‘Голос Правды’1дает свое объяснение попытке известного миллионера Рябушинского покончить с собой.
По мнению этой газеты, Рябушинский сделался жертвой декадентской богемы, которая присосалась к его миллионам и, ради лучшего эксплуатирования богача, уверила его, что он сам ‘талант’.
И Рябушинский якобы поддался этому внушению, учился рисовать, ‘проделывал все, что ему советовали эти господа, пока, наконец, в момент просветления, не пустил себе пулю в лоб.
Есть ли во всем крупица правды или это не более, как сказка догадливой газеты — не знаем. Однако — se non è, vero ben trovato {Если и неверно, то хорошо придумано (итал.).}.
Связь между декадентом и богатым купцом давно уже отмечена в нашей публицистике. И не только в нашей. Она весьма картинно изображена Кнутом Гамсуном в его романе ‘Новь’2. По-видимому, в Норвегии обстоятельства сложились так же, как и в России.
Так называемое декадентство родилось на Западе, главным образом во Франции, как самостоятельное, сильное и живое течение. Можно не соглашаться с его теоретическими доводами, можно не восторгаться его произведениями, но нельзя не признать, что оно насчитывает в своих рядах немало крупных талантов, что в нем живет оригинальная мысль и своеобразная сила.
Ничего подобного наше декадентство не представляет. Возникшее на почве подражания Западу, чуждое русскому обществу, даже наиболее интеллигентной его части, отвергнутое и осмеянное им за претенциозность и бездарность, оно быстро погибло бы голодной смертью, если бы… если бы не купец.
Русский купец свято блюдет одну наследственную черту, завещанную еще Титами Титычами времен Островского. Он никак не может отделаться от свойственного ему самодурства.
‘Чего моя нога хочет’ — было лозунгом долгополого купчины, оно же осталось лозунгом и энглизированного ‘коммерсанта’.
Прежде ‘чего моя нога хочет’ выражалось в издевательстве над своими ‘молодцами’, над женой, над семьей, в потехе над каким-нибудь спившимся чинушей, изображающим ради двугривенного скомороха.
Теперь — теперь мы просветились, и ‘чего моя нога хочет’ потребовало деликатных предметов — эстетики. А эстетика по типу ‘чего моя нога хочет’ может быть в современной Москве только ультрадекадентская.
И вот свора доморощенных декадентов — alias бездарностей пера и кисти, коим место на скромных третьестепенных ролях в литературе и искусстве,— бросилась к Титу Титычу, присосалась своими щупальцами к его мешку, и пошла писать губерния.
— Тит Титыч, вам необходимо большой декадентский журнал открыть.
— Ну?
— Непременно. Такой, чтоб в нос било и с ног сшибало. Чтобы вашего конкурента Разуваева с досады розарвало.
— Во-во! Именно, чтоб розарвало! Чтоб с ног сшибало!
И основывается богатый журнал, при котором жирно кормится вся честная компания, но который имеет не более 50 платных подписчиков.
Тит Титыч вздыхает, стонет, чешет затылок, когда ему приходится выбрасывать на улицу десятки тысяч, а те утешают его:
— Смотрите, Тит Титыч, какой отзыв о нашем журнале в ‘Вечернем прохвосте’!
— Прочтите, Тит Титыч как о вас пишут в ‘Понедельничном хулигане’3 и т. д.
И при этом умалчивают, что отзывы сочинены ими же или их собутыльниками за приличное угощение, оплаченное тем же Титом Титычем.
А с другой стороны приходят такие же проходимцы и начинают убеждать Тита Титыча ‘поддержать святое искусство’.
— Посмотрите, Тит Титыч, какая удивительная картина. Какие краски, какой свежий мазок! Да это эпоха в истории живописи!
— А что здесь изображено? — робко спрашивает Тит Титыч.— Я чтой-то понять не могу.
— Что вы, что вы, Тит Титыч! Ишь, какой хитрый, хочет нас поймать! Да ведь это ‘Луч солнца влуже крови’. Вы только присмотритесь к этим удивительным рефлексам.
И Тит Титыч присматривается, покупает, выбрасывает из зала портреты длиннобородых и длиннополых предков и вешает ‘Лучи солнца в луже крови’ и прочую бессмысленную мазню.
— Тит Титыч, да отчего вам не начать писать? У вас безусловно есть талант и вкус. Начните работать, мы все вам будем учителями.
И бедный Тит Титыч часами просиживает над холстом и палитрой, пыхтит, потеет, мажет какую-то тошнотворную чепуху, а его учителя с серьезным видом рассматривают ее сквозь сложенную трубочкой руку и поощряют:
— Очень хорошо! Превосходно! Колоссальный успех!
— Вы посмотрите только это сочетание красок: какая сила и какая смелость!
— Это прямо поразительно: техника еще несколько хромает, но здесь есть прямо проблески гениальности!
И злополучный Тит Титыч, счастливый и сияющий, опять пыхтит и потеет, а главное — угощает и платит, платит и угощает.
А там его ждут музыканты, сочиняющие кто кантату в честь Тита Титыча, кто симфонию в самоновейшем стиле, кто оперу по невиданному еще плану.
За ними идут архитекторы, предлагающие рисунок дома в небывало декадентском стиле и пр. и пр.
И Тит Титыч всех принимает, всех поощряет, всех угощает, всем открывает свой кошель. Пока, наконец, в один прекрасный день не увидит, что завтра он банкрот.
Не знаю, так ли было у г. Рябушинского, но что так часто бывает с нашими Титами Титычами, обладающими только деньгами, но не обладающими ни знаниями, ни талантом, ни вкусом для роли меценатов,— это, к прискорбию, всем хорошо известно.
Фавн
‘Одесское обозрение’,
20 октября 1908 г.
1 ‘Голос правды’ — ежедневная петербургская газета умеренно-либерального направления, выходившая в 1906 по 1910 г. В ‘Голосе правды’ 13 сентября 1908 г. была помещена статья ‘Трагедия меценатства’ по поводу попытки самоубийства Н. П. Рябушинского — банкира-миллионера, субсидировавшего декадентский журнал ‘Золотое руно’.
2 В романе норвежского писателя Кнута Гамсуна ‘Новь’ показан процесс превращения интеллигентов в лакеев буржуазии.
3 По понедельникам выходили только специальные газеты. Понедельничная печать стремилась развлекать обывателя, цинично приспосабливалась к пошлым вкусам буржуазной публики, отличалась особой беспринципностью и продажностью.