Тяжба Ума с Красотой
Тяжба Ума с Красотой
(Из фран. жур.)
——
Тяжба Ума с Красотой, Карамзин Николай Михайлович, Год: 1803
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Ум однажды поссорился с Красотой, разумеется, что не он был начинщиком. Красота утверждала, будто ему ни в чем не должно спорить с ней, но Ум имел свои права, и не хотел уступить их. Жители пафоские разделились на две партии. Между тем наступил праздник в честь Венеры.
Красота имела там особенный алтарь, на котором фимиам беспрестанно курился. Гордая богиня на все жертвы мира ответствовала одной улыбкой, и любовь была довольна. Что принадлежит до Ума, то его из милости — терпели в храме, и почти также обходились с ним, как в старину с придворными шутами: известно, что они всех забавляли, а их всякий мог щелкать по носу. Это было конечно великой неблагодарностью: кто при дворе не дает людям умирать от скуки, того надлежало бы считать важным человеком.
Красота отдалась на суд народа. Выбрали судей по жребию, но стариков исключили. Красота объявила их пристрастными. Ум мог бы жаловаться на такую несправедливость, но он знал, что суд и рассудок не имеют никогда одного значения.
Записали имена судей, мужчин и женщин. Тогда явилась Красота… Ее гордые взоры изображали спокойную уверенность, внутренняя досада еще более оживила цвет лица и блестящий огонь в глазах ее. Начав говорить, она требовала, чтобы Ум обязался торжественно быть во всем ее слугой, не смел и думать об алтарях, и ежедневно курил фимиам на ее жертвеннике. Красота замолчала — ибо не умела сказать ничего более — и хорошо сделала: ибо речь богини начинала вредить действию милого ее вида. Безмолвие было ей полезнее, и приятная улыбка довершила торжество ее в сердцах судей… Тут выступил Ум. Черты лица его нравились, не будучи правильными, глаза сияли огнем: высокий лоб изъявлял какое-то благородство души, голос был мужествен и трогателен. — Ожидали с нетерпением его речи, не замечали в нем малого роста, а видели только одну стройность. Выразительные, быстрые взоры его проницали в душу. Многие, смотря на Ум, не взглянули ни разу на Красоту.
Он наклонил голову в знак почтения, и сказал: ‘Милостивые государи! Красота имеет столько выгод и преимуществ, что вы без сомнения дозволите мне взять все меры осторожности для моей защиты. Требую, чтобы решение отложили до большого праздника Венеры, который будут торжествовать через три года. Между тем соглашаюсь во всем угождать Красоте: поверьте, что низкая зависть чужда моему сердцу’.
Все захлопали в знак удовольствия и, по его желанию, отсрочили решение. Список имен судейских спрятали в миртовой ларчик, и с того дня Красота начала повелевать Умом, не сомневаясь в своей победе.
Три года скоро проходят в стране Любви. И настал день великого торжества. Музыкальные орудия и радостные восклицания счастливых любовников загремели в Пафосе. В час суда народ собрался на обширном лугу, где сделан был амфитеатр для судей. Вынули из миртового ларчика имена их, всех перекликали, и всякий, сказав: я! сел на свое место.
Ум всходит на кафедру… взглядывает быстро на судей и народ, читает требования Красоты — и с великой скромностью начинает говорить, нимало не унижая гордой соперницы, и желая единственно прав равенства… изображает их особенные выгоды, удовольствия, опасности, сравнивает любовника умного, которого глаза, физиономия и разговоры беспрестанно открывают новые прелести души его, с прекрасным неодушевленным лицом, которое должно скоро наскучить, доказывает, что нельзя долго любить человека, которого презираем — с таким жаром описывает выгоды ума в любовной связи, что все слушатели окружили, стеснили его, и Красоту еще в первый раз одну оставили. Искусное ораторское движение довершило его победу. Вообразим, сказал ритор, вообразим действие времени на Ум и Красоту: оно всем наделяет первый и все отнимает у последней, со временем приобретаем знания, со временем лишаемся наружных прелестей. Ум принадлежит старику и молодому, Красота только юношеству: она уже стареется тогда, когда первый еще зреет. Болезнь, воздух, огорчение, истребляют красоту: Ум не боится случаев, и всякую утрату заменяет новыми приобретениями’.
Тут громкие вздохи раздались в амфитеатре. Оратор остановился, все зрители обратили туда глаза… Четыре славнейшие красавицы, бывшие в числе судей, в течение нескольких месяцев лишились прелестей, которыми они еще недавно гордились. Нежная Алина, также сидевшая в амфитеатре, любила молодого человека, не красавца, но славного умом: их страстные и пламенные взоры служили убедительным доказательством истины, предложенной оратором. Одним словом, все судьи, перешедши из крайности в крайность, могли бы даже навсегда изгнать Красоту из Пафоса, если бы она в самое то мгновение — не заплакала… Это стоит речи, и добрые судьи, сжалясь над ней, решили, что впредь Ум и Красота будут иметь одни права, обязываясь уважать друг друга. — С того времени женщины более приносят жертв Красоте, а любовники Уму, и с того же времени, по верному замечанию наблюдателей, гораздо более видим обманутых матерей, опекунов и мужей.
Тяжба Ума с Красотою: [Аллегор. шутка]: (Из фран. жур.) / [Пер. Н.М.Карамзина] // Вестн. Европы. — 1803. — Ч.9, N 10. — С.111-116.