Стихотворения, Дмитриев Михаил Александрович, Год: 1849

Время на прочтение: 8 минут(ы)
Михаил Дмитриев
Стихотворения
Оригинал здесь — http://www.poesis.ru/poeti-poezia/dmitriev/frm_vers.htm
Плющ и фиалка
‘Ты жалко, бедное растенье! —
Сказал Фиалке Плющ, надменный высотой.-
Удел твой — жить в тени, что ждёт тебя? — Забвенье!
Ты с самой низкою равняешься травой.
Какая разница со мной!
Смотри, как я вкруг дуба вьюся,
Смотри, как вместе с ним я к облакам взношуся!’
— ‘Пожалуй, не жалей! — Фиалочка в ответ.-
Высок ты, спору нет,
Но я сама собой держуся’.
1820
Лето в столице
Всё камни!.. камни стен и камни мостовых!
В домах защиты нет от духоты и жара!
Деревья чахлые бульвара
Стоят, как вечный фрунт! Под мёртвой пылью их
Не видно зелени, нет свежести — и это,
Столица бедная, ты называешь лето!
О! сдвинул бы на миг один
Громады зданий сих, спирающие взоры,
И, мира вольный гражданин,
Открыл бы родины моей поля и горы,
Гремучие ключи, тенистые леса
И ночь, столь свежую, как спустится роса
И напитает воздух чистый
Своею влагою живительной, душистой.
О лето! то ли ты, как в юности моей!
Грянь снова надо мной тогдашнею грозою,
Прекрасною на воле, средь полей!
Пролей дождь шумный полосою,
И яркой, полною дугою
Ты, радуга, склонись над радостным селом!
Пускай овраг гремит и катится ручьём,
А завтра, солнце лишь пригрело,
Всё снова ожило и всё зазеленело!
Здесь солнце — духота! Прольёт ли дождь порой —
Он смоет с крышек пыль и мутными ручьями
Бежит в канавах мостовой,
Туман висит над головой,
И грязь, и слякоть под ногами.
Всё шумно и мертво! И самый божий гром
Неслышно прогремит, где всё гремит кругом,
Где всё сливается в бесперерывном шуме —
И экипажей стук, и продающих крик!..
Здесь людям некогда живой предаться думе,
И забываем здесь природы мы язык!
Так жалкий юноша, которого чужая,
Наёмничья, хотя искусная, рука
Под небом чуждого воспитывала края,
Не понимает, Русь святая,
Родной земли твоей родного языка!
1832
Тайна эпиграммы
Вы, профаны, нам дивитесь,
Говорите: ‘Как остро!’
Но одумайтесь, всмотритесь,
Вы увидите: перо,
Не спросясь совсем рассудка,
Разместило так слова,
Что вот этак — вышла шутка,
А вот так — и мысль едва!
Что подняло смех ваш шумный,
Ключ к тому искусством дан, —
Часто вместо мысли умной
Тут оптический обман!
1832
Талант и фортуна
Когда талант с фортуной в споре, —
Тот скуп, та хочет наградить, —
Одна лишь слава в сём раздоре
Права их может согласить!
Она совсем без вероломства
Вот как решает дело тут:
Доходит имя до потомства,
А сочиненья — не дойдут.
Не позднее 1832
К безыменному критику
Die alten Namen nennen
Nicht anders, als zum Scherz:
Das heisst, ich darf’s bekennen,
Fur unser Volk kein Herz!*
Uhland**
* Произносить древние имена не иначе, как в шутку, — значит, смею заявить, не иметь любви к своему народу. Уланд (пер. Н.Зубкова).
** Уланд Людвиг (1787-1862) — немецкий поэт-романтик, историк литературы.
Нет! твой подвиг непохвален!
Он России не привет!
Карамзин тобой ужален,
Ломоносов — не поэт!
Кто ни честен, кто ни славен,
Ни радел стране родной,
И Жуковский, и Державин
Дерзкой тронуты рукой!
Ты всю Русь лишил деяний,
Как младенца, до Петра,
Обнажив бытописаний
Славы, силы и добра!
Всё язвить — что знаменито,
Что высоко — низводить,
Чувством нравственным открыто
Насмехаться и шутить,
Лить на прошлое отраву
И трубить для всех ушей
Лишь сегодняшнюю славу,
Лишь сегодняшних людей,
Подточивши цвет России,
Червем к корню подползать —
Дух ли это анархии
Иль невежества печать?..
Где ответ на дерзость эту?..
И кому судить навет?..
Нет! не мирному поэту!
Суд граждан тебе ответ!
Голос предков замогильный,
Громкий сердцу голос их,
Обвинитель будет сильный
Пред судилищем живых!
О!.. когда народной славе
И избранников его
Насмеяться каждый в праве —
Окрылит ли честь кого?..
Горький плод — сограждан мненье
Расшатать или потрясть!
Дел и славы уваженье —
Это сила, это власть!
Это первая опора
Дел высоких, силы душ:
Предок ждёт потомков взора,
Славой предков — силен муж!
Жаль семьи, где нет примера!
Честен род, где предки есть!
Где народная есть вера,
Там народная и честь!
Вот наследие потомков!
Гробы сроют времена:
Не останется обломков,
Остаются имена!
Жалко племя молодое,
Где добра и славы тать
Всё святое, всё родное
Научает попирать!..
Нет! У нас в Москве смиренной
На гробах священный страх!
Имя дедов нам священно,
И не пыль их славный прах!
Нет! У нас в Москве, на Царской,
На народной площади,
Живы Минин и Пожарской,
В вечной вылиты меди!
Нет! Народ наш не ребёнок
Был ещё и до Петра:
Русской меч давно уж звонок,
Наша честь — давно стара!
И не с ныне начинаем
Мы вести поэтов род!
Плод и в корне почитаем,
Но не чтим растленный плод!
Нет! России честь и слава
И до Пушкина была,
И цветёт ея Держава
Не с вчерашнего числа!
Не позднее 1842
Орёл
Ширококрылый и могучий
Орёл в поднебесье летел,
Летел — под ним сбирались тучи,
Сердилось море, вал гремел!
Он око вверх — там солнце рдеет!
Он око вниз — там туч гряда!
Крыло лишь паруса белеет,
Как путь забывшая звезда!
И быстро вдаль он кинул взоры,
И вот, сквозь занавесы мглы,
Как с места сдвинутые горы,
Встают валы, идут валы!
И бьётся чайкой над волнами
Корабль, ныряя между вод,
И ловит ветер парусами,
А ветер злой — вертит и рвёт!
То вскинет вал, то хлябь глотает!
И вот, забитый волн бичом,
Припал — и ветра не хватает
Летун разодранным крылом!
Вдруг морю туча прогремела:
‘Вставай! Бушуй! Иди на брань!’
И бездна туче проревела:
‘Встаю! Иду! Сильнее грянь!’
И всё слилось! И море встало!
И грозно встречные пошли!
И море неба тяжко пало
На море, вставшее с земли!
А он, царь воздуха могучий,
Взлетал, не видимый земле,
И там, где плыть не смеют тучи,
Он плыл, простря свои крыле!
И думал он: ‘Как жалки люди!
Взлететь бы только до небес!’
Прорезал воздух силой груди,
Взмахнул крылами и исчез!
1844
Язык поэзии
Странная мысль мне пришла! — Первобытный язык человека
Не был ли мерный язык, обретённый поэтами снова?
Как он естествен и жив! Он не то, что ленивая проза!
Все в нём слова — как лады, речь — как полная звуков октава!
В прозе — оратая труд, а в поэзии — сила атлета!
Страшно становится мне, как подумаю: сколько несчастных,
Тонкого слуха и ясных очей лишены, неспособны
Веянья жизни принять, животворных сил духа изведать!
Грубая речь для потребностей дня лишь — их слух отверзает,
Грубый житейский лишь быт — устремляет их жадные очи!
Низко упал тот народ, где поэтам высоким не внемлют!
Ниже ещё, где они не являются более миру!
Там, где в народе немом замолчало высокое слово,
Там невозможны — высокий полёт, ни великая жертва!
В зареве нашей Москвы — пел во стане певец вдохновенный!
30 ноября 1845
Купцы в роще
Что за народ! — Без еды и без чванства им нет и гулянья!
В рощу поедут — везут пироги, самовар и варенье!
Ходят — жуют, поприсядут — покушают снова!
Точно природа из всех им даров отпустила лишь брюхо,
Не для них сотворив и поля, и пернатые хоры!
Мало им этих высоких шатров, и лазури, и листьев!
Мало лесов, и полей, тишины и цветов ароматных!
Нужно ещё, чтоб гремел тут затянутых хор музыкантов,
Чтоб разнощиков крик потешал их позыв на еду ненасытный,
Чтобы дым самоваров, сигар заражал и природу!
Мало их крику в рядах, где корысть, день-деньской надседаясь,
Хвалит гнилой их товар, зазывая в их тёмные лавки,
Мало им сырости, тьмы, и морозу, и чаю вприкуску,
Мало трактирной возни, духоты и визгливых органов:
Нет! и природу б ещё на купеческий лад переделать!
О! ты прекрасна, природа, тому, кто умеет с тобою
Тихо беседовать, слушая голос твой, нежная матерь!
Ты приготовила нам и душистую зелень, и хоры
Птичек, свободных певцов, музыкантов, без платы поющих!
Буду их слушать! уйду! — Прохлаждайтесь себе на здоровье!
16 января 1846
К европейцам
Что вы Европой нам колете глаз? — Мы не прочь от Европы!
Дайте Европу нам! — Что ж! мы с Петра не чужие Европе!
Мы не отстанем от ней: как она же, мы почву родную
Взроем с весёлым трудом, семена сбережённые бросим,
Не придёт ли она — и у нас от плодов поживиться!
Мы от Европы не прочь! Но какая ж то жизнь европейца
В рабстве у чуждых голов чужого ума набираться?
И в Европе народ на народ не похож, так с каким же
Сходны хотите вы быть? Где народ европейцев? — Есть немец,
Есть англичанин, француз, между ними пусть будет и русский!
23 октября 1846
из цикла ‘Старик’
4
Скороспелому прогрессу
Я не верую, друзья!
Не даю большого весу
И газетным крикам я!
То поветрие и мода!
Моды нет для стариков!
Да и грамотность народа
Разведёт одних плутов.
Я не верю в нашу гласность:
Не по нас пока она!
Ею только безопасность
Всех имён подорвана!
Гласность только там полезна,
Где чужая честь свята,
Там, где правда всем любезна,
А у нас она мечта!
Долг святой любить, как братий,
Человеков во Христе
Мы без клятв и без объятий
Исполняли в годы те,
Как ещё на нас туманность
Не навёл горячки бред!
Завелась у нас гуманность,
Да любви ко братьям нет!
Где народ, сознаньем зрелый,
К просвещению готов,
Там прогресс не скороспелый,
А наследие веков!
Там он прочен, там от деда
Переходит к внуку он:
Он над опытом победа,
Не журнальный крик и звон!
1 февраля 1863
5
‘Нынче время переходное!’ —
Просветители твердят.
Мне уж это слово модное
Надоело, виноват!
В слове мало утешения,
Слово — звук, вопрос не в том!
Пусть их просто, без зазрения,
Скажут вслух: ‘Куда идём?’
Переходят между розами,
Переходят и пустырь,
Переходят, под угрозами,
И на каторгу в Сибирь!
Долго ль, други, пустозвонные
Будут тешить вас слова?
Скоро ль в вас, неугомонные,
Будет мыслить голова?
Отсталыми, запоздалыми
Величаете вы нас,
Лучше было бы с бывалыми
Посоветоваться раз!
Вот как будем с переходами
Мы без хлеба — что тогда?..
Перед умными народами
Будет стыдно, господа!
2 февраля 1863
Поток
Всё земное увлекает
Быстрый времени поток,
Всё плывёт и проплывает —
Лира, скипетр и венок!
И плывут по нём обломки
И богов и алтарей,
И за предками потомки
Проплывут потоком дней.
И плывут, незнанья полны —
И откуда и куда!
За волнами идут волны,
Мимо идут берега!
Взор их тешит измененье,
Зыбь укачивает их,
За явлением явленья,
Радость, горесть — всё на миг!
Лишь мудрец неколебимо
На брегу один сидит,
Видит всё, что мчится мимо,
Помнит, мыслит и молчит!
Знает он один, отколе,
Знает он один, куда!
Чужд он их весёлой воле,
Мудрость тоже им чужда!
Вдруг он слышит лиры звуки!
По волнам плывёт певец!
И простёр к нему он руки,
И взывает, как отец:
‘Выдь, мой сын! Оставь их племя!
Пусть их мчатся по волнам!
И пойдём мы, сбросив бремя,
К тихим Вечности брегам!’
1848
Мономахи {1}
Мой предок {2} — муж небезызвестный,
Единоборец Мономах —
Завет сынам оставил честный:
Жить правдой, помня божий страх.
Его потомок {3} в службу немцев
Хоть и бежал от злой Литвы,
Не ужился у иноземцев
И отдался в покров Москвы.
С тех пор мы немцев невзлюбили,
С тех пор взлюбили мы Москву,
Святую Русь и правду чтили,
Стояли царства за главу!
Мой пращур {4} в бунт второй стрелецкий,
Когда Пётр маленький ушёл,
Свой полк с отвагой молодецкой
Под стены Троицы привёл.
Зато землёй и деревнями
Нас Пётр великий подарил,
Но между новыми князьями
Титул наш старый позабыл!
Но дух отважный Мономаха
С княжою шапкой не пропал:
За правду мы стоим без страха,
И каждый предка оправдал.
Мой дед — сызранский городничий,
Прямой Катон в глуши своей —
Был чужд и славы, и отличий,
Но правдой был — гроза судей!
Отец мой {5} — он в руках со шпагой,
Собрав отважнейших в рядах,
Зажжённый мост прошёл с отвагой
Противу шведов на штыках!
Мой дядя {6} — верный страж закона,
Прямой министр, прямой поэт —
Высок и прям стоял у трона,
Шёл смело в царский кабинет!
А я, безвестный стихотворец,
Не князь, а просто дворянин,
В Сенате был единоборец —
За правду шёл на всех один!
23 августа 1849
1. Мономах (греч.) — единоборец
2. Мой предок — Владимир Мономах (1053-1125) — великий князь киевский, прозвание ‘Мономах’ унаследовал от матери — дочери византийского императора Константина Мономаха, боролся за единство Руси против феодальных междуусобиц.
3. Его потомок — Александр Нетша (ХIV в.) — смоленский князь, при захвате Смоленских земель Литвой ушёл в Германию, затем вернулся в Россию и вступил в службу ‘под руку’ князя Московского Ивана Калиты.
4. Мой пращур — Дмитриев С.К. (XVII — начало XVIII вв.) — стрелецкий полковник, во время заговора царевны Софьи 1681 года встал на сторону царевичей Петра и Ивана, скрывавшихся в подмосковном Троице-Сергиевском монастыре.
5. Отец мой — Дмитриев А.И. (ум. 1798) — офицер Семёновского полка, участник русско-шведской войны 1788-1790 годов.
6. Мой дядя — Дмитриев И.И. (1760-1837), поэт.
М.А.Дмитриев. Московские элегии. Стихотворения. Мелочи из запаса моей памяти. Московский рабочий, 1985.
Русская эпиграмма (XVIII — начало XX века). Библиотека поэта, большая серия. Советский писатель, Ленинградское отделение, 1988.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека