Сочинения Павла Якушкина. С портретом автора, его биографией..., Якушкин Павел Иванович, Год: 1884 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 6 минут(ы)

Сочиненія Павла Якушкина. Съ портретомъ автора, его біографіей, составленною С. В. Максимовымъ, и товарищескими о немъ воспоминаніями П. Д. Боборыкина, П. И. Вейнбернго, И. . А. Горбунова, А. Ф. Иванова, H. С. Курочкина, Н. А. Лейкина, H. С. Лескова, Д. Д. Минаева, В. Н. Никитина, В. О. Португалова и С. И. Турбина. Изданіе Вл. Михневича.Спб., 1884.

Какое это было славное, счастливое, полное радостныхъ надеждъ время! Мы говоримъ про 1858 годъ, годъ необычайнаго оживленія, восторженной работы, безграничныхъ упованій. Свжія силы появлялись отовсюду, новое вино лилось широкою струею въ старые мхи, въ ожиданіи, когда они будутъ замнены новыми. Нарождались новые типы, въ литературу входили властно люди, которыхъ до того времени никто не зналъ. Появились Губернскіе очерки Щедрина, десятками нарождались новыя періодическія изданія, Мартыны Задеки стараго добраго времени или присоединялись къ горячей молодежи, честно хотя и шумно выходившей на арену, или прекращали свое ветхозавтное мурлыканье. Тургеневъ — вышелъ на боле широкую дорогу, явились крупныя созданія Достоевскаго, заговорила своимъ настоящимъ языкомъ муза Некрасова. Книжка журнала составляла чуть не эпоху, статья популярнаго писателя длалась событіемъ. Не было такого медвжьяго уголка, гд бы ожирвшіе степняки ни волновались, ни слушали въ запуски новыхъ псенъ, заптыхъ еще вчера неизвстными людьми. Старые пути оказывались уже негодными, литература искала новыхъ и вотъ однимъ изъ искателей этихъ новыхъ, не проторенныхъ дорогъ и былъ Павелъ Ивановичъ Якушкинъ, типическую фигуру котораго и характерную рчь съ удивительною ясностью помнятъ участники этой русской ‘весны’. Съ перваго раза П. И. Якушкинъ бросался въ глаза. Полумщанскій, полукрестьянскій костюмъ, не тотъ, который мужики принимаютъ за тирольскій, а настоящій, отличалъ, его по видимости- отъ всхъ людей того времени. Онъ уже десять лтъ носилъ его, живя одною жизнью съ народомъ, занимался ‘труднйшею работою изученія русскаго крестьянства, встрчался глазъ на глазъ съ нимъ въ самыхъ источникахъ, гд тихо и скромно струятся они, въ густыхъ заросляхъ, едва примтные глазу и съ трудомъ доступные’. Павелъ Якушкинъ явился тогда именно тою подспудною силою, которая вышла на требованіе новаго времени. Народъ былъ еще тайной, ори, какъ Григоровичъ, рисовали его исключительно идеалистически, служа ему въ этомъ отношеніи великую службу. Крестьянина считали чуть не гориллой и идеализировавшіе его писатели подымали мужика высоко, очень высоко. Это до тхъ поръ былъ единственный способъ возможнаго протеста. Павелъ Якушкинъ выдвигалъ мужика настоящаго. Онъ никогда и ничего не сочинялъ. Въ своихъ произведеніяхъ онъ не разъ даже горюетъ о томъ, что не можетъ ничего разукрасить воображеніемъ. Это была ходячая камеръ-обскура, въ которой отражалось, именно то, что мелькало мимо. Не разъ онъ отмчаетъ: ‘Говорилъ съ крестьяниномъ, имя котораго, къ сожалнію, забылъ’. Въ этомъ отношеніи добросовстность и правдивость его доходила даже до подлинности именъ. Онъ не ходилъ въ народъ, а жилъ съ нимъ. Въ курныхъ избахъ, по обозамъ зимнихъ путей, въ постоялыхъ дворахъ, въ бродячихъ артеляхъ, даже въ арестантскихъ уздныхъ и губернскихъ полицій,— это былъ свой человкъ, понятный народу и понимавшій его. Онъ не вносилъ въ народъ никакихъ идей, никакихъ новыхъ понятій. Работа этого рода была чужда Якушкину. Не учить, а учиться онъ хотлъ въ бездонныхъ моряхъ русскаго крестьянства, погружался въ нихъ ‘смиренно’ и выносилъ оттуда истинныя жемчужины. Онъ собралъ массу псенъ и сказаній для Киревскаго, и когда Киревскій умеръ, и наслдники его умерли, П. Якушкинъ, не хотлъ помириться съ передачей этого завтнаго ему дла Безсонову и явился въ Петербургъ, тридцати восьми лтъ отъ роду, полнымъ силъ и энергіи, чтобы самому издать свой сборникъ. Но Петербургъ не на долго удержалъ его. Какъ ни привтливо принялъ его литературный кружокъ, какъ ни спокойно было здсь посл странствій по сверному Поволжью съ Лубочнымъ коробомъ за спиною, набитымъ офенскимъ товаромъ, какъ ни великъ былъ интересъ,— возбужденный имъ въ обществ, Якушкину не сидлось. Его тянуло опять на глухіе проселки, т)да, гд и путь теменъ, и приключеній бездна — и жердочка тонка, и рчка глубока: велика опасность въ грязи и бездорожиц. Это было не странствіе по желзнымъ дорогамъ и на обывательскихъ лошадяхъ съ открытыми листами отъ начальства. Пшкомъ, въ одиночку, слушай вой волковъ, выбгавшихъ на дорогу, или мятели, заносившіе его снговыми сугробами, шелъ онъ отъ села къ селу, отъ деревни къ деревн. Иной разъ измученнаго и разбитаго странника не пускали на ночлегъ въ избы, приходилось заночевать въ караулкахъ, либо въ стог сна, а если были мста — на грязномъ полу, на голыхъ доскахъ, въ повалку съ другими — такъ это казалось ему раемъ. Сколько разъ раннею весною онъ тонулъ въ зажорахъ, какъ часто больнаго тифомъ его прогоняли изъ теплой избы на холодъ, на мятель, чтобы не попасть въ отвть, если Неравно умретъ ‘странный человкъ’. И какъ странно читать и вспоминать, на какія незначительныя средства длалось имъ его крупное дло. Онъ боялся большихъ денегъ, не бралъ ихъ. Пятьдесятъ рублей было для него капиталомъ, иногда Якушкинъ ухитрялся мсяца два-три странствовать, исходить, Богъ знаетъ, какое пространство на эти деньги. ‘Онъ мн прислалъ много денегъ’, пишетъ онъ часто и тутъ же оказывается, что эти много денегъ были какихъ-нибудь несчастные двадцать рублей. ‘Выходъ Якушкина,— говоритъ С. В. Максимовъ,— былъ новый, никто до него такихъ путей не прокладывалъ, никто не дерзалъ на такіе смлые шаги, систематически разсчитанные и на дерзостные поступки — встрча глазъ на глазъ съ народомъ. По духу того времени затя Якушкина была положительнымъ безуміемъ. Нужно помнить, что это было время, когда Далевскій сборникъ, наконецъ, былъ забракованъ какъ собраніе ‘народныхъ глупостей’. Народная поэзія являлась въ вид цыганскихъ хоровъ, посл этого заслуга Якушкина совершенно ясна. Нынче смшно даже читать, какъ уздныя и губернскія власти ловили ‘ходебщика’, прозирая въ невинномъ собирател псенъ и наблюдател народныхъ обычаевъ что-то ужасное, а что — имъ самимъ было невдомо. Предполагались ‘измны’, какія и кому — объ этомъ не думали. Сколько разъ сотскіе, понявъ въ немъ ‘душа-человка’, говорили Якушкину: ‘Тебя велно поймать, а я тебя ловить не буду. Найми лошадь, я теб помогу!’ Такимъ образомъ, не останавливаемый ничмъ, Якушкинъ посщалъ мста, заражонныя эпидеміями. Разъ схватилъ оспу, навсегда изуродовавшую его. Простота души и доброта его были безконечны. Он сквозятъ въ каждой строк его. Читаемъ написанныя имъ страницы и он теплятся, живутъ передъ вами, точно въ нихъ бьются живые пульсы любви къ народу, и народъ понималъ, чутко понималъ это. Якушкинъ не былъ чуждъ ему: отъ него не сторонились, какъ отъ другихъ переодтыхъ баръ, напротивъ, ‘Палъ Иванчъ’ навсегда оставался другомъ и хорошимъ человкомъ для деревни, въ которой онъ хоть разъ побывалъ. С. В. Максимовъ называетъ его миссіонеромъ и толковникомъ народа. А что пришлось этому миссіонеру и толковнику испытать и вынести, объ этомъ разсказываютъ цлый рядъ талантливыхъ писателей, посвятившихъ ему свои яркія воспоминанія. Муки этаповъ, лишенія и нищета ссылки, затворы тюремъ, облава уздно-полицейскихъ чиновъ! Не странно ли, что все это было направлено противъ этого хорошаго человка прежде всего, не задававшагося никогда и никакими политическими цлями? Въ самую тяжелую минуту, когда Якушкину приходилось разрывать со всмъ дорогимъ и милымъ, онъ оказался такимъ несчастнымъ, жалкимъ, кровно обиженнымъ и при этомъ совершенно беззащитнымъ, что пріятель не выдержалъ и обратился къ нему:

— До чего тебя, Павелъ, наконецъ, затормошила неугомонная жизнь и чмъ ты тутъ во всемъ этомъ виноватъ?

— А ты не плачь… Мн тогда самому смшнй будетъ.

Ему даже патріотическія увлеченія не удались. Во время крымской войны П. Якушкинъ надодалъ просьбами принять его въ ряды ‘христолюбиваго воинства’. Генералъ-губернаторъ Кокошкинъ позвалъ его къ себ, посмотрлъ, посмотрлъ на него:

— Какой ты воинъ? Посмотри ты на себя, разв бываютъ такіе защитники отечества?

Прибавьте ко всему этому, что Якушкинъ обладалъ способностью терять все, отъ денегъ до собственныхъ памятныхъ записокъ. Такимъ образомъ онъ нсколько разъ терялъ свой паспортъ и, въ конц-концовъ, принялся странствовать безъ него, отсюда всевозможныя непріятности, осмотры, задержки, аресты и высылки. Ко всему этому онъ относился стоически. Къ обидамъ и огорченіямъ онъ быль нечувствителенъ.

— Стало, такъ надо. Видно онъ (обидвшій) лучше меня про то знаетъ, если говорить мн въ глаза.

Сплошь и рядомъ возвращавшіеся домой друзья находили у себя бездомнаго скитальца, не имвшаго гд главу преклонить, преклонившимъ ее на полн, расположившись на полу. Когда его приглашали въ комнату на диванъ, на постель, онъ отвчалъ:

Отвыкать не хочу!— и часто просто уходилъ спать къ дворнику того дома. Самъ онъ никогда почти не имлъ своей квартиры, и все свое имущество, т.-е. пару блья да нсколько лоскутковъ исписанныхъ бумажекъ, таскалъ съ собою въ узелк. Умирая, безъ гроша въ карман, Павелъ Ивановичъ самъ себ выдалъ аттестатъ, обращаясь къ пользовавшему его врачу:

— Припоминая все свое прошлое, я ни въ чемъ не могу упрекнуть себя!

И, дйствительно, ему, этому усердному служителю народа, было не въ,

чмъ каяться!.. Жизнь не ласкала его, и онъ не помнилъ за ней никакого баловства. Д. Д. Минаевъ разсказываетъ, что маленькая двочка, встртившая разъ на улиц Якушкина, боязливо прижалась къ матер и спросила ее.

— Ахъ, maman, человкъ это или нарочно?

Точно такое же недоумніе этотъ талантливый пролетарій возбуждалъ и въ остальныхъ и за это-то предполагаемое ‘нарочно’ ему приходилось страдать и долго, и много.

Сочиненія И. И. Якушкина, собранныя теперь нашимъ извстнымъ писателемъ Вл. О. Михневичемъ въ одинъ громадный томъ, имютъ не одно историческое значеніе. Черезъ двадцать лтъ ихъ перечитываешь съ тмъ же удовольствіемъ, какъ и того, когда они были напечатаны. Ихъ простодушная, не прикрашенная правда увлекательно дйствуетъ на читателя, привыкшаго за послднее время къ тендендіознымъ очеркамъ изъ народной жизни. Короткая, мткая фраза, народная рчь, чуждая той полубезсмысленной, полубалаганной форм, въ которую облекаютъ ее нкоторые изъ писателей, живымъ напоромъ впечатлній, типовъ и встрчъ этого совсмъ необыкновеннаго путешественника, не даютъ возможности оторваться отъ книги, пока она не дочитана до конца. Въ этомъ отношеніи г. Михневичу большое спасибо! Видно сразу, что сочиненія П. И. Якушкина были изданы не книгопродавцемъ-ремесленникомъ, а образованнымъ писателемъ. Масса библіографическихъ справокъ, примчаній, воспоминанія двнадцати боле или мене извстныхъ писателей, являющихся здсь каждый съ своими характерными особенностями, съ своей манерою письма, съ своимъ освщеніемъ личности Якушкина, такъ что онъ является передъ читателемъ со всхъ сторонъ, выгодно выдляютъ эту книгу изъ цлой массы таковыхъ. Можно пожелать другимъ русскимъ писателямъ счастья найти такого же издателя. Превосходно сдланный, врный портретъ покойнаго нарисованъ спеціально для этой книги молодымъ художникомъ, А. В. Серебряковымъ, подъ наблюденіемъ академика М. О. Микшина. Въ книг около 900 страницъ большаго формата и убористой печати, въ виду чего и цна ея 4 р. 30 к. оказывается весьма умренной.

‘Русская Мысль’, No 2, 1884

Читайте также: