Сент-Клер островитянин, или Изгнанники на острове Барра. Часть первая, Хелм Элизабет, Год: 1803 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 94 минут(ы)

СЕНТ-КЛЕРЪ
ОСТРОВИТЯНИНЪ,
или
ИЗГНАННИКИ
НА ОСТРОВ БАРРА.

Перевелъ съ Французскаго
Г. Трескинъ,

Сочиненіе Госпожи Монтолье
сочинительницы Каролины Лихтфельдъ.

. . . . . . . . . . One who Brings
A mind not to be chang’d by place or time.
The mind is its own place, and in ifself
Can make a heav’n of hell, of heaven.
Paradise lost, chan. I er.

ЧАСТЬ I.

МОСКВА, 1817.
Въ Университетской Типографіи.

Печатать дозволяется съ тмъ, чтобъ по отпечатаніи, до выпуска въ продажу, представлены были въ Ценсурный Комитетъ одинъ экземпляръ сей книги для Ценсурнаго Комитета, другой для Департамента Министерства просвщенія, два экземпляра для Императорской Академіи Наукъ. 1817 Года Іюня 15 дня.

Ординарный Профессоръ Михаилъ Снгиревъ.

СЕНТ-КЛЕРЪ ОСТРОВИТЯНИНЪ

ГЛАВА I.

Въ послдніе годы царствованія Іакова І, Короля Шотландскаго, жилъ на Барр, одномъ изъ Гебридскихъ острововъ, изгнанникъ по имени Сент-Клеръ Монтей, молодой человкъ съ открытьгмъ благороднымъ характеромъ и испытаннымъ мужествомъ, онъ былъ любимъ и уважаемъ не только на Барр, но даже на всхъ островіхъ, по временамъ имъ посщаемыхъ, откуда и власть даже Іакова не могла бы заставитъ его выдти противъ воли Сент-Клеръ Монтей, или Сент-Клеръ островитянинъ, какъ его обыкновенно называли, имлъ не боле двадцати двухъ лтъ, когда сосланъ былъ на Барру, ему дано было хорошее познаніе въ военномъ искуств дядею его Генераломъ Монтеемъ, посл котораго получилъ онъ великое имніе въ полуденной Шотландіи, но во время изгнавія его оно было конфисковаво въ пользу непріязненной ему фамиліи Роскелиновъ. Изгнанъ будучи на островъ Барру по Королевскому повелнію, онъ основалъ свое пребываніе въ крпости, называемой башнею Мак-Леода. И въ семъ-то печальномъ жилищ почелъ бы себя щасшливымъ естьлибы могъ забыть прошедшее. Четыре друга, какихъ бываетъ мало, впали купно съ нимъ въ немилость, или лучше сказать, захотли раздлять его нещастіе, и естьли съ одной стороны мысль, что онъ причиною ихъ изгнанія, умножала его горесть, то съ другой привязанность и любезное сообщество часто оную разсявали. Другія особы, изгнанныя въ разное время, или присоединившіяся къ нему по своимъ чувствамъ, жили также на Барр и призвавали Сент-Клера: своимъ начальникомъ. Въ случа нужды онъ бы могъ составить воиско хотя не такъ многочисленное, но преданное ему и хорошо устроенное, въ числ его друзей находились опытные полководцы, a каждый изъ островитянъ былъ храбрый воинъ. Могущество его не безъизвстно было Шотландскому Двору, которыя однакоже, по боязни, или по благоразумію, не принималъ никакихъ мръ и оставлялъ его въ совершенномъ поко.

Сент-Клеръ по прибытіи на ocraровъ Барру роэдалъ щедрою рукою не большое количество привезенныхъ имъ денегъ. Онъ надялся и для своихъ нуждъ получатъ деньги изъ оставленныхъ подъ сохраненіемъ у врнаго человка, по имени Карнежія, жившаго близь Эдинбурга, коему поручилъ собрать не донятые доходы съ содержатслей своихъ помстьевъ, потому что доходы сіи не вошли въ число конфискованнаго имнія, a въ послднее время для оплаты многихъ необходимыхъ издержекъ онъ перевелъ ихъ на его имя.

Изъ четырехъ изгнанниковъ, друзей Сент-Клеровыхъ, Сиръ Жамеръ Воссъ былъ благородный и храбрымъ Рыцарь товарищъ въ дтскихъ играхъ его и по оружію.

Алланъ Гамильтонъ съ таковыми же качествами соединялъ любовь къ наукамъ и имлъ образованный умъ, каковыя расположенія на остров Барр боле еще увеличились.

Французъ, Рыцарь дю Бургъ, по свойствамъ своей націи, былъ скоръ, пылокъ и предпріимчивъ, имлъ нчто особенное въ разум своемъ и сердце склонное ко всмъ благороднымъ чувствамъ. Познакомясь съ Сент-Клеромъ въ арміи, онъ похалъ съ нимъ въ Шотландію, и потомъ на Барру, желая лучше раздлять изгнаніе своего друга, нежели возвратиться въ отечество.

Послдній М. Робертъ Мак-Грегоръ былъ гордъ, неустрашимъ, столько же готовъ мститъ за оскорбленія, какъ и жертвовать жизнію за честь и дружбу. Онъ былъ младшій изъ трехъ братьевъ. Старшій Александръ Мак-Грегоръ жилъ въ помстьяхъ древней фамиліи своей, второй Рандолъфъ имлъ нсколъко подобный Роберту характеръ, но былъ гораздо его вспыльчиве, привертенный съ давняго времени нъ Сент-Клеру, онъ находился въ отсутствіи во время его нещастія. Первое попеченіе по возвращеніи въ Шотландію состояло въ томъ, чтобъ соединиться съ нимъ на Барр, куда и прибылъ немедленно, ршившись никогда не оставлять своего друга. Эти благородные потомки знаменитйшихъ Шоталандскихъ фамилій были еще въ цвтущихъ лтахъ, и хотя мужественно сносили настоящее свое положеніе и безполезную жизнь на утесахъ Барры, однакожъ съ удовольствіемъ помышляла о временахъ, когда могутъ сдлаться полезными членами общества.

Характеръ каждаго изъ приверженцевъ ихъ былъ различенъ, какъ и обстоятельства завлекшія ихъ на Барру, вс же онв вообгце происходвли отъ благороднои крови и имли личныя достоинства, но, или за политическія мннія, частныя ссоры, чрезъ фамильныя нещастія, или-же по причин разстроеннаго состоянія своего, принуждены были, оставить отечество, и по разнесшейся о Сент-Клер молв избрали его своимъ начальникомъ. Число ихъ простиралось до двенадцати, всхъ же жителей крпости было семнадцать человкъ.

ГЛАВА II.

‘Наполните ваши кубки, закричалъ Сент-Клеръ: налейте ихъ полне и выпьемъ вс съ желаніемъ щастья добрымъ и мужественнымъ обиженнымъ и наказанія ихъ притснителямъ!’

Вс подали знакъ согласія, и кубки были выпиты.

‘Такъ друзья мои, мы изгнанники, это правда, но не заслуживаемъ столь несправедливаго угнтенія! На седмнадцатомъ году я уже быль ограбленъ и обезчещенъ, еще и теперь меня грабятъ, но трепещутъ имени моего, а я уже ничего боле не страшусь! Въ чемъ я виновенъ? Пусть скажутъ, что хотятъ враги мои, я не боюсь ихъ, гд вдова, которую бы я обидлъ? сирота, которую бы притснилъ? Пусть двица, коей измнилъ я, придетъ обвинять меня!’

— Ты несклоненъ къ подобнымъ несправедливостямъ, сказалъ дю Бургъ: и это малйшее твое достоинство, но горе теб, естьли безразсудность и необузданность суть причины всегдашнихъ твоихъ бдствій! Съ шестнадцати лтъ, какъ я тебя знаю, я никогда не видалъ тебя спокойне, какъ со времени изгнанія твоего на Барру. —

‘Это ни чуть не удивительно, отвчалъ Сент-Клеръ: съ самой юности сердце мое было признательнымъ. Бдныя сосди, жители Барри и смежныхъ острововъ любятъ меня и уважаютъ, не долженъ ли я стараться поведеніемъ своимъ оправдывать хорошее ихъ мнніе обо мн? Я клянусь жизнію, что естьли бы кто изъ насъ былъ способенъ къ низкимъ и безчестнымъ дламъ, то я немедленно выгналъ бы его изъ нашего общества!

— Досел желанія твои были единственнымъ для насъ закономъ и твои слова строго соблюдались, прервалъ одинъ изъ присутствующихъ. —

‘Знаю, отвчалъ Сент-Клеръ, что надмнный Шотландскій Дворъ наконецъ смиряется предъ безплодными скалами Барры, и отдаетъ преимущество простымъ ея жителямъ. Не только наша собственная честь, но самое благоразуміе требуетъ отъ насъ, чтобы мы и впредь поступали такъ, какъ поступали до сего времени. Здсь, въ древней нашей башн, готовой разрушиться, мы безопасны какъ въ крпчайшемъ Замк, ибо каждый изъ сосдей нашихъ готовъ сражаться и умереть за насъ!’

— Ничего нтъ справедливе, сказалъ Мак-Грегоръ: однако я часто думаю, что не худо было бы исправить нашу крпость и увеличить къ ней число жителей, легко статься можетъ, что Іаковъ не всегда будетъ такъ смиренъ, а въ случа опасности васъ только семнадцать человкъ!—

‘Семнадцать человкъ преданныхъ, живо возразилъ Сент-Клеръ, довольно для побды, и естьли насъ побдятъ, довольно также для погибели!’

— Я съ тобой согласенъ, сказалъ Жамесъ Россъ: однакожъ мннія Мак-Грегора же должно пренебрегать. Твои враги могущественны, они не должны считать себя въ безопасности до тхъ поръ, пока ты будешь живъ. —

‘Можетъ бытъ это правда, отвчалъ Сент-Клеръ: но много уже друзей сдлались участниками моего нещастія. Жребій нашъ ршенъ, должно предаться ему, но постараемся перевесть, чего не въ силахъ избжать. Что же касается до тхъ, которые пристали къ намъ добровольно, и то, думаю, что они по весьма основательнымъ причинамъ оставили общество, но добрые ваши островитяне не имютъ къ тому никакихъ. — Имъ предназначено жить по примру отцевъ своихъ, они довольны своею участью: для чегожъ возмущать ихъ спокойствіе? Нтъ, оставимъ ихъ пресмыкаться въ щастливой неизвстности, имъ предлежитъ миръ и трудолюбіе, а намъ шумная и веселая жизнь! Нальемъ наши кубки, выпьемъ ихъ и оставимъ разсужденія!’

Кубокъ передавался кругомъ, и когда достигъ До Гамильтона, то онъ сказалъ: ‘я согласенъ съ вами, васъ довольно здсь для мирнаго времени, но въ случа опасности подъ знамена Сент-Клера соберется цлая армія.’

— Насъ, какъ мущинъ, сказалъ дю Бургъ, очень довольно, въ томъ я не спорю съ нашимъ начальникомъ, и подобно прочимъ готовъ сражаться и умереть, когда-то будетъ надобно, но почитаю нсколько жестокимъ Французу моихъ лтъ и съ моимъ характеромъ жить какъ монаху въ кель. — Женщины, кажется мн, оживили бъ наше уединеніе. —

‘Женщины! вскричалъ Сент-Клеръ, ставя на столъ свой кубокъ: женщины! ахъ! Рыцарь! естьли ты ихъ сюда введешь, то я тотчасъ уду. Приведи ко мн змй, тигровъ, дьяволовъ, фурій, но не женщинъ. Не ужъ ля теб наскучилъ покой? Съ ними ты поселишь между нами вчныя ссоры, измну и вроломства, съ ними увидишь ты нещастье и убійства, и ваша кровь прольется рукою лучшихъ друзей нашихъ: вотъ какіе ужасы ведутъ за собой женщины! Нтъ, нтъ! повторялъ онъ, принимаясь за кубокъ: нтъ здсь другой любовницы, кром бутылки, и инаго преступленія, кром пьянства!’

— Сент-Клеръ говоритъ правду, сказалъ Гамильтонъ: женщины больше длаютъ зла, нежели мущины, они все приводятъ въ безпорядокъ, щастливъ тотъ, кто можетъ безъ нихъ обойтись! Хотя мы ведемъ монашескую жизнь, по крайней мр орденъ нашъ веселъ и покаяніе для насъ легко. —

‘Превосходно, вскричалъ одинъ изъ товарищей, который недавно прибылъ на Барру, это разсужденіе достойно мудрости и глубокомыслія Гамильтона — другаго и ожидать отъ него не льзя — но не отъ Сент-Клера, онъ не иметъ причины быть непріятелемъ женщинъ. Не уже ли не иметъ онъ матери? не yже ли никогда не былъ онъ влюбленъ?’

— Такъ, я имю мать, отвчалъ Сент-Клеръ, покраснвъ отъ негодованія: я имю мать, но она жестокосерде и безчеловчне самыхъ тигровъ, она не только лишила меня покровительства въ дтств и отторгла отъ себя въ такихъ лтахъ, когда вс твари охраняются попеченіями матери, но въ совершенномъ возраст хотла меня погубить. Подобно прочимъ безумцамъ я позналъ любовь, блестящая голова, зми въ вид женщины привлекла мои взоры, и стрла любви глубоко вонзилась мн въ сердц. Нсколько времени уступалъ я моей глупости, но наконецъ съ помощію разсудка и съ великимъ усиліемъ я исторгъ ядовитую стрлу…—

Звукъ рога, раздавшійся въ крпости, возвстилъ въ сію минуту пріздъ нсколькихъ иностранцовъ. Эта были пастухи Лохаберскіе, доставившіе прежде Сент-Клеру быковъ и барановъ какъ, для употребленія въ крпости, такъ, и для вспомоществованія бднымъ островитянамъ, которые претерпвали крайнюю нужду въ продолженіи жестокой зимы, а что Сент-Клеръ давалъ имъ росписку на имя Карнежія своего повреннаго Эдинбургскаго, на сей послдній отказался принять ее, потому что получилъ повелніе отъ Графа Госкелина не давать боле денегъ Сент-Клеру, ибо Король далъ ему одному право располагать всмъ имніемъ изгнанника.

Сент-Клеръ съ бшенствомъ выскочилъ изъ-за стола. ‘Бездльникъ! вскричалъ онъ: клянусь, моею честію открыть, вроломство твое въ присутствіи самаго тирана, повелніе Іакова не можетъ меня удержать на остров Барра. При первомъ попутномъ втр я ду въ Шотландію, чтобы возвратить мою собственность, или умереть!’

Россъ, Гамильтонъ, дю Бургъ и Мак-Грегоръ, взявшись за мечи, вскричали вмст: — какое бы ни было послдствіе, щастливое или нещастливое, мы хотимъ хать съ тобою, ты не одинъ и не безъ мщенія погибнешь! —

‘Мы подемъ вс, вскричали единодушно друзья Сент-Клера, онъ не оставитъ никого изъ своихъ друзей!

Сент-Клеръ смотрлъ на нихъ съ нжною признательностію. ‘Нть, друзья мои! нтъ! ни одинъ изъ тхъ, коихъ жизнь находится въ опасности, не долженъ оставлять острова. Будетъ время, когда мы вступимъ въ свои права, хотя несправедливость покамстъ и будетъ торжествовать. Насшоящее жъ обстоятельство касается до одного меня, я одинъ имю причину хать.’

— Клянусь моею честію! ты не подешь одинъ, вскричалъ Жамесъ Россъ: естьли ты ршаешься подвергаться опасностямъ, то я хочу и долженъ раздлять ихъ съ тобою! —

Вс прервали Росса съ такимъ же крикомъ: мы хотимъ умереть съ тобою!

‘Друзья мои! сказалъ имъ Сент-Клеръ: вы хотите, чтобъ я жилъ въ безчестіи, не въ состояніи будучи заплатить своихъ долговъ, и употребляете такое средство, которое одно только можетъ удержать меня здсь!’

— Нтъ, отвчалъ Робертъ Мак-Грегоръ: благоразуміе иногда лучше безразсудной храбрости. хать теперь ко Двору Шотландскому, значитъ безъ нужды подвергать себя опасности, это будетъ глупость. Думаешь ли Сент-Клеръ, что мщеніе усыплено, и что смерть Герцога Албанскаго {Вельможи сіи были осуждены на смерть Іаковомъ I. Исторія не говоритъ за какое преступленіе.}, его сына и Графа Сенора забыты? Нтъ, цлая вселенная воспоминаетъ съ ужасомъ какъ тиранъ торжествуя, послалъ вдов его окровавленныя головы отца ея, мужа и сыновей! Сент-Клеръ! день мщенія наступаетъ, сохраняй жизнь свою и друзей своихъ, и жертвуй ею за важнйшее дло, а не за пустое огорченіе. Останься здсь, Сент-Клеръ, до того времени, когда ты будешь призванъ на защиту своего отечества, жить или умереть для него. —

‘И такъ я долженъ оставить подлаго Роскелина пользоваться спокойно моимъ имніемъ, и отказать самому себ въ справедливомъ платеж своихъ долговъ, въ которые нужда заставила меня войти?’

— Можешь ли ты чмъ-либо боле порадовать враговъ своихъ, сказалъ Гамильтонъ, какъ подвергнувъ себя наказанію за непослушаніе, естьли оставишь мсто изгнанія своего? —

Сент-Клеръ замолчалъ. ‘Я подумаю до завтрашняго дня, сказалъ онъ: но Сент-Клеръ Монтей долженъ или жить съ честію, или умереть!’

Тогда Рандольфъ Мак-Грегоръ, пріхавшій, не много посл на островъ, не знавшій совершенно нещастія Сент-Клера, подошелъ.— Буря страстей должна имть свое теченіе, сказалъ онъ: и кто захотлъ бы удержать ее, былъ бы подобенъ человку, которой бы сталъ разсуждать съ безумнымъ. Мы знаемъ, что Сент-Клеръ мало дорожитъ своею жизнію, но больше цнитъ жизнь друзей своихъ, однакожъ въ семъ случа Сент-Клеръ долженъ требовать и получить справедливость, но этого можетъ онъ достигнуть, не оставляя мста своего изгнанія и не подвергая опасности друзей своихъ. Россъ, Гамильтонъ, дю Бургъ и Мак-Грегоръ! вы должны остаться на Барр, а я, какъ никакимъ закономъ не удерживаемъ и никому ни при Двор Іакова, ни въ Заик Роскелиновъ не извстенъ, могу быть приличне всхъ употребленъ для представленія и удовлетворенія требованій Сент-Клера. Изъ общества нашего выберу я для себя спутника, которой былъ бы въ равномъ со мною положеніи, мы отправимся по нашему порученію, и послдствія, какія съ вами встртятся, послужатъ впредь руководствомъ для его будущихъ поступковъ.—

Вс одобрили этотъ совтъ, кром Сента-Клера, но опасность друзей его погасила въ немъ жаръ, и онъ, ставъ хладнокровне, думалъ о томъ основательне.

‘Другое время, другой и совтъ! вскричалъ Россъ: пусть Рандольфъ отправится теперь. Ежели онъ не принесетъ теб отвта, сходнаго съ твоимъ желаніемъ, тогда вс одобрятъ предпріятіе твое и вооружатся для твоей защиты. Мы послдуемъ за тобою со всми жителями острововъ, подемъ въ Шотландію, нашу сторону примутъ крестьяне твоего дяди, мои и всхъ нашихъ друзей: тогда въ состояніи будемъ требовать нашей свободы, нашихъ правъ и твоей собственности, мы ихъ получимъ, или погибнемъ!’

Это мнніе столь жарко приятно, что Монтей долженъ былъ уступить, оно состояло въ томъ, что Рандольфъ, будучи свободенъ и никмъ не знаемъ, не могъ встртить никакой опасности. Вс т, которые не были изгнаны, хотли ему сопутствовать, вмсто одного спутника онъ принужденъ былъ взять трехъ. Сдлавши вс приготовленія къ отъзду, они ршились воспользоваться первымъ попутнымъ втромъ и пуститься въ Шотландію на рыбачьемъ судн. Между прочимъ Рандольфъ получилъ тайное приказаніе отъ Росса, Гамильтона и своего брата Мак-Грегора взять съ помстныхъ содержателей все, чмъ они были имъ должны, дать имъ въ томъ росписки и доставить Сент-Клеру вс эти суммы, потому что одни только помстья Монтея и были конфискованы.

ГЛАВА III.

Рандольфъ и его спутники, изтотовившись къ отъзду, одлись по крестьянски и отправились изъ Барры съ письмомъ Сент-Клера къ его повренному Карнескію, которое было слдующаго содержанія:

‘Нсколько уже времени, какъ я послалъ къ теб приказанія заплатить двадцать марковъ, въ чемъ ты однакоже отказалъ. — Нын препоручаю заплатить шестьдесятъ, каковая сумма весьма незначительна въ сравненіи съ тою, которую я теб оставилъ. И такъ постарайся выдать оную по сему письму, не ожидая личнаго моего требованія, и горе тому подлому человку, который во зло употребляетъ мои права, и теб презрительному орудію сего злоупотребленія.’

Сент-Клеръ Монтей.

Путешествіе ихъ въ Шотландію было продолжительно, однако же они пріхали благополучно къ Эдинбургу, и не теряя времени, отдали письмо Сент-Клера его повренному, которое пробжалъ онъ съ чрезвычайнымъ смятеніемъ, тщательно разсматривалъ посланныхъ съ нимъ, но не находя для себя ничего опаснаго въ простой ихъ наружности, отвчалъ имъ съ надмнностію и приказалъ явиться на другой день къ Роскелину.

‘Придемъ, отвчалъ Рандолъфъ выговоромъ, приличнымъ его одежд, но я надюсь, что ты поспшить нашимъ дломъ, ибо мы не привыкли дожидаться въ передней, какъ слуги, и не можемъ перемнить нашихъ обычаевъ, мы требуемъ принадлежащаго храброму Сент-Клеру, въ чемъ отказать ему было бы низко и безчеловчно, и кажется ты не заставишь его возвратить собственности своей лично.’

‘Дерзскій! отвчалъ Карнежи: знаешь ли ты, что Сент-Клеру запрещено подъ смертною казнію показываться въ Шотландіи? —

‘По чести я не зналъ, гд не иметъ онъ права быть. Касательно жъ его жизни, увряю тебя, что кто осмлится на нее покуситься, тотъ будетъ раскаяваться.’

— Ты смешь еще грозить, бднякъ, сказалъ Карнежи. —

‘Сохрани Боже, отвчалъ Рандольфъ: грозить свойственно вельможамъ, а мы островитяне словамъ предпочитаемъ дло.’

Карнежи долго еще разсматривалъ ихъ со вниманіемъ. — Надобно, сказалъ онъ, прежде посовтоваться мн съ Лордомъ Роскелиномъ, завтра будьте у него въ Замк въ двенадцать часовъ. — Посл чего онъ оставилъ ихъ, а они пошли съ дороги отдохнуть.

Рандольфъ и его товарищи пришли къ Роскелину въ назначенный часъ. Они принуждены были ждать долгое время на двор предъ глазами слугъ, кои надъ ними насмхались, подражая господамъ своимъ, съ тмъ только различіемъ, что вмсто надмнности и презрнія, съ каковыми сіи принимаютъ низшихъ себя, слуги употребляютъ грубую наглость. Наконецъ ввели ихъ въ большую залу, въ коей на возвышенныхъ мстахъ, покрытыхъ богатою шитою золотомъ матеріею, сидли Графъ Роскелинъ и прекрасная, гордая Графиня Елеонора въ многочисленномъ кругу дамъ и кавалеровъ.

Къ великому удивленію сего блистательнаго собранія, пышность и великолпіе не произвели въ Рандольф и товарищахъ его ни малйшаго изумленія, они вошли свободно, не снимая даже шляпъ и имя лвыя руки завернутыми въ Шотландское платье.

‘Вы пришли отъ изгнанника Сент-Клера, сказалъ имъ Графъ: знаетели, какъ поступаютъ съ тми, кои требуютъ имнія, которое ему не принадлежитъ, которое всегда мн принадлежало по праву, а теперь боле еще принадлежитъ по правосудію и по вол Короля?’

— Я не понимаю этого, отвчалъ Рaндольфъ: можетъ быть это въ обыча при Двор, на нашихъ островахъ и Король не иметъ права отнимать собственности у невиннаго человка. —

‘Невжа! сказалъ Карнежи, стоявшій въ почтительномъ разстояніи отъ Графа: знаешь ли ты, съ кмъ и предъ кмъ осмливаешься говорить въ шляп.’

— Знаю, что я говорю съ Жономъ Роскелиномъ, и уже сказалъ, что мн неизвстны придворныя обыкновенія, а не снимаю шляпы по тому, что простудился, дожидаясь на двор между слугами.—

‘Это для тебя очень хорошая компанія, сказала Графиня Роскелинъ: но кажется ты научился дерзости отъ того, который тебя посылаетъ.’

— Не для разговоровъ съ женщинами пришелъ я сюда, возразилъ Рандольфъ, да и не привыкъ къ этому. Заплатитель вы мн деньги, которыя требуетъ Сент-Клеръ? сказалъ онъ Графу. —

‘Нтъ, отвчалъ Графъ: но послушай меня, естьли ты сей же часъ отсюда не выйдешь, то будешь наказанъ за свою наглость!’

— Меня наказывать? повторилъ онъ: естьлибъ всхъ бездльниковъ наказывали, то честные люди не былибы притсняемы!—

‘Говорю теб, поди вонъ, и отнеся отвть мой, или будешь раскаяваться въ своей дерзости!’

— Наступитъ время, когда вс виновныя раскаются, сказалъ Рандольфъ, кинувъ съ презрніемъ на средину комнаты свою перчатку, потомъ не снимая шляпы и не кланяясь никому, онъ и его товарищи хотли выдти. —

‘Слушай, сказалъ Роскелинъ, что это значитъ, чего ты требуешь отъ меня, кидая перчатку, безъ сомннія ты не имешь… ты не можешь имть дерзости вызывать меня?’

— Я требую, отвчалъ Рандольфъ, чтобы ты ея поднялъ. Естьлибъ кто, нибудь бросилъ мн, перчатку, хотя бы то былъ и самъ Жонъ Роскелянъ, то я обязанъ буду поднять ее.—

‘Ты не то, чмъ кажешься по наружности, вскричалъ Роскелинъ.’

Другъ мой! прервала Графиня: стоитъ ли такъ горячиться на эту тварь. Не видишь ли, что бездльникъ, у коего онъ живетъ, нарочно для наглостей послалъ его къ теб? Прикажи оруженосцамъ твоимъ взять его подъ стражу, пусть въ въ тюрьм Замка научится онъ почитать тебя.

— A ты, Сударыня, знай, что въ великолпныхъ залахъ и въ брачной даже комнат скромность и искренность суть украшеніе женщинъ, и что то, которая измняетъ врности, или продаетъ свою честь, есть самая презрительнйшая изъ своего полу! —

‘Нестерпимая дерзость! вскричаль Роскелинъ: схватите ихъ и отведите въ тюрьму! это переодтые измнники, и общій покой требуетъ, чтобы они были наказаны.’

— Кто бы насъ наказалъ? отвчалъ Рандольфъ, устремивъ на Графа взоръ, который принудилъ его потупить глаза свои: безъ сомннія не Жонъ Роскелинь, который при всемъ своемъ желаніи не будетъ имть столько смлости! — Пойдемъ, продолжалъ онъ, оборотясь къ своимъ товарищамъ, выйдемъ отсюда — благоухающій воздухъ въ этой зал очень тяжелъ для меня. —

‘Схватите ихъ! закричалъ Графъ: я не могу больше ихъ слушать.’

— Однакожъ ты долженъ слушать, и скоро дашь полной во всемъ отчетъ!—

Слуги хотли взятаь Рандольфа и его товарищей, но они вынувъ изъ подъ платья широкія свои мечи, пробились до воротъ, у коихъ стояли ихъ лошади, и свши на нихъ, вскор потеряли изъ виду Замокъ Роскелиновъ. Удвоивъ скорость, въ короткое время пріхали къ заливу Фортскому, чрезъ которой переправясь, прибыли въ Пертъ и тамъ остановились, чтобы самимъ имъ и лошадямъ ихъ нсколько отдохнуть какъ въ безопасномъ мст отъ преслдованія Роскелиновъ. Обязанности, которыя должно было имъ выполнить по препорученію Росса, Гамильтона и Мак-Грегора, удержали ихъ отъ обратнаго пути на островъ, по дламъ Росса и Гамильтонна они должны были хать въ Графства Инвернесъ, помстье же Mак-Грегора находилось не въ дальнемъ разстояніи отъ мста, гд они тогда находились.

Въ нсколько дней они окончили это дло, почему и отправились немедненно въ Инверкесъ, гд получили значительныя суммы съ откупщиковъ Росса, но Рандольфъ желалъ видться съ старшимъ своимъ братомъ Сиромъ Александромъ Мак-Грегоромъ, который въ то время находился въ Англіи въ Тивельдали

Съ самаго изгнанія меньшаго брата своего Сиръ Александръ пекся о сохраненіи имнія его и о врномъ поступленіи съ онаго доходовъ. Но Рандольфу желательно было лично видться съ нимъ для совщанія о мрахъ, какія изгнаннымъ предпринять должно было, ибо безъ сомннія Сент-Клеръ не оставитъ безъ отмщенія оскорбительнаго принятія требованій его въ Замк Роскелинъ.

Согласившись съ своими товарищами, Рандольфъ отправилъ на Барру встника съ письмомъ къ Сент-Клеру, въ которомъ увдомлялъ его, что ихъ отсутствіе вроятно продолжится около двухъ мсяцовъ, и потому принялъ бы онъ терпніе. Наконецъ, чтобъ не лишить его надежды, скрылъ, сколько могъ, поступокъ Роскелана, объявилъ также о намреніи своемъ посовтоваться съ Сиромъ Александромъ Мак-Грегоромъ, какія мры принять имъ лучше.

Распорядившисъ такимъ образомъ, они похали въ полуденную Шотландію, переодвшись прилично своему званію. Пріхавши въ Тивельдаль, имли удовольствіе застать Сира Александра Мак-Грегора.

Онъ, какъ хорошій политикъ и военный человкъ, не совтовалъ до нкотораго времени начинать неприятельскихъ дйствій, почитая ихъ по обстоятельствамъ самыми опасными для нихъ. Іаковъ, говорилъ онъ, со дня на день длается народу ненавистне, но противъ ныншняго могущества его вс усилія будутъ тщетны. Дло Сент-Клера справедливо, и я первый непощажу своей жизни для возвращенія его правъ. Должно только дйствовать благоразумно: удерживая ударъ, который нанести готовится, мы поразимъ врне, a до того пускай Сент-Клеръ располагаетъ моимъ имніемъ, я увренъ, что со временемъ онъ разочтется съ своими друзьями.

Поеликуже Сиръ Александръ имлъ намреніе скоро возвратиться въ свои помстья, то Рандольфъ и друзья его остались, у него, желая быть ему спутниками. По сей-то причин и по другимъ неизбжнымъ обстоятельствамъ, отсутствіе ихъ изъ Барры продолжалось около четырехъ мсяцовъ, изъ коихъ три уже протекло, какъ они оставили островъ.

Коль скоро Сиръ Александръ приготовился, то они отправились на Барру, число ихъ, считая четырехъ слугъ, состояло изъ девяти человкъ.

На другой день, въ вечеру, прозжая пустую степь, повстрчались они съ верховымъ въ ливре фамиліи Роскелина, которой скоро проскакалъ мимо ихъ.

Рандольфъ подъхавши, остановилъ его и сказалъ: ‘ты очень спшишь, другъ мой, не слуга ли ты Графа Роскелина?’

— Нтъ, я служу у матери его Лади Роскелинъ, она слдуетъ за мною въ закрытой коляск. —

‘У тебя очень богатая госпожа, говорятъ, что она была нкогда прекраснйшая въ Шотландіи женщина?’

— Она была красавица, и теперь также можетъ назваться, ей еще сорокъ четыре года. —

‘Такъ ты можешь еще надяться имть новаго господина? Красота съ богатствомъ рдко остается безъ искателей.’

— Такъ, она иметъ ихъ, но стараніе ихъ тщетно, все ея вниманіе и любовь обращены на внука, маленькаго Монтроза Роскелина, сына Графа Жона, она была съ нимъ два мсяца на своей дач Евздалъ, и теперь возвращается съ нимъ въ Замокъ Роскелинъ. —

— Это дитя должно быть малолтно, сказалъ Рандольфъ: кажется мн, что Графъ недавно женился?’

— Около трехъ лтъ, сказалъ слуга, а маленькому Графу только одинъ годъ и два мсяца, это прекрасное дитя! Однакожъ, прощайте, сударь, вечеръ на ступаетъ, я спшу впередъ приготовить госпож моей хорошій ночлегъ. — Съ симъ словомъ пришпорилъ онъ свою лошадь и ускакалъ изъ виду. Рандольфъ остановился и остановилъ своихъ товарищей. ‘Братецъ! сказалъ онъ: мщеніе въ нашей власти, и Сент-Клеръ будетъ свободенъ, я надюсь, что вы не откажетесь согласиться на мое предпріятіе, которое очень легко выполнить.’

— Я не понимаю твоихъ мыслей, сказалъ Александръ Мак-Грегоръ: ежели ты думаешь о Лади Роскелинъ, то долженъ знать, что она ему величайшая непріятельница. —

‘Я это знаю, но не объ ней думаю: ея внукъ Монтрозъ не можетъ ли быть выкупомъ за Сент-Клера? Естьли онъ попадетъ на нашъ островъ, то ни Графъ Роскелинъ, ни самъ Іаковъ не ршатся напасть на изгнанниковъ, но естьли осмлятся, то они могутъ ухать въ Норвегію, гд будутъ находиться въ безопасности.’

— Почести, сказалъ Сиръ Александръ: это будетъ для нихъ неожиданный ударъ, естьлибы только удалось. —

‘Какъ не удаться, прервалъ Рандольфъ, будучи такъ вооружены, мы не боимся непріятелей, хотя бы ихъ было втрое боле насъ. Сверьхъ того ночь наступаетъ, какъ не знаютъ и будутъ только подозрвать набгъ Англичанъ, желающихъ взять выкупъ.’

Подумавши немного, Сиръ Александръ одобрилъ планъ, собралъ всхъ людей, и сообщивъ имъ оный, приказалъ подъ клятвою хранить въ тайн.

Лишь только успли они кончить это, какъ примтили приближающуюся коляску, четыре всадника хали впереди, шесть позади и по два по сторонамъ коляски. Число сіе, повидимому, было достаточнымъ въ мирное время. Рандольфъ прежде всхъ подъхалъ къ коляск и приказалъ остановиться, но видя упорство, онъ низвергъ кучера, и тотчасъ все пришло въ замшательство и ужасъ. Провожатые, на которыхъ напали, не знали числа нападающихъ, коихъ по причин мрачной ночи казалось больше. Никто не смй пошевелиться! вскричалъ Рандольфъ: мы не причинимъ вамъ никакого зла, а только хотимъ сказать нсколько словъ Лади Роскелинъ, сопротивленіе безполезно.

Однакожъ врные слуги попытались было еще противиться, пока нкоторые изъ нихъ отъ неустрашимости Рандольфа и его товарищей не пали на мст. Посл чего одни разбжались, а другіе положили оружіе и просили пощады. Рандольфъ подошелъ тогда къ коляск, въ коей сидла Лади Роскелинъ и три другія женщины, изъ коихъ одна держала на колнахъ маленькаго Монтроза, спокойно спящаго, не смотря на шумъ, который вокругъ его происходилъ.

Лади Роскелинъ, думая, что это были разбойники, съ поспшностію подавала имъ свой кошелекъ, браслетку, бриліанты и проч., но Рандольфъ оттолкнувъ ея руку, сказалъ: намъ не нужно вашего золота и вещей, Милади, мы хотимъ только взять маленькаго Лорда Роскелина, за него можно получить хорошій выкупъ, а между тмъ будемъ прилагать о немъ всякое попеченіе. Сказавши это, онъ хотлъ взять дитя, но Лади Роскелинъ кинулась предъ нимъ на колни и умоляла трогательнйшимъ образомъ оставить его. Рандольфъ былъ глухъ къ ея просьбамъ и непреклоненъ къ слезамъ, трепещущей отъ страха женщин веллъ онъ отдать дитя, и она принуждена была уступить сил. Онъ взялъ Графа, завернулъ въ свою мантію и прижалъ съ нжностію къ груди своей, безъутшной же его бабушк сказалъ: ‘будьте спокойны въ разсужденіи его, даже когда бы сердца наши лишилась чувствительности, какъ лишилось ваше, и тогда бы онъ былъ вн опасности, ибо ваша польза заставитъ насъ хранить его, а вы знаете, Милади, сколь сильна эта причина. — Прощайте!’

— Скажите по крайней мр, куда вы его везете? вскричала она въ величайшемъ отчаяніи, чтобы приготовить и послать требуемый вами выкупъ? —

‘Въ Англію. Будьте спокойны, мы общаемъ, что онъ будетъ вн опасности.’

Онъ далъ приказаніе своимъ товарищамъ, слъ на лошадь съ своею маленькою ношей, и похалъ по дорог къ Англіи, чтобы обмануть людей, коихъ могли послать ихъ преслдовать.

Прохавши нсколько миль, они своротили съ дороги и скрылись между двумя горами. Одинъ изъ товарищей былъ пославъ въ деревню купить припасовъ, онъ возвратившись, привезъ хлба, вина и молока, котораго Рандольфъ далъ дитяти, когда онъ проснулся.

Маленькой Монтрозъ сначала осмотрвшись вокругъ себя съ испуганнымъ. видомъ, горько заплакалъ, но Рандольфъ, лаская его забавлялъ — и онъ въ короткое время такъ познакомился со своимъ похитителемъ, что гладилъ своею маленькою рученкою по загорвшему лицу воина, игралъ его мечемъ, и лъ съ охотою, что давалъ ему Рандольфъ.

‘Почести, сказалъ Сиръ Александръ, смясь, природа чрезвычайно ошиблась, сдлавши изъ тебя воина, ты имешь превосходнйшія качества, быть совершенною нянькою.’

— Клянусь Небомъ, сказалъ Рандольфъ, качая дитя у себя на рукахъ: теперь, когда онъ не заразится развращеніемъ Двора, гордостію и высокомріемъ своей фамилія, ручаюсь, что сдлается славнымъ и мужественнымъ Рыцаремъ. Посмотрите, сказалъ онъ и поднесши стаканъ вина къ губамъ его, которое дитя пилъ съ удовольствіемъ: онъ уже пьетъ какъ изгнанникъ, я увряю васъ, что онъ похожъ на Сент-Клера.

Отдохнувши нсколько минутъ, они сли на лошадей и похали въ Думфрій. Маленькой Монтрозъ сидлъ передъ Рандольфомъ и, повидимому, забавлялся движеніемъ лошади и всмъ, что представлялась глазамъ его. Отдохнувъ нсколько въ Думфріи, похали въ Киркандбригль, гд нашли судно, идущее въ Портпарликъ. Они сли на него и при попутномъ втр вскор пріхали въ Ирландію, гд отдохнувши нсколько времени, взяли тамъ женщину ходить за дитятею, на другомъ судн прибыли потомъ на Барру, оставивши Сиръ Александра и спутниковъ его, который возвратился домой, проживши нсколько недль въ Ирландіи.

Въ продолженіе сего времени извстіе о похищеніи дитяти достигло въ Роскелинъ, розыски повсюду были чинимы, но прежде всего въ Англіи, куда, думали, онъ былъ отвезенъ: никто не могъ воображать, чтобы его взяли вмсто залога и для выкупа Сент-Клера. Хотя же Графъ Роскелинъ и зналъ, что Рандольфъ и его товарищи не то были, чмъ казались по наружности, но какъ довольно протекло времени между ихъ посщеніемъ Замка Роскелина и похищеніемъ дитяти, случившимся на границахъ Англіи, повренные жъ Сент-Клера не имли надобности туда хать, а должны были, по мннію Графа, возвратиться на свои острова: то соображеніе сіе и отклонила отъ нихъ подозрніе. Ежедневно ожидали требованія о выкуп маленькаго Монтроза, и въ этомъ положеніи длъ Графиня произвела на свтъ втораго сына, который естьли не изгладилъ воспоминанія о старшемъ, то по крайней мр уменьшилъ нсколько печаль о его потер.

ГЛАВА IV.

Рандольфъ него товарищи, приставши къ берегамъ Барры, вышли изъ судна, и приказавъ кормилиц дитяти за собою слдовать, пошли къ крпости. Рандольфъ несъ юнаго Роскелина, который такъ былъ уже къ нему привязанъ, что предпочиталъ его всякому другому.

Дорогою встртили они пастуха, игравшаго на рожк. Рандольфъ приказалъ ему идти впереди себя, играя самую веселую псню — и такимъ образомъ дошли они къ башн Маклеода.

Сент-Клеръ и друзья его были въ большой зал, какъ вдругъ звукъ пастушьяго рога и побдоносные крики поразили его слухъ. — Это безъ сомннія Рандольфъ, вскричалъ онъ, вскочивши поспшно. но къ чему эти восклицанія, я не могу понять!

Онъ хотлъ тотчасъ выдти на встрчу своему другу, но Рандольфъ вошелъ, крича: торжествуй, Сент-Клеръ! я веду къ теб знаменитаго плнника — врной залогъ твоего удовлетворенія и это должно быть для тебя всего драгоцнне — я разтерзалъ сердца враговъ твоихъ. Простри объятія свои, Сент-Клеръ! и прими даръ, который я теб даю: это наслдникъ Роскелиновъ, юный Лордъ Монтрозъ.

Сент-Клеръ остолбенлъ отъ удивленія, онъ устремилъ взоры на дитя и дрожалъ, какъ бы взирая на змю. Невозможно! произнесъ онъ наконецъ: но, положимъ, что это правда, чтожъ сдлало мн дитя Жонa Роскелина?

‘Какой вопросъ! возразилъ Рандольфъ: это дитя возвращаетъ теб свободу, достоинство, имніе.’

— Я незнаю какъ, возразилъ Сент-Клеръ: но прошу тебя, другъ мой, изъясни мн столь чудесную шутку, ибо я увренъ, что это не можетъ быть иначе. —

‘Это совршенная правда, и въ короткихъ словахъ я теб все изъясню: Жонъ Роскелинъ гнусно потупилъ съ нами, и щастіе доставило намъ средства отмстить ему, завлекши это дитя на дорогу, по коей мы хали. Будь увренъ, Сент-Клеръ, что родители его ради будутъ отдать за него все, что они у тебя отняли.’

— Бдное дитя! сказалъ Сент-Клеръ съ чувствомъ сожалнія и гнва, не уже ли осжденъ ты страдать за преступленія твоихъ родителей?—

‘Онъ не подвергнется страданію’, сказалъ Рандольфъ, но будетъ щастливъ съ нами. Чтожъ касается до его родителей, они наказаны справедливо.’

— Безъ сомннія, сказалъ Сент-Клеръ, но извини меня, Рандольфъ, я не хочу возвращать собственности моей такимъ средствомъ, и ни чемъ не желаю быть обязанъ дитяти. —

Рандольфъ потупилъ глаза съ негодованіемъ. ‘Вотъ какъ принимаются, сказалъ онъ, доказательства моей врности и дружбы!’

— Милый Рандольфъ! сказалъ ему Сент-Клеръ: я чувствую всю великость твоей дружбы, но подумай, какими глазами долженъ я смотрть на это дитя: со стороны отца его гордость, притворство, жадность, со стороны же матери вроломство, подлость и обманъ. —

‘Клянусь жизнію, сказалъ Рандольфъ: естьли сынъ будетъ сходенъ съ ними въ сихъ качествахъ, то его физіогномія очень обманчива.’

— Онъ поразительное иметъ сходство съ Сент-Клеромъ, замтилъ Гамильтонъ? —

‘Ничего нтъ справедливе, прибавилъ дю Бургь: это совершенно его черты, что скажешь ты объ этомъ Сент-Клер? не уже ли нтъ очень обыкновенной причины этому сходству?’

— Оставимъ шутки, возразилъ Сент-Клеръ: ‘сдлай милость, Рандольфъ, изъясни мн это произшествіе! —

Рандольфъ подробно разсказалъ ему обо всемъ своемъ путешествіи, сказалъ ему, что Сиръ Александръ одобрялъ это предпріятіе, но не одобрялъ тхъ мръ, какія они хотли предпринять для полученія собственности Сент-Клера. Онъ кончилъ сими словами: ‘пріхавши въ Ирландію, я усталъ быть нянькою и нанялъ старую женщину. Не нужно было для нее большихъ объясненій, я сказалъ ей, что везъ дитя къ отцу его Сент-Клеру Монтею, потому что мать его умерла, и перемнилъ имя его Монтрозъ Роскелинъ на Рандольфа Монтея, въ самомъ же дл думаю, ты долженъ гордиться своимъ сыномъ такъ, какъ я своимъ крестникомъ.’

Сент-Клеръ скрылъ то, о чемъ думалъ, а только сказалъ посл минутнаго молчанія: — я тмъ боле огорченъ симъ произшествіемъ, что лица дтей перемняются чрезвычайно, очень можетъ статься, что его въ послдствіи не признаютъ, и фамилія его поступитъ съ нимъ, какъ съ обманщикомъ. —

‘Этому не льзя быть, возразилъ Рандольфъ: природа позаботилась напечатлть на немъ право рожденія неоспоримымъ знакомъ.’ Говоря это, онъ приподнялъ рукавъ у малютки, и показалъ руку его, на которой было красное какъ кровь пятно съ кисти до локтя.

— Этотъ знакъ, сказалъ Сент-Клеръ, послужитъ нкогда доказательствомъ правъ его рожденія, но что касается до выкупу, то ршительно объявляю, что не хочу его получить. Довольно объ этомъ предмет, пусть дитя съ своею кормилицею успокоится отъ пути, а мы, друзья мои, пойдемъ праздновать ваше щастливое возвращеніе, забудемъ Роскелиновъ и посвятимъ ночь веселію. Завтра мм поговоримъ объ этомъ дл. —

Они сли вокругъ стола, наилучшія вина были вынуты изъ погреба, кубки безпрестанно передавались, и вечеръ прошелъ въ веселіи, но ни удовольствія за столомъ, ни возвращеніе Рандольфа не могли изгнать изъ Сент-Клера печали о произшедшемъ. Удалясь въ свою комнату, онъ предался размышленію, и горесть его усугубилась. Онъ чувствовалъ всю силу дружбы, которая заставила Рандольфа ршиться на поступокъ не столь честный, но которой казался ему столь же не предосудительнымъ, какъ и взять въ плнъ на сраженіи…. Я ли тотъ, говорилъ самъ себ Сент-Клеръ, воспитанникъ благороднаго и храбраго Монтея, который захотлъ бы возвратить себ свободу этимъ недостойнымъ поступкомъ похищеніемъ слабаго дитяти? Мщеніе безъ сомннія есть мой долгъ и сердечное желаніе, но я хочу отмстить за себя не такимъ недостойнымъ образомъ, а какъ прилично храброму Рыцарю. О! естьли бы вмсто этого дитяти я встртилъ когда нибудь его отца, и естьли бы я тогда не показалъ ему истиннаго благородства крови, текущей въ моихъ жилахъ, и подлости его: то пусть пребудетъ на мн всегда проклятіе Неба!

Однако же онъ былъ въ крайнемъ замшательств, совершенно незналъ, что ему длать съ дитятею, не возможно было отослать его родителямъ, не вовлекши Рандольфа въ нещастіе, и поссориться съ нимъ въ такое время, когда онъ далъ ему столь сильное доказательство своей дружбы, было равномрно невозможно, ибо тогда не только Рандольфъ, но и вс друзья Сент-Клера возсталибы противъ него. Они вс объявили, что почитали маленькаго Монтроза за важнйшаго плнника, который можетъ сдлаться для нихъ нкогда полезнымъ, вс благодарили Рандольфа за важную его услугу, и такъ Сент-Клеръ ршился хранить его нсколько времени, чтобы посл ршишься на что-нибудь лучшее. На другой день была изготовлена въ крпости комната для дитяти и его няньки. Но боле причиняло горести Сент-Клеру, что онъ долженъ былъ почитаться его отцемъ, какъ Рандольфъ сказалъ няньк — и должно было продолжать обманъ, а иначе женщина возымла бъ подозрніе.

Въ короткое время Рандольфъ, какъ его называли, сдлался любимцемъ всхъ изгнанниковъ, изключая Сент-Клера, который видлъ его каждый день съ тягостнымъ чувствомъ и почти съ отвращеніемъ, ибо по справедливости своей онъ не могъ ненавидть дитя, а ненавидлъ одн воспоминанія, къ коимъ оно подавало ему случай. Однако вліяніе прелестной юности и невинности, сердцемъ отъ природы добрымъ, столь велико, что Сент-Клеръ иногда забывалъ, кому малютка одолженъ жизнію, и съ нжностію ласкалъ его. Но имя отца, которое юный Рандольфъ началъ выговаривать, поражало его всегда какъ электрическій ударъ и возбуждало въ немъ гнвъ

Уже два мсяца дитя находилось въ Барр, какъ рыбачье судно привезло туда незнакомца, который спрашивалъ Сент-Клера, и просилъ позволенія съ нимъ поговорить. Онъ съ осторожностію былъ введенъ въ крпость. Монтей удивился, увидя прекраснйшаго молодаго человка, чрезвычайно хорошо одтаго, и который по всему казался значущее, а не изъ числа простыхъ островитянъ, какія обыкновенно его посщали. Его станъ былъ тонокъ и прекрасенъ, черты лица совершенно правильны, и его прекраснйшая физіономія показывала очаровательное смшеніе чувствительности, нжности и достоинствъ. Онъ вошедши, поклонился, и сказалъ: ‘Я желаю говорить съ Сент-Клеромъ Монтеемъ, прошу васъ мн его показать’.

— Это я, сказалъ Сент-Клеръ: и естьли судить по особ, которую ко мн посылаютъ, то дло, о коемъ мн хотятъ говорить, должно быть очень пріятно! — Сент-Клеръ просилъ оставить его одного съ незнакомцемъ, и друзья его вышли.

‘Я надюсь въ самомъ дл, что оно вамъ будетъ пріятно, сказалъ прекрасной молодой человкъ, пять недль какъ я оставилъ Дворъ Шотландскій, предъ моимъ отъздомъ вврили мн для доставленія намъ маленькой ларчикъ, естьли буду имть къ тому случай. Для сего единственно переплылъ я море изъ Россъсхина, и радуюсь, что врно исполнилъ сдланное мн порученіе.’ Сказавши сіе, онъ вручилъ Сент-Клеру запечатанный ларчикъ.

— Любезный незнакомецъ! сказалъ Сент-Клеръ, принявши его: не сдлаешь ли ты мн милости, сказавъ, что въ немъ заключается, и кто его посылаетъ? —

‘Этого я не знаю, сказалъ молодой человкъ: мн приказано только вамъ его вручить, открывши его, вы можетъ быть это узнаете, а я между тмъ выду, чтобы вы все могли разсмотрть.’

— Нтъ, отвчалъ Сент-Клеръ: прошу садиться, я открою его при васъ. Онъ разломилъ печать, открылъ ларчикъ и, къ чрезвычайному своему удивленію, примтилъ въ немъ прекраснйшую золотую цпь, принадлежавшую дяд его Монтею, другія драгоцнности и кошелекъ съ шестидесятью марками, а на дн ларчика слдующее письмо:

‘Драгоцнныя вещи и деньги, заключающіяся въ этомъ ларчик, принадлежатъ Сент-Клеру Монтею, они возвращаются ему однимъ другомъ, который увщаваетъ, его быть терлливымъ, въ настоящемъ положеніи, всякое покушеніе оставить мсто своего изгнанія для него пагубно: ибо враги его ищутъ только случая, чтобъ лишить его жизни. Просимъ Сент-Клера дать посланному какую нибудь бездлку, чтобъ показать, что ларчикъ ему врно доставленъ.’

— Странно, сказалъ Сент-Клеръ: вс эти драгоцнности принадлежали моему дяд. Какъ же они не попали въ руки грабителей, особенно деньги? Я непремнно хочу знать отъ тебя, кто этотъ незнакомый другъ, которой оказалъ мн это одолженіе? —

‘Я очень молодъ, возразилъ незнакомецъ, но могу однако же хранить тайну. Извините меня и не спрашивайте боле, или я ничего не знаю, и не измню тайн друга.’

— Хорошо, молодой человкъ! но позволь мн еще сдлать теб одинъ вопросъ. Жонъ Роскелинъ, или Карнежи участвуютъ ли въ этой посылк?—

‘Нтъ, клянусь честію!’

— Однакожъ все мое имніе въ ихъ рукахъ?—

‘Безъ сомннія, но они не могутъ ни продать, ни заложить вашей собственности. Наконецъ вы еще вроятно получите извстіе отъ тогожъ друга, которой вамъ это посылаетъ, но я буду просить его поручить это другому, потому что не люблю вопросовъ.’

— Этотъ подарокъ — ибо я не могу иначе думать — потерялъ бы половину цны своей, естьли бы врученъ мн былъ другимъ. Разумъ и обращеніе твое мн нравятся, ты говоришь, что пріхалъ отъ Двора: что тамъ теперь длается? —

‘Мало хорошаго: Король въ безпрестанной ссор съ вельможами, очень сожалютъ о старомъ Регент, за три мсяца маленькой Монтрозъ Роскелинъ похищенъ разбойниками на границ Англіи и по сихъ поръ нтъ о немъ никакого извстія.’

— Вся фамилія должно быть этимъ очень огорчена? — сказалъ Сент-Клеръ.

‘Это правда, что, Графъ и Лади Роскелинъ очень чувствуютъ эту потерю, но молодая Графиня Елеонора перенесла это совершенно равнодушно: кажется сердце матери должно быть разтерзано? —

— Конечно, но естьли я не ошибаюсь, то Графиня неиметъ материнскаго сердца. Я вижу, что ты ее знаешь, сказалъ Сент-Клеръ съ смущеніемъ: лицо ея очень обманчиво, подъ личиною ангела скрывается злоба, неблагодарность и лживость діавола!—

‘Вы говорите съ смущеніемъ, Сент-Клеръ! Сказываютъ, что вы были въ нее влюблены, и что она много причинила вамъ зла?’

— Я все забылъ. Сколько теб лтъ, молодой человкъ? —

‘Девятнадцать лтъ.’

— Я считалъ, что теб только пятнадцать, или шестнадцать лтъ. Ты говоришь, что не любишь вопросовъ, и я боюсь теб ихъ длать, однако же участіе, которое ты мн внушаешь, принуждаетъ меня къ тому. Гд ты живешь? имешь ли при Двор какое мсто?—

‘Нтъ, я не люблю Двора, островъ Барра гораздо мн лучше нравится.’

— Это странно! но ты станешь иначе думать, прекрасной молодой человкъ, когда Дамы будутъ искать твоей любви! —

‘А когда они ее получатъ, то для того только, чтобы пожертвовать мною первому бездльнику, который будетъ меня богаче. Не такъ ли, Мрнтей, длается на свт.’

— Я съ тобою согласенъ, но ты мн кажешься очень свдущъ — ты мене будешь обманутъ, нежели другой. —

‘Я также думаю, ибо желаю, чтобъ двица, которую я сталъ любить, одного меня любила, и готовабъ была на все, чтобы только мн понравиться, чтобы раздляла мою бдность, какъ я готовъ раздлять ея.’

— Молодой человкъ? сказалъ Сент-Клеръ улыбаясь: ясно видно, что теб только девятнадцать лтъ, ищи своего Феникса, и когда найдешь ее, то отдай ей эту цпь и, скажи, что изгнанникъ Сент-Клеръ почитаетъ ее выше всхъ женщинъ. —

‘Вы забыли, сказалъ незнакомецъ, что она слишкомъ. превосходитъ другихъ женщинъ, чтобы быть привязанной къ золоту, а въ состояніи, въ какомъ теперь ваши доходы, это можетъ быть употреблено полезне. Извините меня, естьли я отъ нее откажусь, дайте мн простое кольцо, которое будетъ имть ту же цну въ глазахъ моихъ, дабы уврить вашего друга, что я врно исполнилъ его порученіе.’

— Для него довольно и кольца, но я тебя прошу принять эту цпь въ память Сент-Клера. Естьлибы я былъ щастливе, то просилъ бы твоей дружбы, но я довольно имю товарищей въ моемъ злополучіи, однакожъ, естьли когда-либо въ нещастіи понадобится теб другъ, то вспомни тогда о Сент-Клер и возвратись къ нему. —

‘Я возвращусь къ вамъ, сказалъ молодой человкъ, взявши руку Монтея и приложивъ ее къ губамъ своимъ: время и игра щастія не щадятъ никого, но будьте уврены Монтей, что жребій вашъ перемнится. Вы имете друзей, кои тмъ безпрестанно занимаются, и которые не упустятъ ни одного случая, чтобы только возвратить вамъ свободу.’

— Почемужъ бы, сказалъ Сент-Клеръ, не открыть мн имени друзей сихъ, чтобы я могъ засвидтельствовать имъ мою признательность? Скажи мн по крайней мр, какъ тебя зовутъ? —

‘Амврозіемъ. Я лишился родителей и живу съ жестокимъ опекуномъ, который отравляетъ дни мои.

— Бдный молодой человкъ! но ты имешь дрга? Давшій тез это порученіе, также долженъ быть твоимъ другомъ, судя по его довренности. —

‘Безъ сомннія, но онъ мало иметъ способовъ, они столь же ограниченны, какъ и мои. Естьли бы онъ могъ длать все, что желаетъ, то вс благополучія земныя были бы дломъ Сент-Клера!’

— Благодарю тебя за него. Но очаровательность твоего разговора заставила меня забыть правила гостепріимства, пойдемъ, я представлю тебя моимъ друзьямъ — ты отдохнешь у насъ нсколько времени. —

‘Никакъ не льзя, мн надобно завтра по утру хать.’

— Жаль, очень жалъ! Возьми этотъ перстень и отдай его этому таинственному другу, скажи ему, что его вниманіе заставляетъ меня чувствовать опять цну жизни.— Чтожъ до тебя касается, милый Амврозій, я требую, чтобъ ты принялъ цпь, и не ожидаю отказу. — Сказавши это, онъ накинулъ ее на шею молодаго человка столь быстро, что тотъ не могъ отъ того защититься. Амврозій очень покраснлъ, и казался смущеннымъ. Сент-Клеръ улыбнулся. — Этотъ нжной румянецъ, сказалъ онъ, столько присталъ къ теб, что возбудилъ бы зависть въ прелестнйшихъ женщинахъ! —

‘Не упрекайте меня въ томъ, что не отъ меня зависитъ, сказалъ ему молодой человкъ съ величайшимъ замшательствомъ, потомъ оправясь нсколько, присовокупилъ: я посмотрю, не можно ли мн будетъ принять мужественнйшаго вида отъ бурнаго воздуха острова Барры и отъ солнечнаго жара на вашихъ горахъ?’

— Мы будемъ теб очень рады, но пойдемъ къ столу. Ты не найдешь у изгнанниковъ придворной роскоши, но наши честныя и искреннія сердца предложатъ теб простой столъ и будутъ всегда готовы исполнить все, что общаютъ.— Сказавши это, Сент-Клеръ отвелъ его въ комнату, гд находились изгнанники и накрытый столъ. Онъ имъ представилъ молодаго Амврозія, который отъ всхъ былъ дружески принятъ.

ГЛАВА V.

Сент-Клеръ посадилъ своего гостя подл себя, прочіе также сли за столъ. Каждый внимательно разсматривалъ незнакомца, который не обращалъ на то никакого вниманія, и говорилъ очень мало. Когда подали десертъ и поставили напитки, то онъ, не смотря на вс убжденія, отказался отъ питья, говоря у что вино для него вредно, и насилу заставили его согласиться выпить онаго не много съ водою, дабы принять участіе въ тостахъ, которые пили.

Рыцарь дю Бургъ, сидвшій подл незнакомца, смотрлъ на него съ такимъ вниманіемъ, которое очевидно приводило его въ замшательство, наконецъ обратясь къ нему съ улыбкою, и взявши его за руку, въ коей онъ держалъ кубокъ, сказалъ: ‘я могу ршишь вопросъ о красот рукъ французскихъ, нмецкихъ, или Англинскихъ, и признаюсь, что ни гд не видалъ такихъ, которыябъ могли сравниться съ твоим!’

— Я не люблю комплиментовъ, отвчалъ молодой человкъ, отнявъ свою руку съ гордостію, и не думалъ слышать ихъ на остров Барр. —

‘Истинна можетъ бытъ выслушана и сказана везд, сказалъ Рыцарь.’

— Не есть и такія истинны, которыя непріятно слушать, и которыя вмсто похвалы можно почесть укоризною.—

‘Этотъ Рыцарь Французъ, сказалъ Сент-Клеръ: и ты безъ сомннія знаешь, Амврозій, что языкъ ласкательства есть природной его языкъ, слдовательно неожидая отъ него скромности. Французъ увренъ, что комплименты всегда принимаются съ удовольствіемъ, и потому не хочетъ отвыкать отъ своей учтивости.’

— Здсь нтъ женщинъ, сказалъ Рыцарь, съ которыми бы я могъ продолжать этотъ навыкъ. Вотъ каково отвращеніе нашего начальника къ женщинамъ! Но часъ его придетъ, и я порадуюсь, увидя его столь же нжнымъ и учтивымъ, какъ я! —

‘Не знаю, когда ударитъ этотъ часъ, а до сей минуты сердце мое свободно, и я постараюсь сохранить его такимъ навсегда.’

Россъ, Гамильтонъ и прочіе вмшались въ разговоръ, который съ пріятностію обратился на посторонніе предметы. Незнакомецъ принялъ въ немъ участіе, но такъ, какъ прилично было его лтамъ. Онъ показалъ довольно познанія о свт и Двор, но въ мнніяхъ своихъ былъ остороженъ и скроменъ.

Столъ продолжался за полночь. Сент-Клеръ всталъ, и взявши подъ руку своего гостя, отвелъ его въ приготовленную для него комнату въ крпости, гд пожавъ ему руку, пожелалъ доброй ночи.

Сент-Клеръ всталъ по утру очень рано. Тайна, съ какою вручены ему были вещи и золото, любезный незнакомецъ, привезшій эту посылку, незнакомый другъ къ нему писавшій — поперемнно занимали его воображеніе и мысли. Вещи ему принадлежали, въ этомъ не льзя была сомнваться, но имлъ ли онъ такое же право на деньги?… отъ извстной ненависти Графа Жона Роскелинъ и матери его онъ не могъ ожидать никакой помощи, и однако же они одни могли обладать этими вещами. — Теряясь въ догадкахъ, Сент-Клеръ пошелъ прогуляться по берегу, какъ къ величайшему удивленію увидлъ вдали маленькое судно, въ коемъ пріхалъ незнакомецъ, и самаго Амврозія, стоящаго на палуб и прощающагося съ нимъ рукою, онъ приложилъ ее къ сердцу и протянулъ еще къ Сент-Клеру въ знакъ дружбы. Сент-Клеръ сложилъ свои руки, умоляя его возвратиться, но лодка продолжала путь свой. Сент-Клеръ до тхъ даръ не переставалъ смотрть на прелестнаго Амврозія, пока совершенно не потерялъ его изъ виду.

Погруженъ будучи въ мысли, онъ возвратился съ крпость, и собравъ друзей своихъ, увдомилъ ихъ о странномъ отъзд Амврозія. Ихъ мннія были различны, нкоторые почитали Амврозія шпіономъ Роскелиновъ, и поздравляли Сент-Клера, что онъ не видалъ Монтроза, и другіе точно врили словамъ молодаго человка, что онъ посланъ отъ какого нибудь тайнаго друга Сент-Клера. Онъ самъ былъ того же мннія и удивлялся только странности и скорости его отъзда, подавшаго ему нкоторыя подозрнія.

‘Моя мысль объ этомъ совершенно отлична отъ вашихъ, сказалъ Рыцарь дю Бургъ: вы судите о вещи, какъ люди и воины, а я какъ Французскій Рыцарь, какъ обожатель красоты, я увренъ, что мои подозрнія о молодомъ Амврозіи справедливы. Я думалъ сначала, что Сент-Клеръ былъ участникъ тайны, но теперь вижу противное, я разсматривалъ этога молодаго человка: прелесть его стана, нжность румянца, кротость взоровъ его, близна и прелестной складъ руки, и что убдительне всего, трепетаніе моего сердца, когда я сидлъ подл Амврозія — увряетъ меня, что онъ двица, или Ангелъ!’

— Какое заблужденіе! возразилъ Сент-Клеръ: за чмъ такая двица прідетъ на Барру?—

‘За чмъ? Чтобы видть и утшить тебя, отвчалъ Рыцарь. Ахъ! для чего Небу не угодно было, чтобъ я былъ цлію ея путешествія! — Естьлибъ сердце твое было не каменное, Сент-Клеръ, то ты сдлалъ-бы подобно моему открытіе!’

Большая часть изъ собранія согласились съ Рыцаремъ. Они приписывали, скорый отъздъ мнимаго Амвровія боязни быть открытымъ, боязни, которую пламенные взоры Рыцаря могли очень оправдать.

Одинъ Сент-Клеръ продолжалъ опровергать ихъ заключеніе, но должно признаться, что онъ не могъ слышать безъ примчанія подозрній дю Бурга, ему хотлось быть одному. Опъ простился съ своими друзьями ране обыкновеннаго, и когда они его оставили, то почти невольно мысли его обратились къ комнат, гд ночевалъ незнакомецъ. Тамъ новый предметъ удивленія поразилъ его. На стол была золотая цпь и возл ее записная книжка Амврозія. Сент-Клеръ нашелъ въ ней слдующія слова.

‘Будучи тронутъ великодушіемъ, которое не прилично настоящему положенію вашихъ длъ, я возвращаю вамъ подарокъ, которой довольно значителенъ по цн своей. Вы можете изъ него сдлать употребленіе, согласнйшее, съ моими желаніями, и я долженъ прибавить увреніе, что чувствую всю цну сего подарка, хотя и не имю нужды въ памятник столь драгоцнномъ, чтобы вспоминать островъ Барру и благороднаго начальника изгнанниковъ. Да будетъ онъ увренъ, что друзья его занимаются имъ и средствами перемнить его жребій, и да позволить мн быть въ числ друзей своихъ!»

Амврозій.

Сент-Клеръ терялся въ догадкахъ. Онъ старался припомнить въ мысляхъ своихъ каждое слово изъ разговора, какой онъ имлъ съ молодымъ незнакомцемъ. Ему казалось, что нкоторые изъ его выраженія оправдывали подозрнія друга его дю Бурга, а другія отдаляли ихъ. Наконецъ не зная, что думать, и чувствуя, что эта неизвстность становилась ежеминутно тягостне, всячески старался изгнать ея изъ своихъ мыслей. Нтъ, нтъ! говорилъ онъ самъ себ: заключенія Рыцаря столъ же пусты, какъ и безумны. Онъ основываетъ ихъ только на красот молодаго человка. Однакожъ бываютъ подобные примры, и естьли лице Амврозія иметъ нчто женское, то душа его кажется столь твердою, столь выразительною, и умъ столь образованнымъ, что мущин и зрлыхъ лтъ не льзя желать боле. Безъ сомннія, превосходныя дарованія эти рже бываютъ вмст у молодой женщины, нежели красота у молодаго мущины. Онъ показалъ о любви и дружб сужденія нсколько романическія, къ коимъ молодая женщина съ такою красотою, и которая безъ сомннія бы ею тщеславилась, была бы не способна, равномрно и не имла бы такой твердости отказаться отъ подарка, продолжалъ онъ, переворачивая золотую цпь — по всему видно, что онъ ухалъ тайно изъ крпости для того, чтобы заставить меня принять ее… Нтъ, нтъ! это не женщина. Естьли бы я могъ этому повритъ, то не захотлъ бы пользоваться золотомъ, привезеннымъ ею, но алмазы показываютъ, что я имю право на эту посылку, и вроятно вздорная мысль дю Бурга не заставитъ меня отказаться отъ столь полезной помощи.

Какъ уже ничего не слышно стало о молодомъ незнакомц, и ничего не послдовало изъ страннаго его посщенія, то и стали мене имъ заниматься въ крпости, одинъ только Сент-Клеръ часто объ немъ думалъ, но боле отъ признательности къ незнакомому другу, нежели съ мыслями, относящимяся къ молодому посланнику. Онъ столь же нетерпливо желалъ проникнуть чудное произшеставіе и узнать великодушнаго друга, какъ отмстить за обиды, полученныя имъ отъ Роскелиновъ.

Почти въ то же время повальная болзнь, нсколько уже мсяцовъ опустошавшая сосдніе острова, достигла также и до Барры. Жители крпости, забывъ опасность, полетли на помощь нещастнымъ островитянамъ, раздлили съ ними вс лкарства, могущія помочь имъ, и искали всхъ возможныхъ средствъ истребить гибельную болзнь. Наконецъ она и ихъ коснулась, и крпость сдлалась въ свою очередь больницею воиновъ, погибающихъ отъ заразы. Смерть поразила тхъ, кои крпостію своего сложенія, казалось, могли сопротивляться ей долгое время, и въ числ нещастныхъ жертвъ ея былъ храбрый Рандольфъ Мак-Грегоръ, наилучшій другъ Сент-Клера, и посл того они потеряли еще двухъ своихъ сообщниковъ, изъ добровольно къ нимъ присоединившихся.

Робертъ Мак-Грегоръ, братъ храбраго Рандольфа, хотя былъ чрезвычайно опечаленъ, но все меньше, нежели Сент-Клеръ. Онъ услужилъ своему другу днемъ и ночью съ неутомимою бдительностію, и на приближеніе конца его взиралъ съ такимъ отчаяніемъ, превозмогавшимъ иногда и мужество его, что не всегда могъ скрыть это отъ своего умирающаго друга, которой какъ жилъ, такъ и умеръ безъ боязни и слабости. Въ послдній часъ свой страшился онъ одной только опасности, коей подвергался Сент-Клеръ, не оставляя его ни на минуту. Почувствовавъ приближеніе смерти, онъ сдлалъ послднее усиліе, и сказалъ: ‘Сент-Клеръ! силы мои истощились, я не могу уже поднять меча ни для защиты твоей, ни для мщенія, но сердце мое всегда одинаково. Усерднйшее мое желаніе при разставаніи съ міромъ есть то, чтобъ ты восторжествовалъ надъ Роскелинами и отмстилъ имъ за обиды. Общай же мн на смертномъ одр моемъ именемъ вашей дружбы, что ты не откажешься отъ средства, которое Провидніе чрезъ меня, какъ чрезъ свое орудіе, дало теб въ Монтроз. Естьли будетъ случай, ты можешь употребить его къ возвращенію похищенныхъ у тебя правъ, естьли же нтъ, то по крайней мр можешь имть удовольствіе сдлать изъ сына Роскелиновъ храбраго воина и честнаго человка. Даже, когда онъ возвращенъ будетъ своей гнусной фамиліи, то она не можетъ развратить сердца его, тобою образованнаго, ни изтребить чувствъ чести и добродтели, кои ты въ немъ посешь, что касается до моей послдней воли, то я привелъ вс дла мои съ братомъ въ порядокъ, и прошу у тебя только торжественной клятвы дйствовать по моимъ желаніямъ, дай мн ее, Сент-Клеръ, продолжалъ онъ, протянувъ къ нему охладвшую руку свою: и мн нечего уже будетъ длать боле, какъ только покориться своему жребію и умереть спокойно. Такъ, милый Сент-Клеръ! естьли душа переживаетъ тло, то моя не оставитъ ни тебя, ни дитя, котораго я теб отдалъ, она безпрестанно будетъ блуждать вокругъ васъ. Дай мн свою руку, и общай съ нимъ не разставаться!…’

Сент-Клеръ, проливая слезы, сдлалъ, что желалъ другъ его, и далъ ему требуемое общаніе. Рандольфъ еще разъ хотлъ видть жителей крпости, онъ всмъ имъ пожалъ руки и съ твердостію простился съ каждымъ, потомъ умолкъ на нсколько часовъ. Сент-Клеръ, сидвшій возл него, съ трудомъ могъ удержать свои рыданія. Вдругъ умирающій оборотился къ нему. ‘Монтей! сказалъ онъ: ты слабъ, какъ женщина! Естьлибъ я палъ на пол брани, то ты не сожаллъ бы и не оплакивалъ бы меня такимъ образомъ, будь мужественъ. Свшъ не въ самомъ ли дл подобенъ полю сраженія, гд мы вс должны пасть одинъ посл другаго? За чмъ ты огорчаешься неизбжнымъ зломъ, которое есть всеобщее, и которое, поврь мн, не такъ тягостно, какъ думаютъ? — Ты не увидишь меня боле, но я остаюсь съ тобою. — Прости, Сент-Клеръ!’

Таковы были послдніе слова храбраго Рендольфа. Товарищи въ глубокой горести окружили его, а Сент-Клеръ палъ на изголовье постели друга своего, и держа его за руку, самъ казался умершимъ, но чрезъ нсколько минутъ поднялся, приложилъ охладвшую руку къ губамъ своимъ, прости! вскричалъ онъ, прости, наилучшій изъ друзей! За чмъ, ахъ! за чмъ прежде меня? — Пусть все имніе мое останется у Роскелиновъ, пусть никогда я не отмщу имъ, но только бы могъ возвратить своего друга!

ГЛАВА VI.

Юному наслднику Роскелинову или Рандольфу, какъ называли его на остров Гарр, исполнилось тогда уже три года. Онъ былъ крпокъ, смлъ и рзокъ, какъ горная серна. Будучи похищенъ малолтнымъ изъ пышнаго жилища своего отца, онъ вовсе его не помнилъ, и зналъ только островъ Барру, гд былъ щастливы. Его юное сердце было сильно привязано къ крестному отцу Рандольфу Мак-Грегору, какъ бы врожденное чувство научило его, что ему единственно одолженъ онъ былъ щастіемъ, коимъ наслаждался у изгнанниковъ. Онъ безпрестанно находился подл своего врнаго друга Рандольфа, и сіи слова умлъ уже произносить дтскимъ своимъ голосомъ, онъ умлъ также называть мечь, шлемъ и многія другія выраженія, которыя крестный отецъ любилъ заставлять его выговаривать. Коль скоро онъ просыпался и могъ вырваться изъ рукъ няньки, тотчасъ бжалъ къ комнат воина. Естьли находилъ ее запертою, то стучалъ своимъ кулачишкомъ, крича изо всей силы: другъ Рандольфъ! до тхъ поръ, пока другъ его отворитъ, но часто по вечерамъ Рандольфъ нарочно ее не затворялъ: тогда малютка вбгалъ въ его комнату, вскарапкивался къ нему на постелю и пробуждалъ его своею резвостію и ласками. Даже болзнь Рандольфа не прервала посщеній дитяти, но его тогда тотчасъ оттуда высылали, боясь, чтобъ онъ не заразился.

Въ слдующее утро по смерти Рандольфа, малютка, пробудясь ране обыкновеннаго, такъ что нянька еще спала возл его, тихонько всталъ и въ одной рубашк вышедши изъ своей комнаты и побжалъ къ двери своего крестнаго отца. Другъ Рандольфъ! кричалъ онъ: отвори своему маленькому другу. Комната не была заперта, онъ вошелъ въ нее, посмотрлъ на постель, увидлъ бездушное тло воина, и подумалъ, что Рандольфъ крпко спитъ. Улыбался, представляя себ т ласки, кои надялся получить при его пробужденіи, потомъ, взлзши на стулъ, а оттуда на смертный одръ, обнялъ руками шею своего друга и приложилъ губы къ его щек, но почувствовавъ смертный хладъ, сказалъ, ему очень холодно, а мн жарко, хорошо же, я лягу возл него. Онъ вскарапкался на грудь Рандольфа и скоро заснулъ сладкимъ сномъ, свойственнымъ его лтамъ. Такъ нашелъ его Сент-Клеръ, который, разставшись съ тломъ своего друга на нсколько минутъ, былъ привлеченъ опять къ нему своею горестію. Зрлище конца и начала жизни чрезвычайно его поразило, чувство нжной привязанности къ дитяти, какого онъ еще не имлъ къ нему, возникло въ его сердц: ему казалось, что онъ опять найдетъ Рандольфъ, и называя дитя симъ милымъ именемъ, поцловалъ его, спросилъ: что онъ тутъ длаетъ?

‘Я согрваю Рандольфа, отвчалъ дитя: посмотри, какъ ему холодно! Погрй его также и ты! — Онъ не можетъ даже говорить!’ И старался согрвать его своимъ дыханіемъ.

— Доброе дитя! сказалъ Сент-Клеръ, едва удерживаясь отъ слезъ: отъ кого наслдовалъ ты сердце столь чувствительное и признательное?—

‘Проснись, другъ Рандольфъ! кричалъ дитя, съ нетерпніемъ, ударивъ его по рук: скажи твоему малютк, что ты его любишь!’

— Я буду любить тебя теперь, сказалъ Сент-Клеръ, взявши его на руки: поди, бдное дитя, нашъ другъ спитъ, и никогда боле не проснется! Малютка посмотрлъ на мертваго съ удивленіемъ, смшаннымъ съ страхомъ, и ничего не сказавши, прижался лицамъ къ плечу Сент-Клера. Онъ отнесъ его къ няньк, бранилъ ее, что позволила выдти, и приказалъ его вымыть и одть въ другое платье.

Съ этого дня родилась въ Сент-Клер и въ дитяти имъ усыновленномъ, нжная другъ къ другу привязанность. Сент-Клеръ любилъ играть съ нимъ и заставлялъ произносить т слова, коимъ научилъ его другъ, ими потерянный. Твой крестный отецъ, говорилъ онъ иногда дитяти, качая его на своихъ колнахъ: былъ твоимъ другомъ при жизни и по смерти, онъ любилъ тебя и отказалъ мн эту любовь, любя тебя. Я люблю его, и когда я называю тебя Рандольфомъ, то забываю собственное твое имя.

Погребеніе Рыцаря Рандольфа Мак-Грегора и двухъ жителей крпости, умершихъ въ одно съ нимъ время, совершено торжественнымъ образомъ. — Можно было судить тогда о привязанности островитянъ къ изгнанникамъ: не только жители Барры находились при трогательной сей церемоніи, но множество также и съ другихъ сосднихъ острововъ пріхали на судахъ, или лодкахъ, какія могли только найти. Для совершенія погребенія призванъ изъ Мира Священникъ и все многочисленное собраніе препровождало тла трехъ воиновъ до мста, гд ихъ похоронили. Впереди печальной церемоніи шли музыканты, играя на флейтахъ, рогахъ военные марши, за ними островитяне несли оружіе Рандольфа, его копье, мечь, броню, шлемъ и шпоры, тла воиновъ были несены храбрыми солдатами, позади коихъ находился Священникъ. Жители крпости, подъ начальствомъ Сент-Клера, слдовали за ними, будучи вооружены какъ-бы на сраженіе, но съ открытыми головами и преклоненными къ земл мечами. Maленькаго Рандольфа поперемнно несли друзья воина, и слезы его показывали, что онъ понималъ причину церемоніи. За ними шли вс островитяне также съ открытыми головами, и отъ времени до времени они наполняли воздухъ пронзительными печальными воплями. Когда тла были преданы земл, окроплены священною водою и вс приличные обряды религіи кончены, тогда процессія возвратилась въ томъ же порядк въ крпость, гд былъ приготовленъ большой обденной столъ, соразмрный множеству постителей. Вс бывшіе при похоронахъ въ немъ участвовали. Когда обдъ кончился, то отдохнувъ нсколько часовъ, они пошли на мсто погребенія и тамъ сдлали каменное надгробіе. Число работниковъ, употребленныхъ къ составленію его было такъ велико, что надгробіе тотчасъ соорудили. Они водрузили надъ нимъ крестъ, чтобы защитить души воиновъ отъ власти злыхъ духовъ. Отдавши долгъ своей привязанности Сент-Клеръ и его товарищи оставили у себя островитянъ еще на два дни и угощали ихъ въ крпости, посл чего каждый возвратился въ свое жилище и къ трудамъ.

Когда первое изліяніе горести прошло, Робертъ Мак-Грегоръ сказалъ изгнанникамъ сіи слова: ‘Друзья мои! еще намъ остается исполнить одну должность въ разсужденіи нашего любезнаго Рандольфа. За три дни предъ смертію онъ написалъ трепещущею рукою свою послднюю волю, и заставилъ подписать Гамильтона и меня, я вамъ прочту эту духовную.’ Онъ вынулъ изъ-за пазухи пергаментъ, развернулъ его и читалъ слдующее:

‘Я, Рандольфъ, Мак-Грегоръ будучи осужденъ по вол Божіей умереть отъ болзни на постели, а не такъ, какъ бы прилично было воину (но должно покориться неисповдимымъ судьбамъ Провиднія и врить, что Оно все длаетъ кь лучшему), желаю до послдняго часа распорядиться моимъ имніемъ по надлежащему завщанію, поелику братья мои Александръ и Робертъ очень богаты — первый по имнію, доставшемуся ему отъ нашего родителя, а вторый, получивъ наслдство отъ нашего дяди, — то по сей причин я оставляю движимое и недвижимое имніе мое, наслдованное мною посл крестнаго моего отца Сира Рандольфа Брюса, Сент-Клеру Монтегю по конецъ его жизни, а по немъ сыну его, моему крестнику, юному Рандольфу. Естьли я сдлалъ зло этому дитяти, по крайней мр вознагражу его тмъ, что въ моей власти. Я отказываю мою броню и шлемъ брату Александру, копье и шпоры брату Роберту, а кинжалъ и щитъ Сент-Клеру. Прошу ихъ перенести смерть мою, какъ слдуетъ мужамъ и храбрымъ воинамъ, и быть увренными, подобно мн, что душа безсмертна, и что одно только мое тло съ ними разстается, съ каковою надеждою умираю.’

Рандольфъ Мак-Грегоръ.

Сент-Клеръ слушалъ внимательно въ глубокомъ молчаніи и погрузясь въ размышленія.

‘Сент-Клеръ! сказалъ ему Жамесъ Россъ: побди эту глубокую печаль, она отравляетъ вс надежды благополучія. Подобно теб и я оплакиваю потерю нашего храбраго товарища, но что жъ длать: мы вс родимся для того, чтобы умереть.’

— Конечно, возразилъ Сент-Клеръ: люди смертны, но докол они живутъ, чувствуютъ горести и печали. Горесть моя о смерти Рандольфа, коего память для меня священна, усугубляется во мн послднею его волею, я не могу принять завщаемаго мн. —

‘Какъ! ты хочешь отвергнуть даръ дружбы? сказалъ съ живостію Мак-Грегоръ: ты хочешь быть клятвопреступникомъ? Не клялся ли ты умирающему Рандольфу исполнить послднюю его волю? Она не длаетъ никакой обиды его фамиліи, Рандольфъ отдаетъ теб то, что получилъ отъ Рандольфа Брюса, своего друга и крестнаго отца, слдуя его примру, онъ передастъ его своему другу и крестнику. Ты непремнно долженъ его принять, или я буду считать тебя безчестнымъ человкомъ.’.

— Я принимаю, сказалъ Сент-Клеръ: но великія Боже! для чего Ты далъ мн эту страсть длать добро въ такое время, когда я не въ состояніи этого длать? О Рандольфъ, врный и истинный другъ мои! для чего не покоюсь я подл тебя въ могил, когда мн опредлено проводить дни мои въ праздности, и благодяніями друга, коего потеря для меня столь жестока, что отдалъ бы жизнь мою для возвращенія твоей? —

Еще нсколько времени мрачное облако печали покрывало нашихъ изгнанниковъ: они садились безъ удовольствія вокругъ стола, которой недавно одушевляемъ былъ веселіемъ, остротою ума и дружбою, со вздохомъ смотрли на мста, которыя прежде занимали ихъ товарищи, но наконецъ время возымло свое дйствіе. Одинъ только Сент-Клеръ, сколько ни старался, но не могъ преодолть своей горести, потеря друга умножала огорченіе, которое онъ чувствовалъ отъ воспоминанія обидъ, ему причиненныхъ. ‘Нтъ боле друга, говорилъ онъ: этого друга, который живе меня чувствовалъ вс оскорбленія, которыя мн длали, и боле меня жаждалъ мщенія!.. A мои враги торжествуютъ, кто же эти враги? Великій Боже! сама природа предназначила мн любить ихъ… а я долженъ ихъ такъ называть! Неужели я долженъ жертвовать чужимъ людямъ моею благодарностью, любовію, слезами, всми сладчайшими сердечными чувствами? Милый Рандольфъ! ты былъ мн истинный братъ, а не этотъ подлый Роскелинъ!….. Чтожъ касается до Карнежія, то онъ совершенно презиралъ его.’

Рыбаки сосднихъ острововъ продававшіе свою ловлю на берегахъ Шотландскихъ, привезли на Барру извстіе о большомъ трехдневномъ турнир, который давали въ Перт въ честь Королевы, и что отличные юноши Шотландскіе и множество знаменитыхъ иностранцевъ были туда ожидаемы. Сент-Клеръ объявилъ, что ничто не можетъ воспрепятствовать ему туда хать, но чтобы успокоить друзей своихъ, онъ общался хать туда переодтымъ и не вступать ни съ кмъ въ единоборство, которое могло бы его открыть.

Хотя никто не одобрялъ предприятія сего, но надежда, что прогулка разсетъ его мрачную меланхолію, заставила друзей его на то согласиться, съ условіемъ, чтобъ онъ выбралъ изъ нихъ себ спутниковъ. Онъ с начала имъ на отрзъ въ томъ отказалъ, но разсудивъ нсколько, согласился взять съ собою Жамеса Росса и Рыцаря дю Бурга. Трое изъ другихъ товарищей также должны были съ нимъ хать, чтобы въ случа опасности увдомить Роберта Мак-Грегора и Аллана Гамильтона, и сіи послдніе должны были тогда тотчасъ собрать всхъ людей, преданныхъ Сент-Клеру, взять съ собою молодаго Роскелина, который оставался съ ними въ крпости, и освободить изгнанниковъ, естьлибы захотли ихъ тамъ удерживать силою. Распорядившись такимъ образомъ, они отправились на островъ Муллъ, гд Сент-Клеръ, Россъ и дю Бургъ достали полное рыцарское вооруженіе, а три ихъ товарища платье оруженосцевъ, и перехавши морской рукавъ, раздлявшій ихъ отъ Шотландіи, они вышли тамъ на берегъ, называясь Датскими Рыцарями, желающими присутствовать на турнир. Продолжая путь свой, наконецъ благополучно прибыли въ Пертъ, за день предъ открытіемъ празднества. Они скрытно остановились въ нкоторомъ разстояніи отъ города, и чрезъ то не возбудили ни малйшаго подозрнія.

ГЛАВА VII.

Въ слдующее утро турниръ возвщенъ былъ военною музыкою и шумною радостію толпы, пришедшей на мсто сраженія. Въ десять часовъ весь Дворъ и вс Рыцари собрались въ обширной долин при городскихъ воротахъ. Королева и ея придворныя Дамы сидли на мстахъ, боле или мене возвышенныхъ, смотря по степени ихъ достоинства. На одной сторон сидлъ на трон Король, вокругъ его придворные, вся ихъ свита и судіи сраженія, съ другой стороны Рыцари и знаменитые чужестранцы, пріхавшіе быть зрителями игръ, впереди этой толпы находились вооруженные Рыцари, приготовившіеся кь сраженію.

Сент-Клеръ и друзья его съ безопасностію разсматривали собраніе, поому что забрала шлемовъ ихъ были опущены. Они узнали многихъ, а сами не были узнаны. Въ нкоторомъ разстояній отъ Королевы сидла Лади Рэскелинъ, а возл ея невстка, молодая Графиня Елеонора. Сент-Клеръ, бросивши быстрый вокругъ себя взоръ, примтилъ ее, и на минуту глаза его на ней остановились, но устыдясь своего удивленія, онъ отворотился отъ нее съ презрніемъ и началъ внимательно разсматривать другіе предметы

Поелику Графа Роскелина не было ни между придворными, нимежду судьями сраженія, то Сент-Клеръ заключилъ, что онъ былъ въ числ сражающихся, и осматривая ихъ тщательно, старался его примтить.

Игры начались, многіе Рыцари Шотландскіе и иностранные испытывали свое искуство съ разными успхами до той минуты, какъ одинъ молодой Шотландскій Рыцарь, прекрасно вооруженный въ черныя латы, убранныя золотомъ и разными изображеніями, приближился и далъ повелніе герольду провозгласить съ его стороны, что Королева Жанна, супруга Короля Шотландскаго Іакова I, есть прелестнйшая изъ женщинъ, и что онъ вызываетъ всхъ тхъ на сраженіе, кои осмлятся утверждать противное.

Англинскій Рыцарь принялъ свой вызовъ, утверждая превосходство прелестей Графини Сализбури. Сраженіе началось. Равная сила и искуство сражающихся оставляли долгое время зрителей въ недоумніи, но наконецъ Англичанинъ низложенъ съ лошади, а Шотландецъ провозглашенъ побдителемъ. Французскій Рыцарь занялъ мсто перваго, но не былъ щастливе. Черный Рыцарь, приставя копье къ его груди, принудилъ признаться, что прелести прекрасной любовницы его, Герцогини Бельфортской, сестры Герцога, Бургонскаго, были ниже прелестей Королевы Шотландской.

Гордясь своими побдами, молодой черный Рыцарь взялъ оружія побжденныхъ и положилъ ихъ къ стопамъ Королевы. ‘Встаньте, Рыцарь Лорнъ, сказала она съ смущеніемъ: хотя вы выбрали для себя Даму не столь славную, какъ красавица Французскія и Англійскія, однакожъ это не воспрепятствовало вамъ благородно защищать ваше дло, и я васъ за то благодарю. Ваша храбрость и вжливость должны нравиться всмъ красавицамъ, и я знаю одну, которая можетъ вознаградить васъ за сдланное мн одолженіе. Сиръ Жамесъ Стуартъ хотя и младшій братъ Лорда Лорна, однакожъ можетъ надяться по праву рожденія своего и по собственнымъ достоинствамъ получить знаменитйшую, богатйшую и прекраснйшую двицу въ Шотландіи {Сиръ Жамесъ Стуартъ, названный въ Исторіи чернымъ Рыцаремъ Лорномъ, женился на Королев Шотландской по смерти Короля Іакова I.}.’

Потомъ Королева, обратясь къ пажамъ своимъ, сказала: ‘Позовите Лади Роскелинъ, и попросите ее привести свою прекрасную воспитанницу, наслдницу Кинталя, я хочу съ нею говоритъ.’

Лади Роскелинъ немедленно подошла съ молодою двицею, столь совершенной красоты, что вс обратили на нее глаза, одинъ только Сент-Клеръ отвратилъ свои взоры, чтобъ не видть Графини Елеоноры, которая шла за своею свекровью. Наслдница Кинталя была одта въ блое атласное платье, руки и шея ея были украшены драгоцннйшими перлами, прекрасные блокурые волосы пріятнымъ образомъ были перевязаны позади золотою нитью, віющіеся же локоны упадали на чело ея и простирались по ше, блйшей алебастра, въ вид золотой цпи.

Глубокое молчаніе царствовало въ собраніи. Лади Роскелинъ и юная двица поверглись къ стопамъ Королевы, которая подняла ихъ съ пріятною улыбкою.

‘Монтей! сказалъ Рыцарь дю Бургъ тихимъ голосомъ, но съ примтнымъ удивленіемъ: Монтей! не слпъ ли ты? Глаза меня не обманываютъ, посмотри, естьли въ прекрасной наслдниц Кинталя ты неузнаешь юнаго твоего друга Амврозія?’

Сент-Клеръ затрепеталъ. — Не возможно, сказалъ онъ, и превозмогши чувство отвращенія, причиненное видомъ Графини, обратилъ сверкающіе свои взоры на ту сторону, гд происходило дйствіе. — Клянусь Небомъ, сказалъ Сент-Клеръ: Это онъ… это она… Но нтъ, это не можетъ быть! — Тише, дю Бургъ!… молчи! Пусть она заговоритъ, звукъ ея голоса не можетъ обмануть меня.—

Королева начала говорить: ‘Дворъ Шотландскій, сказала она, долженъ благодарить Лади Роскелинъ, она привезла къ нему и мн прелестнйшее украшеніе нашей страны, свою питомицу, наслдницу Кинталя. Наше величайшее желаніе есть имть ее при себ, и естьли она согласна принять супруга отъ руки Королевы Шотландской, то я почту себя щастливою, представя ей моего Рыцаря Сира Жамеса Стуарта Лорна. Я давно уже изъяснила мое желаніе въ разсужденіи этого союза ея опекунш Лади Роскелинъ, и она это одобрила, и хотя скромность и робость ея юной воспитанницы препятствуютъ, можетъ быть, изъявить ея согласіе, но я надюсь, что слава, пріобртенная въ этотъ день Рыцаремъ Лорномъ, мое желаніе и воля Короля могутъ ее расположить къ согласію на ваше желаніе.’

Нсколько минутъ молодая наслдница казалась смущенною и размышляющею, наконецъ она подняла свои прекрасные глаза и устремила ихъ съ достойною скромностію сначала на Королеву, а потомъ на Рыцаря Лорна. ‘Давно уже, сказала она съ твердостію: я была гонима за союзъ, который Ваше Величество мн предлагаете, и давно уже объявила откровенно мое нежеланіе. Лади Роскелинъ теперь въ присутствіи всего Двора Шотландскаго и всхъ знаменитыхъ Рыцарей, пріхавшихъ отъ иностранныхъ Дворовъ, когда вторично требуетъ отъ меня признанія, должна сказать, что я не могу выйти замужъ за того, кого мн назначаютъ. Онъ родственникъ Лади Роскелинъ, я я согласна, что она желаетъ вручить ему мою руку и богатство, но не могу ли я также быть свободна въ томъ, что такъ ко мн близко? Думали безъ сомннія, что у меня не станетъ духа изъясняться прямо въ такомъ собраніи, и отказать въ чемъ-либо моей Всемилостивйшей Государын. Конечно это многаго стоитъ моему сердцу, но Ваше Величество столько добры и великодушны, что не потребуете такой жертвы. Благодарю Сира Жамеса Стуарта за отличіе, оказанное мн предъ другими двицами тмъ, что избираетъ меня своею супругою, но мои чувства ему извстны, и посл этого домогательство его не означаетъ ни благороднаго человка, ни храбраго и учтиваго Рыцаря. Простите, Ваше Величество, вольность моего отвта, я родилась и воспитана между жителями Шотландскихъ горъ, и сохраняю ихъ простосердечіе и необразованность: не зная притворства придворнаго, я не умю давать руки безъ сердца, а оно никогда не будетъ принадлежать Рыцарю Лорну.’

— Что я слышу! говорилъ Монтей дю Бургу: клянусь душею, это онъ — тотъ же звукъ голоса — но, Амврозій двица и какая двица: ангелъ по разуму и красот!—

‘Амбруазина! сказала Лади Роскелинъ: знаешь ли ты, въ чьемъ присутствіи находишься, говоря съ такою дерзостію? Какъ неблагодарно отвергаешь ты щастіе, предлагаемое теб Государынею?’

— Естьли сердце ваше отдано! сказала Королева съ благосклонностію: то можно васъ извинить, но Лади Роскелинъ уврила меня въ противномъ.

‘Лади Роскелинъ, сказала Амбруазина съ улыбкою, хотя и совершенно знакома съ наукою свта, но не научилась еще читать сердца человческаго.’

— Гордая и дерзкая двица, сказала Лади Роскелинъ, не хочешь ли ты сказать Государын, что твое сердце уже отдано? Естьли ты сдлала достойный выборъ, то объяви его, естьли же онъ бднякъ, котораго ты не смешь назвать: то вспомни, что ты по вол своея матери зависишь отъ меня. —

‘Я не отвергаю этого права, отвчала Амбруазина: но для меня довольно зависть отъ себя самой, дабы дать увреніе, что я не сдлаю выбора, своему имени неприличнаго. Видали ли вы когда нибудь въ моемъ поведеніи отступленіе отъ моихъ обязанностей и моего достоинства? — Нтъ, никогда Амбруазина Кинталь не вступитъ въ неприличный ей союзъ. Я поклялась не отдавать никогда моего сердца и руки человку, коего кровь не была бы столь же знаменита, какъ текущая въ нашихъ жилахъ.’

— Перестаньте, сказалъ Государь: перестаньте смущать эту юную двицу, она довольно прекрасна и заслуживаетъ всеобщее вниманіе и любовь, разумъ ея и твердость духа заставляютъ совершенно на нее положиться, въ избраніи супруга выборъ сей достоинъ того, чтобы дать ей время о томъ подумать.—

‘Такъ, вы хотите, сказала Королева, оставить ее въ поко? Очень хорошо, я надюсь, что ей немного нужно размышленія, дабы согласиться на наши желанія.’

— Никогда, возразила съ живостію Амбруазина, естьли Рыцарь Лормъ въ нихъ участвуетъ.—

Королева не оказывая гнва, подала имъ знакъ возвратишься на свое мсто. Игры начались снова и продолжались до половины дня. Посл сего Король и Королева въ сопровожденіи Двора своего похали на праздникъ, приготовленный по случаю сего торжества. Сент-Клеръ и друзья его также ушли въ свое уединенное убжище’.

‘Ну, что же, Сент-Клеръ, сказалъ Рыцарь дю Бургъ, положивъ руку на сердце своего друга: каково оно теперь? все ли еще каменное, или оживляется?’

— Оно оживляется только отъ удивленія и любопытства. Я желалъ бы не врить глазамъ и ушамъ своимъ, но это не возможно. —

‘Ты видишь, Монтей, что на зло твоимъ врагамъ щастіе у тебя на порог.’

— Самымъ оскорбительнымъ образомъ, отвтствовалъ Сент-Клеръ. Безъ сомннія эта прекрасная наслдница, услыша о моемъ нещастіи, пожалла обо мн, и воспользовалась этимъ средствомъ, чтобъ подать мн помощь. Но какъ я презираю враговъ моихъ, что они заставили меня быть предметомъ сожалнія! какъ жестоко это щастіе, которое ты хвалишь! —

‘Ахъ! напротивъ, щастіе жестоко для меня, вскричалъ Рыцарь: потому что я не сдлался предметомъ сожалнія прекрасной Амбруазины. Не чувствительный Шотландецъ! ты недостоинъ твоего благополучія! Естьли бы отъ меня зависло бытъ на твоемъ мст, Амбруазина увидла бы, какъ Французъ уметъ любить! Безъ сомннія, связь ея съ фамиліею Роскелиновъ побудила ее узнать твою исторію, и можетъ быть спасти что нибудь изъ твоего имнія. Она жертвуетъ всмъ, лишьбы теб одному доставить все, а ты клянешь эту великодушную преданность! Что касается до меня, я вижу тутъ только то нещастіе, что эта молодая двица отдаетъ свое сердце нечувствительному.’

— Отдаешь свое сердце? Ахъ, дю Бургъ, что ты осмливаешься говорить! Она никогда меня не видала.—

‘Я не знаю, какъ это длалось, сказалъ Жамесъ Россъ: но я думаю также, какъ и дю Бургъ, что одна только любовь можетъ руководствовать молодую двушку къ тому, что она сдлала. Сент-Клеръ! естьли подлинно ты получилъ ея сердце, естьли ты получишь ея руку, какое торжество надъ Роскелинами!’

— Обыкновенно далеко заходятъ въ предположеніяхъ, подхватилъ Сент-Клеръ: но они въ настоящемъ случа вовсе невроятны. Нтъ, нтъ! любовь боле для меня не существуетъ! —

‘Для чегожъ нтъ, я тебя о томъ спрошу, сказалъ Россъ: неужели наслдница Кинтали не такъ хороша, какъ твоя надмнная Елеонора!’

— Она слишкомъ хороша и слишкомъ много иметъ достоинствъ, кои лишаютъ надежды нещастнаго изгнанника имть ее своею супругою. —

‘Избери ее самою судіею въ этомъ вопрос, сказалъ Рыцарь.’

— Чтобы быть почтену за сумасшедшаго? Прежде нежели совтовать ршишься на таковой поступокъ, должно дать мн смлость обыкновенную въ твоей націи’ —

‘Скагжя лучше, мою чувствительность, мою страсть къ идеальнымъ совершенствамъ.‘

— Какая двица! Клянусь Небомъ, Сент-Клеръ, ты щастливйшій изъ смертныхъ, и я почти желаю биться съ тобою, убить тебя, похитить ее и насильно заставить любить меня. Амбруазина! это одно имя производитъ во мн дйствіе сладчайшей музыки. Я желалъ бы пть ее на вс тоны и вызвать за честь ея красоты всхъ Рыцарей турнира, начиная, съ тебя, нечувствительный смертный! или можетъ быть твоя Елеонора возвратила своего плнника? —

Сент-Клеръ сдлалъ знакъ презрнія. ‘Замтили ли вы, сказалъ онъ потомъ, что она столь же безпечная мать, сколько была вроломная любовница, видны ли на лиц ея знаки печали о потер своего сына?’

— Совсмъ нтъ, возразилъ Россъ: я пристально это замчалъ, она весела необыкновенно, и дитя ея вовсе забыто. Я всегда теб говорилъ, Сент-Клеръ, эта женщина не иметъ сердца, она любитъ только одну себя, но ты такъ былъ очарованъ ея прелестями, что не хотлъ меня слушать’ —

‘Ахъ! я признаюсь въ этомъ, но мн было тогда только осьмнадцать лть, я любилъ въ первый разъ, чувство, которое она поселила въ меня, не было любовь, но одно токмо изтупленіе, однажды излчившись отъ него, я уже былъ совершенно свободенъ и только краснлъ отъ своей глупости, но теперь уже не боюсь новаго паденія.’

— Я бы желалъ знать, сказалъ Рыцарь: какъ и почему наслдница Кинталя зависитъ отъ Лади Роскелинъ? —

‘Не знаю, отвчалъ Сент-Клеръ: помнится только мн, что была дружественная связь между Лади Кинталь и Лади Роскелинъ. Лордъ Кинталь былъ превосходный человкъ, я много слышалъ хорошаго объ немъ и о его дочери не только въ Графств Россъ, но и на остров Ки, гд лежатъ его земли. Мой дядя Монтей былъ ему искренній другъ, такъ что одна только смерть могла разорвать эту связь, онъ не долго жилъ посл моего дяди, и думаю, что не боле двухъ лтъ какъ онъ умеръ.’

— Что предполагаешь ты завтра длать? сказалъ Россъ: не вмшаешься ли въ игры? —

‘Не знаю, отвчалъ Сент-Клеръ. Безъ сомннія, мн хочется испытать свое оружіе, которое долгое время лежало въ бездйствіи, но я не видалъ ни одного Рыцаря, съ коимъ-бы я могъ биться, кром Рыцаря Лорна.’

— Я слышалъ, отвчалъ Россъ, что онъ первый любимецъ Королевы, и что она не упускаетъ ни одного средства къ его возвышенію и умноженію его щастія, чему должно приписать и желаніе ея соединитъ его съ прекрасною наслдницею. Сент-Клеръ! естьли ты хочешь, мы вмшаемся завтра въ число сражающихся, я не хочу забывать своей старой должности. —

‘Согласенъ, сказалъ Сент-Клеръ: попробуемъ завтра вашего щастія. Сего дня произошло странное открытіе, хотя вы и хотите, чтобъ оно было щастливо, однакожъ я въ томъ сомнваюсь, но можетъ быть завтрашній день будетъ намъ еще благопріятне.’

Изгнанники рано пріхали на мсто сраженія, однако же Дворъ тамъ уже присутствовалъ, и побдитель перваго дня Рыцарь Лорнъ провозглашалъ еще прелести своей Государыни. Дважды прозвучала труба, но никто не выступалъ противъ него на ристалище, наконецъ въ третій разъ поданъ знакъ, и одинъ Рыцарь быстро приближился — это былъ Сент-Клеръ.

‘Рыцарь! сказалъ онъ, ломая языкъ по иностранному: какимъ образомъ, влюбясь въ одну женщину, вы защищаете другую? Естьли вы не видите всхъ совершенствъ въ Амбруазин Кинталь, то ее не стоите. Я утверждаю, что она есть прекраснйшая и наисовершеннйшая изъ своего пола.’

— Я вижу въ Амбруазин возлюбленную души моей, возразилъ Сиръ-Жамесъ, и желалъ бы пожертвовать ей моею жизнію, но въ Государын я вижу богиню, которую почитаю и обожаю.—

‘Ну, такъ, Рыцарь, я выступаю противъ васъ: ни Богини, ни Королевы не будутъ управлять мечемъ моимъ, я не извлеку его также на защитy прелестей нашихъ дтскихъ двъ, ни даже наслдницы Кинталя, но для прелестей Амбруазины, небесной воспитанницы горъ, которая соединяетъ съ образомъ Ангела духъ и мужество героя. Я утверждаю, что никакая женщина въ свт не можетъ съ нею сравниться, и естьли въ три оборота я не свергну васъ съ лошади и не заставлю въ томъ признаться: то недостоинъ быть ея Рыцаремъ.’

— Рыцарь! вы очень горды, а это неприлично ни прежде, ни посл побды. Я принимаю вашъ вызовъ, хотя онъ и несогласенъ съ правилами, потому что вы берете имя любимой мною особы, всякое даже дитя признало бы ее ниже въ красот моей великой Государыни. —

‘Я также люблю ее, Рыцарь, но не нахожу ни превосходнйшей, ни равной ей въ красот.’

Сказавши это, они пустили своихъ лошадей и сразились съ мужествомъ, умножаемымъ гордостію и ревностію, на все искуство Рыцаря Лорна не могло сравниться съ силою, ловкостію и проворствомъ Монтея, который точно такъ, какъ общалъ, въ третій оборотъ разпростеръ своего соперника на мст сраженія.

— Не уврялъ ли я васъ, сказалъ Монтей насмшливо и сохраняя свой притворной выговоръ, что Королевы и Богини должны уступить Дв горъ? Хотите ли вы начать сраженіе, или согласны со мною? —

‘Нтъ, нтъ! вскричалъ Сиръ Жамесъ, вскочивши съ бшенствомъ: до послдняго моего издыханія я буду твердо стоять, что Государыня Шотландская не можетъ имть соперницы въ красот.’ Онъ обнажилъ мечь и началъ сраженіе ужасне, нежели первое, но это было только для того, чтобы испытать новое нещастіе. — Не смотря на вс его усилія, онъ былъ обезоруженъ съ такою жестокостію, что Король приказалъ ему не отваживаться на третіе сраженіе.

Никакой торжественной крикъ, или знакъ удовольствія не почтилъ побду Монтея Вельможи Шотландскіе, изумленные побдою иностранца надъ Рыцаремъ ихъ Королевы, клялись отмстить ему, а между тмъ Сент-Клеръ одинъ на мстн сраженія съ опущеннымъ забраломъ говорилъ имъ сими словами: ‘Вельможи и Рыцари! будучи иностранецъ, я не желаю такъ легко пріобрсть пальму побды, я еще не усталъ, Амбруазина еще поддерживаетъ мечь мой, не уже ли я одержу только одну побду?’

— Мы этого нежелаемъ, но ты будешь побжденъ, въ свою очередь, сказалъ Рыцарь Тракеръ, пустясь къ нему вскачь на лошади своей. Мы признаемъ вс красоту… наслдницы Кинталя, но также вс твердо поддерживаемъ, что Королева Шотландская не уступаетъ въ прелестяхъ своихъ никакой женщин. —

‘Увидимъ, отвчалъ Монтей: ступай! прелести Амбруазины стали мн извстны только со вчерашняго дня, но они могутъ содлать непобдимою руку, слабйшую моей.’

Необыкновенная храбрость, казалось, одушевляла прекрасный и мужественный станъ Сент-Клера. Въ нсколько минутъ онъ нанесъ противнику своему такой ударъ, что тотъ принужденъ былъ ему уступить и положить оружіе. Три другіе Рыцаря, которые поперемнно заступали мсто побжденнаго, не были щастливе, Сент-Клеръ скоро привелъ ихъ въ несостояніе сражаться.

— Теперь моя очередь. Хотя мн кажется, что самъ чортъ теб помогаетъ, вскричалъ одинъ Рыцарь, приближаясь къ Сент-Клеру: но я восторжествую надъ тобою и чортомъ, и Королева Шотландская будетъ отомщена, она придаетъ силу рук моей боле, нежели твоя Амбруазина. И такъ готовся, дерзкій иностранецъ! —

При первомъ слов Сент-Клеръ узналъ Графа Жона Роскелина, и сердце его сильно забилось. Прежде казалось ему, что онъ будетъ щастливъ, имя случай унизить своего врага и отмстить обиды, имъ причиненныя, но теперь невольное великодушное чувство заставило Сент-Клера желать, чтобъ Роскелинъ не вступалъ съ нимъ въ сраженіе, однакожъ, не могши уже оставить сего предпріятія и вспомнивъ вс бдствія, Графомъ причиненныя, сказалъ, сохраняя притворный свой выговоръ: увы, бдная Государыня! ты заслуживаешь лучшаго защитиика. Рыцарь! вспомни, что ты будешь сражаться при вид той, которую сердце и уста твои наименовали, надобно доказать ей, что мы можемъ не только любить ее, но также и покровительствовать, когда бы потребована того надобность.

Сраженіе началось. Графъ Роскелинъ хотя былъ рослый, крпкій и храбрый Рьщарь, однакожъ не имлъ силы Монтея. Нсколько минутъ онъ защищался съ довольнымъ искуствомъ, но наконецъ подвергся жребію своихъ предшественниковъ, бывъ сбитъ съ такою жестокостію, что не могъ уже начать новаго сраженія.

‘Это только игрушка, сказалъ Сент-Клеръ, помогая ему встать: но, Рыцарь! въ важнйшемъ сраженіи я не совтую теб мриться со мною своими силами. Природа дала мн надъ тобою преимущество: моли Бога, что бы ваша теперешняя встрча была въ послдній разъ.’

Никакой другой соперникъ боле уже не представлялся, и игры отложены были до другаго дня. Предъ уходомъ Монтей взялъ оружія побжденныхъ Рыцарей, и положилъ ихъ къ ногамъ Амбруазины.

‘Рыцарь! сказала она ему: я съ трудомъ могу возблагодарить васъ за почтеніе, которое нав<испорчено>етъ мн много горестей. Вы безъ сомннія мужественны, искусны и опытны въ военномъ искуств, и можете торжествовать надъ врагами вашими, какъ защищали неизвстную молодую двицу, которая не стоила такой храбрости. Да возможете вы успть въ предпріятіяхъ полезнйшихъ и справедливйшихъ, и вспомнить, что человколюбіе должно быть первою добродтелію щастливаго и торжествующаго. Съ своей стороны Амбруазина будетъ всегда съ благодарностію воспоминать о чести, которую бы сдлали ея имени.’

— Сударыня! отвчалъ Монтея Датскимъ нарчіемъ: мн стоитъ только подумать о васъ, чтобы вспомнить кроткое и благодтельное состраданіе. Да и кто можетъ забыть Амбруазину, ту которая съ совершенною красотою соединяетъ вс преимущества ума и добродтели сердца, ту, которая не ослпляется богатствами, пышностію и лестію, но ищетъ нещастныхъ и угнетенныхъ, и уметъ услаждать ихъ горести. —

‘Вы боле разточаете мн похвалъ, нежели я заслуживаю, отвчала она, покраснвъ: но благодарю васъ, что вы такъ судите о моемъ сердц, да возвратитъ васъ попутный втръ благополучно на брега Датскіе, тамъ безъ сомннія вы найдете двицу, которая заплатитъ вамъ долгъ Амбрузины.’

— Я не думаю совсмъ о возвращеніи, сударыня, не смю также любить, но естьли когда-либо Амбруазина возыметъ нужду въ Рыцар, то пустъ вспомнитъ, что есть одинъ, который готовъ пожертвовать жизнію для ея услугъ. Онъ низко ей поклонился, слъ на коня, настигъ товарищей и оставилъ съ ними мсто сраженія.

Въ слдующее утро Монтей, Россъ и дю Бургъ первые пріхали на мсто сраженія, когда Дворъ собрался, они приказали провозгласить Герольду красоту Амбруазины, и объявивъ о себ, что они вс трое ея Рыцари, вызывали тхъ на единоборство, кои откажутся отдать ей преимущество. Никто не выхалъ, побды прошедшаго дня охладили мужество всхъ сражавшихъ съ Сент-Клеромъ, никто не смлъ вступить въ единоборство съ иностранными Рыцарями, коихъ почитали столь же опасными, какъ Монтея.

‘Прекрасная Амбруазина! сказалъ ей Король: ваши Рыцари умножаются, въ случа опасности, я вижу, что одно имя ваше можетъ дать мн войско.’

— Не число Рыцарей, Ваше Величество, можетъ льстить моей гордости, не одинъ, коегобъ чувства были искренни: вотъ все, чего сердце мое въ прав ожидать, и все, чего оно желаетъ. —

‘Для чего же не хотите вы видть этого щастливаго Рыцаря въ Сир Жамес Стуарт? сказалъ Король.’

— Потому, что сердце мое отказывается призвать его, сказала она: я всегда находила его моимъ совтникомъ, и какъ бы меня ни принуждали, я буду длать то только, что оно мн внушитъ. —

‘Берегитесь, сударыня, чтобъ оно не привело васъ въ заблужденіе, вы имете гораздо и могущественнаго соперника въ семъ Датскомъ Рыцар, знаете ли вы его?’

— Нтъ, Ваше Величество, я не знаю ни одного Датчанина. —

Никто не хотлъ уже сражаться съ тремя иностранными Рыцарями, въ этотъ день не было боле битвы. Дворъ разъхался рано, чтобъ присутствовать на праздник и бал, который должно было окончить турниръ.

Сент-Клеръ и его товарищи подъ предлогомъ скораго отъзда отказались отъ приглашенія на праздникъ, которое сдлано имъ по приказанію Короля. Въ самомъ дл они тотчасъ выхали изъ Перта, взявши путь къ Эдинбургу, чтобъ исполнить предпріятіе свое. Они провели ночь въ одномъ шалаш, бывшемъ на дорог, и на завтра продолжали путь свой.

ГЛАВА Ш.

Карнежій, повренный Сент-Клера, жилъ въ окрестностяхъ Эдинбурга въ маленькомъ домик, который составлялъ часть собственности Сент-Клера до совершеннаго конфискованія его имнія въ пользу фамиліи Роскелиновъ, домикъ сей отданъ былъ ему для жительства.

Туда-то изгнанники пріхали ввечеру, они просили позволенія войти, и слуги имъ отворили ворота, думая, что это были сосдніе Рыцари, возвращавшіеся съ турнира, которые имли дла съ ихъ господиномъ. Три мнимые оруженосца были оставлены на двор, а Сент-Клеръ, Россъ и дю-Бургь введены въ залъ. Карнежій ни мало не сомнвался, чтобъ это не были обыкновенные его гости, на счетъ коихъ надялся онъ удовлетворить свою гордость и скупость, вышелъ къ нимъ на встрчу съ поспшностію и униженіемъ, которое онъ привыкъ оказывать высшимъ себя. ‘Благородные Рыцари! сказалъ онъ, вы длаете честь моему простому жилищу, прошу васъ садиться, снять шлемы и покушать то, что я могу вамъ предложить.’

Рыцари поклонились ему молча. ‘Вы, я думаю, возвращаетесь съ турнира, и безъ сомннія были тамъ побдителями, а посл славы отдыхъ и хорошее вино имютъ также свои достоинства. Когда вамъ угодно объявить о себ, Рыцари, я буду очень радъ, узнавши въ васъ знаменитыхъ Лордовъ, коихъ имю честь принимать, пойду выну изъ моего погреба, что имю наилучшаго, хорошіе вино, говорятъ, веселитъ душу и открываетъ сердце.’ Рыцари улыбнулись, но не отвчали. Карнежій, призвавъ людей своихъ, далъ имъ приказаніе, и они скоро возвратились въ числ четырехъ человкъ и несли вино и холодныя кушанья. Рыцарь дю-Бургъ, который былъ не извстенъ Карнежію, поднялъ забрало и налилъ себ полный кубокъ. ‘Карнежій! сказалъ онъ: я хочу пить тостъ, наполни твои кубокъ и выпей его со мною, ибо я объявляю, что вонжу въ минуту кинжалъ мой въ сердце того человка, который откажется пить этотъ тостъ.’ Карнежій съ удивленіемъ на него посмотрлъ, но видя плнительную физіогномію и веселый видъ, онъ воспріялъ бодрость, думая, что это была шутка, и наполнивъ свой кубокъ, онъ приближилъ его къ Рыцареву.

— За здоровье Сент-Клера Монтея! сказалъ дю-Бургъ, чокая свой стаканъ о Карнежіевъ, и за погибель враговъ его! — Карнежій остановился и такъ трепеталъ, что пролилъ вино изъ кубка. Его четыре служителя, не мене испуганные, хотли подойти, но Россъ обнажилъ мечь свой и заградилъ имъ путь. ‘Остановитесь, сказалъ онъ имъ: есть-ли дорожите жизнію, то ни шагу боле, вамъ не сдлаютъ никакого вреда, естьли будете спокойны, но смерть за малйшее сопротивленіе. И такъ оставайтесь на своемъ мст, слушайте и смотрите въ молчаніи.’

Рыцари, съ ногъ до головы вооруженные, казались слишкомъ страшными не льзя было имъ не повиноваться. Слуги ушли съ покорностію на конецъ зала и оставались неподвижными какъ статуи.

‘Мой тостъ теперь, сказалъ дю-Бургъ, наполняя другой кубокъ и подавая его Карнежію: ну, пей за благополучіе Сент-Клера и погибель его враговъ! Совтую теб, это можетъ спасти теб жизнь.’

Трепеща съ головы до ногъ, Карнежій повторилъ тостъ, опорожнилъ кубокъ и молчалъ.

— Карнежій! продолжалъ дю-Бургъ: ты умне, нежели я думалъ, я хочу затвердить въ моей памяти прекрасную пословицу твою: хорошее вино веселитъ душу и открываетъ сердце! Теперь, милый Карнежій, открой намъ въ одно время твое сердце и сундукъ, ты имешь, я знаю, въ рукахъ своихъ значительные доходы, принадлежащіе Сент-Клеру, которые не вошли въ конфискацію его имнія, и въ коихъ онъ положился на твою врность, покажи мн, что онъ не ошибся въ выбор своемъ, отщитай мн сіюжъ минуту ту сумму, которую я хочу отвезти на Барру, или, клянусь теб, вмсто оной самого тебя отвезу.—

Карнежій поблднлъ, какъ мертвецъ. ‘Вправду, Г. Рыцарь, сказалъ онъ: вы поступаете со мною жестоко, ежели я и собиралъ доходы Сент-Клера въ пользу Графа Роскелина, то по повелнію Короля.’

— Какое право иметъ Король присвоить, что ему не принадлежитъ? возразилъ дю-Бургъ: я требую у тебя доходовъ, отданныхъ теб Сент-Клеровыми откупщиками, потому что имніе его было несправедливо конфисковано. Ступай, исполни, отдай мн деньги, или готовься сопутствовать намъ на Барру, мы имемъ оруженосцевъ у дверей и отрядъ воиновъ въ недальнемъ разстояніи.—

‘Потерпите, Рыцарь! Выслушайте меня, говорилъ Карнежій: только шесть мсяцовъ тому, какъ я представилъ Графу Роскелину все, что ни было у меня изъ принадлежащаго Сент-Клеру, съ того времени я получилъ только 260 марокъ отъ его откупщиковъ, но могу ли я отдать ихъ незнакомымъ, кои, можетъ быть, хотятъ воспользоваться его именемъ?’

— Ты обижаешь насъ, Карнежій! мы не Іаковъ Шотландскій и не Жонъ Роскелннъ, естьли я покажу повелніе Сент-Клера, будешь ли ты доволенъ? Это спасетъ тебя отъ порицанія.—

‘Нтъ! надобно имть мн доказательство, что платежъ учиненъ мною по принуждевію, а сей приказъ можетъ быть подложенъ.’

— Довольно ли этого? сказалъ Сент-Клеръ, поднимая забрало: смотри! Сент-Клеръ собственною особою приказываетъ отдать ему принадлежащее, какая увертка теб еще остается? —

Карвежій смшался. ‘Я пойду за деньгами, которыя у меня есть, сказалъ онъ: но прошу васъ дать мн росписку.’

— Я хочу теб сопутствовать, сказалъ дю-Бургь: клянусь Небомъ, я не потеряю тебя изъ виду. — Онъ взялъ за руку трепещущаго Карнежія и пошелъ за нимъ въ верхній этажъ, гд въ одной комнат находился большой сундукъ. Карнежій отперъ его и показывалъ дю-Бургу многіе свертки денегъ, на каждомъ изъ нихъ были написаны имена тхъ, коимъ они принадлежали,. Карнежій занимался длами многихъ сосднихъ господъ, на четырехъ сверткахъ значилось имя Сент-Клера. Карнежій, съ глубокимъ вздохомъ вручилъ ихъ дю-Бургу, который, возвратясь въ залъ, отдалъ ихъ Монтею.

‘Дайте мн чернилъ, сказалъ Сент-Клеръ: я хочу написать этому бездльнику росписку въ сумм, мною полученной, не поставляю себ въ трудъ доказать Жону Роскелину, что я умю возвращать мн принадлежащее. Скажи ему, показавъ эту бумагу, что естьли онъ заставитъ меня еще принять трудъ сюда пріхать, то не такъ дешево со мною разплатится. Чтожъ касается до Іакова, Короля Шотландскаго, естьли онъ хочетъ наказать меня, то знаетъ гд найти, я возвращусь на островъ Барру, куда онъ сослалъ меня.’

Онъ написалъ квитанцію и отдалъ ее Карнежію, ударивъ его плашмя своимъ мечемъ, посл сказалъ: ‘прощай, Карнежій, навсегда, помни однакожъ объ этомъ урок и воспользуйся имъ.’ Потомъ вышли они безъ малйшаго сопротивленія, соединились съ своими друзьями, поспшно хали всю нось и на другой день находились уже въ безопасности отъ преслдованіи. Чтожъ касается до Карнежія, онъ слишкомъ боялся оставить свое жилище до слдующаго дня. Наконецъ видя, что все было тихо въ окрестностяхъ, онъ осмлился ссть на лошадь, и въ сопровожденіи четырехъ отважныхъ своихъ служителей направилъ путь свой къ Замку Роскелина.

ГЛABA IX.

По прізд его въ Замокъ, онъ узналъ, что Графъ возвратился вчерашняго вечера въ непріятномъ расположеніи духа, по причин своего низложенія на турнир. Карнежій введенъ былъ въ большой залъ, гд онъ нашелъ Графа вмст съ его супругою, матерью и прекрасною наслдницею Кинталя.

Печальный видъ Карнежія предсказывалъ какое-то нещастіе. Прежде нежели выговорилъ онъ слово, Графъ его спросилъ: какая случилась съ нимъ непріятность? Къ великому удивленію, онъ разсказалъ всему почтенному собранію о произшедшемъ у него въ дом. На описаніи его о изгнанникахъ никто не сомнвался, чтобъ то не были Датскіе Рыцари, одержавшіе столько побдъ. Воспоминаніе о своемъ низложеніи, признательное обращеніе его противника и смлость послдняго его поступка были причиною страха для Графа Роскелина, его оскорбленная гордость излилась въ ужаснйшей брани и многихъ клятвахъ отмстить за себя и погубить изгнанника такъ, чтобъ ничего боле о немъ не было уже слышно.

Лади Роскелинъ мало говорила, но казалась смущенною и огорченною, молодая Графиня бросила презрительный взоръ на своего мужа, и сожалла, что не была мущиною. ‘Никогда, сказала она, я не снесла бы побды, которую Сент-Клеръ захотлъ бы одержать надо мною, хотя бы должна была погибнуть!’

Таково было дйствіе повсти Карнежія надъ тремя особами сего благороднаго общества. Четвертая же особа показала совсмъ противное, она смялась отъ добраго сердца, чмъ и навлекла упреки своей опекунши.

‘Амбруэзина!’ сказала она ей: ‘ты теперь подтверждаешь то, что называла себя предъ Королевою молодою простою и не воспитанною двушкою, потому что дло, насъ всхъ огорчающее, возбуждаетъ въ теб радость, какое ты тутъ находишь для себя удовольствіе, я не могу понять.’

— Прошу васъ, сударыня, простить меня, сказала Амбруазина: я не могла удержать перваго своего движенія, господинъ Карнежій долженъ быть такъ удивленъ, а этотъ Сент-Клеръ столь отваженъ. Женщины, какъ вы изволите знать, любятъ мужество, и я признаюсь, что восхищаюсь, видя храбраго Рыцаря, успвающаго въ своихъ предпріятіяхъ. —

,,Ты восхищаешься?’ возразила Лади Роскелинъ: ‘это уже дерзко говорить въ присутствіи оскорбленныхъ этимихрабрецам, которые тебя восхищаютъ!’

— Небо да сохранитъ меня, сказала Амбруазина съ лукавою улыбкою, усугублять нещастіе какой-либо особы, несправедливо оскорбленной. —

‘Не удивляйтесь, матушка, сказала молодая Графиня насмшливо, восхищенію Амбруазины, разв вы забыли, что этотъ подлый изгнанникъ избралъ ее на турнир своею дамою и сражался для славы ея прелестей? У двушки, не привыкшей къ лести, и которую называютъ прекраснйшею возл Королевы и другихъ дамъ, почитаемыхъ красавицами, вроятно должна вскружиться голова, я бы не удивилась, увидя Амбруазину, кидающуюся въ объятія своего храбраго защитника.’

— Естьли бы я имла чувства, какія вы мн приписываете, и он не былибы отвергнуты, сказала Амбруазина смясь: то, можетъ быть, я сдлалась бы тогда предметомъ всеобщей зависти. Не правдали, Милади, что жребій супруги Монтея, живущей на безплодныхъ утесахъ Барры,но любимой и покровительствуемой героемъ, былъ бы завидне, нежели многихъ женщинъ въ пышныхъ чертогахъ, съ такими мужьями, кои не умютъ ни любить, ни защищать ихъ?—

,,Вы такъ думаете!’ возразила презрительно Графиня: ‘какъ же по сихъ поръ онъ еще не женился? Увряютъ, что онъ очень хотлъ того, и что не вс женщины думали, какъ вы, онъ страстно любилъ, но былъ отвергнутъ.’

— И я также слышала, сказала Амбруазина, но не врю. Въ жару первой юности часто называютъ любовью чувство ложное и обманчивое, которое приводитъ въ заблужденіе, но когда разумъ освщаетъ и показываетъ предметъ мнимой любви въ настоящемъ его вид, тогда любовь изчезаетъ и стыдъ заступаетъ ея мсто. —

‘Страсть Сент-Клера не такъ была легка, прервала Графиня, покраснвъ отъ гнва: я знаю… я слышала, что не видывали человка, который былъ бы сильне влюбленъ!’

— По крайней мр, отвчала Амбруазина, онъ, какъ великой философъ, съ твердостію перенесъ нещастіе свое. Я уврена, что надъ душею такого героя, каковъ Монтей, легкая страсть молодости, основанная единственно на красот, иди истинная страсть, но отвергнутая или измненная, должна произвести то же самое дйствіе и изчезнуть совершенно. — Женщина, которая отдала бы ему свое сердце, и знала бы цну взаимныхъ его чувствованій, произвела бы въ немъ нелзгладимое впечатлніе.—

‘По чести, сказала Лади Роскелинъ: естьли бы ты видла Монтея прежде турнира, то я подумала бы, что ты влюблена въ него, но ты его незнаешь, ибо онъ не поднималъ забрала. — Ты не знаешь, стольколи онъ хорошъ, чтобъ можно было любить его.’

— Я никогда не думала, чтобъ можно было любить человка только за красоту его: лучше было бы любить прекрасную статую или портретъ, но съ самаго дтства я была привязана къ храбрости. Когда наши горные Барды приходили въ Замокъ отца моего воспвать славные подвиги древнихъ Шотландскихъ героевъ Оссіана, Фингала и тхъ, кои шли по ихъ слдамъ, я чувствовала, какъ билось мое сердце, и душевно восхищалась, ихъ героическими повстями. —

Въ продолженіи сего разговора Графъ Жонъ печально размышлялъ, опершись головою на руку, но вдругъ всталъ и сказалъ: ‘я ду въ Эдинбургъ, Король туда возвратился, хочу его просить, онъ не потерпитъ, чтобъ такъ играли его волею, и чтобы изгнанникъ осмлился показываться въ его владніяхъ.’ Онъ позвалъ людей, далъ приказаніе, чтобъ лошадь его и свита были въ минуту готовы, и тотчасъ ухалъ въ столицу.

Онъ нашелъ Государя среди Вельможъ его Двора, съ коими онъ держалъ совтъ. Графъ принесъ ему свою жалобу на Сент-Клера Монтея, она была выслушана съ удивленіемъ и гнвомъ на изгнанниковъ, за то, что они осмлились показаться на турнир, и за самовольную отлучку ихъ съ острова Барры, куда правительствомъ изгнаны были.

‘Пошлите тотчасъ, сказалъ Король, отрядъ войска, съ повелніемъ арестовать сихъ измнниковъ, и сюда представить, они увидятъ, можно ли безъ наказанія оскорблять меня!’

Сиръ Александръ Ливингстонъ, врнйшій совтникъ Короля, не имлъ ни сколько дружескаго расположенія къ Сент-Клеру, но какъ прозорливый политикъ видлъ опасность, которая отъ сего предпріятія произойти можетъ. — Сколько людей, Ваше Величество, признавать изволите въ этомъ случа необходимыми? сказалъ онъ Королю.—

‘Не знаю точно, но пятьдесятъ, сто человкъ, естьли только нужно, могутъ, кажется, взять трехъ или четырехъ изгнанниковъ.’

— Съ позволенія Вашего Величества, возразилъ Лордъ Ливингстонъ, я не желалъ бы для чести Шотландской короны предводительствовать и тысячью человками въ этой экспедиціи. Сент-Клеръ съ малолтства привыкъ жить на горахъ и островахъ, онъ знаетъ вс мста, для всякаго другаго, кром тамошнихъ нагорныхъ жителей, он неприступны. Взростя частію на островахъ сихъ и живя тамъ съ давняго уже времени, онъ безъ сомннія снискалъ дружбу островитянъ, кои ему преданы, и будутъ съ пожертвованіемъ жизни своей защищать его при малйшемъ знак опасности. Тысячи подобныхъ имъ стекутся со всхъ Гербитскихъ острововъ подъ его знамена. Пользуясь благопріятнымъ случаемъ къ грабежу, сдлаютъ высадку на берегъ нашъ, и подобно тучамъ саранчи, разпространятъ разрушеніе и опустошеніе вокругъ насъ. —

‘Нельзя отрицать, что въ словахъ вашихъ есть нсколько истинны, возразилъ Король: но не ужели мн позволить, чтобъ изгнанники оставались ненаказанными и спокойно бы продолжали не повиноваться?’

— Ваше Величество! отвчалъ Ливингстонъ: гораздо лучше бы было, естьли бы Сент-Клеръ Монтей никогда не находился въ изгнаніи на остров Барр, откуда, думаю я, ничто, кром собственной воли, не можетъ его вывесть, или по крайней мр будетъ онъ вытсненъ не иначе, какъ съ пролитіемъ ркъ крови и важною потерею казны для столь маловажнаго предмета. До сего времени Сент-Клеръ и товарищи его были спокойны. Мое мнніе, Ваше Величество, поелику вы его требуете, есть то, чтобъ не обращать вниманія на то, что можно почитать шалостью молодости. Турниръ возродилъ въ немъ желаніе испытать храбрость, а недостатокъ въ деньгахъ, какъ должно думать, заставилъ его постить Карнежія, и взять силою то, что онъ считалъ своею собственностію, потому что онъ требовалъ недоплаченныхъ ему денегъ до времени конфискаціи его имнія… — Здсь Ливингстонъ остановился было, но Король не сдлалъ ни малйшаго возраженія, онъ продолжалъ: — Островитяне мужественны и жестоки, врные друзья, но ужасные враги, естьли они соединятся и сдлаютъ набгъ, безъ сомннія, Ваше Величество, ихъ усмирите, но съ величайшею потерею людей и денегъ, не говоря уже ненависти, обыкновенномъ слдствіи междоусобныхъ браней, которая таковое бдствіе удобно возобновлять можетъ. Вашему Величеству остается разсудить, стоитъ-ли сей случай столь великаго пожертвованія. —

‘Вы весьма благоразумно судите, Ливингстонъ, но сужденія ваши неуспокоиваютъ меня за совершенное презрніе моей власти и не удовлетворяютъ Графа Роскелина, столь дерзко обиженнаго симъ бездльникомъ.’

— Я не отвергаю, Ваше Величество, основательности сихъ причинъ, напротивъ думаю, что естьли бы можно было схватить Монтея здсь, или въ Перт, то для будущаго спокойствія вашего должно былобы имъ пожертвовать, но какъ сего сдлать не успли, то потому я держусь перваго своего мннія. —

По обстоятельнйшемъ разсужденіи мнніе Лорда Ливингстона было принято, по крайней мр до того времени, пока найдутъ не такъ опасное средство отмстить ужасному Монтею.

Между тмъ Сент-Клеръ и товарищи его благополучно прибыли на Барру и смялись отъ души съ друзьями своими надъ случившимися съ ними произшествіями. Послдніе, безпокоясь о безразсудномъ предпріятіи сотоварищей своихъ, приняли ихъ съ восхищеніемъ, а боле еще радовались они потому, что Сент-Клеръ, повидимому, освободился отъ мрачной меланхоліи, до отъзда его удручавшей, и воспріялъ прежнюю свою веселость. Маленькой Рандольфъ карабкался къ нему на колни, цплялся на шею и тысячами ласкъ привтствовалъ его возвращеніе. Сент-Клеръ взаимно ласкалъ его, говоря: нтъ, милое дитя, нтъ, я не возвращу тебя твоимъ родителямъ, на коихъ ты ни мало не походишь! я не могу поврить, чтобы ты имъ принадлежалъ, мн и воспоминанію Рандольфа ты будешь теперь принадлежать, и взявъ его на руки, съ чрезвычайнымъ чувствомъ присовокупилъ: нтъ! я не возвращу тебя, хотя бы отъ того зависло спасеніе моей жизни!

Открытіе наслдницы Кинтеля въ молодомъ Амброзіи восхищало изгнанниковъ, вс они приписывали любви къ Сент-Клеру странное ея посщеніе, хотя и не могли узнать, гд она его прежде видла и что ее къ нему привязало. Сент-Клеръ не соглашался съ мыслями ихъ, однако же он пріятны были, для его сердца. Нечувствительно Амбруазина начала занимать вс его помышленія, и возродила мысль, что естьли бы она была первымъ предметомъ его любви, то вроятно онъ не нашелъ бы въ ней такой неблагодарности, какъ въ вроломной Елеонор.

Чрезъ мсяцъ посл ихъ возвращенія Сент-Клеръ предпринялъ путешествіе на островъ Спа съ дю-Бургомъ и Мак-Грегоромъ. Проведши тамъ нсколько дней, они перехали небольшой перешеекъ, раздлявшій ихъ отъ Кинталя, и въ плать простолюдимовъ постили Замокъ наслдницы, длая вопросы, невозбуждающіе подозрнія. Они узнали, что прекрасная госпожа сего древняго Замка была боготворима своими крестьянами, что по завщанію своей матери она была отдана на время своего несовершеннолтія подъ надзоръ Лади Роскелинъ, и живетъ нын съ своею опекуншею вн родительскаго дома.

‘Давно ли вы видли г-жу свою?’ спросилъ Сент-Клеръ у слуги, показывавшаго имъ Замокъ.

— Шесть мсяцовъ тому назадъ, отвчалъ онъ: но пребываніе ея здсь было слишкомъ коротко. Лади Роскелинъ такъ спшила хать, что на послдней недл оставила даже здсь Лади Амбруазину одну, и она потомъ отправилась къ Графин въ Инвернессъ’ —

Это точно тогда, сказалъ Сент-Клеръ тихонько дю-Бургу. ‘Скороли вы ее ожидаете?’ прибавилъ онъ громко.

— Очень скоро. Многія распоряженія по духовной Лади Кинталь не были еще исполнены, и для того единственно об Лади прідутъ сюда. —

Изгнанники, удовольствовавши свое любопытство, ушли оттуда, и посл нсколькихъ совщаній они согласились сдлать еще путешествіе въ Кинталь прежде возвращенія своего на Барру, но чтобъ избжать подозрній, возвратились въ тотъ же день на островъ Спа.

Чрезъ десять дней провдали они тамъ отъ путешественниковъ, что наслдница Кинталя пріхала въ свои Замокъ съ Лади Роскелинъ, что по повелнію сей послдней длались большія приготовленія къ принятію многихъ особъ и къ блистательнымъ праздникамъ, кои по слухамъ должны были окончиться бракомъ Амбруазины.

‘Естли это согласно съ ея сердцемъ, сказалъ Сент-Клеръ: да будетъ она щастлива! Но, въ противномъ случа, клянусь Небомъ, ни Лади Роскелинъ, ни вс ея сообщники, даже цлый свтъ, не могутъ принудить Амбруазину, я не пощажу никакихъ средствъ въ ея освобожденію, хотя бы должно было ее похитить.’

Дю-Бургъ захохоталъ. — Приведи мн, сказалъ онъ, тигровъ, змй, фурій, все, что хочешь, кром женщинъ!.. помнишь ли ты, Сент-Клеръ, когда намъ это говорилъ? О! какъ мн нравится твердость твоихъ разсужденій! —

‘Смйся дю Бургъ, какъ хочешь, я теб это позволяю, другъ мой, и достоинъ твоихъ насмшекъ, но неужели ты думаешь, что я въ томъ не разкаяваюсь? Теперь признаюсь, что естьли бы имніе мое было у меня въ рукахъ, я повергъ бы его къ ногамъ Амбруазины, между тмъ долженъ сказать теб, что питаю къ ней одну только дружбу.’

Дю-Бургъ сталъ еще боле смяться. — Такъ! я понимаю дружбу молодаго прекраснаго мущины къ двушк девятнадцати лтъ, которая подобна Амбруазин. Дружба ли эта, или любовь, нужды нтъ, но естьли ты не овладешь этою обожаемою двицею, естьли допустишь овладть ею другому, то будешь тогда величайшій глупецъ! —

‘Ты имфешь довольно основательности, сказалъ Сент-Клеръ, такъ обо мн мыслить, хотя я и не подалъ теб къ тому причины. Естьли бы я могъ сдлать ее щастливою, то бы оспоривалъ ее у цлаго свта, но заставить ее раздлять мою бдность и изгнаніе, по крайней мр, безъ собственной ея на то воли, былобы противно чести и склонности моей.’

ГЛАВА X.

Прекрасная наслдница Кинталя въ самомъ дл пріхала въ свой Замокъ съ Лади Роскелинъ, и множество знаменитыхъ гостей были туда ожидаемы. Лади Роскелинъ находила величайшее удовольствіе въ блеск, любила собирать вокругъ себя все, что только походило на Дворъ, и тщеславиться многочисленными, богатйшими празднествами. Произшествіе, лишившее ее дражайшаго вкуса, юнаго Монтроза, казалось, сильно занимало ее и возродило въ ней вкусъ къ уединенію, но безъ сомннія, она тамъ была сндаема горестными воспоминаніями. Уединеніе пріятно только для тхъ, кои могутъ входить въ самихъ себя, но оно длается несноснымъ, когда кто боится своей совсти. По сей-то причин уединенная жизнь скоро наскучила Лади Роскелинъ, и она искала боле, нежели когда-либо, сообщества въ большомъ свт, не пропущала однакожъ ни одного случая и средства открыть похитителей юнаго Графа, но никакъ не думали искать его на остров Барр. По прошествіи двухъ лтъ, не имя объ немъ ми малйшаго свднія, заключили, что смерть дитяти воспрепятствовала требовать за него выкупа, и оставлены были вс поиски, Роскелины утшались другимъ сыномъ, который родился посл, какъ единственнымъ своимъ наслдникомъ. потомъ родилась у нихъ еще дочь, но Графиня Елеонора оказывала къ ней обыкновенную свою холодность, бабушка однакожъ любила ее нжно. Можетъ быть она была бы также расположена и къ прекрасной дочери, которую искренняя ея подруга Лади Кинталь поручила ее при смерти своей, но свойства ея и Амбруазины были совершенно различны, и потому между ими истинная дружба существовать не могла: съ одной стороны тончайшее притворство, съ другой чрезвычайная искренность, иногда слишкомъ излишняя, въ первой непомрная надменность предъ низшими и подлое униженіе предъ высшими, въ другой благородная гордость, соединенная съ пріятностію и снисходительностію. Хотя Амбруазина и часто ссорилась съ Лади Роскелинъ, но почитала въ ней выборъ, сдланный покойною своею матерью, и во всемъ, что ни относилось близко къ чувствамъ и щастію ея. Амбруазина старалась ей нравиться, повиноваться и соображаться съ ея вкусомъ. Будучи воспитана въ Замк Кинталь среди островитянъ и жителей горъ, она совершенно могла называться питомицею природы, склонности ея были столь же просты, какъ невинна душа ея. Она предпочлабы въ тысячу разъ уединенную жизнь въ древнемъ Замк своемъ, составляя благополучіе своихъ крестьянъ, нежели блистать при Двор, или въ многочисленномъ обществ. Лади Роскелинъ, не желая доставить ей боле удовольствія въ Замк Кинталь, пригласила туда всхъ ея пріятелей.

Чрезъ нсколько дней по прибытіи ихъ въ Замокъ, во время ужина слуга доложилъ, что три музыканта просили позволенія показать свое искуство предъ ними, это три дряхлые старца, прибавилъ онъ, кои въ молодости были въ сраженіяхъ и изувчены: двое чрезвычайно хромаютъ, а у третьего вышибенъ глазъ, на нихъ не такъ пріятно смотрть, какъ слушать, ихъ пніе и игру, одинъ играетъ на флейт, другой на арф, а третій кривой поетъ столь превосходно, что я ничего не слыхивалъ подобнаго.

‘Позвольте, сударыня, сказала Амбруазина, впустить ихъ, я люблю всхъ храбрыхъ воиніовъ. Мн нсколько грустно, и музыка можетъ меня разсять.’

— Хорошо, сказала Лади Роскелинъ: введите ихъ сюда, но прежде прикажите дать имъ пость’. —

Слуга вышелъ. Она спросила Амбруазину: — отъ чегобы ей столь было грустно? чего теб недостаетъ? сказала она: ты молода, богата и хороша, одинъ изъ первйшихъ Рыцарей Шотландіи желаетъ посвятить теб жизнь.—‘

‘Вы, Милади, тронули меня съ чувствительной стороны! этотъ-то самой Рыцарь и тяготитъ мое сердце. Никогда не могла я любить его не посл гоненій, кои онъ на меня навлекъ, я готова его ненавидть, а ненависть очень тягостное чувство!’

Раздраженная Лади Роскелинъ хотла отвчать, какъ слуга ввелъ трехъ музыкантовъ. Амбрудзина обрадовалась, что они прервали разговоръ, и приняла ихъ съ благосклонною улыбкою. Они были таковы, какими описалъ ихъ слуга — изранены и изуродованы: одинъ ходилъ на деревяшк, другой ужасно хромалъ, а третій былъ еще страшне, имя половину лица подъ чернымъ пластыремъ, однакоже платье ихъ была чисто и пристойно, сдые волосы ихъ и длинныя бороды внушали къ нимъ состраданіе и уваженіе.

Лади Роскелинъ была слишкомъ горда, чтобъ обратить вниманіе на такихъ людей, коихъ она почитала за ничто. Ихъ наружность сдлала въ ней непріятное впечатлніе, она съ презрніемъ отвратила взоры. Но Амбруазина, пораженная ихъ нещастіемъ и почтеннымъ видомъ, подошла къ нимъ и сказала пріятнымъ голосомъ: ‘вы очень дряхлы, добрые старики! какъ можно вамъ въ такомъ положеніи ходить по міру: отечество должно оказать вамъ благодарность за услуги ваши и дать вамъ убжище, вы, кажется, много потерпли, защищая его?’

— Много, Милади! отвчалъ первой: мы сражались за Роберта Стуарта подъ знаменами храбраго Аршибада Дугласа и сына его Вилліама, мы были на ужасномъ сраженіи при Оттербуан, при насъ Генрихъ и Ральфъ Перси взяты въ плнъ и покрыты ранами, мы видли также смерть мужественнаго Графа Дугласа. Посл того мы вступили въ службу Роберта III. Подъ знаменами Вилліама Дугласа сражались противъ враговъ креста до того времени, какъ нашъ храбрый вождь былъ измннически убитъ въ Доскинской гавани гнуснымъ Лордомъ Клифордомъ, защищая его и желая за него отмстить, были мы изранены, какъ видите.—

‘Бдные воины! сказала Амбруазина: они всегда бываютъ жертавами несогласія властей своихъ! Дайте имъ по бутылк хорошаго вина, чтобъ подкрпить ихъ силы и оживить игру: я съ удовольствіемъ буду ихъ слушать.’

Слуги повиновалисъ, и музыканты, выпивъ за здоровье двухъ дамъ, начали играть. Кривой, аккомпанируемой очень хорошо своими товарищами, восплъ дрожащимъ, но пріятнымъ голосомъ коронованіе Роберта Брюса рукою Лади Бюханъ, потомъ сраженіе Баноккбурнское и многія другія баллады. Онъ остановился, выпилъ рюмку вина, которую ему подали, и спросилъ, желаютъ ли чтобъ онъ еще плъ.

‘Когда угодно Лади Роскелинъ, сказала Амбруазина. Не иметели вы, Милади, какой любимой баллады?’

— Нтъ, никакой, возразила съ презрніемъ Лади Роскелинъ: пусть они скажутъ сами, какія знаютъ’ —

‘Хотите ли вы, Милади, слышатъ страданіе Лади Варвары, или Гардіи Кануша, или пораженіе Датчанъ?’

— Все это старое, сказала Лади Роскелинъ: неуже ли вы не знаете чего по нове? —

‘Нтъ, Милади! для новыхъ псенъ негодится мой голосъ, но я знаю одну на Ирландскомъ язык, которая нравилась въ мое время всмъ Дамамъ: она называется изгнанникъ и его ангелъ.’

— Мн не нравится это названіе, однакожъ посмотримъ, что это такое. Впрочемъ, какъ я не знаю Ирландскаго языка, то, старикъ, скажи мн напередъ содержаніе баллады. —

‘Охотно, Милади! Во время царствованія одного изъ древнихъ Королей Шотландскихъ, въ псн не сказано, какого именно, одинъ человкъ, несправедливо осужденный, былъ сосланъ на островъ къ свернымъ берегамъ. Нещастливецъ жилъ тамъ безъ помощи, безъ утшенія! Баллада состоитъ въ томъ, что его постила двушка, которая показалась ему ангеломъ, посланнымъ съ небесъ. Не только этотъ ангелъ принесъ съ собою все, могущее облегчить его, но разставаясь съ нимъ, оставилъ вчное впечатлніе признательности и заставилъ его мужественно сносить жребій свой.’

При названіи баллады Амбруазина вздрогнула, и опершись на руку, старалась скрыть свое замшательство, но наконецъ прервала музыканта, и румянецъ обнаружилъ ея смятеніе, она сказала ему съ живостію — прошу тебя, старикъ, не пой этой баллады, я ее знаю и не могу терпть: потому что въ поступкахъ этого мнимаго ангела есть нчто, чего одобрить нельзя, и что оскорбляетъ нжность ея пола и благопристойность. —

‘Вы обманываетесь, Милади! прервалъ старикъ: я не желаю оскорблять васъ пніемъ того, что не прилично вамъ слушать, двица моей Ирландской псни была добродтельна, какъ прекраснйшая двица въ Шотландіи, она повиновалась движеніямъ великодушнаго сердца, не оскорбляя невинности, и авторъ блалады называетъ ее ангеломъ потому, что она была также непорочна, чиста и добродтельна. Милади почитаетъ, можетъ быть, эту за другую какую балладу, естьли только она хочетъ ее слышать?»

— Нтъ, нтъ! я не обманываюсь, возразила Амбруазина: это точно та самая, я могу теб разсказать ее сначала до конца: изгнанникъ не хотлъ ли прельстить ее, давши ей дорогую золотую цпь, и не хотлъ ли заставить ее остаться съ нимъ? Одинъ изъ его товарищей взялъ ее за руку и не спускалъ съ нее глазъ. Ты видишь чему подвергалась эта двица и какія имли объ ней мысли! Не эта ли твоя псня, добрый старикъ? —

‘Есть въ ней куплетъ, Милади, въ коемъ упоминается о золотой цпи, которую ангелъ не хотлъ принять.’

— A другой, въ коемъ сказано, что она отняла свою руку, подхватилъ одинъ изъ хромыхъ, когда другъ изгнанника хотлъ взять ее, и сдлалъ ему суровой отвтъ. —

‘Въ третьемъ куплет, сказалъ кривой, есть, что изгнанникъ не зналъ совсмъ, кто былъ этотъ ангелъ, что онъ убжалъ по утру не открывшись, оставивши золотую.цпь, и когда онъ узналъ, что этотъ ангелъ былъ двица, то взиралъ на нее, какъ на ангела хранителя.

— А я утверждаю, сказала Амбруазина, что она была молодая безразсудная двушка, которая не должна бы была увлекаться движеніями своего сердца. Эта баллада очень худаго содержанія: я не люблю ее, пойте другую, прошу васъ.—

‘И мн она не нравится, сказала Графиня Роскелинъ, коей также не нравилось слово изгнанникъ: я одобряю твою разборчивость, пускай они поютъ такія баллады, которыя особы, подобныя намъ, могутъ слушать, безъ нарушенія благопристойности.’

— Какъ вамъ угодно, сказалъ музыкантъ, и заплъ подвиги Александра I, прозваннаго Гордымъ, съ такою силою и выразительностію, что внушилъ бы мужество самымъ трусливйшимъ людямъ. Перемнивши потомъ тонъ, онъ заплъ смерть прекрасной Моды, супруги Давида I, и плачь ея мужа, который клялся на ея гроб не смотрть никогда ни на одну женщину. Въ словахъ и музык этого романса было что-то столь трогательное, и старикъ плъ его столь хорошо, что Амбруазина не могла удержаться отъ слезъ. Сама Лади Роскелинъ была очень тронута и чувствовала такое удовольствіе, что просила Амбруазину приказать музыкантамъ остаться въ Замк, чтобы забавлять благородныхъ гостей, которые были ожидаемы.

Амбруазина ничего не отвчала, глаза ея были орошены слезами, сказали бы, что она видла предъ собою прекрасную Моду, испускающую духъ, и чувствительнаго Давида, плачущаго на ея гроб. И такъ сама гордая Лади Роскелинъ принуждена была приказать музыкантамъ остаться и людямъ своимъ имть объ нихъ попеченіе. Они ушли въ комнату, которую имъ указали, засвидтельствовавши свою благодарность. При выход ихъ Амбруазина не взглянула на нихъ и не сказала ни слова. Лади Роскелинъ также ушла и оставила ее погруженною въ глубокую задумчивость.

Сначала она никакъ ее могла узнать музыкантовъ (такъ хорошо они переодлись), и въ сaмомъ дл трепещущій голосъ, которымъ плъ Сент-Клеръ, препятствовалъ узнать его, но въ то время, какъ онъ началъ говорить о изгнанник и его ангел, она узнала его и пришла въ чрезвычайное безпокойство, и теперь не знала, что длать, ни за что въ свт, хотя бы даже жизнь ея была отъ того въ опасности, она не открыла бы объ нихъ мстительной Лади Роскелинъ. Однако же согласиться, чтобы он оставались въ Замк, было также не возможно: это значило бы подвергнуть ихъ опасности быть узнанными, и вмст сдлаться участницею въ ихъ переодяніи и обман, который оскорблялъ ея скромность, она не могла теперь не видть, сколько Монтей занималъ ея сердц на турнир, и когда онъ подошелъ къ ней и началъ говорить, не смотря на притворный его выговоръ. Датское вооруженіе, внутреннее чувство сказало ей, что это Сент-Клеръ. Она была въ смертномъ безпокойств о его опасности до той минуты, какъ Карнежій сказалъ ей объ его отъзд. Едва избжалъ онъ отъ сего безразсуднаго предпріятія, и она трепетала, видя его подверженнымъ той же опасности, чтобы только ее увидть. Въ эту минуту она думала, что первый долгъ ея состоялъ въ томъ, чтобы поговорить съ нимъ, заставить его возвратиться въ крпость и оставаться тамъ до тхъ поръ, пока время и дружескія старанія перемнятъ его жребій.

Одна мысль видть его посл безразсуднаго поступка, который она сдлала, прізжая переодтою въ Барру, заставлялъ ее краснть отъ стыда, какъ осмлиться ей порицать его за поступокъ, къ которому она сама подала ему поводъ? Амбруазина чувствовала тогда, какъ одинъ проступокъ влечетъ за собою тысячу другахъ, но этотъ проступокъ усладилъ горести Сент-Клера, познакомилъ ее съ нимъ, она не могла въ томъ разкаиваться, и думала его исправить, упросивши Монтея оставить тотчасъ Замокъ. Она ушла въ свою комнату, съ нетерпніемъ дожидаясь завтрашняго дня, чтобъ исполнить свое намреніе.

ГЛАВА XI.

Амбруазина, привыкши къ сельской жизни, всегда рано пробуждалась, но ныншній день она еще раньше встала, и какъ Лади Роскелинъ обыкновенно долго спала, то они никогда вмст не завтракали. Амбруазина сла у стола и приказала ввести къ себ музыкантовъ, желая слушать игру ихъ и пніе въ продолженіи завтрака. Музыканты вошли, слуги высланы, и она осталась съ ними одна. Тогда замшательство ея было столь велико, что она не могла произвести ни одного слова, но Сент-Клеръ не оставилъ ее долго въ семъ положеніи: сорвавши проворно сдой парикъ, къ коему прикрплена была длинная борода и пластырь, онъ бросился къ ногамъ ея. ‘Прекрасная Амбруазина! произнесъ онъ съ жаромъ, скажите, что прощаете обманъ, причиною котораго была только одна живйшая благодарность! Сердце мое уже чувствовало нжнйшую дружбу къ своему благодтелю Амброзію, посудите, что почувствовало оно, узнавъ его въ чертахъ божественной Амбруазины Кинталь? Не возможно было выразить чувствъ моихъ въ толп, гд сверхъ того я долженъ былъ оставаться неизвстнымъ, но заключить ихъ въ своемъ сердц — было еще не возможне!.. И такъ я прибгъ къ этой хитрости, чтобы васъ увидть и возвратить то, чмъ вы хотли подарить меня.’ Сказавши это, онъ положилъ предъ нею маленькой ларчикъ, который она привезла ему на Барру. ‘Я возвращаю вамъ только деньги, въ коихъ не имю боле нужды, прибавилъ онъ: но признательность начерталась въ моемъ сердц неизгладимыми чертами!’

Между тмъ, какъ Сент-Клеръ говорилъ, Амбруазина имла время притти въ себя, она начала говорить въ свою очередь съ достойною скромностію: — Чтобы вы мн ни говорили, Сент-Клеръ! я все останусь въ тхъ мысляхъ, что поступки мои съ вами должны вамъ казаться необыкновенными и могутъ быть истолкованы въ худую сторону, но я знала, что хочу постить человка честнаго и благороднаго, знала, что онъ нещастливъ — и вотъ мое оправданіе! —

‘Милая Амбруазина!’ сказалъ Сент-Клеръ, поцловавъ ея прекрасную руку, которой Рыцарь дю-Бургъ столько удивлялся на Барр.

— Отецъ мой, продолжала она, внушилъ мн чрезвычайное участіе къ жребію Сент-Клера Монтея, онъ часто говорилъ объ немъ какъ о жертв матерней гордости и непростительной слабости отца, хвалилъ его храбрость, чувствительность, привязанность къ дяд своему, коему онъ помогалъ въ старости, онъ говорилъ, что этотъ доброй и мужественный молодой человкъ сдлалъ бы честь своему имени и отечеству. Посл этого нещастія случились съ вами, Сент-Клеръ, вы лишились дяди, и ваши непріятели нашли средство завладть нашимъ имніемъ и изгнать васъ, родитель мой также умеръ. Безъ сомннія онъ бы принялъ вашу сторону предъ Королемъ, а дочь его могла только плакать о вашемъ злополучіи! Нещастіе, соединенное съ мужествомъ, весьма трогательно для женщинъ, я очень желала съ вами познакомиться, но какъ вы находились въ ссылк, то невроятнымъ казалось, чтобъ желаніе мое когда-либо могло исполниться. Съ самой смерти родителя моего я жила уединенно съ матушкою въ этомъ Замк. За два года предъ симъ дла отозвали ее въ Левсъ, куда я ей сопутствовала, тамъ вновь привели мн на память Монтея похвалы, кои я слышала со всхъ сторонъ о его благотворительности къ нещастнымъ жителямъ острововъ, куда онъ былъ изгнанъ съ нкоторыми изъ преданныхъ ему друзей. Зима была суровая и жестокая, изгнанники старались, чтобъ островитяне отъ того не потерпли, раздлили съ ними вс свои запасы. и Монтей, коего вс они величали именемъ начальника, былъ ими обожаемъ. Мое желаніе, видть его увеличилось. Haконецъ однажды поутру, прогуливаясь по вод съ нкоторыми молодыми подругами изъ Левса до острова Барры, мы встртили судно, шедшее къ берегу, нсколько человкъ стояли на палуб: это изгнанники Баррскіе! вскричала одна изъ подругъ моихъ, а Монтей съ ними ли? спросила я. Вотъ онъ, отвчала она мн, указывая на васъ. Наши суда повстрчались и сдлали должное привтствіе. Вы и друзья ваши сняли шляпы, тогда я увидла и замтила васъ довольно, чтобы посл узнать, когда видла васъ въ Барр —

‘Мн очень памятна эта прогулка, и эта интересная встрча! прервалъ Сент-Клеръ: но какъ я былъ слпъ! я ничего особеннаго не замтилъ, естьли бы только увидлъ я Амбруазину, то узналъ бы ее подъ всми возможными переодяніями!’

— Не требую у васъ привтствій, сказала Амбруазина улыбаясь, я воспользовалась ныншнимъ случаемъ, чтобы изъяснить вамъ мой поступокъ, и естьли можно оправдать себя и удовлетворить вашему любопытству, прошу васъ слушать меня терпливо’….. —

Монтей и друзья его молча поклонились, она продолжала: — Вскор посл возвращенія нашего въ Кинталь я лишилась матушки и была вврена по ея вол въ продолженіе моего несовершеннолтія Лади Роскелинъ, ея искренней пріятельниц и дальней вашей родствевниц. Она помогла мн отдать послдній долгъ матушк, и когда это было кончано, то увезла меня съ собою съ полуденную Шотландію.

По прізд нашемъ къ фамиліи Роскелиновъ я также слышала о Монте, но совершенно отлично отъ прежняго, и естьлибъ я не имла объ немъ ршительно хорошаго мннія, то привыкла отъ отъ нихъ почитать его чудовищемъ. Во время моего пребыванія въ Замк Роскелинъ Милади, поручивъ меня сыну и невстк, похала въ свою дачу Евздалъ и взяла съ собою своего внука маленькаго Лорда Монтроза, имвшаго тогда годъ съ небольшимъ. Жестокое нещастіе поразило ее: на возвратномъ пути близи границъ Англіи на коляску и провожатыхъ ея напали разбойники, которые похитили дитя и увезли его, чтобъ получить выкупъ, но какъ объ немъ никогда не было объявлено, то и должно думать, что онъ вскор посл похищенія умеръ.

Вы можете судить, какъ опечалилась вся фамилія, когда узнала объ этомъ нещастіи, а боле всхъ Лади Роскелинъ, которая очень его любила, и Графъ, который видлъ въ немъ своего наслдника. Что же касается до молодой Графини, то она не можетъ любить никого, кром самой себя, и привела меня въ негодованіе нечувствительностію, которую показала въ этомъ случа. Чувства ея совсмъ не походили на материнскія, и я удивилась холодности ея къ этому дитяти, которымъ бы всякая другая мать гордилась и восхищалась, ибо это было прекраснйшее дитя, но она его не находила такимъ, потому что онъ не похожъ былъ на нее. Графиня блокура и иметъ голубые глаза, а маленькой Монтрозъ былъ темнорусъ и глаза имлъ черные. Она говорила объ немъ всегда съ чрезвычайнымъ презрніемъ, называла его совершеннымъ Монтеемъ и огорчалась, находя въ немъ столь ненавистное для нея сходство… Чтожъ касается до меня… я любила это дитя…. очень любила и судила по плнительной его физіономіи, что онъ будетъ нкогда совершеннымъ Монтеемъ, какъ называла его мать, сожалла объ немъ боле ея, и совершенно уврена была, что гордая фамилія Роскелиновъ справедливо наказана за свою жестокость. Незадолго до этого произшествія, Монтей прислалъ приказаніе къ Карнежію, своему повренному, выдать 60 марковъ. По повелнію Графа ему отказано было въ томъ съ ругательствомъ, и Карнежій получилъ особенное приказаніе ничего не давать Сент-Клеру. Когда услышала я столь жестокое приказаніе, то почувствовала негодованіе, котораго не могу выразить, и сильное желаніе сдлать то, что батюшка мой сдлалъ бы, естьли бы былъ живъ, т. е. помочь герою, гонимому съ такимъ не правосудіемъ и вручить ему деньги, въ коихъ онъ имлъ нужду, но надобно было найти средство, чтобъ они дошли до него врно, и я не могла вообразить другаго… —

Она остановилась на нсколько минутъ, а Монтей, устремивъ на нее свои взоры, казался еще ея слушающимъ. Слова Амбруазины, подобно благотворному дождю, увлажевающему сухую землю, оживляли сердце Сент-Клера и давали ему новую жизнь, однако же, когда она говорила о похищеніи дитяти, онъ ощутилъ тягостное чувство: лице его покраснло, онъ готовъ былъ прервать ее я обвинить себя виновнымъ въ томъ, въ чемъ на самомъ дл былъ невиненъ. Мак-Грегоръ, который надзиралъ за нимъ, подалъ ему знакъ, приложивши палецъ къ губамъ своимъ, и Сент-Клеръ не имлъ мужества заслужить въ сію минуту порицаніе Амбруазины, онъ замолчалъ, а она продолжала.

— Повсть меня увлекаетъ и отдаляетъ отъ предмета, помнится, я остановилась на отказ Графа въ разсужденіи выдачи Сент-Клеру 60 марковъ и моемъ справедливомъ негодованіи….. Графиня, столь же тщеславная своимъ богатствомъ, какъ я красотою, любила наряжаться великолпно и перемнять свои драгоцнности, она начала скучать вашими, которыя достались ей посл конфискованія и завидовать тмъ, кои получила я въ наслдство отъ матери моей и привезла съ собою. Воспользовавшись случаемъ къ полученію нкоторой вашей собственности, я предложила ей помняться, что она приняла съ восхищеніемъ, и я получила безъ затрудненія золотую цпь и бриліанты, которыя привезла на Барру… Вы знаете теперь вс мои тайны, сказала она смясь: таинственный другъ — есть бдная Амбруазина!— Монтей хотлъ кинуться къ ногамъ ея, но она, удержавъ его, заставила ссть, говоря: — не хотите ли вы знать, какимъ образомъ пробралась я въ вашу крпость? Лади Роскелинъ по моей просьб провожала меня въ Кинталь, куда я объявила желаніе возвратиться, но чрезъ нсколько дней, нашедши сіе жилище слишкомъ печальнымъ, она оставила меня одну и постила друзей своихъ, живущихъ близь Инвернесса. Въ краткое ея отсутствіе исполнила я свое предпріятіе, воспользовалась рыбачьимъ судномъ, принадлежавшимъ мужу моей кормилицы, которой мн преданъ, онъ досталъ мн мужское платье, отвезъ меня на Барру и благополучно возвратилъ сюда — вотъ моя исторія. Признаюсь, я преступила границы моего пола, но чистота моихъ намреній извиняетъ меня въ собственныхъ моихъ глазахъ, а надюсь и въ вашихъ.—

‘Превосходнйшая изъ женщинъ! сказалъ Монтей, поцловавъ ея руку: у меня не достаетъ словъ выразить вамъ свою признательность! Амбруазина! Амбруазина! чмъ я заслужилъ отъ Неба такого друга, какъ вы, я бывшій столь долго игралищемъ заблужденій? Я нкогда думалъ, что буду любить двушку, которая была только хороша! но та, которой совершенная красота есть малйшее достоинство, та, которая соединяетъ съ небеснымъ видомъ сердце еще лучшее, захотла мною заняться! нтъ, Амбруазина не можетъ обмануться, я человкъ, коего она удостоиваетъ своею дружбою, докажетъ, что онъ ея достоинъ и какую цну она иметъ въ глазахъ его!..’

— Хорошо, сказала Амбруазина, улыбаясь, пусть же покажетъ онъ мн теперь, что эта дружба иметъ надъ нимъ нкоторую власть. Сент-Клеръ! вы не въ безопасности въ Кинтал, и я прошу васъ немедленно возвратиться на островъ Барру. Вижу, что слово опасность заставило васъ улыбнуться, и что вы ея не страшитесь, однакожъ согласитесь, надюсь я, для другихъ причинъ, для чести и славы Амбруазины! Двица моихъ лтъ, подъ надзоромъ друга своей матери, не должна ее обманывать, оставляя въ своемъ дом и при ея глазахъ молодаго переодтаго мущину, можетъ быть я не понимаю всхъ тонкостей строгихъ законовъ, предписанныхъ нашему полу. Когда мн должна будетъ помочь угнтенному, можетъ быть я еще нарушу ихъ, но никогда не отступлю отъ границъ чести. Ваше пребываніе здсь безполезно и опасно для васъ и для меня, я надюсь, что ты долго не останетесь? —

‘Сколь ни тягостно это приказаніе, но я вамъ повинуюсь, сказалъ Монтей: честь Амбруазины для меня дороже жизни.’

— Благодарю васъ, сказала она ему: мы можемъ, я надюсь, еще увидться, но прошу васъ, возьмите этотъ ларчикъ, и теперь никакой не имю нужды въ деньгахъ, вы мн его возвратите въ другое время.—

‘Милая Амбруазина! вы забываете, что я ограбилъ самаго себя наздомъ моимъ на Карнежія, и что теперь богатъ. Позвольте мн отказаться отъ вашей милости. Чтожъ касается до бриліантовъ, я остаюсь вашимъ должникомъ, они на Барр, я счелъ ихъ принадлежавшими моему дяд и не зналъ того великодушнаго средства, которымъ вы ихъ достали на счетъ вашихъ драгоцнностей.’

Амбруазина согласилась взять деньги. — По крайней мр, сказала она, вспомните въ нужд, что вы имете друга. — Она встала, дала поцловать ему руку въ знакъ прощанія, и ласково поклонилась его двумъ спутникамъ. Дю-Бургъ не могъ боле оставаться на своемъ мст, онъ кинулся къ ногамъ ея. ‘Сударыня! сказалъ онъ ей съ жаромъ: назовите также своими друзьями преданныхъ друзей Сент-Клера, почтите этимъ драгоцннымъ именемъ человка готоваго пожертвовать жизнію за него и за васъ, который не будетъ хромать, когда долженъ служить вамъ»

Амбруазина улыбнулась. — Это Рыцарь дю-Бургъ, сказала она, который приводилъ въ замшательство бднаго Амброзія, и который заставилъ его ухать изъ Барры нсколькими часами ране, нежели онъ хотлъ! —

‘Вы теперь за себя отмщаете, отвчалъ Рыцарь, отсылая насъ такъ скоро и такъ жестоко въ нашу печальную крпость!’

— Я не смю просить, сказалъ Монтей, отсрочки на нсколько часовъ, однако же можетъ быть самое благоразуміе требуетъ, чтобы мы непоказывались убгающими и чего нибудь боящимися. Признаюсь, что желалъ бы сдлать Амбруазин одинъ вопросъ, который очень меня занимаетъ, прежде нежели разстанусь съ нею!—

‘Чтожъ, предложите его!.. Вы медлите? Какой долженъ быть этотъ вопросъ, естьли вы не смете сдлать его при друзьяхъ столь врныхъ?’

— Мой вопросъ, сударыня, касается только до васъ самихъ. Монтей не забылъ, что онъ только нещастный изгнанникъ, но однакожъ желалъ бы предложить вамъ вопросъ мой наедин. —

Амбруазина приняла на себя важный видъ. Подумавъ нсколько, она сказала ему: ‘я васъ огорчила и хочу это вознаградить и доказать вамъ мою довренность. Останьтесь до утра, я поищу случая еще съ вами поговоришь. Прощайте, друзья мои! пусть попутный втръ доставитъ васъ на Барру! — Мн горестно такъ худо васъ у себя принимать, а еще боле принуждать васъ отсюда удалиться, но можетъ быть нкогда буду я щастливе — необходимость меня извиняетъ.’ Она подала руку каждому изгнаннику и выбжала съ легкостію Сильфиды, оставивши ихъ всхъ троихъ въ восхищеніи.

— Нтъ! сказалъ Мак-Грегоръ: нтъ, я никогда не женюсь: потому что нтъ на свт двухъ Амбруазинъ, а какъ я не могу искать руки ея, то отказываюсь отъ всхъ женщинъ!—

‘Это правда, отвчалъ дю-Бургъ: онъ иметъ вс прелести своего пола, и я не видывалъ никогда двицы, которая могла бы съ нею сравниться! Помнишь ли ты, Мак. Грегоръ, сколько разъ глупой Сент-Клеръ превозносилъ прелести своей Елеоноры, какъ онъ уврялъ насъ, что она неиметъ равной, но въ сравненіи съ Амбруазиною она столь же ничтожна, какъ крапива предъ розою, или кремень предъ алмазомъ. Везд можно видть подобныхъ Елеонор, но Амбруазина только одна!’

— Въ самомъ дл, сказалъ Монтей: вы оба также какъ и я, влюблены въ этого ангела, ибо, признаюсь теперь, что это не дружба, а то, что можно чувствовать къ двиц. Я желалъ бы избрать для нее другое слово, а не любовь, ибо я ее осквернилъ, чувствуя къ другой женщин, недостойной внушать ее. Елеонора! Елеонора! ахъ, какъ я теб благодаренъ!—

‘Какія глупости! сказалъ Мак-Грегоръ, я тебя не понимаю.’

— Ахъ! сказалъ Сент-Клеръ: естьли бы она не заплатила мн за любовь неблагодарностію, естьлибы не измнила мн и не была самою вроломнйшею изъ женщинъ, то было ли бы теперь свободное сердце? могло ли бы предаться чувствамъ, которыя длаютъ славу и честь моей жизни? Никогда они не приведутъ меня къ щастію, я даже не долженъ этого желать. Но скажу самъ себ: я осмлился любить Амбруазину, она была ко мн не нечувствительна, и это сдлаетъ меня щастливйшимъ и тщеславнйшимъ, нежели обладаніе всякою другою женщиною.—

Остатокъ дня музыканты такъ искусны были въ своей должности, что, казалось, будто они ни чмъ кром того не занимались. Лади Роскелинъ была такъ довольна, что возобновила приказаніе остаться въ Замк. Посл ужина Амбруазина, длая видъ, будто пробуетъ свою арфу, подошла къ нимъ, и заигравъ прелюдію одного романса, нашла средство сказать Сент-Клеру, когда пробьетъ полночь, придите въ большой корридоръ.

Когда вечеръ кончился, Лади Роскелинъ, Амбруазина и вс домашніе пошли спать, то Монтей, вмсто того, чтобы возвратиться съ друзьями въ свою комнату, пошелъ въ корридоръ, который назначила ему для свиданія Амбруазина, — онъ дожидался ее тамъ цлый часъ, и принужденъ былъ прохаживаться, но тамъ не было ни одного стула.

Наконецъ услышалъ легкій шумъ, и прекрасная наслдница предстала предъ нимъ съ восковою свчею въ рук.

‘Благодарю, милая вліятельница, сказалъ онъ, подошедши къ ней, что вы согласились на мою прозьбу, — я скажу вамъ только одно слово и не долго задержу. — Я былъ бы очень нещастливъ, естьлибъ ушелъ, не сдлавши одного вопроса, который вы почтете можетъ быть нескромнымъ, но надюсь, что дадите отвтъ съ свойственною вамъ искренностію!’

— Естьлибы я не хотла вамъ искренно отвчать, сказала она: то и не пришлабы сюда. Знаю, что я заслуживаю упреки и что продолжаю преступать изъ дружбы въ вамъ границы моего пола и лтъ, но знаю также свое сердце и люблю вамъ ввряться, и такъ говорите, скажите мн все, что вамъ надобно теперешнимъ вечеромъ и разстанемся съ тмъ, чтобы увидться только тогда, когда Небу угодно будетъ соединить насъ. Я не могу изъяснить вамъ, въ какое безпокойство ввергаетъ меня ваше пребываніе здсь! Все желаніе вашихъ непріятелей состоитъ только въ томъ, чтобы схватить васъ вн вашего острова, и будьте уврены, Сент-Клеръ, что они лишатъ васъ жизни. — (Она узнала отъ Графа Жона, что произошло въ Королевскомъ Совт и мнніе Лорда Ливингстона.)

‘Ваши приказанія для меня законъ, возразилъ Сент-Клеръ: ‘чтожъ касается до моей жизни, то она иметъ цну въ глазахъ моихъ только отъ того, что вы принимаете въ ней участіе.’

— Мы ожидаемъ ежеминутно, сказала она, гостей, и я не могу перенести мысли, что васъ могутъ узнать. Знаю, что друзья ваши и островитяне употребятъ вс способы къ вашему освобожденію, но островъ отсюда далеко и все будетъ безполезно, непріятели ваши прибгнутъ къ вроломству, вы будете ихъ жертвою, и ни что не возможетъ спасти васъ отъ смерти! И это я, Сент-Клеръ, вовлеку васъ туда! я… — Она остановилась, ибо чувства ея едва же открыли сердечной тайны, и потомъ продолжала: — Меня будутъ упрекать въ томъ, что допустила васъ переодтымъ въ свой Замокъ! — Монтей, будучи вн себя, взялъ руку Амбруазины: ‘Любезнйшая, я скоре умру, нежели подвергну васъ упрекамъ! Мы удемъ на разсвт. Но кто таковы гости, которыхъ вы ожидаете!’

— Лордъ и Лади Роскелинъ и многіе господа изъ друзей ихъ, они хотятъ здсь провести цлый мсяцъ. —

‘Рыцарь Лорнъ будетъ ли съ ними?’

— Не знаю, я незвала его, однакожъ думаю, что будетъ: онъ рдко оставляетъ мою опекуншу. —

‘Не она привлекаетъ его туда, гд вы находитесь, милая Амбруазина, и въ этомъ-то заключается вопросъ, которыя я вамъ хотлъ сдлать: любите ли вы Рыцаря Лорна?’

— Я не люблю его, исканіе его тщетно, и я никогда не буду его женою, —

‘Лади Роскелинъ однако же распустила слухъ, что вы пріхали сюда для вступленія въ бракъ.’

— Она ошибается. Я очень знаю ея намренія, но знаю также, какъ отъ нихъ отдлаться. Но не ужели вы были на турнир, Сент-Клеръ, когда Королева нападала на меня въ разсужденіи этого предмета? —

‘Щастливая минута, когда я, или правду сказать Рыцарь дю-Бургъ узналъ Амврозія. Я не хотлъ въ томъ врить ни ему, ни собственнымъ глазамъ, и былъ совершенно вн себя, нашедши черты милаго посланнаго въ лиц прелестной налдницы Кинталя, я почти не слыхалъ ничего, что тогда происходило.’

— Понимаю ваше удивленіе. Они сговорились, чтобы посредствомъ изумленія заставить меня публично отдашь мою руку, но Небо вдохнуло въ меня мужество къ уничтоженію этого. Знаю намренія. Королева любитъ Рыцаря Лорна, и не могши ему принадлежать, старается обогатить его на мой счетъ, Лади Роскелинъ также желаетъ, чтобы имніе мое досталось ея фамиліи: ибо Рыцарь Лорнъ ближній ей родственникъ, и сверхъ того хочетъ понравиться Королев и умножить вліяніе свое при Двор. —

‘Вы отвчали на мой вопросъ на турнир, сказалъ Сент-Клеръ: но мн хотлось слышать изъ собственныхъ устъ вашихъ, что ваше сердце свободно. Лади Роскелинъ неистощима въ вымыслахъ и всегда успваетъ въ своихъ предпріятіяхъ, но какъ вы съ нею несогласны, то я клянусь, что ей неудастся исполнить своихъ намреній въ расужденіи васъ!’

— По крайней мр она не посметъ употребить насилія, возразила Амбруазина: здсь окружена я крестьянами моего родителя, они видли мое рожденіе — я между ими воспитана, они защитятъ мою молодость и не потерпятъ, чтобы принуждали меня. Пусть повелваетъ онъ въ Замк Роскелинъ, но здсь я сама госпожа. — ‘Примите Монтея въ число вашихъ защитниковъ. Ахъ! поврьте, что рука его сдлается непобдимою, естьли только нужда того потребуетъ. Боже мой! не ужь ли могу я оставить васъ подверженною оскорбленіямъ, перенесть одну мысль, чтобъ мн воспрещено было защищать васъ!’

Амбруазина вздохнула, Монтей продолжалъ: ‘Прекрасная, милая Амбруазина! не для собственной, но для вашей пользы я хочу защищать васъ, безъ сомннія вы должны выйти замужъ, потому что имете нужду въ защитник, но желаніе мое состоитъ въ томъ, чтобъ выборъ вашъ былъ свободенъ, чтобъ палъ онъ на человка васъ достойнаго, который бы чувствовалъ всю цну того сокровища, коимъ будетъ обладать, и которому бы соотвтствовали взаимною любовью…. Для Монтея довольно одного имени брата, съ благополучіемъ Амбруазины онъ забудетъ свои собственныя нещастья.’

— Братецъ! сказала она съ чувствомъ: я не хочу никогда выходить за мужъ. —

‘Ахъ! воскликнулъ Сент-Клеръ: Амбруазина рождена для того, чтобы сдлать щастливымъ наилучшаго изъ людей! (Дай Богъ! чтобъ она могла найти его, чтобъ была столъ же щастлива изъ женъ и матерей, какъ любезна изъ двицъ! Дай Богъ! чтобы она наслаждалась щастливою жизнію съ знаменитымъ супругомъ, коего славная участь увнчала бы ее собственную и прервала нить жизни своей въ кругу столь же добродтельныхъ дтей какъ она, которые украсилибы новою славою старость ея!’

Чувства, съ коими Сент-Клеръ говорилъ, тронули Амбруазину. — Неужели можно найти щастье при Двор? сказала она: вы желаете мн блистательной участи, а я напротивъ того хочу провести пріятную, безъизвстную и спокойную жизнь въ уединеніи.’ —

‘Щастье будетъ сопровождать васъ повсюду, сказалъ Сент-Клеръ: гд только вы будете, при Двор и въ хижин!’

— Но я не буду никогда искать его при Двор. Обманщикъ! примолвила она, перемнивъ тонъ: вы сказали мн, что въ ларчик нтъ ничаго, кром денегъ, я нашла эту цпь, предметъ нашего спора, и которую хотите вы, чтобъ я непремнно хранила у себя. Хорошо, чтобы доказать вамъ, что я умю принмать дары дружбы, я принимаю ее, она послужитъ намъ взаимнымъ истолкованіемъ. Я пошлю вамъ ее тогда, когда я буду имть нужду въ друг, вы будете, для меня единственный человкъ, коего защита и совты для меня нужны. Здсь я совершенно уврена въ своей безопасности, но по возвращеніи въ Шотландію они будутъ для меня необходимы. Имя друга и брата, я ничего боле не страшусь! —

‘Да благословитъ васъ Небо за это общаніе! возразилъ Сент-Клеръ, цлуя ея руку. О милая Амбруазина! я возвращаюсь въ Барру. Теперь только почитаю себя изгнаннымъ!’

— Это изгнаніе не вчно, сказала съ живостію Амбруазина: повелнія Іакова не суть опредленія судьбы. —

‘Правда, но отъ него ли зависитъ возвратить мн, чего онъ лишилъ меня, то есть чтобъ титло изгнанника не безславило моего имени. Это пятно никогда не можетъ изгладиться, сдлавъ меня навсегда нещастнымъ!’

— Это нещастье только въ вашемъ воображеніи, такая слабость низка для души Монтея. Съ котораго времени неправосудіе стало почитаться безславіемъ? Прошу васъ, будьте мужественне и благодарите Небо, что оно одарило васъ благороднйшимъ характеромъ, нежели какой имлъ отецъ вашъ, и сердцемъ лучшимъ, нежели какое иметъ ваша мать. Но мы слишкомъ уже заговорились — лампада скоро погаснетъ и дневный свтъ показывается уже на горизонт, намъ надобно разстаться, но прежде дайте мн врное общаніе. Я дала вамъ слово, что въ случа нужды буду требовать вашей помощи, такъ общайтесь и мн, что въ подобной нужд не отвержете и мою. —

— Доходы мои велики, ихъ весьма много для меня, и я прошу васъ располагать ими какъ собственными. Не отваживайтесь боле на предпріятіе, подобное тому, которое вы и друзья ваши щастливо, но неблагоразумно окончили у Карнежія. Естьли вы мн въ этомъ откажете, то наше условіе будетъ ничтожно. —

Монтей безъ прекословія согласился на требованіе ея. Поцловавши руку Амбруазины и прижавши ее къ своему сердцу, съ усиліемъ вышелъ изъ корридора, онъ и товарищи его тотъ же часъ оставили Замокъ, достигли острова Спа, а оттуда Барры.

ГЛАВА XL

Прельстившись игрою музыкантовъ, Лади Роскелинъ спросила ихъ во время обда, и когда слуга сказалъ, что неизвстно, куда они двались, почла очень непристойнымъ, что они не исполнили своей должности. Амбруазина извиняла ихъ тмъ, что они можетъ быть прогуливаются въ парк, когда же вечеръ наступилъ, а музыкантовъ все еще не было, то Лади Роскелинъ называла ихъ безпутными бродягами, которые возвратятся для полученія только платы, но когда они на другой и въ слдующіе потомъ дня не явились, то она чрезвычайно удивилась и приказала все пересмотрть въ Замк, чтобы узнать, не унеслили они чего нибудь съ собою. — Все было цло. Амбруазина, чтобы удержать ее отъ сего подозрнія, сказала ей, что она заставляла ихъ пть по утру и будучи ими весьма довольна, дала нсколько денегъ, кои безъ сомннія почли они награжденіемъ и приказаніемъ оставить Замокъ. Лади Роскелинъ побранила ее, что она не изъяснила имъ поступка своего, и посл совсмъ о томъ забыла.

Чрезъ нсколько дней пріхали Роскелины и Стуарты. Молодая госпожа Замка приняла гостей своихъ съ обыкновенною своею учтивостію, но общія усилія двухъ фамилій и настоянія самаго Сиръ Жамеса были для него безполезны.

Твердость Амбруазины заставила ихъ не тревожить боле ея спокойствія. Проживши мсяцъ въ Кинталъ, они возвратились въ Роскелинъ вмст съ Лади Роскелинъ и ея воспитанницею.

Чего Амбруазина ожидала, то и совершилось. Гоненія усилились, коль скоро она выхала изъ своего дона. Королева приказала представить ее къ себ въ Стирлинскомъ Замк, гд принуждала ршишься вытти за-мужъ за Рыцаря, или объявить, что сердце ея было отдано другому, присовокупляя, что Лади Роскелинъ, котороя сама очень желаетъ такого со стороны ея согласія, уврила ее, что и Лади Кинталь, естьли бы была жива, не имла бы инаго желанія.

‘Это очень вроятно, отвчала Амбруазина: ибо Лади Роскелинъ имла надъ нею много власти, и матушка по склонности или по привычк съ молодыхъ лтъ цнила нсколько пышную и шумную жизнь большаго свта, а я по тмъ же самымъ причинамъ привязана къ простот и уединенію. Но она, какъ нжнйшая мать, хотя бы и одобрила такое предложеніе, но безъ сомннія отдалабы на волю мою выборъ въ дл, столь важномъ для моего благополучія. Батюшка, естьли бы живъ былъ, оставилъ бы мн ту же свободу, онъ зналъ мое сердце, зналъ, что честь моей фамиліи и имена, которое онъ мн оставилъ, были столь же для меня дороги, какъ и для него. Я знаю, что они передали на нсколько времени власть надо мною Лади Роскелинъ, но естьли она во зло употребитъ ее единственно къ моему нещастію, то я принуждена буду вступить въ свои права и въ случа необходимости искать въ монастыр защиты противъ ея угнетенія, за что она будетъ боле меня достойна порицанія. Я не сдлаю никакого ршительнаго поступка, въ разсужденіи участи моей во время несовершеннолтія, лишь бы только меня къ тому не принуждали. Но, Ваше Величество, согласитесь, что защищеніе самой себя есть первой законъ природы.’

— И такъ вы совершенно отказываете Рыцарю, возразила Королева, но вы не отвчали на мой вопросъ: занятоли ваше сердце? —

‘Вы приводите меня въ замшательство. Королева Шотландская иметъ надо мною власть, предоставляемую ея саномъ, и мое высокопочитаніе не прекословитъ оной ни въ чемъ, кром одного — длать мн подобный вопросъ.

— Вы смлы и умны не по лтамъ, сказала Королева съ холодностію и гнвомъ: я слишкомъ была милостива, что вами занималась, посл сего не хочу боле братъ никакого участія въ этомъ дл. —

‘Благодарю Ваше Величество за участіе, которое вы изволили принять въ этомъ дл, и за то, что вамъ угодно пощадить меня на будущее время отъ горестной необходимости вамъ не понравиться.’ Поклонясь почтительнйшимъ образомъ, она вышла и возвратилась въ Роскелинъ, будучи довольна своею твердостію, и мысленно занимаясь предметомъ, которой оную ей внушилъ.

Съ своей стороны Сент-Клеръ думалъ только о Амбруазин. Со дня на день изгнаніе становилось ему несноснйшимъ, онъ приходилъ въ неистовство при мысли, что пожертвовалъ своимъ имніемъ и свободою самой неблагодарнйшей изъ женщинъ, и что не могъ отдать ни сердца, ни руки своей той которая бы сдлала его совершенно щастливымъ. Сравненіе между предметами первой любви его и тмъ, который теперь совершенно обладалъ всею его душею, увеличило презрніе его къ Елеонор и удивленіе къ Амбруазин. Но чмъ сильне любилъ ее, тмъ боле честь ея становилась для него дороже и выше самаго даже обладанія его, почему твердо ршился, что Амбруазина Кинталь, чего бы то ни стоило, не будетъ супругою нещастнаго изгнанника.

Дю-Бюргъ и вс друзья его смялись его разсужденіямъ, вс искренно желали щастія Сент-Клеру, съ желаніемъ симъ неразлучно было то, чтобы уничтожить замыслы Роскелиновъ, они имли уже у себя въ рукахъ наслдника этой фамиліи, и естьли Монтей женится на наслдниц Кинталя, то власть его не только на островахъ, но также и въ Графств Асекиръ, гд были ея помстья, будетъ чрезвычайна. Между тмъ, какъ они разсуждали такимъ образомъ о польз союза и искалъ способовъ, склонить къ оному Сент-Клера, ибо нисколько не сомнвались въ согласіи Амбруазины, ея великодушный любовникъ думалъ только, какъ бы пожертвовать собою для той, которая была ему столь драгоцнна, иногда однако же посреди самыхъ твердыхъ намреній, чтобы не видать ее боле, очаровательный образъ ея представлялся ему во всхъ прелестяхъ, и противныя намренія его изчезали. Ахъ! думалъ онъ тогда, благородное сердце Амбруазины гораздо выше гордости и богатства! Она нашла бы во мн, въ моей неограниченной преданности все, что можетъ сдлать ее истинно щастливою…. щастливою!.. здсь, въ этомъ ужасномъ обиталищ на сихъ безплодныхъ утесахъ!…. Этоли жилище небесной Амбруазины!…. Онъ снова ощутилъ въ себ силу отказаться навсегда отъ нея и благополучія. Часто имлъ мысль убгать, оставить свое отечество, войти въ службу какого нибудь иностраннаго Государя, найти тамъ славу и богатство и осмлиться тогда предложить Амбруазин раздлить свой жребій, но должно было оставить ее безъ защиты, среди гоненій, которымъ, можетъ быть, должна будетъ она уступить, — и тогда чувствовалъ непреодолимое отвращеніе войти въ такія дла, въ которыхъ, сердце его не будетъ имть участія, посвятить свою руку, и мужество за чужестранныя выгоды, можетъ быть служить противъ своего отечества, и даже, когда онъ обогатится симъ способомъ, та предложитъ-ли онъ Амбруазин удалиться изъ отечества, оставить землю, гд покоятся ея предки и отецъ, коего она такъ любила. Онъ перемнилъ. намреніе свое и ршился по крайней мр остаться ка Барр.

Такъ прошли три мсяца, какъ въ одно утро доложили объ иностранц, желающемъ переговорить съ начальникомъ. Его немедленно ввели. ‘Я принесъ вамъ, оказалъ онъ Монтею, сію золотую цпь и это письмо, мн приказано вручить ихъ самому начальнику. Я очень поспшно пріхалъ сюда изъ Роскелина и ожидаю отвта, чтобы сей же часъ возвратиться.’

Сент-Клеръ едва выслушалъ посланнаго, какъ узналъ въ минуту цпь, которую онъ отдалъ Амбруазин, и тотъ же почеркъ, какой былъ въ книжк, оставленной на стол, которую онъ читалъ и перечитывалъ тысячекратно. Онъ поспшно разломилъ печать, и читалъ слдующее:

‘Я окружена тиранами, со мною поступаютъ какъ съ невольницею. Совершенно выхожу изъ терпнія, и не хочу боле переносить этого мученія, Поспшите ко мн на помощь, только съ вашими совтами, потому что я не хочу, для избжанія еще сноснаго зла, подвергнуться нещастію, котораго въ силахъ буду перенести. Вмсто подписи цпочка скажетъ, кто вамъ пишетъ. Прощайте.’

Едва только онъ кончилъ, какъ посланный просилъ его тотчасъ дать отвтъ.

‘Ступай поспшне, сказалъ ему Монтей, я пошлю курьера, который, прідетъ прежде тебя, какъ я думаю, но ежели сверхъ чаянія ты прежде поспешь въ Роскелинъ, совтуй особ, тебя пославшей ничего не страшиться.’ Ему дали пость — и Сент-Клеръ щедро его наградилъ, онъ тотчасъ ухалъ на томъ же судн, на коемъ пріхалъ.

Когда Сент-Клеръ объявилъ друзьямъ содержаніе полученнаго имъ письма, то вс они хотли за нимъ слдовать, но, какъ было необходимо нужно, чтобъ двое, по крайней мр изъ нихъ оставались на Барр, то они кинули жребій, онъ палъ на Мак-Грегора и Гамильтона. Монтей, Россъ и дю-Бургъ съ тми же товарищами, которые слдовали за ними на турниръ, сли тотчасъ на судно при попутномъ втр въ короткое время достигли порта Арднамурхана. По выход на берегъ, купили хорошихъ лошадей, оттуда продолжали свои путь съ возможною скоростію и остановились въ одной хижин въ шести миляхъ отъ Роскелина, тамъ оставили они своихъ лошадей, и слдуя плану, начертанному имъ еще на Барр, Монтей, Россъ и дю-Бургъ переодлись черными пилигримами, поддлали цвтъ волосъ, лицъ и бородъ такъ хорошо, что не возможно было самымъ короткимъ друзьямъ узнать безъ предваренія о томъ, въ нкоторомъ разстояніи слдовали за ними товарищи ихъ, кои были одты по крестьянски и назывались тремя братьями, возвращающимися съ горъ, куда они ходили будто бы для полученія малаго наслдства.

Достигнувъ парка Замка Роскелинъ, друзья изгнанниковъ остановились въ гостинниц отдохнуть, какъ сказывали они, отъ продолжительнаго путешествія, между тмъ мнимые пилигримы пошли прямо къ Замку, гд просили пристанища во имя Святаго Кютберта, сказывая, что они по общанію посщали церковь, ему посвященную, для очищенія грховъ своей молодости. Хотя жители Замка не слишкомъ славились гостепріимствомъ, но Святый Кютбертъ былъ въ столь великомъ почтеніи въ сей части Шотландіи, что согласились въ честь Святаго на то, въ чемъ бы отказали всякому человку, даже въ крайней нужд. Пилигримы были введены въ переднюю, гд слуги дали имъ холодныхъ кушаньевъ.

Поблагодаривши людей, они сдлали какъ бы невзначай нкоторые вопросы о господахъ, и обративъ особенное вниманіе на разговоры слугъ, они узнали, что Сиръ Жамесъ Лорнъ Стуартъ былъ въ Замк, что Графъ и Графиня Роскелинъ находились при Двор въ Стирлинг, и что Лади Роскелинъ и ея молодая воспитанница вскор по возвращеніи своемъ должны были хать въ Гервичь, гд былъ женскій монастырь. — Тогда начался жаркой споръ между людьми Замка и слугами господъ, которые въ ономъ находились, каждый выражался по чувствамъ и личной привязанности своей. Иные не понимали, какимъ образомъ молодая особа можетъ предпочитать скучный монастырь союзу съ Сиръ Жамесомъ, молодымъ, прекраснымъ мущиною, мужественнымъ и имющимъ прекрасныя и богатыя помстья. Можно чувствовать, сколь важными должны быть таковыя сужденія слуги Сиръ Жамеса. Въ нкоторыхъ онъ распространялся предъ слугами и горничными Графини со всмъ краснорчіемъ лакейскимъ (какъ часто имютъ они пагубное вліяніе надъ умами господъ своихъ, особъ хорошо воспитанныхъ, коихъ чувства должны бы быть самыми благородными). Вс согласились съ разскащикомъ, и подобно ему дивились, одна только молодая двица молчала, но скоро привязанность къ госпож своей превзошла ея природную скромность, она сильно начала защищать Амбруазину, свободной выборъ, права и участіе сердца въ союз столь важномъ, каковъ есть бракъ. За симъ обратилась она къ поведенію госпожи своей, которое одобрила не запинаясь, увлекшись споромъ, увряла, что и она сдлала бы то же, и что, какъ она ни бдна, но ни за что въ свт не захотла бы выдти за Сиръ Жамеса, за защищеніемъ Амбруазипы послдовало обвиненіе Лади Роскелинъ, ея гонительницы, и напослдокъ она заключила такъ: прекрасная причина запирать бдную барышню въ монастырь, потому что она не хочетъ выходить за мужъ! Лучше бы самой Лади Роскелинъ заключиться туда, и добрыми длами постараться загладить грхи своей молодости, а можетъ быть и послднихъ лтъ.

Живость молодой двицы и ея гнвъ проитвъ Лади Роскелинъ произвели смхъ и веселость въ собраніи, дразнили ее и доказывали противное и чтобы еще больше ее разсердить. Она защищала мнніе свое съ тою же врностію и привязанностію къ гж своей. Да, прибавила она: Амбруазина боле иметъ права, нежели другая, избратъ супруга. Естьли бы избавиться отъ всхъ гоненій и убжала бы такъ далеко, что ни Лади Роскелинъ, ни Сиръ Жамесъ не нашли бы меня, я это ей самой сказала, и не моя вина, что она не приняла таковаго средства.

Разговоръ сей не занялъ бы вниманія пилигримовъ, естьли бы Амбруазина не была его предметомъ, и естьли бы все, что до нее касалось, не производило въ нихъ участія, чрезъ оной нашли они драгоцнность въ лиц молодой двицы, столь сильно объявившей себя въ пользу свободы брака и столь привязанной къ польз Амбруазины, они предположили употребить ее къ исполненію своихъ плановъ, и скоро имли къ тому случай и средства. Подали на столъ, люди ушли служить, а пилигримы, которые казались удрученными усталостію и сномъ, принявъ видъ, что не обращаютъ никакого вниманія къ разговору, остались одни съ Брижеттою — это было имя молодой двицы.

Рыцарь дю-Бургь, кое горазумъ былъ плодовитъ въ изворотахъ, обратилъ разговоръ на особу молодой нещастливицы — жертву намреній и самолюбія Роскелиновъ. Онъ казался участвующимъ въ ея жребіи, и живо тронутымъ ея нещастіями. Вкравшисъ такимъ образомъ въ умъ Брижетты сходствомъ мыслей и участія, онъ обратилъ какъ добрый пилигримъ свои разсужденія къ религіи, которою всегда жертвуютъ видамъ пользы и самолюбія, божеству, какъ ничто боле не оскорбляло, какъ союзы основанные на порочныхъ средствахъ. Наконецъ, принимая мало по малу тонъ вдохновеннаго, уврялъ, что у него есть перстень, посвященный Св. Кютберту, имющій силу предохранять особъ, которыя будутъ носить его съ врою иблагочестіемъ отъ нещастія наиболе для нихъ опаснаго, но, прибавилъ онъ, какъ гж вашей ничего, кажется, недолжло такъ бояться, какъ невольнаго супружества: то вроятно, что съ перчстнемъ симъ избавится она великаго гоненія. Участіе, которое я принимаю въ положеніи ея, заставляетъ меня пожертвовать ей симъ перстнемъ.

Брижетта сначала очень удивилась подобнымъ разсказамъ и не знала, какъ о томъ думать, но мало по малу уступила преимуществу, которое обыкновенно беретъ надъ молодой двушкою, простою и безъ воспитанія образованный разумъ молодаго плнительнаго человка. По любопытству и желанію доставить госпож своей столь благопріятныя надежды, она взялась отдать ей божественный талисманъ, естьли ей его поврятъ.

Намреніе Рыцаря дю Бурга было дать знать Амбруазин о ихъ присутствіи въ Замк, представивши глазамъ ея рубиновой перстень, находившійся между драгоцнностями, которыя Амбруазина привезла на Барру. Онъ былъ у Монтея. ‘Братъ! сказалъ ему дю-Бургъ: я поврилъ теб этотъ перстень, чтобъ предохранить тебя отъ нещастій, которыя теб угрожали, а нын мы ничего не можемъ сдлать лучшаго, какъ избавить молодую двицу отъ гоненій старухи и ненавистнаго любовника. Я надюсь, что ты не мене меня будешь великодушенъ и согласишься пожертвовать тмъ, что отъ меня получилъ.’ Монтей, погруженный въ размышленія и заняшый любовью, почиталъ рчь дю-Бурга оборотами живаго и веселаго его воображенія, но постигнувъ наконецъ настоящее дло, поспшно отдалъ перстень Брижетт. Въ это время услышала она звукъ колокольчика.— А! сказала она, вотъ моя барышня хочетъ ложиться почивать, я теперь же представлю ей этотъ чудесной перстень! — Монтей и Россъ не замедлили посл уходу Брижетты поблагодарить дю-Бурга за его выны елъ и остроумное средство, которое онъ нашелъ, чтобы дать знать Амбруазин о присутствіи друзей и врныхъ ея защитниковъ. Они много шутили надъ набожнымъ тономъ, который принялъ Дю-Бургъ, дабы лучше уврить Брижетту, надясь щастливаго успха набожной шутк, хохотали надъ легковріемъ Брижетты и удивлялись Амбруазна, какъ услышали шумъ… ‘Молчите! сказалъ дю-Бургь: примемъ наши набожныя мины и лукавой тонъ, я слышу кто-то идетъ...’

Въ самомъ дл это былъ слуга, пришедшій за тмъ, чтобъ отвесть пилигримовъ въ комнату, назначенную для людей такого состоянія: это былъ чердакъ на верху самой высочайшей башни Замка, постеля ихъ состояла въ свжей солом и одял, онъ пожелалъ имъ спокойной ночи и ушелъ, поручивъ себя ихъ молитвамъ.

ГЛАВА XIII.

Брижетта вошла съ поспшностію въ комнату къ г-ж своей совершенно съ веселымъ лицомъ, что весьма изумило Амбруазину. Привыкши видть сію, молодую двушку, раздляющею съ нею горсти и радости, которая всегда сообразовалась съ настоящимъ ея расположеніемъ, она удивилась, находя ее столь веселою въ такихъ обстоятельствахъ, когда она сама была весьма печальна, но и боле еще удивилась, когда Брижетта, желая изъяснить причину своей радости, не наблюдая ни связи, ни порядка, терялась въ безтолковыхъ рчахъ своихъ. ‘Радуйтесь! сказала Брижетта, у меня есть лкарство противъ всхъ нашихъ нещастій!… Лади Роскелинъ и вс они побждены. За насъ Святой Кютбертъ… Я имю перстень, съ которымъ двицы выходятъ замужъ по своей вол, который предохраняетъ ихъ отъ принужденнаго заужства!’

— Брижетта! сказала Амбруазина съ недовольнымъ видомъ и строгостію, хотя и необыкновенною ей, но которую внушила въ нее веселость, столь различествующія отъ скорбныхъ ея повствованій: Брижетта! оставь свои глупости, я не расположена ихъ слушать, естьли ты дура, то я о теб сожалю, но естьли шутишь, то шутки твои совершенно не приличны. — ‘Я совсмъ не дура и не шучу, вотъ перстень, о которомъ я говорила, подарокъ, посылаемый Святымъ Кютбершомъ, вотъ врное предостереженіе противъ намренія Лади Роскелинъ и гоненій Сиръ Жамеса!..’ Амбруазина вскрикнула, увидавши рубиновой перстень, который оставила она въ Барр, и не могла понять, какимъ образомъ очутился онъ въ рукахъ ея горничной. Первая ея мысль была, что Вилліамъ возвратился изъ Барры, куда былъ отъ нее посланъ, чтобъ увдомить Сент-Клера о жестокомъ ея положеніи. — Не пріхалъ ли Вилліамъ? — спросила она поспшно. ‘Нтъ, отвчала Брижегата. Я уврена, что онъ всевозможно поспшитъ для васъ, и даже для меня, прибавила она смясь и покраснвъ: но не возможно, чтобъ онъ такъ скоро возвратился, и сверхъ того какая связь между Вилліамомъ, островомъ Барра и симъ прекраснымъ перстнемъ?’ Амбруазина въ свою очередь покраснла изъ опасенія не проговорилась ли, но тотчасъ оправилась, и чтобъ лучше обмануть Брижетту, приняла суровый видъ. — Откуда у тебя взялся этотъ перстень? сказала она: я приказываю теб отдать его тому, отъ кого его получила, да и кто тотъ, дерзскій и безразсудный, который вздумалъ длать мн подарки?— Брижетта не много смшалась отъ строгаго тона госпожи своей и разсказала, о приход трехъ пилигримовъ въ Замокъ, о томъ, какъ они, не зная ее, свдали о печальномъ состояніи Амбруазины, разсказала, какое участіе они въ ней принимали и наконецъ рчи одного изъ нихъ, когда она по уход слугъ осталась съ ними одна. Она не забыла о подарк перстня и силахъ, которыя въ немъ заключались, и къ коимъ она имла совершенную довренность. Амбруазина узнала все, что долго казалось ей непонятньгмъ, она взяла перстень, разсматривая его внимательно, и еще боле уврилась, что онъ былъ тотъ самый, который она оставила на остров Барр, повидимому мало по малу входила въ легковріе Брижетты. Она сдлала ей тысячу вопросовъ о пилигримахъ, Брижетта удовлетворила ее со всею подробностію, не замедлила упомянуть о красот пилигримовъ, а боле одного изъ нихъ, которой какъ замтила она, невзирая на печальный его видъ и большю шляпу, которая была на немъ, имлъ прекрасные черные глаза, живой цвтъ лица и блые зубы. Амбруазина, побранивши ее, что она смотрла съ такимъ вниманіемъ на мщинъ, и сказавши ея шутя, что Вилліамъ не съ такимъ бы удовольствіемъ слушалъ вс столь врныя и обстоятельныя ея замчанія, потомъ спросила: лучшійли изъ трехъ пилигримовъ далъ ей перстень? ‘Нтъ, Милади, отвчала Брижетта: но онъ имлъ его на пальц. Боже мой! какъ онъ хорошъ! я немогу не сказать этого, хотябы вы меня и побранили! Жалко! было видть его на скамь между слугами, естьли бы вошелъ какой незнакомецъ, то почелъ бы его господиномъ Замка, который такъ переодлся. Отъ печали или гордости онъ не сказалъ ни однаго слова. Но, продолжала Брижетта, приходя въ веселость помр успокоенія Амбруазины, не будетъ ли также покровительствовать и мн этотъ перстень? не избавитъ ли и меня отъ мужа, котораго не хочу, и не доставитъ ли того, котораго желаю? Для чего же не такъ? Святый Кютбертъ не долженъ ли Брижетт покровительствовать также, какъ и Амбруазин?’ — Надюсь, что онъ соединитъ твой жребій съ Вилліамовымъ, и ручаюсь, что онъ для врнйшаго въ томъ успха дастъ теб приданое, за все сіе я теб отвчаю, милая Брижетта!— Расположивши столь благопріятно легковрную двицу нкоторыми подарками, и кром того лестнымъ общаніемъ, сказала ей наконецъ: ‘Послушай, моя милая, тутъ есть нчто чудное, что можетъ-быть объяснено только самыми пилигримами Естьли не должно отказываться отъ подарка Святаго Кютберта, то не должно его также принимать безъ должнаго изслдованія. Сказанное тобою мн можетъ быть справедливо, но ты могла обмануться, и такъ надобно, чтобъ я поговорила не много съ тми, отъ коихъ получила ты сей необыкновенный подарокъ, и постаралась открыть, не лицемрыли они и обманщики, или люди истинно набожные и достойные быть истолкователями воли великаго Святаго. Гд ихъ помстили?—

‘Въ комнат, назначенной для путешественниковъ, которая въ башн на лво, я имъ прикажу придти сюда, Милади!’

— Нтъ, Брижетта, нтъ! когда вс уснутъ, ты возвратишься сюда, и мы пойдемъ вмст, въ башню, гд узнаемъ твою и мою участь. —

‘И такъ вы теперь видите, Милади, что это не глупости, что пилигримъ честной человкъ?’

— Такъ, перстень уврилъ меня въ истинн его посланія, онъ говоритъ, что щастіе или нещастіе цлой моей жизни зависитъ отъ одного изъ пилигримовъ, и что необходимо нужно, чтобы я посовтовалась съ ними тайно. Замчай, что происходитъ въ Замк, и когда вс лягутъ спать, извсти меня и принеси съ собою факелъ. —

‘Не боитесь ли вы, Малади, идти ночью въ башню?’

— Совсмъ нтъ, впрочемъ мн не должно терять времени, можетъ быть завтра пилигримы отсюда выдутъ. —

‘Да, съ разсвтомъ сторожъ уже далъ приказаніе.’

— Ты видишь, что естьли мы хотимъ знать опредленія Вышняго, котораго они называють себя истолкователямя, то надобно поговорить съ ними сего дняже ввечеру, но останься, естьли ты боишься. —

‘Боже сохрани! я пойду за вами на край свта…’

— Благодарю тебя за расположеніе и мужество твое. Ступай теперь, возьми отсюда свчу, чтобы сочли, что я уже сплю, а между тмъ я подожду тебя въ потьмахъ на соф. —

Брижетта повиновалась, мужъ, котораго она уже любила, и приданое, какъ чрезвычайное для нее щастіе, имло сильное вліяніе на послушность ея, и хотя очень желала она похвастать передъ своими подругами о чудныхъ вещахъ, которыя слышала, и важной роли, которую играла въ столь необыкновенномъ приключеніи, поразсудила молчать до тхъ поръ пока Амбруазина позволитъ ей говоришь. И такъ Св. Кютбертъ былъ по истинн чудо: онъ сдлалъ молчаливою молодую горничную двушку.

Амбруазина оставшись одна, не могла соскучиться, предавшись размышленію, едва могла поврить, чтобы изгнанники имли время пріхать въ Роскелинъ, посл того, какъ она послала къ нимъ на Барру. Вс поступки Монтея на турнир и въ Кинтал и поспшность почти невроятная, съ которою онъ летлъ къ ней на помощь, подали ей лестную мысль, что онъ къ ней неравнодушенъ. Но жестокая страсть, которую онъ имлъ къ Елеонор Роскелинъ, угнтала ея сердце.— Но нтъ, нтъ! я стыжусь подозрвать его, Монтей не можетъ быть безпременно игралищемъ бездушной страсти, онъ не можетъ любить, не почитая предметъ любви своей, и естьли я не занимаю его сердца, то сама виновата, а не онъ. Чмъ боле я думаю, тмъ боле увряюсь, что щастливая Амруазина есть единственный предметъ его привязанности. Тщеславіе побудило его пріхать на турниръ и биться за честь мою, признательность, можетъ быть, привела его въ Кинталь, но его смущеніе во время разговора въ корридор, горесть при разлук со мною, гордые глаза его въ слезахъ, трепетаніе его руки, когда онъ прощаясь пожималъ мою, все, даже его великодушное желаніе видть меня щастливою съ другимъ, все показываетъ его истинныя чувства, тутъ нтъ ни тщеславія, ни простоя признательности, и я осмливаюсь видть доказательства истинной любви. Ему простительно имть худое мнніе о женщинахъ, он отравили жизнь его. О! естьли бы я была такъ щастлива, что могла бы возстановить въ глазахъ его почтеніе къ своему полу, съ какимъ восхищеніемъ промняла бы вс ложныя величія Двора на безплодные утесы Барры!

Таковы были размышленія Амбруазины во ожиданіи Брижетты. Наконецъ она пришла увдомить, что вс легли уже спать, и огонь во всемъ Замк погашенъ. Посл короткаго совщанія он вошли къ башн, гд находились пилигримы. Это было на противной сторон, надобно было идти чрезъ весь дворъ. По выход ихъ покоевъ пришло ей на мысль, что пилигримы были, можетъ быть, не т, за кого она ихъ считала, и хладъ разлился по ея сердцу. ‘Покажи мн еще твой перстень, сказала она Брижетт: онъ одинъ можетъ поддержать мое мужество въ трудномъ поступк, которой мн предстоитъ.’ Брижетта съ почтительностію его ей подала, она снова его разсматривала при свт факела, это былъ рубинъ не имющій ничего особеннаго, и могъ походить на многія другія. Она находилась въ тягостномъ сомнніи, какъ вдругъ примтила внутри вырзанныя слова, кои были начальными ея имени А. K., Сент-Клеръ начертилъ ихъ булавкою. Тогда, уврясь совершенно, продолжала свой путь при шум сов и нетопырей, привлеченныхъ свтомъ ея факела, ночныя птицы сіи, гнздившіяся въ зубцахъ башенъ, летали и кричали вокругъ ихъ. Брижетта умирала отъ страху и внутренно призывала своего заступника, между тмъ Амбруазина, бывъ выше всхъ таковыхъ слабостей, свойственныхъ многимъ женщинамъ, со смхомъ трясла своимъ факеломъ, чтобъ отдалить ночныхъ птицъ.

Пришедши къ башн, Амбруазина оставила Брижетту внизу лстницы, а одна съ мужествомъ взошла. Когда она была на верху башни, то остановилась, чтобы собраться съ духомъ, и постучаться въ дверь, которая отдляла ее отъ ея избавителя. Она долго медлила и наконецъ легонько постучалась, въ тужъ минуту вс тягостныя чувства спали съ ея сердца, ибо она услышала голосъ Сент-Клера. Онъ спрашивалъ: кто тутъ? Амбруазина Кинталъ, сказала она, которая бы желала имть краткій разговоръ съ пилигримами, она ожидаетъ ихъ внизу въ сняхъ.

Едва кончила она эти слова, какъ дверь отворилась, она увидла предъ собою трехъ пилигримовъ безъ шляпъ, и безъ мантій, ихъ обнаженные мечи лежали на скамь, а кинжалы воткнуты были за поясомъ. Они приняли таковую предосторожность въ Замк Роскелиновъ, что бы на случай, когда будутъ узнаны, дорого продать жизнь свою, и потому pшились совсмъ не ложиться спать.

Амбруазина отступила на нсколько шаговъ трепеща. Сент-Клеръ, подошедши кь ней, ободрилъ ее. ‘Вы ли это, сказалъ онъ ей съ нжнйшимъ почтеніемъ, великодушнйшая изъ женщинъ? Я не надялся такъ рано васъ видть, даже не осмливался желать сего, не испугались ли вы, проходя въ такое время одна чрезъ дворъ?’

— Я не одна, сказала Амбруазина: Брижетта дожидается меня внизу, и я боялась только, что пропущу случай васъ видть, Сент-Клеръ! Надобно мн было видть васъ въ эту же ночь, или никогда.

‘Мы нашли средство остаться здсь однимъ днемъ боле: дю-Бургъ притворится больнымъ и по законамъ гостепріимства намъ не могутъ отказать.’

Амбруазина печально покачала головою. — Ахъ! сказала она: одинъ день боле можетъ насъ погубить, Сент-Клеръ. Я просила у васъ совта, а не присутствія въ столь опасномъ мст. Естьли я трепетала въ Замк Кинталь, то судите о томъ, что я ощущаю, видя васъ у Роскелиновъ, раздраженныхъ непріятелей вашихъ. Какъ я безразсудна, что завлекла васъ сюда! Но что мн было длать, у меня нтъ другаго друга, кром Сент-Клера, и остается только три дни до ршенія судьбы моей. Должно, чтобъ я согласилась выдти замужъ за Рыцаря Лорна, или пошла въ монастырь Св. Франциска въ Бервик. Я никакого не имю отвращенія ни къ одному монастырю, изключая того, куда меня хотятъ везти. Настоятельница онаго предана Лади Роскелинъ, и я не сомнваюсь, чтобъ она не сдлала меня нещастною. Я хотла, попросить васъ защитить меня — и вотъ, мой планъ. На свер, при рк Тай, при подошв горы Крампіанъ есть женскій монастырь, какъ кажется Целестинскаго ордена, но все равно, онъ стоитъ въ дикомъ и уединенномъ мст, отдаленъ отъ владнія моей гонительницы, тамъ желала бы я провести послдніе два года моего несовершеннолтія, но не хочу вступить туда бглянкою. Сент-Клеръ! вы общались мн быть братомъ, я требую нын этого имени. Хотите ли отвезти меня въ этотъ монастырь и представить меня какъ свою сестру? —

Монтей въ молчаніи прижалъ руку Амбруазины къ своему сердцу, Россъ и дю-Бургъ говорили за него и клялись любезной своей пріятельниц защищать ее съ опасностію своей жизни.

— Избави Боже! возразила она, чтобы вы принуждены были показать мн таковый опытъ вашей дружбы, но я надюсь, что мы не будемъ въ опасности. Приготовьте хорошихъ лошадей, я привыкла къ такому роду путешествія, мы помчимся подобно втру и избавимся отъ гоненій, —

‘У насъ превосходныя лошади, вы можете судить о томъ по нашему прізду, они отсюда только въ десяти миляхъ, и мы скоро ихъ достанемъ. Одной недостаетъ для васъ, но мы ее купимъ, сказалъ ей Жамесъ Россъ.’

— Не имете ли вы нужды въ деньгахъ? сказала она. —

‘Нтъ, прервалъ дю-Бургъ: я казначей, и моя шкатулка полна.’

— Хорошо, сказала она: такъ намъ надобно поспшить, время не терпитъ, и я считаю минуты, въ которыя остается здсь Сент-Клеръ. Завтра, въ этотъ же часъ въ полночь, пройдите дворъ, ведущій къ этой башн, подъ папертію направо есть маленькая дверь въ капеллу, вы можете ее легонько отворить, войдите туда и тамъ меня ожидайте. Лампы, которыя безпрестанно горятъ предъ олтаремъ, довольно будетъ вамъ для свта, а я принесу факелъ, ибо не могу пройти въ потьмахъ корридоровъ Замка. —

‘Позвольте, сказалъ Сент-Клеръ, дабы я проводилъ васъ до вашей лестницы.’

— Я не согласна, не входите во внутренность этого жилища. Мн совсмъ нечего бояться, а вы должны всего страшиться. Въ церковной ризниц есть проходъ, чрезъ который можно выдти вамъ изъ Замка, а лошадей вы можете спрятать въ ближнемъ отсюда лсу. Прощайте! я забыла бдную Брижетту, боюсь, чтобъ вся преданность ея къ своему защитнику Св. Кютсберту не была недостаточна сохранить ее отъ страху во ожиданіи меня внизу башни.— Съ симъ словомъ она простилась со всми ими рукой, но Монтей, взявъ свой мечь, завладлъ прекрасною ея рукою, и объявилъ, что хочетъ проводить Амбруазину чрезъ дворъ. Она хотла отказаться, но онъ настоялъ, взялъ факелъ и подъ руку Амбруазину, сошелъ съ лстницы, на средин коей встртили они трепещущую Брижетту, которая шла на встрчу Госпож своемъ

‘Брижетта! сказала Амбруазина: все идетъ хорошо, Небо требуетъ отъ тебя только молчанія и врности, твоя и моя судьба отъ того зависятъ.’

— И не приказываетъ ли онъ мн также выдти замужъ за Вилліама? Ахъ, Боже мой! что я вижу, сказала она, поражена будучи удивленіемъ и страхомъ при вид Сент-Клера безъ шляпы и безъ мантіи, вооруженнаго обнаженнымъ мечемъ и кинжаломъ: не мужъ ли это тотъ, котораго посылаетъ вамъ Св. Кютсбергъ? —

‘Нтъ, сказала Амбруазина смясь, это только братъ. Посмотри, Брижетта, не узнаешь ли ты твоего прекраснаго пилигрима?’

— Мать Пресвятая Богородица? это онъ самый, я узнаю его: черные большіе глаза и Королевскій видъ, но у моего любимца Св. Кютберта есть ли также обнаженный мечь? —

‘Непремнно, Брижетта, и это все по повелнію великаго Святаго.’

— Тутъ заключаются великія странности, думала молодая двушка, но онъ хочетъ, чтобъ я вышла замужъ за Вилліама, и это очень мн нравится. —

Когда они прошли черезъ дворъ, то опять увидли ночныхъ птицъ, которыя дожидались ихъ въ проход. Монтей употребилъ то же средство, какъ и Амбруазина, чтобы разогнать ихъ. Брижетта дрожала и молилась, Амбруазина смялась, и Сент-Клеръ удивляясь, что она была столь далека отъ ребяческихъ страховъ, которые, не смотря на свою любовь къ Елеонор, часто замчалъ въ ней, и которые всегда казались ему смшными.

Когда они подошли къ перистилю, Амбруазина оостановилась и хотла съ нимъ проститься, но онъ просилъ ее подождать одну минуту, факелъ поставили на полъ. Брижетта отошла на нсколько шаговъ. ‘Какъ вы удостоили меня вашею довренностію, то позвольте сдлать одинъ вопросъ: не можете ли вы перемнить намренія вашего заключиться въ монастырь, ибо не льзя вамъ ршительно положить, что останетесь тамъ два года, участіе Королевы и Лади Роскелинъ въ Рыцар Лорн можетъ заставить васъ изъ него выдти, или можетъ быть и произнестъ обты?’ — Я одного съ вами мннія, но не имю другаго средства, нтъ-ли у васъ какого нибудь?…. —

‘Увы, нтъ! отвчалъ онъ съ глубокимъ вздохомъ, милая Амбруазина. О! для чего не могу истребить прошедшаго, но это желаніе безполезно и щастіе сотворено не для меня.’

— Не говорите этого, Сент-Клеръ, въ послдній разъ, какъ мы видлись, вы хотли знать мое сердце: могу ли я также знать ваше? —

‘Безъ сомннія я открою его предъ вами, какъ вредъ высочайшимъ Существомъ.’

— Вы спрашивали меня, люблю ли я Рыцаря Лорна? Я вамъ поклялась, что нтъ, теперь ваша очередь отвчать мн: любите ли вы Лади Елеонору Роскелинъ?—

‘Нтъ! клянусь душею моею я честію, три года, какъ уже для меня она не существуетъ. Тотчасъ посл ея измны я такъ возненавидлъ ее, что осмлилсябы поклясться, что больше ее не люблю: величайшее презрніе заступило мсто гнва, тогда я могъ справедливо сказать, что излчился. Теперь питаю къ ней совершенное равнодушіе, естьли мн случится о ней думать, то отъ удовольствія, что избавился величайшаго нещастія быть ея мужемъ.’

— Вы увидите, какъ я любопытна и смла. Еще одинъ вопросъ! совершенно ли свободно ваше сердце? навсегда ли вы отказались отъ любви? —

‘Амбруазина! я изгнанникъ, и … мн запрещено любить, и говорить о любви…. Нтъ, милая Амбруазина, я не смю любишь!’

Амбруазина удивилась столь великой нжности, и замолчала. Посл короткаго молчанія сказала она: — намъ должно разстаться, скоро разсвтетъ. Не забудьте придти въ полночь въ церковь съ вашими товарищами, а прочее предоставимъ судьб. Прощайте! найдетели въ пошьмахъ дорогу къ вашимъ товарищамъ?.. —

‘Я ее хорошо замтилъ, сверхъ того я бывалъ здсь въ малолтств съ моимъ дядею Монтеемъ.’

— И такъ прощайте до завтрешняго дня! да руководствуетъ васъ Небо!—

‘Любезная Амбруазина! Ангелы, которыхъ вы изображеніе, должны хранить васъ!’ Онъ поцловалъ ея руку.

— Не хотите ли вы взять факелъ? онъ мн вовсе не нуженъ. —

— Нтъ… о, Амбруазина! милая двица! сказалъ онъ съ чувствомъ, прижавъ руку ея къ своему сердцу: надобно было видть васъ теперь, или никогда не видать.’

— Не знаете ли вы пословицу, сказала она ему шуткою: лучше поздно, нежели никогда? Еще разъ прощайте! — Она взяла факелъ, позвала дремлющую Брижетту и взошла на лстницу къ комнатамъ Замка. Монтаей возвратился въ башню. ‘Ахъ! думалъ онъ, какъ я обманулся, почитая, что я зналъ любовь. Амбруазина! теб только можно внушить, что я чувствую. Не хочу знать, хороша ли ты, но обожаю невинное и чистое твое сердце, которое не позволяетъ теб подозрвать зла, и которое вс слова твои и поступки покрываетъ завсою благопристойности и добродтели, какъ твоя благородная смлость возвышаетъ тебя предъ женщинами обманчивыми и притворными, которыя осмлятся, можетъ быть, порицать тебя.’

Съ своей стороны Амбруазина говорила самой себ: — я ду съ моимъ супругомъ, не могули я ввриться человку, которому хочу посвятить жизнь свою? Ему, сказала она, поднявъ глаза къ Небу, Коему навсегда, или ежели онъ откажетъ Богу, Коего призываю въ свидтели моихъ клятвъ. —

Она пришла съ Брижеттою въ корридоръ, дрожащія двицы прошли его очень скоро. Поровнявшись съ комнатами Лади Роскелинъ, он услышали внутри лай собачки, которой ихъ испугалъ, он поспшно вошли въ комнату Амбруазины, которая приказала Брижетт провести съ ней ночь.

Конецъ I-й Части.