Тюремный міръ.
Тюремный міръ.
——
——
——
——
——
——
——
——
Дмитрій Дриль.
‘Русская Мысль’, No II, 1891
Тюремный мир, Дриль Дмитрий Андреевич, Год: 1891
Время на прочтение: 23 минут(ы)
Есть на земл особые, зачумленные уголки, въ которыхъ гнздится и особое, своеобразное населеніе, состоящее изъ различныхъ жизненныхъ незадачниковъ, у насъ, на Руси, справедливо называемыхъ ‘несчастненькими’. Во всхъ государствахъ существуютъ уголки эти и имя имъ — тюрьмы. Въ нихъ, въ уголкахъ этихъ, скопляются отбросы общества, представляющіе собою вполн достойные плоды господствующихъ въ немъ отношеній, порядковъ и нравовъ.
Тюрьмы теперь почти повсюду сосредоточиваютъ на себ усиленное вниманіе. Вопросы ихъ становятся вопросами многолюдныхъ международныхъ конгрессовъ и въ различныхъ мстахъ они получаютъ и различное усовершенствованное устройство, но везд сохраняютъ и одинъ общій основной характеръ,— характеръ зачумленнаго, нечистаго мста, соприкосновеніе съ которымъ налагаетъ позорное клеймо. И немудрено. Значительная часть того, что не устояло въ современной ожесточенной жизненной борьб, что искалчилось и испортилось ею, что сбилось съ прямаго пути, и, притомъ, нердко наслдственно сбилось,— все это скопляется въ тюрьм и образуетъ собою ея своеобразное и несчастное населеніе.
Въ недавно вышедшей въ полномъ и законченномъ вид замчательной работ д-ра Laurent {Les habitus des prisons. Paris, 1890.} мы находимъ прекрасное и обстоятельное описаніе этого населенія. Д-ръ Laurent — врачъ центральной больницы парижскихъ тюремъ. Онъ долго и близко стоялъ къ тюремному населенію, пріобрлъ его довріе, имлъ полную возможность тщательно изучать его и ‘вскрывать его совсть’. Работа его отъ начала до конца изобилуетъ фактами, ясно свидтельствующими о богатств опыта ея автора. Она — собраніе фактовъ, ярко воспроизводящихъ особенности различныхъ категорій тюремнаго люда, мало еще извстнаго большой публик.
Послдуемъ же за докторомъ Laurent’Отъ. Не торопясь пройдемъ по тюрьм, заглянемъ въ ея различные уголки и кельи и попытаемся внимательно присмотрться къ ея подневольнымъ обитателямъ. Прогулка наша будетъ весьма полезна и поучительна. Пришло время, когда, по справедливому замчанію автора, мы должны начать пользоваться нашими тюрьмами такъ, какъ мы давно уже пользуемся нашими госпиталями, служащими не только для леченія помщенныхъ въ нихъ, но, въ то же время, и для прогресса знанія, а чрезъ то и для улучшенія положенія человка.
Въ населеніи тюрьмы, которое теперь пройдетъ передъ нами, мы, прежде всего, подмтимъ дв основныя категоріи. Одна изъ нихъ постоянная и устойчивая: она состоитъ изъ истинныхъ гражданъ тюрьмы. Другая — измнчивая, какъ бы забглая и случайная. Входящіе въ нее считаютъ за собой по одному, много по два осужденія. Вс они большею частью люди очень сомнительной нравственности, но, побывавъ однажды въ тюрьм, они рдко въ нее возвращаются и становятся боле осторожными. Лица первой категоріи, напротивъ, насчитываютъ за собой по двадцати, тридцати и боле предшествующихъ осужденій. Они ‘привычники’ тюрьмы и выходятъ изъ нея только ‘на побывку’. Нищенство, бродяжество, кражи, лишенія жизни, противонравственныя преступленія и вр. постоянно ихъ снова и снова приводятъ въ тюрьму. Они какъ бы предопредлены особенностями своего существа къ пороку и преступленію. Они нравственно помшанные или эпилептики, или вырождающіеся вообще, у которыхъ наблюдаются ненормальныя умственно-нравственныя состоянія — печальное слдствіе многочисленныхъ разстройствъ спино-головной нервной системы ихъ восходящихъ.
Здсь, въ тюрьм, мы въ сфер наслдственности. Дурная наслдственность царитъ въ ней, и потому почти каждый преступникъ носить на себ многочисленныя наслдственныя тары. Въ ряду его восходящихъ мы находимъ душевныя разстройства, эпилепсію, чаще истерію и нервозизмъ. Когда же нтъ налицо этихъ факторовъ, ищете алкоголизмъ. Будьте уврены, что въ девяти случаяхъ изъ десяти вы найдете его у одного изъ восходящихъ, а иногда и у обоихъ родителей вмст., Алкоголь — это ужасный бичъ и могучій факторъ дурной наслдственности. Онъ поражаетъ и вырождаетъ нервную систему, уничтожаетъ волю, физически и нравственно деградируетъ потомство, органически портитъ его и тмъ самымъ предрасполагаетъ къ пороку и преступленію. Немудрено поэтому, что тюрьма въ значительной своей части населена несчастнымъ потомствомъ алкоголиковъ. Вотъ здсь, наприм., одинъ изъ довольно шаблонныхъ случаевъ этого рода. Алкоголикъ отецъ. Онъ иметъ 5 несчастный дтей. Старшій изъ нихъ самъ пьяница и крайне грубый и буйный человкъ. За собой онъ считаетъ уже три или четыре осужденія за пьянство и насилія. Младшій сынъ никуда негодный, бродяга и воръ, прошедшій чрезъ обыкновенныя и каторжныя тюрьмы. Въ его послужномъ списк насчитывается до двнадцати осужденій и одно изъ нихъ — смертный приговоръ, устраненный помилованіемъ. Два другихъ сына также имютъ каждый отъ пяти до шести осужденій. Наконецъ, пятая дочь — жертва проституціи. И подобныя семьи въ потомств алкоголиковъ вовсе не рдкость.
Въ формированіи населенія тюрьмы легочная чахотка также иметъ свою долю участія. Обдняя организацію, она нердко бываетъ причиной появленія въ ряду нисходящихъ людей слабыхъ, оскудлыхъ, бдныхъ мускулами, умомъ и волей, и потому составляющихъ, при извстныхъ, конечно, условіяхъ, сравнительно легкую добычу порока и преступленія.
Теперь поприсмотримся поближе къ двумъ основнымъ категоріямъ тюремнаго люда. Измнчивое и забглое населеніе тюрьмы составляется изъ ‘преступниковъ по случаю’ и ‘случайныхъ преступниковъ’. Одни на другихъ мало похожи. Первые подчиняются и увлекаются случаемъ. Они дйствуютъ быстро, безъ разсужденій, безъ предумышленія и безъ оцнки предпринимаемаго. Совершивъ его, они и сами поражаются сдланнымъ и отдаются раскаянію съ живостью. Главный недостатокъ этихъ часто во всхъ другихъ отношеніяхъ вполн нормальныхъ и обладающихъ даже строгою совстью лицъ — всегда запаздывающая дятельность размышленія, запаздывающая оцнка совершаемаго. Вотъ, наприм., передъ нами одинъ изъ такихъ ‘преступниковъ по случаю’. Это 18-ти лтній прекрасный рабочій, осужденный за кражу. Однажды онъ прогуливался съ своею молоденькою любовницей мимо плодоваго сада. ‘О, какія восхитительныя и, должно быть, вкусныя груши!’ — воскликнула молодая двушка. Восклицанія было вполн достаточно. Влюбленный въ одно мгновеніе, безъ размышленій перелзаетъ черезъ заборъ, имя въ виду только одно удовольствіе своей возлюбленной. Онъ возвращается къ ней съ двумя прелестными грушами. Но, увы, онъ замченъ, пойманъ и осужденъ на три мсяца въ тюрьму. Здсь онъ предается раскаянію я неудержимому отчаянію, въ припадк котораго однажды бросается со втораго этажа и переламываетъ себ руку.
Такіе преступники хотя иногда и приходятъ снова въ тюрьму, но за преступленія съ прежнимъ характеромъ, совершонныя подъ вліяніемъ того же недостатка ихъ существа, а иногда — за преступленія, являющіяся прямымъ слдствіемъ ихъ перваго осужденія.
‘Случайные преступники’, напротивъ, пользуются удобнымъ и соблазнительнымъ случаемъ. Они обдумываютъ и входятъ въ сдлку съ своею совстью, благо она у нихъ обыкновенно очень растяжима, что и составляетъ ихъ основной недостатокъ. Посл осужденія они не раскаиваются искренно и часто жалуются на несправедливость поразившаго ихъ приговора. Наказаніе не длаетъ ихъ боле нравственными, но за то длаетъ ихъ боле осмотрительными и осторожными и они уже рдко снова приходятъ въ тюрьму. Если же и посл наказанія они продолжаютъ, напротивъ, пользоваться представляющимися случаями, что бываетъ съ боле плохими натурами, то они легко становятся тогда ‘привычными преступниками’ и завсегдатаями тюрьмы. Такія лица сначала обыкновенно бываютъ нершительны. Они боятся, сдерживаются и сами не вызываютъ удобныхъ случаевъ. Въ это время они еще только дебютанты преступленія. Но привычка и навыкъ длаютъ свое дло: совсть постепенно умолкаетъ и дурныя наклонности вполн развиваются. Преступленіе постепенно становится ихъ повседневною работой и единственнымъ средствомъ существованія, и они тогда образуютъ уже категорію постояннаго населенія тюрьмы.
Одно изъ первыхъ мстъ въ этой второй категоріи принадлежитъ бродягамъ и нищимъ, которые представляютъ много разновидностей. Однимъ изъ нихъ мсто вовсе не въ тюрьм, а въ убжищахъ и богадльняхъ. Они постоянные тюремные жители только по странному недосмотру и злой ироніи судьбы. Это различные калки, лишенные средствъ зарабатывать свой скудный кусокъ хлба. Неминуемо осужденные на нищенство и бродяжество — ихъ единственное средство борьбы за жалкое существованіе — они вполн дти несчастья.
Вторая часть образуется изъ самыхъ нелюбимыхъ и обдленныхъ пасынковъ природы. Это все люди, лишенные характера, энергіи, воли и настойчивости. Ихъ умственныя способности слабы и они не умютъ бороться за свое существованіе. Они опускаются и падаютъ при первой неудач и не могутъ уже снова подняться. Они слабодушны, легкомысленны, инертны и вообще дурно вооружены для борьбы за жизнь. Неспособные, безпечные и безпорядочные работники, они повсюду терпятъ неудачи, легко падаютъ духомъ, пассивно подчиняются своей участи, испытываютъ всевозможныя лишенія и не знаютъ радостей. Разъ начавъ бродяжить и нищенствовать, они уже не перестаютъ потомъ и постоянно все снова и снова возвращаются въ свое насиженное мсто — тюрьму. Одни изъ нихъ дти нищеты, бездомовыя и заброшенныя дти улицъ большаго города, которыя не знали заботы и любви, а иные — даже наслажденія полнаго желудка. ‘Я не знаю, что значитъ выпить чрезъ мру’,— печально говорилъ одинъ изъ нихъ. Другіе родились боле счастливо и прежде занимали боле выгодное жизненное положеніе. Но и они всегда были людьми безъ иниціативы, безъ бодрости, людьми, живущими изо дня въ день. Наступила неудача и они пали подавленные. Ихъ бдной энергіи не хватило на подъемъ и они сошли въ ряды бродягъ и нищихъ, чтобы навсегда уже остаться въ нихъ. Нкоторые же пали вслдствіе перваго проступка, который закрылъ имъ двери и вызвалъ столь извстный отвтъ: ‘Намъ не нужно такихъ’. Тогда и началось ихъ невольное бродяжество, попрошайничество, иногда и кражи, а затмъ шатанія по тюрьмамъ, въ которыхъ имъ суждено страдать и умереть.
На второмъ мст мы поставимъ и разсмотримъ нравственно-помшанныхъ и прирожденныхъ преступниковъ. Если нкоторые родятся съ естественною наклонностью къ добру, которая потомъ легко развивается и длаетъ ихъ избранниками человчества, то другіе, напротивъ, родятся съ столь же естественною и непреоборимою наклонностью ко злу. Это и есть нравственно-помшанные и прирожденные преступники. Послдніе представляютъ собою самыя ужасныя фигуры въ сред преступнаго люда. Какъ бы печать отверженія — ужасное знаменіе Каина — отмчаетъ ихъ съ самаго ранняго дтства. ‘Вслдствіе движенія поступленій и выходовъ, я вижу въ тюрьм Sant около двадцати или тридцати преступниковъ ежедневно,— говоритъ авторъ,— и я не колеблюсь утверждать, что, по меньшей мр, одинъ или двое изъ этого числа страдаютъ этимъ извращеніемъ нравственнаго чувства’. Нравственно-помшанные и прирожденные преступники — это члены одной и той же семьи, сосднія звенья одной и той же цпи. Гд начинается нравственное помшательство и кончается прирожденная преступность — сказать трудно. Крайніе типы сравнительно еще легко различимы. Однако, на ряду съ ними существуютъ и типы промежуточные, которые легко отнести къ той или другой категоріи. И об он слагаются изъ ‘вырождающихся наслдственниковъ, изъ несчастныхъ, явившихся на свтъ съ порокомъ въ крови’, изъ ‘существъ, пораженныхъ нравственною слпотой’. Такое утвержденіе, повидимому, противорчитъ распространеннымъ идеямъ. ‘Я вовсе не хочу,— отвчаетъ на это намъ авторъ,— вдаваться въ обсужденіе столь деликатнаго вопроса. Я наблюдалъ и теперь тщательно и точно передаю все, что видлъ. Тмъ хуже, если факты находятся въ противорчіи съ циркулирующими идеями. Одинъ хорошо наблюденный и выясненный клиническій фактъ рдко можетъ быть неправъ предъ идеей, которая, притомъ же, чаще всего опирается только на метафизическія разсужденія’.
Въ животномъ царств наблюдаются сходные факты. Извстно, что нкоторыя лошади представляютъ особое дурное образованіе носа. И у всхъ такихъ лошадей можно почти наврное встртить столь дурные инстинкты, что арабы отказываются пускать ихъ въ свои табуны. Вмст съ дурнымъ образованіемъ носа такія лошади наслдственно передаютъ и 4вои пороки. Тоже и человкъ. Онъ наслдственно передаетъ своему потомству свои болзни, свои черты лица, красоты и недостатки своего тла. Почему же бы онъ не передавалъ ему и мозгъ, анатомически и физіологически похожій на свой собственный, а вслдствіе того — и свои инстинкты, свои страсти и пороки?
Вотъ одинъ изъ многихъ примровъ занимающихъ насъ странныхъ лицъ. Въ немъ трудно ршить, съ кмъ имемъ дло. Это нкто В. Онъ всегда отличался лнью и угрюмымъ, предательскимъ характеромъ. Съ самаго ранняго дтства В. любилъ истязать домашнихъ животныхъ и жестоко обращался съ своими младшими сестрами и братьями. Однажды, заманивъ одного маленькаго мальчика въ уединенное мсто, онъ безпощадно скъ его, жестоко укусилъ, царапалъ ему руки и тло и грозилъ убить принесеннымъ ножомъ. Посл того онъ началъ украдкою рзать горла и тмъ убивать лошадей своихъ сосдей, которые очень боялись его и не были спокойны за свой скотъ. Уличенный однажды, онъ былъ осужденъ на годъ въ тюрьму. Когда кончился срокъ заключенія и В, получилъ свободу, тогда, немного спустя, онъ сдлалъ попытку задушить своего груднаго брата, а, вскор потомъ укралъ у отца значительную сумму денегъ,— за что и былъ снова осужденъ на семь лтъ въ тюрьму. Отбывъ наказаніе, онъ поступилъ въ полкъ, гд утопилъ непонравившуюся ему казенную лошадь въ болот и потомъ дезертировалъ изъ службы.
Однажды впослдствіи онъ увидалъ у отца обильно текущую изъ пораненной руки кровь. В. при этомъ сильно измнился въ лиц, поблднлъ, сдлался безпокоенъ и нервенъ, а слдомъ за тмъ пробрался на сосднюю ферму, гд и зарзалъ лошадь. Опасаясь отвтственности, онъ спрятался въ лсу и здсь случайно повстрчалъ молоденькую двушку. Онъ изнасиловалъ ее и за это былъ приговоренъ къ смертной казни, которая, однако, была замнена для него пожизненнымъ заключеніемъ. Черезъ 10 лтъ онъ былъ помилованъ и выпущенъ на свободу. Возвращаясь къ роднымъ изъ тюрьмы, онъ по дорог убилъ лошадь въ стад, при чемъ страшно изуродовалъ ее.
На этотъ разъ, въ виду странности его преступленія, В. былъ признанъ сумасшедшимъ и помщенъ въ азиль. Здсь онъ убивалъ животныхъ и птицъ, кастрировалъ одного слабоумнаго, другому прокололъ вилкой животъ, искусалъ ему все тло и пріучилъ многихъ больныхъ къ отвратительному пороку. Бжавъ, наконецъ, изъ заведенія, онъ сдлалъ попытку изнасилованія.
Несмотря на свое зврство, В. всегда былъ большимъ трусомъ и нападалъ только на слабйшихъ. Кром своихъ извращенныхъ дйствій, вытекавшихъ у него изъ его прирожденной жестокости и любви къ крови, какъ у тигра, онъ не представлялъ ничего особеннаго.
Другіе экземпляры, выводимые авторомъ въ качеств нравственно-помшанныхъ и прирожденныхъ преступниковъ, не лучше этого. Одинъ изъ нихъ утверждалъ, наприм.,— а все его поведеніе вполн подтверждали слова,— что существованіе человка для него ничего не значитъ. ‘За сто су (5 франковъ) я не задумаюсь,— говорилъ онъ,— перерзать горло любому буржуа’. Другой прямо признавался, что онъ любитъ кровь. Этотъ за папироску или стаканъ вина охотно продавалъ себя своимъ сотоварищамъ для удовлетворенія ихъ грубыхъ страстей. Наказанія по отношенію къ такимъ субъектамъ не оказывали никакого вліянія. Крайній эгоизмъ, жестокость, отсутствіе всякаго сочувствія къ людямъ и всякаго нравственнаго чувства,— вотъ что ярко отмчало всхъ этихъ несчастныхъ выродковъ. ‘Если бы хотли представить идею схемою,— замчаетъ по этому поводу авторъ,— то можно бы сказать съ достаточною степенью точности, что область преступленія представляетъ собою треугольникъ, дв стороны котораго образуются привычкой ко злу и отсутствіемъ нравственнаго чувства. Дв эти стороны перескаются въ вершин, занятой вырожденіемъ, а дв другія оконечности тхъ же сторонъ соединены алкоголемъ, который служить основаніемъ и линіей соединенія’.
Кром прирожденныхъ преступниковъ, людей вполн несоціабельныхъ, тюрьма заключаетъ въ себ не мало и другихъ разновидностей вырожденія, отмченныхъ дурною наслдственностью. нервность и истерія со стороны матери, эпилепсія, помшательство, а, главное, алкоголизмъ со стороны отца — вотъ наиболе часто наблюдаемыя явленія. ‘Это мой ддъ заставилъ меня выпить мой первый стаканчикъ кирша (вишневая водка), желая, чтобы въ семь были только карманники,— говаривалъ одинъ изъ такихъ вырождающихся.— И вотъ съ тхъ поръ я принялся молодецки пить вино, пиво, водку и абсентъ’,— прибавлялъ онъ иронически. За собою онъ насчитывалъ уже боле 30 осужденій за пьянство, нищенство, бродяжество, кражи и нанесеніе побоевъ и ранъ. Его ддъ, отецъ и вс братья также были пьяницы. Послдніе начали пить съ самаго ранняго возраста. Самъ онъ никогда ни чему не могъ научиться, хотя и долго посщалъ школу. Онъ признаетъ, что онъ негодяй вполн. ‘Это у меня наслдственное’,— поясняетъ онъ при этомъ съ цинизмомъ.
Вс эти выродки приносятъ на свтъ боле или мене рзко выраженныя состоянія анормальности и неизгладимую печать своего несчастнаго происхожденія — различныя физическія тары и стигматы. Переходя изъ обыкновеннаго госпиталя въ тюрьму, вы невольно поражаетесь рзко бросающимся въ глаза различіемъ. Даже въ азиляхъ для душевно-больныхъ не встрчается большаго скопленія отмтокъ органическаго регресса. Всевозможныя дурныя образованія и аномаліи черепа у преступниковъ наблюдаются замчательно часто. Къ этимъ неправильностямъ присоединяются и частыя неправильности въ образованіи лица — его ассиметрія, неправильное положеніе носа, прогнотизмъ, часто встрчаемый и у проститутокъ, и проч. Весьма часто наблюдается также дурное образованіе и дурная постановка ушей и зубовъ. У нкоторыхъ мужчинъ замчается чрезмрное развитіе грудей, а на ряду съ этимъ наблюдается нкоторая женственность я низшая степень умственныхъ способностей, спускающаяся часто до слабоумія. Особенно важное проявленіе физическаго вырожденія, нердко наблюдаемое у преступниковъ, — общая задержка въ развитіи и зависящій отъ того почти дтскій вншній видъ. Имющіе 18 или 20 лтъ кажутся по своему развитію имющими не боле 14 или 15 лтъ. У таковыхъ умственное развитіе часто запаздываетъ настолько же, насколько и развитіе физическое. Это слабыя души въ слабыхъ тлахъ. Они уступаютъ безъ сопротивленія и ршительно неспособны реагировать противъ дурныхъ вліяній и совтовъ.
Неправильное образованіе и аномаліи конечностей, какъ верхнихъ, такъ и нижнихъ, между преступниками встрчаются также нердко. Частыя аномаліи у нихъ представляетъ и двигательная сфера. Уклоненія въ ней являются у нихъ слдствіемъ прирожденнаго недостатка уравновшенности въ дятельности нервныхъ центровъ. Одни изъ нихъ дйствуютъ чрезмрно сильно, а другіе — чрезмрно слабо, вслдствіе чего и зависящіе отъ нихъ и приводимые ими въ движеніе мускулы легко ускользаютъ изъ подъ вліянія воли.
Вс эти и многія другія анормальныя особенности физической организаціи не суть, однако, спеціальныя особенности, наблюдаемыя у преступниковъ. Напротивъ, это общія проявленія физическаго вырожденія, которыя особенно часто встрчаются между преступниками, какъ вырождающимися по преимуществу.
Но что такое вырожденіе? По опредленію Morel’я, оно есть болзненное уклоненіе отъ первоначальнаго типа. Magnan дополняетъ и тсне обограничиваетъ это опредленіе. Согласно его взгляду, вырожденіе представляетъ большее или меньшее, смотря по различію случаевъ, накопленіе въ наслдственномъ прошломъ субъекта разстройствъ церебро-спинальной нервной системы, наклонныхъ вліять на особенности потомства.
Такимъ образомъ, вырождающійся есть индивидуумъ, который, вслдствіе вліянія прошлаго, приноситъ съ собой на свтъ еще при рожденіи особыя органическія условія и анормальныя состоянія, которыя налагаютъ на него неизгладимую печать. Все его существо затронуто. Съ физической стороны масса стигматъ, указывающая съ перваго же взгляда на его боле низшую организацію: дурныя образованія, задержки въ развитіи, гипертрофіи, атрофіи и даже исчезновеніе нкоторыхъ органовъ. Со стороны нравственно умственной не меньшее скопленіе соотвтствующихъ психическихъ стигматъ, проявляющихся всевозможными душевными уклоненіями, странностями и прорхами.
Въ тюрьмахъ изъ вырождающихся наиболе часто встрчаются оскудлые, затмъ высшіе вырождающіеся и, наконецъ, слабоумные. Тюрьмы наполнены оскудлыми, которые представляютъ собою существа ршительно неспособныя къ сосредоточиванію вниманія и къ усиліямъ. Они лишены воображенія, обдлены со стороны умственныхъ способностей и пассивно подчиняются внушеніямъ другихъ. Таковъ, наприи., нкто D. Онъ происходитъ отъ отца-пьяницы и матери, женщины очень легкаго поведенія. В. всегда испытывалъ отвращеніе къ женщинамъ и чувствовалъ влеченіе только къ субъектамъ собственнаго пола. Онъ отличается крайнею лнью и усиленною склонностью къ пьянству и лжи. Онъ самъ заявляетъ, что готовъ сдлать все, что угодно, лишь бы ему дали денегъ за то. Онъ уже насчитываетъ нсколько осужденій за пьянство, кражи и драки.
Высшіе вырождающіеся, отмченные недостаткомъ уравновшенности, напротивъ, встрчаются въ тюрьмахъ сравнительно не часто. Они хорошо одарены отъ природы и ихъ странности гораздо чаще приводятъ ихъ бъ азиля для душевно-больныхъ. Типичнымъ примромъ ихъ можетъ служить нкто F., попавшій въ одну изъ парижскихъ тюремъ за покушеніе ка карманную кражу въ театр. F.— карманникъ-артистъ. Онъ любитъ воровство для воровства. Онъ любитъ его такъ, какъ другіе любятъ музыку, поэзію и пр. Онъ происходитъ изъ очень достаточной семьи въ Пенсильваніи и по своему семейному положенію могъ бы жить очень счастливое безъ малйшей нужды. И, тмъ не мене, съ 15 лтъ онъ живетъ только кражами. Посл смерти своего отца онъ пустился въ путешествія по Европ и Америк, имя лишь 15 лтъ отъ роду. Везд онъ отличался большими странностями, везд безъ удержу бгалъ за женщинами и пьянствовалъ. Въ Кита онъ курилъ опіумъ до опьяненія, а возвратясь въ Европу, замнилъ его морфіемъ. F. говоритъ на нсколькихъ языкахъ, онъ достаточно образованъ и очень одаренъ отъ природы.
Боле рдки въ тюрьмахъ вполн слабоумные — существа по преимуществу инстинктивныя и импульсивныя. Ихъ полная душевная несостоятельность слишкомъ уже рзко выражена и потому они большею частью попадаютъ на свое мсто — въ пріюты для душевно-больныхъ. Но случается иногда, что и эти явно-несовершенные люди помщаются въ тюрьмы и обитаютъ въ нихъ. Таковъ, наприм., нкто L. Онъ происходитъ отъ душевно-больнаго отца и уже пять разъ осужденъ за нищенство, а въ шестой разъ за оскорбленіе общественной нравственности. Это человкъ съ обезьяньимъ лицомъ, съ вдавленнымъ лбомъ, съ выдающимися впередъ челюстями и со многими другими рзко выраженными признаками вырожденія. Его умственныя способности чрезвычайно слабы, говоритъ онъ очень медленно и неясно, не уметъ ни читать, ни писать и въ жизни иметъ только дв страсти — бутылку и билліардъ. За пять франковъ онъ продалъ себя для отвратительнаго порока и однажды открыто предавался ему на улиц, подъ окнами одного дома. Объ этомъ онъ всегда говорилъ потомъ съ циническимъ смхомъ, какъ о самомъ обыденномъ дл.
Разнообразные эпизодическіе синдромы, описанные у вырождающихся д-ромъ Magnan’отъ и его учениками, встрчаются въ тюрьмахъ довольно часто, хотя и рдко обращаютъ на себя вниманіе окружающаго персонала. Такова, наприм., неодолимая патологическая боязнь открытыхъ пространствъ или агарофобія. Таковы же и различныя извращенія половаго чувства, нердко порождающія невыносимые характеры и отвратительныя страсти. Будучи заносимы въ тюрьмы, эти страсти вызываютъ ужасающее извращеніе въ сред ихъ населенія.
Эпилептики, которые по преимуществу суть личности выраждающіяся, въ тюрьмахъ встрчаются въ весьма большомъ числ. Здсь они представляютъ вс т же формы и фазы, какія наблюдаются у нихъ и въ пріютахъ для душевно-больныхъ. И тамъ, и тутъ они мало отличаются другъ отъ друга. Эпилепсія во всхъ своихъ формахъ оказываетъ могущественное вліяніе на характеръ и въ промежутки между приступами. Эпилептики поэтому отличаются крайнею впечатлительностью и раздражительностью всей нервной системы, не выключая и нервной системы растительной жизни, порождающей, подъ вліяніемъ постоянно дйствующихъ стимуловъ, массу чрезвычайно непріятныхъ и болзненныхъ ощущеній, изъ которыхъ и слагается самочувствіе эпилептиковъ, отмченное нердко и злобнымъ оттнкомъ. Значительная склонность ихъ нервно-кровеносной системы къ безпорядочнымъ распредленіямъ крови въ мозгу и къ чрезмрнымъ ея скопленіямъ и приливамъ часто влечетъ за собой большую или меньшую степень потемннія и утраты сознанія и слпыя и неудержимыя разряженія скопившагося раздраженія. ‘Большинство эпилептиковъ, по словамъ Шюле, представляютъ особый складъ ума и настроенія. Ихъ характеру присуща болзненная вспыльчивость, которая, подобно конвульсивной судорог, неудержимо влечетъ къ двигательному разряженію, по большей части въ форм насилія. Это угрюмые, подозрительные, нравные люди, живущіе въ разлад сани съ собой, при ближайшемъ ихъ изслдованіи обыкновенно оказывается, что совершенныя ими преступныя дянія — причина ихъ помщенія въ тюрьму, несмотря на кажущуюся свободу ршеній, почти всегда бываютъ совершены подъ вліяніемъ эпилептическаго состоянія или того состоянія, которое Krafft-Ebing называетъ ‘сумеречнымъ состояніемъ эпилепсіи’.
Въ сред эпилептиковъ тюрьмы весьма часто встрчаются осужденные за періодическія и ршительно необъяснимыя кражи, которыя удивляютъ даже ихъ самихъ. Вотъ, наприм., одинъ изъ такихъ странныхъ воровъ, нкто В. Онъ сынъ пьяницы и иметъ сестру эпилептичку. Онъ началъ страдать эпилепсіей съ десяти лтъ. Съ самаго дтскаго возраста онъ испытывалъ какую-то странную потребность воровать. Сначала онъ воровалъ игрушки, а потомъ сталъ воровать все, что только попадалось ему подъ руку, по большей части предметы, вовсе не имющіе цнности и для него совершенно безполезные. Онъ уже подвергся двумъ осужденіямъ за кражи съ магазинныхъ выставокъ какихъ-то бездлицъ, которыя онъ и не утилизировалъ вовсе.
Между эпилептиками нердко встрчаются осужденные за оскорбленія общественной нравственности и, притомъ, отличающіеся такимъ же страннымъ характеромъ. Но особенно часто встрчаются осужденные за преступленія, совершенныя подъ вліяніемъ эпилептическихъ импульсовъ или неудержимыхъ влеченій, повторяющихся отъ времени до времени и представляющихъ родъ душевной судороги.
Истерія вовсе не представляетъ собою болзнь однхъ только женщинъ, какъ это показываютъ новйшія изслдованія. Она часто поражаетъ к мужчинъ и иметъ своихъ представителей, и, притомъ, повидимому, довольно нердкихъ, въ тюремномъ населеніи. Истерикъ вообще — это протей, представляющій разнообразныя метаморфозы. Онъ существо душевноподвижное, измнчивое, безпорядочное, чрезвычайно лживое, крайне легковрное, легко увлекаемое и удивительно легко поддающееся проходящимъ вншнимъ вліяніямъ. Истерикъ весьма склоненъ ко всевозможнымъ эксцентричностямъ, онъ любить всякій шумъ, стремится заставить говорить о себ и пріобрсти извстность какою бы то ни было цной. Таковъ истерикъ вообще, таковъ онъ и въ тюрьм.
Вслдствіе особенностей своего существа, истерики рдко дйствуютъ одни и имъ рдко принадлежитъ иниціатива преступленія. Они обыкновенно легко увлекаются и подчиняются людьми съ боле сильною волей. Въ тюрьм они остаются людьми странными и недисциплинированными, а потому и вносятъ съ собой безпорядки и ссоры и оказываютъ дурное вліяніе на своихъ сотоварищей. Наказанія дйствуютъ на нихъ эфемерно, они быстро забываютъ ихъ и снова принимаются за старое. Какъ личность слабовольныя, легковрныя, необдуманныя и легко увлекаемыя, они становятся въ свою очередь игрушкой и забавой для своихъ сотоварищей, которые наталкиваютъ ихъ на т или другіе дурные поступки. Въ тюрьмахъ истерики только портятся. Они выйдутъ изъ нихъ гораздо худшими, потому что ихъ дурныя особенности въ развращенной тюремной сред легко получаютъ усиленное развитіе.
Преступники и въ особенности тюремные обитатели,— что бы тамъ ни говорили, — доставляютъ сумасшествію гораздо большій контингентъ, нежели прочіе люди. И въ этомъ нтъ ничего удивительнаго. Вырождающіеся эпилептики, истерики и алкоголики образуютъ собою наибольшую часть тюремнаго населенія. А, вдь, все это лица чрезвычайно предрасположенныя къ бредовымъ явленіямъ, особенно подъ вліяніемъ потрясеній, обыкновенно сопровождающихъ совершеніе преступленія и его раскрытіе.
Явленія душевнаго разстройства, однако, мало обращаютъ на себя вниманіе тюремной администраціи. ‘На три случая сумасшествія,— говоритъ д-ръ Laurent,— самое большее, если одинъ замчается и регистрируется въ оффиціальной статистик. Остальные же остаются незамченными. Вначал я указывалъ на нихъ администраціи, но мн отвчали: ‘Оставьте насъ въ поко, это васъ не касается’. Аргументъ не допускалъ возраженій и несчастные въ тюрьм заканчивали свое наказаніе. А сколько еще случаевъ ускользало отъ меня!’
По большей части бываетъ, что человкъ, казавшійся прежде здоровымъ и представлявшій только нкоторыя, мало замчавшіяся странности характера, вдругъ совершаетъ то или другое преступленіе. Его арестуютъ и доставляютъ въ тюрьму, гд и замчаютъ потомъ иногда, что имютъ дло съ помшаннымъ, болзнь котораго и констатируется впослдствіи экспертизой. Въ другихъ случаяхъ чаще всего вырождающіяся или оскудлыя личности, прежде проявлявшія лишь нкоторыя странности характера или слабость умственныхъ способностей, вдругъ уступаютъ неодолимому влеченію къ убійству или поджогу и совершаютъ преступленіе. И только уже потомъ, въ тюрьм, обнаруживается ихъ ненормальное душевное состояніе. Случается также, что вполн помшанные совершаютъ преступленія и во время суда не подвергаются достаточному изслдованію. Они доставляются въ тюрьму и здсь отбываютъ свое наказаніе. Надо замтить, что очень большое вліяніе оказываютъ условія перваго столкновенія съ правосудіемъ. Если ненормальное состояніе было замчено сразу и вызвало помщеніе въ пріютъ для душевно-больныхъ, то и при послдующихъ обвиненіяхъ по большей части повторяется то же самое. Напротивъ, незамченные при первомъ осужденіи, душевно-больные часто всю жизнь потомъ посщаютъ тюрьмы. Бываетъ также, что бредъ впервые развивается уже въ самой тюрьм. Это обыкновенно случается съ лицами, предрасположенными, подъ вліяніемъ испытаннаго ими потрясенія.
Въ тюрьмахъ преимущественно наблюдается бредъ мрачнаго характера. Меланхолики, преслдуемые и гипохондрики — вотъ наиболе часто встрчаемые типы.
Алкоголь, какъ уже замчено выше, парализуетъ мозговыя функціи. Онъ уничтожаетъ волю и даетъ просторъ раздражительности, дурнымъ инстинктамъ и импульсамъ. Немудрено поэтому, что алкоголики чрезвычайно многочисленны въ тюрьмахъ. Конечно, не вс алкоголики становятся преступниками, но вс легко могутъ стать ими. ‘Я не колеблюсь сказать,— замчаетъ д-ръ Laurent,— что на десять преступниковъ восемь суть алкоголики. И говоря восемь, я несомннно говорю слишкомъ мало. Воздержный преступникъ, по моему мннію, птица очень рдкая’.
Особенно вредное вліяніе производитъ алкоголь, когда онъ воздйствуетъ на подготовленную почву,— почву вырожденія. Въ этихъ случаяхъ ядъ доканчиваетъ нравственную деградацію, начало которой заложено наслдственною передачей. Поэтому алкоголь въ соединеніи съ вырожденіемъ представляетъ собою одинъ изъ наиболе важныхъ факторовъ въ этіологіи преступленія.
Алкоголики совершаютъ преступленія и приходятъ въ тюрьму во вс періоды отравленія ядомъ. По наиболе многочисленные въ тюрьмахъ алкоголики хроническіе. Между ними встрчаются достигнувшіе той степени физическаго паденія и душевнаго озвренія, при которой наблюдается полное уничтоженіе всхъ нравственныхъ чувствъ. Впавшіе въ такое состояніе не могутъ уже объяснить мотивовъ своихъ безпорядочныхъ влеченій. Они предаются неудержимому и безцльному бродяжеству и ихъ существованіе протекаетъ тогда въ самой ужасной апатіи и душевномъ индифферентизм, причемъ волевыя дйствія замщаются у нихъ тупымъ автоматизмомъ. Таковъ, наприм., нкто А. Онъ сынъ пьяницы и самъ сталъ неудержимымъ пьяницей еще въ ранней молодости. Посл возвращенія изъ военной службы онъ отличался самымъ дурнымъ поведеніемъ. За свое разнузданное пьянство онъ былъ изгоняемъ отовсюду и впослдствіи сталъ бродячимъ пвцомъ. По мннію А., ‘дйствительное средство быть счастливымъ, это — быть постоянно пьянымъ’. А. насчитываетъ по меньшей мр 24 осужденія за кражи, нищенство, бродяжество, пьянство и буйство. Онъ озврлъ вполн и никогда не проявляетъ никакого раскаянія. Его отвты поражаютъ своимъ возмутительнымъ цинизмомъ. Его взглядъ представляется отуплымъ и силы его въ крайнемъ упадк. Онъ съ трудомъ понимаетъ то, что ему говорятъ, а его собственная рчь очень медленна и затруднена.
Объ одномъ общемъ преступномъ тип говорить, очевидно, нельзя. Въ тюрьм существуютъ ‘преступные типы, боле или мене характерные, но ни въ какомъ случа не специфическіе’. Поэтому если и можно говорить о преступник вообще, то весьма относительно,— въ смысл наиболе часто встрчаемаго большинства. Въ этомъ смысл ‘преступники вообще’ представляютъ и нкоторыя общія особенности, о которыхъ мы и скажемъ теперь.
Размръ головы у преступниковъ вообще меньше средней нормальной величины. Лица ихъ невольно поражаютъ почти всякаго нкоторою особенностью и взаимнымъ, какъ бы родовымъ сходствомъ. Послднее есть слдствіе скопленія вншнихъ стигматъ физическаго вырожденія, рзко бросающагося въ глаза и обыкновенно не встрчающагося у нормальныхъ людей. Вообще лица преступниковъ, въ большинств случаевъ, отличаются своею некрасивостью: они неправильны и страдаютъ полнымъ отсутствіемъ гармоніи. Даже лица, представляющія исключеніе, отличаются тою же неправильностью и тмъ же недостаткомъ гармоніи. Они могутъ нравиться только людямъ съ мало развитымъ вкусомъ.
Въ своихъ любовныхъ отношеніяхъ преступники не представляютъ однообразія. Нкоторые изъ нихъ весьма индифферентны и ршительно предпочитаютъ наслажденія кабака наслажденія къ любви. Другіе, напротивъ, проявляютъ слишкомъ преждевременное развитіе и чрезмрную повышенность инстинкта. Девять десятыхъ этихъ послднихъ ищутъ только самыхъ грубыхъ удовлетвореній и не разбираютъ въ женщин ни ея лтъ, ни ея красоты. Они видятъ въ ней исключительно самку и больше ничего. Въ тюрьм они предаются самымъ ужаснымъ порокамъ и для этой цли отыскиваютъ между своими сотоварищами проститутокъ-мужчинъ. Другіе находятъ. себ лицъ съ извращенными проявленіями, которыхъ не мало въ тюрьм и которыя практикуютъ въ ней самый ужасный развратъ. Нкоторые же сами развращаютъ еще молодыхъ и неопытныхъ и съ ними завязываютъ связи, продолжающіяся иногда и по выход изъ тюрьмы.
Умственныя способности громаднаго большинства преступниковъ значительно ниже средняго уровня. Между ними очень много такихъ, которые никогда ничему не могли выучиться и которые, несмотря на прохожденіе школы, не умютъ ни читать, ни писать. ‘У меня тугая голова’,— поясняютъ нкоторые изъ нихъ. Выдающимся умственнымъ порокомъ преступниковъ является недостатокъ послдовательности въ идеяхъ, недостатокъ уравновшенности въ концепціяхъ, а вслдствіе того, удивительная непредусмотрительность — неизбжный результатъ необдуманности. Припомнимъ, напримръ, поистин безумную и губившую многихъ изъ нихъ откровенность по отношенію къ первому встрчному.
Вслдствіе своей непредусмотрительности, преступники не суть люди завтрашняго дня. Они живутъ изо дня въ день и проводятъ жизнь въ полной безпечности, которая длаетъ ихъ неспособными успшно бороться и что-либо предвидть.
Воображеніе у преступниковъ чрезвычайно мало развито и потому слабо, что весьма ярко проявляется въ тюремной литератур. Даже восхвалявшіеся пріемы ихъ хитрости настолько же древни, какъ и сама тюрьма. Преступники очень рдко выдумываютъ что-либо новое. По большей части они пользуются старымъ и зазженнымъ. Тюремныхъ надзирателей съ ихъ по большей части, низкимъ уровнемъ развитія вполн достаточно, чтобы разгадывать ихъ хитрости, обдумывавшіяся нердко въ теченіе долгаго времени.
Чувство симпатіи къ людямъ у преступниковъ представляется вполн истощеннымъ. ‘Я убиваю человка, какъ я выпиваю стаканъ вина’,— говорилъ Lacenaire. Это, конечно, отчасти хвастливая, но, вмст съ тмъ, во многомъ и глубоко правдивая фраза. Припомнимъ, напримръ, хотя бы Boutellier. Убивъ свою мать 50-го ударами ножа, онъ почувствовалъ себя усталымъ, легъ около нея и спокойно уснулъ.
За то различныя сильныя страсти, вытекающія изъ дурныхъ инстинктовъ, вполн владютъ преступниками и вполн свободно пробиваются наружу. Отсюда и проистекаетъ внутренняя борьба, постоянно наполняющая ихъ душу и порождающая ихъ крайнее непостоянство и измнчивость’, сегодняшній искренній другъ безъ всякой достаточной причины становится заклятымъ врагомъ на завтра. Но основной порокъ преступниковъ — ихъ непреоборимая лнь. Она является у нихъ основаніемъ множества другихъ пороковъ. ‘Я часто пробовалъ, — такъ разсказывалъ одинъ изъ нихъ,— но я не могу, работа убиваетъ меня’.
Въ глаза опасности они не умютъ смотрть. По большей части это подлыя и трусливыя натуры, дрожащія при всякомъ представленіи о бои и страданіи. Тмъ не мене, громаднйшее большинство изъ нихъ до крайности тщеславно и хвастливо. Они нердко кичатся своими мнимыми ужасными злодяніями, желая казаться героями хоть преступленія.
Воля у значительнаго числа преступниковъ представляется одной изъ наиболе слабыхъ сторонъ ихъ существа. Она поистин больна у нихъ. У однихъ замчается полная недостаточность волевыхъ импульсовъ. Это натуры инертныя, неподвижныя и лишенныя всякой иниціативы. У другихъ, напротивъ, наблюдается недостатокъ координаціи и задерживающей способности, слдствіемъ чего является значительная импульсивность и автоматизмъ. Существуетъ, наконецъ, и третья категорія, состоящая изъ лицъ не способныхъ къ внимательности и обдуманности, а потому и къ необходимому самоуправленію въ своихъ дйствіяхъ.
Совсть у большинства преступниковъ совсмъ нма. Голосъ ея ил не раздавался вовсе, или очень рано былъ заглушенъ громкимъ голосомъ необузданныхъ страстей и влеченій. Религіозное чувство, за весьма рдкими исключеніями, также, почти не звучитъ въ нихъ. Одни иррелигіозны, а другіе — и такихъ значительное большинство — вполн индифферентны.
За рдкими исключеніями, преступники не любятъ чтенія. Если и читаютъ, то чтобы только убить время. Читаютъ больше въ кельяхъ и больницахъ, и весьма мало въ общемъ заключеніи, гд свободное время проходитъ въ болтовн и обдумываніи преступныхъ предпріятій на будущее. Самыя лучшія мста прочитанныхъ книгъ не трогаютъ ихъ и въ конц наиболе возвышенныхъ страницъ можно найти замтки врод слдующихъ: ‘слабоумный’, ‘враль’ и пр. Въ тюрьмахъ всего боле любятъ произведенія сальныя. Сами же преступники пишутъ сравнительно много, но литература тюрьмы, отражающая особенности души ея авторовъ, очень низкаго качества. Только благородныя чувства и могутъ порождать возвышенныя идеи, а эти-то чувства у преступниковъ и отсутствуютъ или же существуютъ въ совершенно недоразвитомъ состояніи. Только одно чувство съ трудомъ замираетъ въ душ этихъ несчастныхъ — это чувство любви къ матери, которое вызываетъ иногда трогательныя и горячія строки. ‘О моя матушка, хотя и разлученный съ тобою, я всегда недалекъ отъ тебя!— писалъ своей матери одинъ молодой итальянецъ, уже насчитывавшій за собой очень много осужденій.— Ты ангелъ-хранитель, бдящій надъ моимъ сномъ, дорогой и печальный образъ, являющійся мн, когда ночь спускается надъ нами. Твои нжныя слова ободренія могущественно звучатъ въ моемъ сердц, ихъ я слышу еще и тогда, когда безжалостный день удаляетъ тебя и призываетъ меня къ печальнымъ впечатлніямъ дйствительности. О ты, которая любила меня, когда я, еще не знающій жизни, лежалъ у тебя на груди, ты уже тогда страдала за меня!’ ‘О мать моя, прости меня. Ты, которая была слишкомъ добра ко мн, прости мн мои ошибки! Пролитыя тобой слезы — ужасное осужденіе меня предъ престоломъ Предвчнаго. Прости меня во имя воспоминаній о моемъ дтств, когда, безхитростный и невинный, я жилъ на твоихъ колняхъ’. ‘О мать моя, прости меня, что я не могу уже быть боле шагамъ, какимъ ты произвела меня: я осквернилъ кровь отъ крови твоей, кость отъ кости твоей и плоть отъ плоти твоей!’ ‘Ты одна можешь понять, что испытываю я, когда, при своемъ пробужденіи, я не вижу твоего дорогаго и столь добраго для меня лица подставляющимся моимъ губамъ’. ‘О матушка, одно сохранилось во мн нетронутымъ: сердце мое всегда продолжаетъ сильно биться, когда твой образъ и образъ отца моего представляются душ моей!’ Но столь трогательныя проявленія чувства встрчаются не часто. Большинство же сохраняютъ о своихъ матеряхъ только почтительныя воспоминанія.
Другіе мотивы тюремной литературы не создаютъ ничего хотя сколько-нибудь подобнаго. Наиболе распространенный родъ тюремной поэзіи — непристойныя эротическія псни. Дале слдуютъ анархическія теоріи. Преступники любятъ обсуждать важнйшія общественныя проблемы и ршать труднйшіе общественные вопросы. Чувство же, которое господствуетъ въ тюремной поэзіи, это — ненависть. Убійцамъ удивляются, воровство прославляютъ и преступленіе ставятъ на пьедесталъ.
Въ тюремныхъ рисункахъ проявляется та же внутренняя нищета. Преступникъ только копируетъ то, что онъ видлъ или видитъ. Онъ ничего не творить воображеніемъ, ничего не убавляетъ и не прибавляетъ ничего. Въ его произведеніяхъ нельзя уловить никакой идеи и подмтить никакой эмоцій. Каррикатура ему не удается также. Онъ не обладаетъ тою живостью ума и тонкостью сужденія, которыя даютъ возможность уловить слабую и почти незамтную смшную сторону лица и воспроизвести ее въ каррикатур въ преувеличенномъ вид. Ихъ шаржи тяжелы, банальны, лишены воображенія и соли и часто непристойны. Наиболе частымъ сюжетомъ для ихъ творчества служатъ эротическія сцены, воспроизводящія ужасающія оргіи и безобразія.
Языкъ преступниковъ, или такъ называемый воровской языкъ, не есть языкъ въ собственномъ смысл. Онъ разв только извращенный діалектъ. Его господствующія особенности — грубая, циничная иронія и зловщая веселость. Онъ изыскиваетъ образы, которые пачкаютъ и унижаютъ, и метафоры, которыя покрываютъ грязью. Письмо же преступниковъ представляетъ значительныя черты сходства съ письмомъ душевно-больныхъ.
Вс описанныя особенности преступниковъ, какъ и вообще вс особенности организма и натуры, отчасти унаслдуются въ крови, а отчасти прививаются подъ вліяніемъ недостатка хотя сколько-нибудь надлежащаго воспитанія, задача котораго—выработка хорошихъ привычекъ, развитіе совсти и живаго пониманія необходимости общественныхъ связей и благородныхъ чувствъ. Преступники выходятъ по преимуществу изъ дурныхъ и пьяныхъ семей. Бдность и скудость, грязныя и отвратительныя домашнія сцены — вотъ что по большей части окружаетъ ихъ раннее дтство и даетъ имъ ихъ первыя дтскія впечатлнія. Кром органическаго наслдія, ихъ семьи даютъ имъ по большей части и самые дурные примры. Он предоставляютъ имъ по цлымъ днямъ бгать по улицамъ и даже пить, а потомъ нердко сами эксплуатируютъ ихъ пороки и въ особенности пороки двочекъ.
Съ теченіемъ времени къ неблагопріятнымъ условіямъ первоначальнаго воспитанія присоединяется и неблагопріятное вліяніе дурныхъ знакомствъ и компаній, которыя рано приводятъ въ дурныя мста увеселеній, доканчиваютъ многое недоконченное домашнимъ воспитаніемъ и уничтожаютъ послднія остающіяся колебанія и сомннія. Конечною же школой порока и развращенія безспорно бываетъ тюрьма. При теперешней ея организаціи, она, по справедливому замчанію Emil’я Gautier, ‘является поистин клоакой, извергающей въ общество потокъ гнилостной жидкости и массы зародышей физіологической и нравственна# заразы’. Человкъ, два или три раза побывавшій въ современной тюрьм, уже не подастъ надежды: онъ загангренированный членъ общественнаго организма и совершенный топъ нравственнаго паденія. ‘Съ этихъ поръ онъ обреченъ жить въ борьб съ обществомъ до тхъ поръ, пока послднее не захватить его съ рукою въ карман или съ рукою въ крови и безжалостно не раздавитъ его, какъ сквернаго клопа, между двумя страницами уголовнаго кодекса, который читать ему было не надо’.
Такова неприглядная тюремная дйствительность и таково поистин глубоко несчастное и органически обездоленное постоянное тюремное населеніе, подъ вліяніемъ пагубнаго воспитанія и дурныхъ жизненныхъ условій постепенно подготовляющееся и формирующееся въ сред дурныхъ родовъ и семей, которыя въ свою очередь являются по большей части необходимымъ результатомъ общественныхъ настроеній, несправедливостей и зла. Говорятъ, что ‘общество заслуживаетъ своихъ преступниковъ’. И въ этомъ выраженіи есть глубокая правда. Крайне дуренъ и вреденъ плодъ,— спору нтъ,— но еще прежде него были уже крайне дурны и вредны условія, его породившія. А условія эти суть условія, благопріятствующія физическому и нравственному вырожденію породы. Послднимъ постепенно по преимуществу и подготовлятся дурные и порочные роды и семьи, изъ которыхъ столь часто предназначено произойти привычнымъ преступникамъ. Посмотримъ же, что для борьбы съ послдними намъ рекомендуетъ д-ръ Laurent, тщательно изучившій обездоленное тюремное населеніе:
‘Я описалъ этихъ индивидуумовъ, дурно вооруженныхъ для борьбы за жизнь,— говоритъ онъ.— Я изучилъ ихъ слабыя умственныя способности, ихъ бдное воображеніе, ихъ ослабвшую волю и ихъ безмолвную совсть. Я отыскалъ на ихъ тл многочисленныя стигматы физическаго вырожденія — столь частое соотвтствіе вырожденія психическаго. Я описалъ ихъ отличными и отъ душевно-больныхъ, но отличными также и отъ прочихъ людей и образующими особый классъ существъ’. И что же? Для этого ‘особаго класса существъ’ онъ рекомендуетъ, какъ общую мру, исключительно наказанія, которыя, какъ говоритъ онъ, ‘приходятъ на помощь негодяямъ’ и сдерживаютъ дурныя влеченія и страсти.
Въ частности для бродягъ и нищихъ и нкоторыхъ категорій алкоголиковъ д-ръ Laurent рекомендуетъ особыя отдленія въ тюрьмахъ, гд безъ чрезмрно суровой дисциплины ихъ пріучали бы работать и своимъ собственнымъ трудомъ покрывать издержки ихъ содержанія, предоставляя только избытокъ въ ихъ собственную пользу. Такія же особыя отдленія тюрьмы онъ рекомендуетъ для истериковъ и эпилептиковъ. Для воровъ и привычныхъ преступниковъ онъ совтуетъ исключительно одиночную келью, которая, по его мннію, укрощаетъ наиболе неукротимыхъ. Для тхъ же, на которыхъ не дйствуетъ и это суровое средство, и самый карцеръ, лишенный свта, тепла и въ значительной мр даже воздуха, онъ рекомендуетъ физическую боль и страданіе и напоминаетъ при этомъ о возможности возстановленія битья палками, а въ случа неуспха этого энергичнаго средства — и примненія эшафота. ‘Убиваютъ же дикаго звря, на котораго не удается надть намордникъ’,— поясняетъ онъ.
Таковы нсколько радикальныя мры борьбы, которая рекомендуетъ намъ д-ръ Laurent, и таковы выводы, къ которымъ приходитъ онъ въ конц своей замчательной работы. Вполн признавая выдающіяся достоинства послдней въ отношеніи изученія особенностей тюремнаго населенія, мы не можемъ вполн признать ихъ въ отношеніи всхъ ея конечныхъ заключеній, какъ они формулированы авторомъ. Они видятъ только одну изъ дйствующихъ сторонъ въ преступленіи и, повидимому, только съ точки зрнія другой стороны обсуждаютъ широкій соціальный вопросъ.
Тщательное изученіе тюремнаго населенія въ печальныхъ исторіяхъ его прошлаго иметъ глубокій смыслъ и значеніе. Оно знакомитъ насъ съ истинными, хотя часто и отдаленными факторами преступности, и тмъ самымъ невольно указываетъ и на широкія и гуманныя мры предупрежденія, которыя, воздйствуя на самыя причины, одн только и могутъ быть признаны вполн дйствительными и надежными средствами борьбы съ порчей и преступленіемъ. Знакомя съ роковымъ сцпленіемъ причинъ и слдствій, это изученіе учитъ насъ сочувственно относиться даже и къ преступникамъ, но, конечно, не за ихъ пороки и развращеніе, которые дурны и отвратительны, а за ихъ глубокое, въ сущности, несчастіе, за ихъ физическую обездоленность и за несомый ими жизненный крестъ, который часто подавляетъ ихъ своею тяжестью. Они глубоко несчастны въ самомъ своемъ невольномъ сознаніи всей своей недостаточности и незадачливости, обрекающей ихъ на невзгоды, позоръ и тюрьму. Они глубоко несчастны и въ своемъ неуравновшенномъ и, по большей части, тяжеломъ настроеніи, часто побуждающемъ ихъ искать успокоенія въ вин и различныхъ оргіяхъ. Въ скорбныхъ листахъ обитателей тюремныхъ келій предъ внимательнымъ и спокойнымъ наблюдателемъ проходятъ одна за другою поучительныя исторіи отмченныхъ семей, изъ которыхъ преимущественно и выходятъ преступники. Въ нихъ, въ этихъ иногда долгихъ исторіяхъ часто ярко отражаются общественная несправедливость, мелкія обиды и жизненныя незадачи и утсненія, которыя, дйствуя въ своей постоянной ежедневной множественности, незамтно понемногу портятъ характеры и постепенно вырабатываютъ неприглядные типы уклоненія, съ отмчающими ихъ черствостью, пороками и развращеніемъ. Бдность, обездоленность, отсутствіе развитія и воспитанія — вотъ господствующіе мотивы скорбныхъ листовъ обитателей тюремныхъ велій.
Теорія ‘дикаго звря’, которой иногда оперируютъ, успокаивая общественную совсть и возстанавливая одну часть общества — жизненныхъ успшниковъ, противъ другой его части — жизненныхъ незадачниковъ, можетъ, по нашему глубокому убжденію, способствовать успшному ршенію серьезной задачи о человческой преступности. Бастоналы и казни — плохія средства къ тому. Он способны лишь огрублять само общество и ослаблять въ немъ зиждительное чувство сочувствія и благожелательности къ ближнимъ. Обходимся же мы, и обходимся съ полнымъ успхомъ, безъ этихъ жестокихъ средствъ по отношенію къ самымъ опаснымъ душевно-больнымъ, свобода которыхъ ршительно немыслима. Трудно сказать, почему же бы мы не могла обойтись безъ нихъ и по отношенію къ тмъ исключительнымъ преступникамъ, которые, по признанію самого д-ра Laurent, органически ‘не могутъ чувствовать добра’ и надъ совстью которыхъ, по его мннію, нависла безпросвтная ночь? Очевидно, что т и другіе одинаково органическіе выродки и незадачники, и не по отношенію къ нимъ — этимъ несчастнымъ нравственнымъ калкамъ и нищимъ — должна свирпствовать мздовоздающая справедливость. Не будемъ забывать великаго изреченія, что только съ того, кому много дано, много и взыщется. Нтъ спору, что общество не можетъ и не должно оставаться беззащитнымъ предъ ужаснымъ зломъ преступленія, которое подтачиваетъ самыя основы общественности. Нтъ, оно должно энергично бороться и поражать преступленіе, но всегда дйствительными и разумными средствами, въ числ которыхъ нтъ и не должно быть мста вовсе ненужной жестокости. Внимательное и тщательное изученіе всхъ факторовъ преступности, въ которыхъ и лежитъ центръ тяжести всего вопроса, и принятіе указываемыхъ ими мръ разумнаго и справедливаго предупрежденія — вотъ дйствительныя средства борьбы съ преступленіемъ, къ которымъ можно и должно присоединить вполн правильно и хорошо устроенныя тюрьмы, разсчитанныя на подъемъ и дйствительное исправленіе осмотрительно заключаемыхъ въ нихъ.