Тэнъ. Критическіе опыты. Перев. подъ редакціею В. Чуйко. Спб. 1869 г.
Тэнъ. Критическіе опыты. Перев. подъ редакціею В. Чуйко. Спб. 1869 г.
‘Дло’, No 8, 1869
Тэн. Критические опыты. Перев. под редакциею В. Чуйко. Спб. 1869 г, Тэн Ипполит Адольф, Год: 1869
Время на прочтение: 6 минут(ы)
Я думаю, что никто не ошибается насчетъ современнаго состоянія французской литературы. Семнадцатилтній гнетъ второй имперіи до такой степени придавилъ французскую мысль, такъ понизилъ общій уровень ея, что сами французы, по крайней мр, лучшіе ихъ писатели, находятъ современную литературу Франціи самой бдной и пустой, какой она не была уже боле столтія. Мы не видимъ ни въ одной отрасли умственной дятельности такихъ талантливыхъ людей, съ такими независимыми убжденіями, какіе были во Франціи даже со время реставрацій. За исключеніемъ двухъ-трехъ личностей, напоминающихъ намъ лучшія времена этой литературы, нкогда, дйствительно, дававшей тонъ и направленіе европейской мысли, намъ трудно было бы указать на что нибудь, выходящее изъ ряду самой жалкой посредственности. И это совершенно понятно, реакціонное движеніе, пущенное въ ходъ Наполеономъ III, было направлено прямо противъ литературы и науки, какъ главныхъ органовъ общественнаго мннія и оппозиціи молодое поколніе, которое схоронило республику 1848 г и встртило имперію декабрьской ночи, теперь должно было бы дйствовать на литературномъ поприщ, но гроза переворота застала его въ расплодъ и на долго уничтожила его нравственныя силы. Изгнаніе, тюрьма и паническій ужасъ, не веденный на Францію, далеко отодвинули назадъ умственные интересы и дятельность и заставили замолчать почти всхъ изъ прежнихъ дятелей. Такимъ образомъ была разчищена почва для настоящаго муравейника посредственныхъ писакъ, наводнившихъ собою вс отрасли французской литературы.
Но упадокъ умственныхъ силъ народа всегда и везд главне всего отражался на критик. Критика — это пульсъ, по біенію котораго можно измрить степень жизни и здоровья умственнаго организма націи. Если критическое отношеніе къ окружающимъ явленіямъ жизни падаетъ, то вмст съ нимъ, или лучше, пропорціонально ему падаетъ вся литература. Это такой неизмнный законъ въ умственной культур народовъ, который съ математическою точностію повторялся во вс реакціонныя эпохи. И дйствительно, французская литература послдняго времени не представила намъ ни одного мало-мальски замтнаго критика. ‘Вмсто строгаго литературнаго анализа, говоритъ Кине, у насъ осталась уличная реклама, вмсто анализа вещей тупое подчиненіе уносящему насъ потоку фразъ и простой сил обстоятельствъ. Тамъ, гд нтъ сознанія, что длать и куда идти, не можетъ быть ни критики, ни убжденій.’ Такъ мы и думали, пока г. Чуйко не открылъ намъ великаго критика въ Тэн. Это. по мннію г. Чуйко, тотъ колоссальный центръ, въ которомъ соединяются вс лучи современнаго французскаго генія, ‘который, если можно такъ сказать, олицетворяетъ критическое направленіе (Франціи) и управляетъ имъ, и это главнымъ образомъ потому, что онъ, по натур своего таланта, по складу ума, по развитію и воспитанію — развилъ въ себ до крайнихъ предловъ эту способность чистаго, строгаго анализа явленій, безъ всякой задней мысли и безъ всякаго общественнаго и нравственнаго идеала. Вотъ почему такъ велико значеніе Тэна въ критик.’ (Стр. VIII.) Если только это не подборъ пустыхъ фразъ со стороны г. Чуйко, если только это не издательская реклама, зазывающая покупателя въ книжную лавку, то, признаемся, боле тяжкаго оскорбленія нельзя нанести Тэну, какъ писателю, нельзя хуже обругать его подъ видомъ похвалы. Подумайте, г. Чуйко, въ какомъ арлекинскомъ костюм вы выво дите передъ нами вашего любимца: человкъ безъ всякаго общественнаго и нравственнаго идеала выдается вами за великаго критика. Но можно ли быть не только великимъ критикомъ, но даже такимъ скабрезнымъ фельетонистомъ, какъ нкій Z въ ‘Петерб. Вдомостяхъ,’ не имя ршительно никакого общественнаго и нравственнаго идеала. Хоть пятикопечный идеалъ, осуществляемый построчной платой, но все же онъ долженъ быть у писателя, если только принимаютъ его въ журналистик не на прав кліента всмъ доступной богадльни. А вдь вы говорите о великомъ критик, о центр всего французскаго ума. и шутка ли!— о человк, измнившемъ путь человческой мысли. Много ли мы можемъ указать такихъ геніальныхъ дятелей, которые бы измнили путь человческой мысли? Конечно, не много. И кто же изъ нихъ не имлъ того или другого общественнаго и нравственнаго идеала? Есть ли возможность даже вообразить такого дятеля безъ цли, безъ ясно-обозначенныхъ стремленій, езъ убжденій и сознанія своей дятельности, или какъ вы выражаетесь, безъ всякаго общественнаго и нравственнаго идеала? Въ силу чего же великій критикъ можетъ измнить путь человческой мысли? Вы конечно знаете, по крайней мр, вы могли узнать изъ того же Тэна, что люди такого калибра называются переметными сумами, прихвостнями чужихъ идей и стремленій. У великаго писателя, тмъ боле у великаго критика прежде всего есть идеалъ, къ которому онъ стремится всми силами своего руководящаго и дально-зоркаго ума. Этотъ идеалъ можетъ быть ошибочный, полный увлеченій и слишкомъ преждевременныхъ надеждъ, но онъ есть, онъ долженъ быть непремнно. Безъ этого идеала немыслимо не только умственное величіе, но всякая литературная порядочность. У насъ были свои, положимъ, не великіе, по честные и умные критики, и кого же вы назовете изъ нихъ человкомъ безъ всякаго общественнаго и нравственнаго идеала? У Блинскаго, напримръ, были свои задачи, свои стремленія, которымъ онъ посвятилъ всю свою жизнь и силы, и могъ ли онъ быть Блинскимъ, еслибъ у него за душой не было ни опредленныхъ цлей, ни лучшихъ идеаловъ будущаго? Нтъ! и вы согласитесь съ этимъ. Поэтому и великій критикъ Тэнъ, если только вы ни натянули на него величія совершенію не кстати, не можетъ оставаться вн пространства и времени относительно идеала, той эпохи, въ которую онъ живетъ. Что нибудь одно — или Тэнъ, дйствительно, пустой краснобай, неимющій никакихъ общественныхъ и нравственныхъ идеаловъ, или онъ великій критикъ и, слдовательно, человкъ ясно-опредленной умственной физіономіи, человкъ великаго идеала нашего времени.
Въ чемъ же вы обмолвились? 11 чмъ мы должны считать Тэна — современной французской ничтожностію или, въ самомъ дл, великимъ писателемъ? Дилемму эту г. Чуйко разршаетъ самъ изданіемъ на русскомъ язык критическихъ статей Тэпа. Сборникъ этихъ статей, говоритъ г. Чуйко, ‘составленъ мною такъ, чтобы читателю легко было уловить направленіе Тэна и его громадный талантъ.’ Подъ вліяніемъ этой рекомендаціи я и началъ читать Тэна, перечиталъ пять его статей, подвелъ общій итогъ всего прочитаннаго и, признаюсь, не только не уловилъ какого нибудь направленія, но даже чего нибудь похожаго на него. И я думаю, что я правъ, правъ и г. Чуйко, говоря, что Тэнъ не иметъ никакого общественнаго и нравственнаго идеала. Только посл этого уже никакъ не слдовало называть его великимъ критикомъ, измнившими, чуть человческой мысли: по крайней мр, я не назову не только великимъ, но и микроскопическимъ критикомъ, потому что безъ направленія нтъ критическаго ума. Но если паче чаянія оно окажется, то мы попросили бы г. Чуйко потрудиться перевести другой сборникъ критическихъ статей Тэна, въ которомъ бы это искомое направленіе хоть нсколько выяснялось.
Чтобы не быть бездоказательнымъ и не отсылать читателя для проврки моего мннія къ самой книжк Тэна, я укажу здсь на его статью о Бальзак. Если гд великому критику можно было показать свое величіе, то это на разбор и характеристик Бальзака. Во-первыхъ, это писатель французскій, котораго Тэнъ, будучи самъ французомъ, могъ лучше понять и оцпить, чмъ, напримръ, Свифта и Байрона Во-вторыхъ, Бальзакъ принадлежитъ къ числу тхъ капризныхъ, неуловимыхъ для анализа литературныхъ талантовъ, на которыхъ дйствительная критика всегда можетъ съ честію испробовать свои силы. Наконецъ за Бальзакомъ стоитъ такъ много всевозможныхъ судей и критиковъ, что, если собрать все, что о немъ писалось на одномъ французскомъ язык, то это составитъ не мене семнадцати громадныхъ томовъ, написанныхъ самимъ авторомъ ‘Contes drolatiques’. Слдовательно у Тэна былъ въ рукахъ богатый матеріалъ, которымъ слдовало только умно распорядиться. Но что же мы видимъ въ этой напудренной и разрумяненной стать, растянутой почти на сто страницъ? Ничего, такъ-таки ршительно ничего. Перечитавъ эту статью, вы чувствуете, что какъ будто съли что нибудь очень сладкое и легкое въ род ложки вкуснаго крема, но, проглотивъ его, вы не утолили ни чувства голода, ни даже вкуса. Во рту пусто, въ желудк пусто, и въ голов пусте самой пустоты. Такое точно ощущеніе остается посл всхъ статей великаго критика Тэна. Вотъ, напримръ, что онъ говоритъ о Бальзак, какъ о представител реальнаго направленія въ французской беллетристик: ‘Идеала нтъ у натуралиста, тмъ боле его нтъ у натуралиста Бальзака (а г. Чуйко говоритъ, что идеала нтъ у великаго критика Тэна). Вы уже видли, что онъ совсмъ лишенъ этого живого и яснаго воображенія (Замтьте, — черезъ нсколько страницъ говорится, что Бальзакъ обладалъ такимъ страннымъ увлеченіемъ своими образами, что онъ представлялъ ихъ дйствительными существами и говорилъ о нихъ, какъ о живыхъ людяхъ) — посредствомъ котораго Шекспиръ, едва касаясь, управлялъ тонкими нитями, связывающими существа, онъ тяжелъ, съ трудомъ и упорствомъ погруженъ въ свою груду пауки, занятъ счетомъ всхъ фибръ, разскаемыхъ имъ посредствомъ такого множества орудій и отталкивающихъ препаратовъ, что когда онъ выходитъ изъ своего погреба и возвращается къ свту, то сохраняетъ запахъ лабораторіи, въ которой работалъ. Ему недостаетъ истиннаго благородства, его руки, упражняющіяся въ анатомическихъ препаратахъ, грязнятъ деликатныя и чистыя вещи, безобразіе онъ еще больше обезображиваетъ. Но онъ торжествуетъ, когда ему приходится изображать низости, онъ чувствуетъ себя хорошо въ подлости, онъ въ ней копошится безъ всякаго отвращенія, онъ см. удовольствіемъ слдитъ за дрязгами въ хозяйств и за ссорами изъ-за денегъ. Съ такимъ же удовольствіемъ онъ развиваетъ подвиги силы. Онъ вооруженъ животностью и разсчетомъ’ и т. д. на нсколько страницъ. Въ конц концовъ этотъ дикій кабанъ, валяющійся въ грязи разныхъ низостей, этотъ животный Бальзакъ, противный Тэну вмст со всми старыми институтскими двами, оказывается ршительными, негодяемъ. ‘Ничего, что натуралистъ разочаровываетъ насъ — мы подчиняемся этому, но-когда художникъ уничтожаетъ въ насъ возвышенность, то мы возмущаемся (вотъ это-то и есть великая критика г. Чуйко) и говоримъ ему, что если онъ ее отрицаетъ въ другихъ, то вроятно потому, что не находитъ ее въ себ’ (стр. 106, 107 и 118). Пробжавъ около ста страницъ, унизанныхъ подобными тирадами, вы невольно спрашиваете: да позвольте же узнать, великій критикъ г. Чуйко, что вы хотите наконецъ сказать о Бальзак и долго ли вы будете морочить насъ своими красивыми, но пустыми фразами? на это Тэнъ отвчаете слдующимъ заключительнымъ выводомъ ‘по моему мннію. Бальзакъ, вмст съ Шекспиромъ и герцогомъ Сэнъ Симономъ — величайшее хранилище документовъ, относящихся къ человческой натур’. Такъ. Но только вотъ что удивительно, что изъ этого величайшаго хранилища, вы, какъ величайшій критикъ, несъумли извлечь ни одной путной идеи, ни одного дльнаго факта, ничему вы не научили насъ, ничего не сказали, и мы, какъ до прочтенія, такъ и посл прочтенія вашей статьи, ровно ничего о Бальзак не узнали, потому что игра въ бубенчики — не идеи, и салонные антитезы — не выводы критика. Поэтому мы думаемъ, что Тэнъ также далекъ отъ великаго критика, какъ г. Чуйко отъ великаго публициста.
Но что же такое Тэнъ? спроситъ читатель.— Это довольно фразистый диллетантъ современной французской литературы, изъ числа тхъ изящно накрахмаленныхъ писателей, которыми нкогда украшались литературные салоны m-me Дюдефанъ или Жанлисъ, это художники, и реалистъ, немножко либералъ и немножко консерваторъ, ученый и поэтъ, однимъ cловомъ это парижскій Скабичевскій, разведенный на г. Анненков, т. е. самое счастливое соединеніе невиннаго окна съ кроткой ослицей. И я ршительно не понимаю, зачмъ г. Чуйко даритъ русскую публику переводомъ книжки такого великаго критика. Не будучи нисколько заражена, патріотизмомъ, я однакожъ глубоко убжденъ, что такими крошечными величіями мы сами не бдны.