В. В. Воровский
В кривом зеркале
Фавн
В кривом зеркале, Воровский Вацлав Вацлавович, Год: 1909
Время на прочтение: 3 минут(ы)
В. В. Воровский. Фельетоны
Издательство Академии наук СССР, Москва, 1960
Увы, прощайте, дорогой читатель, мы с вами больше не будем беседовать!
Не будем смеяться над человеческой глупостью и пошлостью, не будем валить в сорную кучу все поддельные добродетели, не будем разбивать насмешкой жалкое бутылочное стекло, выдающее себя по нашим временам за бриллиант.
Ибо я покидаю мой пост.
Дело было так:
Еще дня три тому назад я заметил, что все лица и учреждения, которые меня с детства учили уважать,— хмурятся.
Иду, положим, по бульвару — солнце сияет, небо расплывается в улыбку, море плещется, как ребенок в ванне,— всем радость, а глядишь — здание думы хмурится.
И омрачается моя радость.
Иду дальше — вот одно, другое официальное здание, и все они, когда я прохожу мимо, хмурятся, надуваются, как мышь на крупу, а некоторые даже отворачиваются.
Настроение мое становится мрачным.
Я подхожу к знакомому городовому.
— Скажи, Мымрецов, чего они на меня хмурятся?
— А ты не озорничай,— солидно отвечает он.— Не насмехайся над старшими, уважай чин и звание. Благоговей, восторгайся и молчи.
— Да я ли, кажется, не благоговею! Если бы я жаловался, ворчал, плакал, недоволен был. А то ведь я все смеюсь, значит — радуюсь, значит — доволен.
— Ну, проходи, проходи,— строго сказал Мымрецов,— видишь, господин околоточный идут.
Нечего делать, пришлось идти дальше.
Прохожу вчера мимо Фанкони — хмурится. Иду по Дерибасовской — вся искривилась, словно кислого отведала.
— Плохо дело,— думаю про себя.
Наконец подхожу к своей редакции.
— Что это? Не может быть?
Редакционный дом совсем насупился, а контора даже повернулась спиной ко мне.
— Капут,— ёкнуло что-то во мне.
Все-таки поднимаюсь по лестнице.
Звонок долго не хочет звонить, игнорирует меня. Наконец, кто-то отворяет дверь и, увидя, что это я, быстро уходит, даже не поздоровавшись.
Робко стучу в кабинет редактора.
— Кто там? — слышу недовольный голос.
— Извините, пожалуйста, это я, Фавн…
— Не принимаю, занят,— доносится из-за двери.
Я так и опустился на пол.
Минут через 10 вышел из кабинета начинающий репортер и, не подавая руки, заявил:
— Г-н редактор говорили, что вы можете больше не беспокоиться. Вы озлобили против себя всю солидную и благонамеренную часть общества. Для вас нет ничего святого, вы посягаете на все авторитеты. Вам теперь сотрудничать не надо.
— А что же будет с ‘Кривым зеркалом’? — робко спросил я.
— Его можно повесить в думе, господам гласным приятно будет видеть себя иногда в выпрямленном виде.
— А что же будет со мною? — простонал я.
— А вам я советую поступить в галантерейный магазин, там вы научитесь хорошему тону и уважению солидных лиц.
И, повернувшись на каблуке, он исчез за дверью.
— Ну, брат Фавн, тут тебе было и кончение,— подумал я и грустно поплелся в порт, чтобы утопиться в море,— тем более что жара была адская и приятно было думать, что напоследок искупаюсь в запретном месте.
Но, когда я спускался по ‘исторической’ лестнице1, меня догнал Некто в сером2 и сказал:
— Я имею полномочие заключить ваш тлетворный дух вот в эту металлическую коробочку на все время…
И он показал мне жестяную коробку из-под монпасье.
Так как я все равно решил покончить свое земное существование, то спорить и прекословить не было расчета.
Ловким движением, прижав мне живот коленом, а горло пальцами, Некто в сером извлек мой тлетворный дух и запер в коробочку.
И я раздвоился.
Дух мой грустно бился о стенки жестянки в кармане Некоего в сером и в то же время чувствовал, что обезвреженное тело, раздумав топиться, поплелось обратно в город искать места в галантерейном магазине.
Прощайте же, читатель, это наша последняя беседа. Прощайте — до лучших времен.
‘Одесское обозрение’,
8 июля 1909 г.
Перепечатывается впервые.
Этим ‘прощальным’ фельетоном Фавна завершается публикация на страницах ‘Одесского обозрения’ его цикла ‘В кривом зеркале’. Фавн ‘распрощался’ с читателем, однако из газеты не ушел, и вскоре его фельетоны, на сей раз за подписью ‘Кентавр’, снова появились на страницах ‘Одесского обозрения’.
1 Имеется в виду лестница в Одессе, ведущая с Приморского бульвара в порт,— свидетельница многих революционных событий.
2 Некто в сером — символический образ из драмы Леонида Андреева ‘Жизнь человека’, олицетворяющий неумолимые, не подвластные человеку силы рока.