тсныя клтки, приспособленныя именно къ магометанскому образу жизни, чтобы можно было только сидть, поджавши подъ себя ноги, и лежать. При всемъ томъ у нихъ нтъ никакой комнатной мебели, нтъ ни столовъ, ни стульевъ, ни скамеекъ, даже простора въ самой большой пріемной комнат весьма мало. Кругомъ всей комнаты идутъ миндеры, помостъ вышиною отъ пола на четверть аршина и шириною въ аршинъ, покрытый шерстяными матрацами и коврами, съ продолговатыми подушками по стн, подъ потолкомъ полки, на которыхъ для украшенія размщена различная посуда, а со входа значительная часть занята перегородкой, за которой помщаются постели, подушки и т. п. вещи, требующіяся ночью и скрываемыя на день, а надъ нею нчто врод галлереи, куда тоже сваливаются различныя вещи, чаще же всего не занято ничмъ, какъ будто въ театр галлерея для зрителей, она сдлана единственно ради нижняго помщенія. А между тмъ на нее тратится не мало работы: она раздлена колоннами и арками съ ршетками вверху, и все это — рзное, иногда лакированное. Потолокъ изъ мелкихъ дощечекъ съ шести-восьмиугольникомъ по средин, въ которомъ стороны къ центру постепенно съуживаются, и онъ также рзной и лакированный или раскрашенный разными красками.

Любятъ они очень, такъ-называемыя, это — выступы надъ нижнемъ этажомъ врод балкона со множествомъ оконъ съ трехъ сторонъ, какъ въ фонар. Одинъ устроилъ такимъ образомъ большую пріемную комнату, подперевъ ее съ двухъ угловъ деревянными столбами, которые своимъ необдланнымъ видомъ вмст со стоящею на нихъ постройкой совершенно портятъ широкую террасу изъ массивныхъ каменныхъ плитъ, въ которую они упираются. Однажды лошадь, привязанная къ одному изъ столбовъ, испугавшись чего-то, рванулась и сдвинула его съ мста, еслибы не случилось тутъ людей, она вырвала бы его совсмъ, и все зданіе повалилось бы. Но паденье было предупреждено, столбъ вдвинули на его прежнее мсто и въ дом зажили по-старому.

Ни объ удобств, ни о красот здсь не имютъ никакого понятія, а чистота совершенно не входитъ и въ помыслы здшнихъ жителей. При этомъ не могу не вспомнить Сараева, гд въ грязной обуви совстно пройти даже по двору, который чище, чмъ у здшнихъ людей въ комнат, а войдите внутрь дома: ни пылинки нигд, кругомъ все сіяетъ отъ чистоты, все тамъ приспособлено и умстно, войдя въ домъ, можно подумать, что находишься гд-нибудь въ средин Европы, у чистоплотнаго и экономнаго нмца.

Общій видъ города довольно веселый. Жилыхъ домовъ въ самомъ низу немного, большая же часть расположена съ обихъ сторонъ долины по горахъ, откуда всегда открывается прекрасный широкій видъ на море или на Бонну. Есть домики съ большими окнами и снаружи совсмъ похожіе на европейскіе, а въ то же время вы встрчаете внизу и иного развалинъ. Прежде городъ былъ расположенъ высоко по горамъ, гд нтъ недостатка въ растительности и откуда видъ еще прелестне и шире, но теперь тамъ все опустло. Близъ двухсотъ домовъ представляютъ изъ себя развалины, которыя постепенно разсыпаются, и только плющъ, устилая голыя стны своимъ густымъ зеленымъ покровомъ, скрываетъ ихъ безобразіе. Всюду, на самую высоту, была когда-то проведена вода, теперь же вы видите то умолкнувшій фонтанъ, то глиняную трубу, по которой шла вода. Внутри града вс почти дома въ три и четыре этажа и сохранили вполн свою прежнюю форму. Немногіе изъ нихъ заняты современными жителями, которые живутъ обыкновенно только въ одной части дома, оставляя другую часть пустою. Въ нкоторыя, видимо, турки никогда и не входили, въ нихъ остались изящные лпные карнизы и украшенные рзьбой порталы, высокія каменныя крыльца. Есть одно зданіе, которое когда-то представляло палаццо какого-нибудь духовнаго сановника, судя по надписи: I. H. S., и тутъ же была церковь. Здшній градъ былъ больше Барскаго и въ послднее время не подвергался разрушенію, онъ разрушался постепенно. Въ первый разъ онъ былъ разгромленъ турками, когда они приняли его изъ рукъ венеціянцевъ. Это было въ 1571 году. Городъ тогда сдался на капитуляцію и турки общали выпустить гарнизонъ и жителей и дать послднимъ возможность унести свое имущество. Но едва только впустили турокъ, они зажгли со всхъ концовъ городъ и кинулись рзать гарнизонъ и жителей и грабить имущество. Изъ гарнизона, состоявшаго изъ итальянцевъ и французовъ, спаслись только 12 человкъ съ начальникомъ Сарра Мартиненго: они успли пробить себ дорогу, вскочить въ лодку и уплыть, а жители погибли вс до единаго, остались, можетъ-быть, только молодыя женщины и дти, которыя конечно обращены въ магометанство. Затмъ онъ подвергался бомбардированію раза два со стороны венеціянцевъ, которые пытались его воротить. Городъ, конечно, былъ потомъ возобновленъ новыми поселенцами, но внутри крпости большая часть домовъ лежитъ въ развалинахъ. Тамъ теперь есть цлыя улицы, представляющія изъ себя груды мусора и всякихъ нечистотъ, а по краямъ только куски стнъ. Турки возобновили одни укрпленія, устроивъ бойницы и бастіоны. Смотря на массу пустырей и развалинъ, приходишь къ заключенію, что въ первоначальномъ вид Ельцинъ никогда посл венеціянцевъ не возобновлялся. Но затмъ видишь всюду слды позднйшаго опустошеніи домовъ безъ всякаго поврежденія извн. Народное преданіе приписываетъ это чум, которая поморила всхъ, жившихъ на возвышенныхъ мстахъ, не коснувшись низа. Это объясненіе однако не иметъ никакого вроятія, потому что противно обычному явленію, такъ какъ болзнь всегда дйствуетъ сильне въ мстахъ низкихъ, особенно если тамъ нтъ заботы о чистот, какъ это и существуетъ во всхъ турецкихъ городахъ. Видимо, что городъ какъ упалъ, такъ и не поднимается на прежнюю высоту. Но и въ турецкій періодъ ульцинянъ постигъ кризисъ: упадокъ ихъ торговли, вслдствіе усиленія пароходства, такъ какъ все ихъ благосостояніе заключалось въ парусномъ флот, который всюду долженъ былъ уступить преимуществу пара. Этому кризису подверглись вс приморскіе города на Адріатик, особенно Бокка и южное Приморье. Въ Пераст (въ Бокк) чуть ли не половина домовъ стоитъ пустая, потому что перастяне жили исключительно мореплаваніемъ.

Какъ бы то ни было, при первомъ же осмотр города вы замчаете, что онъ упадаетъ и въ немъ нтъ задатковъ жизни. Да и создавали ли что-нибудь турки? Способны ли они вдохнуть жизнь? Они всюду только рушатъ и убиваютъ жизнь, эксплуатируя только то, что досталось имъ въ наслдство отъ прежняго культурнаго народа. Здсь вполн оправдывается турецкая поговорка, произносимая съ гордостью правоврнымъ: ‘Куда только ступилъ конь султана, тамъ и травы больше не растетъ’.

Что сталось съ первыми поселенцами Ульцина по занятіи его турками, мы не знаемъ, но теперь здсь вс — арнауты, за исключеніемъ двоихъ или троихъ беговъ изъ Герцеговины. Когда и какъ произошло это заселеніе арнаутами, также неизвстно, и напрасно вы будете спрашивать о томъ мстныхъ жителей, для которыхъ исторія какъ будто не существуетъ. Кром темныхъ догадокъ о своемъ происхожденіи изъ той или другой мстности Албаніи, они не имютъ никакихъ фамильныхъ преданій, многіе же въ своей наивности считаютъ себя туземцами испоконъ вка. При всемъ томъ, какъ бы по преданію отъ венеціанцевъ, и они длаются моряками. Сначала, говорятъ, они были морскими разбойниками и опустошали берега Италіи и Далмаціи, грабя и унося съ собою награбленныя богатства и уводя плнниковъ и плнницъ, которыхъ оставляли у себя или продавали въ рабство. Но съ тхъ поръ, какъ въ водахъ Средиземнаго моря появились военные крейсеры, разбои кончились и изъ разбойниковъ образовались отличные моряки. Въ турецкомъ флот они всегда считались лучшими капитанами, а нкоторые были и адмиралами флота. Собственный ихъ торговый флотъ одно время достигалъ значительной цифры — до 880 судовъ, но свидтельству Экара, до 1860 г. бывшаго французскимъ консуловъ въ Скадр, а австрійскій консулъ Ганъ еще раньше его обращалъ вниманіе своего правительства на опасность для Австріи отъ постоянно возрастающей конкуренціи ульцинскаго флота. Опасность эта миновалась съ усиленіемъ пароходства, а усиленіе ‘Австрійскаго Лойда’, пользующагося громадною казенною субсидіей и разными привилегіями, окончательно убило какъ ульцинское, такъ и все частное мореплаваніе Далмаціи, Бокки и Приморья. Ульцинскій флотъ страдалъ нсколько разъ то отъ греческихъ карсаровъ, во время войны грековъ за освобожденіе, то отъ собственнаго правительства, которое два раза жгло ихъ суда, а въ послднее время не выплачиваетъ имъ до полумилліона гульденовъ за оказанныя услуги во время войны. Было время, когда они плавали не только по всему Средиземному морю и Архипелагу, касаясь береговъ Азіи, Африки, Франціи и Испаніи, но бывали даже въ Англіи, многіе бывали въ Одесс и Таганрог, но теперь они ограничиваются только близкими къ нимъ портами и занимаются доставкой товаровъ преимущественно для собственнаго города и Скадра. Въ настоящее время они имютъ до 120 судовъ большого размра и до 60 мелкихъ, которыя занимаются только каботажемъ. Такое уменьшеніе произошло отъ возрастающей съ каждымъ годомъ конкуренціи, а съ другой — отъ недостатка пристани. Представьте себ, что зимой, когда плаваніе пріостанавливается вслдствіе свирпствующихъ здсь бурь, они должны на все то время укрываться по чужимъ пристанямъ или съ трудомъ подниматься вверхъ по Боян, тогда какъ возл имютъ отличную природную бухту Вальданосъ (Val-di-noce). Черногорскому правительству предстоитъ непремнно устроить тамъ портъ или дождаться окончательнаго уничтоженія ульцинскаго флота, тмъ боле, что Турція при помощи Австріи можетъ устроить портъ въ Санджіовано-ди-Медуа, который находится недалеко отъ Бояны и въ одинаковомъ почти съ Ульциномъ разстояніи отъ Скадра.

Кстати здсь сказать нсколько словъ о постройк судовъ и о способ управленія ими. Ульциняне сами строятъ свои суда и, по отзывалъ знатоковъ, суда ихъ постройки отличаются какъ хорошимъ ходомъ, такъ и прочностью. Объ этомъ можно судить и по ихъ столярамъ, которые нисколько не уступаютъ такъ-называемымъ маранзунамъ, лучшимъ мастерамъ въ этихъ краяхъ, обыкновенно изъ Италіи. Къ сожалнію, лса по близости вовсе нтъ, а въ боле отдаленныхъ мстахъ, какъ Мрковичи, откуда прежде получался лсъ, его становится мало, и они должны привозить его моремъ изъ-за Драча въ Мирдитахъ, гд въ настоящее время турецкое правительство длаетъ имъ большія затрудненія. Въ этомъ отношеніи Черногорія могла бы помочь длу, доставляя лсъ съ своихъ горъ съ Норачи, сплавляя его тою же ркой, Скадарскимъ озеромъ и Бояной.

Чего ни коснись, все нужно еще устроить, а безъ того, конечно, ничего не будетъ, и Ульцинъ съ его маленькимъ флотомъ пропадетъ совсмъ. На 180 судовъ здсь хозяевъ гораздо больше, потому что всякое судно строится компаніей изъ трехъ-четырехъ человкъ и боле на паяхъ, но оно записывается на имя одного хозяина — капитана, хотя бы онъ имлъ только одинъ пай, а другіе — десять. Приходъ длится по паямъ, а капитанъ сверхъ того получаетъ свое содержаніе, которое опредляется собраніемъ пайщиковъ. И ничего не длается безъ обсужденія на собраніи, причемъ распредлены должности: кто завдуетъ кассой, кто постройкой, а одинъ — нчто врод предсдателя компаніи. Такой способъ веденія дла обусловливается конечно прежде всего отсутствіемъ большихъ капиталовъ, поэтому въ нихъ участвуетъ много пайщиковъ изъ Скадра, Драча и другихъ торговыхъ городовъ Албаніи, есть и итальянцы. Но въ то же время тутъ имется въ виду и другое обстоятельство: это — облегченіе потери, если судно погибнетъ или пострадаетъ. Вс почти имютъ паи въ различныхъ судахъ съ тмъ разсчетомъ, что если потерпитъ на одномъ, то останется что-нибудь въ другомъ и третьемъ. И тмъ уравновшивается и вообще торговое счастье: убытокъ одного можетъ покрыться прибылью на другихъ. Сложилось даже поврье, что гд больше паевъ, тамъ больше и счастья.

Есть тамъ капитанъ Беддюли — человкъ самый богатый въ Ульцин: нтъ, кажется, судна, въ которомъ онъ не имлъ бы пая, а между тмъ въ своихъ собственныхъ онъ иметъ также пайщиковъ. О немъ стоитъ сказать, потому что онъ представляетъ въ своемъ род типъ. Этотъ капитанъ нажилъ богатство чисто торговлей, знаніемъ морского и торговаго дла, и, какъ говорятъ, необыкновеннымъ счастьемъ. Но онъ былъ чрезвычайно великодушенъ по отношенію къ своимъ служащимъ: всякому онъ давалъ денегъ для покупки товара, когда на судн оставалось мсто, а не пользовался этимъ самъ, и всякій отъ него поживился. Это конечно привлекало къ нему лучшихъ людей, которые и служили ему врой и правдой. Если кто терплъ убытокъ, онъ не требовалъ возврата денегъ, покуда тотъ не поправитъ своихъ длъ, а иногда и совсмъ прощалъ. У него былъ отецъ, человкъ чрезвычайно скупой и жившій крайне просто, поэтому онъ никогда не хотлъ быть дома и всю свою молодость провелъ въ мор, когда же отецъ умеръ, онъ воротился и тотчасъ же выстроилъ новый большой домъ, который наполнилъ всевозможными европейскими предметами и открылъ его для друзей и знакомыхъ. Ему за 40 лтъ и онъ иметъ сына, который вмсто него ходитъ капитаномъ въ море, а зиму всю проводитъ дома, гд у него есть уже жена и ребенокъ.

Беддюли даетъ денегъ взаймы не только своимъ служащимъ, но и постороннимъ, причемъ избгаетъ всякихъ формальностей. Обмана въ этомъ случа конечно никогда не бываетъ, потому что онъ даетъ только людямъ, которыхъ хорошо знаетъ. Но, пользуясь его добротой, являются къ нему иногда люди совершенно не заслуживающіе доврія и — обманываютъ. Тогда онъ объявляетъ, что такому-то никогда больше не повритъ ни на бешлыкъ (турецкая монета въ 50 крейцеровъ), а требовать по суду никогда не будетъ, потому что поставилъ себ задачей никогда не имть дла ни съ какимъ судомъ, и не иметъ. Одно время онъ самъ былъ членомъ суда, но, увидвши, какъ люди ссорятся между собой и безсовстно поступаютъ другъ противъ друга, вышелъ въ отставку. Онъ не отказывается только отъ одного суда — капитанскаго, который собирается для обсужденія длъ, касающихся мореплаванія. Это — учрежденіе, которое вообще регулируетъ и контролируетъ жизнь и дятельность корпорацій капитановъ: оно блюдетъ интересы своей корпораціи и потому, заботясь о чести ея, отнимаетъ капитанство у всякаго, кто скомпрометируетъ себя за границей, и потому вс ульцинскіе капитаны пользуются тамъ полнымъ довріемъ, оно же изыскиваетъ средства помочь пострадавшему. Я былъ свидтелемъ одного дла, которое показало мн, какъ они дорожатъ своею честью.

Одинъ капитанъ доставлялъ соль изъ Бара въ Ульцинъ. Черногорскій чиновникъ при соли нашелъ недостатокъ, въ которомъ, какъ посл убдились, виноватъ былъ самъ, потому что просто не умлъ мрить децималомъ. Капитаны не допустили этого дла до суда, не разсмотрвши его впередъ въ своемъ собраніи.

И собраніе заявило воевод такое ршеніе: за честность капитана они ручаются вс и потому съ его стороны обмана никакого быть не можетъ, честь капитана — честь ихъ всхъ, и они будутъ ее защищать передъ высшимъ судомъ и передъ княземъ, вс условія съ его стороны были соблюдены въ точности, тогда какъ со стороны чиновника сдлано много упущеній. Но они не хотятъ зла и чиновнику, котораго также считаютъ за честнаго человка, потому пусть воевода укажетъ имъ, что бы они могли сдлать въ облегченіе этому послднему. Со стороны воеводы также была вполн признана справедливость капитана, который посл этого принялъ на себя половину недостатка въ облегченіе чиновнику, чтобы дло не шло въ судъ.

Не могу судить, насколько этотъ корпоративный духъ могъ подйствовать вообще на развитіе этихъ людей, знаю только, что въ сред ихъ никакъ не могъ развиться духъ узурпаторства, даже по отношенію къ христіанамъ съ ихъ стороны не допускалось тхъ злоупотребленій, которыя допускались въ другихъ мстахъ, наприм.— въ Бар и Скадр. Извстно, что вс магометане дйствуютъ сообща чрезвычайно дружно, но въ этомъ всегда видно вліяніе ходжей и слпое послушаніе имъ, какъ уставщикамъ вры и закона. Здсь, напротивъ, ходжи не имютъ того значенія и ульциняне всегда дйствовали независимо отъ нихъ, вслдствіе ршеній своей собственной свтской корпораціи, которая всегда руководится практическими соображеніями, а не слпымъ фанатизмомъ. Духъ независимости всегда выражается однако у нихъ не отрицаніемъ власти султана, а только устраненіемъ вмшательства чиновниковъ въ ихъ внутреннія дла, которыя велись такъ, чтобы не было и повода имъ вмшиваться. Съ одной стороны постоянное плаваніе по морямъ, привычка не бояться ничего, кром своихъ беговъ, моря и втра, развили въ нихъ духъ свободы и независимости, которымъ вообще отличаются приморскіе жители, съ другой — необходимость искать средствъ къ жизни вн предловъ своего отечества сдлали ихъ космополитами, и имъ всегда было мало дла до того, что происходило въ Албаніи. Таковъ былъ Улыцинъ всегда, таковы были и другіе приморскіе города, когда были населены сербами и принадлежали Сербскому государству. Ульциняне никогда не были открытыми противниками власти, потому въ пятидесятыхъ годахъ, когда султанъ долженъ былъ послать пашу съ войскомъ, чтобы привести въ покорность беговъ Босніи и Герцеговины и то же самое было въ Скадр и Бар,— Ульцина не коснулась эта военная экзекуція.

Во время послдней войны Турціи съ Черногоріей ульциняне помогали своему правительству судами, подвозя войска и различный провіантъ, и вмст съ другими защищались противъ черногорцевъ, но большого воодушевленія въ нихъ не было, и какъ скоро они увидли, что вс шансы на сторон черногорцевъ, они сдались и живутъ съ черногорцами весьма дружелюбно. Въ послдній разъ ульциняне сопротивлялись занятію ихъ города черногорцами единственно подъ давленіемъ турецкаго правительства и албанской лиги, которыя ихъ грозили военною силой, но какъ скоро эти два рычага были сломаны, они приняли черногорцевъ, какъ старыхъ друзей. При приход черногорскихъ войскъ для занятія Ульцина, жители его — женщины и дти — за городомъ преспокойно занимались подбираніемъ маслинъ, а въ самомъ город вс лавки были отворены, и торговля шла обычнымъ порядкомъ, какъ будто не произошло никакой перемны. Купцы зазывали своихъ старыхъ знакомыхъ въ лавки и угощали кофе, дти наперерывъ таскали воду и предлагали папиросы. Съ перваго же шага установились добрыя отношенія, которыя съ тхъ поръ не нарушались ни однимъ произшествіемъ, и ни въ комъ не замтно даже тни сожалнія о прошломъ.

Сравнивая ульцинянъ съ другими магометанами, нельзя не признать ихъ боле развитыми. въ этомъ отношеніи конечно имло вліяніе ихъ постепенное сношеніе съ другими европейскими народами и спеціально торговый характеръ. Правда, они жили чрезвычайно замкнуто и къ нимъ заглядывалъ рдкій европеецъ, боясь за личную безопасность. въ этомъ случа они охраняли свои торговые интересы, боясь конкуренціи, поэтому они не охотно допускали къ себ и католиковъ, торговцевъ изъ Скадра, съ которыми имли постоянныя дла и отъ которыхъ зависли, такъ какъ въ ихъ рукахъ находятся капиталы и торговля. Однажды они убили каваса англійскаго консула и тмъ еще больше поддержали славу о своей дикости. Но это было вызвано самимъ кавасомъ, который, покупая что-то у женщины, не хотлъ заплатить, что она требовала, обругалъ ее, прибилъ мальчика и ушелъ. Честь женщины и дтей для нихъ святыня, а поступокъ каваса сверхъ того былъ преувеличенъ, тогда они пошли и убили, но, по ошибк, другого каваса, а тотъ скрылся. Произшествіе это тогда надлало большого шуму, и многіе изъ ульцинянъ за то жестоко поплатились: но съ тхъ поръ и ульциняне стали еще боле бояться и не любить европейцевъ. Имъ крайне тяжело было терпть въ своей сред турецкихъ офицеровъ, потому что они вносили развратъ въ ихъ жизнь, какъ общественную, такъ и семейную. Тогда, говорятъ, женщины ихъ совершенно не показывались на улицы. А между тмъ при черногорцахъ они смло ходятъ по улицамъ и не боятся даже припоздать вечеромъ. Сколько разъ я видлъ, какъ женщины поздно вечеромъ моютъ блье, причемъ имъ нтъ необходимости скрывать лицо, какъ днемъ.

Женщины, въ противуположность мужчинамъ, чрезвычайно фанатичны. Проходя по улиц, он сверхъ покрывала закутываются въ тяжелые косматые плащи, врод бурки съ капюшономъ, и, встрчаясь съ вами, поворачиваются задомъ и обращаются лицомъ въ стн, двочкамъ внушаютъ, что всякое прикосновеніе неврнаго оскверняетъ такъ, что посл нужно просить разршеніе ходжи, поэтому он, вертясь и ласкаясь около васъ, съ крикомъ и плачемъ убгаютъ прочь, если вы только покуситесь погладить по голов. Мальчикамъ матери обыкновенно навязываютъ различные амулеты, предохраняющіе ихъ отъ глаза и нечистаго духа, и по вступленіи черногорцевъ ихъ навязано больше обыкновеннаго. Если вы случайно увидите женщину безъ покрывала, во время перехода черезъ дворъ или черезъ улицу, что случается нердко, она вскрикнетъ и припадетъ къ земл, какъ будто съ ней дйствительно сдлалось что-нибудь ужасное.

Время и привычка однако взяли свое, и подъ конецъ наши отношенія стали измняться къ лучшему. Отъ простого черногорца, если онъ говоритъ по-арнаутски, он уже не бгутъ и не кроются, когда онъ входитъ въ домъ по надобности. Мн также приводилось входить въ домъ въ качеств врача (за отсутствіемъ врача дйствительнаго), и женщины не крылись передо мной. Иногда он явно посылали воевод букеты цвтовъ и охотно исполняли порученіе изготовить какое-нибудь турецкое кушанье, какъ, наприм., сладкую питу (родъ торта), въ чехъ он очень искусны.

Эти отношенія, надобно замтить, вполн заслужены черногорцами — ихъ до высшей степени доходящимъ уваженіемъ мстныхъ обычаевъ. Какъ неизмримо выше стоить въ этомъ отношеніи черногорецъ передъ австрійцами, нахальное поведеніе которыхъ мн привелось видть въ Босніи посл оккупаціи!

Что бы мы ни говорили объ ульцинянахъ, какъ особенномъ тип, сложившемся подъ вліяніемъ чисто мстныхъ, такъ-сказать случайныхъ, обстоятельствъ,— какъ бы они ни были изолированы отъ остальныхъ арнаутъ, какова бы ни была разобщенность ихъ интересовъ,— въ тип ихъ оказывается ихъ національный характеръ, а національный индифферентизмъ, на который мы указали, какъ на результатъ ихъ странствованій по свту, составляетъ въ то же время національную черту всхъ арнаутъ.

Во время послдней войны Черногоріи съ Турціей, въ черногорскій лагерь не разъ приходили толпы арнаутъ съ ихъ главарями съ предложеніемъ своихъ услугъ. Представители племенъ шали и шоши еще до войны приходили къ черногорскому князю, чтобъ онъ помирилъ ихъ, и посл того были при мн въ Цетиньи съ заявленіемъ, что они хотятъ быть его поданными и готовы помочь ему противъ хотъ и грудъ, или противъ гусиньскаго Алибега, и дйствительно бились на границ съ тми и другими.

Это становится естественнымъ, когда вникнешь ближе въ ихъ жизнь. Вся жизнь ихъ сосредоточивается въ племени, и между отдльными племенами нтъ связи, которая основывалась бы на сознаніи общей народности. Эта идея имъ совершенно чужда, и вс усилія создать ее со стороны пропагандистовъ Австріи, Италіи и турецкихъ чиновниковъ, которымъ она нужна была для ихъ собственныхъ цлей, оказались напрасными. Арнаутъ вообще легко поднять на оружіе: дайте только средства и укажите цль, на кого нужно ударить, а во имя чего биться — имъ все равно. Нужно только задть ихъ честь и юначество, и они готовы сейчасъ. Пользуясь этимъ, Турція и Австрія сильно возбудили ихъ противъ Черногоріи, но національной вражды противъ черногорцевъ они не имютъ нисколько,— имъ нужно показать только свое превосходство въ сил и юначеств. У нихъ даже нтъ собственнаго слова для понятія ‘народъ’, они говорятъ: millet или popul, заимствуя первое слово изъ турецкаго языка, а второе — изъ латинскаго. Да и весь языкъ ихъ и національность составляютъ такой конгломератъ, что трудно отдлить коренной элементъ отъ чужихъ примсей и наслоеній. Но если онъ сохранился до сихъ поръ, пройдя длинный рядъ столтій, сквозь столько разнообразныхъ культурныхъ вліяній и такихъ радикальныхъ переворотовъ, былъ свидтелемъ возникновенія и паденія двухъ великихъ имперій и нсколькихъ государствъ меньшаго значенія, то онъ долженъ задержаться и, отнын начавъ свое развитіе, открыть новую эпоху въ своей темной до сихъ поръ исторіи.

Посл этой общей характеристики ульцинянъ, какъ національной единицы, мы должны приступить къ ихъ внутренней жизни, гд на первомъ план стоятъ семейныя отношенія.

Замкнутость семейной жизни магометанъ не даетъ возможности постороннему временному наблюдателю узнать ихъ вполн, во всхъ подробностяхъ. Но, говоря вообще, можно предполагать, что эти отношенія должны быть мягки и раціональны. Въ томъ убждаетъ насъ отсутствіе многоженства и чрезвычайно нжныя отношенія въ дтямъ. Заботливость матерей видна въ томъ, что дти ихъ всегда одты чисто, съ нкоторою даже изысканностью, и держатся свободно. Со стороны отцовъ мн ни разу не случалось видть грубаго обращенія съ дтьми не только со своими, но и съ чужими, съ мальчиками они часто ходятъ на базаръ, водя ихъ, какъ помощниковъ своихъ, нердко увидите, что отецъ ведетъ совсмъ маленькаго сына за руку, чтобы только доставить ему удовольствіе. Какъ ни много тамъ дтей, вы никогда почти не услышите дтскаго плача ни на улиц, ни въ дом. Это мн особенно припоминается теперь, сидя въ Цетиньи, гд я, не выходя изъ квартиры, каждый день съ утра до ночи принужденъ слушать со всхъ сторонъ, съ улицы и изъ ближнихъ домовъ, неумолкаемый ревъ дтей то отъ родительскихъ шлепковъ, то вслдствіе драки между собой, то отъ капризовъ.

Говорятъ,— и это можно видть по нкоторымъ вншнимъ фактамъ,— что у ульцинянъ въ семь скоре мужъ подчиненъ жен, чмъ жена мужу. Супружеская врность, по общимъ отзывамъ, нигд не соблюдается такъ строго, какъ здсь, и скитанье моряковъ по свту не только не развращаетъ ихъ въ этомъ смысл, но, напротивъ, какъ будто еще усиливаетъ супружескія привязанности. Надобно замтить, что браки здсь рдко основываются на разсчет, да никто и не можетъ разсчитывать помочь себ приданымъ жены и жениными связями, такъ какъ приданое это состоитъ только въ одежд и другихъ домашнихъ предметахъ, а не въ деньгахъ или имньи другого рода, и отношенія всхъ между собою равны. Здсь смотрятъ только на тлесное совершенство и на нравственныя качества двушки, причемъ отчасти принимается въ соображеніе и семья, которая ее воспитала. Строгаго затворничества здсь нтъ, да и кром того двушки затворяются лтъ съ 14, какъ разъ въ томъ возраст, когда пора выходить замужъ. Мужчины также рано вступаютъ въ бракъ, и вы нердко встртите отца съ сыномъ, которыхъ скоре можно принять за братьевъ. Ульцинъ славится красотой своихъ женщинъ, поэтому есть пословица: ‘Призренскія яблоки, скадарскіе парни, ульцнискія двушки’,— хотя, правду сказать, скадарскіе парни больше прельщаютъ своимъ франтовствомъ, чмъ истинною красотой, ульцинскій типъ у мужчинъ также весьма красивый.

Говоря, что здсь нтъ многоженства, мы не исключаемъ абсолютно его существованія: оно существуетъ по праву и по закону, но практикуется рдко. Есть, напримръ, одинъ дряхлый старикъ, о лтахъ котораго нечего и спрашивать, стоитъ только взглянуть на него: это — еле живой скелетъ, весь расшатавшійся не отъ какой-нибудь болзни, а отъ общаго разслабленія, у него не дйствуютъ уже ни руки, ни ноги, и потому онъ только сидитъ и лежитъ, а между тмъ два года назадъ, сверхъ двухъ имющихся женъ, онъ взялъ себ еще четырнадцатилтнюю двочку, чтобъ, какъ онъ самъ выражается, ‘подмолодиться около нея’. Но это единственный примръ въ цломъ Ульцин, и всякій его осуждаетъ.

Противъ строгаго затворничества женщинъ, какъ я замтилъ выше, говоритъ то, что он безпрестанно ходятъ по улицамъ — то въ гости, то въ лавки для покупокъ. Въ домахъ также нтъ строгаго раздленія половъ. Сколько разъ намъ приводилось слушать черезъ затворенныя окна домашнее веселье, въ которомъ ясно можно было разобрать смшеніе женскихъ голосовъ съ мужскими въ развязномъ говор, смх и пніи. Можно было иногда подмтить, что тамъ идутъ какія-то общія игры, нчто врод домашнихъ представленій, и пляска. О послдней можно судить по виднной мною пляск двочекъ. Это не простая, безъискуственная пляска дтей, а скоре танецъ баядерокъ со страстными тлодвиженіями и мимикой. Видно, что ихъ учатъ дома танцамъ и что эти танцы практикуются тамъ и взрослыми.

Первоначальное воспитаніе дтей совершается, конечно, дома, подъ непосредственнымъ вліяніемъ матери. Затмъ лтъ съ 7 или 8, а иногда и раньше, дти обоихъ половъ идутъ въ мейтепъ, школу при мечети. Ученіе тамъ извстно: сидя на колнахъ, ученикъ смотритъ на листокъ, по которому водитъ указкой ходжа или старшій изъ учениковъ, и повторяетъ за нимъ, покачиваясь впередъ и назадъ, каждую строчку или фразу множество разъ, пока не будетъ знать на память и не будетъ угадывать по начертанію. Вс кричатъ въ одно время. Не раньше, какъ посл года или двухъ, начинаютъ учиться чтенію, т. е. разбирать каждое слово и отдльные звуки, и это идетъ вмст съ письмомъ. Большинство однако останавливается на первой ступени, двочки же никогда ея не переходятъ, и тогда вся наука оканчивается заучиваніемъ молитвъ и мудрыхъ изреченій, въ чемъ заключается вся магометанская мораль, которая у мужчинъ со временемъ вывтривается отъ столкновенія съ людьми изъ другого міра, тогда какъ у женщинъ она остается на всю жизнь единымъ руководящихъ правиломъ. Въ три года мальчикъ можетъ научиться кое-какъ читать и писать по-турецки и немного понимать, но для усовершенствованія въ язык они занимаются у ходжей отдльно. Иные остаются, чтобы приготовиться въ ходжи, причемъ, конечно, главную задачу составляетъ заучиваніе Корана наизусть. Если онъ можетъ на память читать и пть все, что требуется въ мечети, онъ длается, что значитъ ученый.

Курсъ этотъ можетъ продолжаться 6—7 лтъ и боле. Иной приготовляется быть только муэззиномъ, назначеніе котораго нсколько разъ въ день кричать съ минарета извстное призваніе. Нкоторые длаются ходжами, но не практикуютъ своихъ обязанностей, а пользуются только почотомъ ученаго, мудраго и знатока турецкаго языка. Послднее для нихъ иметъ значеніе, потому что, начиная съ Александріи, куда они ходятъ, по берегамъ Африки везд употребляется турецкій языкъ. Практическимъ путемъ капитаны выучиваются кое-какъ говорить по-итальянски, но ни одинъ изъ нихъ не уметъ ни читать, ни писать, между тмъ какъ вся корреспонденція и вс ихъ торговыя дловыя бумаги пишутся на итальянскомъ язык, и потому они со всякой телеграммой, со всякимъ письмомъ, получаемымъ или отправляемымъ, обращаются къ кому-нибудь изъ католиковъ, у которыхъ обученіе итальянскому языку составляетъ одинъ изъ главныхъ предметовъ въ школахъ Скадра. Для итальянскаго языка и православные посылаютъ своихъ дтей въ католическую школу, но магометанинъ этого не сметъ сдлать передъ своимъ ходжей.

Такимъ образомъ и ульцинянинъ, при всей своей развитости, пріобртаемой путешествіями, остается въ сущности круглымъ невждой, благодаря деспотическому вліянію вры я ея представителей, и такимъ останется долго, пока не сломится его предубжденіе блестящими успхами другой школы. Но гд же эта школа?— Ея покуда нтъ. Черногорія должна основать такую школу именно въ Ульцин, принаровивъ ее вполн къ мстнымъ потребностямъ и устранивъ всякій конфессіональный и строго національный характеръ.

Капитаны рано берутъ своихъ дтей въ море и такимъ образомъ доканчиваютъ ихъ воспитаніе и образованіе, приготовивъ изъ нихъ неустрашимыхъ и искусныхъ моряковъ и торговцевъ, что и составляетъ послднюю цль ульцинянина. Всякій капитанъ иметъ на своемъ судн компасъ и карту, но послднюю они понимаютъ весьма слабо и держатъ, кажется, больше для вида.

Описывать обычаи и различные обряды ульцинянъ не входитъ въ нашу задачу, такъ какъ они т же самые, какъ и у остальныхъ арнаутъ, и описаны въ сочиненіяхъ Гана и Экара, которые долго жили между этимъ народомъ, а первый изъ нихъ занимался спеціально изученіемъ арнаутскаго языка и народа и его сочиненіе по справедливости считается классическимъ. Для меня же знакомство съ арнаутами служило только дополненіемъ къ изученію Черногоріи, въ составъ которой вошла часть ихъ. Среди этого чуждаго народа я былъ просто туристъ, которому доступны только вншнія проявленія народной жизни. Для пополненія я могу сообщить нсколько наблюденій, взятыхъ на улиц или почерпнутыхъ изъ моихъ личныхъ сношеній и столкновеній. Но прежде представлю нсколько данныхъ о состав ульцинскаго населенія.

Мы говорили до сихъ поръ объ арнаутскихъ магометанахъ, которые составляютъ здсь главную массу и господствующее населеніе, но есть здсь и арнауты-католики. Это все торговцы и ремесленники, недавно выселившіеся изъ Скадра, и между ними есть одинъ домъ, существующій около ста лтъ, изъ котораго вс были въ свое время морскими капитанами. Они не занимаютъ особеннаго квартала, но все-таки живутъ преимущественно въ одномъ конц, частью въ своихъ собственныхъ, частью въ наемныхъ домахъ. Съ кореннымъ здшнимъ населеніемъ ихъ вяжетъ только языкъ, тогда какъ вра не только раздляетъ ихъ, но и вызываетъ взаимный антагонизмъ. Даже по вншности и по характеру они представляютъ совершенно особенный типъ, у нихъ другіе нравы и другія тенденціи. Они считаютъ себя здсь чмъ-то врод столичныхъ жителей въ какомъ-нибудь провинціальномъ город и живутъ своею особенною жизнью, насколько то возможно среди господствующаго магометанскаго населенія. Какъ католики, они фанатичны мене всхъ другихъ католиковъ и ихъ религіозное чувство всегда покоряется практическимъ соображеніямъ.

Затмъ идутъ православные сербы изъ разныхъ мстъ, но больше всего изъ Бучъ. Они почти исключительно мастеровые и ремесленники, и только двое недавно открыли мелкую торговлю. Православный священникъ въ то же время ремесленникъ — фекджчія, который починяетъ огнестрльное оружіе: это только и давало ему средства къ существованію и за то только его и терпли въ своемъ город магометане. Онъ родомъ сербъ изъ Призрена, но жена его, хоть и сербка, и дти не знаютъ ни слова по-сербски, какъ арнауты. Православные не имютъ между собою тсной связи, какъ католики, вслдствіе того, что вс изъ различныхъ мстъ, притомъ весьма отдаленныхъ одно отъ другого. Не имя единства между собой, они держались всегда довольно близко къ магометанамъ, которые вообще относились бы къ нимъ хорошо, еслибы не подозрвали въ симпатіяхъ и сношеніяхъ съ Черногоріей. Какой смшанный типъ представляетъ это населеніе, можно судить по слдующему примру: спичанинъ поселяется здсь, бжавъ отъ преслдованія за что-то австрійскимъ правительствомъ, однажды онъ ходилъ въ Подгорицу, встртилъ тамъ двушку изъ Лшанской нахіи въ Черногоріи и женился на ней, у нихъ родилась дочь, которую выдали за прибывшаго въ Ульцинъ васоевича, и теперь иметъ дтей и эта пара. Вс они, однако, кром семьи священника, учась по-арнаутски, вполн сохраняютъ свой языкъ, на которомъ всегда разговариваютъ въ кругу своей семьи и своихъ людей.

Затмъ идутъ цыгане, старые жители Ульцина, поселенные въ особомъ квартал и занимающіеся кузнечнымъ ремесломъ. Жены же ихъ, кром занятія дома, прислуживаютъ въ магометанскихъ домахъ, а отчасти занимаются выманиваніемъ денегъ гаданьемъ и переносомъ свдній о невстахъ и о домашней жизни, что и вызываетъ иногда противъ нихъ эдиктъ, по которому имъ запрещается не только ходить по домамъ, но и показываться на улицу и на базаръ. Они вс магометане.

Есть, наконецъ, еще народность, которая сообщаетъ особенный характеръ здшнему мсту: это — негры, до 20 семействъ. Они въ равное время вывезены ульцинянами еще дтьми съ береговъ Африки, купленные тамъ за деньги или просто схваченные, они находились сначала въ услуженіи, а потомъ сдлались свободными, пріобрли кое-какое состояніе, обзаведись семьями, добывъ себ супругъ, тоже негритянокъ, и живутъ въ своихъ домикахъ, на своей земл. Есть между ними люди довольно состоятельные и капитаны, одинъ иметъ собственное судно и пользуется общимъ уваженіемъ, какъ человкъ честный, умный и полезный общественникъ. Но природные ульциняне питаютъ къ нимъ все-таки нкоторое пренебреженіе и, когда отправлялась депутація къ князю, никакъ не согласились принять въ свою среду негра. ‘Какъ можно,— говорили они,— чтобъ онъ, бывшій нашъ рабъ, купленный за деньги, сталъ съ нами на одной доск?’

П. Ровинскій.

‘Русская Мысль’, No 8, 1883

Въ новыхъ владніяхъ Черногоріи.

Читайте также: