Кровь Сондонов, Английская_литература, Год: 1860 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 23 минут(ы)

Кровь Сондоновъ

(Изъ Диккенсова журнала)

I.

Въ одинъ темный, декабрьскій вечеръ, сидя въ Гольмъ Голлис, въ комнат, извстной подъ прозваніемъ янтарной окруженный родословными таблицами, гербами, грамотами (въ которыхъ ясно обозначалась каждая ступень золотой лстницы, доводящей меня до самаго Вильгельма Завоевателя), я замечтался о слав и величіи дома Сондоновъ, коего я, Пирсъ, былъ послдній потомокъ. Да, я былъ послдній изъ длиннаго ряда благородныхъ джентльменовъ и безподобныхъ леди, портреты ихъ висли внизу, въ старинной столовой, а помстья, завоеванныя ихъ доблестнымъ мечомъ или ихъ плнительною улыбкой, далеко разстилались подъ окнами янтарной комнаты. На полкахъ были мемуары, съ великолпными гравюрами Стренджа и Голдера, представляющими вс знаменитости Сондонскаго рода: людей, отличившихся изъ государственныхъ длахъ, и въ арміи, и на мор, и никогда не запятнавшихъ своей крови какимъ-нибудь неравнымъ бракомъ. ‘Самая чистая кровь во всей Англіи!’ часто твердилъ мой отецъ, но никогда не повторялъ онъ этихъ словъ съ такимъ гордымъ удовольствіемъ, какъ отказываясь отъ богатйшей партіи, отъ дочери какого-то фабриканта съ нсколькими сотнями тысячъ фунтовъ приданаго. Однако, эти деньги пришлись бы намъ кстати, голодный волкъ, нужда, не разъ являлся передъ нашею дверью. Но отецъ съ непоколебимою ршимостью отвернулся отъ плебейской Далилы.

Былъ когда-то какой-то баронъ Сондонъ изъ Гольмъ-Годжса въ Дорсетшир, но, по какой-то непостижимой геральдически несправедливости, баронскій титулъ ускользнулъ отъ насъ съ незапамятныхъ временъ. Въ напрасныхъ стараніяхъ воротить его, ушло изъ нашихъ рукъ не одно богатое поле, срублено не одно прекрасное дерево, а незваный гость, нужда, все подвигался ближе. Наконецъ, благодаря всмъ этимъ тщетнымъ попыткамъ, я сидлъ въ янтарной комнат почти совершенно бднымъ человкомъ, все мое богатство состояло въ одной надежд, обманчивой и неврной, какъ блудящій огонекъ. Для поддержанія этого огонька требовались еще поля, еще рощи… Польексъ, знатокъ въ геральдик, занимался моимъ дломъ, и боле чмъ когда-нибудь обнадеживалъ меня. Еслибы только я могъ ему содйствовать, поговорить съ кмъ-нибудь изъ сильныхъ міра сего!.. Да, еслибъ я могъ! Но дло въ томъ, что сильные міра сего не были моими друзьями. Я былъ слишкомъ высокая особа, въ моихъ жилахъ текла слишкомъ чистая кровь,— какъ бы сталъ я добиваться ихъ милости? Нтъ, думалъ я, пусть Польексъ самъ все устроитъ. Я не зналъ никого, ни съ кмъ не видался. Я довольствовался обществомъ древнихъ фамильныхъ портретовъ. Хорошо мн было извстно, что про меня говорилось въ околотк. Дерзкій, напыщенный гордецъ, вздумавшій важничать передъ сосдями. Должно-быть они недостойны съ нимъ знаться! Да, конечно, недостойны. Еслибъ они пріхали ко мн обдать, я бы ихъ всхъ посадилъ пониже соли. Впрочемъ, нтъ, одного изъ нихъ нельзя было посадить за нижній конецъ стола. То былъ сэръ-Томасъ Гекльтонъ, бывшій негоціантъ, недавно произведенный въ баронеты. Недавно также (не могу того скрыть) онъ пересталъ торговать кожами. Но, несмотря на ихъ низкое происхожденіе, ни его, ни его маленькую дочь, нельзя было посадить ниже соли.

II.

По слдующей простой причин: онъ купилъ и дорого купилъ себ почетное мсто, и слдовательно могъ сидть, гд ему угодно. Онъ могъ придти, когда ему вздумается, и расхаживать по моимъ комнатамъ, закинувъ свои вульгарныя руки за свою вульгарную особу, и мысленно оцнятъ старинныя картины, висящія по стнамъ, старинную мебель, старинное серебро въ шкапахъ. То-есть, онъ имлъ на это полное законное право, онъ далъ намъ взаймы денегъ, чтобъ удовлетворить ожесточенныхъ кредиторовъ, которые бы схватили все, опустошили бы старый домъ, обнажили бы его стны, растащили бы старинное, наслдственное серебро. Еслибы не онъ, вся прекрасная мебель была бы продана съ аукціона, все бы исчезло, все: и древняя утварь такого изящнаго рисунка, и великолпныя коллекціи художественныхъ рдкостей (за красоту которыхъ ручается всмъ извстный тонкій вкусъ ихъ владльца, и т. д.), и прекрасные шкапы, и великолпный фарфоръ, все бы появилось въ списк продажныхъ вещей, съ обычными громкими фразами и совтами публик воспользоваться такимъ рдкимъ, исключительнымъ случаемъ для пріобртенія самыхъ великолпныхъ objets d’art. И все это висло на волоск, чуть-было вся сосдняя аристократія дйствительно не собралась на публичный аукціонъ къ воротамъ Гольмъ-Голлиса.

Уже появился безобразный волкъ, подъ видомъ жида, закутаннаго въ красный шарфъ, съ толстою палкой подъ мышкой, онъ, съ перомъ въ рукахъ, составлялъ реестръ и клалъ клеймо на каждую вещь, злодйскій Израильтянинъ все въ дом хотлъ пожрать, и никто не могъ удалить его.

Я ходилъ по дому совершенно растерянный, я былъ еще молодъ лтами, только что возвратился изъ школы. Я ршительно не зналъ, что длать, куда обратиться. Отецъ лежалъ въ своей комнат, больной, при смерти. Еврей все продолжалъ свое дло, уже онъ исписалъ цлую чернилицу, вдругъ дверь тихо растворилась, и спокойно вошелъ новопроизведенный баронетъ. Онъ отвелъ въ сторону жида и сказалъ ему нсколько словъ. Онъ не навязывалъ мн нахально своихъ денегъ, не вручалъ мн хвастливо своего кошелька. Все дло было ведено такъ просто и порядочно, какъ будто бы тутъ дйствовалъ джентльменъ.

Еврей, получивъ должное, удалился, но мы промняли одно рабство на другое. На мсто жаднаго Израильтянина, мы попали въ зависимость къ вжливому выскочк: какъ видите, штука обыкновенная. Вс эти грибы, выросшіе за прошлую ночь, хорошо знаютъ, что, еслибы можно, мы бы не подпускали ихъ къ себ на разстояніе десяти саженей, такъ они, по подлости своей, и стараются насъ одолжить, чтобы черезъ это втереться въ общество джентльменовъ.

Пока жилъ мой отецъ, его отношенія съ баронетомъ были холодны до нельзя, между ними царствовала какая-то непонятная принужденность, какъ будто бы раздляла ихъ какая-нибудь древняя, неизгладимая вражда.

Отецъ, читая провинціальныя газеты, часто бормоталъ про себя язвительныя замчанія насчетъ выскочекъ, вытсняющихъ везд древніе славные роды, не поддерживаемые богатствомъ. Все это для насъ было тмъ тяжеле, что мы не имли никакихъ средствъ отдлаться отъ унизительной зависимости. Правда, намъ однажды удалось собрать около половины всего долга, но тутъ нашъ банкиръ оказался несостоятельнымъ. Отецъ сказалъ только, въ отвтъ на мои жалобы: ‘Такъ пусть же онъ подождетъ вмст съ другими торгашами!’ А между тмъ, мы были принуждены радушно принимать его, съ улыбкой жать его плебейскую руку. Тутъ, конечно, я долженъ признаться, по чести, этотъ человкъ не показывалъ своей власти надъ нами, не оскорблялъ насъ своею фамильярностью или вмшательствомъ въ наши дла, никогда не напоминалъ о нашемъ долг иначе, какъ косвеннымъ образомъ, приходя навщать своихъ должниковъ. Отецъ мой стискивалъ зубы отъ бшенства, завидя его въ конц нашей аллеи. Я думаю, что самою пріятною минутой въ жизни отца было маленькое торжество, одержанное имъ передъ самою смертью надъ этимъ кожанымъ баронетомъ.

Составилась подписка въ пользу бдныхъ работниковъ, не имющихъ дла, и говорили, что сэръ Томасъ Гекльтонъ пожертвуетъ сто фунтовъ стерлинговъ. Еще бы, для него это значило не боле ста пенсовъ!

Въ это время мы получили нсколько докучливыхъ писемъ отъ каретниковъ, сдлавшихъ намъ, года два тому назадъ, парадную карету, украшенную гербами, приличную людямъ нашего сана. Мы заказали ее въ сосднемъ городк, чтобъ оказать протекцію тамошней промышленности, теперь же, эти каретники писали, что имъ придется по міру пойдти, если мы имъ не пошлемъ денегъ, прибавляя, что имъ, конечно, совстно безпокоить такое благородное семейство какъ наше. Намъ удалось собрать (одинъ Господь знаетъ, съ какимъ трудомъ) около двухъ сотъ фунтовъ, которые мы и хотли послать докучливымъ кредиторамъ. Но тутъ пришла всть объ этой подписк въ пользу несчастныхъ работниковъ безъ дла и о пожертвованіи сэръ Томаса, кожанаго баронета! Отецъ въ это время лежалъ больной и чуть не умеръ съ досады, услышавъ про это, но вдругъ ему пришла блистательная мысль, употребить деньги, назначенныя для каретниковъ, на то, чтобы заткнуть за поясъ кожанаго баронета! Такъ онъ и сдлалъ, каретники дйствительно пошли по міру, но родъ Сондоновъ былъ прославляемъ по всему околотку. Во всхъ газетахъ можно было прочесть, во глав подпищиковъ, имя Пирса Сондона, пожертвовавшаго двсти фунтовъ стерлинговъ, и отецъ умеръ совершенно веселый и довольный.

III.

Дочь торгаша звали Алисой: стройная, златовласая двушка, съ темносиними глазами и какимъ-то страннымъ, почти неземнымъ выраженіемъ лица, съ такими нжными, тонкими чертами, что трудно было поврить въ ея низкое происхожденіе. Напоминала она т лица, которыя такъ хорошо уметъ изображать знаменитый французскій художникъ (по имени Ари Шефферъ), написавшій Данта и Беатриче.

Она была тиха и кротка, доврчива и спокойна. Словомъ, я въ нее влюбился съ перваго же раза, какъ увидалъ ее.

Случилось это задолго до смерти отца, и жестоко боролись во мн два совершенно противоположныя чувства, страшно сталкивались они въ моей душ. Я наслдовалъ отцовское отвращеніе отъ подлой денежной аристократіи, но къ самому человку я не питалъ ненависти,— а тутъ еще его дочь, прелестный цвтокъ, выросшій подл него и проливающій свой ароматъ на всю эту низкую обстановку. Она всегда какъ будто становилась между имъ и мною, такъ что я мало-по-малу сталъ сносить его общество или, лучше сказать, его среду, потому что онъ рдко навязывался мн: онъ вообще не любилъ много разговаривать и былъ очень занятъ своими помстьями и разными улучшеніями, которыя онъ тамъ длалъ. Прекрасный человкъ, говорили вс сосди, замчательныя способности и отличная голова!— вс, за исключеніемъ однако лорда Виллоби, который постоянно смялся надъ нимъ, то-есть, когда онъ на нсколько мсяцевъ возвращался изъ своихъ безпрестанныхъ путешествій по чужимъ краямъ. Онъ любитъ остриться надъ домомъ кожанаго баронета и надъ его вкусомъ вообще. ‘Великолпно расписано, сэръ’, говаривалъ онъ, ‘въ род красныхъ домиковъ, изъ которымъ выскакиваютъ маріонетки. Мы съ вами, у кого чистая кровь, не могли бы придумать такой уродливости. Вотъ чмъ сказывается плебейская порода!’ А потомъ, онъ опять узжалъ въ чужіе краи (у него была вилла гд-то въ Италіи, на берегу какой-то рки) и возвращался черезъ два-три года на самое короткое время.

Гекльтоны жили въ своемъ помстьи, въ новехонькомъ дом, выкрашенномъ ярко-пунцовою краской, точь-въ-точь миніатюрная фабрика. Зеркальныя стекла оконъ такъ и блестли, блыя лпныя украшенія такъ и пестрли на красномъ фон. Домъ прозывался Вилла Реале. Сэръ-Томасъ Гекльтонъ схватилъ это имя гд-то въ своихъ путешествіяхъ, везд проглядывали плебейскія замашки. Но для меня его Вилла-Реале всегда осталась Красною фабрикой и ничмъ больше.

Однако, видя его спокойныя, скромныя манеры, его незаносчивость, я почувствовалъ, посл погребенія моего бднаго отца, что не будетъ унизительнымъ для моего знатнаго рода, если я соглашусь на его убдительное приглашеніе прогостить у него съ недлю.

Я былъ радъ оставить на время мрачный, печальный нашъ домъ, радъ также спастись отъ счетовъ, сыпавшихся на меня со всхъ сторонъ. Толпа людей обступила нашъ домъ, съ суровыми лицами, съ громкимъ, недовольнымъ голосомъ, не говоря уже про ежедневныя письма, осаждавшія меня. Мн было такъ грустно, такъ тяжело на душ, что я нуждался въ перемн. Кром того, онъ скромно намекнулъ, что можетъ-быть мн будетъ пріятно поговорить съ нимъ о моихъ длахъ, которыя находились въ довольно-грустномъ положеніи: не могъ ли онъ мн сколько-нибудь помочь своими совтами и опытностію? Онъ все это высказалъ запинаясь, правду сказать, я все не ршался прямо и смло взглянуть на свои дла, а это теперь сдлалось необходимостью. Итакъ, я радушно пожалъ ему руку и сказалъ, что пріду къ нему на недлю.

Красная фабрика была вся вызолочена внутри, гд только возможно было помстить позолоту: карнизы, окна, двери, перила лстницъ, фризы, все такъ и горло на солнц, столы и стулья на золотыхъ ножкахъ, зеркала въ золотыхъ рамкахъ. Удивительный садъ, удивительныхъ размровъ теплицы, педантическій садовникъ, Шотландецъ, со множествомъ помощниковъ. Вс эти великолпія мн показала златовласая Алиса, съ обычнымъ кроткимъ спокойствіемъ, купеческій баронетъ почти вовсе не являлся. Странное дйствіе производили на меня эти золотистыя кудри, странно приковывали меня ея медленныя движенія. Синіе глаза все свтились тмъ же самымъ неземнымъ выраженіемъ, и цлый день я слдовалъ за ней какъ очарованный, изъ комнаты въ комнату, отъ картины къ картин. То былъ отрывокъ изъ старинной повсти, такой же древней, какъ міръ, она въ самомъ дл была удивительна для дочери купца.

IV.

На слдующій день я предложилъ заняться длами. Принесли жестяные ящики съ именемъ и гербомъ нашего рода, изъ нихъ посыпались цлыя кипы дловыхъ бумагъ, обязательствъ между нами и Евреемъ Леви, заемныхъ писемъ и т. д.

Смиренный плебей надлъ очки, и цлыхъ три часа трудился надъ разборомъ бумагъ, я же тревожно расхаживалъ по дому, переходя безпрестанно отъ жестяныхъ ящиковъ къ златовласой дв. Наконецъ онъ объявилъ, что онъ не въ состоянія еще хорошенько вникнуть въ дла, но что, сколько онъ можетъ судить, они точно въ печальномъ, очень печальномъ, положеніи.

Къ обду явился гость,— высокій мущина, съ орлинымъ носомъ и гладкими, прилизанными волосами, удивительно похожій на самого купца. При вход его, я не могъ подавить своей досады. Въ самомъ дл, не довольно ли, что я снизошелъ до того, чтобы постить ихъ домъ, неужели имъ еще созывать гостей, чтобъ они на меня глазли и удивлялись моему присутствію здсь? Впрочемъ, оказалось, что это былъ родной его братъ — дльная голова, какъ говорилось въ околотк. Онъ былъ стряпчій, и откровенно говорилъ про свое ремесло. Мн тягостно было видть себя въ такомъ обществ. Вотъ до чего я упалъ!

— Кстати, сказалъ баронетъ, посл обда, самымъ непринужденнымъ образомъ, — вотъ мой братъ, юристъ, можетъ вамъ подать совтъ насчетъ этихъ бумагъ. Онъ очень опытный человкъ, онъ завдываетъ длами лорда Виллоби.

Отецъ пріучилъ меня съ дтства преклоняться передъ лордомъ Виллоби. Я сталъ съ нкоторымъ участіемъ смотрть на горбоносаго.

Тотъ сказалъ, что готовъ служить мн своими совтами и опытностію, какъ пріятелю его брата, конечно, совершенно-частнымъ образомъ… Я взглянулъ на него съ гордымъ презрніемъ. Онъ не имлъ намренія оскорбить меня, надялся, что тутъ нтъ ничего обиднаго, онъ думалъ только, что дружба моя съ его братомъ даетъ ему право стать со мной въ мене-офиціяльныя отношенія, то-есть…

Кровь прихлынула мн въ голову, я весь вспыхнулъ. Итакъ, этотъ человкъ также зналъ про мои долги? Вотъ что значило вврить свою тайну такому низкому плебею!

— Братецъ, проговорилъ сэръ-Томасъ, съ другаго конца стола, — вы ошибаетесь.— Правда, я уже нсколько лтъ знакомъ съ мистеромъ Сондономъ и съ отцомъ мистера Сондона. Но я не имю еще никакихъ правъ на то, что вы, называете дружбой, со стороны мистера Сондона, или отца мистера Сондона. Прошу васъ заняться этими длами на обыкновенныхъ условіяхъ.

Я вздохнулъ свободне. Въ тотъ вечеръ, жестяные ящики были опять выпорожнены, и стряпчій принялся разсматривать бумаги.

Онъ просидлъ за ними цлый вечеръ, и наконецъ объявилъ, что скажетъ свое мнніе на слдующій день.

Вотъ сущность этого мннія: когда вс векселя, заемныя письма, закладныя, и т. д., были разсмотрны и приведены въ надлежащій порядокъ, оказалось долгу около ста тысячъ фунтовъ стерлинговъ, не говоря про другіе мелкіе должки, уплату которыхъ можно было отсрочить. Сумма эта равнялась приблизительно цнности всего имнія, если его продать.— А продать его придется, сказалъ горбоносый спокойно, — продать безъ замедленія.

V.

Я не ждалъ такого удара, даже въ самыя горькія минуты унынія.

Итакъ, я былъ разоренъ, доведенъ до нищеты, осталось мн одно знатное имя. Скоро на меня налетитъ голодная стая кредиторовъ. Одно скверное взысканіе уже было утверждено въ канцлерскомъ суд.

Еврею Леви стоитъ только тронуть волосокъ, и Дамокловъ мечъ опустится на мою голову. Я самъ чуть не упалъ на богатые ковры баронета. Я остался нищимъ, нищимъ, хоть сейчасъ идти въ богадльню! А титулъ барона, котораго мы такъ долго добивались! Въ эту самую минуту у меня лежало въ карман письмо отъ Польекса, письмо, полное блистательныхъ надеждъ, но требовавшее немедленной присылки денегъ. ‘Если его тотчасъ же не снабдятъ средствами, писалъ онъ, дло пропало навсегда’. А гд теперь и думать о средствахъ!

Въ этотъ самый вечеръ, отъ душевной тревоги и мучительнаго безпокойства, я заболлъ легкою горячкой, я пролежалъ нсколько дней, все толкуя въ бреду про нищихъ, про пріюты и богадльни… Въ боле спокойныя минуты, я, какъ бы сквозь сонъ, видлъ подл себя златовласую дву, подающую мн питье, ухаживающую за мной, какъ ангелъ хранитель… Впрочемъ, болзнь была не серіозная. Я оправился черезъ пять шесть дней. Между тмъ, пришла цлая куча писемъ отъ Евреевъ, одно противное посланіе отъ Бенъ-Леви извщало меня, что приказъ о немедленномъ взысканіи уже былъ отправленъ. Остановить его я могъ не иначе, какъ заплативъ вс деньги сполна, но какимъ же образомъ?

Горбоносый случился тутъ, какъ будто нечаянно, и я опять обратился къ нему. Баронета не было въ комнат. Горбоносый сказалъ, что опять пересматривалъ бумаги, и убдился, что дло точно плохо, очень плохо. Врядъ ли можно будетъ выручить изъ продажи помстья что-нибудь сверхъ суммы на уплату долговъ.

— Но что же мн остается длать? что же вы мн посовтуете? прервалъ я.

— Погодите, сказалъ мистеръ Гекльтонъ,— я еще не кончилъ. У васъ прекрасное имя, въ вашихъ жилахъ течетъ прекрасная кровь: отправляйтесь въ Сити, и за эти преимущества вы получите деньги…

— Да, и на вки запятнаю эту кровь! воскликнулъ я.

— Нтъ, отвчалъ горбоносый съ разстановкой,— я думаю напротивъ. Серіозно говоря, сэръ, вы могли бы облагородить ее. Родъ человческій подчиненъ почти тмъ же законамъ, какъ остальныя животныя. Благоразумно смшивая породы, можно ихъ улучшить. Можетъ-быть, англійская аристократія обязана своею цвтущею силой частымъ союзамъ съ низшимъ сословіемъ. Взгляните на старинную французскую аристократію! Они женились и выходили замужъ, не иначе какъ въ своей же каст, и наконецъ явились цлыя поколнія слабыя, безсильныя, боле похожія на пауковъ чмъ на людей. Вы дивитесь такой плебейской теоріи?

Странно мн было выслушивать такія рчи. Этотъ человкъ забывался, но я нуждался въ немъ.

— Облагороженіе черезъ порчу! сказалъ я, съ презрительною усмшкой.— Невроятный химическій процессъ!

— Совершенная правда, мистеръ Сондонъ, возразилъ онъ,— но эта химія, химія крови, иметъ свои странные и непонятные законы. Представьте себ! Я крпко подозрваю, чтомы, съ братомъ, происходимъ прямою линіей отъ негодяевъ, собранныхъ Ромуломъ для основанія Рима, намъ, казалось бы, смшно и думать о родословной, о знатности происхожденія и прочемъ. Однако, мн часто приходятъ такія мысли, въ то время какъ я сижу за работой, за какимъ-нибудь счетомъ судебныхъ расходовъ.

Мн бы очень хотлось знать, смялся ли этотъ человкъ надо мною или говорилъ серіозно? Счетъ расходовъ! истинно плебейскій примръ!

— Однако, продолжалъ онъ, кладя локти на столъ, и поддерживая подбородокъ обими руками,— однако, еслибъ я могъ предъявить родословную таблицу, вплоть до самыхъ этихъ негодяевъ, не былъ ли бы я истиннымъ аристократомъ? Не могъ ли бы я гордиться своею знатною кровью? Не такъ ли?

Что это за странныя разсужденія о негодяяхъ и родословной? Куда онъ ведетъ рчь?

— По моему уразумнію, продолжалъ горбоносый,— все дло въ изв&#1123,стности. Стоитъ только прослдить свою родословную и показать ее всмъ, чтобы сдлать ее славною и знатною. А если наконецъ ее прослдить (положимъ, родословную лорда Виллоби) до разбойника, болтающагося на вислиц? Можетъ-быть, у Салли, кухарки, такая же славная родословная, какъ у этого благороднаго лорда, но только она, бдняжка, не иметъ средствъ ее прослдить!

Губы у меня опять дрогнули отъ презрнія. Какія низкіе, вульгарные пріемы у этого человка!

— Возвратимся къ дламъ, сказалъ я, — мы говорили о деньгахъ.

— О, конечно, отвчалъ онъ, съ удивительнымъ смиреніемъ,— конечно, конечно! Куда намъ, дуракамъ, затрогивать такіе высокіе предметы разговора! Мы люди простые, родились за прилавкомъ. Итакъ, возвратимся къ дламъ. Вотъ ваше баронство, или лучше сказать надежда на баронство, и это дло вамъ бы обдлали въ Сити.

— На это нужно деньги, сказалъ я.

— Вспомните мои слова, сказалъ горбоносый,— и будьте уврены, что это для васъ послдняя возможность спасенія.

Гекльтонъ больше ничего не сказалъ, но его рчи запали мн въ душу.

Зачмъ мн искать такъ далеко, въ Сити? зачмъ мн не посмотрть поближе, вокругъ себя? думалъ я, опускаясь въ кресла. Ухватись за послднюю возможность спасенія, ухватись за нее, теб ее предлагаетъ златовласая фея, которая теперь промелькнула передъ окномъ!

Въ это же утро, слуга мн разказалъ, какъ заботливо она ухаживала за мною во время моей трехдневной болзни, какъ часто у нея навертывались слезы, какъ грустно она смотрла на меня. О, еслибъ я могъ, сквозь болзненный бредъ, уловить этотъ взглядъ!

Ухватись за послднюю надежду, сказалъ горбоносый. Ухватись за нее! говорилъ мн также грозный призракъ взысканія.

Взысканіе могло явиться каждую минуту, можетъ-быть уже теперь схватило оно все мое имущество. Я вздрагивалъ при одной этой мысли. А между тмъ, тамъ въ саду, среди цвтовъ, можно было найдти исцленіе отъ всхъ горестей, спасеніе, помощь, успокоеніе! Что, если странныя, смшныя рчи горбоносаго содержать въ себ хотя каплю истины? Ухватись за послднюю возможность спасенія! воскликнулъ я внутренно, и не твердымъ шагомъ направился въ садъ.

Она выслушала меня въ нмомъ изумленіи, дрожа всмъ тломъ, она даже вскрикнула слегка. Я говорилъ съ жаромъ, отъ души.

— Подумали ли вы объ этомъ серіозно? сказала она.— О, скажите, подумали ль вы серіозно?

Она была поражена, перепугана.

— Не можетъ быть! воскликнула она, и хотла убжать.

Я зналъ, какимъ порядкомъ идутъ обыкновенно подобные разговоры, и остановилъ ее.

— Вы любите другаго, сказалъ я, припоминая обычную формулу.

— Нтъ, нтъ, не то, увряла она, все еще готовая упасть. Никогда она такъ не была похожа на созданія безсмертнаго живописца.— Лучше и не говорить про это отцу, сказала она.— Лучше забудемъ все это. Вашъ знатный родъ, ваши великіе предки…

Ахъ, да! Я чуть было совершенно про нихъ не забылъ. Двушка-плебейка совсмъ вытснила ихъ изъ моей памяти.

Признаться ли мн, что въ эту минуту передо мною вдругъ явилось грозное взысканіе! Я замеръ отъ страха, видя, что изъ моихъ рукъ ускользаетъ послдняя надежда.

Просто непостижимо! Такая сцена любви, въ саду, еще нигд не была описана. Тутъ очень не кстати былъ прерванъ нашъ разговоръ.

Слуга принесъ письмо: кто-то спрашивалъ меня въ Гольмъ-Голлис. Меня обдало холодомъ. Неужели взысканіе?… Я поспшно простился, общая пріхать на другое же утро. Разговоръ въ саду остался не разршенною загадкой.

Въ Гольмъ-Голлис, я не нашелъ никого. Какіе-то незнакомые люди спрашивали меня, и, не заставъ меня дома, отправились за мною къ баронету.

VI.

Янтарная комната была осьміугольная, стны обтянуты большими квадратами полинялой шелковой матеріи, когда-то ярко золотистаго цвта окаймленными темнымъ дубовымъ деревомъ. Богатая рзьба тамъ и сямъ раскидывалась листьями и сучьями, и сходилась богатою арабеской на верху, къ центру свода.

Тутъ стояли старинныя дубовыя кресла и старинный письменный столъ, у котораго я сидлъ и писалъ, тутъ сидлъ и писалъ мой отецъ, а передъ нимъ вс его предшественники. Вокругъ стояли полки, заставленныя родословными книгами, шкапы полу-открытые, наполненные документами, грамотами, патентами.

Надъ письменнымъ моимъ столомъ вислъ портретъ послдняго барона Сондона изъ Гольмъ-Голлиса: благородный джентльменъ въ огромномъ парик, бархатномъ кафтан во звздой на груди, столпъ и слава нашего рода, великій государственный дятель, свтило всего графства, съ величаво-небрежною улыбкой и полными, гладкими щеками, казавшимися еще полне отъ парика, съ блдными, аристократическими пальцами, на которые на двигались кружевныя манжеты. Эти блдные пальцы выглядывали изъ-подъ богатыхъ кружевныхъ манжетъ только для того, чтобы пожать руку истиннымъ аристократамъ, онъ сознавалъ всю неисповдимую чистоту нашей крови, и скоре далъ бы себя разорвать на части чмъ запятнать свою руку прикосновеніемъ плебея.

И вотъ, въ продолженіи полутора столтія, онъ смотрлъ, съ туманно-загрунтованнаго полотна, на всхъ кто сидлъ и писалъ у дубоваго стола. Можетъ-быть, онъ стоялъ здсь неутомимымъ сторожемъ, чтобы никто изъ его потомковъ не сбился съ истиннаго пути, не запятналъ славнаго рода, которымъ онъ такъ гордился.

Уже было поздно, я просидлъ въ потьмахъ, въ этой янтарной комнат, почти до самой полночи. Не трудно отгадать чмъ было занято мое воображеніе въ эти долгіе вечерніе часы: тревожныя мысли, мрачныя предчувствія, грустныя размышленія о томъ, что я измняю своему благородному происхожденію, почти отрекаюсь отъ него, продавая его за деньги.

Такъ я сидлъ въ темнот, пока стнные часы, въ сосдней комнат, глухо загудли передъ тмъ, какъ пробить полночь, и раздались двнадцать медленныхъ ударовъ.

Я пошелъ засвтить лампу, принесъ ее, и опять слъ за письменный столъ, противъ послдняго барона Сондона, въ его бархатномъ кафтан и кружевахъ. Неврный свтъ лампы игралъ на его полныхъ, гладкихъ щекахъ, онъ все такъ же спокойно смотрлъ на своего недостойнаго потомка. Тогда мн пришла мысль: что еслибъ я былъ его сынъ, или, еслибъ онъ дожилъ до ныншняго дня, и мн бы приходилось ему объявить о моемъ унизительномъ намреніи, о пятн, которымъ я готовился заклеймить его великій родъ? Я сталъ представлять себ, какъ гладкія щеки послдняго барона Сондона искривились бы гнвомъ, какъ кровь прихлынула бы ему въ лицо, какъ онъ бы разорвалъ свои тонкія, безукоризненно-блыя манжеты, какъ онъ проклялъ бы меня и выгналъ бы изъ дому, какъ бы онъ, по всей вроятности, не пережилъ такого позора. Вотъ и мой бдный отецъ теперь уже въ семейномъ склеп, я хорошо зналъ, какъ онъ огорчился бы этимъ дломъ, онъ сошелъ бы прежде времени въ гробъ. Мн казалось, что старинный лордъ Сондонъ нахмурясь взглянулъ на меня, когда часы пробили половину перваго.

VII.

Сондонская церковь была наполнена Сондонами. Стояло пріхать посмотрть на нее. Она представляла совершенную геральдическую панораму: всякій придлъ, всякій уголъ, были заставлены изображеніями покойныхъ Сондоновъ. Тутъ были Сондоны въ латахъ, Сондоны въ парикахъ, лежащіе неподвижно на своихъ гробницахъ, съ руками скрещенными на груди, другіе стояли на колняхъ, по двое рядомъ на каменныхъ подушкахъ, и богатый узоръ ихъ фрезъ и манжетъ былъ отчетливо высченъ изъ благо мрамора.

Вся эта знатная компанія лежитъ подъ скромною кровлей деревенской церкви, низенькая колокольня вся обросла плющомъ, а наружныя стны расползлись во вс стороны, такъ что издали казалось, что длинная крыша церкви, опускалась до самой земли, ветхія, покатыя стны возвышались только тамъ, гд он образовали большія окна, съ поблекшими цвтными стеклами, нкогда зелеными съ желтымъ, также почти совершенно завшенныя плющомъ. Я бы не посовтовалъ никому, особливо потомку Сондоновъ, бродить здсь ночью, когда мсяцъ проливаетъ зеленоватожелтый, фосфорическій свтъ, сквозь расцвченныя окна, рисуя на полу странные узоры, среди которыхъ высятся эти блыя, холодныя, недвижныя фигуры.

Въ церкви старинный органъ,— одинъ изъ тхъ прекрасныхъ органовъ, вывезенныхъ изъ Голландіи лтъ двсти тому назадъ, изъ него такъ и льются мягкіе, густые звуки. И вотъ эти звуки тихо полились подъ темными сводами, надъ каменными молящимися статуями, до самаго входа, у котораго я стою, съ трудомъ сдерживая трепетныя біенія своего сердца. А звуки все льются, и мсяцъ свтитъ сквозь алмазныя окна, бросая золотистый отливъ на каменныя плиты, и при неврномъ его блеск передо мной является хорошо знакомая фигура.

Фигура въ зеленомъ бархатномъ кафтан, разввающемся парик, съ блдными пальцами, которые почти скрыты кружевными манжетами, и съ гладкими, полными щеками. Онъ спокойно оперся на какую-то гробницу, лучъ мсяца, пробиваясь сквозь алмазныя окна, завшенныя плющомъ, прямо падаетъ на звзду, украшающую его грудь. А тихіе звуки органа все не умолкаютъ. Вотъ онъ всталъ, и обходитъ вс гробницы, задумчиво останавливаясь передъ каждою изъ нихъ.

Передъ молящимися рыцарями, передъ рыцарями и дамами, стоящими на колняхъ въ массивныхъ, мраморныхъ фрезахъ, передъ великими сановниками въ величавыхъ парикахъ, передъ епископами, канцлерами, полководцами, прославившими родъ Сондоновъ, передъ благородными дамами, промнявшими свое имя на другое, такое же знатное, въ память которыхъ, прибиты къ срымъ стнамъ металлическія плиты, везд онъ останавливается, читаетъ надписи, и спокойная, довольная улыбка скользитъ по его гладкимъ щекамъ: вс потомки были достойны перваго барона Сондона. Итакъ, онъ идетъ отъ одной гробницы къ другой, а органъ все продолжаетъ тихо играть. Наконецъ онъ останавливается въ двухъ шагахъ отъ меня, и читаетъ надписи на новомъ памятник, украшенномъ двумя бюстами. Но вотъ глаза его засверкали, его гладкія щеки покривились, его зубы стиснулись, я, изъ чистаго любопытства, подхожу къ нему и читаю черезъ его плечо надпись на новомъ памятник.

Она гласила (я легко могъ прочесть при палевомъ свт луны), что здсь лежитъ тло какого-то Пирса Сондона эсквайра, со всми его титулами, почестями, добродтелями, и жены его Алисы, у которой не было никакихъ титуловъ, никакихъ почестей, никакихъ добродтелей, не было фамиліи, ни роду, не было родословной. О, теперь я понимаю, наконецъ, что такъ взволновало величаваго пращура въ зеленомъ бархатномъ кафтан! Теперь я вижу, на что указываетъ мн его блдный, дрожащій палецъ, высунувшійся изъ-подъ кружевъ манжеты! Я понимаю, почему онъ обернулся, услыша мой отчаянный крикъ, и все указывая мн на пятно, обезчестившее его имя, вперилъ въ меня взглядъ, полный гнва и негодованія!

Но съ этимъ крикомъ вс предметы потемнли вокругъ меня, срая церковь, палевый свтъ луны, блыя статуи, спящія на гробахъ, старинныя окна съ алмазными стеклами, тихая музыка стариннаго органа, все исчезло, за исключеніемъ стараго барона Сондона, въ бархатномъ кафтан, со звздой на груди.

VIII.

Я уже сказалъ, что лордъ Виллоби большею частію жилъ въ чужихъ краяхъ, и прізжалъ на родину только изрдка, на короткое время. Въ Италіи славныя имена попадаются цлыми сотнями. Итакъ, онъ придерживался своей виллы на берегахъ Арно, и пользовался большимъ почетомъ между италіянскими князьями. Вс убжденія, вс врованія лорда Виллоби сосредоточивались на одномъ слов: кровь. ‘Мы съ вами, говаривалъ онъ мн, одни порядочные люди въ цломъ графств, остальное все сволочь, начиная съ этого Гекльтона!’

Этого Гекльтона онъ ненавидлъ всею душою. Теперь онъ опять пріхалъ въ свои помстья, говорили, что надолго, потому что онъ привезъ съ собою дочь и многочисленную прислугу.

Милордъ пріхалъ ко мн въ Гольмъ-Голлисъ на другое же утро, изъявилъ свое удовольствіе, что засталъ меня въ добромъ здравіи, а потомъ сталъ толковать про князей и маркизовъ и другіе высокіе предметы, и про свою виллу на берегахъ Арно.

Все это было достаточно пріятно посл долгаго пребыванія въ Красной фабрик. Утшительно было чувствовать себя въ обществ аристократа, и какого аристократа! Потомъ, повернувъ разговоръ на сосдей:

— Кстати, сказалъ онъ,— я видлъ Гекльтона, этого принца сволочи, какъ я называю его. Я хотлъ съ вами о немъ поговорить. Выслушайте меня, и не тревожьтесь.

Что онъ хотлъ сказать?

— Вы знаете, продолжалъ лордъ,— что я всегда терпть не могъ этого выскочки. Я всегда говорилъ, что онъ сволочь, и всегда способенъ на всякую подлость. Такъ послушайте же: знаете ли, что сдлалъ этотъ благородный негоціантъ, этотъ почтенный баронетъ, въ то время какъ вы у него гостили? Не тревожьтесь, я почелъ долгомъ вамъ сказать…

— Что? воскликнулъ я въ смущенія.

— Онъ скупилъ вс ваши векселя, занялъ мсто вашихъ кредиторовъ. Я знаю, что онъ иметъ виды на ваше имніе. Не правда ли, благородный поступокъ?

Я стоялъ, какъ громомъ пораженный.

— Да уврены ли вы? проговорилъ я.— Неужели это правда?

— Послушайте! сказалъ лордъ,— у него дочь, не правда ли, прелестное, привлекательное созданіе… отличная приманка? Понимаете ли вы теперь весь его планъ? Съ одной стороны векселя, взысканія, съ другой — прелестная очаровательница. Выбирайте! Вотъ въ чемъ штука!

Да, точно, вотъ въ чемъ штука! Я былъ слпъ, что давно не догадался обо всемъ. Такъ вотъ чмъ объяснялась эта нжная заботливость о моихъ длахъ, этотъ тщательный разборъ бумагъ и документовъ, который я имлъ глупость дозволить! Вотъ для чего сговорились оба брата, вотъ для чего ко мн былъ подосланъ горбоносый, съ его наглыми намеками! Какая пошлая, подлая уловка!

— Мы съ вами, продолжалъ лордъ,— одни чистой крови въ цломъ графств, мы должны другъ за друга стоять. Если даже онъ предъявитъ свои векселя, вы не бойтесь, есть кому за васъ заступиться. Эта милая двушка васъ не ловила? Вы не попались въ ея сти? Ради Бога, не говорите мн этого!

Я вспыхнулъ невольно, лордъ Виллоби какъ-то странно на меня посмотрлъ.

IX.

Вотъ что я напрямикъ сказалъ купеческому баронету (я его засталъ въ кабинет вмст съ торбоносымъ братомъ):

— Сэръ, вы поступили самымъ недостойнымъ образомъ, недостойнымъ титула, который вы носите. Но ваша хитрость не удалась. Длайте что хотите. Вы можете разорить меня, но вы не можете заставить меня унизиться до такого брака.

Его блдное лицо вспыхнуло вдругъ, его пальцы задрожали. Горбоносый улыбался.

— Вашъ посланный, продолжалъ я, задыхаясь отъ гнва, — отлично исполнилъ ваше порученіе, стараясь сегодня утромъ пошатнуть мою бдную вру въ благородство крови — единственное достояніе, которое уцлло у меня. Но, благодаря Бога, это ему не удалось!

Волненіе душило меня. Горбоносый опять улыбнулся.

Баронетъ еще боле поблднлъ. Онъ не ожидалъ, проговорилъ онъ нетвердымъ голосомъ, онъ не могъ ожидать такого упрека. Но онъ понималъ въ чемъ дло. Ему нечего теперь оправдываться, хотя онъ не изъ знатнаго рода, но у него есть своя гордость, свое чувство человческаго достоинства. Время все покажетъ!

Говоря это, онъ всталъ и началъ разбирать бумаги на стол.

Мн стало совстно, я не совсмъ великодушно поступилъ съ нимъ.

— Отдайте эти бумаги мистеру Сондону, сказалъ онъ. Потомъ, обращаясь ко мн, онъ повторилъ:— Сэръ, время покажетъ вамъ, что вы были ко мн не справедливы!— И съ этими словами онъ вышелъ изъ комнаты.

— Вотъ векселя, которые мн поручено вамъ отдать, сказалъ горбоносый.

— Я знаю, какая имъ полагается цна! отвчалъ я презрительно и удалился.

X.

Такимъ способомъ, я разомъ перескъ вс узы, соединявшія меня съ баронетомъ, я гордо отвернулся отъ него и отъ златовласой двушки. Благородная кровь восторжествовала, она жестоко отомстила за оскорбленіе, которымъ ей угрожали. Дерзкій плебей былъ затоптанъ въ грязь. А между тмъ, у меня на душ залегъ какой-то тяжелый камень, не дававшій мн вздохнуть свободно ни днемъ, ни ночью, часто, даже во сн, мн мерещились знакомыя золотистыя кудри, или блдное лицо и дрожащіе пальцы плебея, и мн невольно приходило на умъ, что мой величавый аристократизмъ выказалъ себя черезчуръ жестокимъ и безпощаднымъ образомъ.

На слдующей недл, въ то время какъ я сидлъ у себя въ кабинет, стараясь сколько-нибудь привести въ порядокъ дла, мн доложили о прізд лорда Виллоби. Благородный лордъ былъ у меня наканун и почти вс предыдущіе дни, и всячески старался со мною сблизиться, вроятно изъ уваженія къ неоспоримой чистот моей крови. Однако, съ его стороны такая предупредительность все-таки удивляла меня: лордъ Виллоби вообще держалъ себя необыкновенно гордо и неприступно.

Онъ очень ласково пожалъ мн руку, сказавъ, что весьма радъ меня видть и надется покороче со мною познакомиться. Кстати, онъ иметъ кой-что сообщить мн, и, съ этими словами, онъ вынулъ письмо.

— Вотъ что мн пишетъ, сказалъ лордъ,— одинъ мой родственникъ, членъ верхней палаты. Онъ говоритъ, что дло о вашемъ баронств почти выиграно, стоитъ только немного похлопотать человку съ всомъ…

У меня прервалось дыханіе.

— Вы хотите сказать… проговорилъ я.

— Я хочу сказать, отвчалъ лордъ шутливымъ тономъ,— что при небольшой протекціи все можно уладить. Прізжайте завтра ко мн отобдать, и мы объ этомъ потолкуемъ. Кстати, вы не видали еще моей дочери, Констансы.

Баронство почти въ моихъ рукахъ! Возможно ли? Что это значило? Не смшно ли подумать, что титулъ достанется разоренному, бездомному бдняку, которому одно убжище — приходскій рабочій домъ!

— Полно, полно! говорилъ лордъ Виллоби, на другой день, въ то время какъ мы дожидались обда у него въ гостиной.— Что значатъ какіе-нибудь, должки? Можно васъ выручить изъ бды. Мало ли найдется людей, которые не пожалютъ нсколькихъ тысячъ, чтобы помочь молодому человку, только что вступающему въ жизнь!

Тутъ вошла дочь, Констанса, блдная, блая, но съ истинно-аристократическою осанкой, величавая, какъ королева. Кровь всегда даетъ себя знать.

Бдная златовласая Алиса всегда входила робко, нершительно, какъ бы не зная, какъ ее примутъ. Но, глядя на Констансу, по одному гордому изгибу ея шеи, видно было, что она рождена повелвать. Не хочу пересказывать, какъ мяла и предупредительна она была со мною весь этотъ вечеръ, какъ любезенъ былъ благородный лордъ. Опять зашла рчь о баронств: лорду Виллоби стоило только шевельнуть пальцами, чтобы покончить все дло.

Польексъ — дуракъ. Гораздо лучше предоставить все ему, лорду Виллоби. Но онъ позволилъ себ сдлать мн одно замчаніе: молодому человку, изъ знатнаго рода, желающему составить карьеру, слдовало бы остепениться, начать серіозную жизнь. Онъ все ясне и ясне намекалъ на свою собственную блдную, величавую дочь. Что же касается до моихъ денежныхъ затрудненій, кто не почтетъ за удовольствіе выручить благороднаго молодаго человка, запутаннаго въ долги совершенно не по своей вин?

ГЛАВА XI.

Я сталъ ухаживать за блднолицею Констансою, искать ея любви — все въ виду той же цли, указанной мн лордомъ Виллоби. Казалось, она на меня смотрла благосклонно, но какъ холодно и безжизненно было это ухаживаніе! Вс милостивые взгляды, милостивыя улыбки знатной двушки не могли согрть моего сердца. Я сказалъ, что разомъ разорвалъ вс узы, соединявшія меня съ семьей баронета.

Вс ли? Я боюсь, что эти тонкія, золотистыя нити вчно будутъ меня тянуть назадъ. Эти свтлыя кудри опутали мое сердце непроницаемою стью. Грустно мн, тяжело на душ. О эта благородная кровь!

ГЛАВА XII.

Но что же сталось между тмъ съ векселями, взысканіемъ, съ Евреемъ Леви, съ незнакомыми людьми, приходившими за мною и не возвращавшимися съ тхъ поръ? Лордъ Виллоби какъ-то странно улыбался, когда я заводилъ рчь о нихъ, заминалъ разговоръ, но прямо не отрицалъ своего соучастія. Зачмъ же эти люди отправились потомъ въ Красную фабрику? Какой-то таинственный голосъ постоянно нашептывалъ мн, что была какая-то связь между семействомъ баронета и временнымъ отдыхомъ, которымъ я пользовался теперь.

Но лордъ Виллоби опять лукаво подмигивалъ и улыбался, и ничего не хотлъ говорить, ничего, ни единаго слова.

‘Прізжайте ко мн завтра вечеромъ, писалъ мн лордъ, мн необходимо съ вами поговорить.’ Не трудно было отгадать въ чемъ дло. Итакъ, мн пришлось отправиться въ путь, несмотря на темный декабрьскій вечеръ и поднимающуюся вьюгу. Въ былыя времена, я, во всякую погоду, такъ весело здилъ въ другую сторону! Но теперь все это прошло и миновалось.

Лорда Виллоби я засталъ въ самомъ веселомъ расположеніи духа, онъ все острился и шутилъ, и самъ хохоталъ отъ души. Двойной рядъ его фальшивыхъ зубовъ безпрестанно блестлъ передъ моими глазами, онъ на все смотрлъ такъ весело, такъ легко! Онъ любезно изъявилъ свое удовольствіе имть такого пріятнаго собесдника какъ я, хотя, по правд сказать, я находился въ очень непріятномъ настроеніи. Орхи такъ и щелкали подъ его аристократическими пальцами, такъ и сыпались остроты. Благородная блднолицая два также была здсь, въ особенно-богатомъ наряд, и еще милостиве обыкновеннаго смотрла на меня.

Орхи все щелкали, все продолжалась легкая болтовня. Странное дло! въ этотъ вечеръ, лордъ Виллобы ни разу не упомянулъ о чистой крови — предмет, обыкновенно не сходившемъ у него съ языка. Я помню, что и тогда меня это поразило.

Все щелкали орхи, зашелъ разговоръ о моихъ длахъ. Какъ пріятно было бы, говорилъ онъ, еслибъ я могъ освободиться отъ всхъ этихъ денежныхъ дрязгъ, и начать жизнь заново, не боясь ни взысканій, ни векселей, ни Евреевъ. Онъ долго продолжалъ въ этомъ тон, потомъ, вдругъ обращаясь ко мн, онъ спросилъ: подумалъ ли я. хорошенько, на какой я нахожусь дорог?

Я отвчалъ разсянно, что думалъ, и не разъ, но что я ршительно не видлъ средству выпутаться изъ затруднительнаго положенія. Лишь только разговоръ коснулся длъ, Констанса встала и вышла изъ комнаты.

— Ну, сказалъ лордъ, выставивъ своя блестящіе зубы,— а помогу вашимъ соображеніямъ. Между кровными людьми, въ особенности же при такой огромной разниц лтъ, какъ между нами, слдуетъ дйствовать напрямикъ. Я вижу все, что происходитъ вокругъ меня — да, все, все!

Опять подъ его пальцами щелкнулъ орхъ, и онъ откинулъ голову назадъ, лукаво щурясь на меня. Потомъ онъ опять повторилъ, что онъ не слпъ, что онъ все видитъ и знаетъ. Однимъ словомъ: вс мои долги будутъ уплачены — жизнь открыта передо мною. На это я могъ отвчать только благодарностію, какъ водится въ подобныхъ случаяхъ.

Но лордъ еще не все сказалъ. Видно было, что онъ затруднялся тмъ, что ему оставалось прибавить.

— Вы видите, говорилъ онъ, любезно улыбаясь,— какое отличное у васъ будетъ положеніе. Не вс молодые люди вступаютъ въ жизнь при такихъ благопріятныхъ обстоятельствахъ. Да и Констанса — такая милая и добрая, и любитъ васъ, право, да безумія! Вспомните также, прибавилъ лордъ поспшно,— что титулъ барона вы можете получить не дале какъ черезъ мсяцъ. Даю вамъ въ томъ честное и благородное слово.

Въ продолженіи всего разговора, губы лорда Виллоби какъ-то судорожно подергивались.

— Кстати, продолжалъ онъ торопливо,— мн нужно вамъ сказать, потому что между людьми, такими близкими, не должна быть тайны, да къ тому же молодому человку въ вашемъ положеніи не приходится быть черезчуръ щепетильнымъ…

Онъ остановился и нагнулся къ орхамъ.

— Черезчуръ щепетильнымъ, говорю я…

Что онъ хотлъ сказать?

— Вы знаете, любезный Сондонъ, мы вс — слабыя созданія, вс, даже самые почтенные изъ насъ. Кто изъ насъ не былъ молодъ? Кто не длалъ глупостей на своемъ вку? Да, баронство мы непремнно выхлопочемъ для васъ. Жена моя (вы ее не можете помнить) умерла давно, задолго передъ тмъ какъ родилась Констанса…

— Какъ! воскликнулъ я вставая:— вы хотите сказать, что…

— Именно, сказалъ лордъ, выказывая свои блые зубы,— я вижу, что вы меня поняли. Но вспомните: баронство!

Я сперва не могъ поврить тому, что слышалъ. Но онъ высказался еще ясне. Я потерялъ всякую власть надъ собою. Какъ смть сдлать мн такое предложеніе! Я пришелъ въ бшенство, я ударилъ его по лицу и бросился вонъ изъ дому.

Ночь была темная, вьюга ревла, я почти не зналъ дороги. Но я ни минуты доле не могъ остаться въ этомъ проклятомъ дом. Я не обращалъ вниманія на втеръ и непогоду. Въ моей душ было только одно горькое чувство: я потерялъ вру въ незапятнанную честь аристократической крови. Если я былъ обманутъ здсь, то на что еще могу я положиться? И опять являлось передо мной блдное лицо баронета, опять я встрчалъ въ его взгляд грустный упрекъ. Везд недоумніе, везд мракъ. Вдь виною всему намеки этого подлеца, и, кто знаетъ, была ли въ нихъ хоть искра правды? А она, моя златовласая Алиса, покинута забыта, брошена мною, какъ бдный цвтокъ! О глупецъ, глупецъ обманутый, опутанный, породистый глупецъ!

Но еще не было поздно. Я услышалъ приближавшійся стукъ колесъ. То была карета, хавшая за мною къ лорду Виллоби, ея появленіе пришлось какъ нельзя боле кстати.

ГЛАВА XIII.

Еще не было десяти часовъ, когда я подъхалъ къ Вилла-Реале. Я все разказалъ баронету и его дочери. Подозрнія мои оправдались. Благородный лордъ унизился даже до лжи. Баронетъ удовлетворилъ и отправилъ незнакомыхъ людей, спрашивавшихъ меня.

— Вдь я вамъ говорилъ, сказалъ онъ, съ своею тихою улыбкой,— что время все покажетъ.

Потомъ, когда я испросилъ прощеніе и у него, и у его дочери, когда я старался стать къ нимъ въ прежнія, увы! почти невозвратимыя отношенія, онъ мн сказалъ обычнымъ, спокойно-меланхолическимъ тономъ:

— Я никогда и не думалъ о томъ, чтобы возвысить мою дочь надъ нашею скромною средой. Въ то время какъ вы такъ жестоко осуждали насъ, я имлъ твердое намреніе никогда не соглашаться на ваше предложеніе. Вотъ мои правила, я въ нихъ воспиталъ и дочь, и я надюсь, что она имъ останется врна до конца жизни. У насъ, плебеевъ, есть своя гордость, свое чувство чести. Итакъ, сэръ, намъ лучше не возобновлять этого разговора.

Каждое слово баронета острымъ ножомъ врзывалось въ мое сердце. Итакъ, Алиса навки удалилась отъ меня!

Трудно и тяжело мн влачить свою жизнь, полную горькаго раскаянія и напрасныхъ стремленій. Напрасно рвется мое сердце ко всему, чего лишило меня собственное безуміе. Во всякомъ случа, я получилъ жестокій урокъ. Говорятъ, что время творитъ чудеса, возвратитъ ли оно мн Алису? Неизвстно, одна эта темная, неврная надежда поддерживаетъ мои нравственныя силы. Я живу только въ будущемъ, я потерялъ всякую вру въ прошедшее.

‘Русскій Встникъ’, No 5, 1860