СОНЪ, НАВЯННЫЙ ДИКИМИ ПЧЕЛАМИ.
Оливы Шрейнеръ.
(Съ нмецкаго).
‘Встникъ Иностранной Литературы’, No 6, 1893
Сон, навеянный дикими пчелами, Шрейнер Оливия, Год: 1893
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Мать въ одиночеств сидла у открытаго окна. Къ него врывались голоса дтей, игравшихъ подъ тнью акацій, и знойное дыханіе полуденнаго воздуха. Въ комнату то влетали, то вылетали пчелы, дикія пчелы, съ пожелтвшими отъ цвточной пыли ножками. Он съ жужжаніемъ сновали взадъ и впередъ вокругъ акацій. Она сидла на низенькомъ стул и чинила блье, которое доставала изъ большой корзины, стоявшей передъ нею на стол. Нкоторые предметы были у нея на колняхъ, на половину прикрывая лежавшую тутъ же книгу. Она внимательно слдила за движеніемъ своей иглы, но однообразное гудніе пчелъ и шумъ дтскихъ голосовъ слились въ ея ушахъ въ одинъ неясный общій гулъ, и работа пошла все медленне и медленне. Вдругъ трутни, длинноногіе, какъ осы, стали гудть и кружиться все ближе и ближе вокругъ ея головы. Дремота такъ сильно одолвала ее, что, наконецъ, не будучи въ силахъ побороть ее, она положила на край стола обернутую въ чулокъ руку и склонила на нее голову.
Дтскіе голоса, то приближаясь, то отдаляясь, доносились со двора все глуше. И вотъ настала минута, когда она и вовсе перестала слышать ихъ и только подъ сердцемъ ощущала движенія своего девятаго ребенка. Убаюкиваемая гудніемъ пчелъ, кружившихся надъ ея головою, склонившеюся надъ столомъ, она заснула и ей приснился волшебный сонъ. Ей казалось, что пчелы, удлинняясь все боле и боле, превращались въ какія-то человческія фигуры, которыя двигались и кружились вокругъ нея.
Одна изъ этихъ фантастическихъ фигуръ неслышно приблизилась къ ней, говоря:— Дай мн наложить руку на то мсто, гд лежитъ твой младенецъ. Если я прикоснусь къ нему, онъ сдлается такимъ же какъ и я.
— Но кто же ты?— спросила она.
— Я — Здоровье,— отвтило фантастическое существо.— У всхъ, въ кому я прикасаюсь, всегда играетъ въ жилахъ алая кровь, они не знаютъ ни боли, ни усталости, жизнь для нихъ — одна нескончаемая радость.
— Нтъ, дай прикоснуться мн къ нему!— перебила другая фигура:— Я — Богатство. Если я до него дотронусь, онъ никогда не будетъ жертвою матеріальной нужды. Онъ будетъ пользоваться кровавыми трудами своихъ собратій, если захочетъ, все, на что только ни взглянетъ онъ, будетъ ему доступно. Онъ не будетъ знать слова: ‘нужда’. Но ребенокъ, при этомъ, не шевельнулся.
Третья сказала: — Дай мн дотронуться до него: я — Слава. Того, кого я отмчу, я возведу на такую высоту, откуда онъ виднъ будетъ всему человчеству. Его не забудутъ и посл смерти, имя его будетъ гремть цлыми вками, передаваться отъ отца въ сыну. Подумай только — что значитъ жить въ памяти потомства, изъ вка въ вкъ!
Дыханіе спящей матери было все также ровно, а призраки въ ея воображеніи тснились въ ней все ближе.
— Дай мн коснуться до младенца, вдь я — Любовь,— сказалъ одинъ изъ призраковъ.— Отъ моего прикосновенія онъ никогда не будетъ одинокъ въ жизни. Если даже въ глубочайшемъ мрак онъ протянетъ свою руку — то встртитъ другую на поддержку. Если весь міръ противъ него возстанетъ, онъ услышитъ голосъ: ‘Я съ тобой!’ Дитя затрепетало.
Но другой призракъ протснился ближе и сказалъ:
— Нтъ, дай мн его отмтить, я — Талантъ. Я могу сдлать все то, что было уже сдлано ране. Я способствую успхамъ воина, государственнаго человка, политическаго дятеля, мыслителя и писателя, который никогда не опережаетъ своего вка, но и не отстаетъ отъ него. Если я коснусь до твоего младенца, онъ никогда не прольетъ слезъ отъ неудачи.
А пчелы, между тмъ, все кружились и вились вокругъ головы спящей матери, задвая ее своими длинными, тонкими ножками. Вдругъ въ воображеніи ея изъ мрака комнаты выступило блдное лицо, съ заострившимися чертами, впалыми щеками и трепетной улыбкой на губахъ. Новый призракъ простеръ свою руку.
Мать отскочила назадъ, воскликнувъ:— Но кто же ты?— Отвта не послдовало, заглянувъ ему въ глаза, она спросила:— Что-жь можешь дать ты моему малютк — здоровье?
Онъ отвчалъ: — У человка, къ которому я прикоснусь, пробуждается жаръ въ крови, сжигающій его какъ огонь. Пылъ, который я сообщу ему, неизлчимъ и превратится только съ жизнью.
— Даешь ли ты богатство?
Онъ отрицательно покачалъ головою.— Когда человкъ, отмченный мною, наклоняется, чтобъ подобрать золото, надъ головой своей вдругъ видитъ онъ свтъ на неб, а пока онъ смотритъ вверхъ, золото ускользаетъ изъ рукъ его или, иной разъ, похищается другимъ прохожимъ’.
— Ты — слава?
— Едва-ли!— отвчалъ онъ.— Для существа, отмченнаго мною, невидимымъ перстомъ начертанъ на песк путь, какого онъ долженъ держаться. Иногда онъ доводитъ его почти до вершины, какъ вдругъ, измняя направленіе, быстро устремляется внизъ, а тотъ все долженъ идти по пути, слды котораго никому другому невидимы.
— Ты, можетъ быть — любовь?
— Онъ будетъ жаждать ея, но не найдетъ на свт,— былъ отвтъ.— Когда онъ будетъ раскрывать свои объятія, желая прижать въ сердцу любимое существо,— вдали, на горизонт, будетъ манить его мерцающій свтъ. Его влечетъ туда невидимая сила. Предметъ его любви не можетъ слдовать за нимъ. Онъ долженъ пуститься въ путь одинъ. Когда онъ страстно прижметъ любимое существо въ пылкому сердцу, восклицая:— ‘Моя, моя, на вки!’, онъ услышитъ голосъ:— ‘Отступись, откажись, не для тебя она!’
— Ты надлишь его успхомъ?
Призракъ сказалъ:— Неудача будетъ его удломъ. Въ состязаніи съ другими, онъ будетъ постоянно проигрывать, потому что ему будутъ слышаться чужіе голоса и чудный свтъ будетъ манить его,— и онъ будетъ вглядываться и прислушиваться, пока другіе опередятъ его. Тамъ, гд всякому въ степи, среди раскаленныхъ песковъ видна одна пустыня, ему представится лазурное море, вчно озаренное солнечнымъ свтомъ, вода же — расплавленнымъ аметистомъ, разсыпающимся блою пною по берегу. Среди моря, въ глазахъ его, высится обширный островъ съ горными вершинами, горящими золотомъ.
— И онъ достигнетъ ихъ?— спросила мать.
Призракъ странно улыбнулся.
— Но это будетъ въ дйствительности?— допрашивала она.
— А что такое дйствительность?— спросилъ онъ.
И, взглянувъ въ его полузакрытые глаза, она произнесла:— Коснись его.
Наклонившись впередъ, онъ наложилъ руку на дремлющаго младенца и, улыбаясь, прошепталъ слова, разслышанныя матерью: Превращеніе идеала въ дйствительность — такова будетъ твоя награда.
Младенецъ затрепеталъ, но мать продолжала спать крпкимъ сномъ и грезы исчезли. Неродившійся еще младенецъ въ утроб ея видлъ сонъ. Въ этихъ глазахъ, не видавшихъ еще дневнаго свта и въ едва намченномъ мозгу явилось ощущеніе свта, свта — никогда имъ невиданнаго, свта — гд-то существовавшаго!
Въ этомъ и была его награда: Идеалъ превратился въ дйствительность.