‘Русская Мысль’, кн. IX, 1885
Serapis. Historischer Roman von Georg Ebers. 1885, Эберс Георг, Год: 1885
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Serapis. Historischer Roman von Georg Ebers. 1885. Посл краткой реакціи язычества, въ царствованіе Юліана Отступника, христіанская церковь укрпилась еще сильне въ Римской имперіи и не могло быть уже и рчи о мученичествахъ и страданіяхъ за вру въ распятаго на крест Спасителя міра. Съ этого момента наступаетъ время другихъ испытаній: люди, жаждущіе не столько небесныхъ благъ, сколько матеріальныхъ выгодъ и удовлетворенія властолюбія, проникаютъ въ лоно господствующей церкви, побжденные язычники, не имя возможности угнетать христіанство, отстаиваютъ, съ энергіей отчаянія, послдніе остатки своего культа. Особенно настойчиво занялся искорененіемъ язычества императоръ еодосій Великій, послдній властитель единой и нераздльной Римской имперіи. Рядъ эдиктовъ этого императора воспретилъ жертвоприношенія и, такимъ образомъ, былъ нанесенъ ршительный ударъ служенію языческимъ богамъ. Чрезвычайно ревностно еодосій Великій дйствовалъ на Восток и здсь послдовательнымъ и глубокоубжденнымъ исполнителемъ его предначертаній былъ префектъ Цинегій. Разрушеніе храмовъ, большею частію замчательныхъ произведеній искусства, происходило повсемстно.
Какъ язычники, такъ и христіане придавали статуямъ, изображающимъ боговъ, храмамъ, составлявшимъ вмстилище этихъ идоловъ, и различнымъ предметамъ культа глубокое религіозное значеніе. Какъ одни, такъ и другіе подступали къ нимъ съ трепетомъ и считали ихъ одаренными священной или бсовской силой. Лучше всего это отношеніе выразилось въ исторіи паденія храма, посвященнаго Серапису въ Александріи, и въ уничтоженіи статуи самого бога, представлявшаго смшеніе эллинскихъ и египетскихъ понятій о живительной сил солнца. Язычники были убждены, а христіане опасались, что сбудется предсказаніе, по которому разрушеніе Сераписа и его храма должно повести за собою прекращеніе нильскихъ наводненій и кончину міра. Твердый, неумолимый епископъ александрійскій еофилъ, проникнутый увренностью въ лживости языческаго пророчества, ршился потрясти въ основахъ язычество въ Александріи, ниспровергнувъ кумиръ и доказавъ на дл, что отъ этого ничто не измнится въ природ. Но служители Сераписа, возбуждаемые языческимъ риторомъ и философомъ Олимпіекъ, взялись за оружіе и съ необыкновеннымъ ожесточеніемъ защищали своего бога. Они совершали надъ плнными христіанами всевозможныя казни и подвергали ихъ истязаніямъ. Тогда на время былб заключено перемиріе и враждующія стороны обратились къ императору еодосію Великому, послдовавшій немедленно императорскій указъ ршилъ судьбу Сераписа: храмъ былъ обращенъ въ груду развалинъ, статуя разбита, а послдніе защитники александрійскаго идолопоклонства разсялись и укрылись отъ своихъ преслдователей, скрывая въ, своей душ сознаніе, что ожиданія ихъ не сбылись, міръ стоитъ попрежнему и Нилъ оплодотворяетъ египетскія поля съ вковчной правильностью.
Этотъ эпизодъ изъ исторіи паденія язычества избранъ Эберсомъ, какъ сюжетъ его послдняго романа. Съ нкоторыми небольшими варіаціями событія, изложенныя нами выше, изображены ученымъ романистомъ. Хорошій египтологъ, прекрасный знатокъ классической древности, Георгъ Эберсъ получилъ отъ природы нкоторую долю воображенія и небольшой эстетическій вкусъ, въ этомъ отношеніи онъ напоминаетъ собою другаго нмецкаго ученаго, Феликса Дана. Увлекшись этими опасными дарами, археологъ-историкъ вообразилъ себя настоящимъ художникомъ-романистомъ и быстро, почти каждый годъ, сталъ выпускать одинъ романъ за другимъ. Публика, разумется, охотне берется за романъ, чмъ за настоящую историческую монографію, и, не зная, въ чемъ состоитъ различіе между романомъ и исторіей, смшиваетъ эти два рода произведеній, думая, что изъ чтенія историческаго романа можно получить и знаніе, и пониманіе явленій исторической жизни. Мы не отрицаемъ, что бываютъ романы, съ замчательной врностью и истиной воспроизводящіе прошлое, но такихъ романовъ немного, и писатели, обладающіе качествами, необходимыми для созданія историческаго романа, удовлетворяющаго всмъ требованіямъ, встрчаются рдко.
Эберсъ героевъ своего романа длитъ на два лагеря: языческій и христіанскій. Какъ въ одномъ, такъ и въ другомъ распредлены главныя и второстепенныя фигуры. Въ языческомъ обществ первенствуютъ философъ Олимпій, онъ же и верховный жрецъ Сераписа, богатая старуха Дамія, ея внучка, прекрасная, философски образованная Горго, и старый поклонникъ музъ и Аполлона, пвецъ Карнисъ. Около нихъ группируются: отецъ Горго, богатый хлботорговецъ Порфирій, жена Карниса, добрая домохозяйка Герза, ихъ сынъ, пылкій юноша Орфей, и племянница, веселая, кокетливая, добрая и наслаждающаяся жизнью красавица Дада. Если къ этому прибавить Медіуса, стараго комедіантааваитюриста, то будутъ исчерпаны вс языческіе типы, выведенные въ этомъ роман Эберсомъ. Обратимся теперь къ христіанамъ. Олимпію соотвтствуетъ епископъ еофилъ, Даміи — ея родственница Марія, Горго — идеальная аріанка Агнія, а Карнису — діаконъ Евсевій. Для того, чтобы могъ завязаться романъ, введены, съ христіанской стороны, мужественный воинъ, префектъ панцырной конницы Константинъ, влюбленный въ Горго, которая отвчаетъ ему взаимностью, и скромный, благочестивый Маркъ, сынъ богатой, гордой Маріи, увлеченный страстью къ прелестной пвиц Дад, причемъ эта страсть у Марка не идетъ дальше попытокъ къ обращенію въ новую вру веселой, кокетливой язычницы. Каждое изъ дйствующихъ лицъ, съ самаго начала, при первомъ появленіи, рекомендуетъ себя опредленнымъ образомъ и ни на минуту читатель не остается въ заблужденіи, онъ тотчасъ же знаетъ, съ кмъ иметъ дло’. Автору остается только выбрать рядъ эпизодовъ, ввести народъ въ вид, съ одно!’ стороны, языческихъ юношей, гетеръ, жрецовъ Сераписа и т. д., а съ другой — отшельниковъ, облеченныхъ въ звриныя шкуры, императорскихъ воиновъ, и вс эти маріонетки начинаютъ стройно и правильно дйствовать, производя довольно эффектное впечатлніе.
Но за этой декоративной вншностью скрываются интересы и взгляды нашего времени, связующей нитью являются чувства, присущія каждому роману, авторъ одинаково чуждъ идеямъ и воззрніямъ IV ст., какъ христіанскимъ, такъ и языческимъ. Неизвстно, кто антипатичне: риторъ Олимпій или гордый, властолюбивый епископъ еофилъ, трудно ршить, на чьей сторон правда, ибо въ одинаковой степени уродливыми явленіями подъ перомъ Эберса представляются грубые, звроподобные фанатики-монахи и отшельники, бросающіеся съ необузданною яростью на юношей, учениковъ Олимпія, и мужчины-язычники, женщины-гетеры, предающіеся вакхической оргіи въ храм Сераписа передъ паденіемъ этого святилища. Трудно отнестись съ уваженіемъ къ христіанк Маріи, желающей изъ тщеславія сдлать мученикомъ и святымъ своего покойнаго развратнаго мужа Аполлона и приказывающая изгонять изъ своихъ имній язычниковъ-арендаторовъ, если они не обратятся въ христіанство, и къ язычниц Даміи, проникнутой ненавистью къ христіанству, къ своей родственниц Маріи и, ради мести, желающей свести Даду съ Маркомъ и, такимъ образомъ, оскорбить въ самыхъ сокровенныхъ чувствахъ свою противницу. Разумется, Эберсъ не могъ идеализировать упадающее язычество, хотя и среди представителей стараго порядка онъ могъ бы подыскать людей, долженствующихъ погибнуть, но гибнущихъ съ достоинствомъ. За то христіане вс почти изображены такъ, чтобы своими добрыми и дурными качествами оттнить тотъ римскій католицизмъ, противъ котораго идетъ въ Германіи, нсколько ослабнувшая въ послднее время, культурная борьба. Отношеніе еофила къ духовенству и отношеніе этого духовенства къ своимъ врагамъ — точный сколокъ типовъ, представляемыхъ въ нмецкихъ романахъ, въ историческихъ произведеніяхъ германскихъ ученыхъ и въ газетныхъ статьяхъ, когда рчь идетъ о римско-католическихъ епископахъ и патерахъ. Даже идеальный Евсевій, и тотъ служитъ для лучшаго выясненія недостатковъ римской куріи.