Г. П. Данилевский
Г. П. Данилевский
Сон в майскую ночь
Сон в майскую ночь
Сон в майскую ночь, Данилевский Григорий Петрович, Год: 1860
Время на прочтение: 5 минут(ы)
Источник текста: Г. П. Данилевский — Из Украйны. Сказки и повести (в трех частях). Том 1.
Типография торгового дома С. Струговщикова, Г. Похитонова, Н. Водова и Ко, Санкт-Петербург, 1860 г.
OCR, spell check и перевод в современную орфографию: Оскар Уайльд
Три брата, и они же три Кондрата,
Задумали поехать в степь когда-то,
Поехать в степь задумали затем,
Чтоб над рекой, над тощей Балаклейкой,
Засеять луг арбузною бахчей.
Поехали, всего набрали вдоволь,
Пшена, яиц, сметаны, пирогов,
Капусты, масла, творогу и сердце-
Беснующего зелья, то есть водки…
Поехали за делом казаки,
А запаслись еще и тем, что мысли
В минуты слез и скуки услаждает.
Один Кондрат взял трубку и кремень,
Другой Кондрат взял связку табаку,
А третий и задумал взять огниво,
Да как-то второпях про то забыл…
Вспахали казаки лужок до ночи,
Засеяли арбузами бахчу,
Сметаною и салом закусили,
Хлебнули раз-другой по чарке водки
И вздумали за этим покурить…
Туда-сюда, табак и трубка есть,
А вырубить огня для трубки нечем!
Вот третьему Кондрату два Кондрата
И говорят: — А что же, ваша милость,
Вы, верно, позабыли взять огниво?
Вон под горой бакшевник Пришибской,
Подите, попросите огоньку!
На ласковое слово не откажешь…
Встает Кондрат, приходит к куреню
И видит: на бревне сидит старик,
Худой, седой, усатый и чубатый,
Суровый, злой, нечесаный, горбатый,
Оборванный и длинный, как верста,
Сидит старик, насупил грозно брови,
И молча курит глиняную трубку.
— Дай, дядя, огня! — Дам: расскажи мне сказку!
— Я не умею… — Присказку скажи!
— Не смею! — Ну, так я с твоей спины,
От головы до пят, на пояс сыну,
За то тесьму ременную скрою!
— Нет стой, почтенный! Так и быть! Я сказку
Надумал. Только, слушай, — если ты
Меня собьешь на слове или скажешь:
‘Соврал, неправда!’ — я с твоей спины
Уж не одну, а две тесьмы ременных
Скрою себе на пояс… — Говори!
— Изволь… На ярмарку, за бочкой дёгтю,
Отец мой на твоем отце верхом
Приехал!.. — Врешь, бездельник! — Вру? Постой же,
Давай свою мне спину!.. Где мой нож?
Старик вскочил, заткнул за пояс трубку,
Надвинул шапку, полы подобрал
И ну бежать… Кондрат бежит за ним,
Кричит, ножом размахивает грозно,
И палкой бьет по пятам старика…
Как вдруг на всем бегу он поскользнулся,
И по земле с размаха растянулся…
Когда ж Кондрат вскочил, старик исчез,
А нож его воткнулся в кожу дыни,
Рассек ее с конца в конец, и тут же
В ее среде янтарно-золотистой
Невидимо и быстро утонул.
Жаль казаку ножа. Он огляделся,
Подумал, погадал, на кочку сел,
Разулся, шаровары на колени
Как надо завернул, достал тавлинку,
Дорожкою насыпал табаку
Вдоль пальца, к одному концу дорожки
Приставил нос, раздвинул жадно ноздри
И всю дорожку разом проглотил
И ошалел, и крякнул, и отважно
Полез на дно необозримой дыни…
Полез Кондрат, ступил на дно, глядит,
Куда засел досадный нож, — и видит,
В потемках бродит старый человек.
— А! кум Кондрат! — Здорово, кум Трисошный,
Куда тебя нелегкая несет?…
— Ищу волов, а ты? — Ищу ножа.
— Напрасно, брат, смотри какая темень!
Ни зги не видно… Подождем зари!
— Пусть так! Но где мы ляжем спать с тобою?
— А надо, кум, из дыни выйти вон…
Для этого один из нас нагнется,
Другой ему на плечи заберется
И выскочит из дыни, а потом
В Вербовку сбегает за топором
И куму дверь прорубит… Мы приляжем,
Друг другу по забавной сказке скажем,
И кто сумеет лучше рассказать,
Тому сперва и можно вылезать…
— Согласен, кум, изволь! — Когда согласен,
Так слушай же, я стану говорить.
(Сказка Трисошного)
Жила-была красавица казачка,
Высокая, степенная, прямая,
Она смотрела черными глазами,
Как вольный ястреб смотрит из-под туч.
Она носила две густые косы,
Как две тяжелых, вьющихся змеи,
Она с зарей у печки пряла пряжу,
В дремучий зной ложилася под тень,
В кусты смородины, бузка и терна,
И на ее малиновые губки,
Как на цветки, жужжа спускались пчелы,
Звенели и кружилися над ней,
И улетали будто мед сбирая…
А под вечер она, у двери хаты,
На улице садилася и шила,
И пела долго, долго и вздыхала…
Допелася до женихов казачка,
Меж всеми же, меж теми женихами,
Два более других ей полюбились,
А именно — сапожник, да кузнец.
Кузнец еще и так и сяк, немного…
Что ж до сапожника, так этот прямо
Пленил ее, и свадьбу заварил.
— Постой же, думает кузнец-бедняга:
Я проучу тебя, ременный шов!
Идет он раз с казачкою слободкой
И видит: из избы в резные окна
Сапожник пару новых сапогов
На воздух выставил и салом смазал…
— Вот диво, пан кузнец! — Да, точно, диво?!
— А разве что? — Как что? Да наш сапожник
Закоренелый турок и безбожник!
Он по ночам летает из трубы,
Кричит козлом, смирения не знает,
Ложится на спину среди избы,
Из окон обе ноги выставляет
И так весь день-деньской лежит и спит,
А на работу вовсе не глядит!
Задумалась красавица-казачка,
Решается с сапожником покончить,
Прогнать его и в церковь с кузнецом
Идти, глаза потупила стыдливо,
И видит вдруг на ножках у себя
Сафьянные сапожки с каблуками…
— Нет, говорит, сапожник хоть лентяй,
А все-таки сапожник, я ж не лошадь,
И мне не нужно мужа кузнеца!
Загоревал кузнец сильней и высох,
И одичал, не стал ни есть ни пить,
Косматым зверем по полям скитался
И пропадал по суткам из села…
Так он узнал о свадебном веселье
Сапожника с казачкой молодой…
Узнал и в кузницу тайком забрался,
Раздул огонь, засовом запер двери,
На угольях подкову раскалил,
Щипцами взял ее, под полу спрятал
И так пришел к сапожнику на свадьбу,
И рядом сел с веселым женихом…
— Здоровы будьте, сыты и богаты! —
Сказал и опустил за голенище
Сапожнику горячую подкову.
Весь помертвел испуганный жених!
Железо раскаленное до кости
Прожгло его колено и ступню,
До каблука сапог испепелило
И, зашипев, еще впилося в поле…
Но не моргнул, не сморщился сапожник!
Он угадал проделку кузнеца,
Закрыл полой прожженное колено
И, стиснув зубы, крякнул, усмехнулся,
Провел рукою тихо по усам,
Поцеловал в уста свою невесту,
Налил вина и стал желать злодею:
Богатства, правды, счастья у людей,
Жены красивой, тещи сановитой
И полон двор веселья и детей,
И осушил стакан, и до конца
Веселой свадьбы славил кузнеца.
И так ему красавица досталась…
И слобода той свадьбе дивовалась!
Вот, кум Кондрат, и сказка. — Хороша!
— Теперь тебе рассказывать! Высоко
Стоит на небе месяц, петухи
Еще молчат, и спит пролетный ветер…
Что ж ты глядишь?.. Не бойся: это филин
Кричит в Вербовке! Говори ж? — Изволь!
(Сказка Кондрата)
Шли в полдень, степью, двое казаков,
Отец и сын, и видят: по дороге
Идет барышник с парою волов
Откормленных, породистых и сильных.
— А хочешь, батюшка, я тех волов
Украду у барышника? — Украдешь?
Ну, где тебе, дурак! С твоим ли духом!
Теперь не ночь! — Не ночь? Смотри ж, родимый!
Скидает сын с одной ноги сапог,
Оврагами и полем обгоняет
Барышника, и на пути его
Кладет сапог, а сам в траву ложится.
Проходит мимо гордый человек
И, как прямой барышник, смотрит в землю,
Грызет чубук, едва передвигая
Столбы своих тяжинных шаровар
И поводя спесиво рыжим усом…
Вот, видит он, как раз среди дороги,
Лежит в пыли новешенький сапог.
Идет купец своим степенным шагом
И сапога не хочет он поднять…
Встает опять казак, берет сапог,
Другой же вновь с своей ноги скидает,
Барышника полями обгоняет
И так же на пути его кладет
Сапог, а сам в траву тайком ложится.
Проходит снова гордый человек,
Грызет чубук, едва передвигая
Столбы своих тяжинных шаровар
И поводя спесиво рыжим усом…
И видит он, как прежде, на дороге
Лежит другой новешенький сапог…
— Эх! говорит барышник: и другой!..
Жаль, поленился! Надо воротиться!
Как ни суди, а пары сапогов
Не всем сыскать в степи среди дороги!
И, бросив этот найденный сапог,
Волов да ко всему еще и трубку,
Идет назад барышник торопливо,
И вот уж он за балкою исчез,
И не слыхать его шагов тяжелых…
А казаку того и было нужно!
Не торопясь, берет он свой сапог,
Берет волов и гонит их пролеском,
Настиг отца — и оба казака
Идут опять своим путем-дорогой,
Барышник же остался без волов!