Школа ректора Вортля, Троллоп Энтони, Год: 1881 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 188 минут(ы)

Энтони Троллопъ.

Школа ректора Вортля.

ИЗДАНІЕ
Е. Н. АХМАТОВОЙ.

САНКТПЕТЕРБУРГЪ.
Въ типографіи А. А. Краевскаго. (Бассейная, No 2).
1882.

Глава I.
Ректоръ Вортль.

Преподобнаго Джефри Вортля, доктора богословія, очень уважали другіе — и онъ самъ. Онъ занималъ дв профессіи, и въ обихъ имлъ успхъ — до того времени, когда мы начали говорить о немъ. Я представлю его читателю, какъ ректора Бовикскаго, директора и содержателя школы въ деревн этого имени. Бовикская семинарія пользовалась репутаціей въ его рукахъ, хотя онъ самъ никогда не употреблялъ такого новомоднаго и непріятнаго слова, когда говорилъ о своей школ. Бовикскую школу учредилъ онъ, какъ приготовительную къ Итону. Вортль былъ помощникомъ директора въ Итон, въ молодости, вскор посл того, какъ сдлался членомъ Эксетерскаго колледжа {Колледжами въ англійскихъ университетахъ называются учрежденія, имющія свои доходы, и гд студенты и профессора живутъ вмст въ отдльныхъ зданіяхъ, и начальники этихъ колледжей, профессора и студенты, составляютъ корпорацію, независимую отъ университета. Членами колледжей могутъ быть только люди, выдержавшіе экзаменъ на степень бакалавра словесныхъ наукъ. Они имютъ право голоса въ управленіи колледжей, но не исполняютъ никакихъ обязанностей, пользуясь содержаніемъ въ 200 и 300 фунтовъ въ годъ. Мста эти могутъ занимать только люди холостые и не имющіе дохода изъ другихъ источниковъ. Пр. Пер.}. Тамъ онъ работалъ успшно десять лтъ и былъ сдланъ ректоромъ Бовикскаго прихода {Ректоромъ въ іерархіи англійскаго духовенства называется то духовное лицо, которое иметъ право на полный доходъ съ прихода, занимаемаго имъ. Викаріемъ называется тотъ, кто получаетъ только часть дохода, а остальное идетъ въ пользу какого-нибудь высшаго духовнаго лица. Кьюретъ, помощникъ въ приход ректора или викарія. Пр. Пер.}. Тамъ онъ ршился занять свое свободное время, и если возможно, составить себ состояніе, взявъ учениковъ къ себ въ домъ. Высокая цна, хорошая пища, а можетъ быть также отчасти и воспитаніе, которое онъ давалъ, сдлали его заведеніе популярнымъ, такъ что въ пасторат оно уже помститься не могло. Онъ купилъ землю возл церковнаго сада и выстроилъ приличный домъ. Тогда онъ ограничилъ количество учениковъ тридцатью, и за каждаго бралъ 200 фунтовъ въ годъ. Друзья говорили ему, что если онъ возвыситъ цну до 250, то можетъ удвоить число учениковъ и дйствительно составить состояніе. Въ отвтъ на это онъ говорилъ своимъ друзьямъ, что онъ лучше понимаетъ свое дло, уврялъ, что плата, назначенная имъ, была и выгодна для него, и добросовстна относительно другихъ, и что его труды были и безъ того довольно тяжелы. Словомъ, онъ давалъ понять всмъ тмъ, кто подавалъ ему совтъ, чтобы они не мшались не въ свое дло.

О немъ можно сказать, что онъ зналъ свое дло такъ хорошо, что имлъ право не принимать совта отъ другихъ.

Понятія различны о слов ‘состояніе’. Нтъ необходимости объяснять точныя понятія ректора Вортля. Безъ сомннія, понятія его измнялись, по мр того, какъ увеличивались его средства. Но его считали человкомъ достаточнымъ. Онъ платилъ наличными деньгами и давалъ высокую плату. Онъ любилъ, чтобы людямъ, служащимъ у него, жилось хорошо — любилъ, чтобы они знали, что живутъ хорошо по милости его. Онъ любилъ, чтобы въ немъ признавали начальника и всегда имъ былъ. Онъ былъ справедливъ и желалъ, чтобы признавали его справедливость. Онъ былъ также щедръ и любилъ, чтобы объ этомъ знали. Онъ держалъ экипажъ для своей жены, которая была дочь бднаго виндзорскаго пастора и гордился тмъ, что она можетъ одваться такъ же хорошо, какъ жена любого сквайра. Но онъ былъ мужъ самовластный. Такъ какъ жена обожала его и считала земнымъ Юпитеромъ, малйшему движенію котораго слдовало повиноваться, изъ этого не выходило ничего дурного. Если онъ былъ тиранъ, то тиранъ ласковый. Жена находила его такимъ, его прислуга, его приходъ и его школа тоже это находили. Они повиновались ему, любили его и врили ему.

Въ то время, о которомъ мы пишемъ, находили это и епархія, и графство, и т родители, дти которыхъ учились въ его школ. Но этого онъ достигнулъ не безъ большой борьбы. Ему было лтъ за пятьдесятъ, а ректоромъ Бовикскимъ онъ былъ около двадцати. Въ это время смнилось три епископа, и онъ боле или мене ссорился со всми ними. Справедливе будетъ сказать, что вс они боле или мене оставались недовольны имъ. Мистеръ Вортль на могъ переносить порицанія ни отъ кого. Онъ оставилъ свое мсто въ Итон, потому что начальникъ школы потребовалъ отъ него небольшой перемны въ преподаваніи. По этому поводу ссоры не было, но мистеръ Вортль оставилъ мсто. Онъ тотчасъ основалъ школу въ Бовик, взявъ шесть учениковъ въ свой домъ. Тогдашній епископъ намекнулъ, что исцленіе душъ бовикскихъ прихожанъ подчиняется латинскому и греческому языку дворянскихъ сыновей. Епископъ получилъ отвтъ, который увеличилъ то удовольствіе, которое доставлялъ ему его переходъ въ боле удобную епархію. Между епископомъ, замнившимъ его, и мистеромъ Вортлемъ, къ несчастію, возникло недоразумніе и почти вражда во время десятилтняго царствованія его сіятельства въ Бротонскомъ епископскомъ дворц. Этотъ бротонскій епископъ былъ одинъ изъ того обширнаго ряда прелатовъ Нижней церкви, которые выдвинулись впередъ при лорд Пальмерстон. Между ними епископъ бротрискій былъ всхъ ниже, всхъ благочестиве, всхъ искренне и больше всхъ любилъ вмшиваться во все. Учить мистера Вортля обязанностямъ приходскаго пастора, очевидно, было необходимостью для такого епископа. Опровергать подобныя наставленія, очевидно, было необходимостью для мистера Вортля. Вслдствіе этого возникли неудовольствія, въ которыхъ мистеръ Вортль одержалъ верхъ. Что добрый епископъ выстрадалъ, никто, вроятно, не зналъ, кром его жены и его домашняго капеллана. Какъ радовался мистеръ Вортль знало все графство и вся епархія. Страдалецъ умеръ, будемъ надяться, не по милости ректора, и потомъ явился третій епископъ. Онъ тоже счелъ себя обязаннымъ сказать нсколько словъ. Это былъ человкъ свтскій, благоразумный, осторожный, не любившій вмшиваться или порицать, дружелюбный по природ, ненавидвшій ссоры, желавшій боле всего оставаться въ дружескихъ отношеніяхъ съ своими подчиненными, а между тмъ и онъ счелъ себя обязаннымъ сказать нсколько словъ. Было нсколько предметовъ, относительно которыхъ мистеръ Вортль употреблялъ какой-то антиклерикальный способъ выраженія, если не чувства. Онъ имлъ сумасбродство объявлять открыто, что онъ ищетъ себ кьюрета, который не отличался бы ‘прелестью благочестія’. Онъ насмхался надъ благочестіемъ молодыхъ людей, посвящавшихъ себя вполн своимъ религіознымъ обязанностямъ. Въ одномъ своемъ письм онъ говорилъ объ одномъ юномъ священнослужител, какъ о ‘высокомрномъ осл, который говорилъ проповдь сорокъ минутъ’. Онъ не только не любилъ, но открыто насмхался надъ всякими проявленіями вншняго благочестія. Нтъ никакого сомннія, что онъ длалъ себя умышленно непріятнымъ многимъ изъ своихъ строгихъ собратовъ. Между нимъ и его епископомъ началась переписка о выраженномъ имъ желаніи имть кьюрета безъ прелести благочестія. Но даже и тутъ мистеръ Вортль одержалъ верхъ. Управленіе его приходомъ было необыкновенно хорошо. Приходская школа была образцовая. Фермеры ходили съ церковь, раскольниковъ не было. Бовикскіе жители имли полное довріе къ своему пастору и знали, какъ удобно имть въ деревн щедраго и богатаго джентльмена. Это третье епископальное затрудненіе продолжалось недолго. Мистеръ Вортль зналъ, съ кмъ иметъ дло, и былъ готовъ оставаться въ хорошихъ отношеніяхъ съ своимъ епископомъ, пока ему не будутъ мшать поступать во всемъ какъ онъ хочетъ.

Была также борьба между мистеромъ Вортлемъ и свтомъ относительно его школы. Онъ былъ, какъ я уже сказалъ, щедрый человкъ, но требовалъ, чтобы и съ нимъ самимъ обращались щедро. Онъ объяснялъ всмъ родителямъ, что беретъ за каждаго мальчика двсти фунтовъ въ годъ, считая помщеніе, столъ и уроки, и что за все, что потребуется для пользы или удобства мальчика, кром обыкновеннаго содержанія, будетъ взиматься сверхъ того такая плата, какую назначитъ самъ мистеръ Вортль. Популярность его школы, конечно, зависла не въ малой степени отъ удобствъ. Пиво было самое лучшее. Мальчикамъ давалась пища отборная, принимались во вниманіе ихъ вкусы. Утренній кофей былъ превосходенъ. Кухарка была мастерица длать кеки и пуддинги. Докторъ не былъ бы доволенъ, если бы всего не было вдоволь и все самое лучшее. Онъ возненавидлъ бы мясника, который попытался бы прельстить его дешевизной. Но давая всего достаточно, сообразно его понятіямъ о щедрости, онъ ничего не давалъ боле этого даромъ. Между его кліентами былъ высокородный мистеръ Стантилупъ, и — что еще гораздо важне — высокородная мистрисъ Стантилупъ. Мистрисъ Стантилупъ любила все самое лучшее на свт, но не любила платить дорого за это. Школа мистера Вортля была лучше всхъ школъ въ этомъ род, но и плата была дорога. Маленькому Стантилупу было только одиннадцать лтъ, а такъ какъ въ Бовик были также мальчики семнадцатилтніе, потому что школа уже измнила свое первоначальное назначеніе и не осталась только приготовительной — мистрисъ Стантилупъ думала, что за ея сына слдовало взять дешевле. Возникшая по этому поводу переписка была непріятна. У молодого Стантилупа сдлался катарръ и мистрисъ Стантилупъ прислала своего доктора. Тотъ прописалъ шампанское и прогулки въ карет. Мистера Стантилупа принудила жена отказаться заплатить за эти лишнія издержки. Десять шиллинговъ въ день за прогулку маленькаго мальчика казалось мистрисъ Стантилупъ слишкомъ много. Не должна ли была жена доктора съ гордостью возить сына мистрисъ Стантилупъ въ своемъ собственномъ экипаж? И потомъ 2 фунта 10 шиллинговъ за шампанское для маленькаго мальчика! Это ужасъ что такое. Мистеръ Стантилупъ возражалъ. Мистеръ Вортль отвтилъ, что мальчика лучше отъ него взять, а по счету уплатить тотчасъ. Мальчика взяли, а деньги уплатили не вс. Мистеръ Вортль тотчасъ передалъ это дло своему повренному и начался процессъ. Мистеръ Вортль, разумется, получилъ свои деньги, и возникла колкая полемика въ ‘Таймс’ и другихъ газетахъ. Мистрисъ Стантилупъ употребляла вс силы повредить школ и много краснорчивыхъ статей писала не только она или т, кому она это поручала, но и другіе, старавшіеся доказать, что двсти фунтовъ въ годъ слишкомъ дорого за маленькаго мальчика. Но въ слдующій годъ мистеръ Вортль принужденъ былъ не принять двнадцать учениковъ, потому что у него не было для нихъ мста.

Конечно, онъ страдалъ во время этихъ споровъ, то есть страдалъ душевно. Бывали минуты, когда ему казалось, что побда останется не на его сторон, что ему не сладить съ силами, соединившимися противъ него, но какъ бы то ни было, онъ побду одержалъ. Теперь онъ былъ счастливъ, достигъ своей цли, и заставилъ чувствовать всхъ, кто имлъ съ нимъ дло, что гораздо лучше любить его и повиноваться ему, чмъ ненавидть и бороться съ нимъ. Помощники его, кьюреты, совсмъ не досаждали ему прелестью благочестія, и преодолвали, на сколько могли, то усердіе, которое такъ дорого душамъ юнымъ, но такъ часто кажется слабымъ и вялымъ людямъ пожилымъ. Учителя и помощники въ школ безусловно согласовались съ его воззрніями и охотно принимали вознагражденіе въ вид вжливаго обращенія съ ними.

Разсказъ нашъ будетъ относиться къ одному изъ этихъ учителей. Но прежде чмъ мы начнемъ его, мы должны сказать нсколько словъ о мистер Вортл и его семейств. О его жен я уже говорилъ. Это была такая счастливая женщина, какую только можно было встртить въ свт. У нея было крпкое здоровье, спокойный характеръ, пріятные друзья, большое состояніе и никакого честолюбія. Она нигд не бывала безъ своего мужа, а тамъ, гд онъ бывалъ, она пользовалась своей долей уваженія, оказываемаго ему. Съ школой она не имла никакого дла, мистеръ Вортль давно ршилъ, что хотя ему, какъ мужчин, подобаетъ трудиться для своего пропитанія, жена его невольницей быть не должна. Когда шла борьба между ея мужемъ и епископами, мистрисъ Стантилупъ и газетами, мистрисъ Вортль была несчастлива. Ей было прискорбно слышать, что ея мужъ атеистъ, что ея мужъ жаденъ къ деньгамъ, но его мужество поддерживало и ее, а его постоянныя побды заставили ее врить, наконецъ, что онъ непобдимъ.

У нихъ была одна дочь, Мери, о которой въ Бовик говорили, что она одна уметъ справляться съ ректоромъ. Это была правда, что если мистрисъ Вортль желала чего-нибудь, что переходило за границы ея собственнаго вліянія, она поручала это Мери. Если мальчики коллективно желали добиться чего-нибудь, они коллективно обращались къ мисъ Вортль. Но все это ректоръ вроятно зналъ очень хорошо, и хотя ему часто было пріятно оказывать просимыя милости, онъ длалъ это, потому что любилъ оказывать милости, просимыя съ надлежащимъ вниманіемъ и уваженіемъ. Мери находилась въ такихъ лтахъ, когда отцы считаютъ своихъ дтей еще дтьми, а другіе смотрятъ на нихъ, какъ на взрослыхъ. Разсказъ нашъ начинается въ іюн, а въ август ей минетъ восемнадцать лтъ. Ее считали самой хорошенькой двушкой въ окрестностяхъ, и дйствительно, трудно было найти боле милую двушку, чмъ Мери Вортль. Отецъ ея всегда отличался мужественностью своего лица. У него былъ широкій лобъ, блестящіе срые глаза — глаза, въ которыхъ всегда мелькала улыбка, хотя эта улыбка иногда показывала оттнокъ ироніи, а не ту веселость, которая обыкновенно предполагается въ улыбк, носъ орлиный, не крючковатый, какъ клювъ хищной птицы, а съ тмъ изгибомъ, который придаетъ человческому лицу выраженіе сильной воли. Ротъ его для мужчины можетъ быть былъ слишкомъ малъ, но очень красивъ, такъ же какъ и подбородокъ съ глубокой ямочкой, теперь, вслдствіе многихъ обдовъ, постепенно сдлавшійся двойнымъ, волосы каштановые, но очень темнаго цвта. Теперь они сдлались сдые, но тамъ и сямъ все еще виднлся каштановый оттнокъ. Онъ былъ пяти футъ и десяти дюймовъ ростомъ съ маленькими руками и ногами. Теперь можетъ быть онъ сдлался нсколько дороденъ, но на лошади сидлъ такъ же прямо, какъ и прежде, и могъ попрежнему слдовать за охотой, когда охота бывала въ Бовик.

Вотъ каковъ былъ ректоръ Вортль. Мистрисъ Вортль была хорошенькая маленькая женщина, теперь лтъ за сорокъ, говорили, что когда-то она была первой красавицей и въ Виндзор, и въ этихъ мстахъ. Мери Вортль больше походила на отца, особенно глазами, была высока и пригожа, но т, которые знали мистрисъ Вортль двушкой, увряли, что Мери наслдовала особенную нжность и цвтъ лица своей матери.

Уже нсколько лтъ никого изъ учениковъ не принимали въ пасторатъ — иначе какъ гостя, что случалось довольно часто. Школа составляла совершенно отдльное зданіе, на дворъ котораго вела калитка изъ пастората. Отъ этой калитки было только два ключа, у ректора и садовника, но это можно сказать ни къ чему не вело, такъ какъ калитка никогда не запиралась. Иногда взрослые мальчики приходили безъ спроса — или поиграть въ лоон-тенисъ съ мисъ Вортль — или попросить чего-нибудь у мистрисъ Вортль, которая всегда была рада ихъ принять — можетъ быть даже къ самому ректору, который въ такихъ случаяхъ никогда не спрашивалъ, какъ это они попали по сю сторону стны. Иногда мистрисъ Вортль посылала экономку за маленькими мальчиками. Тогда было для маленькихъ мальчиковъ большое веселье, но это всегда случалось во время отсутствія ректора.

Въ зданіи школы было особое отдленіе для прислуги и особая кухня. Изъ пастората не присылалась въ школу ни пища, ни одежда — разв иногда какое-нибудь особенное кушанье для больного мальчика. За это кушанье никогда не бралась особая плата, какъ это было съ маленькимъ Стантилупомъ. Тогда прізжалъ посторонній докторъ и прописалъ вино и экипажъ. За то вино, которое присылалось изъ пастората, не брали ничего.

За школою, покато къ рчк Пипъ, шло большое пространство для игры въ крикетъ, и другое для лоон-тениса. Возл самой школы было мсто для игры въ воланъ. Конечно, многое было устроено для того, чтобы сдлать вншность привлекательной для тхъ родителей, которые хотятъ, чтобы ихъ мальчикамъ было въ школ хорошо. Соединялся съ школою, но составлялъ отдльную часть зданія, хорошенькій, прекрасно выстроенный флигель въ восемь комнатъ, назначаемый для старшаго учителя классическихъ языковъ, который въ то же время считался и помощникомъ директора. Ректоръ желалъ, чтобы въ этомъ дом жилъ женатый учитель, жена котораго получала бы отдльное жалованье и заняла мсто смотрительницы въ школ и присматривала бы также за бльемъ, что длала его жена, пока онъ не разбогатлъ — а мужъ чтобы былъ посвященъ въ духовное званіе и занялъ въ церкви мсто второго кьюрета. Но это было затруднительно.

Глава II.
Новый учитель.

Ректору было трудно осуществить планъ, описанный въ послдней глав. Т, которые понимаютъ эти вещи, скажутъ, что человку такому умному и опытному, какъ нашъ содержатель школы, не слдовало бы даже и пытаться соединять вмст столько вещей. Ему нуженъ былъ джентльменъ, учитель, пасторъ, смотрительница и женщина образованная — все, такъ сказать, заразъ. Пасторы и учителя по большей части не женаты. Школьный учитель не часто бываетъ духовное лицо, а иногда даже и не джентльменъ. Женатый джентльменъ не часто желаетъ отдать на мсто свою жену. Образованная умная женщина обыкновенно иметъ достаточно своихъ собственныхъ обязанностей. Планъ, если осуществится, разумется, былъ превосходенъ, но затрудненій было слишкомъ много.

Стантилупы, жившіе на двадцать миль отъ Бовика, подняли на смхъ планъ ректора, а епископъ выразилъ опасеніе, что не будетъ въ состояніи позволить школьному учителю занять мсто кьюрета. Было нсколько безполезныхъ попытокъ, но, наконецъ, распространилось и близко, и далеко, что ректору Вортлю удалось и это, какъ все, что онъ предпринималъ. Къ нему явился преподобный мистеръ Пикокъ. Шесть лтъ тому назадъ, мистеръ Пикокъ былъ хорошо извстенъ въ Оксфорд, какъ классикъ, и сдлался членомъ колледжа Святой Троицы. Тогда онъ вступилъ въ духовное званіе и чрезъ нсколько времени женился и, разумется, долженъ былъ выйти изъ колледжа {Члены колледжей въ англійскихъ университетахъ, по старинному, еще неизмнившемуея обычаю, должны быть не женаты. Прим. Перев.}. Пикокъ, живя въ Оксфорд, былъ хорошо извстенъ въ большомъ оксфордскомъ кругу, но вдругъ исчезъ оттуда, и до немногихъ боле короткихъ его друзей дошло, что онъ взялъ мсто помощника начальника въ университет въ Сен-Луи въ Штат Миссури. Чрезъ пять лтъ мистеръ Пикокъ опять явился въ Оксфорд съ прелестной женой американкой.

Сначала казалось весьма невроятнымъ, чтобы ректоръ Вортль взялъ въ свою школу и въ свой приходъ человка, который выбралъ Соединенные Штаты мстомъ для своихъ классическихъ трудовъ. Ректоръ Вортль, умъ котораго вовсе былъ не логиченъ, былъ закоренлый тори старой школы, и поэтому считалъ себя обязаннымъ ненавидть республику. Онъ терпть не могъ тхъ, кто перезжалъ съ мста на мсто. Онъ любилъ Оксфордъ всмъ сердцемъ и нсколько лтъ тому назадъ сурово отзывался о Пикок, когда тотъ бросилъ университетъ и отправился за Атлантическій Океанъ. Но онъ принадлежалъ къ числу тхъ, кто думаетъ, что слдуетъ прощать раскаявшихся въ своихъ заблужденіяхъ, а когда онъ услыхалъ, что мистеръ Пикокъ желаетъ устроить въ Оксфорд приготовительные классы для экзаменующихся, что онъ женатъ и семьи не иметъ, то это показалось ректору добавочной причиной простить бгство въ Америку. Обстоятельства свели ихъ. Въ Оксфорд были друзья, знавшіе, какъ ректоръ желаетъ выполнить свой планъ относительно учителя, кьюрета и смотрительницы, а тутъ именно соединялось все. Ученость и способность къ преподаванію мистера Пикока были извстны, онъ былъ духовное лицо, а мистрисъ Пикокъ вс находили женщиной образованной. Много наводилось справокъ. Много происходило свиданій. Много возникло затрудненій. Но, наконецъ, мистеръ и мистрисъ Пикокъ пріхали въ Бовикъ и поселились въ школ.

Не вс желанія ректора исполнились тотчасъ. Положеніе мистрисъ Пикокъ устроилось легко. Мистрисъ Пикокъ, казавшаяся женщиной необыкновенно здраваго смысла и очень дятельная, безъ затрудненій принялась за свои обязанности. Но мистеръ Пикокъ сначала не соглашался занять мсто кьюрега въ приход. Однако, чрезъ нсколько времени согласился взять на себя часть воскресной службы. Пріхавъ въ Бовикъ, онъ тотчасъ объявилъ, что не возьметъ на себя никакой клерикальной обязанности. Его профессія — преподаваніе, и этому онъ намренъ посвятить себя исключительно. Мсяцевъ восемь онъ отъ этого не отступалъ, такъ что можно было сказать, что ректору все-таки не удался его планъ. Но, наконецъ, новый школьный учитель вошелъ на кафедру приходской церкви и сказалъ проповдь.

Все, что происходило въ частныхъ совщаніяхъ между ректоромъ и его помощникомъ по этому поводу, нтъ надобности разсказывать. Отвращеніе мистера Пикока взять на себя какія бы то ни было обязанности въ церкви, кром обязанности простаго прихожанина, было очень сильно. Желаніе ректора преодолть отвращеніе своего помощника также было сильно. Конечно, между ними много было разговоровъ. Мистеръ Пикокъ остался вренъ своимъ принципамъ относительно мста кьюрета, но нсколько мсяцевъ сряду говорилъ проповдь каждое воскресенье въ приходской церкви, къ полному удовольствію прихожанъ. За это онъ платы не получалъ къ неудовольствію ректора. Но т, которые даромъ служили ректору, никогда чрезъ это не теряли ничего.

Мистеръ Пикокъ былъ низенькій, жилистый мужчина вовсе не крпкій по наружности, но обладавшій большой физической силой. Онъ могъ много ходить пшкомъ, занятія въ школ никогда не утомляли его. Еженедльная проповдь, повидимому, не длала никакой разницы въ его школьной энергіи. Читалъ онъ постоянно, и могъ переходить отъ одной умственной работы къ другой безъ утомленія. Ректоръ былъ замчательный ученый, но скоро сдлалось очевидно и для ректора самого, и для учениковъ, что мистеръ Пикокъ былъ еще учене, чмъ ректоръ. Хотя онъ былъ бденъ, его собственная небольшая классическая библіотека заключала въ себ все, что было извстно о латинскомъ и греческомъ язык. Словомъ, мистеръ Пикокъ сталъ слыть чудомъ, но изъ всхъ чудесъ, которыми онъ прославился, всего чудесне было полное довріе ректора къ нему. Даже въ прежнемъ метод преподаванія были сдланы нкоторыя перемны по совту мистера Пикока. Ректоръ обращался съ мистеромъ Пикокомъ съ такимъ уваженіемъ, какъ будто считалъ его равнымъ себ. Мальчики приписывали это тому, что и ректоръ, и его помощникъ оба были членами своихъ колледжей въ Оксфорд, но пасторы и окрестное дворянство видло, что въ этомъ было кое-что поболе. Въ мистер Пикок была какая-то сила, которая дйствовала на душу ректора.

Мистрисъ Пикокъ въ своемъ род имла такой же успхъ. Ей было лтъ за тридцать, когда она пріхала въ Бовикъ, и она находилась въ полномъ цвт женской красоты. Цвтъ лица ея былъ смуглый, но такъ чистъ, какъ рдко можно встртить въ женщин, глаза каріе, брови черныя и совершенно правильныя, волосы темные, очень глянцевитые и всегда зачесанные очень просто. Черты ея были правильны, но показывали большую энергію. Она была очень высокаго роста, но не имла того долговязаго вида, отъ котораго иногда страдаетъ женскій ростъ. Она была крпка, прекрасно сложена и, повидимому, способна ко всякимъ трудамъ. Чрезъ три мсяца посл ея прізда въ Бовикъ, одинъ мальчикъ сломалъ ногу, и она ухаживала за нимъ, не только усердно, но и очень искусно. Мальчикъ этотъ былъ младшій сынъ маркизы Альтамонтъ, и когда леди Альтамонтъ пріхала въ Бовикъ взять своего сына домой, какъ только его можно будетъ перевезти, ея сіятельство сдлала маленькую ошибку. Съ пріятной и ласковой улыбкой она подала мистрисъ Пикокъ десяти фунтовый билетъ.

— Милостивая государыня, сказала мистрисъ Пикокъ просто и свободно: — это совершенно естественно съ вашей стороны, потому что, конечно, вы не знаете моего положенія, но объ этомъ не можетъ быть и рчи.

Маркиза покраснла и попросила извиненія. Она была женщина добродушная и разсказала объ этомъ мистрисъ Вортль.

— Я скоре ршилась бы предложить деньги самой маркиз, прибавила мистрисъ Бортль, разсказавъ обо всемъ своему мужу.

— А я ршился бы на это гораздо скоре, отвтилъ ректоръ.— Леди Альтамонтъ не внушаетъ мн ни малйшаго страха, но я ужасно боюсь мистрисъ Пикокъ.

А между тмъ, мистрисъ Пикокъ исполняла свою обязанность у постели маленькаго лорда, какъ наемная сидлка.

Она такою и считала себя, и нисколько не стыдилась своего положенія въ этомъ отношеніи. Она чувствовала, что жалованье, которое она получала за исполненіе предписанныхъ обязанностей, такъ же почетно, какъ и доходъ ректора, но., по ея американскимъ понятіямъ, принять денежный подарокъ отъ маркизы было бы унизительно.

О ней говорили нкоторые, что въ ея прежней жизни было что-то такое, чего она стыдилась. Высокородная мистрисъ Стантилупъ, для которой вс бовикскія дла сдлались важны, посл того, какъ ея мужъ проигралъ процессъ, и которая не только много слышала, по и разузнавала и близко, и далеко о мистер и мистрисъ Пикокъ, увряла усердно своихъ друзей, подмигивая и покачивая головой, что ‘тутъ кроется что-нибудь’. Сначала она нсколько неосторожно старалась распустить слухи, будто ректоръ плнился красотою мистрисъ Пикокъ. Но этому не поврили даже люди враждебные ректору. Онъ, конечно, не былъ способенъ рисковать уваженіемъ свта и своимъ положеніемъ ради красоты какой бы то ни было женщины, и кром того, ректору, какъ мы уже говорили, было за пятьдесятъ лтъ.

Но клевета скоро нашла другое основаніе. Мистрисъ Пикокъ никогда не принимала гостепріимства отъ мистрисъ Вортль и другихъ окрестныхъ дамъ. До ушей мистрисъ Стантилупъ дошло, что сначала дамы были другъ у друга, какъ это длается обыкновенно, и что потомъ мистрисъ Вортль пригласила мистрисъ Пикокъ на обдъ. Но мистрисъ Пикокъ отказалась не только отъ этого приглашенія, но не принимала приглашенія даже и на чай.

Все это было справедливо, было справедливо также и то — хотя этихъ подробностей мистрисъ Стантилупъ не слыхала — что мистрисъ Пикокъ объяснила своей сосдк о своемъ намреніи не бывать въ гостяхъ ни у кого.

— Но почему же это? спросила мистрисъ Вортль:— зачмъ намъ жить здсь уединенно, когда мы вс будемъ рады видть васъ?

— Мн ужъ такъ суждено, отвтила мистрисъ Пикокъ.— Я знаю, что обязанности, которыя я на себя взяла, нисколько не унизительна для женщины образованной, но я не думаю, чтобы он были приличны для той, которая принимаетъ гостей и сама въ гостяхъ бываетъ.

Нчто подобное произошло между ректоромъ и мистеромъ Пикокомъ.

— Отчего вы съ вашей женой не можете състь у насъ кусокъ баранины и выпить рюмку вина?

— Оттого, что наше положеніе этого не дозволяетъ, отвчалъ Пикокъ.

— Пустяки! воскликнулъ ректоръ.

Пикокъ улыбнулся и сказалъ, что жена его держится такого же мннія и не отступится отъ него.

Такимъ образомъ, хотя ректоръ и мистеръ Пикокъ были дружны и такая же короткость существовала между ихъ женами, ни мистеръ, ни мистрисъ Пикокъ ни разу не отвдывали въ пасторат хлба и соли.

А между тмъ, дружба сдлалась сильна. Одно обстоятельство еще боле усилило ее. Въ школ былъ мальчикъ лтъ одиннадцати, единственный сынъ леди Лоль, которая въ молодости была короткимъ другомъ мистрисъ Вортль. Леди Лоль была вдова баронета, а ея маленькій сынъ наслдникъ большого состоянія. Мать не хотла разстаться съ своимъ сокровищемъ. Друзья, дяди и опекуны настаивали на томъ, чтобы мальчику было дано воспитаніе, предписанное обычаями англійскимъ аристократамъ — сначала приготовительная школа, потомъ Итонъ, а потомъ Оксфордъ. Мать не должна жить съ нимъ ни тутъ, ни тамъ. Это отниметъ отъ его воспитанія надлежащую пользу. Брвикъ былъ выбранъ первоначальной школой, потому что мистрисъ Вортль скоре чмъ всякая другая будетъ матерью для бднаго осиротлаго мальчика. ‘Бдный осиротлый мальчикъ’ сдлался счастливйшимъ изъ всхъ тхъ птенцовъ, которыхъ мистрисъ Вортль особенно баловала, когда только успвала ими завладть.

Вотъ въ одинъ прекрасный день въ конц апрля, мистрисъ Вортль взяла маленькаго Лоля и еще мальчика погулять. Съ ними пошла большая ньюфоундленская собака, которая находилась въ равной дружб и съ обитателями пастората и школы. Проходили по мостику, который соединялъ садъ и поле чрезъ рку. Со стороны школы шелъ вдоль рки крутой берегъ, или, лучше сказать, утесъ, потому что онъ былъ почти перпендикуляренъ, силою потока размыло его. Вода возл утеса была черна и глубока, тутъ купались взрослые мальчики. Говорили было о томъ, чтобы сдлать перила на верху этого утеса, но они еще сдланы не были. Мальчики на этомъ пол не играли, и къ нему можно было дойти только по мостику чрезъ садъ пастората.

Въ этотъ день маленькій Лоль, его пріятель и собака бросились бжать и прыгать по обыкновенію. Мери Вортль, также участвовавшая въ прогулк, шла за ними, и была рада, что дти къ утесу не подбгаютъ. Сначала такъ и было, но потомъ они начали взбгать на утесъ. Раза два ихъ отзывали и бранили, а они все увряли, что въ этомъ виноватъ Нептунъ. Это все Нептунъ натыкался на нихъ и все толкалъ къ рк. Можетъ быть и Нептунъ, но какъ бы то ни было, настала минута очень страшная для всхъ. Собака, прыгая вокругъ, сильно толкнула мальчика и сбила его съ ногъ. Мистрисъ Вортль, медленно поднимавшаяся на утесъ, видла какъ мальчикъ упалъ прямо къ краю, услыхала плескъ воды и упала наземь.

И другіе тоже видли, что случилось. Ректоръ и Пикокъ въ эту минуту гуляли по другую сторону моста. Въ ту минуту, когда мальчикъ упалъ, они стояли, ректоръ спиною къ ручью, а помощникъ его лицомъ къ утесу. Онъ громко вскрикнулъ и въ одно мгновеніе — прежде чмъ ректоръ усплъ понять, что случилось — Пикокъ былъ уже въ вод, и чрезъ дв минуты маленькій Лоль, конечно, промокшій, испуганный и едва переводившій духъ, но ни въ чемъ не поврежденный, лежалъ на берегу, а Пикокъ также промокшій, но также здравъ и невредимъ стоялъ надъ нимъ, а ректоръ на колняхъ удостоврялся, что его мале’нькій воспитанникъ не получилъ никакого опаснаго поврежденія. Не нужно объяснять, что это происшествіе усилило т добрыя чувства, съ которыми вс обитатели школы и пастората смотрли на мистера Пикока.

Глава III.
Тайна.

Самъ Пикокъ говорилъ, что тутъ было много шума изъ пустяковъ. Можетъ быть. Онъ выкупался, но такъ какъ былъ хорошій пловецъ, то, вроятно, не подвергался опасности. Мальчикъ, скатившись съ берега съ высоты четырехъ футъ, упалъ въ воду на глубину шести или восьми футъ. Онъ, конечно, могъ очень пострадать. Онъ могъ удариться о скалу и убиться — и въ такомъ случа подвигъ мистера Пикока не послужилъ бы ни кчему. Но этого не случилось. Маленькаго Джека Лоля положили въ постель въ пасторат и утшали глинтвейномъ и сладкимъ желе. Два дня онъ радовался своему приключенію, потому что освободился отъ уроковъ и былъ осыпанъ ласками. Потомъ ему надоло лежать въ постели, но въ это время уже была вызвана, совершенно напрасно, его мать. Она ничего больше не могла сдлать, какъ осмотрть печальное состояніе его одежды. Но она пріхала, и, разумется, осыпала благословеніями мистера Пикока, между тмъ, мистрисъ Вортль уже ходила въ школу и осыпала благословеніями мистрисъ Пикокъ. Что длали бы они не будь у нихъ Пикоковъ?

— Пусть ихъ, сказалъ ректоръ, когда его помощникъ жаловался на благословенія — по-крайней-мр, указывалъ на ихъ нелпость.— Одинъ человкъ преданъ навсегда проклятію, потому что въ добросовстномъ сознаніи своей власти, онъ такъ хлопнетъ мальчика, что оставитъ временный знакъ на его тл. Другой становится героемъ, потому что, также добросовстно сознавая свой долгъ, нырнетъ въ воду. Я героемъ васъ не нахожу, но, разумется, считаю себя очень счастливымъ, что имю возл себя человка моложе меня, и находчиваго въ подобныхъ непредвиднныхъ случаяхъ. Разумется, я вамъ благодаренъ, но не стану вамъ этимъ надодать.

Но этимъ не кончилось. Леди Лоль объявила, что не будетъ счастлива до-тхъ-поръ, пока мистеръ и мистрисъ Пикокъ не привезутъ Джека на праздники въ Лольскій Паркъ. Разумется, она отнесла свои благословенія въ маленькую гостиную мистера Пикока и убдилась вполн, такъ же, какъ и мистрисъ Вортль, что мистрисъ Пикокъ во всхъ отношеніяхъ женщина образованная. Леди Лоль слышала о томъ, что мистеръ Пикокъ былъ прежде въ Оксфорд, и выразила свое мнніе, что это люди очаровательные. Она не могла успокоиться, пока они не общаютъ пріхать на праздники въ Лольскій Паркъ. Тогда мистрисъ Пикокъ объяснила, что при ея настоящихъ обстоятельствахъ она не иметъ намренія здить въ гости никуда. Ей очень лестно это приглашеніе, она очень рада, что милый мальчикъ не пострадалъ, но больше ничего сдлать нельзя. Когда она говорила это, въ ея обращеніи было что-то такое нагнавшее страхъ на леди Лоль. Во всякомъ случа, мистрисъ Пикокъ объяснила очень хорошо чего она желаетъ, и недль шесть не было сдлано никакихъ попытокъ, чтобы уговорить ее или мистера Пикока обдать въ пасторат. Но о мистер Пикок много говорили хорошаго.

Хорошаго, потому что онъ былъ отличный ученый и умлъ плавать хорошо. Можетъ быть и его проповди длали много, но умнье плавать сдлало больше. Но хотя говорили много хорошаго, говорили кое-что также и нехорошее. Человкъ не станетъ отказываться отъ общества для себя и своей жены, если не иметъ на это какой-нибудь причины. Должно быть онъ чувствуетъ себя не вправ вступать въ знакомство съ такими людьми, какихъ встртитъ въ Вольскомъ Парк. Безъ сомннія, тутъ была тайна, и такая тайна, которая, если откроется, конечно, очень повредитъ репутаціи замшанныхъ въ нее лицъ. Мистрисъ Стантилупъ была убждена, что непремнно такъ и есть.

— Это можетъ быть прекрасно, говорила мистрисъ Стантилупъ:— что ректоръ Вортль пріобрлъ ученаго учителя для своей школы, но совсмъ другое дло, когда онъ позволяетъ проповдывать въ своей церкви человку, о жизни котораго, впродолженіи пяти лтъ, неизвстно было ничего.

Кто-то сказалъ ей, что кьюрета, помощника ректора, можетъ назначать только епископъ, но¹ никто не разъяснилъ ей, что такое помощникъ ректора. Она, однако, повторяла, что мистеръ Пикокъ не имлъ права проповдывать на кафедр, и что изъ этого выйдетъ нчто весьма непріятное.

Такъ думала не одна мистрисъ Стантилупъ, хотя можетъ быть она первая распространила это мнніе между своими друзьями.

— Не думаете ли вы, что вамъ слдовало бы узнать какую жизнь онъ велъ въ эти пять лтъ?

Это сказалъ ректору епископъ, который, вроятно, самъ бы не сказалъ ничего, если бы до него не дошли эти слухи. Но слухи, когда достигаютъ нкотораго значенія и пріобртаютъ нкоторую важность, требуютъ, чтобы на нихъ было обращено вниманіе.

Въ свт такъ много зависитъ отъ репутаціи, что слдуетъ обращать вниманіе на дурную репутацію, даже если она не заслужена. Имя дло съ людьми, мы должны принимать во вниманіе не только что мы думаемъ сами, но что думаютъ и они. Польза проповди много зависитъ отъ того мннія, которое слушатели имютъ о набожности проповдующаго. Какъ бы краснорчиво не вырывались божественныя слова изъ устъ человка, они будутъ напрасны, если знаютъ, или даже только подозрваютъ, что онъ самъ нарушаетъ заповди Господни.

Когда все это было сказано епископомъ очень ласково мистеру Вортлю, онъ отвтилъ, что подобныя подозрнія были чудовищны, безразсудны и жестоки. Онъ уврялъ, что ихъ. распространяла эта гнусная фурія, мистрисъ Стантилупъ.

— Загляните въ эту епархію, отвтилъ на это епископъ:— и посмотрите, можете ли вы найти хоть одного священнослужителя, о жизни котораго за пять лтъ назадъ вы не знали бы ничего.

На это ректоръ сказалъ, что онъ спроситъ самого мистера Пикока. Ректоръ думалъ, что мистеру Пикоку не понравятся эти разспросы, но былъ вполн увренъ, что мистеръ Пикокъ скажетъ ему правду.

Вернувшись домой, ректоръ нашелъ необходимымъ, или покрайней-мр, удобнымъ, отложить свои вопросы на нсколько дней. Не легко спросить человка, что онъ длалъ въ продолженіи пяти лтъ своей жизни, когда въ этомъ вопрос подразумвается предположеніе, что эти пять лтъ были проведены дурно. И разспросы эти должны были отчасти относиться къ жен этого человка. Ректоръ однажды сказалъ мистрисъ Вортль, что онъ ужасно боится мистрисъ Пикокъ. Ему дйствительно казалось, что въ ея дла вмшиваться было не легко. Она была послушна, прилежна, до мелочности внимательна ко всякому желанію, выраженному относительно ея обязанности, но для ректора было очевидно, что во всемъ помимо школы она держала себя независимо и нисколько не подчинялась вншнимъ вліяніямъ. Напримръ, она не очень часто бывала въ церкви и никогда не считала нужнымъ извинить свое отсутствіе. Ректоръ къ своимъ частыхъ и дружескихъ разговорахъ съ Пикокомъ, не нашелъ удобнаго случая намекнуть на это, и замтилъ, что мужъ говорилъ о своей жен только когда дло шло а школ. Такимъ образомъ, онъ опасался предположеннаго разговора, и откладывалъ его день отъ дня съ трусостью вовсе ему несвойственной.

А теперь, о добродушнйшій читатель, я принужденъ въ этомъ небольшомъ разсказ отступить совершенно отъ правилъ, къ которымъ, вроятно, вы привыкли. У мистера и мистрисъ Пикокъ была тайна, которая по всмъ законамъ, признаваемымъ въ подобныхъ вещахъ, должна бы разъясниться въ послдней или предпослдней глав, такъ чтобы ваше любопытство поддерживалось почти до конца. А я намренъ разоблачить сейчасъ эту тайну и просить васъ сосредоточить ваше любопытство — если вы заблагоразсудите продолжать чтеніе моей хроники — только на томъ, какъ будутъ держать себя дйствующія лица, во время этого открытія, относительно другихъ. Вы узнаете все прежде ректора и епископа — прежде мистрисъ Вортль, мистрисъ Стантилупъ и леди Лоль — вы узнаете все, прежде чмъ Пикоки начали сознавать, что это открыть не обходимо. Можетъ быть, что когда я раскрою эту тайну, то намъ уже сдлается не интересенъ мой разсказъ. Въ такомъ случа положите книгу. Наша тайна откроется вамъ сейчасъ. Мистеръ и мистрисъ Ликокъ не были мужемъ и женой.

Разсказать какъ это случилось будетъ не долго — и не навлечетъ обвиненія въ гнусномъ преступленіи ни на нее, ни на него. Въ Сен-Луи мистрисъ Ликокъ познакомилась съ двумя братьями Лефруа, пріхавшими изъ Луизіаны, и пользовавшимися не весьма хорошей репутаціей. Это были сыновья плантатора, который былъ богатъ и землей, и невольниками до войны за освобожденіе. Генералъ Гефруа былъ въ то время человкомъ важнымъ въ своемъ штат, командовалъ арміей во время войны и совершенно разорился. По окончаніи войны, оба его сына — одному тогда было семнадцать, а другому шестнадцать лтъ — были уже достаточно взрослыми, чтобы помнить и сожалть о томъ, чего они лишились, возненавидть уничтоженіе рабства и чувствовать, что въ свт для нихъ не осталось ничего, кром того, чего можно добиться неповиновеніемъ законамъ Союза, который теперь сдлался ненавистенъ имъ. Они оба были красавцы, и не смотря на разореніе ихъ Штата, была сдлана попытка воспитать ихъ какъ джентльменовъ. Но почетной карьеры для нихъ не открылось, и они постепенно дошли до безславія, безчестія и разбоя.

Старшій, когда былъ еще юношей, женился на Элл Бофортъ, дочери другого разорившагося плантатора въ томъ же Штат. Ей было только шестнадцать лтъ, когда умеръ ея отецъ, и еще не минуло семнадцати, когда она вышла за Фердинанда Лефруа. Это она впослдствіи пріхала въ Англію подъ именемъ мистрисъ Пикокъ.

Мистеръ Пикокъ былъ помощникомъ начальника университета въ Миссури, когда увидлъ ее въ первый разъ, а когда онъ познакомился съ обоими братьями, каждый назывался полковникъ Лефруа. Въ город поднялся большой скандалъ по поводу поступка мужа съ женою. Онъ халъ на югъ, въ Мексику съ тмъ, чтобы составить себ состояніе съ разбойниками, которые вели постоянную войну съ властями Соединенныхъ Штатовъ на окраинахъ Техаса, и требовалъ, чтобы жена хала съ нимъ. Она на это не соглашалась, и онъ употребилъ насиліе, чтобы принудить ее. Тогда въ Сен-Луи нсколько человкъ заступились за нее и между ними находился помощникъ начальника университета преподобный мистеръ Пикокъ, на котораго вроятно очень подйствовала необыкновенная красота и исполненное достоинства обращеніе этой женщины. Мужу не удалось принудить жену и оба брата ухали вмст. Жена осталась и должна была сама заботиться о способахъ своего существованія, а мистеръ Пикокъ великодушно помогалъ ей достигнуть этого.

Такимъ образомъ возникла короткость, но короткость эта была такого рода, что ни въ чемъ не повредила доброму имени мистрисъ Лефруа. Такъ продолжалось два года, во время которыхъ поведеніе мистрисъ Лефруа не навлекло на нее упрековъ ни отъ кого. Потомъ пришло извстіе, что полковникъ Лефруа погибъ въ одномъ изъ тхъ, набговъ, въ которыхъ оба брата участвовали постоянно. Но который полковникъ Лефруа погибъ? Если младшій братъ, то это ничего не будетъ значить для мистера Пикока, а если старшій, то это будетъ значить все. Если умеръ Фердинандъ Лефруа, то мистеръ Пикокъ тотчасъ сдлаетъ предложеніе его вдов. Поступки этого человка разорвали совершенно всякія узы любви. Мистрисъ Лефруа уже говорила, что этотъ человкъ испортилъ ея жизнь, и хотя ни слова о любви къ мистеру Пикоку не было произнесено ею, онъ думалъ, что не получитъ отказа, если только удостоврится, что Фердинанда Лефруа уже нтъ вживыхъ.

— Я никогда этого не узнаю, говорила она въ огорченіи:— я нкогда не поврю тому, что услышу. Какъ можно узнать что случилось въ такой стран?

Тогда онъ взялъ свою шляпу и посохъ, и помощникъ начальника университета, профессоръ, пасторъ, отправился на мексиканскіе окраины. Ей онъ сказалъ только:

— Это надо разузнать, а мн необходимо постранствовать. Я буду въ отсутствіи три мсяца.

Она только молила Бога благословить его, но не сказала ни слова, чтобы остановить его или поощрить.

Онъ вернулся какъ разъ чрезъ три назначенные имъ мсяца, въ восторг отъ привезенныхъ новостей. Онъ видлъ младшаго брата Роберта Лефруа и узналъ отъ него, что старшій, Фердинандъ, былъ убитъ. Робертъ былъ очень не любезенъ съ Пикокомъ, и даже разъ угрожалъ лишить его жизни, но не было никакого сомннія, что остался вживыхъ Робертъ, а Фердинандъ убитъ солдатами Соединенныхъ Штатовъ.

Тогда мистеръ Пикокъ получилъ свою награду и вдова приняла его руку съ счастливымъ сердцемъ. Не только освобожденіе ея было полное, но полна была и ея радость, и въ первые шесть мсяцевъ посл ихъ союза, повидимому, ничего не недоставало для ихъ счастія. Вдругъ, однажды, Фердинандъ Лефруа вошелъ въ ея маленькую гостиную въ зданіи университета въ Сен-Луи.

Умеръ? Конечно онъ не умеръ! Онъ не врилъ, чтобы кто говорилъ объ его смерти! Лжетъ она или нтъ, ему все равно, а онъ, Пикокъ, наврно солгалъ!— такъ сказалъ полковникъ, Онъ не врилъ, чтобы Пикокъ видлъ его брата Роберта. Робертъ умеръ — умеръ прежде чмъ по словамъ Пикока происходило свиданіе. Эта женщина двумужница — то есть если второй бракъ былъ совершенъ. Вроятно оба согласились солгать. Онъ же самъ тотчасъ ршитъ какія принять мры. Тутъ онъ ушелъ, это было въ десятомъ часу вечеру. Утромъ онъ опять ухалъ и съ тхъ поръ они не слыхали и не видали его.

Что же будетъ съ ними? Они могли бы почти считать это сновидніемъ, если бы другіе кром нихъ не видали этого человка и не знали, что полковникъ Лефруа былъ въ Сен-Луи. Тогда Пикокомъ овладла мысль, что даже она можетъ быть не вритъ теперь тому, что онъ сказалъ — что даже она можетъ счесть его разсказъ ложнымъ. Но этому она скоро положила конецъ.

— Дорогой мой, сказала она: — я никогда не слыхала отъ него правдиваго слова, а отъ тебя никогда не слыхала ложнаго.

Слдовало-ли имъ разстаться? Вс читающіе этотъ разсказъ скажутъ, что разстаться они были должны. Каждый день, прожитый ими вмст какъ мужъ и жена, долженъ быть ложью и грхомъ. Для нихъ обоихъ разлука была бы продолжительнымъ горемъ, но и человческіе и божескіе законы не даютъ права людямъ избавляться отъ горя посредствомъ лжи и грха. Хотя сердца ихъ могли разорваться, они должны были разлучиться. Хотя она была бы одинока, безъ друзей, подвержена презрнію въ глазахъ свта, оставивъ имя не принадлежащее ей, но которое она обожала, и вернувшись къ тому, которое она ненавидла, все-таки она должна была сдлать это. А онъ, ршившись оставить страну, принявшую его, долженъ былъ бы оставить и любимую женщину съ такой матеріальной поддержкой, какую ея гордость позволила бы ей принять, долженъ былъ бы жить какъ вдовецъ и переносить какъ можетъ мысль, что оставилъ любимую женщину въ пустын одну. Читателю извстно, что онъ этого не сдлалъ. Это очевидно, что онъ велъ жизнь грха, что онъ и она поддерживали свою ложь. Когда мистрисъ Стантилупъ услышитъ это, она восторжествуетъ. Мягкое сердце леди Толь возрадуется тому, что ея приглашеніе не было принято. Епископъ придетъ въ невыразимое негодованіе, но можетъ быть для этого добраго человка будетъ нкоторое утшеніе въ сознаніи, что онъ былъ правъ въ своихъ предположеніяхъ.

Какъ ректоръ это перенесъ — и какъ также мистеръ и мистрисъ Пикокъ это перенесли, когда грхъ и ложь сдлались извстны всмъ ихъ окружающимъ, будетъ объяснено въ этомъ разсказ. Тайна разъяснена, и тмъ, которые чувствуютъ, что интересъ разсказа кончился, лучше положить книгу и не читать.

Глава IV.
Ректоръ длаетъ вопросы.

Ректоръ, подстрекаемый епископомъ, ршился предложить мистеру Пикоку нсколько вопросовъ объ его американской жизни. Ректоръ далъ это общаніе и вернувшись домой раскаялся. Епископъ любилъ сплетни какъ старая баба, какъ мистрисъ Стантилупъ, и желалъ знать то, чмъ мужчинамъ не слдуетъ интересоваться. Такъ ректоръ говорилъ себ. Какое дло епископу или ректору до того, что длалъ мистеръ Пикокъ въ Америк? Ученость этого человка была очевидна, нравственность безукоризненна, способность къ преподаванію несомннна, пригодность къ занимаемому имъ мсту въ Бовик неоспорима. Кто имлъ право знать боле? Никто не сомнвался въ томъ, что этотъ человкъ получилъ приличное образованіе въ Оксфорд и былъ посвященъ въ духовное званіе, прежде чмъ сдлался членомъ колледжа. Даже если были какіе-нибудь непорядки въ Америк — что могло быть возможно, потому что кто же изъ насъ велъ всегда порядочную жизнь?— зачмъ ихъ выкапывать? Въ этомъ была какая-то жестокость, совершенно не согласовавшаяся съ воззрніями ректора. Онъ ненавидлъ строгость. Почти можно сказать, что онъ ненавидлъ такое совершенство, которое не иметъ надобности въ прощеніи. Онъ былъ человкъ вполн гуманный, довольный своимъ настоящимъ положеніемъ, не ожидавшій впереди совершеннйшаго блаженства для свта, и вроятно въ своемъ сердц считавшій небеса только улучшеніемъ счастія, когда счастіе на этомъ свт прекратится. Въ немъ самомъ не было ничего порочнаго, но небольшіе недостатки въ людяхъ не были ему противны.

Онъ сердился на себя зачмъ далъ такое общаніе. Правиломъ его жизни было никогда не спрашивать совтовъ. Епископъ имлъ власть, въ предлахъ которой онъ какъ бовикскій ректоръ, конечно долженъ былъ повиноваться епископу, но теоріей его было итти епископу наперекоръ, если епископъ вздуыаетъ превысить свою класть. Епископъ превысилъ свою власть, подавъ этотъ совтъ, а между тмъ онъ общалъ. Онъ сердился на себя, по все-таки не думалъ уклоняться отъ общанія. О, нтъ! Если сказалъ, то и сдлаетъ. А если уже онъ сказалъ что сдлаетъ, то чмъ скоре тмъ лучше. Когда прошло три или четыре дня, онъ сталъ презирать себя за то что еще не выбралъ удобнаго случая.

‘Это такъ низко, подло’, говорилъ онъ себ.

Но все-таки это сдлать надо.

Онъ сказалъ это себ въ суботу, возвращаясь въ пасторатъ съ крикета, гд оставилъ Пикока и трехъ другихъ учителей, играющихъ въ крикетъ съ двнадцатью взрослыми учениками. Тамъ были учитель французскаго языка, учитель нмецкаго, учитель арифметики и математики, кром мистера Пикока помощника учителя классическихъ языковъ. Между ними мистеръ Пикокъ былъ facile princeps {Очевидно главный.} по званію и предполагаемымъ способностямъ, по удовольствіе игры было доступно для всхъ. Мистеръ Пикокъ, несмотря на годы, проведенные въ Америк, гд въ крикетъ играть не могъ, помнилъ хорошо свою прежнюю забаву и былъ искусенъ въ этой игр. Ужасно было жаль тревожить безполезными вопросами человка, который не только могъ учить и проповдывать, а также и въ крикетъ играть. А все-таки это надо было сдлать. Поэтому, когда ректоръ вошелъ въ домъ, онъ прямо прошелъ въ кабинетъ и написалъ своему помощнику коротенькую записку:

‘Любезный Пикокъ, не можете ли вы прійти ко мн въ кабинетъ сегодня вечеромъ на полчаса? Мн надо спросить васъ кое о чемъ. Для меня будетъ удобно, когда бы вы не пришли посл восьми часовъ. Искренно вамъ преданный

‘Джефри Поршъ’.

Въ отвтъ на это пришла записка, что мистеръ Пикокъ въ половин девятаго будетъ у ректора.

Въ половин девятаго пришелъ мистеръ Пикокъ. Онъ вообразилъ, читая записку ректора, что опять будетъ возбужденъ вопросъ о деньгахъ. Гекторъ объявилъ, что не можетъ доле даромъ принимать клерикальныя услуги въ приход, и что долженъ отыскивать кого-нибудь другого, если мистеръ Пикокъ не позволитъ ему поговорить о немъ съ епископомъ. Пикокъ теперь ршился сказать въ отвтъ на это, что у него достаточно дла въ школ и что онъ предпочитаетъ отказаться отъ должности въ церкви, хотя всегда будетъ радъ иногда принять участіе, если онъ будетъ нуженъ.

Гекторъ сидлъ одинъ съ четверть часа, когда его помощникъ вошелъ въ комнату, и все время старался придумать какъ начать разговоръ. Наконецъ онъ пришелъ къ заключенію. Онъ просто скажетъ мистеру Пикоку, что произошло между нимъ и епископомъ и предоставитъ своему учителю разсказать о своей прошлой жизни или умолчать о ней. Онъ общалъ спросить и спроситъ, но предоставитъ ему самому судить слдуетъ ли давать отвтъ.

— Епископъ приставалъ ко мн насчетъ васъ, Пикокъ, сказалъ онъ, стоя спиною къ камину, какъ только учитель затворилъ за собою дверь.

Лицо ректора всегда выражало его внутреннія чувства, и въ эту минуту показывало очень ясно, что онъ епископу не сочувствуетъ.

— Я очень жалю, что его сіятельство {Въ Англіи, такъ какъ епископъ носитъ титулъ лорда, то его величаютъ ‘сіятельствомъ’, архіепископа титулуютъ ‘его свтлость’. Пр. перевод.} безпокоился, сказалъ Пикокъ: — такъ какъ я не намренъ занимать никакой должности въ его епархіи.

— Мы пока оставимъ это, сказалъ ректоръ.— Я не желаю примшивать этого къ тому, что я сейчасъ скажу. Вы уже отчасти занимали должность въ этой епархіи къ моему большому удовольствію. Надюсь, что это продолжится, но на счетъ этого я вамъ теперь докучать не стану. Насколько я могу видть, вы именно такой человкъ, какой мн годится въ товарищи въ этомъ приход.

Мистеръ Пикокъ поклонился, но промолчалъ.

— Дло въ томъ, продолжалъ ректоръ:— что какія-то старухи пристали къ епископу, что онъ долженъ отвчать на ихъ возраженія. У этой мистрисъ Стантилупъ языкъ громче колокола.

— Но что же мистрисъ Стантилупъ можетъ сказать обо мн?

— Ничего кром того, чмъ можетъ уязвить меня чрезъ васъ.

— А что же говоритъ епископъ?

— Онъ думаетъ, что мн надо знать о вашей жизни, во время вашего пятилтняго пребыванія въ Америк.

— Я самъ это думаю, сказалъ Пикокъ.

— Самъ я ничего не желаю знать. Что меня касается, я совершенно доволенъ. Я знаю гд вы воспитывались, какъ поступили въ духовное званіе, и могу удостовриться, по вашимъ настоящимъ способностямъ, что вы не могли даромъ тратить время. Если вы мн отвтите, что не желаете говорить ничего, я останусь доволенъ и скажу епископу, что съ моей стороны желаю это превратить.

— А что же сдлаетъ онъ? спросилъ Пикокъ.

— Разумется, онъ не дастъ вамъ позволенія занять должность кьюрета.

— Я не имю ни малйшаго намренія просить объ этомъ его сіятельство.

Это учитель сказалъ такимъ самоувреннымъ тономъ, что ректора нсколько покоробило, не смотря на его доброжелательство къ говорившему.

— Въ это я не желаю входить, сказалъ онъ: — человкъ не можетъ ручаться каковы будутъ его намренія чрезъ полгода.

— А если я откажусь разсказать о моей жизни въ Америк, сказалъ Пикокъ: — хотя долженъ признаться, что это требованіе раціонально съ вашей стороны, какое это будетъ имть вліяніе на отношенія мои и моей жены къ школ?

— Это не сдлаетъ ршительно никакой разницы, отвтилъ ректоръ.

— Разсказать есть что, очень медленно произнесъ Пикокъ.

— Я увренъ, что въ этомъ не можетъ быть ничего для васъ безславнаго.

— Я не говорю ни да, ни нтъ. Могутъ быть обстоятельства, когда человкъ не знаетъ хорошо или дурно поступилъ онъ. Но я знаю только то, что поступи я иначе, я презиралъ бы самъ себя. Я не могъ поступить иначе и остаться живъ.

— Нтъ человка на свт, съ жаромъ сказалъ ректоръ:— мене любопытнаго до чужихъ тайнъ. Я принимаю все какъ нахожу. Если кухарка пришлетъ ко мн вкусное блюдо, я не желаю знать какъ она состряпала его. Если я читаю интересную книгу, она доставитъ мн не мене удовольствія, если даже я буду знать, что ея авторъ не совсмъ хорошій человкъ.

— Вы сомнвались бы хорошо ли можетъ учить тотъ, кто заблуждался самъ, сказалъ Пикокъ.

— Въ такомъ случа я долженъ бы сомнваться во всхъ учителяхъ, потому что всякій человкъ заблуждался когда-нибудь. Вамъ лучше молчать о прошломъ и позволить мн говорить тмъ, кто длаетъ безполезные вопросы, чтобы они не мшались не въ свое дло.

— Это очень странно, ректоръ, началъ Пикокъ: — что вы начали со мной этотъ разговоръ именно теперь.

— Почему именно теперь?

— Потому что я обдумывалъ послднія дв недли, слдуетъ ли мн попросить у васъ одолженія выслушать исторію моей жизни. Я ршилъ, что долженъ это сдлать прежде, чмъ формально приму мсто кьюрета. Но это только привело меня къ намренію отказаться отъ этого мста. Я думаю… я думаю, что независимо отъ мста кьюрета, исторію слдуетъ разсказать. Но я еще это не ршилъ.

— Не предполагайте, чтобы я уговаривалъ васъ.

— О, нтъ! и ваши уговоры не имли бы на меня никакого вліянія. Какъ я не обязанъ вамъ за незаслуженную доброту и снисхожденіе, я долженъ сказать, что ничто не можетъ имть на меня вліянія въ этомъ отношеніи какъ благосостояніе моей жены и сознаніе моего долга. Въ этомъ дл къ несчастію я не могу совтоваться ни съ кмъ. Она, она одна, кром меня знаетъ обстоятельства, и до такой степени забываетъ о себ, что я не могу даже просить ее сказать свое мнніе.

Ректоръ въ это время, конечно, почувствовалъ любопытство. Тутъ было что-то таинственное, о чемъ ему хотлось узнать. Онъ вовсе не былъ философомъ, стоящимъ выше, обыкновеннаго человческаго любопытства. Но онъ былъ человкъ твердый и даже въ эту минуту помнилъ свои прежнія увренія.

— Разумется, сказалъ онъ:— я не могу догадаться въ чемъ все это состоитъ. Самъ я тайнъ ненавижу. У меня нтъ никакихъ тайнъ. Я не знаю ничего такого о себ, чего вы не могли бы также знать. Но это скоре мое счастіе чмъ моя заслуга. И со мною могло быть тоже, что съ вами, но вообще я думаю, что если тайна есть, то ее лучше скрывать. Покрайней-мр никто не долженъ дозволять дерзости другихъ вырвать тайну у него. Если есть что-нибудь такое касающееся вашей жены, что вы не желаете чтобы знали по сю сторону океана, то не говорите объ этомъ никому.

— Есть кое-что касающееся моей жены, что я не желаю, чтобы знали вс.

— Такъ не говорите никому, повелительно сказалъ ректоръ Вортль.

— Я скажу вамъ, что я сдлаю, сказалъ Пикокъ:— я буду думать объ этомъ недлю и тогда дамъ вамъ знать скажу я вамъ объ этомъ или нтъ, и если скажу, то также дамъ вамъ знать насколько вы можете сохранить мою тайну и насколько вы можете говорить о ней. Я думаю, что епископъ не иметъ права знать что-нибудь обо мн, если я не поступлю въ число духовенства его епархіи.

— Конечно, конечно, подтвердилъ ректоръ.

Такимъ образомъ разговоръ кончился. Мистеръ Пикокъ, выходя изъ пастората, не тотчасъ вернулся домой, а пошелъ гулять одинъ. Это было въ половин лта и до десяти часовъ свтло. Онъ вышелъ отъ ректора въ десятомъ часу, но было еще довольно времени до прогулки по дорог, которую онъ зналъ хорошо, по полямъ, кругомъ Бовикскаго лса, и обратно домой по тропинк чрезъ паркъ сквайра и мимо церкви. Для этого было достаточно одного часа, а ему былъ нуженъ насъ, для того чтобы собраться съ мыслями, прежде чмъ онъ увидитъ жену и будетъ говорить съ нею, какъ онъ обязанъ былъ сдлать посл того, что произошло между нимъ и ректоромъ.

Онъ сказалъ, что не можетъ просить у нея совта. въ этомъ было много правды. Но онъ зналъ также, что ничего не сдлаетъ безъ ея согласія. Она, для него, погубила бы себя, если бы это было возможно. Постоянно, посл ужаснаго появленія въ ея комнат въ Сен-Луи, просила она позволенія его оставить — не для себя, не изъ страха преступленія, которое она совершала, не отъ стыда за себя, если тайна откроется, по потому что чувствовала себя помхой для его карьеры въ свт. Сама она упрековъ совсти не чувствовала Она была врна своему первому мужу — какъ ни былъ онъ съ ней грубъ и гнусенъ — до тхъ поръ пока ее не уврили, что онъ умеръ, и даже когда онъ оказался живъ — она видла его — онъ увидлся съ нею только для того, чтобы опять бросить ее. Обязанности къ нему она не признавала никакой. Въ этомъ отношеніи совсть ее не упрекала. Но этому другому человку она была обязана, такъ думала она, всмъ чмъ только женщина можетъ быть обязана мужчин. Онъ любилъ ее, не говоря о своей любви. Онъ видлъ ея положеніе и сочувствовалъ ей вполн. Онъ отправился — онъ, пасторъ, скромный ученый — удостовриться свободна ли она, и найдя ее какъ полагалъ свободной,— вернулся прижать ее къ своему сердцу, и доставить ей все счастіе, какимъ наслаждаются другія женщины, но которое до сихъ поръ она видла только издали. Потомъ разразился ударъ. Это было неизбжно, это было естественно, что такой ударъ долженъ ее погубить. Обстоятельства погубили ее. Ее постигла та судьба, которая такъ часто постигаетъ женщину, довряющую себя и свою жизнь мужчин. Но зачмъ онъ также долженъ падать съ нею? Предъ нимъ еще есть карьера. Онъ можетъ быть полезенъ: онъ можетъ имть въ жизни успхъ, онъ можетъ возбудить восторгъ къ себ. Для него все можетъ быть открыто — кром любви другой женщины. Въ этомъ отношеніи она не сомнвалась въ его врности. Зачмъ онъ долженъ таскать ее съ собою какъ камень, привязанный къ его ног, когда женщину, пораженную такимъ несчастіемъ, свтъ осуждаетъ вообще, а подобное же въ мужчин считается весьма естественнымъ? Она согласится получать отъ него средства покупать насущный хлбъ, но лучше будетъ — сказала она — чтобы она ла этотъ хлбъ по сю сторону океана, а онъ но другую.

Мы знаемъ, что вышло изъ этихъ доводовъ. Онъ до-сихъ-поръ ни на минуту не оставлялъ ее съ тхъ поръ, какъ этотъ человкъ явился къ ней. Его намреніе было твердо. Если это преступленіе, то онъ будетъ преступникомъ. Если это ложь, онъ будетъ лжецомъ. Относительно же грха, безъ сомннія между нимъ и ею была нкоторая разница. Онъ былъ духовное лицо. Она считала себя боле свободной руководствоваться собственными правилами для спасенія своей души. Самой себ она никогда не казалась порочной или нецломудренной, но она понимала, что онъ не такъ свободенъ какъ она отъ узъ, наложенныхъ на него религіей. Для него — для него будетъ лучше, если она разлучится съ нимъ.

Все это было ему извстно, и все это онъ соображалъ, когда шелъ по парку сквайра въ вечернихъ сумеркахъ. Несомннно — говорилъ онъ, себ теперь — что онъ долженъ былъ сообщить ректору о своемъ положеніи, прежде чмъ онъ или она заняли мсто въ школ. Умалчивать о подобныхъ обстоятельствахъ все равно что лгать. Совсть упрекала его во многомъ. Въ его настоящемъ положеніи онъ, конечно, не долженъ былъ проповдывать на кафедр слово Божіе. Хотя онъ молчалъ, онъ зналъ, что обманъ его скажется на немъ. Но теперь что онъ долженъ длать? Только одно ршилъ онъ твердо — ничто не должно ихъ разлучить. Какъ онъ часто говорилъ прежде, такъ сказалъ теперь опять.

— Если это грхъ, пусть будетъ грхъ.

Но для него было ясно то, что если онъ разскажетъ ректору Вортлю всю правду о томъ, что случилось съ нимъ въ Америк, тогда онъ непремнно долженъ оставить Бовикъ. И онъ ршилъ также, что прежде чмъ онъ разскажетъ ректору, онъ долженъ сообщить своей жен.

Но когда онъ вошелъ въ домъ свой, онъ ршилъ, что разскажетъ ректору все.

Глава V.
Стало быть мы должны ухать.

— Я думала, что ты никогда не кончишь съ этимъ старымъ Юпитеромъ, сказала мистрисъ Пикокъ, начиная въ этотъ поздній вечерній часъ длать чай для себя и мужа.

— Зачмъ ты меня ждала?

— Я не люблю пить чай одна. Когда же я пила чай безъ тебя, если знала, что ты придешь? О чемъ это Юпитеръ разговаривалъ съ тобою все это время?

— Юпитеръ разговаривалъ не все это время. Юпитеръ разговаривалъ только полчаса. Юпитеръ очень добрый человкъ.

— Я всегда это находила. Иначе я не согласилась бы вступить въ число его спутниковъ, и тебя видть въ числ ихъ. Но ты пробылъ у него полтора часа.

— Посл того какъ я отъ него ушелъ, я прошелъ около Бовик-Лоджа. Мн надо было кое о чемъ подумать, прежде чмъ говорить съ тобой, кое-что ршить, прежде чмъ я могъ вернуться сюда.

— Что же ты ршилъ? спросила она.

Голосъ ея совершенно измнился, хотя она сидла на своемъ мст и почти не шевелилась, ея наружность и осанка измнились. Она все еще держала чашку въ рук, которую хотла налить, но лицо ея было повернуто къ его лицу, и ея большіе, выразительные глаза устремлены на него.

— Дай мн напиться чаю, сказалъ онъ:— а потомъ я скажу теб.

Пока онъ пилъ чай, она сидла совершенно спокойно, не. дотрогиваясь до своего, но ожидая терпливо, когда онъ вздуваетъ заговорить.

— Элла, сказалъ онъ:— я долженъ все разсказать мистеру Вортлю.

— Почему, мой дорогой?

Онъ отвтилъ не тотчасъ и она повторила свой вопросъ:

— Почему именно теперь, а не прежде?

— Это все равно. Но такъ какъ мы не сдлали этого прежде, то можемъ сдлать только теперь.

— Но зачмъ, дружокъ? Разв причины, существовавшія когда мы пріхали, потеряли свою силу?

— Он не должны были имть силы. Намъ не слдовало принимать столько хорошаго отъ этого человка и подвергать его непріятностямъ, которыя навлечетъ на него наша дурная репутація.

— Разв мы тоже не длали для него много хорошаго?

— Но не то хорошее, чего онъ имлъ право ожидать — то право на уваженіе, которое составляетъ все на свт для учебнаго заведенія.

— Позволь мн ухать! почти вскрикнула она, вставая съ своего мста.

— Нтъ, Элла, нтъ, если мы съ тобою не можемъ говорить какъ одна плоть и кровь, какъ люди, имющіе почти одну душу, поступающіе за одно во всемъ для добра и худа, если мы съ тобою не можемъ въ одной ладь или плыть или тонуть, тогда я нахожу, что двое человкъ не могутъ на этомъ свт быть вмст связаны. Куда ты пойдешь, пойду и я, гд ты будешь жить, буду жить и я, насъ можетъ разлучить только одна смерть.

Тогда она встала съ своего мста, и упавъ на колни у его ногъ, опустила свое лицо на его колни.

— Элла, сказалъ онъ: — единственный вредъ, который ты можешь сдлать мн — это когда ты заговоришь о твоемъ намреніи оставить меня. И этотъ вредъ совершенно напрасный, потому что онъ останется только на словахъ. Теперь, если ты сядешь, и выслушаешь меня, я скажу теб о чемъ ректоръ говорилъ со мною.

Она приподнялась, сла у чайнаго стола и терпливо слушала, когда онъ началъ свой разсказъ.

— О насъ говорили въ здшнемъ графств.

— Кому вздумалось говорить о такой неизвстной личности какъ я?

— Что за нужда кто бы это ни былъ? Ректоръ въ своемъ гнв — потому что онъ былъ сердитъ — назвалъ нсколько именъ. Что это за нужда? Неизвстность сама по себ становится таинственна, а таинственность, разумется, возбуждаетъ любопытство. Это неизбжно, не они виновны, а мы. Если ты не похожа на другихъ, разумется, о теб станутъ разузнавать.

— Разв я не похожа?

— Да, не похожа въ томъ отношеніи, что не обдаешь у ректора, когда онъ тебя приглашаетъ, не принимаешь гостепріимства леди Лоль, довольствуешься только исполненіемъ твоихъ обязанностей и обществомъ твоего мужа. Разумется, ты не похожа на другихъ. Какъ мы можемъ походить? А такъ какъ мы не похожи, то, разумется, будутъ спрашивать и удивляться, развдывать и разыскивать, а этимъ всегда откроются факты. Епископъ говоритъ, что ничего не знаетъ о моей американской жизни.

— Зачмъ ему знать что-нибудь?

— Я вдь говорилъ проповдь въ одной изъ его церквей. Это естественно:— естественно такъ же и то, что матери мальчиковъ желаютъ узнать что-нибудь. Ректоръ говоритъ, что онъ терпть не можетъ тайнъ. И я также.

— О, мой дорогой!

— Тайна всегда сопровождается большимъ или меньшимъ страхомъ, и производитъ большую или меньшую трусость. Но этого нельзя избгнуть такъ же какъ и раны на тл или перелома кости. Кто не разсказалъ бы всхъ своихъ длъ всему свту, если бы это было возможно? Но въ сердц, а можетъ быть и въ карман бываетъ гангренозная язва. Являются раны, незаслуженныя, какъ у тебя, моя дорогая, но такія раны, которыя нельзя обнаружить всмъ. Кто захочетъ самъ имть тайну?

— Но епископъ?

— Да, епископъ, онъ сказалъ ректору, чтобы онъ спросилъ меня, и ректоръ сдлалъ это. Я долженъ отдать ему справедливость, что это было очень непріятно для него. Вопросъ онъ сдлалъ мн, но сказалъ тутъ же, что мн не нужно отвчать, если я не хочу.

— А ты еще не отвтилъ?

— Нтъ, я еще ничего не отвтилъ. Но я, кажется, ршилъ, что отвтить надо.

— Разсказать все?

— Все — ему. Я думаю разсказать ему все и предоставить ему ршить, что слдуетъ длать. Если онъ не захочетъ повторить это другимъ, а намъ велитъ узжать изъ Бовика, а нахожу, что онъ поступитъ честно и не жестоко.

— Что же ты сдлаешь тогда?

— Я уду. Что другое могу я сдлать?

— Но куда?

— А! это мы должны ршить. Онъ дружелюбно поступитъ со мною. Хотя онъ, можетъ быть, сочтетъ необходимымъ, чтобы я оставилъ Бовикъ, онъ не накинется жестоко на меня.

— Онъ не можетъ сдлать ничего.

— Я думаю, что онъ поможетъ мн найти какое-нибудь мсто, гд я буду въ состояніи зарабатывать свой хлбъ, гд не станутъ допытываться подробностей моей домашней жизни какъ здсь.

— Я была для тебя проклятіемъ, воскликнула несчастная жена.

— Моимъ драгоцннйшимъ благословеніемъ, сказалъ онъ.— То, что ты называешь проклятіемъ, произошло отъ обстоятельствъ, касавшихся обоихъ насъ. Объ этомъ не стоитъ больше говорить. Этотъ человкъ былъ источникомъ страшныхъ непріятностей для насъ. Объ этихъ непріятностяхъ надо разсуждать время отъ времени, но необходимости выносить ихъ слдуетъ покориться.

— Я не могу быть такимъ философомъ какъ ты, сказала она.

— Длать больше нечего. Философія насильно навязана на насъ. Когда чего-нибудь непріятнаго избгнуть нельзя, остается только сообразить какъ лучше это переносить.

— Такъ ты долженъ ему сказать?

— Я такъ думаю. Я имю недлю на соображеніе, но я такъ думаю. Хотя онъ такъ добръ теперь, что предоставляетъ выборъ мн, и дйствительно говоритъ правду, что я останусь здсь даже, если не скажу ему ничего, однако, онъ встревожится и постепенно сдлается недоволенъ. Подумай какъ для него важна школа! Каковы будутъ его чувства ко мн, когда успхъ ея постепенно уменьшится оттого, что онъ задержитъ здсь учителя, о которомъ предполагаютъ какіе-то неизвстные ужасы?

— Еще не видно признаковъ никакого упадка школы.

— Времени не было. Только теперь начинаютъ говорить. Если бы ничего не говорили, если бы епископъ не сдлалъ вопросовъ, если бы насъ считали просто ничтожными людьми, не имющими ничего таинственнаго въ своей жизни, все могло бы продолжаться по прежнему. Но теперь я обязанъ сказать ему правду.

— Стало бытъ мы должны ухать?

— Вроятно.

— Тотчасъ?

— Когда это будетъ ршено, то чмъ скоре, тмъ лучше. Можемъ-ли мы оставаться здсь, когда будутъ желать, чтобы мы ухали?

— О, нтъ!

— Мы должны убираться и опять искать другого пріюта. Хотя онъ сохранитъ нашу тайну — я въ этомъ убжденъ, если его попросить — все-таки будетъ извстно, что тайна есть, и тайна такого рода, что она выгнала насъ отсюда. Если бы я могъ достать литературную работу въ Лондон, мы могли бы жить тамъ.

— Но какъ — какъ ты примешься за это? Дло въ томъ, мой дорогой, что для такихъ занятій какъ твои, теб или совсмъ не надо имть жены, или такую жену, которой ты не долженъ стыдиться предъ свтомъ.

— Что за польза говорить объ этомъ, сказалъ онъ, вставая съ своего стула какъ бы въ гнв.— Зачмъ возвращаться ко всему тому, что должно быть ршено между нами навсегда? Каждый изъ насъ отдалъ другому все что могъ отдать и товарищество установлено на всю жизнь. Относительно этого, я, по-крайней-мр, доволенъ.

— Ахъ, мой возлюбленный, воскликнула она, бросившись, къ нему на шею.

— Пусть не будетъ больше разногласія, которое между тобою и мною можетъ только увеличить наши непріятности. Ты женщина, а я мужчина, и поэтому, конечно, твое имя боле подвержено замчаніямъ, чмъ мое — а мое имя, какъ пастора, боле подвержено замчанію чмъ человка, не принадлежащаго къ духовному званію. Но изъ-за этого я не желаю снимать съ себя мое званіе, и, конечно, изъ-за этого не желаю лишать себя моей жены. И хорошее и дурное мы должны переносить вмст, и выраженіе сожалнія о томъ, что неизбжно, только увеличиваетъ наши непріятности.

Посл этого онъ слъ и взялъ книгу, какъ будто былъ способенъ тотчасъ перенести свои мысли на другое. Она, вроятно, знала, что онъ этого не можетъ сдлать, но сидла молча возл него, пока онъ не сказалъ ей, чтобы она ложилась спать, общая самъ скоро прійти.

Три дня ничего не было говорено между ними объ этомъ, и не было никакого намека на это между ректоромъ и его помощникомъ. Въ школ все шло по прежнему, и отношенія между этими двумя людьми отличались обычной взаимной вжливостью. Но въ душ ректора возникло какое-то лихорадочно тревожное чувство. Онъ радъ, что была какая-то тайна, было что-то относившееся къ Пикокамъ — а главное къ мистрисъ Пикокъ — что, если обнаружится, то повредитъ ихъ репутаціи. Такого заключенія ректоръ Вортль не могъ не вывести изъ того, что ему уже сказалъ этотъ человкъ. Конечно, онъ ршилъ, въ своемъ великодушіи, что хотя этотъ человкъ и не откроетъ своей тайны, но никакой перемны въ школ это не сдлаетъ, но началъ сознавать, что, давъ это общаніе, онъ въ нкоторой степени рисковалъ благосостояніемъ школы. Онъ началъ шептать себ, что люди занимающіе такое мсто, какъ мистеръ Пикокъ и его жена, не должны быть подвержены замчаніямъ злыхъ языковъ. Такая тайна даетъ оружіе свтскимъ Стантилупамъ, и Стантилупы непремнно воспользуются имъ со всею своею ядовитостью. Для такого заведенія, какъ его школа, добрая слава значила все. Довріе, сказалъ онъ самъ себ, такого тонкаго свойства, что его почти можно добиться неосновательно, также неосновательно можно его и потерять. Какъ ни любилъ онъ Пикока, какъ ни былъ имъ доволенъ, какъ много ни было въ немъ тхъ достоинствъ, которыя онъ особенно цнилъ — все-таки онъ не желалъ подвергнуть опасности свою школу ради Пикока.

Такимъ образомъ, эти три дня бесдовалъ ректоръ Вортль самъ съ собою, хотя по наружности могъ держать себя такъ, какъ будто все шло хорошо. Когда они разстались посл разговора въ кабинет, ректоръ скоре отговорилъ своего учителя открыть тайну, чмъ поощрялъ его. Онъ прямо сказалъ, что открытіе тайны не сдлаетъ никакой разницы въ положеніи его помощника въ Бовик. Но во всемъ этомъ онъ поступилъ по своему обычному сердечному побужденію, онъ посл этого сказалъ себ, что тайну слдуетъ открыть. Его учениковъ не слдуетъ оставлять подъ надзоромъ человка, который, не смотря на свои достоинства, не сметъ говорить о своей прежней жизни. Такимъ образомъ, думалъ онъ объ этомъ посл размышленій. Разумется, онъ долженъ ждать, пока пройдетъ недля и ршиться на что-нибудь.

— И такъ, Пикокъ не займетъ мсто кьюрета?

Это сказалъ ректору сквайръ Пирсонъ въ одинъ изъ тхъ трехъ дней, о которыхъ мы говорили.

Мистеръ Пирсонъ былъ старикъ, не часто жившій въ Бовик, будучи принужденъ, какъ онъ говорилъ всегда, своимъ здоровьемъ проводить зиму и весну каждый годъ въ Италіи, а лтніе мсяцы съ своимъ семействомъ въ Лондон. Онъ не очень интересовался Бовикомъ, но всегда былъ въ хорошихъ отношеніяхъ съ ректоромъ и никогда ничего не говорилъ противъ школы. Пирсонъ поступалъ также хорошо и относительно церковныхъ длъ — насколько это можетъ выказатъ щедрость — и интересовался кьюретами. По этому ректоръ не желалъ рзко отвтить своему сосду, когда тотъ сдлалъ вопросъ.

— Не думаю, сказалъ онъ.— Я боюсь, что мн придется отыскивать другого.

Онъ не продолжалъ разговора, потому что, хотя желалъ оставаться вжливымъ, онъ не хотлъ быть откровеннымъ. Мистеръ Пирсонъ выказалъ свою заботливость о приход и не сталъ безпокоить себя дальнйшими разспросами.

— И такъ мистеръ Пикокъ не займетъ мсто кьюрета?

Этотъ самый вопросъ, въ тхъ же самыхъ словахъ сдлалъ на слдующее утро викарій сосдняго прихода. Преподобный мистеръ Пуддикомбъ, пасторъ безупречный, отлично исполнялъ свои обязанности въ жизни во всхъ отношеніяхъ, говорилъ проповдь и даже совершалъ всю службу за пастора, нуждавшагося въ этомъ, и никогда не думалъ требовать взамнъ подобныхъ же услугъ, давалъ обды, имлъ хорошенькихъ дочерей, но нашъ ректоръ его не любилъ. Онъ былъ слишкомъ благочестивъ и можетъ быть слишкомъ любилъ задавать вопросы,

— И такъ мистеръ Пикокъ не займетъ мсто кьюрета?

Въ этотъ вопросъ мистеръ Пуддикомбъ вложилъ одушевленіе, вовсе не похожее на небрежный тонъ мистера Пирсона. Ректору было ясно, что мистеръ Пуддикомбъ желаетъ непремнно знать. Ректору показалось, что въ тон вопроса было какое-то осужденіе, не только противъ мистера Пикока, но и противъ него за то, что онъ взялъ Пикока.

— Право не умю вамъ сказать, отвтилъ онъ довольно сердито.

— Я думалъ, что это ршено. Я слышалъ, что это ршено.

— Стало быть, вы слышали больше, чмъ я.

— Мн сказалъ епископъ.

Въ томъ несчастномъ разговор, который заставилъ ректора разспросить Пикока объ его прошлой жизни, самъ ректоръ сказалъ, что намренъ отыскивать другого кьюрета. Онъ, вроятно, не вспомнилъ этого теперь.

— Я желалъ бы, чтобы епископъ ограничился увреніемъ того, что ему извстно, сказалъ онъ съ гнвомъ.

— Я увренъ, что епископъ и намренъ это сдлать, сказалъ Пуддикомбъ очень серіозно.— Но я прошу извиненія. Я не намренъ касаться предмета, о которомъ можетъ быть желаютъ умолчать. Я только хотлъ сказать вамъ объ одномъ прекрасномъ молодомъ человк, о которомъ я слышалъ. Однако, прощайте.

И мистеръ Пуддикомбъ ухалъ.

Глава VI.
Лордъ Карстесъ.

Послдніе полгода самымъ короткимъ другомъ мистера Пикока въ Бовик, разумется, кром его жены, былъ одинъ изъ учениковъ въ школ. Это былъ молодой лордъ Карстерсъ, старшій сынъ графа Бреси. Его отдали въ Бовикъ шесть лтъ тому назадъ съ тмъ, чтобы онъ поступилъ изъ Бовика въ Итонъ. Онъ и поступилъ въ свое время.

Но тамъ не посчастливилось молодому лорду. Когда онъ пробылъ тамъ полтора года, въ училищ случились какіе-то смуты, въ которыхъ онъ былъ, или такъ предполагали, предводителемъ. Нашли нужнымъ, для сохраненія дисциплины въ училищ сдлать кого-нибудь жертвой, и можетъ быть думали выказать безпристрастіе, выбравъ жертвой лорда. Графу Бреси предложили взять изъ училища своего сына, и лордъ Карстерсъ семнадцати лтъ отъ рода, долженъ былъ оканчивать свое воспитаніе гд хотлъ. Графъ по прежнему имлъ намреніе отдать своего сына въ оксфордскій университетъ, но до этого надо было ждать еще два года. На одинъ годъ его послали за границу съ гувернеромъ, и отзывы о немъ были таковы, что онъ ведетъ себя какъ нельзя лучше. Начали даже говорить, что Итонъ поступилъ очень дурно, исключивъ такого молодого человка. Но хотя лордъ Карстерсъ сдлалъ большіе успхи въ французскомъ и нмецкомъ язык за границей, ему необходимо было подкрпить свои познанія въ греческомъ и латинскомъ, прежде чмъ онъ поступитъ въ колледжъ Христовой Церкви. Тогда стали просить ректора взять его въ Бовикъ, какъ частнаго ученика. Посл нкоторой нершимости ректоръ согласился. Онъ не имлъ обыкновенія итти наперекоръ графамъ, которые обращались съ нимъ съ уваженіемъ. Графъ Бреси былъ его другомъ, а самъ лордъ Карстерсъ былъ большимъ любимцемъ въ Бовик. Когда его исключили изъ Итона, ректоръ заинтересовался этимъ и объявилъ, что съ молодымъ лордомъ поступили не совсмъ справедливо. Такимъ образомъ онъ въ нкоторой степени былъ принужденъ согласиться на просьбу, сдланную ему, и лорда Карстерса приняли обратно въ Бовикъ, не безъ нершимости, но съ полнымъ гостепріимнымъ дружелюбіемъ. Спалъ онъ въ пасторат и обдалъ съ семействомъ ректора, но во все остальное время находился между учениками.

— Не будетъ ли это дурно для Мери? Тревожно сказала мистрисъ Вортль своему мужу, когда объ этомъ разсуждали.

— Почему это можетъ быть дурно для Мери?

— О! я не знаю, но молодые люди вмст, знаешь?.. Не будетъ ли это опасно.

— Онъ еще мальчикъ, а она дитя. Они оба дти. Это будетъ хлопотливо, но не думаю, чтобы было опасно въ этомъ отношеніи.

Такимъ образомъ, это было ршено. Мистрисъ Вортль не совсмъ соглашалась съ тмъ, что они оба дти. Она находила, что ея дочь вовсе не дитя. Но по обыкновенію она не спорила съ своимъ мужемъ. Такимъ образомъ, это было ршено и молодой Карстерсъ вернулся въ Бовикъ.

На сколько ректоръ могъ видть, ничего не могло быть пріятне обращенія его молодого ученика. Онъ нисколько не считалъ для себя унизительнымъ играть съ другими мальчиками. Онъ очень прилежно занялся своими уроками и по вечерамъ посл обда выходилъ изъ гостиной въ кабинетъ, заниматься греческимъ и латинскимъ языкомъ, не длая никакихъ попытокъ вступить въ разговоръ съ мисъ Вортль. Разумется, много играли въ лоон-тенисъ и почти всегда въ саду пастората, но при игр всегда присутствовала мистрисъ Вортль. Между другими удовольствіями, молодой лордъ пристрастился къ прогулкамъ по полямъ съ мистеромъ Пикокомъ. Тогда, безъ сомннія, много было говорено о жизни въ Америк. Когда человкъ долго жилъ за границей и провелъ тамъ свое время при обстоятельствахъ, не совсмъ обыкновенныхъ, конечно, это непремнно составитъ предметъ для разговора съ его собесдниками. Путешествовать по Франціи, Германіи или Италіи дло довольно обыкновенное, ничего нтъ необыкновеннаго прожить годъ, или даже нсколько лтъ во Флоренціи и въ Рим. Теперь и путешествіе по Соединеннымъ Штатамъ не представляетъ ничего необыкновеннаго, и Скалистыя горы или Перу тоже довольно обыкновенны, такъ увеличилась наклонность къ путешествіямъ. Но для члена оксфордскаго колледжа и пастора англиканской церкви занимать мсто профессора въ Миссури обстоятельство довольно необыкновенное, и, конечно, лордъ Карстерсъ много разспрашивалъ объ этой далекой жизни.

Мистеръ Пикокъ ничего не имлъ противъ этихъ разспросовъ. Онъ много разсказывалъ своему молодому другу объ обычаяхъ обитателей Сен-Луи — разсказывалъ, какіе успхи сдлалъ этотъ народъ въ классической литератур, въ чемъ они отстали и въ чемъ превзошли юношей его возраста въ Англіи, и на сколько преуспваютъ тамошніе университеты. Потомъ, онъ описывалъ свою жизнь — и прежде, и посл женитьбы. Ему нравились жители Сен-Луи, но не на столько, чтобы желать жить съ ними. Конечно, ихъ привычки совсмъ не походили на привычки англичанъ. Онъ, однако, могъ бы быть довольно счастливъ тамъ, если бы не случились нкоторыя обстоятельства.

— А мистрисъ Пикокъ нравилось тамъ? спросилъ, однажды юный лордъ.

— Она вдь американка, какъ вамъ извстно.

— О, да, я слышалъ. Но она изъ Сен-Луи?

— Нтъ, ея отецъ былъ плантаторомъ въ Луизіан, недалеко отъ Новаго Орлеана до уничтоженія рабства.

— Нравился ей Сен-Луи?

— Кажется, когда мы обвнчались. Она вдь прежде была замужемъ, она была вдова.

— А нравилось ли ей пріхать въ Англію къ чужимъ?

— Она была рада оставить Сен-Луи. Тамъ случились обстоятельства, сдлавшія ее несчастной. Поэтому-то я и пріхалъ сюда и оставилъ положеніе гораздо выше и прибыльне, чмъ когда либо могу получить въ Англіи.

— Мн кажется, вы могли бы имть свою собственную школу, сказалъ юноша:— вы знаете такъ много и такъ хорошо умете обходиться съ мальчиками. Мн кажется, вы могли бы быть помощникомъ профессора въ колледж.

— Для того, чтобы завести собственную школу, нужны деньги, сказалъ Пикокъ: — которыхъ у меня нтъ. Быть помощникомъ профессора въ колледж… Но оставимъ это, мн здсь очень хорошо и не на что пожаловаться.

Онъ хотлъ сказать, что помощникъ профессора въ колледж долженъ занимать высокое положеніе въ обществ, и потомъ былъ бы принужденъ объяснить, что уже лишился въ своемъ колледж того мста, которое занималъ.

— Да, сказалъ онъ въ другой разъ:— она несчастлива, но не разспрашивайте ее объ этомъ.

— О, нтъ! Я никогда не позволилъ бы себ такую вольность.

— Это могла быть не вольность, а доброта. Но все-таки не говорите съ нею объ этомъ. Есть горести, которыя надо скрывать, о которыхъ лучше никогда не говорить и даже не думать, если это возможно.

— Неужели горести эти были такъ велики? спросилъ юноша.

— Довольно. Но оставимъ это. Вспомните римскую поговорку: ‘Dabit Deus bis quoque finem’ {Господь и это прекратитъ.}. И я думаю, что все можно перенести, если только человкъ ршится на это. Не говорите никому, что я жаловался.

— О, никогда!

— Хотя я не сказалъ ничего такого, чего не могли бы знать вс, но жаловаться малодушно. Да я и не жалуюсь, а только желалъ бы, чтобы ей было полегче.

Тутъ онъ перемнилъ разговоръ, но его сердце жаждало разсказать все этому юнош.

Прежде чмъ кончилась недля, онъ получилъ вовсе неожиданное письмо, и ректоръ также получилъ письмо отъ лорда Бреси. Письмо къ мистеру Пикоку заключалось въ слдующемъ:

‘Любезный серъ, мн было очень пріятно слышать отъ мистера Вортля и моего сына объ его успхахъ. Онъ вернется домой въ іюл, когда школа ректора закроется и, какъ вроятно вамъ извстно, въ октябр поступитъ въ Оксфордъ. Я нахожу, что для него было бы полезно не совсмъ праздно провести вакаціи, и я знаю, что онъ боле можетъ успть съ помощью, чмъ безъ нея. Дло въ томъ, что я и леди Бреси будемъ очень обязаны вамъ и мистрисъ Пикокъ, если вы прідете провести вакаціи съ нами въ Карстерсъ. Я написалъ объ этомъ ректору Вортлю, чтобы увдомить его о моемъ предложеніи, потому что онъ былъ такъ добръ къ моему сыну, и чтобы попросить его назначить вознагражденіе, если вы будете такъ добры и согласитесь на мою просьбу.

‘Мать слышала не разъ отъ своего сына, какъ вы были къ нему добры — искренно преданный вамъ

‘Бреси’.

Разумется, объ этомъ не могло быть и рчи. Пикокъ, читая письмо, чувствовалъ это. Если бы у него все было гладко, ничего не могло бы доставить ему больше удовольствія. Онъ искренно любилъ юношу и ему было бы очень пріятно работать съ нимъ во время вакацій, но объ этомъ не могло быть и рчи. Онъ долженъ сказать это лорду Карстерсу и объяснить это первымъ пришедшимъ ему въ голову предлогомъ, ему казалось, что, давая это объясненіе, онъ почувствуетъ искушеніе разсказать все.

Но ректоръ встртилъ его прежде, чмъ онъ усплъ поговорить съ лордомъ Карстерсомъ. Встртившись съ нимъ, ректоръ тотчасъ показалъ ему письмо графа.

— Я получилъ письмо отъ лорда Бреси, и вы, вроятно, также, сказалъ ректоръ.

Его обращеніе было ласково и непринужденно, такъ какъ будто на слдующій день не должно было послдовать непріятнаго открытія.

— Да, сказалъ Пикокъ: — я получилъ письмо.

— Ну-съ?

— Его сіятельство приглашаетъ меня въ Карстерсъ на вакаціи, но объ этомъ не можетъ быть и рчи.

— Это принесло бы Карстерсу очень большую пользу, сказалъ ректоръ: — и я не вижу, почему вамъ не сдлать пріятной поздки и заработать въ тоже время двадцать-пять фунтовъ.

— Объ этомъ не можетъ быть и рчи.

— Вы, вроятно, не желаете оставить мистрисъ Пикокъ, сказалъ ректоръ.

— И оставить ее, и взять съ собой! О томъ, чтобы хать одному, нечего и говорить. Я приду къ вамъ завтра, ректоръ, какъ я сказалъ прошлую суботу. Въ которомъ часу удобно вамъ?

Ректоръ назначилъ время посл полудня, и зналъ, что ему будетъ открыта тайна, онъ чувствовалъ также, что это открытіе поведетъ къ окончательному отъзду мистера и мистрисъ Пикокъ изъ Бовика, и былъ несчастливъ въ сердц. Хотя онъ заботился о своей школ, онъ заботился также и о своемъ друг. Пріятно было чувствовать, что лордъ Бреси такъ высоко ставитъ его помощника, или ставилъ бы, если бы не эта несчастная тайна!

— Нтъ, сказалъ Пикокъ юнош: — съ сожалніемъ долженъ сказать, что я хать не могу. Я скажу вамъ почему, въ другой разъ, можетъ быть, но не теперь. Я уже написалъ къ вашему отцу, потому что онъ долженъ знать тотчасъ. Я былъ принужденъ сказать, что это невозможно.

— Какъ мн жаль! Мн было бы такъ пріятно. Отецъ мой сдлалъ бы все, чтобы вамъ было хорошо, и мамаша также.

Въ отвтъ на все это Пикокъ могъ только говорить, что это невозможно. Это случилось въ пятницу, а въ пятницу въ школ всегда было очень много дла. Ничмъ другимъ нельзя было заняться, какъ, напримръ на слдующій день, когда полдня было свободно. Вечеромъ, когда вс занятія въ школ кончились, Пикокъ показалъ письмо жен и сказалъ, что ршилъ.

— Разв ты не могъ похать безъ меня? спросила она.

— Какъ я могъ это сдлать, отвтилъ онъ:— когда завтра разскажу обо всемъ ректору Ворглю? Посл этого онъ не позволитъ мн хать. Онъ исполнитъ только свою обязанность, когда скажетъ мн, что если я намренъ хать, то онъ долженъ все разсказать лорду Бреси. Но это бездлица. Я въ настоящую минуту совсмъ не знаю, что я буду длать завтра вечеромъ. Трудно угадать чувства другого человка. Очень можетъ быть, что онъ откажетъ мн въ позволеніи ступить ногою въ школу.

— Неужели онъ будетъ такъ жестокъ?

— Я самъ не могу сказать, будетъ ли это жестоко. Я самъ не знаю, не счелъ ли бы я моей обязанностью поступить точно также въ подобномъ положеніи. Я обманулъ его.

— Нтъ! воскликнула она.

— Да, я обманулъ его. Поступивъ къ нему такимъ образомъ, я далъ ему понять, что въ моей жизни нтъ ничего дурного — ничего такого, противъ чего можно было бы что-нибудь сказать въ моемъ положеніи.

— Такимъ образомъ, стало быть, мы обманываемъ всхъ, называясь мужемъ и женой.

— Конечно, но на это мы ршились! Мы не длаемъ вреда никому. Конечно, это ложь, но есть обстоятельства, когда ложь едва ли можетъ назваться грхомъ. Прежде я этого бы не говорилъ, по теперь я это чувствую. Говорить, что ты моя жена — ложь.

— Ложь ли, ложь ли?

— А разв нтъ? А между тмъ, я скоре отржу себ языкъ, чмъ скажу иначе. Называть тебя моимъ именемъ — ложь, но что я подумалъ бы о себ, если бы позволилъ теб носить другое имя? Что подумала бы ты, если бы я пригласилъ тебя ухать и оставить меня, когда это несчастіе обрушилось на насъ?

— Я перенесла бы это.

— А я не могъ бы перенести. Есть вещи хуже лжи. Я удостоврился, посл того какъ это случилось съ нами, что иногда слдуетъ выбирать одинъ грхъ, для того чтобы избгуть другого. Обогнать тебя, утшать, смягчать для тебя бурю, это уже было и моей обязанностью и моимъ удовольствіемъ. Поступать такимъ же образомъ со мною обязанность твоя.

— И мое удовольствіе, мое удовольствіе — мое единственное удовольствіе.

— Мы должны прилпиться другъ къ другу, пусть свтъ называетъ насъ какъ хочетъ. Но можетъ настать время, когда человкъ долженъ справедливо поступить съ другими. Это время теперь настало для меня. Отъ свта вообще я готовъ, если возможно, скрывать свою тайну, даже хотя могу это сдлать только посредствомъ лжи, но этому одному человку, я сказать обязанъ, потому что не могу заплатить за его дружбу, сдлавъ ему вредъ.

Утромъ уроки начинаюсь въ школ въ Бовик въ половин восьмого. До перваго завтрака былъ урокъ, продолжавшійся часъ, на который ректоръ не приходилъ. Онъ, обыкновенно говорилъ ученикамъ, что онъ въ молодости исполнялъ все это, а теперь, на старости лтъ, для него удобне позавтракать, прежде чмъ приниматься за дло. Пикокъ, разумется, былъ при утреннемъ урок. И такъ какъ утромъ занимались классическими языками, то было невозможно обойтись безъ него. Въ эту суботу, однако, онъ утромъ не пришелъ, и его мсто занялъ учитель математики.

— Я видлъ, какъ онъ вышелъ изъ своей двери, сказалъ маленькій Джекъ Толботъ младшему Клифорду:— а навстрчу ему шелъ какой-то человкъ.

— Какой наружности? спросилъ Клифордъ.

— Похожій на пьяницу, съ большой бородой и въ какомъ-то странномъ сертук. Я никогда прежде не видалъ никого, похожаго на него.

— Куда же они пошли?

— Они поговорили минуты дв предъ лицевой дверью, а потомъ мистеръ Пикокъ ввелъ его въ домъ. Я слышалъ, какъ онъ послалъ Карстерса сказать ректору, что онъ не будетъ въ школ утромъ.

Маленькій Толботъ сказалъ правду. Человкъ, очень похожій на пьяницу, пріхалъ въ то утро изъ Бротона въ Бовикъ и подошелъ къ Пикоку въ то самое время, когда онъ шелъ въ школу. Это былъ человкъ съ бородой, разввавшейся во вс стороны, когда-то черной, но теперь съ сильной просдью. На человк этомъ былъ сертукъ съ металлическими пуговицами, которому, когда онъ былъ новый, хотли придать военный видъ, но теперь совершенно испачканный. Сертукъ былъ такъ старъ, что тотчасъ привлекъ вниманіе маленькаго Толбота. И шляпа этого человка была старая, изношенная. Но видъ у него былъ такой, что какъ будто онъ нисколько не стыдится ни себя, ни того, зачмъ сюда явился.

— Онъ пріхалъ въ гиг, сказалъ Толботъ своему другу: — потому что я видлъ лошадь у калитки и этого человка въ гиг.

— Вы, конечно, помните меня, сказалъ незнакомецъ, встртившись съ мистеромъ Пикокомъ.

— Я вовсе васъ не помню, отвтилъ школьный учитель.

— Полноте, полноте, это напрасно. Вы знаете меня хорошо. Я Робертъ Лефруа.

Тогда Пикокъ, взглянувъ на него опять, узналъ въ немъ брата мужа своей жены. Онъ не часто видалъ его, но узналъ въ немъ Роберта Лефруа, и узнавъ, повелъ въ свой домъ.

Глава VII.
Робертъ Лефруа.

Фердинандъ Лефруа, въ то единственное свиданіе, которое происходило между нимъ и тмъ, кто женился на его жен, объявилъ, что братъ его Робертъ умеръ. Но и Робертъ, когда Пикокъ встртилъ его въ Техас, также уврялъ, что умеръ братъ его Фердинандъ. Пикокъ зналъ, что ни отъ кого изъ нихъ нельзя ждать правды. Но зрніе обмануть не можетъ. Онъ видлъ Фердинанда въ Сен-Луи посл своей женитьбы, и увидвъ его, былъ принужденъ оставить домъ свой и вернуться на свою родину. Теперь онъ увидалъ и другого, и понялъ, что теперь его тайна не въ однихъ его рукахъ.

— Да, я узналъ васъ теперь. Зачмъ, когда я видлъ васъ въ послдній разъ, вы мн сказали, что братъ вашъ умеръ? Зачмъ вы сдлали такой вредъ вашей невстк?

— Я вамъ этого не говорилъ.

— Вы сказали мн.

— Ничего объ этомъ не знаю, другъ мой. Можетъ быть я былъ пьянъ. Я въ то время много пилъ. Можетъ быть я вовсе этого не говорилъ, а только вы вздумали, вернувшись, сказать ей это. Какъ бы то ни было, а я этого не помню. Какъ бы то ни было, а онъ не умеръ. И я не умеръ.

— Я это вижу.

— И я теперь не пьянъ. Но у меня нтъ такихъ средствъ, какихъ можетъ желать человкъ. Можете вы дать мн позавтракать?

— Да, я позавтракать вамъ дать могу, отвтилъ Пикокъ, помолчавъ.

Онъ позвонилъ и веллъ служанк принести позавтракать этому господину какъ можно скоре въ ту комнату, гд они сидли. Это была маленькая библіотека, въ которой Пикокъ обыкновенно занимался и приготовлялъ съ учениками уроки. Онъ привелъ сюда этого человка, для того чтобы его жена не встртилась съ нимъ. Отдавъ приказаніе, онъ тотчасъ побжалъ наверхъ въ ея комнату, чтобы предупредить не сходить внизъ.

— Человкъ? Какой человкъ? спросила она.

— Робертъ Лефруа. Я тотчасъ долженъ итти къ нему. Держи себя хорошо и смло, моя дорогая. Это точно онъ. Я еще не знаю, что онъ скажетъ мн, но теб лучше избгать его, если возможно. Когда услышу что-нибудь, я скажу теб все.

Онъ поспшилъ внизъ и нашелъ этого человка разсматривающимъ полки съ книгами.

— Вы опять хорошо себя пристроили, Пикокъ, сказалъ Лефруа.

— Довольно хорошо.

— Все прежнее, я полагаю. Развиваете юныя идеи. Это называется у васъ университетомъ?

— Это школа.

— А вы одинъ изъ директоровъ?

— Я помощникъ директора.

— Я думаю, что это не такъ хорошо, какъ университетъ въ Миссури?

— Это, конечно, не такъ обширно.

— А жалованье какое?

— Намъ теперь не къ чему входить въ эти подробности. Какъ вы попали сюда, Лефруа?

— На небольшомъ корабл, въ необыкновенно скверномъ вагон и въ отвратительнйшемъ кабріолет. Вотъ какъ я сюда попалъ.

— Вы врно желаете что-нибудь сказать, а то не пріхали бы, замтилъ Пикокъ.

— Да, я желаю сказать много разныхъ разностей. Но вотъ завтракъ, а я умираю съ голода. Что это? Холодное мясо! Будъ я проклятъ, если могу сть холодное мясо. Нтъ ли у васъ горячаго, милая моя?

Тогда ему объяснили, что горячаго мяса нтъ, если онъ не хочетъ подождать. На это, однако, онъ не согласился и служанка ушла.

— Я желаю сказать много разныхъ разностей, продолжалъ онъ.— Трудно сказать, Пикокъ, въ какихъ отношеніяхъ находимся мы съ вами.

— Мн кажется, что между нами вовсе нтъ никакихъ отношеній.

— Я говорю о родств. Невстка она мн, или нтъ?

На этотъ вопросъ школьному учителю трудно было отвтить. Онъ ничего не отвтилъ и молчалъ.

— Деверь я ей или нтъ? Вы называете ее мистрисъ Пикокъ.

— Да, я называю ее мистрисъ Пикокъ.

— И она живетъ здсь съ вами?

— Да, она здсь.

— Не лучше ли ей повидаться со мной? Она все-таки моя невстка.

— Нтъ, сказалъ Пикокъ:— я думаю, что ей лучше не видться съ вами.

— Уж не хотите ли вы сказать, что она мн не невстка? Она мн невстка, чье имя не носила бы она. Если бы даже Фердинандъ умеръ и бракъ въ Сен-Луи былъ дйствителенъ, все-таки она была моя невстка.

— Несомннно, сказалъ Пикокъ.— А все-таки ей лучше не видть васъ.

— Ну, это странное начало. Можетъ быть, вы одумаетесь потомъ. Она слыветъ мистрисъ Пикокъ?

— Ее считаютъ моей женой, сказалъ мужъ, приходя все въ большее негодованіе съ каждымъ словомъ, но сознавая въ то же время, что онъ долженъ свое негодованіе скрывать.

— Все равно, правильно или ложно? спросилъ деверь.

— Я на такіе вопросы отвчать не буду.

— Вы, кажется, не очень расположены отвчать на какіе бы то ни было вопросы, какъ я вижу. Но я долженъ заставить васъ отвтить мн на нсколько вопросовъ, прежде чмъ покончу съ вами. Вдь здсь живетъ ректоръ, которому принадлежитъ школа?

— Да, здсь. Она принадлежитъ ректору Вортлю.

— Къ нему посылаются ученики?

— Да, онъ директоръ, а я только его помощникъ.

— И онъ заботится объ ихъ воспитаніи, нравственности и религіи?

— Такъ.

— И, конечно, онъ знаетъ все и о васъ и о моей невстк? Какъ вы женились на ней, когда она была женой другого, и увезли ее, когда узнали, что тотъ другой живъ?

Пикокъ, когда ему были предложены эти вопросы, молчалъ, потому что буквально не зналъ, какъ отвчать на нихъ. Онъ совсмъ приготовился покориться своему положенію. Онъ сказалъ себ, еще до появленія этого человка, что истину надо обнаружить въ Бовик, и что онъ и жена его должны ухать. Человкъ этотъ не могъ навлечь на него несчастія боле того, что онъ ожидалъ. Но вопросы, предложенные ему, были такъ язвительны! Этотъ человкъ, безъ сомннія, былъ деверь его жены. Онъ не могъ выгнать его изъ дома, какъ посторонняго, если бы посторонній пришелъ предложить ему эти вопросы, не имя никакихъ родственныхъ нравъ. Какъ ни гнусенъ былъ для него этотъ человкъ, все-таки на его сторон было нкоторое право.

— Я думаю, сказалъ онъ:— что предложенные вами вопросы не могутъ ни въ чемъ быть полезны вамъ. А для меня въ нихъ заключается враждебность.

— Это только предисловіе къ тому, что послдуетъ за ними, сказалъ Робертъ Лефруа съ наглой усмшкой.— Конечно, эти вопросы довольно непріятны. Она столько же ваша жена, сколько моя. Вы это знали, когда увезли ее изъ Сен-Луи. Можетъ быть васъ кто-нибудь одурачилъ въ Техас, когда вы вернулись и поспшили обвнчаться съ ней. Но вы знали, что длали, когда увозили ее. Вы не посмете сказать мн, что не видали Фердинанда, когда улепетнули изъ университета?

Потомъ онъ помолчалъ, опять ожидая отвта.

— Я уже сказалъ вамъ, отвтилъ Пикокъ:— что всякій разговоръ объ этомъ не послужитъ ни къ чему. Я не желаю слушать допроса о томъ, что я знаю и чего не знаю. Если вы желаете сказать мн что-нибудь — скажите. Если хотите сказать что-нибудь другимъ, разсказывайте.

— Именно, сказалъ Лефруа.

— Разсказывайте.

— Вы ужасно торопитесь, мистеръ Пикокъ. Я не желаю портить вашей продлочки. Вы за нее деньги получаете. Я могу помочь вамъ продолжать вашу продлочку лучше, чмъ, теперь. Я не хочу васъ губить. Но такъ какъ она доставляетъ вамъ денежки, то и мн хотлось бы попользоваться. Я ужасно стсненъ.

— Отъ меня вы денегъ не получите, сказалъ Пикокъ.

— Мн достанетъ надолго самой бездлицы, и помните, что я привезъ извстія, за которыя стоитъ заплатить.

— Какія извстія?

— Если он стоятъ денегъ, то невроятно, чтобы вы получили ихъ даромъ.

— Послушайте, полковникъ Лефруа: я не заплачу вамъ ничего, что бы вы не сказали обо мн. Если бы даже вы могли погубить меня завтра, я не дамъ вамъ ни одного доллара, чтобы спасти себя.

— А ее? сказалъ Лефруа, указывая пальцемъ чрезъ плечо.

— И ее, сказалъ Пикокъ.

— Стало быть вы не очень любите ее?

— Сколько я люблю ее, я не стану вамъ объяснять. Конечно, я не такимъ образомъ буду стараться принести ей пользу. Я начинаю понимать, зачмъ вы пріхали и могу только просить васъ убдиться, что вы пріхали напрасно.

Лефруа опять принялся за завтракъ, который еще не кончилъ, а собесдникъ его сидлъ молча у окна, стараясь, на сколько могъ, сообразить обстоятельства минуты. Онъ говорилъ, что прізжай этотъ, человкъ днемъ позже, его пріздъ не значилъ бы ничего. же было бы уже разсказано ректору, и деверь, со всей своей злобой, не могъ бы ничего прибавить къ истин. Но теперь точно будто они оба взапуски будутъ стараться кому прежде разсказать. Теперь ректору, безъ сомннія, дадутъ почувствовать, что разсказано, потому что доле нельзя было скрывать. Если этотъ человкъ прежде будетъ у ректора и разскажетъ исторію по своему, тогда онъ, Пикокъ, не въ состояніи будетъ заставить своего друга думать такъ, какъ думалъ бы онъ, если бы этотъ непрошенный поститель не явился. А между тмъ онъ не могъ опередить этого человка. Не могъ же онъ броситься бжать и, запыхавшись, начать разсказывать, пока Лефруа стучался въ его дверь. Такой поступокъ показалъ бы отсутствіе всякаго достоинства, чего одного было достаточно, чтобы остановить его. Онъ уже назначилъ ректору часъ. Пусть же этотъ человкъ длаетъ, что хочетъ, если только ректоръ самъ не позоветъ его ране. Несчастный пріздъ этого отвратительнаго человка не отвлечетъ его отъ принятаго намренія.

— Ну, такъ какъ же? сказалъ Лефруа, какъ только проглотилъ послдній кусокъ.

— Я ничего не имю сказать вамъ, отвтилъ Пикокъ.

— Ничего?

— Ни одного слова.

— Это странно. Я думалъ бы, что у васъ найдется много словъ. У меня есть много кое-чего разсказать и я разскажу очень скоро. Нтъ ли здсь какой-нибудь гостиницы, куда я могъ бы поставить свою лошадь? У васъ врно нтъ своей конюшни? Желалъ бы я знать, дастъ ли ректоръ мн пріютъ?

— Конюшни у меня нтъ, а ректоръ наврно пріюта вамъ не дастъ. За четверть мили отсюда есть трактиръ, который, конечно, вашъ извозчикъ знаетъ хорошо. Позжайте-ка туда, потому что посл нашего разговора, я долженъ сказать вамъ, что здсь васъ принимать не будутъ.

— Не будутъ принимать?

— Нтъ. Вы должны оставить этотъ домъ и васъ сюда не пустятъ, пока я живъ.

— Ректоръ пуститъ меня къ себ.

— Вроятно. По-крайней-мр я отговаривать его не буду. Идя по дорог, вы увидите калитку, которая ведетъ въ его домъ. Я думаю, что вы найдете его теперь уже вставшимъ.

— Какъ вы хладнокровно относитесь къ этому, Пикокъ.

— Я только говорю вамъ правду. Съ вами я не хочу больше имть никакого дла. Вы хотите что-то разсказать ректору Вортлю. Ступайте и разсказывайте.

— И я не увижусь съ моей сестрой?

— Нтъ, здсь вы не увидитесь съ вашей невсткой. Можетъ ли она желать видться съ тмъ, кто сдлалъ ей вредъ?

— Я не сдлалъ ей вреда по-крайней-мр до-сихъ-поръ. Я былъ безмолвенъ, какъ могила — пока. Пусть она придетъ сюда, а вы уйдите на минуту, и мы посмотримъ, не можемъ ли мы это устроить.

— Вамъ нечего устраивать. Все, что бы вы ни сдлали, все, что бы вы ни сказали не можетъ имть вліянія ни на нее, ни на меня. Если у васъ есть что разсказать, ступайте и разсказывайте.

— Для чего вы хотите испортить все такимъ образомъ, Пикокъ? Вамъ здсь хорошо, почему же не остаться? Я не желаю сдлать вамъ вредъ. Я желаю помочь вамъ и могу. Триста долларовъ сумма для васъ не большая. У васъ всегда были деньги.

— Если бы эта шкатулка была полна золота, сказала школьный учитель, положивъ руку на письменную шкатулку, стоявшую, на стол:— я не далъ бы вамъ и сотой доли, чтобы заставить вашъ языкъ умолкнуть навсегда. Я не сталъ бы даже просить этого, какъ одолженія. Вы думаете, что можете разстроить наше счастіе, разсказавъ мистеру Вортлю, что вы знаете о насъ. Ступайте и попытайтесь.

Обращеніе Пикока выказывало такую твердость, что Лефруа началъ сомнваться, дйствительно ли разскажетъ тайну. Неужели ректоръ Вортль и сосди знаютъ все, и не смотря на это приняли въ свою среду этого мужчину и эту женщину? Они не были мужемъ и женой, а жили вмст. Могъ ли знать это такой человкъ, какъ мистеръ Вортль? Когда онъ, Лефруа, спрашивалъ не для образованія ли, нравственность и религіи посылаются сюда мальчики, онъ очень хорошо понималъ положеніе Вортля. Онъ зналъ, чего стоитъ эта тайна. Онъ былъ увренъ, что школьному учителю, не женатому на этой женщин, съ которой жилъ, не кстати занимать мсто въ англійскомъ училищ. Но теперь онъ началъ сомнваться

— Такъ меня выгоняютъ? спросилъ онъ.

— Да, полковникъ Лефруа, чмъ скоре вы удете, тмъ лучше.

— Хорошъ пріемъ деверю вашей жены, который изъ Мексики пріхалъ видться съ ней.

— Добиться у нея чего можетъ посредствомъ своего непріятнаго присутствія, сказалъ Пикокъ.— Здсь вы не добьетесь ничего. Ступайте и длайте, что хотите. Если вы не уйдете, я пошлю за полиціей.

— Будто бы?

— Да, пошлю. Я не располагаю своимъ временемъ, и не могу уйти заниматься дломъ, оставивъ васъ въ моемъ дом. Вы ничего не добьетесь отъ меня вашей дружбой. Ступайте и посмотрите, что вы можете сдлать, какъ мой врагъ.

— Попробую, сказалъ полковникъ, вставая: — попробую. Такое обращеніе со мною даромъ не пройдетъ. Я протягивалъ вамъ дружескую руку любящаго родственника.

— Вздоръ, сказалъ Пикокъ.

— А вы мн говорите, что я вашъ врагъ. Очень хорошо, я вашъ врагъ. Я могъ бы совсмъ поставить васъ на ноги, но я не оставлю вамъ клочка земли подъ ногами. Вотъ увидите.

Онъ надлъ шляпу, вышелъ и направился по дорог къ калитк.

Пикокъ, оставшись одинъ, собрался съ мыслями, а потомъ пошелъ наверхъ къ жен.

— Ушелъ? спросила она.

— Ушелъ.

— Что же онъ говорилъ?

— Просилъ денегъ, чтобы молчать.

— Ты далъ ему?

— Ничего. Я веллъ ему уйти и длать, что хочетъ. Зависть отъ такого человка было бы хуже для тебя и для меня, чмъ все посланное на насъ до-сихъ-поръ судьбой.

— Онъ желалъ видть меня?

— Да, но я не согласился. Не лучше ли это?

— Да, конечно, если ты это думаешь. Что я могла сказать ему? Конечно, это лучше. Его присутствіе почти убило бы меня. Но что сдлаетъ онъ, Генри?

— Будетъ разсказывать всмъ.

— О, мой дорогой!

— Что это за бда! Сегодня я разсказалъ бы самъ.

— Только одному.

— Это все равно. Мн надоло скрываться. Что мы сдлали, кром того, что не бросили другъ друга, какъ и слдуетъ тмъ, которые имли право любить другъ друга? Чего мы должны стыдиться? Пусть разскажетъ. Пусть сдлается извстно. Разв ты не была чиста и добра? Разв я не былъ вренъ теб? Соберись съ мужествомъ и пусть этотъ человкъ длаетъ, что хочетъ. Даже для того, чтобы спасти тебя я не стану унижаться предъ этимъ человкомъ. А если бы я это и сдлалъ, то не спасъ бы тебя ни отъ чего.

Глава VIII.
Разсказано.

Ректоръ все утро въ школу не приходилъ. Уроки продолжались отъ половины девятаго до двнадцати, и при нкоторыхъ урокахъ онъ имлъ обыкновеніе присутствовать. Но иногда въ суботу онъ не приходилъ, и тогда вс знали, что онъ приготовляетъ проповдь къ воскресенью. Конечно, и теперь могло быть тоже, но мальчикамъ казалось, что его удерживаетъ какая-то другая причина. Знали, что въ часъ уроковъ въ школ Пикокъ былъ занятъ съ какимъ-то страннымъ незнакомцемъ и нкоторые мальчики успли замтить, что странный незнакомецъ изъ Бовика не узжалъ. И этому почему-то приписывали отсутствіе ректора.

Пикокъ употреблялъ вс силы, чтобы заниматься своимъ дломъ, какъ будто ничего не обнаружило обычнаго хода его жизни, и относительно мальчиковъ, это ему удалось. Онъ такъ же ясно растолковывалъ греческіе глаголы и латинскія фразы, какъ если бы полковникъ Лефруа остался по ту сторону океана. Но все это время онъ подвергался тяжелому усилію думать о двухъ предметахъ за одинъ разъ. Онъ ршилъ, что Цезарь одержитъ верхъ, но можно сомнваться усплъ ли онъ.

Въ эту самую минуту, можетъ быть, полковникъ Лефруа разсказываетъ ректору, что его Элла жена другого. Въ эту самую минуту, можетъ быть, ректоръ ршилъ въ своемъ гнв, что этотъ гршный и лживый человкъ не будетъ у него служить. Часъ этотъ былъ для него слишкомъ важенъ, для того чтобы онъ могъ свободно располагать своими мыслями. Однако, онъ длалъ что могъ.

— Клифордъ младшій, сказалъ онъ:— я никогда не заставлю васъ понять, что говоритъ Цезарь, если вы не обратите всхъ вашихъ мыслей на Цезаря.

— Я обращаю вс мои мысли на Цезаря, отвтилъ Клифордъ младшій.

— Очень хорошо, теперь продолжайте и повторяйте. Но помните, что вы должны обратить на Цезаря вс ваши мысли.

Говоря это, онъ соображалъ, какъ будетъ глядть на ректора, когда ректоръ взглянетъ на него съ гнвомъ. Если ректоръ будетъ съ нимъ суровъ, онъ не уступитъ ректору въ спор. Въ двнадцать часовъ ученики ушли на воздухъ за часъ предъ обдомъ, и лордъ Карстерсъ попросилъ Пикока сыграть съ нимъ въ воланъ.

— Не сегодня, милордъ, сказалъ онъ.

— Разв что-нибудь случилось съ вами?

— Случилось.

Они вышли изъ школы и ходили взадъ и впередъ по террас, усыпанной пескомъ.

— Я догадался, потому что вы назвали меня милордомъ.

— Да, со мною случилось то, что совсмъ перемнитъ мою жизнь. Но я не думалъ объ этомъ. Я нечаянно такъ назвалъ васъ, только потому, что я озабоченъ.

— Чмъ?

— Здсь былъ человкъ… человкъ, котораго я зналъ въ Америк.

— Врагъ вашъ?

— Да — врагъ. Человкъ, желающій сдлать мн всевозможный вредъ.

— Вы находитесь въ его власти, мистеръ Пикокъ?

— Нтъ, слава Богу, нтъ. Никто не иметъ власти надо мной. Онъ не можетъ нанести мн матеріальный вредъ. Все, что можетъ случиться, случилось бы и безъ него. Но я несчастливъ.

— Я желалъ бы знать.

— И я желалъ бы отъ всего сердца, чтобы вы знали, я желалъ бы, чтобы знали вс. Но мы, конечно, это перенесемъ. А если нтъ, то что же за бда. Nil conscire sibi, — nulla pallescere culpa {Не сознавать за собою ничего худого, не блднть ни за какую свою вину.}. Вотъ все, что нужно человку. Я не раскаяваюсь ни въ чемъ, все, что я сдлалъ, я готовъ бы опять сдлать, и мн ни о чемъ не стыдно говорить. Теперь ступайте. Собираются играть въ крикетъ. Можетъ быть я скажу вамъ больше вечеромъ.

И мистеръ, и мистрисъ Пикокъ обдали съ мальчиками въ часъ, а Карстерсъ, будучи ученикомъ приватнымъ, только завтракалъ въ это время. Но на этотъ разъ мистрисъ Пикокъ въ столовую не пришла.

— Сегодня я не могу, сказала она, когда мужъ уговаривалъ ее вооружиться мужествомъ и по возможности держать себя по прежнему, не смотря на ея горе:— я ничего не стану сть, а они будутъ на меня смотрть.

— Если такъ, то лучше не приходи. Необходимости нтъ. Я хочу сказать, что чмъ мене пугаешься, тмъ боле страдаешь. Тотъ зябнетъ, кто дрожитъ на берегу, а не тотъ, кто бросается въ воду. Если первый толчекъ пройдетъ, я найду способы утшить тебя.

Онъ держалъ себя за обдомъ какъ съ Цезаремъ, лъ жареную баранину, и картофель и сладкій пирогъ. Онъ былъ сытъ, конечно, но можно сомнваться понималъ ли онъ что лъ. Но прожде чмъ обдъ кончился, прежде чмъ онъ прочелъ молитву, что всегда лежало на его обязанности, изъ пастората прислали за нимъ. ‘Ректоръ будетъ радъ видть его тотчасъ посл обда’. Онъ выждалъ очень спокойно, когда настанетъ время для молитвы, и потомъ также спокойно пошелъ въ пасторатъ. Онъ теперь зналъ наврно, что Лефруа былъ у ректора, потому что за нимъ прислали гораздо раньше назначеннаго времени.

Онъ боле всего ршился не уступать ректору. Ректоръ, умвшій хорошо понимать характеры, такъ понялъ характеръ Пикока, что не позволялъ себ съ самаго начала ни порицанія, ни замчанія. Другихъ учителей, другихъ кьюретовъ онъ иногда бранилъ. А Пикоку онъ опасался даже выказать неудовольствіе. И Пикокъ это понималъ и поэтому считалъ себя обязаннымъ внимательне обыкновеннаго относиться ко всмъ своимъ обязанностямъ. Человкъ, не позволяющій порицать себя, долженъ стараться не заслужить порицанія. Таковы были усилія этого человка и до-сихъ-поръ успшныя. Каждый понималъ и уважалъ другого. Теперь ихъ взаимное положеніе должно перемниться. Пикокъ думалъ, входя въ пасторатъ, что ему наврно сдлаютъ строгій выговоръ, а онъ этого не можетъ перенести.

Библіотека въ пасторат была обширная и красивая комната, посреди которой стоялъ большой письменный столъ, за которымъ ректоръ обыкновенно сидлъ, когда занимался, напротивъ двери, съ правой руки было окно съ выступомъ. Но онъ не оставался тутъ когда призывалъ кого-нибудь къ себ, если только не хотлъ обращаться строго. Пикокъ бывалъ тутъ по три и четыре раза въ недлю, а ректоръ всегда вставалъ съ своего кресла и стоялъ или садился на другое мсто, или ходилъ быстро, будучи человкомъ такимъ живымъ, что иногда казалось будто онъ не можетъ оставаться въ поко ни одну минуту. Но теперь, когда Пикокъ вошелъ, ректоръ не всталъ съ своего мста у стола.

— Садитесь, сказалъ онъ:— мы должны поговорить.

— Я вижу, что полковникъ Лефруа былъ у васъ.

— Человкъ, называющій себя этимъ именемъ, былъ здсь. Что же вы не садитесь?

— Я не думаю, чтобы это было нужно. Что онъ вамъ сказалъ — какъ я предполагаю — правда.

— Вамъ все-таки лучше ссть. Я не врю, чтобы онъ сказалъ мн правду.

— Но это правда.

— Я не врю, что бы онъ сказалъ мн правду. По-крайней-мр, не все можетъ быть правда. Многое не можетъ быть правда — если я не обманулся въ васъ боле чмъ въ комъ-либо. Во всякомъ случа садитесь.

Тутъ школьный учитель слъ.

— Онъ представилъ васъ клятвопреступникомъ, самовольнымъ, жестокимъ двоеженцемъ.

— Это неправда, сказалъ Пикокъ, вставъ съ своего мста.

— Человкомъ самовольно принесшимъ женщину въ жертву своей страсти.

— Нтъ, нтъ.

— Который обманулъ ее ложнымъ свидтельствомъ.

— Никогда.

— А теперь не позволилъ ей видться съ братомъ ея мужа, чтобы она не узнала правды.

— Она здсь, вы можете спросить ее.

— Слдовательно этотъ человкъ лгунъ. Вы теперь вроятно разскажете мн длинную исторію, содержаніе которой я могу только угадывать. Я полагаю, что эта исторія будетъ разсказана точно такъ, какъ если бы этотъ человкъ не прізжалъ сюда.

— Совершенно такъ, мистеръ Вортль.

— Слдовательно вы сознаетесь, что я имю право просить васъ ссть. Разсказъ можетъ быть очень длиненъ — то есть если вы намрены разсказать его.

— Намренъ — и намревался. Я ошибочно судилъ и прежде, что особенности моего брака не касаются никого кром нея и меня.

— Да, мистеръ Пикокъ, да. Мы вс соединены слишкомъ тсно, чтобы допустить такое разъединеніе.

Въ этихъ словахъ было что-то оскорблявшее гордость школьнаго учителя, хотя ничего не было еще сказано такого что могло бы положить конецъ его отношеніямъ къ ректору. Къ его имени было приложено слово ‘мистеръ’, пропускаемое послдніе мсяцы во время дружескихъ сношеній между ними, а потомъ, хотя это имло видъ согласія на его же слова, ректоръ заявилъ, что никто не иметъ права отдлить свою жизнь отъ окружающихъ его. Это было все-равно, что обвинить, что онъ поступилъ дурно, привезя свою жену въ Бовикъ и называя ее мистрисъ Пикокъ. Онъ самъ это сказалъ, но это не длало порицанія легче, когда оно вышло изъ устъ ректора.

— Послушаемъ же настоящую исторію, сказалъ ректоръ, вставая съ своего мста у стола и бросаясь въ кресло, чтобы смягчить суровость положенія.— Такой лжецъ какъ этотъ американецъ, вроятно, никогда не ступалъ ногою въ эту комнату.

Тогда Пикокъ разсказалъ свою исторію, начавъ со всхъ обстоятельствъ жизни своей жены, которыя казались такъ жестоки и ему и другимъ въ Сен-Луи, прежде чмъ онъ сошелся съ нею коротко. Потомъ разсказалъ онъ отъздъ обоихъ братьевъ, необходимость оказать денежную помощь, чего Пикокъ коснулся слегка, ничего не сказавъ о той помощи, которую самъ онъ оказывалъ.

— И она осталась совсмъ одна? спросилъ ректоръ.

— Совсмъ одна.

— Надолго?

— Полтора года прошло, прежде чмъ до насъ дошло извстіе, что полковникъ Лефруа умеръ.

— Мужъ?

— Мы не знали, который. Они оба были полковники.

— И тогда?

— Онъ вамъ говорилъ, что я похалъ въ Мексику?

— Мы не будемъ обращать вниманія на то что онъ мн говорилъ. Все, что онъ мн сказалъ, ложь. Тому что вы мн разсказываете я врю. Но разскажите мн все.

Въ голос ректора былъ повелительный тонъ, но вмст съ тмъ и доброта, заставившая школьнаго учителя разсказать подробно все.

— Когда я услыхалъ, что одинъ изъ нихъ умеръ, я отправился на окраины Техаса узнать правду.

— А она знала, что вы узжаете?

— Да, я сказалъ ей въ тотъ день, когда узжалъ.

— И сказали ей зачмъ вы узжаете?

— Я сказалъ, что ду узнать живъ ли еще ея мужъ.

— Но…

Ректоръ колебался, но зная однако, что вопросъ этотъ, слдуетъ сдлать, онъ продолжалъ:

— Знала она, что вы любите ее?

На это Пикокъ не тотчасъ отвчалъ. Ректоръ, въ этихъ вещахъ человкъ достаточно смышленный, предложилъ свой вопросъ въ другой форм.

— Сказали вы ей, что любите ее?

— Никогда не говорилъ, пока думалъ, что мужъ ея живъ.

— Она должно быть угадывала, сказалъ ректоръ.

— Она могла угадывать что хотла. Я сказалъ ей, что узжаю, и ухалъ.

— Что же потомъ?

— Я ухалъ и чрезъ нсколько времени встртился съ тмъ самымъ человкомъ, который теперь здсь, съ Робертомъ Лефруа. Я разспросилъ его и онъ мн сказалъ, что братъ его убитъ въ сраженіи. Это была ложь.

— Сознательная ложь? спросилъ ректоръ.

— Какъ сознательная?

— Онъ могъ быть раненъ и сочтенъ за мертваго. Братъ, могъ считать его умершимъ.

— Этого я не думаю. Мн кажется это былъ заговоръ, чтобы мужъ могъ отвязаться отъ своей жены, но я этому поврилъ. Я вернулся въ Сен-Луи и мы обвнчались.

— Вы думали, что не было никакихъ препятствій къ законному браку?

— Я думалъ, что она вдова.

— Вы не медлили?

— Очень недолго. Для чего намъ было медлить?

— Я только спрашиваю.

— Она довольно страдала и я ждалъ достаточно.

— Она очень вамъ обязана, сказалъ ректоръ.

— Тутъ дло не въ обязанности, сказалъ Пикокъ: — она полюбила меня, а я полюбилъ ее.

— Что же было потомъ?

— Все шло очень хорошо нсколько мсяцевъ. Ничто не портило нашего счастія, до тхъ поръ пока вдругъ онъ не явился къ намъ.

— Мужъ?

— Да, мужъ, Фердинандъ Лефруа, старшій братъ, о которомъ мн сказали, что онъ умеръ. Онъ стоялъ предъ нами, говорилъ съ нами, пьяный, но очень хорошо понимавшій, что онъ длаетъ.

— Зачмъ онъ пріхалъ?

— Должно быть понадобились деньги — зачмъ сюда пріхалъ и другой.

— Просилъ онъ денегъ?

— Кажется нтъ тогда, хотя говорилъ о своемъ стсненномъ положеніи. Но на слдующій день онъ ухалъ. Мы слышали, что онъ отправился на пароход въ Новый Орлеанъ, съ тхъ поръ мы никогда о немъ не слыхали ничего.

— Можете вы догадаться почему онъ такъ поступилъ?

— Я думаю, что въ этотъ вечеръ ему дали денегъ на отъздъ, но если такъ, то я не знаю кто. Я не давалъ ему. На слдующій же день я узналъ, что многіе въ Сен-Луи знали объ его прізд.

— Стало быть они знали, что вы…

— Они знали, что моя жена мн не жена. Объ этомъ вы хотли спросить?

Ректоръ кивнулъ головой.

— Да, они знали это.

— Что же потомъ?

— Мн дали знать, что я долженъ разстаться съ нею, если желаю остаться на своемъ мст въ университет.

— Что вы должны отказаться отъ нея?

— Начальникъ университета сказалъ мн, что ей лучше ухать. Какъ же я могъ выгнать ее отъ себя?

— Конечно вы не могли, а дальше что?

— Вы знаете теперь почти все. Я не могъ выгнать ее. Не могъ я ухать и оставить ее. Если бы мы разстались изъ-за закона, или религіи, непріятности, бдность, одиночество постигли бы ее.

— Я не оставилъ бы ее, говори законъ что хочетъ, сказалъ ректоръ, вставая съ своего мста.

— Не оставили бы?

— Нтъ, и думаю, что могъ бы согласовать это съ моими религіозными обязанностями. Но я можетъ быть сужу ошибочно, прибавилъ онъ:— Я только говорю что я сдлалъ бы.

— Я такъ сдлалъ.

— Именно, именно. Мы оба гршпики. Мы оба можетъ быть ошибаемся. Тогда вы привезли ее сюда. И вроятно я знаю остальное?

— Вы знаете теперь все, сказалъ Пикокъ.

— И врю каждому слову. Позвольте мн сказать это, если это можетъ быть утшеніемъ для васъ. Въ моей дружб вы можете быть уврены. Можете ли вы остаться здсь, это другой вопросъ.

— Мы приготовились ухать.

— Вы не можете ожидать, чтобы я обдумалъ все въ то время какъ слушалъ вашъ разсказъ. Надо многое сообразить — очень многое. Я могу только сказать какъ человкъ человку, что никто никогда не сочувствовалъ другому горяче чмъ я вамъ. Вамъ лучше дать мн до понедльника подумать объ этомъ.

Глава IX.
Мистрисъ Вортль и мистеръ Пуддикомбъ.

Такимъ образомъ, участь школьнаго учителя и той женщины, которую мы будемъ продолжать называть его женой,— еще не была ршена. Конечно, ректоръ не обнаружилъ ужаса. Можете ли вы остаться здсь это другой вопросъ’. Во все время разговора ректоръ не сказалъ ничего сурове этого. Пикокъ, выходя изъ пастората, чувствовалъ, что ректоръ былъ очень къ нему добръ. Онъ не только не обнаружилъ ужаса, но даже выразилъ самое нжное сочувствіе. А отъздъ остался подъ сомнніемъ. Пикокъ самъ чувствовалъ, что долженъ хать — но было бы очень грустно ухать, не имя ни одного друга, съ которымъ онъ могъ бы посовтоваться о о воемъ будущемъ положеніи.

— Такъ онъ былъ добръ? спросила мистрисъ Пикокъ своего мужа, когда онъ разсказалъ подробности свиданія.

— Очень добръ.

— И не упрекалъ тебя?

— Ни однимъ словомъ.

— И меня?

— Онъ сказалъ, что если бы это случилось съ нимъ, то онъ никогда не оставилъ бы тебя.

— Онъ сказалъ? Стало быть онъ оставитъ насъ здсь?

— Это не слдуетъ изъ этого. Я не думаю. Вдь и другіе узнаютъ. Твой деверь разскажетъ не ему одному. Когда онъ узнаетъ, что здсь денегъ получить не можетъ, то изъ одной мести будетъ разсказывать всмъ. Выходя изъ пастората, онъ вроятно былъ такъ же сердитъ, на ректора, какъ на меня. Онъ всмъ намъ повредитъ какъ только можетъ.

— Слдовательно, мы должны ухать?

— Я думаю. Твое положеніе здсь будетъ нестерпимо, даже если дозволено. Ты можешь быть уврена, что вс объ этомъ узнаютъ.

— Какое мн дло до всхъ? сказала она.— Я себя не стыжусь.

— И я, моя дорогая, не стыжусь ни тебя, ни себя. Но будутъ колкія слова, а колкія слова вызовутъ недостатокъ уваженія, каково будетъ теб, если мальчики станутъ смотрть на тебя такъ какъ будто дурно думаютъ о теб?

— Они не станутъ, о! они не станутъ!

— А если слуги станутъ поносить тебя?

— Можетъ ли дойти до этого?

— Да этого дойти не должно. Но ректоръ сейчасъ сказалъ правду: человкъ не можетъ отдлить свою нравственность, свои обычаи, привычки своей жизни отъ нравственности другихъ. Люди должны жить вмст посредствомъ извстныхъ законовъ.

— Стало быть для насъ надежды нтъ.

— Никакой, насколько я могу видть, относительно Бовика. Мы слишкомъ тсно связаны въ нашемъ дл съ другими людьми. Здсь нтъ ни одного мальчика, съ отцомъ, матерью и сестрами котораго не были бы мы боле или мене соединены. Когда я читалъ проповдь въ церкви, не было ни одного человка въ приход, съ которымъ я не былъ бы соединенъ. Какъ ты думаешь, прилично ли было бы пастору проповдовать противъ пьянства, если бы онъ самъ былъ извстный пьяница.

— Мы разв таковы?

— Вопросъ состоитъ не въ томъ, что пьяница пасторъ можетъ думать о себ, а что другіе могутъ думать о немъ. Положеніе наше не таково, какъ мы его находимъ, а какъ другіе думаютъ о немъ. Будь я на мст ректора Вортля, а другой на мст моемъ, я веллъ бы ему ухать.

— Ты выгналъ бы его отъ себя, его и его жену?

— Долженъ былъ бы это сдлать. Моя первая обязанность относится къ моему приходу и моей школ, если бы я могъ оказать ему услугу въ другомъ род, я сдлалъ бы это, — и этого я ожидаю отъ ректора Вортля. Мы должны ухать и я принужденъ одобрить это.

Такимъ образомъ, Пикокъ дошелъ до яснаго и ршительнаго заключенія въ своемъ ум. Но ректора Вортля исторія эта до того разстроила, что онъ цлый день не могъ думать ни о чемъ другомъ. Онъ даже ршился просить мистера Пуддикомба помочь ему на другой день въ церкви. Онъ сказалъ, что нездоровъ и не можетъ читать проповди самъ, и что кьюрету пришлось бы служить два раза, если мистеръ Пуддикомбъ непоможетъ ему. Не можетъ ли мистеръ Пуддикомбъ самъ пріхать и повидаться съ нимъ въ воскресенье. Эту записку онъ послалъ съ нарочнымъ, который явился съ отвтомъ, что мистеръ Пуддикомбъ самъ будетъ читать проповдь, а потомъ зайдетъ въ пасторатъ.

Часа за два до обда, ректоръ похалъ верхомъ, и разъзжая, по переулкамъ старался прійти къ какому-нибудь ршенію. Онъ до-сихъ-поръ не зналъ, какъ ему поступить въ настоящихъ непріятныхъ обстоятельствахъ. Онъ не могъ согласить свою совсть съ своимъ желаніемъ. И даже, когда онъ совтовалъ себ послушаться своей совсти, то эта самая совсть — вторая совсть такъ сказать — возмущалась противъ первой. Его первая совсть говорила ему, что главная обязанность его относится къ его приходу, вторая къ его школ, а третья къ его жен и дочери. Для исполненія всхъ этихъ обязанностей, онъ долженъ освободиться отъ Пикока. Потомъ другая совсть говорила ему, что противъ этого человка больше виноваты другіе, нежели онъ самъ, что самое обыкновенное человколюбіе предписываетъ ему не бросать человка, который страдалъ такъ много и незаслуженно. Потомъ эта вторая совсть продолжала напоминать ему, что человкъ этотъ въ высшей степени былъ пригоденъ даже для тхъ обязанностей, которыя взялъ на себя, что онъ былъ богобоязливъ, хорошей нравственности и отличный помощникъ для его школы, и что если онъ его лишится, то не можетъ найти никого кто могъ бы съ нимъ сравняться, или по-крайней-мр подходилъ бы къ нему по своимъ способностямъ. Эта вторая совсть заходила дале и увряла его, что превосходства школьнаго учителя еще увеличивались отъ особенности его положенія. Не извстно ли всмъ намъ, что если человкъ находится въ какихъ-нибудь непріятныхъ обстоятельствахъ, то это заставляетъ его внимательне относиться къ своимъ обязанностямъ? Если человкъ, за получаемое жалованье можетъ дать своему хозяину и высокую репутацію вмст съ своими трудами, то думаетъ, что можетъ, по милости своей репутаціи, относиться небрежне къ своимъ трудамъ. А противъ репутаціи этого человка, этого феникса школьныхъ учителей, ничего нельзя было бы сказать, если бы только печальное положеніе его жены не было извстно. Такимъ образомъ вторая совсть ректора почти одержала верхъ надъ первой.

Но это сдлается извстно. Невозможно, чтобы это не сдлалось извстно. Ректоръ уже ршился разсказать мистеру Пуддикомбу, положительно не смя ршить въ такихъ непредвиднныхъ обстоятельствахъ, не посовтовавшись съ какимъ-нибудь другомъ. Пуддикомбъ будетъ молчать, если дастъ общаніе. Конечно, на него можно положиться въ этомъ отношеніи. Но другіе узнаютъ это, узнаетъ епископъ, узнаетъ мистрисъ Стантилупъ. Лефруа, разумется, позаботится, чтобы весь Бротонъ, наполненный соборными сановниками, узналъ. А когда мистрисъ Стантилупъ узнаетъ, то не останется родителей ни одного мальчика во всей школ, которые бы не узнали. Если онъ оставитъ этого человка, то долженъ ршиться на то, что вс будутъ знать о домашней жизни помощника, которому онъ доврился. И онъ долженъ приготовиться итти наперекоръ всему свту, увренный въ прямот и человколюбіи своего намренія.

Въ такомъ случа онъ долженъ говорить всему свту: ‘Я знаю, что бракъ ихъ незаконный. Я знаю, что ихъ положеніе въ жизни не согласуется ни съ божескими, ни съ человческими законами. Я знаю, что она носитъ имя, собственно не принадлежащее ей, но я думаю, что обстоятельства этого дла такъ странны, такъ необыкновенны, что извиняютъ даже пренебреженіе къ божескимъ и человческимъ законамъ…’ Достанетъ ли у него мужества для этого? А если мужества и достанетъ, то достаточно ли онъ вліятеленъ и могущественъ, чтобы выполнить подобное намреніе? Можетъ ли онъ побдить цлую кучу разныхъ мистрисъ Стантилупъ? И можетъ ли онъ побдить епископа и его фалангу,— онъ зналъ, что и епископъ и его фаланга будутъ противъ него. Прихода его они коснуться не могутъ, потому что Пикокъ не будетъ служить въ церкви, но не повредитъ ли это его школ? И не погубитъ ли онъ себя самого безъ всякой пользы для человка, которому онъ желаетъ помочь?

Въ этой прогулк онъ ршилъ только одно. Въ этотъ же день онъ все разскажетъ своей жен. Сначала онъ хотлъ скрыть это отъ нея. Правиломъ его жизни было всегда дйствовать по своей собственной вол, такъ что онъ рдко совтовался съ женою о важныхъ длахъ. Теперь же онъ не могъ взять отвтственность на одного себя, скажутъ, что онъ подвергнулъ свою жену этой непріятности, не предоставивъ выборъ ей самой. Поэтому онъ ршился сказать жен.

— Не обвнчана! сказала мистрисъ Вортль, выслушавъ разсказъ.

— Они были обвнчаны. Не ихъ вина, что бракъ оказался незаконный. Что онъ долженъ былъ длать, когда’ услыхалъ, что они были обмануты такимъ образомъ?

— Обвнчаны незаконно! Бдная женщина!

— Да, дйствительно, что долженъ бы длать я, если бы это случилось со мною чрезъ полгода посл нашего брака?

— Этого не могло быть.

— Почему же не могло быть съ нами такъ же какъ и съ другими?

— Я была молоденькой двушкой.

— Но если бы ты была вдова?

— Перестань, другъ мой, перестань. Это было невозможно.

— Но ты жалешь о ней?

— О, да!

— И ты видишь, что съ нею случилось большое несчастіе, противъ котораго она ничего сдлать не могла?

— Пока не знала, сказала жена, обвнчанная законно.

— А тогда что же? Что должна была сдлать она тогда?

— Ухать, отвтила жена, не имвшая никакого сомннія относительно удобствъ и совершенной безопасности своего положенія.

— Ухать?

— Ухать тотчасъ.

— Куда должна она была ухать? Кто взялъ бы ее за руку? Кто поддержалъ бы ее? Разв ты хотла бы, что бы она легла на первую сточную трубу и умерла.

— Лучше это, чмъ то, что она сдлала, отвтила мистрисъ Вортль.

— Если такъ, то во имя моей вры въ Христа, я скажу теб, что ты жестока къ ней. Подумала-ли ты, что значитъ жить одной — снискивать пропитаніе одиноко.

— Я никогда этого не испытывала, другъ мой, сказала она, прижимаясь къ мужу.— Я всегда была счастлива.

— А разв мы не должны быть добры къ тмъ, съ кмъ судьба поступила такъ жестоко?

— Если мы можемъ это сдлать безъ грха.

— Грха! Я презираю тхъ, которые думаютъ, что соприкосновеніе съ грхомъ осквернитъ насъ. Ея грхъ, если только это грхъ, такъ близокъ къ добродтели, что я сомнваюсь не должны-ли учиться у нея скоре, чмъ избгать ее.

— Женщина не должна жить съ мужчиной, если она ему не жена.

Мистрисъ Вортль сказала это съ большимъ упорствомъ, нмъ онъ ожидалъ.

— Она была его жена, насколько это было ей извстно.

— Но когда она узнала, она должна была оставить его.

— И умирать съ голода?

— Я полагаю, что она могла принимать помощь отъ него.

— Стало быть ты думаешь, что она должна ухать отсюда?

— А ты разв этого не думаешь? Что скажетъ мистрисъ Стантилупъ?

— Я долженъ выгнать ихъ изъ-за подобной фуріи? И въ теб такъ мало состраданія?

— Ахъ, Джефри! что скажетъ епископъ?

— Не можешь ли ты оставить безъ вниманія мистрисъ Стантилупъ и епископа и думать о справедливости?

— Мальчиковъ всхъ возьмутъ. Будь у тебя сынъ, отдалъ ли бы ты его туда, гд школьный учитель живетъ… живетъ… О! ты не отдалъ бы.

Ректору было очень ясно, къ какому заключенію пришла его жена, а, между тмъ, во всей епархіи не было женщины мягкосердечне мистрисъ Вортль, мене наклонной относиться строго къ ближнему. Не только она была добрая, кроткая женщина, но всегда готовая слушаться мннія мужа во всхъ вопросахъ о добр и зл. Однако, она ршила, что Пикоки должны ухать.

На слдующее утро, посл обдни, гд школьный учитель не былъ, ректоръ увидлся съ Пикокомъ и объявилъ ему о своемъ намреніи разсказать всю исторію Пуддикомбу.

— Если вы велите мн молчать, сказалъ онъ: — я молчать буду. Но мн лучше посовтоваться съ другимъ духовнымъ лицомъ. Этотъ человкъ можетъ сохранить тайну.

Тогда Пикокъ далъ ему полное позволеніе разсказать все Пуддикомбу. Онъ прибавилъ, что ректоръ можетъ разсказать эту исторію кому хочетъ. Теперь вс могутъ ее знать. Онъ сказалъ, что ршился на это, къ чему скрывать, когда этотъ Лефруа здсь?

Посл вечерней службы, Пуддикомбъ пришелъ въ пасторатъ и выслушалъ все. Это былъ сухой, худощавый, по наружности несимпатичный человкъ, но справедливый и вовсе не жестокосердый. Онъ могъ прощать, когда думалъ, что это прощеніе принесетъ хорошій результатъ, но въ немъ не было той мягкосердечности, которая побуждаетъ спасти порочнаго человка отъ послдствій его порока только потому, что эти послдствія будутъ тягостны. Онъ былъ человкъ не обширнаго ума, не проницательный, не живой и не находчивый какъ ректоръ, но разумный во всемъ, и всегда руководился своей совстью.

— Онъ очень дурно поступилъ съ вами, сказалъ онъ, выслушавъ разсказъ.

— Я этого не нахожу, я этого не чувствую.

— Онъ поступилъ очень дурно, что привезъ ее сюда, не разсказавъ вамъ всхъ обстоятельствъ. Соображая положеніе, которое она должна была занять, онъ долженъ былъ знать, что обманываетъ васъ.

— Я могу все это простить, съ жаромъ сказалъ ректоръ.— Что меня касается, я прощаю все.

— Вы не имете на это права.

— Какъ не имю права?

— Вы должны простить меня, если я осмливаюсь слишкомъ смло выразить мои мысли по этому поводу. Разумется, я не долженъ этого длать, если вы не приглашаете меня.

— Я желаю, чтобы вы высказали все, что думаете.

— Разсуждая объ его поведеніи, мы должны разсуждать обо всемъ. Во-первыхъ, его постигло большое и ужасное несчастіе, которое не можетъ не возбуждать нашего состраданія. Судя по его разсказу, онъ до того времени держалъ себя какъ доброжелательный и великодушный человкъ.

— Я врю каждому его слову, сказалъ ректоръ.

— Принимая въ соображеніе естественную наклонность каждаго человка выставить себя съ хорошей стороны, врю, и я. Онъ позволилъ себ полюбить жену другого, но можетъ быть намъ не слдуетъ настаивать на этомъ.

Ректоръ тревожно завертлся на своемъ кресл, но не сказалъ ничего.

— Мы согласимся, что бракъ поправилъ его положеніе, Хотя, конечно, слдовало поступить осторожне. Потомъ обрушилось на него это великое несчастіе. Онъ узналъ, что бракъ незаконный. Онъ видлъ этого человка и сомнваться не могъ.

— Такъ, такъ, нетерпливо сказалъ ректоръ.

— Разумется, онъ долженъ былъ разстаться съ нею. Въ этомъ нтъ ни малйшаго сомннія. Тутъ нтъ мста ни для какихъ софизмовъ.

— Софизмовъ! сказалъ ректоръ.

— Я хочу сказать, что никакое состраданіе къ обстоятельствамъ, никакая мягкость сердца не должны заставлять насъ сомнваться въ этомъ. Такія чувства должны убждать насъ прощать гршникамъ, даже возвращать имъ нашу дружбу и уваженіе, когда они поймутъ свое заблужденіе и раскаятся.

— Вы очень строги.

— Не думаю. Во всякомъ случа я могу только говорить что думаю. Но въ настоящихъ обстоятельствахъ вамъ нтъ никакого дла до всего этого. Если бы онъ спрашивалъ вашего совта, вы могли бы подать его ему, но его настоящее положеніе совсмъ не таково. Онъ разсказалъ вамъ свою исторію, но не отъ раскаянія, а оттого что это оказалось необходимо.

— Онъ разсказалъ бы мн даже, если бы этотъ человкъ не прізжалъ.

— Положимъ такъ, все таки, остаются его отношенія къ вамъ. Онъ пріхалъ сюда подъ ложнымъ видомъ и нанесъ вамъ большой вредъ.

— Этого я не думаю, сказалъ ректоръ.

— Взяли-ли бы его въ свою школу, если бы знали все это прежде? Конечно, нтъ. Поэтому я говорю, что онъ васъ обманулъ. Я не совтую вамъ говорить съ нимъ строго, но мн кажется, ему слдуетъ дать понять, что вы оцниваете его поступокъ.

— И вы выгнали бы его — отослали бы его тотчасъ?

— Я непремппо отослалъ бы его.

— Вы считаете его такимъ извергомъ, что ему нельзя дозволить зарабатывать свой хлбъ нигд?

— Я этого не говорилъ.. Я ничего не знаю объ его способахъ зарабатывать свой хлбъ. Люди, живущіе во грх, постоянно зарабатываютъ хлбъ, но, конечно, ему не слдуетъ дозволять зарабатывать хлбъ здсь.

— Даже если бы человкъ, который былъ ея мужемъ, теперь умеръ, и онъ опять женился — женился законно — на женщин, которая была ему такъ предана и врна?

— Относительно васъ и вашей школы, я не думаю, чтобы это могло измнить его положеніе, сказалъ Пуддикомбъ.

Этимъ совщаніе кончилось и Пуддикомбъ ухалъ. Когда онъ вышелъ, ректоръ сказалъ себ, что это человкъ суровый, фанатикъ, жестокій ханжа. Но хотя онъ говорилъ это себ, онъ этого не думалъ, и сознавалъ, что слова этого человка произвели вліяніе на него.

Глава X.
Мистеръ Пикокъ узжаетъ.

Ректоръ разсвирплъ на свою жену, возненавидлъ викарія Пуддикомба, а все-таки ихъ слова произвели вліяніе на него. Они выразились очень ясно, что мистеръ Пикокъ долженъ ухать тотчасъ. И хотя онъ ненавидлъ Пуддикомба за его холодную логику, однако, не могъ не сознаться, что онъ говорилъ правду. Сообразно строгимъ законамъ о добр и зл, эти двое несчастныхъ должны были разстаться, когда узнали, что бракъ ихъ недйствителенъ. И опять по строгимъ законамъ добра и зла, онъ не долженъ былъ, занявъ мсто въ школ, выдавать эту женщину за свою жену. Это былъ обманъ. Но не оказался-ли бы виновенъ въ подобномъ обман онъ самъ, ректоръ Вортль, если бы ему выпало на долю защищать женщину, которая его любила и была ему врна? Мистеръ Пуддикомбъ наврно оставилъ бы ее сокрушаться и отправился бы безъ нея исполнять свою обязанность какъ христіанинъ, не чувствуя ни малйшаго угрызенія. Такимъ образомъ нашъ ректоръ говорилъ себ о своихъ совтникахъ, сидя одинъ въ своей библіотек.

Во время его бесды съ Лефруа, ему вдругъ пришла идея. Полковникъ неумышленно произнесъ одно слово, которое удостоврило ректора, что другой полковникъ умеръ, по-крайней-мр, теперь. Онъ хитро старался направить разговоръ къ этому предмету, но Робертъ Лефруа остерегался какъ только примтилъ его цль, и отперся отъ своихъ словъ. Ректоръ, наконецъ, прямо спросилъ его объ этомъ. Тогда Лефруа сталъ уврять, что братъ его былъ живъ и здоровъ, когда онъ узжалъ изъ Техаса, но сказалъ это такъ, что увренность въ его смерти въ душ ректора усилилась. Если такъ, то нельзя-ли будетъ поправить все?

Онъ нашелъ лучшимъ не возбуждать ложныхъ надеждъ. Онъ ничего не сказалъ объ этомъ Пикоку. Онъ даже не намекнулъ своей жен. Онъ только спрашивалъ Пуддикомба, не могло ли это устранить вс затрудненія. Пуддикомбъ объявилъ, что относительно школы это невозможно. Пусть ихъ обвнчаются, раскаятся въ своихъ грхахъ и удутъ изъ того мста, которое они осквернили, и зарабатываютъ пропитаніе въ какомъ-нибудь другомъ мст, гд имъ не нужно уже будетъ скрывать исторію своей прошлой жизни. Таково было окончательное мнніе Пуддикомба. Но оно нисколько не согласовалось съ чувствами ректора Вортля.

Когда Пуддикомбъ вышелъ изъ церкви въ пасторатъ, лордь Карстерсъ шелъ домой посл вечерней службы съ мисъ Вортль. Онъ обыкновенно ходилъ въ церковь съ семействомъ ректора, а ученики ходили подъ надзоромъ одного изъ учителей, и сидли отдльно на мстахъ, отведенныхъ имъ. Мистрисъ Вортль, узнавъ, что ректоръ не пойдетъ къ вечерней служб, не захотла и сама итти. Она была совершенно разстроена всми этими непріятными извстіями, и чувствовала себя не въ силахъ молиться въ приличномъ настроеніи. Она не могла ни минуты усидть на мст, какъ человкъ, воображающій, что настаетъ представленіе свта, такъ ужасна была для нея близость этого человка и этой женщины, которая не была его жена. Потомъ опять она взволновалась, когда вспомнила, что лордъ Карстерсъ и Мери пойдутъ вдвоемъ, и сдлала нсколько неудавшихся попытокъ отговорить сначала одну, потомъ другого въ церковь не ходить. Мери, вроятно, не видала никакой причины, чтобы остаться дома, а лордъ Карстеръ, вроятно, нашелъ это лишнею причиною, для того чтобы итти. Бдная мистрисъ Вортль уже нсколько недль желала, чтобы этотъ очаровательный юный лордъ былъ дома у своего отца и матери, или гд бы то ни было, только не у нея. Было ршено, что онъ удетъ въ іюл и не вернется посл лтнихъ вакацій. Соображая это и имя полное довріе къ своей дочери, она не выражала своихъ опасеній ректору. Но опасенія были. Для мистрисъ Вортль было очевидно, хотя ректоръ, повидимому, не примчалъ ничего, что юный лордъ влюбляется. Можетъ быть его молодость и природная застнчивость помогутъ ей, и до дня ихъ разлуки объясненій никакихъ не будетъ. Но когда ей вдругъ пришло въ голову, что они вдвоемъ пойдутъ въ церковь и обратно, то безпокойство ея усилилось.

Если бы она услыхала ихъ разговоръ, когда они возвращались, она успокоилась бы на счетъ нжности молодого человка къ ея дочери, но ее можетъ быть удивила бы его горячность въ другомъ отношеніи. Она удивилась бы также, узнавъ, какъ много было говорено въ эти сутки другими, кром нея и ея мужа, о длахъ мистера и мистрисъ Пикокъ.

— Вы знаете, зачмъ онъ прізжалъ? спросила Мери.

‘Онъ’ относилось, разумется, къ Роберту Лсфруа.

— Не имю ни малйшаго понятія. Но у него и видъ былъ такой странный, какъ будто онъ пріхалъ по поводу чего-то непріятнаго.

— А потомъ онъ былъ у папаши, сказала Мери:— я уврена, что отъ этого папа и мама не пошли въ церковь. А мистеръ Пикокъ не былъ въ церкви цлый день.

— Случилось что-то очень огорчившее его, скакалъ юноша.— Онъ сказалъ мн это еще до прізда этого человка сюда. Я не знаю, кого я такъ люблю, какъ мистера Пикока!

— Я думаю, это на счетъ его жены, сказала Мери.

— Какъ его жены?

— Я не знаю, но думаю такъ. Она такая тихая.

— Какъ тихая, мисъ Вортль? спросилъ лордъ Карстерсъ.

— Она никогда къ намъ не приходитъ. Мама просила ее такъ часто обдать и пить чай, а она не приходитъ никогда. Она приходитъ къ намъ можетъ быть разъ въ два или три мсяца церемоннымъ образомъ, а больше мы не видимъ ее никогда.

— Она вамъ нравится? спросилъ онъ.

— Какъ могу я это сказать, когда такъ рдко ее вижу?

— А мн она нравится. Она мн очень нравится. Я часто бываю у нея. Мамаша приглашала ее въ Карстерсъ на вакаціи по моимъ отзывамъ о ней.

— Она не подетъ?

— Нтъ, никто изъ нихъ не детъ. Я очень бы этого желалъ. Я бы желалъ, чтобы и вы похали къ намъ, мисъ Вортль.

Вотъ все, что было особенно нжнаго между ними, когда они возвращались домой.

Поздно вечеромъ — такъ поздно, что мальчики уже легли спать, ректоръ опять послалъ за Пикокомъ.

— Я не безпокоилъ бы васъ сегодня, сказалъ ректоръ:— но я слышалъ кое-что отъ Притчета.

Притчетъ былъ садовникъ въ пасторат, смотрвшій также за зданіями школы, человкъ вліятельный между прислугой. Онъ, такъ же какъ и ректоръ, очень уважалъ Пикока, и такъ же мало, какъ самъ ректоръ, былъ способенъ сказать что-нибудь дурное про школьнаго учителя.

— Въ ‘Ягненк’ говорятъ — ‘Ягненокъ’ былъ трактиръ бовикскій — что Лефруа вчера всмъ разсказалъ…

Ректоръ колебался.

— Что жена моя мн не жена?

— Именно.

— Разумется, я къ этому приготовился, я зналъ, что это будетъ. А вы разв нтъ?

— Я ждалъ.

— А я былъ увренъ. Можно было тотчасъ понять, что скрывать больше не къ чему. Я желалъ бы, чтобы вы поступили такъ, какъ будто вс факты были извстны всему приходу.

Посл этого наступило молчаніе, во время котораго никто не говорилъ нсколько минутъ. Ректоръ не думалъ объявлять о своемъ намреніи теперь, но ему казалось, что онъ почти принужденъ это сдлать. никокъ, видя его затрудненіе, поспшилъ къ нему на помощь.

— Я готовъ сейчасъ ухать изъ Бовика, сказалъ онъ.— Я знаю, что такъ должно быть. Я думалъ объ этомъ и вижу, что ничего боле не остается. Мн хотлось бы посовтоваться съ вами, куда мн хать. Куда мн прежде всего отвезти ее.

— Оставьте ее здсь, сказалъ ректоръ.

— Здсь! Гд?

— Тамъ гд она теперь, въ школьномъ дом. Ваше мсто не скоро еще кто займетъ.

— Я думалъ бы, сказалъ Пикокъ очень медленно:— что ея присутствіе было бы еще почти хуже, чмъ мое.

— Для меня она такъ чиста, какъ самая непорочная супруга во всемъ графств, сказалъ ректоръ.

Пикокъ вскочилъ, схватилъ ректора за руку, но не могъ говорить отъ слезъ, потомъ опять слъ и отвернулся къ стн,

— Никому присутствіе и ваше, и ея не можетъ казаться зломъ. Зло, если я могу такъ выразиться, состоитъ въ томъ. что вы оба здсь вмст. Вамъ надо разъхаться до тхъ поръ, пока для васъ настанутъ лучшія времена.

— Настанутъ ли они? сказалъ несчастный сквозь слезы.

Тогда ректоръ объяснилъ ему свой планъ. Онъ имлъ причины думать, что этотъ человкъ умеръ.

— Я сужу по обращенію Роберта Лефруа, что его братъ теперь дйствительно умеръ. Ступайте къ нему и спросите его смло, сказалъ онъ.

— Но его слова будетъ недостаточно для новаго брачнаго обряда.

Съ этимъ ректоръ согласился и прибавилъ, что, конечно, нельзя дйствовать по такому ничтожному доказательству. Нтъ, надо сдлать боле важный шагъ и который займетъ значительное время. Пикокъ долженъ хать въ Миссури и узнать всю правду. Ректоръ былъ такого мннія, что Пикокъ, не колеблясь, долженъ заплатить Роберту Лефруа за всякое свдніе, которое можетъ помочь ему разыскать истину.

— Когда вы удете, продолжалъ ректоръ съ жаромъ: — пусть епископъ, Стантилупы и Пуддикомбы говорятъ, что хотятъ, она должна остаться здсь. Говорить, что она будетъ счастлива, разумется, напрасно. Для нея счастія не можетъ быть, пока все не поправится. Но она будетъ въ безопасности, и здсь, въ моихъ глазахъ, я думаю, ее никто не оскорбить. Что еще лучше можно придумать?

— Ничего не можетъ быть лучше, сказалъ Пикокъ, вздохнувъ съ облегченіемъ, какъ-будто лучъ свта засіялъ на него.

— Я не имлъ намренія говорить вамъ объ этомъ до завтрашняго дня, и не сказалъ бы, если бы Притчетъ не приходилъ ко мн. Но чмъ боле я думаю объ этомъ, тмъ боле удостовряюсь, что вы оба не можете остаться, пока что-нибудь не будетъ сдлано.

— Я это зналъ, мистеръ Вортль.

— Мистеръ Пуддикомбъ это говоритъ. Мистеръ Пуддикомбъ вовсе для меня не авторитетъ, но это человкъ здравомыслящій. Я буду откровененъ съ вами — моя жена это говоритъ.

— Она не останется. Мистрисъ Вортль не будетъ обезпокоена.

— Вы еще этого не поняли, сказалъ ректоръ.— Но вы поймете, я это знаю. Она останется. Домъ будетъ принадлежать ей еще полгода, а деньги…

— У меня есть достаточно.

— Если ей понадобятся деньги, она получитъ сколько нужно. Я все готовъ сдлать для васъ въ вашихъ непріятностяхъ, но только вы оба не можете жить здсь вмст, пока я не пожму ей руку, какъ вашей законной жен.

Ршили, что мистеръ и мистрисъ Пикокъ не пойдутъ больше въ школу, пока онъ не създитъ въ Америку и не вернется. Это объяснилъ въ школ самъ ректоръ — потому что онъ теперь долженъ былъ самъ давать уроки по утрамъ что обстоятельства очень важныя заставили мистера Пикока немедленно отправиться въ Америку. Было боле чмъ вроятно, что извстія, разглашенныя въ ‘Ягненк’, дойдутъ до мальчиковъ. А въ томъ, что они дойдутъ до родителей мальчиковъ, нельзя было и сомнваться. Скрытность не могла принести никакой пользы. Но говоря съ учениками, ректоръ ничего не сказалъ о мистрисъ Пикокъ. Ректоръ объяснилъ, что онъ самъ будетъ давать уроки по утрамъ, а мистеръ Розъ, учитель математики, приметъ надзоръ за трапезами. Мистрисъ Кенъ, экономка, будетъ смотрть за бльемъ и спальнями. Было ясно, что услуги мистрисъ Пикокъ боле не требуются, но ея имя не было упомянуто, только ректоръ для того чтобы дать понять, что она не изгнана изъ дома, просилъ мальчиковъ не нарушать спокойствія мистрисъ Пикокъ во время отсутствія мистера Пикока.

Во вторникъ утромъ Пикокъ отправился, оставшись, однако дня два въ Бротон, гд ректоръ видлся съ нимъ. Лефруа объявилъ, что не знаетъ ничего о своемъ брат, живъ онъ или умеръ. Можетъ быть онъ умеръ, потому что онъ всегда участвовалъ въ разныхъ дракахъ и всегда пьянъ. Робертъ думалъ, что онъ умеръ, но не могъ этого сказать. За тысячу долларовъ онъ подетъ въ Миссури, и если окажется необходимо, въ Техасъ, чтобы узнать правду. Потомъ онъ вернется и дастъ показанія. Длая это доброжелательное заявленіе, онъ уврялъ со слезами на глазахъ, что, пріхалъ съ истинно братскимъ расположеніемъ къ своей невстк, а отъ его добрыхъ намреній его отвлекла суровость Пикока. Потомъ онъ далъ торжественную клятву, что если бы зналъ что-нибудь о своемъ брат Фердинанд, то сказалъ бы это. Ректоръ и Пикокъ были согласны въ томъ, что слова этого человка не значатъ ничего, но что услуги его могутъ оказаться полезны въ разысканіи истины. Они оба были убждены, по словамъ, вырвавшимся у него, что Фердинандъ Лефруа умеръ, но это ни кчему не поведетъ, если нтъ доказательствъ.

Въ эти два дня въ Бротон происходило много разговоровъ между ректоромъ, Пикокомъ и Лефруа, въ которыхъ, наконецъ, придумали планъ. Лефруа и школьный учитель вмст подутъ въ Америку и тамъ будутъ стараться достать доказательства жизни или смерти старшаго брата. Когда такое доказательство получится того или другого, тысяча долларовъ будетъ уплачена Роберту Лефруа, Но вмст съ тмъ этому человку дали понять, что однихъ его словъ безъ подкрпляющихъ доказательствъ, будетъ недостаточно.

— Кто же ршитъ, достаточно ли доказательство или нтъ? просилъ Лефруа довольно основательно.

— Мистеръ Пикокъ долженъ это ршить, отвтилъ ректоръ.

— Я съ этимъ не согласенъ, отвтилъ Лефруа.— Хотя мы увидимъ его мертвымъ, онъ можетъ клясться, что онъ не мертвъ, и не дать мн ничего. Почему и я вмст съ нимъ не могу этого ршить?

— Потому что вы можете положиться на него, а онъ не можетъ, положиться на васъ, сказалъ ректоръ.— Вы знаете хорошо, что живымъ или мертвымъ увидитъ онъ вашего брата, а вы получите ваши деньги. Какъ бы то ни было, вы не получите вашихъ денегъ инымъ способомъ.

На это, наконецъ, Робертъ Лефруа согласился.

Перспектива трехъ мсяцевъ предъ мистеромъ Пикокомъ была очень печальна. Онъ долженъ былъ хать изъ Бротона въ Сен-Луи, а оттуда, вроятно, въ Техасъ вмст съ человкомъ, котораго онъ презиралъ. Ничего не могло быть для него ужасне этого общества, но другого способа не было. Онъ долженъ былъ платить за проздъ Лефруа и долженъ былъ длать это каждый день. Если бы онъ далъ ему денегъ на всю дорогу, онъ тотчасъ бы исчезъ. Въ Англіи и на океан Лефруа могъ до нкоторой степени быть сговорчивъ и послушенъ, но неизвстно кчему онъ могъ прибгнуть, когда приблизится къ своей стран и будетъ чувствовать, что его спутникъ отдаляется отъ своей.

— Вамъ надо внимательно за нимъ смотрть, шепнулъ ректоръ своему другу.— Я не посовтовалъ бы вамъ всего этого, если бы не считалъ васъ человкомъ съ крпкими нервами.

— Я не боюсь, сказалъ Пикокъ: — но сомнваюсь, справлюсь ли я съ нимъ. По-крайней-мр, я попытаюсь. Вы будете имть отъ меня извстія.

Они разстались какъ дорогіе друзья. Ректоръ сердечно полюбилъ этого человка съ тхъ поръ, какъ узналъ вс подробности его исторіи. И врядъ ли нужно говорить какъ глубоко былъ Пикокъ признателенъ покровителю своей жены. И даже деньги для уплаты Роберту Лефруа давалъ ректоръ. У Пикока доставало денегъ на дорогу, но тысячи фунтовъ у него не было.

Глава XI.
Епископъ.

Пикокъ былъ правъ, говоря, что тайна его сейчасъ сдлается извстна во всей епархіи. Такъ и вышло, прежде чмъ прошла недля посл его отъзда, и вся епархія вообще не одобряла поступковъ ректора. Эту женщину не надо было оставлять тамъ. Такъ говорила епархія. Но, разумется, что хотя епархія знала много, она знала не все. Такую исторію скрыть нельзя, но также и вс подробности невозможно разгласить. Въ глазахъ епархіи женщина, разумется, была главной виновницей, и главной виновниц позволили остаться въ школ.

Когда это дошло до ректора, онъ очень разсердился, говоря, что мистрисъ Пикокъ осталась не въ школ, что теперь мистрисъ Пикокъ ничмъ въ школ не занимается, что домъ принадлежитъ ему, и что онъ можетъ отдавать его кому хочетъ. Разв онъ могъ выгнать изъ дома эту женщину, когда ея мужъ ухалъ за такимъ дломъ, по его совту?

Разумется, домъ принадлежитъ ему, но, какъ приходскій священникъ, онъ не иметъ права длать съ домомъ что хочетъ. Онъ не иметъ права поощрять зло. А человкъ этотъ не мужъ этой женщины. Вотъ на что напирала епархія. И эта женщина жила въ школ — жила подъ одной кровлей съ учениками! Епархія была такого мннія, что всхъ мальчиковъ надо взять.

Епархія говорила голосомъ своего епископа, какъ епархіи и подобаетъ. Вскор посл отъзда Пикока, ректоръ имлъ свиданіе съ его сіятельствомъ и разсказалъ все. Это было вовсе не по вкусу ему, но онъ не смлъ не сдлать этого. Онъ чувствовалъ, что обязанъ это сдлать для мистрисъ Пикокъ, если не для себя. Потомъ человкъ, ухавшій теперь, хотя не былъ кьюретомъ, часто говорилъ проповдь въ епархіи. Ректоръ чувствовалъ, что неблагоразумно будетъ не сказать епископу.

Епископъ былъ человкъ красивый, пріятной наружности, и съ такимъ обращеніемъ, которое длало его популярнымъ Онъ принадлежалъ къ числу тхъ, ниторые пускаютъ въ ходъ вс свои дарованія, не зарываютъ ихъ въ землю, а добываютъ изъ нихъ самые высокіе проценты, которые можетъ только дать мірской рынокъ. Но это не мшало ему быть человкомъ добрымъ. Длать все лучшее для себя и для своего семейства, а также и исполнять свою обязанность, вотъ какого образа дйствія онъ держался. Въ молодости онъ сдлался ученымъ, не изъ любви къ учености, а считая это средствомъ къ успху. Духовное званіе сдлалось его профессіей и въ этомъ званіи онъ трудился усердно. Онъ пріучилъ себя къ вжливости и учтивости, потому что у него достало смысла распознать, что вжливость и учтивость пріятны лицамъ высокопоставленнымъ. Сдлавшись епископомъ, онъ исполнялъ все, что слдуетъ исполнять епископу. Онъ отвчалъ на письма, изучалъ характеры своихъ подчиненныхъ, былъ справедливъ въ своемъ покровительств, конфирмовалъ дтей и въ холодную погоду и теплую, время отъ времени говорилъ проповди и былъ сановитъ и благоприличенъ въ походк и обращеніи, какъ подобаетъ епископу англиканской церкви. Онъ любилъ самовластіе, но даже для самовластія не захотлъ бы подвергнуться непріятной ссор. При первомъ прибытіи его въ эту епархію, у него были небольшія затрудненія съ нашимъ ректоромъ, но епископъ воздержался отъ сильныхъ мръ и вообще они были друзьями. Но епископъ чувствовалъ, что ректоръ былъ характеромъ сильне его, и, вроятно, безъ всякой особенной злобы, готовъ былъ воспользоваться всякой возможностью унизить нсколько ректора и боле подчинить его епископской власти. Онъ отчасти завидовалъ твердости характера ректора.

Онъ выслушалъ съ улыбкой и съ совершенной вжливостью разсказъ ректора, и выказалъ гораздо меньше строгости къ несчастнымъ, чмъ Пуддикомбъ. Его не столько оскорбила нечестивость людей, живущихъ вмст и скрывавшихъ свою тайну, какъ то зло, которое они могутъ сдлать — и уже сдлали.

— Безъ сомннія, сказалъ онъ: — человкъ дурной жизни можетъ сказать хорошую проповдь, можетъ быть лучше, чмъ благочестивый, богобоязненный пасторъ, умъ котораго слабе, хотя нравственность выше, но изъ запятнанныхъ устъ самая хорошая проповдь не принесетъ благословенія.

На это ректоръ покачалъ головой. ‘Принести благословеніе’, эту фразу ректоръ ненавидлъ. Онъ покачалъ головой не слишкомъ вжливо и сказалъ, что не имлъ намренія безпокоить его сіятельство относительно такого труднаго вопроса, какъ нравственность духовныхъ лицъ.

— Но мы не можемъ не вспомнить, сказалъ епископъ: — что онъ говорилъ проповдь въ вашей приходской церкви и прихожане знаютъ, что онъ исполнялъ между ними обязанность священнослужителя.

— Надюсь, милордъ, что прихожанамъ никогда не проповдывалъ божественнаго слова такой хорошій человкъ.

— Я не буду судить о немъ, но я думаю, что это было несчастіе. Вы, разумется, не знали.

— Если бы я зналъ все, я поступилъ бы точно также.

Это было несправедливо, но сказано просто по духу противорчія. Епископъ покачалъ головой и улыбнулся.

— Вопросъ о моей школ гораздо важне, сказалъ ректоръ.

— Едва ли, едва ли, мистеръ Вортль.

— Гораздо важне въ томъ отношеніи, что моя школа, вроятно, пострадаетъ, между тмъ, какъ ни нравственность, ни вра прихожанъ нисколько не пострадаютъ.

— Но онъ ухалъ.

— Онъ ухалъ — но она осталась.

— Какъ! воскликнулъ епископъ.

— Онъ ухалъ, но она осталась.

Онъ повторилъ эти слова очень внятно, нахмуривъ лобъ, какъ бы желая показать, что въ этомъ отношеніи не намренъ встрчать сопротивленія — и даже противорчія.

— Я слышалъ, что она имла какую-то должность въ школ.

— Имла, милордъ, и очень хорошо исполняла свое дло. Я очень много потеряю въ ней.

— Но вы сказали, что она осталась.

— Я оставилъ ее въ дом, пока ея мужъ вернется.

— То есть вы хотите сказать мистеръ Пикокъ, замтилъ епископъ, который не могъ не протестовать противъ неправильности употребленнаго выраженія.

— Я всегда буду смотрть на нихъ, какъ на мужа и жену.

— Но они не мужъ и не жена.

— Я отдалъ ей домъ на время его отсутствія. Я не могъ выгнать ее на улицу.

— Не лучше ли бы было ей помститься въ квартир здсь въ город?

— Не думаю. Ее, вроятно, не взяли бы, по милости ея исторіи. Жена какого-нибудь набожнаго лавочника сочла бы свой домъ оскверненнымъ подобной жилицей.

— Оно такъ бы и было, ректоръ, до нкоторой степени.

Услышавъ это, ректоръ выказалъ явные признаки неудовольствія.

— Вы не можете измнить вдругъ обычаи свта, хотя примромъ и нравоученіемъ можете медленно улучшать ихъ. Въ нашемъ несовершенномъ состояніи нравственной культуры, можетъ быть хорошо, что избгаютъ общества виновныхъ.

— Виновныхъ!

— Я боюсь, что долженъ это сказать. Сознаніе, что такое чувство существуетъ, конечно, отвлекаетъ другихъ отъ вины. Фактъ, что дурные поступки въ женщинахъ презираются, помогаетъ поддерживать повинность въ женщинахъ. Не такъ ли?

— Я не могу безпокоить ваше сіятельство разсужденіями о такихъ трудныхъ вопросахъ. Я думалъ, что мн слдуетъ сообщить вамъ то, что случилось. Онъ ухалъ. Она осталась — и останется пока. Я не могъ выгнать ее. Находя ее достойной моей дружбы, я не могъ не поступить дружелюбно съ нею.

— Разумется, вы должны сами судить объ этомъ.

— Я долженъ былъ судить самъ, милордъ.

— Я боюсь, что родители мальчиковъ этого не поймутъ.

— Я также этого боюсь. Будетъ очень трудно заставить ихъ понять. Найдутся люди, которые постараются сбить ихъ съ толку.

— Надюсь, что этого не будетъ.

— Будетъ. Я долженъ выдержать натискъ. Я и прежде велъ борьбу, и надялся, что теперь, когда я становлюсь старъ, всякія борьбы кончились. Но во мн кое-что осталось, и я могу еще бороться. Во всякомъ случа, я ршился. Она останется, пока онъ не прідетъ за нею.

Такимъ образомъ свиданіе кончилось. Епископъ чувствовалъ, что онъ отчасти одержалъ верхъ, а ректоръ чувствовалъ, что онъ въ нкоторой степени верха не одержалъ. Если возможно, онъ не хотлъ говорить съ епископомъ боле объ этомъ.

Онъ разсказалъ и Пуддикомбу.

— Вашему великодушію и доброт сердца, я сочувствую вполн, сказалъ Пуддикомбъ, стараясь сказать что-нибудь пріятное.

— Но не моему благоразумію.

— Не вашему благоразумію, подтвердилъ Пуддикомбъ, стараясь въ тоже время быть правдивымъ.

Но главное затрудненіе ректора состояло въ его жен, поступками которой онъ долженъ былъ руководить, и на чувства и совсть которой онъ очень желалъ имть вліяніе. Услыхавъ объ его ршеніи, она заломала руки отъ отчаянія. Если бы эта женщина могла ухать въ Америку, а онъ остался бы, мистрисъ Вортъ была бы довольна. Все дурное въ мужчин было не важно — сравнительно, хотя даже онъ духовное лицо, но все дурное въ женщин… и такъ близко къ ней самой! О, Боже! А бдные милые мальчики — въ одномъ дом съ нею! А мамаши мальчиковъ! Какъ она будетъ въ состояніи встртиться съ мистрисъ Стантилупъ, или слышать слова мистрисъ Стантилупъ, которыя наврно будутъ переданы ей? Но для нея было еще кое-что гораздо хуже всего этого. Ректоръ настаивалъ, чтобы она пошла къ этой женщин.

— И взяла Мери? спросила мистрисъ Вортль.

— Для чего брать Мери? Кто говоритъ о такомъ ребенк? Я прошу тебя сдлать это изъ состраданія, изъ любви къ Христу. Думаешь ли ты когда-нибудь о Маріи Магдалин?

— О! да.

— А это даже не Марія Магдалина. Это женщина, не сдлавшая никакого проступка отъ порочныхъ наклонностей. Это женщина, которая вполн несчастлива, съ которою поступили боле жестокимъ образомъ, чмъ съ тми, о которыхъ теб случилось читать.

— Зачмъ она не оставила его?

— Затмъ что она женщина, и что у нея есть сердце.

— Я должна итти къ ней?

— Я этого не приказываю, я только прошу.

Мистрисъ Вортль знала, что такая просьба со стороны ея мужа очень походила на приказаніе.

— Что я должна ей сказать?

— Чтобы она не теряла мужества до его возвращенія. Если бы ты была одна какъ она, не пожелала ли бы ты, чтобы другая женщина пришла утшать тебя? Подумай объ ея одиночеств.

Мистрисъ Вортль подумала и дня чрезъ два ршилась повиноваться… просьб своего мужа. Она пошла, по изъ этого почти ничего не вышло, кром того, что она общала опять зайти.

— Мистрисъ Вортль, сказала бдная женщина:— пожалуста не безпокойте себя для меня, если вы не думаете, что на это есть достаточно причинъ. Я знаю какъ добръ былъ вашъ мужъ для насъ.

Мистрисъ Вортль однако сказала, взявъ ее за руку, что опять придетъ дня чрезъ два.

Но мистрисъ Вортль ожидали еще другія непріятности. Прежде чмъ она успла повторить свой визитъ мистрисъ Пикокъ, одна дама, жившая за десять миль, жена ректора Бттеркопскаго пріхала къ ней. Это была леди Маргарета Монсонъ, дочь графа Бригстока, тридцать лтъ тому назадъ вышедшая замужъ за молодого пастора. Но до-сихъ-поръ она была столько же дочь графа сколько и жена пастора. Она была двоюродная сестра той мистрисъ Стантилупъ, которая вела съ ректоромъ междоусобную войну, она была также тетка одному ученику въ школ, который однако вовсе не былъ родня мистрисъ Стантилупъ, потому что былъ сынъ старшаго брата пастора. Леди Маргарета никогда не брала открыто стороны мистрисъ Стантилупъ. Если бы она сдлала это, то и церемонное посщеніе было бы невозможно. Но въ ней предполагались наклонности стантилупскія, и потому ее не очень любили въ Бовик. Поднялся даже вопросъ принимать ли маленькаго Момсона въ школу, но сквайръ Момсонъ Бттеркопскій отецъ мальчика ршилъ это, разбранивъ при ректор ‘пошлую, скаредную, старую вдьму’. Сынъ человка, пропитаннаго такими приличными чувствами, разумется былъ принятъ.

Но любопытство леди Маргареты было теперь возбуждено.

— Что это за романъ случился въ нашей епархіи, мистрисъ Вортль? начала она.

Читатель вспомнитъ, что леди Маргарета также была жена пастора.

— Вы говорите о Пикокахъ?

— Разумется о нихъ!

— Онъ ухалъ.

— Мы вс конечно это знаемъ — отыскивать мужа своей жены. Боже милостивый! Какая исторія!

— Они думаютъ, что онъ… теперь умеръ.

— Они кажется и прежде это думали, сказала леди Маргарета.

— Конечно, они думали.

— Хотя кажется никакихъ справокъ не навели. Можетъ быть тамъ они не такъ заботятся объ этомъ какъ мы здсь. Онъ, кажется, не очень заботился — да и она.

— Мой мужъ думаетъ, что они достойны большого сожалнія.

— Вашъ мужъ всегда имлъ донкихотовскія наклонности.

— Я вовсе этого не нахожу, леди Маргарета.

— Я хочу этимъ сказать, что онъ такъ добродушенъ и ласковъ… кажется прізжалъ ея братъ?

— Братъ ея перваго мужа, отвчала мистрисъ Вортль, покраснвъ.

— Ея перваго мужа!

— Вы очень хорошо знаете, что я хочу сказать, леди Маргарета.

— Да, я знаю, что вы хотите сказать. Это такъ ужасно, не правда ли? И такъ они двое похали вмст отыскивать третьяго. Боже мой! какая компанія ихъ соберется! Какъ вы думаете, поссорятся они?

— Я не знаю, леди Маргарета.

— А онъ священнослужитель англиканской церкви! Не ужасно ли это? Что говоритъ епископъ? Онъ слышалъ все?

— Епископу нтъ до этого никакого дла. Мистеръ Пикокъ никогда не занималъ мста въ его епархіи.

— Но онъ очень часто читалъ здсь проповдь — и бралъ эту женщину въ церковь съ собой! Я полагаю, что епископу было сказано все?

— Вы можете быть уврены, что онъ все знаетъ такъ же хорошо какъ и вы.

— Мы такъ заботимся, знаете, о миломъ маленькомъ Гс.

Милый маленькій Гсъ былъ Огстсъ Момсонъ, племянникъ леди Маргареты, который считался самымъ негоднымъ и самымъ глупымъ мальчикомъ въ школ.

— Огстсу это наврно не сдлаетъ никакого вреда.

— Можетъ быть прямо. Но я знаю, что моя сестра иметъ очень строгое мнніе о подобныхъ предметахъ. Теперь я спрошу васъ правда ли, что… она… осталась здсь!

— Она еще живетъ въ школьномъ дом.

— Благоразумно ли это, мистрисъ Вортль.

— Я совтую вамъ, леди Маргарета, спросить объ этомъ моего мужа.

Этими словами мистрисъ Вортль хотла сказать, что леди Маргарета ни за что на свт не посметъ сдлать ректору такой вопросъ.

— Онъ сдлалъ то, что находилъ лучшимъ.

— То есть добрымъ, хотите вы сказать, мистрисъ Вортль.

— Я хочу сказать то, что говорю, леди Маргарета. Онъ сдлалъ то, что нашелъ лучшимъ, принимая въ соображеніе вс обстоятельства. Онъ находитъ, что это люди достойные, и что съ ними поступлено очень жестоко. Онъ принялъ это въ соображеніе. Вы называете это добротой. Другіе можетъ быть назовутъ это христіанской любовью.

Хотя жена въ душ не одобряла поступка своего мужа, она ни за что не созналась бы другой женщин, что онъ поступилъ неблагоразумно.

— Я уврена, я надюсь, что это назовутъ такъ, сказала леди Маргарета.

Потомъ прощаясь, она замтила:

— Я полагаю, что нкоторыхъ мальчиковъ возьмутъ. Мистеръ Вортль вроятно ожидаетъ этого.

— Я не знаю чего онъ ожидаетъ, отвтила мистрисъ Вортль.— Однихъ постоянно берутъ, а на ихъ мста поступаютъ другіе. Я съ своей стороны желала бы, чтобы онъ совсмъ закрылъ школу.

— Можетъ быть онъ такъ и намренъ, сказала леди Маргарета:— а иначе онъ не поступилъ бы такъ добродушно.

Посл ея отъзда, мистрисъ Вортль была очень несчастна.. Гнвъ заставилъ ее выразить желаніе, чтобы школа была закрыта. Она знала хорошо, что ея мужъ не имлъ такого намренія. Она не разъ робко намекала на это, но ректоръ никогда не обращалъ вниманія на ея намеки. У него были свои намренія относительно Мери, которая неоспоримо была очень хорошенькая двушка. Мери могла сдлать хорошую партію, и 20,000 ф. с. вроятно будутъ этому способствовать.

Когда жена сказала ему о намекахъ леди Маргареты, онъ отвтилъ въ гнв, что сейчасъ выключитъ изъ школы маленькаго Момсона, если его мать скажетъ ему хоть слово.

— Разумется, прибавилъ онъ:— если изъ этого мальчишки выйдетъ негодяй, что весьма вроятно, то это оттого, что у мистрисъ Пикокъ было два мужа. Я часто спрашиваю себя, не гнусне ли религія свта, чмъ отсутствіе всякой религіи.

На эти страшныя слова бдная мистрисъ Вортль не посмла ничего отвтить.

Глава XII.
Стантилупская переписка.

Теперь мы на время перейдемъ изъ прихода бовикскаго въ бттеркопскій. Въ Бттеркопскомъ замк въ дом сквайра, въ гостиной сидли мистрисъ Момсонъ, жена сквайра, леди Маргарета Момсонъ, жена ректора, мистрисъ Ролландъ, жена епископа и мистрисъ Стантилупъ. Въ дом сквайра Момсона были гости, приглашенные для епископа, и трудно было бы во всей епархіи найти четырехъ дамъ боле непріязненныхъ къ нашему ректору, потому что хотя сквайръ Момсонъ не очень любилъ мистрисъ Стантилупъ и употреблялъ очень сильныя выраженія противъ нея, когда желалъ отдать своего сына въ школу ректора, мистрисъ Момсонъ держала сторону мистрисъ Стантилупъ съ самаго начала ссоры.

— Надюсь, сказала мистрисъ Стантилупъ: — что теперь всему этому придетъ конецъ.

— Вы говорите о школ? спросила леди Маргарета.

— Конечно. Я всегда сожалла, что Огстса отдали туда посл возмутительнаго поступка съ Бобомъ.

Бобъ былъ тотъ мальчикъ, который пилъ шампанское и здилъ въ карет.

— Но я всегда слышала, что эта школа очень популярна, сказала мистрисъ Ролландъ.

— Я думаю, вы услышите, возразила мистрисъ Стантилупъ:— что теперь она лишилась своей популярности. Держать эту гнусную женщину въ одномъ дом съ учениками! Ни одинъ директоръ школы, не раздутый гордостью, не принялъ бы къ себ такихъ людей, какъ эти Пикоки, не наведя надлежащихъ справокъ. Потомъ позволить ему читать проповдь въ церкви! Я полагаю, что мистеръ Момсонъ позволитъ вамъ, тотчасъ взять Огстса? обратилась она къ мистрисъ Момсонъ.

— Мистеръ Момсонъ ставитъ высоко ученость ректора Вортля, извинилась мать.— А мы такъ желаемъ, чтобъ Гсъ хорошо приготовился для Итона.

— Что значитъ латинскій и греческій языкъ въ сравненіи съ его душой? спросила леди Маргарета.

— Конечно, сказала мистрисъ Ролландъ.

Она была принуждена, какъ жена епископа, подтвердить высказанное предположеніе. Это была тихая, молчаливая, маленькая женщина, на которой епископъ женился въ первое время своей карьеры, и которая, хотя была въ восторг, что попала въ общество знатныхъ людей въ епархіи, никогда не возвысилась до ихъ сферы. Хотя она имла понятіе о томъ, что значитъ быть женою епископа, но еще не могла примнить этого понятія къ длу.

— Я знаю, что маленькаго Толбота берутъ, сказала мистрисъ Стантилупъ.— Когда это все случилось, я тотчасъ написала къ мистрисъ Толботъ, и слышала отъ ея кузины леди Грограмъ, что мальчика не отдадутъ посл вакацій.

Это была положительная ложь. Она должна бы сказать, что употребитъ вс силы для того, чтобы мальчика не отдавали.

— Я уврена, сказала леди Маргарета: — что леди Анна не оставитъ своихъ сыновей, когда узнаетъ какого сорта люди живутъ у ректора.

Эта леди Анна — была леди Анна Клифордъ, вдова и мать двухъ мальчиковъ, воспитывавшихся у ректора Вортля.

— Надюсь, что вы твердо отстоите Гса, сказала мистрисъ Стантилупъ мистрисъ Момсонъ.— Если мы не будемъ прекращать такихъ вещей, какая же польза въ нравственности? Стало быть, мы можемъ жить, какъ язычники и совсмъ обходиться безъ внчанія, какъ это длается во многихъ городахъ въ Соединенныхъ Штатахъ.

— Желала бы я знать, что епископъ думаетъ объ этомъ? спросила мистрисъ Момсонъ жену епископа.

— Я знаю, что это очень его огорчаетъ, сказала мистрисъ Ролландъ:— разумется, онъ не можетъ вмшиваться въ дла школы, а о томъ, чтобы дать этому господину мсто кьюрета, разумется, не можетъ быть и рчи.

Въ эту минуту Момсонъ-пасторъ и епископъ вошли въ комнату, и имъ предложили, какъ обыкновенно бываетъ въ подобномъ случа, холоднаго чаю и остатки хлба съ масломъ. Сквайра тутъ не было, если бы и онъ пришелъ, мистрисъ Стантилупъ вроятно пріудержала бы свой языкъ, но такъ какъ его не было, случай былъ довольно удобенъ, для того чтобы напасть на епископа.

— Мы говорили, милордъ, о бовикской школ.

Епископъ былъ человкъ такого рода, который могъ говорить очень откровенно съ одною дамою, но былъ очень остороженъ въ присутствіи многихъ. Каждой изъ присутствовавшихъ отдльно, онъ, можетъ быть, сказалъ бы, что думалъ, только бы этого другіе не слыхали. Это было бы выраженіемъ частнаго мннія, но высказаться при четверыхъ равнялось бы публичному заявленію.

— О бовикской школ? сказалъ онъ: — я надюсь, что съ бовикской школой ничего дурного не случилось.

— Вы должно быть ‘слышали о мистер Пикок? сказала леди Маргарета.

— Да, конечно, я слышалъ о мистер Пикок. Онъ кажется оставилъ школу ректора Вортля.

— Но она осталась! сказала мистрисъ Стантилупъ съ трагической энергіей.

— Слышалъ,— она осталась въ дом, но не въ заведеніи.

— Разв это составляетъ такую большую разницу? спросила леди Маргарета.

— Это составляетъ очень большую разницу, отвтилъ мужъ леди Маргареты, пасторъ, желавшій помочь епископу въ его затрудненіи.

— Я совсмъ этого не вижу, сказала мистрисъ Стантилупъ.— Намреніе этого человка остается одинаково, позволено ли, или нтъ этой женщин смотрть за бльемъ мальчиковъ. Я презираю его за это притворство. Ея работа въ школ не сдлаетъ вреда никому. Длаетъ вредъ ея присутствіе — присутствіе женщины, которая выдавала себя за замужнюю, когда знала очень хорошо, что у нея мужа нтъ.

— Когда она знала хорошо, что у нея два мужа, сказала леди Маргарета.

— И представьте себ, леди Маргарета, леди Бреси положительно приглашала ее въ Карстерсъ! Эта женщина была ослплена ректоромъ Вортлемъ. Что длала бы она, если бы они похали и вдругъ тотъ человкъ явился бы туда къ своей невстк. Лордъ и леди Бреси приглашаютъ кого ни попало въ Карстерсъ — кого ни попало!

Какъ ни былъ упрямъ сквайръ Момсонъ, а и онъ, наслушавшись впродолженіи двухъ дней краснорчія мистрисъ Стантилупъ, сознался, что ректоръ Вортль много взялъ на себя.

— Онъ это длаетъ, сказала мистрисъ Стантилупъ:— чтобы показать, что онъ можетъ заставить родителей согласиться на все. Представьте себ, у него въ школ живетъ экономка съ учителемъ, выдающіе себя за мужа и жену, когда они знали очень хорошо, что они не мужъ и не жена!

Сквайръ Момсонъ, ни капельки не заботившійся о нравственности человка, обязанность котораго состояла въ томъ, чтобы учить его сына латинскому языку, и грамматик, и о нравственности женщины, которая смотрла за бльемъ его сына, что-то проворчалъ.

— И вы должны платить, продолжала мистрисъ Стантилупъ съ жаромъ:— вы должны платить двсти пятьдесятъ фунтовъ въ годъ за такое поведеніе!

— Двсти, поправилъ сквайръ, который такъ же мало дорожилъ деньгами какъ и нравственностью.

— Двсти пятьдесятъ, если включить экстренныя издержки.

— Никакихъ экстренныхъ издержекъ нтъ. Но слава Богу мой мальчикъ крпокъ и здоровъ, сказалъ сквайръ, воспользовавшись случаемъ уколоть мистрисъ Стантилупъ.

Но пока все это происходило, онъ не противорчилъ, чтобы Гса взять изъ школы, къ чему его побудило отчасти письмо ректора, въ которомъ онъ писалъ, что мальчикъ нисколько не успваетъ въ школ.

Чрезъ недлю посл своего возвращенія изъ Бттеркопскаго замка, мистрисъ Стантилупъ написала къ своей короткой пріятельниц леди Грограмъ, двоюродной сестр той мистрисъ Толботъ, у которой былъ сынъ въ школ. Леди Грограмъ была старуха твердаго характера, но небогатая, имвшая большое вліяніе на всхъ своихъ родныхъ. Мистрисъ Стантилупъ боялась, что сама она не можетъ имть вліянія ни на мистера, ни мистрисъ Толботъ, но надялась, что достигнетъ своей цли посредствомъ леди Грограмъ. Надо вспомнить, что она увряла въ Бттеркопскомъ замк, что маленькій Толботъ не вернется въ Бовикъ. Но это было сказано только для красоты слога, какъ уже было объяснено.

‘Любезная леди Грограмъ, писала мистрисъ Стантилупъ: ‘посл того какъ я получила ваше послднее письмо, я гостила у Момсоновъ въ Бттеркоп. Было ужасно скучно. Мн кажется, что я никогда не встрчала такихъ глупыхъ людей какъ онъ и она. Ни у кого изъ этихъ Момсоновъ нтъ въ голов ни одной идеи. Они такъ же тяжелы и непріятны какъ ихъ имя. Леди Маргарета тоже была. Она была бы пріятне, если бы нашъ превосходный епископъ также не былъ тамъ, и леди Маргарета вздумала выказать вс свои прелести предъ епископомъ и его женой. Никогда въ жизни не видала я такой шлюхи какъ мистрисъ Голландъ. Онъ очень хорошъ, и по-крайней-мр смотритъ джентльменомъ. Я думаю это и доставило ему епархію. Говорятъ будто королева увидла его разъ и была поражена его обращеніемъ.

‘Но я сдлала одно хорошее дло въ Бттеркоп. Я заставила мистера Момсона общать, что его мальчикъ не вернется въ Бовикъ. Ректоръ Вортль сдлался совершенно нестерпимъ. Мн кажется онъ ршился показать, что какъ бы онъ ни поступалъ, а вс должны это терпть. Это не только самая дорогая школа во всей Англіи, но и самая дурная. Вы, конечно, знаете все объ этой женщин. Она осталась въ Бовик, положительно живетъ въ школ, называетъ себя мистрисъ Пикокъ, между тмъ какъ человкъ, съ которымъ она жила, похалъ съ ея деверемъ отыскивать ея мужа! Слыхали вы когда о такомъ сумбур?

‘И ректоръ Вортль ожидаетъ, что отцы и матери все будутъ отдавать дтей въ такую школу? Я очень ошибаюсь, если она не сдлается пуста до Рождества. Лордъ Карстерсъ уже ухалъ’.

Это было очень недобросовстно, такъ какъ мистрисъ Стантилупъ въ Бттеркоп очень сурово отзывалась о всхъ Карстерсахъ за ихъ открытую и гнусную дружбу къ ректору Вортлю.

‘Мистеръ Момсонъ, хотя совершенно не способный понять смыслъ чего бы то ни было, ршился взять своего сына. Жена его по-крайней-мр можетъ поблагодарить меня за это. Я слышала, что оба сына леди Анны Клифордъ будутъ взяты’.

Она ни отъ кого не слыхала, а сама говорила объ этомъ въ Бттеркоп.

‘Надюсь, что милому мальчику мистеру Толботу не дозволятъ воротиться въ такое порочное мсто! Представьте себ, мужчина и женщина живутъ такимъ образомъ вмст, и ректоръ оставилъ эту женщину, посл того какъ узналъ все! Право это такъ ужасно, что не знаешь даже какъ объ этомъ, говорить. Когда епископъ былъ въ Бттеркоп, я почти принуждена была молчать.

‘Я знаю очень хорошо, что мистрисъ Толботъ всегда готова принять вашъ совтъ. А что касается мистера Толбота, то мужчины не часто думаютъ о такихъ вещахъ. Но ему будетъ непріятно оставить своего сына въ школ одного. Я слышала наврно, что изъ школы возьмутъ всхъ. Возможно ли, что бы какая-нибудь мать позволила своему сыну остаться тамъ?

‘Подумайте объ этомъ и употребите вс силы. Мн не нужно говорить вамъ, что намъ ничего не должно быть дороже какъ высокая нравственность.— Искренно преданная вамъ

‘Джуліана Стантилупъ’.

Относительно судьбы этого письма, мы только скажемъ, что когда это письмо попало къ Толботу въ руки, о чемъ постаралась его жена, онъ отозвался о мистрисъ Стантилупъ въ такихъ выраженіяхъ, которыя крайне оскорбили его жену, хотя она привыкла слышать сильныя выраженія отъ него. Толботъ и ректоръ были вмст въ школ, потомъ въ Оксфорд и были друзья.

Теперь я приведу письмо ректора къ Момсону въ отвтъ на то, въ которомъ Момсонъ сообщалъ о своемъ намреніи взять изъ школы Гса.

‘Любезный мистеръ Момсонъ, посл того что вы написали, я разумется не стану ожидать вашего сына посл вакацій. Передайте его мамаш съ моимъ поклономъ, что онъ долженъ взять съ собой домой вс свои вещи. Я всегда беру за треть впередъ, когда ученика возьмутъ вдругъ, не предупредивъ заране, и безъ видимой причины. Но я этого не сдлаю теперь ни съ вами, ни съ другими родителями, которые захотятъ взять своего сына. Случилось одно обстоятельство, которое хотя не можетъ нисколько повредить моей школ, но все-таки не можетъ понравиться нкоторымъ родителямъ. Я не измню моего образа дйствій отъ того что считаю неразумнымъ и ложнымъ пониманіемъ съ ихъ стороны. Но они имютъ право имть свое мнніе и я не хочу штрафовать ихъ за убжденія ихъ совсти.— Преданный вамъ

‘Джефри Вортль’.

‘Если вы встртитесь съ какимъ-нибудь знакомымъ, у кого здсь сынъ, вы можете показать ему мое письмо’.

Поступокъ Момсоновъ, конечно, ректора оскорбилъ, онъ зналъ, что мистрисъ Стантилупъ была въ Бттеркоп и что епископъ также былъ тамъ, и могъ вывести заключеніе изъ этого, но ему было обидно думать, что такая твердая, хотя ‘глупая’ женщина какъ мистрисъ Момсонъ могла послушаться убжденій такой женщины какъ мистрисъ Стантилупъ. Онъ получилъ еще другія письма по этому же поводу. Вотъ одно отъ леди Анны Клифордъ:

‘Любезный мистеръ Вортль,— вы знаете какъ я уврена въ томъ, что моимъ мальчикамъ хорошо у васъ, и какъ я обязана вамъ и вашей жен за всю вашу доброту, но мн говорятъ разныя разности объ одномъ изъ учителей вашей школы и его жен. Есть ли для меня поводъ къ опасенію? Вы видите какъ я полагаюсь на васъ, когда я длаю вамъ вопросъ.— Искренно вамъ преданная

‘Анна Клифордъ’.

Леди Анна Клифордъ была милая, кроткая, ласковая, но не очень умная женщина. Въ письм, написанномъ нсколько дней тому назадъ Мери Вортль, которая разъ гостила у нея, она упомянула, что была въ одномъ дом съ епископомъ и мистрисъ Ролландъ. Разумется, ректоръ зналъ, что вывести изъ этого.

Потомъ пришло письмо отъ Толбота:

‘Любезный Вортль,— вы опять заварили себ кашу. Я никогда не видалъ человка, который былъ бы такъ способенъ навлекать на себя непріятности! Матушка Шиптонъ {Женщина, слывшая подъ именемъ Матушки Шиптонъ, жила въ царствованіе Генриха VIII, и славилась своими предсказаніями. Она предсказала смерть Вольсея, лорда Перси и другихъ лицъ. Пр. Пер.} написала такое письмо нашей старух, объясняя, что душа нашего сына погибнетъ, если мы оставимъ его у васъ. Не вовлекайте меня ужъ въ очень большую бду, но можете быть уврены, что будь у меня столько же сыновей какъ у Пріама, я всхъ ихъ отдалъ бы вамъ.— Всегда вашъ

‘ Джонъ Толботъ’.

Ректоръ отвтилъ на это письмо гораздо подробне, чмъ Момсону, который не былъ его другомъ.

‘Любезный Толботъ,— можете быть уврены, что я не повторю никому, что вы говорили мн о Матушк Шиптонъ. Я зналъ очень хорошо, что она длаетъ и чего я могу ожидать отъ нея. Я удивляюсь, какъ такая женщина можетъ убждать кого-нибудь,— удивляюсь также, что какое бы то ни было человческое существо можетъ такъ продолжительно ненавидть, какъ ненавидитъ меня она. Она часто старалась сдлать мн вредъ, но все-таки ей не удалось. По-крайней-мр, она не унизитъ меня. Если бы даже моя школа должна быть закрыта завтра, чего я не нахожу вроятнымъ, у меня останется чмъ жить,— а этого ея несчастный супругъ, кажется, не можетъ сказать про себя.

‘Дло вотъ въ чемъ. Боле чмъ годъ тому назадъ, я взялъ помощника, по имени Пикока, пастора, кончившаго курсъ въ оксфордскомъ университет, бывшаго членомъ колледжа св. Троицы, — человка гораздо выше всего, что я имлъ право ожидать для моей школы. Онъ занималъ мсто профессора классическихъ языковъ въ одномъ университет въ Соединенныхъ Штатахъ, — это было, конечно, опрометчиво, — и тамъ, женился на вдов, что было еще опрометчиве. Жена его пріхала сюда вмст съ нимъ и заняла мсто смотрительницы въ школ, съ отдльнымъ жалованьемъ и отлично подходила къ этому мсту. Потомъ оказалось, какъ, безъ сомннія, вы слышали, что ея первый мужъ былъ живъ, когда они внчались. Имъ, вроятно, надо было бы разстаться, но они не разстались. Вмсто того они пріхали сюда, и къ нимъ сюда пріхалъ братъ мужа, который, какъ я полагаю, теперь умеръ, хотя этого мы наврно не знаемъ.

‘Что онъ долженъ былъ сказать мн о своемъ положеніи, этого ни одинъ человкъ не иметъ права ожидать отъ другого. Судьба была очень жестока къ нему, и для любимой женщины онъ былъ обязанъ извлекать все лучшее изъ своего положенія. Я не могу сердиться на него, хотя не могу защищать его по строгимъ законамъ справедливости. Я посовтовалъ ему хать въ Америку и узнать, дйствительно ли умеръ этотъ человкъ. Если такъ, пусть онъ вернется и обвнчается опять съ этой женщиной на глазахъ свта. Я самъ готовъ внчать ихъ и потомъ пригласить его и ее въ мой домъ.

‘А пока куда же было ей дваться? ‘Пусть она найметъ квартиру’, сказалъ епископъ. Перехать въ квартиру въ Бротонъ? Вы знаете каково ей было бы между распвающими псалмы лавочницами, которыя каждый день твердили бы ей объ ея несчастіи! Я не хотлъ подвергать ее непріятности отыскивать себ домъ. Я сказалъ ему, когда убждалъ его ухать, что пока его нтъ, она останется въ тхъ комнатахъ, которыя они занимали. Разумется, я устроилъ такъ, что другая исполняетъ ту работу, которою она занималась въ школ. Я упоминаю это для объясненія, что она не иметъ ничего общаго съ школой. Конечно, мальчики живутъ въ одномъ дом съ нею. Неужели отъ этого пострадаетъ нравственность вашего сына? Повидимому, нравственность Огстса Момсона пострадаетъ. Вы вдь знаете отца? Желалъ бы я знать можетъ ли отъ чего-нибудь пострадать его нравственность?

‘Теперь я разсказалъ вамъ все. Это не оттого, чтобы я сомнвался въ васъ, но такъ какъ вамъ уже разсказали такъ много, я думалъ, что вамъ лучше узнать всю исторію отъ самого меня. Какое вліяніе это можетъ имть на школу, я не знаю. Пока отъ меня берутъ только одного Момсона. Но, вроятно, возьмутъ и нкоторыхъ другихъ. Четыре новыхъ ученика должны были поступить, но я уже слышалъ отъ отца одного, что онъ уже передумалъ. Мн кажется, онъ знакомъ съ Матушкой Шиптонъ. Если отъ меня отберутъ всхъ учениковъ, я тотчасъ дамъ вамъ знать, такъ какъ, можетъ быть, вы не захотите оставить тогда вашего сына.

‘Это вамъ надо знать, что жена останется здсь до возвращенія мужа. Я не откажусь отъ моего намренія, что бы ни говорила и ни длала Матушка Шиптонъ.— Всегда вашъ

‘Джефри Вортль’.

Глава XIII.
Сапогъ мистера Пуддикомба.

Нельзя было ожидать, чтобы объ этомъ не заговорили провинціальныя и даже столичныя газеты. Въ этой исторіи было слишкомъ много романическаго, слишкомъ интереснаго, для того, чтобы можно было имть подобную надежду. Прежняя жизнь этого человка и этой женщины, исчезновеніе мужа и его появленіе посл предполагаемой смерти, отъздъ четы изъ Сен-Луи, пріздъ Лефруа въ Бовикъ, составляли въ совокупности самый привлекательный предметъ. Но этого нельзя было разсказывать, не упоминая о школ ректора Вортля, о положеніи его какъ приходскаго пастора, а также и о томъ, что его враги считали самымъ ужаснымъ, что мистеру Пикоку одно время дозволялось читать проповдь въ приходской церкви. Бротонская Газета, листокъ вполн преданный интересамъ епархіи, очень краснорчиво распространялся объ этомъ.

‘Мы не желаемъ, говорила Бротонская Газета, длать какія-либо замчанія о школ ректора Вортля. Мы это оставляемъ между нимъ и родителями мальчиковъ, воспитывающихся тамъ. Намъ очень хорошо извстно, что самъ ректоръ Вортль человкъ ученый, и что его школа имла заслуженный успхъ. Конечно, желательно, чтобы въ подобномъ заведеніи не служили т, жизнь которыхъ открыто безнравственна, но какъ мы уже сказали прежде, мы не имемъ намренія настаивать на этомъ. Если родители считаютъ себя обиженными, они могутъ взять назадъ своихъ сыновей. Но когда мы соображаемъ какая великая власть отдана въ руки приходскаго пастора, что онъ иметъ право располагать своею кафедрой, что можетъ поставить туда, кого захочетъ, проповдывать слово Божіе своимъ прихожанамъ, даже въ нкоторой степени вопреки желанію своего епископа, мы считаемъ своей обязанностью обратить вниманіе на обстоятельство такого рода’.

Тутъ вся исторія разсказывалась очень подробно, для того, чтобы ‘мы’ Бротонской Газеты имли удобный случай сдлать передовую статью не только длинне, но и интересне обыкновеннаго.

‘Мы должны сказать’, продолжала газета, кончивъ разсказъ: ‘что этому человку не слдовало позволять говорить проповдь съ бовикской кафедры. Конечно, онъ священнослужитель англиканской церкви, и ректоръ Вортль имлъ право просить его помощи, но приходскій пасторъ отвчаетъ за тхъ, кому онъ поручаетъ исполнять обязанности въ своей церкви, и эта отвтственность теперь лежитъ на ректор Вортл’.

Въ этомъ многое очень разсердило ректора,— такъ разсердило, что онъ не могъ воздержаться. Разсказывалось такъ, какъ будто онъ поручилъ Пикоку исполнять обязанность въ своей церкви посл того, какъ зналъ его исторію.

— Почему я могу знать, сказалъ онъ своей жен: — можетъ быть у всякаго кьюрета, поступающаго ко мн, есть три живыя жены. Это было бы невроятно, сказалъ мистрисъ Вортль.

— И все это невроятно, точно также невроятно. Не чувствуемъ ли мы вс состраданіе къ бдной женщин, которая имла непріятности такія невроятныя? Что же можетъ быть невроятне того, что ко мн поступилъ пасторъ, съ которымъ случились такія невроятныя вещи?

Въ отвтъ на это мистрисъ Вортль могла только качать головой, совсмъ не понимая смысла доводовъ своего мужа.

Но то, что говорили объ его школ, оскорбляло его боле чмъ говорили объ его церкви. Относительно своей церкви онъ былъ неприступенъ, даже епископъ не могъ затронуть его,— даже онъ не могъ ему досадить. Но этотъ ‘копеечный писака’, какъ ректоръ съ негодованіемъ назвалъ его, затронулъ самую чувствительную его струну. Объявивъ, что не иметъ намренія вмшиваться въ его школу, онъ дошелъ до того, что упомянулъ о безнравственной женщин, имвшей гамъ занятія, приглашалъ всхъ родителей взять своихъ сыновей.

— Онъ не понимаетъ, въ чемъ состоитъ нравственность и безнравственность, сказалъ ректоръ, опять защищая себя предъ своей женой.— Насколько мн извстно, было бы трудно найти человка боле высокой нравственности, чмъ мистеръ Пикокъ, или женщину, чмъ его жена.

— Мн кажется, имъ надо было разстаться, когда они это узнали, сказала мистрисъ Вортль.

— Нтъ, нтъ, закричалъ онъ:— я утверждаю, что они поступили хорошо. Онъ имлъ право не оставлять ее, а она была обязана повиноваться ему. Такой человкъ — онъ въ гнв скомкалъ газету въ рукахъ, какъ будто хотлъ скомкать и самого редактора — такой человкъ ничего не понимаетъ въ нравственности, чести, нжности. То, что онъ сдлалъ, я сдлалъ бы самъ, и я не отступлюсь отъ него, не смотря ни на епископа, ни на газеты, не смотря на злобу всхъ моихъ враговъ.

Онъ всталъ и началъ ходить по комнат въ такомъ бшенств, что жена не смла заговорить съ нимъ. Долженъ онъ или нтъ отвчать этой газет? Этотъ вопросъ приводилъ его въ большое недоумніе первые два дня. Онъ зналъ бы что посовтовать другому въ подобномъ случа. Онъ сказалъ бы:

— Никогда не обращайте вниманія на то, что напишутъ о васъ въ газетахъ.

Такой совтъ человкъ всегда даетъ своему другу. Но когда такое обстоятельство случится съ нимъ самимъ, ему кажется почти невозможно исполнить это.

— Къ чему? Кто интересуется тмъ, что говоритъ Бротонская Газета? Оставьте безъ вниманія и это забудется чрезъ три дня. Если вы сами расшевелите грязь, она прилипнетъ къ вамъ на нсколько мсяцевъ. Этого именно они и желаютъ. Сами они что же могутъ еще написать? это такъ и заглохнетъ, но если вы напишите возраженіе, какой-нибудь даровой сотрудникъ напишетъ что-нибудь гораздо пріятне для читателя, чмъ то, что обыкновенно пишется тамъ. Очень непріятно терзаться какъ крыс отъ собаки, но зачмъ вамъ самимъ лзть въ конуру?

Это ректоръ говорилъ не разъ своимъ клерикальнымъ пріятелямъ, которые пылали негодованіемъ на то, что было написано о нихъ. Но теперь онъ пылалъ негодованіемъ самъ, и никакъ не могъ удержаться, чтобы не взять въ руки пера.

Въ этихъ затруднительныхъ обстоятельствахъ онъ отправился въ мистеру Пуддикомбу, не за совтомъ, какъ онъ говорилъ себ, но чтобы послушать, что мистеръ Пуддикомбъ скажетъ объ этомъ. Онъ не любилъ Пуддикомба, но врилъ ему — а этого онъ не могъ сказать объ епископ. Пуддикомбъ скажетъ ему прямо, что думаетъ. Весьма вроятно, что Пуддикомбъ будетъ непріятенъ, но искрененъ и дружелюбенъ. Поэтому онъ отправился къ Пуддикомбу.

— Мн кажется почти необходимо, сказалъ онъ:— отвчать на это въ видахъ истины.

— Вы не отвтственны за истину Бротонской Газеты, сказалъ Пуддикомбъ.

— Но я не долженъ допускать, чтобы распространяли ложные слухи о томъ, что длается въ моей церкви.

— Вы не можете опровергнуть ничего изъ того, что говоритъ газета.

— Тутъ подразумвается, сказалъ ректоръ: — что я позволилъ мистеру Пикоку говорить проповдь въ моей церкви, посл того, какъ узналъ, что бракъ его незаконный.

— Этого не сказано, сказалъ Пуддикомбъ, внимательно прочтя опять статью.— Она написана наскоро, какъ обыкновенно пишутся такія с.татьи, но тутъ не сказано того, о чемъ говорите вы. Если вы будете отвчать, то можете сдлать это только подробно объяснивъ вс обстоятельства. Стоитъ ли, защищаясь противъ Бротонской Газеты, разсказывать публично всю исторію жизни мистера Пикока?

— Вы оставили бы это безъ вниманія?

— Непремнно.

— И такимъ образомъ признали бы справедливость всего сказаннаго газетою.

— Я не вижу, чтобы газета говорила неправду, сказалъ Пуддикомбъ, не смотря на ректора, но очевидно ршившись сказать, что думаетъ, какъ бы это ни было непріятно.— Дло состоитъ въ томъ, что съ вами случилось несчастіе.

— Я совсмъ этого не признаю, сказалъ Вортль.

— Но вс ваши друзья будутъ это думать, какъ бы эта исторія ни была разсказана. Это несчастіе, что особа, которой вы дали мсто въ вашей школ, оказалась не женою вашего учителя. Когда я гуляю по полямъ и завязну сапогомъ въ грязи, я всегда стараюсь оставаться къ этому равнодушенъ въ глазахъ тхъ, которые встрчаются со мною, а не длаю напрасныхъ усилій освободиться отъ грязи. Когда грязь вытираютъ и счищаютъ, она боле бросается въ глаза, чмъ простая грязь.

— Я не признаю, чтобы на мн была какая-нибудь грязь, сказалъ ректоръ.

— И я тоже скажу о себ въ томъ случа, который описываю. Я не признаю, чтобы я былъ загрязненъ, но пусть т, которые меня видятъ, составляютъ сами свое мнніе. Если кто-нибудь спроситъ меня о моемъ сапог, я скажу ему, что это не значитъ ничего. Совтую вамъ сдлать тоже самое. Вы только сдлаете пятно отъ грязи очевидне, если напишите въ Бротонскую Газету.

— И вы нечего не сказали бы родителямъ учениковъ? спросилъ ректоръ.

— Тутъ можетъ быть я судить не могу, потому что я никогда не содержалъ школы, но не думаю, чтобы вамъ надо было это сдлать. Если какой-нибудь отецъ напишетъ вамъ, тогда скажите ему правду.

Если бы дло зашло не дале этого, ректоръ можетъ быть оставилъ бы домъ Пуддикомба съ благодарностью за доброту, оказанную ему, но онъ пошелъ дале и старался добиться отъ своего друга сознанія въ несправедливости епископа, Стантилуповъ, газета и вообще его враговъ въ епархіи. Но это ему не удалось.

— Я думаю, мистеръ Вортль, что вы не могли ожидать ничего другого.

— Я долженъ былъ ожидать, что люди будутъ лгать?

— Я не нахожу тутъ лжи. Я не слыхалъ и не видалъ никакой лжи. Я не нахожу, чтобы епископъ лгалъ.

— Я говорю не объ епископ, хотя я нахожу, что онъ выказалъ большое отсутствіе сочувствія къ пастору его епархіи.

— Онъ вроятно думалъ, что вы поступили нехорошо, какъ же вы могли ожидать его сочувствія къ вашему нехорошему поступку?

— Что же я сдлалъ нехорошаго?

— Вы поддерживали безнравственность и обманъ въ вашемъ собрат.

— Я это отрицаю, сказалъ ректоръ, запальчиво вставая съ своего мста.

— Стало быть я не понимаю въ чемъ дло, ректоръ Вортль. Вотъ все, что я могу сказать.

— По моему мннію, мистеръ Пуддикомбъ, я никогда въ жизни не встрчалъ человка лучше мистера Пикока.

— Я не могу длать сравненій. Можетъ быть лучшій человкъ, котораго я встрчалъ въ жизни, все-таки поступалъ нехорошо въ нкоторыхъ обстоятельствахъ. Такъ какъ я принужденъ высказать мое мнніе, то долженъ сказать, что этотъ человкъ и эта женщина сдлали большой проступокъ. Вы не только извинили этотъ поступокъ, но показали и словами, и дйствіями, что сочувствуете и проступку, и виновникамъ его. Вы не имете права ожидать, чтобы епископъ сочувствовалъ вамъ въ этомъ, и въ такой стран, какъ наша, голоса многихъ должны были громко возстать противъ васъ.

— И вашъ громче другихъ, съ гнвомъ сказалъ ректоръ.

— Это жестоко и несправедливо, возразилъ Пуддикомбъ.— То, что я сказалъ, я сказалъ только вамъ, а не другимъ, и сказалъ это въ отвтъ на ваши же вопросы.

Ректоръ извинился, но когда онъ ухалъ, сердце его было ожесточено противъ Пуддикомба.

Ему было почти стыдно, когда онъ возвращался въ Бовикъ,— во-первыхъ, потому что онъ ршился просить совта, а потомъ, потому что спросивъ его, получилъ выговоръ. Да еще посл такого совта и такого выговора онъ былъ принужденъ извиниться! Сверхъ того, ему дали понять, что ему лучше не печатать ничего. Хотя Бротонская Газета будетъ постоянно длать на него нападки, онъ долженъ молчать. Сравненіе съ грязнымъ сапогомъ Пуддикомба убдило его. Онъ могъ видть жалкій видъ сапога, выскобленнаго отъ грязи, и оцнить, на сколько лучше не тронутая грязь. Въ Пуддикомб было боле достоинствъ, чмъ онъ прежде сознавалъ. Въ немъ были настойчивость, мужество, добросовстность, но мягкости сердца не было. Если бы была хоть капля нжности, онъ не могъ бы не выразить сожалнія, что мистрисъ Пикокъ подвергнулась такимъ незаслуженнымъ горестямъ.

Его же сердце таяло отъ состраданія, когда онъ думалъ, возвращаясь домой, о жестокости, которой она подвергнулась. Она одиноко ждетъ, ждетъ, ждетъ, пока пройдутъ печальные дни. А если не будетъ пріятныхъ извстій,— если Пикокъ вернется и скажетъ, что ея мужъ живъ и здоровъ, что должна длать она? Какъ обойдется съ нею тогда свтъ?

‘Будь это я, сказалъ себ ректоръ:— я перевезъ бы ее въ какой-нибудь другой домъ и считалъ бы ее своей женой, не смотря на всхъ Пуддикомбовъ и епископовъ на свт’.

Хотя ректоръ былъ и самонадянъ и немножко запальчивъ, онъ имлъ вполн мягкое сердце. Надо надяться, что читатель уже это узналъ,— это былъ человкъ съ добрымъ, нжнымъ, любящимъ характеромъ. Можетъ быть несправедливо было бы поднять вопросъ, сдлалъ ли бы онъ столько, захотлъ ли бы онъ приносить жертвы для женщины безобразной. Если бы у мистера Стантилупа, напримръ, вдругъ оказалась первая жена, нашелъ ли бы ректоръ убжище для второй мистрисъ Стантилупъ? Мистрисъ Вортль, хорошо знавшая своего мужа, была уврена, что онъ не сдлалъ бы этого. Мистрисъ Пикокъ была прелестная женщина, а ректоръ очень любилъ красоту. Сказать, что мистрисъ Вортль ревновала, было бы несправедливо. Она любила, чтобы ея мужъ разговаривалъ съ хорошенькой женщиной, потому что тогда онъ наврно будетъ въ дух и выставитъ себя съ лучшей стороны. Она любила, чтобы мужъ ея блисталъ. Но она почти жалла, зачмъ мистрисъ Пикокъ не безобразна, потому что тогда школа не подверглась бы никакой опасности.

— Я иду къ ней, сказалъ ректоръ, какъ только пріхалъ домой:— спросить, не нужно ли ей чего-нибудь.

— Не думаю, чтобы ей было нужно что-нибудь, сказала мистрисъ Вортль.

— Будто бы? Она должна быть очень странная женщина, если можетъ оставаться цлый день одна и не желать видть человческое существо.

— Я была у нея вчера.

— Поэтому я пойду сегодня, сказалъ ректоръ, выходя изъ комнаты съ шляпой на голов.,

Когда онъ вошелъ въ гостиную, онъ засталъ мистрисъ Пикокъ съ газетою въ рукахъ. Онъ увидалъ съ перваго взгляда, что это Бротонская Газета и что мистрисъ Пикокъ читала ту самую статью, о которой онъ разсуждалъ съ мистеромъ Пуддикомбомъ.

— Мистеръ Вортль, сказала она: — если вы позволите, я уду отсюда.

— Я не позволю. Зачмъ вамъ узжать?

— Обо мн пишутъ въ газетахъ.

— Этого надо было ожидать.

— Но про васъ также писали.

— И этого надо было ожидать. Неужели вы думаете, что мн могутъ повредить?

Это было пустое хвастовство, но въ подобномъ разговор онъ обязанъ былъ почти хвастаться.

— Но я могу вамъ повредить.

— Вы! О, нтъ, нисколько.

— Могу. Пишутъ, что мальчиковъ возьмутъ изъ школы.

— Мальчиковъ берутъ и отдаютъ, это постоянно, шутя сказалъ ректоръ.

— Какъ вамъ угодно, а я вижу, что мн не слдуетъ быть здсь, сказала мистрисъ Пикокъ.

— Гд же вамъ быть? продолжалъ ректоръ шутить.

— Да, гд! Мн некуда дться, но все-таки мн надо туда, гд я могу мене повредить невиннымъ людямъ — тмъ людямъ, которыхъ бури не согнали съ обыкновеннаго жизненнаго пути. Для этого мста я не гожусь.

— Найдете ли вы какое-нибудь мсто, гд васъ примутъ съ удовольствіемъ?

— Не думаю.

— Такъ предоставьте все мн. Вы читали эту гнусную статью, для меня она никакого дйствія не можетъ имть. Послушайте, мистрисъ Пикокъ — тутъ онъ всталъ и держалъ ея руку, какъ будто уходилъ, но оставался нсколько минутъ, все говоря съ нею и все держа ея руку: — между вашимъ мужемъ и мною было ршено, когда онъ узжалъ, что вы останетесь здсь на моемъ попеченіи до его возвращенія. Я обязался дать вамъ пріютъ. Мн кажется, что вы обязаны повиноваться ему, а это вы можете сдлать только оставшись здсь.

— Конечно, я желаю повиноваться ему.

— Вы должны, особенно вслдствіе такихъ необыкновенныхъ обстоятельствъ. Не безпокойтесь насчетъ школы, но поступайте, какъ я вамъ говорю. Не можетъ быть сомннія въ томъ, что вы должны это сдлать. Прощайте. Завтра приду я или моя жена.

Только теперь онъ выпустилъ ея руку.

На слдующій день пришла мистрисъ Вортль, хотя эти посщенія были для нея нестерпимы. Но все-таки лучше, чтобы она приходила непремнно съ ректоромъ, нежели чтобы онъ ходилъ каждый день. Ректоръ уврялъ, что изъ состраданія кто-нибудь изъ нихъ долженъ каждый день навщать бдную женщину. Онъ желалъ, чтобы онъ и жена его чередовались, но если жена его пропуститъ одинъ день, тогда онъ долженъ итти вмсто нея. Что же скажетъ бовикскій свтъ, если ректоръ будетъ навщать женщину молодую и прелестную каждый день, если его жена совсмъ не будетъ у нея бывать? Поэтому они поочередно ходили къ ней, только ректоръ иногда приходилъ вмст съ женой. Ректоръ разъ предложилъ жен покатать бдную женщину въ ея экипаж. Но противъ этого возмутилась даже мистрисъ Вортль.

— Въ такихъ обстоятельствахъ, въ какихъ находится она, ей не слдуетъ разъзжать, сказала мистрисъ Вортль.

Ректоръ покорился этому, но находилъ, что бовикскій свтъ очень жестокъ.

Хотя мистрисъ Вортль не жаловалась, но находила, что съ нею поступаютъ очень жестоко. Было предположено хать въ Бретань этимъ лтомъ, но дла мистрисъ Пикокъ не позволяли ректору отлучиться.

— Ты можешь хать съ Мери, и Генри подетъ съ вами.

Генри былъ холостой братъ мистрисъ Вортль, который всегда былъ къ услугамъ ректора и своей сестры. Но, конечно, она не удетъ изъ Англіи и не оставитъ своего дома, если останется ея мужъ, пока мистрисъ Пикокъ живетъ въ школ. Она не ревновала, это было бы нелпо, но она знала очень хорошо, что скажетъ мистрисъ Стантилупъ.

Глава XIV.
‘Общія дла.’

Но возникли непріятности боле тхъ, которыя нанесла Бротонская Газета. Въ одной лондонской еженедльной газет подъ названіемъ Общія Дла, появилась статья, которая чуть не свела ректора съ ума. Это было въ послднюю суботу вакацій. Вакаціи начинались въ половин іюля и продолжались до конца августа. Въ эти недли въ Бовик не все шло хорошо. Родители четырехъ новыхъ ожидаемыхъ учениковъ передумали. Одинъ отецъ нашелъ, что средства его не позволяютъ, другой объявилъ, что мать нельзя уговорить разстаться съ ея любимцемъ такъ скоро, какъ онъ ожидалъ. Третій нашелъ, что предпочелъ домашняго учителя, а четвертый смло сказалъ, что не желаетъ отдавать своего сына, оттого, что о мистер и мистрисъ Пикокъ поднялся такой шумъ. Если бы послднее заявленіе явилось одно, ректоръ, вроятно, разсердился бы, но такъ какъ оно послдовало за другими, то онъ предпочелъ четвертое первымъ тремъ.

— Жалкіе трусы, сказалъ онъ себ, спрятавъ письма.

Но самый большой ударъ нанесла ему бдная леди Анна Клифордъ. Она написала ему жалостное письмо, въ которомъ умоляла его позволить ей взять назадъ сыновей.

‘Любезный мистеръ Вортль, писала она:— такъ какъ многіе говорятъ столько ужасовъ объ этомъ ужасномъ дл, то я не смю опять послать въ Бовикъ моихъ милыхъ мальчиковъ. Маркиза такъ много говорила объ этомъ, что я не смю итти противъ нея. Вы знаете мои чувства къ вамъ и мистрисъ Вортль. Но я не властна располагать собой. Мн вс говорятъ, что я прежде всего должна думать о благосостояніи моихъ милыхъ мальчиковъ, и, разумется, это правда. Я надюсь, что вы не очень на меня разсердитесь и напишите, что вы прощаете меня. Искренно вамъ преданная

‘Анна Клифордъ’

Въ отвтъ на это ректоръ написалъ:

‘Любезная леди Анна, разумется, ваша обязанность поступать такъ какъ вы находите лучшимъ для вашихъ сыновей, и, конечно, вамъ надо слдовать совтамъ вашихъ родственниковъ. Преданный вамъ

‘Джефри Вортль‘.

Онъ не могъ заставить себя написать боле дружескимъ тономъ, или сказать, что прощаетъ ей. Онъ ей не сочувствовалъ. Онъ сочувствовалъ въ настоящую минуту только мистрисъ Пикокъ. Но леди Анна Клифордъ была не красавица какъ мистрисъ Пикокъ.

Это былъ большой ударъ. Еще двухъ мальчиковъ взяли, что составляло всего пять, и все это по милости злого языка этой негодной старухи, Матушки Шиптонъ. Ожидали еще четверыхъ на мсто тхъ, которые, кончивъ курсъ въ школ ректора Вортля, поступали въ высшее учебное заведеніе. Вакансіи эти всегда заране были заняты домогавшимися родителями. А теперь эти вакансіи остались не заняты. Въ школ будетъ девять пустыхъ постелей посл вакацій, и ректоръ очень хорошо понималъ, что эти девять опроставшихся постелей, скоро заставятъ опростаться и другія. Успхъ возбуждаетъ успхъ, а упадокъ возбуждаетъ упадокъ. Онъ зналъ, что постепеннаго упадка онъ не можетъ вынести, онъ долженъ закрыть школу — отказаться отъ своихъ занятій — и совсмъ оставить дятельность. Онъ чувствовалъ, что если дойдетъ до этого, то долженъ повернуться къ стн и умереть. Неужели — неужели дойдетъ до того, что мистрисъ Стантилупъ побдитъ его въ борьб, возникшей между ними?

А между тмъ онъ не могъ бросить мистрисъ Пикокъ. Несмотря на обстоятельства, въ которыхъ находился, онъ не могъ бросить ее. Онъ общалъ не только ей, но и ея отсутствующему мужу, что до его возвращенія она будетъ жить въ зданіи школы. Отступить отъ своего слова значило бы выказать трусость, которая была совершенно чужда его характеру. Онъ не могъ ршиться отступить отъ борьбы, даже если бы могъ такимъ образомъ спасти себя отъ окончательнаго пораженія, которое казалось неизбжно. Онъ думалъ только о томъ, какъ бы сызнова напасть на врага, а не о томъ, чтобы бжать отъ тхъ нападеній, которыя длались на него. Какъ собака, которую другая собака схватила за ухо, вовсе не думаетъ о своей ран, а только о томъ, какъ бы схватить за губу своего врага, такъ думалъ и ректоръ о мистрисъ Стантилупъ. Когда двухъ маленькихъ Клифордовъ взяли, ректору доставляло удовольствіе замчать, что мистеръ Стантилупъ не всегда могъ уплачивать по счету своего мясника.

Потомъ въ конц вакацій какой-то добродушный пріятель прислалъ ректору номеръ газеты Общія Дла. Всякому человку слдовало бы бросать въ корзинку съ ненужными бумагами не только не прочтя, по и не распечатавъ, вс газеты, присылаемыя къ нему, на которыя не подписался онъ самъ. Присылающій или самъ написалъ что-нибудь такое, или желаетъ что-нибудь прочесть, или желаетъ уязвить васъ какой-нибудь злой критикой, написанной противъ васъ. Общія Дла была газета не получаемая въ Бовикскомъ пасторат, и ректоръ, хотя безъ сомннія былъ знакомъ съ ея заглавіемъ, никогда не заглядывалъ въ ея столбцы. Эта газета задалась цлью забавлять своихъ читателей, какъ это показывало ея названіе, частными длами ихъ ближнихъ. Она смло исполняла свое дло, извиняя себя тмъ, что Джонсъ любитъ слушать разсказы о Смит, а Смитъ о Джонс. Такъ какъ обимъ сторонамъ доставалось ровно, то кто же могъ быть противъ этого? Газета эта была въ сущности добродушна, и вроятно доставляла равное удовольствіе безчисленнымъ Джонсамъ и Смитамъ. Если вы не можете читать и понимать рчи Джонса въ Парламент, вы можете, по-крайней-мр, интересоваться тмъ, что онъ всегда сочинялъ свои рчи, сидя въ своей комнат съ перстнемъ на пальц и съ цвткомъ въ петлиц. Можетъ быть также пріятно знать, что поэтъ Вокеръ всегда съдалъ баранью котлетку и выпивалъ дв рюмки хереса въ половин второго. Общія Дла разсказывали такія вещи всмъ, кому подобныя извстія были пріятны. Но говоря объ общихъ длахъ такимъ образомъ, какъ бы ни былъ писатель добродушенъ, какъ бы не старался не задть никого, все-таки это опасно. Не всегда можно знать, заднешь кого или нтъ. Потомъ иногда является искушеніе не къ колкости, а къ шутливости, и писатель иногда позволяетъ себ быть нескромнымъ. Личности ведутъ къ сатир, даже когда сатирикъ поступаетъ очень невинно. Можетъ быть бдный поэтъ никогда въ жизни не выпивалъ ни одной рюмки хереса предъ обдомъ, и что дв рюмки, приписываемыя ему среди дня, покажутся обвиненіемъ въ пьянств. Но писавшій статью можетъ быть находитъ дв рюмки вина среди дня очень умреннымъ подкрпленіемъ. Одному человку можетъ показаться очень лестно, если намекнутъ, что онъ влюбляется въ каждую хорошенькую женщину, между тмъ какъ другой сочтетъ это гнусной клеветой.

Общія Дла сдлали подобную ошибку въ той шутливой стать, которая была написана для увеселенія ихъ читателей, по поводу мистера Вортдя и мистрисъ Пикокъ. Гротонская Газета ограничилась клерикальными и высоко-нравственными взглядами, и не упомянула о томъ, что мистрисъ Пикокъ была очень хороша собой. Дв другія мстныя газеты поступили не такъ скромно и въ двусмысленныхъ и робкихъ выраженіяхъ намекнули на личный восторгъ ректора къ этой дам. Слухи, возбужденные этими статьями, дошли до одного изъ самыхъ юмористическихъ сотрудниковъ газеты Общія Дла и онъ настрочилъ забавную статью, въ которой вовсе не намревался выказать злословіе, а только позабавить читателей. Онъ вроятно не понялъ трагическаго положенія этой женщины и святости положенія этого мужчины. Было что-то смшное въ томъ, что ректоръ отправилъ одного мужа въ Америку отыскивать другого мужа, а самъ утшалъ жену въ Англіи.

‘Надо сознаться, говорилъ писатель: — что ректору досталась лучшая доля. Между тмъ какъ т двое будутъ драться на кулачкахъ — чего нельзя не ожидать — ректоръ, по-крайней-мр, въ безопасности будетъ наслаждаться улыбками красавицы, подъ своими собственными смоковницами въ Бовик. Посл жаркаго утра съ въ школ, будетъ ‘amo’ въ вечерней прохлад {И греческое, и латинское слово значитъ ‘люблю’.}.

И это прислалъ ректору какой-то добродушный пріятель!

Шутливый писатель достигъ популярности вроятно побольше той, которой ожидалъ. Статья его дошла до мистрисъ Стантилупъ, до ректора Вортля, и даже была прочтена у епископа. На нее сослалась даже Бротонская Газета не съ одобреніемъ, но высокимъ строго нравственнымъ тономъ.

‘Посмотрите до чего довело всю епархію поведеніе ректора Вортля!’

Вотъ какъ отнеслась Бротонская Газета къ стать въ газет Общія Дла.

— Чего другого могъ онъ ожидать? сказала мистрисъ Стантилупъ мистрисъ Ролландъ, нарочно пріхавъ въ Бротонъ, для того чтобы поговорить объ этомъ въ епископскомъ дворц.

Тутъ она объяснила все мистрисъ Ролландъ, сама изучивъ эту статью такъ внимательно, что могла оцнить всю ядовитость заключавшуюся въ ней.

— Онъ проводитъ все утро въ школ, и самъ счетъ учениковъ, потому что отослалъ Пикока, а по вечерамъ забавляется любовью съ женою мистера Пикока, какъ онъ называетъ ее. Разумется это будутъ говорить — и скажутъ еще многое гораздо хуже.

Ректоръ Вортль, прочитавъ нсколько разъ эту статью, чуть не сошелъ съ ума, отъ того что онъ называлъ безсердечной злостью свта, но умственное состояніе его сдлалось еще хуже, когда онъ получилъ дружеское, но торжественное письмо отъ епископа, предостерегавшее его отъ опасности. Дружеское письмо отъ епископа самое непріятное посланіе, какое только можетъ получить приходскій пасторъ. Дружелюбіе какъ-то въ письмахъ не естественно. Епископъ пишетъ дружелюбно только въ такомъ случа, когда хочетъ сдлать строгій выговоръ. Когда онъ называетъ пастора, ‘своимъ возлюбленнымъ братомъ во Христ’, онъ непремнно покажетъ этому человку, что онъ недостоинъ этого названія. Таково было и письмо, теперь полученное въ Бовик, въ которомъ епископъ выразилъ свое мнніе, что ректору Вортлю не слдуетъ бывать у мистрисъ Пикокъ, пока она не будетъ жить вмст съ своимъ законнымъ мужемъ, кто бы ни былъ этотъ законный мужъ. Конечно сначала епископъ не упоминалъ о газет Общія Дла, но говорилъ, что ‘столичная печать’ подняла этотъ вопросъ, и что въ епархіи произойдетъ скандалъ, если будетъ подаваться поводъ.

‘Недостаточно быть невиннымъ’, писалъ епископъ, ‘но люди должны знать, что мы невинны’.

Началась рзкая и быстрая переписка между епископомъ и ректоромъ, продолжавшаяся дней пять. Ректоръ, ничего не упоминая о письм епископа, спрашивалъ только о какой столичной газет епископъ говорилъ, такъ какъ если какая-нибудь газета распространяла скандалезное обвиненіе о немъ, ректор, по поводу мистрисъ Пикокъ, то ректоръ обязанъ преслдовать эту газету за клевету. Въ отвтъ на это, епископъ, въ записк гораздо короче и совсмъ не такой дружелюбной какъ его первое письмо, сказалъ, что онъ не желаетъ называть никакой столичной газеты. Но ректоръ разумется не удовольствовался такимъ отвтомъ. Онъ написалъ теперь очень торжественно, если не дружелюбно.

‘Его сіятельство писалъ о ‘скандал’ въ епархіи. Эти слова заключали въ себ очень важное обвиненіе. Онъ не говоритъ, чтобы это обвиненіе сдлалъ самъ епископъ, но по-крайней-мр, одна изъ лондонскихъ газетъ сдлала это обвиненіе, иначе епископъ не упомянулъ бы о немъ. Слдовательно онъ, ректоръ Вортль, считаетъ себя вправ спросить епископа какъ называется эта газета и отъ котораго числа появилась статья’.

Въ отвтъ на это былъ присланъ не письменный отвтъ, а номеръ газеты Общія Дла, который ректоръ уже видлъ. Онъ конечно зналъ и прежде, что епископъ упоминаетъ о забавномъ параграф на счетъ » и ‘amo’, но въ томъ важномъ шаг, который онъ теперь ршился сдлать, надо было достать положительное доказательство отъ самого епископа. Епископъ адресовалъ гнусную газету не своей собственной рукой, но если бы его спросили, онъ не сталъ бы опровергать, что она послана изъ его дома и по его приказанію. Получивъ ее, ректоръ тотчасъ написалъ слдующее:

‘Сіятельнйшій и любезный лордъ, всякое слово отъ вашего сіятельства для меня очень важно, какъ это и слдуетъ относительно всхъ словъ, съ которыми епископъ обращается къ своему духовенству, и эти слова становятся особенно важны, когда въ нихъ заключается выговоръ заслуженный или нтъ. На непристойное и пошлое нападеніе, сдланное на меня въ газет, которую ваше сіятельство прислали ко мн, я не обратилъ бы никакого серіознаго вниманія, если бы ваше сіятельство не написали мн по этому поводу вашего письма отъ 12 числа. Вниманіе, обращенное вашимъ сіятельствомъ на это обвиненіе придало ему такую важность, что я считаю себя обязаннымъ защитить себя публично.

‘Если я подалъ поводъ къ скандалу въ епархіи, я откажусь и отъ моего прихода, и отъ моей школы. Но прежде я постараюсь доказать, что я не сдлалъ этого. Этого я могу достигнуть только огласивъ въ суд вс обстоятельства о моихъ отношеніяхъ къ мистеру и мистрисъ Пикокъ. Относительно меня это будетъ очень тягостно, хотя необходимо. Относительно же ихъ, я думаю, что чмъ боле истина сдлается извстной, тмъ обширне распространился сочувствіе къ ихъ положенію.

‘Такъ какъ газета, присланная во мн, безъ сомннія по приказанію вашего сіятельства, не сопровождалась никакимъ письмомъ, то можетъ быть окажется необходимымъ вызвать въ судъ ваше сіятельство для доказательства, что газета, о которой ваше сіятельство упоминали именно та, противъ которой я подамъ жалобу въ судъ. Разумется я долженъ показать, что клевета эта считалась на столько важною, что навлекла на меня выговоръ такого рода, который не позволяетъ мн оставаться въ епархіи, если не будетъ доказано, что онъ не заслуженъ’.

Большое смятеніе возбудило въ епископскомъ дворц это письмо. Какой упрямый, жестокосердый, не клерикальный человкъ! ршился сдлать изъ мухи слона! Епископъ чувствовалъ себя обязаннымъ предостеречь пастора, что по своему званію онъ не можетъ поступать такъ какъ другіе. Конечно, епископа сбили съ толку дамы — особенно леди Маргарета Момсонъ — он твердили ему объ ужасныхъ поступкахъ ректора. Тотъ, кто писалъ о латинскихъ и греческихъ словахъ тотчасъ увидалъ правду — такъ говорила леди Маргарета. Ректоръ извинялъ поступокъ Пикоковъ, потому что она красавица, и вознаграждалъ себя за свое милосердіе, наслаждаясь ея красотой. Нельзя сказать, чтобы въ этомъ не было нкоторой доли правды. Сама мистрисъ Вортль это думала. Это было ясно для всхъ кром самого ректора Вортля и мистрисъ Пикокъ. Мистрисъ Стантилупъ, пробравшаяся въ епископу, была вполн въ этомъ убждена. Вс знали, говорила она, что онъ ходилъ къ этой женщин одинъ каждый день. Этого никто не зналъ. Если бы вс говорили правду, то вс сказали бы, что онъ ходитъ къ ней чрезъ день. Но какъ это было представлено епископу дамами съ помощью двухъ трехъ соборныхъ сановниковъ, то конечно, его сіятельство вмшаться имлъ право.

Но то что угрожало теперь было ужасно. Ршимость ректора ясно показывала епископу, что онъ исполнитъ то, что говоритъ. Когда епископъ упомянулъ о скандал, разумется онъ не имлъ намренія сказать, что поведеніе ректора скандалезно, онъ этого не сказалъ. Онъ только хотлъ показать, что слдуетъ остановить такіе вредные слухи. ‘Недостаточно быть невиннымъ’, писалъ онъ: ‘но люди должны знать, что мы невинны’. Онъ сказалъ это, вря въ невинность ректора Вортля. Но когда газету будутъ преслдовать за клевету, то конечно, должны будутъ принять въ соображеніе какой всъ придалъ епископъ этой стать. Результатомъ было то, что епископъ пригласилъ ректора къ себ.

Ректоръ похалъ и за обдомъ и въ гостиной держалъ себя очень пріятно. Онъ могъ быть очень любезенъ и пріятенъ въ гостиной. Если бы вы видли какъ онъ разговаривалъ съ мистрисъ Ролландъ и дочерьми епископа, вы не подумали бы, что съ нимъ случилась непріятность. Разговоръ съ епископомъ продолжался до полночи.

— Невыгодно будетъ для епархіи, когда это дло дойдетъ до суда — и невыгодно для церкви вообще, чтобы пасторъ искалъ такого удовлетворенія противъ своего епископа, говорилъ епископъ.

Но ректоръ стоялъ на своемъ.

— Я не ищу удовлетворенія противъ моего епископа, сказалъ онъ:— я ищу удовлетворенія противъ газеты, которая оклеветала меня. Ваше хорошее или дурное мнніе должно составлять для меня все, милордъ. Я долженъ сослаться на васъ, для того чтобы показать какое вліяніе имла эта газета на ваше мнніе обо мн.

Глава XV.
‘Amo въ вечерней прохлад‘.

Ректоръ отправился въ Лондонъ и его повренные сказали ему, что поводъ къ процессу есть. ‘Amo въ вечерней прохлад’, конечно, значитъ любиться. Не могло быть никакого сомннія, что это намекъ на мистрисъ Пикокъ. Обвинять приходскаго пастора и школьнаго учителя въ любви къ женщин, находившейся въ такихъ обстоятельствахъ какъ мистрисъ Пикокъ, конечно, злословіе. Предположивъ, что это обвиненіе не можетъ быть доказано, онъ, конечно, выиграетъ процессъ.

— Доказано! почти вскрикнулъ ректоръ:— я никогда не говорилъ ни слова этой дам кром того къ чему меня побуждали состраданіе и доброта. Всякое мое слово могли слышать вс.

Однако въ присутствіи всхъ онъ не сталъ бы держать ея руку такъ долго и такъ нжно какъ въ тотъ разъ, о которомъ мы упоминали.

— Они, вроятно, извинятся, сказалъ повренный.

— А я обязанъ принять ихъ извиненіе?

— Нтъ, не обязаны, но вы должны доказать, если предъявите жалобу въ судъ, что вредъ, на который вы жалуетесь такъ великъ, что извиненія недостаточно.

— Вредъ уже сдланъ, съ жаромъ сказалъ ректоръ:— я получилъ выговоръ отъ епископа, онъ говоритъ, что я навлекъ скандалъ на епархію.

— Выговоры костей не ломаютъ, возразилъ повренный:— можете вы доказать, что это заставитъ не отдавать учениковъ въ вашу школу?

— Это вроятно принудитъ меня оставить приходъ. Я конечно не останусь, чтобы выслушивать порицанія епископа. Въ сущности мн никакихъ вознагражденій не надо. Я денегъ не приму. Я только желаю оправдаться предъ свтомъ.

Тогда было ршено, что повренный предупредитъ издателей газеты, что въ судъ будетъ подана жалоба.

Посл этого ректоръ вернулся домой, какъ разъ во время для открытія своей школы съ уменьшенными силами. Въ послднюю минуту еще взяли одного ученика, такъ что осталось не боле двадцати. Школа никогда не была такъ мало наполнена уже лтъ пятнадцать, никогда не бывало мене двадцати восьми учениковъ съ тхъ поръ, какъ мистрисъ Стантилупъ начала свою кампанію. Это ужасно огорчало ректора. Ему почти было стыдно войти въ свою школу. Когда онъ приказывалъ своей экономк послать къ поставщикамъ уменьшенные заказы, ему было стыдно. Когда онъ длалъ распоряженія относительно уменьшенія классовъ, ему было стыдно. Онъ былъ бы готовъ теперь закрыть школу и ограничить состояніе Мери десятью вмсто двадцати тысячъ, но онъ только не хотлъ сознаться, что побжденъ. И ученики то ходили такъ сказать поджавши хвостъ, точно будто и они стыдились своей школы. Если, какъ это казалось вроятно, еще учениковъ шесть возьмутъ на Рождество, тогда надо бросить школу. А какъ же можетъ онъ оставаться ректоромъ прихода, имя всегда предъ глазами это отвратительное пустое зданіе.

— Надюсь, что ты не станешь судиться, сказала ему же на.

— Я долженъ, душа моя. Я не имю никакого другого способа защитить мою честь.

— Судиться съ епископомъ!

— Нтъ, не съ епископомъ.

— Но епископъ будетъ вовлеченъ?

— Да, онъ непремнно будетъ вовлеченъ.

— И какъ врагъ Я хочу сказать, что это будетъ ему непріятно.

— Въ этомъ нтъ ни малйшаго сомннія, сказалъ ректоръ:— но онъ самъ навлекъ это на себя. Какъ онъ могъ ршиться послать ко мн эту гнусную газету, я понять не могу. Чтобы какой-нибудь джентльменъ могъ такъ поступить съ другимъ джентльменомъ, непонятно для меня, но что епископъ сдлалъ это съ пасторомъ своей епархіи, поколебало вс мои прежнія убжденія. Въ этомъ есть какая то пошлость, низкій образъ мыслей, наклонность подозрвать всякія гадости, чего я не могу понять. Какъ! неужели онъ дйствительно думалъ, что я ухаживаю за этой женщиной? неужели онъ сомнвался, что я обращаюсь съ нею и съ ея мужемъ съ добротой, какъ человкъ обязанъ обращаться съ другимъ огорченнымъ человкомъ? неужели врилъ онъ въ душ, что я отослалъ этого человка, для того чтобы достигнуть какой-то гнусной цли? Это невозможно. Когда я думаю о немъ и себ я не могу этому поврить. Эта — женщина, которой удалось наконецъ поднять всю эту злобу противъ меня, даже она не можетъ этому врить. Ея злость достаточно объясняетъ ея поведеніе, но епископъ не иметъ никакой злости противъ меня. Онъ былъ бы радъ жить со мною въ пріятныхъ отношеніяхъ, если бы могъ согласить это съ своею совстью. Я не обвиняю его въ злости. Но я обвиняю его въ такомъ недостатк умственныхъ способностей, который я считалъ невозможнымъ въ человк, занимающимъ такое мсто. Я никогда не считалъ его умнымъ, никогда не считалъ его великимъ, никогда не считалъ даже джентльменомъ въ полномъ смысл этого слова, но я думалъ, что онъ человкъ. А онъ недостоинъ даже этого названія.

— О, Джефри, онъ этому не вритъ.

— Чему же онъ вритъ? Когда онъ прочелъ эту статью, увидалъ ли онъ въ ней дйствительный упрекъ лицемру, или непристойное нападеніе на своего собрата, сосда, друга? Если бы онъ усмотрлъ послднее, онъ конечно не прислалъ бы мн такого письма. Онъ конечно не прислалъ бы мн газеты, если бы чувствовалъ, что это грязная клевета.

— Онъ хотлъ показать теб, что говорятъ люди такого сорта.

— Да, онъ желалъ мн показать это, и также желалъ мн показать это чрезъ моего епископа. О всякомъ, кто прислалъ бы мн эту гнусную клевету, я имлъ бы другое мнніе, но отъ него она привела меня въ отчаяніе.

— Въ отчаяніе! повторила мистрисъ Вортль.

— Да, въ отчаяніе относительно положенія церкви, когда я вижу на такомъ высокомъ мст человка способнаго къ такой низости. ‘Amo въ вечерней прохлад!’ И такія слова присланы ко мн епископомъ, чтобы показать, что столичная печать говоритъ о моемъ поведеніи! Разумется моя жалоба будетъ противъ него — противъ епископа. Я буду обязанъ выставить его поступокъ. Какъ же я могу иначе поступить? Есть вещи, которыя человкъ не можетъ перенести и остаться живъ. Если я это перенесу, я долженъ оставить школу, приходъ, даже Англію. На мн лежитъ пятно, которое я долженъ смыть, или не могу остаться здсь.

— Нтъ, нтъ, нтъ, сказала жена, обнимая его.

— ‘Amo въ вечерней прохлад!’ Когда, Господь мн судья, я употребилъ вс силы чтобы облегчить то, что мн казалось незаслуженной горестью двухъ бдныхъ страдальцевъ! Со стороны мистрисъ Стантилупъ это разумется не значило бы ничего. Я могъ понять, что ея злость способна на всякую низость. Но со стороны епископа!

— Отчего теб можетъ сдлаться отъ этого хуже? Кто это узнаетъ?

— Я знаю это, сказала, онъ, ударивъ себя въ грудъ.— Я это знаю. Рана здсь. Неужели ты думаешь, что когда грубая клевета принимается епископомъ за правду, то она не распространится въ другихъ домахъ? Когда епископъ счелъ необходимымъ прислать эту статью ко мн, что же сдлаютъ другіе, другіе вовсе не обязанные такъ какъ онъ поступать со мною справедливо! ‘Amo въ вечерней прохлад’.

Онъ схватилъ свою шляпу и выбжалъ въ садъ.

Тотъ кто написалъ этотъ параграфъ конечно не воображалъ какое дйствіе произведутъ его слова. Эта шуточка казалась ему удобной, для того чтобы наполнить параграфъ, и онъ высказалъ ее такъ сказать не подумавши. О ректор и мистрисъ Пикокъ онъ не имлъ ни малйшаго понятія. Кто то сказалъ гд то, что какой то ректоръ послалъ мнимаго мужа какой то дамы отыскивать другого мужа, а самъ остался съ нею. Шутка эта была не Богъ знаетъ какая, а все-таки шутка. Она распространилась, взбудоражила все соборное духовенство въ Бротон и чуть не свела съ ума нашего добрйшаго ректора! ‘Amo въ вечерней прохлад’! Эти слова охватили его какъ плащъ Несса {Во время путешествія Діамиры дочери короля Каледонскаго съ Геркулесомъ, который отнялъ ее у ея жениха Ахелауса, центавръ Нессъ предложилъ перенести Діамиру на своей спин чрезъ волны Эвена, но Геркулесъ убилъ Несса стрлой отравленной кровью лернейской зми. Нессъ, умирая, отдалъ свой плащъ Діамир, увривъ ее, что если Геркулесъ наднетъ этотъ плащъ, то крпко привяжется въ ней. Въ минуту ревности Діамира послала этотъ плащъ Геркулесу, который почувствовалъ страшныя боли, потому что плащъ былъ пропитанъ ядомъ, веллъ развести костеръ на гор Эми и сжегъ себя, Діамира съ отчаянія повсилась. Пр. Пер.}, терзая его душу. Чтобы епископъ епархіи, находясь въ здравомъ разсудк, прислалъ ему эти слова! Ему не приходило въ голову, что онъ поступалъ неблагоразумно, навщая одинъ мистрисъ Пикокъ.

Было уже поздно, и онъ бродилъ по лсу, окраины котораго доходили до церковныхъ полей. Онъ киплъ негодованіемъ, разговаривая съ своей женой, но наедин съ собою онъ старался преодолть свой гнвъ. Дло это было такъ важно для него, что ему слдовало обдумывать все не въ гнвномъ расположеніи духа. Онъ говорилъ, что откажется отъ своей школы, откажется отъ прихода, и одно время почти убдилъ себя, что долженъ это сдлать, если не можетъ заставить епископа гласно взять назадъ то порицаніе, которое онъ выразилъ противъ него.

А какова же будетъ его жизнь потомъ? Его приходъ и его школа не только были источниками довода для него, но и обязанности также были очень дороги и исполнялись съ добросовстной энергіей. Неужели все надо бросить и сдлать свою жизнь безцвтной, оттого что епископъ былъ къ нему несправедливъ? Онъ зналъ хорошо свой собственный характеръ и былъ увренъ, что если начнетъ борьбу, то постепенно станетъ разгорячаться, и что не остановится, пока не одержитъ положительнаго торжества или положительнаго уничиженія. Если онъ привлечетъ епископа въ судъ какъ свидтеля, или епископъ долженъ быть раздавленъ, или онъ. Епископа надо заставить сказать почему онъ послалъ эту гнусную статью пастору своего прихода, его надо спросить вритъ ли онъ этому самъ или не вритъ. Его надо заставить сказать, что онъ не имлъ ни малйшей причины врить этому обвиненію, и когда онъ въ этомъ сознается, его надо спросить зачмъ онъ прислалъ такое письмо въ Бовикскій пасторатъ. Если это обвиненіе ложное, если эта клевета столько же какъ пошлость, злословіе столько же какъ низость, могъ ли епископъ сообщить объ этомъ пастору своей епархіи? Такіе вопросы слдуетъ ему сдлать, и ректоръ, гуляя одинъ, придумывая эти вопросы, и облекая ихъ, въ самыя сильныя выраженія какія только могъ пріискать, почти убдилъ себя, что епископъ будетъ уничтоженъ, отвчая на нихъ. Епископъ сдлалъ большую ошибку, такъ ректоръ убдилъ себя. Епископа оплели дурные совтники и онъ попался въ сти. Когда его будутъ допрашивать, онъ долженъ будетъ признаться во всемъ этомъ и тогда онъ будетъ уничтоженъ.

Но желалъ ли онъ уничтожить епископа? Разв этотъ человкъ былъ такой заклятый врагъ? Описывая своей жен характеръ этого человка въ пылу негодованія, онъ не обвинялъ его въ злоб. Теперь, въ боле спокойномъ расположеніи духа онъ былъ увренъ, что этотъ человкъ не имлъ намренія сдлать ему вредъ. Если бы это зависло отъ епископа, то и его приходъ, и его школа, и его репутація были бы не тронуты. Онъ былъ въ этомъ убжденъ. Въ чувств, преобладавшемъ въ епископскомъ дворц, вовсе не было злобнаго расположенія мистрисъ Стантилупъ. Епископъ, которому еще до сихъ поръ не удавалось одержать надъ нимъ верхъ, кротко пожелалъ этого теперь. Онъ обрадовался случаю написать это дружелюбное письмо. Намекъ на ‘столичную печать’ вырвался у него невольно, а потомъ, когда къ нему пристали, онъ былъ принужденъ прислать газету. Онъ собственно сдлалъ ошибку глупую, сумасбродную ошибку, которую никогда бы не сдлалъ человкъ въ полномъ смысл благовоспитанный.

— Долженъ ли я воспользоваться этимъ? спрашивалъ себя ректоръ, бродя больше часа по лсу.

Онъ, конечно, не желалъ самъ быть уничтоженъ. Но долженъ ли онъ желать уничтожить епископа за его ошибку?

— Что касается газеты, говорилъ онъ себ, ускоряя шаги, по мр того, какъ мысли его обратились на эту сторону вопроса:— она не стоитъ моего вниманія. Какое мн дло до того, что такое изданіе, или даже читатели его, думаютъ обо мн. А что касается убытковъ, то скоре я умру съ голода, чмъ загрязню мои руки ихъ деньгами. Если бы даже имъ пришлось разорить меня, я не могъ бы принять вознагражденія въ этомъ вид.

Такимъ образомъ, обдумавъ хорошенько все, онъ вернулся домой, еще въ гнв, но значительно смягченный.

Субота былъ назначенный день, когда онъ долженъ былъ опять хать въ Лондонъ къ своему повренному. Онъ былъ принужденъ теперь выбирать дни, такъ какъ въ отсутствіе Пикока, долженъ былъ заниматься въ школ. Въ суботу занятія кончались рано, и въ этотъ день онъ могъ отлучиться съ тмъ, чтобы отложить утренній урокъ классическихъ языковъ. Когда онъ думалъ объ этомъ, все это пикоковское дло почти начало ему надодать. Однако, въ суботу утромъ, до отъзда онъ зашелъ къ мистрисъ Пикокъ — вмст съ женой — и обращался съ нею съ своей обычной дружелюбной добротой.

— Мистрисъ Вортль, сказалъ онъ:— детъ въ Лондонъ со мною, но мы вернемся сегодня вечеромъ и зайдемъ къ вамъ въ понедльникъ, если не завтра.

Мистрисъ Вортль хала съ нимъ, не для того чтобы присутствовать при его свиданіи съ его повреннымъ, чего она знала ей не дозволятъ, но подъ предлогомъ покупокъ. Въ самомъ же дл хала она въ Лондонъ, для того чтобы до послдней минуты стараться смягчить гнвъ своего мужа противъ епископа.

— Я видлъ одного изъ издателей и редактора, сказалъ повренный:— они готовы извиниться. Я, право, думаю, что имъ самимъ очень жаль. Слова эти были пропущены безъ надлежащей осмотрительности, не виднлось ничего въ виду, кром невинной шутки.

— Очень можетъ быть. Имъ это можетъ казаться невиннымъ. Если вы осыплете сажей трубочиста, эта шутка очень невинна, но она становится оскорбительной, когда сажей осыплютъ васъ.

— Они вполн сознаютъ, что вы имете право жаловаться. Разумется, вы можете жаловаться, если хотите. Но то обстоятельство, что они предлагаютъ извиниться, конечно, будетъ въ ихъ пользу. А все-таки вы, вроятно, получите приговоръ противъ нихъ.

— Мы можемъ пригласить епископа въ судъ?

— Я думаю. Вы сохранили его письмо, гд онъ говоритъ ‘о столичной печати’.

— О, да!

— Вамъ надо подумать, мистеръ Вортль, не возстановите ли вы противъ себя духовенство?

— Разумется. Людямъ, имющимъ власть, всегда сочувствуютъ у насъ. Никто этому не радуется боле меня. Но, тмъ не мене, необходимо, чтобы время отъ времени человкъ возставалъ для своей собственной защиты. Онъ не долженъ былъ присылать мн эту газету.

— Вотъ, сказалъ повренный:— вотъ какое объясненіе они намрены дать, они также заплатятъ по моему счету, который, впрочемъ, къ сожалнію, долженъ я сказать, будетъ не очень великъ.

Повренный подалъ ректору бумажку, на которой были написаны слдующія слова:

‘Наше вниманіе было привлечено на статью, появившуюся въ… номер нашей газеты, о поступк одного духовнаго лица въ бротонской епархіи. Мы узнали съ сожалніемъ, что шутка показалась обидной, когда на это никакого умысла не было. Посл того мы узнали все подробно и можемъ сказать, что поведеніе того духовнаго лица не заслуживаетъ ни порицанія, ни насмшекъ. Побуждаемый состраданіемъ, онъ выказалъ себя искреннимъ другомъ людей, постигнутыхъ большимъ несчастіемъ’.,

— Если вы желаете, они поставятъ ваше имя, сказалъ повренный: — или передлаютъ статью по вашему желанію, только бы это не было слишкомъ унизительно для нихъ.

— Я не желаю ничего перемнять, сказалъ ректоръ.

Онъ слъ и задумался.

— Ихъ уничиженіе не принесетъ мн пользы, сказалъ онъ:— они ничего не значатъ для меня. Тутъ все дло въ епископ.

Потомъ, какъ бы не думая, что длаетъ, онъ разорвалъ бумажку и бросилъ куски на полъ.

— Они ничего не значатъ для меня.

— Вы не хотите принять ихъ извиненія? спросилъ повренный.

— О! да, или лучше сказать, оно вовсе не нужно. Вы можете сказать, что я передумалъ и не требую извиненія. Относительно газеты, пусть лучше дло заглохнетъ само собой. Я оставилъ бы безъ вниманія газету, если бы епископъ не прислалъ ее ко мн. Я даже видлъ ее, прежде чмъ епископъ прислалъ, и почти не обратилъ на нее вниманія. Всякое животное поступаетъ по своему. Оса жалитъ, хорекъ издаетъ зловоніе, левъ растерзываетъ свою добычу. Такая газета, разумется, слдуетъ своему направленію. Можно было бы надяться, что и епископъ долженъ поступать такимъ образомъ.

— Могу я сказать имъ, что жалоба не будетъ подана?

— Конечно, конечно. Скажите имъ также, что они обяжутъ меня, не напечатавъ извиненія. А по вашему счету я предпочитаю заплатить самъ. Я на нихъ не сержусь. Не они обидли меня.

Возвращаясь домой, онъ былъ не совсмъ счастливъ, чувствуя, что епископъ отъ него ускользнетъ, но онъ сдлалъ счастливою свою жену, сообщивъ ей о своемъ ршеніи.

Глава XVI.
Это невозможно.

Отсутствіе мистера и мистрисъ Вортль было особенно не кстати въ этотъ день, такъ какъ издалека пріхалъ поститель, котораго они оба встртили бы съ большимъ удовольствіемъ, но о прізд котораго мистрисъ Вортль услыхала вовсе не съ такимъ восторгомъ, когда Мери сказала ей, что онъ провелъ два или три часа въ пасторат. Мистрисъ Вортль начала думать, могъ ли знать поститель объ отсутствіи ея и ректора. Въ томъ, что Мери не ожидала его посщенія, мистрисъ Вортль была убждена. Она даже и постителя не подозрвала, который былъ слишкомъ чистосердеченъ по характеру, для того чтобы придумать такой хитрый и гнусный планъ. Этотъ поститель, разумется, былъ лордъ Карстерсъ.

— Долго онъ былъ? съ безпокойствомъ спросила мистрисъ Вортль.

— Часа два или три, мама. Онъ пріхалъ вечеромъ изъ Бттеркопа, гд гостилъ, для игры въ крикетъ и я, разумется, дала ему позавтракать.

— Еще бы, сказалъ ректоръ:— но я не думалъ, чтобы Карстерсъ такъ любилъ Момсоновскій кружокъ.

Мистрисъ Вортль имла свои сомннія на счетъ поздки въ Бттеркопъ, который находился на половин дороги между Карстерсомъ и Бовикомъ.

— А потомъ мы играли въ лоон-теннисъ. Къ намъ пришли Толботъ и Монкъ.

Это Мери сказала тотчасъ, но подробности прибавила она, когда осталась одна съ матерью.

Молодой Карстерсъ, конечно, пріхалъ не украдкой, но все-таки у него былъ задуманъ планъ, и судьба неблагопріятствовала ему. Ему теперь было девятнадцать лтъ, а послдній годъ съ нимъ обращались почти какъ съ взрослымъ. Онъ не видлъ причины, почему ему не влюбиться, какъ влюблялись другіе. Ничего не могло быть миле, ничего не могло быть прелестне Мери Вортль. Онъ почти ршился объясниться до отъзда изъ Бовика, но или мужества у него не хватило, или не представилось удобнаго случая. Разъ, когда онъ съ него шелъ домой изъ церкви, онъ сказалъ одно слово, но оно не привело ни кчему. Она ускользнула отъ него, прежде чмъ поняла, что онъ хотлъ сказать. Онъ не могъ предполагать, чтобы она поняла его. Онъ боялся, что она смотритъ на него, какъ на мальчика. Но пробывъ въ отсутствіи изъ Бовика два мсяца, онъ ршилъ не дозволять смотрть на себя, какъ на мальчика. Поэтому, онъ воспользовался случаемъ похать въ Бттеркопъ, чего, конечно, не сдлалъ бы для Момсоновъ и для крикета.

Онъ позавтракалъ, потомъ весьма неохотно покорился лоон-тенису съ Толбототомъ и Монкомъ, обоихъ мальчиковъ онъ любилъ, но теперь ихъ ненавидлъ. Однако, онъ игралъ, и когда игра кончилась, усплъ отвязаться отъ нихъ, выпроводивъ обратно въ школу.

— Теперь я должна съ вами проститься, сказала Мери: — у меня такъ много дла въ дом.

— Я сейчасъ уду, сказалъ молодой лордъ.

— Папа очень будетъ жалть, что онъ не видалъ васъ.

Это она уже говорила и прежде.

— Я пріхалъ для того, чтобы видть васъ, сказалъ онъ.

Они стояли на лужайк и видъ Мери показывалъ, что она ожидаетъ, чтобы онъ ухалъ. Онъ зналъ куда пойти за своею лошадью, или приказать конюху привести ее, но вмсто того, онъ оставался и теперь прямо объявилъ о своемъ намреніи.

— Видть меня, лордъ Карстерсъ!

— Да, мисъ Вортль. И если бы здсь былъ ректоръ или ваша матушка, я сказалъ бы имъ…

— Что вы сказали бы? спросила она.

Она знала, а, между тмъ не могла удержаться отъ вопроса.

— Я пріхалъ сюда спросить, можете ли вы полюбить меня.

Это было самое ршительное объясненіе, и Мери тотчасъ почувствовала, что она поставлена въ большое затрудненіе. Она сама не знала, можетъ его полюбить, или нтъ. Почему ей не полюбить его? Но она знала, что не должна любить его, можетъ или нтъ. На это было много разныхъ причинъ, очень ясныхъ для нея, но которыя очень будетъ трудно растолковать ему. Онъ былъ почти мальчикъ и еще не кончилъ своего образованія. Его отецъ и мать, конечно, не желаютъ, чтобы онъ влюбился до тхъ поръ, пока выйдетъ изъ университета, и, конечно, не желаютъ, чтобы онъ влюбился въ дочь своего учителя. Ей казалось, что совсть обязываетъ ее и для своего отца и для отца этого мальчика не отвчать на его любовь. Она думала, что будетъ очень легко отвтить, что она его не любитъ, но вопросъ состоялъ не въ томъ, а можетъ ли она полюбить его? На это она совсмъ отвтить не могла.

— Лордъ Карстерсъ, сказала она строго:— вамъ не слдовало прізжать сюда въ отсутствіе моихъ родителей.

— Я не зналъ, что ихъ нтъ. Я ожидалъ найти ихъ здсь.

— Ихъ нтъ. И вамъ надо ухать.

— И вы только это можете мн сказать?

— Я думаю. Вы сами знаете, что вамъ не слдовало говорить со мною такимъ образомъ. Ваши родители разсердятся, если узнаютъ объ этомъ.

— Зачмъ имъ сердиться? Неужели вы думаете, что я имъ не скажу?

— Я уврена, что они этого не одобрятъ. Право, все это вздоръ и вамъ надо ухать.

Тутъ она сдлала попытку уйти въ домъ въ окно гостиной, отворявшееся на террасу. Но онъ остановилъ ее, смло ставъ предъ окномъ.

— Я думаю, что вамъ надо дать мн отвтъ, Мери, сказалъ онъ.

— Я дала, и ничего не могу сказать боле. Вы должны пропустить меня.

— Если въ Карстерс это одобрятъ, тогда вы полюбите меня?

— Тамъ этого не одобрятъ, и папа также не одобритъ. Это очень нехорошо. Вы еще не были въ Оксфорд и должны остаться тамъ три года. Я нахожу, что съ вашей стороны очень нехорошо пріхать сюда и говорить со мною такимъ образомъ. Разумется, это не значитъ ничего. Вы еще мальчикъ, но вамъ слдовало бы лучше знать, какъ поступать.

— Это значитъ очень многое. А мальчикомъ меня называть нельзя, потому что я старше васъ и очень хорошо понимаю, какъ поступать.

Тутъ она воспользовалась его движеніемъ и торопливо убжала въ домъ. Карстерсъ, примтивъ, что случай отъ него ускользнулъ, пошелъ за свою лошадью. Онъ, конечно, остался недоволенъ послдствіями своего объясненія, но все-таки думалъ, что теперь заставилъ ее понять себя.

Мери, очутившись въ безопасности въ своей комнат, не могла удержаться, чтобы не задать себ вопросъ, который ей задалъ ея обожатель. ‘Можетъ ли она полюбить его?’ Она не усматривала причины, почему ей не полюбить его. Она думала, что было бы очень пріятно полюбить его. Онъ былъ кроткаго характера, хорошъ собой, веселъ и добродушенъ, и потомъ его положеніе въ свт было очень высоко. Но она говорила себ, что не полюбитъ его. Конечно, она не такъ хорошо, какъ ея отецъ, понимала разницу въ положеніи людей въ свт, но все-таки чувствовала, что его званіе и его молодость не дозволяютъ ей любить его. Конечно, не было особенныхъ препятствій, чтобы сынъ пера женился на дочери пастора. Перъ и пасторъ оба джентльмены. Но молодой Карстерсъ былъ порученъ ея отцу. Лордъ Бреси отдалъ его сюда учиться греческому и латинскому языку, и имлъ право ожидать, что любовь его къ дочери учителя не будутъ поощрять. Она не считала себя недостойной любви какого бы то ни было лорда, но она была слишкомъ добра, для того чтобы навлечь непріятности на тхъ, кто положился на ея отца. Ея отецъ будетъ презирать ее, когда услышитъ, что она поощряла любовь мальчика, или какъ нкоторые скажутъ, завлекла его. Она не знала, не слдовало ли ей ршительне высказаться лорду Карстерсу, но утшала себя увреніемъ, что не подала ему никакой надежды. Разумется, она должна разсказать все своей матери, но, длая это, можетъ положительно объявить, что не подала молодому человку никакой надежды.

— Какъ это непріятно, что лордъ Карстерсъ пріхалъ, когда меня не было, сказала мистрисъ Вортль своей дочери, какъ только он остались вдвоемъ.

— Да, мама, непріятно.

— И такъ странно. Я все лто не вызжала изъ дома.

— Онъ думалъ застать васъ.

— Конечно. Не говорилъ ли онъ чего-нибудь особеннаго?

— Да, мама.

— Говорилъ? Что же онъ сказалъ, душа моя?

— Я очень удивилась, мама, но я никакъ не могла остановить его. Онъ спросилъ меня…

— Спросилъ тебя о чемъ, Мери?

— О, мама!

Она стала на колни и спрятала лицо въ колняхъ матери.— О, душа моя, это очень дурно, очень дурно.

— Это не будетъ дурно ни для васъ, мама, ни для папаши.

— А разв это дурно для тебя, дитя мое?

— Нтъ, мама, только, конечно, мн жаль, что это случилось.

— Что ты ему сказала?

— Разумется, я сказала ему, что это невозможно. Онъ еще мальчикъ, я такъ ему и сказала.

— Ты не дала ему общанія?

— Нтъ, мама, нтъ! Общанія! О, нтъ! Разумется, это невозможно. Я это знаю, я никогда не воображала ничего подобнаго. Онъ сказалъ все это на лужайк.

— Онъ прізжалъ нарочно для этого?

— Да, такъ онъ сказалъ! Но онъ поступитъ въ Оксфордъ и, разумется, забудетъ.

— Онъ такой милый мальчикъ, сказала мистрисъ Вортль, которая, не смотря на все свое безпокойство, не могла не полюбить еще больше молодого Карстерса за то, что онъ влюбился въ ея дочь.

— Да, мама. Онъ всегда мн нравился. Но объ этомъ не можетъ быть и рчи. Что сказали бы его родители?

— Было бы ужасно, если бы вышла ссора, не правда ли? именно теперь, когда у твоего папаши такъ много непріятностей.

Хотя мистрисъ Вортль искренно выражала свои чувства относительно посщенія молодого лорда, однако, она не была равнодушна къ чести имть зятемъ молодого лорда.

— Разумется, объ этомъ не можетъ быть и рчи, мама. Мн никогда и въ голову этого не приходило. Онъ долженъ поступить въ Оксфордъ и выдержать экзаменъ, прежде чмъ думать объ этомъ. Я тогда уже сдлаюсь стара и онъ забудетъ меня. Вы можете быть уврены, мама, что я высказалась ему очень прямо. Я желала бы, чтобы вы были при этомъ, и слышали, и видли все.

— Моя дорогая, сказала мать, обнимая ее: — я врю теб вполн, хотя не видала и не слыхала ничего.

Въ этотъ вечеръ мистрисъ Вортль все разсказала своему мужу. Для нея было невозможно скрыть что-нибудь отъ мужа. Когда бывало Мери въ дтств разорветъ платье или обржетъ палецъ, это всегда пересказывалось ректору, если садовникъ залнится за работой, или служанка кокетничаетъ съ конюхомъ, все непремнно пересказывалось ректору, какая польза женщин имть мужа, если она не можетъ говорить ему обо всемъ. Когда зашла рчь о томъ, чтобы взять лорда Карстерса въ домъ какъ приватнаго ученика, мистрисъ Вортль высказала свое опасеніе ректору за Мери. Ректоръ поднялъ ее на смхъ и вотъ каковъ вышелъ результатъ. Разумется, она должна сказать ректору.

— Ахъ, другъ мой, сказала она: — что ты думаешь случилось, пока мы были въ Лондон?

— Карстерсъ былъ здсь.

— О! да, онъ былъ здсь. Онъ пріхалъ нарочно, чтобы объясниться Мери въ любви.

— Какой вздоръ!

— Право онъ объяснился, Джефри.

— Почему ты знаешь, что онъ прізжалъ нарочно?

— Онъ сказалъ ей такъ.

— Я не думалъ, чтобы въ этомъ мальчик было столько отваги, сказалъ ректоръ.

Мистрисъ Вортль совсмъ не ожидала такого взгляда на предметъ. Ея мужъ какъ будто скоре одобрялъ. По-крайней-мр, онъ не выразилъ того ужаса, котораго она ожидала.

— А все-таки онъ поступилъ какъ сумасбродъ, продолжалъ ректоръ.

— Я не знаю, можно ли его назвать сумасбродомъ, продолжала мистрисъ Вортль.

— Да, онъ сумасбродъ. Ему еще не минуло и двадцати, и предъ нимъ весь университетскій курсъ. Какъ держала себя Мери?

— Какъ ангелъ, отвтила ея мать.

— Это, разумется само собой. Мы съ тобой обязаны такъ думать. Но что она сдлала и что она сказала?

— Она сказала ему, что это просто невозможно.

— Да — я этого боюсь. По-крайней-мр, она была обязана не подавать ему надежды.

— Она не подала ему никакой. Она вполн убждена, что это совершенно невозможно. Что сказалъ бы лордъ Бреси?

— Если бы Карстерсъ былъ тремя или четырьмя годами старше, гордо сказалъ ректоръ:— лордъ Бреси долженъ былъ бы радоваться, если бы моя дочь заплатила взаимностью за привязанность его сына. Чего лучше можетъ онъ желать?

— Но онъ еще мальчикъ, сказала мистрисъ Вортль.

— И Мери была права, сказавъ ему, что это невозможно. Это невозможно. И я желаю для нея, чтобы его слова не тронули ея юнаго сердца.

— О, нтъ! сказала мистрисъ Вортль.

— А если бы было иначе, могли ли бы мы сердиться на нашу двочку?

Матери это показалось несогласнымъ съ тмъ, что ректоръ говорилъ ей, когда она шепнула ему, что взять лорда Карстерса въ домъ можетъ быть опасно.

— Ты знаешь, что я этого боялась, сказала она.

— Его характеръ очень перемнился въ послдній годъ.

— Я думаю это всегда бываетъ, когда мальчикъ сдлается взрослымъ.

— Не такъ скоро. Мальчикъ, выходящій изъ Итона, не всегда думаетъ объ этихъ вещахъ.

— Мальчикъ въ Итон не бываетъ въ такомъ обществ, сказала мистрисъ Вортль.— Мн кажется это вышло оттого, что онъ жилъ здсь и видлъ Мери каждый день.

— Бдная Мери!

— Я совсмъ не нахожу ее бдной, сказала мать Мери.

— Я боюсь, что она не должна мечтать о своемъ молодомъ обожател.

— Разумется, она не будетъ мечтать о немъ. Она никогда не думала ни о чемъ подобномъ. Ни одна двушка такъ мало не заражена подобнымъ вздоромъ, какъ Мери. Когда лордъ Карстерсъ объяснялся съ нею сегодня, я не полагаю, чтобы она думала о немъ боле, чмъ о какомъ бы ни было мальчик изъ бывшихъ здсь.

— Но она будетъ думать теперь.

— Нтъ, нисколько. Она знаетъ, что это невозможно.

— А все-таки думать будетъ. И ты будешь думать.

— Я!

— Да — почему же нтъ? Почему ты не должна походить на всякую другую мать? Почему я не долженъ думать объ этомъ какъ всякій другой отецъ? Это невозможно. Я жалю, что это случилось. Для Мери я желалъ бы, чтобы онъ былъ четырьмя годами старе. Но этого передлать нельзя, и мы знаемъ, что это невозможно. А все таки она должна думать о немъ. Я только надюсь, что она не слишкомъ много будетъ думать о немъ.

Этими словами онъ закончилъ разговоръ.

Мери не очень думала объ ‘этомъ’. Она тотчасъ поняла невозможность, то есть въ томъ отношеніи, что молодой лордъ для нея такъ же недосягаемъ, какъ лупа. Попасть на луну можетъ быть было бы очень интересно, но объ этомъ не плачешь, потому что этого достигнуть нельзя. Да въ сущности Мери и не любила своего молодого обожателя. Онъ былъ для нея очень милымъ мальчикомъ и прежде, и теперь, и больше ничего. Потомъ случился этотъ маленькій эпизодъ въ ея жизни, который придалъ ей легкій романическій оттнокъ. Но если бы она допросила свое сердце, она сказала бы, что не влюблена. Мать ея можетъ быть сожалла. Но это сожалніе походило на то, которое можно чувствовать относительно луны. Это было бы такъ пріятно, если бы было возможно, но это было такъ очевидно невозможно.

Ректоръ чувствовалъ совсмъ другое. Это не казалось ему такъ недосягаемо. Онъ не находилъ, чтобы дочь его не могла выйти за сына и наслдника графа. Конечно, мальчикъ былъ порученъ ему. Конечно, онъ былъ обязанъ недопускать ничего подобнаго, если бы только могъ это предвидть. Въ такомъ случа онъ даже просилъ бы графа взять сына изъ Бовика. Но ничего подобнаго не было. Онъ дйствовалъ въ простот своего сердца и вотъ каковъ вышелъ результатъ. Разумется, это невозможно, потому что мальчикъ долженъ былъ пройти университетскій курсъ. Но другихъ препятствій ректоръ не находилъ. Если этотъ юноша выкажетъ себя постоянне другихъ — что было невроятно — и если въ конц трехъ или четырехъ лтъ Мери не отдастъ своего сердца другому — это также было невроятно — тогда можетъ быть онъ увидитъ себя тестемъ будущаго графа Бреси. Ни Мери, ни мистрисъ Вортль этого не думали, а онъ думалъ, такъ что это нсколько отвлекало его мысли отъ его непріятностей.

Глава XVII.
Переписка съ епископомъ.

Но мысли о блестящей будущности Мери не заставили ректора забыть о тхъ неудовольствіяхъ съ епископомъ, которыя все еще озабочивали его. Онъ ршился не подавать жалобы въ судъ, потому что чувствовалъ, въ боле спокойныя минуты, что навлечь безславіе на епископа значило бы все равно что птиц запачкать свое гнздо. Это то убжденіе главное и остановило его. Онъ сказалъ своему повренному, что нисколько не сердится на издателей газеты. Гнусная шутка о двухъ глаголахъ совершенно въ дух ихъ ремесла. Для него это все равно, что брань мальчишекъ на улиц. Обиду ему нанесъ епископъ, и онъ ршился пощадить епископа ради церкви. А между тмъ, что-нибудь надо сдлать. Онъ не могъ позволить этому человку восторжествовать надъ нимъ. А если онъ ничего не сдлаетъ, то епископъ восторжествуетъ. Такъ какъ онъ не могъ ршиться выставить на позоръ епископа, то долженъ посмотрть не можетъ ли затронуть этого человка силою своихъ собственныхъ словъ, онъ написалъ слдующее:

‘Любезный лордъ, я долженъ сознаться, что это письмо пишется съ чувствами, очень раздраженными поступками вашего сіятельства. Я долженъ сказать вамъ, прежде всего, что отказался отъ моего намренія подавать жалобу на издателей газеты, которую ваше сіятельство прислали мн, потому что не желаю разглашать публично о несогласіи между пасторомъ англиканской церкви и его епископомъ. Я думаю, что вс несогласія, возникшія между ними, должны быть улажены такъ, чтобы не навлечь ни на котораго изъ насъ порицаніе печати. Я надюсь, что ваше сіятельство поймете мое чувство въ этомъ отношеніи. Только оно одно могло заставить меня отказаться отъ того, что казалось мн самымъ врнымъ способомъ получить удовлетвореніе.

‘Я видлъ эту газету, прежде чмъ ваше сіятельство прислали ее мн. Непристойныя, непріятныя и пошлыя выраженія, заключавшіяся въ ней, не очень затронули меня. Я прожилъ достаточно, чтобы знать, что какъ бы ни чиста была собственная одежда человка, онъ не можетъ надяться пройти по свту, не наткнувшись на тхъ, кто грязенъ. Только когда эти выраженія дошли до меня отъ вашего сіятельства, только тогда счелъ я ихъ достойными моего вниманія. Когда ваше сіятельство, увщевая меня, сочли необходимымъ сослаться на столичную печать, я весьма естественно долженъ былъ попросить васъ указать мн, гд я найду статью, которая имла такое сильное вліяніе на мнніе вашего сіятельства обо мн, и ваше сіятельство прислали мн въ отвтъ номеръ газеты Общія Дла.

‘Не долженъ ли я былъ заключить, что порицаніе моего поведенія столичной печатью заключалось только въ одной этой газет? Конечно, о моемъ поведеніи отзывались тамъ въ весьма строгихъ выраженіяхъ. И выраженія эти были такъ гнусны, пошлы, отвратительны, что я не стану повторять ихъ. Ваше сіятельство, вроятно, приславъ мн одинъ экземпляръ, оставили у себя другой. Я долженъ просить ваше сіятельство отвтить мн, иметъ ли эта газета такую репутацію, чтобы оправдать неудовольствіе вашего сіятельства на священнослужителя по поводу недоказаннаго заявленія, а также и то, что обстоятельства дла, извстныя вамъ, не должны ли были показать вамъ, что это заявленіе ложно. Прежде чмъ были напечатаны эти непристойныя слова, ваше сіятельство слышали отъ меня самого вс обстоятельства этого дла. Мн кажется, ваше сіятельство, знаете меня уже двнадцать лтъ. Вы знаете какой репутаціей пользуюсь я, какъ пасторъ, школьный учитель и джентльмспъ. Вамъ было извстно, какъ велика моя дружба къ несчастному, о которомъ поднятъ вопросъ, и къ той женщин, которая носитъ его имя. Когда вы. читали эти гнусныя слова, неужели он заставили ваше сіятельство поврить, что я оказался виновенъ въ такомъ непростительномъ вроломств, что могъ заниматься любовью съ бдной женщиной, несчастія которой я старался облегчить, и длалъ это въ присутствіи моей жены?

‘Я не врю, чтобы вы поврили этому. Характеры и умы людей различны, но одн и т же причины производятъ одн и т же дйствія. Вы такъ хорошо знали меня, что не могли поврить будто я сдлалъ то, въ чемъ меня обвиняютъ. Я счелъ бы сумасшедшимъ того человка, который могъ бы поврить этому, зная столько же, сколько было извстно вашему сіятельству. Такъ какимъ же образомъ могу я примирить мое понятіе о характер вашего сіятельства съ тмъ, что вы прислали мн эту газету? Что я долженъ думать о томъ, что происходитъ въ ум вашего сіятельства, когда вы могли ршиться принять основаніемъ разсказъ, завдомо ложный, въ газет извстнаго вамъ направленія, для торжественнаго увщанія священнослужителя моихъ лтъ и моего положенія? Вы написали ко мн, какъ это было очевидно по тону и содержанію письма вашего сіятельства, оттого что столичная печать указала на мое поведеніе.

‘Мн тотчасъ пришло въ голову, что такъ какъ эта газета гнусно оклеветала меня, я могъ оправдать себя, подавъ жалобу въ судъ, и могъ доказать важность вреда, нанесеннаго мн, показавъ какое значеніе ваше сіятельство приписывали этимъ словамъ. Такимъ образомъ, я могъ бы вынудить отвть вашего сіятельства на вопросы, которые я теперь предлагаю вамъ. Ваше сіятельство должны были бы показать подъ присягою врите ли вы этимъ обвиненіямъ, или нтъ, а если врите, то почему. По причинамъ, которыя я уже объяснилъ, я нашелъ неудобнымъ поступить такимъ образомъ. Отказавшись отъ этого, я не въ состояніи заставить ваше сіятельство отвтить мн. Но я обращаюсь къ вашему чувству чести и справедливости, слдуетъ ли вамъ отвтить на мои вопросы, а также прошу у вашего сіятельства полнаго извиненія, если, сообразивъ все, вы почувствуете, что нанесли мн незаслуженное оскорбленіе.

‘Имю честь быть, милордъ, вашего сіятельства покорнйшій и нижайшій слуга

‘Джефри Вортль.’

Онъ гордился этимъ письмомъ, прочитывая его и, вмст съ тмъ, нсколько опасался, чувствуя, что обратился къ своему епископу въ весьма сильныхъ выраженіяхъ. Можетъ быть епископъ совсмъ ему не отвтитъ, или заставитъ своего капеллана написать коротенькую записочку съ увдомленіемъ, что тонъ письма не позволяетъ епископу отвчать на него. Что онъ сдлаетъ тогда? Но ему казалось невроятнымъ, чтобы онъ получилъ только коротенькую записку отъ капеллана. Онъ оставилъ это письмо у себя цлыя сутки, а потомъ ршилъ, что не послать его будетъ трусостью. Онъ послалъ, а. потомъ часа два обдумывалъ, какое письмо напишетъ епископу, когда получитъ короткую записку отъ капеллана.

Это другое письмо должно быть таково, чтобы сдлать зс дружелюбныя сношенія между нимъ и епископомъ невозможными, и такъ написано, чтобы его можно было напечатать, если поведеніе епископа принудитъ его къ этому. Ему было нанесено большое оскорбленіе, большое! Епископъ поддался вліянію, которое не должно было заставить его поднять свой епископскій посохъ и нанести ударъ ему,— ему, ректору Вортлю! Онъ непремнно покажетъ епископу, что онъ долженъ былъ сообразить заране, кого онъ хочетъ ударить. ‘Amo въ вечерней прохлад!’ И это приводилось какъ выраженіе мннія столичной печати вообще! Онъ пощадилъ епископа и не притянулъ его въ суду, но онъ не пощадитъ его, если его доведетъ до этого еще какая-нибудь несправедливость. Такимъ образомъ онъ довелъ себя до бшенства. Когда онъ вспоминалъ объ этихъ гнусныхъ словахъ, онъ сходилъ съ ума отъ гнва противъ епископа.

Когда прошло два дня посл отправленія письма, такъ что отвтъ можно было бы уже получить, ректоръ взялъ копію съ своего письма и похалъ къ Пуддикомбу. Онъ хотлъ показать Пуддикомбу письмо, прежде чмъ послать его, но умъ его возмутился противъ такого подчиненія мннію другихъ. Пуддикомбъ, конечно, совтовалъ бы ему не посылать и тогда онъ былъ бы принужденъ послушаться этого совта. Но письмо было теперь отправлено. Епископъ уже прочелъ его и, конечно, нсколько разъ. Но ректору хотлось, чтобы письмо прочло какое-нибудь другое духовное лицо, чтобы какое-нибудь другое духовное лицо сказало ему, что хотя даже оно неумстно, то все-таки для него было основаніе. Пуддикомбу были извстны прежнія обстоятельства этого дла, и теперь съ душою, наполненною оскорбленіями, нанесенными ему, отправился онъ опять къ Пуддикомбу.

— Разумется, вы должны были написать такое письмо, сказалъ Пуддикомбъ.

— Стало быть, вы находите это письмо хорошимъ?

— Оно основательно и справедливо, это я нахожу.

— Но вы не находите его благоразумнымъ?

— На вашемъ мст я нашелъ бы его безполезнымъ, но вы человкъ откровенный и не можете обуздывать ваши чувства.

— Я не совсмъ понимаю васъ.

— Что важнаго во всемъ этомъ? Епископъ поступилъ низко, упомянувъ о столичной печати, но онъ хотлъ только предостеречь васъ.

— Я не желаю, чтобы меня предостерегали такимъ образомъ.

— Да, именно, и онъ долженъ былъ знать, что вы этого не перенесете. Потомъ вы пристали къ нему и онъ былъ вынужденъ прислать вамъ эту глупую газету. Разумется, онъ сдлалъ ошибку, но не находите ли вы, что въ свт жилось бы легче, если бы ошибки прощались?

— Я простилъ, потому что отказался іходать жалобу въ судъ.

— Я думаю, что вы не могли иначе поступить. Если бы вы привлекли бднаго епископа на скамью свидтелей, вы возстановили бы противъ себя все духовенство въ Англіи. Вы чувствовали это сами.

— Не совсмъ такъ, сказалъ ректоръ.

— Право такъ, и поэтому вы отказались. Но вы не можете выкинуть изъ головы чувство обиды и поэтому преслдуете епископа этимъ письмомъ.

— Преслдую?

— Онъ будетъ такъ думать. И я такъ думалъ бы, если бы это письмо было адресовано ко мн. Какъ я уже сказалъ, вс ваши доводы справедливы, только я нахожу, что вы приписали всему слишкомъ большую важность. Онъ не долженъ былъ посылать вамъ эту газету, не долженъ былъ говорить о столичной печати, но онъ не сдлалъ вамъ вреда, онъ и не желалъ сдлать вамъ вредъ, и можетъ быть слдовало бы оставить безъ вниманія.

— Могли ли вы такъ поступить?

— Я не могу представить себя въ такомъ положеніи. Во всякомъ случа я не могъ бы написать такого письма, и боялся бы написать, если бы и могъ. Я слишкомъ высоко цню спокойствіе и тишину, для того чтобы ссориться съ моимъ епископомъ, если бы только онъ не вздумалъ задвать мою совсть. Тутъ ничего этого нтъ. Мн кажется, я увидалъ бы, что онъ сдлалъ ошибку и оставилъ бы безъ вниманія.

Ректоръ, возвращаясь домой, былъ боле доволенъ своимъ посщеніемъ, чмъ ожидалъ. Ему сказали, что его письмо было основательно и справедливо, а это уже было много.

Въ конц недли онъ получилъ отвтъ епископа и увидалъ, что онъ написанъ не капелланомъ.

‘Любезнйшій ректоръ Вортль’, отвчалъ епископъ: ‘ваше письмо чрезвычайно огорчило меня, потому что я вижу, что я причинилъ вамъ непріятности, о которыхъ искренно сожалю. Когда я писалъ къ вамъ въ моемъ письм, не имя ни малйшаго намренія увщевать васъ, о столичной печати, я только хотлъ довести до вашего свднія, что газеты говорятъ о вашемъ дл съ мистеромъ Пикокомъ. Я сомнваюсь, знаю ли я что-нибудь о направленіи газеты Общія Дла. Я не увренъ даже, прочелъ ли я т слова, противъ которыхъ вы такъ сильно вооружаетесь. Во всякомъ случа, они не имли никакого вліянія на меня. Если я прочелъ — что я сдлалъ, вроятно, очень бгло — я не помнилъ о нихъ, когда къ вамъ писалъ. Моя цль была васъ предостеречь, совсмъ не на счетъ вашего поведенія, а о томъ, что другіе говорятъ дурно о васъ.

‘Что касается жалобы въ судъ, о которой вы такъ горячо говорили, когда я имлъ удовольствіе видть васъ, я очень радъ, что вы отказались отъ этой мысли, радъ за васъ, за себя и вообще за всхъ насъ, кому дорого спокойствіе церкви.

‘Что же касается тхъ выраженій, въ которыхъ вы принудили себя написать мн, я долженъ напомнить вамъ, что обыкновенно пасторъ не пишетъ такъ епископу. Однако, я готовъ сознаться, что обстоятельства дла не обыкновенны, и могу понять, что вы сильно приняли это къ сердцу. Надюсь, что теперь все это прекратится, не нарушивъ тхъ добрыхъ чувствъ, которыя до сихъ поръ существовали между нами. Искренно вамъ преданный

К. Бротонъ’.

— Скверное письмо, сказалъ себ ректоръ, прочтя его: — Скверное письмо.

Онъ спряталъ его и не говорилъ боле ни слова ни себ, ни другимъ. Письмо показалось ему сквернымъ, потому что произвело именно такое дйствіе, какого епископъ добивался. Оно не было смиренно, не выражало извиненія, а между тмъ не допускало дальнйшихъ возраженій. Оно увряло, что никакого порицанія не имлось въ виду, и выражало огорченіе, что возбудило непріятность. А между тмъ ректоръ находилъ его малодушнымъ письмомъ.

‘Не имлъ ни малйшаго намренія увщевать’, такъ зачмъ написалъ такимъ строгимъ епископскимъ слогомъ? Имлъ намреніе, извиненіе ложно. Такъ думалъ ректоръ, но спряталъ письмо и ршился боле не думать о немъ.

— Не пойдешь ли ты со мною къ мистрисъ Пикокъ посл завтрака, сказалъ ректоръ своей жен на слдующее утро.

Они вмст сдлали визитъ, и посл этого ректоръ никогда не бывалъ у мистрисъ Пикокъ безъ мистрисъ Вортль. По-крайней-мр этотъ результатъ произвела гнусная статья въ газет Общія Дла.

Глава XVIII.
Путешествіе.

Мы теперь послдуемъ за мистеромъ Пикокомъ. Онъ началъ свое дло съ того, что заплатилъ по счету Роберта Лефруа въ гостиниц предъ отъздомъ изъ Бротона, и посл того долженъ былъ платить за малйшую бездлицу во время путешествія. Лефруа очень хотлось остаться недлю въ Лондон. Онъ, конечно, остался бы и дв недли, и мсяцъ, если бы его спутникъ согласился, но въ этомъ отношеніи Пикокъ вмст съ ректоромъ предписалъ себ планъ поведенія, отъ котораго никогда не отступалъ.

— Если вы не послушаетесь меня, я поду безъ васъ, сказалъ Пикокъ.

— А что вы можете сдлать безъ меня?

— По всей вроятности узнаю все что мн нужно знать. Очень можетъ быть что и съ вами и безъ васъ я не узнаю ничего. Я готовъ дйствовать вмст съ вами, если вы подете сейчасъ, но не стану терять ни одного дня. Я отправлюсь, подете вы или останетесь.

Тогда Лефруа послушался и согласился похать на нмецкомъ пароход, отходившемъ изъ Соутгемптона въ Нью-Іоркъ.

Но прежде чмъ пароходъ отошелъ, онъ сказалъ:

— Это все вздоръ, Пикокъ.

— Что такое вздоръ?

— Да то, что я ду въ Соединенные Штаты.

— Почему же это вздоръ?

— Потому что Фердинандъ умеръ боле года тому назадъ, почти тотчасъ какъ вы увезли ее.

— Зачмъ же вы не сказали мн этого въ Бовик?

— Затмъ, что вы были такъ невжливы, съ какой стати было мн говорить вамъ, когда вы поступили со мною такъ грубо?

— Честный человкъ сказалъ бы мн тотчасъ какъ только увидалъ меня.

— Разв можно провозглашать такимъ образомъ смерть, бднаго брата!

— Вашего бднаго брата!

— А какъ же, вдь онъ былъ мой братъ и ея мужъ! Какъ же я могъ вдругъ выболтать это? Онъ умеръ какъ Юлій Цезарь. Я видлъ какъ его хоронили въ Сан-Франсиско.

— Онъ ухалъ въ Сан-Франсиско?

— Да, мы оба отправились туда изъ Сен-Луи. Въ Сен-Луи мы зазжали по дорог. Никто не имлъ намренія тревожить васъ, но Фердинандъ напился и пошелъ пошалить, какъ онъ выражался.

— Пошалить!

— Но мы ухали по желзной дорог въ пять часовъ утра. Онъ никакъ не могъ удержаться отъ пьянства, и умеръ отъ блой горячки на другой день нашего прізда въ Сан-Франсиско. Вотъ вамъ вся правда, и вамъ нечего здить въ. Нью-Горкъ. Дайте мн доллары. Я поду въ Соединенные Штаты, а вы возвращайтесь и женитесь на вдов или бросьте ее, какъ хотите.

Они сидли на своихъ чемоданахъ въ маленькой кают, въ которой должны были спать. Конечно, путешествіе не имло никакой привлекательности для Пикока. Его спутникъ былъ крайне непріятенъ ему, пароходъ отвратительный, издержки большія, онъ былъ бы очень радъ избавиться отъ всего этого.

— Вы теперь знаете все, какъ будто были тамъ и стояли на его могил, сказалъ Робертъ.

Пикокъ врилъ ему. По всей вроятности этотъ человкъ говорилъ теперь правду. Почему бы не вернуться и не обвнчаться опять? Ректоръ тоже повритъ.

Но если это неправда?

— Я долженъ хать въ Сан-Франсиско, сказалъ онъ.

— Зачмъ?

— Затмъ, что дйствительно хочу стоять на его могил. Я долженъ имть доказательства, что онъ похороненъ.

— Такъ можете хать одни, сказалъ Робертъ Лефруа.

Онъ уже говорилъ это нсколько разъ. Онъ можетъ хать или оставаться, какъ хочетъ, но деньги ему выплатятся не прежде какъ Пикокъ получитъ положительное доказательство въ смерти Фердинанда Лефруа.

Такимъ образомъ они оба вмст совершили свое непріятное путешествіе въ Нью-Іоркъ. Дорогою былъ споръ даже относительно количества крпкихъ напитковъ. Пикокъ хотлъ платить только за то, что заказывалъ самъ. У Лефруа были свои небольшія деньги и онъ часто напивался на пароход. Много было непріятностей, но наконецъ дохали до Нью-Іорка.

Поднялся вопросъ прямо ли имъ хать оттуда въ Сан-Франсиско, или употребить дня четыре на поздку въ Сен-Луи. Лефруа очень хотлось въ Сен-Луи, и Пикокъ ршился взять билеты прямо въ Сан-Франсиско чрезъ Сен-Луи. Зачмъ Лефруа желалъ хать въ Сен-Луи? Но если онъ сказалъ неправду, то въ Сен-Луи можно кое что узнать, и наконецъ ршили, что подутъ туда. По мр того, какъ они перезжали изъ города въ городъ, перемняли вагоны сперва въ одномъ мст потомъ въ другомъ, обращеніе Лефруа становилось все хуже и хуже, а слова все боле и боле угрожающими. Онъ спрашивалъ Пикока, неужели отъ думаетъ, что человка можно таскать такую даль и не платить за потерю времени.

— Вамъ заплатятъ, когда вы исполните условіе, сказалъ Пикокъ.

— Я хочу получить часть денегъ въ Сен-Луи, сказалъ Лефруа.— Тысячу долларовъ! Что такое тысяча долларовъ? Подавайте денегъ.

Это онъ говорилъ, когда они сидли въ углу курительной маленькой гостиницы, гд ожидали парохода, который долженъ былъ везти ихъ по Миссисипи въ Сен-Луи. Пикокъ оглянулся и увидалъ, что они одни.

— Я ничего не дамъ, пока не увижу могилу вашего брата, сказалъ Пикокъ.

— Не дадите!

— Ни одного доллара! Что за польза говорить вамъ о томъ? Вы кажется должны были меня узнать въ это время.

— Но вы не знаете меня. Должно быть вы считаете меня, очень смирнымъ существомъ.

— Можетъ быть.

— И будете должны перемнить ваше мнніе.

— Можетъ быть. Весьма вроятно, что вы вздумаете убить, меня, но денегъ моихъ вы не получите чрезъ это.

— Убить васъ! Васъ не стоитъ убивать.

Потомъ они сидли молча, ожидая парохода часа полтора. Читатель пойметъ, что это было непріятное время для Пикока.

Цлыя сутки на пароход Лефруа не говорилъ ни слова, насколько могъ понять его спутникъ, у него не было денегъ, потому что онъ оставался трезвъ большую часть дня, и пилъ только то, за что платилъ Пикокъ. Однако до прізда въ Сен-Луи, куда они пріхали поздно ночью, онъ познакомился съ какими то путешествепниками, напился и очень шумлъ, когда вышли на набережную. Пикокъ переносилъ свое положеніе какъ могъ, и пошелъ съ Лефруа въ гостиницу. Они условились дня два остаться въ Сен-Луи, а потомъ отправиться въ Сан-Франсиско по желзной дорог, которая шла чрезъ штатъ Канзасъ. Лефруа не хотлъ лечь спать, пока не сходитъ въ большую залу, гд, по обычаю американскихъ гостиницъ, мужчины сидятъ, курятъ и читаютъ газеты. Тамъ, не смотря на то, что была полночь, находилась цлая толпа. Лефруа, свъ и закуривъ сигару, вдругъ всталъ и обратился къ окружающимъ.

— Вотъ этотъ человкъ, сказалъ онъ:— пріхалъ изъ Англіи узнать, что сдлалось съ Фердинандомъ Лефруа.

— Я зналъ Фердинанда Лефруа, сказалъ одинъ изъ присутствовавшихъ:— и васъ также знаю, мистеръ Робертъ.

— Что сдлалось съ Фердинандомъ Лефруа? спросилъ Пикокъ.

— Онъ отправился куда отправляются вс добрые люди, сказалъ другой.

— Вы хотите сказать, что онъ умеръ, возразилъ Пикокъ.

— Разумется, онъ умеръ, сказалъ Робертъ:— я говорю ему это съ самаго отъзда нашего изъ Англіи, а онъ такой неврующій дьяволъ, что не хочетъ даже врить родному брату человка. Здсь онъ немногое узнаетъ о немъ.

— Фердинандъ Лефруа, сказалъ первый: — умеръ дорогою, когда халъ на Западъ. Я халъ по этой дорог на другой день.

— Вы ничего объ этомъ не знаете, сказалъ Робертъ:— онъ умеръ въ Сан-Франсиско чрезъ два дня посл нашего прізда туда.

— Онъ умеръ на Огденской станціи, на поворот въ Утахъ.

— Вы не видали его мертвымъ, сказалъ другой.

— На сколько я помню, продолжалъ первый:— его повезли хоронить куда-то въ окрестностяхъ, я не очень имъ интересовался и не разспрашивалъ подробно. Онъ былъ пьяница, и ему лучше лежать въ могил, чмъ было оставаться въ живыхъ:

— А я думаю, что вы такъ же часто были пьяны какъ и онъ, сказалъ Робертъ.

— По-крайней-мр я никому не давалъ труда хоронить меня, отвтилъ другой.

— Вы положительно знаете, что Фердинандъ Лефруа умеръ на этой станціи? спросилъ Пикокъ.

— Спросите его, онъ его братъ, онъ долженъ лучше знать.

— Говорю вамъ, горячо сказалъ Робертъ:— что мы довезли его до Сан-Франсиско и тамъ онъ умеръ. Если же думаете, что знаете это лучше, то оправляйтесь въ Утахъ и ждите тамъ, пока узнаете все. Вы наврно столько тамъ прождете, что васъ сдлаютъ старшиной.

Посл этого они пошли спать.

Пикоку теперь стало ясно, что человкъ, о жизни или смерти котораго онъ такъ желалъ узнать, дйствительно умеръ. Слова этихъ людей, никмъ не предупрежденныхъ, служили ему доказательствомъ. Но все-таки не было такого доказательства, которое онъ могъ отвезти съ собою въ Англію, и показать въ суд, или даже епископу и ректору Вортлю.

На слдующее утро, прежде чмъ Робертъ Лефруа всталъ, Пикокъ отыскалъ того человка, который такъ положительно уврялъ, что бдняга умеръ на станціи, которая отстояла отъ Сан-Франсиско на два дня пути. Если этотъ человкъ умеръ и похороненъ тамъ, то въ Сан-Франсиско ничего не будутъ знать. Путешествіе въ Сан-Франсиско будетъ совершенно напрасно, и онъ останется попрежнему непричемъ.

— Наврно не могу сказать, отвтилъ этотъ человкъ на вопросъ Пикока:— я повторяю только то, что сказали мн. Я шелъ, а кто-то сказалъ, что Ферди Лефруа вынесли мертвымъ изъ вагона на платформу. Теперь вы знаете объ этомъ столько же какъ и я.

Слдовательно въ Сен-Луи нечего было больше длать. Пикокъ чувствовалъ, что онъ долженъ продолжать свой путь и навести справки на Огденской станціи. На другой день они отправились, взявъ билеты въ Ливенвортъ. Имъ сказали, что въ Ливенворт они тотчасъ найдутъ поздъ, отправляющійся въ Сан-Франсиско. Но оказалось не совсмъ такъ. Въ Ливенворт они принуждены были оставаться цлыя сутки въ дрянной гостиниц, гд должны были занять одну комнату. Это было какое-то захолустье, гд люди показались Пикоку очень грубыми. Робертъ Лефруа, съ самаго прізда въ Сен-Луи.сдлался угрюмъ скоре, чмъ непослушенъ. Онъ не отказался хать, когда настала минута отъзда, но оставилъ подъ сомнніемъ намренъ или нтъ продолжать путь. Но все-таки до Ливенворта онъ дохалъ, и Пикокъ началъ теперь думать, что ему удастся довезти его до Сан-Франсиско.

Въ этотъ вечеръ онъ старался уговорить его лечь спать, но это ему не удалось. Лефруа непремнно захотлъ остаться въ буфет, гд заказалъ себ какой-то напитокъ, за который Пикокъ, не смотря на вс свои возраженія, долженъ былъ заплатить. Если онъ напьется и ляжетъ тутъ, онъ ничего не можетъ съ нимъ подлать. Но онъ ршилъ, что съ нимъ или безъ него, а удетъ съ первымъ поздомъ — и легъ спать.

Не прошло и получаса, когда его спутникъ вошелъ въ комнату — не пьяный. Онъ слъ на свою постель, взялъ дорожный мшокъ и выложилъ изъ него вс вещи на постель.

— Для чего вы это длаете? сказалъ Пикокъ:— мы должны ухать отсюда завтра утромъ въ пять часовъ.

— Я не поду завтра въ пять часовъ, и совсмъ не поду завтра, и даже на слдующій день.

— Не подете?

— Нтъ. Мн ужъ это надоло. Ни за что не поду дальше. Давайте деньги. Вамъ все сказано о моемъ брат, вся правда, сколько знаю я. Давайте деньги.

— Я не дамъ вамъ ни одного доллара, сказалъ Пикокъ.— Все что я слышалъ до сихъ поръ ни кчему мн не послужитъ. Насколько я могу видть, вы деньги заслужили, но вамъ надо хать дальше.

— Я не выйду завтра изъ этой комнаты.

— Такъ я поду безъ васъ, вотъ и все.

— Можете отправляться къ чорту, по прежде должны подать денежки.

— Ни одного доллара.

— Не дадите?

— Конечно не дамъ. Сколько разъ я вамъ это говорилъ?

— Такъ я самъ возьму.

— Это вамъ будетъ очень трудно. Во-первыхъ, если вы перержете мн горло…

— Именно это я и намренъ сдлать.

— Если вы перержете мн горло — что само по себ будетъ трудно — вы только найдете немного золота, которое я взялъ на наше путешествіе въ Сан-Франсиско. Отъ этого вы не разбогатете. Остальное въ циркулярныхъ билетахъ {Главные банкирскіе дома въ Англіи выдаютъ эти циркулярные билеты для удобства путешественниковъ, отправляющихся за границу. Стоимость ихъ въ десять фунтовъ и боле. Вмст съ этими билетами путешественнику выдается на французскомъ язык письмо, адресованное длинному списку заграничныхъ банкировъ, которое путешественникъ долженъ представлять при размн каждаго билета. Путешественникъ долженъ самъ подписать это письмо, и такимъ образомъ, если билеты будутъ украдены безъ письма, ихъ никто не размняетъ, а если вмст съ письмомъ, то вору пришлось бы доказывать подлинность подписи на письм. Пр. Пер.}, которые не принесутъ вамъ никакой пользы.

— Боже мой! вдругъ сказалъ Лефруа: — я не позволю надуть меня такимъ образомъ.

Съ этими словами онъ схватилъ бовайскій ножъ {Ножъ, имющій отъ десяти до пятнадцати дюймовъ длины и около двухъ дюймовъ ширины. Носится какъ оружіе въ Южныхъ и Юго-Западныхъ Штатахъ. Названъ такъ но имени своего изобртателя полковника Джемса Бовая. Пр. Пер.}, который вмст съ другими вещами вынулъ изъ мшка.

— Вы не знаете въ какой вы теперь стран, здсь не очень цнятъ жизнь такого скота какъ вы. Если хотите остаться жить до завтра, вы должны поладить со мною.

Комната была узкая, дв кровати шли вдоль стны, каждая ногами къ другой и пространство между ними и другой стной было очень узко. Пикокъ занималъ кровать ближе къ двери. Лефруа вскочилъ съ постели и съ ножомъ въ рук бросился къ двери, чтобы помшать Пикоку убжать. Пикокъ, который лежалъ на постели не раздтый, тотчасъ вскочилъ и вытащилъ револьверъ изъ подъ изголовья.

— Вотъ какъ, вы вооружились, сказалъ Робертъ Лефруа.

— Да, отвтилъ Пикокъ:— если вы подойдете ко мн съ этимъ ножемъ, я васъ застрлю. Положите ножъ.

— Такъ сейчасъ и положу по вашему приказанію.

Все держа револьверъ надъ головою Лефруа, Пикокъ медленно всталъ съ кровати.

— Если вы не отойдете отъ двери, сказалъ онъ: — я выстрлю одинъ разъ, чтобы дать знать, что происходитъ здсь. Положите ножъ. Вы знаете, что я васъ не трону.

Колеблясь минуты дв, Лефруа положилъ ножъ.

— Я не имлъ никакого дурного намренія, старый дружище, я только хотлъ напугать васъ.

— Ну, напугали меня. Дальше что?

— Нтъ, я нисколько васъ не напугалъ. Револьверъ всегда лучше ножа. Теперь я разскажу вамъ все.

Онъ слъ на свою кровать и началъ длинный разсказъ. Онъ не подетъ дальше Ливенворта. Получитъ ли онъ деньги, или не получитъ, а дальше не подетъ. Есть причины, по которымъ ему непріятно хать въ Калифорнію. Но онъ сдлалъ предложеніе. Если Пикокъ дастъ ему денегъ на прожитіе, то онъ останется въ Ливенворт, пока Пикокъ вернется, или отправится въ Чикаго и будетъ тамъ ждать Пикока. Потомъ онъ объяснилъ какъ можно достать въ Сан-Фрапсиско доказательство смерти его брата.

— Этотъ человкъ солгалъ, сказалъ онъ:— будто братъ мой умеръ на Огденской станціи. Ему было тамъ очень плохо, и мы думали, что ему пришелъ конецъ. Но мы довезли его въ Сан-Франсиско, онъ могъ пройти по городу на своихъ ногахъ, и я думалъ, что можетъ быть онъ поправится. Однако онъ умеръ чрезъ два дня, и мы похоронили его на большомъ кладбищ за городомъ.

— А камень на могил положили?

— Да, камень лежитъ большой. Вы прочтете на немъ имя: Фердинандъ Лефруа изъ Кильбрака въ Луизіан. Кильбракомъ называлась наша плантація, гд мы жили бы теперь какъ джентльмены, съ тремя сотнями негровъ, если бы не эти проклятые сверные лицемры.

— Какъ могу я найти камень?

— Тамъ есть молодчикъ, который знаетъ гд найти всякую могилу. Но вы сами найдете, это на правой рук, очень далеко, около стны. Это случилось еще не такъ давно и буквы на камн должны быть очень видны.

— Въ Сан-Франсиско никто не знаетъ объ его смерти?

— Знаетъ Бурке, приказчикъ въ табачной лавк Джонсона въ улиц Монгомери. Онъ братъ одного изъ нашихъ товарищей и былъ на похоронахъ. Можетъ быть вы найдете его.

Пикокъ и Лефруа разсуждали объ этомъ всю ночь и Пикокъ согласился на предложеніе Лефруа. Онъ далъ ему денегъ недли на три и на проздъ въ Чикаго, общая выплатить тысячу долларовъ въ Чикаго, если найдетъ его тамъ въ назначенное время и отыщетъ могилу Фердинанда Лефруа въ Сан-Франсиско.

Глава XIX.
Никто васъ здсь не осуждалъ.

Мистрисъ Вортль, примтивъ, что ея мужъ уже не ходитъ одинъ къ мистрисъ Пикокъ, стала сама чаще навщать ее, и наконецъ очень привязалась къ этой женщин. Когда прошелъ мсяцъ посл отъзда Пикока, мистрисъ Вортль взяла привычку ходить къ его жен каждый день, по окончаніи своихъ домашнихъ утреннихъ занятій, и оставалась у мистрисъ Пикокъ, цлый часъ.

Въ одно утро она узнала, что мистрисъ Пикокъ получила письмо изъ Нью-Іорка, гд мистеръ Пикокъ описывалъ свои приключенія. Мистрисъ Пикокъ не прочла вслухъ всего письма, которое было наполнено такими нжными выраженіями, какія свойственны между мужемъ и женой, зная, что мистрисъ Вортль не считаетъ ее въ прав называться его женой, но она прочла много и разсказала о всхъ обстоятельствахъ, описанныхъ въ письм.

— Стало быть наврно его уже нтъ на свт, сказала мистрисъ Вортль.

Въ голос ея была нкоторая грусть, когда она подумала, что все-таки говоритъ о смерти законнаго мужа этой женщины.

— Да, онъ умеръ — наконецъ.

Мистрисъ Вортль глубоко вздохнула. Для нея было ужасно думать, что она можетъ говорить такимъ образомъ о смерти своего мужа.

— Я знаю все, что происходитъ у васъ въ мысляхъ, сказала мистрисъ Пикокъ, взглянувъ на нее.

— Неужели?

— Все. Вы говорили себ какъ ужасно, что жена можетъ говорить о смерти своего мужа, не проливъ ни одной слезы, не выразивъ ни однимъ словомъ своего горя.

— Это очень печально.

— Разумется печально. Разв все это не было печально? Но что же я буду длать? Не потому съ радостью принимаю я эти извстія, что онъ всегда дурно обращался со мною, не потому что испортилъ мою молодость, сдлавъ ее такимъ гнуснымъ пятномъ, что я едва смю вспоминать о немъ, не потому что его обращеніе со мною заставляло жалть зачмъ я родилась, а потому что я думаю о томъ, кто былъ всегда хорошъ ко мн столько сколько тотъ былъ дуренъ. Кто заставлялъ меня удивляться благороднымъ инстинктамъ человка, когда тотъ другой заставлялъ меня трепетать отъ его низости.

— Вамъ было очень тяжело, сказала мистрисъ Вортль.

— А какъ тяжело тому, кто для меня дороже моей собственной души? Подумайте, объ его поведеніи со мною! Какъ онъ ухалъ удостовриться правда ли то извстіе, которое заставило его надяться, что я могу принадлежать ему! Какъ онъ долженъ былъ любить меня, когда посл всхъ моихъ непріятностей взялъ меня къ себ какъ только это сдлалось возможно! Подумайте также что онъ посл длалъ для меня, а я для него! Какъ я испортила его жизнь, когда онъ старался поправить мою! Не обязана ли я была сдлать для него все?

— Все, сказала мистрисъ Вортль: — кром того, что было дурно.

— А я сдлала. Неужели вы не сдлали бы того же при подобныхъ обстоятельствахъ? Неужели вы не послушались бы человка, который былъ для васъ врнымъ мужемъ, пока считалъ себя вправ называться такъ? Дурно! Я сомнваюсь дурно ли это было. Иногда трудно узнать что дурно и что хорошо. То что онъ веллъ мн длать, то было для меня хорошо. Если бы онъ веллъ мн ухать и оставить его, я ухала бы — и умерла. Можетъ быть это было бы хорошо.

Она замолчала, какъ бы ожидая отвта. Но предметъ былъ такой затруднительный, что мистрисъ Вортль не могла отвтить ничего.

— Я иногда желала, чтобы онъ это сдлалъ. Но когда я думаю объ этомъ, когда я одна, я чувствую какъ это невозможно для него. Онъ не могъ отослать меня отъ себя. То что вы называете хорошимъ, было бы невозможно для него, а я считаю его самымъ совершеннйшимъ изъ человческихъ существъ. Насколько я его знаю, онъ непороченъ, а между тмъ по вашему мннію онъ сдлалъ такой важный проступокъ, что долженъ быть обезславленъ въ глазахъ всхъ.

— Я этого не говорила.

— Но это показывали вс. Я знаю какъ вы добры, какъ много обязана я вамъ. Я знаю, что мистеръ Вортль и вы были такъ добры къ намъ, что если, бы я не была признательна выше всякихъ выраженій, я была бы самымъ низкимъ существомъ. Не думайте, чтобы я сердилась на васъ за то, что вы осуждаете меня. Это неизбжно. Но какъ могу я осуждать себя или его?

— Если вы оба теперь свободны, то все можетъ поправиться.

— А какъ же на счетъ раскаянія? Хорошо ли будетъ, если я раскаяваться не стану? Я никогда не раскаюсь. Есть законы, сообразно которымъ я поступила нехорошо, но если бы я не нарушила этихъ законовъ, я возненавидла бы себя на всю жизнь. Если бы вы знали, мистрисъ Вортль, какъ было бы для меня трудно оставить его! Тогда когда онъ пришелъ ко мн сказать, что детъ въ Техасъ узнать о моемъ муж, поняла я что значитъ любовь. Онъ никогда не говорилъ ни слова. Онъ старался даже не показывать этого. Но я знала, что мн принадлежитъ его сердце, а ему мое. Съ той минуты я думала о немъ день и ночь. Я подала ему мою руку, когда онъ узжалъ, какъ принадлежащую ему. Онъ могъ длать съ нею что хотлъ посл этого, все равно умеръ кто или былъ живъ. Не должна ли я радоваться, что онъ умеръ?

Мистрисъ Вортль не могла отвчать на этотъ вопросъ. Она могла только чувствовать дрожь.

— Я не по своей вол вышла за Фердинанда Лефруа, продолжала разгорячившаяся женщина.— Тогда все въ нашей стран было уничтожено. Все что мы любили и все что мы цнили, было отнято у насъ. Война разрушила все. Когда я только что вышла изъ дтства, мы разорились. Вс мы, и женщины и мужчины, и двочки и мальчики должны были сдлаться чмъ-то инымъ, а не тмъ чмъ были до тхъ поръ. Мн велли выйти за него.

— Это было дурно.

— Когда все рушится около васъ, возможно ли вести себя ординарно хорошо? Тогда думали, что у него изъ имнія останется кое-что. Наши отцы давно знали другъ друга. Несчастный, котораго пьянство сдлало такимъ отвратительнымъ впослдствіи могъ бы быть хорошимъ человкомъ, если бы не былъ разоренъ. Онъ не могъ походить на того героя, котораго я всегда буду называть моимъ мужемъ, но не всякій человкъ можетъ быть героемъ.

— Онъ съ самаго начала былъ такой дурной?

— Онъ всегда пилъ, начиная съ перваго дня свадьбы, потомъ съ нимъ былъ Робертъ, который гораздо хуже его. Жизнь была мн въ тягость. Это было ужасно. Для меня было утшеніемъ, что меня бросали. Потомъ, я встртилась съ этимъ англичаниномъ, и мн вдругъ стало казаться, что весь человческій родъ переродился. Онъ никогда не лгалъ. Онъ никогда не былъ пьянъ. Онъ заботился не о себ одномъ. Да кажется о себ онъ не заботился совсмъ. Съ тхъ поръ какъ онъ здсь въ школ, нашли ли вы въ немъ что-нибудь достойное порицанія?

— Нтъ, это правда.

— И никогда не найдете! если только не достойно порицанія такъ любить женщину какъ онъ любитъ меня. Посмотрите, что онъ длаетъ теперь, сколько онъ долженъ выстрадать въ обществ такого негодяя! И все для меня!

— Для обоихъ васъ.

— Его положеніе не сдлалось бы хуже, если бы онъ разстался со мной. Я не была его женой, ему стоило только велть мн ухать. Въ этомъ не было бы, по мннію свта, ничего дурного. Если бы онъ слдовалъ вашимъ понятіямъ о хорошемъ и дурномъ, и сказалъ бы мн, что такъ какъ мы не обвнчаны законно, то должны разстаться, онъ непріятностей бы не имлъ, не правда ли?

— Право я не знаю, отвтила мистрисъ Вортль, которая рыдала навзрыдъ.

— И я не знаю. Я умерла бы, а онъ? Онъ теперь такой гршникъ, что не можетъ проповдовать въ вашей церкви и учить въ вашей школ, такъ что вашъ милый мужъ почти долженъ разориться за то, что былъ добръ къ нему. Тогда онъ могъ бы проповдывать въ каждой церкви, учить въ каждой школ. Что я должна думать о томъ, какъ поступитъ съ нимъ Господь? Осудитъ ли онъ его?

— Мы должны предоставить это Ему, рыдала мистрисъ Вортль.

— Да, но думая о нашихъ душахъ, мы должны предполагать, что можетъ быть. Люди говорятъ, что онъ поступилъ дурно, называя меня своей женой. А не должна ли я думать, что когда онъ будетъ призванъ дать отчетъ, то предстанетъ въ свтломъ и чистомъ образ, оттого что любилъ другихъ боле, чмъ себя. Я въ этомъ уврена! Я знаю это! и что же я должна думать о его проступк и моемъ? Не повиноваться ему, не любить его, не слдовать во всемъ его совтамъ, вотъ что для меня было бы грхомъ. Совсть говоритъ мн, что онъ мой мужъ. Я не хожу къ вамъ, мистрисъ Вортль, не потому, что считаю себя недостойной бывать у васъ, но потому, что не желаю повредить вамъ въ мнніи тхъ, кто не понимаетъ, что дурно, что хорошо. Я себя не стыжусь. У меня только двое судей — Господь на небеси и мой мужъ на земл.

— Никто васъ здсь не осуждалъ.

— Нтъ, меня осуждали. Но я не сержусь на это. Вы не думаете, мистрисъ Вортль, что я могу сердиться на васъ, когда вы были такъ добры, такъ великодушны, такъ снисходительны, что еще боле иметъ значенія, оттого что вы считали насъ закоренлыми и упрямыми гршниками? О, нтъ! Вамъ естественно думать такимъ образомъ, но я думаю иначе. Обстоятельства сдлали меня непригодной для вашего общества. Если бы у меня не было приличнаго платья, или башмаковъ, я тоже была бы непригодна, но это нисколько не унизило бы меня въ моемъ собственномъ уваженіи. Я утшаю себя мыслью, что не могу быть совершенно дурною, когда такой человкъ, какъ онъ, любитъ меня.

Об женщины, разставаясь въ это утро, поцловались, чего прежде не длали, и мистрисъ Вортль начала сомнваться, дйствительно ли грхъ былъ такъ великъ. Она даже осмлилась спросить себя, не поступила ли бы она также въ подобныхъ обстоятельствахъ. Она думала, что эта женщина имла право выйти за человка, котораго любила, когда услыхала, что ея первый мужъ умеръ. Въ этомъ не было никакого грха. А потомъ, что она должна была сдлать, когда умершій мужъ вдругъ вошелъ въ ея комнату? Мистрисъ Вортль, которой было чрезвычайно трудно вообразить себя въ такомъ положеніи, наконецъ, призналась себ, что непремнно поступила бы такъ, какъ ей сказалъ бы мистеръ Вортль. Боле она ничего не могла вообразить. Она не могла представить себ, которымъ мужемъ могъ быть мистеръ Вортль, тмъ ли дурнымъ, который неожиданно ожилъ, или тмъ добрымъ, который въ сущности, мужемъ не былъ бы, но ршила въ своемъ ум, что какъ бы ни было все, а она исполнила бы то, что ей веллъ бы мистеръ Вортль. Объ этомъ ужасно было думать, такъ ужасно, что она думать перестала, но во время всхъ этихъ размышленій, сердце ея смягчилось къ этой женщин. Съ этого дня она не говорила уже о проступк мистрисъ Пикокъ.

— Я, право, не знаю, какъ могла она поступить иначе, сказала она своему мужу.

— Я всегда это говорилъ.

— Было бы очень трудно ухать, когда онъ не пускалъ ее.

— Было бы очень трудно ухать, если бы онъ даже отпускалъ ее, отвтилъ ректоръ.— Куда ей было дваться? Что должна она была длать? Они были связаны обстоятельствами такимъ образомъ, что имъ невозможно было разстаться. Не часто случаются такія происшествія, они такъ необыкновенны, что обычныя правила жизни не могутъ ими руководить. Съ большинствомъ изъ насъ этого не случается никогда, и это очень хорошо для насъ. Но когда это случится, мы должны отступить отъ общихъ правилъ. Это-то чувство и заставило меня оказать имъ покровительство. Съ ними случилось большое несчастіе. Я не могъ выгнать ихъ. Ему обязанность предписывала ухать, а мн дать ей пріютъ, пока онъ вернется.

— Большое несчастіе, Джефри.

— Я этого боюсь. Посмотри.

Онъ подалъ ей письмо отъ одного вельможи, который жилъ очень далеко — такъ далеко, что врядъ ли мистрисъ Стантилупъ могла добраться до него — выражавшее его намреніе взять своихъ двухъ сыновей изъ школы на Рождество.

— Онъ не ссылается на эту причину.

— Нтъ, мы лично другъ съ другомъ незнакомы и онъ не могъ упоминать о моихъ поступкахъ. Ему было легче просто сообщить мн о своемъ намреніи, но я тмъ не мене понимаю въ чемъ вся суть. Старшій Маубрей долженъ былъ остаться еще годъ, а младшій два года. Разумется, онъ имлъ право передумать, и я не считаю себя вправ жаловаться. Такая шкода, какъ моя, должна зависть отъ своей репутаціи. Онъ, вроятно, услыхалъ объ этой исторіи, и весьма естественно, хочетъ взять своихъ сыновей.

— Какъ ты думаешь, придется ли закрыть школу?

— Очень на это похоже. Я не желаю вести ее кое-какъ. Теперь я слишкомъ старъ, чтобы начать сызнова, если эта рухнетъ. На пустыя мста охотниковъ нтъ. Разумется, родители оставшихся мальчиковъ узнаютъ объ этомъ. Я не пожелаю, чтобы дло прекратилось само собой. Я думаю теперь не говорить ничего и продолжать до Рождества, а потомъ увдомить родителей, что школа закроется лтомъ.

— Это очень огорчитъ тебя?

— Конечно. Неудача не можетъ быть пріятна никому. Я почти увренъ, что мене многихъ способенъ перенести такую неудачу.

— Но ты иногда думалъ закрыть.

— Разв думалъ? Не помню. Зачмъ мн закрывать? Зачмъ отказываться отъ профессіи, когда имешь и здоровье, и силы заниматься ею.

— У тебя есть другая.

— Да, но не та, на которую я употребилъ главную часть моей энергіи. Управлять такимъ приходомъ можетъ одинъ человкъ. У меня уже былъ кыоретъ. Кром того, глупо говорить, чтобы человкъ не дорожилъ больше тмъ, что доставляетъ ему деньги. Я долженъ буду отказаться отъ двухъ тысячъ фунтовъ годового дохода, которыя я пріобрталъ безъ хлопотъ, а съ наслажденіемъ. Это все равно, что лишиться жизни.

— О, Джефри!

— Надо же прямо вглянуть на дло.

— Я жалю… жалю, зачмъ они пріхали къ намъ.

— Что за польза въ этомъ сожалніи? Они пріхали, и согласно моему образу мыслей, я исполнилъ мой долгъ относительно ихъ. Какъ я ни огорченъ, а увряю, что сдлалъ бы тоже самое опять. Неужели ты думаешь, что меня можетъ отвлечь отъ исполненія моего долга такая вдьма, какъ мистрисъ Стантилупъ?

— Неужели это сдлала она?

— Я думаю, сказалъ ректоръ, посл нкоторой нершимости.— Я думаю, что это сдлала она. Представился удобный случай для злословія, и она воспользовалась имъ съ необыкновеннымъ искуствомъ. Это была удивительная случайность въ ея пользу. Она имла возможность распространить то, что собственно ложью назвать было нельзя. И ей удалось повліять именно на тхъ, посредствомъ кого она могла сдлать мн вредъ. Разумется, помогла и переписка съ епископомъ. Епископъ не сдлалъ изъ нея тайны, да и зачмъ ему было скрывать?

— Епископу нтъ никакого дла до школы, сказала мистрисъ Вортль.

— Да, но это какъ-то слилось. Неужели ты думаешь, что на такую женщину, какъ леди Анна Клифордъ, не могло имть вліяніе то, что епископъ строго порицалъ мое поведеніе? Если бы не мистрисъ Стантилупъ, епископъ ничего объ этомъ не зналъ бы. Это ея дло. Съ огорченіемъ чувствую, что долженъ отдать честь ея искуству и энергіи.

— Ея злости, долженъ ты сказать.

— Какую важность составляетъ это? Ея злость мы знали прежде. Для человка злого важно достигнуть свой злой цли. А я боюсь, что мистрисъ Стантилупъ это удастся.

Глава XX.
Письмо лорда Бреси.

Дла въ школ и приход шли очень спокойно весь августъ, сентябрь и половину октября. Ссора епископа съ ректоромъ прекратилась. Въ епархіи перестали говорить о мистер и мистрисъ Пикокъ. Еще оставалось нкоторое любопытство о томъ, какова будетъ послдующая судьба этой бдной женщины, но явились другіе предметы для разговора и она уже не составляла единственной темы для всхъ толковъ. Двадцать мальчиковъ чувствовали, что съ уменьшеніемъ ихъ числа, уменьшилась также и ихъ репутація. Они мене шумли и держали себя не такъ ‘нахально’, какъ отозвались бы о нихъ другіе мальчики. Но они ли, пили, играли, и будемъ надяться, учили свои уроки какъ и прежде.

Мистрисъ Пикокъ время отъ времени получала письма отъ своего мужа, и послднее въ то время, о которомъ мы говоримъ, было написано на Огденской станціи, гд Пикокъ остановился на сутки съ тмъ, чтобы навести справки о томъ, что ему было разсказано въ Сен-Луи. Тамъ онъ узналъ достаточно, чтобъ убдиться, что Робертъ Лефруа сказалъ ему правду. На станціи еще помнили, какъ изъ вагона вынесли человка въ блой горячк, помнили также, что онъ тамъ не умеръ, но что его отвезли съ слдующимъ поздомъ въ Сан-Франсиско. Одинъ изъ носильщиковъ заявилъ, что чрезъ нсколько дней онъ слышалъ, что больной умеръ почти тотчасъ по прізд въ Сан-Фрапсиско. Пикокъ написалъ обо всемъ этомъ своей жен, и прибавилъ, что наврно найдетъ могилу на кладбищ и привезетъ домой такое доказательство, которому не могутъ не поврить вс власти въ Англіи, и общественныя, и епископальныя, и судебныя.

— Разумется, они обвнчаются опять, сказала мистрисъ Вортль своему мужу.

— Они обвнчаются здсь, и я самъ буду ихъ внчать. Не думаю, чтобы самъ епископъ могъ сказать что-нибудь противъ этого, а если и скажетъ, такъ мн все равно.

— Будетъ онъ заниматься въ школ? шепнула мистрисъ Вортль.

— Да школа будетъ ли? Если школа останется, то онъ конечно будетъ заниматься. Объ этомъ теб лучше спросить мистрисъ Стантилупъ.

— Никого не хочу спрашивать кром тебя, сказала ему жена, цлуя его.

Между тмъ всячески старались успокоить мистрисъ Пикокъ и дать ей надежду на новую жизнь. Мистрисъ Вортль сказала какъ ректоръ самъ общалъ обвнчать ихъ. Мистрисъ Пикокъ слушала все, что говорили ей спокойно и съ признательностью, но не приходила въ такое волненіе какъ въ тоіъ разъ, о которомъ мы упоминали.

Въ это-то время ректоръ получилъ письмо, которое придало его мыслямъ другое направленіе. Онъ сдлался очень печаленъ, если не унылъ, и ясно показывалъ своей жен, хотя молчалъ, что онъ все еще думалъ о томъ какой вредъ сдлала ему эта негодная женщина своимъ злымъ языкомъ. Но письмо, о которомъ мы говоримъ, на время устранило это чувство, и такъ сказать дало ректору новую жизнь. Письмо, которое было отъ лорда Бреси, заключалось въ слдующемъ:

‘Любезный мистеръ Вортль, Карстерсъ ухалъ вчера въ Оксфордъ, но до своего отъзда, чрезвычайно изумилъ свою мать и меня сообщеннымъ свдніемъ. Онъ сказалъ намъ, что по уши влюбленъ въ вашу дочь. Это свдніе было сообщено намъ три дня тому назадъ, но я сказалъ Карстерсу, что я подумаю дня два, прежде чмъ напишу къ вамъ. Онъ очень желалъ, сказавъ мн, тотчасъ отправиться въ Бовикъ и видться съ вами, съ вашей женой, и разумется съ молодой двицей, но это я остановилъ своей родительской властью. Онъ сообщилъ мн, что былъ въ Бовик и засталъ дома предметъ своей любви, въ то время какъ вы и мистрисъ Вортль были въ отсутствіи. Онъ объяснился молодой двиц, которая изъ благоразумной скромности убжала отъ него и оставила его одного на террас. Вотъ его разсказъ о томъ что было, и и нисколько не сомнваюсь въ его правдивости. По его собственнымъ словамъ совершенно ясно, что молодая двица не подала ему никакой надежды.

‘Имя это въ виду я не счелъ бы нужнымъ писать къ вамъ, если бы Карстерсъ не приставалъ ко мн до тхъ поръ пока я ему это не общалъ. Онъ согласился не здить въ Бовикъ съ условіемъ, что я напишу вамъ объ этомъ. Дло въ томъ, что если бы, намреніе его показалось мн не очень серіозно, я предпочелъ бы предоставить этому пройти какъ проходятъ подобныя вещи. Но намреніе его очень серіозно. Какъ ни сумасбродно,— или можетъ быть мн слдовало бы сказать необыкновенно, чтобы юноша влюбился до двадцатилтняго возраста, это, я полагаю, возможно. По крайней мр съ нимъ это случилось, и онъ убдилъ свою мать, что было бы жестоко оставить это безъ вниманія.

‘Я могу тотчасъ сказать, что относительно васъ и вашей дочери, я остался бы вполн доволенъ его выборомъ. Я цню знатность на сколько это слдуетъ, но онъ знатенъ самъ и нтъ надобности подкрплять ее союзомъ съ другимъ домомъ стариннаго происхожденія. Относительно этого, я остался бы доволенъ. Что же касается денегъ, я не желаю, чтобы онъ принималъ ихъ въ соображеніе въ своей женитьб. Если они будутъ, тмъ лучше. Если нтъ, у него будетъ достаточно своихъ. Слдовательно я пишу къ вамъ точно такъ какъ писалъ бы, если бы вы были моимъ собратомъ-перомъ, а не пасторомъ.

‘Но я нахожу, что продолжительныя помолвки очень опасны, и вы вроятно согласитесь со мною, что он длаютъ боле вреда двушк чмъ мужчин. Можетъ случиться, если въ теченіе нсколькихъ лтъ возникнутъ затрудненія, что онъ будетъ въ состояніи забыть объ этомъ, а она нтъ. У него есть много о чемъ думать, а у нея, можетъ быть, только это одно. Можетъ быть это сдлается для нея такъ важно, что она не будетъ въ состояніи преодолть свое чувство, между тмъ какъ безъ всякаго безсердечія съ его стороны, занятія преодолютъ это для него. Въ настоящемъ же случа, я боюсь, что помолвка должна быть продолжительна. Мн было бы жаль, если бы онъ не кончилъ своего образованія въ университет, и я не нахожу благоразумнымъ отсылать юношу въ университетъ скованнымъ серіознымъ сознаніемъ, что онъ уже связанъ словомъ.

‘Говорю вамъ все какъ есть, и предоставляю вашему благоразумію придумать какъ лучше поступить. Онъ взялъ съ меня слово увдомить мисъ Вортль объ его разговор со мною. Онъ сказалъ, что иметъ право требовать этого, и что хотя теперь не подетъ въ Бовикъ, а напишетъ къ вамъ. Молодой человкъ кажется обладаетъ сильной волей — о чемъ не могу сказать, чтобы я жаллъ. Скажете вы или нтъ молодой двиц о томъ, что я вамъ написалъ, я долженъ предоставить вамъ самимъ. Если скажете, мн поручено сообщить ей отъ леди Бреси, что она будетъ очень рада видть ее здсь. Ей впрочемъ лучше пріхать, когда этотъ пылкій юный джентльменъ будетъ въ Оксфорд. Искренно вамъ преданный.

‘Бреси’.

Письмо это очень оживило ректора и утшило его въ его непріятностяхъ. Хотя предполагаемый бракъ могъ оказаться невозможенъ, какъ это объявили голоса всхъ Вортлей одного за другимъ, все таки въ тон отца молодого человка было что то, само по себ, служившее облегченіемъ. По крайней мр въ письм не было презрнія.

‘Я могу тотчасъ сказать, что относительно васъ и вашей дочери, я остался бы вполн доволенъ его выборомъ’.

Это по-крайней-мр было пріятно. И чмъ боле ректоръ смотрлъ на это, тмъ мене находилъ невозможнымъ. Если лорду и леди Бреси это пріятно, и молодому Карстерсу, въ желаніи котораго не было ни малйшей причины сомнваться, ректоръ не видалъ почему это должно быть невозможно. Относительно же Мери, онъ не думалъ, чтобы она стала возражать если вс другіе согласятся. Какъ ей не влюбиться въ молодого человка, если ей дадутъ позволеніе? Женихомъ красивымъ, богатымъ, знатнымъ, кроткаго характера и въ то же время страстно влюбленнымъ, пренебрегать не станутъ, все затрудненіе заключалось въ молодости жениха. И сколько вельможъ жили прекрасно въ свт, не кончивъ образованія въ университет? Кончали образованіе и женатые. Случалось молодымъ людямъ ждать своихъ невстъ года три. Въ продолжительной помолвк нтъ ничего хорошаго — это несомннно. Вс всегда говорили такъ. Но продолжительная помолвка можетъ быть лучше, чмъ вовсе никакой.

Онъ почти ршилъ говорить съ Мери, но потомъ вздумалъ прежде посовтоваться съ своей женой. Посовтоваться съ мистрисъ Вортль съ его стороны означало только наставить ее. Онъ находилъ иногда нужнымъ переговорить съ нею, какъ сдлалъ это относительно посщеній мистрисъ Пикокъ, и когда онъ принимался за дло, то рдко не имлъ успха. Мистрисъ Вортль не къ кому другому было обратиться за поддержкой. По этому онъ не сомнвался, когда повелъ рчь о помолвк.

— Я получилъ сегодня это письмо отъ лорда Бреси, сказалъ онъ, подавая ей.

— Ахъ, Боже мой! Онъ слышалъ о Карстерс?

— Теб лучше прочесть.

— Онъ разсказалъ все, воскликнула она, когда кончила первую фразу.

— Конечно онъ разсказалъ. Но теб лучше прочесть все письмо.

Она сла и прочла, почти съ трепетомъ.

— Ахъ, Боже! то что онъ говоритъ о теб и Мери очень мило.

— Нтъ никакой причины, чтобы это было иначе.

— Онъ могъ разсердиться.

— Это было бы очень безразсудно съ его стороны.

— Онъ сознается, что Мери не подала надежды.

— Разумется она не подала. Онъ не былъ бы похожъ на джентльмена, если бы думалъ иначе. Конечно, душа моя, это хорошее письмо. Разумется есть затрудненія.

— О — это невозможно!

— Я совсмъ этого не вижу. Конечно очень много зависитъ отъ него,— отъ Карстерса, и мн непріятно думать, что счастіе нашей дочери должно зависть отъ постоянства какого бы то ни было молодого человка. Но такихъ опасностей избгнуть нельзя. Мы съ тобою были помолвлены три года и не находили, чтобы это было нехорошо.

— Это было очень хорошо. О, я была такъ счастлива въ то время!

— Счастливе чмъ посл того?

— Право не знаю. Такъ было пріятно знать, что ты мой женихъ.

— Почему же и Мери не находить пріятнымъ, что у нея есть женихъ?

— Я знала, что ты останешься мн вренъ.

— Почему же Карстерсу не остаться врнымъ?

— Вспомни какъ онъ молодъ. Ты былъ пасторъ.

— Я не вижу, чтобы это могло сдлать меня врнымъ. И пасторъ можетъ измнить двушк точно такъ же какъ и всякій другой. Это зависитъ отъ натуры человка.

— И ты былъ такой добрый.

— Я не встрчалъ юноши добре Карстерса. Видишь, что отецъ его говоритъ о самостоятельной его вол? Когда молодой человкъ выказываетъ намреніе такого рода, онъ обыкновенно держится его.

Результатомъ было то, что Мери сказать надо, и что скажетъ ей отецъ.

— Да, папа, я все разсказала мамаш, сказала Мери.

— А она разумется разсказала мн. Ты поступила какъ слдуетъ и я не счелъ бы необходимымъ говорить съ тобою, если бы лордъ Бреси не написалъ ко мн.

— Лордъ Бреси къ вамъ писалъ? сказала Мери.

Ей, такъ же, какъ и ея матери представилось, что лордъ Бреси долженъ писать съ гнвомъ, но хотя она это думала, она нисколько не оробла, говоря себ, что хотя лордъ Бреси можетъ сердиться на своего сына, онъ не могъ имть причины остаться недоволенъ ею.

— Да, я получилъ письмо, которое ты должна прочесть. Молодой человкъ кажется иметъ очень серіозное намреніе.

— Я не знаю, отвчала Мери съ радостнымъ чувствомъ въ сердц.

— Еще такъ недавно онъ казался мальчикомъ, а теперь вдругъ сдлался взрослымъ.

На это Мери не сказала ничего, но она также пришла къ такому заключенію, что въ этомъ отношеніи лордъ Карстерсъ перемнился — къ лучшему.

— Нравится онъ теб, Мери?

— Нравится ли онъ мн, папа?

— Милочка моя, какъ мн теб это объяснить? Онъ иметъ такое серіозное намреніе, что убдилъ отца написать ко мн. Онъ хотлъ опять пріхать сюда, прежде отъзда въ Оксфордъ но графъ остановилъ его. Вотъ письмо, ты можешь прочесть.

Мери прочла письмо, усвшись въ углу комнаты, и отцу ея показалось, что она читала долго. Но въ это время она должна была многое сообразить. До сихъ поръ — до самой той минуты, когда отецъ призвалъ ее въ свой кабинетъ, она ршила, что это ‘невозможно’. Она такъ ясно это опредлила, что не задавала себ вопроса, можетъ ли она полюбить молодого человка. Будетъ ли дурно полюбить его? Не значитъ ли это желать попасть на луну? Такъ она ршила, и уже пріучила себя смотрть на объясненіе, сдланное ей, какъ на сумасбродство юности. Но не смотря на это, она не могла не сознавать, что если бы обстоятельства были другія, то она могла бы полюбить его. Теперь вдругъ сдлалась перемна. Вопросъ отца показалъ ей, что онъ надется. Онъ не сталъ бы спрашивать ее, нравится ли ей Карстерсъ — по-крайней-мр, не спросилъ бы ее такимъ голосомъ — если бы не приготовился одобрить, когда она отвтитъ утвердительно. Но дло это не зависло отъ желанія ея отца. Слдовательно, прежде чмъ она скажетъ что-нибудь, она должна узнать, что лордъ Бреси объ этомъ говоритъ. Взявъ письмо лорда Бреси, она такъ была взволнована, что не могла скоро прочесть.

— Ты понимаешь, что онъ говоритъ, Мери?

— Кажется, папа.

— Это очень доброе письмо.

— Дйствительно, очень доброе. Я думала, что это совсмъ не понравится ему.

— Онъ не длаетъ никакихъ возраженій въ такомъ род. Сказать по правд, Мери, я счелъ бы это безразсуднымъ съ его стороны. Джентльменъ не можетъ сдлать ничего лучше, какъ жениться на леди. И хотя быть вельможей очень важно, гораздо важне быть джентльменомъ.

— Нкоторые такъ много думаютъ о знатности. Потомъ онъ былъ здсь ученикомъ! Мн было очень жаль, когда онъ заговорилъ со мной.

— Все это было и прошло. Опасно то, что помолвка была бы продолжительна.

— Очень продолжительна.

— Ты боялась бы этого, Мери?

Мери почувствовала, что отецъ поступаетъ съ нею жестоко и несправедливо. Если она скажетъ, что продолжительная помолвка не кажется очень страшной, она тотчасъ признается во всемъ. Она объявитъ, что любитъ молодого человка, или, по-крайней-мр, намрена полюбить его. А между тмъ, ей казалось, что она не очень боится продолжительной помолвки. Она думаетъ, что испугалась бы гораздо больше, если бы ей предложили скорый бракъ. Ей казалось, что было бы пріятно знать, что молодой человкъ любитъ ее и вритъ его врности къ ней. Она сознавала, что письмо лорда Бреси сдлало ее счастливою, но ей не хотлось тотчасъ признаться въ своемъ счастіи отцу.

— Я долженъ отвчать на письмо лорда Бреси, сказалъ ректоръ.

— Да, папа.

— Что же я напишу ему?

— Я не знаю, папа.

— А между тмъ, ты должна сказать мн, что я долженъ написать, моя милочка.

— Я должна, папа?

— Конечно! Кто же другой можетъ мн сказать? Но сегодня я отвчать не буду. Я отложу до понедльника.

О письм разсуждали утромъ въ суботу — день, большая часть котораго посвящалась на сочиненіе проповди.

— Пока теб лучше поговорить съ мамашей, а въ понедльникъ мы ршимъ, что написать лорду Бреси.

Глава XXI.
Въ Чикаго.

Мистеръ Пикокъ похалъ одинъ въ Сан-Франсиско съ Огденской станціи и тамъ получилъ подробныя свднія о томъ, что заставило его предпринять это продолжительное и непріятное путешествіе. Онъ безъ труда досталъ надлежащія доказательства. Не прошло и сутокъ посл его прізда, какъ онъ уже стоялъ на камн, положенномъ надъ тломъ Фердинанда Лефруа, какъ онъ сказалъ Роберту Лефруа, что онъ не останется доволенъ, пока не будетъ стоять на этомъ камн. На камн было просто вырзано: ‘Фердинандъ Лефруа изъ Кильбрака, въ Луизіан,’ и къ этимъ словамъ было прибавлено число, въ которое онъ родился и въ которое умеръ. Пикокъ веллъ снять фотографію съ этого камня, и взялъ также отъ пастора, хоронившаго Фердинанда, и отъ сторожа кладбища свидтельство о похоронахъ. Доставъ все это, онъ не могъ уже предполагать, чтобы другіе могли сомнваться въ смерти Фердинанда Лефруа.

Достигнувъ своей цли, и нисколько не интересуясь городомъ, въ который его привели такія тягостныя обстоятельства, онъ на другой же день отправился въ Чикаго. Если бы было возможно, онъ избгнулъ бы свиданія съ Робертомъ Лефруа, какъ ни кратко было его пребываніе въ Сан-Франсиско, онъ узналъ, что Робертъ посл смерти своего брата, купилъ акціи какихъ то рудниковъ и заплатилъ за нихъ фальшивыми билетами. Самого его въ поддлк не подозрвали, но онъ пріхалъ въ этотъ городъ съ людьми, которые давно занимались этимъ, и купивъ акціи, старался продать ихъ на слдующій день. Ему однако удалось ухать, прежде чмъ полиція успла захватить его, и такъ схитрить, что никто не могъ сказать на какой станціи слъ онъ на желзную дорогу. Въ Сан-Франсиско никто не зналъ, гд теперь отыскать Роберта Лефруа. Товарищи его были пойманы и посажены въ тюрьму, гд теперь былъ бы и Робертъ Лефруа, если бы его удалось поймать. Пикокъ почти ничего не говорилъ о немъ, наводя справки, какъ онъ ненавидлъ этого человка, какъ ни опасался его, какъ ни страдалъ отъ его собесдничества — хотя имлъ основательныя причины ненавидть всю эту фамилію, онъ считалъ обязаннымъ не выдавай, своего спутника. Человкъ этотъ помогъ ему только изъ за денегъ, но все-таки помогъ. Поэтому, Пикокъ не сказалъ ничего. Онъ былъ бы радъ конечно, послать деньги не видавшись съ нимъ, но это было невозможно.

Въ Чикаго онъ остановился въ гостиниц, недалеко отъ того дома, который назначилъ ему Лефруа, объяснивъ біографію города и прибавивъ, что самъ предпочитаетъ и скромную и тихую гостиницу. Эта скромная и тихая гостиница называлась меблированными комнатами мистрисъ Джонсъ, и находилась въ одпомь изъ предмстьевъ, очень далеко отъ главной улицы.

— Вамъ не надо говорить, что вы идете ко мн, сказалъ ему Лефруа:— и о мистрисъ Джонсъ не упоминайте никому. Люди такъ любопытны, а иному человку иногда хочется притаиться.

Хотя Пикокъ не очень сочувствовалъ тмъ, которые любятъ ‘притаиться’, однако, исполнилъ желаніе Лефруа и отправился къ мистрисъ Джонсъ, не сказавъ никому куда идетъ.

Онъ взялъ съ собою тысячу долларовъ банковыми билетами, сознавая, что этотъ жалкій человкъ заслужилъ ихъ по условію. Его единственнымъ желаніемъ теперь было какъ можно скоре передать деньги, и поспшить ухать изъ Чикаго. Онъ чувствовалъ себя какъ будто виновникомъ въ какомъ то преступленіи, имя дло, съ этимъ человкомъ, тайно отдавая ему деньги, и исполняя условіе, подробности котораго никто не долженъ знать. Что будетъ съ нимъ, если полиція Чикаго явится къ нему какъ къ пріятелю, и вроятно, сообщнику человка, требуемаго въ Сан-Франсиско по обвиненію въ подлог? Но длать было нечего, и у мистрисъ Джонсъ, онъ нашелъ деверя своей жены въ буфет — этомъ всегдашнемъ прибжищ американцевъ — съ сигарою во рту, проводящимъ время въ праздности, какъ только въ Америк постители подобныхъ заведеній умютъ проводить. Въ Англіи такого человка въ такомъ мст, вроятно, застали бы съ рюмкой какого-нибудь крпкаго напитка подъ рукой, но въ Америк этого не бываетъ никогда. Если американецъ желаетъ выпить, онъ идетъ къ буфету и выпьетъ стоя — выпьетъ можетъ быть дв и три рюмки одну за другою — но когда сядетъ, довольствуется сигарой, и можетъ такимъ образомъ сидть нсколько часовъ, даже цлый день.

Такъ теперь Пикокъ, нашелъ и Роберта. Когда Пикокъ вошелъ въ комнату, Лефруа не всталъ, а заговорилъ съ нимъ, такъ какъ, будто они разстались часъ тому назадъ.

— И такъ, вы вернулись живой?

— Я пріхалъ изъ Сан-Франсиско.

— Тише! воскликнулъ Лефруа, оглядываясь вокругъ комнаты, въ которой однако, не было никого кром нихъ: — не къ чему разсказывать гд вы были.

— Мн нечего скрывать.

— Это не всякій можетъ сказать. Молчать о своихъ длахъ, пока васъ не спросятъ, правило хорошее. Здсь мастера узнавать все и обо всемъ. Ну, что же вы тамъ сдлали?

— Я нашелъ все какъ вы сказали мн.

— Вдь я вамъ говорилъ? Зачмъ же вы притащили меня сюда, когда могли избавить меня отъ труда? Разв вы не заплатите мн за это?

— Я пришелъ сюда, чтобы вамъ заплатить.

— То что вы мн должны за сообщенныя свднія. А за пріздъ? Вы мн ничего не прибавите за путешествіе?

— Вы получите тысячу долларовъ.

— Тише! вы говорите о деньгахъ, какъ будто всмъ слдуетъ знать, что они у васъ въ карман. Что такое тысяча долларовъ въ сравненіи съ тмъ, что я сдлалъ для васъ.

— Я ничего боле не могу вамъ дать.

— Пустяки!

— Хотите получить теперь?

— Вы нашли могилу?

— Да, я нашелъ могилу. Вотъ съ нея фотографія снята. Можете взять одинъ экземпляръ, если хотите.

— Что мн въ немъ, сказалъ Лефруа, взявъ фотографію.— Жаль, что она вышла за Ферди, который ничего не стоилъ, а не за меня. Я сдлалъ бы изъ нея женщину.

Пикокъ задрожалъ, услышавъ это, но не сказалъ ничего.

— Пожалуй дайте картинку. Я повшу ее, если когда-нибудь у меня будетъ своя комната. Какъ это просто! Фердинандъ Лефруа изъ Кильбрака! Мало пользы принесъ намъ Кильбракъ. Теперь онъ достался какимъ то ханжамъ, распвающимъ псалмы, а можетъ быть и негру. Это не удивитъ меня. О! вотъ деньги то, тысяча долларовъ, и это все что я получу за то, что здилъ въ Англію, разсказалъ вамъ, привезъ сюда и показалъ то мсто, съ котораго вы могли снять вашу хорошенькую картинку.

Онъ взялъ деньги, толстый свертокъ билетовъ, и засунулъ въ карманъ.

— Вамъ лучше сосчитать.

— Не стоитъ такую бездлицу.

— Дайте, сосчитаю я.

— Въ ваши руки это больше не попадетъ.

— Мн и не нужно.

— А теперь давайте мн за мой проздъ въ Англію. Теперь вы можете сдлать ее вашей законной женой или бросить, какъ хотите. Вы не могли бы сдлать ни того, ни другого, если бы я не пріхалъ вамъ сказать.

— Вы получили что вамъ было общано.

— А мои расходы на проздъ?

— Я за это ничего вамъ не общалъ и ничего не заплачу.

— Не заплатите?

— Ни одного доллара.

— Неужели?

— Конечно нтъ. И вы сами этого не ожидаете, хотя пристаете ко мн.

— И вы думаете, что одержите надо мной верхъ? И вы думаете, что притащили меня сюда, для того чтобы я слушался вашихъ приказаній, и бралъ то, что вы заблагоразсудите бросить мн?

— У насъ было сдлано условіе. Я никакого верха надъ вами не одерживалъ.

— Я думаю, Пикокъ, я думаю. Вамъ пришлось бы встать пораньше, чтобы одержать верхъ надъ Робертомъ Лефруа. Вы не ожидаете получить эти деньги обратно?

— Конечно нтъ — можно ли вырвать кусокъ мяса у собаки?

Пикокъ, говоря это, начиналъ сердиться.

— Вы этого не ожидали, но вы можетъ быть надялись, что я заслужу ихъ, исполняя ваше приказаніе?

— Вы и заслужили.

— Да, но какъ? Вы никогда не слыхали о моемъ двоюродномъ брат Фердинанд Лефруа?

— О комъ?

— О моемъ двоюродномъ брат, Фердинанд Лефруа. Онъ былъ очень хорошо извстенъ и въ Луизіан и въ Калифорніи. Онъ былъ хорошій человкъ, только любилъ выпить. Мы говорили, что ему было бы хорошо жениться, но онъ никогда не былъ женатъ.

Робертъ Лефруа, говоря это, засунулъ лвую руку въ тотъ карманъ своихъ панталонъ, куда положилъ билеты, а правою вынулъ изъ другого кармана револьверъ.

— Я теперь лучше приготовился, сказалъ онъ: — чмъ въ то время какъ у васъ подъ изголовьемъ въ Ливенворт лежалъ шестиствольникъ.

— Я не врю ни одному слову, вы лжете, сказалъ Пикокъ.

— Очень хорошо. Вы любитель путешествій, и денегъ у васъ много. Позжайте-ка лучше въ Луизіану, и прямо изъ Новаго Орлеана въ Кильбракъ. Это только сорокъ миль къ юго-западу, и желзная дорога не доходитъ пятнадцать миль. Вы тамъ подробно узнаете о Фердинанд Лефруа, нашемъ двоюродномъ брат, который не былъ женатъ, умеръ отъ пьянства и похороненъ въ Сан-Франсиско. Тамъ очень будутъ рады взглянуть на вашу хорошенькую картинку, потому что тамъ всегда чрезвычайно любили кузена Ферди Кильбрака. Тамъ, вы, наврно встртите моего брата Ферди, и можете сказать ему, что видли меня. Можете также сообщить ему объ его жен. Онъ будетъ радъ услыхать объ этой бдняжечк.

Пикокъ слушалъ и не говорилъ ни слова. Это могло быть справедливо. Почему это не могло быть справедливо? Если дйствительно два двоюродные брата носили одно имя, что же могло быть вроятне, что посредствомъ обмана деньги были выманены у него? Но, когда онъ подумалъ, то убдился, что это справедливо быть не могло. Вроятность успха такого плана была слишкомъ мала, для того чтобы заставить этого человка предпринять путешествіе въ Бовикъ. И невроятно, чтобы его жена не знала о существованіи другого Фердинанда Лефруа, а если бы знала она, то зналъ бы и онъ.

— Это ложь съ начала до конца, сказалъ онъ.

— Очень хорошо, очень хорошо. Я постараюсь сообщить правду въ письм къ ректору Вортлю и епископу и всмъ тамошнимъ благочестивымъ зрителямъ. Какъ подумаешь, что такой человкъ, какъ вы, проповдникъ слова Божьяго, живетъ съ чужой женой! Я скажу вамъ вотъ что: у меня теперь есть деньги, и я не прочь опять похать въ Англію и разсказать всю правду самому епископу. Я могу ему растолковать, что этотъ фотографическій снимокъ не значитъ ничего, что мужъ живъ и живетъ въ своемъ собственномъ имніи въ Луизіан. Неужели вы думали, что у насъ, Лефруа, нтъ другого помстья, кром Кильбрака.

— Вы лжецъ, сказалъ Пикокъ.

— Очень хорошо. Докажите.

— Не сказали ли вы мн, что вашъ братъ похороненъ въ Сан-Франсиско?

— О! это ничего не значитъ. Мое слово доказательствомъ служить не можетъ. Я точно похоронилъ Ферди Лефруа. Это я доказать могу, и. сказалъ бы вамъ, что это не родной братъ, а двоюродный, если бы вы обошлись вжливо со мною въ Англіи.

— Я теперь еще невжливе съ вами поступлю, сказалъ Пикокъ.

— Что вы сдлаете? На этотъ разъ револьверъ у меня.

— Я не намренъ васъ застрлить и даже пугать, какъ въ Ливенворт, но и у меня таіже револьверъ есть.

Онъ медленно вынулъ револьверъ изъ кармана. Въ эту минуту вошли два человка и сли въ дальнемъ углу комнаты.

— Не думаю, чтобы намъ пришлось стрляться.

— Можетъ быть, сказалъ Лефруа.

— Васъ захватитъ полиція.

— Захватитъ на время. Что это за важность. Разв человкъ не долженъ защищаться, когда на него нападаютъ съ оружіемъ?

— Но полиція скоро узнаетъ, что вы тотъ мошенникъ, который убжалъ изъ Сан-Франсиско полтора года тому назадъ. Неужели вы думаете, что не узнаютъ въ васъ того, кто заплатилъ за акціи фальшивыми билетами?

— Это не я. Вы лжете.

— Теперь вамъ извстно то, что знаю я, и не лучше ли вамъ повторить мн, кто лежитъ подъ камнемъ, съ котораго снята фотографія.

— Что это вы тамъ длаете съ револьверами? сказалъ одинъ изъ незнакомцевъ, подходя къ нимъ.

— Мы на нихъ смотримъ, сказалъ Лефруа.

— Если вы замышляете что-нибудь, не лучше ли вамъ уйти въ другое мсто, сказалъ незнакомецъ.

— Именно. Я самъ объ этомъ думалъ, сказалъ Лефруа.

— Мы ничего не замышляемъ, возразилъ Пикокъ:— я не имю ни малйшаго намренія застрлить этого господина, ни онъ меня.

— Такъ для чего же вы держите револьверы въ рукахъ? Этотъ домъ содержитъ честная вдова, и я не допущу, чтобъ она имла непріятности. Положите ихъ.

Лефруа спряталъ револьверъ въ карманъ, и Пикокъ сдлалъ то же. Тогда незнакомецъ медленно вернулся на свое мсто на другой конецъ комнаты.

— Вамъ сказали эту ложь въ Сан-Франсиско? спросилъ Лефруа.

— Я это слышалъ, когда спрашивалъ о смерти вашего брата.

— Если вы врите этому, то доврите и всякому вздору.

— Я поврю всякому вздору, если поврю существованію вашего кузена.

Лефруа засмялся, но не сказалъ больше ничего о басн, которую выдумалъ по минутному вдохновенію. Посл этого, они посидли съ четверть часа, а потомъ англичанинъ всталъ.

— Наше дло теперь кончилось, сказалъ онъ: — и я съ вами прощусь.

— Я скажу вамъ, что я думаю, сказалъ Лефруа.

Пикокъ стоялъ и не говорилъ ни слова.

— Мн хочется вернуться съ вами въ Англію. Меня ничто не удерживаетъ здсь.

— Что будете вы длать тамъ?

— Это будетъ для васъ доказательствомъ въ смерти Ферди.

— У меня доказательство есть. Мн васъ не нужно.

— Я все-таки поду.

— И растратите вс деньги на дорог.

— Вы мн дадите еще.

— Ни одного доллара, сказалъ Пикокъ, отвернувшись.

Уходя, онъ услыхалъ, какъ негодяй громко хохоталъ надъ собственной своей шуткой.

До своего отъзда въ Англію, онъ еще разъ увидлъ Роберта Лефруа. Когда онъ садился въ вагонъ на желзной дорог, Лефруа подошелъ къ нему съ озабоченнымъ видомъ:

— Пикокъ, сказалъ онъ: — въ этомъ свертк было только девятьсотъ долларовъ.

— Тамъ была тысяча. Я сосчиталъ за полчаса предъ тмъ, какъ отдалъ вамъ.

— Когда я получилъ было только девятьсотъ.

— Вы больше не получите. А какими вы деньгами заплатили за акціи въ Сан-Франсиско?

Этотъ вопросъ онъ сдлалъ вслухъ, при всхъ пассажирахъ. Тогда Робертъ Лефруа вышелъ изъ вагона и съ тхъ поръ Пикокъ не видалъ его и не слыхалъ о немъ никогда.

Глава XXII.
Отвтъ ректора.

Когда насталъ понедльникъ, въ Бовик многое надо было сдлать и о многомъ подумать. Мистрисъ Пикокъ въ этотъ день получила письмо изъ Сан-Франсиско со всми подробностями доказательствъ, полученныхъ ея мужемъ, и съ фотографической карточкой. Теперь ей не было препятствій сдлаться настоящей и законной женой человка, котораго одного она считала своимъ мужемъ въ глазахъ Господа. Пикокъ прибавлялъ, что детъ вслдъ за этимъ письмомъ и, слдовательно, его можно было ждать чрезъ недлю, или много, много чрезъ десять дней. Тотчасъ по прізд въ Ливерпуль онъ, разумется, телеграфируетъ ей.

Получивъ это письмо, она тотчасъ послала просить къ себ мистрисъ Вортль. Мистрисъ Вортль, конечно, сейчасъ пришла. Но въ эту минуту она не была способна подать совтъ о чемъ бы то ни было, кром того, что было близко къ ея сердцу.

Въ часъ, когда ученики обдали, Мери должна была сказать отцу, что ему отвтить лорду Бреси, а Мери еще не пришла ни къ какому ршенію. Будь она не такъ молода, она поняла бы, что въ послднюю минуту отецъ ршитъ за нее, и будь она опытне, она не сомнвалась бы, что отецъ ршитъ по ея желанію. Теперь же она дрожала въ неизвстности, опираясь на безполезную помощь матери, истерзанная чувствомъ, что въ часъ пополудни она должна ршить.

И среди всего этого мать отняли отъ нея въ десять часовъ. Об дамы немногое могли сказать другъ другу. Мистрисъ Пикокъ сочла необходимымъ дать ректору знать, что мистеръ Пикокъ вернется скоро.

— Чрезъ недлю! сказала мистрисъ Вортль, какъ бы непріятно изумленная такимъ скорымъ возвращеніемъ.

— Чрезъ недлю или восемь дней. Онъ выдетъ изъ Сан-Франсиско вслдъ за этимъ письмомъ.

— И онъ все узналъ?

— Кажется. Посмотрите!

Мистрисъ Пикокъ показала своей пріятельниц фотографическій снимокъ съ могилы.

— Боже мой! сказала мистрисъ Вортль: — Фердинандъ Лефруа! и это его могила?

— Это его могила, отвтила мистрисъ Пикокъ, отвернувшись.

— Это очень грустно, очень грустно, но вдь вы ожидали этого извстія.

— Для него это не было грустно, я надюсь, сказала мистрисъ Пикокъ.— Во всемъ этомъ я стараюсь думать о немъ скоре, чмъ о себ. Когда я принуждена думать о себ, мн кажется, что моя жизнь была такъ испорчена, что я должна оставаться равнодушной ко всему, что случается со мною теперь. То, что случилось со мною, было такъ дурно, что хуже со мною случиться не можетъ ничего. Но если для него настанетъ хорошее время, хоть маленькое облегченіе, хоть что-нибудь утшительное, тогда я останусь довольна.

— Почему вамъ обоимъ не быть счастливыми?

— Я почти такъ же сдлалась мертва и для надежды, какъ и для стыда. Года два тому назадъ, я думала, что мн будетъ невозможно перенести, что на меня смотрятъ такъ, какъ будто моя жизнь была гршна и нечиста. Теперь я совсмъ равнодушна къ этому. Я могу глядть на всхъ смлыми глазами и мднымъ лбомъ и говорить имъ, что ихъ жестокость такъ же дурна, какъ и поведеніе.

— Мы на васъ такъ не смотрли, сказала мистрисъ Вортль.

— Нтъ, вотъ почему я послала за вами и говорю вамъ это все. Странне всего для меня то, что я встртила человка такого великодушнаго, какъ вашъ мужъ, и такую сострадательную женщину, какъ вы.

Нечего больше было говорить. Мистрисъ Вортль поручила сказать ея мужу, что мистера Пикока надо ждать чрезъ недлю или десять дней, и она поспшила подать помощь, какую могла, въ боле важныхъ затрудненіяхъ своей дочери.

Разумется, это было гораздо важне, для мистрисъ Вортль. Сдлается ли ея дочь женою молодого лорда — будущей графиней? Неужели ей предстоитъ быть тещей графа? Разумется, это было гораздо важне для нея. И среди всего этого, такъ какъ она была добрая, хорошая христіанка, то было еще кое что гораздо важне этого. Хотя она ставила высоко графское званіе, большой доходъ и громадный замокъ въ Карстерс, и великолпный паркъ съ чудесными аллеями, и экипажъ, въ которомъ ея дочь будетъ здить на лондонскія пиршества, и брильянты, которыя она наднетъ, когда будетъ представлена ко двору, какъ невста лорда Карстерса, однако она знала очень хорошо, что въ настоящемъ случа она не должна придавать этимъ вещамъ главную важность. Прежде всего, она должна заботиться о счастіи своей дочери — о ея благосостояніи и въ этомъ мір, и будущемъ. Вотъ о чемъ она должна думать — и только объ этомъ. Если теперь отвтить лорду Бреси, что они, Вортли, согласны связать свою дочь помолвкою, будетъ ли молодой лордъ также считать себя связаннымъ? И что же станется съ ея двочкой, если такая сомнительная помолвка продлится нсколько лтъ и потомъ будетъ нарушена равнодушіемъ молодого человка? Что будетъ съ нею, когда можетъ быть, года чрезъ три или четыре, придетъ письмо, что молодой лордъ поредумалъ и помолвилъ какую-нибудь боле знатную невсту? Не обязана ли она, какъ мать, спасти свою дочь отъ такого страшнаго горя?

Все это ясно представлялось ея уму, но ей также было ясно, что если пропустить этотъ случай, то такая блистательная партія вроятно ли представится опять. Колеблясь между великолпной будущностью для дочери съ одной стороны, и опасеніемъ страшнаго несчастія съ другой, мистрисъ Вортль была совершенно неспособна подать хорошій совтъ. Ей бы однако слдовало знать, что ея совтъ не будетъ имть никакой важности. Ея опытность должна была бы сказать ей, что ея мужъ самъ все ршитъ. Если бы рчь шла объ ея собственномъ счастіи, объ ея собственномъ величіи, она и не подумала бы имть собственное мнніе. Она посовтовалась бы съ своимъ мужемъ и просто поступила бы такъ какъ веллъ бы онъ. Но дло шло о ея дочери, и смутно, нершительно чувствовала она, что дочери она сама должна подать совтъ.

— Мама, сказала Мери, когда ея мать вернулась отъ мистрисъ Пикокъ:— что я должна сказать, когда папа пришлетъ за мною?

— Если ты думаешь, что можешь полюбить его, душа моя…

— О, мама, вамъ не надо спрашивать меня объ этомъ!,

— Милочка моя!

— Мн онъ нравится, очень нравится.

— Если такъ…

— Но я никогда не думала объ этомъ прежде, и потомъ если онъ… если онъ…

— Что, душа моя?

— Если онъ передумаетъ?

— Ахъ, да! въ томъ-то и дло. Это не то, какъ если бы ты могла выйти замужъ чрезъ три мсяца.

— О, мама, я бы вовсе этого не хотла!

— Или даже чрезъ полгода.

— О, нтъ!

— Разумется, онъ очень молодъ.

— Да, мама.

— А когда молодой человкъ такъ молодъ, я думаю, онъ самъ не знаетъ хорошо своихъ мыслей.

— Это правда, мама, но и…

— Что такое, моя милочка?

— Его отецъ говоритъ, что у него очень много силы воли, сказала бдная Мери, которой хотлось, безсознательно хотлось замолвить доброе словечко съ своей стороны, не слишкомъ выказывая своего желанія.

— У него всегда это было. Бывало во всякой игр онъ всегда любилъ поступать по своему. Но такіе люди точно также перемняются, какъ и другіе.

— Неужели, мама?

— Но мн кажется, что у него очень высокія правила.

— Папа всегда это говорилъ.

— И прекрасныя великодушныя чувства. Онъ не будетъ вертться такъ, какъ флюгеръ.

— Если вы это думаете, я… я… я… О! мама, зачмъ вы мн сказали?

— Моя дорогая, мое дитя, мой ангелъ, что я должна сказать теб? Я нахожу, что изъ всхъ молодыхъ людей, которыхъ я знаю, онъ самый милый, самый пріятный, и самый добрый.

— О, мама, вы думаете это? сказала Мери, бросившись къ матери, обнимая ее и цлуя.

— Но если ты отдашь ему твое сердце, а потомъ все разстроится!

Мери бросила обнимать и цловать и сла на диван одна. Такимъ образомъ прошло утро, и когда Мери позвали въ кабинетъ отца, мать и дочь еще не пришли ни къ какому ршенію.

— Ну, что, душа моя,— сказалъ ректоръ, улыбаясь:— что я долженъ написать графу?

— Разв вы должны написать непремнно сегодня, папа?

— Я такъ думаю. Его письмо таково, что его нельзя оставить долго безъ отвта, а то онъ подумаетъ, что мы сами не знаемъ что сказать.

— Разв онъ это подумаетъ, папа?

— Ему представится, что намъ стыдно принять предложеніе, а между тмъ мы принять желаемъ.

— Я не стыжусь ничего.

— Ты не имешь на это никакой причины.

— И мы также, папа.

— И я. Это совершенно справедливо. Слдовательно, зачмъ же намъ колебаться? Не помочь ли теб, моя дорогая, прійти къ какому-нибудь ршенію?

— Хорошо, папа.

— На сколько я понимаю твое сердце, оно еще не было отдано этому молодому человку.

— Не было, папа.

Это Мери сказала, однако, не съ такимъ выраженіемъ, которое придаетъ большую силу удостовренію.

— Но для такихъ вещей должно быть начало. Мужчина бросается на это очертя голову, какъ кажется это сдлалъ милордъ Карстерсъ. По крайней мр такъ поступаютъ вс лучшіе молодые люди.

Тутъ Мери очень захотлось встать и поцловать отца, но она воздержалась.

— Молодая двушка съ другой стороны, если она такова, какою я тебя считаю, ждетъ предпочтенія. Тогда это и начнется.

Говоря это, ректоръ нжно улыбнулся.

— Да, папа.

— А когда началось, она неохотно высказываетъ это тотчасъ, даже своему любящему старому отцу.

— Папа!

— Вотъ это такъ, неправда ли? Не угадалъ ли я?

Онъ замолчалъ, какъ бы ожидая отвта, но она не могла еще отвтить ничего.

— Поди сюда, душа моя.

Она подошла такъ, что онъ могъ обнять ея станъ рукой.

— Я предполагаю только, что теперь ты лучше расположена къ этому молодому человку, чмъ къ кому-нибудь другому.

— О! да, папа.

— Ко всмъ другимъ ты совершенно равнодушна.

— Да, папа.

— Я въ этомъ увренъ. Но къ этому ты равнодушна не совсмъ. Поцлуй меня, моя дорогая, и я приму это за твой отвтъ.

Она поцловала его очень горячо.

— Что же, душа моя, напишу я графу?

— Я не знаю, папа.

— И я также. Я никогда не знаю, что я напишу, пока не возьму въ руки пера. Но ты даешь мн право написать какъ мн покажется лучше?

— О! да, папа.

— И я могу предположить, что знаю твои мысли.

— Да, папа.

— Очень хорошо. Теперь теб лучше меня оставить, чтобы я могъ приняться за дло, имя предъ собою бумагу, а въ рукахъ перо. Я никогда не могу начать думать, пока не приму такого положенія.

Тутъ она вернулась къ матери.

— Ну, что, душа моя? спросила мистрисъ Вортль.

— Онъ собирается писать къ лорду Бреси.

— Но что же онъ ему напишетъ?

— Я не знаю, мама.

— Не знаешь!

— Мн кажется, онъ хочетъ сказать лорду Бреси, что препятствій нтъ никакихъ.

Тутъ мистрисъ Вортль поняла, что ректоръ ршился пренебречь всми опасностями и что, слдовательно, и она должна такъ поступать.

Ректоръ, оставшись одинъ, посидлъ нсколько времени, задумавшись, прежде чмъ принялъ то положеніе, о которомъ говорилъ съ своей дочерью. Онъ сознавался себ, что трудно написать приличный отвтъ на такое письмо. Когда онъ ршился послать епископу письмо, исполненное негодованія, слова вылетали изъ него, какъ молнія изъ тучи. Наконецъ, онъ долженъ былъ много подумать, прежде чмъ придастъ своимъ словамъ надлежащій смыслъ. ‘Разумется, такой бракъ выгоденъ для моей дочери и пріятенъ мн’, желалъ онъ сказать: ‘не только потому, что сынъ вашъ знатенъ, сдлается графомъ и очень богатымъ человкомъ. И это много для насъ значитъ. Мы слишкомъ правдивы, чтобы это опровергать, мы ненавидимъ притворство и желаемъ просто сказать вамъ правду. Титулъ и деньги значатъ много, но вполовину не столько, какъ то мнніе, которое мы имемъ о хорошихъ качествахъ молодого человка. Я не отдалъ бы моей дочери самому знатному и богатому вельмож въ Великобританіи, если бы не думалъ, что онъ будетъ любить ее и обращаться съ нею такъ, какъ мужъ долженъ обращаться съ своей женой. Но находя въ этомъ молодомъ человк вс хорошія качества и прекрасный характеръ, я готовъ и моя дочь также готова подвергнуться опасностямъ продолжительной помолвки, въ надежд получить вс т блага, которыя, если все кончится благополучно, достанутся ей’.

Вотъ что онъ желалъ сказать графу, но ему показалось очень трудно высказать это въ принятыхъ и естественныхъ выраженіяхъ.

‘Любезный лордъ Бреси! когда я узналъ отъ матери Мери, что Карстерсъ въ наше отсутствіе прізжалъ объясниться въ любви нашей дочери, я долженъ признаться, что это было непріятно мн. Я чувствовалъ, во-первыхъ, что онъ слишкомъ молодъ для такихъ вещей, а потомъ, что вы весьма естественно разсердитесь на то, что вашъ сынъ, находившійся здсь для ученія, вздумалъ заниматься любовью. Думаю, что вы поймете мои чувства. Однако, объ этомъ нечего говорить. Зло, насколько это можетъ назваться зломъ, было сдлано, и Карстерсъ, отправлялся въ Оксфордъ, гд можетъ все забыть. Я съ своей стороны не счелъ необходимымъ пожаловаться вамъ на его пріздъ.

‘Всему этому ваше письмо придало совершенно другой видъ. Я думаю, что я мене кого-либо другого думаю о вншнихъ преимуществахъ, но не мене всякаго другого понимаю, какую честь мн самому и какія выгоды моей дочери доставитъ предлагаемый ей бракъ. Я счелъ себя обязаннымъ дать ей прочесть ваше письмо, потому что, ея сердце и ея воображеніе весьма естественно были затронуты тмъ, что ей сказалъ вашъ сынъ. Мн кажется я могу сказать о моей дочери, что нтъ на свт двушки добре, невинне и мене занятой выгодами такого предложенія. Но сердце ея было тронуто, и хотя она думала о немъ только, какъ о знакомомъ, пока онъ съ нею не объяснился, и не приняла его предложенія тогда, теперь, когда она узнала боле отъ васъ, она уже неравнодушна. Я думаю, что вы найдете это естественнымъ.

‘Я и ея мать также, разумется, понимаемъ опасности продолжительной помолвки и тмъ боле, что сыну вашему еще предстоитъ довольно долго заняться своимъ образованіемъ. Спроси онъ совта у васъ или у меня, ему, разумется, не посовтовали бы думать о брак пока, но страсть, побудившая его сдлать этотъ шагъ по своему собственному усмотрнію показываетъ, какъ вы сами это сказали, что у него воля сильне, чмъ обыкновенно бываетъ въ его года. Это въ нкоторой степени ручается за его постоянство.

‘Я думаю, вы теперь поймете мысли мои, Мери и ея матери.’

Лордъ Бреси, читая это, сказалъ себ, что хотя мысли ректора были очень ясны, мыслей мистрисъ Вортль онъ не зналъ совсмъ.

‘Я предложилъ бы, чтобы это дло осталось такъ, какъ оно есть, и чтобы молодые люди поняли, что помолвка должна зависть отъ постоянства не одного изъ нихъ, а обоихъ вмст.

‘Если, посл этого, леди Бреси будетъ пріятно принять Мери въ Карстерсъ, мн не нужно говорить, что Мери будетъ очень пріятно пріхать къ ней.

‘Примите увреніе, любезный лордъ Бреси, въ искренней преданности къ вамъ

‘Джефри Вортля’.

Графъ, прочтя это письмо, хотя въ немъ не было ни одного слова, къ которому онъ могъ бы придраться, остался не совсмъ доволенъ.

— Разумется, они будутъ помолвлены, сказалъ онъ жен.

— Конечно, отвтила графиня: — Карстерсъ иметъ очень серіозное намреніе. Онъ сдлалъ бы это самъ, если бы ты не сдлалъ этого для него.

— Во всякомъ случа ректоръ Вортль джентльменъ, утшилъ себя графъ.

Глава XXIII.
Возвращеніе мистера Пикока.

Отвтъ графа ректору былъ короткій:

‘Пусть будетъ такъ’.

Въ письм не было боле ни одного слова, но была приписка почти такая же короткая:

‘Леди Бреси напишетъ Мери и условится съ нею, когда ее ждать’.

Такимъ образомъ ректоръ, мистрисъ Вортль и сама Мери поняли, что Мери помолвлена съ лордомъ Карстерсомъ.

Устроивъ дло такимъ образомъ, ректоръ, такъ сказать, крпко ухватившись за то, что ему было предложено, пересталъ говорить объ этомъ, но тотчасъ обратилъ свои мысли на мистера и мистрисъ Пикокъ. Для жены его, которая, вроятно, одна понимала пылкость его духа и соотвтствующую этому наклонность къ унынію, было очевидно, что онъ принялся за дла Пикока съ возобновленнымъ мужествомъ. Пикокъ долженъ приняться за свои обязанности, какъ только перевнчается, и пусть мистрисъ Стантилупъ или епископъ осмлятся сказать что-нибудь тогда. Ректору казалось невозможнымъ, чтобы родители имли глупость предположить, будто нравственность ихъ сыновей испортится отъ сношеній съ человкомъ такимъ правдивымъ, такимъ благороднымъ, такимъ энергичнымъ. Онъ уже не говорилъ о томъ, что закроетъ школу, но повидимому думалъ, что опуствшія мста пополнятся. Онъ опять обдалъ съ аппетитомъ, бранилъ либераловъ, заботился о виноград и персикахъ, какъ всегда бывало съ нимъ, когда дла шли хорошо. Все это, какъ мистрисъ Вортль понимала, происходило отъ блистательной будущности Мери.

Но хотя онъ молчалъ, мистрисъ Вортль не молчала. Для нея было невозможно говорить объ этомъ, когда она была одна съ Мери, или одна съ ректоромъ. Такъ какъ онъ совтовалъ ей не поощрять Мери и слишкомъ много думать объ этомъ, она была принуждена молчать, когда они оба находились съ нею, но вдвоемъ и съ нимъ и съ нею она только и говорила что объ этомъ. Ректору она сообщала вс свои опасенія и вс свои сомннія, показывая слишкомъ ясно, что у нея разорвется сердце, если что-нибудь помшаетъ величію и благосостоянію, которыя казались почти подъ рукою, но не совсмъ, у ея милой дочери. Что если Карстерсъ окажется вроломенъ, если Аристотель или Сократъ выгонятъ любовь изъ его сердца! Если другіе негодные лорды въ колледж Христовой Церкви натвердятъ ему, что молодому лорду глупо помолвить дочь своего учителя до окончанія университетскаго курса! Если какая-нибудь боле знатная двица встртится ему и затмитъ Мери въ его сердц. Боле прелестной и боле доброй двушки найти онъ не можетъ — въ этомъ она была убждена. Въ этомъ ректоръ соглашался и говорилъ ей, что ей слдуетъ боле доврять прелестямъ ея дочери, но въ тоже время прибавлялъ, довольно суровымъ голосомъ, что ей не слдуетъ увлекаться великолпіемъ графской короны. Въ этомъ, я думаю, было нкоторое лицемрство. Будь ректоръ такъ простодушенъ какъ его жена, онъ вроятно признался бы, что такъ же дорожитъ графскою короною какъ и она.

Мистрисъ Вортль передавала мудрость ректора своей дочери.

— Папа говоритъ, душа моя, что теб не надо слишкомъ много думать объ этомъ.

— Я думаю о немъ, мама. Теперь я его люблю, и разумется думаю о немъ.

— Разумется ты думаешь, душечка, разумется думаешь, какъ теб не думать о немъ, когда онъ составляетъ для тебя все? Но папа находитъ, что это еще нельзя назвать помолвкой.

— Я не знаю какъ это надо назвать, но разумется я люблю его. Онъ можетъ пожалуй перемниться.

— Но ты не должна думать объ этомъ, зная его званіе и богатство.

— Объ этомъ я никогда не думала, мама, но онъ остается такимъ же какъ и былъ, и я должна о немъ думать.

Бдная мистрисъ Вортль не знала какой подать совтъ, услышавъ это признаніе. Молчать было бы благоразумне, но это было невозможно для нея. Отъ полноты сердечной говорятъ уста, а сердце ея было очень полно лордомъ Карстерсомъ, Карстерскимъ замкомъ и брильянтами, которые наднетъ ея дочь, когда будетъ представляться королев, если только этотъ молодой человкъ исполнитъ свою обязанность.

Бдной Мери приходилось хуже всхъ. Ей ничего не было сказано, будетъ ли она видться съ своимъ женихомъ, или писать къ нему. Единственное свиданіе, которое происходило между ними было то, когда она убжала отъ него и бросила его, какъ выразился графъ, на террас. Она еще не шепнула ему ни одного нжнаго слова, даже не пожала ему руки въ знакъ своего расположенія. Она совсмъ не знала, когда ей позволятъ выйти съ нимъ, не ршили ли старшіе между собою, что женихъ и невста не должны видться до-тхъ-поръ пока онъ не выйдетъ изъ университета. Было уже ршено, что она подетъ въ Карстерсъ въ половин ноября и останется до половины декабря, но ршили также, что ея жениха не будетъ въ Карстерс въ это время. Онъ будетъ тогда въ Оксфорд и долженъ заниматься только греческимъ и латинскимъ языкомъ, или пожалуй развлекаться, нисколько не думая что въ Бовикскомъ пасторат есть сердце, принадлежащее ему. Хотя Мери, конечно, думала объ этомъ больше всхъ, она имла мене возможности говорить объ этомъ съ отцомъ и матерью.

Между тмъ Пикокъ возвращался домой. Когда только ректоръ услыхалъ, что день прізда почти назначенъ, и будучи тогда, какъ мы уже объясняли, доволенъ всми кром мистрисъ Стантилупъ и епископа, началъ обдумывать какъ слдуетъ поступить въ томъ щекотливомъ дл, въ которомъ онъ былъ обязанъ подать совтъ. Сначала онъ говорилъ, что самъ обвнчаетъ ихъ въ своей приходской церкви, но теперь чувствовалъ, что это будетъ затруднительно.

— Она должна похать въ Лондонъ и встртиться съ нимъ тамъ, а онъ не долженъ показываться здсь, пока не привезетъ ее сюда какъ свою законную жену.

Устроить все это потребовалось довольно хлопотъ. Надо было также дать понять въ чемъ дло его друзьямъ, и главное его врагамъ. Если бы съ нимъ не поступили такъ какъ будто онъ сдлалъ вредъ всему свту вообще, оказавъ дружелюбіе Пикоку, онъ охотно умолчалъ бы объ этомъ совсмъ, и сообщилъ бы разв только своимъ друзьямъ, но теперь онъ не могъ спрятать свой свтильникъ подъ кустомъ. Его наказали почти до разоренія жестокой несправедливостью, которую надлалъ злой языкъ мистрисъ Стантилупъ и глупость епископа. Теперь онъ долженъ дать знать всмъ тмъ, кто задлъ его, что онъ сдлалъ и какой изъ того вышелъ результатъ. Онъ написалъ письма, которыя однако не хотлъ отправлять до брака Пикока, къ епископу, къ леди Анн Клифордъ, къ мистеру Толботу, и — не къ мистрисъ Стантилупъ, а къ ея мужу. Было также письмо къ Момсону, хотя въ сердц онъ презиралъ вполн Момсона. Въ этихъ письмахъ онъ объяснялъ, какое высокое уваженіе почувствовалъ онъ къ мистеру и мистрисъ Пикокъ, когда познакомился съ ними и какъ былъ огорченъ, когда Пикокъ счелъ себя обязаннымъ объяснить ему обстоятельства, которыя мы не будемъ повторять, потому что читателю они уже извстны.

‘Мистеръ Пикокъ, прибавлялъ онъ: ‘здилъ въ Америку и узналъ, что человкъ, котораго онъ считалъ умершимъ, когда женился на своей жен, умеръ посл своего несчастнаго появленія. Мистеръ Пикокъ видлъ его могилу, читалъ на камн его имя, и привезъ съ собою доказательство его смерти и похоронъ.

‘Теперь я, нисколько не колеблясь, принимаю опять въ школу его и его жену, и я думаю, вы согласитесь, что я не могу иначе поступить. Мн кажется также вы согласитесь, что во всемъ этомъ дл я не сдлалъ ничего такого, на что имли право пожаловаться родители ввренныхъ мн учениковъ?’

Потомъ онъ отправился въ Лондонъ и устроилъ такъ чтобы бракъ можно было совершить такъ скоро какъ только возможно посл прізда Пикока. Вернувшись въ Бовикъ, онъ отправился къ Пуддикомбу съ копіей своего письма въ карман. Пуддикомбу онъ не намренъ былъ посылать такого письма. Пуддикомбъ не вмшивался въ его школу и вообще выказалъ себя врнымъ другомъ. Ему не было надобности защищаться предъ Пуддикомбомъ, но онъ думалъ, что Пуддикомбъ долженъ знать что онъ хочетъ сдлать, и надялся, наконецъ, получить отъ него похвалу. Но Пуддикомбу не понравилось письмо.

— Оно говоритъ неправду, сказалъ онъ.

— Неправду!

— Не всю правду.

— Какъ! Что же я скрылъ?

— Если я понялъ какъ слдуетъ въ чемъ дло, то родители хотли взять своихъ дтей изъ вашей школы, потому что мистеръ Пикокъ продолжалъ жить съ женщиной, которая не была ему жена.

— Я не былъ тому причиной.

— Но вы извиняли это. Я не осуждаю васъ. Вы извиняли это, и теперь оправдываете себя въ этомъ письм. Но оправдываясь, вы не касаетесь именно того въ чемъ, по вашимъ же словамъ, васъ обвиняли. Говоря всю правду, вамъ слдовало бы сказать: ‘Они жили вмст, хотя не были мужъ и жена, а зная вс обстоятельства, я не находилъ, чтобы они чрезъ это были недостойны заниматься съ моими учениками’.

— Но я тотчасъ отправилъ его въ Америку.

— Вы позволили ей остаться.

— Такъ что же вы хотите, чтобы я написалъ? спросилъ ректоръ.

— Ничего, отвтилъ Пуддикомбъ:— ни одного слова. Пройдите все молчаніемъ. Найдутся люди, которые какъ я, хотя не осмлятся сказать, чтобы въ нравственномъ отношеніи вы поступили строго правильно, полюбятъ васъ больше за то что вы сдлали.

Ректоръ взглянулъ на этого сухого, жесткой наружности человка, и на глазахъ его навернулись слезы.

— Нкоторые изъ насъ умютъ иногда оцнить боле всякой нравственности доброту, но когда человка спрашиваютъ прямо, онъ обязанъ сказать правду.

— Вы ничего не сказали бы въ свое оправданіе?

— Ни одного слова. Вы знаете французскую пословицу: ‘Кто извиняется, тотъ самъ себя обвиняетъ.’ Истина обнаружится всегда. Насколько я могъ примтить, клевета никогда долго не живетъ.

— Десять учениковъ у меня взято, сказалъ ректоръ, который до-сихъ-поръ не говорилъ объ этомъ ни слова никому кром своего семейства:— десять изъ двадцати.

— Это будетъ только временный убытокъ.

— Убытокъ не значитъ ничего — ничего. Прискорбна мысль, что школа упадаетъ.

— Ученики вернутся. Я не думаю, чтобы это письмо вернуло хоть одного ученика. Я почти готовъ сказать, мистеръ Вортль, что человкъ никогда не долженъ оправдываться.

— Онъ не долженъ имть для этого причины.

— Это почти одно и тоже. Но я скажу вамъ что я сдлаю, мистеръ Вортль, если это будетъ цріятно вамъ. Я поду въ Лондонъ съ вами и буду присутствовать при бракосочетаніи. Я сдлаю это не для того что воображалъ будто вамъ нужна чья-нибудь поддержка, или чтобы я могъ дать ее вамъ.

— Вы больше всхъ извстныхъ мн.

— А потому, что мистеру Пикоку можетъ быть будетъ пріятно видть, что окрестное духовенство на его сторон.

Такимъ образомъ, ршили, что Пуддикомбъ подетъ въ Лондонъ вмст съ ректоромъ Вортлемъ и мистрисъ Пикокъ.

Ректоръ, узжая изъ пастората Пуддикомба, не далъ общанія писемъ не посылать. Когда человкъ написалъ письмо, которое стоило ему порядочныхъ хлопотъ, а главное когда онъ снялъ съ него копію для нсколькихъ писемъ, ему непріятно разорвать его. На возвратномъ пути домой ректоръ старался убдить себя, что онъ можетъ быть еще пошлетъ письма. Онъ не могъ совсмъ согласиться съ своимъ другомъ. Пикокъ, конечно, зналъ свое положеніе и строгій моралистъ можетъ осудить его. Но онъ, онъ — ректоръ Вортль — не зналъ ничего. Онъ не сдлалъ ни чего другого кром того что не осудилъ Пикока, когда узналъ.

Но пріхавъ домой, онъ ршилъ, что сожжетъ письма. Онъ не показывалъ ихъ никому. Онъ даже не упомянулъ о нихъ своей жен. Онъ могъ сжечь ихъ, не унизивъ себя въ мнніи кого бы то ни было — и сжегъ. Съхавшись съ Пуддикомбомъ на Бротонской станціи, когда они отправлялись въ Лондонъ съ мистрисъ Пикокъ, онъ просто шепнулъ ему объ участи своихъ писемъ.

— Посл того, что вы сказали, я уничтожилъ то, что написалъ.

— Можетъ быть такъ лучше, сказалъ Пуддикомбъ.

Когда пришла телеграмма съ увдомленіемъ, что мистеръ Пикокъ въ Ливерпул, мистрисъ Пикокъ желала немедленно хать въ Лондонъ, но ректоръ ее удержалъ — или, лучше сказать, мистрисъ Вортль по приказанію ректора.

— Нтъ, милая моя, нтъ, вы не должны хать, пока все не будетъ приготовлено, для того чтобы вы встртились съ нимъ въ церкви, мой мужъ такъ говоритъ.

— Я не должна видть его, пока онъ не подойдетъ къ алтарю?

Объ этомъ было новое совщаніе между мистрисъ Вортль и ея мужемъ, и она объяснила ему, что этой женщин невозможно будетъ внчаться съ надлежащимъ спокойствіемъ и приличіемъ, если она прежде не увидится съ нимъ.

— Да, сказала мистрисъ Вортль:— онъ можетъ видться съ вами въ гостиниц наканун вечеромъ и опять утромъ, такъ что вы можете обо всемъ переговорить. Потомъ посл внца онъ привезетъ васъ сюда. Мой мужъ и мистеръ Пуддикомбъ прідутъ съ другимъ поздомъ, разумется, это непріятно, но надо покориться необходимости.

Для мистрисъ Пикокъ это было такъ непріятно, что она не знала, можетъ ли она покориться этому. Внчаться три раза, и во второй разъ съ однимъ и тмъ же человкомъ! Когда мистрисъ Пикокъ думала объ этомъ, огорченіе для нея заключалось не столько въ этомъ, какъ въ томъ положеніи, въ которое эти обстоятельства поставили ее.

— Я долженъ завтра хать въ Лондонъ и останусь тамъ два дня, сказалъ ректоръ громко въ школ одному изъ учителей, такъ чтобы вс мальчики могли его слышать.— Надюсь, что мистеръ Пикокъ будетъ съ нами посл завтра.

— Мы очень этому рады, сказалъ учитель.

— А мистрисъ Пикокъ будетъ по прежнему обдать съ нами? спросилъ одинъ маленькій мальчикъ.

— Надюсь, Чарли.

— Мы будемъ этому рады, а то она теперь обдала всегда одна.

Вся школа, даже Чарли, самый маленькій мальчикъ въ ней, знали все. Мистеръ Пикокъ здилъ въ Америку, мистрисъ Пикокъ детъ въ Лондонъ внчаться еще разъ съ своимъ мужемъ, и ректоръ Вортль, и мистеръ Пуддикомбъ оба будутъ ихъ внчать. Учитель и взрослые мальчики, разумется, знали все подробне, до нихъ дошли даже слухи о фотографическомъ снимк. Ректоръ съ своей стороны объяснилъ то, что считалъ необходимымъ, для того чтобы мистеръ Пикокъ могъ опять явиться, не возбуждая особенныхъ замчаній.

Чрезъ день посл этого, мистеръ и мистрисъ Пикокъ пріхали въ школу въ бротонской наемной карет. Мистрисъ Пикокъ прямо прошла къ себ, а мистеръ Пикокъ въ школу. Мальчики и три помощника столпились около него и всякое слово, сказанное ему, было ласково и дружелюбно, но впродолженіи всхъ своихъ непріятностей, для него не было минуты трудне этой, такъ что онъ почти не могъ сказать что-нибудь или не сказать ничего.

— Да, я былъ очень далеко съ тхъ поръ, какъ видлъ васъ.

Это былъ отвтъ молодому Толботу, который спросилъ его правда ли, что онъ путешествовалъ очень далеко.

— Въ Америк, сказалъ французскій учитель, знавшій очень хорошо, гд была снята фотографія.

— Да, въ Америк.

— И здилъ даже въ Сан-Франсиско, сказалъ Чарли.

— Даже въ Сан-Франсиско, Чарли — и вотъ опять вернулся.

— Да, я знаю, что вы вернулись, отвтилъ Чарли: — потому что вижу васъ здсь.

— Теперь здсь только десять мальчиковъ, сказалъ одинъ изъ десяти.

^:—Слдовательно, у меня будетъ больше времени теперь заниматься съ вами.

— Я такъ полагаю, сказалъ мальчикъ, повидимому, не находя особеннаго утшенія въ такомъ взгляд на предметъ.

Какъ ни тягостно было это первое появленіе, больше ничего изъ этого не вышло. Никакихъ вопросовъ не было предлагаемо, никакихъ объясненій никто не ожидалъ. Можетъ быть мистрисъ Стантилупъ овладлъ новый нравственный ужасъ, когда она услыхала о возвращеніи Пикока, можетъ быть, епископъ сказалъ, что ректоръ Вортль сумасброденъ и упрямъ по прежнему. Можетъ быть бротонскіе соборяне много объ этомъ говорили. Но въ школ не было говорено ничего боле того, о чемъ мы упомянули.

Глава XXIV.
Успхъ Мери.

Въ этой послдней глав нашего короткаго разсказа, я быстро пройду нсколько мсяцевъ, чтобы объяснить какъ устроились дла въ Бовик до конца года. Не могу уврить читателя, что онъ узнаетъ будущую судьбу всхъ нашихъ дйствующихъ лицъ. Он останутся еще продолжать борьбу.

Мистеръ и мистрисъ Пикокъ принялись за свои обычныя обязанности въ уменьшившейся школ, повидимому, безъ всякаго труда. Такъ какъ ректоръ не послалъ своихъ писемъ, разумется, не получилъ и отвтовъ, и слдовательно, не было ни порицанія, ни похвалъ. Онъ не слыхалъ ничего боле о столичной печати, и съ удивленіемъ узналъ, что Бротонская Газета помстила очень короткій параграфъ, въ которомъ говорилось, ‘что мистеръ и мистрисъ Пикокъ принялись за свои обычныя занятія въ Бовикской школ посл интересной церемоніи въ Лондон, при которой присутствовали ректоръ Вортль и мистеръ Пуддикомбъ’.

На сколько ректору было извстно, печать ничего боле не сказала объ этомъ. А если какія-нибудь предосудительныя замчанія объ его поведеніи были сдланы Стантилупами и Момсонами, то они до него не дошли. Скоро посл возвращенія Пикоковъ, въ епископскомъ дворц былъ большой обдъ, на который были приглашены ректоръ и его жена. Обдъ былъ не клерикальный, и тмъ выше была честь. Тутъ была вся окрестная аристократія, включая леди Анну Клифордъ, которая почти съ раскаяніемъ выказывала свою преданность своему старому другу, тутъ была и леди Маргарета Момсонъ, единственная жена пастора, кром его жены, которая увряла его съ безстыдной наглостью, что никогда ни о чемъ въ жизни не жалла она такъ, какъ о томъ, что Огстса взяли изъ его школы. Намреніе епископа загладить вредъ, сдланный имъ, было очевидно.

— Говорила что-нибудь леди Анна о своихъ сыновьяхъ? спросила мистрисъ Вортль, когда они возвращались домой.

— Хотла сказать, но я не далъ ей. Я усплъ показать ей, что не желаю этого, а у нея достало смысла остановиться.

— Я не буду удивляться, если она пришлетъ ихъ, сказала мистрисъ Вортль.

— Она этого не сдлаетъ. Я даже сомнваюсь, взялъ ли бы я ихъ. Но если случится, что она захочетъ ихъ прислать, ты можешь быть уврена, что и другіе пришлютъ. Въ такихъ вещахъ она все равно, что флюгеръ, показываетъ куда дуетъ втеръ.

Такимъ образомъ, обдъ у епископа принесъ въ нкоторой, степени успокоеніе и утшеніе.

Но обстоятельство самое успокоительное и утшительное для одной изъ обитательницъ пастората случилось чрезъ три дня посл этого обда. Выходя изъ своей передней въ одну суботу, тотчасъ посл завтрака, ректоръ увидалъ въ наемномъ гиг, възжавшемъ на его дворъ, лорда Карстерса. Ни общаній, ни ршительныхъ условій не было, но вс какъ будто понимали, что Карстерсъ не покажется въ Бовик, пока не кончитъ своего образованія. Ршили даже, что онъ не будетъ въ Карстерс во время пребыванія тамъ Мери, такъ считали необходимымъ, чтобы молодые люди не встрчались. А теперь вдругъ онъ подъзжаетъ въ гиг къ пасторату.

— Карстерсъ! это вы?

— Да, ректоръ Вортль, это я.

— Мы не ожидали видть васъ, мой милый.

— Я полагаю. Но когда я услыхалъ, что мистеръ Пикокъ вернулся, я не могъ не пріхать къ нему, мы съ нимъ всегда были большими друзьями.

— О! видть мистера Пикока?

— Я думалъ, что онъ будетъ недоволенъ, если я не пріду на него взглянуть. Онъ вдь хорошо устроилъ свои дла?

— Да, онъ все устроилъ. Лучшаго человка на свт нтъ. Но онъ самъ все разскажетъ вамъ. Онъ путешествовалъ съ револьверомъ въ карман. Вы наврно, увидвшись съ Пикокомъ, пройдете къ дамамъ.

— Да, я думаю, что зайду къ нимъ, отвтилъ молодой лордъ, какъ будто ему было равно желательно видть и мать, и дочь.

— Я только скажу, что вы здсь, а потомъ мы вмст пойдемъ въ школу.

Ректоръ отыскалъ служанку и послалъ сказать о прізд лорда Карстерса.

— Лордъ Карстерсъ здсь?

— Да, мисъ, онъ вмст съ вашимъ папашей пошли въ школу. Баринъ приказалъ сказать барын, что его сіятельство, вроятно, останется обдать.

Только въ это утро Мери стовала на свое жестокое положеніе. Что за польза имть жениха, если она не должна никогда его видть, никогда не получать отъ него писемъ — и даже стараться не думать о немъ? Она уже начинала воображать, что продолжительная помолвка при такихъ условіяхъ, будетъ заключать въ себ боле страданія, чмъ она ожидала, Ей казалось, что пока она всегда будетъ думать о немъ, онъ, пожалуй, никогда не будетъ думать о ней. Если бы она услыхала отъ него хоть одно слово, это значило бы что-нибудь — или хоть бы прочла нсколько словъ въ письм — даже этого было бы достаточно, чтобы оживлять ея надежду! Но никогда не видть его. никогда не читать его писемъ! Мать сказала ей въ это самое утро, что она не будетъ встрчаться съ нимъ вроятно вс три года, пока онъ не кончитъ университетскій курсъ. И вдругъ онъ очутился здсь, и ея отецъ прислалъ сказать, что онъ будетъ у нихъ обдать. Это такъ удивило ее, что она почти стала опасаться встрчи съ нимъ. Не успла она подумать объ этомъ и двухъ минутъ, какъ пришла къ ней мать.

— Душечка, Карстерсъ здсь.

— Ахъ! мама, зачмъ онъ пріхалъ?

— Онъ пошелъ въ школу съ твоимъ папашей къ мистеру Пикоку. Онъ всегда очень любилъ мистера Пикока.

Что-то похожее на ревность сжало сердце Мери — но только на одну минуту. Онъ наврно не пріхалъ бы въ Бовикъ, если бы начиналъ уже становиться равнодушенъ къ ней!

— Папа говоритъ, что онъ вроятно останется обдать.

— Такъ я должна видться съ нимъ?

— Да, конечно, ты должна видться съ нимъ.

— Я этого не знала, мама.

— Разв ты не желала видть его?

— О! мама, да. Если бы онъ пріхалъ и ухалъ и совсмъ не видался со мною, то я подумала бы, что все кончено. Только… я не знаю, что сказать ему.

— Это придетъ само собой, душа моя.

Два часа спустя, они пошли вдвоемъ въ бовикскій лсъ. Молодые люди встртились въ присутствіи отца и матери, и женихъ обнялъ невсту, прежде чмъ кто-нибудь изъ нихъ могъ помшать. Мери вскрикнула, но можно сказать, что въ эту минуту она была самой счастливой двушкой во всей епархіи.

— Отецъ вашъ знаетъ, что вы здсь? спросилъ ректоръ, возвращаясь съ молодымъ лордомъ изъ школы въ домъ.

— Знаетъ, потому что я написалъ матушк. Я всегда говорю имъ все. Но иногда лучше ршиться, прежде чмъ получишь отвтъ.

Тутъ ректоръ ршилъ, что лордъ Карстерсъ всегда и во всемъ будетъ поступать по своему.

— Не разсердится ли графъ? спросила мистрисъ Вортль своего мужа.

— Нтъ, онъ не разсердится. Онъ слишкомъ хорошо знаетъ свтъ и долженъ знать, что это должно было случиться. Притомъ онъ такъ любитъ своего сына, что одобряетъ вс его поступки. Нельзя было предполагать, чтобы они не встрчались никогда. Посл всего, что было ршено, я обязанъ принимать его, какъ дорогого гостя, если онъ вздумаетъ пріхать. Я полагаю, онъ не останется, потому что у него съ собою платья нтъ.

— Есть. Джонъ принесъ чемоданъ и мшокъ изъ гига.

Между тмъ лордъ Карстерсъ увелъ Мери гулять въ лсъ, а она, идя рядомъ съ нимъ, сама не знала, на голов она идетъ или на ногахъ. Вотъ это значило имть жениха. Утромъ она думала, что когда пройдутъ три года, онъ врядъ ли захочетъ увидть ее, а теперь они сидли между падающими листьями подъ деревомъ, какъ будто ничто не должно ихъ разлучить. До-сихъ-поръ они говорили между собой, какъ простые знакомые, а теперь онъ каждую минуту называлъ ее просто Мери и разсказывалъ ей вс свои секреты.

— У насъ въ Карстерс такой хорошенькій лсъ, сказалъ онъ:— но тамъ намъ нельзя будетъ сидть, потому что это будетъ зимою. Мы будемъ охотиться, а вы должны къ намъ прізжать.

— Но васъ тамъ не будетъ при мн, сказала она робко.

— Не будетъ? Много вы знаете объ этомъ! Я могу это устроить.

— Вы будете въ Оксфорд.

— Вы должны остаться посл Рождества, Мери. Вы не должны думать узжать до января.

— Но леди Бреси не захочетъ, чтобы я осталась.

— Она захочетъ. Мы должны сдлать, чтобы она захотла. Они должны понять, что если вы не останетесь для меня, то я пріду домой даже въ середин курса. Я это устрою. Неужели вы полагаете, что я не буду тамъ, когда вы сдлаете вашъ первый визитъ въ нашъ старый замокъ.

Все это значило быть въ раю. Мери чувствовала, когда шла съ нимъ домой и потомъ была одна въ своей комнат, что прежде онъ только нравился ей, теперь она любила его. Теперь она начинала узнавать его и чувствовать, что умретъ, положительно умретъ отъ разбитаго сердца, если лишится своего жениха. Но теперь она могла разстаться съ нимъ безъ особенной грусти, зная, что увидитъ его опять въ Карстерс.

Но это была не послдняя прогулка въ лсу. Онъ остался два дня въ Бовик, чтобы вполн возобновить свою короткость съ мистеромъ Пикокомъ. Онъ объяснилъ, что репетиторъ его колледжа далъ ему отпускъ на два дня, а что на язык колледжа это всегда значитъ три. Онъ вернется на третій день, когда будутъ запирать ворота и боле ничего самая строгая дисциплина не станетъ требовать отъ него. Нужно ли говорить, что большую часть времени онъ проводилъ съ Мери, но успвалъ посвящать часъ или два своему старому другу, помощнику ректора.

Пикокъ разсказалъ Карстерсу всю свою исторію, а Карстерсъ, нравственность котораго можетъ быть была не такъ строга, какъ Пуддикомба, отдалъ ему все свое сочувствіе.

— Подумать, что человкъ можетъ быть такимъ скотомъ, сказалъ онъ, когда услыхалъ, что Фердинандъ Лефруа явился къ своей жен въ Сен-Луи:— только изъ шалости.

— Нельзя знать, до какой глубины погибели можетъ нищета довести человка, родившагося въ лучшемъ положеніи. Онъ впадаетъ, въ лность, а потомъ утшается пьянствомъ.

— А тотъ другой, какъ вы думаете, онъ хотлъ васъ застрлить?

— Нтъ. Онъ только хотлъ напугать меня, только для этого онъ и вытащилъ свой ножъ въ Ливенворт. И мой револьверъ не былъ заряженъ.

— Почему?

— Потому что хотя я не желалъ быть убитымъ, я предпочелъ бы это, чмъ убить самому кого-нибудь. Но онъ этого не хотлъ. Его единственной цлью было выманить у меня какъ можно больше денегъ. Я же не могъ дать ему больше, потому что у меня не было.

Посл этого они заключили дружескій союзъ и Пикокъ общалъ, что когда-нибудь онъ прідетъ, съ женою въ Карстерсъ.

Чрезъ мсяцъ посл этого, Мери отослали въ Карстерсъ. Тогда ректоръ былъ чрезвычайно веселъ. Онъ получилъ письмо отъ отца двухъ Маубреевъ, который писалъ, что онъ опять передумалъ, потому что слышалъ двоякій разсказъ. Онъ надялся, что ректоръ Вортль пойметъ его и проститъ ему, когда онъ скажетъ, что поврилъ обоимъ разсказамъ. Если посл этого ректоръ не захочетъ опять взять его сыновей, онъ сознается, что не иметъ причины обижаться. Но если ректоръ ихъ возьметъ, то онъ отдастъ ихъ ректору съ чрезвычайнымъ удовольствіемъ — какъ и прежде.

Ректоръ колебался. Но тугъ, можетъ быть первый разъ въ жизни, жен удалось уговорить его.

— Это такіе вліятельные люди, сказала она.

— Кому это нужно? Я никогда этимъ не дорожилъ.

Это, однако, было не совсмъ справедливо.

— Когда я удостоврялся, что ко мн присылаетъ сына джентльменъ, я бралъ мальчика, не заглядывая дале. Низко было съ его стороны взять назадъ слово посл того, какъ я согласился на его просьбу.

— Но онъ извиняется въ такихъ лестныхъ выраженіяхъ!

Тутъ ректоръ согласился и позволилъ обоимъ мальчикамъ пріхать. Леди Анна, услышавъ, что ректоръ смягчается, очень жалобно стала просить прощенія. Знатная родня теперь соглашалась. Это была не ея вина. Сама она всегда желала, чтобы ея мальчики остались въ Бовик. И такимъ образомъ оба Клифорда вернулись на свои прежнія мста.

Мери, пріхавъ въ Карстерсъ, сначала не знала, какъ ей держать себя. Леди и лордъ Бреси обращались съ нею очень дружелюбно, но въ первые два дня ничего не говорили о Карстерс. Открыто не признавали ея положенія. Но она и не ожидала этого, и хотя умирала отъ желанія заговорить, разумется, не говорила ни слова. Но не прошло и недли, какъ леди Бреси заговорила, а въ конц двухъ недль лордъ Бреси подарилъ Мери великолпную брошку.

— Это значитъ, сказала леди Бреси, когда он сидли вдвоемъ въ маленькой гостиной наверху: — что онъ смотритъ на васъ, какъ на дочь.

— Неужели?

— Да, душа моя, да.

Тутъ он расцловали другъ друга и только и говорили, что о Карстерс и обо всхъ его совершенствахъ, и объ его неизмнной любви, и, какъ эти три года быстро пролетятъ, и этотъ разговоръ разнесся по дому какъ это всегда съ такими разговорами бываетъ — и весь домъ понялъ, что мисъ Вортль невста лорда Карстерса.

Разумется, она осталась и посл Рождества, вернувшись въ Бовикъ на недлю, а потомъ опять въ Карстерсъ, такъ что могла разсказать матери все и услыхать, что шесть новыхъ учениковъ поступятъ посл праздника.

— Папа не могъ взять обоихъ Бпкомбовъ, сказала мистрисъ Вортль съ торжествомъ: — а одинъ долженъ остаться дома до лта. Сер-Джорджъ хотлъ отдать обоихъ или ни одного, но принужденъ былъ согласиться. Я совтовала папаш поставить еще постель въ восточной комнат, но онъ не захотлъ.

Мери вернулась въ Карстерсъ, пріхалъ туда и ея женихъ, домъ былъ полонъ гостей и вс знали о помолвк. Мери гуляла съ женихомъ, здила съ нимъ верхомъ, танцевала, говорила съ нимъ по секрету, такъ какъ будто университетскаго курса не предстояло. Конечно, это было неблагоразумно, но графъ и графиня знали обо всемъ. Что могло выйти, что вышло изъ этого сумасбродства, и чмъ оно кончилось, я не намренъ разсказывать теперь. Я боюсь, что жениха и невсту ожидали непріятности. Можетъ быть университетскій курсъ будетъ принесешь въ жертву любви, и лордъ Карстерсъ женится на своей невст, когда сдлается совершеннолтнимъ.

Школа же нисколько не пострадала отъ великодушія ректора Вортля, и я недавно слышалъ, что епископъ предлагалъ мистеру Пикоку мсто кьюрета. Принялъ ли онъ его, я не слыхалъ, но думаю, что мистеръ Пикокъ останется при своемъ прежнемъ намреніи.

Конецъ.

Энтони Троллопъ.

Школа ректора Вортля.

Глава I.Ректоръ Вортль.

Глава II.Новый учитель.

Глава III.Тайна.

Глава IV.Ректоръ длаетъ вопросы.

Глава V.Стало быть мы должны ухать.

Глава VI.Лордъ Карстесъ.

Глава VII.Робертъ Лефруа.

Глава VIII.Разсказано.

Глава IX.Мистрисъ Вортль и мистеръ Пуддикомбъ.

Глава X.Мистеръ Пикокъ узжаетъ.

Глава XI.Епископъ.

Глава XII.Стантилупская переписка.

Глава XIII.Сапогъ мистера Пуддикомба.

Глава XIV.‘Общія дла.’

Глава XV.‘Amo въ вечерней прохлад‘.

Глава XVI.Это невозможно.

Глава XVII.Переписка съ епископомъ.

Глава XVIII.Путешествіе.

Глава XIX.Никто васъ здсь не осуждалъ.

Глава XX.Письмо лорда Бреси.

Глава XXI.Въ Чикаго.

Глава XXII.Отвтъ ректора.

Глава XXIII.Возвращеніе мистера Пикока.

Глава XXIV.Успхъ Мери.

Читайте также:

Глава I.
Ректоръ Вортль.

Глава II.
Новый учитель.

Глава III.
Тайна.

Глава IV.
Ректоръ длаетъ вопросы.

Глава V.
Стало быть мы должны ухать.

Глава VI.
Лордъ Карстесъ.

Глава VII.
Робертъ Лефруа.

Глава VIII.
Разсказано.

Глава IX.
Мистрисъ Вортль и мистеръ Пуддикомбъ.

Глава X.
Мистеръ Пикокъ узжаетъ.

Глава XI.
Епископъ.

Глава XII.
Стантилупская переписка.

Глава XIII.
Сапогъ мистера Пуддикомба.

Глава XIV.
‘Общія дла.’

Глава XV.
‘Amo въ вечерней прохлад‘.

Глава XVI.
Это невозможно.

Глава XVII.
Переписка съ епископомъ.

Глава XVIII.
Путешествіе.

Глава XIX.
Никто васъ здсь не осуждалъ.

Глава XX.
Письмо лорда Бреси.

Глава XXI.
Въ Чикаго.

Глава XXII.
Отвтъ ректора.

Глава XXIII.
Возвращеніе мистера Пикока.

Глава XXIV.
Успхъ Мери.