ТРАКТОВАЯ ДОРОГА И ГЕРОИ БОЙКОЙ ЗДЫ.
ТРАКТОВАЯ ДОРОГА И ГЕРОИ БОЙКОЙ ЗДЫ.
(ФЕЛЬЕТОНЪ).
Лошадей!!!…
Изъ діалоговъ прозжающаго.
Семилужинскій.
‘Восточное Обозрніе’, No 7, 1885
Трактовая дорога и герои бойкой езды, Ядринцев Николай Михайлович, Год: 1885
Время на прочтение: 6 минут(ы)
Сибирь когда-то славилась быстрой здой и лихими тройками, и вполн удовлетворяла прозжихъ. Еще извстный путешественникъ С. В. Максимовъ разсказываетъ, какъ на Бараб держатъ тройку лихихъ коней, пока прозжій садится въ повозку, а затмъ держащіе лошадей отскакиваютъ, и лошади несутся вихремъ, пока не умаются, что обыкновенно бываетъ уже близь слдующей станціи. Какой-то спортсменъ, богачъ и кутила, хавшій въ Сибирь на золотые промысла, увлекся сибирской здой и сталъ держать пари съ ямщиками и смотрителями станцій, назначая время и разстояніе для скачки. Когда онъ прохалъ тысячу верстъ, онъ проигралъ всё, и въ томъ числ массу превосходныхъ парижскихъ несессеровъ и рдкостей, которые остались въ рукахъ станціонныхъ смотрителей. Сибирская зда превзошла и разстроила вс соображенія и разсчеты европейскаго спортсмена. Для курьеровъ и начальства въ Сибири стоятъ избранныя тройки, у состоятельныхъ крестьянъ всегда находятся превосходныя лошади. Казённаго человка всегда везутъ исправно, если позволяетъ дорога. Удивительны при такихъ условіяхъ разныя претензіи и столкновенія на дорогахъ по поводу разныхъ героевъ и любителей скорой зды. Это объясняется весьма часто характеромъ прозжающихъ и нетерпніемъ, обнаруживаемымъ ими въ виду разстояній. Особенно отличаются этимъ въ первый разъ отправляющіеся въ Сибирь или въ Ташкентъ цивилизаторы. Имъ сразу хочется перескочить разстоянія, перелетть его на ковр — самолет, для нихъ не существуетъ погоды, сезоновъ, физическихъ препятствій, распутья, они не признаютъ ихъ. подобныя препятствія для нихъ не существуютъ. Бда! если такой нетерпливый цивилизаторъ — герой детъ по казенной надобности: онъ требуетъ, чтобы его везли какъ курьера.
Въ 40-хъ годахъ еще Пушкинъ рисовалъ въ разсказ о дочк станціоннаго смотрителя портретъ бойкаго прозжающаго гусарскаго офицера на станціи, съ поднятой нагайкой, смирившагося только предъ взоромъ станціонной красавицы. Про какого то министра разсказывали анекдотъ, что онъ остановился на станціи и ждалъ, пока ему запрягутъ карету. Это было въ турецкую компанію. Вдругъ влетаетъ офицеръ, не боле какъ прапорщикъ.— Лошадей!— требуетъ онъ. Ему говорятъ, что надо подождать.— Нельзя мн ждать,— кричитъ офицеръ:— я ду подъ турку! Начался шумъ. Офицеръ требовалъ, чтобы лошадей выпрягли изъ кареты и запрягли ему. Скромный старичекъ, вышедшій изъ другой комнаты, чтобы покончить непріятную сцену, приказалъ выпрячь изъ кареты лошадей и отдать офицеру. Министръ не такъ торопился, какъ прапорщикъ. Сдлавъ уступку и удаляясь, онъ только замтилъ:— поскоренапрягите ему лошадей, прапорщикъ детъ подъ турку, пропалъ турка!
Вотъ именно все то, что когда-то совершалось на русскихъ дорогахъ, а теперь отошло узко въ область преданій, совершается еще до сихъ поръ на сибирскихъ дорогахъ. Каждый прапорщикъ здсь детъ подъ турку, каждый коллежскій регистраторъ требователенъ также, какъ Иванъ Александровичъ Хлестаковъ, и увряетъ, что онъ детъ по высшему дипломатическому порученію. Необычайныя требованія, шумъ, скандалъ, брань и ожесточенное скрипніе пера въ жалобной книг слышатся на сибирскихъ станціяхъ отъ бойкихъ прозжающихъ ‘по казенной надобности’, а кажется, эта надобность иногда не боле какъ надобность получить двойныя прогоны, невзачетъ жалованье, а затмъ посл трехлтняго бостона возвращеніе опять съ прогонами обратно съ тою же поспшностью. Такой дущій цивилизаторъ считаетъ обязанностью изобразить изъ себя на каждой станціи ‘рыкающаго льва’. Это тотъ самый прозжій, котораго изображалъ еще Н. Успенскій въ разсказ на станціи. ‘ду я, сударь мой, вотъ также въ такомъ-то году,— говоритъ онъ.— Спрашиваю лошадей!— говорятъ: ‘нтъ лошадей!’ — Нтъ?— тррахъ! явились лошади’. Отъ такого прозжающаго со страхомъ и паникой разбгаются ямщики. Узжающаго его они провожаютъ съ огромными флюсами и подтеками подъ глазами вслдствіе неизбжныхъ столкновеній. За то обрекается на жертву сидящій на козлахъ несчастный ямщикъ. Пшолъ!!!— раздается энергично изъ устъ прозжаго, повторяющаго это даже въ дремот. Тройка летитъ какъ вихрь, во ямщикъ чувствуетъ, какъ надъ его затылкомъ поднимается что-то тяжелое и угрожаетъ ему шпорой. По прозжій не удовлетворяется, онъ грозитъ ямщику, вытаскивая огромный кинжалъ и рубя имъ козлы (фактъ, которому мы были свидтели), взаключеніе грозитъ револьверомъ. За послдніе годы нсколько было случаевъ, когда объ ямщиковъ разряжали револьверъ. Такой случай немного лтъ назадъ былъ въ Каинск. По еще чаще пускаются въ ходъ кулаки надъ беззащитнымъ ямщикомъ, и это, все-таки, не мшаетъ прозжающему записать еще жалобу не на себя, а на избитаго.
Въ дорог, среди тряски и безпокойной зды, на дальнихъ разстояніяхъ прозжающій весьма часто становится раздражителенъ, ворчливъ, несправедливъ, требователенъ. Словомъ, и здоровый человкъ становится больнымъ. По есть люди и темпераменты совершенно болзненнаго, вспыльчиваго нрава. Есть просто бшеные люди, есть скандалисты, которые невыносимы въ городахъ. Въ Сибирь часто подъ тмъ или другимъ предлогомъ сбываютъ закутившійся народъ съ глазъ долой. Можно себ представить, что они продлываютъ на дорогахъ. Часто дутъ люди безъ просыпа пьяные и въ delirium tremens.
Масса разсказовъ ходитъ объ этихъ герояхъ и особенно о ташкентцахъ. Еще на желзныхъ дорогахъ далеко до-степи они начинаютъ отличаться. Такъ одинъ господинъ, попавшій въ Восточной Сибири въ крупную дорожную исторію, передъ этимъ отправляясь на службу въ Туркестанъ, уже на самарскомъ вокзал имлъ слдующее столкновеніе. Онъ началъ бойко расталкивать публику и дамъ, а когда какой-то господинъ осмлился ему замтить о неприличіи, этотъ герой бацъ въ физіономію. Господинъ началъ защищаться палкой, ташкентецъ выхватилъ саблю и хотлъ зарубить защитившагося. Въ толп явился, однако, нкто, кто могъ притиснуть воина къ стн, и обезоружилъ. Составили протоколъ. Ташкентскій герой, сконфуженный неудачей, пробовалъ вызывать на дуэль, но его пугнули судомъ. Это было начало, герой халъ ‘цивилизовать’. Можно себ представить, что онъ выдлывалъ въ степи надъ несчастными киргизами, жалобы на него оставались безъ послдствій. Скоро Ташкентъ его увидалъ вмст съ другими цивилизаторами, подобными ему. Они не знали удержа, являлись въ общество въ фуражкахъ, въ шинеляхъ, скакали по улицамъ верхомъ, взявшись за руки, топча прохожихъ. Нагайка въ ихъ рукахъ наводила ужасъ на всхъ, кто имлъ несчастіе встрчаться съ этими шалунами’. Скоро того же героя перебросило на другую окраину, и онъ, конечно, не исправился, но явился съ тми же правами. Въ газет ‘Сибирь’ пишутъ, что года четыре тому назадъ то же лицо на якутскомъ тракт изрубило якутовъ шашкой и чуть не застрлило изъ револьвера смотрителя станціи Размуса, и выстрла не послдовало лишь потому, что помшалъ шомполъ, этотъ старикъ — смотритель былъ, однако, избить героемъ. Вмсто того, чтобы получить защиту, этотъ несчастный старикъ былъ вдобавокъ еще уволенъ отъ должности по жалоб того же героя, который пытался его застрлить. Если не въ безопасности оказывается личность смотрителей и ямщиковъ, можно себ представить, что лошади тмъ мене щадятся. Загнать лошадь считается ни почемъ. Представьте сцену, которую мы не разъ видли.
Превосходно подобранныя, вызжайныя и весьма цнныя лошади измучены, загнаны, запалены. Тройка дрожитъ, отъ нея валитъ наръ. У крыльца станціи толпа ямщиковъ торопится отпрягать ее и окачиваетъ лошадей ведрами воды. Но вотъ коренная, тяжело дыша, ступила шагъ, зашаталась и грянулась о землю. Никакія усилія не помогаютъ ей, лошадь пала. Холеная, любимая, эта лошадка составляла зависть другихъ и гордость хозяина. Не додалъ, не досыпалъ онъ, копилъ и прикапливалъ, чтобы пріобрсти ее. Онъ мечталъ въ длинныя ночи о ней, какъ о красавиц. Врно служила она ему, онъ несъ ей лучшій овесъ, говорилъ съ ней и она разумла его, эта лошадка была съ нимъ въ пол и на пашн товарищемъ, она его не разъ выручила, когда гнались за нимъ грабители, и вынесла его домой, возвращая семь — цлая эпопея, цлая исторія у этой лошади. Вдь не одинъ герой въ ‘Анн Карениной’ Толстаго только любилъ свою лошадь. И вотъ она лежитъ и смотритъ молящими глазами, какъ бы съ укоромъ.
А этотъ весь избитый, срый мужичокъ забылъ свои раны, свою собственную боль, стоитъ съ тоскою, съ отчаяніемъ надъ нею, хотлъ что-то сказать и вдругъ наклонился и зарыдалъ, зарыдалъ, какъ маленькій робенокъ.
Я помню сцену изъ крестьянской жизни. Я былъ на охот и проходилъ черезъ лсокъ, близь пашни. Вдругъ я услышалъ крикъ мальчугана, лтъ 10ти, онъ бжалъ блдный, взволнованный и оралъ благимъ матомъ, я остановилъ его, думая, что его ужалила змя или съ нимъ случилось что-то ужасное. Ребенокъ дрожалъ всмъ тломъ.— Что съ тобою, что съ тобою?— спросилъ я.— Дяденька милый, добрый! я былъ на пашн съ бороной, да лошадь пала, шла, шла, да и пала, дохнетъ… ай батюшки, ай батюшки!— залился слезами ребенокъ. По вдь ты не виноватъ, разв боишься, что съ тебя взыщутъ?— Ой, дяденька, не то, вдь она одна, одна была лошадка-то кормилица! И я понялъ все. я понялъ, какое горе, какая трагедія скрывалась въ этомъ дтскомъ сердц. Вдь пала поддержка цлой семьи, источникъ ея питанія, эта семья теперь голодная, нищая, и ребенокъ это сознаетъ.
Не сознаетъ этого за то прозжающій по сибирской дорог. Не только дикій прапорщикъ, кутила — телеграфистъ или разгоряченный водкой самодуръ здсь загоняютъ лошадей и свирпствуютъ,— нтъ! къ сожалнію, къ прискорбію, свтать и загоняютъ на сибирскихъ трактахъ лошадей лица, которымъ по своему положенію и званію слдовало бы отъ этого удерживаться и подавать примръ порядочности. Часто большихъ начальниковъ увряютъ, что лошадь сама пала по случайности, между тмъ какъ ее загнали.
Т сцены, которыя мы описали, не рдкость. Представьте себ большой трактъ и эти сцены ежечасно, ежедневно, представьте себ эту повинность ямщиковъ,— повинность, стоящую не только страшныхъ трудовъ поправлять дороги, содержать почтовыя тройки и поддерживать сообщенія съ міромъ на разстояніи восьми-тысячеверстной пустыни, мало того, повинность эта стоитъ мяса, собственныхъ зубовъ.
За быструю зду часто поощряютъ, есть люди, которые на курьерскихъ выслужились, но никто не спросить, во что это обходится населенію. Вдь надобно же дать какія нибудь гарантіи ему, чтобы зубы были цлы. Когда-то дороги обезопашивали отъ ‘злыхъ людей’, теперь приходится обезопасить ихъ отъ господъ прозжающихъ. Пора оградить дороги отъ возмутительныхъ безобразій и непомрныхъ беззаконныхъ требованій {Намъ кажется, что, кром почтовыхъ правилъ, на станціяхъ должны быть вывшены и правила для прозжающихъ, съ напоминаніемъ, чему они подвергаются за побои ямщикамъ и за загонъ лошадей.}.
Пора, пора, господа, и ямщичка пожалть!