Такъ называемая либеральная пресса по поводу событія 1-го марта.
Такъ называемая либеральная пресса по поводу событія 1-го марта.
‘Русь’, 21 марта 1881 г.
Так называемая либеральная пресса по поводу события 1-го марта, Аксаков Иван Сергеевич, Год: 1881
Время на прочтение: 11 минут(ы)
Сочиненія И. С. Аксакова.
Общественные вопросы по церковнымъ дламъ. Свобода слова. Судебный вопросъ. Общественное воспитаніе. 1860—1886
Томъ четвертый.
Москва. Типографія М. Г. Волчанинова (бывшая М. Н. Лаврова и Ко.) 1886
Петербургскій бюрократизмъ и петербургскій такъ-называемый либерализмъ — одного поля ягоды. Оба законнорожденныя дтища темныхъ сторонъ петербургскаго періода нашей исторіи. Они могутъ порою враждовать между собою, но ‘милые бранятся — только тшатся’. Ихъ связываетъ другъ съ другомъ единство происхожденія и общая антипатія ко всякому живому проявленію русской національной стихіи, всякому самобытному движенію русскаго народнаго духа, всякой свобод органическаго самороста Россіи. На этой почв инстинктивной вражды равно сходятся и бюрократа, и такъ-называемые либералы, и — какъ это ни покажется страннымъ — ваши нигилисты. Вс они равно презираютъ Русскій народъ и смотрятъ на ‘народныя массы’ какъ на удобный матеріалъ для лпки разныхъ фигуръ по образу и подобію того или другаго иностраннаго государства, французской ли буржуазіи, англійской ли аристократіи, ‘международнаго’ ли рабочаго союза, и т. д. Вс равно состоять въ отрицательномъ отношеніи къ русской народности, не вдаютъ ея, не признаютъ за нею никакихъ правъ на самостоятельное развитіе. Вс они не боле какъ разновидности вашего западничества или европейничанья Какъ вншнія выраженія внутренней болзни, они безъ сомннія имютъ свой raison d’tre, свою логическую причину бытія, но на нихъ и надо смотрть какъ на явленія нашего худосочія. Хорошо, что недугъ выходитъ наружу, но было бы безумно вгонять его внутрь или лчить насъ этими же именно худыми соками!..
Если, быть-можетъ, наши ‘либералы’ и бюрократы оскорбятся такимъ сопричисленіемъ къ нимъ, въ настоящее время, ‘нигилистовъ’, то мы’ пожалуй, и отдлимъ послднихъ, дота мы разумемъ здсь не нигилистовъ-террористовъ, а нигилистовъ мирныхъ и по правд сказать затрудняемся провести рзкую грань между ними и ‘либералами’: по нашему мннію преимущество послдовательности на сторон нигилистовъ. Какъ бы то ни было, но въ т торжественныя мгновенія нашей исторіи, когда какъ будто пробуждается духъ народный и грозитъ смести все наносное, фальшивое съ лица Русской земли, эти хозяйничающія надъ Русью фракціи западничества сплачиваются тсно противъ общей опасности и поднимаютъ крикъ: ‘караулъ! къ порядку! полиція, чего смотришь? нападки на интеллигенцію! будятъ грубые инстинкты массъ! Бери въ часть, во имя либерализма и цивилизаціи’! Этого рода либеральные крики раздавались и раздаются въ нашихъ ‘либеральныхъ’ салонахъ, да и въ ‘либеральной’ печати. Они напоминаютъ намъ положеніе самой Россіи относительно Западной Европы: Россію оскорбляютъ, она, претерпвъ до конца, ршается обнажить мечъ въ свою защиту, или идетъ освобождать порабощенный славянскій народъ,— вся просвщенная Европа составляетъ коалицію и до надсада въ горл вопитъ о крестовомъ поход противъ Россіи — ‘во имя свободы и цивилизаціи’. И нельзя сказать, чтобъ эти европейскіе вопли не оказывали своего дйствія на умы нашихъ россійскихъ правителей — изъ бюрократовъ и либераловъ.
То же самое отчасти повторяется и у насъ, внутри Россіи, по отношенію къ проявленіямъ русскаго народнаго чувства и мысли. Ужасное событіе совершилось на Руси,— поругана ея честь, насилована ея свобода… Русскій народъ оскорбленъ въ самомъ святомъ своемъ чувств. Онъ инстинктивно сознаетъ, что какое-то, по самому существу духа чуждое, враждебное ему начало искажаетъ его бытіе, расшатываетъ власть, допускаетъ вторженіе постороннихъ, разлагающихъ элементовъ… И едва лишь мыслящая и чувствующая заодно съ народомъ печать приступаетъ къ анализу причинъ настоящаго скорбнаго положенія и всхъ такъ-называемыхъ современныхъ (вяній’, какъ ‘либералы’ уже трубятъ о ‘бломъ террор’ и о ‘блой коммун’. ‘Мы-де интеллигенція, всякій нападающій на насъ, либераловъ, нападаетъ на порядокъ, на интеллигенцію, на просвщеніе’, и т. д. Да что такое ‘интеллигенція’, прежде всего? откуда она начинается? Наши православные священники — интеллигенція или нтъ? Почему наши псевдо-либералы считаютъ себя интеллигенціей по преимуществу, словно какимъ-то генералитетомъ отъ интеллигенціи? Потому ли что твердятъ зады ‘послднихъ словъ’ европейской науки?.. Если подъ интеллигенціей разумть вообще людей образованныхъ и мыслящихъ, то вдь редакторъ ‘Руси’, равно и редакторы другихъ непріятныхъ ‘либераламъ’ журналовъ, себя изъ разряда таковыхъ никогда не исключали и не исключаютъ. Не станутъ же они возбуждать ‘грубые инстинкты массъ’ противъ себя же самихъ?! Если они нападаютъ на ‘интеллигенцію’, такъ на интеллигенцію не интеллигентную, на ту литературную и общественную фракцію, которая сама себ дала надменныя клички ‘интеллигенціи’ и (либераловъ’, хотя ужъ конечно не иметъ ни малйшаго права на такія наименованія и мене кого-либо въ мір можетъ считать себя носительницей народнаго русскаго самосознанія и защитницей народной русской свободы….
Никогда такъ рзко, какъ теперь, не выставлялось наружу то затаенное различіе, которое лежитъ въ основ воззрній самозванно-либеральнаго лагеря съ бюрократическимъ вмст, я людей русскаго образа мыслей. Вся мнимо-либеральная петербургская пресса, съ ея подобострастными отголосками въ Москв, пишетъ и дйствуетъ словно по лозунгу. Если когда-либо какой народъ имлъ право скорбть, негодовать, гнваться, такъ именно Русскій народъ, и въ настоящую минуту, когда во имя его совершено неслыханное, ужасное злодяніе надъ его же внчаннымъ главою и представителемъ, надъ тмъ, кто въ то же время — царь-освободитель, царь-благодтель своего народа. Если когда-либо какой народъ долженъ былъ почувствовать потребность утвержденія власти, такъ именно теперь, когда учинено посягательство на самый принципъ власти, освященный издревле народнымъ произволеніемъ. И при всемъ томъ этотъ истинно мудрый, исполненный и христіанскаго, и политическаго разума народъ, несмотря на свою великую скорбь и негодованіе, продолжаетъ блюсти общій строй и порядокъ, ниспровергая ожиданія злыхъ безумцевъ, желавшихъ породить смуту. Но онъ ожидаетъ отъ лицъ, держащихъ въ своихъ рукахъ орудіе общественнаго слова и призванныхъ выражать общественное сознаніе, по крайней мр сочувствія, участія, уваженія къ этой своей скорби и негодованію, вниманія къ своей потребности видть проявленіе твердой, грозной, предупреждающей и карающей власти. Что же наша ‘либеральная’ пресса? Она прямо доказала, что у нея не одна душа и не одинъ разумъ съ народомъ. Отчасти потому, что ей инстинктивно претятъ все, въ чемъ выражается стихія національная, отчасти — страха ради могучаго ‘вянія’ народнаго духа, она изъ всхъ силъ старается ослабить, понизить діапазонъ народнаго законнаго чувства. Она, въ настоящую минуту, не сумла преподать ничего кром внушеній молчалинской добродтели: ‘умренности и аккуратности’. Читая наши ‘либеральныя’ газеты, можно было бы подумать, что случилось нчто заурядное, нисколько не способное волновать душу и кровь русскихъ людей, нчто, за что довольно пожурить, потрепать немного за уши, а затмъ и возвратиться, да поскоре, къ ‘нормальному’, ими намченному ходу жизни. Съ какимъ-то накрахмаленнымъ благоразуміемъ продолжаютъ они доказывать ненужность энергическихъ мръ къ предупрежденію ужаснйшаго изъ золъ, ибо-де это можетъ потревожитъ мирныхъ гражданъ. Да разв есть порядочный человкъ, который бы захотлъ не тревожиться и не быть тревожимымъ въ настоящую минуту! Да разв мы недостаточно потревожены этими злодяніями, этими подкопами, наконецъ опасностью, не перестающею грозить всему нашему общественному порядку? Разв не способствуетъ, пуще всего, нашей тревог именно присутствіе въ нкоторыхъ чиновныхъ сферахъ этого фальшиво-либеральнаго духа? Только потревожившись честно, не жаля о своемъ комфорт, избавимъ мы и себя и Россію отъ дальнйшей тревоги..
Образцомъ такого фальшиваго либерализма и по истин лицемрнаго отношенія къ скорби, къ правд русскаго чувства служитъ статья въ ‘Русскихъ Вдомостяхъ’, гд редакторы этой газетки возглашаютъ, что статьи ‘Руси’ по поводу событія 1 марта нарушаютъ ‘молитвенно-горестное настроеніе’ настоящей минуты! Не знаемъ, насколько скорбны сердцемъ ‘Русскія Вдомости’, но что он скорбны главою, какъ выражалась наша старина про царя еодора оанновича,— это вн всякаго сомннія, иначе бы и само фарисейство выразилось поостроумне. ‘Русскія Вдомости’ — оберегатели молитвеннаго настроенія!… Такою же заботливостью о тишин, нужной для ‘благоговйныхъ молитвъ’ сталъ внезапно одержимъ и ‘Порядокъ’. Онъ пришелъ въ безпокойство и негодованіе по поводу бабы, которая, придя на то мсто, гд пораженъ, изувченъ, истерзанъ былъ злодями Русскій Царь, заплакала и заголосила разныя причитанія злодямъ. Эти слова вмнены русской крестьянк старшимъ представителемъ ‘либеральной’ прессы, ‘Порядкомъ’, чуть не въ преступленіе, признаны ‘нарушающими благоговніе молящихся’, даже опасными, и нашъ либералъ требуетъ отъ полиціи, чтобы она запретила подобныя выраженія горести,— горести, которою объята теперь вся 80-милліонная Россія. А мы такъ жалемъ, что это выраженіе горькаго негодованія не проявилось боле грандіознымъ образомъ. Еслибъ кликъ этой бабы могъ вырваться одновременно изъ груди всего нашего великана-народа, онъ можетъ-быть отрезвилъ бы бшеныхъ юнцовъ, возмнившихъ себя интеллигенціей — призванной учить и руководить Русскій народъ! Этотъ мелкій фактъ такъ характеризуетъ нашихъ ‘либераловъ’, что распространиться боле о тон сей прессы нечего. Такого же достоинства, глубокомысліи и силы вс ея разсужденіи съ первой строки до послдней. Тмъ хуже дли нея, конечно,— но не можетъ же она требовать, чтобъ ей слова не находили себ отпора!
Есть однако нчто боле серьезное. Эта самая печать признаетъ настоящую минуту самою благопріятною для успха нкоторыхъ своихъ европейски-либеральныхъ чаяній. Казалось бы, что именно теперь, когда такъ ярко отдлилась эта литературная фракція отъ общаго нравственнаго строи Русскаго народа, ея слова должны бы потерять всякій всъ и значеніе… Но къ сожалнію, это не совсмъ такъ. По крайней мр можно опасаться, что въ петербургской бюрократической сред мнніе этой, якобы либеральной, прессы можетъ, пожалуй, и въ самомъ дл быть признано за мысль И желаніе всей Русской земли. Въ чемъ же это мнніе, высказывающееся между строкъ и въ строкахъ, составляющее неизмнный припвъ, выводъ каждаго разглагольствія по каждому поводу? Въ томъ, что для Россіи необходимо имть однородныя либеральныя учрежденія съ Западною Европою, по извстному шаблону. Безъ этого-де нельзя найти выходъ изъ настоящаго террора, нельзя возстановить безопасность, нельзя заключать международныхъ договоровъ о выдач политическихъ убійцъ и злодевъ, хотя бы они взорвали на воздухъ десятокъ тысячъ людей. А газета ‘Новости’, какъ увидятъ читатели ниже, въ обозрніи нашей печати, внчаетъ вс эти мечтанія либеральнымъ предложеніемъ: заведя въ Россіи такія однородныя съ Европою учрежденія, гарантировать ихъ общимъ международнымъ контролемъ…
И вотъ такому-то либерализму выискался недавно защитникъ въ лиц почтеннаго автора статьи, возражающей въ 79 No ‘Голоса’ на нашъ призывъ — ‘въ Москву!’ напечатанный въ 1 прибавленіи къ 17 No ‘Руси’. Но съ нимъ поведемъ мы рчь иную…
Лучшимъ отвтомъ съ нашей стороны казался бы намъ — совтъ почтенному автору перечесть нашу статью съизнова: однакожъ, во избжаніе новыхъ недоразумній, постараемся теперь же точне пояснить ему нашу мысль.
Авторъ прежде всего упрекаетъ насъ въ томъ, что говоря о ‘расцвт пошлости — петербургскомъ либерализм’, мы ни слова не сказали о пошломъ консерватизм, который по его словамъ — нашелъ себ выраженіе ‘въ ташкентцахъ’ извстнаго сатирика Щедрина, но вдь мы именно сопоставили пошлость петербургскаго либерализма съ бюрократизмомъ и казенщиной, нашедшими себ выраженіе (особенно послдняя) въ типахъ Гоголя, начиная отъ Держиморды, Сквозника-Дмухановскаго до Чичикова и Ко включительно. Полагаемъ, что ‘консерватизмъ’, который разуметъ авторъ и который является ему во образ ‘ташкентцевъ’,— одного совершенно рода съ консерватизмомъ упомянутыхъ героевъ Гоголя, представляя, можетъ-быть, лишь нкоторую разновидность. Казенщина иметъ несомннно притязаніе служить консервативному началу, какое бы ни было его содержаніе, ибо тщится возвести въ неподвижное, непреходящее правило требованія закона или доктрины, безъ всякаго соображенія съ случайностями, съ движеніемъ самой жизни. Мы. впрочемъ уже не разъ давали въ своей газет опредленіе понятію ‘казенщина’ и характеризовали сущность этого зла, возводя его у насъ, въ Россіи, даже на степень историческаго явленія, стало-быть и упрекъ, сдланный намъ авторомъ статьи ‘Голоса’, въ забвеніи о ‘консерватизм’ — совершенно неоснователенъ.
Не мене страннымъ представляется и слдующее обвиненіе автора: ‘еслибы г. Аксаковъ (почему же не газета ‘Русь?’ странный пріемъ петербургской печати!) принялъ въ разсчетъ вс стороны и втви пошлости, ростущей на одномъ общемъ древ, онъ не позволилъ бы себ сказать, что либерализмъ вообще есть расцвтъ пошлости’. Да когда же мы утверждали это о либерализм вообще? Мы ни о ‘либерализм вообще‘, ни просто о ‘либерализм’ вовсе и не упоминали, мы именно спеціализировали либерализмъ, и назвали пошлымъ либерализмъ не, тотъ особенный либерализмъ, котораго органами по преимуществу служитъ такъ-называемая либеральная петербургская пресса. Мы даже почти всегда, говоря объ извстныхъ газетахъ, присоединяемъ къ слову либерализмъ — именно слова: ‘такъ-называемый’, ‘псевдо’, ‘лже’, и т. п. Слдовательно споръ можетъ идти только о томъ, вренъ ли данный нами петербургскому либерализму эпитетъ,— но авторъ этого вопроса не поднимаетъ и не разршаетъ. Въ разныхъ статьяхъ, принадлежащихъ, какъ намъ думается, тому же автору и помщенныхъ въ разныхъ журналахъ, встрчается выраженіе: ‘европейничанье’, ‘европейское либеральничанье’, о которомъ авторъ отзывается не совсмъ уважительно. Мы предлагаемъ ему замнить употребленныя нами слова его собственными: смыслъ нашей статьи отъ того не измнится, потому что никакого иного содержанія, кром подобострастнаго поклоненія западноевропейскимъ образцамъ и идеаламъ, либерализмъ петербургской прессы и не представляетъ.
Но не согласится ли съ нами авторъ и въ томъ, что понятія о консерватизм-вообще, какъ и о либерализм-вообще,— на нашей русской почв являются понятіями доктринерскими, отвлеченными или пустотлыми,— и потому самому въ нашемъ обществ боле или мене пошлыми? Что такое консерватизмъ или либерализмъ-вообще, за который заступается авторъ? Для насъ это не ясно. Ограниченіе свободы преподаванія, учиненное либеральнымъ правительствомъ французской республики, отнявшимъ право ученія у духовенства, что это: ‘либерализмъ’ или ‘консерватизмъ?’ Запрещеніе въ школахъ упоминать о Бог, съ замною въ учебникахъ этого (консервативнаго?) слова ‘натурой’,— что это: ‘либерализмъ’ или ‘консерватизмъ?’ Съ точки зрнія либераловъ, создавшихъ республику, такое нарушеніе свободы ученія — консерватизмъ, ибо этимъ способомъ сохранится-де республика. Съ точки зрнія милліоновъ врующаго Французскаго народа, это — разрушеніе существующаго, слдовательно нчто противное понятію о ‘консерватизм’,— да и понятію о свобод. Въ Америк демократъ значитъ консерваторъ, республиканецъ — либералъ!.. Однимъ словомъ, понятія о либерализм и консерватизм, взятыя отъ жизни абстрактно и возведенныя на степень доктрины, ускользаютъ отъ всякаго точнаго опредленія и представляются у насъ лишенными всякаго смысла. Съ этими отвлеченными понятіями мы никакъ не поймемъ живаго, практическаго значенія этихъ словъ въ Англіи, во Франціи, въ Германіи, въ Америк, и какъ разъ произведемъ въ чинъ либерала человка принадлежащаго къ партіи консерваторовъ, и въ чинъ консерватора человка отъ партіи либераловъ. Но сами они, у себя, не справляясь съ доктринами, а говоря лишь языкомъ самой жизни, другъ друга отлично понимаютъ и не сбиваются. Да къ тому же неужели авторъ статьи ‘Голоса’ не знаетъ, что истинно консервативно въ жизни государства, т. е. придаетъ ей условія прочности, то, что истинно же и либерально,— и истинно либерально только то, что иметъ въ себ вс условія стать началомъ жизненнымъ, охраняющимъ бытіе государства, или консервативнымъ? Не лучше ли, не проще ли выбросить эти слова изъ нашего словаря, по крайней мр когда дло идетъ о русской жизни? и не смшонъ ли петербургскій либерализмъ петербургскихъ газетъ именно потому, что онъ либерализмъ вообще (какъ думалъ защитить его авторъ!),— слдовательно не, а какой-то отвлеченный, обще-европейскій, каковаго въ натур и не имется?
Но мы объявили себя противниками либерализма извстной петербургской печати не потому только, что онъ смшонъ, а потому именно, что стоимъ за, за нашу національную свободу, за свободу русской народной личности, которую онъ презираетъ, да и не вдаетъ. Его непониманіе, его неспособность понять исторію, преданія, волю и разумъ Русскаго народа сказались уже отчасти изъ тхъ неистовыхъ кликовъ, которыми встрчена была наша статья о Москв. Точно кто-нибудь ужалилъ господъ ‘либераловъ’ въ самое чувствительнйшее мсто, предложивъ перенести резиденцію изъ Петербурга! Это и понятно. Они порожденіе самое санктпетербургское. Въ противоположность Пушкину, возгласившему про Москву: ‘какъ много въ этомъ слов для сердца русскаго слилось, какъ много въ немъ отозвалось’,— они своимъ свистомъ и скрежетомъ зубовнымъ засвидтельствовали, что въ ихъ сердцахъ это слово ничего не вызываетъ, кром отвращенія и ненависти.
Жаль, очень жаль, что почтенный авторъ статьи ‘Голоса’, котораго мы никакъ не желали бы сопричислить къ петербургскимъ ‘либераламъ’, почему-то вздумалъ оказать имъ нкоторую поддержку. На его дальнйшія разсужденія возразимъ ему въ короткихъ словахъ:
Вы указываете на недуги, пороки, злыя явленія и дла Московскаго періода. Никто ихъ и не отрицаетъ. Но это зло и являлось во всемъ своемъ безобразіи, безъ прикрасъ, какъ являлось оно, своеобразно, и во всхъ другихъ странахъ, гд и искоренялось безъ отреченія отъ самаго принципа жизни — отъ народной духовной личности, создавшей самый государственный организмъ. Зло заключалось вовсе не въ застнкахъ, не въ казняхъ, не въ пыткахъ, не въ Преображенскомъ приказ и т. п., какъ съ дтскимъ паосомъ увряютъ ученые невжды ‘Русскихъ Вдомостей’ и имъ подобныхъ газетъ: и въ Петербург были застнки, да и по всей Европ, тайная канцелярія была не хуже Преображенскаго,— инквизиція въ Испаніи получше всхъ ужасовъ Московскаго періода. Но какое же дикое невжество, какое грандіозное скудоуміе — утверждать, будто въ Московскомъ період кром застнковъ, кормленія и тупоголовыхъ бояръ ничего другаго и не было — и подводить все осьмивковое до Петра существованіе Русской земли къ нулю! Эти статьи нашихъ либераловъ — вашихъ protgs, всего лучше объясняютъ намъ трагическій сумбуръ современной нашей поры.
Зло заключалось въ національной исключительности, замкнутости, Русь глохла, задыхалась въ самой себ, отдленная отъ остальнаго міра, какъ бы стною, враждебными сосдями. Ей необходимо было выдвинуться на путь всемірнаго общечеловческаго развитія. Въ этомъ и состоитъ историческій подвигъ Петра, но это освобожденіе совершилось, можетъ-быть и не могло совершиться иначе какъ путемъ реакціи, путемъ отрицанія. Вотъ такимъ-то воплощеніемъ отрицанія исключительной національности и явился Санктъ-Петербургъ. Личный характеръ Петра довелъ это отрицаніе до крайнихъ предловъ: указы Русскому народу подписывалъ по голландски, столицу Русскому народу создалъ съ нмецкимъ названіемъ, былъ онъ и плотникъ, и академикъ,— и цирульникъ въ то же время, сооружалъ войско и флотъ, стригъ, брилъ, основалъ Академію Наукъ и разучилъ Русскихъ русскому языку,— однимъ словомъ, явился живымъ выраженіемъ антинаціональной реакціи и призваніе свое совершилъ. Русская исторія, конечно, не остановилась, но пошла кривымъ и болзненнымъ путемъ, ибо живое начало народнаго духа было придавлено, и могло проявляться только въ чрезвычайныя мгновенія историческаго бытія. Императоръ Александръ I, хотя въ 1805 году и писалъ въ рескрипт Санктпетербургу, что онъ счастливымъ себя почитаетъ ‘быть начальникомъ столь благородной націи’ (le chef d’une si noble nation), однакоже въ 1812 году, благодаря содйствію Москвы, явился выразителемъ истиннаго русскаго историческаго духа.
Какъ бы то ни было, но понятно, что Петербургъ не представлялъ, не представляетъ и не можетъ представлять собою ничего, кром отрицанія исключительной національности, которою болла до-Петровская Русь: въ этомъ его смыслъ, подвигъ, призваніе. Петербургскій періодъ есть періодъ отрицательнаго отношенія къ русской народности, каковое сказывалось такъ долго, сказывается отчасти и теперь, не только въ русской литератур и въ русской наук, но и въ управленіи, въ политик, въ администраціи, Корифеями этого направленія и до сихъ поръ органы нашей, именно ‘либеральной’ прессы, которая довела отрицаніе до истинной виртуозности, какъ о томъ свидтельствуетъ вышеприведенный ихъ взглядъ на Русскую исторію до Петра.— Реакція Петрова стала однакоже у насъ явленіемъ хроническимъ Между тмъ Петербургъ, какъ воплощеніе лишь отрицательнаго момента исторіи, ничего положительнаго въ русскомъ смысл создать не можетъ. Къ положительному, по извстному діалектическому закону, можно возвратиться только чрезъ отрицаніе самого, другими словами,— чрезъ отрицаніе петербургскаго періода, чрезъ отрицаніе Петербурга, какъ политическаго начала, руководившаго чуть не два вка русскою жизнью. Въ результат получится русская народность — освобожденная отъ исключительности, призванная ко всемірно-историческому поприщу. Ясно ли? Непростительно автору, какъ видно читавшему сочиненія Хомякова и такъ-называемыхъ славянофиловъ, повторять въ одинъ голосъ съ представителями петровскаго отрицанія, будто они и новйшіе органы печати, заговорившіе о Москв, хотятъ возвращенія къ московскому періоду, т. е. вроятно и уничтоженія литературы и ихъ собственныхъ 6ргановъ, такъ какъ ничего подобнаго въ XVII вк не было?! Что за нелпость!
Авторъ статьи ‘Голоса’ очень серьезно поясняетъ намъ, что начнется новый періодъ не Московскій, а Русскій. Да какой же иной? непремнно такъ. Но разв Русскій періодъ можетъ отвергнуть исторію и ея преданія, отречься отъ народной русской духовной стихіи? Напротивъ, онъ долженъ захватятъ съ собою все наслдіе тысячелтней русской жизни. Но гд же приличне и удобне проявиться дятельности этого новаго русскаго періода: въ Петербург ли. гд живутъ преданія только или по преимуществу отрицательная, гд не слышится біеніе пульса русской народной жизни, гд не у себя дома ни народная, ни земская, ни церковная стихія?— въ Петербург ли, город чиновниковъ и либераловъ -вообще, нами достаточно характеризованныхъ? на краю ли Имперіи, или въ центр, который всмъ Русскимъ народомъ признается сердцемъ Россіи?… Полноте, не поддакивайте-жъ тмъ, которые боятся стать ближе къ народной стихіи, боятся по инстинкту самосохраненія, потому что завершеніе петербургскаго періода упразднитъ ихъ безполезное бытіе,— и, нападая на статьи ‘Руси’, вспомните напечатанныя въ ней слова поэта, обращенныя къ Великому Петру, что съ завершеніемъ этого періода
Все отпадетъ что было
Любовь вс узы сокрушитъ,
Отчизна зацвтетъ счастливо,
И твой народъ — Тебя проститъ!