Тайна гасиенды, Брет-Гарт Фрэнсис, Год: 1893

Время на прочтение: 32 минут(ы)

ТАЙНА ГАЦІЭНДЫ.

Разсказъ Бретъ-Гарта.

Дикъ Брэси еще разъ бросилъ взглядъ по направленію Гаціэнды де лосъ Озосъ и остановился въ глубокомъ раздумьи. Коттеджъ вмст съ садомъ былъ окруженъ низкою каменною оградою, которая своимъ блымъ цвтомъ, ослпительно сверкавшимъ подъ лучами жгучаго калифорнійскаго солнца, рзко выдлялась на фон холмистой мстности. Правда, онъ зналъ, что за этими блыми стнами пріютился удобный домъ, окруженный низенькими верандами, вмщавшій въ себ массу просторныхъ комнатъ, широкихъ коридоровъ и всякихъ укромныхъ уголковъ, освященныхъ завтами старины, онъ зналъ, что эта красивая ограда скрывала за собою великолпный садъ съ рощею вковыхъ деревьевъ, съ аллеею чудныхъ розовыхъ кустарниковъ, гд можно было укрыться и отъ полуденнаго зноя лтомъ, и отъ сильныхъ западныхъ втровъ осенью. Все это онъ хорошо зналъ, и все это привлекало его къ себ, но какъ къ этому отнесутся его близкіе? будутъ ли они смотрть на нее его глазами? Останется ли довольна этимъ выборомъ его практичная и хозяйственная тетушка, его хорошенькая кузина, гоняющаяся за модой и свтомъ.
— Что же вы не даете мн никакого отвта? Скажите хоть слово, можете ли вы завтра же переселиться сюда со всмъ своимъ семействомъ? Я не думаю, чтобъ вамъ пришлось много хлопотать съ перездомъ, такъ какъ въ дом вы найдете все необходимое, все въ такой же исправности, какъ оставилъ старый донъ. Что касается меня, я ничего не возьму отсюда, такъ какъ мн ничего не нужно. Съ меня достаточно одной земли, у меня будутъ vaqueros и rancheros, которые станутъ смотрть за скотомъ и за уборкой хлба, вамъ же они нисколько не будутъ мшать, потому что хозяйство мое, собственно говоря, находится въ двухъ миляхъ отсюда. Вы можете прожить въ Гаціэнд сколько вамъ угодно времени и ухать, если не понравится, когда и куда угодно. Вы вполн свободны располагать здсь и своимъ временемъ, и дломъ. Теперь, надо думать, переговоры вс окончены, и вы согласны, не такъ ли?
Дикъ былъ увренъ, что предложеніе исходило отъ чистаго сердца. Онъ не могъ сомнваться въ искренности своего друга, большаго богача, для котораго не было никакого интереса завлекать его съ разсчетомъ. Въ другое время онъ, можетъ быть, и отказался бы отъ предложенія, но теперь оно было для него благодтельно во всхъ отношеніяхъ, и онъ, не задумываясь больше, отвтилъ:
— Благодарю васъ, я согласенъ.
Однако, подходя вечеромъ къ своему маленькому домику въ окрестностяхъ Санъ-Франциско, Дикъ находился въ глубокомъ раздумьи, какъ сообщить тет, завдывавшей всмъ его хозяйствомъ, что въ настоящее время онъ состоитъ владльцемъ обширнаго имнія, въ которомъ одинъ домъ такъ великъ, что могъ бы служить футляромъ для всего ихъ настоящаго жилья вмст съ хозяйственными пристройками и садомъ.
— Сами понимаете, тетя Винси,— закончилъ Дикъ, посл тщательнаго изложенія сущности дла,— что съ моей стороны было бы крайне невжливо отказаться отъ подобнаго предложенія, сдланнаго отъ чистаго сердца. Притомъ, если вамъ угодно, мы можемъ занять только часть дома.
— А кто будетъ присматривать за другой?— гнвно откликнулась тетка Винси.— Откуда мы наберемъ столько прислуги? Или тамъ есть прежняя?
— Нтъ, — спокойно отвтилъ Дикъ.— Вся прежняя прислуга ушла за своимъ старымъ господиномъ, когда Рингстонъ купилъ имніе, но мы можемъ нанять. Мало ли народу по сосдству? есть и мексиканцы, есть и индйцы.
— Такъ вы ршили переселиться въ этотъ громадный домъ?— возмущалась тетка.— Не подумали вы, что сосдями нашими все будутъ испанцы, народъ назойливый, отъ котораго минуты не найдешь покоя у себя-то дома.
— Они не станутъ насъ безпокоить,— нершительно замтилъ Дикъ.— Замтно, что они сильно недовольны переходомъ
Гаціэнды въ руки американцевъ и, доврьте, сами станутъ сторониться отъ насъ.
— Такъ вотъ въ чемъ дло!— воскликнула тетя Винси, поджавъ губы.— Я ужь заране чувствовала, что тутъ что-нибудь да кроется.
— Милая тетушка!— продолжалъ Дикъ съ несвойственнымъ ему жаромъ,— я ршительно не понимаю, что вы подразумваете подъ этимъ ‘что-нибудь’. Предложеніе Рингстона вполн безпристрастно, и если онъ сдлалъ его мн, то потому, что видитъ во мн человка совершенно солидарнаго съ нимъ въ аграрныхъ вопросахъ. Старый донъ отлично сдлалъ, что продалъ имніе, такъ какъ онъ вовсе не могъ вести правильнаго хозяйства, руководясь своими отсталыми пріемами. Теперь, въ рукахъ новаго человка, значеніе Гаціэнды сразу поднимется: земля будетъ обработываться усовершенствованными машинами, составъ рабочихъ будетъ сдланъ съ толкомъ, и, конечно, при такихъ условіяхъ, дла будутъ процвтать. Положимъ, въ душ старый донъ крайне недоволенъ всми этими новшествами, но зато онъ можетъ утшиться, что его Гаціэнда не пропадетъ.
— Я думаю,— равнодушно перебила тетушка,— намъ придется на первое время взять туда съ собою кого-нибудь погостить, а то Цецилія съ тоски умретъ: вдь съ сосдями не можемъ же мы ее знакомить.
Дикъ смутился: онъ вовсе этого не предвидлъ. Онъ полагалъ, что его хорошенькая кузина вполн останется довольна перемною и не потребуетъ развлеченій. Впрочемъ, онъ предупредительно отвтилъ тетк:
— Можно будетъ пригласить нсколькихъ молодыхъ двушекъ, и тогда у насъ будетъ свое общество.
Въ сущности онъ строилъ совершенно иные планы относительно пребыванія въ Гаціэнд. Ему хотлось, чтобы кузина и тетя были единственными ея обитательницами. Онъ уже заране мечталъ, какъ эта совмстная жизнь въ уединенномъ коттэдж можетъ сблизить ихъ, и заране распредлялъ свое время между занятіями и досугомъ, который онъ будетъ посвящать своей молоденькой кузин, разгуливая съ нею по тнистымъ аллеямъ сада, бесдуя на веранд, катаясь верхомъ по окрестностямъ. Положимъ, во всхъ этихъ мечтахъ не было никакихъ заднихъ мыслей, онъ очень мало зналъ Цецилію, такъ какъ за послднія пять лтъ, проведенныя ею въ стнахъ учебнаго заведенія, онъ почти не видался съ нею, а потому ужь никоимъ образомъ не могъ быть влюбленъ въ нее, тмъ не мене хорошенькое молодое личико часто витало въ его воображеніи и пріятно настраивало его.
Какъ бы то ни было, но черезъ дв недли Дикъ со всмъ домомъ окончательно переселился въ Гаціэнду. Семья его состояла изъ тети Винси, кузины Цециліи и трехъ прислугъ, привезенныхъ изъ Лосъ-Пиносъ. Тетя Винси не скоро освоилась со своимъ новымъ мстожительствомъ, твердо держась своихъ религіозныхъ убжденій, она относилась брезгливо ко всему тому, въ чемъ чувствовался духъ католицизма, и потому никакъ не могла примириться съ этимъ ‘католическимъ гнздомъ’, какъ она называла Гаціэнду. Дикъ и Цецилія, напротивъ того, приходили въ восторгъ отъ каждой вещи, отъ каждой мелочи въ этомъ большомъ, парадномъ дом. Прислуга, набранная изъ индйцевъ и мексиканцевъ, сначала со страхомъ относилась къ тетушк Винси, хозяйственныя способности которой приводили ее въ полное изумленіе, но потомъ, убдившись, съ какимъ терпніемъ преодолваетъ она ихъ неспособность къ работ, не прибгая ни къ какимъ ршительнымъ мрамъ, они сдлались ея самыми преданными рабами. Цецилія, удивлявшаяся ршительно всему, простодушно длилась съ Дикомъ своими впечатлніями.
— Знаете,— говорила она своему кузену,— сегодня наша черная Конхита вырядилась въ блые чулки и желтыя туфли, желая, вроятно, этимъ угодить тет. Я думала, что тетя страшно разсердится и вспылитъ, но она совершенно спокойно замтила ей, чтобы она пошла и переобулась и одвалась бы всегда сообразно своимъ вкусамъ и привычкамъ. А какъ было смшно смотрть на тетю, когда она хала вчера на мул, позади Мануэля, держась за его поясъ.
Въ самомъ дл, величественная фигура тети Винси, одтой въ черное люстриновое платье, придавала меланхолической вншности Гаціэнды какой-то особенно патріархальный видъ. Вчно занятая хозяйствомъ, она съ утра до вечера бродила то по обширному дому, то по саду, подвязывая кусты, подрзая втви и собирая маленькіе душистые лепестки розъ. Между дломъ она не забывала наблюдать за племянницей и за ея отношеніями къ Дику. Ихъ возникавшее сближеніе съ одной стороны радовало ее, съ другой — заставляло опасаться слишкомъ поспшныхъ шаговъ впередъ. Больше всего она боялась, чтобы любопытная, какъ и везд, прислуга не растолковала въ дурную сторону интимную дружбу молодыхъ людей, а потому старалась по возможности занять время племянницы, чтобы она не постоянно была въ обществ своего кузена.
Цецилія, не подозрвавшая разсчетовъ тети Винси, вполн наслаждалась жизнью въ деревн, которая привлекала ее своею неизвданною прелестью. Радуясь всякой свободной минут, которую ей удавалось отвоевать отъ тети, она посвящала свой досугъ на изученіе окрестностей, на прогулки по саду и на верховую зду, совмстно съ Дикомъ. Граціозно сидя на лошади въ своемъ простомъ сромъ плать и незатйливой маленькой шапочк, она выигрывала передъ другими амазонками, спеціально показывавшими себя въ парк, своею молодостью, простотою и искренностью. Дикъ не могъ не любоваться своею спутницею, а она не могла не замтить этого.
Однажды, по обыкновенію, молодые люди катались верхомъ, незамтно сокращая время веселыми, искренними разговорами. Они хали между полями, на которыхъ желтли сплые колосья, прорзая кое-гд маленькія дубовыя рощицы, при вызд изъ которыхъ открывался великолпный видъ на горы, выдлявшіяся своими лиловыми силуэтами на чудномъ голубомъ фон яснаго неба. Молодые люди чувствовали себя счастливыми и довольными среди этой ликующей природы и, прекративъ разговоръ, хали безмолвно другъ подл друга, ощущая какой-то невдомый, таинственный переворотъ, который совершался въ ихъ чистыхъ, молодыхъ сердцахъ. Но вотъ Цецилія, словно испугавшись чего-то, погнала свою лошадь впередъ. Встревоженный Дикъ пустился за нею, но могъ остановить ее только передъ оградою Гаціэнды. Его поразило задумчивое выраженіе глазъ Цециліи, хотя раскраснвшееся личико ея весело улыбалось. Дикъ не подозрвалъ, что призракъ, испугавшій двушку, былъ тотъ всемогущій властитель, который овладваетъ человкомъ врасплохъ, заманивая его постепеннымъ раскрытіемъ соблазнительной тайны, забирая его безповоротно въ свою власть и превращая его въ своего безвольнаго раба… Онъ не смлъ думать, что побдитель этотъ — всесильная любовь!
На другой день Цецилія отказалась хать съ Дикомъ верхомъ подъ тмъ предлогомъ, что у нея дома были занятія. Дикъ остался очень недоволенъ, не похалъ самъ и положительно не зналъ, какъ убить это время. Онъ бродилъ по саду, по всему дому, принимался за чтеніе, но внутреннее недовольство точило его и не давало ни на чемъ сосредоточиться. Наконецъ, онъ приказалъ осдлать лошадь и отправился одинъ, но что-то какъ-будто нарочно мшало ему отдалиться отъ Гаціэнды и удерживало его на виду блыхъ стнъ. Солнце уже клонилось къ западу, и поднялся сильный втеръ, по дорог ложилась длинная тнь отъ дубовъ,— хать впередъ было не заманчиво. Дикъ повернулъ лошадь и направился къ блой оград. Вдругъ онъ остановился.
Впереди него, по полян, окутанной уже вечерними сумерками, двигалась тнь молодой двушки, которую онъ прежде не замтилъ. ‘Это Цецилія’, подумалъ онъ. ‘Она вышла мн навстрчу’. Онъ пришпорилъ лошадь и поскакалъ впередъ, но, подъхавъ ближе, убдился, что двушка вовсе не походила на его кузину ни по фигур, ни по походк. Дикъ тотчасъ же повернулъ лошадь въ сторону, чтобы не имть вида человка, преслдующаго незнакомыхъ двушекъ, въ душ ему было очень досадно на это разочарованіе. Онъ припомнилъ, что неподалеку пролегала тропинка, которая вела въ гору на большую дорогу. По всей вроятности, это былъ кто-нибудь изъ сосдей, которые вели такую замкнутую и уединенную жизнь, по костюму, двушку сейчасъ же можно было признать за испанку. Дику стало очень неловко, какъ-будто онъ намренно навязывался на знакомство.
Переждавъ, пока двушка скрылась за угломъ, Дикъ въхалъ къ себ во дворъ.
— Что, вы не видали еще никого изъ нашихъ сосдей?— спросилъ онъ свою тетку за обдомъ.
— Видла кого-то, но, право, не знаю, кто это были,— спокойно отвтила тетя Винси.— Во всякомъ случа это не изъ нашихъ. Говорятъ, что по дорог къ Санъ-Грегоріо поселилась какая-то испанская семья, Мануэль знаетъ ихъ. Мн сдается, что и самъ онъ изъ католиковъ, даромъ что индецъ.
Новость, сообщенная тетею Винси, навела Дика на нкоторое раздумье. Вотъ случай доставить Цециліи общество, такъ какъ по всей вроятности ей уже прискучили вс предлагаемыя имъ удовольствія, разъ она стала избгать даже катанья верхомъ.
Посл обда вс отправились въ садъ,— тетя собирать розовый цвтъ, молодые люди — для прогулки. Дикъ предложилъ Цециліи отдохнуть на каменной скамь.
— Вы еще не успли соскучиться здсь?— спросилъ Дикъ, усаживаясь рядомъ съ кузиною.
— А вы, должно быть, уже успли?— уклончиво отвтила Цецилія.
— Я — другое дло. У меня есть много занятій и развлеченіи. А вамъ прискучила даже, кажется, верховая зда. Вы, можетъ быть, ищете общества?
— Я не вызжала сегодня потому, что у тети было много дла, нельзя же было ее оставить одну.
— Такъ вы не скучаете?
— Нисколько. Здсь такъ прелестно. Одинъ садъ чего стоитъ! Я съ удовольствіемъ гуляю по немъ и… мечтаю. А домъ разв не хорошъ? Сколько размышленій вызываютъ эти безконечные коридоры, это старинное убранство комнатъ. Да и наконецъ разв можно соскучиться съ тетей Винси? Это добрйшее существо въ мір! Я была бы самое неблагодарное чудовище въ свт, еслибы промняла эту чудную женщину на кого-нибудь другаго. Я очень, очень благодарна вамъ, Дикъ, что вы привезли насъ сюда: здсь гораздо лучше, чмъ въ Санъ-Франциско.
— Значитъ, и верховая зда не надола вамъ?
— Ничуть! Здсь въ тысячу разъ пріятне катанье, чмъ въ город или на водахъ, гд обыкновенно больше заняты показываніемъ своихъ нарядовъ, чмъ самыми прогулками.
Цецилія еще много говорила на эту тему, но взглядами своими она почему-то избгала встрчаться съ Дикомъ, а потому все время смотрла на кончикъ своей крохотной туфли.
— Я очень радъ, что вамъ нравится Гаціэнда, — сказалъ Дикъ какимъ-то до крайности неестественнымъ тономъ.— Но все же я полагаю, что безъ общества здсь не обойтить. Очень приходится сожалть, что никто изъ насъ не говоритъ по-испански, все-таки здсь въ окрестностяхъ можно бы было найти молодежь изъ хорошаго общества, которые помогли бы намъ разнообразить время.
Цецилія скользнула взглядомъ по Дику и, снова опустивъ глаза, сказала довольно ршительнымъ тономъ:
— Что касается меня, я очень довольна своимъ настоящимъ обществомъ.
И прибавила, кокетливо улыбнувшись въ сторону:
— Можетъ быть, вы не довольны нашимъ обществомъ, т. е. моимъ и тетинымъ?
Ахъ, еслибы только онъ могъ сказать ей правду! Они сидли въ укромномъ мстечк, совершенно скрытые отъ тети Винси розовыми кустами, и такъ близко одинъ къ другому, что ему стоило только протянуть руку, чтобы коснуться ея руки, лежавшей на колняхъ. Но въ это время сильное, непонятное волненіе охватило его. Ему всегда казалось, что Цецилія совершенно машинально поворачивалась къ нему, какъ цвтокъ къ солнцу. Но говорить онъ не могъ, онъ не въ состояніи даже былъ собраться съ мыслями, хотя и сознавалъ, какъ безтактно было его молчаніе въ такую минуту. Чего еще ему было ждать. Обыкновенно онъ не былъ съ женщинами ни робокъ, ни трусливъ, къ тому же въ обращеніи съ нимъ Цециліи не было той сухой сдержанности, которая давала бы ему поводъ бояться высказать свои чувства, свою пылкую страсть, впервые овладвшую его сердцемъ.
И все-таки онъ молчалъ, онъ не смлъ даже повернуть къ ней свое смущенное лицо, изъ страха, чтобы она не прочла на немъ тхъ чувствъ, которыя волновали его.
Но вотъ молодая двушка встала.
— Кажется, тетя уже окончила свой сборъ, надо пойти къ ней,— сказала она, сдлавъ нершительный шагъ впередъ.
Но тутъ Дикъ какъ будто сразу опомнился и, словно желая удержать Цецилію, протянулъ руки впередъ, но двушка сдлала еще шагъ, и вся ршимость Дика пропала. Черезъ минуту Цецилія скрылась за кустами, а Дикъ, совершенно сконфуженный, откинулся на спинку скамейки.
Впрочемъ, смущеніе его продолжалось недолго. Онъ понялъ, что вс шансы были на его сторон и что онъ, по своей робости, только отдалилъ роковой моментъ объясненія. Поднявшись со скамейки, онъ сдлалъ нсколько шаговъ по тому направленію, куда пошла Цецилія. Въ это время до него донесся веселый молодой смхъ. Ему сдлалось стыдно, и онъ отправился прямо въ свою комнату.
Здсь, на темномъ фон стны догорали послдніе лучи заходящаго солнца, врывавшіеся огненной полосой въ открытое окно. Дикъ услся на покойное кресло и, уставивъ взоръ на темное небо, точно ждалъ, чтобы на немъ погасла послдняя алая черта, которая кровавымъ штрихомъ прорзывала горизонтъ съ западной стороны. Но вотъ въ комнат стемнло, алая полоса превратилась въ фіолетовую, и небо мало-по-малу окутывалось въ легкія складки чернаго флера. Наступила ночь.
Дику стало тоскливо сидть одному у себя въ комнат, онъ зналъ, что въ это время семья собиралась на веранд пить шоколадъ при уютномъ свт большой лампы, и онъ направился туда. Къ величайшему его удивленію, онъ не засталъ на веранд никого, и тамъ было даже темно. Свтъ виднлся только изъ оконъ гостиной, гд тетя Винси, сидя совершенно одна, была погружена въ чтеніе какой-то книги. У него мелькнула мысль, не въ саду ли Цецилія. И, радуясь удобному моменту переговорить съ нею, онъ тихонько пробрался мимо дверей гостиной, прошелъ по длинному коридору и черезъ калитку вышелъ на небольшой дворикъ, отдлявшій блую каменную ограду отъ сада. Калитка была отворена, и онъ черезъ нсколько минутъ очутился въ длинной алле розъ. Сильный, удушливый запахъ цвтовъ почти опьянялъ его, и онъ невольно опустился на каменную скамейку, ту самую, на которой сегодня сидлъ съ кузиною. Противъ него тянулся длинный рядъ каллійскихъ лилій, привтливо кивавшихъ ему своими блыми головками, рельефно выдлявшимися на желтомъ фон зелени. Вдругъ ему показалось, какъ будто одна изъ лилій пошевельнулась, онъ всмотрлся въ темноту: да, одинъ изъ кустиковъ качался, ясно, что мимо кто-то прошелъ и задлъ его. Дикъ былъ увренъ, что по саду разгуливаетъ Цецилія, и что наврно она гд-нибудь по близости притаилась, чтобы подшутить надъ нимъ. Онъ быстро всталъ и пошелъ по тому направленію, куда пробиралась тнь. Вскор, дйствительно, онъ замтилъ женскую фигулу, мелькавшую между деревьями, которая какъ будто умышленно изъ кокетства пряталась отъ него. Онъ тихо окликнулъ:
— Цецилія!
Но ему не отвтили. Онъ ускорилъ шаги, и она также, точно убгая отъ его преслдованія. Вотъ она добралась до калитки, выходившей на дорогу, и тутъ остановилась. Не огороженная деревьями, эта площадка выдлялась свтлымъ пятномъ на общемъ темномъ фон, такъ что Дикъ совершенно ясно могъ различить женскую фигуру. Въ этотъ моментъ кружевная косынка соскользнула съ головы и плечъ двушки, и Дикъ, къ изумленію своему, увидлъ, что это была не Цецилія.
Но незнакомка была такъ хороша собою, что Дикъ не могъ оторвать отъ нея глазъ. Это была жгучая брюнетка съ выразительными глазами, красивымъ носомъ и чувственнымъ ртомъ, въ блестящихъ густыхъ волосахъ ея, около крошечнаго уха, блла приколотая палевая роза, кружевная косынка небрежно держалась на одномъ плеч и, перевитая вокругъ стана, падала другимъ концомъ на юбку платья. Страстные, бархатистые глаза ея насмшливо смотрли въ лицо Дику, на очаровательныхъ губкахъ змилась лукавая улыбка. Это было какое-то чудное видніе, но во всякомъ случа не призракъ, потому что Дикъ и видлъ ее, и слышалъ шелестъ ея движеній.
Онъ задыхался отъ волненія и едва могъ пробормотать:
— Простите… я полагалъ…
Дикъ умолкъ, вспомнивъ, что сегодня уже во второй разъ невольно преслдуетъ эту незнакомку.
Она ничего не отвтила и только улыбнулась, сверкнувъ своими ослпительно блыми зубами. Затмъ ея правая рука, сжимавшая какой-то черный предметъ, медленно поднялась и ловкимъ движеніемъ раскрыла громаднйшій кружевной веръ, за которымъ скрылась вся нижняя часть ея лица, оставивъ видимыми только насмшливые глаза и край палевой розы въ волосахъ. Но вотъ длинныя рсницы ея слегка дрогнули, какъ будто она прощалась съ Дикомъ, рука съ веромъ поднялась еще выше, и красавица, пятясь къ калитк, незамтно исчезла въ ней, какъ видніе, какъ сладкая мечта.
Дикъ, пораженный, долго стоялъ еще на томъ же самомъ мст. Не было сомннія, что это та же самая незнакомка, которую онъ видлъ раньше, но какимъ образомъ и зачмъ она сюда попала? кто эта двушка и что ей здсь нужно? Если это кто-нибудь изъ сосдокъ-испанокъ, зачмъ же она держитъ себя такъ таинственно и показывается только ему одному?
Дикъ еще долго и безплодно мучился бы надъ ршеніемъ этихъ вопросовъ, еслибъ мысль его не остановилась на Цециліи. Онъ направился опять въ глубину сада и, почти бгая по аллеямъ, сталъ разыскивать кузину, но передъ нимъ такъ и мелькали жгучіе глаза красавицы-незнакомки, ея насмшливая улыбка, ея чудные зубы. Цециліи въ саду, очевидно, не было. Онъ заперъ калитку ршетки и хотлъ было уже направиться домой, какъ вдругъ мимо него скользнула блая фигура. Это была Цецилія, онъ узналъ ее сразу и удивился на себя, какъ онъ хотя на одну минуту могъ принять ту незнакомку за Цецилію, когда между ними не было ничего общаго.
Однако, несмотря на темноту, Дикъ разглядлъ, что кузина его была чмъ-то сильно встревожена и лицо ея поражало блдностью. Ужь не напугала ли и ее неожиданная встрча съ незнакомкою?
— Вы здсь были, въ саду?— нервно спросила она Дика.— А я ушла отсюда: ужасно здсь душно отъ розъ, да и темно… Я гуляла тамъ, на полян.
Еще минуту тому назадъ онъ, конечно, разсказалъ бы ей о приключеніи съ нимъ, но, видя ее до крайности встревоженною, онъ воздержался, отложивъ до боле удобнаго времени.
Оба они молча направились къ дому. Цецилія, войдя на веранду, стала машинально зажигать лампу, руки у нея тряслись, и она была поразительно блдна. Вдругъ ея глаза встртились со взоромъ Дика, легкій румянецъ выступилъ на ея щекахъ, и на губахъ появилась улыбка. Она подняла руку, поправила свою прическу и спросила:
— Что вы такъ пристально на меня смотрите? Разв я растрепалась?
— Нтъ… Вы очень блдны.
Въ глазахъ ея сверкнула искорка.
— Странно, и вы тоже ужасно блдны… особенно, когда стояли тамъ, у ршетки, на васъ просто лица не было.
Оба они нервно разсмялись. Въ это время Конхита принесла шоколадъ. Когда тетя Винси пришла изъ гостиной, Цецилія была, повидимому, въ самомъ хорошемъ расположеніи духа. Она весело разсказывала о впечатлніяхъ своей вечерней прогулки и объ удовольствіи гулять по полян, гд столько простора, откуда разстилается такой дальній горизонтъ и виденъ берегъ моря. Только одинъ разъ она испугалась.
— Чего это?— тревожно спросилъ Дикъ.
— Меня испугалъ какой-то черный предметъ, потомъ я разглядла, и это оказалась лошадь.
— Разв ты гуляла одна?— изумилась тетя.— А гд же былъ Дикъ?
— Онъ наслаждался благоуханіемъ розъ въ саду, — отвтила за него двушка.
— Какъ же это можно одной бродить по долин?— всполошилась тетя.— Долго ли до грха! и лихой человкъ можетъ повстрчаться, и дикарь какой-нибудь напугаетъ. Нтъ, ужь впередъ, пожалуйста, прошу одной не гулять. Если Дику нельзя, лучше дома посидть.
— Но я вдь никого не встртила,— успокоивала Цецилія.
— Это слава Богу. А только тутъ бродягъ не обобраться! Не забудьте, что неподалеку проходитъ большая дорога въ Санъ-Грегоріо. Никто изъ нашихъ сосдей никогда не выходитъ по вечерамъ.
— Я ршительно не понимаю, почему мы должны брать примръ съ нашихъ сосдей,— возразила молодая двушка.— Они насъ никогда не видятъ, а мы ихъ.
— Еще бы! молодыя испанки не станутъ одн, да и съ кавалерами даже, разгуливать по полянамъ, он сидятъ себ скромненько у себя дома. Воображаю, что бы сдлалъ донъ Рафаэль, еслибъ одна изъ его сестеръ осмлилась выдти вечеромъ на поляну. Да онъ безъ всякихъ разговоровъ упекъ бы ее въ монастырь и навсегда лишилъ бы своего расположенія.
Дикъ почувствовалъ, какъ кровь прилила къ его лицу, а Цецилія поблднла.
— Разв вы что-нибудь слыхали, тетя, про это семейство?— спросили въ одинъ голосъ молодые люди.
— Конечно, слыхала. Хоть я и не понимаю ихъ языка, но мои глаза очень прозорливы. Что говорить! наши молодые люди могли бы многому поучиться у этихъ папистовъ.
— И вы вполн убждены,— продолжалъ разспрашивать Дикъ съ лукавою улыбкою,— что испанскія двушки никогда не выходятъ одн?
— Никогда! Ихъ постоянно сопровождаетъ дуэнья,— убжденно отвтила тетя Винси.
Разговоръ еще долго вертлся на этой тем, пока, наконецъ, замтивъ нервные звки племянниковъ, тетя не поршила, что пора идти спать.
Однако Дику не спалось въ эту ночь. Чудные бархатные глаза незнакомки такъ и обжигали его своимъ страстнымъ взоромъ, заполоняя его воображеніе. Ему ужасно хотлось узнать, кто она такая, но гордость и чувство собственнаго достоинства не позволяли ему обратиться за разспросами къ прислуг. Тогда онъ вспомнилъ о старомъ патер, который наврно можетъ сообщить ему вс подробности о сосдяхъ. Непремнно завтра же утромъ онъ встанетъ пораньше и отправится въ ближайшее селеніе, имніе дона Жозефа Амадоръ. Это всего въ трехъ миляхъ отсюда, и незнакомка наврно пришла оттуда, можетъ быть и не одна, такъ какъ тетя говоритъ, что молодыя испанки безъ дуэньи никогда не выходятъ, свою дуэнью она могла оставить гд-нибудь на дорог. Быть можетъ, она-то и напугала Цецилію. Только отчего же кузина скрыла то, что было съ нею? Вдь очевидно, что что-то такое случилось. А она умолчала, какъ и онъ тоже… По всей вроятности, и таинственная постительница не ожидала встрчи, ужь, конечно, больше она не заглянетъ къ нимъ въ садъ. А это жаль! Дику страстно хотлось повидать ее еще разъ. Черные глаза настойчиво глядли ему въ очи и манили къ себ. Неужели эта фантастическая красавица уже успла вскружить ему голову? Отчего онъ такъ встревоженъ, такъ странно настроенъ?
Неужели это и есть любовь, настоящая бурная страсть, съ ея безумными мечтаніями и мучительными сомнніями? А она, эта таинственная незнакомка, думаетъ ли о немъ, испытываетъ ли она то самое, что онъ. Дикъ съ восторгомъ вспоминалъ объ ея очаровательной улыбк, объ ея прекрасныхъ глазахъ. Теперь для него было ясно, почему онъ скрылъ отъ кузины эту встрчу, и почему тогда, на скамейк, онъ не ршился объясниться ей въ любви. Ясно, что любви къ кузин никогда и не было. Явись ему сейчасъ незнакомка, онъ не задумываясь упалъ бы къ ея ногамъ и расточилъ бы передъ ней самыя горячія увренія въ страстной любви.
На другое утро Дикъ проснулся очень рано и отправился по направленію къ имнію Амадора, онъ не желалъ, чтобы въ Гаціэнд кто-нибудь зналъ объ его намреніяхъ, и очень былъ радъ, что навстрчу ему попалось только нсколько землепашцевъ, старикъ съ корзиною да двое индйскихъ ребятишекъ. Дику показалось страннымъ, почему онъ не замтилъ на земл колеи отъ экипажныхъ колесъ. Врно, вчерашняя постительница прізжала не въ экипаж, а на лошади.
Наконецъ вдали показались низкія стны, а затмъ и все имніе Амадора было въ виду. Онъ замтилъ хавшую ему навстрчу старомодную карету, запряженную двумя мулами. Когда экипажъ поравнялся съ нимъ, ему къ досад пришлось разочароваться въ своемъ любопытств: окна кареты были задернуты занавсками. Такъ какъ экипажъ халъ очень медленно, то Дикъ, не долго думая, вскочилъ на подножку и растворилъ дверцу, чтобы посмотрть, кто тамъ сидитъ. Внутри кареты были дв женщины: одна старая, вся закутанная въ шаль, съ совершенно сдыми волосами, которые рзко выдлялись отъ ея коричневаго лица. Другая была совсмъ молоденькая двушка съ блокурыми волосами и голубыми глазами,— типъ, совершенно заурядный въ Кастиліи. Дикъ сразу убдился, что это не его вчерашняя постительница, и спрыгнулъ съ подножки.
Онъ любезно извинился передъ дамами въ своей нескромности, мотивируя ее тмъ, что призналъ ихъ ошибочно за знакомыхъ. Индйскіе peons, шедшіе подл дверецъ кареты, повидимому, ни мало не смутились страннымъ поступкомъ Дика, да и сами дамы, очевидно, не были въ претензіи, а хорошенькая блондинка успла даже кокетливо улыбнуться смльчаку.
Пропустивъ мимо себя экипажъ, Дикъ похалъ дальше, обогнулъ низкую ограду, заглянулъ въ ршетчатыя окна и, обманувшись съ своей надежд, повернулъ лошадь къ миссіонерству, находящемуся всего въ одной мил разстоянія отсюда. Здсь жилъ старый патеръ, понимавшій нсколько по-англійски.
Дикъ встртилъ его на улиц, шедшаго въ церковь. Патеръ, повидимому, радъ былъ видть дона Рикардо (Дика). Онъ выразилъ свое изумленіе по поводу ранней прогулки Дика въ ихъ мстахъ и очень пожаллъ, что не могъ принять дорогаго гостя у себя на дому, такъ какъ торопился на службу въ церковь. На вопросъ Дика, не можетъ ли онъ сообщить, кто попался сейчасъ въ карет ему навстрчу, патеръ охотно удовлетворилъ его любопытству. Это была донна Марія со своею дочерью, он отправились въ Санъ-Грегоріо. Когда Дикъ спросилъ, нтъ ли въ семейств дона Амадора еще дамъ, патеръ сообщилъ, что есть еще одна только старая тетка Инеса, весьма почтенная и религіозная дама.
Затмъ Дикъ, не желая больше задерживать патера, простился съ нимъ и повернулъ лошадь домой.
Свжій утренній воздухъ нсколько охладилъ разгоряченное воображеніе молодаго человка и успокоилъ его нервы. Черные глаза незнакомки не преслдовали его теперь такъ настойчиво, какъ ночью. У него даже шевельнулось нчто врод угрызенія совсти противъ тети Винси и Цециліи, которыхъ онъ какъ-то игнорировалъ это время, находясь подъ обаяніемъ вчерашняго виднія.
Онъ засталъ свою семью за завтракомъ. Цецилія, какъ ему показалось, была блдна, но она съ большимъ интересомъ разспрашивала его объ его утренней прогулк.
— По всей вроятности, вы видли многихъ изъ нашихъ сосдей, если встали такъ рано?— спросила она.
— Почему вы такъ думаете?— смутился Дикъ, чувствуя, что краснетъ.
— Потому что въ другое время ихъ никогда не видно. Вдь выходятъ же они когда-нибудь.
— Правда, я видлъ одну интересную личность и полагаю, что она самая замчательная во всей нашей мстности, это — патеръ,— добавилъ онъ, видя, что Цецилія съ какимъ-то тревожнымъ выраженіемъ слдитъ за нимъ взоромъ.— И потомъ еще какихъ-то двухъ дамъ въ старомодной карет,— добавилъ онъ равнодушнымъ тономъ.
— Это была донна Марія Аладоръ съ донною Фелиппою Перальта, ея дочерью отъ перваго мужа,— сообщила тетя Винси.
Почтенная лэди не объяснила, откуда ей извстна генеалогія ихъ сосдей, своими разсказами она невольно разсяла недоразумніе и натянутость, возникшія между молодыми людьми, и способствовала возстановленію ихъ прежнихъ свободныхъ отношеній.
Посл завтрака Дикъ предложилъ Цециліи прокатиться верхомъ, и молодая двушка безъ всякаго колебанія согласилась. При вызд изъ воротъ Дикъ хотлъ направить лошадей не по обычной дорог, а въ противуположную сторону, но Цецилія настояла, чтобы хать по старому пути. Дикъ уступилъ ей и всю дорогу былъ чрезвычайно любезенъ и внимателенъ къ своей кузин. Но все же объясненія между ними не состоялось, и они всю прогулку провели въ болтовн о всякихъ пустякахъ.
Посл обда, когда былъ выпитъ кофе на веранд, Дикъ, наклонившись къ сидвшей въ кресл тетк, проговорилъ вкрадчивымъ, голосомъ.
— Я вполн сознаю, милая тетя, что вы были вчера совершенно правы, порицая одиночныя прогулки Цециліи по вечерамъ. Здсь не совсмъ безопасно. А такъ какъ я ближайшій родственникъ, то и беру на себя всюду сопровождать свою милйшую кузину.
Цецилія улыбнулась и лукаво взглянула на тетю.
— Отлично, я очень рада, только пожалуйста и вдвоемъ не ходите никуда далеко,— предупредила осторожная лэди.
Когда молодые люди дошли до ршетки и Дикъ хотлъ было уже отворить калитку, Цецилія бросила на него пытливый взглядъ и сказала:
— Можетъ быть, вы предпочтете погулять по саду?
— Я — нтъ, но, можетъ быть, вамъ самой хочется остаться въ саду?— нершительно прибавилъ онъ.
— Да, останемся здсь,— сказала Цецилія.
Онъ предложилъ ей руку, и они тихонько пошли по саду. Дикъ почувствовалъ, что съ сердца его точно свалилась какая-то тяжесть, повидимому, насталъ самый благопріятный моментъ, чтобы, собравшись съ духомъ, начать объясненіе. По безмолвному соглашенію, они машинально повернули направо, къ каменной скамь и стали гулять по этой алле.
Разговоръ ихъ мирно сосредоточивался на домашнихъ длахъ, они вспоминали свои прежнія встрчи, своихъ старыхъ друзей, говорили о тхъ перемнахъ, какія коснулись ихъ молодой жизни, о тет Винси, послужившей для нихъ связующимъ звеномъ, затмъ разговоръ перешелъ на занятія Дика, Цецилія поинтересовалась узнать, насколько успшно подвигается впередъ его научный трудъ. Дикъ осдлалъ любимаго конька, много разсказывалъ кузин о своихъ трудахъ и о своихъ планахъ на будущее, въ которыхъ онъ видлъ много свтлаго для себя.
Они забрались въ самую чащу сада и, занятые горячею бесдою, не замчали, какъ удушливый запахъ розъ разстроивалъ имъ нервы. Вдругъ Цецилія, поравнявшись съ каменною скамейкою, сильне оперлась на руку Дика, какъ будто у нея закружилась голова, и затмъ остановилась.
Дикъ чувствовалъ, что она вся дрожала.
— Что съ вами, Цецилія?
— Уйдите отъ меня!— прошептала она.— Оставьте меня на минуту одну… Я хочу быть одна… Ступайте!.. Я скоро вернусь къ вамъ.
— Вы больны, Цецилія. Ахъ, эти проклятые цвты съ ихъ одуряющимъ запахомъ… Позвольте мн хоть довести васъ до скамейки.
— Нтъ, нтъ, не надо! Ничего, я сама… Прошу васъ, оставьте меня!
Она говорила какимъ-то особеннымъ, повелительнымъ тономъ, котораго прежде Дикъ не слыхалъ у нея. Черезъ минуту она куда-то исчезла. Онъ вспомнилъ, что въ этомъ мст была, небольшая калитка, открывающаяся на поляну, по всей вроятности, Цецилія скрылась въ нее. Дикъ продолжалъ ходить около этого мста, ожидая ея возвращенія. Наконецъ, утомленный, онъ повернулъ, направляясь къ каменной скамейк и, поравнявшись съ нею, вдругъ отшатнулся: на скамейк сидла вчерашняя незнакомка.
Дикъ могъ чмъ угодно поклясться, что еще минуту назадъ ея здсь не было, такъ какъ онъ все время ходилъ мимо. Теперь онъ ясно видлъ ее въ нсколькихъ шагахъ отъ себя, всю залитую луннымъ свтомъ, такъ что могъ разглядть каждую черту ея красиваго, выразительнаго лица. Она была разодта по-праздничному, словно нарочно вооружась всми чарами, чтобы обольстить его. Дикъ сразу все это замтилъ и подходилъ къ ней все ближе и ближе, до тхъ поръ, пока могъ разглядть ея глаза. Выраженіе ихъ до крайности поразило его: они прямо таки горли страстью.
Дикъ рванулся впередъ и черезъ минуту уже сидлъ подл нея. Волненіе до такой степени овладло имъ, что онъ не въ состояніи былъ издать ни звука, да и что бы онъ сталъ говорить, когда не зналъ испанскаго языка, а по-англійски она бы не поняла его.
Но испанка не смутилась, она наклонилась къ Дику и взглянула ему прямо въ глаза. Этотъ взоръ обжегъ его точно молніей. Ея маленькая ручка соскользнула съ желтыхъ складокъ платья на скамейку. Дикъ страстно схватилъ эту руку, и по тлу его, словно отъ электрическаго тока, пробжала нервная дрожь. Нтъ сомннія, что это не призракъ, а женщина съ ея плотью и кровью. Онъ хотлъ было поднести ея къ руку къ губамъ, но незнакомка встала и попятилась назадъ. Дикъ рванулся за нею, но она, какъ тнь, исчезла въ втвяхъ деревьевъ. Напрасно онъ бгалъ за нею: одн холодныя, темныя втви простирали къ нему свои мертвенныя объятія…
Въ этотъ вечеръ Дикъ не пошелъ на веранду пить шоколадъ и послалъ сказать, что останется у себя, такъ какъ чувствуетъ себя нехорошо.
Цецилія подтвердила, что слишкомъ сильный запахъ цвтовъ въ саду разстроилъ имъ обоимъ нервы, ей пришлось вернуться одной изъ сада, такъ какъ Дику сдлалось дурно.
Тетя Винси выслушала племянницу съ сдвинутыми бровями, очевидно, она была чмъ-то недовольна. Покончивъ съ вечернимъ шоколадомъ, она захотла лично убдиться въ состояніи здоровья Дика и отправилась къ нему въ комнату. Найдя его на ногахъ и только немного взволнованнымъ чмъ-то, прозорливая тетушка сопоставила это съ нервнымъ состояніемъ Цециліи и ршила, что между молодыми людьми произошло что-то такое особенное.
На слдующій день Дикъ всталъ очень рано, но не выходилъ изъ своей половины подъ предлогомъ усиленныхъ занятій. Цецилія тоже держалась сосредоточенно и, когда тетя Винси стала зондировать ее по поводу затворничества Дика, она совершенно серьезно отвтила ей, что дйствительно у него много накопилось работы.
— А, впрочемъ, можетъ быть, онъ и соскучился нашимъ обществомъ,— добавила она безъ улыбки и предложила тет пригласить въ Гаціэнду кого-нибудь изъ подругъ.
— Это внесетъ къ намъ нкоторое разнообразіе, и Дику не нужно будетъ все время такъ пристально глядть на меня…
Она слегка покраснла подъ проницательнымъ взоромъ тети Винси и затмъ торопливо прибавила:
— Я полагаю, онъ не вмнилъ себ это въ непремнную обязанность.
Затмъ Цецилія предложила тет прокатиться до миссіонерской церкви. Появленіе обихъ дамъ въ обществ произвело нкоторую сенсацію, на хорошенькую американку вс заглядывались, и мужчины не воздерживались отъ громкихъ проявленій восторговъ. Тетя Винси многозначительно улыбалась: неужели двочка задумала возбудить въ Дик ревность и нарочно кокетничала. Въ душ умная лэди одобряла этотъ пріемъ.
Вечеромъ она выразила желаніе пойти гулять по саду вмст съ молодыми людьми. Предложеніе ея было принято вжливо, но довольно холодно. Тетя сразу поняла, что стсняетъ племянниковъ, но не отказалась отъ своего намренія. За прогулкой она разсказала Дику о своей поздк съ Цециліей и объ успхахъ молодой двушки въ обществ, но уловка тети Винси не привела ни къ чему, Дикъ, очень сдержанно выразилъ свое сочувствіе Цециліи и равнодушно замтилъ, что ей слдовало бы почаще показываться въ обществ. Такимъ образомъ дипломатія тети Винси оказалась несостоятельною.
Прошло еще нсколько дней, но въ отношеніяхъ молодыхъ людей не выяснилось ничего новаго.
Стоялъ жаркій, удушливый вечеръ, закатившееся солнце какъ будто выпахнуло на землю весь запасъ накопившагося за день тепла, въ воздух не было замтно ни малйшаго движенія,— вся природа словно замерла. Въ Гаціэнд тоже царила полная тишина, какъ будто тамъ все уже спало мертвымъ сномъ. Тетя Винси напрасно прождала племянниковъ къ шоколаду, они не явились съ прогулки. Сильно недовольная такимъ упущеніемъ, почтенная лэди отправилась сама ихъ разыскивать. Калитка противоположной стны была отворена, и тетя твердыми шагами направилась впередъ.
Въ душномъ вечернемъ воздух стоялъ одуряющій ароматъ цвтовъ, такъ что она должна была остановиться, чтобы перевести духъ. Весь садъ былъ залитъ луннымъ свтомъ, и въ немъ было свтло,-какъ днемъ, за исключеніемъ той тнистой части, гд росли высокія деревья. Во всю длину аллеи не было видно ни души. Тетя Винси собиралась уже вернуться назадъ, какъ вдругъ до уха ея дошелъ голосъ Дика и чей-то другой съ иностраннымъ акцентомъ, или это ей такъ показалось.
— Нужно же намъ наконецъ объясниться, моя дорогая!— говорилъ Дикъ.— Окажи мн всю свою тайну! Эта скрытность, таинственность, эти урывчатыя минуты счастья и эти томительные часы разлуки,— нтъ, это слишкомъ мучительно!
Тетя Винси слегка кашлянула. Съ нея было довольно того, что она слышала, теперь вся тайна выяснилась, Дикъ любилъ Цецилію. Слдовательно, нершительность и проволочка исходили не съ его стороны, это просто капризничаетъ сама Цецилія. Она непремнно серьезно поговоритъ съ племянницей и заставитъ ее бросить эту ненужную и опасную игру. Тетя Винси считала себя обиженною: она никакъ не думала, что эту дорогую для нея тайну она узнаетъ такимъ воровскимъ путемъ, она надялась, что молодые люди будутъ откровенне съ нею, по крайней мр Цециліи она никакъ не могла простить этой скрытности.
Почтенная лэди быстрыми шагами направилась къ выходу: Когда она проходила по двору, вдругъ ноги ея словно подкосились, и она едва не упала,— до того поразила ее неожиданность. Цецилія, ея племянница, только-что выходила изъ дому.
— Гд вы были?— спросила она ее.
— Дома, — отвтила двушка, удивляясь встревоженному виду тети.
— Васъ не было въ саду съ Дикомъ?— продолжала волноваться тетя Винси.
— Нтъ, не было. Я только-что хотла туда идти — искренно проговорила двушка.
— Не надо, не ходите теперь въ садъ,— отрывисто произнесла тетя и не стала слушать никакихъ возраженій изумленной племянницы.
— Пошли мн Жозефу!— приказала она Мануэлю, только-что переступивъ порогъ дома.
Жозефа была толстая мексиканка, исполнявшая въ дом обязанности ключницы,
— Пошли сюда Конхиту и всхъ другихъ двушекъ,— нервно отдавала тетя свои приказы.
Вскор вся женская прислуга, переполошенная поднявшеюся тревогою, предстала предъ грозныя очи встревоженной чмъ-то госпожи.
— Слушайте, вы! да смотрите, говорить мн чистую правду! Не было ли у которой-нибудь изъ васъ сегодня милаго дружка въ гостяхъ, или не поджидалъ ли кто изъ васъ такого гостя?
— Никого не было! никого не ждали!— отвтили въ одинъ голосъ озадаченныя двушки.
— А мн показалось, что я слышала въ саду чей-то изъ васъ голосъ. Вы знаете, я не потерплю въ дом бродяжничества… Хорошо, я вамъ врю на этотъ разъ. Ступайте спать!
Этотъ допросъ нсколько успокоилъ тетю Винси. Положимъ, она не считала Дика способнымъ завести грязную интрижку съ кмъ-либо изъ служанокъ, но все-таки допросить не мшало. Но тмъ не мене мучившій ее вопросъ: кто была та женщина,— такъ и остался нершеннымъ.
Дикъ не явился вечеромъ на веранду, отговариваясь необходимостью работать. Цецилія тоже почему-то запоздала, но пытливый взоръ тети Винси не замтилъ на лиц племянницы ни малйшаго слда тревоги, напротивъ, на устахъ играла веселая улыбка, и все раскраснвшееся (должно быть, отъ быстрой ходьбы) личико дышало довольствомъ. Тетя Винси даже удивилась: неужели Цецилію не безпокоили никакія подозрнія. Тмъ лучше, положимъ, и ужь не тет омрачать спокойствіе любимой племянницы.
На другое утро, несмотря на то, что Дикъ, посл безсонной ночи, чувствовалъ себя совершенно больнымъ, тетя Винси заявила, что ей необходимо выхать изъ дому. Она вернулась довольно поздно и крайне удивила домашнихъ, сообщивъ имъ, что къ обду у нихъ будутъ гости, ихъ сосди — донна Марія Амадоръ съ дочерью донною Фелиппою Перальта.
— Что вы такое говорите? Что это значитъ? Мы вдь вовсе незнакомы съ ними!— изумлялись молодые люди.
— Милые мои,— спокойно заявила тетя Винси,— донна Амадоръ и я всегда питали симпатію другъ къ другу и, я отлично знаю, что она ожидала только перваго приглашенія съ моей стороны, чтобы пожаловать къ намъ.
Проговоривъ эти слова, тетя Винси бросила пытливый взоръ на обоихъ молодыхъ людей.
— Разскажите намъ, милая? дорогая тетя, что вы знаете про нихъ,— пристала Цецилія.
— Разсказывать особенно нечего. Кажется, донна Фелиппа уже знакома съ Дикомъ.— Тетя подозрительно взглянула на племянника, но у того не дрогнулъ ни одинъ мускулъ на лиц.— Жаль только, что для васъ, милая Цецилія, я не могла пригласить кавалера: племянника, дона Хозэ, не оказалось дома.
При этихъ словахъ на лиц двушки вспыхнулъ яркій румянецъ, что крайне удивило тетю Винси.
Въ сумерки передъ подъздомъ Гаціэнды остановился экипажъ дона Амадора. Молодые хозяева Гаціэнды были въ восторг отъ этого новаго знакомства. Донна Фелиппа была хорошенькая блондинка съ голубыми глазами и чуднымъ цвтомъ лица. Тетя Винси, занимая почтенную донну Марію, не переставала исподтишка слдить за молодыми людьми. Хорошенькая юная испанка держалась очень развязно, явно кокетничала съ Дикомъ и старалась понравиться ему, но тотъ былъ довольно холоденъ къ ней. Зато Цецилія очень скоро сошлась съ новою пріятельницею и поддерживала съ нею оживленный разговоръ.
И мать, и дочь очень плохо говорили по-англійски, но въ этомъ неправильномъ произношеніи и спутываніи словъ было что-то привлекательное, особенно у дочери, которая всякую плохо выраженную мысль дополняла кокетливой мимикой бровей и глазъ, граціозными движеніями тонкихъ пальчиковъ и кругленькихъ плечиковъ.
Донна Фелиппа попросила показать ей весь домъ и, пробгая по комнатамъ и коридорамъ, вызывала въ своей памяти картины прошлаго.
— Да-да-да… это я помню, хоть и была совсмъ маленькая, когда прізжала сюда,— поминутно вырывались у нея восклицанія.— Мы рдко сюда здили: старый донъ, оставшись одинокимъ, сдлался большимъ чудакомъ и терпть не могъ общества.
— Правда, говорятъ, здсь никогда не собиралась молодежь?— спросила Цецилія.
— Пока былъ живъ отецъ старика, — никогда! Они всегда проводили время вдвоемъ. Положимъ,— добавила она, отчаянно кокетничая съ Дикомъ глазами и улыбкой, что вызвало полное недоумніе въ Цециліи,— это очень пріятное времяпрепровожденіе: вдь два зачастую составляютъ одно. Но только не для всхъ, и не въ то давно минувшее время!— со вздохомъ добавила она, особенно подчеркивая послднюю фразу.— Ахъ! это грустная исторія! Когда-нибудь я разскажу ее вамъ, милая Цецилія, но только не ему.
— Почему же не разсказать этой исторіи намъ обоимъ, и мн, и моему кузену?— спросила смущенная Цецилія.
— Да такъ!— отвтила испанка и разсмялась.
Посл обда молодые люди предложили донн Фелипп пройтись по розовому саду, пока почтенныя лэди остались бесдовать на веранд.
Молодая двушка въ ужас всплеснула руками.
— Santa Maria! Пойти въ садъ розъ! Вы хотите туда идти посл Angelus, вы и онъ! Да разв вамъ ничего не разсказывали?
— Ахъ, Santa Maria!— вмшалась старая донна Амадоръ.— Къ чему повторять разные глупые разсказы выжившихъ изъ ума старухъ и глупой прислуги! Зачмъ напрасно пугать ихъ всхъ!
Донна Фелиппа превозмогла свой страхъ и отправилась съ Дикомъ и Цециліей въ садъ розъ. Молодые люди посадили ее на каменную скамейку и, провозгласивъ царицею розъ, сами услись внизу, у ея ногъ.
— Это очень мило съ вашей стороны,— улыбнулась испанка,— только какая же я роза? я скоре похожа на шиповникъ.
Дикъ серьезно посмотрлъ на эту маленькую, кокетливую испанку и не отвтилъ ей даже самымъ обыденнымъ комплиментомъ.
— Донна Фелиппа знаетъ какую-то печальную исторію объ этомъ дом,— сказала Цецилія,— только, вы слышали?— она почему-то не хочетъ разсказывать ее при васъ.
— Да эта исторія вовсе ужь не такъ печальна, скоре — таинственна.
— Ну, такъ разскажите ее намъ. Начинайте!— проговорилъ Дикъ шутливо-повелительнымъ тономъ.
Дона Фелиппа граціозно развернула веръ, нагнулась впередъ и начала:
— Это было очень давно. У него была дочь Розита, для которой онъ и веллъ насадить этотъ садъ ея любимыми цвтами — розами. Она была замчательно красива. Вы, вроятно, видли ея портретъ тамъ, въ дом? Неужели нтъ? Онъ вислъ подъ Распятіемъ въ угловой комнат, повернутый лицомъ къ стн,— почему? поймете сами, когда дослушаете мою исторію до конца. Вотъ, однажды, къ нимъ пріхалъ донъ Винченте, племянникъ дона Грегоріо, и остался съ нимъ жить, потому что отецъ его умеръ. Онъ былъ молодъ и такъ же красивъ, какъ Розита. Они скоро полюбили другъ друга… Что жъ тутъ удивительнаго? это всегда такъбываетъ… Для дона Грегоріо это не долго оставалось тайною, и черезъ годъ ршено было сыграть свадьбу. Тмъ временемъ, чтобы ознакомиться съ родными жениха, донна Розита отправилась погостить въ Мотерей. Тамъ какъ разъ стоялъ въ то время англійскій гарнизонъ. За Розитой ухаживали вс офицеры, и ей, конечно, было очень весело. Донъ Винченте, задтый за живое, хотлъ отомстить невст и въ свою очередь сталъ ухаживать за другою. Гарнизонъ въ скоромъ времени ушелъ, и Розита осталась безъ ухаживателей, а Винченте всецло отдался своей новой страсти, забывъ про невсту. Розита стала худть, тосковать и блднть съ каждымъ днемъ. Жениха и невсту опять вызвали домой, надясь, что здсь снова все поправится, и они простятъ другъ другу временныя увлеченія. Но тутъ уже Винченте сталъ тосковать въ разлук по любимой двушк и втихомолку предаваться ужасной страсти — пьянству, такъ какъ въ вин надялся потопить свое горе. Эта страсть окончательно погубила его, у него сдлалась горячка, и онъ умеръ. Розита же блднла и худла часъ отъ часу. Однажды она долго не возвращалась домой, ее пошли искать въ розовомъ саду, долго не находили и только посл вторичныхъ поисковъ увидали лежащую на земл и съ ногъ до головы засыпанную розовыми лепестками… Вотъ и вся моя исторія, но, кажется, она вамъ не понравилась?— закончила донна Фелиппа, не замтивъ на лицахъ слушателей никакого особеннаго возбужденія.
— Но вы говорили, что эта исторія имла ужасную развязку,— замтила Цецилія.— Отчего же вы не все досказали?
Молодая испанка боязливо оглянулась вокругъ и, нагнувшись еще ниже въ сторону Дика, продолжала:
— Смерть молодыхъ людей наложила тяжкую печать грусти на этотъ когда-то веселый домъ. Донъ Грегоріо сталъ вести затворническую жизнь и въ теченіе нсколькихъ лтъ ни самъ никуда не вызжалъ, ни у себя не принималъ. Но мало-по-малу друзья вернулись къ нему и стали развлекать его въ его одиночеств. Однажды здсь собралось веселое мужское общество, между прочими былъ донъ Джоржъ Мартинецъ, большой жуиръ и весельчакъ, не дававшій спуску ни одной красавиц. Посл обда онъ отправился въ садъ курить сигару и, незамтно отдлившись отъ остальнаго общества, углубился въ аллею розъ. Вернувшись въ гостиную, онъ сказалъ друзьямъ: ‘Хорошъ нашъ любезный хозяинъ! онъ прячетъ у себя въ саду красотку и ничего не говоритъ намъ объ этомъ’. Вс, конечно, разсмялись, а донъ Грегоріо не сталъ опровергать шутки, такъ какъ былъ увренъ, что донъ Мартинецъ пустилъ ее просто, чтобъ развеселить общество. Однако, донъ Джоржъ сталъ съ тхъ поръ частенько назжать къ дону Грегоріо и по цлымъ часамъ гулять въ одиночеств по саду. Однажды онъ вернулся съ этой прогулки крайне блдный и разстроенный, приказалъ осдлать лошадь и больше никогда уже не показывался въ Гаціэнд. Спустя нкоторое время другой пріятель дона Грегоріо, донъ Эстебанъ Бріонесъ, тоже сталъ погуливать въ саду розъ. Разъ онъ пришелъ изъ сада тоже въ нкоторомъ возбужденіи и сказалъ собравшимся въ гостиной: ‘Донъ Джоржъ совершенно забылъ свою красавицу, она сидитъ и напрасно ждетъ его на скамейк’. Многіе захотли въ этомъ удостовриться и отправились въ розовый садъ, но никого тамъ не нашли. Тогда на дона Эстебана посыпались насмшки, его стали обвинять въ фантазерств. Чтобы выгородить себя отъ несправедливыхъ обвиненій, донъ Эстебанъ просилъ дать ему время, чтобы написать портретъ той двушки, которая являлась ему въ саду. Когда портретъ былъ оконченъ и представленъ на разсмотрніе общества, донъ Грегоріо въ ужас отшатнулся. прошептавъ: ‘Madr de Dios! да это Розита!’ Это былъ тотъ самый портретъ, который вислъ потомъ въ угловой комнат подъ Распятіемъ, повернутый къ стн.
— И это все?— опросилъ Дикъ съ напускнымъ равнодушіемъ, но при свт луны можно было разглядть поразительную блдность его лица.
— Нтъ, еще не все. Однажды у дона Грегоріо собралось большое общество, состоявшее исключительно изъ молодыхъ двушекъ, въ числ приглашенныхъ была и моя тетя. Двицы разсыпались по саду группами и проводили время въ играхъ и веселой бесд. Подъ вечеръ, когда настало время собираться домой, двицы снова вс сошлись, но тутъ замтили, что недостаетъ одной подруги, именно — Франциски Пахеко. Думали, что она нарочно спряталась, чтобы попугать подругъ, по, видя, что она не является, моя тетя вызвалась пойти поискать ее. Дойдя до розовой аллеи, она вдругъ услышала голосъ Франциски, которая говорила кому-то: ‘Скройся! сюда идутъ!’ и затмъ увидала самое Франциску, страшно блдную и дрожавшую. Не сказавъ ни слова, Франциска убжала одна и заперлась въ комнат. Одна изъ двицъ замтила: ‘Врно, это былъ тотъ красивый донъ съ блднымъ, грустнымъ лицомъ и черными усиками, котораго я тоже встртила въ саду, по всей вроятности, это какой-нибудь бдный родственникъ дона Грегоріо, а можетъ быть и бродяжка какой-нибудь, который просто скрывается въ саду, чтобы его не узнали’. Моя тетя, которая, по молодости лтъ, была всхъ наивне, прямо пошла къ дону Грегоріо и спросила его, нтъ ли у него въ дом кого-нибудь изъ мужчинъ. Но тотъ уврилъ ее, что кром него нтъ ни одного мужчины. А когда другая двица разсказала ему, въ чемъ дло, и описала наружность незнакомца, тотъ въ испуг воскликнулъ: ‘Святые заступники! придите къ намъ на помощь! Вдь это покойный Винченте!’… Но что это!?— вдругъ прервала донна Фелиппа свой разсказъ.— Madre de Dios!.. Миссъ Цецилія, что съ вами? Я напугала васъ… Что я за сумасшедшая!.. Помогите ей скоре, донъ Рикардо!.. она сейчасъ упадетъ безъ чувствъ!..
Но было уже поздно. Цецилія попробовала было встать, зашаталась и, какъ подкошенная, упала безъ чувствъ на скамейку.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Дикъ, самъ едва держась на ногахъ, отнесъ безчувственную кузину въ домъ. Въ голов его, точно въ туман, носилось все пережитое въ этотъ вечеръ, онъ смутно помнилъ, какъ, сдавши Цецилію на руки тет, объяснилъ ея обморокъ вліяніемъ запаха розъ, какъ тетя унесла ее въ свою комнату, какъ онъ остался одинъ съ гостями и выслушивалъ многорчивое покаяніе донны Фелиппы въ произведенномъ ея разсказомъ переполох, какъ онъ старался даже быть любезенъ съ доннами Амадоръ и высказывалъ свое сожалніе по случаю ихъ скораго отъзда… Все это помнилъ онъ, но какъ, совершенно обезсиленный, упалъ нераздтымъ на постель и сколько времени пролежалъ въ такомъ состояніи полной притупленности нервной системы,— этого онъ бы не могъ объяснить.
Онъ очнулся, услышавъ легкій скрипъ дверей и шорохъ женскаго платья. Обезумвъ отъ ужаса, онъ вскочилъ съ кровати и рванулся къ дверямъ, думая, что это опять тотъ призракъ, который преслдовалъ его все время неотступно, но вошедшая вступила въ полосу луннаго свта, падавшаго въ открытое окно, и Дикъ ясно разглядлъ блдное лицо его кузины.
— Цицилія!— воскликнулъ онъ.
— Тише!— шепотомъ остановила она его.— Мн необходимо было видть васъ… я не могла ждать до утра… не могла больше ждать ни одной минуты… Слушайте, Дикъ… я никогда, никогда больше не пойду вечеромъ въ этотъ ужасный садъ!.. Я должна… я непремнно должна разсказать вамъ нчто… Я скрыла бы это отъ всхъ, но отъ васъ не могу!.. Я знаю, вы будете ненавидть и презирать меня, но все-таки мн будетъ легче, если я откроюсь вамъ… Знаете, Дикъ, исторія, разсказанная донною Фелиппою, сущая правда.
— И вы ее видли?— съ испугомъ переспросилъ Дикъ.
— Кого ее? Вы думаете — Розиту? Нтъ! я видла его!
— Его?
Цецилія сла на диванъ и предложила Дику мсто подл себя. При лунномъ свт, вся въ бломъ, съ распущенными волосами она была дивно хороша, и Дикъ не могъ не замтить этого.
— Выслушайте меня, Дикъ! Помните тотъ день, когда я какъ-то похала съ вами кататься и затмъ ускакала отъ васъ. Что тогда происходило со мною, я ршительно не понимала, но чувствовала, что мн нужно было уйти отъ васъ и вернуться скоре домой. Не думайте, что я разсердилась на васъ, нтъ! ничего этого не было, но мн почему-то сдлалось такъ страшно… Когда я дохала до поляны, то увидла, что у садовой стны стоялъ какой-то молодой человкъ, на немъ былъ живописный костюмъ — красный поясъ и бархатная куртка съ серебряными пуговицами… Онъ былъ очень красивъ, но поразительно блденъ и грустенъ. Онъ пристально посмотрлъ на меня, ничего не произнесъ и отодвинулся назадъ. Тутъ я услыхала позади себя лошадиный топотъ, и скоро подъхали вы. Я тогда удивилась, почему вы ничего не сказали мн о встрч съ нимъ, такъ какъ вы должны были прохать мимо него, но потомъ я подумала, что вниманіе ваше было поглощено исключительно мною, и, очевидно, вы не замтили его. Почему-то и я сама умолчала объ этой встрч.
Цецилія остановилась и поправила рукою свои распущенные волосы.
— Въ другой разъ — это было вечеромъ, когда мы сидли на каменной скамейк. Вы были какой-то странный, молчаливый… Мн показалось, что вамъ непріятно и почему-то стснительно мое присутствіе, я встала и пошла къ тет, которая находилась на другомъ конц аллеи. Во мн было какое-то нервное возбужденіе: я много смялась и болтала, чего прежде со мной не бывало. Но вдругъ, взглянувъ впередъ, я увидла его, онъ стоялъ у маленькой калитки и грустно-грустно смотрлъ на меня. Я хотла было указать на него тет, но онъ приложилъ палецъ къ губамъ и сдлалъ мн знакъ рукою, точно отзывалъ меня въ поляну. Я понимала, что мн не слдовало идти, что надо было обо всемъ разсказать тет, но онъ смотрлъ на меня съ такою грустью и мольбою, что я не могла устоять и, быстро проскользнувъ впередъ тети въ калитку, пошла за нимъ на поляну. Но тутъ я услышала голосъ тети, она спохватилась, что меня нтъ, и стала кликать меня. Я оглянулась на незнакомца: онъ длалъ мн привтственные знаки рукою, какъ будто прощаясь со мною. Вы, конечно, сочтете меня за безумную, Дикъ, но все это было такъ необыкновенно, такъ чудесно, что невольно привлекало мое любопытство: я не устояла противъ соблазна узнать, что происходитъ, и, убдившись, что тети по близости нтъ, почти бгомъ пустилась впередъ, на встрчу незнакомцу. Но въ эту минуту онъ куда-то безслдно исчезъ. Я ходила взадъ и впередъ по полян въ теченіе получаса и нигд не могла его найти… Все это было до крайности странно, но, представьте, Дикъ, во мн не было ни малйшаго страха, напротивъ, что-то такое неотразимо влекло меня проникнуть въ эту тайну.
Дикъ съ сосредоточеннымъ вниманіемъ слдилъ за разсказомъ Цециліи, не спуская съ нея внимательнаго взора.
— Припомните, я тогда встртилась съ вами, вы тоже возвращались домой, но были такъ сосредоточены въ чемъ-то, что я не ршилась разсказать вамъ случившееся со мною, тмъ боле, что во мн поселилось какое-то убжденіе, что тотъ человкъ желаетъ разговаривать именно со мною, ни съ кмъ больше…
Тутъ Цецилія остановилась, какъ будто не ршаясь продолжать разсказъ дальше.
— Ну что жъ дальше?— спросилъ Дикъ какимъ-то хриплымъ голосомъ.
Головка двушки склонилась на грудь, она сложила на колняхъ руки и продолжала:
— Потомъ я видала его еще и еще разъ… Я даже говорила съ нимъ, чтобы узнать, что ему нужно, но вы знаете, Дикъ, я не говорю по-испански, онъ, очевидно, не понималъ меня и не отвчалъ мн.
— Но по выраженію его лица, по пріемамъ могли вы составить себ какое-нибудь понятіе объ его мысляхъ?— спросилъ Дикъ.
Головка Цециліи склонилась еще ниже, и она чуть слышно проговорила:
— Да, мн кажется, я поняла его.
— Нтъ никакого сомннія!— съ горькою ироніей откликнулся Дикъ.
Но Цецилія какъ будто не слыхала этого вырвавшагося замчанія и продолжала:
— Вслдствіе ли сильнаго нервнаго возбужденія, охватившаго меня въ тотъ вечеръ, или потому, что ваша близость (мы гуляли вмст) придала мн особенную смлость, но я., я отважилась подойти къ нему и дотронуться до него!.. Тогда, Дикъ… тогда… о, какъ это было ужасно!..
Дикъ самъ дрожалъ отъ нервнаго возбужденія, какъ въ лихорадк, и проговорилъ несвоимъ голосомъ:
— И онъ исчезъ!
— Нтъ! Нтъ!— прошептала двушка, закрывъ лицо руками.— Онъ… онъ… сжалъ меня въ своихъ объятіяхъ.
— И поцловалъ васъ?— прохриплъ Дикъ, въ бшенств вскочивъ съ кровати и зашагавъ по комнат.
Цецилія, не поднимая головы, жестомъ пригласила его снова ссть подл нея.
— Такъ вы думаете, Дикъ, что это былъ дйствительный поцлуй?— въ раздумьи проговорила двушка.— Нтъ, это ужасно!.. Получить поцлуй отъ человка, который умеръ сто лтъ тому назадъ!..
— О, проклятіе!— гнвно воскликнулъ Дикъ, не владя боле своимъ спокойствіемъ.— Намъ… нтъ,— вамъ устроили просто ловушку! Васъ обманули и оскорбили!
— Тише!— остановила его Цецилія.— Тетя можетъ услышать.
Дикъ рзкимъ движеніемъ взялъ за руку кузину и подтащилъ ее къ окну, въ полосу луннаго свта.
— Слушайте,— заговорилъ онъ въ страшномъ волненіи.— Вы были нагло обмануты какими-то негодяями, которыхъ я отстегаю плетью, если только они попадутся мн на глаза. Вся эта исторія — наглая выдумка.
— Однако сознайтесь, Дикъ, что и вы поддались этому обману… Мн думается даже, что и вамъ являлся призракъ, только не его, а ея…
— Все это глупости!— не переставалъ волноваться Дикъ.— Исторія съ двушкой, это, конечно, пустая галлюцинація, несообразная съ здравымъ смысломъ… Что же касается до того негодяя, который преслдовалъ васъ, то это былъ настоящій человкъ съ плотью и кровью мужчины…
— Дикъ! вы приводите меня въ отчаяніе! Боже, какъ я была легкомысленна!
Да, она дйствительно была легкомысленна, но въ то же время и обольстительно хороша. Дикъ страстно впивался глазами въ эту совсмъ новую для него Цецилію, во всей фигур и лиц которой развернулась теперь женщина, открытая для пониманія любви. Никогда глаза прекрасной Розиты не общали ему столько блаженства, сколько впивалъ онъ его въ себя во взор, преисполненномъ нги и любви этой обновленной женщины. Неизвданное имъ до сихъ поръ чувство ревности и страсти охватило все существо Дика.
— О, Дикъ, дорогой мой! Что намъ теперь длать!— съ отчаяніемъ воскликнула Цецилія.
Этотъ нжный эпитетъ, это интимное ‘намъ’, окончательно размягчили душу Дика. Дйствительно, они терзались теперь одними общими страданіями, и эти душевныя муки соединили навсегда ихъ сердца. Дикъ хотлъ взять Цецилію за руку, но она отодвинулась отъ него.
— Простите, Дикъ, я, можетъ быть, огорчила васъ, но у меня нтъ никого, кром васъ, кому бы я могла такъ искренно открыть свою душу… Теперь мн гораздо легче… Я пойду къ себ… Завтра мы поговоримъ еще, и вы скажете, что намъ длать.
Они подошли къ дверямъ. Цецилія остановилась на минуту у порога.
— Скажите мн, Дикъ, успокойте меня… Чей бы ни былъ тотъ ужасный поцлуй — призрака или настоящаго человка,— но вы вдь не считаете меня опозоренною?
Дикъ весь задрожалъ… Кто-то невидимо длалъ ему вызовъ… Опозоренная, — она, его чистая невинная Цецилія!.. Нтъ! онъ не допуститъ этихъ адскихъ сомнній!..
И, подъ вліяніемъ внутренней ршимости, Дикъ наклонился къ кузин, схватилъ ее въ свои объятія, и уста ихъ слились въ первомъ поцлу.
— О, Дикъ!
— Обожаемая, дорогая Цецилія!
— Я считаю себя спасенной!— вдохновленно воскликнула Цецилія,
Дикъ вопросительно посмотрлъ ей въ глаза.
Тотъ поцловалъ меня не такъ!
На лиц Дика разлилась блаженная улыбка.
А Цецилія выскользнула изъ его рукъ и скрылась въ глубин коридора. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Дикъ нигд не нашелъ портрета Розиты. Донна Фелиппа скромно улыбнулась, когда ей сообщили о помолвк Цециліи. Впрочемъ, она въ то время была поглощена ожиданіемъ возвращенія дона Хозэ, отсутствующаго племянника своего отчима, а потому довольно равнодушно отнеслась къ этому извстію.
Молодые мистеръ и миссисъ Брэси никогда не могли разршить тайны Гаціэнды де лосъ Озосъ. Въ лтніе мсяцы, въ лунныя ночи никто не ршался выходить въ розовый садъ посл послдняго удара колокола въ Angelus.

‘Русскій Встникъ’, No 11, 1894

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека