СПИЧЕЧНИЦА
СПИЧЕЧНИЦА
Изъ путевыхъ воспоминаній въ Австраліи.
‘Нива’, NoNo 40—41, 1875
Спичечница, Английская_литература, Год: 1875
Время на прочтение: 22 минут(ы)
Я нсколько времени жилъ съ Лилли Тротомъ въ ‘кустахъ’, какъ мы называемъ въ Австраліи незастроенныя еще мста. Лилли Тротъ былъ моимъ путевымъ товарищемъ, я взялъ его съ собой, потому-что мн надо было проникнуть во внутренность Викторіи, гд путешествовать въ одиночку очень опасно, разумется, обитатели кустовъ не слишкомъ-то задумаются, вмсто одного, убить и двухъ заразъ, но все-таки хать вдвоемъ благоразумне. Кром того мн хотлось имть общество въ длинной дорог, скучно хать и хать по безконечнымъ равнинамъ, по однообразнымъ лсамъ, когда не съ кмъ перекинуться словечкомъ.
Прежде всего надо сказать, что Лилли Тротъ былъ — пожизненно ссыльный изъ Англіи, онъ нисколько не скрывалъ этого, ему ршительно все равно, знаетъ кто объ этомъ или нтъ. Это, конечно, происходило отъ того, что весьма многіе раздляли съ нимъ эту участь. Въ Австраліи жили и живутъ по сіе время тысячи колонистовъ, которые совершили даромъ путешествіе къ своимъ антиподамъ, и которые держатъ себя здсь съ такимъ спокойствіемъ и непринужденностью, какъ какой нибудь богатый туристъ на модныхъ водахъ.
Оба мы хали на лошадяхъ, привязавъ къ сдламъ шерстяныя одяла, на случай ночлега въ кустахъ.
У меня въ карман былъ револьверъ, а на рук у Лилли Трота висло на шнурк отвратительнаго вида орудіе защиты. Онъ открыто заявлялъ свое презрніе къ ружьямъ, пистолетамъ и всякимъ огнестрльнымъ орудіямъ, которыя, по его мннію, ничего не значили противъ его свинцовыхъ головокъ. Мн раньше еще разсказывали, что въ его тл сидятъ дв или три пули, и это нисколько его не безпокоитъ, отъ этого-то, врно, и происходило его пренебреженіе къ огнестрльному оружію.
Мы медленно хали по однообразной, скучной дорог, по краямъ которой лишь кое гд торчали жалкія деревца. Рысьи глаза Лилли Трота блуждали по всмъ направленіямъ, то тутъ, то тамъ, показывалъ онъ мн вдали, то углубленіе, то склонъ холма, гд, по его мннію, была бы работа золотоискателю, еслибы онъ только хорошенько поискалъ. Послднее излишне бы кажется и прибавлять, потому-что, само собою разумется, надо искать, чтобы что нибудь найдти, однако здсь, еще не очень давно, было иначе. Золото лежало большею частію прямо на поверхности земли, кварцы въ теченіи тысячелтій вывтрились, а зерна благороднаго металла остались неповрежденными, тамъ, гд на холмахъ золотыя крупинки были смшаны съ землей, послднюю смыло дождями, и блестящія золотыя зерна лежали открыто въ ожиданіи счастливца, который ихъ найдетъ.
‘Сюда скоро опять придетъ компанія’, сказалъ Лилли Тротъ, ‘можетъ быть я еще самъ вздумаю придти сюда, и снова попытаю счастья, посмотрите вонъ туда, гд холмъ образуетъ сдло, тамъ всего больше золота!’ Онъ говорилъ это съ твердымъ убжденіемъ, но такъ какъ я во всей этой мстности не находилъ ровно никакихъ признаковъ золота, то я недоврчиво покачивалъ головой. Лилли Тротъ былъ слишкомъ гордъ, чтобы защищать свое мнніе.
Дорога наша была самая пустая и скучная, какую только можно себ представить, передъ нами разстилалась необозримая равнина, вся сожженная солнцемъ. Въ теченіи двухъ дней, мы только и встртили что нсколькихъ дровосковъ. Опять наступилъ вечеръ, мы хали низкимъ кустарникомъ, откуда при нашемъ приближеніи, вылетали рои мухъ и комаровъ, мучившихъ насъ невыносимо. Казалось, кром этихъ жестокихъ наскомыхъ, мы были единственными живыми существами въ этой одинокой пустын, потому-что уже нсколько времени до насъ не долетало ни единственнаго звука, передъ нами лежало мертвое царство. Везд тишина, только и слышалось докучливое жужжаніе комаровъ, да трескъ сухихъ втвей подъ копытами нашихъ лошадей.
Я постепенно впалъ въ состояніе какого-то нравственнаго оцпеннія, передъ моими глазами медленно тянулся въ полумрак низкій кустарникъ, ровный, медленный шагъ моей усталой лошади приводилъ мое тло все въ одно и тоже однообразное движеніе. Вдругъ меня пробудилъ изъ моего забытья свистъ, до моею слуха доносились чудные звуки, такіе мягкіе и нжные, какихъ я никогда не слышалъ. Я собрался съ мыслями и посмотрлъ вверхъ, чтобы узнать откуда выходитъ эта чудесная музыка — это свистлъ Лилли Тротъ! Изъ его некрасивыхъ толстыхъ губъ лились чистйшіе звуки, и мелодіи изъ Фигаро, Донъ Жуана, снова возбудили мои силы. Изъ превосходнйшей флейты невозможно бы было извлечь боле серебристыхъ нотъ! Воображеніе унесло меня въ Европу, въ ярко-освщенную концертную залу — дйствительность исчезла. Мой спутникъ давно уже пересталъ, а я все еще былъ погруженъ въ свои мечты, только хриплое карканье пролетвшей мимо стаи воронъ вернуло меня къ настоящему. ‘Чудесно, Тротъ’, сказалъ я и прибавилъ посл нкотораго молчанія: ‘а что, не сдлать-ли намъ здсь привала?’.
‘Пожалуй’, равнодушно кинулъ Тротъ, но его зоркіе глаза искали въ темнот подходящаго мста для ночлега. Мы слзли съ усталыхъ лошадей и набрали сухой травы и втвей, чтобы развести костеръ и заварить чаю. Дло было скоро слажено, огонь запылалъ, и Тротъ принесъ воды изъ маленькаго скрытаго ручейка, котораго бы мн не найдти во всю жизнь. Пока закипала вода, мы разнуздали лошадей, и изъ сделъ и одялъ приготовили себ ночной бивуакъ. Все это длалось не говоря ни слова, скоро мы лежали растянувшись у огня, мысли наши носились далеко, далеко. Мы напились чаю, закусили съ аппетитомъ проголодавшихся охотниковъ, и потомъ набили свои коротенькія трубочки, чтобы съ полнымъ наслажденіемъ вкушать счастіе отдыха. Даже и теперь, за первой трубкой, мы не обмнялись ни однимъ словомъ, но когда были наполнены вторыя трубки, мн показалось, что теперь, кажется, будетъ впопадъ высказать одно давнишнее мое желаніе — именно попросить Лилли Трота разсказать что нибудь изъ его дикой жизни.
‘Лилли’, сказалъ я какъ можно равнодушне, ‘вдь вы, должно быть, вели совсмъ особенную жизнь!’
‘О да,’ отвчалъ онъ, и спокойно затянулся изъ трубки. ‘Вижу я, куда вы мтите, хочется вамъ, небось, повыжать изъ меня кое-что. Пожалуй! Чего же вы только хотите? Я вдь имлъ дло со всякой сволочью, начиная отъ карманнаго воришки, до отчаяннйшаго преступника. Что-жъ бы мн вамъ разсказать? Ба! вотъ исторія, которая вамъ понравится!’
Онъ комфортабельно растянулся на спин, пустилъ въ воздухъ нсколько колецъ дыма и началъ:
‘Въ самое первое время, какъ стали сюда прізжать искать золота, и люди до того обезумли отъ неожиданнаго счастья, что не знали на ногахъ они стоятъ или на голов, и всхъ бы ихъ можно было запереть въ сумасшедшій домъ, здсь бывали-таки исторіи. Другой пойдетъ искать золота, да и пропадетъ самъ на вчныя времена, поди ищи куда онъ двался. Друзей не было, семьи также, да и большинство имло основательныя причины не называться своимъ настоящимъ именемъ. Такъ и жили вс чужими среди чужихъ, никто не заботился другъ о друг, всякій зналъ только самъ себя и свое золото. Если начнутъ два человка вмст рыть въ одномъ мст, такъ черезъ нсколько мсяцевъ непремнно услышишь, что одного изъ нихъ видли въ рудникахъ въ Бендиго или Балларат, другого обыкновенно никогда больше не видли. Вопросовъ вообще не длали. Мн какое дло, что такой-то бросилъ свою жену, обрилъ себ бороду, отростилъ волосы, перемнилъ имя и потомъ опять женился три раза въ одинъ годъ? Я зналъ одного человка, такъ тотъ былъ женатъ пять разъ, и былъ всегда веселехонекъ, въ конц концовъ онъ убжалъ опять къ первой жен, убилъ ея втораго мужа и остался жить съ ней, объ остальныхъ четырехъ женахъ онъ никогда и не помышлялъ больше, он вс также повышли замужъ, которая два, которая три раза, съ однимъ изъ своихъ преемниковъ онъ былъ даже очень друженъ до самой своей блаженной кончины. Ну, признаться сказать — я самъ въ этомъ отношеніи не былъ ангеломъ.
‘Тогда, я вамъ скажу, было очень легко скрыться съ глазъ, безъ всякой опасности для себя. Этакому ловкому молодчику съ завитыми волосами и въ моднйшемъ фрак, стоило только хать на золотые пріиски: черезъ восемь недль у него выростала борода, кожа длалась мдно-красной, модный костюмъ обмнивался на шерстяную рубашку и панталоны изъ англійской кожи, онъ долженъ былъ рыть на двадцать футовъ подъ землей, или стоять на верху на втру, съ рукавами засученными до плечъ, и перемывать песокъ, такъ что потъ капалъ у него со лба, а солнце насквозь пропекало его мускулы, — пусть бы узналъ его кто нибудь въ этомъ вид, собственная его жена, даже бы родная мать, и та бы не узнала. Это часто случалось, случалось и иначе, найдутъ его въ одно прекрасное утро въ рудник съ раздробленнымъ черепомъ, оттащатъ въ сторону, выроютъ яму, пихнутъ его туда, яму опять засыплютъ землей, и никто ни на одну минуту не задумается, какъ и когда былъ укокошенъ этотъ человкъ, и кому могъ принадлежать лежавшій подл него окровавленный заступъ.
‘Въ Европ при подобномъ происшествіи всхъ подымаютъ на ноги, чтобы открыть убійцу. Доктора и химики составили бы длиннйшіе акты, цитировали бы знаменитйшихъ ученыхъ, по поводу того, принадлежатъ ли найденные волосы человку или коз, вс газеты были-бы въ восторг, что могутъ угостить своихъ читателей интересной судебной хроникой. Здсь другое дло. Смерть есть смерть, говоримъ мы, а того, кто сталъ бы слишкомъ много толковать объ этомъ, прозвали-бы старой бабой.
‘Мн теперь какъ разъ пришло на память время’, продолжалъ Лилли Тротъ, просунувъ руки между колнями, ‘какъ я въ первый разъ пошелъ рыть золото. Насъ было трое, Санди Джимъ, Билли Альфъ и я. Ужасъ что было за мсто, гд мы основали свой лагерь. Табаку и чаю не достать было на всъ золота, чтобы добыть себ что нибудь, мы должны были бжать на ближайшую станцію, гд только разводились овцы. Мы связали пастуха и его старую жену, закололи сколько намъ нужно было овецъ, забрали сколько нашли муки, сахару и чаю, отыскали даже спрятанный табакъ, навьючили все это на трехъ или четырехъ хорошихъ лошадей, которыхъ нашли въ конюшн, не забывъ, само собою разумется, захватить по дорог сделъ и уздечекъ, и ужъ собрались было весело во свояси. Билли Альфъ, жестокая скотина, хотлъ убить старуху. Санди Джимъ и я поклялись пустить ему пулю въ лобъ, если онъ это сдлаетъ. Онъ побоялся насъ, такого отчаяннаго мерзавца, какъ Билли Альфъ, никогда еще и не бывало на бломъ свт!
‘Я ужъ переступилъ за порогъ, вдругъ слышу, старуха зоветъ меня. Оба мои товарищи ушли впередъ, я вернулся. Старуха лежитъ на земл и не можетъ пошевельнуться, веревки такъ были затянуты, что и у мущины бы зашлись вс члены, не то что у шестидесятилтней старухи. ‘Ты негодяй!’ закричала она мн, ‘но все-таки лучше тхъ двухъ разбойниковъ, въ теб еще есть искра страха Божія! Есть у тебя мать!’
‘Какъ спросила она меня это’, продолжалъ какъ бы про себя Лилли Тротъ, задумчиво глядя въ огонь, ‘меня точно всего передернуло, словно пулей прошибло меня въ самое сердце. Горло у меня сжалось, проклятіе не сошло съ языка, молча обрзалъ я ея веревки, и, какъ негодный трусъ, выбжалъ изъ дому. Санди Джимъ и Альфъ, когда я догналъ ихъ, говорили, что я былъ бле мла.
‘Отъхавъ на нсколько верстъ, мы сошли съ лошадей и устроили банкетъ изъ набранной провизіи. Мы уже почти кончили наше угощеніе, какъ изъ за лсу выхалъ прямо на насъ всадникъ. Мы въ туже минуту были на ногахъ, а въ слдующую минуту молодецъ лежалъ на земл и просилъ милости. Само собою разумется, мы приняли съ нимъ такія мры ради собственной безопасности, по этой же причин, мы должны были обыскать его, чтобы отнять у него оружіе. Въ его карманахъ нашелся хорошенькій маленькій револьверъ, англійскій ножъ и маленькій кожаный мшочекъ, наполненный желтыми, какъ намъ показалось, мдными кусочками.
‘На кой это чертъ!’ воскликнулъ Санди Джимъ, ‘на что теб эту мдь, дружище?’
‘Мдь?’ отвчалъ дурачина, ‘если это мдь, такъ самъ ты мдь! Это золото! да, да, это золото-съ!’
‘Дуракъ или нтъ, но во всякомъ случа это былъ сумасшедшій человкъ — такому страшному тріумвирату, какъ мы, говорить о золот. Если-бы не я, молодчику не жить бы больше и пяти минутъ на бломъ свт, потому-что Билли Альфъ тотчасъ же схватилъ его за горло и хотлъ задушить. Настоящій дьяволъ, этотъ Билли! Лучшій его другъ не былъ въ безопасности отъ него, онъ способенъ былъ задушить кого нибудь изъ за спины, и сейчасъ же преспокойно продолжать курить свою трубку.
‘Мн стоило большаго труда освободить бднягу изъ Биллиныхъ когтей, наконецъ мн это удалось, но лицо его ужъ совсмъ посинло. Я не хвастаю, чтобы я былъ ангеломъ, но какъ я могъ дать на своихъ глазахъ задушить этого человка? Онъ намъ не сдлалъ никакого зла, не могъ намъ ни въ чемъ повредить, напротивъ, я надялся узнать отъ него мсто, гд онъ нашелъ золото, мы много слышали объ исканіи золота, но сами никогда не нападали на слдъ. И такъ, мы общали ничего съ нимъ не длать, если онъ дастъ намъ нужныя указанія. Онъ разсказалъ, что нашелъ золото въ Вендиго, что тамъ роютъ боле ста человкъ и вс находятъ столько золота, сколько имъ нужно, и что еще и на нашу долю тамъ хватитъ.
‘Натурально, извстіе это очень взволновало насъ. Мы немедленно-же пустились въ путь, взявъ нашего новаго товарища съ собой. Съ начала онъ артачился, но съ нами были плохія шутки, онъ на себ испыталъ, много-ли для насъ значитъ задушить человка, и такъ, онъ покорился необходимости и указалъ намъ дорогу. Мы дали немного крюку, чтобы въ ближайшемъ мстечк купить необходимыя орудія, и намъ посчастливилось добыть дв лопаты и одну пешню.
‘Мы скоро пріхали въ Вендиго и живо принялись за работу. Въ Гольденъ-Голли, самое богатйшее мсто, намъ ужъ не удалось попасть — а жаль, тамъ золотоискатели добывали среднимъ числомъ по двадцати унцовъ въ день. Мы рыли на три фута въ глубину, и находили то чего искали, наше мсто мы прозвали мертвой Собачьей Ямой, потому-что первое что мы тамъ нашли, были дв дохлыя собаки. Потомъ мы рыли въ Ослинной ям, и нашли тамъ кусокъ золота въ семьдесятъ унцовъ всу.
Вообще дла наши шли на славу, куда бы мы не пошли, везд находили золото, къ тому же тамъ еще не было много народа, такъ что намъ не приходилось биться на жизнь и на смерть изъ за своихъ участковъ. Намъ зачастую случалось изъ чана песку вымывать по ста двадцати унцовъ золота, мы вс могли бы сдлаться богачами, если-бы только хотли этого. Но мы, какъ и вс прочіе, только и знали что пить да биться объ закладъ. Золото давалось намъ такъ легко, мы такъ мало давали ему цны, что сойдясь въ шинк, не задумывались платить за два или за три стакана грога большими щепотками золота. Въ лавкахъ мы брали что намъ вздумается, и платили сколько съ насъ спросятъ. Особенно любили мы щеголять франтовскими непромокаемыми сапогами, и платили за нихъ такіе сумасшедшіе деньги, что, если сказать вамъ, вы просто не поврите. Что бы ни попалось намъ на глаза — мы вге покупали, при расплат изъ кармана вынималась деревянная шкатулочка съ зернышками золота, и купецъ бралъ оттуда сколько ему заблагоразсудится. Разумется, каждый изъ нихъ длалъ при этомъ такой видъ, будто честне его нтъ человка на свт. Онъ бралъ самую малость, въ десятеро больше кралъ потихоньку, пока мы болтали, и потомъ отдавалъ шкатулочку назадъ, говоря: ‘со мной вамъ нечего бояться обмана, но съ другими я совтовалъ-бы вамъ быть осторожне и самимъ взвшивать золотыя крупинки!’
Мы смялись, называли его въ глаза мошенникомъ, и выходили изъ лавки, намъ и горюшка не было, опорожнилъ-ли онъ вс наши шкатулочки или оставилъ тамъ еще что нибудь. Если тамъ оставалась какая нибудь бездлица, то въ слдующемъ кабак это промнивалось на водку. Никто не доставалъ столько золота, какъ одни братья Кремеры, т что ткнутъ лопатой, то и выгребутъ цлую кучу.
Каждый вечеръ вс мы сходились въ одномъ жалчайшемъ барак, который назывался ‘Питейный домъ открытыя двери’. Само собою разумется, трезвымъ не выходилъ оттуда ни одинъ человкъ. Дракъ тамъ не бывало, только ножами пырялись такъ, что иной посл такого угощенія и не просыпался на слдующее утро.
Главнымъ занятіемъ была игра, щепотки золота, унцы золота, даже куски золота, величиною съ орхъ, ставились на карту, въ часъ проигрывались и выигрывались тысячи унцовъ золота. Былъ тамъ между игроками одинъ большой чудакъ, его такъ и называли: ‘Вдвойн или Квитъ’, потому-что онъ всегда, когда проигрывалъ, кричалъ: ‘вдвойн или квитъ. Этотъ возгласъ онъ повторялъ цлый вечеръ, пока не проигрывалъ всего своего золота до послдняго зернышка. Онъ былъ однимъ изъ самыхъ счастливыхъ золотоискателей: куда-бы онъ не сунулъ свой заступъ, везд такъ и заблеститъ золото, точно хочетъ сказать: бери меня, сдлай милость. Цлый день онъ работалъ, какъ лошадь, какъ наберется у него унцовъ пятьдесятъ или шестедесятъ, такъ онъ скоре и бжитъ проиграть ихъ въ ‘Открытыхъ дверяхъ’. Разъ онъ былъ порядкомъ выпивши, что, впрочемъ, случалось съ нимъ очень рдко, и въ пьяномъ вид поцловалъ молодую скотницу. Та такъ създила его по физіономіи, что онъ чуть не свалился съ ногъ. Это ему понравилось, онъ закричалъ: вдвойн или квитъ, и еще разъ обнялъ ее такъ, что у нея затрещали бока. Забавнымъ образомъ кончилъ свою жизнь бдняга. Завязалась у него разъ вечеромъ адская ругань съ другимъ золотоискателемъ. Ршили утромъ драться. Сказано, сдлано. ‘Вдвойн или квитъ’ побдилъ и повалилъ своего противника, но этимъ онъ не удовольствовался и закричалъ: вдвойн или квитъ! Противникъ принялъ вызовъ, на другой день они сильно дрались. ‘Вдвойн или квиту’ достался сильный толчекъ. Вдвойн! закричалъ онъ, и опять бросился впередъ. Квитъ! закричалъ другой — и повалилъ его. Уложили его въ постель, а черезъ недлю онъ отдалъ душу Богу. Во время болзни онъ бредилъ, страшно шумлъ и постоянно какъ будто игралъ въ карты. Передъ самой смертью онъ вскочилъ, пристально осмотрлся кругомъ и проговорилъ такимъ мягкимъ голосомъ, какого я никогда у него не слышалъ: ‘Маша! еслибы ты не измнила мн, я-бы не былъ здсь! Проклятіе мое легло не на тебя, а на меня! И все-таки я люблю, люблю, люблю тебя!’ Посл этого онъ упалъ на подушку, но всего на одну минуту, потомъ опять вскочилъ, изо рта у него полилась кровь, онъ, дико озираясь, закричалъ: ‘Каналья смерть: Вдвойн или квитъ!’ Затмъ высоко поднялъ руки, и, какъ дерево, повалился навзничъ, такъ онъ и умеръ.
Разъ вечеромъ мы сидли, какъ обыкновенно, въ ‘Открытыхъ дверяхъ’, и одинъ изъ нашихъ разсказывалъ преудивительныя исторіи про одного туземца, который на двадцатимильномъ пространств находилъ огромные куски золота и такъ просто, поверхъ земли, и будто-бы онъ показывалъ по направленію рки Муррей и говорилъ: ‘Блыя лица найдутъ тамъ много желтыхъ камней!’ Весь вечеръ не было другаго разговора, какъ объ этомъ, вс думали, какое-бы это было мсто. Когда мы шли домой, Санди Джимъ и Билли Альфъ были ужасно взволнованы и упрашивали меня идти вмст съ ними къ Муррею. Я не хотлъ. Мн ужъ надоло искать золото, и я хотлъ ухать въ Мэльборнъ. Прежде и они также собирались туда, но теперь и слышать не хотли объ этомъ. Билли Альфъ не хотлъ ни одного дня больше оставаться въ Вендиго. Санди Джимъ присоединился къ нему, я же остался при своемъ, и такъ, въ эту же ночь мы разстались.
На слдующее утро я ухалъ въ Мэльборнъ. Золото я зашилъ въ кожанный поясъ, который надлъ на себя, мой защитникъ вислъ у меня на рук. Альфъ и Джимъ ночью же пустились въ новое Эльдорадо, чтобы поспть туда прежде, чмъ другіе нападутъ на такую же мысль.
Я очень былъ радъ отдлаться отъ Билли Альфа, это былъ негодяй первой руки, коварный, низкій. Но разставаться съ Санди Джимомъ мн было тяжело, мы столько опасностей длили другъ съ другомъ, и онъ всегда былъ со мной друженъ и помогалъ мн въ бд. Разъ мы оба вмст чуть не умерли съ голода, а такія вещи очень сближаютъ людей. Разумется, мы много не распространялись на прощаньи, я подарилъ ему мою маленькую металлическую спичечницу, къ которой я очень привыкъ, потому-что она у меня была десять лтъ, и которую я ни за что бы не отдалъ никому другому, онъ далъ мн свой ножъ съ настоящимъ англійскимъ лезвеемъ. Затмъ мы простились другъ съ другомъ такъ, какъ будто утромъ увидимся по всегдашнему, и разошлись. Больше я ужъ его никогда не видлъ.
Желалъ бы я знать, есть-ли на всемъ бломъ свт еще другой такой городъ, какимъ былъ Мэльборнъ въ первые два три года посл открытія въ этихъ краяхъ золота. Наврядъ-ли, мн кажется ничего подобнаго не можетъ нигд быть. Сюда стеклись народы со всего міра: испанцы, французы, греки, русскіе, малайцы, индйцы — однимъ словомъ вс, кром китайцевъ.
Такого пьянства, такого соренья деньгами, какъ было тамъ въ то время, свтъ еще не видлъ да никогда и не увидитъ больше. Тамъ не было ни одного благоразумнаго человка, вс были или сумасшедшіе или пьяные. Я, разумется, не отставалъ отъ другихъ, вдь у меня, слава Богу, денегъ было столько, сколько я могъ на себ таскать. Нечего и говорить, что я остановился въ лучшемъ отел, за завтракомъ, обдомъ и ужиномъ пилъ шампанское по десяти рублей серебромъ за бутылку. Для разнообразія я спрашивалъ иногда хересъ и рейнвейнъ.
Разъ я сижу за своей бутылкой, какъ вдругъ ко мн подходитъ одинъ знакомый, съ которымъ мы долго рыли вмст и треплетъ меня по плечу. ‘Здорово, Тротъ!’ сказалъ онъ. ‘Здорово братъ’, отвчалъ я. Ну, конечно, я веллъ подать шампанскаго,— мы пили его изъ пивныхъ кружекъ. Онъ также пріхалъ для своего удовольствія въ Мэльборнъ. Мы болтали и пили, и неизвстно сколько-бы еще мы осушили бутылокъ, если-бы вдругъ позади насъ, съ улицы не раздался голосъ — такъ, на три четверти мужской и на одну четверть женскій: ‘Ну, Томъ скоро-ли? Ты врно опять намренъ зассть тутъ?’
Томъ поставилъ кружку на столъ и закричалъ: ‘Чертъ меня возьми, я вдь чуть было не позабылъ. Это моя жена!’
‘Я не зналъ что ты женатъ, сказалъ я.
‘Да я и не былъ,’ отвчалъ онъ, почесывая голову, ‘я всего часъ какъ женатъ. Пойдемъ-ка, я теб ее покажу!’
Я вышелъ съ нимъ на улицу, и тамъ въ карет сидла его жена въ розовомъ шелковомъ плать — толстая ирландка съ мднымъ лицомъ, годами десятью старше его. Рядомъ съ ней сидла дама помоложе, также очень толстая.
‘Вчера только познакомился съ ней!’ шепнулъ мн Томъ ‘Сегодня мы обвнчались, видишь-ли старина, какъ надо длать, въ этомъ небось есть кое-что’.
‘Очень многое!’ отвчалъ я.
‘Не правда-ли?’ обрадованно возразилъ онъ ‘Да, такой жены не встртишь на каждомъ шагу!’
‘Скорая женитьба!’ сказалъ я.
‘Не скоре того, какъ это здсь въ мод’, возразилъ онъ. ‘Варней,мясникъ, котораго ты знаешь, вчера пріхалъ сюда — сегодня ужъ женатъ. Драный Филиппъ также женился третьяго дни!’
‘Неужели? спросилъ я, вдь мы хорошо знали другъ друга. Такъ вотъ, какъ здсь длается?’
‘Пріхать сюда и не жениться, вовсе не идетъ!’ отвчалъ онъ.
‘Кто-же эта жирная двица въ твоей карет?’ спросилъ я его еще.
‘Это Клапперовская Бэтти. Сядемъ-ка къ нимъ, да поухаживай за ней, покажи ей твое золото, она пойдетъ за тебя!’
Я очень охотно согласился. Мы сли въ экипажъ, и къ вечеру я ужъ уговаривался съ Бэтти насчетъ свадьбы.
Продувная бестія была эта Бэтти, она ни за что не хотла внчаться иначе, какъ въ бломъ шелковомъ плать, а посл внчанья я долженъ былъ объхать съ ней по всему городу и приглашать каждаго золотоискателя, котораго знала она или я. Въ день свадьбы она была пьяна до безчувствія, я не могъ съ ней браниться, потому-что и самъ былъ не лучше.
Въ то время я, конечно, не зналъ то, что теперь знаю очень хорошо, именно, что она ужъ разъ двадцать выходила такъ замужъ. Я зналъ только одно, что эта чертовская двка, глаза черные, какъ вишни, косы до пятъ. Право, она была не дурна. Она увряла, что ужасно любитъ меня ужъ за то, что я умю такъ мило свистать, я врилъ ей, какъ дуракъ. Когда она говорила: ‘Посвисти, милый Тротъ!’ я становился передъ ней, болванъ болваномъ, я свисталъ. А она смялась, я думалъ что это она отъ удовольствія, а она просто надо мной насмхалась. Не свистанье мое, а мое золото было магнитомъ, который притягивалъ ее. Ей хотлось добыть золота, и чертъ возьми, она и добыла. Это-то мн и нравится въ Клапперовской Бэтти, даже теперь, когда я объ ней думаю, потому-что жеманство я ненавижу, какъ смертвый грхъ.
Мы были женаты три дня — я-бы и не зналъ этого точно, еслибы не записалъ раньше, потому-что все это время, днемъ и ночью, я былъ пьянъ безъ просыпу — какъ одинъ пріятель говоритъ мн, хлопая меня по плечу: ‘Вотъ теб и Лилли Тротъ, Клапперовская-то Бэтти съ твоимъ золотомъ дала тягу съ другимъ золотоискателемъ!’
Къ счастію я передъ этимъ положилъ пару другую унцовъ золота въ Мэльборнскій банкъ. Я ихъ вынулъ и истратилъ на поиски Бэтти. Найти ее я, конечно, не нашелъ, она врно удрала въ Сидней, куда я не могъ хать по личнымъ соображеніямъ. Да, да, это была ловкая бабёнка! Сказать мимоходомъ, съ тхъ поръ я такъ и не видлъ ее больше и не слышалъ объ ней ничего.
Я вернулся назадъ въ Ослинную яму, но тамъ было-таки ужъ порядочно повыбрано. Я переходилъ отъ одного пріиска къ другому, рылъ то тамъ, то тутъ, но никогда не находилъ столько, какъ вмст съ Санди Джимомъ и Билли Альфомъ. Никто ничего не зналъ объ нихъ, я часто подумывалъ, нашли-ли они то мсто, которое искали, гд золотые самородки свободно валяются на земл.
Года черезъ полтора, я, такъ сказать, лицомъ къ лицу наткнулся на Билли Альфа. Это было въ новомъ кустарник, миляхъ въ тридцати отъ Вендиго.
‘Альфъ!’ весело закричалъ я, потому-что очень былъ радъ увидться съ старымъ товарищемъ. ‘Какъ поживаешь, старина?’
‘Да вдь это и вправду Лилли?’ громко закричалъ онъ, длая видъ, будто изъ себя выходитъ отъ радости, между тмъ какъ по его лицу я видлъ, что ему больно не по нутру эта встрча.
Понятно, что мы сдлали то, что обыкновенно длаютъ два товарища, когда встртятся долго не видавшись другъ съ другомъ: мы пошли въ портерную. Я сталъ его тотчасъ-же распрашивать про Санди Джима. Альфъ съ нкоторымъ замшательствомъ разсказалъ мн, что они по дорог разсорились. Это меня нисколько не удивило, но мн показалось страннымъ, что Санди Джимъ ухалъ будто-бы въ Европу. Тысячу разъ онъ говорилъ мн, что живи онъ хоть сто лтъ, такъ никогда не оставитъ Австраліи, онъ и не могъ этого сдлать, также какъ я, но у него былъ, также какъ у меня, паспортъ на свободное пребываніе во всей Австраліи.
Билли Альфъ разсказывалъ мн, что ему теперь очень хорошо, что онъ купилъ въ новомъ кустарник кусокъ земли и хочетъ совсмъ бросить исканіе золота. Разговоръ какъ-то не вязался, Альфъ чувствовалъ это также хорошо, какъ и я, поэтому вынулъ изъ кармана трубку, чтобы въ клубахъ табачнаго дыма незамтне протянуть время.
Просто чудеса, какъ иногда изъ пустяковъ выходятъ наружу большія вещи! Не вынь Альфъ своей трубки, и я бы не вынулъ своей, и вы никогда-бы не услышали той исторіи, что я вамъ разсказываю теперь.
А дло-то вышло вотъ какъ: чтобы закурить трубку, вдь вамъ надо ее зажечь, для этого нужна спичка, а спички всякій держитъ въ спичечниц. Такъ вотъ спичечница-то, которую вынулъ изъ своего кармана Билли Альфъ, была точь въ точь такая, какую я подарилъ Санди Джиму при нашемъ прощаньи.
Меня точно какъ стрлой пронзило всего, когда я увидлъ эту вещицу въ рукахъ у Альфа. Я не знаю, что такое значитъ нервы, вообще не знаю, какое это такое чувство страхъ, но въ эту минуту я испугался. Я зналъ очень хорошо, какой былъ человкъ Санди Джимъ: онъ ни за какія блага не подарилъ-бы никому вещи, которую я далъ ему на память. Я зналъ его какъ самого себя, а я скоре-бы пожертвовалъ жизнью, чмъ отдалъ-бы кому нибудь ножикъ, подаренный мн Санди Джимомъ. Значитъ, говорилъ я себ дальше, если Санди Джимъ не отдалъ спичечницы добровольно, она была отнята у него силой, а если онъ изъ за этого поссорился съ Альфомъ, такъ что-жъ дальше?
Вс эти мысли проходили у меня въ голов, пока я закуривалъ трубку. Я далъ себ слово во чтобы то ни стало разузнать, ухалъ-ли Джимъ въ Европу и что съ нимъ сталось. Я, какъ можно равнодушне, спросилъ Билли Альфа, что же у нихъ вышла за исторія, и отчего они такъ скоро разошлись?
‘Ахъ’, съ замшательствомъ отвчалъ онъ, ‘мы два дня хали вмст, потомъ заспорили въ какую сторону хать дальше, и тогда Санди Джимъ взялъ направо, а я налво’.
Я сталъ его спрашивать дальше, почему же онъ знаетъ, что Санди ухалъ въ Европу?
‘Мн сказалъ одинъ товарищъ, который пріхалъ изъ Мэльборна, и разговаривалъ съ Джимомъ на корабл, вотъ все, любезный Тротъ, что я объ немъ знаю!’
Я добродушно кивнулъ головой, будто-бы вполн вря его разсказу. Объ спичечниц я не проронилъ ни словечка.
‘Скажи-ка мн, Альфъ’, продолжалъ я помолчавъ немного, ‘можно мн переночевать эту ночь у тебя?’
‘Какая, право, досада!’ отвчалъ онъ, ворочая глазами, какъ будто это въ самомъ дл огорчало его, ‘палатка моя восьми футовъ въ ширину и десяти въ длину, а со мной еще двое людей, они также спятъ въ моей палатк!’
Ага! подумалъ я — у него въ палатк есть что-то чего я не долженъ видть. Я пожелалъ ему спокойной ночи и мы разстались. Разумется, я слдилъ за нимъ, и не выпускалъ его изъ вида. Онъ пошелъ къ своей палатк, она была вдвое больше противъ того какъ онъ разсказывалъ. И какъ бы вы думали, кто былъ привязанъ подл самой ея двери? Собака Санди Джима! Собака моего стараго друга Санди, Лео, которая не оставила-бы своего господина, хоть-бы ее заколотили до смерти! Я сейчасъ-же подумалъ: ‘Ну, другъ Санди! они съ тобой сфальшивили, но погоди, я ужъ узнаю, какъ все это было!’
Лилли Тротъ замолчалъ теперь посл длиннаго разсказа. Уже была глухая ночь, далекіе раскаты грома предвщали грозу. Я могъ различать черты своего собесдника, только по временамъ, когда особенно ярко вспыхивала какая нибудь втка нашего костра, и мн казалось, что онъ принимаетъ какое-то таинственное, чуть не зловщее выраженіе. Онъ толкалъ ногой горящій костёръ, и изъ него сыпались тысячи искръ. Огонь охватывалъ одну втвь за другой, пламя ярко вспыхивало, потомъ опять длалось темно, и огонь пробивался въ другомъ мст. Наконецъ, Лилли Тротъ снова началъ свой разсказъ:
‘Видъ собаки моего бывшаго друга не могъ способствовать къ спокойному настроенію моихъ мыслей, я чувствовалъ, какъ кровь прилила къ голов. Воображеніе рисовало мн всевозможныя ужасныя картины, я представлялъ себ, какъ Санди Джимъ лежитъ на земл, и какъ Альфъ склонилъ надъ нимъ свое дьявольское лицо. Лео была врнйшая, прекраснйшая собака, какую я когда либо видлъ, Джимъ часто говаривалъ: ‘Я лучше соглашусь быть бднякомъ и имть Лео, чмъ быть богатымъ безъ Лео’. Не легко было вырваться изъ его челюстей тому, кто разъ попалъ въ нихъ. Отъ него со страхомъ отходили вс другія собаки. Онъ весь былъ искусанъ — такъ часто приходилось ему выдерживать борьбу на жизнь и на смерть. Для меня было непостижимой загадкой, какъ могъ Альфъ укротить его и привязать къ себ?
Я направился въ ближайшую портерную и за стаканомъ грога сталъ обдумывать, что мн длать. Отретироваться безъ шума и безъ того чтобы не быть замченымъ Лео, было не совсмъ легко. Я у того и у другаго разспрашивалъ объ Альф. Никто его терпть не могъ, да и онъ ни съ кмъ не знался, жилъ себ въ одиночку и старался избгать всякихъ лишнихъ разговоровъ. Вс считали его за капитальнаго, отъявленнаго негодяя. Когда я выпилъ свой грогъ, у меня въ голов твердо засла мысль — въ эту же ночь пріобрсти Лео, чего-бы это не стоило.
Попозже ночью, я осторожно подкрался къ палатк Альфи, онъ спалъ въ ней одинъ, никакихъ товарищей, какъ онъ говорилъ, съ нимъ не было. Отсюда я еще осторожне приблизился къ канур Лео, во всякомъ случа остерегаясь подходить ближе разстоянія его цпи. Онъ увидлъ меня и минутъ пять заливался лаемъ, не переводя духу.
У Санди Джима была одна любимая псня, которую онъ часто плъ. Я началъ потихоньку насвистывать её, точно такъ какъ это бывало длалъ Джимъ. Лео сталъ понемножку униматься и наконецъ совсмъ замолчалъ. Я подползъ ближе и назвалъ его по имени. Онъ узналъ меня, началъ лизать руки и такъ принялся прыгать и скакать на своей цпи, что я думалъ, разорветъ онъ ее. Я съ трудомъ успокоилъ его и перерзалъ цпь.
Сдлавъ это, я, что было духу, бросился бжать прямо въ кустарникъ, по бряцанью цпи сзади меня я зналъ, что Лео слдуетъ за мной. Когда я почувствовалъ себя въ безопасности — подпустилъ собаку къ себ и освободилъ ее отъ цпи и ошейника. Ну, Лео, воскликнулъ я, между тмъ какъ онъ облапивалъ меня, теперь начнемъ розыскивать что сталось съ твоимъ господиномъ!
Я готовъ побожиться, что собака поняла меня, она тихонько помахивала хвостомъ и смотрла на меня своими блестящими глазами, словно общала помочь мн.
Восемь дней спустя я былъ опять въ Ослиной ям, на томъ самомъ мст, гд полтора года тому назадъ разстался съ своими двумя товарищами. Наша старая палатка еще стояла на своемъ мст, конечно, она была сильно повреждена, но все таки въ ней жилъ еще какой-то старикъ, но къ сожалнію онъ не могъ дать мн никакихъ указаній. Средства мои въ конецъ истощились, я опять принужденъ былъ искать золото. Я пошелъ на старое наше мсто, но теперь, работая въ десять разъ больше прежняго, находилъ всего нсколько унцій золота. Да мн и не надо было больше, и я отправился по тому направленію, куда похали тогда т двое. Въ полдень я ужъ не зналъ куда идти дальше, потому что дорога раздлялась. Я ршился идти по той, которая казалась боле прозженной. Не прошелъ я по ней и двадцати шаговъ, какъ Лео подбжалъ ко мн и схватилъ меня за пальто. Сначала я не обратилъ на него вниманія, но онъ начали визжать и всталъ у меня въ ногахъ, такъ что я не могъ сдлать шагу впередъ. Когда я пріостановился, онъ побжалъ назадъ къ другой дорог и остановился тамъ, словно поджидая меня. Теперь, чортъ возьми, я понялъ въ чемъ дло: собака знала по какой дорог пошли они тогда! Если мн теперь кто скажетъ, что у собаки нтъ разума, такъ я скажу тому, что онъ самъ глупе всякой собаки.
Однако для меня оставалось загадкой, какими судьбами Лео, не забывшій до сихъ поръ своего господина, могъ оставаться у Билли Альфа? Я ршилъ слпо слдовать за собакой. Животное, не задумываясь надъ дорогой, хотя бы она длилась на три или на четыре пути, бжала впередъ.
На второй день мы пришли къ обширному бараку, передъ которымъ стояло на скамь нсколько бутылокъ инбирнаго пива. Здсь Лео остановился. Я вошелъ въ баракъ и спросилъ хозяина, нтъ ли у него чего-нибудь ‘покрпче’ инбирнаго пива.
Онъ недоврчиво посмотрлъ на меня, думая, не изъ тайной ли и полиціи, потому что онъ потихоньку продавалъ грогъ, что особенно преслдовалось полиціей, налагавшей за это большой штрафъ. Впрочемъ, убдясь, что я не шпіонъ, онъ далъ мн желаемое.
Когда я съ нимъ расплатился, онъ проводилъ меня до дверей и увидлъ Лео: ‘Эту собаку я ужъ видлъ разъ!’ сказалъ онъ.
‘Давно’? спросилъ я, какъ будто мимоходомъ, хотя сердце у меня такъ и стукало въ груди.
‘Да такъ, можетъ быть съ годъ тому назадъ!’
‘Съ ней было двое людей?’ спросилъ я, длая видъ будто занимаюсь ошейникомъ Лео.
‘Да. Только не вы были!’
‘Не я,’ и продолжая разговоръ я спросилъ: ‘А вы также видли обоихъ, когда они хали и назадъ?’
‘Только одного’, отвтилъ онъ.
У меня морозъ пробжалъ по кож. ‘Котораго же?’ спросилъ я.
Онъ громко захохоталъ и посмотрлъ на меня бокомъ, онъ не привыкъ къ такимъ настойчивымъ вопросамъ.
‘Почемъ же я знаю!’ проговорилъ онъ наконецъ
‘Да собака-то была съ нимъ!’ воскликнулъ я.
‘Это врно, собака была съ нимъ, но въ какомъ вид? Несчастное животное было все въ крови, должно быть, его ужасъ какъ колотили’.
Для меня было этого довольно. Я простился съ хозяиномъ и пошелъ дальше.
Скрывшись у него изъ виду, я бросился на землю, Лео легъ у меня въ ногахъ и наблюдалъ за мной своими налитыми кровью глазами.
‘Такъ вернулся только одинъ!’ воскликнулъ я. ‘Лео, который же это изъ нихъ былъ? Джимъ или Альфъ?’ животное помахивало хвостомъ, и глаза его словно говорили: ‘если бы я только могъ говорить, я бы все разсказалъ’. Потомъ онъ вскочилъ и залаялъ: пойдемъ!
Я двигался впередъ точно лунатикъ, не думая, не разсуждая, я длалъ только то, что хотлъ Лео. Онъ назначалъ мсто ночлега, онъ приводилъ меня къ пивнымъ лавкамъ, какія были на пути, онъ показывалъ мн скрытыя въ уединенныхъ мстахъ источники, которыхъ бы мн никогда не отыскать безъ него. Разъ онъ отвелъ меня совсмъ въ сторону отъ дороги, мили дв шли мы не разбирая куда, какъ вдругъ очутились передъ маленькимъ блокгаузомъ. Было двнадцать часовъ дня, Лео былъ въ этотъ день особенно безпокоенъ: онъ визжалъ и каждую минуту прибгалъ ко мн, будто торопя меня идти поскоре. Это былъ пятый день нашего странствія, мы прошли наврно миль тридцать. Въ послдній день я видлъ по пути много полузасыпанныхъ ямъ, очень можетъ быть, что Джимъ и Альфъ рыли здсь землю отыскивая золото. Когда мы подошли къ хижин, Лео пришелъ въ такую ярость, точно вдругъ взбсился. Онъ страшно вылъ, а дв собаки изъ блокгауза храбро отвчали ему. На этотъ шумъ изъ хижины вышелъ человкъ и съ жесточайшей руганью спросилъ, что я хочу у него украсть?
‘Съ какой стати считаешь ты меня за мазурика, оселъ?’ со злостью закричалъ я на него, ибо былъ въ сквернйшемъ расположеніи духа.
‘А то за кого же тебя считать!’ хватилъ онъ, ‘гд же твои прекрасные товарищи?’
‘Какіе такіе товарищи?’ спросилъ я.
‘Ты еще спрашиваешь какіе, мазурикъ?’ закричалъ онъ вн себя отъ злости. ‘Что ты меня считаешь за новичка? Ты думаешь, я не узнаю собаки? Провались т окаянные мерзавцы, что обокрали меня тогда всего, утащили чай, сахаръ, даже мой заступъ! Пусть-ка придутъ еще, теперь мое ружье въ порядк, и будь я проклятъ, если не положу одного изъ нихъ на мст!’
Теперь я совсмъ успокоился.
‘А когда это случилось, почтеннйшій? Эдакъ больше году тому назадъ?’ спросилъ я очень вжливо.
‘Ну — да, дьяволъ!’
Я насилу могъ удержаться, чтобы не поколотить его.
‘Эй ты, молодецъ! послушай-ка что я теб скажу!’ закричалъ онъ и прицлился въ меня. ‘Если ты не уберешься отсюда, покуда я сосчитаю десять, такъ будешь мн стоитъ моего заряда!’
Что мн было длать съ этимъ дуралеемъ? Я пошелъ своей дорогой. Задумчиво слдовалъ за мною Лео. Онъ бжалъ поджавъ хвостъ, низко нагнувъ морду къ земл и безпрестанно оборачиваясь чтобы посмотрть, иду ли я за нимъ.
Такъ шли мы съ добрый часъ, и углубились въ лсную чащу, какъ вдругъ Лео остановился. Когда я подошелъ въ нему, онъ громко залаялъ и началъ неистово рыть передними лапами землю. Я сталъ обыскивать кустарники и нашелъ заржаввшій заступъ, должно быть тотъ самый, о которомъ поминалъ давишній грубіянъ. Я взялъ его. Лео все рылъ землю, яма была уже порядочно глубока, я сталъ ему помогать и — показалось нсколько обугленныхъ костей! Горе бднаго Лео надрывало сердце, онъ лаялъ, визжалъ, жалобно вылъ, я въ первый разъ въ жизни видлъ, что собака можетъ плакать. Теперь я зналъ, какъ произошло убійство, будто я самъ былъ свидтелемъ его. Вотъ тутъ спалъ мой несчастный товарищъ, тамъ вотъ стоялъ алчный Альфъ, раздумывая, какъ бы одному заграбастать все золото, и раздробилъ товарищу черепъ. Прощай, Санди Джимъ, спокойной ночи! Пожилъ, будетъ съ тебя. Потомъ Билли Альфъ зажегъ костеръ, сжегъ трупъ, а золу сгребъ въ эту яму.
Весь этотъ день я еще ничего не лъ, а не чувствовалъ голода. Отъ сильнаго волненія я не помнилъ что длалъ, я разсказывалъ собак вс свои дальнйшіе планы, совершенно какъ бы говорилъ съ человкомъ. Однако, я скоро опомнился и поспшилъ назадъ къ упомянутой выше хижин. Съ большимъ трудомъ удалось мн укротить грубаго хозяина и разсказать ему про свое открытіе. Онъ пошелъ со мной и далъ мн мшокъ. Въ него уложили мы все что могли найти, кости, нсколько металлическихъ пуговицъ и обгорлыхъ лохмотьевъ.
Собравъ это, я какъ можно скоре поспшилъ въ Новые Кусты, гд жилъ Билли Альфъ. Я пріхалъ туда ночью. Не знаю какъ это случилось, но я не подумалъ взять кого-нибудь съ собой, это потому, что былъ въ слишкомъ возбужденномъ состояніи. Я прямо пошелъ къ Альфиной палатк, гд виднъ еще былъ свтъ. Альфъ, который въ эту минуту раздвался, съ руганью подошелъ къ двери и спросилъ: кто тамъ?
‘Лилли Тротъ!’ воскликнулъ онъ и отворилъ дверь. Я вошелъ въ палатку, Лео слдовалъ за мной по пятамъ.
‘Чортъ возьми, Лилли!’ закричалъ Альфъ, ‘откуда это тебя привезло? Да и моя собака съ тобой!’
Но взглянувъ на меня, онъ вздрогнулъ: врно лицо мое было не больно то успокоительно.
‘Знаешь ты, что у меня въ этомъ мшк?’ проговорилъ я хриплымъ голосомъ.
‘Почему же я могу знать?’ отвчалъ онъ, длая гримасу чтобы засмяться.
‘Такъ я теб скажу! Въ немъ кости Санди Джима, твоего пріятеля Санди Джима, котораго ты убилъ! Твое мсто на вислиц, скотина, и ты не уйдешь отъ нея!’
Не усплъ я выговорить этихъ словъ, какъ уже онъ навелъ на меня свой револьверъ. Я выбилъ его у него изъ рукъ. Онъ схватилъ лопату, размахнулся ею и наврное размозжилъ бы мн черепъ, если бы Лео стремительно не бросился на него и не повалилъ его на землю. Зубы собаки въ мигъ впились въ его горло. Я вышелъ за дверь и выстрлилъ изъ револьвера. Сейчасъ же сбжалось множество народа, и я разсказалъ всю исторію. Молодца связали по рукамъ и по ногамъ, и мн нечего прибавлять, что онъ былъ повшенъ по всмъ правиламъ искуства.
‘Видите-ли’, заключилъ свой разсказъ Лилли Тротъ, ‘вотъ эта спичечница, черезъ которую Санди Джимъ нашелъ своего мстителя’.
Маленькая мдная коробочка какъ-то особенно блестла въ пламени вспыхивавшаго костра, потомъ Лилли Тротъ опять бережно положилъ ее къ себ въ карманъ, какъ будто въ ней хранилось какое-нибудь сокровище.