П. Рябовскій.
‘Современникъ’. Кн. II, 1913.
(Сборники стихов), Старк Леонид Николаевич, Год: 1913
Время на прочтение: 5 минут(ы)
Сергй Колкій. Зеленая исповдь. Стихи и разсказы. СПБ. 1912 г.— стр. 75, ц. 90 к.
Левъ Зиловъ. Ддъ. Поэма. К-во ‘Метели’. 1912 г. М. стр. 135, ц. 1 р. 50 к.
едоръ Кашинцевъ. Боли сердца. Стихи. СПБ. 1911. стр. 184, ц. 1 р.
Михаилъ Гальперинъ. Мерцанія. Собраніе стиховъ, кн. I. К-во ‘Графика’. 1912 г. стр. 125, ц. 1 р. 50 к.
А. Marie. Лирика. Парижъ. 1912. Стр. 123, ц. 1 р.
Впереди всхъ, несомннно, стоитъ Сергй Колкій. Уже изъ самаго заглавія книжки — ‘Зеленая исповдь’ — видна претензія автора на какую-то особенную, небывалую оригинальность. Едва раскрывъ книжку, читатель наталкивается на предисловіе, въ которомъ устанавливается, что въ настоящее время русское искусство находится на краю гибели. Искусство гибнетъ, и Сергй Колкій призванъ къ спасенію его. И вотъ,— какъ онъ спасаетъ. Я предоставляю автору говорить самому за себя:
Я буду пть о сферахъ, мн послушныхъ,—
О волнахъ морскихъ и воздушныхъ.
Вашихъ мыслей убогихъ мн не нужно.
Я буду пть не о земномъ, что всмъ доступно…
Я буду пть смло и неотступно.
И я не хочу, невжды, внимать вамъ послушно’.
Разъ…
… И согбенный, съ клюкою — о, муки ада,
Онъ отъ нея, отъ тьмы, ужъ снова невдалек,
Близится вновь къ той тьм., тьм заката,
Онъ, еще не насладившійся пахучей розой въ его рук.
Два… Думается, что довольно.
Кром стиховъ, въ книжк есть еще три небольшихъ разсказа,— одинъ изъ которыхъ — ‘Арендаторъ’ — посвященъ даже М. Д. Челышеву,— но о нихъ лучше не говорить: невозможная банальщина содержанія и ужасное выполненіе.
Левъ Зиловъ — не начинающій поэтъ. Въ 1908 и 1911 годахъ имъ уже выпущены дв книги стиховъ, и поэма ‘Ддъ’, такимъ образомъ, является третьей. Но тмъ боле непростительнымъ представляется намъ выпускать такія поэмы.
Прежде всего о содержаніи. Несмотря на чрезвычайную растянутость, оно весьма туманно. Въ поэм почти нтъ дйствія. Есть только разсужденія, иногда переходящія въ простой наборъ словъ, сквозь который изрдка проскальзываетъ что-то. Да и самая тема довольно странна: главный герой — умершій ддъ, который оживаетъ и женится на своей внучк. Собственно говоря, ‘Ддъ’ вовсе не поэма. Поэтическаго элемента въ немъ почти нтъ, какъ нтъ поэтическаго чувства у автора. Чтобы не быть голословнымъ, приведу мсто, гд это выразилось довольно ярко. Описывается разговоръ дда съ луннымъ мальчикомъ, который предлагаетъ дду вернуть ему снова былую молодость. Вотъ это мсто:
— Ты хочешь жить, мертвецъ. Я — мертвыхъ оживитель,
Профессія недавняя… Родитель
Твой оживленъ былъ мной за радужную, но —
Онъ слова не сдержалъ и умеръ вновь давно…
Теперь поручено мн требовать залога…
Залогъ пустяшный — твой фамильный брилліантъ.
Онъ будетъ при теб… не думай, ради Бога,
Что мы жулье, что я такой же франтъ,
Какъ внукъ твой Константинъ. Останется съ тобою Твой брилліантъ, но заложить, продать Его не смешь ты. Онъ закрпленъ судьбою Отнын за бюро., которымъ воскрешать Теб подобныхъ посланъ я въ ущербы Луны… Согласенъ?..
Вотъ она новая поэзія!..
Въ техническомъ отношеніи стихи Льва Зилова, правда, лучше стиховъ г-на Колкаго, равнаго которому вообще, пожалуй, трудно найти въ русской литератур, но все же весьма плохи. Онъ пишетъ октавами, но форма эта ему не удается, и. размръ часто не выдержанъ. Чтобы втиснуть слово въ строку, онъ частенько прибгаетъ къ сокращеніямъ, напримръ: ‘зайчьей лапкой’, ‘въ акваріяхъ’, ‘троюроднымъ братомъ’, ‘судрожно качаясь’, и т. д. Съ рифмами онъ обращается совсмъ запросто. На каждой страниц тому можно найти по нсколько примровъ. Такъ римуется у него каминъ съ бенедиктиномъ, ‘зм’ и ‘черт’, ‘окно’ и ‘глубоко’, ‘вод’ и ‘воркотн’, ‘день-два’ и ‘тогда’,, ‘зонты’ и ‘блины’, и прочая, и прочая…
Нтъ, и не г-ну Зилову предстоитъ спасти погибающее русское, искусство…
Не спасетъ его и Федоръ Кашинцевъ. Его поэзія носитъ какой-то демонически-гробокопательскій характеръ. Изъ него, несомннно, вышелъ бы превосходный кладбищенскій сторожъ, и лишь какимъ-то непонятнымъ и прискорбнымъ недоразумніемъ можно объяснить то, что онъ началъ писать стихи.
Съ технической стороны онъ лучше г-на Зилова. Размромъ и римой владетъ довольно сносно. Что же касается искаженія языка, то въ этомъ не уступитъ. Художественнаго вкуса почти не замтно. Г-нъ Кашинцевъ любитъ всякія ‘страшныя’ слова, любитъ писать ихъ обязательно съ большой буквы и, вообще, ничего не можетъ выразить просто — все съ надрывомъ, все съ какой то необычайной позой. О себ онъ говоритъ такъ:
Я вн обычности понятій —
Всы иль принятый шаблонъ
Въ игр всеобщихъ воспріятій
Мн не диктуютъ свой законъ.
Всюду у него трупы, стоны, развратъ, ужасъ, движенье сферъ, адскія боли, постижности, предни, предзакатъ, предчеловкъ, предрожденіе и пр. Словесный арсеналъ выродившагося крайняго декадентства усвоенъ имъ цликомъ. Если это поэзія, то поэзія больного человка. И самъ г-нъ Кашинцевъ неоднократно даетъ подтвержденіе этого.
Я въ міръ подкинутъ. Я подкинутъ
Голоднымъ, голымъ… тмя нтъ.
Мн имя нтъ. Я опрокинутъ
Природой навзничь: Я поэтъ.
Смется міръ, и дразнятъ дти,
Злословятъ взрослые… И вотъ
Таскаю я лохмотья эти,
Согбенный горемъ идіотъ…
Довольно примровъ. Комментаріи же излишни.
Если стихи г. Кашинцева не кривлянье, не пошлая поза, не ‘фразеологія’, пустая и безсмысленная, то, несомннно, произведеніе больной, надорванной психики. И въ томъ, и въ другомъ случаяхъ, едва ли приходится чего-либо ожидать. А жаль, ибо въ книг изрдка попадаются правильныя мысли. Я приведу одно стихотвореніе подъ заглавіемъ ‘Зачмъ молчать?’
Зачмъ молчать? Есть мысль — скажи,
Обидлъ богъ — возстань на бога,
Бьетъ человкъ — мечъ обнажи,
Не стой безъ шапки у порога.
Закрыта дверь — стучи открыть,
Нтъ знаній — знаній домогайся,
Ты нищій — первымъ надо быть,
Не можешь.— Гинь! Не унижайся!
Это, быть можетъ, неуклюже сказано, но все же сильно, врно и просто. Главное, просто. Это единственное простое стихотвореніе:во всей книг. А между тмъ истинная поэзія — поэзія жизни, а не смерти — неразлучна съ простотой: вдь жизнь-то — она простая.
A. Marie также принадлежитъ къ ‘опрокинутымъ навзничь’, по удачному опредленію Ф. Кашинцева.
Книжка издана съ большой претензіей на оригинальность и изящество, но содержаніе не соотвтствуетъ этой претензіи. Есть два-три сносныхъ стихотворенія, главнымъ образомъ, въ отдл ‘Радость’, который весь написанъ александрійскими стихами. Но они не искупаютъ книжки. Много надуманнаго ‘пессимизма’ и ‘разочарованія’ въ жизни.
Прекрасенъ міръ, но жизнь бдна, а пснь,
Пснь лишь мечта, рожденная любовью…
или:
Съ средней долей не могу я примириться,
А добыть другую гд же силы?
Только остается, что молиться,
Только остается, ждать могилы…
Словомъ, ‘въ мір прочнаго нтъ ничего, все уносится мимо, мимо…’
Техника слаба. Римуются втеръ и сеттеръ, кубокъ и красоту Богъ, сумерекъ и имя рекъ (да еще въ скобкахъ). Любитъ A. Marie слова, врод ‘мерцающей личности’, ‘ясной всемірности’, ‘тихой вечернести’. Плохо все это.
Книжка снабжена изумительно нелпыми, ‘подъ лубокъ’, заставками и концовками французскаго художника А. Лота.
О Михаил Гальперин почти нечего сказать. Не врится какъ-то, что онъ молодъ, что это — его первая книжка, и что выпущена она теперь, въ 1912 -году. Слишкомъ ужъ перепты вс эти мотивы, слишкомъ много разъ сказаны эти слова. Конечно, дло не въ словахъ, ибо они не умираютъ и не умрутъ, покуда будетъ существовать человчество. Но секретъ безсмертія словъ заключается въ способности всегда сказать ихъ какъ-то по новому, по своему, а этой-то способности у М. Гальперина и нтъ. И вотъ поэтому-то онъ и не можетъ выбиться изъ круга банальщины и посредственности. Вся сущность его поэзіи заключается въ двухъ строчкахъ, одного извстнаго поэта:
Сбиваетъ сладкія сливки
Изъ любви, соловья и луны…
Всегда бываетъ такъ радостно встрчать новыя книжки съ новыми фамиліями молодыхъ авторовъ. Вдь въ нихъ — будущее нашей, литературы, они должны притти и оказать намъ какое-то новое слово о жизни, о мір, о себ. Но много званныхъ — да мало набранныхъ.. И это такъ грустно…