Торопь вешняя, Соколов Иван Иванович, Год: 1916

Книга очерков
Время на прочтение: 5 минут(ы)
Скачать в PDF

Иванъ Соколовъ.

ТОРОПЬ ВЕШНЯЯ.

I.
ЗАСУПОНЯ.

Живетъ Засупоня не въ лсу, не въ пол, на моховой кочк живетъ, а кочка посередь болота.
Ночью курлыкаетъ, — слышали?— жа-лоб-но.
Похожъ Засупоня на еловую шишку о трехъ глазахъ, глаза что бисеренки.
Прилетлъ весной журавель отъ теплой рки, и прямо на Засупонину кочку.
— Ты кто?
— Засупоня.
— Пошолъ вонъ, я тутъ гнздиться стану.
И согналъ Засупоню. Палъ Засупоня духомъ, ужъ не курлыкаетъ.
— Я ему отплачу!
А чмъ отплачивать: рукъ нтъ, ногъ нтъ — еловая шишка.
— Я ему яйца перепорчу, я ему!..
Сказалъ — сдлалъ: улетитъ журавель, а Засупоня къ яйцамъ, надстукаетъ, и пропало яйцо!
Понялъ журавель: нечисто мсто.
Взялъ журавель въ клювъ, что было, перенесъ на ново’? мсто.
— Пропадай ты пропадомъ, несчастное мсто!
А Засупон того и надо: у Засупони кочка.
И закурлыкалъ еловый по вешнему,— слышали?

II.
ГОСТЬ ДОЛГІЙ.

У Лшаго въ гостяхъ Медвдь сидитъ. Смерть надолъ, а не выгонишь — вдьмедь!
Ну и придумалъ Лшій уловку.
— Не угодно-ль, Михай.то Михайлычъ, устрицевъ покушать, черноморскія, Денакса?
Извстно, медвдь объ устрицахъ слышать не можетъ, а тутъ смолчалъ.
— Ну что-жъ,— говоритъ — съмъ, пожалуй.
И пришлось Лшему на столь черноморское кушанье ставить, а медвдь сидитъ и сидитъ,
‘Вотъ,— думаетъ Лшій,— лшій какой! Какъ бы мн его выкурить’.
И начинаетъ этакъ невинно, самъ на дверь смотритъ:
— Подумайте, Михайло Михайлычъ, какъ народъ необразованъ. Сегодня утромъ пришли ко мн изъ Лядищъ дв двочки: ‘Дяденька,— спрашиваютъ,— нтъ ли у тебя медвжьяго сальца, у матери голова болитъ’.
— Ну,— медвдь понялъ,— мн, кажется, пора: засидлся.

III.
ПУЗО.

Ходило по городу Пузо, поперекъ пуза золотая цпь.
— Эй, Пузо!
Оглянулось: Мшокъ кличетъ.
— Знаешь-ли, Пузо, въ город Оспа, а ты такъ.
Затряслось, заколыхалось Пузо отъ страху.
— Спаси меня, Мшочекъ!
— Ну что-жъ, ползай…
Летитъ черезъ городъ Ласточка, птичка Божья.
Мшокъ снизу кричитъ:
— Куда летишь! Оспа тамъ.
Смшно стало Ласточк, хочетъ отдохнуть, съ Мшкомъ побесдовать.
— Ну?
— Говорю, что Оспа.
— А мн-то что!
— Помрешь.
— Эка — смется.
Слышитъ разговоръ Пузо. Досадно ему стало. Отъ досады и лопнуло.
Здравствуй, Ласточка! Милая моя птичка, смлая!

IV.
ПТУШЬЯ ГОЛОВА.

Между камышами въ Брусовомъ пруду есть плшины, заросшія водянымъ лопухомъ — лиліями, что спятъ ночью. На этихъ плшинахъ дикія утки своихъ утенятъ по вод ходить учили:
— Вотъ такъ, ути! Вотъ такъ, ути!
Часто въ тхъ мстахъ изъ воды большіе пузыри выскакивали: буль, Буль!— и дикія утенята шарахались, пугалась и утка.
Тамъ же стояла привязанная лодка-плоскодонка съ позеленвшимъ дномъ.
Два лта въ лодк катался одинъ Водяной, а на третье на шелъ ее гимназистъ Саша и отъ Водяного на цпочку заперъ.
Лодка для двоихъ была слажена, и струганымъ деревомъ блли между старыми бортами дв новыхъ скамеечки. А съ кмъ-то катался Саніа… А катался онъ ни съ кмъ другимъ, — съ Павой катался Саша.
Жила Пава у Ивана Павловича Брусова за замками во флигел съ зеленой крышей. И знали про нее только трое: старая дьяконица — Ванька-Гусаръ, Липочка старая и Кузьма. Трое, и берегли ее.
Болзнь-ли Ивана Павловича отвела имъ недреманныя очи, или потому, что самъ Иванъ Павловичъ ужъ по могъ слдить, но только каждый вечеръ каталась Пава съ гимназистомъ въ лодк по камышамъ, выплывали они на озеро на просторную гладь, и, если свтила луна. Зазжали далеко по лунной серебряной дорог къ темнющему берегу острова, къ Птушьей Голов.
Еженочно съ тихимъ шелестомъ выплывала качкая лодка изъ темныхъ камышей и, поблескивая весломъ, беззвучно скользила по лунной дорог. подплывала лодка къ острову и останавливалась въ сухой осок, посылая круги. Легко выскакивалъ гимназистъ Саша и, смясь подавалъ весло гибкой Пан.
Пробирались они сквозь частый кустарникъ, усаживались на бревна развалившейся бесдки, подолгу молчали, взявшись за руки, и начинали смяться тихо и такъ счастливо, какъ шелестятъ листья въ высокихъ тополяхъ.
А изъ малиновыхъ частыхъ кустовъ зеленымъ глазомъ смотрлъ на нихъ Водяной.
Когда-то для тайныхъ длъ построилъ Брусонъ на остров бесдку — Птуха: раскрытый птушій клювъ — двери, крыша — красный гребень зубчатый, два глаза — окна. Бесдка стояла не долго. Въ суматошный годъ приплыли на островъ хлопцы, ударили топорами, и осталась отъ Птуха только куча красныхъ дранокъ, два бревна, разрисованная дверь и одно птушье око съ переливной слюдой.
На этихъ бревнахъ и сидли Саша съ Павой, обнималъ Паву Саша, цловала его Пава.
И ухалъ кто-то по вод, смясь.
Прижалась Пава къ Саш:
— Онъ страшно, Саша, изъ кустовъ глазъ смотритъ, Саша! Пойдемъ въ лодку.
Подъ тихимъ теплымъ втеркомъ шелестла жестяная осока и затаенно смялись тополиные листья въ высокихъ черныхъ вершинахъ.
— Гд-жъ лодка?
Нтъ лодки, уплыла,— угналъ ее Водяной на лунную дорогу, на тихій втеръ,— уплыла она далеко, едва чернетъ.
Посмотрла Пава на Сашу, Саша на Паву…
— Что-же это?
А въ малиновыхъ кустахъ Водяной яснымъ глазомъ хлопалъ.
Очень страшно стало Пав и смлому Саш.
— Ай, ай, кто тамъ!
— Никого, Пава, и никого.
— Ш-шіи… буль, будь… кррр!.. Ого-го-го-го-о!— звонкимъ вскрикомъ вскрикнуло въ малинник.
Упала Нава на грудь Саш и дрожитъ вся.
— Ой, что намъ длать, Саша, пропали мы!
— Мы уплывемъ, Пава!
— А лодка?
— Плотъ, я плотъ устрою, Пава!
Не умлъ Саша плавать. Ахъ, онъ догналъ бы лодку, воротилъ бы къ острову, успокоилъ Паву. Ну, а на плотъ всего и есть два бревна отъ Птушьей Головы. Два, такъ два, ршено строить. Поясомъ связалъ Саша бревно, спустилъ въ воду — готовъ корабль, только верхомъ садиться надо.
Саша готовъ и верхомъ плыть, да какъ Пава, Пав раздться надо. Но хотла Пава, да согласилась, только бы не смотрлъ на нее Саша. Вареная вода ночью, вошла Пава но колно, хотла уцпиться за скользкое мокрое дерево. ухъ! ухъ!— и нырнула съ головой въ черную глыбь, въ щучій просторъ.
У Саши волосы на вершокъ выросли.
И утащилъ Водяной Паву, лишь шелеститъ жестяная осока отъ поднятыхъ волнъ, звенятъ кипучіе пузыри — дыханіе Водяного, нтъ Павы.
Ухнулъ въ воду тяжелый на вод Саша, и поддержалъ его другъ лунный свтъ — спасъ Паву, вынесъ се на сукой листъ обморочную, всю скользкую по русалочьи, по русалочьи блдную.
И когда мсяцъ посмотрлъ въ ея закрытыя глаза, очнулась Пава, и какъ увидла Сашу и себя, вскрикнула.
Саша кинулся къ вод: черно и пусто, уплылъ плотъ, утащилъ его раздосадованный Водяной. А на плоту уплыла одёжа и его и ея.

——

Жилъ въ Брусовой бан рыболовъ Ляксандра Иванычъ, спившійся дьяконъ. Былъ дьяконъ хорошій, да рубануло горе по сердцу, запилъ, и остались у него только дв радости: удочки да водка.
Каждое утро, лишь встанетъ роса, выплывалъ Ляксандра Иванычъ съ червями, привадой и удочками. Издалека блетъ размотанная рогулька, есть добыча!
Тихо раннимъ утромъ на Птушьей Голов, отяжелли тополиныя листья, осла осока, и лишь чирикаетъ звонкая птичка свистунчикъ.
Ляксандра Иванычъ привязалъ лодку и подошелъ къ малиннику, гд у него былъ спрятанъ плетеный садокъ, и остолбенлъ: передъ нимъ, едва прикрытая втвями, спала русалка.
Отъ ужаса у Ляксандра Иваныча языкъ узломъ завязался, бросился онъ къ лодк, и не плылъ, а летлъ, прилетлъ, ударилъ языкомъ по всмъ Архамомамъ.
— Русалка на остров спитъ, живая!
Схоханулся народъ русалку ловить. Забрали неводъ, крестъ, воду крещенскую и съ колдуномъ Фалалсемъ въ предводительств отплыли на НЬтушью Голову.
А тамъ спитъ Пава, какъ русалка, во сн серебро видитъ. Угрлъ ее Саша мягкимъ листомъ и втвями. Парное утро и тепло Пав.
А Саша уплылъ на колод въ камыши лодку искать.
Потихоньку подвелъ Ляксандра Иванычъ мужиковъ, окружили неводомъ Паву, оплеснули священой водой и заулюлюкали…
Пава чуть ума не ршилась. Ее опутали стью и положили въ лодку: русалку везутъ!
— Ишь склизкая, что налимъ твой!
— Красавая, тварь.
— Ахъ, грхъ какой, и не врилось…
— Куда-жъ мы се?
— У Фалаля спросить. Да смотри, чтобъ не улизнула въ воду!
— Погань какая!
На берегу обморочную Паву перенесли въ баню, обмыли святой водой руки и приступили къ Фалалю, какъ быть.
— Сжечь, а пепелъ на втеръ!
Такъ и постановили. Да помшали бабы: ‘гд русалка?’, я бабамъ нельзя русалку казать, стали мужики стной.
Какая-то выискалась юркай въ окошко.
Батюшки,— кричитъ,— да это брусовская!..
Такъ спаслась Пава отъ сожженія, сама отъ стыда сгорла.

‘Пряникъ осиротевшимъ дтямъ’, Петроградъ, 1916

Соколов Иван Иванович
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Из путевых заметок, Успенский Глеб Иванович, Год: 1889
  2. Путевые записки русского по Европе в 1847-м году, Победоносцев Сергей Петрович, Год: 1848
  3. Мои темницы, Пеллико Сильвио, Год: 1832
  4. Сельские очерки, Верга Джованни, Год: 1883
  5. Как это было, Анисимов Сергей Сергеевич, Год: 1931
  6. Лазурный край, Немирович-Данченко Василий Иванович, Год: 1890
  7. Сибирь и каторга, Максимов Сергей Васильевич, Год: 1861
  8. Край Марии Пречистой, Немирович-Данченко Василий Иванович, Год: 1902
Электронная библиотека