ТРИ РАЗСКАЗА ДЛЯ ДТЕЙ.
Александра Гиппіусъ.
(АВТОРА РАЗСКАЗА ‘НЕПТУНЪ’).
С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Тип. Братьевъ Шумахеръ, Вас. Остр., Тучковъ nep. No 1.
1885.
ТАРАКАНЪ.
ТАРАКАНЪ.
Таракан, Гиппиус Александра Карловна, Год: 1885
Время на прочтение: 17 минут(ы)
Въ роскошно убранномъ дамскомъ кабинет Елена Алексевна принимала гостей. Рядомъ съ нею, на голубомъ штофномъ диван, передъ овальнымъ столомъ изъ розоваго дерева съ бронзовыми украшеніями, сидла дама пожилыхъ лтъ, въ нарядномъ визитномъ туалет, подл, на кресл, сидла другая, очень молоденькая, въ черномъ бархатномъ плать, шлейфъ котораго граціозно растилался по пестрому ковру. Противъ нея стоялъ, упираясь на стулъ и готовясь уйти, франтовски одтый и съ цилиндромъ въ рукахъ, молодой человкъ и распрашивалъ ее объ успхахъ оперы, которая давалась наканун въ первый разъ. Собесдница, передавая свой восторгъ, водила взорами по комнат и останавливала ихъ то на фарфоровыхъ саксонскихъ группахъ, размщенныхъ симметрично по штофнымъ голубымъ стнамъ, то на бронзовыхъ зеркальныхъ рамахъ, канделабрахъ, вазахъ, то опускала взоры на коверъ съ розами по свтлосрому Фону…. Вдругъ глаза ея приняли совсмъ особое выраженіе, не то удивленія, не то испуга, страха…. Она поспшно встала и, подобравъ одной рукой свой бархатный шлейфъ, отошла въ сторону.
— Mon Dieu! mon Dieu! qu’est-ce que c’est? проговорила она, смотря на коверъ и слегка блдня.
По направленію къ креслу, на которомъ сидла эта дама, ползъ, шевеля усами, большой черный тараканъ.
Молодой человкъ проворно отодвинулъ свой стулъ, какъ бы желая дать дорогу смлому непрошенному гостю.
— Qu’est-ce que c’est? повторила дама.
Назвать наскомое настоящимъ именемъ показалось молодому человку неприличнымъ и вопроса, дамы остался безъ отвта.
Старушка, сидвшая на диван, навела на таракана лорнетъ и сдлала затмъ такую гримасу, что хозяйка вспыхнула и, схвативъ со стола колокольчикъ, сильно зазвонила. Почти въ ту же минуту, дворецкій, во фрак и въ бломъ галстух, показался въ дверяхъ. Она указала на таракана, остановившагося почему-то у ножки дивана.
— Хорошо содержатся наши комнаты! съ выраженіемъ сильнйшаго негодованія въ лиц и въ голос, прошептала она дворецкому.
Тотъ нагнулся своимъ широкимъ туловищемъ къ полу и рукой, облеченной въ блую перчатку, схватилъ таракана.
Сережа, мальчикъ лтъ восьми, въ курточк, въ коротенькихъ панталончикахъ и полосатыхъ синихъ чулкахъ, бгалъ по зал съ маленькимъ терріеромъ, когда проходилъ дворецкій съ наскомымъ въ рук. Онъ держалъ его двумя пальцами и, повернувъ ножками вверхъ, разсматривалъ.
— Артемій, что у васъ въ рукахъ? спросилъ Сережа подбгая. Покажите.
— Нечего смотрть, Сергй Андреевичъ. Дрянь!
— Все-таки покажите.
— Да вотъ: тараканъ черный.
— Тараканъ? откуда онъ взялся?
— А кто его знаетъ откуда! Забрался въ кабинетъ мамаши, да еще при гостяхъ…. такая непріятность! Должно быть изъ кухни приползъ, или обойщики занесли на дняхъ.
— Куда же вы денете его?
— Въ огонь подъ плиту. Не то и раздавить можно.
— Не бросайте въ огонь и не давите, ради Бога!
— А что же прикажете съ нимъ длать? спросилъ Артемій смясь.
— Отдайте его мн.
— Какъ можно давать вамъ въ ручки такую дрянь! Да и къ тому же, онъ убжитъ у васъ: пожалуй опять въ кабинет очутится.
— О, нтъ. Я его не выпущу. Дайте, Артемій.
— Нельзя, нельзя, Сергй Андреевичъ. Виданное ли дло, чтобы господскія дти брали въ руки таракана.
— Бралъ же я жуковъ и червяковъ разныхъ, отчего же не взять мн таракана?
— Да таракана, совсмъ другое дло, помилуйте.
— Такъ положите его на бумагу, я и разсмотрю пока онъ будетъ ползать.
— Съ бумаги-то уйдетъ, вдь онъ прыткій такой. Его потомъ и не поймаешь.
— Ну такъ вотъ что: у меня есть банка — съ ананаснымъ вареньемъ была — мы посадимъ его туда. Изъ нея ему ужь не уйти. Постойте тутъ, я банку принесу сейчасъ.
— Да дло не въ банк, Сергй Андреевичъ: банка и въ буфет найдется: а дло въ томъ, что ничего подобнаго въ комнатахъ держать не слдуетъ, нельзя, негодится.
— Артемій, голубчикъ…. ну прошу васъ….
Сережа такъ долго приставалъ къ Артемію, такъ умолялъ его, что тотъ наконецъ согласился исполнить его просьбу. Тараканъ былъ спущенъ въ банку и Сережа понесъ его къ себ въ комнату.
Въ дверяхъ Сереж попалась сестра, семилтняя брюнеточка, съ распущенными волосами, въ бломъ платьиц и съ широкимъ розовымъ кушакомъ, завязаннымъ огромнымъ бантомъ сзади.
— Покажи, что у тебя.— полюбопытствовала она, хватаясь за банку.
— Ахъ, тише!… тише!… Какъ ты неосторожна, Зина! Я могъ бы уронить.
Сережа поставилъ банку на окно.
— Смотри! видишь, усы-то какіе?
Маленькая Зина уперлась локтями на подъоконникъ и стала всматриваться черезъ стекло банки въ шевелящееся тамъ наскомое.
— А — а!… тараканъ!
— Какъ это ты знаешь? удивился братъ.
Опасаться чтобы тараканъ ушелъ было нечего: онъ скользилъ по гладкимъ стнкамъ и падалъ на дно. Первою заботою дтей было накормить его. Зина бросила въ банку кусочекъ сахару, затмъ подумала какъ бы и напоить, и съ этой цлью спустила къ нему на ниточк свой маленькій серебряный наперстокъ, наполненный водой. Сахаръ оказался таракану по вкусу, до воды онъ не коснулся.
— Однако, питаться однимъ сахаромъ нельзя: нездорово,— поршили дти и попросили горничную принести кусокъ чернаго хлба. Отломивъ корочку, они всунули ее въ банку. Корочка была такъ длинна, что однимъ концемъ выходила наружу. Всунули и ушли, потому что гувернантка звала ихъ въ классную. Волей-неволей надо было прервать на нкоторое время вс наблюденія надъ наскомымъ и предаться ученію. Пошли они въ классную не спша.
— Экая скука: все учись, да учись! шептала Зина. Вотъ самоды, что зимой по Нев на оленяхъ здятъ, не учатся!… счастливые люди! Еще есть кафры черные…. я видала ихъ на картинкахъ…. съ перьями вокругъ тла…. тоже, говорятъ, не учатся. А вотъ мы несчастные….
Зина глубоко вздохнула, печально потрясла головой и раскрыла передъ собой тетрадь. Разсужденія были сдланы почти вслухъ и гувернантка — ее звали Марьей Петровной — слышала.
— Зина! А ты бы согласилась носить вмсто бархатной шубки звриную кожу, подобно самодамъ, или, вмсто платья надвать лтомъ, какъ длаютъ кафры, одни только перья и такъ ходить по улицамъ.
Зина разсмялась.
— И жить въ юртахъ, наполненныхъ дымомъ, какъ живутъ самоды? продолжала Марья Петровна. Чтобы умть строить такіе дома, какъ у насъ, требуется знаніе нкоторыхъ наукъ. Чтобы ткать различныя матеріи для нашей одежды необходимы фабрики, а для того, чтобъ вести фабричныя дла требуются своего рода познанія.
— Да вдь мы учимся не матеріи ткать, и не дома строить, а читать и писать, вотъ это-то и скучно!
— Большую часть познаній мы почерпаемъ изъ книгъ. Для этого необходимо умть читать.
— А писать? проговорила Зина съ увренностью этимъ мудрымъ вопросомъ сбить съ толку наставницу.
— Если бы не умли писать, такъ нечего было бы и читать, къ тому же счеты и разныя дла не могутъ вестись иначе, какъ письменно…. Однако, ты меня не слушаешь. Вижу по глазамъ, что мысли твои чмъ-то заняты.
— Марья Петровна, позвольте внести его сюда?
— Кого это?
— Таракана, что у насъ въ банк. Вдь вы его видли.
— Вотъ еще! . Чтобы смотрть на него и ничего не длать!
— Мы смотрть не будемъ, право не будемъ.
— Ужь позвольте, Марья Петровна,— вмшался Сережа и вскочилъ, чтобъ идти за банкой. За нимъ вскочила и Зина, сваливъ при этомъ со стола тетрадь.
— По мстамъ, по мстамъ, дти! крикнула Марья Петровна. Сегодня урокъ Священной Исторіи, на чмъ мы остановились?
— На потоп, отвчалъ Сережа усаживаясь.
Читали о томъ, какъ дождь шелъ сорокъ дней и сорокъ ночей, какъ Ной построилъ ковчегъ и взялъ попарно всхъ животныхъ….
— И таракановъ взялъ? спросила Зина, нагибаясь, чтобы поднять тетрадь: при этомъ она ударилась объ столъ и заплакала. Ей было не до отвта.
Пока Сережа разсказывалъ все, что зналъ о потоп, говорилъ Французскіе стихи и переводилъ, Зина, разложивъ на стол руки и положивъ на нихъ голову, все время хныкала.
Вошелъ лакей и доложилъ, что поданъ экипажъ, чтобы дтямъ хать кататься. Двочка мигомъ забыла головную боль и вскочила, какъ ни въ чемъ не бывало.
— Постой, постой! опять остановила ее Марья Петровна. Ты мн во весь урокъ ничего не отвтила. Проспрягай-ка въ настоящемъ времени глаголъ avoir.
— J’ai, lu as, il а, nous avons, vous avez, ils ont, живо проговорила Зина и исчезла изъ комнаты.
Прежде чмъ надть пальто, дти завернули къ таракану. Зина, первая заглянула въ банку.
— Ай!… Тараканъ-то ушелъ!
Посмотрлъ и Сережа.
— Ушелъ. Онъ, должно быть, поднялся по корочк, какъ по лсенк, догадался тотчасъ Сережа.
Дти принялись искать своего бглеца подъ стульями, столами и въ углахъ.
— хать пора! раздался голосъ Марьи Петровны.
— Намъ некогда…. некогда! подождите пожалуйста, отвчали Зина и Сережа, до крайности озабоченные этимъ происшествіемъ, и бросились въ коридоръ искать наскомое. Но они и тамъ не нашли его. Сережа предложилъ сестр идти въ кухню.
— Какъ же мы пойдемъ туда: насъ забранятъ.
— Ничего, пойдемъ!
Зина не тотчасъ согласилась идти, но пошла однако.
Появленіе дтей удивило всю прислугу: вс вопросительно посмотрли на нихъ.
— Ахъ, да вотъ онъ! воскликнула Зина, при вид перваго таракана, попавшагося ей у входа въ кухню. Какое счастіе, что мы пришли сюда!
Былъ ли тараканъ тотъ самый, котораго искали или другой, дти не подумали. Онъ побжалъ отъ нихъ прочь такъ быстро, что самая ловкая мышь едва ли могла бы обогнать его. Таракановъ въ кухн было много. Поваръ, чтобы обрадовать дтей, хватаетъ одного изъ бгающихъ по столу и, наклоняясь, какъ будто беретъ его съ полу, восклицаетъ торжественно: ‘Поймалъ!’ и бросаетъ въ банку.
Дти поблагодарили повара за услугу и вышли.
Банка была поставлена на то самое мсто, гд стояла прежде. Близость форточки смутила Зину. Она приложила къ форточк ладонь.
— Тутъ нашему таракану будетъ холодно: дуетъ.
— Какъ ты сказала? Нашему? спросилъ Сережа, сдвинувъ брови.
— Ну да, нашему. Какому же другому?
— То есть моему, хотла ты сказать.
— Ну да, моему.
— Нтъ, нтъ! Моему, моему, повторялъ Сережа, ударяя себя въ грудь. Моему, а не твоему.
— Отчего же не моему?
— Оттого что онъ мой, а не твой.
— Онъ и твой и мой.
— Нтъ, ужь извините-съ. Онъ только мой.
— Какимъ же образомъ онъ только твой?
— А такимъ, что Артемій далъ его мн, а не теб.
— Онъ далъ теб, потому что въ комнат былъ ты, а не я, а еслибъ мы были оба тамъ, онъ далъ бы и теб и мн.
— Кому бы онъ далъ тогда, этого я не знаю, а теперь онъ далъ его мн. Да вдь ты и сама знаешь, что онъ мой, а споришь только такъ…. потому что любишь спорить. Ты спорщица.
— Кто это теб сказалъ, что я люблю спорить?
— Это всмъ извстно. Ты споришь со всми и обо всемъ, о каждой бездлиц. Кром того, ты и завистлива: все, что увидишь у другихъ, надо чтобы было и у тебя, что принадлежитъ другому, надо, чтобъ принадлежало и теб. Если хочешь имть таракана, попроси чтобгь поискали другаго, а этого я не дамъ.
— Другаго нтъ въ дом.
— Найдется! Пусть поищутъ. А ужь этого я ни за что не дамъ.
— Не дашь?
— Не дамъ.
— Такъ вотъ же!
Она столкнула банку на полъ, банка разбилась на мелкіе кусочки. Освобожденный тараканъ такъ быстро побжалъ вдоль плинтуса, что Сережа едва усплъ нагнуться, чтобы поймать, какъ тотъ былъ уже подъ шкапомъ.
— Какая злая!… проговорилъ Сережа, красня съ досады.
Зина захохотала и побжала на вторичный зовъ Марьи Петровны.
Елена Алексевна, лежа посл обда на кушетк, съ книгою въ рук, задремала. Вдругъ чувствуетъ она, что по лицу что-то ползетъ. Она, не раскрывая глазъ, провела рукою по лицу и опять задремала. Минуту спустя, зашевелилось что-то и на рук: на этотъ разъ она открываетъ глаза и видитъ…. о ужасъ!… по рук ползетъ большой черный тараканъ. Она вскрикиваетъ, подымается проворно съ кушетки, трясетъ рукою, чтобы сбросить противное наскомое: но оно ползетъ все выше и выше и заползаетъ подъ верхнюю часть рукава. Елена Алексевна начинаетъ кричать, на крикъ прибгаетъ Зина.
— Это тотъ самый, что сидлъ у насъ въ банк, съ живостью проговорила двочка, когда узнала причину волненія матери.
Елена Алексевна была такъ занята своимъ приключеніемъ, что на слова дочери не обратила ни малйшаго вниманія.
— Надо его поймать, продолжала Зина: я позову Ульяну.
И она бросилась со всхъ ногъ за горничной, не столько изъ желанія помочь матери, сколько на помощь себ: она надялась, что Ульяна поймаетъ таракана и передастъ ей въ руки. Ей никогда не приходилось въ чистыхъ, роскошно убранныхъ комнатахъ, въ какихъ жила она, встрчать таракана, и потому она считала это наскомое рдкимъ и желала пріобрсть его какъ рдкость.
— Попрошу у Анатолія — Анатолій былъ старшій братъ ея — микроскопъ, и какъ нельзя лучше разсмотрю таракашку: увижу глазки, ротъ, ушки…. мечтала Зина пока Ульяна раздвала мать.
— Ай! вскрикнула горничная, когда изъ рукава вывалился на полъ тараканъ.
— Уйдетъ! уйдетъ! произнесла Зина, опускаясь на коверъ и глядя, какъ тотъ бжалъ по пестрому ковру прямо подъ диванъ.
— Отчего это, хотла бы я знать, развелись у насъ тараканы? говорила Елена Алексевна, застегивая на пуговицы лифъ. Вотъ уже мн второй попадается сегодня. Утромъ, при гостяхъ…. такъ было совстно! Ульяна, скажите дворецкому, чтобы онъ, во что бы ни стало, вывелъ въ дом этихъ противныхъ наскомыхъ. Есть, говорятъ, такіе люди, которые занимаются исключительно истребленіемъ разныхъ наскомыхъ: пусть позоветъ такого. Передайте, Ульяна, мое приказаніе дворецкому сейчасъ-же. А ты, Зина, подымись съ ковра, нечего рзать, платье мять, прибавила Елена Алексевна и вышла въ гостинную.
Но Зина не поднялась. Стоя на колняхъ и сунувъ голову подъ большое кресло, она ждала не выйдетъ ли изъ угла тараканъ. Когда зоркіе глаза ея замтили, что изъ за ковра, у самаго плинтуса показались и зашевелились усы, она вскочила и побжала отыскивать брата.
— Видишь? видишь?… шептала она Сереж, когда привела его и заставила нагнуться подъ кресло.
Вотъ онъ! указывала она пальцемъ. Бдненькій! боится выйти… прижался къ стн. Отойдемъ на минуту.
— Боже мой! какъ поймать его? озабоченно говорилъ Сережа. Еслибъ было что нибудь такое… въ род мышеловки, только поменьше! Да нтъ.
Онъ задумался.
— Вотъ что, Зина: посиди тутъ, покарауль…. а я ужь съумю поймать. Возьму большой листъ бумаги, густо намажу помадой и приложу къ таракану…. тараканъ и прилипнетъ.
— Экій ты умный, догадливый! съ восторгомъ проговорила двочка и бросилась цловать брата. Тараканъ, между тмъ, усплъ выйти изъ угла и убжалъ куда-то.
Сережа ничего не зная объ этомъ новомъ бгств, отправился въ свою комнату и принялся посредствомъ трехъ пальцевъ покрывать листъ бумаги густымъ слоемъ помады, радуясь заране своей успшной ловл. Вдоволь истративъ душистаго вещества, онъ поднялъ листъ выше головы своей и побжалъ съ нимъ, черезъ залу и гостинную, въ кабинетъ матери. Печальный видъ сестры, неподвижно стоявшей въ дверяхъ, говорилъ ясно, что весь трудъ его и вся надежда на успхъ пропали. Они оба еще разъ сунулись головами подъ кресло и, убдись вполн въ неудач, разошлись.
На другой день все семейство сидло за завтракомъ. Артемій поставилъ чашку съ простоквашей на столъ передъ Еленой Алексевной и поднялъ крышку. Елена Алексевна съ ужасомъ вскрикнула и даже закрыла обими руками глаза. Въ простокваш лежалъ, протянувъ вс ножки, большой черный тараканъ.
— Опять тараканъ! Боже мой! хоть вызжай изъ дому! проговорила хозяйка съ выраженіемъ глубочайшаго отчаянія.
— Гд? гд нашъ тараканъ? какъ онъ попался сюда? съ любопытствомъ говорили дти, стараясь заглянуть въ чашу. Имъ и въ голову не приходило, что въ кухн этихъ наскомыхъ много и что имъ попадается на глаза не все одинъ и тотъ же.
Сконфуженный дворецкій поспшилъ снять со стола простоквашу и унести ее въ кухню, гд принялся но своему длать замчанія повару, мало стсняясь въ выраженіяхъ.
— А чмъ я виноватъ? Вдь не я готовилъ простоквашу — Гретхенъ. Вотъ Гретхенъ и браните. Она какъ поставила чашу ко мн на столъ, я такъ вамъ и передалъ, не подымая крышки.
Дворецкій накинулся на Гретхенъ, толстую нмку лтъ тридцати, пришедшую въ кухню сварить себ кофе.
— Вылейте лучше, чмъ такой шумъ подымать! спокойно отвтила Гретхенъ, уходя съ кофейникомъ въ рук.
— Ахъ, зачмъ выливать! вдругъ послышался изъ противоположнаго угла кухни молоденькій голосокъ. Отдайте лучше намъ: мы съ мамой съдимъ.
— Съдите? такъ нате вамъ! Бери! отвчалъ поваръ на возгласъ двочки, лтъ десяти, подошедшей къ столу.
— Таракана-то мы выбросимъ, сказала двочка и тутъ же, запустивъ въ простоквашу вс пять пальцевъ, вынула его и швырнула въ окно. Онъ попалъ со втораго этажа на кустъ, который росъ передъ окномъ нижняго этажа и, весь покрытый простоквашей, прилипъ къ листку.
Двочка, съ чашею въ рукахъ, вышла изъ кухни и спустилась къ себ.
— Мама! вотъ что прислалъ теб генеральскій поваръ…. на!… кушай! Ты любишь простоквашу.
— Какъ это вздумалось ему прислать? Не таковскій, кажись, чтобъ бднымъ людямъ оказывать вниманіе, сказала мать.
— А вотъ когда скушаешь, такъ я и скажу отчего прислалъ, а теперь кушай, отвчала двочка, плутовски улыбаясь и отыскивая въ ящик стола деревянныя ложки.
Когда чаша была опорожнена, мать велла дочери хорошенько вымыть ее и возвратить кому слдовало. Двочка наполнила чашу водой, подошла къ окну, чтобъ выплеснуть и, взглянувъ случайно на кустъ, замтила, что на листк одномъ шевелилось что-то блое. Она засмялась, поставила чашу на столъ и ползла въ окно.
Стоя передъ кустомъ, она внимательно разсматривала прилипшее къ листку наскомое и думала о томъ, какъ бы показать его матери. Изъ втораго этажа, между тмъ, смотрли на нее въ открытое окно дв дтскія головки.
— Малаша! что ты увидала на дерев? птичку что-ли? спросили Зина и Сережа.
— Н-тъ, не птичку.
— А что же?
— А вотъ что.
Она сорвала втку и повернула тараканомъ къ окну.
— Да намъ не разсмотрть отсюда, ты скажи что.
— Тараканъ.
— Какъ? на дерев? Ужь не нашъ ли? въ одинъ голосъ воскликнули дти и вопросительно посмотрли другъ на друга.— Какъ онъ попалъ сюда? странное дло!
— Да выбросили изъ простокваши.
— Изъ простокваши? такъ это нашъ и есть…. нашъ, нашъ.
— Онъ весь блый, говорила Малаша, смясь.
— Мы возьмемъ папашину зрительную трубочку, сказалъ Сережа.
Отыскавъ трубочку, онъ сталъ наводить ее.
— Дай же и мн посмотрть, сказала Зина.
— Постой. Вдь я еще самъ ничего не видалъ.
— Какъ не видалъ! сколько времени держишь трубку передъ глазами — и не видалъ!
— Я не усплъ хорошенько навести ее.
— Скорй, скорй, Сережа.
— Удивительно, какъ ты нетерплива, Зина: скорй да скорй!
— Дай, я посмотрю прежде, а ты потомъ.
— Ну ужь нтъ. Я принесъ трубочку, такъ я и посмотрю первый.
— Не все ли равно, кто принесъ, возразила Зина, хватаясь за трубку.
— Да оставь же, Зина.
— Не оставлю. Ты можешь посмотрть потомъ. Давай.
И она вырвала трубочку изъ рукъ брата. Сережа сталъ терпливо выжидать, чтобы сестра насмотрлась вдоволь.
— Малаша! да принеси его къ намъ, стала просить Зина, усиливая голосъ, чтобы та могла слышать.
— Таракана-то? Стоитъ ли, барышня, вносить это въ комнаты!
— Принеси.
— Вдь меня забранятъ у васъ. Я страхъ какъ боюсь.
— Такъ вотъ что! придумалъ Сережа: мы спустимъ веревку: ты привяжи ее къ втк, а мы въ окно и подымемъ.
Отыскавъ гд-то длинную веревку, онъ спустилъ одинъ конецъ ея въ окно, оставивъ другой у себя въ рук.
— Дай, я подержу, попросила Зина.
— Нтъ, ужь позволь мн. Вдь я принесъ ее, такъ я и подержу.
— Ты не сумешь поднять.
— Сумю: позволь только.
— Ахъ нтъ, нтъ!
— Пока Малаша, стоя подъ окномъ, привязывала втку, дти продолжали спорить и отнимать другъ у друга веревку. Кончилось тмъ, что оба упустили ее изъ рукъ.
— Ай! какъ быть? другой такой же длинной не найти, говорили дти, высовываясь изъ окна, чтобъ видть лежащую на земл веревку.
— Вы лучше сами придите сюда, посовтовала Малаша.
Другаго средства не оставалось и дти, не смотря на то, что имъ запрещено было выбгать на дворъ, спустились по черной лстниц и очутились возл Малаши. Получивъ желаемое, они поспшно и благополучно вернулись въ комнаты.
— Не положить ли намъ его въ стаканъ, покрыть бумагой и завязать? предложилъ Сережа.
— Онъ и тогда уйдетъ! возразила Зина, никогда не соглашавшаяся сразу ни на какое предложеніе.
Но тараканъ былъ все-таки посаженъ Сережею въ стаканъ, стаканъ покрытъ бумагой и завязанъ, бумага же была тщательно исколота, чтобы заключенному не было такъ душно.
Насталъ опять часъ ученья. Просидвъ нсколько минутъ за чистописаніемъ, Зина выбжала изъ классной и подбжала къ окну. Каково было ея удивленіе, когда не только таракана, но и стакана не было на окн.
— Это Сережа унесъ, поршила она и побжала къ брату. Тотъ сидлъ за латынской грамматикой и со страхомъ поджидалъ учителя. Зина, какъ бомба, влетла въ комнату. Внезапный стукъ быстро отворившейся двери заставилъ Сережу вздрогнуть.
— Отдай таракана! безо всякихъ разспросовъ приступила къ нему сестра.
— Я его не бралъ, спокойно отвчалъ неповинный въ этомъ дл Сережа.
— Взялъ, взялъ!
— А хоть бы и взялъ? Вдь онъ мой.
Зина топнула на него ногой.
— Отдай!
— Не мшай, пожалуйста, учиться. Минутъ черезъ пять придетъ Иванъ Ивановичъ, а у меня еще не готовъ урокъ.
— Отдай! говорятъ теб.
— Ахъ, Боже мой! да долго ли ты будешь приставать ко мн? Отстань!
Сережа, со страха, что сейчасъ войдетъ учитель и пожуритъ его, взялъ сестру за плечи и довольно безцеремонно вытолкнулъ ее за дверь. Двочка, считая себя обиженной, осталась хныкать за дверью, но въ комнату не вернулась. Потомъ подошла къ открытому окну.
— О чемъ вы плачете? крикнула ей со двора Малаша.
— Братъ таракана унесъ.
— Стоитъ ли плакать объ этомъ! Хотите я вамъ достану другаго? У насъ ихъ много.
— Ну достань.
— Да вамъ на что?
Зина и сама не знала хорошенько на что.
— А… а для того… что у насъ и бабочки есть подъ стекломъ, и жуки, и паукъ есть, надо чтобъ и тараканъ былъ.
— Какъ это подъ стекломъ? У насъ тараканы живутъ не подъ стекломъ, а такъ… бгаютъ повсюду.
— О нтъ! у насъ имъ бгать такъ не позволяютъ. Мамаша сердится когда видитъ ихъ: велитъ выводить.
— Какъ можно выводить! Тараканы приносятъ счастіе, выводить ихъ не годится. Вотъ какъ-то въ прошлую зиму, ужь ихъ очень много развелось у насъ, такъ мама и положила подъ кровать какого-то зелья: тараканы и ушли. И чтожь? потомъ… вотъ такъ…. около Святой…. мы чуть не погорли. Право! Мама какъ начала, со свчей въ рук, искать ихъ въ кроват сестренки, занавска, что надъ кроватью была, и загорись! Еле-еле махонькую сестренку успли вынуть изъ кровати, такъ занавска и сгорла вся. Ей Богу!… Съ тхъ поръ таракановъ не выводимъ больше. А гд Сергй Андреевичъ?
— Приготовляетъ уроки. Сегодня у него латынь.
— А…. полынь!… трава такая — знаю.
— Нтъ, латынь, латынь. Это языкъ такой…. въ род Французскаго.
Сереж латынь давалась не легко. Онъ съ трудомъ запоминалъ слова и никакъ не могъ справиться съ грамматикой. На этотъ разъ урокъ былъ приготовленъ совсмъ плохо: переводъ не сдланъ, спряженіе глагола ‘amare’ не написано до конца, а между тмъ, съ минуты на минуту долженъ былъ придти учитель.
— Пришелъ! пришелъ! закричала Зина изъ сосдней комнаты.
— Учитель?… Ай!
— Нтъ, тараканъ. Я стою въ коридор и вижу: тихо, тихо идетъ онъ изъ дверей буфета и прямо ко мн, какъ будто узналъ меня. Я не знаю какъ поймать его. Схватить руками боюсь, да и онъ не дастся, опять убжитъ. Пойдемъ ловить. Гд твой напомаженный листъ?
— Есть-ли мн время заниматься этимъ, когда сію минуту долженъ придти Иванъ Ивановичъ.
— Вдь тамъ на полу раздавятъ бднаго. Пойдемъ
Но Сережа не пошелъ.
Когда Зина вернулась въ коридоръ, тараканъ подымался къ потолку. Она долго слдила за нимъ глазами и ждала, не вздумается ли ему спуститься. Въ увренности, что на такой высот никто не достанетъ его, она побжала къ окну сообщить обо всемъ Малаш, имвшей обыкновеніе проводить дни свои на двор.
— Не знаю только какъ поймать, кричала ей Зина.
— А вы заманите чернымъ хлбомъ, посовтовала та. Какъ онъ начнетъ спускаться, вы и положите на полъ кусочекъ: онъ къ нему и придетъ, безпремнно придетъ. Они страхъ какъ любятъ черный хлбъ.
Зина послдовала Малашиному совту: выпросила у Артемія кусочекъ хлба, положила его на полъ, сла подл и, съ терпніемъ охотника, стала поджидать появленіе наскомаго.
Вышелъ на минуту въ коридоръ Сережа. Сестра погрозила ему пальцемъ.
— Тш…. испугаешь.
— Кого?
Она указала подъ самый потолокъ. Но вниманіе Сережи было отвлечено стукомъ каблуковъ Ивана Ивановича, шедшаго по зал въ классную. Сережа убжалъ.
Терпніе Зины увнчалось успхомъ. Тараканъ, расхаживая по стн вправо и влво, сталъ мало по малу спускаться. Приблизясь къ полу, онъ остановился, повертлъ усами и, ночуя запахъ чернаго хлба, направился къ куску. Зина, не двигаясь, едва переводя дыханіе и почти не моргая глазами, слдила за наскомымъ и чуть не забила въ ладоши, когда оно очутилось на куск, затмъ она осторожно взяла этотъ кусокъ и понесла его, но куда — сама не знала. Остановись посреди залы, она задумалась о томъ, въ какое наиболе безопасное мсто слдуетъ положить то. что она считала такою рдкостью. Тараканъ, между тмъ, сошелъ съ куска и перешелъ къ ней на руку.
— Какой ручной! подумала Зина. Точно моя канареечка! Надо, чтобъ Малаша еще разъ взглянула на него. Но какъ передать?— И ей тотчасъ же блеснула мысль, посадить его въ пустую помадную баночку, закрыть плотно крышечкой, обернуть хорошенько бумагой и швырнуть въ окно.
— Малаша!
— А? Что вамъ?
— Лови!
— Что ловить-то?
— А вотъ баночку. Какъ развернешь бумагу и снимешь крышечку, то смотри — не выпусти: тамъ тараканъ сидитъ.
— Зачмъ выпускать!.. не выпущу.
Зина завела руку за голову, чтобъ со всего размаха швырнуть баночку изъ окна.
— Лови, лови!
Малаша протянула руки, но банка пролетла мимо и звонко ударилась о камень.
— Небось разбилась! предположила двочка, поднимая банку. Она принялась осторожно развертывать бумагу.— И то разбилась!
Тараканъ, ошеломленный внезапнымъ паденіемъ, еле шевелился между осколками.
— А знаете, что я вамъ скажу. Вдь тараканъ-то не тотъ, что былъ на втк, сообщила двочка. У того одинъ-то усъ былъ длинный, а другой коротенькій, а у этого оба длинные. Не тотъ, право не тотъ. Вы и за этимъ сами придете?
— Ой, нтъ!… боюсь. Пожалуй теперь на лстниц увидятъ меня, спросятъ, куда я иду, зачмъ…. забранятъ, накажутъ. Лучше ужь ты принеси.
— Спросятъ и меня, куда я иду.
— Спросятъ, такъ скажешь….
Что барышн таракана несу, докончила Малаша со смхомъ.
— О! сохрани тебя Боже! Артемій прибьетъ тебя, съ лстницы спихнетъ. Вдь онъ строгій у насъ. На дняхъ чуть было ни прибилъ моего крошечнаго щенка. ‘Въ комнатахъ, говоритъ, гд ковры, щенковъ совсмъ не слдуетъ держать.’ Чудакъ этакій! А ты все-таки приди. Онъ въ буфет: тебя не увидитъ.
Малаша сдлала нсколько шаговъ по направленію къ крыльцу и остановилась.
— А если я повстрчаюсь въ коридор съ вашею мамашею или съ Марьей Петровной, тогда что?
— Тогда….
— Съ кмъ это ты бесдуешь такъ громко? вдругъ раздался голосъ Елены Алексевны за спиной Зины.
Зина обернулась и личико ея вспыхнуло.