Орлийская ферма, Троллоп Энтони, Год: 1862

Время на прочтение: 17 минут(ы)

ОРЛІЙСКАЯ ФЕРМА.

РОМАНЪ АНТОНІЯ ТРОЛЛОПА.

Orley Farm. Frontispiece to the first edition [John Everett Millais]

I.
Происхожденіе важнаго Орлійскаго дла.

Не правда, что роза и подъ другимъ именемъ будетъ также же хорошо пахнутъ. Будь это правда, я назвалъ бы этотъ романъ ‘Важное дло изъ-за Орлійской Фермы.’ Но кто же бы захотлъ купить вторую часть сочиненіи, носящаго такое неуклюжее названіе? Вотъ для чего и вслдствіе чего, пусть оно называется просто Орлійская Ферма.
Мое замчаніе служитъ къ тому, чтобъ объяснить, что моя книга совсмъ не иметъ спеціальнаго направленія къ сельскому хозяйству. Названіе, пожалуй, возбудитъ подозрніе, что подъ очаровательнымъ покровомъ романа будутъ предложены новыя правила для приготовленія сыра, откармливанія поросятъ, сянія пшеницы по тому или другому способу, и т. д. Нтъ, не таковы мои стремленія. Я и не покушаюсь на дла такого рода, и сразу объявляю, что агрономы ничего не выиграютъ отъ чтеніи моего настоящаго сочиненія. Орлійская Ферма, читатели, будетъ нашею сценою впродолженіе нкоторой части нашего настоящаго съ вами сожительства и названіе это избрано собственно потому, что оно тсно связано съ нкоторыми юридическими вопросами, которые надлали много шуму въ нашихъ судахъ.
За двадцать лтъ до той эпохи, когда предполагается начало этой исторіи, имя Орлійской Фермы въ первый разъ стало извстно длиннополымъ законникамъ. Около этого времени умеръ старый джентльменъ, сэръ Джозефъ Мэзонъ, оставивъ посл себя значительное, по пространству и цнности, помстье въ Йоркшир. Это помстье поступило законнымъ образомъ во владніе его старшаго сына, Джозефа Мэзона, эсквайра, нашего современника. Сэръ Джозефъ былъ купцомъ въ Лондон, самъ нажилъ свое состояніе, начавъ свое поприще съ пол-кроной, въ чемъ и сомнваться нечего, былъ сдланъ постепенно альдерманомъ, мэромъ, дворяниномъ, и наконецъ въ извстное время отправился къ своимъ предкамъ. Онъ пріобрлъ йоркширское имніе уже на старости лтъ, Гроби Паркъ названіе этого помстья. Старшій сынъ сэра Джозефа проживалъ въ этомъ помсть, наслаждаясь всми увеселеніями какія только способенъ былъ доставить себ, какъ привилегированный англійскій помщикъ. Сэръ Джозефъ имлъ также трекъ дочерей,— ныншнихъ сестрицъ Джозефа изъ Гроби, которымъ онъ далъ хорошее приданое и выдалъ замужъ за любящихъ супруговъ. И посл этого, не задолго до смерти своей, года за три, сэръ Джозефъ женился на второй жен, женщин сорока-пятью годами моложе его, отъ нея онъ тоже оставилъ сына и умеръ, когда мальчику минуло два года.
Многіе годы прожилъ этотъ счастливый джентльменъ въ маленькомъ сельскомъ дом, въ пятидесяти верстахъ отъ Лондона, называемомъ Орлійскою Фермой. Это было его первое благопріобртенное помстье, и онъ съ тхъ поръ никогда не мнялъ мста своего жительства, хотя его богатство давало ему полное право наслаждаться боле обширнымъ помщеніемъ. Посл рожденія младшаго сына,— въ то время когда старшему минуло сорокъ лтъ,— онъ сдлалъ умренныя распоряженія въ пользу ребенка, какъ и прежде уже сдлалъ въ пользу своей молодой жены, но и тогда сторшій сынъ совершенно не сомнвался, что Орлійская Ферма, вмст съ помстьемъ Гроби Паркъ, должна достаться ему, какъ законному наслднику. Когда, однако, сэръ Джозофъ умеръ, то въ приписк къ духовному его завщанію, совершенному со всми законными формальностями, оказалось, что Орлійская Ферма отказана имъ младшему сыну, маленькому Люцію Мэзону.
Тогда начался судебный процессъ, который развился до огроиныхъ размровъ ‘важнаго дла изъ-за Орлійской Фермы’. Старшій сынъ опровергалъ дйствительность приписки, и, конечно, тутъ были нкоторыя основанія, которыя давали ему возможность сомнваться въ томъ. Этой припиской не только Орлійская Ферма отнималась у въ пользу мальчика Люція, но и выходило еще нкоторое противорчіе съ предшествующей духовной. Въ этой приписк завщана была сумма въ дв тысячи фунтовъ стерлинговъ нкой Маріи Усбечъ, дочери Джонатана Усбеча, который былъ нотаріусомъ, руководившимъ сэра Джозефа при составленіи духовной и приписки къ ней. Впрочемъ, эта сумма въ дв тысячи фунтовъ была назначена не съ имущества, доставшагося Джозефу, но должна била производиться съ нкоторой собственности, завщанной покойникомъ своей вдов. И притомъ старый Джонатанъ Убсечъ умеръ еще при жизни сэра Джозефа Мезона.
Нтъ никакой необходимости выставлять здсь вс подробности судебнаго слдствія. Доказательства были ясныя, что сэръ Джозефъ во всю свою жизнь изъявлялъ намреніе оставитъ Орлійскую Ферму старшему сыну, что онъ былъ чуждъ всхъ возможныхъ тайнъ и никогда не длалъ секретовъ въ своихъ денежныхъ длахъ и мене всего былъ способенъ перемнить свое мнніе въ подобныхъ предметахъ. Доказано было, что старый Джонатанъ Усбечъ во время составленія духовной находился въ самыхъ плохихъ обстоятельствахъ, какъ въ отношеніи денегъ, такъ и въ отношеніи здоровья, въ былое время, его обстоятельства были не совсмъ плохи, но онъ все свое состояніе пролъ и пропилъ и въ это время былъ уже слабъ и безъ копйки денегъ, да сверхъ того обремененъ долгами и подагрою. Съ давнихъ уже поръ онъ занимался длами сэра Джозефа и всмъ извстно было, что до самаго почти дня своей смерти онъ продолжалъ эти занятія. Вопросъ состоялъ въ томъ, дйствительно-ли онъ составилъ приписку къ духовной?
Духовная и приписка были написаны рукою вдовы. При слдствіи оказалось, что слова были продиктованы ей Усбечемъ, въ присутствіи ея мужа и что посл того документъ былъ подписанъ ея муженъ въ присутствіи ихъ обоихъ, а также въ присутствіи еще двухъ свидтелей: молодого человка, состоявшаго при ея муж клеркомъ, и ея служанки. Послдніе двое вмст съ Усбечемъ была свидтелями, подписавшимися подъ припиской. Между леди Мэзонъ и ея мужемъ не было тайны въ отношеніи духовной. Она всегда старалась, какъ она говорила,— убдить его предоставить Орлійскую Ферму ея сыну, съ перваго дня его рожденія, и напослдокъ успла въ своемъ желанія. Уступивъ, будто, ея настояніямъ, сэръ Джоэофъ объявилъ ей съ нкоторою досадою, что желаетъ наградить усбечеву дочь и что теперь онъ возьметъ это изъ капитала, приготовленнаго имъ для нея, а не изъ имущества, предоставляемаго имъ старшему сыну. На это она согласилась безпрекословно и написала приписку подъ диктовку адвоката, такъ какъ онъ самъ въ это время страдалъ подагрою въ рук. Между прочими доказательствами, леди Мэзонъ показывала, что въ тотъ день, когда припись была подписана, мистеръ Усбечъ былъ у сэра Джозефа въ разные часы.
За тмъ слдовалъ допросъ клерка. По его словамъ, онъ на своемъ вку былъ свидтелемъ четыре раза, десять разъ, двадцать разъ, а въ дальнйшихъ объясненіяхъ онъ сознался, что сто двадцать разъ свидтельствовалъ подпись своего патрона сэра Джозефа. Онъ полагалъ даже, что былъ свидтелемъ сто двадцать одинъ разъ, но готовъ присягнуть, что въ сто двадцать первый разъ никакъ не свидтельствовалъ его руку. Онъ припоминалъ, что свидтельствовалъ подпись своего патрона около того числа, которое значится подъ припиской и что въ то же время подписывалась служанка. Мистеръ Усбечъ находился при этомъ, но онъ не помнитъ, чтобы перо было въ его рук. Мистеръ Усбечъ,— онъ думалъ,— не могъ писать въ то время, по причин подагры, но, безъ сомннія, онъ могъ бы какъ-нибудь надписать собственное свое имя. Онъ поклялся въ дйствительности двухъ подписей: своей собственной и своего патрона, а при перекрестномъ допрос онъ поклялся, что ему кажется очень вроятнымъ, что об подписи какъ будто подложныя. На передопрос онъ сознался, что его собственное имя, по видимому, написано его рукою, а на перекрестномъ передопрос, онъ почувствовалъ увренность, что тутъ что-нибудь не ладно. Кончалось тмъ, что судъ объявилъ ему, что его слова не имютъ никакого значенія, это было очень прискорбно для бднаго молодаго человка, заврявшаго, что онъ употреблялъ вс усилія, для засвидтельствованія всего, что онъ припоминалъ. Посл этого призвана была горничная къ допросу. Она помнила, какъ ее позвали подписать свое имя и видла, какъ хозяинъ самъ подписывалъ. Въ свое время все было объяснено ей, но она допускала мысль, что можетъ быть она не поняла объясненія. Она также видла, какъ клеркъ подписывалъ свое имя, но не уврена точно-ли она видла, что мастеръ Усбечъ подписывался. У мистера Усбеча имлось перо въ рукахъ, въ этомъ ужъ она уврена.
Послднею свидтельницею была Миріамъ Усбечъ, хорошенькая и простенькая двушка лтъ семнадцати. Покойный батюшка разсказывалъ ей однажды, что онъ надется на сэра Джозефа, что онъ сдлаетъ распоряженіе въ духовной въ ея пользу. Это было не за долго до смерти ея отца. Посл же его смерти она отправилась на Орлійскую Ферму и оставалась тамъ до самой смерти сэра Джозефа. Она всегда считала сэра Джозефа и леди Мэзонъ своими лучшими друзьями. Она знала сэра Джозефа всю свою жизнь и ничего не находила неестественнаго въ томъ, что онъ позаботился объ ней. Не разъ слыхала она отъ своего отца, что леди Мэзонъ не хотла успокояться до тхъ поръ, пока покойный джентльменъ не завщалъ Орлійскую Ферму ея сыну.
Тутъ нтъ и половины того, что Миріамъ показала на допрос, но и этого достаточно для нашей цли. Духовная и приписка были утверждены, и леди Мэзонъ оставалась жить на ферм. Ея свидтельство на допрос оказалось превосходнымъ и было окончательнымъ. Она видла духовную, и писала припись и объясняла тому причину. Леди Мэзонъ была женщина съ высокимъ характеромъ, съ большими талантами, съ большимъ всомъ въ сосдств и, какъ замтилъ судья, не было никакой уважительной причины усомниться въ ея показаніи. Ничего также не было проще и миле показанія Миріамъ Усбечъ, къ судьб и положенію которой вс въ то время выражали много сочувствія. Только на глупомъ молоденькомъ клерк лежала отвтственность за слабую сторону этого дла, но если онъ ничего не доказалъ въ пользу одной стороны, то ничего же такого не сказалъ и въ пользу другой.
Вотъ начало великаго процесса изъ-за Орлійской Фермы, а такъ-какъ этотъ процессъ былъ ршонъ въ пользу малолтняго, и то позволялось ему дремать въ продолженіи двадцати лтъ. Приписка была утверждена закономъ и леди Мэзонъ спокойно оставалась владтельницею имнія, назначенная опекуншею къ своему сыну до его совершеннолтія, и даже еще посл того. Чрезъ нсколько страницъ я попрошу у читателей позволенія познакомить ихъ съ этою дамою.
Миріамъ Усбечъ, о которой мы тоже современемъ кой-что узнаемъ, оставалась на ферм подъ покровительствомъ леди Мэзонъ до тхъ поръ, пока вышла замужъ за молодого адвоката, который впослдствіи занялъ должность ея отца. Прежде чмъ она переселилась въ ближайшій городъ подъ именемъ мистрисъ Дократъ, пришлось испытать ей нкоторыя непріятности, потому что за нее сватался другой женихъ,— тотъ самый глупый клеркъ, который такъ осрамился при судебномъ слдствіи, этому жениху она не ршалась дать свое согласіе, а между тмъ леди Мэзонъ оказывала ему свое покровительство и помощь. Бдная Миріамъ была въ то время кроткая, съ нжнымъ взглядомъ двушка, которую легко было бы руководить всякому, кто захотлъ бы этого. Однако въ этомъ случа леди Мэзонъ ничего не могла съ нею сдлать. Напрасно говорила она, что молодой Дократъ не пользуется отличною репутаціею, что молодой Кеннеби, клеркъ, во всемъ хорошемъ выше его. Не смотри на кроткій видъ и нжный взоръ Миріамы, все же любовь восторжествовала надъ всмъ. На этотъ случай она была глуха ко всмъ увщаніямъ и ршительно вручила свои дв тысячи фунтовъ стерлиговъ Самюэлю Дократу, молодому атторнею сомнительньй репутаціи.
Однако это не повело къ непріятному разрыву между Миріамъ и ея покровительницею. Леди Мэзонъ, желая всего лучшаго своему молодому другу, покровительствовала Джону Кеннеби, но она была не такая женщина, чтобы ссориться изъ-за такихъ пустяковъ, что дло вышло не такъ, какъ ей хотлось.
— И прекрасно, Миріамъ, говорила она, разумется, вамъ лучше судить въ этомъ дл, нежели кому другому. Вамъ извстно мое расположеніе къ вамъ.
— О, конечно, отвчала Миріамъ съ горячностью.
— И я всегда, когда буду имть возможность, рада заботиться о вашемъ благосостояніи, даже когда вы будете мистриссъ Дократъ. Скажу только, что мн было бы пріятне хлопотать о вашемъ счасть, если бы вы были мистриссъ Кеннеби.
Но вопреки видимой холодности этихъ словъ, леди Мэзонъ пребывала постоянною въ своихъ чувствахъ къ своему молодому другу. Впродолженіе многихъ лтъ она помогала ей съ большею или меньшею благосклонностью во всхъ ея печаляхъ, заботахъ по случаю приращенія семейства — каждый годъ по одному ребенку и два года по двойничку. Племя Дократъ распространилось такимъ образомъ очень значительно, при начал моего разсказа въ этомъ семейств было шестнадцать живыхъ дтей.
Въ числ важныхъ благодяній, которыми взыскивала леди Мэзонъ мистера Дократа, было предоставленіе ему въ наймы двухъ полей, лежавшихъ въ самомъ конц собственной ея фермы и смжныхъ съ городомъ Гэмвортомъ, гд жилъ мистеръ Усбечъ. Эти поля отдавались ему на аренду по цн, не считавшейся высокою по тому времени и съ каждымъ годомъ еще боле понижавшейся отъ возвышенія цнности земли, по мр того какъ городъ Гэмвортъ увеличивался. Мистеръ Дократъ употребилъ на эти поля свои деньги, но, вроятно, совсмъ не такъ много, какъ онъ это утверждалъ, и когда извстили его, что онъ долженъ сдать ихъ при наступленіи совершеннолтія молодаго Мэзона, то Дократъ выразилъ тогда свое глубочайшее огорченіе.
— Видно, мистеръ Дократъ, что вы очень неблагодарны сказала ему леди Мэзонъ.
На это онъ отвчалъ ей самыми непочтительными словами, и съ того времени произошолъ разрывъ между нею и мужемъ бдненькой Миріамъ.
— Надо сказать вамъ, Миріамъ, замтила леди Мэзонъ — что мистеръ Дократъ очень безразсуденъ.
И что же могла на это отвчать бдная жена?
— О! леди Мэзонъ, предоставьте это времени, прошу васъ, время все уладитъ.
Но никогда уже дло на ладъ не пошло, и вотъ изъ-за этихъ двухъ полей вышло огромное дло Орлійской Фермы, которое мы считали своею обязанностью объяснить.
А теперь два слова объ Орлійской Ферм. Вопервыхъ, надо пояснить, что это помстье состояло изъ двухъ фермъ. Одна, называвшаяся Старая Ферма, отдавалась въ наймы старому фермеру по имени Гринвуду, и онъ, и отецъ его владли ею очень давно и еще гораздо прежде чмъ куплено это помстье Мэзономъ. Мистеръ Гринвудъ снималъ на аренду около ста десятинъ земли, платилъ съ удивительною аккуратностью боле четырехъ сотъ фунтовъ стерлинговъ въ годъ, и считался всми жителями Орлійской Фермы какъ бы владльцемъ этой собственности. Тутъ же находилась и мыза съ принадлежащей къ ней усадьбой. Сюда-то переселился сэръ Джозефъ, удержавъ за собою эту часть помстья. Когда онъ только что переселился, домъ этотъ отвчалъ едва-ли больше чмъ потребностямъ обыкновеннаго фермера, но сэръ Джозефъ постепенно увеличивалъ и украшалъ его, до тхъ поръ, пока онъ не сдлался вполн удобнымъ, неправильнымъ, но весьма живописнымъ. Когда сэръ Джозефъ умеръ и пока его вдова занимала этотъ домъ, онъ состоялъ изъ трехъ строеній разной высоты, пристроенныхъ одна къ другому и вытянувшихся въ рядъ. Въ нижнемъ этаж находилась кухня, которая была жилою комнатою и была окружена пекарнею, прачешною, сырной и комнатой для прислуги, и все это было приличныхъ размровъ. Одно строеніе было въ два этажа, комнаты его были очень низки, а кровли круты и крыта черепицею. Другое строеніе было прибавлено сэромъ Джозефомъ,— тогда еще мистеромъ Мэзономъ,— когда онъ задумалъ переселиться на житье сюда. И эта пристройка была крыта черепицею, и комнаты были почти также низки, зато зданіе имло три этажа и было значительно выше другихъ. Отстраиваемый въ теченіе двадцати пяти лтъ, домъ этотъ удовлетворялъ неприхотливымъ потребностямъ сэра Джозефа и его семейства при временномъ тамъ пребываніи, но когда онъ ршился совсмъ переселиться туда и оставить свои дла въ Лондон, то прибавалъ къ нему еще пристройку. По этому случаю онъ выстроилъ прекрасную столовую, надъ нею гостиную, а надъ гостиной спальню, эта часть зданія была крыта аспидными досками.
Вообще вс эти зданія тянулись въ одну линію, выходя переднею стороною, на широкую луговину, которая отъ самаго дома круто спускалась нсколькими уступами къ фруктовому саду. На этой луговин разбросаны были яблони очень древняго происхожденія, потому что на ней былъ нкогда расположенъ садъ стараго владльца. То были огромныя и развсистыя деревья, какими уже не услаждается глазъ въ ныншнихъ садахъ, плоды, ими приносимыя были очень пріятнаго вкуса, хотя, конечно, не имли того совершенства въ округленности, въ размрахъ и въ наружной красот, которое требуется ныншнимъ садоводствомъ. Фасадъ всего дома, обращенный на югъ, съ одного конца до другаго былъ закрытъ виноградными лозами и страстоцвтомъ, при этомъ еще все зданіе кругомъ было обнесено крытою галлереею, такъ что лтомъ вся на картина представляла очаровательный видъ. Какъ я уже сказалъ прежде, строеніе было неправильно и растянуто, но въ тоже время обширно и живописно. Таковъ былъ домъ Орлійской Фермы.
Къ этому дому принадлежало около семидесяти пяти десятинъ земли вмст съ обширною, старинною мызою, отстоявшею не такъ далеко отъ дома, какъ желательно было бы для многихъ помщиковъ-хозяевъ. Строенія фермы были хорошо закрыты, потому что сэръ Джозефъ, хотя и слышать не хотлъ о перестройк всего сызнова, однако истратилъ очень много денегъ на починки, пристройки и украшенія старинныхъ зданій,— больше чмъ нужно бы было на постройку новаго дома. Такъ, онъ распространилъ заборъ пивоварни, покрылъ его вьющимися растеніями, чтобы близость двора была скрыта отъ главнаго подъзда, для той же цли растянулъ онъ по двести саженъ высокую и красивую ршотку. Потомъ, онъ насадилъ густой кустарникъ на вершин холма по одну сторону дома, настроилъ бесдокъ, спустилъ ршотку внизъ до фруктоваго сада и, словомъ, стрался придать всей мстности безошибочный видъ дачи англійскаго джентльмена. Совсмъ тмъ, сэръ Джозефъ никогда не украшалъ его помстья другимъ, боле звучнымъ именемъ, нежели то, которое оно носило встарину, да оно и не заслуживало другого.
Собственно домъ Орлійской Фермы отстоялъ отъ городя Гэмворта почти на дв версты, но земли его простиралась до самаго города, только не со стороны большой дороги, а позади коттеджей, разбросанныхъ по проселочной дорог, и оканчивалась тми двумя полями, за которыя такъ безразсудно разсердился мистеръ Дократъ, именно въ то время, съ котораго мы начинаемъ нашъ разсказъ. Эти поля лежатъ на отлогости гэмвортскаго холма и чрезъ нихъ идетъ общественная дорога, начиная отъ Рокіетской усадьбы до гэмвортской церкви, всему околодку извстно, что гэмвортская церковь стоитъ на высот и служитъ маякомъ, на который направляются жители на протяженіи очень многихъ верстъ въ окружности.
На пятьдесятъ верстъ вокругъ Лондона не найти другого боле прекраснаго мстоположенія, чмъ окрестности Гэмворта, и самые очаровательные виды начинаются именно по ту сторону холмовъ Ордійской Фермы. Тутъ находится деревушка Колдгерборъ, состоящая изъ какихъ-нибудь полудюжины коттеджей, расположенныхъ сейчасъ за воротами леди Мэзонъ, надо замтить, что ворота отстояли отъ дома саженей на полтораста и за охранялись сторожемъ. Эта деревушка находится у подошвы Кливскаго холма. Около этого мста земля перестаетъ быть плодородною, становится степью и сдлана общимъ выгономъ. У подошвы горы вокругъ идутъ густые лса, все это принадлежитъ сэру Перегрину Орму, владльцу усадьбы и замка. Сэръ Перегринъ былъ небогатый человкъ, то есть небогатый въ томъ смысл, что онъ баронетъ, что онъ представитель своего графства въ парламент впродолженіе трехъ или четырехъ сессій, что его предки были владтелями Кливскаго помстья впродолженіе четырехъ столтій, и что вообще онъ считался самымъ главнымъ человкомъ тхъ мстъ. Мы надемся еще много говорить о немъ въ послдующемъ разсказ.
Я знаю много мстностей, въ Англіи и въ другихъ странахъ, знаменитыхъ красотою своего положенія, которыя, на мой взглядъ, едва-ли равняются съ красотами Кливъ-Гилля. Съ вершины его, вы можете обнимать семь графствъ, впрочемъ для меня такое преимущество никогда не имло особеннаго значенія. Никогда не прельщала меня возможность заглядываться на семь графствъ, если мстность, разстилающаяся предъ моими глазами прекрасна и живописна. Мстность, которую я вижу съ высоты Кливскаго холма, въ высшей степени прекрасна и привлекательна,— она прекрасна своими чудными полями несравненными по своей плодородности, она привлекательна своими дубовыми лсами и темными пустошами которыя тянутся съ одного холма на другой до самаго южнаго берега. Я могъ бы написать длинную главу о всхъ дивныхъ красотахъ Кливъ-Гилла, но намъ придется еще разъ въ теченіе этого разсказа попрать ногами эти пустоши, слдовательно лучше будетъ что-нибудь оставить для слдующихъ посщеній.
— Неблагодаренъ. Вотъ я покажу ей, обязанъ ли я ей благодарностью! Разв не платилъ ей аккуратно каждое полугодіе, сколько слдовало за наемъ? Неблагодаренъ — вотъ выдумала что! Она воображаетъ, что ужъ такая она важная барыня, что если она только поговоритъ съ тобою вжливо, такъ становись на колна передъ нею и благодари. Вотъ я покажу ей какой я неблагодарный!
Такъ говорилъ взбшонный мистеръ Самюэль Дократъ своей жен, грясь у камина въ своей гостиной, посл завтрака, и женщина, на которую онъ намекалъ, была леди Мэзонъ. Произнося эти слова, мистеръ Дократъ былъ очень сердитъ или старался во что бы ни стало казаться сердитымъ. Вдь бываютъ же такіе мужья, которымъ доставляетъ особенное удовольствіе хулить тхъ друзей, которые больше любятъ ихъ жонъ, чмъ ихъ самихъ, и мистеръ Дократъ принадлежалъ къ числу такихъ мужей. Онъ никогда не давалъ своего сердечнаго согласія на сношенія, существовавшія между владлицею Орлійской Фермы и его семьею, но никогда и не уклонялся отъ существенныхъ выгодъ, пріобртаемыхъ имъ отъ этихъ сношеній. Это гордость возмущалась противъ сознанія покровительства, хотя его корыстолюбіе покорялось выгодамъ, отъ того происходившимъ. Семья, состоящая изъ шестнадцати дтей — Тяжолое бремя для провиціальнаго атторнея, имющаго немногихъ кліэнтовъ, тяжолое бремя даже и въ томъ случа, когда берешь жену съ двумя тысячами фунтовь приданаго. Вотъ и причина, почему мистеръ Дократъ, хотя тогда не любилъ леди Мэзонъ, однако позволялъ своей жен принимать вс безчисленныя одолженія, которыя можетъ оказывать женщина съ хорошими средствами и неимющая дтей любимой сосдк, имющей много дтей и почти никакихъ средствъ. Конечно, онъ и самъ принялъ отъ нея великую милость относительно найма двухъ полей и сильно сознавалъ это при начал, когда принялъ только ихъ въ свои руки, шестнадцать или семнадцать лтъ тому назадъ. Но все это теперь было забыто, посл такого долгаго обладанія этими полями, мистеру Дократу тяжело было разстаться съ ними и онъ ршился доказать, что ему, какъ человку и адвокату, то слдовало пропускать безнаказанно такого оскорбленія. Кром того, можетъ быть и то, что мистеру Дократу теперь гораздо лучше жилось на свт, чмъ прежде и что теперь онъ могъ отступиться отъ леди Мэзонъ, да и жен своей приказать прекратить съ нею сношенія. Эти пустяшные подарки изъ Орлійской Фермы были очень хороши, пока онъ бился изъ-за куска хлба, но теперь, когда самъ поднялся на ноги,— теперь, когда изъ своего отличнаго знанія законовъ онъ добился уже результата и пріобрлъ кредитъ у банкира, теперь, конечно, онъ могъ уступить своей естественной антипатіи къ женщин, которая нкогда старалась отвратить отъ него небольшое состояніе, помогшее ему выдти на дорогу.
Миріамъ Дократъ, сидя въ это утро съ больнымъ ребенкомъ на колняхъ и окруженная другими четырьмя или пятью ребятишками, толпившимися вокругъ нее, перепачканными ла все по прежнему кроткій видъ и нжный взоръ. Такая ужъ у нея была натура, что кротость и мягкость къ ней все преодолвала,— та кротость и та сердечная нжность, которыя всегда показываютъ нужду въ опор и даже покровительств, и выражаются вншнимъ образомъ въ особенной мягкости взгляда. Но ея миловидность и пригожество миновали. Женская красота въ суровомъ, величественномъ род, иногда можетъ вынести тяжолое бремя шестнадцати дтей, и притомъ всхъ живыхъ,— можетъ вынести и даже пережить. Я знавалъ такихъ, красота ихъ не отжила, а пережила всю тяжелую пору въ полномъ блеск молодости. Но нжная, кроткая, круглая, пышная миловидность скоро исчезаетъ подъ такимъ тяжолымъ бременемъ: одни уже годы даютъ ей себя знать, но дти и ограниченныя средства въ соединеніи съ годами едва-ли оставляютъ для нея хоть какую-нибудь вроятность не исчезнуть.
— Увряю тебя, что это мн очень прискорбно, говорила бдная женщина, истомленная множествомъ заботъ.
— Прискорбно, да, а вотъ я задамъ прискорбія этой гордячк. Не даромъ говорится: кто живетъ въ хрустальномъ дом, тотъ каменьями швыряться не долженъ.
— Но, Самюель, я не думаю, чтобъ она хотла обидть тебя. Вдь ты самъ знаешь, что она всегда говорила… Не шали, Бесси, за чмъ лзешь пальцами въ чашку?
— Да Симъ отнялъ у меня ложку, мама.
— А вотъ я покажу ей обидла-ли она меня или нтъ! И что такое значитъ, что было говорено шестнадцать лтъ назадъ? Разв она доказала это чмъ-нибудь письменнымъ? Сколько я знаю, ничего такого не было сказано.
— О, Самюэль, и помню это, наврное помню.
— Въ такомъ случа, позволь мн теб сказать, что ты гораздо лучше сдлаешь, если не станешь помнить… Да перестанешь-ли ты шалить, Бобъ? вотъ и тебя живо уйму! слышишь ты?..
— Дло въ томъ, что за твою память нельзя поручиться. Какъ ты думаешь, гд ты возьмешь молока для всхъ этихъ дтей, когда у насъ отнимутъ поля?
— Увряю тебя, Самюэль, что мн это очень прискорбно.
— Прискорбно, хорошо, а кому-то скоро вдь еще будетъ прискорбне… Слушай, Миріамъ, я запрещаю теб ходить въ Орлійскую Ферму подъ какимъ бы ни было предлогомъ. Понимаешь?
И отдавъ такое строгое приказаніе своей жен и рабын, глава и властелинъ дома отправился въ свою контору.
Кажется, было бы лучше, еслибъ Миріамъ Усбечъ послдовала совту своей покровительницы и вышла бы замужъ за глупенькаго клерка.

II.
Леди Мэзонъ и ея сынъ.

Утшаю себя мыслью, что всми постоянными читателями романовъ замчено уже, что, по всей вроятности, большая часть интересовъ этого романа сосредочивается за личности леди Мэзонъ. Такія благовоспитанныя особы, вроятно, предвидятъ, что не ей одной предназначено быть героинею. Такъ называемая героиня должна быть, по извстнымъ законамъ, молода и любвеобильна. О такой героин будетъ еще рчь впереди, но въ настоящую минуту позвольте объяснять, что характеръ и личность леди Мэзонъ для насъ точно такъ же важны, какъ и свойства какой-бы то ни было очаровательной особы, какъ бы она ни была граціозна и прекрасна.
Передавая подробности исторіи леди Мэзонъ, я не знаю надо-ли восходить дальше ддушки и бабушки, которые были вполн достойные люди — по мелочной желзной торговл, я говорю о ея предкахъ съ отцовской стороны. Ея же собственные родители поднялись было въ гору: они возвысились отъ мелочной продажи до торговли оптомъ и втеченіе многихъ лтъ считались достойными представителами коммерческой энергіи и благоденствія Великобританіи. Но они обанкрутились, — что касается до банкрутства, то оно частенько-таки посщаетъ нашихъ даже лучшихъ представителей коммерціи, и мистеръ Джонсонь былъ опубликованъ въ газетахъ.
Долго было бы разсказывать, какъ старый сэръ Джозесь Мэзонъ былъ замшанъ въ эти дла, какъ онъ дйствовалъ въ качеств главнаго кредитора, и какъ окончательно принялъ, на себя заботу о длахъ Джонсона, женившись на его дочери, юной Мери, сдлавъ ее хозяйкой Орлійской Фермы. Изъ фамиліи Джонсоновъ оставалось въ живыхъ еще трое: отецъ, мать и братъ. Отецъ не пережилъ позора своего банкротства, а мать въ скоромъ времени переселилась съ сыномъ въ одинъ изъ мануфактурныхъ городовъ Ланкашира, гд Джонъ Джонсонъ, получивъ нкоторую поддержку отъ сэра Джозефа, немножко оперился и поднялъ голову повыше.
Не думаю, чтобы сэръ Джозефъ когда-нибудь раскаялся въ своемъ отважномъ поступк, женившись на молоденькой двушк. Много уже лтъ его домъ былъ печаленъ и одинокъ, его дти разъхалась и не часто посщали отца въ его скучномъ жилищ на ферм. Дти его стали людьми поважне отца, увлекались честолюбивыми надеждами, и при всякомъ удобномъ случа длали видъ, какъ будто смываютъ съ себя грязь деревенской жизни. Въ особенности это было замтно на сын сэра Джозефа, Джозеф младшемъ, котораго отецъ надлилъ помстьемъ, деньгами и сверхъ того доставалъ вс средства вступить въ свтъ достойнымъ джентльменомъ съ гербомъ на карет.
Въ настоящую минуту намъ не совсмъ было бы удобно забгать въ Гроби-Паркъ, а потому я ничего боле не скажу о Джозеф младшемъ, мн хочется только объяснить, что Джозефъ старшій совсмъ не сердился за него за пренебреженіе къ себ. Это былъ важный, спокойный, разумный человкъ, хотя не лишенный нкоторой доли сумасбродства (какой же умный человкъ лишенъ этой доли). Онъ помшался на честолюбивой мысли: вывести въ люди своихъ дтей,— чтобъ это былъ результатъ всхъ его удачныхъ трудовъ въ жизни, и выводя съ такими намреніями сына своего въ свтъ, онъ былъ очень доволенъ, что сынъ его съ такою стойкостію приводилъ ихъ въ исполненіе. Джозефъ Мэзонъ Эсквайръ изъ Гроби-Парка, въ Йоркшир, быль избранъ судьею графства и пробилъ себ дорогу къ приличному положенію въ окружающемъ его обществ. Съ такими надеждами и съ подобнаго рода честолюбіемъ, очень понятно, что ему не оставалось много времени, чтобы тратить его попустому въ Орлійской Ферм.
Вс три дочери были поставлены боле или мене въ такое же положеніе: вс он вышли замужъ за джентльменовъ и обязаны были часто вызжать къ свтъ. Неуклонное стремленіе къ цли, характеризовавшее ихъ отца, было извстно не только всмъ дочерямъ, но и мужьямъ ихъ. Вс он получили свою часть съ прибавленіемъ нкотораго капитала на непредвиднныя издержки посл смерти отца. Зачмъ же, въ самомъ дл, безпокоить старика въ Орлійской Ферм?
При такихъ обстоятельствахъ старый джентльменъ женился на молодой женщин — къ великому неудовольствію своихъ четырехъ дочерей. Разумется, он объявили другъ другу письменно, что ихъ старый отецъ окончательно опозорилъ себя. Ршительно не было возможности посщать дтямъ Орлінскую Ферму, пока такая хозяйка управляетъ домомъ — и дочери перестали посщать отца. Сынъ же его Джозефъ, который по денежнымъ дламъ не могъ еще развязаться съ отцомъ и только по смерти его могъ сдлаться его наслдникомъ, създилъ къ нему еще разъ и добился отъ него общанія-такъ, по крайней мр, впослдствіи онъ уврялъ даже подъ присягой,— что свадьба эта ни мало не нарушитъ законнаго порядка наслдія помстьемъ Орлійской Фермы. Но въ это время еще не родился на свтъ младшій сынъ, да и вроятно никто и не ожидалъ, что будетъ еще младшій сынъ.
Когда старый сэръ Джозефъ привезъ молодую жену, его старый домъ какъ будто повеселлъ. Она была тиха, чувствительна, благоразумна и окружала его самымъ неутомимымъ вниманіемъ. Она не требовала отъ него особенныхъ развлеченій, но довольствовалась его домомъ въ какомъ вид нашла его и устроилась для себя какъ могла лучше, отчего и старику сдлалось такъ хорошо, какъ никогда прежде не бывало. Его родные дти всегда смотрли на него свысока, считая его не иначе какъ сундукомъ, изъ котораго можно было добывать деньги, и хотя онъ никогда не мстилъ за это презрніе, однако принималъ это нсколько къ сердцу. Никакое подобное чувство не проявлялось въ его жен. Съ благодарностью и ласкою принимала она отъ него благодянія и въ замнъ отдавала ему свою заботливость и время — повидимому, собственно для себя, она никогда не просила у него ничего, ни денегъ, ни имущества.
Когда же родился на свтъ маленькій Люцій Мэзонъ — то-то была радость въ Орлійской Ферм! Старый отецъ почувствовалъ, что для него началась новая жизнь, жизнь отрадная, и боле нежели когда-нибудь онъ былъ доволенъ своимъ благоразуміемъ въ отношенія своего выбора. Но боле чмъ когда-нибудь недовольны было этимъ благородные потомки его первой юности и въ письмахъ другъ къ другу осыпали бднаго старика жестокими и самыми грубыми укорами. Какъ посл этого не ожидать отъ него всего ужаснаго, когда онъ дошелъ уже до такого безумія? Три замужнія дочери хлопотали не изъ собственныхъ интересовъ, но ршились умолять брата, чтобъ онъ позаботился о своихъ интересахъ въ Орлійской Ферм. Вдь это будетъ ужасно, если законный наслдникъ Гроби-парка допуститъ безъ борьбы унизить себя въ своемъ достоинств и уменьшить свою собственность. Ужасно, если вдругъ окажется, что имніе Орлійская Ферма записано не на его имя.
Пока они раздумывали, какъ бы получше обдлать свои дла, вдругъ пришла всть о внезапной смерти сэра Джозефа. Сэръ Джозефъ умеръ и, по прочтеніи его духовнаго завщанія оказалась тамъ припись, по которой этотъ
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека