‘Отечественныя Записки’, No 3, 1846
Историческое Похвальное Слово Карамзину, произнесенное, при открытии ему памятника…, Погодин Михаил Петрович, Год: 1846
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Историческое Похвальное Слово Карамзину, произнесенное,при открытіи ему памятника, въ Симбирск, А(а)вгуста 23, 1845 года, въ собраніи симбирскаго дворянства, А(а)кадемикомъ М. Погодинымъ. Москва. Въ тип. Августа Семена. 1845. Въ 8 ю д. л. 66 стр.
Похвальное слово, или панегирикъ, есть такой родъ реторическихъ сочиненій, въ которомъ знаменитое или извстное лицо не оцняется по его заслугамъ, а безусловно восхваляется. Г. Погодинъ, будучи приглашенъ симбирскимъ дворянствомъ, для произнесенія ‘похвальнаго слова’ Карамзину, по случаю открытія памятника въ Симбирск, удивительно-хорошо исполнилъ предоставленное ему дло. Забывъ совершенно о критическомъ дух нашего времени и его требованіяхъ, онъ не счелъ за нужное смотрть на Карамзина, какъ на человка, принадлежавшаго къ извстной эпох, оказавшаго русской литератур заслуги великія, но котораго труды теперь имютъ значеніе боле относительное, историческое, нежели безусловное. Нтъ! г. Погодинъ, одушевившись своимъ положеніемъ панегириста, только хвалилъ, хвалилъ и хвалилъ. Такъ-какъ похвалы его относились къ лицу, дйствительно замчательному и дйствительно оказавшему великія услуги русской литератур, слдовательно, и русскому просвщенію и образованію, — то въ неумренныхъ и преувеличенныхь похвалахъ оратора есть своя сторона истины. Эти похвалы ложны тмъ только, что односторонни. Надобно прибавить еще, что, не смотря на ихъ одностороннюю преувеличенность, он ужасно-холодны, ледяны, и въ нихъ ни одного живаго слова, ни одного теплаго, изъ души вырвавшагося выраженія, все мертво и сухо, какъ и слдуетъ быть въ реторическомъ произведенія… Идеи Карамзина, принадлежавшія даже не XVIII, а скоре XVII вку, слдовательно, давно отжившія, кажутся панегиристу безусловно-истинными и непреложными. Въ этомъ сказался издатель ‘Москвитянина’ и славянофилъ: извстно, что зерно славянофильскаго направленія заключается въ ‘Исторіи Государства Россійскаго’. Ссылаясь на извстную многимъ рукопись Карамзина, Записка о древней и новой Россіи, г. Погодинъ съ особеннымъ торжествомъ выписываетъ изъ нея сужденіе Карамзина о Петр-Великомъ. Мы выпишемъ вполн это мсто изъ ‘слова’ г. Погодина.
‘Съ чувствами врноподданническаго благоговнія къ Государю, Карамзинъ, посл прекраснаго обозрнія Древней Исторіи, начинаетъ политическое разсужденіе съ царствованія Императора Остра 1-го (составляющаго ключъ и замокъ къ настоящему и будущему положенію Россіи), гд и является глубокомысленнымъ Политикомъ.
Представивъ въ обшей картин великіе подвиги Петровы, омъ съ удивительною проницательностію разбираетъ вредныя по послдствіямъ его дянія, коими по его мннію должно почесть слдующія:
‘Страсть къ новымъ для насъ обычаямъ, преступившая въ немъ границы благоразумія: Петръ не хотлъ вникнуть въ истину’, говоритъ онъ, ‘что духъ народный составляетъ нравственное могущество государствъ, которое подобно физическому, нужно для ихъ твердости… Государь Россіи унижалъ въ собственномъ ихъ сердц. Презрніе къ самому себ располагаетъ ли человка и гражданина къ великимъ дламъ?.. Предписывать уставы обычаямъ есть насиліе беззаконное и для Монарха Самодержавнаго… Честію и достоинствомъ Россіянъ сдлалось подражаніе.’
Второе вредное дйствіе Петрово состояло въ отдленіи высшаго сословія отъ низшихъ одеждою и наружностію: ‘Русскіе земледльцы, мщане, купцы увидли Нмцевъ въ Русскихъ дворянахъ, ко вреду братскаго народнаго единодушія государственныхъ состояній…’
Третіе — ослабленіе связей родственныхъ, пріобртеніе добродтелей человческихъ на счетъ гражданскихъ: ‘Имя Русскаго,’ спрашиваетъ онъ, ‘иметъ ли для насъ ту же силу неисповдимую, какую оно имло прежде?’
Наконецъ, блестящею ошибкою Петра Карамзинъ называетъ основаніе столицы въ Петербург.’
А въ этомъ ограниченномъ сужденіи г. Погодинъ слышитъ голосъ ‘глубокомысленнаго политика’!.. Уважаемъ память Карамзина не меньше всякаго другаго, но ни минуты не поколеблемся между имъ и Петромъ-Великимъ, и не обинуясь скажемъ, что сужденіе даровитаго, во отнюдь не геніяльнаго писателя о творц Россійской Имперіи, Великомъ между Великими, и ограниченно и недальновидно… Вс крайности реформы Петра-Великаго были необходимы, и если изъ нихъ вышло какое-нибудь зло, оно было временное, переходное. Еслибъ онъ приступилъ къ реформ осторожно, благоразумно, исподоволъ,— онъ ни въ чемъ не усплъ бы. Какъ геній, онъ, можетъ-быть, и самъ не сознавалъ этого, но чувствовалъ, — я его геніальный инстинктъ не обманулъ его. Маленькимъ-великимъ людямъ легко разсуждать о большихъ, о настоящихъ великихъ людяхъ, сдланное дло имъ кажется легко сдлать иначе, но это въ области фантазія и резонрства, а въ дйствительности, они не съумютъ даже поставить на столъ куриное яйцо: и для этого нуженъ будетъ Коломбъ!