Дж. Г. Байронъ
Стихотворенія
Романсъ.
Романсъ.
Романсъ.
Романсъ.
Стихотворения, Байрон Джордж Гордон, Год: 1904
Время на прочтение: 5 минут(ы)
Переводъ Вячеслава Иванова
Байронъ. Библіотека великихъ писателей подъ ред. С. А. Венгерова. Т. 1, 1904.
Прости
Разлука
Романсъ (‘Завтное имя сказать, начертать…’)
Романсъ (‘Какая радость замнитъ былое свтлыхъ чаръ…’)
Романсъ (‘Сіяй въ блаженной, свтлой сни!..’)
Романсъ (‘Надежду Счастьемъ не зови…’)
ПРОСТИ!
(Farewell! If ever fondest prayer).
Прости! Когда мольба сильна
За души ближнихъ предъ Отцомъ,
Моя мольба Ему слышна —
И ты оправдана внцомъ…
Нметъ страсть и скорбь тиха:
Смй, духъ, безъ жалобъ крестъ нести!
Святй кровавыхъ слезъ грха
Единый стонъ: Прости! Прости!
Уста молчатъ, сухи глаза,
Но въ сердц сиромъ не замретъ
Неизсушимая слеза,
И боль, и память — не уснетъ…
Духъ говоритъ: He прекословь,
Хоть боль не хочетъ рокъ нести!
Лишь знай: вотще была любовь,—
И все вмсти въ одно: Прости!
РАЗЛУКА
(When we two parted).
Я помню разлуки
Убійственный зовъ,
Безгласныя муки
И слезы безъ словъ,
Блдный, какъ снгъ, твой ликъ,
Поцлуй холоднй…
Скорбный, сулилъ тотъ мигъ
Скорбь этихъ дней!
Зорь мутныхъ туманы
Застлали мн взоръ,
Пророча обманы,
Паденье, позоръ…
Обтъ мой — ненуженъ,
И стыдъ твой — мой стыдъ —
Молв обнаруженъ
Стожалыхъ обидъ.
Какъ звонъ похоронный,
Звукъ имени твой
Мн мститъ, повторенннй
Стоустой молвой.
Чью память кляну я,
Чей въ сердц кумиръ
Храню я, казню я,—
He вдаетъ міръ.
Насъ тайна свела —
Скорблю я безгласно,
Что забыть ты могла,
Что я врилъ напрасно,
И встртить готовъ
Въ срокъ тайный свиданье,
Какъ встртилъ страданье,—
Въ слезахъ и — безъ словъ.
РОМАНСЪ.
(I speak not, I trace not, I breathe not thy name).
Завтное имя сказать, начертать
Хочу — и не смю молв нашептать.
Слеза жжетъ ланиту — и выдастъ одна,
Что въ сердц нмая таитъ глубина.
Такъ скоро для страсти, для мира сердецъ
Раскаяньемъ поздно положенъ конецъ
Блаженству — иль пыткамъ?.. He намъ ихъ заклясть:
Мы рвемъ ихъ оковы — насъ сводитъ ихъ власть.
Пей медъ, преступленья оставь мн полынь!
Мой идолъ, прости меня! хочешь — покинь!
Но сердце любви не унизитъ вовкъ:
Твой рабъ я, —не сломитъ меня человкъ.
И въ горькой кручин пребуду я твердъ:
Смиренъ предъ тобой и съ надменными гордъ.
Забвенье съ тобой — иль у ногъ вс міры?..
Мгновенье съ тобой вс вмстило дары!
И вздохъ твой единый коритъ и мертвитъ,
И взоръ твой единый даритъ и живитъ.
Бездушными буду за душу судимъ:
Не имъ твои губы отвтятъ,— моимъ!
‘Ты просилъ у меня псню’ — посылаю теб попытку, которая стоила мн немалаго труда и потому, кажется, совсмъ не стоить того употребленія, какое ты хотлъ изъ нея сдлать. Если это врно, брось ее въ печку безъ дальнихъ словъ.’ (Байронъ — Муру. 4 мая 1814).
ЮЛIAHЪ.
Отрывокъ.
(Julian. A fragment).
I.
Ha воды пала ночь, и сталъ покой
На суш, но, ярясь, въ груди морской
Гнвъ клокоталъ и втръ вздымалъ валы.
Съ останковъ корабельныхъ въ хаосъ мглы
Пловцы глядли… Мглу, въ тотъ черный мигъ,
Пронзилъ изъ волнъ протяжный, слитный крикъ,—
За шхеры, до песковъ береговыхъ
Домчался и въ стихійныхъ стонахъ — стихъ.
II.
И въ брезжущемъ мерцаньи, поутру,
Исчезъ и слдъ кричавшихъ ввечеру,
И остовъ корабля — на дн пучинъ,
Вс сгинули, но пощаженъ одинъ.
Еще онъ живъ. На отмель нахлестнулъ
Съ доскою валъ, къ которой онъ прильнулъ,
И, вспять отхлынувъ, сирымъ пренебрегъ,
Единаго забывъ, кого сберегъ,
Кого спасла стихіи сытой месть,
Чтобъ онъ принесъ живымъ о жившихъ всть.
Но кто услышитъ всть? И чьихъ изъ устъ
Услышитъ онъ: ‘будь гостемъ’? Берегъ пустъ.
Вотще онъ будетъ ждать и звать въ тоск.
Ни ногъ слда, ни лапъ слда въ песк:
Глазъ не открылъ на остров уликъ
Живого, только верескъ чахлый никъ.
III.
Всталъ, нагъ и осушая волоса,
Съ молитвой онъ воззрлъ на небеса…
Увы, чрезъ мигъ иные голоса
Въ душ начальный возмутили миръ.
Онъ — на земл, но что тому, кто сиръ
И нищъ, земля? Лишь память злую спасъ,
Да плоть нагую — Рокъ. И Рокъ въ тотъ часъ
Онъ проклялъ,— и себя. Земли добрй,—
Его одна надежда — гробъ морей.
IV.
Едва избгшій волнъ — къ волнамъ повлекъ
Шатаяся, стопы и изнемогъ
Усиліемъ, и свтъ въ очахъ запалъ,
И онъ безъ чувствъ на брегъ соленый палъ.
Какъ долго былъ холоднымъ трупомъ онъ,—
He вдалъ самъ. Но явь смнила сонъ,
Подобный смерти. Нкій мужъ предъ нимъ.
Кто онъ? Одной-ли съ нимъ судьбой роднимъ?
V.
Онъ поднялъ Юліана. ‘Такъ-ли полнъ
Твой кубокъ горечи, что, горькихъ волнъ
Отвдавъ, отъ живительной струи
Ты отвратить возмнилъ уста твои?
Встань! и, хотя сей берегъ нелюдимъ,—
Взгляни въ глаза мн,— знай: ты мной хранимъ.
Ты на меня глядишь, вопросъ тая,
Моихъ увдавъ, и познавъ, кто я,
Дивиться бол будешь. Ждетъ насъ челнъ,
Онъ къ пристани придетъ и въ спор волнъ’.
VI.
И, юношу воздвигнувъ, воскресилъ
Онъ въ немощномъ родникъ замершій силъ
Цлительнымъ касаньемъ: будто сонъ
Его свжилъ, и легкій вспрянулъ онъ
Отъ забытья. Такъ на втвяхъ заря
Пернатыхъ будитъ, встницей горя
Весеннихъ дней, когда эиръ раскрылъ
Лазурный путь паренью вольныхъ крылъ,
Той радостью духъ юноши взыгралъ,
Онъ ждалъ, дивясь,— и на вождя взиралъ.
POMAHСЪ.
(Stanzas for music).
(There’s not a joy the world can give).
O Lachrymarum fons, tenero saeros
Ducentium ortus ex animo: quater
Felix! in imo qui scatentem
Pectore te, pia Nympha, sensit.
Gray, Poemata.
Какая радость замнитъ былое свтлыхъ чаръ,
Когда восторгъ былой истллъ и отпылалъ пожаръ?
И прежде чмъ съ ланитъ сбжалъ румянецъ юныхъ лтъ,
Чувствъ первыхъ, изсушенъ поникъ въ душ стыдливый цвтъ.
И тхъ, что носятся въ волнахъ съ обрывками снастей, —
Втръ буйный мчитъ на рифъ вины иль въ океанъ страстей.
И коль въ крушеньи счастья имъ остался цлъ магнитъ,—
Ахъ, знать къ чему, гд скрылся брегъ, что ихъ мечты манитъ?
Смертельный холодъ ихъ объялъ, мертвй чмъ Смерть сама:
Къ чужой тоск душа глуха, въ своей тоск нма.
Гд слезъ ключи? Сковалъ морозъ волну живыхъ ключей!
Блеснетъ ли взоръ — то свтлый ледъ лучится изъ очей.
Сверкаетъ ли рчистый умъ улыбчивой ркой
Въ полночный часъ, когда вотще душа зоветъ покой,—
To дикой силой свжій плющъ зубцы руинъ обвилъ:
Такъ зеленъ плющъ!—такъ остовъ стнъ подъ нимъ и сръ, и хилъ!
Когда бъ я чувствовалъ, какъ встарь, когда бъ я былъ — что былъ,
И плакать могъ надъ тмъ, что рокъ — умчалъ и я — забылъ:
Какъ сладостна въ степи сухой и мутная струя,—
Такъ слезъ родникъ меня бъ живилъ въ пустын бытія!
Эти стихи Байронъ прислалъ Муру для нкоего г. Поуара, который издалъ ихъ съ музыкой сэра Джона Стивенсона. ‘Мн очень весело посылать теб грустную песню’, писалъ поэтъ 2 марта 1815 г. Затмъ, 8 марта, онъ писалъ ему же: ‘Одно событіе, смерть бднаго Дорсета,— и воспоминаніе о томъ, что я когда-то чувствовалъ и что долженъ былъ бы чувствовать и теперь, но не могу, заставило меня разршиться этими мыслями, которыя теперь въ твоихъ рукахъ’. Годъ спустя, въ другомъ письм къ Муру. Байронъ говоритъ: ‘Я горжусь тмъ, что эти стихи — самые правдивые, хотя и самые грустные изъ всхъ, много написанныхъ’.
РОМАНСЪ.
(Stanzas for music).
(Bright be the place of thy soul…)
Сіяй въ блаженной, свтлой сни!
Изъ душъ, воскресшихъ въ оный міръ,
He цловалъ прелестнй тни
Сестеръ благословенный клиръ.
Ты все была намъ: стань святыней,
Безсмертья преступивъ порогъ!
Мы боль смиримъ предъ благостыней:
Мы знаемъ, что съ тобой—твой Богъ.
Персть надъ тобой легка да будетъ,
Какъ изумрудъ — свтла трава,
Цвты цвтутъ, и мысль забудетъ
О сни смертной: ты—жива!
Земля сводъ кущъ всегда зеленыхъ
Взроститъ… Но пустъ ни скорбный тисъ