Куски дубовой коры, Джеффрис Ричард, Год: 1883 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 13 минут(ы)

Куски дубовой коры.

Эскизы Ричарда Джеффриса *).

Переводъ П. В. Майнина.

*) Современный англійскій писатель, художественное дарованіе котораго особенно проявляется въ маленькихъ эскизахъ, въ род приводимыхъ здсь.

I.
Собиратель желудей.

Черные грачи, желтые дубовые листья, и у подножья дерева спитъ мальчикъ. Голова его лежитъ на выпукломъ корн подл самаго пня, а ноги касаются небольшаго мшка или сумки, на половину наложенной желудями. Во сн его лобъ хмурится — на немъ обозначились линіи на подобіе морщинокъ дубовой коры. Впрочемъ въ чертахъ его лица не было ни чего ни привлекательнаго, ни отталкивающаго: такія черты могли быть у дюжины простыхъ ребятишекъ. Эти сердитыя складки лба были единственнымъ замтнымъ отличіемъ, подобно рубцамъ на монет, сдланнымъ подбитымъ гвоздями сапогомъ — примта, по которой можно отличить ее отъ двадцати совершенно съ нею сходныхъ въ другихъ отношеніяхъ монетъ. Одежда его была немного лучше дерюги на его мшк, но чиста, прилична и исправна. Глядя на такую одежду, вы бы сказали: ‘бдна, да бережно ношена’. Добрая душа, быть можетъ, положила бы со вздохомъ трехпенсовую монетку въ его сжатый кулакъ. Но эту, словно желзомъ проведенную борозду надъ молодыми бровями, не разгладить и серебру. А грачи все свое: крр! крр!

Счастливйшія созданія въ свт — это грачи за желудями. Дло не въ одномъ клеваніи ихъ, но и въ поискахъ: слетъ на добычу, попрыгиваніе съ втки на втку, потомъ бочкомъ-бочкомъ до самаго корня сука и добродушное клохтанье, когда пріятель уронитъ свой желудь, который катится съ сука на сукъ. Среди такаго обилія имъ не зачмъ ссориться или драться, за неимніемъ повода къ битвамъ, но они не прочь похвастаться успхомъ и выражаютъ это самыми громкими криками. Счастливецъ выбравшій себ по вкусу желудь, одинъ отлетаетъ съ нимъ, точно у него въ клюв самородокъ золота, на какую нибудь открытую поляну, сопровождаемый общимъ крр!

Все это происходило вверху, пока мальчикъ спалъ внизу. Дроздъ выглядывалъ съ плетня, а въ низкой трав все еще слышалось жужжаніе пчелъ, этихъ вчныхъ солнцепоклонницъ. Солнечные лучи сверкали на черныхъ спинкахъ грачей, переливаясь на ястребиной травк, на донник и желтух, а также въ сонной стру воды. Дубъ находился вблизи угла, образуемаго двумя плетнями, и въ углу былъ тсный тернистый проходъ. Въ эту минуту одна старушка, весьма бодрая на видъ, проходила этимъ отверстіемъ, неся на плечахъ вязанку хвороста, и съ ясеневой палкой въ рук. Она была очень чисто и хорошо одта для рабочей женщины, съ грубыми чертами лица, въ которыхъ было однако что-то трудно опредлимое, что-то такое, чмъ она превосходила большую часть женщинъ своего быта. Сюда отчасти относились прямой станъ, плотныя губы и свтлоголубые глаза, смотрвшіе каждому прямо въ лицо. Впрочемъ, быть можетъ, эти черты производили меньшее впечатлніе сравнительно съ ея прямодушіемъ. Вра этой старушки возвышала ее надъ всмъ остальнымъ, и я могу васъ уврить, что она была у нея чувствомъ вполн искреннимъ. Это грубое лицо и ситцевое платье годились бы для жертвы, идущей на костеръ за свою вру.

Когда старушка вышла изъ прохода, она сложила въ него свой хворостъ, прошла небольшое разстояніе въ пол и возвратившись назадъ къ мальчику, стала между нимъ и угломъ плетня. Крр! кричали грачи, крр! крръ! Хлопъ, хлопъ, хлопъ! зачастила ясеневая палка по спящему мальчику, да такъ машисто, что, того и гляди, поломаетъ ему кости. Подобно заведенной машин, мальчикъ и съ просонья ни на секунду не усомнился въ происходящемъ и безъ малйшаго крика бросился со всхъ ногъ въ угловое отверстіе. Здсь его остановилъ хворостъ, и прежде, чмъ онъ усплъ отбросить его, старуха опять мальчика хлопъ, да хлопъ, а послдній ударъ нанесла ему по ногамъ, когда тотъ, скорчившись, вырвался отъ нея. Удирая съ быстротою вихря, онъ схватилъ на бгу мшокъ съ желудями, бросилъ его на плотину, откуда желуди скатились въ прудъ и погибли — добра, по крайней мр, на шиллингъ было. Потомъ побжалъ черезъ поле, безъ шапки, подъ гору и былъ таковъ. Старуха не пыталась остановить его, зная изъ прежняго опыта, что это безполезно и могло бы, пожалуй, кончиться ея собственнымъ поражаніемъ. Хворостъ, принесенный за четверть мили для этой цли, далъ ей возможность имть дв сильныхъ схватки съ нимъ. Боле сквернаго мальчишки и на свт не бывало: ничего нельзя было подлать съ негодяемъ. Онъ былъ ея внукомъ — по крайней мр сыномъ ея дочери, такъ какъ ребенокъ онъ былъ незаконный. Отецъ пилъ, двушка умерла, какъ говорили — прямо съ голоду, ребенка взяла бабушка, и теперь ему было лтъ десять-одинадцать. Старушка исполняла и исполняетъ свой долгъ такъ, какъ его понимала. Молитвенное собраніе въ ея коттедж бывало дважды въ недлю, она сама читала вслухъ молитвы среди собравшихся, будучи главнымъ членомъ секты. Ни примръ, ни наставленія, ни лоза не могли измнить сердце мальчика. Иногда старуха принималась бить его, быть можетъ, скоре по привычк, чмъ изъ какой нибудь личной вспышки раздраженія, особенно когда она приносила воду и наливала котелъ, и эти побои были для нея самыми обыкновенными событіями дня. Почему не вмшивался отецъ? А потому что въ такомъ случа ему пришлось бы держать сына у себя, и тогда нсколько шиллинговъ въ недлю убыло бы отъ эля.

Въ саду, прилегавшемъ къ коттеджу, былъ небольшой сарай съ висячимъ замкомъ, служившій для склада припасовъ или дровъ. Однимъ утромъ, посл жестокихъ побоевъ, она втащила мальчика въ сарай и заперла его въ немъ на цлый день безъ пищи. Но это ни къ чему не повело: мальчикъ по прежнему остался ожесточеннымъ.

Тропинка, пролегавшая полемъ, шла мимо коттеджа, и каждое воскресенье люди, приходившіе въ молельню, могли видть мальчика у окна съ открытой передъ нимъ бабушкиной библіей. Здсь онъ долженъ былъ сидть за запертою дверью, подъ страхомъ палки, и смотрть на открытую страницу. Какая польза была принуждать его къ этому? Читать онъ не умлъ.

— Да,— говаривала старуха,— читать онъ не можетъ, такъ я заставляю его смотрть въ книгу.

Колотушки продолжались своимъ порядкомъ, когда однажды мальчикъ былъ посланъ съ однимъ порученіемъ мили за дв или за три и къ общему удивленію собрался въ путь довольно охотно. Но онъ не возвратился ни къ ночи, ни на слдующій день, ни еще на слдующій, и стало ясно до очевидности что онъ убжалъ совсмъ. Никому и въ голову не пришло разспросить о немъ или прослдить тропинку, по которой онъ шелъ и которую перескали желзная дорога, ручьи и каналъ. Онъ убжалъ, но могъ гд нибудь остановиться, была прелестная лтняя погода, и ему ничего не стоило прогулять недлю. Впрочемъ одному промышленнику, случившемуся на участк у канала, показалось, какъ будто онъ видлъ въ вод что-то подозрительное, но это не вызвало въ немъ ни малйшей тревоги, да онъ и не зналъ, что пропалъ мальчикъ. Можетъ, пронесло дохлую собаку… И, отвернувшись отъ канала, онъ снова принялся разсматривать корову, которую торговалъ. Проходила мимо баржа, и рулевая баба, съ трубкой во рту, видла, какъ что-то плыло и подкатилось подъ руль: баржа во всю длину прошла по тому плывшему тлу. Женщина поняла, что это былъ утопленникъ, но она спшила добраться до пристани, сойти на берегъ и выпить свою кварту эля. Какая надобность подбирать тло: только нажить кутерьму на палуб, за которую никто не заплатитъ! ‘Отча — ливай, Недди’! Баржа тронулась, замутивъ тину въ мелкой вод, обдавъ брызгами луговой берегъ, и провожаемая ласточками, рявшими у флаговъ. Потомъ увидалъ тло работникъ, тянувшій бичеву, и выловилъ его, а вмст съ нимъ — тонкую ясеневую уду, съ лесой и крючкомъ, на которомъ еще сидлъ червякъ. Вотъ изъ-за чего погибшій мальчикъ вышелъ такъ охотно изъ дома, намреваясь половить рыбу въ ‘рк’, какъ онъ называлъ каналъ. Когда мальчикъ поскользнулся и упалъ въ воду, его руки и ноги какъ нибудь запутались въ лес уды, иначе, по всей вроятности, ему удалось бы выкарабкаться, такъ какъ мсто было не глубоко. Такой выпалъ конецъ мальчику, но никто и никогда не вспоминалъ его. Разв пожалетъ кто нибудь грача, застрленнаго и повшеннаго за мсто пугала! А къ мальчику всю его жизнь относились какъ къ пугалу: онъ померъ — и все тутъ. Что касается бабушки, то совсть ее не упрекала: она вдь исполнила свой долгъ.

II.
Легенда о воротахъ.

Большой букъ съ блой корой наверху ствола стоялъ въ оград у воротъ, выходившихъ на дорогу. Чужіе путники, проходившіе по дорог въ сумерки, часто останавливались въ недоумніи, прежде чмъ ршались приблизиться къ страи ному дереву. Блая верхушка выглядывала точно привидніе изъ-за темнаго плетня и древесной тни. Самъ стволъ въ это время дня бывалъ одного цвта съ втвями, такъ что блая верхушка казалась какъ бы висящею въ пространств. Иллюзія была до того полна, что даже люди, хорошо знавшіе мстность — и т, проходя или прозжая здсь верхомъ и забывъ объ этой особенности дерева, вздрагивали, когда блая отмтина вдругъ бросалась въ глаза. Полевые ребятишки любили кидать въ него каменьями, какъ будто только звукъ ударявшаго въ него камня убждалъ ихъ въ подлинной реальности дерева. Сдой мохъ, которымъ оно обросло, былъ вроятно причиной этой близны, и дйствительно, огромное дерево уже замтно хирло и было усяно трещинами на самомъ верху ствола. Ворота были довольно низки, такъ что человкъ могъ протянуть руку черезъ ихъ верхнюю перекладину.

Одно время довольно часто можно было видть, подл самихъ воротъ, леди, обыкновенно безъ шляпы, такъ какъ домикъ ея находился тутъ же вблизи. Иногда осдланная и взнузданная лошадь, только безъ всадника, виднлась привязанною къ воротамъ, и извстные своимъ любопытствомъ деревенскіе ребята, когда имъ случается проходить мимо, всегда высматриваютъ во вс щели плетня, пока не разглдятъ, гд гуляетъ влюбленная парочка, прохаживаясь среди цвтковъ буквицы. Обыкновенно этихъ соглядатаевъ выдавала болонка, которая по вечерамъ, пока происходило свиданіе, любила рыться своими лапками въ кроликовыхъ норахъ насыпи. Сосди, возвращавшіеся на свои коттеджи въ долин, улыбались и многозначительно переглядывались другъ съ другомъ, когда слышали особенно долгій и пронзительный свистъ, который всмъ былъ извстенъ, какъ сигналъ Льюка. Нкоторые увряли даже, что слышали этотъ свистъ неизмнно каждый вечеръ: изъ какаго бы далека ни приходилось прискакать Льюку, его свистъ ужъ непремнно раздается передъ сумерками. Льюкъ былъ плотникомъ и лсопромышленникомъ — профессія, которая обыкновенно ведетъ къ достаточному заработку, въ томъ смысл, какъ понимается достатокъ въ деревенской глуши. Онъ скупилъ чуть не весь строевой матерьялъ во всемъ округ, у него были свои пристани по каналу и складочные дворы при маленькой станціи желзной дороги, въ разстояніи нсколькихъ миль. Льюкъ часто здилъ на эту станцію, но пропади онъ хоть за девяносто миль — и то поспетъ въ свое время обратно, чтобы дать свистъ. Если бъ онъ не былъ такъ сильно занятъ, этотъ свистъ раздавался бы два раза въ день, потому, когда онъ вставалъ поутру, все равно, куда бы ему ни приходилось хать, эта дорога оказывалась попутной ему: она вела на вс стороны.

На макушк бука, часовъ около одинадцати, весенними утрами, всегда сидлъ дикій голубокъ. Такой голубь, какъ извстно, птица сосредоточенная, которая нсколько разъ на день присядетъ пораздумать на счетъ предстоящихъ хлопотъ по сбору своей жатвы. Потомъ онъ прилеталъ опять около половины пятаго, но только въ одинадцать замчалось обыкновенно его посщеніе бука. Изъ окна собственной комнаты леди можно было видть букъ и ворота, и такъ какъ на этотъ утренній часъ обыкновенно приходилось посщеніе Льюка, то подруга его часто сидла наверху съ открытымъ окномъ, прислушиваясь къ топоту копытъ, или столь знакомоу свисту. Она столько разъ въ это время видала голубка, что наконецъ стала уже поджидать птицу, и когда та показывалась на дерев, леди оставляла свою работу или книгу и выходила ей на встрчу. Сидя въ безопасности наверху большаго бука и какъ бы понимаая, что теперь весна, когда ружья отдыхаютъ, голубь не боялся своей сосдки. Ничего не можетъ быть пріятне прогулки по мурав, усянной душистыми буквицами. А эта лужайка была именно усяна ими, и въ такомъ изобиліи, что издали вся поверхность ея казалась сплошнымъ золотистымъ ковромъ. Вс цвточки имли короткіе стебельки: такъ бываетъ всегда, когда цвты ростутъ слишкомъ часто, и колокольчики ихъ были палеваго или лимоннаго цвта. Крупныя буквицы темно-желтыя, съ пятнышками, ростутъ на вол кустиками въ заливахъ, или по берегамъ ручьевъ. Здсь можно накосить цлые акры полевой душистой буквицы. Вылетая изъ чашечекъ этихъ цвтовъ, пчелы жужжали, когда леди проходила между ними, съ закрытой книгой въ рук, въ сладкой задумчивости. Она возвращалась обыкновенно съ бжавшей за нею болонкой Льюка, потому что приходилъ или нтъ ея хозяинъ, понятливая собака рдко манкировала своимъ посщеніемъ, зная, что ей всегда при этомъ бывало хорошо.

Однажды утромъ хозяйка шла среди буквицъ, погруженная въ свои мечты, мимо стараго бука и воротъ, рядомъ съ плетнемъ изъ оршника. Было такъ солнечно тепло и птицы распвали во всю свою мочь, потому что на разсвт былъ дождь, который всегда весело настраиваетъ ихъ сердца. По крайней мр пичугъ восемь или девять пли разомъ, дрозды срый и черный, кукушка (далеко въ сторон), голубь, зябликъ, соловей, реполовъ, звонкій королекъ и жаворонки въ небесахъ. Но въ отличіе отъ всякой другой музыки, хотя каждая птица пла особымъ голосомъ и ноты скрещивались и смшивались одна съ другою, он не производили диссонанса и сливались въ прелестнйшіе звуки. Чмъ больше птицъ пло вмст, тмъ слаще казалась музыка. Правда, что у всхъ у нихъ на сердц была одна мечта о любви, которая, быть можетъ, и давала такую гармонію ихъ общей псн. Леди не ожидала видть Льюка въ это утро, зная, что онъ долженъ былъ хать за нсколькими сваленными деревьями, убранными съ участка, вслдствіе желанія фермера, чтобъ ихъ свезли прежде, чмъ подымется отава, а такъ какъ участокъ этотъ находился въ десяти или двнадцати миляхъ, то Льюку слдовало встать рано. Не будучи особенно на сторож, она, казалось, еще глубже погрузилась въ свои грезы, которыя продолжались, пока она не достигла другой стороны лужайки, когда болонка вдругъ выскочила изъ-за плетня и стала передъ нею прыгать и ластиться, почти испугавъ ее этой выходкой. Въ эту самую минуту ей показалось, что она слышитъ звукъ подковъ по дорог — это могъ быть Льюкъ — и вслдъ затмъ дйствительно донесся его долгій, пронзительный и своеобразный свистъ отъ воротъ у бука. Она побжала что было силы, сопровождаемая лающей болонкой, и черезъ дв-три минуты была уже у воротъ но Льюка тамъ не оказалось. Его не было и на дорог, она хорошо могла видть въ об стороны черезъ низкія ворота. Не найдя ее, онъ вроятно прошелъ въ домикъ. Но и дома она узнала, что его не видали: онъ не заходилъ. Немножко обиженная, что Льюкъ такъ спшно ускакалъ, она занялась домашними длами, ршившись не думать больше о немъ въ это утро и надуть ему губки, когда онъ прідетъ вечеромъ. Но онъ не пріхалъ и вечеромъ: ясное дло — что нибудь задержало.

Деревья Льюка лежали въ высокой трав возл зарости, и задача состояла въ томъ, чтобы взять ихъ съ участка, перевезти черезъ полотно прилегающей желзной дороги и сложить на лужайк въ алле, куда онъ могъ послать за ними на досуг. Фермеръ былъ сильно озабоченъ поскоре убрать ихъ съ покоса, и Льюкъ сдлалъ все возможное для исполненія его желанія. Когда Льюкъ прибылъ къ мсту, прискакавъ прямо сюда, онъ нашелъ, что почти все дло было сдлано и оставалось не свезеннымъ только одно дерево. Когда рабочіе вкатывали его на роспуски, Льюкъ слзъ съ лошади и сталъ имъ помогать. Приладивъ дерево, онъ веллъ его, какъ послднее, везти прямо на пристань. Пришелъ фермеръ посмотрть, какъ идетъ дло, съ нимъ былъ и его маленькій сынъ, ребенокъ лтъ пяти или шести. Мальчикъ, увидавъ большое дерево привязаннымъ, сталъ кричать, чтобъ его посадили на него ‘прокатиться верхомъ’, но такъ какъ оно было слишкомъ толсто, то работники уговорили его ссть лучше на лошадь. Подъхавъ къ перескающей дорогу застав — блому шлагбауму съ надписью крупными черными буквами ‘опущенъ’, они услыхали приближеніе курьерскаго позда и остановились пропустить его. Какъ только миновалъ поздъ, шлагбаумъ былъ поднятъ, и лошади начали переходить черезъ полотно. Когда он напрягались отъ чрезмрной тяжести, мальчикъ, наскучивъ своимъ неудобнымъ положеніемъ, закричалъ, а добродушный Льюкъ подошелъ и сталъ поддерживать ребенка. Не слыхали ли они предупрежденія за крикомъ погонщиковъ, или хлопаньемъ бича, или за грохотомъ колесъ, или ужъ Богъ знаетъ отъ чего, но только вдругъ фермеръ, перешедшій уже рельсы, закричалъ ‘товарный’! Кривой линіей изъ-за зарости и до сихъ поръ скрытый за нею вытягивался товарный поздъ ярдахъ въ тридцати разстоянія. Льюкъ могъ бы спастись, если бъ не мальчикъ. Онъ схватилъ ребенка съ лошади, бросилъ его — буквально бросилъ — на руки отца, и въ одно мгновеніе былъ обращенъ въ безобразную массу. Сцена слишкомъ ужасна для передачи ея подробностей. Эта катастрофа произошла, какъ показалъ потомъ машинистъ товарнаго позда, именно въ восемь минутъ двнадцатаго.

Это было въ самое то время, когда подруга Льюка, замечтавшись среди буквицъ, услыхала стукъ копытъ и его долгій, пронзительный и своеобразный свистъ у воротъ подъ букомъ. Она хорошо запомнила время по слдующимъ примтамъ: во первыхъ она видла, какъ голубокъ прилетлъ, на букъ какъ разъ передъ ея выходомъ, во вторыхъ она помнила что ей поклонился старый рабочій, приходившій домой каждое утро въ этотъ часъ за своимъ элемъ, въ третьихъ, особа съ медленной поступью, какъ леди, должна была употребить восемь или десять минутъ на проходъ этой части лужайки, и въ четвертыхъ, когда она вернулась въ домъ узнать, не здсь ли Льюкъ, часы показывали четверть двнадцатаго, и извстно было что они немного бжали. Не могло быть никакаго сомннія, что она слышала знакомый свистъ, донесшійся какъ казалось отъ воротъ, въ тотъ самый моментъ, когда бдный Льюкъ былъ раздавленъ на разстояніи двнадцати миль отъ ея дома.

III.
Римскій ручей.

Ручей позабылъ меня, но я не забылъ ручья. Много лицъ отразилось съ тхъ поръ въ его свтлой вод, много ногъ перешло по его не глубокому песчаному дну. Едва ли кто можетъ видть его, какъ я, такой цльной картиной предъ своими глазами, блестящей и яркой, какъ деревья, которыя ночью внезапно озаритъ широкій зигзагъ молніи. Вс листья, и втви, и птицы въ гнздахъ бываютъ видны въ этотъ свтлый мигъ. Это бываетъ всего секунду, но кажется много доле. Память, подобно молніи, воскрешаетъ въ ум картины. Каждый изгибъ рки, и берегъ, и отмель также памятны мн и теперь, какъ въ т времена, когда я такъ часто ходилъ по берегамъ извилистаго потока. Когда поспвала луговая трава, вы не могли далеко уходить отъ берега, она росла такая густая, высокая и такъ была переполнена всевозможными злаками, что тяжело доставалось колнямъ. Жизнь луговой растительности рвалась къ ручью лтомъ, спша къ живительной влаг и упиваясь ею. Здсь лютики были выше и росли чаще, а золотая гвоздика — въ такомъ обиліи, что за нею не видать зелени. Безчисленные стебельки выставляли въ темнот все богатство зелени, подобно рудокопамъ, выбрасывая на поверхность свои лепестки чистаго золота. Кусты боярышника съ ихъ густою листвою растутъ крупне — деревья отступаютъ дальше — и подъ такимъ навсомъ листьевъ и втвей, плотно стиснутый травой и злакомъ, ручей исчезалъ на небольшемъ пространств и потомъ былъ не узнаваемъ отъ плотинъ и плетней. Онъ терялся въ равнин луговъ, и только одни цвты видли его искрившуюся зыбь.

Притаившись въ этихъ кустахъ и высокой трав, высоко на деревьяхъ и внизу на земл, цплялись гнзда счастливыхъ птицъ. Въ боярышник свивали ихъ дрозды, и эти гнздышки часто свшивались надъ самой ркой, и птенцы выпархивали въ цвтущую траву. Здсь, между стеблями зонтичныхъ растеній, въ путаной густой мурав, пищуха скрывала свое сокровище, выбравъ для этого береговую нору, чтобы коса скользила мимо. Вверху, на подстриженной рябин и мн вили гнзда горлинки и ворковали на небольшихъ запрудахъ, гд ручей длалъ крутой, почти обратный поворотъ. Если встрчалось дупло на дубу, его выбирала парочка скворцовъ, за неимніемъ боле удобнаго уголка, который бы не былъ уже занятъ другими. Внизу ивовыхъ побговъ вили стрепеты, на выступахъ канавъ, среди водорослей, устраивались рчныя курочки. Ласточки, порхая взадъ и впередъ надъ лугами на разстояніи многихъ миль, отдыхали на верхушкахъ рябинъ и весело щебетали. Подобно цвтамъ и трав, птицы также тянутъ къ ручью. Подл него вьютъ гнзда, сюда прилетаютъ пить, по вечерамъ жаворонокъ чирикаетъ въ куст боярышника. Ночью, надъ пшеходнымъ мосткомъ, звздочка сверкала въ зеркальной вод. По утреннимъ и вечернимъ зарямъ крестьянскія двушки приходили сюда за водой, он протоптали тропинку на лугу, и у спуска въ ручей былъ положенъ плоскій камень, на который удобно было становиться. Хотя двушки бывали плохо одты, лишены красивыхъ, приглядныхъ формъ и живаго румянца, но въ самомъ черпаньи воды есть что-то античное, гомерическое, что напоминаетъ нашему воображенію первобытныя времена. Съ двушками всегда приходили маленькія дти, они, подобно трав и птицамъ, тоже любили смотрть, какъ рыбки ускользали и скрывались въ зеленыхъ водоросляхъ берега, бросали маргаритки и лютики въ потокъ, смотрли, какъ они плыли, цплялись за водоросли и опять вырывались и уносились, подобно друзьямъ нашего дтства, прочь изъ виду. Съ прилегавшаго пастбища приходили на водопой рыжеватая скотинка и неугомонныя лошади, которыя по цлымъ часамъ стоятъ у берега подъ тнью ясеневыхъ деревъ. Какъ весело прыгнула въ воду прямо изъ водорослей лягушка!— Вы можете прослдить за нею въ хрустальной вод по мелькающей спинк. Вся окружавшая жизнь любила ручей.

Далеко въ сторон отъ дорогъ и деревушекъ красовался небольшой садикъ на самомъ берегу ручья, и я, пользуясь порою, когда трава не была еще слишкомъ высока для ходьбы, заглянулъ какъ-то за ограду поболтать съ хозяиномъ садика. Съ лопатой въ рук, онъ былъ занятъ очисткой сада и ворчалъ, что зайцы не оставляютъ его въ поко, не смотря на всю эту массу кормовой травы. А тутъ еще грачи и рчныя курочки донимаютъ, горлицы летаютъ за горохомъ, роютъ норы водяныя крысы, и это всхъ ихъ нтъ отбоя. Пока хозяинъ болталъ со мной, позабывъ про свое дло, какъ это обыкновенно бываетъ со стариками, мн думалось,— какъ стоявшую передъ нами яблоню, мало занимали люди, смотрвшіе на ея красу. Втви всюду покрыты цвтами и на верхушк, и по сторонамъ, только наверху никто не могъ ихъ видть, кром ласточекъ. Яблони растутъ не для человческихъ восторговъ, это не входитъ въ ихъ цли, это личное наше дло — мы навязываемъ мысль дереву. На ея короткомъ суку, въ самомъ низу ствола, висла искалченная бурей ручка какаго-то глинянаго сосуда, старикъ объяснилъ, что это былъ кувшинъ изъ тхъ, что употреблялись въ древности: онъ часто выкапывалъ ихъ. Иные оказывались разбитыми, другіе же довольно хорошо сохранились, много ихъ было выброшено для трамбовки большой дороги, и тамъ, въ куч сорныхъ травъ, было много такихъ осколковъ. Эти черепки были остатками англо-римской глиняной утвари. Находили и монету — разъ съ полгаллона набрали — только всю почти растащили ребятишки. Старикъ досталъ изъ своего кармана одну такую монету, вырытую ныншнимъ утромъ, он не имютъ никакой цны: не звенятъ. Рабочіе хотли получить за нихъ хоть элю, и того не добились: никто не бралъ этихъ мдныхъ кружковъ. Вотъ и все, что онъ зналъ о цезаряхъ. А каково ныньче яблони зацвли: не наглядться!

Пятнадцать вковъ тому назадъ была римская станція, на самомъ томъ мст, гд дорога перескаетъ ручей. Здсь центуріоны ставили на роздыхъ свои легіоны посл утомительнаго перехода черезъ горы, такъ какъ проселокъ, обросшій теперь терновникомъ и изрытый колеинами, былъ тогда римскою военною дорогой. Здсь были и виллы, и купанья, и укрпленія, объ этомъ вы можете прочесть въ книгахъ. Сооруженія эти исчезли теперь подъ плетнями, цвтущей травой, ясеневыми заростями и давно забыты по проселку и пшеходной троп, гд зацвтутъ іюньскія розы на смну отцвтающихъ яблонь. Но въ томъ самомъ мст, гд перескаетъ ручей старинная военная дорога, растутъ самыя прелестныя, крупныя, голубыя незабудки, которыя когда либо срывалъ любовникъ для своей возлюбленной.

Старичекъ, замтивъ мое любопытство къ остаткамъ гончарныхъ издлій, пожелалъ показать нчто въ другомъ род, тоже недавно открытое. Онъ повелъ меня къ тому мсту, гд ручей былъ глубокъ, и нсколько подкопанъ берегъ. Дло въ томъ, что лошадь, наклонившись съ берега напиться, сдвинула кусокъ обрыва въ рчку и обнаружила человческій скелетъ, лежавшій на береговой отмели. Тутъ я взглянулъ вверхъ по рк и вспомнилъ лютики и высокую траву и цвты, которые сбгали къ самому берегу, мн вспомнились гнзда и воркованіе голубей, вспомнились двушки, приходившія за водой, дти, бросавшія цвты въ воду. Втеръ сдувалъ распустившійся цвтъ яблонь, и онъ падалъ хлопьями живописнаго снга. Весело распвали на деревьяхъ щеглы: издали, изъ дубовой рощи, доносился крикъ кукушки. На самомъ краю живительной воды, воды, веселящей все окружающее, на ея ласкающемъ плеск и подъ яркимъ блескомъ солнечныхъ лучей лежали эти грустные останки…

‘Изящная Литература’, No 10, 1883

Куски дубовой коры.

I. Собиратель желудей.

II.Легенда о воротахъ.

III.Римскій ручей.

Читайте также:

I.
Собиратель желудей.

II.
Легенда о воротахъ.

III.
Римскій ручей.