СЕНТ-КЛЕРЪ
ОСТРОВИТЯНИНЪ,
или
ИЗГНАННИКИ
НА ОСТРОВ БАРРА.
Перевелъ съ Французскаго
Г. Трескинъ,
Сочиненіе Госпожи Монтолье
сочинительницы Каролины Лихтфельдъ.
. . . . . . . . . . One who Brings
A mind not to be chang’d by place or time.
The mind is its own place, and in ifself
Can make a heav’n of hell, of heaven.
Paradise lost, chan. I er.
МОСКВА, 1817.
Въ Университетской Типографіи.
Печатать дозволяется съ тмъ, чтобъ по отпечатаніи, до выпуска въ продажу, представлены были въ Ценсурный Комитетъ одинъ экземпляръ сей книги для Ценсурнаго Комитета, другой для Департамента Министерства просвщенія, два экземпляра для Императорской Академіи Наукъ. 1817 Года Іюня 15 дня.
Ординарный Профессоръ Михаилъ Снгиревъ.
И ложась еще спать, Амбруазина ршилась открыть истинну легковрной Брижетт, которую противъ чувствъ своихъ принуждена была обмануть, но прежде обязала ее клятвою не сказывать никому о томъ, что ей будетъ вврено. Когда же Брижетта торжественно поклялась въ храненіи тайны, Амбруазина къ удивленію ея сказала, что любезный ея Вилліамъ, по ея приказанію, отправился за мнимыми пилигримами, коихъ имена однакожъ скрыла, для вспомеществованія ей. Она возобновила общаніе о приданомъ, и приказала, будетъ ли удаченъ побгъ ея, или нтъ, оставить Лади Роскелинъ, выдти за-мужъ за Вилліама и ухать непремнно въ Замокъ Кинталь, дала своеручное повелніе къ управителю онаго, чтобъ онъ принялъ ихъ лучшимъ образомъ, и выдала денегъ для путевыхъ издержекъ, потомъ, отложивши нсколько драгоцнныхъ вещей, кои намревалась взять съ собою, легла въ постелю, приказавши Брижетт лечь на софу. Бдняжка, выведенная такимъ образомъ изъ заблужденія на счетъ покровительства чудеснаго перстня и боготворимаго Святаго, весьма о томъ стовала, но поразмысливъ, нашла, что покровительство наслдницы Кинталя было несравненно драгоцнне, потому что она общала ей приданое и мужа, съ этою мыслію Брижетта уснула. Напротивъ того Амбруазина во всю ночь глазъ своихъ не смыкала, и занималась поперемнно то побгомъ своимъ, то Монтеемъ и любовью къ нему, то надеждою возвращенія его, хотя онъ и не объявилъ ей точнаго своего признанія, но она его угадывала и еще боле почиталаіМонтея за такую благородную молчаливость. Это мое дло, думала она, въ такомъ чрезвычайномъ положеніи предувдомить его, и я предварю его не только не красня, но еще гордясь тмъ, что могу поправитъ ошибки судьбы въ разсужденіи его, и составить благополучіе такого человка, который одинъ только можетъ сдлать меня щастливою. Ршившись наконецъ, что ей должно длать, она заснула съ сладкими мыслями, воображая, что послднюю ночь проводитъ въ Замк Роскелинъ, непріятели Монтея становились ей ежеминутно ненавистнй.
Въ слдующее утро дю-Бургъ притворился больнымъ такъ искусно, что сторожъ совершенно обманулся и позволилъ ему остаться весь этотъ день въ башн съ однимъ изъ товарищей, которой бы объ немъ имлъ попеченіе. Жребій сей палъ на Росса, Монтей же ушелъ къ друзьямъ своимъ, кои остались въ хижин. Онъ приказалъ имъ купить еще одну лошадь для Амбруазины, и привести ихъ всхъ ввечеру въ лсъ, находящійся близь Замка, и приходилъ дважды въ Замокъ подъ видомъ, какъ бы несетъ что нибудь для больнаго пилигрима. Ихъ навстила Брижетта, которая принесла извстіе о прізд своего Вилліама, и въ глазахъ ея изображалось то удовольствіе, которое она отъ того въ душ своей ощущала, дю-Бургъ, которому она нравилась, не безъ досады замтилъ участіе, какое принимала она въ томъ возвращеніи. Брижетта, имя еще на сердц исторію, вымышленную имъ, и способъ, какъ онъ ее обманулъ, была отъ того холодне съ нимъ, нежели съ другими. ‘Милая Брижетта! сказалъ онъ ей, не смотри на меня такъ сурово, прости моему обману, изъ уваженія къ доброму намренію и къ щастливому, какъ я думаю окончанію. Нкогда я былъ и продолжалъ бы быть обожателемъ прекрасной Брижетты, когдабы: могъ ласкаться, что она меня выслушаетъ, но съ возвращеніемъ Вилліама я не надюсь боле, и хочу быть только твоимъ другомъ. Признайся мн, что ты любишь этого щастливаго Вилліама?’
— Для чегожъ и таиться? Моей доброй госпож угодно, чтобъ я вышла, за него замужъ, она даетъ мн приданое, позволяя жить и умереть возл нее: дружбы ея и любви Вилліамовой для меня довольно. —
‘О! да погибнетъ тотъ, кто захочетъ возмутить ваше щастіе!’ вскричалъ Рыцарь. ‘Амбруазина не оставила мн ничего боле сдлать, но прими этотъ свадебный подарокъ въ знакъ того, что ты меня прощаешь.’ Онъ положилъ ей въ руку нсколько золота. Она хотла отказать, но Монтей и Россъ настояли и умножили подарокъ: тогда она, съ благодарностію принявъ, сказала: Госпожа моя велла спросить васъ, помните ли вы дорогу къ церкви?
‘Совершенно’, отвчалъ Монтей, ‘да и при выход еще я замчалъ ее. Скажи ей, что она насъ непремнно тамъ найдетъ, и что я нетерпливо ожидаю этой минуты.’
Въ продолженіи дня Амбруазина выходила изъ своей комнаты весьма рдко, и то для того чтобы не замтили ея отсутствія. Ей казалось, это предпріятіе написано было на лиц ея, и что Лади Роскелинъ и Рыцарь смотрли на нее съ сомнительнымъ видомъ. Въ вечеру она ушла отъ нихъ ране обыкновеннаго, жалуясь на головную боль.
Часъ спустя за полночь все утихло въ Замк, тогда-то она отважилась скрыться. Брижетта, которая съ самаго обда все плакала, крайне, усиливалась ей сопутствовать, но Амбруазина совершенно ей въ томъ отказала. Хотя и желала имть спутницу своего пола, но опять судила, что эта двушка, не привыкшая къ верьховой зд, замдлила бы ихъ бгство, да и не хотла ни подвергнуть ее общему съ собою нареканію, ни разлучишь ее съ другомъ Вилліамомъ. Повторивъ ей приказаніе свое идти за него замужъ какъ возможно скоре и ухать въ Замокъ Кинталь поцловала ее нжно, зажгла свой факелъ, взяла вещи, и не страшась никакой опасности, вышла изъ комнаты, легкими, но трепещущими шагами прошла корридоръ, и сошла съ большой лстницы, ведшей въ нижній этажъ. Находясь въ корридор, въ коемъ жила Лади Роскелинъ и ея свита. Вдругъ вспомнила она объ ла собаки, испугавшемъ ее въ прошедшую ночь, и чего она вновь опасалась, — но теперь не слыхала ничего, и все было тихо вокругъ ея. Однакожъ, когда пришла она къ концу этого длиннаго корридора, то при сход съ лстницы на дворъ ей послышался глухой шумъ на верьху, и звукъ отдаленныхъ голосовъ, отдающихся подъ сводами корридоровъ. Испугавшись чрезвычайно, но сдлавъ столько дла, она ршается загасить факелъ и дойти въ потьмахъ до перваго двора. Отперевъ легонько замокъ большихъ воротъ Замка, она проходитъ дале. Въ нкоторомъ разстояніи мерцающіе лучи луны показали ей человка у прислонившагося къ перистилю. Страхъ, который онъ навелъ на нее, не долго продолжался: сей человкъ, управляемый близною ея платья, тотчасъ подошелъ, и она узнала Монтея. Вы ли, милая Амбруазина? сказалъ онъ: ‘я не могу выразить, что я претерплъ въ продолженіи цлаго часа, какъ васъ ожидаю. Еще нсколько минутъ — и я пошелъ бы искать васъ въ самой внутренности Замка.’
— Молчите, сказала она такимъ голосомъ: я думаю, что меня преслдуютъ, и я не иначе могла укрыться, какъ загасивъ факелъ.
Монтей, обнявъ ее рукою, поспшилъ съ нею, говоря, ‘что они будутъ очень смлы, естьли захотятъ теперь отнять васъ, въ сію минуту я не боюсь цлаго войска.’ Онъ увдомилъ ее, что Россъ и дю-Бургь пошли въ церковь прежде полуночи, и не дождавшись ее, нашли проходъ въ ризниц, и отперли дверь, ведущую на валъ, гд трое ихъ товарищей, привязавши въ лсу своихъ лошадей, соединились съ ними. ‘Дйствительно,’ прибавилъ онъ: ‘намъ нечего бояться, насъ шесть человкъ, вс хорошо вооружены и не побжимъ, хотябы непріятелей было боле.’
Между сими разговорами пришли къ дверямъ церкви. Они входятъ туда. Вдругъ Амбруазина оборотившись, примтила блескъ свта, проходящаго сквозь перистиль, и въ туже минуту послышалось множество голосовъ, выговаривающихъ ея имя, падая въ обморокъ отъ ужаса, она бросается въ объятія Монтея. — О, бги! Сент-Клеръ, воскликнула она, бги!… заклинаю тебя! Какъ я нещастна! Я вела тебя къ смерти, когда тысячу жизней отдала бы для спасенія тебя! —
‘Милая Амбруазина!’ вскричалъ Сент-Клеръ, забывая всю осторожность и благоразуміе, и прижимая ее къ своему сердцу: ‘не страшитесь ничего! вы находитесь въ безопасности, посреди преданнйшихъ и врнйшихъ друзей, ихъ неустрашимое мужество съ сугубою силою будетъ защищать васъ!’ Говоря такъ онъ увлекъ ее въ церковь, гд нашелъ своихъ товарищей. Едва имлъ онъ время увдомить ихъ объ опасности и приготовить оружіе, какъ непріятели показались уже слишкомъ близко, и нельзя было ихъ избжать, свтъ лампады церковной измнилъ имъ. Лишь только Монтей вбжалъ съ Амбруазиною, то преслдовавшіе ихъ вошли за ними же въ числ десяти человкъ подъ предводительствомъ Рыцаря Лерна, съ коимъ также находилась и Лади Роскелинъ. Монтей поддерживалъ еще безчувственную Амбруазину, онъ опустилъ ее тихо на ступени олтаря, и обнаживъ мечь свой, такъ какъ и друзья его, стали кругомъ ея въ оборонительномъ положеніи. Большая часть слугъ, позванныхъ наскоро, не были вооружены и побжали въ безпорядк при вид обнаженныхъ мечей, но Сиръ Жамесъ Лорнъ напротивъ того приближился, и призвавъ Сенть-Клера за того мущину, которой поддерживалъ Амбруазину во время ихъ прихода, сказалъ ему съ надмннымъ видомъ, ‘Есть ли ты достоинъ любви Амбруазины, то съ однимъ тобою я долженъ имть дло!’ — Охотно, сказалъ Сент-Клеръ: уже не первый разъ я тебя встрчалъ и побждалъ, познай во мн Датскаго Рыцаря, и прими смерть отъ руки Монтея! —
‘Монтей!’ вскричалъ Сиръ Жамесъ, трепеща и отступивъ на нсколько шаговъ назадъ, опираясь на мечь свой.
— Монтей! — воскликнула Лади Роскелинъ, съ ужасомъ упавъ на руки къ одному изъ слугъ своихъ, поблдневшія черты лица ея выражали смятеніе и бшенство.
‘Да, Монтей!’ вскричалъ онъ: женщина нечувствительная къ сладостнйшимъ движеніямъ природы! Монтей этотъ сынъ, отвергнутый тобою прежде его рожденія, сынъ, коему Небо даровало сердце, отъ твоего отличное, и который мучится за тебя въ сію минуту, когда жестокость твоя обнаружена! — Удались, оставь меня и сего благороднаго Рыцаря ршить собственную участь нашу. Естьли онъ погибнетъ отъ руки моей, то ты будешь имть новую причину меня ненавидть, естьли же я, то прощаю ему смерть свою и препоручаю Амбруазину благородству его. Когда ты увидишь текущую кровь мою, то вспомни, что она твоя!
Трепещущая Лади Роскелинъ не хотла, или не могла ршиться отвчать — она молчала, дю-Бургъ и Россъ заботились о Амбруазин, находившейся почти въ такомъ же состояніи.— Сиръ Жамесу сдлалъ еще нсколько шаговъ назадъ, Сент-Клеръ подумалъ, что онъ его убгаетъ. ‘Остановись, Рыцарь’ сказалъ онъ: ‘я готовъ биться теперь же!’ Потомъ указывая мечемъ своимъ на памятникъ, воздвигнутый покойному Лорду Роскелину — ‘здсь’ сказалъ онъ: ‘покоится въ мир супругъ этой женщины, да будетъ духъ его свидтелемъ сраженія и да узнаетъ сына своего по ударамъ его меча. Ты трепещешь, безчеловчная мать, ты блднешь! можетъ быть въ сію минуту тнь родителя моего предстоитъ предъ тобою, укоряетъ тебя въ притворств, а себя въ слабости… Онъ не существуетъ боле, не можетъ назвать меня именемъ сына, въ коемъ ты мн отказала, но еще есть время. — Поди и при подножіи его гробницы, признай меня твоимъ и его сыномъ, предъ олтаремъ твоего и моего Бога поклянись ему въ своемъ раскаяніи!’
Лади Роскелинъ сражалась сама съ собою, вс ея мысли были разстроены, она не знала, что ей длать, гордость и стыдъ столько мучили ее, что, не смотря на вопль терзающейся совсти, она не могла произнесть ни одного слова.
Сиръ Жамесъ, бросивъ на нее презрительный взоръ, кинулъ мечь свой и приближился къ Сент-Клеру. ‘Мужественный Монтей!’ сказалъ онъ, подавая ему руку: ‘хотите ли вы принять мое уваженіе и дружбу. Сто разъ слышалъ я исторію Сентъ-Клера, но только въ сію минуту узнаю истину.’
— Великодушный Стуартъ, сказалъ Монтей, бросивъ также свое оружіе и подошедши къ нему съ отверстыми объятіями: жизнь моя теперь принадлежитъ теб по праву лучшему, нежели жребій оружія, вели, и Сент-Клеръ явится къ теб при первомъ позыв дружбы: пустъ свобода Амбруазины будетъ первымъ тому доказательствомъ, я желаю, чтобы она была свободна. Изгнанникъ не сметъ любить ее, но онъ будетъ защищать.’— Храбрый начальникъ, сказалъ Стуартъ: присовокуплюль я къ твоимъ страданіямъ еще новыя, да обратятся они тогда же на меня! Амбруазина свободна и будетъ имть отнын двухъ друзей и двухъ защитниковъ. ‘Сударыня’ сказалъ онъ, обратясь къ Лади Роскелинъ: ‘я возвращаю вамъ данное мн слово на щетъ наслдницы Кинталя, и я теперь не что иное какъ истинный другъ ея и мужественнаго ея защитника. Отошлите вашихъ людей, они безполезны въ такомъ дл, гд одна честь должна располагать нами. Сент-Клеръ, уступите необходимости, не продолжайте дале того проступка, въ коемъ можно справедливо васъ упрекать — неповиновеніемъ къ Королю за оставленіе мста вашего изгнанія, этотъ проступокъ для васъ опасенъ. Возвратитесь на островъ, возьмите съ собою Амбруазину, она не можетъ быть здсь въ безопасности, и ежели пожелаете имть еще друга, то вспомните Жамеса Стуарта!’
— Благодарю васъ, знаменитый Рыцарь! отвчалъ Монтей: естьли желаете признать дружбу изгнанника, то я вашъ навсегда!— Они пожали взаимно руки и приближились къ Амбруазин, пришедшей въ чувство отъ разговоровъ, ею слышанныхъ. Рыцарь Лорнъ взялъ ея руку и вложилъ въ Монтееву, повторяя: ‘увезите ее! Ни она, ни вы здсь не въ безопасности.’
При семъ вид возвратились жизнь и ярость Лади Роскелины. Какъ! сказала она съ негодованіемъ, подвинувшись нсколько впередъ: вы попускаете, чтобы онъ увезъ мою воспитанницу! Мои права на нее священны, я приказываю ей именемъ ея матери остаться со мною. Этой ли помощи въ прав я ожидать отъ васъ, Сиръ Жамесъ?
‘Сударыня’ отвчалъ онъ: ‘Сентъ-Клеръ былъ мн прежде неизвстенъ, хотя тысячу разъ слышалъ я исторію нещастій и рожденія его, которая сдлала во мн глубокое впечатлніе, но съ тхъ поръ, какъ я вступилъ въ связь съ нашею фамиліею, привыкъ почитать сказкою, и Сенть-Клера обманщикомъ. Въ сію ночь узналъ я истину, онъ сказалъ вамъ ее въ моемъ присутствіи и вы не осмлились того отвергнуть. Никогда мечь мой не обнажится противъ Героя, несправедливо гонимаго. Благодарю васъ за намренія въ мою пользу, но они не даютъ мн другаго права на Лади Амбруазину, какъ только защищать ее отъ несправедливыхъ притсненій. Пусть объявитъ она свою волю и намренія, клянусь, что они будутъ исполнены!’
Это возвратило Амбруазин все ея мужество. — Сиръ Жамесъ, сказала она съ довренностію: или мои предчувствія меня обманываютъ, или любовь приготовляетъ вамъ жребій боле блистательный, нежели тотъ, какого неможете вы ожидать отъ руки Амбруазины: да вознаградится ваше великодушіе къ нещастной сирот выше вашихъ желаній! Я же, сказала она, возвысивъ голосъ и положивъ руку на олтарь: объявляю предъ лицемъ Всемогущаго, что не желаю никого имть супругомъ, кром Сент-Клера Монтея, и естьли непреодолимыя препятствія насъ разлучатъ, или его чувствія не будутъ соотвтствовать моимъ, то я навсегда отказываюсь отъ супружества, вотъ желаніе моего сердца. Чтожъ касается до моего теперешняго положенія, то я хочу укрыться въ монастырь, который сама изберу. Для этого я бжала въ сопровожденіи друга. Не могу боле сносить ни двора, ни опекунства Лади Роскелинъ, по завщанію отца моего я имю право отъ того отказаться, естьли она употребитъ во зло власть свою, и избрать дргаго опекуна, человка, котораго родитель мой почиталъ выше всхъ: это Сент-Клеръ Монтей!… —
— Естьли я останусь въ монастыр послдніе два года моего несовершеннолтія, то Графиня иметъ право собирать мои доходы и платить изъ нихъ за мое содержаніе, естьли же я выйду замужъ, то могу оными располагать сама по завщанію родителя, предоставившаго мн сіе право со дня моего супружества: вотъ то, о чмъ вы спрашивали меня Сиръ-Жамесъ. Естьли Лади Роскелинъ иметъ что объявить, то можетъ говорить въ свою очередь.’ Но она, не сдлавъ сего, бросилась съ бшенствомъ изъ капеллы, приказавъ людямъ своимъ за собою слдовать.
‘Да покровительствуетъ вамъ щастіе, благополучіе и Небо!’ с.казалъ Жамесъ Стуартъ своимъ друзьямъ: ‘узжайте, я же съ своей стороны постараюсь, чтобъ васъ не преслдовали.’ Сказавъ сіе онъ оставилъ ихъ.
Монтей, взявши подъ руку Амбруазину, повелъ ее по дорог къ лсу, гд лошади ожидали ихъ. ‘Иди, прекрасная и мужественнйшая изъ своего пола’ сказалъ онъ ей: ‘не страшись ничего! Да погибнетъ варваръ, который осмлится оскорбить тебя, или сдлать малйшее огорченіе!’
Не теряя ни минуты сли на лошадей, утренній воздухъ былъ холоденъ и Сент-Клеръ для защищенія отъ онаго Амбруазины обернулъ голову ея пилигримскимъ своимъ капишономъ. Она показалась ему еще прекрасне въ этомъ простомъ убор. Онъ вздохнувъ, поцловалъ ея руку и слъ на свою лошадь.
Они похали, будучи уврены, что Лади Роскелинъ пошлетъ ихъ преслдовать, не смотря на Сиръ Жамеса. Вс они хали очень скоро, Амбруазина также понуждала свою лошадь.
Заключая, что непріятели будутъ ихъ преслдовать на сверъ, они похали на полдень, и около девяти часовъ угара пріхали въ Селкиркъ, гд отдохнувши сами въ одной хижин и давши отдыхъ лошадямъ своимъ, они продолжали путь свой до Дрюмалвинга. Посл нсколькихъ часовъ отдыха сли они на судно, шедшее въ Карикфергъ, и достигши сего города. почитали уже себя въ безопасности отъ всхъ преслдованій.
Въ самомъ дл Лади Роскелинъ, не смотря на представленія Рыцаря Лорна, послалъ погоню за бглецами, она не могла согласиться на то, чтобъ воспитанница ея и блистательное состояніе, какимъ она пользовалась, сдлались добычею Сент-Клера. Между тмъ видъ сына, оскорбленнаго ею съ самаго его рожденія и смлыя его выраженія произвели въ ней какое-то странное дйствіе въ то время, какъ основательные, но нестерпимые его упреки усиливали бшенство ея до: высочайшей степени, нчто подобное гласу природы возникло въ этомъ сердц, досел столь ожесточенномъ. Благородной видъ Сент-Клера, поразительное сходство его съ отцомъ, даже смлость, его речей — въ одно и то же время возмущали и льстили ея гордости. Она не могла не согласиться сама въ себ, что всякая мать тщеславилась бы такимъ сыномъ, каковъ Сент-Клеръ, но съ симъ новымъ для нее чувствомъ, которое непримтно въ нее вкрадывалось, еще боле возращалъ стыдъ признать свои слабости, унизиться предъ столь гордымъ сыномъ, и отнять у втораго своего сына Жона Роскелина и внука Лорда Монтроза права ихъ рожденія и вс сопряженныя съ оными преимущества, которыхъ лишила она Сент-Клера, отринувъ его. Сдлать признаніе слишкомъ поздное, что онъ подлинно былъ ея старшій сынъ, ей казалось невозможнымъ, но по крайней мр, пославши въ погоню многихъ изъ своихъ людей, она дала имъ тайное приказаніе возвратить одну только наслдницу Кинталя, а Сент-Клеру позволить бжать. Она знала, что онъ долженъ былъ заплатить жизнію за свое неповиновеніе, естьли не возвратится въ мсто изгнанія, и противъ воли трепетала о его опасности. Лордъ Роскелинъ напротивъ того дышалъ однимъ только мщеніемъ и желалъ погибели обманщику, который хотлъ присвоить права и наслдство его дяди. Лади Роскелинъ никогда не открывала ему этой тайны, отрицаясь предъ нимъ всегда, что Сент-Клеръ не былъ ея сыномъ. Ненависть его хотя и чрезвычайно была сильна, однакожъ извинительна, по тому боле, что безпрестанно подстрекаемъ былъ къ тому женою своею, управлявшею имъ по своей вол, и которая не прощала Сент-Клеру, то онъ утшился о потер ея. При первомъ извстіи о похищеніи Амбруазины они прибжали къ Лади Роскелинъ и съ своей стороны приказали посланнымъ за бглецами оставить, есть ли хотятъ, наслдницу, но привезши живаго или мертваго Сент-Клера, будутъ уврены, что онъ не замедлитъ погибнуть на эшафот.
Брижитта, которая не покидала Амбруазину въ послдніе дни, тщательно была допрашиваема, но будучи врна своей клятв, она призналась только, что постила пилигримовъ съ Лади Амбруазиною, во запиралась въ томъ, чтобы знала о ихъ хитрости, говоря, что еe также обманули и оставили внизу лстицы, она была принуждена къ этому полупризнанію словами Лади Роскелинъ, которая сказала ей, что наканун побга Амбруазивы она была разбужена лаемъ своей собаки, и что примтивши свтъ сквозь двери, она встала, отперла ихъ и къ удивленію своему увидла наслдницу и Брижетту проходящихъ съ факеломъ чрезъ корридоръ, но поелику он возвращались, то она думала, что Амбруазина, по привычк своей при свт луны занимается въ галлере мечтами, обратясь къ морю, и въ ту ночь находилась въ подобномъ развлеченіи. Но замшательство Амбруазины на другой день, и безпокойный видъ и частыя отлучки возбудили въ ней подозрніе, она открыла Сиръ Жамесу о томъ, что видла, и уговорила его стеречь чрезъ всю ночь, въ часъ посл полуночи примтили они Амбруазину, идущую съ факеломъ одну. Лади Роскелинъ просила Рыцаря за нею слдовать, въ это самое время Амбруазина услышала шумъ и погасила свой факелъ. Сиръ Жамесъ потерялъ ея слды и въ совершенной темнот блуждая по длиннымъ корридорамъ, принужденъ былъ наконецъ возвратиться въ комнату Лади Роскелинъ, чтобъ ваять свчу. Огорчена будучи тмъ, что Амбруазина взяла предосторожность загасить факелъ, и уврившись въ ея побг, она сама захотла сопутствовать Рыцаря въ преслдованіи, дорогою разбудили они всхъ людей, спавшихъ въ сей части Замка и приказали имъ слдовать за собою, зовя громкимъ голосомъ Амбруазину, они пробжали корридоры и пришли къ перистилю. Амбруазина ихъ замтила, и какъ поспла нсколькими минутами прежде, то могла бы избжать ихъ, естьли бы свтъ въ капелл не измнилъ ей. — Мы видли, что затмъ послдовало, и какъ эта гордая женщина получила урокъ, который бы долженъ былъ безъ сомннія привести ее къ раскаянію, но переходъ къ добродтели медленъ, и сердце ея давно уже ожесточившееся, не могло такъ скоро смягчиться. Рыцарь же Лорнъ торжествовалъ, преодолвши страсть свою въ прекрасной наслдниц и нашедши въ соперник своемъ друга, исполненнаго мужества и чести. Поступокъ Сиръ Жамеса въ семъ случа очень не понравился Роскелинамъ, они ему это объявили, потому онъ оставилъ Замокъ, гд ничто уже боле его не привлекало. Съ благосклоннымъ пріемомъ прекрасной Королевы, его Государыни, онъ забылъ мгновенную любовь къ Амбруазин тмъ боле, что это чувство не было ею раздляемо.
Путешественники, думая быть вн опасности въ Карикферг, разсудили прожить тамъ нсколько дней для отдохновенія. Амбруазина купила себ нужное платье и взяла женщину для услугъ. Будучи весела, но съ приличіемъ и образованна, безъ выказыванія всегда любезна и добра, она ежедневно становилась драгоцнне для изгнанниковъ. Россъ и дю-Бургъ, наиболе имли нужду воспоминать о своей дружб къ Сент-Клеру, но будучи врны этой дружб, они щитали и свою пріятельницу за любимую сестру. — Сент-Клеръ былъ привязанъ къ ней самыми пылкими чувствами, и ежеминутно боле уврялся, что кром Амбруазины для него не было другаго щастія, хотя и умрилъ эту страсть воспоминаніемъ о своемъ изгнаніи, или по крайней мр не хотлъ въ ней себ признаться: но его взоры, тонъ голоса, вс движенія измняли ему, и чувствительная Амбруазина наслаждалась примчаніемъ, что она любима тмъ, кого избрало ея сердце, и столь же нжно, какъ сама его любила, однакожъ ей хотлось, чтобъ Сент-Клеръ искренно ей въ томъ признался. Видяже, что онъ не преставалъ молчать и бороться съ своими чувствами, она ршилась довести его до желаннаго объясненія.
‘Сент-Клеръ!’ сказала она пользуясь минутою, когда они были одни: ‘хотя совсть ваша не упрекаетъ вамъ, но скажите, другъ и защитникъ мой, что подумаютъ о двиц моихъ лтъ, находящейся въ сообществ съ молодыми и любезными воинами, путешествующей съ ними землею и моремъ, скажите мн, можноли такъ поступить безъ оскорбленія законовъ и общественнаго мннія?’
— Амбруазина, сказалъ Сент-Клеръ съ горестію: честь ваша во сто кратъ дороже мн моей жизни, я не потерплю, чтобъ осмливались нападать на ваше имя и очернять ядомъ клеветы поведеніе невинное, Ангельское. —
‘Я не знаю’ сказала она улыбаясь: ‘удержитъ ли явное ваше покровительство клеветы и злословія? Естьлибы вы захотли защитить меня отъ всхъ тхъ, кои будутъ порицать, судя по наружности, то вамъ должнобы имть столько же рукъ, сколько ихъ <имлъ> Гигантъ Бріарей. Впрочемъ я не думаю, чтобъ меня можно было совершенно оправдать, да и поносить меня будутъ не при васъ. Нтъ, мн надобно загладить свое бгство двухлтнимъ уединеніемъ въ монастыр. Гд, думаете вы, мн лучше будетъ, въ Шотландіи, или въ Англіи?’
— Увы! сказалъ Монтей вздыхая: я трепещу отъ одной мысли быть съ вами въ разлук, но естьли зло нужно, изберите мсто своего убжища, я васъ туда провожу, и потомъ нещастному Сент-Клеру останется только умереть.—
Мрачное уныніе, съ коимъ произнесъ онъ эти слова, сдлало глубокое впечатлніе въ сердц Амбруазины. ‘Монтей,’ сказала она отвернувшисъ, чтобъ скрыть разливающійся румянецъ: ‘милый Монтей! и такъ вы любите Амбруазину?’ — Люблю ли васъ? повторилъ онъ съ жаромъ, забывши вс свои размышленія и упавши къ ногамъ ея: я не могу ни выразить, ни сравнить силу моей къ вамъ любви, вы въ тысячу разъ дороже мн жизни, и безъ васъ я не могъ бы сносить еe!—
,,Но, я думаю, вы согласитесь со мною въ томъ, что мн должно хать въ монастырь….’
— Увы! знаю ли я, что вамъ и что мн должно длать! Амбруазина, не спрашивайте у меня совта, избавьте меня отъ мученія, превосходящаго мои силы, ршите сами, куда вы хотите хать, не спрашиваясь меня: по крайней мр пусть еще разъ прежде смерти докажу вамъ мою покорность.
‘Монтей, сказала она, обративъ на него прекрасные свои голубые глаза съ пріятнымъ и робкимъ взоромъ: ‘нтъ ли для меня комнаты въ крпости Барры?’
— Амбруазина, Амбруазина! еще повторяю вамъ, заклинаю васъ Небомъ, не испытывать меня выше силъ моихъ! Вотъ гд вы теперь, и гд будете до послдняго моего издыханія! сказалъ онъ, прижавъ ее къ своему сердцу. — Но отвезти васъ на мой бурный и дикій островъ невозможно, это будетъ въ тысячу разъ несправедлице, нежели какъ поступилъ со мною Іаковъ! Долженъ ли я заточить обожаемую, прекраснйшую изъ женщинъ посреди безплодныхъ Гебридовъ! —
‘У всякаго свой вкусъ, сказала она: а я люблю горы. Не назвали ль вы меня на турнир двою горъ?… Но я васъ избрала своимъ опекуномъ, не всегда же мн быть непокорною и непослушною питомицею: и такъ какъ вы требуете, я пойду въ первый встртившійся монастырь.’ — Несправедливая, жестокая Амбруазина! Но нтъ! вы очень знаете, что естьли бы я былъ на трон вмсто изгнанія, то онъ не имлъ бы никакой цны въ глазахъ моихъ, естьли бы не льзя было его раздлять съ вами! —
‘Гордость, сказала Амбруазина, превозмогаетъ любовь въ вашемъ сердц: вспомните, что естьли бы я слушалася только гордости, то вы не видали бы меня на Барр, я не бжала бы изъ Замка Роскелинъ, и не выступила бы, какъ теперь, изъ границъ нашего пола. Но довольно объ томъ, Моитей! я люблю васъ и посл многихъ опытовъ со стороны моей не могу, да и не хочу боле ни длать новыхъ доказательствъ, ни отрицанія. Дорого мн будетъ стоить разлука съ вами, но можетъ быть мы увидимъ щастливйшіе дни, можетъ быть вы не всегда отвергать будете руку той, у которой цлымъ сердцемъ обладаете, и которая надется на вашу врность. Сократить минуты, предшествующія тягостной разлук! Мн сказывали, что въ окрестностяхъ Белфорта, за нсколько миль отсюда, есть монастырь Бенедиктинокъ, я хочу вступить туда ззвтра.’
— Ужасная мысль! сказалъ Сент-Клеръ, скоро вскочивши съ мста и закрывъ свое лице руками: Амбруазина, сестра, другъ мой! останьтесь еще нсколько дней, для чего намъ такъ скоро разлучаться? —
‘Какъ непонятнs мущины! cказала Ам,руазина: не согласны ли вы, что теперешнее мое положеніе можетъ вредить моему доброму имени? не сказали ли вы сами, что не хотите везти меня на Барру? но вы сами вишь должны туда возвратиться?’
— Милая, обожаемая двица, но жестокая въ самой милости! я не могу располагать нашимъ жребіемъ. Вы должны съ своей стороны сдлать вс усилія, съ каждымъ мгновеніемъ намренія мои слабють, отъ васъ я ожидаю примра мужества. —
‘Я покажу его, сказала она измнившимся голосомъ: и я также слаба и молода, но теперь уже все сказано, ршилась и твердо буду въ томъ стоять.’
Россъ и дю-Бургъ вошедши прервали ихъ разговоръ. Монтей казался вн себя весь вечеръ, а Амбруазина гораздо ране ушла отъ нихъ.
На другой день поутру изгнанники собрались завтракать, какъ Амбруазина вошла въ залу въ дорожномъ плать. — ‘Здравствуйте! сказала она входя: здравствуйте мои добрые и милые друзья! я ду въ Бельфортъ и хочу вступить кь Бенедиктинамъ, гд думаю быть принята. Не отнимайте у меня бодрости прощаніями, коихъ не могу выдержать подобно вамъ, я не герой, а только слабая женщина, и уже чувствую свою слабость, увидя васъ.’ Въ самомъ дл слезы прервали ея голосъ и текли по щекамъ, коихъ блдность доказывала, что она худо провела ночь.
Вс встали и окружили ее, изключая Сент-Клера, который остался на своемъ мст, опершись головою на руки, погруженный въ горесть. Одинъ спрашивалъ у нее о причин столь скораго отъзда, другой умолялъ перемнить свое намреніе, третій хотлъ по крайней мр ей сопутствовать. Мужественный Россъ почувствовалъ, что глаза его оросились слезами и старался то скрыть. Дю-Бургъ, который былъ гораздо чувствительне, со слезами цловалъ руку Амбруззины, онъ удалился, недоволенъ будучи ложною честію и дурачествомъ Сент-Клера. Россъ отвелъ его къ сторон и говорилъ съ нимъ съ жаромъ у окна. Амбруазина подошла къ нимъ, и обращаясь къ Жамесу Россу: ‘примите, Сиръ Жамесъ, сказала она, мою благодарность и прощаніе, вспоминайте обо мн какъ о сестр, любящей васъ, и которая часто будетъ помышлять о друзьяхъ своихъ, о своихъ братьяхъ въ крпости Барр.’ Россъ съ чувствомъ приближилъ руку Амбруазины къ губамъ своимъ.
‘Теперь, сказала она, обращаясь къ Монтею съ очевидною твердостію: прощай, милый Сент-Клеръ! поклянись умрять стремительное твое мужество и не подвергаться безполезно опасностямъ. Твои враги еще торжествуютъ, но врь предчувствіямъ Амбруазины, солнце блаженства возсіяетъ нкогда надъ Сент-Клеромъ. Мы найдемъ другъ друга, ежели не въ этомъ, то въ другомъ мір. Она хотла улыбнуться, съ трудомъ произнося послднее выраженіе, слезы ея текли невольно, она дрожала и едва могла ссть, — такъ ей было дурно. ‘О, Амбруазина! сказалъ Сент-Клеръ, бросясь къ ней и обнимая ее: возлюбленная моя! Нтъ, нтъ! я не могу съ тобою разстаться! нтъ, мои руки удержатъ тебя у моего сердца, этого сердца, которое не можетъ боле противится всмъ ощущеніямъ! Никогда, никогда, не хочу я тебя ожидать, Ангелъ небесный, не покидай, не оставляй меня! Согласна ли ты раздлить, жребій изгнанника, быть его подругою, или лучше — его повелительницею?’
Амбруазина ничего не отвчала, она тихо высвободилась изъ рукъ Монтея, пожала ему руку и вышла съ улыбкою, которая показывала Сент-Клеру все, того онъ могъ желать. Монтей послдовалъ за нею. ‘Амбруазина, сказалъ онъ ей, я самъ не смю помыслить о томъ, что я произнесъ, — я отдаю вамъ сердце, коимъ вы уже совершенно обладаете, но оно изсохнетъ прежде времени отъ нещастій, несправедливостей и жестокихъ ранъ.’
— Я ихъ излчу — сказала она съ пріятною улыбкою, и приложивъ руку къ сердцу своего друга: оно крпко бьется — продолжала она: но скоро будетъ биться для одной щастливой Амбруазіаны. —
Монтей, вн себя, цлуетъ тысячекратно эту драгоцнную руку, не въ силахъ будучи произнести ни слова. ‘Представь супругу твою друзьямъ своимъ,’ сказала она, посл сего возвратились они въ залу. ‘Вотъ, сказана Амбруазина, теперь я совершенно ваша сестра, супруга Сент-Клера, которая хочеть жить и умереть съ вами. Какъ она не могла скрыть отъ себя, что пристойность была уже нарушена состояніемъ, въ какомъ находилась, то она и незаставляла спшить церемоніею, которая давала ей право оставаться съ Сент-Клеромъ. Было положено призвать Священника, и все къ завтрашнему утру приготовить. Въ слдующій день они соединились торжественно въ церкви въ Каррикферг, имя свидтелями комнатную двушку и друзей своихъ.
Когда церемонія кончилась, восхищенный Сент-Клеръ обнялъ обожаемую Амбруазину и сказалъ: ‘Какъ будетъ завидовать мн Іаковъ Шотландскій? Онъ меня изгналъ, а я теперь боле царствую, нежели онъ — я царствую надъ сердцемъ Амбруазины, обладаю Ангеломъ, и при всхъ печаляхъ моего изгнанія буду умть сдлать ее щастливою, утесы Баррскіе будутъ теперь для меня щастливйшимъ жилищемъ!’
Они положили хать тужъ минуту, дабы успокоить друзей, ими оставленныхъ и врно о нихъ безпокоющихся. Вышедъ изъ церкви, они отправились въ путъ. Щастливая и удовлетворенная Амбруазина стала еще любезне. Подл Монтея вс предметы казались, для нее лучшими: можнобъ было подумать, что она найдетъ Барру мстомъ утхъ, а Сент-Клеръ возл ея безъ труда бы согласился остаться тамъ изгнанникомъ на всю жизнь.
Въ продолженіи путешествія всякой разъ, какъ только разговоръ касался до острова Барры и ихъ пребыванія на, немъ, Сент-Клеръ чувствовалъ непреодолимое желаніе открыть Амбруазин о похищеніи наслдника Роскелиновъ, но обитатели крпости вс были связаны торжественною клятвою не открывать тайны сей никому безъ общаго согласія всхъ изгнанниковъ. Рандольфъ Мак-Грегоръ требовалъ точнаго исполненія, и Сент-Клеръ не осмливался преступиться, но онъ надялся скоро испросить у нихъ согласіе для той, которая сдлается настоящимъ членомъ ихъ общества. Ммежду тмъ, для предупрежденія первыхъ движеній удивленія при вид дитяти, называющаго его отцемъ своимъ, онъ сказалъ ей однажды при своихъ товарищахъ: ‘Прости, милая Амбруазина! я нчто скрывалъ отъ тебя до сей минуты, но уже время открыть это: я имю на Барр дитя, сына, для коего испрашиваю твоей любви.’
— Ты имешь сына! возразила она съ удивленіемъ, но тотчасъ прибавила съ улыбкою: такъ, подлинно я его буду любить, это моя должность, я буду для него хорошею матерью. Ты знаешь мою откровенность, Сент-Клеръ, а я почитаю тебя честнымъ человкомъ, который не возможетъ и не захочетъ меня обмануть. Мать его на Барр ли находится? —
‘Она очень далеко отсюуда, и я не желаю никогла ее видть,’
— Я надюсь, что она ни въ чемъ не иметъ недостатка, сказала Амбруазина: Сент-Клеръ! мы богаты, мать вашего дитяти должна также жить въ довольств. —
‘Не только въ довольств, сказалъ онъ: она очень богата.’
Амбруазина не могла скрыть нкотораго удивленія, Сент-Клеръ то примтивъ, сказалъ: ‘Милый другъ! я связанъ съ моими друзьями клятвою, которая запрещаетъ мн объясниться порядочне, но по прізд моемъ на Барру я увренъ, что отъ нее освобожусь. Никто изъ насъ не захочетъ имть тайны для благородной Амбруазины, она естьли женщина, такъ только по нжной чувствительности сердца и по Ангельской тихости: она сохранитъ тайну.’
Наконецъ пріхали они въ Барру, и съ восхищеніемъ были тамъ приняты, особливо Амбруазина, которую почитали они источникомъ блаженства и будущаго щастія для Сент-Клера.
Лишь только сли путешественники и начали подносить прохладительныя, какъ и вбжалъ маленькой Рандольфъ, прыгая отъ радости, онъ вскарабкался къ Сент-Клеру на колна и называлъ его милымъ татею. Монтей поцловалъ его нжно, говоря ему: ‘для чего ты, маленькой шалунъ, вошелъ, не будучи ни кмъ позванъ? Я бы желалъ, примолвилъ онъ, обращаясь къ друзьямъ своимъ: сдлать объясненіе Амбруазин. Я хранилъ нашу клятву, но прошу васъ меня отъ нее избавить.’ Переставъ говорить, онъ посадилъ Рандольфа на колна жены своей, но какъ удивился, увидя ее поблднвшею и едва держащеюся на креслахъ. — ‘Амбруазина! сказалъ онъ съ ужасомъ: отъ чего этотъ трепетъ? Ужели видъ этого дитяти тому причиною? Я вамъ говорилъ…» — Монтей! сказала она, прерывая его: честный ли ты человкъ? —
‘Возможно ли Амбруазин въ томъ усомниться?….’
— Какъ же это дитя здсь? — сказала она, разсматривая его. Одинъ изъ изгнанниковъ, взявъ тогда Рандольфа, отвелъ его къ концу залы, и игралъ съ нимъ, чтобъ не дашь ему слышать ихъ разговора. ‘Это-то хотлъ я изъяснить теб, подхватилъ Монтей: ‘но не имлъ на то права безъ согласія друзей своихъ.’
— Монтей! возразила она съ гордостію: выслушай меня! Когда начала я любить тебя, не ты собственно внушилъ мн это чувство, потому что я никогда тебя не видала, но когда отецъ мой говорилъ о несправедливостяхъ и гоненіи, которыя ты претерплъ съ самаго рожденія, я невольно плакала, и не знала, что эти слезы были смянами любви, которая произрасла въ моемъ сердц и которая не должна была погаснуть. Говорилъ ли онъ о твоемъ мужеств, благородной гордости, знаменитыхъ поступкахъ, тогда я чувствовала, что душа моя возвышалась, и съ жаромъ желала я успха всмъ твоимъ предпріятіямъ. Естьли онъ сожаллъ в стремительности твоего характера, завлекавшей тебя въ заблужденія молодости, я всегда извиняла твою отважность и даже хвалила ее. — Ахъ, Монтей! ты не зналъ еще существованія юной Амбруазины, а уже былъ для нее все!
Монтей взялъ ее за руку, пожалъ ее, и хотлъ говорить, но Амбруазина приложила ее къ устамъ его, сказавъ: — позволь мн окончить, тогда я буду тебя слушать съ должнымъ уваженіемъ. Сент-Клеръ! не легкомысленная страсть внушила Амбруазин Кинталь все то, что она сдлала для полученія твоего сердца и руки, нтъ, Мотней, это была любовь, неразлучная съ моимъ существованіемъ, и естьли нужно будетъ перестать почитать и любить тебя, я тогда же должна буду умереть. Прошу, не прерывай меня… Пусть заточатъ тебя враги твои на льдистые берега Гренландіи, или подъ палящее небо степей Индйскихъ, везд Амбруазина за тобою послдуетъ, и найдетъ единственное свое благополучіе съ тобою! Бдность, болзнь, несправедливость, ничто не устрашитъ меня съ тобою, ни что, разв сдлаешься мене достойнымъ моего почтенія, и разв не льзя будетъ гордиться честію Монтея, тогда я перестану жить, и Монтей будетъ воленъ вести себя какъ захочетъ, тогда онъ не будетъ боле страшиться взглядовъ и упрековъ Амбруазины. —
Она сказала это голосомъ столь сердечнымъ, трогательнымъ и вмст благороднымъ, что вс слушали и смотрли на нее съ удивленіемъ, а Монтей съ чувствомъ почтенія и обожанія.
‘Мой милый другъ! сказалъ онъ ей безъ всякаго смущенія: благодаря Бога, я всегда смло могу встрчать взоры Амбруазины, почерпать въ нихъ то желаніе, чтобъ бытъ достойнымъ ея любви и сравняться съ нею въ добродтели, — скажи, въ чемъ ты меня подозрваешь? Сердце мое ни въ чемъ не упрекаетъ меня.’
— Отъ чегожъ, подхватила она: наслдникъ Роскелиновъ находится въ крпости Барр? —
‘Ты его узнала?’ сказалъ Монтей.
— Да, я его узнала, даже не видя руки его, которая была закрыта, но должна имть красное родимое пятно. Когда жила я въ Замк Роскелина, это дитя, которое, говорили мн, на тебя походило, было моимъ маленькимъ любимцемъ, всегда на моихъ колнахъ или на рукахъ, онъ любилъ меня боле своей матери. —
‘Дитя сіе сдлается для меня еще дороже, сказалъ Монтей: онъ предчувствовалъ, что ты будешь нкогда его матерью. Какъ наша тайна уже открылась, то друзья мои сдлаютъ о томъ теб объясненіе, и я надюсь, что ты отдашь мн боле справедливости.’
Робертъ Мак-Грегоръ началъ говорить, и разсказалъ, какимъ образомъ Монтрозъ достался въ ихъ руки, о важности, какую братъ его Рандольфъ, поддержанный въ томъ, Сиромъ Александромъ, придалъ этому похищенію, онъ говорилъ также о противорчіи, какое длалъ сначала Сент-Клеръ противъ этого намренія, о прозьб, какую братъ его Рандольфъ сдлалъ имъ умирая, о богатомъ имніи, имъ отказанномъ, о причин, заставившей ихъ одобрить это похищеніе и желаніе оставить дитя въ ихъ рукахъ. Въ случа опасности мы можемъ всегда сказалъ онъ, считать его залогомъ и получить чрезъ него хорошія условія. Мы вс его любимъ какъ сына, дадимъ ему воспитаніе, приличное храброму и великодушному Рыцарю, посреди насъ онъ увидитъ только примры добродтель, дружбы, врности, истинной чести: сдлался ли бы онъ таковымъ въ Замк Роскелина? Всякой изъ насъ согласится лучше умереть, нежели попустить что-либо для него вредное. Онъ привязанъ къ намъ и къ нашей простой, но трудолюбивой жизни, онъ любитъ особенно Монтея, коего считаетъ своимъ отцемъ, когда онъ будетъ въ лтахъ и наступитъ благопріятное время возвратить его фамиліи, то онъ войдетъ въ нее со всми преимуществами, которыя мы можемъ ему дать воспитаніемъ и состояніемъ: онъ будетъ всмъ вамъ наслдникомъ и такъ мы не сдлали ему никакого зла и только дали Монтею сына и друга отъ крови враговъ его, и который сдлается нкогда союзомъ мира.’
Амбруазина ничего не отвчала, но смотрла cъ видомъ удовольствія на Сент-Клера и подала ему руку.
Онъ началъ говорить: ‘Естьли бы родители сего милаго дитяти стовалъ о потер его, какъ бы должно было, то никакая личная выгода не заставилабъ меня удерживать его, попомнишь ли ты, когда спросилъ я объ этомъ Амврозія, онъ сказалъ мн, что мать его была къ нему нечувствительна, и что вся фамилія скоро успокоилась.’
— Это совершенная правда, отвчала она: я какъ, Сент-Клеръ, такъ равно и у всхъ прошу извиненія. Хотя и лучшебы не похищать этого дитяти, теперь однакожъ противъ воли признаюсь, что это можетъ обратиться въ пользу, поди, бдная крошка, сказала она, призывая къ себ Рандольфа, и прижавъ его къ груди своей: ты имешь теперь мать. Хочешь ли называть меня маминькою? —
Рандольфъ повторилъ это слово, и оно скоро сдлалось ему знакомымъ. Онъ познакомился также скоро съ Амбруазиною, коей прелестный видъ нравился глазамъ его, и тогда же называя ее пріятнымъ именемъ маминьки, онъ перебиралъ своими рученками локоны блокурыхъ волосъ ее, и безпрестанно цловалъ розовыя уста ея, большіе голубыя глаза и блое чело.
Бракъ Монтея былъ празднованъ не только на остров Барр, но и въ сосднихъ островахъ, и естьли прекрасная Амбруазина была предметомъ удивленія въ Кинтал и при Двор Шотландскомъ: то на Гебридскихъ островахъ почитали ее царицею и обожали какъ кроткое и благодтельное божество.
Домоводство ни кмъ не можетъ такъ хорошо наблюдаться, какъ женщиною, крпость вскор приняла другой видъ, необитаемая часть ея была исправлена, Амбруазина отправила судно въ Кинталь за мебелью, какая только ей была нужна, и для каждаго изгнанника имлась комната во вкус. Она послала также приказанія къ своимъ управителямъ, чтобы бракъ ея былъ ознаменованъ въ ея деревняхъ сельскими праздниками и подарками ея подданнымъ, и чтобъ никому не отдавали съ сихъ поръ доходовъ, кром ея самой по праву родительскаго завщанія. Она дала еще порученіе, что какъ скоро прідутъ въ Кинталь Брижетта и Виллиамъ прислать бы ихъ на Барру на первомъ корабл.
Прелести, кротость и вжливость Амбруазины постепенно смягчали грубые и воинственные поступки ея товарищей, они вс столько заботились ей понравиться, что она говорила иногда: я думаю, нтъ нын на свт ни одной женщины щастливе меня: я имю наилучшаго мужа и множество преданныхъ братьевъ.
Въ хорошую погоду она плавала съ ними съ одного острова на другой, раздляя и удовлетворяя вс ихъ удовольствія и забавы, въ дождливое же время она имъ читала, или пла баллады, аккомпанируя на лютн или на арф. Изобильная, но простая пища ихъ сдлалась пріятне и вкусне, она отучила ихъ отъ привычки много пить, дю-Бургь говорилъ тутъ, что онъ намренъ употребить свои досуги на сочиненіе разужденія о воздержаніи, и посвятить его Шотландскому Двору. Она занялась также нравственнымъ воспитаніемъ маленькаго Рандольфа, который страстно любилъ ее и соотвтствовалъ ея стараніямъ.
Брижетта и Вилліамъ пріхали, и увеличили бы домашнее щастіе еще своимъ собственнымъ, равно какъ усердіемъ и врностію, естьли бы не привезли непріятнаго извстія, что Лордъ и Лади Роскелинъ испросили у Короля повелніе послать на Барру значительныя силы, чтобы схватить изгнанниковъ и привести ихъ въ Эдинбургъ, и что для совершенія сего дожидались только весны, тогда были середина зимы.
Монтей и друзья его шутили на счетъ опасности, имъ угрожавшей. ‘Клянусь Небомъ, говорилъ онъ: естьли они къ намъ придутъ, то мы ихъ хорошо примемъ и обратимъ къ Іакову съ такимъ урокомъ, который бы могъ быть ему полезнымъ на всю его жизнь. Одна только Амбруазина причиняетъ мн страхъ, она не за тмъ сюда привезена мною, чтобы терпть вс безпокойства, коимъ подверглась изъ любви ко мн.’
— Говори о себ, мои милый другъ! возразила Амбруазина съ веселымъ видомъ: когда я приняла твердое намреніе раздлять съ тобою изгнаніе твое, въ то же время ршилась и на вс безпокойства, какія только могли со мною встртиться. Естьли вы замтите во мн робость, могущую ослабить ваше мужество, то позволяю тогда сожалть обо мн, но до того времени не лишайте меня твердости, которую вы сами во мн находили прежде. —
‘Не съ ныншняго дня узналъ я, сказалъ Монтей, что вы не имете слабостей, свойственныхъ вашему полу, но не извстна мн также чувствительность вашего сердца, и не смотря на ваше мужество, это сердце, столь нжное, много потерпитъ, особенно кода оно будетъ принуждено скрывать свои чувствованія.’
— Хорошо, сказала она улыбаясь, положимъ, что это случится и что я нсколько оробю, но не то же ли самое случается иногда и съ мущинами во время сраженія, съ мущинами, которые храбростію пріобрли уже себ славу Героевъ? Но чтобы доказать вамъ, что я достойна быть супругою воина, и что также занимаюсь предметомъ, о которомъ вы разсуждаете, желаю сообщить вамъ о мрахъ, какія теперь же предпринимать помышляю, и вы, какъ люди боле меня свдущія должны знать, могутъ ли он быть исполнены. Вилліамъ и Брижетта, принесшіе намъ извстіе о преднамренномъ нападеніи, усильно просили у меня позволенія остаться съ нами, и я, зная ихъ врность и привязанность, охотно на то согласилась. Пошлемъ Вилліама въ Кинталь: онъ нагрузитъ корабль оружіемъ, какое только намъ нужно, и тогда непріятеля встртимъ мы такъ, какъ онъ себ и не воображаетъ. —
Хотя Монтей прежде и не хотлъ приступать къ укрпленію острова, но теперь согласился, подобно какъ и вс его товарищи, съ мнніемъ Амбруазины. ‘Я скупъ, сказалъ онъ: и думаю, что ларчикъ, заключающій мое сокровище, не можетъ быть довольно крпокъ.’
Сент-Клеръ любилъ супругу свою, и горячность его къ ней ежедневно возрастала. При первомъ свиданіи его съ милымъ Амброзіемъ она внушила къ себ почтеніе и участіе, сомннія дю Бурга о пол великодушнаго посланника дали противъ воли чувствамъ его нжное направленіе, но когда онъ увидлъ ее на турнир украшенную всми прелестями и былъ свидтелемъ благородныхъ и скромныхъ ея отвтовъ Королев во время отказа Рыцарю Лорну, то сердце его совершенно плнилось, и любовь умножила его мужество къ преодолнію своего соперника, дабы не вовлечь въ нещастіе ту, которую онъ обожалъ. Разговоръ ихъ въ Кинтал, открывшій ему, что онъ былъ любимъ, сдлалъ любовь его страстною. Наконецъ довренность, съ каковою она просила его о покровительств, когда согласилась за нимъ слдовать, искренній и благородный видъ, съ коимъ она предложила ему свою руку, бывъ уврена сама въ любви его, довелъ страсть его до послдней степени. Не въ состояніи будучи преодолть ея, онъ почувствовалъ, что легче умереть, нежели разлучиться съ Амбруазиною. Бракъ, который, говорятъ, обыкновенно умряетъ горячность любви, произвелъ въ Сент-Клер дйствіе, совсмъ противное, и прекрасная Амбруазина, блистающая красотою при Двор Шотландскомъ, наслдница Кинталя, честь знаменитаго дома своихъ предковъ, не была еще столь мила его глазамъ, какъ супруга изгнанника Монтея, одтая просто по Шотландски въ короткую юпку, съ прекрасными волосами, распущенными по плечамъ. Ему пріятно было смотрть на нее, всходящую на гору и подающую руку маленькому Рандольфу, или, когда при встрч крутой тропинки, она сажала его на плеча, и, подобна лани, скоро взбгала на вершину.
Съ самой смерти Рандольфа Мак-Грегора, Монтей — какъ мы уже сказали — искренно привязался къ малютк, имъ покровительствуемому, но особенная привязанность, оказанная Амбруазиною дитяти, которое старалось платить ей за то всею нжностію юнаго своего сердца, скоро усугубила принимаемое въ немъ Монтеемъ участіе. Онъ говорилъ иногда, лаская эта милое дитя: ты получилъ отъ матери своей нсколько той силы обольщенія, которую она нкогда употребляла противъ меня, ибо заставляетъ любить себя вопреки принятаго мною намренія и непреодолимаго отвращенія къ твоимъ родителямъ.
Между тмъ весна приближалась, въ Шотландіи безпрестанно говорили о нападеніи на острова съ большими силами, Монтей же и товарищи его съ своей стороны ничего не упускали къ приведенію себя въ безопасность, Вилліамъ съ помощію нкоторыхъ изгнанниковъ привезъ изъ Кинталя все, что могло служить къ ихъ оборон. Другіе же объзжали между тмъ вс сосдніе малые острова и говорили жителямъ об угрожавшей имъ опасности, вс клялись лучше умереть, нежели оставить своихъ друзей въ крпости. Одно обстоятельство, которое въ другое время произвело бы въ Монте радость, было въ сію минуту причиною мучительнйшаго безпокойства: его милая и добрая Амбруазина чрезъ нсколько недль должна была сдлаться матерью. Онъ ощущалъ при единой мысли объ этомъ такой страхъ, коего и вс соединенныя силы Шотландіи не возмоглибъ произвесть въ столь мужественной душ. Амбруазина напротивъ того казалась весьма довольною новымъ щастіемъ, ее ожидавшимъ, и не чувствуя ни малйшей горести, она смялась, пла, шутила также какъ и прежде, и всми возможными средствами старалась уврить своего супруга въ томъ, что была совершенно спокойна въ разсужденіи своей безопасности.
Однажды поутру въ Іюн мсяц, стража съ высоты башни возвстила, что ею усмотрны вдали четыре большіе корабля, приближающіеся къ острову. Ни мало не сомнваясь, чтобъ это не было угрожавшее имъ нападеніе, жители крпости тотчасъ ударили въ набатъ и въ минуту сбжалась вся колонія. Всякой просилъ, чтобъ ему назначили мсто, которое онъ долженъ занимать для защищенія общей безопасности, нкоторые были назначены стражею крпости, другіе сли на два большіе бота съ противоположной непріятелямъ стороны острова, и пристали къ Кизмалъ Ватерзіи и къ прилегающимъ къ оной островамъ, откуда возвратились предъ полуднемъ съ судами, столько наполненными людьми, что боялись, дабы они отъ тягости не потонули. Между тмъ Монтей и товарищи его совершенно вооружась, приготовлялись къ принятію непріятеля на берегу тамъ, гд бы онъ захотлъ пристать.
Во время сего приготовленія Монтей и друзья его съ удивленіемъ примчали за поступками Амбруазины, видъ ея былъ спокоенъ и величественъ, и хотя румянець щекъ ея не имлъ обыкновеннаго своего блеску, однакожъ въ ней ничего такого не было примтно, чтобы показывало хотя малйшую боязнь.
‘Возлюбленная моего сердца! сказалъ Монтей, цлуя ее: на какой жребій любовь моя тебя осуждаетъ!’
— На такой, котораго не перемню я ни на самое прекраснйшее царство, не безпокойся обо мн ни мало: молю Бога, дабы Онъ сохранилъ моего супруга и храбрыхъ друзей его. Единственное мое попеченіе при помощи Брижетты и нашихъ женщинъ будетъ состоять въ томъ, чтобы приготовить къ нашему возвращенію праздникъ, какой приличенъ воинамъ, утомленнымъ битвою.
Иди, присовокупила она съ важностію, лети къ побд, я чувствую въ сію минуту сердце свое превосходящимъ слабости моего пола. Провидніе, даровавшее мн таковаго супруга, каковъ Монтей, не захочетъ, чтобъ я такъ скоро его лишилась, и чтобъ первой мой младенецъ, столько мною желанный, былъ сиротою прежде своего рожденія.—
‘Героиня! возразилъ Монтей: слова твои возродилибъ мужество и въ самыхъ презрительнйшихъ трусахъ, прощай на нсколько минутъ: жизнь супруга Амбруазины не зависитъ отъ столь слабаго могущества, каково Іакова, она сопряжена токмо съ твоею жизнію. Онъ нжно обнялъ ее и маленькаго Рандольфа, и вышелъ изъ крпости, предводительствуя своими сотоварищами. Вилліамъ принадлежалъ также къ этому малому войску. Будучи сынъ одного стараго служителя дому Роскелиновъ, и зная совершенно причину гоненій, претерпваемыхъ Монтеемъ, онъ прилпился къ нему съ большимъ усердіемъ. Отецъ Вилліамовъ былъ тотъ самый Ральфъ, отъ котораго Амбруазина узнала, какія драгоцнности принадлежали Монтею, и посл сего-то увдомленія она послала Вилліама на островъ Барру и не раскаявалась въ своей къ нему довренности: ибо Вилліамъ, не смотря на нжную любовь свою къ Брижетт, сказалъ даже и отъ нее причину своего путешествія. Во время побга Амбруазины Ральфъ былъ въ Стерлинг съ Графомъ и Графиней, но возвратившись, онъ съ удовольствіемъ согласился по желанію Амбруазины на соединеніе сына своего съ доброю и милою Брижеттою, и обвнчавши отправилъ ихъ тайно въ Кинталь.
Вилліамъ, ревнуя сохранить довренность и уваженіе къ себ своего начальника, хотлъ сражаться возл него, но Брижетта, не способная слдовать примру твердости своей Госпожи, старалась всемрно удержать своего мужа, дабы не предавался опасностямъ, о коихъ одно воображеніе заставляло ее трепетать.
‘Что это значитъ, Брижетта? сказала ей Амбруазина съ необыкновенною суровостію: не считаешь ли ты любовію къ твоему мужу этотъ шумъ и усилія, чтобы воспрепятствовать ему исполнять свою должность? Нтъ, не сердечное чувство побуждаетъ тебя къ тому, а безразсудное самолюбіе! Любовь выучила бы тебя скрыть боязнь свою во глубин сердца, чтобы не ослабить мужество твоего супруга въ минуты опасности!… Подойди, Брижетта, сказала потомъ съ кротостію, увидя ее потупившую взоры съ замшательствомъ: подай мн руку, чувства наши и боязнь должны быть одинаковы, мы подкрпимъ себя взаимно. Она ввела съ собою печальную Брижетту въ крпость, и входъ въ оную тотчасъ былъ запертъ.
Тутъ собрала она вс свои силы и мужество, чтобы показать воинамъ видъ твердый и увренный, но природа и любовь воспріяли свои права, коль скоро осталась одна въ крпости, она ушла въ свою комнату, чтобы безъ свидтелей предаться своей горести и страху, съ сердечною молитвою къ Богу. Пробывши тамъ нсколько времени, она вышла оттуда гораздо спокойне, отдала приказанія, чтобы приготовляли прохладительныя къ возвращенію воиновъ, потомъ, взявши маленькаго Рандольфа за руку, пошла на подзорную башню, оттуда увидла, что корабли непріятельскіе пристали къ берегу, между тмъ какъ отсюда съ противоположной стороны берега плыли къ нимъ суда, наполненныя жителями сосднихъ острововъ, которые спшили на помощь друзьямъ своимъ. Не имя другаго свидтеля, кром Рандольфа, обнимавшаго ее своими маленькими ручонками, Амбруазина предалась безъ принужденія сердечной тоск, ее удручавшей. Дитя, восхищенное видомъ оружія, блестящаго отъ солнца, то цловало слезы, текущія по щекамъ усыновившей его матери, и плакало съ нею, то плескало рученками отъ восхищенія, говоря ей: ‘пустите меня, маминька, я пойду съ ними!’
Монтей началъ военныя свои дйствія. Раздливши свое войско на нсколько отрядовъ, изъ коихъ каждый имлъ предводителемъ по одному изъ друзей его, онъ видлъ, что силы его простирались до 800 человкъ, коихъ число безпрестанно умножалось приходившими подкрпленіями, и хотя войско сіе, собранное наскоро, не было порядочно вооружено, ниже образовано, однакожъ вс имли оружія наступательныя и оборонительныя, и вс вмст могли сопротивляться части войска, лучше вооруженнаго и образованнйшаго, но меньшаго числомъ.
Монтей и войско его расположились не въ дальнемъ разстояніи отъ берега. Онъ далъ выйти нкоторой части непріятелей, потомъ пошелъ къ нимъ на встрчу, спросилъ о причин высадки, и приказывалъ имъ немедленно садиться на суда, угрожая въ противномъ случа принудить ихъ къ тому силою.
Сиръ Жонъ Мюррай, начальствовавшій высаднымъ войскомъ, съ удивленіемъ увидлъ, что непріятель былъ сильне, нежели онъ считалъ, но не обнаруживая того, отвчалъ на вопросъ, ему сдланный: ‘мы пришли, именемъ Короля Шотландіи, исполнить повелніе, намъ данное, взять изгнанниковъ Монтея, дю-Бурга, Гамильтона, Росса и Мак-Грегора, также и тхъ, коихъ мы найдемъ въ крпости Барр.’
— По чести, сказалъ съ усмшкою дю-Бургь: Іаковъ далъ вамъ порученіе очень деликатное, но вотъ мы, возьмите насъ, ежели можете. Естьли вы отвезете насъ плнниками въ Эдинбургъ, то я вамъ это прощаю.— Монтей, не слушая словъ, сказанныхъ дю-Бургомъ, отвчалъ съ гордостію: ‘Объявленное вами намъ повелніе заслуживаетъ только одно презрніе наше. Іаковъ силенъ при Двор Шотландскомъ, но онъ узнаетъ теперь и могущество, неправосудно имъ изгнаннаго. Продолжающіяся безпрерывно оскорбленія не истребили изъ памяти нашей, что мы также Шотландцы, но пусть остережется онъ привести насъ къ крайности, или мы докажемъ ему, что Датчане и Норвежцы не забыли еще старинныхъ правъ своихъ на сіи острова. Вотъ отвтъ Королю вашему. Что касается до воиновъ, обязанныхъ по нещастію исполненіемъ воли Короля, то я объ нихъ сожалю, они не знаютъ опасности своего предпріятія, и я по необходимости принужденъ буду пролить кровь моихъ согражданъ, но однакожъ не хочу воспользоваться настоящимъ моимъ положеніемъ. Подумайте еще, разсмотрите, каковы мои силы. И притомъ вы не все еще видите. Какъ втеръ сноситъ въ кучи песокъ въ степи и листья въ лсахъ, такъ извстіе объ этомъ нападеніи соберетъ на берега Барры всхъ жителей другихъ острововъ.’
— И такъ вы совершенно отказываетесь повиноваться повелніямъ Государя? возразилъ Сиръ Жонъ. — ‘Отказываемся, сказалъ Монтей. Въ какомъ преступленіи обвиняютъ насъ? Не можно въ томъ обличить ни одного изъ моихъ товарищей — а мое какоежъ? Не толи, скажете вы, что я былъ на турнир въ то время, когда по повелнію Короля додженъ быть на Барр? Положимъ, я былъ тамъ, но спрашиваю Іакова, естьлибъ онъ былъ изгнанникомъ столь же долгое время, какъ и я, неуже ли бы онъ могъ воспротивиться желанію перемнить мсто на нсколько времени и испытать еще свое оружіе? Можетъ быть обвиняютъ меня также въ посщеніи Агента Карнежія, но путешествія требуютъ расходовъ, и къ кому же могъ я лучше обратиться, чтобъ наполнить свою шкатлку, какъ не къ тому, которому я поручилъ собрать доходы, мн принадлежащіе? Но безъ сомннія величайшее мое преступленіе есть то, что я любилъ милую двицу, освободилъ ее отъ жестокости опекуновъ съ тмъ, чтобъ была при избранномъ ею защитник, который, гордясь ея выбоpомъ, станетъ ее защищать противъ всхъ непріятелей до послдняго издыханія? Вотъ все, въ чемъ меня обвиняютъ. О мои сограждане! и естьли еще непокорность моя къ неправосудному повелнію можетъ почтена быть преступленіемъ, то я готовъ сражаться! Теперь я предувдомилъ васъ объ опасностяхъ, васъ ожидающихъ. Вы можете еще, естьли того хотите, спокойно вступить на корабли свои и возвратиться въ Шотландію, но естьли вы ршились наполнить непремнно волю Короля, то мы готовы къ сраженію.’
Мюррай съ минуту былъ въ недоумніи, видя непоколебимую твердостію Монтея и его товарищей, но повелніе Короля было самое ршительное — онъ долженъ былъ повиноваться. — Вы справедливо говорите, начальникъ! сказалъ онъ напослдокъ: я желалъ бы, чтобъ мы были друзьями, но это не возможно: наши головы отвчаютъ за исполненія данныхъ вамъ повелніи. —
‘Этого довольно, сказалъ Монтей: я даю вамъ еще полчаса на размышленіе, полдень будетъ свидтелемъ нашего сраженія.’ Онъ прервалъ разговоръ, и обратившись къ друзьямъ, поставилъ въ боевой порядокъ свое войско. Мюррай то же сдлалъ съ своей стороны. Шотландское войско имло лучшую наружность, нежели Монтеево, но сіе послднее, казалось, одушевлено было неустрашимостію и мужествомъ своего начальника, и когда полчаса, назначенные имъ прошли, то вс просили вести себя противъ непріятеля.
‘Слдуйте за мною, сказалъ онъ, храбрые островитяне! покажемъ рабамъ Іакова, что могутъ сдлать друзья и свободные люди! Солнце теперь надъ нами, пусть не закатится оно, не бывъ свидтелемъ нашей побды! Ежели непріятели наши не возвратятся на судъ прежде захожденія его, то мы не исполнимъ нашей должности! Слдуйте за мной, друзья мои! нашъ лозунгъ будетъ: побда, или смерть!‘
Онъ сказалъ, и послдуемый островитянами, повторяющими громкимъ голосомъ послднія его слова, напалъ съ такимъ жаромъ на непріятеля, что безпорядокъ и замшательство въ тужъ минуту открылись въ Шотландскомъ войск. Проницательный взоръ Монтея слдовалъ за начальникомъ ихъ Лордомъ Мюрраемъ. Съ самаго начала нападенія онъ потерялъ его изъ виду, и обратясь къ нему, сказалъ: ‘Начальникъ! естьли кто нибудь изъ насъ падетъ, то распря ршена!’ Вызванный такимъ образомъ Мюррай не могъ отказаться отъ поединка съ Монтеемъ, но сила и искусство изгнанника скоро оной окончили. Мюррай палъ, будучи раненъ въ руку такъ, что не могъ уже владть мечемъ’. ‘Я оставляю вамъ жизнь, сказалъ Монтей: прикажите людямъ вашимъ отнести себя на корабль — намъ плнники не нужны.’ Онъ кидается съ друзьями своими, въ сильнйшую свалку, Шотландцы, лишенные начальника, тотчасъ начали уступать, и наконецъ предались бгству къ кораблямъ. ‘Они бгутъ, сказалъ Сент-Клеръ, какъ стадо робкихъ козъ предъ неутомимымъ охотникомъ, гоните ихъ на суда, но поражайте только противящихся. Пусть они возьмутъ своихъ раненыхъ, а мы будемъ имть попеченіе о нашихъ, подите искать ихъ и отнесите тихо въ крпость. Они найдутъ тамъ всякую помощь, какую только дружба, благодарность и человколюбіе возмогутъ имъ дать.’
— Но я вижу кровь на твоемъ плать, Сент-Клеръ! сказалъ Россъ: не раненъ ли ты? —
‘Только оцарапнута рука, сказалъ онъ, отряхивая ее. Маленькой ножикъ Рандольфа и слабая ручонка его, сдлалибъ рану поглубже. Я радуюсь, что вс друзья мои живы, ласкаясь при томъ, что никто изъ нихъ еще и нераненъ смертельно.’
Шотландцы, пользуясь позволеніемъ, имъ даннымъ, отнесли раненыхъ на корабли, а островитяне въ крпость, до 10 человкъ, вс они были приняты Амбруазиною. Тогда, какъ началось сраженіе, она, не въ силахъ будучи смотрть на оное, оставила башни и заперлась въ своей комнат, чтобы свободне предаться жестокой горести, какъ вдругъ крикъ побды, раздавшійся у воротъ крпости, возбудилъ ее отъ оной. Сошедъ на крыльцо, приняла раненыхъ и поручила ихъ стражамъ башни. Между тмъ, какъ перевязывая имъ раны, она сама смотрла каждаго и раздавала блье, вино и всякую пищу къ ихъ подкрпленію. Когда же Сент-Клеръ и друзья его пришли, она полетла имъ на встрчу и бросилась въ объятія своего супруга. Брижетта, слдовавшая за нею, скоро узнала своего Вилліама позади Монтея, радость ея была столь же велика, какъ прежде печаль. Она кричала, смялась и не выпускала его изъ своихъ объятій. Между тмъ какъ Амбруазина, разлучившаяся по видимому безгорестно съ своимъ супругомъ, въ молчаніи орошала лице его слезами, прижимая его тихо къ своему сердцу. Но какъ были сладки эти слезы! Они были подобно весеннему дождю, предвщающему возвращеніе прекрасныхъ дней. ‘Въ самомъ дл, говорилъ Сент-Клеръ, обнимая ее: естьли бы сердце мое и не принадлежало теб, то ты плнила бы его въ ныншній день. Такъ ты сотворена быть супругою воина, твоя твердость ободряетъ его при отъзд, а нжность, служитъ наградою по возвращеніи.’
— Я благодарю Промыслъ, совершившій сіе опредленіе, отвчала она. Но скажи мн, здоровы ли друзья наши, а ты милый Монтей не раненъ ли? Боже! я вижу кровь на рук твоей!… —
‘Вс ваши друзья, изключая раненыхъ, коимъ вы помогли, совершенно здоровы, а я никогда не бывалъ еще здорове. Все происшедшее было ничто иное, какъ дтская игра. Лишь только увидли они, что раненъ начальникъ ихъ Мюррай, то побжали на корабли.’
— A начальникъ ихъ не убитъ ли?— спросила со страхомъ чувствительная Амбруазина.
‘Нтъ, милая! только жестоко раненъ въ руку. Это еще благость Провиднія, въ сей щастливой день я не хотлъ быть упрекаемъ въ смерти храбраго человка и соотечественника. На пойдемъ, милая Амбруазина, раздлять съ друзьями нашими остающуюся у насъ пищу.’
— Вы найдете все готовымъ. Вс наши люди какъ мущины, такъ и женщины исправляли нын должность поваровъ. Вс печи, вс котлы, какіе только есть въ крпости, заняты, и не смотря на сіе, многочисленные друзья Сент-Клера, наши добрые и храбрыя защитники, худо будутъ угощены. —
‘Все хорошо, прекрасная Амбруазина! Они удовольствуются нын тмъ, что только можемъ мы предложить имъ! Радость побды заступить мсто пиршества. Завтра мы убьемъ нсколько скота и постараемся ихъ лучше угостить.’
По мр того, какъ приходили островитяне, сажали ихъ за длинные столы, и прекрасная Амбруазина, при помощи Брижетты, служила имъ сама. Сент-Клеръ, забывъ свою усталость, помогалъ своей супруг въ ея безпокойств, и не преставалъ смотря на нее удивляться ей и благодарить Провидніе. Онъ приказалъ принесть изъ погреба вина, которое было пито при радостныхъ восклицаніяхъ: да здравствуетъ Сент-Клеръ! да здравствуетъ Амбруазина! и да погибнутъ враги ихъ! Многочисленная стража бодрствовала въ продолженіи ночи, опасаясь нечаяннаго нападенія, и поутру на зар имли удовольствіе видть непріятелей своихъ въ весьма дальнемъ разстояніи отъ острова.
Въ сей же самой день съхались на Карру и жители сосднихъ острововъ для поданія помощи изгнанникамъ, узнавъ объ опасности ихъ. Они приняты были наилучшимъ образомъ. Почти вс запасы острова употреблены были въ теченіе двухъ дней на продовольствіе ихъ и прочихъ друзей Сент-Клера, ежеминутно прізжавшихъ одинъ за другимъ. На другой день вс они разстались съ изгнанниками, каждый далъ клятву защищать ихъ жизнію и смертію, естьли то будетъ нужно.
Король Іаконъ съ крайнею досадою узналъ о пораженіи, которое претерпло его войско, и Сиръ Жонъ Мюррай, не смотря на слабость свою и боль отъ ранъ, долженъ былъ явиться въ совтъ, чтобъ дать отчетъ къ своемъ порученіи. Сиръ Александръ Ливингстонъ можетъ быть съ удовольствіемъ увидлъ, что мнніе его оправдалось самымъ событіемъ. ‘Ваше Величество! сказалъ Мюррай: не бывши свидтелемъ, не льзя себ представить ни храбрости, ни мужества этихъ людей. Будучи сильны какъ львы, и бшены какъ тигры, они наступали на насъ со всхъ сторонъ. Стрлы ихъ несли смерть въ сердца нашихъ Шотландскихъ воиновъ. Въ первый разъ они познали страхъ, будучи стснены со всхъ сторонъ неукротимыми непріятелями, и произвели замшательство въ рядахъ своихъ. Островитянежъ не имютъ воинскаго порядка, вооружены страннымъ образомъ, оружія ихъ также страны, какъ и самый видъ ихъ. Иные имютъ мечи, другіе луки, дротики или копья, булавы и пращи, нкоторые имютъ даже желзные запоры различной длины, коихъ видъ одинъ наводитъ ужасъ, и коими низвергали все имъ сопротивляющееся. Они приближились къ намъ столь быстро, что стрлы и луки сдлались для насъ безполезными, а только что мечи наши были намъ защитою. Къ начальнику своему Монтею имютъ они почтеніе и энтузіазмъ даже до обожанія, да и въ самомъ дл этотъ молодой человкъ образованъ природою и воспитаніемъ для того, чтобы играть знамнитйшую ролю въ свт, принаравливается cъ чрезвычайнымъ искусствомъ ихъ нравамъ и обычаямъ. Онъ иметъ со всми жителями сихъ дикихъ острововъ дружественное обращеніе, не теряя однакожъ важности и благоприличія, которое вмст внушаетъ любовь и почтеніе.’
— Сколько людей потеряли вы?’ — спросилъ Король.
‘Около ста ранеными и тридцатью убитыми, Ваше Величество! Но сказать правду, естьлибъ побдитель былъ не столь великодушенъ, наша потеря былабъ несравненно важне. Я самъ былъ раненъ и обезоруженъ ихъ начальникомъ, и онъ могъ бы лишить меня жизни, естьли бы захотлъ. Я долженъ отдать ту же справвдливость и прочимъ изгнанникамъ, по примру Монтея, они говорили сражающимся: пощадимъ непротивящихся, удалите ихъ только къ кораблямъ.’
— Измнники! сказалъ Король, и обращаясь къ приближеннйшимъ изъ придворныхъ, продолжалъ: кто изъ васъ хочетъ принять на себя сіе дло? Я намренъ затравить этихъ лисицъ въ логовищахъ ихъ, хотя бы то стоило мн 1000 человкъ. Сиръ Жамесъ Стуартъ, онъ похитилъ у васъ наслдницу Кинталя, хотите ли вы начальствовать въ этомъ поход? —
‘Извините меня, Ваше Величество! Во всякомъ другомъ случа я готовъ жертзовать жизнію для исполненія воли вашей, но не могу обнажить меча противъ Монтея, и съ крайнею горестію вижу его въ немилости у Вашего Величества.’
— Я не ожидалъ такого отвта, сказалъ Король: но отъ сего измнники не избжатъ своей участи. Имніе одного только Монтея конфисковано, пусть конфискуютъ также и товарищей его, такъ какъ имніе и земли наслдницы Кинталя. Слышите ли вы Ливингстонъ? —
‘Позвольте мн, Ваше Величество, отвчалъ придворный, столь же врный, сколь и опытный, спросить васъ, хорошоли вы разсмотрли послдствія, могущія произойти отъ такихъ мръ? Мы уже видли, что можетъ сдлать Монтей. Естьли же подданные Росса, Гамильтона и Мак-Грегора примутъ участіе въ дл его и соединятся съ друзьями его, тогда горе нашему отечеству, и безъ того разоренному гражданскою войною, тогда принуждены мы будемъ отвлечь силы наши на сверъ для укрощенія сего ужаснаго бунта, между тмъ какъ онъ останется открытымъ для Англичанъ, кои, не смотря на настоящій миръ, неупустятъ столь благопріятнаго случая воспользоваться нашимъ несогласіемъ.’
Сиръ Жамесъ Стуартъ и многіе Вельможи подкрпили мнніе Ливингстона, и совтъ разошелся, не сдлавъ никакого опредленія.
Спустя нсколько дней, Ливингстонъ имлъ особенный разговоръ съ Королемъ, въ которомъ представилъ въ столь сильныхъ доказательствахъ опасность конфисковать имнія изгнанниковъ, что предпріятіе сіе было наконецъ оставлено. Одно только имніе Сент-Клера оставалось въ рукахъ Графа Роскелина, какъ и прежде.
Извстіе о произшествіи въ Барр ожесточило еще боле сердце Графа и его гордой еупруги. Что касается до Елеоноры, то обладаніе могуществомъ и величіемъ, казалось для нее уже неважнымъ, и по словамъ Амбруазийы, она въ ндрахъ пышности и изобилія завидовала участи супруга, изгнанника Сент-Клера. Дошедшій до нее слухъ о щастіи, коимъ они наслаждались во взаимной любви, и ревность умножила ненавистныя страсти, наполнявшія ея сердц. Хотя она и отвергла Монтея, но мысль, что онъ щастливъ въ объятіяхъ другой, была для нее несносна. Напротивъ того вдовствующая Лади Роскелинъ посл встрчи ея съ Монтеемъ въ капелл жила очень уединенно или въ Замк Роскелиновъ, или въ помсть Евздалъ. Она терзалась съ одной стороны страхомъ, чтобъ Сиръ Жамесъ не открылъ того, чему онъ былъ свидтелемъ въ церкви, съ другой же угрызеніями совсти, кои умножались съ ея лтами. Гордость, покрывшая въ ней вс чувства природы, была для нее теперь наказаніемъ. Она трепетала при одной мысли увидть разрушеніе зданія, воздвигнутаго ея страстностію, стыдъ и жестокость ея открытыми свту, для коего она всмъ пожертвовала, но боле всего терзалась она, представляя о своихъ несправедливостяхъ, наказаніи, которое она за нихъ получила, и тхъ непріятностяхъ, кои безъ сомннія еще ожидали ее. Она думала въ первый еще разъ, что потеря ея внука, вскормленнаго ея попеченіями, было прямое наказаніе Небесъ за ея несправедливость къ своему первородному, сынъ, котораго Роскелины имли посл, не могъ вознаградить сію потерю, онъ былъ слабаго сложенія и такъ испорченъ своими родителями, что она вовсе имъ не утшалась. Къ симъ тайнымъ горестямъ присоединился еще нкоторой раздоръ съ дтьми своими. Характеръ Елеоноры не могъ согласоваться съ ея свойствами, и самыя отношенія ихъ другъ къ другу были ничто иное, какъ продолжительная ссора, ихъ гордость и требованія не могли ни въ чемъ быть согласны. Когда Графъ и его супруга пошли просить Короля послать войско на Барру, чтобы захватить Сент-Клера, Лади Роскелинъ не только совершенно отказалась подкрплять ихъ, но старалась всячески отвратить ихъ отъ таковаго поступка. Она не могла скрыть ни своей горести, когда имъ сіе удалось, ни своего удовольствія, когда узнала о побд, одержанной изгнанниками. За тмъ послдовали домашнія ссоры, столь жаркія, что она отправилась въ свое помстье, и тамъ, казалось, занималась только благочестивыми длами и подаяніемъ милостыни, надясь успокоить гласъ своей совсти.
Миръ водворился на остров Барр, и все вскор приведено было въ порядокъ. Амбруазина родила дочь, будучи всегда равнодушна какъ въ болзняхъ, такъ и опасностяхъ. Она не показала ни малйшей боязни, и не хотла никого имть при себ, кром Брижетты и няньки Рандольфа, съ твердостію перенесла мученіе, съ коимъ сопряжено удовольствіе быть матерью, и сдлалась ею гораздо щастливе, нежели надялся Монтей въ сію ршительную минуту. Безпокойства сего нжнаго супруга были чрезвычайны. Когда онъ вошелъ въ комнату жены своей, Рандольфъ, давно уже дожидавшійся сей минуты, проскочилъ туда же, и чтобы его невыгнали, спрятался за кроватный занавсъ. Монтей бросился къ кровати, гд новорожденное дитя покоилось на рукахъ матери. Онъ поцловалъ обихъ съ радостнымъ восторгомъ, благодаря Небо за щастливое разршеніе Амбруазины. Чувстительная нжность ея супруга истребила въ сердц ея даже и воспоминаніе о тхъ мученіяхъ, кои воззрніе на дитятю уже нсколько въ ней ослабило.
‘Прошу тебя, Сент-Клеръ, сказала она съ веселостію: умрь твою радость, она не долговременна. Ты хотлъ безъ сомннія маленькаго воина, а я даю теб только дочь. Чтожъ до меня касается, сказала она улыбаясь: то это такъ меня унижаетъ, что я не хочу хранить мою малютку, унеси ее, я теб отдаю, и уврена, что ты самъ неусыпное будешь имть объ попеченіе.’
— Охотно, сказалъ онъ, прижавъ ее къ сердцу: мн кажется, что она иметъ уже твои черты, тогда она будетъ для меня дороже всхъ мальчиковъ въ свт, которые на тебя не походятъ.
‘Это не будетъ для меня одобреніемъ, сказала Амбруазина: ласкавшись надеждою усугубить мое благополучіе маленькимъ Сент-Клеромъ, на тебя похожимъ, я имю только маленькую Амбруазину: не хочу ее, говорю теб, унеси ее….’
— Такъ, я ее возьму, сказалъ Рандольфъ, высунувъ свою прекрасную голову изъ-за занавса, его скрывавшаго: отдайте ее мн, я буду ее сберегать, ходить за нею и нжно любить, она вся будетъ мн принадлежать. Дай мн ее, тятинька, прошу тебя. —
Монтей улыбнулся, положилъ малютку на руки ея матери, и вытащивъ Рандольфа изъ мста, гд онъ былъ скрытъ, положивъ его также на постель Амбруазины, чтобъ онъ могъ видть и ласкать по своей вол новую свою сестру. — О! какъ она мила, говорилъ онъ, цлуя маленькія ея рученки: отдадите ли вы ее мн?—
‘Да будутъ слова твои пророческими, милый Рандольфъ! сказала Амбруазина: предопредленія Небесъ неизвстны людямъ, но кто знаетъ, естьли сіи два невинныя существа не назначены водворить миръ и согласіе въ дом Роскелиновъ.’
— Ты не много мечтательна, сказалъ ей Монтей: твоя привязанность къ Рандольфу заставляетъ тебя забыть, отъ чьей крови онъ произошелъ. —
‘Милый Монтей! отвчала она: не благополучнйшая ли я изъ женщинъ съ супругомъ, произшедшимъ отъ той же крови? Ты не наслдовалъ пороковъ своихъ родителей, и онъ будетъ таковъ же.’ Брижетта и кормилица стали бранить, что заставляли говорить родильницу. Кормилица увела Рандольфа, котораго должно было взять насильно. Онъ въ самомъ дл хотлъ унести свою маленькую сестру, какъ ему принадлежащую, говорилъ онъ, и его крикъ раздавался по всей крпости. Привели Священника изъ Кизмула, который окрестилъ новорожденную. Рыцарь дю Бургъ былъ воспреемникомъ и далъ ей имя Филиппина, но Сент-Клеръ желалъ, чтобъ она носила любезное для него имя Амбруазины. Только для различенія ее отъ матери вс привыкли называть ее сокращенно Зиною. — Здоровье Амбруазины возвратилось вмст съ прелестями, скоро могла она въ свою очередь помогать Брижетт, которая также сдлалась матерью и гордилась, давши сына своему Вилліаму. Добрая госпожа ея позволила ей держать его при себ и кормить. Сіи дв молодыя матери и дти ихъ еще боле усугубили благополучіе жителей крпости. Монтей, боле и боле плняясь своею любезною супругою, не могъ смотрть на нее безъ удивленія, когда она кормила первый залогъ любви ихъ. Въ конц года все было мирно на Барр, а съ наступленіемъ весны постилъ ихъ Сиръ Александръ Мак-Грегоръ. Онъ былъ свидтелемъ ихъ щастія и поздравлялъ ихъ, просилъ Сент-Клера мирно наслаждаться онымъ и ожидать терпливо перемны жребія, онъ основывалъ благопріятную надежду на молодомъ Рандольф, и ежедневно радовался, давши имъ совтъ удержать его и воспитывать въ своемъ семейств, общая изъ того великую пользу. Проведши три мсяца въ ндрахъ дружбы, онъ съ сожалніемъ оставилъ ихъ и общалъ часто посщать.
Дти Рандольфъ и Зина возрастали ежедневно по лтамъ своимъ въ красот и сил, а боле всего въ дружб. Пылкій мальчикъ успокоивался по цлымъ часамъ, играя съ маленькою Зиною и изобртая тысячу способовъ забавлять ее, и Зина, не умвши еще говорить, улыбалась, когда онъ входилъ, протягивала ручки и даже на колняхъ своей матери плакала, чтобы идти къ нему. Между тмъ онъ началъ приходить въ такія лта, въ кои воспитаніе длается необходимымъ. — Ученый Гамильтонъ взялся образовать его, а подъ руководствомъ такого учителя успхи были быстры. Не только по чертамъ лица походилъ Рандольфъ на Монтея, но въ нкоторыхъ отношеніяхъ и по характеру. Будучи гордъ и отваженъ, онъ не страшился никакой опасности, и часто даже искалъ ее, преисполненный же великодушія и чувствительности, онъ, не смотря на пылкость своего темперамента, всегда уступалъ гласу разума, а боле еще дружества: одно слово, одинъ взглядъ, тотчасъ приводили его въ себя. Онъ сдлался веселе со времени рожденія Зины, не имя товарища игръ своихъ, онъ пристрастился къ сему дитяти такъ, что все можно было получить отъ него, общая въ награду позволить играть съ Зиною. Будучи старе ее четырью годами и сильне по своимъ лтамъ. могъ онъ безъ всякой опасности возить ее въ маленькой колясочк, носить на спин и поддерживать слабыя ея ноги, когда она училась ходить. Амбруазина, которая, не смотря на представленія Сент-Клера, не могла оставить любимой ея мысли соединить нкогда двухъ милыхъ дтей, видлъ съ удовольствіемъ эту сладкую дружбу между ими. Пріятнйшія для нее минуты были т, когда сидя на трав, имя Рандольфа съ одной, а Зину съ другой стороны, вмшивалась въ ихъ дтскія игры и прижимала ихъ къ груди своей. Ея щастіе не замедлило вскор усугубиться. Зин не минуло еще двухъ лтъ, какъ Амбруазина родила ей брата, коего Жамесъ Россъ былъ воспреемникомъ. Хотя онъ и увнчалъ вс ея желанія своимъ поломъ и сходствомъ съ Сент-Клеромъ, однакожъ ни сколько не умалилъ любви своихъ родителей къ Рандольфу и Зин, а только что раздлилъ оную съ ними. Зина приняла сперва сего маленькаго незнакомца съ нкоторою ревностію, и говорила, что она больше любила Рандольфа, не скоро къ нему привыкла, показывая однакожъ боле пристрастія къ первому. Одинъ былъ ея милый братецъ Рандольфъ, а другой маленькой братецъ Жамесъ. Съ самаго рожденія сего дитяти, то есть въ теченіи четырехъ лтъ, ничто не могло нарушить спокойствія, царствовавшаго на остров Барр. Жители крпости почти забыли, что на оной изгнаны и были такъ щастливы, что имъ казалось, будто жилище сіе ими самими избрано, имя во всемъ изобиліе, они раздляли оное со своими сосдями. Естьли бдный островитянинъ потерялъ корову, козу, овцу, то ему стоило только сказать въ крпости, и его потеря была вознаграждаема. Управитель Кинталя исправно доставлялъ Амбруазин ея большіе доходы. Россъ Гамильтонъ и Робертъ Мак-Грегоръ получали также свои, кои Сиръ Александръ присылалъ имъ, и они вспомоществовали съ своей стороны въ удовлетвореніи общихъ нуждъ. Естьли Монтею казалось иногда прискорбно, что онъ не могъ принимать въ томъ участія, то тщательно старался скрывать сіе отъ своей супруги и друзей, а удовольствіе быть одолженнымъ ихъ дружб утшало оскорбленную его разборчивость.
Миромъ, коимъ они наслаждались на Барр, одолжены были наиболе внутреннимъ безпокойствомъ, волновавшимъ Государство, и занимавшимъ умы, нежели доброжелательству Двора. Неудовольствія между Королемъ и Вельможами ежедневно умножались, и Іаковъ, боясь возжечь пожаръ, коего онъ не могъ уже погасить, уступилъ наконецъ желаніямъ своего совта, и оставилъ на время островъ и изгнанниковъ въ совершенной тишин.
Около шести недль посл праздника Рождества Христова, въ 1437 году, чрезъ семь лтъ посл нападенія на изгнанниковъ, въ одно время какъ они собравшись вечеромъ, вкругъ камина, дружески разговаривали, вдругъ звукъ рога возвстилъ о прізд иностранца. Въ сіе дождливое и холодное время года никакое посщеніе не было ожидаемо на Барр, они изъ того заключили, что какое нибудь необыкновенное произшествіе, относящееся къ дламъ того времени, могло только привести кого нибудь къ нимъ, пошли освдомиться, ктобы это такой былъ. Къ удивленію и удовольствію увидли стараго своего друга Сира Александра Мак-Грегора. Онъ былъ дружески принятъ, слъ возл камина, и наливъ рюмку вина, сказалъ: ‘За твое благополучіе, Сент-Клеръ! твоего гонителя уже нтъ на трон, Іаковъ Шотландскіи палъ, и теперь ничто иное, какъ хладный прахъ!’
Вс изгнанники были поражены удивленіемъ.— Іаковъ скончался, сказалъ Монтей: какая удивительная новость! Онъ былъ въ цвт лтъ и здравія, и долженъ былъ еще надяться продолжительной жизни. —
‘Ни здоровье, ни лта не могутъ сохранить человка отъ измны и убійства, сказалъ Сиръ Александръ. Сиръ Робертъ Грангамъ, коего онъ изгналъ, сосавилъ тайно заговоръ, Король лишилъ его наслдства, а онъ его жизни.’
— Нещастный Іаковъ! сказалъ Монтей съ чувствительностію: ты былъ мой непріятель, но я не желалъ твоей смерти, я не могу не оплакать твоего нещастнаго конца и не сожалть о теб въ глубин души, но прошу васъ, Сиръ Александръ, разскажите намъ о подробностяхъ сего ужаснаго произшествія. —
Сиръ Алексанлръ открылъ имъ, что Валтеръ Графъ Атольскій, Сиръ Робертъ Грангамъ и многіе другіе умыслили на жизнь Короля, что они выбрали для исполненія сего предпріятія праздникъ Рождества, который онъ долженъ былъ провесть въ Перт, гд вс они напали на него въ его спальн, и что Король защищался мужественно нсколько времени, но бывъ стсненъ многолюдствомъ своихъ непріятелей, палъ мертвъ, получивъ 28 ранъ.
‘Нещастный человкъ! сказала Амбруазина, отирая слезы: онъ слишкомъ заплатилъ за свои пороки, которыя скоро будутъ забыты, и останутся въ памяти одни только его добродтели и нещастія!’
— Для чего не былъ я при немъ, вскричалъ Монтей, чтобъ защитить его. Особа Монарха должна быть священна, и небесное мщеніе постигнетъ виновниковъ сего злодйства! Королева была ли съ нимъ? — ‘Была, и не избжала бы смерти безъ сына Сира Роберта, который удерживая руку убійцы, кричалъ: поношеніе тому, кто ее тронетъ! Она получила дв раны, стараясь защитить Короля, братъ Графа Марша убитъ, а прекрасной Екатерин Дугласъ, одной изъ придворныхъ Дамъ Королевы, переломили руку.’ Вс жители крпости объяты были ужасомъ, услышавъ о семъ поступк.
— Естьли бы онъ скончался спокойно въ постел, сказалъ дю-Бургъ: то признаюсь, что естественная смерть несправедливаго утснителя не огорчила бы меня, но природа возстаетъ противъ такого варварства. Схвачены ли убійцы?—
‘Они схвачены и мучительнйшая казнь ожидаетъ ихъ. Королева-мать собрала тотчасъ Парламентъ, молодой Король едва иметъ семь лтъ,’
— Кому поручатъ правленіе?— спроилъ Сент-Клеръ.
‘Графу Аршибальду Дугласу, по крайней мр такъ думаютъ, ибо онъ еще не управляетъ длами.’
— Посреди сего замшательства я имю величайшую причину благодарить Высочайшее Существо, сказала Амбруазина: сколько за то, что Монтей и наши друзья пребыли столь долго въ спокойствіи, а наипаче, что бурное время совокупило ихъ вмст а нсколько мсяцовъ на Барр не для какихъ-либо занятій, но для забавы съ дтьми нашими безъ постороннихъ свидтелей. —
‘Для чего вы симъ такъ довольны, милая Аморуазина? Враги ваши злы, хотя и не моглибы они отнесть на счетъ нашъ столь явно содланное преступленіе, но могли бы очернить в обвинить въ соучастіи.’
— Замчанія Лади Амбруазины справедливы, сказалъ Сиръ Александръ: гораздо лучше, Монтей, чтобъ вы были забыты въ сіи минуты, предоставьте времени и правосудію ваше дло, мрачные дни прошли и щастіе скоро васъ озаритъ. —
‘Щастіе! вскричалъ Монтей, обнявъ Амбруазину: нтъ еще смертнаго, кто былъ бы меня щастливе! Вотъ мое щастіе! да продолжится во всю жизнь мою то, что вы называете мрачными днями.’
— Подлинно, сказала Амбруазина: на Барр нашли мы истинное благополучіе, но оно будетъ везд съ Сент-Клеромъ. Бдная Королева, прибавила она, какъ она нещастна! Наше изгнаніе не лучше ли окровавленнаго трона? Гд найдетъ она утшеніе? Потерять супруга и такимъ образомъ… ахъ, Боже! какъ она жалка! —
‘Вы забыли, сказалъ дю-Бургъ, что живъ еще Рыцарь Лорнъ. Теперь безъ сомннія Королева весьма благодарна вамъ, что вы отказали дать ему руку вашу. Она не будетъ такъ упряма!’
— Это правда, я и забыла нашего друга Стуарта, сказала Амбруазина: но какъ вы это знаете? —
‘Въ любовныхъ длахъ я имю глаза рысьи, отвчалъ дю-Бургъ, или духъ пророческій, въ которомъ я никогда не ошибался. Помните ли вы, Лади, какъ я сначала угадалъ, что прекрасный мальчикъ Амброзій выйдетъ замужъ за нашего друга Сент-Клера — обманулся ли я? Думаю, что сей случай оправдалъ мое искуство.’
— Дай Богъ, чтобы вы предузнали также справедливо о Королев и Рыцар Лорн, сказала Амбруазина: да наградитъ любовь знаменитаго Стуарта за его великодушіе, а Королева да найдетъ въ его сердц боле благополучія, нежели на трон! Пойдемъ ужинать, примолвила Амбруазина, вставая и подавая руку Сиръ Александру. Хотя Іаковъ былъ нашъ непріятель, но смерть его произвела въ насъ столь горестное впечатлніе, что едва присутствіе ваше можетъ разсять оное. —
Сиръ Александръ пробылъ не много въ крпости. Увлекаемый любопытствомъ узнать, какъ приготовлялось все при Двор для новаго правленія, онъ общалъ имъ скоро опять увидться, или по крайней мр увдомить, что случится важнйшаго.
Въ конц года не было никакого важнаго произшествія при Двор Шотландскомъ. Графъ Дугласъ умеръ, и Сиръ Александръ Левингстонъ заступилъ мсто его въ правленіи Государствомъ. Вилліамъ Хриктонъ получилъ мсто Канцлера, и слдовательно управленіе гражданскихъ длъ. Такое раздленіе власти имло весьма худыя слдствія. Правитель и Канцлеръ были въ безпрестанныхъ ссорахъ, одинъ оспоривалъ распоряженія другаго, такъ что не было уже никакого благочинія, ниже обузданія преступленіямъ. Самыя ужаснйшія злодйства производились ненаказанно, и цлое Государство было театромъ замшательствъ.
Монтей и друзья его почитали за щастіе изгнаніе свое на Барру. Они не чувствовали никакого желанія выдти изъ онаго и пристать къ которой нибудь изъ мятежныхъ сторонъ спорящихъ о преимуществ власти, и слдуя совту Сира Александра, они разсудили остаться въ забвеніи по крайней мр до тхъ поръ, пока споръ сей ршится. Принявъ таковое намреніе, и будучи удалены, отъ шуму и безпокойствъ Двора, они занимались единственно воспитаніемъ дтей, что было главнншимъ и пріятнйшимъ для общества ихъ упражненіемъ. Рандольфъ имлъ быстрые успхи не только въ наукахъ, но даже въ пріятныхъ искуствахъ и занятіяхъ, приличныхъ его рожденію. Зина была подъ непосредственнымъ руководствомъ матери своей, на которую отмнно походила какъ лицемъ, такъ и характеромъ, почему и была нжно любима своимъ отцемъ. Жамесъ Монтей начиналъ также учиться, онъ походилъ на Рандольфа и отца своего. Амбруазина съ годъ уже питала втораго сына, названнаго Сент-Клеромъ, маленькаго любимца всхъ. Такимъ образомъ прошли еще шесть лтъ пріятныхъ и спокойныхъ, въ продолженіи коихъ они узнали, что Королева вышла замужъ за Сиръ Жамеса Стуарта, и что первое употребленіе власти, пріобртенной имъ чрезъ сіе супружество, состояло въ исходатайствованіи у Левингстона отмны опредленія, по которому конфисковано имущество Сент-Клера въ пользу Роскелиновъ, но изгнаніе на Барру не было отмнено, не смотря на неотступныя прозьбы Стуарта, Левингстонъ боялся, чтобы во время междоусобія и возмущенія такой человкъ, каковъ Монтей, не усилилъ собою той стороны, къ коей пристанетъ. Сент-Клеръ былъ весьма доволенъ возвращеніемъ своего имущества, и что онъ въ состояніи находился въ свою очередь быть благодтельнымъ. Таковое удовольствіе его раздляла съ нимъ и Амбруазина, но наиболе утшало ее то, что актомъ не отмнялось продолженіе ссылки, которая представляла имъ полную свободу остаться на своемъ остров безъ всякой опасности, Амбруазина замтила сіе Сент-Клеру.
‘Любезная моя! отвтствовалъ онъ ей: я думаю, что ты первая женщина, которая радуется заключенію своему въ дикой пустын. Будучи сотворена для того, чтобы блистать въ обществ и покорять сердца, наиболе однакожъ должно удивляться въ теб таковому постоянному чувствованію посл столь долговременнаго уединенія.’
— Ты ли тому удивляешься, милый Монтей! Не наскучило ли теб самому изгнаніе и твоя Амбруазина? —
‘Ахъ! какъ теб гршно, Амбруазина! ты знаешь, что четырнадцать уже лтъ, какъ ты длала меня щастливйшимъ изъ смертныхъ, отдавъ мн свою руку, которую я принялъ, какъ даръ Небесъ! Ты мн казалась ежедневно любезне и достойне обожанія, и мсто, гд я тебя почти всегда и притомъ одну вижу, есть для меня мсто утхъ, но чмъ боле я чувствую твои совершенства, тмъ боле мучусь совстію, что извлекь тебя изъ общества, гд бы ты была въ одно время примромъ и предметомъ всеобщаго удивленія: возможноли, чтобы ты когда-либо не сожалла о семъ?’
— Нтъ, подлинно, милый Монтей! напротивъ я не преставала благодарить Бога за мой выборъ, дай мн мою лютню, ты не знаешь еще всхъ моихъ талантовъ, сказала она улыбаясь: я хочу теб спть нсколько куплетовъ, которые сочинила я на сей предметъ.—
Она настроила лютню и съ нжнйшимъ выраженіемъ пла сіи куплеты:
Я воздухомъ дышу чистйшимъ на горахъ,
Величіе Двора и пышность презираю,
Героя сдлавшись супругой въ сихъ мстахъ,
Блаженство съ славою я здсь соединяю,
На бурномъ остров, въ скалахъ безплодныхъ сихъ,
Могу спокойствіемъ душевнымъ наслаждаться,
И то лишь только рай для сердца, чувствъ моихъ,
Чтобы съ любезнымъ мн во вкъ не разставаться.
Волненія Двора одни опасны мн,
Забавы ложныя и пагубно кокетство:
Но я избгла ихъ, не страшны здсь он:
Въ Сент-Клер я нашла все щастье, все блаженство!
‘Бдная Амбруазина! ты пла о своемъ благополучіи, не предчувствуя жесточайшихъ горестей, могущихъ растерзать сердце женщины.’ Съ того времени, какъ Монтей воспользовался правомъ на свое имніе, ему хотлось осмотрть его лично и удостовриться въ благополучіи въ своихъ подданныхъ, но по причин близости помстій его отъ столицы это сопряжено было съ большею для него опасностію. Амбруазина заклинала его оставить такое путешествіе, и онъ безъ труда успокоилъ ее въ томъ, но она не могла однакожъ столь же легко отвратить его отъ другаго благодтельнаго предпріятія.
Сильная буря причинила великія опустошенія на сосднихъ островахъ, а особливо въ Беньекул. Сент-Клеръ, видя уже себя въ состояніи помочь нещастнымъ, разсудилъ самъ отправиться туда, и узнать, въ чемъ онъ могъ быть имъ полезенъ, взявъ съ собою одного только Росса, онъ оставилъ островъ Барру на нсколько дней и отправился въ Беньекулу.
Время, опредленное на это благотворительное посщеніе, уже проходило, Амбруазина съ часу на чась ожидала Сент-Клера. Часы дни, цлая недля, и другая протекли, а онъ еще не возвращался, и не было объ нихъ никакого извстія. Сильное безпокойство овладло его и всми друзьями, съ нею оставшимися. Корабль былъ посланъ въ Веньекулу съ Вилліамомъ, чтобы узнать на всхъ сосднихъ островахъ и въ Беньекул о Монте и Росс.
Такая предосторожность, показывая Амбруазин страхъ друзей Сент-Клера, умножила вмст и ея страхъ, который потомъ такъ овладлъ ею, что она не въ силахъ уже была скрыть его. Безпрестанно проливая слезы, и имя растерзанное горестнйшими предчувствіями сердце, она, не выходила боле изъ своей комнаты и никого не принимала, кром Брижетты, Рандольфа и дтей своихъ. Предъ ними только открывала мучительнйшія чувствованія свои. ‘Увы! дти мои, говорила она имъ: какъ вы мн дорого стоите! безъ васъ я бы сопутствовала Монтею, въ какой ни находился бы онъ опасности, я бы раздлила ее съ нимъ, а естьлибъ онъ погибъ, то и я умерла бы также. Нещастная! мн опредлено пережить его, это нужно для дтей нашихъ, для тебя, Зина, любимица отца твоего! для тебя Жамесъ, живое его подобіе! для тебя невинный малютка, Сент-Клеръ! ты боле всхъ напоминаешь мн объ немъ, ты улыбаешься посреди моей горести: для тебя-то наиболе осталася я въ Барр!’
— Матушка! сказалъ Рандольфъ, отирая слезы, текущія изъ глазъ его, что я сдлалъ? для чего вы ничего обо мн не упомянули? —
‘Милое дитя! добрый Рандольфъ! сказала она, обнявши его: я тебя также горячо люблю, какъ и прочихъ, но ты не имешь такой нужды въ попеченіи нещастной твоей матери, какъ она, и естьли отчаяніе заставитъ меня послдовать за отцемъ твоимъ, тогда ты будешь имъ вмсто насъ!’
— Не произносите сихъ мучительныхъ словъ, матушка! отвтствовалъ на ласки ея Рандольфу: не предавайтесь отчаянію, батюшка возвратится, сердце мн говоритъ это. Конечно непредвидимый только случай замедлилъ его возвращеніе. Естьли Вилліамъ не привезетъ намъ никакого извстія, тогда позвольте мн отыскивать батюшку: я объду, естьли нужно, кругомъ свта, чтобы найти его и возвратить вамъ. —
‘Дитя мое! сказала она со взоромъ отчаянія: Сент-Клера нтъ на свт, во глубин пространнаго моря должно будетъ искать его, оно безъ сомннія поглотило его невозвратно. Судно, на которомъ онъ возвращался, погибло, и съ нимъ рушилось благополучіе Амбруазины и нещастныхъ дтей. Мы лишились его навсегда!’
— О, матушка! не предавайтесь сей жестокой мысли. Рыбаки, привыкшіе на такихъ малыхъ судахъ плавать между островами, такъ хорошо знаютъ вс подводные камни, что почти не возможно и думать, чтобъ могло случиться съ ними какое-либо нещастіе въ хорошее время года. —
Возвращеніе Вилліама оправдало нкоторымъ образомъ опасеніе Амбруазины, онъ не привезъ никакого извстія, кром, что Монтей и Россъ, пробывъ два дни въ Беньекул, ухали оттуда на томъ же судн и съ тми же двумя рыбаками, которые ихъ сопровождали, что они не приставали ни къ какому острову, и что самые островитяне не видали ни одного судна во все то время, изключая одного Датскаго корабля, который стоялъ на якор нсколько дней близь противоположнаго берегу.
Въ совт, которой имли Гамильтонъ Мак-Грегоръ, дю-Бургъ, и ихъ товарищи, мннія были различны, но наконецъ вс утвердились на одной мысли, то Монтей и Россъ погибли какимъ нибудь нещастнымъ случаемъ. Долговременное спокойствіе, коимъ Сент-Клеръ наслаждался, не бывъ гонимъ со стороны своихъ непріятелей, подало поводъ къ заключенію, что ими сдлано противъ него какое нибудь злоухищреніе. Рандодьфъ, по разсудку, мужеству и нжности къ отцу своему превосходившій лта свои, допущенъ былъ къ сему совту, въ которомъ необыкновенною твердостію своею удивилъ всхъ Онъ повторилъ имъ, что сказалъ Амбруазин, то есть былъ увренъ, что Монтей не погибъ на мор. ‘Я часто слыхалъ, примолвилъ онъ, что батюшка и вы разговаривали иногда, о его непріятеляхъ, не существуютъ ли они и нын? Актъ, возвратившій ему право на имніе, коимъ несправедливо пользовались Роскелины, не возбудилъ ли еще боле ихъ ненависти и мщенія? О Боже! вскричалъ онъ съ отчаяніемъ: можетъ быть они, завлекши его въ сти свои, лишили жизни, естьли это такъ, то хотя я и молодъ еще, но клянусь посвятить жизнь мою для отмщенія — и Лордъ Роскелинъ погибнетъ отъ руки моей!’
Вс взглянули другъ на друга, ужаснувшись сей угрозы прошивъ истиннаго отца своего, но тотчасъ пришли въ себя, чтобы не дать замтить Рандольфу, какое онъ произвелъ въ вихъ чувствованіе.
— Добрый и неустрашиный молодой человкъ! сказалъ ему Мак-Грегоръ, ударивъ его по плечу: я похваляю благородное твое негодованіе. Проклятіе убійцамъ Монтея! Ты говоришь теперь, какъ говорилъ бы твой воспреемникъ Рандольфъ, но будь спокоенъ, естьли родитель твой палъ подъ ударами враговъ своихъ, то не останется безъ мстителей. Намъ старымъ друзьямъ и товарищамъ его предлежитъ это дло, твое же, Рандольфъ, утшать нещастную мать твою и имть попеченіе о сестр и юныхъ братьяхъ, оставь товарищамъ Сент-Клера попеченіе о мщеніи! —
‘Я вижу, сказалъ Рандольфъ съ видомъ упрека, что вы презираете мою молодость, вы думаете, что я не способенъ къ сему мщенію, которое вы принимаете на себя, но кто изъ васъ боле меня иметъ на то права? не старшій ли я сынъ Монтея? Безъ сомннія я люблю Амбруазину какъ мать, она всегда поступала со мною, какъ съ сыномъ, но я не сынъ ея и долженъ посвятить отцу моему или его памяти моя первыя попеченія и цлую жизнь.’
Изгнанные еще взглянули другъ на друга. До сей минуты Рандольфъ не показывалъ ни малйшаго сомннія о своемъ рожденіи.
— Что хочешь ты сказать, молодой челевкъ? — спросилъ его Мак-Грегоръ.
‘То, что я не имлъ щастія быть сыномъ Лади Монтей.’
— Кто поселилъ въ теб такую мысль? — спросилъ Гамильтонъ.
,,Никто, но въ дтств еще моемъ я слышалъ отъ кормилицы, что мать моя умерла, миръ душ ея! Я страшусь только, что она не походила, можетъ быть, на Лади Амбруазину. Естьли бы она съ такими же была достоинствами, то отецъ мой не такъ бы скоро утшился въ потер ея, по крайней мр онъ вспомнилъ бы иногда объ ней.’
— Мало женщинъ подобныхъ Амбруазин, сказалъ Гамильтонъ: но будь увренъ, что нтъ ни малйшаго пятна въ твоемъ рожденіи, это должно тебя успокоить, и мы вс даемъ теб въ томъ наше честное слово. —
‘Благодарю! я доволенъ, вы разсяли жестокое подозрніе, занимавшее часто мысли мои.’
— Ты мн подалъ одну мысль, вскричалъ дю-Бургь, бывшій въ глубокомъ размышленіи во время сего разговора: хотя невроятно, чтобъ Монтей попалъ въ руки своихъ непріятелей, однакожъ это дло возможное, они могутъ лишить его свободы, но не жизни. Клянусь Небомъ, я узнаю, что съ нимъ сдлалось я ршился хать въ Шотландію —
‘Естьли вы такъ думаете, сказалъ Мак-Грегоръ, то мы подемъ вс.’
— Нтъ, нтъ! возразилъ дю-Бургъ: въ такомъ числ можемъ мы возбудить подозрніе и слдовательно ни въ чемъ не успемъ. Гамильтонъ и ты останьтесь здсь при Лади Амбруазин. Можетъ быть вы должны будете собрать нсколько человкъ и послать ко мн для освобожденія дрзей нашихъ, естьли пощастливится мн открыть ихъ. Я желаю имть спутникомъ только одного кого-нибудь. —
Еще никто не усплъ отвчать ему, какъ Рандольфъ былъ уже у ногъ его. ‘Пусть буду я, сказалъ онъ, сложивъ руки: естьли вы меня любите, то позвольте съ вами хать. Чьи права священне моихъ?’
— Любезный другъ! сказалъ ему дю-Бургъ, это не возможно. —
‘Когда мы теб отказываемъ въ столь справедливомъ требованіи, сказалъ ему Гамильтонъ: то ты долженъ быть увренъ, что мы имемъ на то справедливыя причины.’
— Никакихъ, отвтствовалъ печально Рандольфъ, кром недоврчивости къ моей молодости, но въ семъ случа я чувствую себя столь же сильнымъ и мужественнымъ, какъ и каждый изъ васъ. —
‘Мы въ томъ не сомнваемся, сказалъ дю-Бургъ: но важная причина требуешь, чтобъ ты остался въ Барр.’
— Можетъ ли быть она важне сыновней обязанности? — возразилъ Рандольфъ.
‘Нтъ, я согласенъ, но эта самая обязанность должна удержать тебя при матери.’
Стукомъ въ дверь комнаты прервался этогмъ споръ, отперли, и Лади Монтей вошла, поддерживаемая дочерью. Нсколько уже дней никто изъ жителей крпости не видлъ Амбруазины. Они изумились перемн лица ея, которое покрыто было смертною блдностію, глаза ея потеряли блескъ свой, губы посинли. Худая и ослабвшія отъ горести, она едва могла держаться на ногахъ: все показывало въ ней, что она, не смотря на усилія къ перенесенію своего нещастія, естьли Сент-Клеръ уже не существуетъ, не замедлитъ послдовать за нимъ во гробъ.
— Друзья мои! сказала она болзненнымъ голосомъ: четырнадцать лтъ наслаждались мы благополучіемъ, нын оно кончилось невозвратно, потеря милаго моего Монтея прервала пріятную цпь, удерживавшую меня въ Барро. Простите моей слабости, я не могу жить безъ него въ томъ мст, гд прежде жила съ нимъ. Я хочу удалиться въ Кинтль съ дтьми моими и посвятить печальный остатокъ жизни на то, чтобъ ихъ сдлать достойными отца, котораго они лишились и за которымъ я скоро послдовала бы, естьлибъ залоги любви его не обязывали меня сохранить жизнь, но какъ продолжительность ея неизвстна и какъ статься можетъ, что, горесть моя преодолетъ разумъ и даже нжность материнскую: то на всякой случай сдлала завщаніе. Я вамъ его ввряю, сказала она, положивъ бумагу на столъ: вамъ, друзья мои, Гамильтонъ, дю-Бургъ, Мак-Грегоръ и братъ его Сиръ-Александръ! оставляю на попеченіе дтей моихъ, больше всего безпокоюсь вразсужденіи моей Зины. Никто изъ васъ не иметъ супруги, коей бы могла врить любезную свою дочь, но полагаюсь совершенно на честь вашу, поручаю вамъ дочь Сент-Клера Монтея. Безъ сомннія кто-нибудь изъ васъ иметъ родственницу, которая согласится принять бдную Зину, естьли Небо судило ей быть сиротою. Для нее особенно я буду стараться о сохраненіи жизни моей, но….. —
Рыданія Зины прервали рчи ея, и изгнанники старались скрыть свое движеніе. Рандольфъ сжалъ дочь Монтея въ своихъ объятіяхъ и смшалъ слезы свои съ слезами милой Зины.
— Успокойтесь, дти мои! сказала имъ Амбруазина: я не умру такъ скоро, какъ сдлала обтъ, и еще повторяю, что для васъ постараюсь жить. Выслушай меня, Рандольфъ, выслушай хорошенько, и когда долженъ будешь дать Богу отвтъ въ длахъ своихъ, то вспомни, о чемъ буду просить тебя. — Рандольфъ упалъ къ ногамъ ея. ‘О любезная и почтеннйшая изъ матерей! сказалъ онъ: прикажите, и я вамъ повинуюсь. Естьли Небо услышитъ плачевныя наши молитвы, естьли Оно сохранитъ васъ для дтей ващихъ, то вы найдете въ Рандольф сына, всегда покорнаго вол вашей, естьли въ лучшемъ свт вы содлаетесь нашимъ ангеломъ хранителемъ, то духъ вашъ будетъ свидтелемъ врности, съ коею приказанія ваши стану исполнять, какъ бы вы были живымъ тому свидтелемъ.
— Я врю, мой милый Рагдольфъ! но превратность жизни ужасна, дочь моя, какъ и я, можетъ быть подвержена оной, оставаясь, какъ мать ея, сиротою, можетъ быть въ первой своей молодости найдетъ другаго Сент-Клера, которой будетъ любить ее, покровительствовать и составитъ ея щастіе на нсколько лтъ. Теб, Рандольфъ, теб, который напоминаетъ мн сіи обожаемыя черты, теб любящему мою Зину, боле нежели братья твои, теб приказываю, особенно будь другомъ, вождемъ, подпорою ея молодости, общай мн защищать, покровительствовать т любить ее во все продолженіе твоей жизни, и да возможетъ небо… да будете вы, говорю я, навсегда соединены узами братской любви. —
Зина положила голову на плечо своего брата. ‘Навсегда!’ сказала она рыдая.
— Такъ, навсегда! — повторилъ Рандольфъ, прижимая ее къ себ.
,,Жамесъ и Сент-Клеръ имютъ также нужду въ твоей дружб, общай мн, чтобы ни случилось, быть навсегда для нихъ добрымъ братомъ, и да возможете вы, милыя дти, жить въ совершенномъ согласіи чувствъ и чести и идти по слдамъ Монтея.’
— Любезнйшая матушка! сказалъ Рандольфъ, простирая руки къ Небу: да не исполнитъ Всевышній ни единаго желанія моего, естьли ваши не будутъ выполнены, я легко сдержу клятву, внушенную еще прежде природою и моимъ сердцемъ. Будьте уврены, что я нжно люблю своихъ братьевъ. Но Зина есть единственная моя сестра, я любилъ ее прежде еще ихъ рожденія такъ сильно, что едва оставалось мсто въ этомъ сердц для другихъ чувствованій. Пусть перестанетъ оно биться въ ту минуту, когда я буду наслаждаться благополучіемъ, коего милая Зина не будетъ раздлять со мною. —
Амбруазина прижала ихъ обоихъ къ своему сердцу, горестная улыбка на минуту оживила блдное лицо ея, вс друзья окружили ее.
‘Любезнйшая Милади! сказалъ ей дю-Бургъ: какъ вы насъ всхъ огорчаете! Не изтребляйте изъ сердца вашего надежды: вы можете еще наслаждаться благополучными днями.’
Амбруазина устремила къ небу слезящіе взоры. — Тамъ только, сказала она, тамъ, гд Сент-Клеръ ожидаетъ меня, но уже не на земл! При первомъ попутномъ втр я хочу отправиться въ Кинталь. Прощайте, мои добрые друзья! не забывайте Амбруазину при воспоминаніи о Монте, покраиней мр въ памяти вашей мы никогда не будемъ разлучены. Я оставляю вамъ моего милаго Рандольфа: пусть онъ будетъ вашимъ сыномъ, какъ былъ моимъ. Онъ будетъ, надюсь я, достоинъ дружбы вашей и попеченій. —
‘Боже мой! сказалъ молодой Рандольфъ: что сдлалъ я? для чего изгонять меня отъ вашего присутствія? мояли вина, что я не рожденъ вами! Я никогда не знавалъ другой матери. Зина не можетъ любить васъ больше меня’.
— Не умножай боле безпокойствъ моихъ, любезный Рандольфъ! сказала Амбруазина: и базъ того довольно горестей раздираетъ мое сердце, необходимость обязываетъ меня разстаться съ тобою на нсколько времени, но до конца моей жизни отверзты для тебя, объятія мои, и материнское сердце готово любить тебя! —
Посл другихъ подобныхъ увреній Зина вышла по приказанію своей матери и Рандольфъ за ней послдовалъ. Амбруазина хотла говорить съ друзьями своими о жребіи сего молодаго человка и о ихъ намреніи вразсужденіи его. Она думала, что естьли Сент-Клеръ уже не существуетъ боле на свт, то нтъ причины держать его въ Барр, и слдовательно долгъ ихъ есть возвратить его фамиліи. Вс на это согласились, но съ тмъ, что не прежде примутъ какое-либо намреніе вразсужденіи Рандольфа, или откроютъ комулибо тайну его рожденія, пока точно не удостоврятся въ смерти Монтея.
Дю-Бургъ думалъ, что естьли враги Монтея имли его въ своей власти, то молодой Рандольфъ могъ бы служить размномъ, или средствомъ къ отысканію его, но страшась обмануться въ своей надежд, онъ остерегался говорить Амбруазин о предмет отъзда своего въ Шотландію.
Два дни спустя, Лади Монтей и трое дтей ея, сопровождаемые Вилліамомъ и Брижеттою, оставили островъ, гд они были столь щастливы, разлука была весьма тягостна, особенно для Рандольфа, который тщетно старался скрыть свое смущеніе и горесть. Онъ проводилъ ихъ до самаго судна, потомъ взошелъ на возвышенное мсто и смотрлъ на ихъ отплытіе до тхъ поръ, какъ потерялъ ихъ изъ виду.
