Судьи по выборам, Булгарин Фаддей Венедиктович, Год: 1827

Время на прочтение: 12 минут(ы)

НРАВЫ.

Судьи по выборамъ.

Крючковатый сосдъ привязался, отъ скуки, съ неправеднымъ искомъ, еъ одному моему родственнику, человку смирному и вовсе не свдущему въ стратегіи ябды. Онъ былъ въ отчаяніи при мысли, что можетъ лишишься усадьбы, имъ самимъ удобренной и названной именемъ милой жены.— Хитрый сосдъ пользовался его уныніемъ, вопіялъ, клялся, угрожалъ и съ кипою старинныхъ грамотъ и чертежей, уже ожидалъ его въ Уздномъ Суд, и вызывалъ мужественно на брань., любезный другъ!’ — сказалъ я ему: — ‘пословица твердитъ: не бойся суда, а бойся судьи. Подемъ въ городъ. Между судьями у меня есть старый мой сослуживецъ и пріятель, добрый малый, человкъ прямой, онъ не боялся въ свое время пороху, (хотя, какъ говорится, и не выдумаетъ его), а теперь, можетъ быть, не побоятся ни сильнаго, ни хитраго.— Растолкуемъ ему дло, авось либо онъ склонитъ и товарищей своихъ на правую сторону.’ — Сказано и сдлано.— На другой день мы уже были въ город.
Это было осенью, и мы, не взирая на дурную погоду, того же вечера отправились къ Судь. Онъ жилъ въ небольшомъ деревянномъ домик, до котораго мы едва добрались по густой ірязи. У дверей не было ни колокольчика, ни молотка, какъ у Нмцевъ и Англичанъ: напротивъ того, дверь съ улицы въ сни была настежь отворена, и двигаясь по втру на тяжелыхъ крючьяхъ, скрипомъ своимъ отгоняла собакъ и другихъ животныхъ, которыя разгуливали стадами по улиц, и смло проходили чрезъ освшее крыльцо.— Мы вошли въ сни. Дверь въ комнату также была притворена, и мы, увидвъ свтъ и услышавъ голосъ хозяина, остановились, чтобы пріискать мста для шинелей, потому, что мой родственникъ, будучи не знакомъ съ Судьею, не смлъ въ первый разъ явишься къ нему въ верхней одежд.— ‘Ну, Мишка, начинай, что-ли?’ — сказалъ за дверьми судья, и въ туже минуту раздался звонкій и однозвучный голосъ Милки: ‘Сивка бурка, вещая каурка, ставь передо мной, какъ листъ передъ травой. Сивка бжитъ, земля дрожитъ, ой бжитъ ли конь, что пониже облака ходячаго, что повыше лса стоячаго.— Въ нкоторомъ царств, въ нкоторомъ государств… Я не любопытствовалъ слушать боле, и вошелъ въ комнату.
‘А, а, пріятель, какими судьбами занесло тебя?’ — воскликнулъ Судья, соскочивъ съ канапе, на которомъ онъ покоился въ халат и съ трубкою.— ‘Гей, Мишка, свчей и самоваръ: ну какъ я радъ, что тебя вижу: садясь-ка, братъ!’ — ‘Позволь рекомендовать теб моего родственника, которому я сопутствую, у него есть дльцо въ вашемъ Суд.’ — Я при сихъ словахъ представилъ мою роденьку, который отрекомендовался двумя полновсными поклонами. ‘Увидимъ, сударь, увидимъ, ради стараться, а теперь сядемъ-ка, да потолкуемъ.— Мишка, разбойникъ, свчей!’ — Не даромъ пріятель торопился освтить свою комнату, потому, что свтъ отъ топившейся неяи, едва разгонялъ мракъ, и только клеръ-обекюромъ освщалъ багровое лице какого-то незнакомца, стоявшаго смиренно возл стнки съ стаканомъ пуншу, который онъ держалъ обими руками, прижавъ къ груди, и какъ казалось, услаждалъ вмст и вкусъ и обоняніе.— Онъ былъ въ поношеномъ губернскомъ мундир, желтомъ жилет и черномъ короткомъ исподнемъ плать, застегнутомъ пряжками на колнахъ. Цвта чулковъ я не могъ разобрать, а козловые сапоги казались срыми. Судья, примтивъ, что а съ любопытствомъ посматриваю на незнакомца, поспшилъ познакомить меня съ нимъ: ‘Рекомендую. братъ, отставнаго Секретаря Земскаго Суда, Терентія Пафнутьича Кривокознина.’ — Отставной Секретарь медленно и низко поклонился, примняя свои тлодвиженія къ перпендикулярному направленію стакана, чтобъ не пролить ни одной капельки драгоцннаго нектара. Судья продолжалъ: ‘Это, братъ, первйшій дока въ нашихъ мстахъ: бумажная душа, и не худо было бы твоему почтенному родственнику, посовтоваться съ нимъ о дл.’ — Родственникъ мой и Пафпутьичъ быстро взглянули другъ на друга, я размнялись поклонами въ задатокъ будущаго интереснаго знакомства.— Въ это время, Мишка внесъ свчи. Я зналъ его мальчикомъ, и потому поздоровался съ нимъ. ‘Мишка твой выросъ,’ сказалъ я: — ‘я видно крпко навострился, потому, что забавляетъ тебя сказками и прибаутками.’ — ‘Что жъ длать,’ — отвчалъ Судья: ‘для ради скуки.— Книгъ здсь нтъ, въ клуб хоть и держатъ журналы, но къ нимъ не доберешься, если попадется что нибудь смшное, отъ скучнаго же. ш е. ученаго, а бгаю, какъ отъ чумы. Исправникъ и стряпчій выхали въ уздъ на слдствіе, такъ и вистъ нашъ разстроился. Теперь Мишка утшаетъ своими побасенками, онъ научился отъ полковыхъ сказочниковъ, и теперь сыплетъ, какъ изъ рукава.’ — ‘Любезный пріятель!’ — сказалъ я: — ‘укрпись терпніемъ: выслушай дло моего родственника и употреби власть законовъ для его защиты отъ неправедныхъ и крючковатыхъ притязаній. Можетъ быть, расказъ его не будетъ такъ забавенъ, какъ Мишкины прибаутки, но ты сдлаешь доброе дло, удовлетворишь своему долгу и совсти. Одного прошу: судя по законамъ, и не увлекайся умствованіями.’ — ‘Но законамъ!’ — сказалъ Судья, покачивая головою.— ‘Вдь законы, братецъ, не таблица умноженія, которую можно выучить наизусть въ 24 часа. Съ другимъ я бы промолчалъ, но съ тобою хочу и долженъ быть откровененъ.— Я въ законахъ столько же смыслю, какъ въ математик, которую мн когда-то насильно вбивали въ голову.— Знаю, что есть на свт шары, круги и треугольники, слыхалъ про Пиагорову задачу, знаю также, что существуетъ учрежденіе о губерніяхъ, городовое положеніе, помню кое-какіе указы, но о полномъ законодательств не имю никакого понятія, и въ разбираніи настоящаго смысла законовъ не твердъ — и признаюсь.’ — ‘Помилуй, братецъ, да какъ же ты судишь, не зная законовъ?’ — сказалъ я.— ‘А Секретарь-то на что же.’ — отвчалъ Судья, и въ это время отставной Секретарь прихлебнулъ пуншу, поклонился и сказалъ: ‘Съ позволенія сказать, подбирать законы, составлять экстракты и резолюціи принадлежность Секретаря, сирчь его недвижимое имніе, судейское дло подписывать.’ — Я взглянулъ на этотъ живой подъяческій крючекъ: глаза его были потуплены въ стаканъ. голова склонена на одно плечо, вс члены его какъ-то необыкновенно сжаты къ центру туловища, потъ крупными каплями лежалъ на лиц и безволосой голов, подобно освшимъ парамъ въ винокурн. Гогартъ дорого заплатилъ бы, чтобъ могъ срисовать эту фигуру для собранія своихъ карикатуръ.— ‘За откровенность твою, я заплачу откровенностью!’ — сказалъ я Судь: — ‘я зналъ тебя всегда, какъ честнаго и добраго человка, и такъ удивляюсь, что ты принялъ на себя званіе, котораго, какъ самъ говоришь, не можешь исполнять какъ слдуетъ, и но невол сдлался орудіемъ какого нибудь смышленаго Секретаря, не будучи въ состояніи самъ обработывать длъ.’ — Отставной Секретарь снова отозвался, какъ эхо изъ подземной пещеры: — ‘А чмъ же пришлось бы жить Канцеляріи, съ позволенія сказать, еслибъ сами Судьи обрабатывали дла?— Вдь не всмъ пахать и сять, а всмъ надобно сть хлбъ, к поклонами не подшить шубы, съ позволенія сказать!’ — ‘Канцелярія, сказалъ я, должна приводить дла въ порядокъ и въ исполненіе, т. е. очищать входящія и исходящія бумаги, и представлять по очереди дла къ ршенію, — но не судишь или ршать.’ — ‘Вотъ въ томъ-то и сила,’ — возразилъ отставной Секретарь: ‘что, съ позволенія сказать, все зависитъ отъ представленія и исполненія.’ — ‘Извините!’ — сказалъ я: ‘отъ наблюденія за исполненіемъ и отъ надлежащаго изслдованія представленнаго, а это дло судейское.’ — ‘Съ позволенія сказать…..‘ Отставной Секретарь хотлъ что-то говорить, но остановился на любимой своей поговорк, потому, что въ это время Мишка вошелъ съ подносомъ, уставленнымъ стаканами съ чаемъ, вокругъ бутылки съ ромомъ, которою немедленно овладлъ нашъ Кривокознинъ, поспшивъ опорожнить прежній стаканъ.
Между тмъ, мы услось вокругъ столика, и разговоръ нашъ не прерывался: ‘Вотъ ты разсердился,’ — сказалъ Судья обращаясь ко мн: — ‘что я не знаю законовъ.— Да скажи, пожалуете, откуда взять Судей законоискусниковъ? Ты, я, другой и третій, словомъ, почти вс дворяне учились или дома на мдныя деньги, или росли на рукахъ Французскихъ гувернеровъ, или воспитывались въ частныхъ пенсіонахъ и другимъ заведеніяхъ, гд даже не слыхивали объ Россійскомъ законодательств, а частенько и о Русской грамот.’ — ‘Тмъ хуже!’ — сказалъ я. ‘Конечно хвалишь нечего, да что длать?’ — ‘Воспитывать дтей въ Университетахъ, гд преподается и общее и частное Россійское Законодательство, безъ котораго дворянину быть нельзя, какъ офицеру безъ шпаги.’ — ‘Эхъ, братецъ, давно ли заведены Университеты, (кром Московскаго), да и захочетъ ли нашъ юноша, т. е. дворянчикъ, котораго нкому понудишь, сидть на студентской скамь, въ то время, когда его товарищи щеголяютъ въ шитыхъ мундирахъ? У насъ мальчикъ, не доучившись чистописанію, уже нетерпливо расчитываетъ минуты, которыя онъ полагаетъ потерянными для полученія чина, и старается какъ можно скоре убивать время, чтобъ поспть за товарищами.— Есть ли тушъ время думать о законахъ?— Я и самъ гршный, на 16 году опредлился въ службу, вовсе не понимая гражданскаго устройства моего отечества. Юноши, которые почитались между нами за мудрецовъ, хотли было натолковать мн о Монтескье, Беккаріи и Англійскихъ законахъ, но по счастью, и это не привилось ко мн, а то было бы еще хуже, если бъ я сталъ ршать наши межевые споры по Французскимъ и Англійскимъ законамъ. О Русскихъ законахъ я въ свт не слыхивалъ до тхъ поръ, пока меня самого не задли добрые сосди.’ — Тутъ и мой родственникъ отозвался съ тяжкимъ вздохомъ: ‘Совершенная правда! Я служилъ въ статской служб, но мн никогда въ голову не приходило заниматься изученіемъ законодательства.— Въ трудныхъ обстоятельствахъ, мы всегда прибгали къ людямъ, составляющимъ особый классъ, которые, такъ сказать, родятся, воспитываются и старются въ Канцеляріяхъ, и какъ будто по наслдственному праву, отъ отца къ сыну, занимаютъ постепенно вс важнйшія канцелярскія должности, начавъ службу на 9 и 10 году отъ рожденія, съ копеиста.— Ихъ-то мннія почитались непреложными, и еслибъ когда нашъ братъ, воспитанный дворянчикъ, какъ они васъ называли, возвысилъ голосъ, то судья намъ бы не поврилъ, какъ самоучкамъ и неопытнымъ.’ — ‘Иначе и быть не должно,’ — сказалъ отставной Секретарь, который по прежнему оставался въ углу: — ‘я самъ началъ служить съ копеиста, и въ сорокъ лтъ службы (не скажу безпорочной, понеже сего не сказано въ формулярномъ списк), едва дотянулъ до Губернскаго Секретаря, съ позволенія сказать, занимаясь безпрерывно подборкою указовъ на всякіе случаи. Теперь по невол остались въ памяти вс законы на различные казусы, и я по должности научился толковать ихъ, съ позволенія сказать, какъ заблагоразсудится начальникамъ, или потребуется по обстоятельствамъ.’ — ‘А за двусмысленныя толкованія, знаете ли вы, что достается?’ — сказалъ я.— ‘Какъ не знать!’ — отвчалъ Кривокознинъ,— ‘но вдь штрафы и взысканія налагаются на судей, а не на канцеляріи, и наше дло сторона, съ позволенія сказать.’ — ‘По дламъ судьямъ!’ — воскликнулъ я.— ‘Легко теб говорить,’ — возразилъ Судья: — ‘но каково нашему брату и нести обязанность и отвчать за другихъ?’ — ‘Противъ обязанности прошу не говоришь ни слова. Право выборовъ дворянскихъ есть величайшее благодяніе, въ которомъ завидуютъ намъ вс просвщенные народы.— Если мы худо употребляемъ его — нашъ грхъ, нашъ и отвтъ. Еслибъ я жилъ въ провинціи, то за величайшее счастье почелъ бы себ, если бъ общимъ довріемъ мн поручили наблюдать за общимъ благосостояніемъ.’ — ‘Я у насъ братецъ выходитъ напротивъ,’ — сказалъ Судья: — ‘все, что побогаче, слдовательно все, что почитаетъ себя получше, и что посмирне, старается ускользнуть отъ выборовъ, предоставляя ихъ во власть людямъ, имющимъ въ томъ свои выгоды.— Я самъ дорого бы откупился отъ моего званія.— Кому, братецъ, охота, удалившись однажды на покой въ деревню, подчинить себя невдомой теб приказной субординаціи губернскихъ мстъ и канцелярій, начинать новое поприще изъ провинціальныхъ переднихъ, и снова слушать ласковыя слова: ты и братець, отъ какой нибудь залетной птицы?— Вспомни, любезнйшій, что у насъ на мста всегда выбираютъ не по чинамъ и не по прежнимъ заслугамъ, что Дворянскимъ Предводителемъ можетъ быть Поручикъ, а Земскимъ Судьею, Полковникъ.— Здсь богатство и вліяніе перевшиваютъ чаще, нежели личныя достоинства, какъ обыкновенно водится между людьми.— Но чтобъ теб лучше растолковать, какъ длаются эти дла, я теб раскажу, какимъ образомъ меня усадили на судейскомъ стул, мимо воли, и по совсти сказать, не оглядываясь на мои способности. Слушай!’

(Окончаніе впредь.)

‘Сверная Пчела’, No 106, 1827

НРАВЫ.

Судья по выборамъ.

(Окончаніе.)

‘У насъ въ узд есть помщикъ въ род Илья Муромца или Соловья Разбойника. Онъ ворочаетъ уздомъ, какъ чортъ мельницею. Одно имя Меркула Меркульевича Занозина приводитъ въ трепетъ смиренныхъ обывателей, какъ громъ устрашенное стадо. Нтъ ни одного слдствія по корчемству, по насиліямъ, по утайкамъ бглыхъ людей, гд бы не было упомянуто о Занозин. Онъ богать, какъ кащей, и кажется не изъ чего бы ему биться и хлопотать, но какой-то безпокойный демонъ терзаетъ его душу и тянетъ во вс неправыя дла, какъ камень на дно. Поселившись въ деревн, я старался удаляться отъ него и не только не похалъ къ нему на поклонъ, но даже встрчаясь съ нимъ, обходился весьма холодно. Онъ записалъ меня на свою черную доску и поклялся помучишь порядочно. Варваръ сдержалъ слово!
‘Пришло время дворянскихъ выборовъ, и я изъ любопытства похалъ въ городъ, думая, въ случа нужды, поддержать своимъ голосомъ добраго человка. Занозинъ на свои счетъ привезъ десятка два мелкопомстныхъ дворянъ, помстилъ ихъ въ особой квартир, приставилъ своего повара, или лучше сказать кашевара, и съ избыткомъ надлялъ разнаго рода наливками. Эта орда, весело разгуливая въ мундирахъ стараго покроя, съ заржавленными шпагами, прославляла отца своего и благодтеля, Меркула Меркуловича, и громко вопіяла, что закидаютъ того черными шарами, кто осмлится предстать кандидатомъ, безъ воли и согласія ихъ Мецената. Въ дом Меркула Меркуловича собиралось лучшее дворянство. Столъ былъ открытый для всхъ, дорогія вина стояли по угламъ ящиками, бутылки были въ безпрестанномъ движеніи, по зеленому сукну перелетали вмст съ игорными картами ассигнаціи и звенло золото и серебро. Музыка и псни не умолкали съ утра ли глубокой ночи, плясуны потрясали домъ. Настоящій Содомъ и Гоморра!— Почти всякой изъ гостей былъ въ зависимости у Занозина. Одинъ былъ ему долженъ, другому надобно было занять, третьему хотлось быть выбраннымъ, четвертому не хотлось, тотъ искалъ его покровительства по тяжебному длу, а иной кланялся изъ опасенія навязки тяжбы. Занозинъ разсыпался мелкимъ бсомъ во вс стороны, то чванился, то кланялся, кому давалъ деньги, кому общалъ, инаго напрашивалъ, другаго стращалъ, но всхъ приглашалъ къ себ обдать, ужинать, играть въ вистъ, и подчивалъ до самаго нельзя. Только янычары его, т. е. мелкопомстные дворяне, жившіе въ особомъ дом, не имли къ нему приступа, и относились въ своихъ нуждахъ къ его дворецкому, который, кром пропитанія, снабжалъ ихъ карманными деньгами на не предвидимые расходы, или на міру въ горку и въ три листика. Въ день выборовъ былъ завтракъ въ дом Завозмна, гд при хлопань пробокъ провозглашены были имена дворянъ, которыхъ ршились выбрать, а списокъ ихъ сообщенъ чрезъ камердинера въ отдльный отрядъ, т. е. мелкомстныхъ дворянъ, которые получили приказъ быть готовыми къ дйствію, шутъ же присланъ былъ имъ провіантъ: огромная кулебяка въ два аршина и дюжина штофовъ разноцвтныхъ наливокъ. Въ дворянскую залу вс явились съ пріятнымъ румянцемъ на всхъ оконечностяхъ лица, и съ глазами, сверкающими усердіемъ къ Занозину, который самъ не пришелъ, чтобъ отклонить отъ себя не подозрніе, но улику въ содйствіи. О подозрніяхъ онъ мало заботится. Я, съ небольшимъ числомъ противниковъ Занозинна, т. е. съ поборниками правды, стоялъ въ особомъ углу залы, и хотя мы были уврены, что ничего не сдлаемъ, но не мене того ршились поддерживать честныхъ людей. Вошла балотировка: вс кандидаты Занозина выбраны большинствомъ, другіе по невол, а вс мои родственники и вс пріятели отринуты. Однимъ словомъ: вс пали ницъ, сосдъ побду одержалъ!’
‘Я съ сокрушеннымъ сердцемъ удалился въ мою деревушку, ршившись не мшаться боле на въ какія дла. Не тутъ-то было. Злнозину захотлось показать свое могущество надо мною, и онъ выбралъ меня вмсто громоваго отвода, чтобъ изводить на меня вс подозрнія и вс слдствія по дламъ своихъ пріятелей и своимъ собственнымъ. Не знаю какъ, но всякая нечаянная смерть случалась въ моихъ дачахъ, почти каждый бглый въ допрос показывалъ, что прятался въ моемъ имнь, каждый пойманный корчемникъ ссылался на меня, хотя я ни объ чемъ не зналъ, не вдалъ и слухомъ не слыхивалъ. Меня затравили десятскими и засдателями. Крестьянъ моихъ безпрестанно таскали къ допросу въ рабочее время, мой участокъ дороги всегда былъ неисправенъ, хотя я безпрерывно его починивалъ, слдствія не переводились на моей земл, и бглыхъ искали не только по лсамъ и по домамъ, но по шкафамъ и сундукамъ. Я, съ утра до вечера, потлъ надъ вопросными пунктами, и безпрестанно вертлся на пути изъ губернскаго города въ уздный и обратно. Я мучился, терплъ, жена моя изсыхала отъ слезъ, и наконецъ до того меня разжалобила, что я долженъ былъ усмиришь свою природную гордость, и похалъ на поклонъ къ атаману, т. е. Меркулу Меркуловичу. Онъ принялъ меня съ распростертыми объятіями, изъявилъ сожалніе о моихъ непріятностяхъ и общалъ помочь въ бд, съ тмъ однако жъ, чтобы я далъ слово, быть судьею на будущее трехъ-лтіе, и помогать ему въ длахъ, если случится въ томъ нужда. Согршилъ я, несчастный, какъ Израильтянинъ въ пустын и поклонился золотому тельцу, ради семейнаго спокойствія. Моя жена соблазнила меня!— Со времени этого трактата, все прекратилось. Меня оправдалт по всмъ слдствіямъ, и оставили спокойно доживать до новыхъ выборовъ. Наконецъ, выбрали въ Судьи такимъ же порядкомъ, какъ я теб говорилъ, и вотъ я здсь, какъ конь, взятый съ пашни, въ хомут Занозина, который далъ мн однако жъ слово не употреблять меня боле.’ —
‘Посл невинности, нтъ миле добродтели, какъ раскаянье,’ сказалъ я, ‘такъ совтую теб, выпутаться изъ стей сатаны и помочь моему родственнику: у него тяжба — именно съ Занозинымъ!’ — Судья поблднлъ, сказалъ въ полголоса, оснившись крестомъ: ‘съ нами сила крестная! За что на меня эта новая бда?— Любезный пріятель,’ продолжалъ онъ: ‘неужели ты не тронулся краткимъ исчисленіемъ моихъ бдствій, что снова хочешь подвергать меня преслдованію? Умилосердись, братецъ!’ — ‘Но если вы найдете мое дло совершенно правымъ, что тогда будетъ?’ сказалъ мой родственникъ. ‘Сомнваюсь, чтобъ ваше дло было намъ представлено въ правомъ вид,’ отвчалъ Судья. ‘Впрочемъ, чтобы не обидть стараго пріятеля, я скажусь больнымъ.’ — ‘Помилуй!’ воскликнулъ ‘я: на тебя-то вся надежда, ты долженъ поддержать и открыть истину.’ — ‘Нтъ, братецъ, это не по моимъ силамъ. Да впрочемъ, что за бда, что вы проиграете дло въ первой инстанціи? Можно записать аппеляцію, перенести дло дале, и наконецъ добиться туда, гд Занозинъ не иметъ столь сильнаго вліянія. Самое лучшее, что я могу вамъ совтовать, употребите Терентія Пафнутьича: онъ знаетъ законы и оградитъ васъ ими.— Вы выиграете дло въ высшихъ инстанціяхъ, а мы проглотимъ выговоръ или заплатимъ штрафъ, на счетъ Меркула Меркуловича. Пощадите меня, я не могу вамъ пособить иначе, какъ добрымъ совтомъ, а остальное довершитъ пріятель Пафнутьичъ, котораго я по дружб держу на привязи.’ Въ это время отозвался Терентій Пафнутьичъ. ‘Съ позволенія сказать, не съ Иваномъ-ли Ивановичемъ Совстинымъ имю честь говорить?’ — ‘Точно такъ!’ — отвчалъ мой родственникъ ‘И такъ, съ позволенія сказать, я самъ писалъ просьбу для Меркула Меркуловича Занозина противъ васъ, знаю, что онъ не правъ со всхъ сторонъ, и потому, если вамъ угодно, то напишу теперь для васъ аппеляціонную жалобу, которою низпровергну во преисподнюю вс его резоны, и законами докажу его ябедничество.’ — ‘Слдовательно, вы будете писать противъ самого себя?’ сказалъ я. ‘Точно такъ-съ, съ позволенія сказать.’ — ‘А я съ позволенія сказать, вамъ не врю,’ возразилъ съ сердцемъ мой родственникъ: ‘и сожалю, что безпокоилъ судью, который не сметъ приняться за дло, и сознается въ томъ, что не знаетъ законовъ. Простите, милостивые государи!’— Родственникъ мой поспшно вышелъ, а я за нимъ, не успвъ, проститься съ старымъ пріятелемъ. Когда мы ощупью выбрались на улицу, родственникъ мой спросилъ меня: ‘Ну, что ты думаешь о виднномъ и слышанномъ?’ — ‘Я только повторяю теб стихи илъ Комедіи Ябеда:
— Законы святы:
Да исполнители лихіе супостаты.’
‘Вотъ въ томъ и вся бда ваша!’ сказалъ вздыхая родственникъ. ‘Пріятель твой, Судья, какъ видно, добрый человкъ, но не иметъ твердости въ характер и смлости, столь же нужныхъ въ суд, какъ и на пол битвы. Незнаніе законовъ заставляетъ его руководствоваться совтами ябедниковъ, а страхъ потерять домашнее спокойствіе отдалъ его во власть Занозина. Что въ томъ пользы, что онъ не беретъ взятокъ, когда не употребляетъ своего значенія для прекращенія злоупотребленій? Съ своимъ добрымъ сердцемъ, онъ готовъ лишить меня собственности. Теперь первымъ долгомъ поставляю себ, учить дтей моихъ Русскому Законодательству, и вперить въ нихъ правила, что мужество и твердость столь же нужны гражданскому чиновнику, какъ и воину. Сыновья мои при выход въ свтъ, должны поклясться мн, столь же твердо стоять въ суд за правду, какъ въ бою за свое знамя.’ — ‘Похваляю твое намреніе,’ отвчалъ я: ‘что же касается до твоего дла, прошу утшиться. Страшенъ сонъ, да милостивъ Богъ. Занозины грозны только для боязливыхъ. Въ расхваленыхъ Франціи и Англіи также не безъ злоупотребленій, ибо гд люди, нимъ и страсти, гд страсти, тамъ и отступленія отъ правилъ, а гд выборы, тамъ переборы и недоборы. Главное дло въ томъ, что вс умные и честные люди не должны охладвать въ стремленіи къ добру, но всми силами должны стараться содйствовать благамъ видамъ Правительства, которое не можетъ никогда имть другой цли, кром общаго блага. Теперь крючкотворцы и ябедники уже начинаютъ прятаться по захолустьямъ, какъ ночныя птицы по норамъ и дупламъ, при появленіи солнечнаго свта. Подемъ въ губернскій городъ, а если нужно и въ столицу: я найду теб людей, которые постоятъ горою за правду, и у которыхъ ни Занозинъ, ни сочиненія Кривокознина не найдутъ мста.’ — Родственникъ мой до того утшился, что до самаго дому напвалъ извстную Англійскую псню God sate the King, и наконецъ, просилъ меня описать наше приключеніе, что я исполнилъ въ угодность ему, и врно не въ угодность Занозину, Кривокознину и всмъ ихъ пріятелямъ. . Б.

‘Сверная Пчела’, No 107, 1827

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека