Свидание Софии Шарлотты, королевы прусской, и матери ее с Петром Великим
Свидание Софии Шарлотты, королевы прусской, и матери ее с Петром Великим
——
Свидание Софии Шарлотты, королевы прусской, и матери ее с Петром Великим, Карамзин Николай Михайлович, Год: 1803
Время на прочтение: 5 минут(ы)
Следующие два письма нашел я в Исторических записках господина Эрмана, бранденбургского историографа. София Шарлотта, первая королева прусская, известная под именем Прекрасной, была современница нашего великого монарха. Страстно любя науки, она любила и чрезвычайных людей своего века, восхищалась делами Петра, и наконец имела удовольствие встретиться с ним в Германии, когда он в 1697 году отправив послов к европейским государям, сам был в их свите.
‘Желание мое исполнилось’, пишет София к министру Фуксу: ‘я познакомилась с великим царем. Он дал слово видеться со мною в Коппенбрике, деревне Цельского владения, но узнав, что там ожидает его вся наша фамилия, хотел уехать назад. Мы вступили в переговоры, которые продолжались около часа, наконец он согласился видеть герцога Цельского, матушку, братьев моих и меня в той горнице, где надлежало ужинать, и куда царь вошел с другой стороны, укрываясь от людей, которые собрались в доме. Матушка и я встретили его приветствием. Он велел отвечать за себя Ле-Фору, казался застенчивым, закрыл себе рукою лицо, и сказал: ich kann nicht sprechen, я не умею говорить по-немецки. Но мы скоро познакомились, сели за стол вместе, и не могли с ним наговориться. Царь иногда отвечал сам, иногда через двух переводчиков, всегда умно, кстати и с живостью. Матушка не давала ему задумываться, и предлагала вопрос за вопросом: Он ни мало не скучал разговором и не заставлял ждать своих ответов. Я заметила в лице его что-то похожее на конвульсии: действие привычки или нерв. Не должно искать в сем монархе той наружности, которая сообщается людям хорошим воспитанием, но он полюбился мне своим непринужденным видом — был как дома — велел затворить двери, когда вошли камер-юнкеры для услуги и все дамы, которых ему сперва не хотелось видеть — посадил рядом с собою Ле-Фора, называя его правою рукою — сказал людям своим, чтобы они никого не выпускали из залы, спросил больших рюмок и всем подносил сам, говоря, что желает тем почтить их. Один из камер-юнкеров нес рюмку господину Квирини: царь взял ее и подал ему из своих рук. Мы не ожидали от него такой учтивости и ласки. Я забавляла его музыкою, чтобы видеть, какое действие она произведет в нем. Он хвалил музыкантов, а всех более Фердинандо, наградив его рюмкою вина, из собственных рук поднесенною. Мы просидели за столом четыре часа, и пили в угождение ему по-русски, стоя и все вдруг, за его здоровье. Царь не забыл Фридриха, но пил вообще очень мало. Желая видеть его танцующего, я спросила господина Ле-Фора, чтобы он послал за русскими музыкантами. Они пришли после ужина. Царь хотел прежде видеть, как мы танцуем: надобно было исполнить его волю. Он никак не соглашался танцевать без перчаток, и посылал за ними в обоз свой, но их не нашли. Матушка танцевала с толстым комиссаром, канцлер с графинею Платен, а господин Ле-Фор с ее дочерью предводительствовал всеми. Русская пляска им полюбилась. Одним словом, мы были очень довольны великим царем: Он также изъявлял удовольствие. Любя говорить об нем, я исписала много бумаги: простите.
П. П. Шут царский также был с ним, он показался мне обыкновенным дураком. Нам очень хотелось смеяться, когда царь, взяв большой веник, стал чистить на нем платье.’
Другое письмо о сем любопытном свидании писано матерью Софии Шарлотты от 11 августа 1697 году.
‘Должно уведомить вас о моем знакомстве с славным царем. Бранденбургский курфирст взял меры, чтобы его величеству доставляемо было все нужное в пути до самого Везеля. Ему надлежало ехать через Коппенбрик, местечко принадлежащее нашему дому. Мы просили дозволения видеть его. Царь скрывает свое имя и достоинство, будучи только в свите трех русских послов. Он согласился принять нас запросто. Коппенбрик отсюда в четырех милях, мы скакали туда без памяти. Нам удалось предупредить русских, которые приехали в 8 часов и остановились в крестьянском доме. Несмотря на условия наши, собралось великое множество народа, так, что царь не знал, как ему укрыться. Надлежало вступить с ним в переговоры. Наконец сын мой велел солдатам разогнать зрителей — и между тем, как послы въезжали с их свитою, царь вошел тихонько в свою комнату через маленькое крыльцо. Нас ввели к нему. Господин Ле-Фор, первый посол, служил переводчиком. Царь высок ростом, статен, величав и хорош лицом, умен, догадлив и даже остроумен. Жаль только, что воспитание не могло образовать его великих природных способностей. Мы тотчас сели за стол. Господин Коппенштеин отправлял должность гофмаршала и подал ему салфетку: это обыкновение было для него ново, в Бранденбурге, вместо салфетки, подавали ему кувшин с водою для умытия рук после стола. Царь сидел между мною и Софиею, был весел, говорлив, и скоро подружился с нами. Дочь моя поменялась с ним табакерками: на царской изображен его вензель, и София чрезмерно дорожит ею. Правда, что мы очень долго сидели за столом, но могли бы без всякой скуки просидеть еще гораздо долее: так любезен был царь! Дочь моя заставила петь своих итальянских музыкантов: он хвалил их пение, но признавался, что не очень любит музыку. Я спросила, любит ли охоту? Отец мой, отвечал царь, любил ее, но я с самого младенчества имел только одну страсть к мореплаванию и к фейерверкам. Он сказал, что сам умеет строить корабли, и дал нам пощупать мозоли на руках своих. После обеда его величество призвал своих музыкантов и заставил нас плясать по-русски, эта пляска для меня гораздо лучше польской. Бал наш продолжился до четырех часов утра. Мы возвратились сюда, не спавши, но весьма довольные днем, столь весело проведенным. Не могу описать всего виденного нами. Господин Ле-Фор и племянник его были одеты по-французски: они оба очень умны. Я не могла говорить с другими послами и с великим множеством бояр их свиты. Царь не знал, что нам негде было жить в Коппенбрике и надеялся видеть нас на другой день. Если бы мы были о том предуведомлены, то остались бы где-нибудь в соседстве, чтобы еще с ним видеться: ибо общество его сделало нам великое удовольствие. Он совсем необыкновенной человек, надобно узнать его лично, чтобы иметь о нем идею. Сей редкий монарх добродушен и благороден сердцем, скажу вам также, что он пил очень мало. Но министры его и свита, по отъезде нашем, долго веселились. Коппенштеин заслужил прекрасную соболью шубу, которую они подарили ему за его усердное сообщество. Он сказывал нам, что русские очень подгуляли, но в самом веселии не забывали учтивости и строгой пристойности. Коппенштеин хвалится, что ему удалось победить всех царских послов. — Я могла еще украсить мое описание, сказав, что царь чувствителен к прелестям красоты, но в самом деле не заметила в нем ни малейшего желания нравиться. Если бы мы не искали случая видеться с ним, то он конечно бы и не подумал об нас. В России женщины обыкновенно белятся и румянятся: для того графиня Платен отменно полюбилась москвитянам. Танцуя с нами, они сочли корсеты наши ребрами, и царь сказал с удивлением, что кости у немецких дам очень жестки. — П. П. Друг мой царь прислал мне четырех соболей и три куска камки, но они так не велики мерою, что ими можно только обить стулья. — В Амстердаме царь для забавы хаживал в трактиры с матросами. Он сам строит корабли, и весьма искусен в четырнадцати ремеслах. Надобно признаться, что это удивительный человек. Радуюсь сердечно, что узнала его. С ним четыре карлы, двое из них очень умны и стройны, одного царь отменно любит: целует его и дерет за уши. Он взял за голову нашу маленькую принцессу, и поцеловал ее два раза, измял на ней фонтанж, ласкал также и брата ее {Сей принц был тогда шестнадцати лет и после царствовал в Англии под именем Георга II.}. Хорошее воспитание сделало бы его человеком совершенным, природа ни в чем не отказала ему.’
Свидание Софии Шарлоты, королевы Прусской и матери ея с Петром Великим: [Из зап. Ж.П.Эрмана, бранденбург. историографа] / [Пер. Н.М.Карамзина] // Вестн. Европы. — 1803. — Ч.10, N 14. — С.85-93.