Сарданапал, Байрон Джордж Гордон, Год: 1821 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 114 минут(ы)

Дж. Г. Байронъ

Сарданапалъ.

Сарданапалъ, исправленный и дополненный V актомъ перев. Почетнаго академика П. Вейнберга, съ предислов. проф. Л. Ю. Шепелевича

Байронъ. Библіотека великихъ писателей подъ ред. С. А. Венгерова. Т. 2, 1905.

САРДАНАПАЛЪ.

Послдніе мсяцы равенскаго періода Байрона (см. біографію) ознаменованы рядомъ высокохудожественныхъ произведеній (‘Сарданапалъ’, ‘Два Фоскари’, ‘Каинъ’, ‘Видніе суда’, ‘Небо и земля’). Среди нихъ ‘Сарданапалу’ слдуетъ отвести одно изъ первыхъ мстъ. Посвящая трагедію ‘великому Гете’. Байронъ очевидно придавалъ ей важное художественное значеніе. Замчательно, что трагедія была написана въ періодъ особеннаго увлеченія Байрона революціонными идеями — и нисколько не отразила ихъ. Въ своемъ род это едва-ли не самое объективное произведеніе поэтическаго творчества Байрона. Автобіографическихъ элементовъ и художественной оцнки мы коснемся ниже, теперь-же обратимся къ исторической основ пьесы.

Сюжетъ пьесы Байрона заимствованъ изъ разсказа Діодора Сицилійскаго о гибели ассирійскаго царя Сарданапала. По-смотримъ, какъ излагаетъ эти событія древнегреческій историкъ (23 II к.).

‘Сарданапалъ, послдній ассирійскій царь, тридцатый посл Нина, основателя царства, превзошелъ всхъ своихъ предшественниковъ въ наклонности къ удовольствіямъ и наслажденіямъ. Не довольствуясь тмъ, что онъ не показывался никогда вн дворца, Сарданапалъ жилъ во всемъ подобно женщин. Проводя время между распутными женщинами, онъ одвался въ пурпуръ и тонкія ткани. Онъ носилъ женское платье и лицо его и все тло были настолько лишены мужественнаго вида, благодаря блиламъ и другимъ снадобьямъ распутныхъ женщинъ, что ни одна изъ нихъ не могла казаться боле женственной. Онъ даже выработалъ себ женскій голосъ’. Дале Діодоръ распространяется объ излишеств ды и питья Сарданапала, объ его порочности, непризнававшей ни пола, ни возраста. Онъ такъ погрязъ въ своей жажд удовольствій, что наслажденіе сдлалъ своимъ закономъ. Для себя онъ сочинилъ (по Діодору) слдующую эпитафію:

‘Ты смертенъ. Подумай объ этомъ, наслаждаясь жизнью, успокой требованія сердца, наслажденіе не существуетъ для мертвыхъ. Я — теперь прахъ, а когда то повелитель царственной Ниневіи. Лишь то, что доставили мн искусство, забава и наслажденіе — мое, прочія же блага я покинулъ’.

Въ слдующемъ (24) Діодоръ разсказываетъ о возстаніи Арбака. Арбакъ былъ мидійскій военачальникъ, очень сильный и храбрый. Сатрапъ Вавилона Белезисъ, жрецъ, сообщилъ Арбаку, что, по предсказанію звздъ, посл Сарданапала онъ будетъ царствовать надъ всею страною. Арбакъ общалъ Белезису вавилонскую сатрапію безъ всякой дани. Арбакъ привлекаетъ на свою сторону предводителей войскъ, недовольныхъ бездятельнымъ царемъ. Желая лично убдиться въ изнженности царя, Арбакъ черезъ евнуха проникаетъ во дворецъ и видитъ разгулъ Сарданапала. Его ршеніе занять престолъ слабаго царя окончательно созрло, и онъ вооружаетъ мидянъ, а Белезисъ — вавилонянъ. Возставшихъ было около 40.000.

Изъ 25 мы узнаемъ, что Сарданапалъ, узнавъ о мятеж, собралъ врныя войска и оттснилъ враговъ къ горамъ. Оправившись, они вновь выступили на равнину и ждали битвы. Сарданапалъ выставилъ противъ нихъ свое войско. Онъ назначилъ цну за голову Арбака въ 200 талантовъ золота, но между солдатами Арбака не нашлось измнника. Такая-же награда и столь-же безуспшно была предложена за голову Белезиса. Произошла битва, въ которой мятежники были вновь разсяны. На военномъ совт, по настоянію Белезиса, было ршено продолжать кампанію. Въ завязавшейся битв царь опять побдилъ и овладлъ лагеремъ враговъ. Арбакъ считалъ дло проиграннымъ и хотлъ распустить войска, но Белезисъ удержалъ его, предсказывая черезъ пять дней неожиданную помощь, согласно указанію звздъ.

Въ 26 разсказывается, какъ на встрчу бактрійцамъ, идущимъ на помощь царю, отправляется Арбакъ и склоняетъ ихъ на свою сторону. Сарданапалъ, не зная о случившемся, вновь предается наслажденіямъ и пирамъ, угощая и войско. Арбакъ, узнавъ отъ перебжчиковъ, что войско царя не ждетъ нападенія, застигаетъ врасплохъ пирующихъ. Царь съ немногими приближенными спасся бгствомъ въ городъ, гд и заперся. Военачальникомъ надъ ратью Сарданапалъ назначилъ Саламена, брата жены, а самъ руководилъ защитой. Саламенъ погибъ въ битв, а съ нимъ и все врное царю войско, многіе потонули въ рк, многіе были отрзаны отъ города. Убитыхъ было такое множество, что рка окрасилась кровью на большомъ разстояніи. Узнавъ о неудач царя, подданные многихъ провинцій отъ него отложились. Сарданапалъ отправилъ жену и дтей къ врному компадонейскому сатрапу, а самъ приготовился къ защит. По предсказанію оракула, Ниневія могла быть взята лишь тогда, когда рка станетъ ея врагомъ. Сарданапалъ былъ увренъ, что этого не случится.

27. Бунтовщики повели правильную осаду, но не могли взять города, защищаемаго крпкими стнами (усовершенствованныя осадныя машины, по замчанію Діодора, не были тогда извстны). Городъ въ изобиліи былъ снабженъ всмъ необходимымъ. Осада длилась два года. На третій годъ Евфратъ отъ дождей такъ сильно разлился, что затопилъ часть города. Тогда царь вспомнилъ пророчество и отчаялся въ спасеніи. Чтобы не попасть въ руки врагамъ, онъ приказалъ сложить громадный костеръ, положить на него драгоцнности, а женщинъ и евнуховъ заперъ въ зданіи, устроенномъ среди костра. Царь сгорлъ вмст съ врными слугами и сокровищами. Узнавъ о смерти Сарданапала, Арбакъ проникъ въ Ниневію и былъ провозглашенъ царемъ.

Для насъ не иметъ никакого значенія вопросъ объ исторической достоврности разсказа Діодора и дополняющихъ его нкоторыми подробностями историковъ {См. Duncker. Geschiclite d. Alterthums, т. 2, стр. 345 и сл. О Діодор, см. Бузескулъ, Введеніе въ исторію Греціи, стр. 251 и сл.}. Мы ограничимся лишь указаніемъ, что Діодоръ былъ введенъ въ заблужденіе, спутавъ два историческіе момента и пріурочивъ гибель Ниневіи къ Сарданапалу, тогда какъ она была завоевана мидянами лишь при его малоизвстномъ преемник. Историческій Сарданапалъ пріобрлъ своими многочисленными завоеваніями славное имя {См. Hommel. Geschichte Babyloniens u. Assyriens, стр. 694 и сл.}. Мы склоняемся даже къ тому мннію, что въ приведенномъ, по Діодору, разсказ мы имемъ смсь исторіи и миа, въ основу послдняго легло представленіе о женскомъ, свтовомъ божеств {См. Duncker. Ibidem.}. Какъ бы то ни было фабула ‘Сарданапала’ у Байрона вполн удовлетворительно объясняется разсказомъ Діодора, и поэтъ, конечно, не углублялся въ исторію поэтическаго сюжета и не интересовался вопросами исторической критики источниковъ. Его манила привлекательная прелесть сюжета, уже намченная и въ прозаическомъ разсказ. Имя Сарданапала съ легкой руки греческихъ историковъ сдлалось нарицательнымъ еще со временъ Аристофъ и стало синонимомъ людей изнженныхъ, чувственныхъ и бездятельныхъ. Байронъ чутьемъ поэта видлъ, подобно историку, рядъ противорчивыхъ чертъ въ характер Діодорова Сарданапала и, не прибгая ни къ исторической критик, ни къ миологическимъ гипотезамъ, примирилъ эти противорчія художественной интуиціей, создавъ объективно-поэтическій обликъ Сарданапала.

Само собою разумется, что, при тенденціозномъ желаніи, весьма нетрудно сдлать Сарданапала автобіографическимъ признаніемъ Байрона. Такія попытки длались не разъ. Въ ассирійскомъ цар можно видть черты, присущія поэту въ період его пребыванія въ Италіи, въ лиц Мирры — гр. Гвиччіоли или одно изъ итальянскихъ увлеченій Байрона, жена Сарданапала — лэди Байронъ, а сцена свиданія царя и царицы воспроизводитъ будто бы одинъ изъ моментовъ супружескихъ отношеній четы Байронъ. При такомъ толкованіи задача историка литературы упрощается и даже упраздняется.

Однако такой пріемъ, вообще вполн умстный въ толкованіи произведеній Байрона, непримнимъ къ ‘Сарданапалу’. Образъ Сарданапала въ изложеніи Діодора преслдовалъ Байрона съ дтства (12 л.).

Уже въ изложеніи греческаго писателя бросается въ глаза рядъ противорчій, и чтобы примирить ихъ, понадобилось высокое искусство поэта. Сарданапалъ, по Діодору, является чудовищемъ изнженности и испорченности,— и при всемъ этомъ способнымъ къ геройскимъ подвигамъ. Черты грубаго эстета въ Сарданапал отмчены и въ прозаическомъ разсказ Діодора — поэту были даны смутныя и отдаленныя указанія. Сарданапалъ способенъ къ геройскимъ дяніямъ и вмст съ тмъ лишенъ способности поступаться личными привычками и даже капризами для серьезной цли.

Весь смыслъ Байроновскаго ‘Сарданалала’ заключается не въ драматической интриг, и не въ характерахъ главныхъ. дйствующихъ лицъ, а въ главномъ геро ассирійскомъ цар. Источники дали Байрону указаніе на двойственность характера Capданапала: въ нормальное время апатія, лнь, разностороннія чувственныя удовольствія, а въ роковой моментъ — твердое мужество, безумная отвага и самообладаніе. Мотивировать эти переходы приходилось поэту — и онъ отнесся къ своей задач съ необыкновеннымъ искусствомъ.

Трудно представить себ боле неподходящія черты для трагическаго героя, чмъ т, которыя мы находимъ у Сарданапала въ историческомъ источник. Главная основа всякаго трагическаго героя — его способность къ дйствію, его дятельная сила. Даже Шекспиру не удавалось создать трагическій характеръ, пассивный въ своей основ. Его Ричардъ II — одно изъ слабыхъ произведеній, а герой пьесы въ сущности не играетъ первенствующей роли. Пассивность и бездятельность Сарданапала — неотъемлемыя черты его характера, и Байронъ не только не ослабилъ ихъ, но даже усугубилъ. Ему предстояла высоко художественная задача — обосновать эти черты. И поэтъ далъ этимъ чертамъ глубокую мотивировку, сообщивъ ассирійскому царю высокую гуманность и цльное, своеобразное философское міросозерцаніе.

Уже въ 1-мъ акт мы видимъ въ лиц Сарданапала не чревоугодливаго сластолюбца, не безвольнаго владыку, а человка съ опредленнымъ жизненнымъ міросозерцаніемъ, опредленной жизненной программой. Кровавые подвиги своихъ предковъ Сарданапалъ оцниваетъ весьма скептически и дко осмиваетъ обманъ, къ которому его предки прибгали для удержанія въ покорности подданныхъ.

А ты чего бъ хотлъ?

Чтобъ я писалъ указы: ‘Повинуйся,

Народъ, царю, вноси въ его казну!

Служи въ его фалангахъ! жертвуй кровью

Изъ-за него, благоговйно падай

Предъ нимъ во прахъ, вставая, чтобъ нести

Тяжелый трудъ!’ Иль такъ: ‘На этомъ мст

Сарданапалъ сто тысячъ умертвилъ

Своихъ враговъ. Смотрите, вотъ ихъ гробы —

Его трофей!’

Мысли Сарданапала о тщет земного напоминаютъ даже поэтическими образами гамлетовскіе мотивы:

Червякъ — вотъ богъ! Онъ стъ по крайней мр

Твоихъ боговъ, покамстъ, наконецъ,

Сожравши все, безъ пищи не издохнетъ.

Еще обильне подобными мотивами монологъ Сарданапала въ 1-мъ акт.

Ужели жизнь мою —

Коротенькую жизнь — я тратить стану

Еще на то, чтобъ охранять ее

Ото всего, что бдную способно

Укоротить? Да стоитъ ли она

Такихъ трудовъ! Нтъ, жить, бояся смерти,

Бунтовщиковъ повсюду чуя, всхъ

Вокругъ себя за то подозрвая,

Что здсь они, а тхъ, что далеко —

Зато, что тамъ, значитъ ли въ могилу

До срока лечь?

Монологъ оканчивается выраженіемъ негодованія Сарданапала на подданныхъ, неспособныхъ оцнить кротости и снисходительности повелителя и доступныхъ лишь чувству страха.

Въ кротости и бездятельности Сарданапала слдуетъ видть не только пассивность, а результатъ цльнаго міровоззрнія — скептически-эпикурейскаго. Царь — прекрасный знатокъ людей, онъ ни на минуту не заблуждается относительно виновности Арбака и Белезиса, а щадитъ ихъ изъ отвращенія къ убійству. Политической зрлостью дышитъ его обращеніе къ Белезису

Прошу тебя замтить,

Что межъ землей и небомъ люди есть

Зловредне того, кто управляя

Мильонами, не губитъ никого,

И, самого себя не ненавидя,

Къ другимъ людямъ, однакоже, настолько

Расположонъ, что даже тхъ щадитъ,

Которые его не пощадили бъ,

Стань вдругъ они владыками надъ ними.

Въ другомъ мст Сарданапалъ говоритъ:

Хотя вполн зависитъ ваша жизнь

Отъ моего дыханья и что хуже

Еще для васъ отъ страха моего,

Вамъ нечего, однако, опасаться:

Я мягокъ, да, но страха нтъ во мн.

Сарданапалъ врагъ всякихъ страданій. Онъ скорбитъ, видя, сколько мукъ терпитъ человчество по вин самой природы, и считаетъ долгомъ всякаго человка не умножать, а облегчать участь ближняго.

Вдь вс мы: отъ раба

Послдняго до перваго монарха

Достаточно страдаемъ для того,

Чтобъ бдствія земного гнетъ природный

Не умножать, но роковой удлъ,

Намъ посланный судьбой, стараться только

Услугами другъ другу облегчать.

Что касается до личной программы Сарданапала, какъ правителя, то ее ни въ коемъ случа нельзя видть въ знаменитой пародіи на надпись, приводимую Діодоромъ:

‘Царь

Сарданапалъ, сынъ Анасиндаракса.

Въ единый день два города воздвигъ.

шь, пей, люби, все прочее не стоитъ

Щелчка’.

Это — игра остроумія царя, весьма кстати противополагается суровой сдержанности Салемена.

Сарданапалъ, по намреніямъ и желаніямъ, — гуманнйшій правитель, котораго ни въ чемъ нельзя было бы упрекнуть, если бы мы имли дло съ частнымъ человкомъ. Но, какъ обладатель престола, Сарданапалъ вполн непригоденъ, особенно если принять во вниманіе, что мы имемъ дло съ абсолютной монархіей, гд иниціатива и отвтственность лежатъ на личности монарха. Положеніе Сарданапала требуетъ постояннаго напряженія энергіи, превосходящаго силы средняго человка. Отдыхъ и ослабленіе этой энергіи неминуемо ведутъ за собою ослабленіе и умаленіе власти, раздробляющейся между безчисленными ставленниками. Сарданапалъ совершилъ преступленіе особаго рода: преступленіе политическое, онъ не усплъ сохранить и спасти прерогативъ власти, ему данной (сравни справедливые упреки Салемена). Личные идеалы Сарданапала — исключительно эстетическіе. Наслажденіе и наслажденіе всестороннее — вотъ его лозунгъ. Онъ не только ставитъ Вакха, бога веселія и вина, выше своихъ обоготворенныхъ предковъ завоевателей, онъ тонко цнитъ красоту, гд бы она ни появлялась: въ глазахъ-ли женщины, живописности убора и прелести ландшафта. Вспомнимъ обращеніе Сарданапала къ звздамъ.

О, за звзды ты не бойся —

Я ихъ люблю. Люблю смотрть, когда

Огни блестятъ на темно-синемъ свод

И сравнивать съ глазами Мирры ихъ,

Люблю слдить, какъ ихъ лучи играютъ

На серебр трепещущемъ Евфрата

Въ часы, когда полночный втерокъ

Рябитъ рку-красавицу и стонетъ

Межъ тростника, стоящаго каймой

Вдоль береговъ.

Картина пира на галер столь же поэтически описана Сарданапаломъ въ его обращеніи къ Мирр (1 актъ, послдняя сцена).

Равнымъ образомъ въ сцен самосожженія Сарданапалъ является изысканнымъ эстетомъ, котораго прельщаетъ въ моментъ смерти великолпная поза.

‘Падетъ за царствомъ царство,

Какъ падаетъ теперь моя держава,

Славнйшая изъ всхъ, но и тогда

Уважатся людскимъ воспоминаньемъ

Послдній мой поступокъ и предастся

Для памяти народовъ’.

Наиболе характерной для Сарданапала (хотя, можетъ быть, не оригинальной, а заимствованной у Шекспира) является сцена, гд царь-эстетъ, готовый выступить въ послдній, ршительный бой, отъ котораго зависитъ и престолъ, и жизнь, теряетъ драгоцнное время, примряя шлемы. Его искренній ужасъ при вид неуклюжаго шлема заставляетъ забыть о трагизм момента. Для эстета Сарданапала головной уборъ иметъ первостепенное значеніе.

Въ общемъ предъ нами не восточный деспотъ, но добрый и гуманный человкъ, возвышающійся до акта воли лишь въ роковыя минуты своей жизни. Сарданапалъ долженъ погибнуть, такъ какъ бездятельность не возможна въ его положеніи. Сарданапалъ упустилъ изъ виду, что судьба не дала ему положенія частнаго человка, и онъ не вправ устраивать жизнь по собственному усмотрнію. Какъ государственный и общественный дятель, Сарданапалъ заслуживаетъ полнаго осужденія: легкомысленно онъ отдалъ свою власть людямъ, грубо злоупотреблявшимъ ею.

Изъ остальныхъ дйствующихъ лицъ на первомъ план стоитъ Мирра — рабыня и возлюбленная Сарданапала, которую поэтъ съ умысломъ сдлалъ гречанкой, дочерью свободнаго народа, и привязалъ ее узами любви къ восточному деспоту. Мирра обладаетъ въ одно и то же время и чрезвычайно женственной, и сильной и мужественной натурой. Байронъ сдлалъ ее гречанкой, чтобы надлить ее гражданскими чувствами, неизвстными дочерямъ Востока. Не только на пути къ удовольствію, но и на пути къ слав и смерти Мирра готова сопровождать Сарданапала. Она не покидаетъ любимаго человка тогда, когда все ему измняетъ. Съ проницательностью любящей женщины она чуетъ грозящую царю опасность и съ прозорливостью государственнаго мужа убждаетъ его своевременно принять мры къ самосохраненію. Ее, свободную гражданку Греціи, тяготитъ двойное рабство: вншнее, зависящее отъ положенія рабыни, и внутреннее — отъ силы любовнаго чувства, послднее даетъ ей точку отправленія въ попыткахъ спасти царя, быть достойною его спутницей. Въ послднія минуты своей жизни Мирра является настоящей гражданкой, возвышающейся надъ уровнемъ варварской толпы. Любовь къ царю и свобод даетъ Мирр силы съ наслажденіемъ умереть мученическою смертью на костр. Необыкновенная деликатность и тонкость натуры Мирры сказались между прочимъ и въ ея отношеніи къ Зарин, супруг Сарданапала. Ни на минуту гречанка не пытается узурпировать положенія царицы и злоупотреблять своимъ вліяніемъ на царя. Замчательнымъ тактомъ и необыкновенною кротостью Мирра обезоруживаетъ даже законнаго защитника правъ царицы, ея брата Салемена. Лучше всего обрисовывается Мирра въ монолог, гд она восхищается прекрасной картиной солнечнаго восхода (нач. V д.) и въ ея обращеніи къ Сарданапалу (конецъ IV д.).

Все громкое, блистательное можетъ

У брата-человка человкъ

Насильственно похитить: царства гибнутъ,

Войска бгутъ и падаютъ, друзья

Становятся врагами, рабъ уходитъ,

Везд обманъ — и измняютъ т

Скоре всхъ, которые всхъ больше

Одолжены, и только та душа,

Что любитъ безкорыстно, не измнитъ

Любимому.

Параллельно Мирр выводится Байрономъ въ трагедіи законная жена царя Зарина. Она столь-же достойная женщина, какъ и Мирра, но становится особенно привлекательной въ силу своего тяжелаго положенія: врной, но не любимой и покинутой жены. За ласковое слово Сарданапала Зарина готова простить ему вс обиды и слдовать за нимъ въ опасностяхъ. Трагизмъ положенія царицы усугубляется присутствіемъ дтей, изъ-за которыхъ она вынуждена пожертвовать долгомъ остаться въ роковую минуту при супруг.

Характеры остальныхъ дйствующихъ лицъ не сложны. Честный, суровый Салеменъ, древній римлянинъ по характеру и темпераменту, будетъ до конца дней своихъ хранить врность своему долгу, его фигура мастерски написана во весь ростъ. Мягкость и кротость чужды Салемену и только героизмъ и непоколебимая врность Мирры вызываютъ его честное одобреніе. Белезисъ, Арбакъ изображены поэтомъ по намекамъ, имющимся въ источникахъ. Вс прочія лица имютъ несущественное, эпизодическое значеніе.

Байронъ, какъ онъ самъ заявляетъ въ предисловіи, никогда не имлъ въ виду поставить ‘Сарданапала’ на сцену. Дйствительно, несмотря на три единства, трагедія не обладаетъ сценическими достоинствами. Тщательно отдланный, глубокій характеръ Сарданапала, напоминающій и Гамлета, и Ричарда II, не заключаетъ благодарныхъ для трагическаго героя чертъ. Въ Сарданапал слишкомъ много гамлетовскаго, но безъ той своеобразной энергіи, которую проявляетъ датскій принцъ, энергіи продолжительной и устойчивой, каковою не обладаетъ восточный повелитель. За минутными вспышками у Capданапала слдуетъ глубокая апатія и весь смыслъ трагедіи въ тонкой и отчетливой обрисовк характеровъ двухъ главныхъ дйствующихъ лицъ.

Нельзя отрицать безусловно автобіографическаго значенія ‘Сарданапала’. Въ нкоторыхъ эпизодахъ звучатъ несомннно личныя ноты, напр., въ сцен свиданія царственной четы слышатся отзвуки грустной семейной исторіи Байрона, въ самообличеніяхъ царя — просвты горькаго раскаянія поэта и неоднократно выраженнаго желанія примиренія съ лэди Байронъ. Но при всемъ этомъ изъ всхъ произведеній Байрона ‘Сарданапалъ’ — наимене автобіографическое. Авторъ писалъ его въ Равенн, въ разгар политическихъ увлеченій своихъ, — а въ трагедіи мы видимъ художественно и объективно очерченные характеры и ни слда тхъ революціонныхъ идей, поборникомъ которыхъ былъ поэтъ. Мало того: въ трагедіи видно отвращеніе автора отъ кровавыхъ переворотовъ, сопровождающихъ смну всякаго режима.

Байронъ, посвятилъ ‘Сарданапала’ Гете. Авторъ ‘Фауста’ высоко цнилъ англійскаго поэта и его вниманіе. Эккерманъ (подъ 26 марта 1826 г.) отмчаетъ: ‘Гете за обдомъ былъ въ свтломъ, сердечномъ расположеніи духа, онъ получилъ сегодня драгоцнную рукопись, именно автографъ Байронова посвященія ‘Сарданапала’.Онъ показывалъ намъ ее посл обда, причемъ упрашивалъ свою дочь возвратить ему письмо лорда Байрона изъ Генуи*. Впослдствіи Гете въ особой стать (Lebensverhltniss zu Byron. 1833) сообщаетъ читателямъ о своихъ отношеніяхъ къ Байрону. Они ограничивались немногимъ: Байронъ посвятилъ Гете ‘Сарданапала’ и ‘Вернера’. Въ 1823 г. онъ написалъ ему письмо изъ Генуи, рекомендуя одного молодого человка, на которое Гете отвчалъ стихами. На стихи послдовалъ со стороны Байрона прочувствованный отвтъ.

Гете посвятилъ нсколько статей произведеніямъ Байрона и много говоритъ объ англійскомъ поэт въ своихъ ‘Разговорахъ съ Эккерманомъ’. Относительно ‘Сарданапала’ онъ высказывается лишь одинъ разъ и то косвенно, по поводу пресловутыхъ трехъ единствъ. Говоря о Байрон, Гете однажды замтилъ: ‘Онъ разршаетъ драматическіе узлы такъ, какъ и не ожидаешь, и всегда лучше, чмъ воображаешь себ’. Дале: ‘Гете посмялся надъ лордомъ Байрономъ, который въ жизни ничмъ себя не стснялъ и не справлялся ни съ однимъ закономъ, и подчинился напослдокъ нелпйшему закону трехъ единствъ. Онъ столь-же мало понималъ основу этого закона, какъ и другіе. Основа — ясность изображенія, и три единства хороши по стольку, по скольку способствуютъ ея достиженію’.

Вс похвалы Гете Байрону блднютъ передъ тмъ памятникомъ, который великій нмецкій поэтъ воздвигъ своему молодому собрату во 2-й ч. ‘Фауста’. Изображая его въ лиц Эндиміона, Гете даетъ слдующее поясненіе: ‘Я никого, кром его, не могъ избрать представителемъ новой поэзіи, потому что онъ, конечно, величайшій талантъ нашего вка. И при этомъ, Байронъ ни классикъ, ни романтикъ, онъ былъ само ныншнее время. Такой мн и требовался. Сверхъ того, онъ подходилъ и по своей неудовлетворенной натур, и по своему воинственному стремленію, благодаря чему и погибъ при Миссалунги’.

Выражая мысль Гете нсколько иначе, можно сказать, что въ ‘Сарданапал’ Байронъ является и классикомъ, и романтикомъ. Вншній ходъ трагедіи онъ стремится обусловить классическими тремя единствами, въ пользованіи источниками и въ характеристик персонажей онъ примыкаетъ къ самымъ смлымъ романтикамъ. ‘Сарданапалъ’ стушевывается на фон другихъ, боле яркихъ и сильныхъ произведеній Байрона, но и эта пьеса достойна репутаціи великаго поэта и человка.

Л. Шепелевичъ.

ПРЕДИСЛОВІЕ.

Издавая нижеслдующія трагедіи, {‘Сарданапалъ’ и ‘Два Фоскари’.} я долженъ только повторить, что он были написаны безъ отдаленнйшей мысли о сцен. О попытк, сдланной одинъ разъ театральными антрепренерами общественное мнніе уже высказалось. Что касается моего личнаго мннія, то повидимому ему не придаютъ никакого значенія, и я о немъ умалчиваю.

Историческіе факты, положенные въ основу обихъ пьесъ, разсказаны въ примчаніяхъ.

Авторъ въ одномъ случа попытался сохранить, а въ другомъ приблизиться къ правилу ‘единствъ’, считая, что совершенно отдаляясь отъ нихъ, можно создать нчто поэтичное, но это не будетъ драмой. Онъ знаетъ, что этотъ взглядъ не популяренъ въ англійской литератур, но не онъ выдумалъ ‘единства’, онъ только держится мннія, которое еще не особенно давно признавалось закономъ во всемъ мір и до сихъ поръ считается таковымъ въ наиболе цивилизованныхъ странахъ. Но ‘nous avons chang tout cela’, и пожинаемъ теперь плоды отрицанія. Авторъ далекъ отъ мысли, что слдуя своему личному убжденію, или какимъ-либо образцамъ, онъ можетъ сравниться со своими предшественниками, писавшими правильныя или даже неправильныя драмы, онъ только объясняетъ, почему онъ предпочелъ боле правильное построеніе, какъ бы оно ни было слабо, полному отреченію отъ всякихъ правилъ. Въ неудачахъ сооруженія виноватъ архитекторъ, а не принципы его искусства.

Въ настоящей трагедіи моимъ намреніемъ было слдовать разсказу Діодора Сицилійскаго. Вмст съ тмъ, однакоже, я хотлъ насколько могъ, приспособить этотъ разсказъ къ закону единствъ. Вотъ почему у меня мятежъ внезапно возникаетъ и заканчивается въ одинъ день, между тмъ какъ въ исторіи все это явилось результатомъ долгой войны.

Великому Гете

иностранецъ

дерзаетъ поднести дань уваженья

литературнаго вассала своему ленному господину,

первому изъ современныхъ писателей,

который создалъ

литературу въ собственномъ отечеств

и прославилъ собою литературу Европы.

Это недостойное произведеніе, которое авторъ осмлился посвятить ему,

называется

САРДАНАПАЛЪ.

0x01 graphic

Дйствующія лица:

Мужчины:

Сарданапалъ, царь Ниневіи, Ассиріи и другихъ странъ.

Арблкъ, мидянинъ, замышляющій сдлаться царемъ.

Белезисъ, халдейскій прорицатель.

Сaлеменъ, шуринъ царя.

Алтада, дворцовый чиновникъ.

Панія.

Замесъ.

Сферо.

Бaлка.

Женщины:

Зарина, царица.

Mиррa, рабыня-іонянка и возлюбленная Сарданапала.

Гаремныя женщины, стражи, свита, халдейскіе жрецы, мидяне и другіе.

Дйствіе въ Ниневійскомъ дворц.

ДЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.

СЦЕНА ПЕРВАЯ.

Чертогъ во дворц.

САЛЕМЕНЪ (одинъ).

Онъ мучитъ государыню — но онъ

Ей господинъ, сестру мою онъ мучитъ —

Но онъ мн братъ, онъ мучитъ свой народъ —

Но онъ его владыка. Я обязанъ

И подданнымъ и другомъ быть ему —

Спасти его отъ гибели постыдной.

Я не могу, не долженъ допустить,

Чтобъ безъ слда изсякла подъ землею

Немврода кровь, Семирамиды кровь,

Чтобъ кончилась пастушескою сказкой

Исторія тринадцати вковъ

Владычества. Онъ долженъ пробудиться.

Въ его душ изнженной развратъ

Не истребилъ отваги беззаботной,

Природную энергію его

Испорченная жизнь лишь подавила,

Не сокрушивъ, и въ сладострастьи онъ

Не утонулъ, а лишь погрязъ глубоко.

Родясь въ изб, онъ могъ бы государство

Себ добыть, рожденный для внца,

Онъ по себ оставитъ только имя —

Ничтожное наслдство для дтей.

Но и теперь еще не все погибло.

Еще теперь онъ могъ бы искупить

Позорное бездйствіе, когда бы

Съ той легкостью, съ какою сталъ онъ тмъ,

Чмъ быть ему не слдуетъ, ршился бъ

Тмъ сдлаться, чмъ быть ему должно.

Какъ будто бы своимъ народомъ править

Труднй, чмъ жизнь въ разврат истощать?

Быть во глав своихъ солдатъ трудне

Владычества въ гарем? Онъ себя

Губительнымъ распутствомъ разслабляетъ,

И духъ и плоть подкапываетъ онъ

Занятьями, что не даютъ здоровья —

Какъ ловъ зврей, и славы — какъ война.

Да, долженъ онъ проснуться. Ахъ, лишь громы

Небесные его разбудятъ!

(За сценой нжная музыка). Вотъ,

Вотъ звуки лиръ, и лютень, и кимваловъ —

Гармонія баюкающей нги,

Истомы сладострастной! Голоса

Гаремныхъ женъ и тварей ниже женщинъ

Сливаются въ веселый хоръ, а онъ,

Великій царь всего земного міра,

Увнчанный цвтами, возлежитъ,

Откинувши небрежно діадему —

Хватай ее, кто только хочетъ… Вотъ

Они идутъ. Уже благоуханье

Отъ ихъ одеждъ доносится ко мн,

Ужъ вижу я — вдоль галлерей сверкаетъ

Каменьями толпа нарядныхъ двъ,

Его пвицъ и вмст съ тмъ совтницъ

И между нихъ, самъ женщина съ лица

И женщиной одтъ, онъ — внукъ ничтожный

Семирамиды, женщины-царя!

Но вотъ и онъ. Остаться мн? Конечно —

И подойти и смло все сказать,

Что говорятъ о немъ другъ другу люди,

Хорошіе и честные… Идутъ,

Идутъ рабы и въ ихъ глав владыка

И подданный, слуга своихъ рабовъ!

СЦЕНА ВТОРАЯ.

Входитъ Сарданапалъ, одтый по женски, въ внк изъ розъ, за нимъ женщины и молодые рабы.

САРДАНАПАЛЪ

(обращаясь къ нкоторымъ изъ свиты).

Для пиршества въ Евфратскомъ павильон

Устроить все пышне! Разубрать

Гирляндами и освтить поярче!

Мы ужинать тамъ будемъ нынче въ полночь.

Исполнить все, какъ должно, а теперь —

Галеру мн! Надъ свтлою ркою

Свжительный кружится втерокъ —

Мы поплывемъ. Вы, нимфы дорогія,

Длящія со мной часы утхъ,

Увижу вновь я васъ въ тотъ часъ сладчайшій,

Когда мы соберемся, точно хоръ

Небесныхъ звздъ, и вы такое жъ небо

Блестящее сплетете изъ себя.

До тхъ же поръ вы можете свободно

Располагать собой. А ты, моя

Іонянка возлюбленная, Мирра,

Гд хочешь ты остаться: въ ихъ сред

Иль близъ меня?

МИРРА.

Властитель мой!

САРДАНАПАЛЪ.

Властитель!

Ахъ, жизнь моя! Что это за отвтъ

Убійственно-холодный? Ужъ такое

Проклятіе царей — отвты слышать

Подобные. Ты госпожа себ,

Какъ мн. Скажи, съ гостями ль удалиться

Желаешь ты, иль чаровать меня

Останешься?

МИРРА.

Царя желанье будетъ

Закономъ мн.

САРДАНАПАЛЪ.

Ахъ, перестань со мной

Такъ говорить! Блаженствомъ высочайшимъ

Считаю я — желанія твои

Вс исполнять. Я собственныхъ желаній

Высказывать не смю, опасаясь,

Чтобъ не были они твоимъ противны:

Вдь ты всегда свое желанье въ жертву

Чужому принести готова…

МИРРА.

Хотла бы остаться. Выше счастья

Не знаю я, какъ вчно быть съ тобой,

Но…

САРДАНАПАЛЪ.

Что же но? Межъ мною и тобою

Единственной преградой можетъ быть

Твоя всегда мн дорогая воля.

МИРРА.

Обычный часъ совта твоего

Ужъ наступилъ, мн лучше удалиться…

САЛЕМЕНЪ (подходя).

Раба права: ей слдуетъ уйти.

САРДАНАПАЛЪ.

Кто говоритъ? Ты, братъ мой?

САЛЕМЕНЪ.

Братъ царицы,

Теб же, царь, всеподданный слуга.

САРДАНАПАЛЪ (обращаясь къ свит).

Итакъ, прошу васъ всхъ своимъ досугомъ

Располагать до полночи, а тамъ

Мы вновь васъ ждемъ.

(Вс уходятъ. Мирра тоже собирается уйти).

Ты, Мирра, мн казалось,

Остаться здсь хотла…

МИРРА.

Государь,

Ты не веллъ остаться мн…

САРДАНАПАЛЪ.

Но это

Ты взглядами сказала. Мн знакомъ

Малйшій взглядъ глазъ іонійскихъ этихъ,

И я прочелъ, что отъ меня уйти

Не хочешь ты.

МИРРА.

Твой братъ, мой повелитель…

САЛЕМЕНЪ.

Царицы братъ, его супруги братъ,

Іонянка! Меня назвать ты смешь

И не краснть при этомъ?

САРДАНАПАЛЪ.

Не краснть!

О человкъ, лишенный глазъ и сердца!

Въ ея лиц зажечь такой пурпуръ,

Какимъ въ часы вечерняго заката

Блестятъ снга Кавказа — и потомъ

Ее корить твоей же слпотою

Холодною!… Какъ — слезы, Мирра?

САЛЕМЕНЪ.

Пусть

Он текутъ! Она слезами платитъ

Не за себя одну, сама жъ она —

Причина слезъ гораздо ядовитй.

САРДАНАПАЛЪ.

Будь проклятъ тотъ, изъ-за кого она

Заплакала!

САЛЕМЕНЪ.

Не проклинай себя же,

Когда уже мильоны безъ того

Тебя клянутъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Не забывайся! Хочешь,

Чтобъ вспомнилъ я, что я монархъ?

САЛЕМЕНЪ.

О, если бъ

Ты вспомнить могъ!

МИРРА.

Мой государь и ты,

Мой принцъ, уйти позвольте мн.

САРДАНАПАЛЪ.

Что жъ длать,

Коль грубою рукою ранилъ онъ

Твой нжный духъ — иди, но помни — скоро

Мы свидимся. Ахъ, лучше потерять

Мн мой престолъ, чмъ радость быть съ тобою!

(Мирра уходитъ).

САЛЕМЕНЪ.

И съ нимъ и съ ней ты, можетъ быть, навкъ

Разстанешься.

САРДАНАПАЛЪ.

Братъ! видно, я умю

Собой владть, когда такія рчи

Еще сношу, не выводи жъ меня

Изъ всхъ границъ моей натуры слабой!

СAЛЕMEHЪ.

Изъ этой-то натуры, черезчуръ

Бездйственной и слабой, и хочу я

Тебя извлечь. О, если бы я могъ

Поднять твой духъ, хотя бы я за это

Самъ пострадалъ!

САРДАНАПАЛЪ.

Клянусь Вааломъ, онъ

Тираномъ бы хотлъ меня увидть!

САЛЕМЕНЪ.

Ты и теперь тиранъ! Иль, можетъ быть,

Ты думаешь, что только тамъ тиранство,

Гд льется кровь, гд вчный звонъ цпей?

Нтъ, деспотизмъ порока, ядъ разврата,

Безсиліе, тупая апатія

И чувственность позорная творятъ

Мильонами тирановъ, ихъ жестокость

Безкровная далеко превосходитъ

Гнуснйшія жестокости владыкъ,

Исполненныхъ энергіи кровавой.

Да, зрлище разврата твоего —

И тяжкій гнетъ и страшная отрава,

Въ немъ гибели источникъ твоему

Владычеству и всмъ его опорамъ.

Извн ли врагъ нахлынетъ на тебя,

Внутри ль страны возстанье загорится —

И тутъ и тамъ погибель для тебя:

Разбить врага народъ твой не съуметъ,

А къ мятежу съ охотою примкнетъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Что жъ двигаетъ тобой, какъ всенароднымъ

Глашатаемъ?

САЛЕМЕНЪ.

Участіе къ страданьямъ

Моей сестры царицы и любовь

Понятная къ племянникамъ-малюткамъ,

И преданность царю, въ которой онъ,

Я думаю, нужду ощутитъ скоро

Не на однихъ словахъ, и уваженье

Къ Немвродову потомству, и еще,

Еще одно, съ чмъ незнакомъ ты.

САРДАНАПАЛЪ.

Что же?

САЛЕМЕНЪ.

Невдомое слово для тебя.

САРДАНАПАЛЪ.

Желательно услышать…

САЛЕМЕНЪ.

Добродтель.

САРДАНАПАЛЪ.

Невдомое слово! Да ничто —

Ни ревъ трубы, ни крики пьяной черни

Мн въ уши не врывались никогда

Упорне, чмъ это слово. Только

Его одно и слышу я въ устахъ

Твоей сестры.

САЛЕМЕНЪ.

Чтобъ разговоръ несносный

Перемнить, послушай о порок.

САРДАНАПАЛЪ.

А отъ кого?

САЛЕМЕНЪ.

Пожалуй, хоть отъ втровъ,

Коль отзвукамъ народныхъ голосовъ

Захочешь внять.

САРДАНАПАЛЪ.

Послушай, я — ты знаешь —

И терпливъ и мягокъ и не разъ

Ты въ этомъ убждался: отвчай же,

Что двигаетъ тобой?

САЛЕМЕНЪ.

Бда, теб

Грозящая.

САРДАНАПАЛЪ.

Не понимаю.

САЛЕМЕНЪ.

Слушай:

Народы вс — ихъ много получилъ

Ты отъ отца — къ теб пылаютъ злобой

Открытою.

САРДАНАПАЛЪ.

Ко мн? Чего жъ хотятъ

Рабы?

САЛЕМЕНЪ.

Царя.

САРДАНАПАЛЪ.

А что же я такое?

САЛЕМЕНЪ.

Для нихъ — ничто, по мн же — человкъ,

Способный быть и кое-чмъ побольше.

САРДАНАПАЛЪ.

Шваль пьяная! Чего же это имъ

Недостаетъ? И миръ и изобилье —

Все есть у нихъ.

САЛЕМЕНЪ.

Да, мира больше, чмъ

Не срамъ имть, а изобилья — меньше,

Чмъ кажется царю, гораздо меньше.

САРДАНАПАЛЪ.

Кто жъ тутъ виной, какъ не одни мои

Грабители-сатрапы?

САЛЕМЕНЪ.

И отчасти

Самъ государь, который никогда

Не сдлаетъ ни шагу за ворота

Дворцовыя, а если и рискнетъ,

То лишь затмъ, чтобъ спрятаться отъ зноя

Въ какомъ-нибудь дворц нагорномъ. О,

Ваалъ великій, ты, создавшій эту

Имперію и сдлавшійся богомъ

Или, какъ богъ, блиставшій яркой славой

Въ теченіе столтій — вотъ, смотри,

Тотъ, кто себя зоветъ твоимъ потомкомъ!

Онъ никогда еще, какъ властелинъ,

Не видлъ царствъ, съ которыми разстался

Ты, какъ герой, которыя трудомъ

И временемъ и кровью намъ ты добылъ —

И для чего? чтобъ сдлались они

Источникомъ налоговъ и стяжаній

Для оргіи, для прихотей слпыхъ

Любовницы…

САРДАНАПАЛЪ.

Тебя я понимаю,

Желалъ бы ты, чтобъ превратился я

Въ воителя. Клянусь звздами неба,

Открытыми халдеянамъ — клянусь,

Безумные рабы вполн достойны,

Чтобъ въ собственныхъ желаніяхъ они

Нашли свое проклятье и чтобъ къ слав

Я ихъ повелъ.

САЛЕМЕНЪ.

А отчего же нтъ?

Вдь женщиной была Семирамида,

А между тмъ къ Гангеса берегамъ

Она своихъ водила ассиріянъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Да, это такъ. Но только — какъ вернулась

Она оттоль?

САЛЕМЕНЪ.

Какъ мужъ и какъ герой:

Разбитая — то правда, но постыдно

Не павшая. Съ своими двадцатью

Солдатами въ порядк отступила

На Бактрію.

САРДАНАПАЛЪ.

А сколько ихъ она

Оставила для коршуновъ индійскихъ?

САЛЕМЕНЪ.

О томъ молчатъ анналы.

САРДАНАПАЛЪ.

Ну, такъ я

За нихъ скажу, что, право, двадцать платьевъ

Въ своемъ дворц ей лучше бы наткать,

Чмъ съ двадцатью солдатами спасаться,

Покинувши милльоны врныхъ слугъ

Среди волковъ и вороновъ, и тварей

Свирпе, страшне ихъ — людей!

И это честь? О, если такъ, оставьте

Меня въ моемъ позор навсегда!

САЛЕМЕНЪ.

Не всмъ бойцамъ одна и та же доля.

Великая праматерь ста царей

Изъ Индіи бжала, это правда,

Но бактріянъ, и персовъ, и мидянъ

Она зато прибавила къ народамъ,

Которыми владла, какъ и ты

Владть бы могъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Я и владю ими.

Она жъ одно умла — покорять.

САЛЕМЕНЪ.

Ахъ, мечъ ея для нихъ — и скоро — больше,

Чмъ скипетръ твой, понадобится!

САРДАНАПАЛЪ.

Жилъ,

Какъ говорятъ, на свт нкій Бахусъ.

Я отъ моихъ гречаночекъ о немъ

Слыхалъ не разъ. Онъ богъ былъ, богъ у грековъ

И, стало быть, совсмъ не божество

Въ Ассиріи, а между тмъ, то царство

Индійское, гд, по твоимъ словамъ,

Такъ пострадать пришлось Семирамид,

Онъ покорилъ.

САЛЕМЕНЪ.

И я о немъ слыхалъ,

Ты видишь самъ — прослылъ онъ въ людяхъ богомъ

За подвигъ свой.

САРДАНАПАЛЪ.

И я сейчасъ почту

Божественность его. Эй, виночерпій!

САЛЕМЕНЪ.

Что хочетъ царь?

САРДАНАПАЛЪ.

Хочу, чтобъ былъ почтенъ

Вашъ новый богъ и древній побдитель.

Вина сюда!

(Входитъ виночерпій).

Подай мн золотой,

Украшенный каменьями, мой кубокъ,

Что чашею Немвродовой зовутъ.

Наполни до краевъ, неси скоре!

(Виночерпій уходитъ).

САЛЕМЕНЪ.

Но время ли — возобновлять пиры,

Когда еще отъ прежнихъ не усплъ

Ты выспаться?

(Виночерпій возвращается съ виномъ).

САРДАНАПАЛЪ.

Мой благородный сродникъ,

Коль варвары далекихъ береговъ

Іоніи и подданные наши

Не лгутъ — такъ онъ, тотъ Бахусъ, покорилъ

Всю Индію, не правда ли?

САЛЕМЕНЪ.

Да, правда,

И вотъ за то прослылъ онъ богомъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Нтъ,

Нтъ, не за то! Дв-три его колонны,

Которыя моими быть могли бъ,

Сочти я ихъ достойными покупки

И поисковъ — вотъ все, что говоритъ

О царствахъ, имъ разрушенныхъ, о крови,

Что пролилъ онъ морями, о сердцахъ,

Разбитыхъ имъ. Но здсь, здсь, въ этой чаш

Лежитъ его безсмертіе — въ лоз

Безсмертной той, откуда душу первый

Онъ выдавилъ и намъ потомъ ее

На радость далъ, какъ слабое возмездье

За зло своихъ побдъ. Да, не сверши

Онъ этого, и гробъ его и имя

Лишились бы безсмертья, и подобно

Праматери моей Семирамид,

Остался бъ онъ навки межъ людьми

Чудовищемъ какимъ-то съ полублескомъ

Божественнымъ. Вотъ богомъ что его

Содлало — тебя жъ пусть человкомъ

Содлаетъ. Ну, добрый мой брюзга,

Вотъ чаша, пей въ честь греческаго бога!

САЛЕМЕНЪ.

Всхъ царствъ твоихъ я не взялъ бы за то,

Чтобъ такъ, какъ ты, глумиться надъ родною

Религіей.

САРДАНАПАЛЪ.

Онъ, стало быть, герой,

По твоему, за то, что кровь морями

Лилъ по земл — но ужъ никакъ не богъ

Изъ-за того, что далъ плоду онъ силу

Волшебную, смняющую грусть

Веселіемъ, вливающую юность

Въ кровь стариковъ и вдохновенный пылъ —

Въ духъ юношей, дающую забвенье

Усталости, гонящую боязнь

Опасности, творящую намъ новый

Роскошный міръ, когда тускнетъ тотъ,

Гд мы живемъ. Что жь, если это такъ,

То въ честь твою и въ честь его я выпью,

Какъ человка, сдлавшаго все,

Чтобъ міръ дивить добромъ или злодйствомъ.

(Пьетъ).

САЛЕМЕНЪ.

Ты оргіи готовъ опять предаться,

Какъ вижу я?

САРДАНАПАЛЪ.

А если бы и такъ?

Веселый пиръ, гд ни одна слезинка

Не потечетъ, не лучше ли побды?

Но цль моя иная: если выпить

Не хочешь ты со мною — продолжай

Свой разговоръ, тебя я не стсняю.

(Виночерпію).

Иди, дитя!

(Виночерпій уходитъ).

САЛЕМЕНЪ.

Знай, только одного

Желалъ бы я — стряхнуть съ тебя дремоту.

Пусть лучше мной ты будешь пробужденъ,

Чмъ мятежомъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Какой мятежъ? Откуда?

И для чего? и почему? и гд?

Я — государь законный, я — потомокъ

Исконныхъ государей, въ чемъ такомъ

Я предъ моимъ народомъ провинился

И предъ тобой, чтобъ ты меня бранилъ,

А онъ вставалъ мятежно?

САЛЕМЕНЪ.

Что ты сдлалъ

Мн собственно — объ этомъ умолчу.

0x01 graphic

САРДАНАПAЛЪ.

Но все-таки ты думаешь, конечно,

Что оскорбилъ царицу я? Вдь такъ?

САЛЕМЕНЪ.

Я думаю? Какъ будто оскорбленья

Здсь не было на самомъ дл!

САРДАНАПАЛЪ.

Князь,

Терпніе — и выслушай. Царица

Окружена всмъ блескомъ, властью всей,

Какіе ей по сану подобаютъ,

Вс чествуютъ монархиней ее

И вврены ея надзору принцы

Наслдные. Я съ нею въ бракъ вступилъ

Изъ видовъ государства, какъ монархи

Вступаютъ въ бракъ, и такъ ее любилъ,

Какъ женъ мужья по большей части любятъ.

Но если вы надялись, что къ ней

Я привяжусь, какъ селянинъ халдейскій

Къ своей жен, то, значитъ, ни меня,

Ни сердца человка, ни монарховъ

Не знали вы.

САЛЕМЕНЪ.

Царь, лучше о другомъ

Поговоримъ. Въ моей крови нтъ мста

Для жалобы, сестр же — не нужна

Насильная любовь, хотя бы даже

Властителя Ассиріи. Она

Отвергнетъ страсть, что длятъ вмст съ нею

Наложницы, рабыни чуждыхъ странъ.

Она молчитъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Зачмъ же не уметъ

Молчать и братъ?

САЛЕМЕНЪ.

Я — эхо голосовъ

Твоихъ земель, которыхъ скоро долженъ

Лишиться тотъ, кто ими долго такъ

Пренебрегалъ.

САРДАНАПАЛЪ.

О, грубые и злые

Рабы! За то роптать и обвинять,

Что крови ихъ не лилъ я, что въ пустыни

Песчаныя на гибель не водилъ

Мирьяды ихъ, что береговъ Гангеса

Не ублялъ костями, что не гнулъ

Ихъ головы подъ дикіе законы,

Что никого постройкой пирамидъ

И вавилонскихъ стнъ я не измучилъ?

САЛЕМЕНЪ.

Но это все трофеи, во сто разъ

Достойне монарха и народа,

Чмъ музыка и псни и пиры,

Наложницы, сокровищъ расточенье,

Попраніе всего благого…

САРДАНАПАЛЪ.

Трофеями два города имю,

Въ единый день и Тарсъ и Анхіалъ

Построены, ты знаешь… Ну, а эта

Старуха кровожадная, моя

Воинственная бабка, непорочность

Хранившая — что сдлала бъ еще?

Разрушила бъ, и только…

САЛЕМЕНЪ.

Это правда,

Я признаю твою заслугу, да,

Два города соорудилъ ты — просто

Изъ прихоти, и надписью такой

Украсилъ ихъ, которая послужитъ

Теб и имъ позоромъ навсегда.

САРДАНАПАЛЪ.

Позоромъ мн! Клянусь Вааломъ, эти

Два города, какъ тамъ ни хороши,

Но надписи не стоятъ. Какъ угодно

Брани меня, правленіе мое

И жизнь мою, но это изреченье

Правдивое оспаривать не тщись:

Здсь въ трехъ строкахъ исторія всей жизни

И длъ людскихъ, ее ты помнишь? ‘Царь

Сарданапалъ, сынъ Анасиндаракса,

Въ единый день два города воздвигъ.

шь, пей, люби, все прочее не стоитъ

Щелчка’.

САЛЕМЕНЪ.

Мораль достойная, слова

Премудрыя, которыя народу

Внушаетъ царь!

САРДАНАПАЛЪ.

А ты чего бъ хотлъ?

Чтобъ я писалъ указы: ‘Повинуйся,

Народъ, царю, вноси въ его казну!

Служи въ его фалангахъ! жертвуй кровью

Изъ-за него, благоговйно падай

Предъ нимъ во прахъ, вставая, чтобъ нести

Тяжелый трудъ!’ Иль такъ: ‘На этомъ мст

Сарданапалъ сто тысячъ умертвилъ

Своихъ враговъ.Смотрите,вотъ ихъ гробы —

Его трофей!’ Такія вещи я

Воителямъ свершать предоставляю,

Съ меня жъ вполн довольно, если дамъ

Я подданнымъ возможность меньше слышать

Гнетъ бдъ земныхъ и приближаться къ гробу

Безъ горькихъ слезъ. Какія льготы я

Себ даю — въ такихъ же нтъ отказа

И моему народу. Вс мы люди.

САЛЕМЕНЪ.

Твои отцы какъ боги чтились.

САРДАНАПАЛЪ.

Да,

Въ пыли гробовъ, когда они ни боги,

Ни смертные. Уволь меня отъ нихъ!

Червякъ — вотъ богъ! Онъ стъ по крайней мр

Твоихъ боговъ, покамстъ, наконецъ,

Сожравши все, безъ пищи не издохнетъ.

А т, твои — простые люди. Вотъ,

Взгляни-ка ты на ихъ потомка, вижу

Я тысячу земныхъ вещей въ себ,

А божества — ни капли, разв только

Наклонность та, которую во мн

Ты такъ хулишь — любить, быть милосерднымъ,

Дурачества другихъ людей прощать

И — это вотъ въ натур человка —

Нестрогимъ быть и къ собственнымъ своимъ.

САЛЕМЕНЪ.

Ахъ! приговоръ подписанъ Ниневіи!

Несчастная, несчастная царица

Всхъ городовъ!

САРДАНАПАЛЪ.

Чего боишься ты?

САЛЕМЕНЪ.

Со всхъ сторонъ ты окруженъ врагами —

И, можетъ быть, чрезъ нсколько часовъ

Свирпая гроза ужъ уничтожитъ

Твоихъ, моихъ и самого тебя,

И къ утру все, что есть еще сегодня

Изъ племени Ваала, будетъ прахъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Что жъ намъ грозитъ?

САЛЕМЕНЪ.

Измна честолюбцевъ,

Уже давно держащая тебя

Въ своихъ стяхъ, но есть еще спасенье,

Лишь царскою печатью ты меня

Уполномочь разоблачить вс козни —

И головы виновныхъ я сложу

Къ твоимъ ногамъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Гм… Головы… А сколько?

САЛЕМЕНЪ.

Ужели я вести имъ стану счетъ,

Когда твоя въ опасности? Позволь же

Мн дйствовать — дай мн свою печать

И предоставь уже распорядиться

Всмъ остальнымъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Нтъ, жизнями людей

Я никому не дамъ распоряжаться,

Когда другихъ лишаемъ жизни мы,

То что беремъ и что даемъ — не знаемъ.

САЛЕМЕНЪ.

И ты ее боишься взять у тхъ,

Которые грозятъ твоей?

САРДАНАПАЛЪ.

Ну, это

Такой вопросъ… Но я отвчу: да.

Безъ этого нельзя ль? Кто подозрнье

Твое навлекъ? Вели арестовать.

САЛЕМЕНЪ.

Желалъ бы я, чтобъ ты моихъ отвтовъ

Не требовалъ. А то они сейчасъ

Подхватятся болтливою толпою

Твоихъ гетеръ, оттуда по дворцу

Пойдутъ гулять, проникнутъ даже въ городъ —

И все тогда пропало. Предоставь

Мн дйствовать.

САРДАНАПАЛЪ.

Теб я доврялся,

Ты знаешь самъ, всегда. Вотъ перстень мой!

САЛЕМЕНЪ.

Но у меня еще одна есть просьба.

САРДАНАПАЛЪ.

Я слушаю.

САЛЕМЕНЪ.

Чтобъ отмнилъ ты пиръ

Сегодняшній въ Евфратскомъ павильон.

САРДАНАПАЛЪ.

Пиръ отмнить! Да ни за что, хотя бъ

Тутъ собрались, вс, сколько есть на свт,

Бунтовщики! Пускай себ идутъ,

Пусть длаютъ вс гадости, какія

Имъ въ умъ придутъ — не испугаюсь я,

Изъ за стола не выйду раньше, кубковъ

Ни на одинъ не уменьшу, въ внк

Ни одного цвточка не убавлю,

Не сокращу веселья ни на часъ.

Я не боюсь.

САЛЕМЕНЪ.

Но если это нужнымъ

Окажется — вооружишься ты,

Не правда ли?

САРДАНАПАЛЪ.

Быть можетъ. Славный панцырь

Есть у меня, и мечъ не изъ плохихъ,

Копье и лукъ, какими бъ не побрезгалъ

И самъ Немвродъ, немножко тяжелы,

Да ничего, я справлюсь… Только вотъ что

Мн въ умъ пришло: давно ужъ это все

Употреблялъ я даже на охот.

Теб оно попалось на глаза

Хоть разъ одинъ?

САЛЕМЕНЪ.

Какъ во-время такія

Ребяческія шутки! Отвчай,

Когда нужда придетъ, ты за оружье

Возьмешься ли?

САРДАНАПАЛЪ.

Возьмусь ли! О, когда

Такъ быть должно, когда рабовъ безумныхъ

Не усмирить ничмъ помягче — я

До той поры мечемъ работать стану,

Пока его не захотятъ они

Въ моихъ рукахъ веретеномъ увидть.

САЛЕМЕНЪ.

По ихъ словамъ, твой скипетръ ужъ съ давнихъ поръ —

Веретено.

САРДАНАПАЛЪ.

Они солгали! Впрочемъ,

Пусть говорятъ. У древнихъ грековъ былъ —

Какъ пли мн не разъ мои рабыни —

Главнйшимъ изъ героевъ Геркулесъ,

И вотъ за то, что онъ любилъ царицу

Лидійскую, такая же молва

Шла про него. Ты видишь — чернь повсюду

На клевету падка, чтобъ въ прахъ топтать

Своихъ владыкъ.

САЛЕМЕНЪ.

Отцовъ твоихъ, однако,

Не обвинялъ въ такихъ длахъ народъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Ну, да — не смлъ. Война или работа

Была его удломъ, цпи онъ

Снималъ лишь съ тмъ, чтобъ нарядиться въ латы.

Ну, а теперь у нихъ досугъ и миръ

И полная свобода веселиться

И горло драть. За это не сержусь

Нисколько я: единая улыбка

Красавицы дороже для меня

Всхъ возгласовъ, какими возносила

Когда-нибудь народная толпа

Ничтожество.. Въ безумномъ рев этихъ

Поганыхъ стадъ, отъ жиру ужъ совсмъ

Взбсившихся, какъ будто есть что-либо,

Изъ за чего я могъ бы дорожить

Хвалами ихъ или страшиться брани?

САЛЕМЕНЪ.

Ты самъ сказалъ, что люди и они,

Такъ, стало быть, и ихъ сердца да значатъ

Хоть что-нибудь.

САРДАНАПАЛЪ.

Такія же сердца

У псовъ моихъ — нтъ лучше, почестне!

Но къ длу. Ты мой перстень получилъ:

Коли они дйствительно бунтуютъ,

Ты усмири, но жесткихъ мръ прошу

Не принимать, пока ужъ точно крайность

Не явится. Мн ненавистны вс

Страданія — въ другихъ ли ихъ вселяю,

Терплю ли самъ, вдь вс мы, отъ раба

Послдняго до перваго монарха,

Достаточно страдаемъ для того,

Чтобъ бдствія земного гнетъ природный

Не умножать, но роковой удлъ,

Намъ посланный судьбой, стараться только

Услугами другъ другу облегчать.

Но этого они не знаютъ или

Знать не хотятъ. Клянусь Вааломъ, я

Все длалъ, все, чтобъ жить имъ было легче:

Не воевалъ, не умножалъ налоговъ,

Свободы ихъ домашней не стснялъ,

Предоставлялъ собой распоряжаться,

Какъ кто хотлъ, при чемъ и самъ себ

Былъ господинъ.

САЛЕМЕНЪ.

Ты ни во что не ставилъ

Обязанностей царскихъ, и они

Поэтому кричатъ, что быть монархомъ

Не годенъ ты.

САРДАНАПАЛЪ.

Лгутъ. Только имъ и быть,

Къ несчастію, я годенъ, а иначе

И мидянинъ послдній могъ бы ссть

На мой престолъ.

САЛЕМЕНЪ.

И мидянинъ нашелся,

Замыслившій…

САРДАНАПАЛЪ.

Что это значитъ? Ты

Таинствененъ, вопросовъ не желаешь,

А я совсмъ не любопытенъ. Ну,

Распорядись, какъ знаешь, если дло

Ужъ стало такъ — уполномочье я

Теб даю. Никто еще на свт

Сильнй меня, конечно, не желалъ

Надъ мирными владычествовать мирно,

Но разъ они меня заставятъ встать —

О, лучше бы имъ воскресить изъ праха

Свирпаго Немврода, ихъ ‘ловца

Великаго’! Я обращу въ пустыню

Владнія мои и стану въ нихъ

Травить зврей, что были по природ

Своей людьми, но стали не людьми

По своему желанію. Во взгляд

Ихъ на меня до этихъ поръ все ложь,

Но въ будущемъ во что онъ превратится —

О, то у нихъ навки отобьетъ

Охоту лгать — и ужъ пускай за это

Самихъ себя потомъ благодарятъ.

СЕЛЕМЕНЪ.

А! и въ теб проснулось чувство!

САРДАНАПАЛЪ.

Чувство!

Да черную неблагодарность кто жъ

Не чувствуетъ?

САЛЕМЕНЪ.

На это не словами,

А дломъ я отвчу. Сохрани

Въ душ своей энергію, что дремлетъ

По временамъ, но все еще жива,

И вновь къ теб вернуться можетъ слава

Правителя и мощь царя. Прощай!

(Уходитъ).

САРДАНАПАЛЪ (одинъ).

Прощай. Ушелъ — и у него на пальц

Мое кольцо — скипетръ царскій для него.

Онъ такъ же крутъ, какъ я безпечно мягокъ,

Но и рабы достойны, наконецъ,

Почувствовать владыку надъ собою.

Откуда мн грозитъ опасность — я

Не знаю: онъ открылъ ее — пускай же

И устранитъ. Ужели жизнь мою —

Коротенькую жизнь — я тратить стану

Еще на то, чтобъ охранять ее

Ото всего, что бдную способно

Укоротить? Да стоитъ ли она

Такихъ трудовъ! Нтъ, жить, бояся смерти,

Бунтовщиковъ повсюду чуя, всхъ

Вокругъ себя за то подозрвая,

Что здсь они, а тхъ, что далеко —

За то, что тамъ — не значитъ ли въ могилу

До срока лечь? Но если быть тому

И суждено на самомъ дл, если

Они меня сметутъ съ лица земли

И царствъ моихъ, такъ что земля? что царство?

Я жилъ, любилъ, свой образъ размножалъ,

А умереть — какъ-будто не такое жъ

Естественное дло плоти? Да,

Конечно, я не лилъ морями крови,

Какъ лить бы могъ, чтобъ превратить мое

Названіе въ синонимъ смерти — въ ужасъ,

Въ трофей побдъ. Но въ этомъ я ничуть

Не каюсь. Жизнь наполнилъ я любовью,

И ежели теперь прольется кровь —

Не по моей вин она прольется.

До этихъ поръ изъ ассирійскихъ жилъ

Не вытекло еще единой капли

Въ угоду мн, до этихъ поръ изъ всхъ

Сокровищъ Ниневіи не потраченъ

Малйшій грошъ на то, что хоть одной

Слезы ея сынамъ могло бы стоить,

И вотъ теперь имъ ненавистенъ я

За то, что не умю ненавидть,

И бунтовать они хотятъ зато,

Что я не угнетаю ихъ. О, люди!

Не скипетры для васъ нужны, а косы,

Чтобъ, какъ траву, васъ скашивать — иначе

Одинъ бурьянъ придется пожинать,

Сбирать плоды гнилые недовольства,

Вносящіе въ благую почву ядъ,

Изъ житницы творящіе пустыню…

Однако же, пора изъ головы

Ихъ выкинуть. Эй, кто-нибудь, живе!

(Входитъ служитель).

Поди, скажи гречанк Мирр, рабъ,

Что мы ее желаемъ видть.

СЛУЖИТЕЛЬ.

Мирра

Ужъ здсь, мой царь.

Входитъ МИРРА.

САРДАНАПАЛЪ (служителю).

Ступай. (Мирр). О, ты, моя

Красавица,— какъ вс мои желанья

Ты чувствуешь! Чуть сердце по теб

Забилося — ужъ ты передо мною.

О, дай же мн увровать, что есть

Невдомая сила, духъ незримый,

Всегда, везд связующіе насъ,

Издалека влекущіе другъ къ другу!

МИРРА.

Да, это есть.

САРДАНАПАЛЪ.

Я знаю самъ, что есть,

Но какъ назвать по имени — не знаю,

Кто этотъ духъ?

МИРРА.

На родин моей —

Онъ божество, въ душ моей — онъ чувство

Божественно-возвышенное, но

Не боле какъ смертное: смиренья

Стыдливаго исполнено оно

И вмст съ тмъ блаженства… то-есть, было бъ

Блаженство въ немъ, когда бъ…

(Останавливается).

САРДАНАПАЛЪ.

Вотъ такъ всегда

Какая-то преграда между нами

И тмъ, что намъ является въ мечтахъ,

Какъ счастіе. О, дай мн уничтожить

Все, что встаетъ для счастья твоего

Препятствіемъ — и моему не будетъ

Тогда конца!

МИРРА.

Мой государь!

САРДАНАПАЛЪ.

О нтъ!

Мой государь! Мой царь! Мой повелитель!

Всегда одно — и вчно этотъ тонъ

Почтительнаго страха! Видно, встртить

Веселую улыбку я могу

Лишь на пиру, въ его разгул дикомъ,

Когда шуты до равенства со мной

Нахлещутся иль я сравняюсь съ ними

Въ животности! О, Мирра! Эти вс

Названія: царь, государь, властитель,

Величество — могу я слышать, я

Въ былые дни цнилъ ихъ даже — то-есть

Терплъ въ устахъ сатраповъ и рабовъ,

Когда жъ они лепечутся устами

Любимыми — устами, что къ моимъ

Такъ часто прижимались — въ сердц дрожь

Я чувствую и леденитъ меня

Сознаніе печальной фальши сана,

Давящаго порывы чувствъ во всхъ,

Кто дорогъ мн — и хочется мн сбросить

Постылую тіару и съ тобой

Въ кавказскую избушку удалиться

И вс внцы на свт замнить

Цвточными внками!

МИРРА.

Ахъ, когда бы

Осуществить могли мы!..

САРДАНАПАЛЪ.

И въ теб

Такое же желанье? Для чего же?

МИРРА.

Тогда бы ты извдалъ то, чего

Не суждено вовкъ теб извдать.

САРДАНАПАЛЪ.

Что жъ именно?

МИРРА.

Прямую цну сердца —

Я говорю о сердц женскомъ…

САРДАНАПАЛЪ.

Ихъ тысячи и тысячи извдалъ.

МИРРА.

Сердецъ?

САРДАНАПАЛЪ.

Ну, да..!

МИРРА.

Ни одного! Но часъ

Для этого еще пробьетъ, быть можетъ…

САРДАНАПАЛЪ.

Да, онъ пробьетъ. Послушай: Салеменъ

Мн объявилъ — откуда, какъ все это

Онъ вывдалъ, извстно одному

Творцу моихъ земель великихъ,— Белу —

Онъ объявилъ, что царскій мой престолъ

Въ опасности.

МИРРА.

Онъ поступилъ, какъ должно.

САРДАНАПАЛЪ.

И это ты такъ разсуждаешь, ты,

Которую онъ оскорбилъ столь грубо

И жесткими насмшками прогнать

Осмлился отсюда и заставилъ

И покраснть и плакать?

МИРРА.

И краснть

И плакать я должна гораздо чаще —

И Салеменъ напомнилъ только мн

Обязанность мою. Но про опасность

Ты говоришь. Опасность для тебя?

САРДАНАПАЛЪ.

Да, отъ интригъ и темныхъ заговоровъ,

И мидянъ вроломныхъ, и солдатъ

Обиженныхъ, и ропщущихъ народовъ —

Ужъ я и самъ не знаю отъ чего,

Тутъ лабиринтъ какихъ-то тайнъ, загадокъ,

Глухихъ угрозъ… Ты знаешь, Салеменъ

Всегда таковъ. Но человкъ онъ честный…

Да пусть ихъ тамъ! Подумаемъ съ тобой

О пиршеств полночномъ.

МИРРА.

Нтъ, настала

Теперь пора о пиршествахъ забыть.

Конечно, ты его совтомъ мудрымъ

Не пренебрегъ?

САРДАНАПАЛЪ.

Какъ! И въ теб боязнь?

МИРРА.

Гречанка я — такъ мн ль бояться смерти?

Рабыня я — такъ мн ли отступать

Со страхомъ предъ свободой?

САРДАНАПАЛЪ.

Отчего же

Твое лицо блднетъ?

МИРРА.

Я люблю!

САРДАНАПАЛЪ.

А я? Тебя люблю я больше, выше,

Чмъ жизнь мою, чмъ царства вс мои,

А между тмъ я не блдню.

МИРРА.

Значитъ,

Ты ни себя не любишь, ни меня:

Кто полюбилъ другого, долженъ также

Себя любить ужъ ради существа

Любимаго. Безумная отвага!

И жизнь свою, и царство такъ легко

Нельзя терять!.

САРДАНАПАЛЪ.

Терять! Но гд жъ тотъ дерзкій,

Что посягнуть ршился бы на нихъ?

МИРРА.

Но гд и тотъ, который испугалъ бы

Столь дерзкаго? Когда властитель самъ

Себя забылъ, ужели станетъ помнить

О немъ народъ подвластный?

САРДАНАПАЛЪ.

Мирра!

МИРРА.

О,

Не хмурь бровей! Улыбками своими

Ты такъ меня избаловалъ, что видъ

Суровый твой страшне наказанья,

Котораго, быть можетъ, встникъ онъ.

Властитель мой — я у тебя рабыня!

Царь, я теб подвластна! Человкъ,

Люблю тебя! Люблю, сама не знаю,

Чмъ роковымъ къ теб привлечена!

Гречанка я — и, стало быть, престоламъ

Природный врагъ, невольница — цпей

Не выношу, іонянка — должна я

Считать себя униженной не такъ

Оковами, какъ страстью къ иноземцу —

И все-таки люблю тебя, люблю!

И ежели нашлось довольно силы

Въ моей любви, чтобъ существо мое

Преобразить, то разв не иметъ

Она всхъ правъ, чтобы спасти тебя?

САРДАНАПАЛЪ.

Спасти меня! О, милая, какъ чудно

Ты хороша — и я въ теб ищу

Одной любви, а не спасенья.

МИРРА.

Гд же,

Какъ не въ любви, отъ всякихъ бдъ защита?

САРДАНАПАЛЪ.

Я говорю про женскую любовь.

МИРРА.

Людскую жизнь питаетъ первой силой

Грудь женщины, васъ первымъ звукамъ учатъ

Ея уста, вашъ первый плачъ унять

Идетъ она, вашъ вздохъ послдній часто

Слухъ женщины пріемлетъ, между тмъ

Какъ прочь бжитъ мужчина отъ заботы

Постыдной для него — въ послдній часъ

Стеречь того, кто былъ его владыкой.

САРДАНАПАЛЪ.

О, милый мой ораторъ! рчь твоя

Какъ музыка звучитъ, какъ хоръ трагедій,—

Любимая забава у тебя

На родин, о чемъ такъ часто слышалъ

Я отъ тебя. Что это, Мирра? Ты

Заплакала? Ну, полно!

МИРРА.

Я не плачу.

Но я прошу — о родин моей,

Моихъ отцахъ не говори со мною.

САРДАНАПАЛЪ.

Но, Мирра, ты такъ часто говоришь

Сама о нихъ…

МИРРА.

Да, это правда, правда!

Недремлющая дума каждый мигъ

Излить себя въ словахъ невольно рвется,

Но чуть другой при мн заговоритъ

О Греціи — душ такъ больно, больно.

САРДАНАПАЛЪ.

Ну, хорошо. Итакъ, меня спасти

Желаешь ты — но какъ же?

МИРРА.

Научивши

Тебя спасти и самого себя,

И эти вс обширныя владнья

Отъ ярости ужаснйшей изъ войнъ —

Межъ братьями.

САРДАНАПАЛЪ.

Но, милая, вдь войны

И воины мн ненавистны. Я

Живу среди покоя и веселья,

Чего жъ еще отъ человка ждать?

МИРРА.

Ахъ, государь, съ народной массой часто

Наружный видъ войны необходимъ,

Чтобъ сохранять на дл блага мира,

И для царей полезнй иногда

Внушать боязнь, чмъ быть любимымъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Я же

Всегда искалъ одной любви.

МИРРА.

И вотъ

Ни первое тобою, ни второе

Не найдено.

САРДАНАПАЛЪ.

И это говоришь

Ты, Мирра — ты?

МИРРА.

Я о любви народной

Здсь говорю, любви къ себ, любви,

Желающей, чтобъ правили народомъ

Законъ и страхъ — безъ гнета, чтобъ его

Не чувствовать по крайней мр, если жъ

И чувствуешь, то чтобъ считать его

Защитою отъ гнета зле гнета —

Своихъ страстей. Цари пировъ, любви,

Вина, цвтовъ и шумнаго веселья

Не могутъ быть царями славы…

САРДАНАПАЛЪ.

Славы!

Но что она?

МИРРА.

Спроси о томъ боговъ,—

Твоихъ отцовъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Они давно замолкли,

Жрецы жъ за нихъ тогда лишь говорятъ,.

Когда хотятъ на храмъ добыть подачку.

МИРРА.

Такъ загляни хоть въ лтопись о тхъ,

Которые создали это царство.

0x01 graphic

САРДАНАПАЛЪ.

Нтъ, не могу: на ней повсюду кровь.

Да и къ чему? Вдь наше государство

Ужъ создано, а новыя творить

Я не хочу.

МИРРА.

Старайся не утратить

Хоть своего.

САРДАНАПАЛЪ.

Я наслажденій въ немъ

Ищу себ. Дитя, идемъ къ Евфрату,

Часъ наступилъ, галера наша ждетъ,

И павильонъ, украшенный для пира

Полночнаго, заблещетъ скоро весь

И красотой, и яркими огнями,

И тмъ звздамъ, что свтятъ въ небесахъ,

Покажется такою же звздою,

А мы съ тобой, въ внцахъ изъ свжихъ розъ,

Красавица, возляжемъ тамъ, какъ..

МИРРА.

Жертвы

САРДАНАПАЛЪ.

Нтъ, какъ цари — какъ, пастухи-цари

Поры патріархальной, что не знали

Алмазовъ драгоцннй, чмъ цвты

Весенніе. Побды жъ знали только

Безслезныя и мирныя… Идемъ!

Входить Паніа.

ПАНІА.

Да здравствуетъ мой государь вовки!

САРДАНАПАЛЪ.

До тхъ лишь поръ — ни на единый часъ

Не доле — пока любить онъ можетъ.

Какъ мн претитъ, какъ ненавижу я

Такой языкъ! Онъ и изъ жизни длать

Уметъ ложь, льстя вчностью тому,

Что тлнъ и прахъ. Ну, Паніа, въ чемъ дло?

Безъ долгихъ словъ!

ПАНІА.

Царь, Салеменъ меня

Прислалъ къ теб съ своей вторичной просьбой,

Чтобъ изъ дворца сегодня ты

Не выходилъ. Онъ, возвратясь, представитъ

Т доводы, что смлости такой

Послужатъ объясненьемъ и, быть можетъ,

Монаршее прощенье принесутъ

Вмшательству непрошенному…

САРДАНАПАЛЪ.

Вотъ что!

Такъ я въ тюрьм? Такъ я ужъ плнникъ вашъ?

Такъ воздухомъ небеснымъ не могу я

Уже дышать? Поди и отвчай:

Хотя бы вся Ассирія возстала

И бшенымъ кипла мятежомъ

Вкругъ этихъ стнъ — я прятаться не стану!

ПАНІА.

Мой долгъ — царю повиноваться, но…

МИРРА.

О, государь, послушай!.. Много-много

Часовъ, и дней, и мсяцевъ провелъ

Ты во дворц среди безпечной нги,

Не радуя собою глазъ толпы,

Столь жаждавшей хоть разъ одинъ увидть

Твое лицо. А между тмъ народъ

Тиранили сатрапы, предъ богами

Съ молитвами не падали жрецы,

Анархія все царство загрязнила,

И, наконецъ, заснуло тупо все,

Все, кром зла. И ты теперь не хочешь

Промедлить день, единый день, когда

Тебя спасти онъ можетъ? Ты не хочешь

Немногими часами подарить

Немногихъ слугъ, теб не измнившихъ?

Не сдлаешь ты это ради ихъ

И собственнаго блага, и великихъ

Твоихъ отцовъ, и сыновей твоихъ?

ПАНІА.

Она права. Настойчивость, съ которой

Къ священнйшей твоей особ князь

Меня послалъ, въ меня вселяетъ смлость

Съ тмъ, что сейчасъ ты слышалъ отъ нея,

Соединить и мой ничтожный голосъ!

САРДАНАПАЛЪ.

Нтъ, никогда!

МИРРА.

Но ради твоего

Престола…

САРДАНАПАЛЪ.

Прочь!

ПАНІА.

Во имя тхъ, которыхъ

И преданность и строгость соберутъ

Вокругъ тебя…

САРДАНАПАЛЪ.

Все это просто бредни!

Опасности и тни нтъ, ее

Вашъ Салеменъ измыслилъ, чтобъ усердье

Свое явить и доказать, что онъ

Для насъ теперь еще необходимй.

МИРРА.

Всмъ, что добро, что слава — я молю

Совту внять!

САРДАНАПАЛЪ.

Дла до завтра!

МИРРА.

Завтра!

А нынче въ ночь, быть можетъ, смерть!

САРДАНАПАЛЪ.

Такъ что жъ?

Пускай придетъ ко мн нежданной гостьей

Средь радости, восторговъ и любви!

Погибну я, какъ сорванная роза,

А такъ упасть не лучше ли — скажи,—

Чмъ на стебл увянуть?

МИРРА.

Такъ не хочешь

Ты уступить, и даже то, что духъ

Другихъ царей тотчасъ воспламенило бъ,

Тебя — увы не склонитъ отмнить

Ничтожный пиръ?

САРДАНАПАЛЪ.

Нтъ.

МИРРА.

Но уступку эту

Хоть для меня ты сдлай.

САРДАНАПАЛЪ.

Для тебя,

Красавица?

МИРРА.

Подарка у владыки

Ассиріи прошу я въ первый разъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Да, ты права!… И если бъ тмъ подаркомъ

Былъ мой престолъ, я отдалъ бы его!

Сдаюсь теб. Ну, Паніа, ты слышишь?

Ступай!

ПАНIА.

Иду и повинуюсь, царь! (Уходитъ).

САРДАНАПАЛЪ.

Я изумленъ: что побуждаетъ, Мирра,

Тебя къ такимъ настойчивымъ мольбамъ?

МИРРА.

Страхъ за тебя и вмст убжденье,

Что если бы опасность не была

Такъ велика, твой родичъ-князь не сталъ бы

Столь многаго просить.

САРДАНАПАЛЪ.

Но если я

Самъ не боюсь, чего же ты страшишься?

МИРРА.

Вотъ потому, что не боишься ты,

Я за тебя и опасаюсь.

САРДАНАПАЛЪ.

Завтра

Какъ станешь ты смяться надъ своей

Тревогою!

МИРРА.

Иль, ежели несчастью

Не миновать, я перейду туда,

Гд ужъ никто не плачетъ, это лучше

Способности смяться… А съ тобой

Что станется?

САРДАНАПАЛЪ.

Я буду неизмнно,

Какъ былъ всегда до этихъ поръ, царемъ.

МИРРА.

Гд?

САРДАНАПАЛЪ.

Гд Ваалъ, Немвродъ, Семирамида,

Въ Ассиріи — одинъ, тамъ — вмст съ ними,

Что я теперь — тмъ сдлала меня

Моя судьба, она жъ пусть обратитъ

Меня въ ничто, но только тмъ иль этимъ

Я долженъ быть, остаться межъ людей

Униженнымъ я не хочу.

МИРРА.

О, если бъ

Ты и всегда такъ чувствовалъ, никто

Тебя, мой царь, унизить не посмлъ бы!

САРДАНАПАЛЪ.

А кто жъ теперь дерзаетъ?

МИРРА.

Разв ты

Подозрвать кого-нибудь не можешь?

САРДАНАПАЛЪ.

Подозрвать! На то шпіоны есть!

О, милая, мильоны драгоцнныхъ

Мгновеній мы теряемъ на слова

И страхъ пустой. Сюда, рабы! Скоре,

Для пиршества вечерняго убрать

Немвродовъ залъ! Ужъ если заставляютъ

Меня дворецъ въ темницу превратить,

Мы весело по крайней мр будемъ

Сидть въ цпяхъ. Коль лтній павильонъ

На берегахъ плнительныхъ Евфрата

Для насъ закрытъ, то здсь вдь ужъ ничто

Намъ не грозитъ. Сюда, рабы, скоре!

(Уходишь).

МИРРА (одна).

За что его люблю я? Дочерямъ

Моей земли герои только милы

И дороги. Но гд жъ моя земля?

Рабыня все теряетъ, лишь оковы

Остались ей. Да, я люблю его,

И нтъ звена тяжеле въ длинной цпи,

Чмъ та любовь, гд уваженья нтъ!

Пусть будетъ такъ! Уже близка минута,

Когда любовь захочетъ онъ найти

Везд — и, ахъ, ни въ комъ ея не сыщетъ.

И мн теперь его оставить? Нтъ,

То было бы настолько же постыдно,

Насколько бы въ глазахъ моей земли

Я выросла, убивъ его во блеск

Величія! Но я не создана

Ни для того, ни для другого. Если бъ

Его спасти могла я, возрасла бъ

Во мн любовь къ самой себ, а это

Такъ нужно мн: я въ собственныхъ глазахъ

Упала такъ, отдавшись иноземцу.

И между тмъ я, кажется, его

Люблю сильнй за то, что ненавидимъ

Онъ варварскимъ народомъ, искони

Врагомъ всего, въ чемъ кровь Эллады льется!

О, если бъ я могла въ него вдохнуть

Хотя одно изъ чувствъ, одушевлявшихъ

Фригійскія войска, когда они

Сражалися межъ моремъ и Пергамомъ,

Какъ доблестно повергнулъ бы во прахъ

И растопталъ онъ варваровъ мятежныхъ!

Его душа мн отдана, и я

Его люблю: раба владыку любитъ

И вся полна желанья снять съ него

Пороковъ гнетъ… А если не удастся —

Есть у меня еще къ свобод путь!

Не научу, какъ царствовать онъ долженъ —

То покажу, какъ оставлять престолъ

Обязанъ царь! Иду слдить за милымъ!

(Уходитъ).

0x01 graphic

ДЙСТВІЕ ВТОРОЕ.

СЦЕНА ПЕРВАЯ.

Передняя часть той же залы.

БЕЛЕЗИСЪ (одинъ).

Оконченъ день, мн кажется, что солнце

Медлительнй заходитъ, точно жаль

Ему навкъ съ Ассиріей разстаться.

Въ какой зловщій пурпуръ облеклись

Его лучи средь этихъ тучъ суровыхъ!

То крови цвтъ, которую они

Вщаютъ намъ! О, солнце, ты, на отдыхъ

Идущее, вы, звзды, въ небесахъ

Встающія — когда не безполезно

Я наблюдалъ движенье вашихъ тлъ,

У васъ въ лучахъ читая приговоры

Столь страшные, что время, видя, съ чмъ

Оно идетъ къ народамъ, трепетало

За ихъ судьбу, когда вы правду мн

Повдали — послднія минуты

Ассиріи пробили. А межъ тмъ,

Какъ тихо все! Такой гроз великой

Предшествовать должно бъ землетрясенье,

Не тихій свтъ заката. Этотъ дискъ

Является халдею-звздочету

Безсмертною страницей, и на ней

Читаетъ онъ конецъ того, что людямъ

Казалось безконечнымъ. Но, o солнце

Правдивое, ты, жизни міровой

Пылающій оракулъ, ты, источникъ

Всего существованія и символъ

Того, кому существованьемъ этимъ

Обязанъ міръ, ужели вчно ты

Вщателемъ лишь золъ и бдствій будешь?

Ужели ты не приведешь съ собой

Дней, боле достойныхъ появленья

Чудеснаго, изъ глубины морской

Твоихъ лучей? Ужель ни на минуту

Надеждою для будущихъ вковъ

Ты не блеснешь, какъ блещешь только гнвомъ

Для нашихъ дней? Внемли мн, о внемли!

Я твой слуга, твой жрецъ и твой поклонникъ!

Я каждый день смотрлъ на твой восходъ

И твой закатъ, я предъ твоимъ сіяньемъ

Склонялъ главу въ полдневный часъ, когда

Мои глаза смотрть не смли прямо

Въ твое лицо, я за тобой слдилъ

Всегда, везд, теб молился, жертвы

Теб свершалъ, и съ трепетомъ читалъ

Въ твоихъ лучахъ, и спрашивалъ отвта —

И ты его давало, но увы,

Какой отвтъ! Еще я рчь не кончилъ,

А ужъ оно склоняется — зашло —

И лишь красу свою, но не премудрость,

Оставило на запад, и онъ

Восторженно ликуетъ въ пышномъ блеск

Умершаго сіянія. Но что жъ

И наша смерть, когда она со славой

Свершается, какъ не такой закатъ?

И не должны ль считать за счастье люди

Что имъ дано хоть смертью походить

На божество?

Входитъ Арбакъ.

АРБАКЪ.

Какъ въ набожныя думы

Ты погруженъ! Твой напряженный взглядъ

Не хочетъ ли, вслдъ за ушедшимъ богомъ,

Проникнуть въ міръ еще сокрытыхъ дней?

Намъ ночь нужна — и ночь ужъ наступила.

БЕЛЕЗИСЪ.

Но не прошла.

АРБАКЪ.

Пусть двигается: мы

Готовы.

БЕЛЕЗИСЪ.

Да… О, если бъ миновала

Уже она!

АРБАКЪ.

Въ сомнніи пророкъ,

Которому и звзды съ неба блещутъ

Побдою?

БЕЛЕЗИСЪ.

Ахъ, не побда мн

Сомнніе внушаетъ — побдитель.

АРБАКЪ.

Ужъ это ты наукою своей

Развдывай. А у меня покамстъ

Такой запасъ блестящихъ пикъ готовъ,

Что вс твои союзники планеты

Померкнутъ передъ ними. Насъ теперь

Остановить уже ничто не можетъ.

Нашъ баба-царь — нтъ, мене чмъ баба, —

Теперь себ изволитъ по рк

Разгуливать съ двчонками своими,

А между тмъ Евфратскій павильонъ

Приказано для пиршества готовить.

Но первая же чаша, что въ себя

Вольетъ онъ тамъ, послдней станетъ чашей

Для племени Немврода!

БЕЛЕЗИСЪ.

Это былъ

Могучій родъ!

АРБАКЪ.

И сталъ безсильнымъ, ветхимъ.

Мы обновимъ, возстановимъ…

БЕЛЕЗИСЪ.

И ты

Увренъ въ томъ?

АРБАКЪ.

Его родоначальникъ

Былъ звроловъ, а я солдатъ, чего жъ

Бояться намъ?

БЕЛЕЗИСЪ.

Солдата.

АРБАКЪ.

И, быть можетъ,

Еще жреца. Но если у тебя

Такая мысль, такъ отчего же лучше

Вамъ вашего царя наложницъ здсь

Не сохранить? Къ чему ты такъ старался

Меня подбить? Къ чему втянулъ меня

Ты въ заговоръ, принадлежащій столько жъ

Теб, какъ мн?

БЕЛЕЗИСЪ.

Взгляни на небеса.

АРБАКЪ.

Гляжу.

БЕЛЕЗИСЪ.

И что жъ?

АРБАКЪ.

Я вижу лтній сумракъ

Плнительный и хоръ встающихъ звздъ.

БЕЛЕЗИСЪ.

Замть межъ нихъ одну — вонъ ту, что раньше

Другихъ зажглась, и блещетъ ярче всхъ,

И такъ дрожитъ, какъ будто хочетъ мсто

Перемнить въ эир голубомъ.

АРБАКЪ.

Что жъ дале?

БЕЛЕЗИСЪ.

Она — руководитель

Твоей судьбы: подъ этою звздой

Ты родился.

АРБАКЪ (ударяя ко мечу).

Моя звзда вотъ въ этихъ

Ножнахъ лежитъ, когда она сверкнетъ —

Предъ ней должны померкнуть вс кометы!

Подумаемъ-ка лучше, что теперь

Намъ совершить, чтобъ оправдать предвстья

Твоихъ планетъ. Удастся одержать

Побду намъ — мы имъ настроимъ храмовъ,

Дадимъ жрецовъ, теб же — санъ жреца

Верховнаго боговъ, какихъ захочешь

Ты выбрать самъ: я замчалъ всегда,

Что боги справедливы и храбрйшихъ

За набожныхъ всегда признаютъ.

БЕЛЕЗИСЪ.

Да,

И набожныхъ храбрйшими считаютъ.

Видалъ ли ты когда-нибудь меня

Бгущимъ изъ сраженья?

АРБАКЪ.

Нтъ, я знаю,

Что въ битвахъ ты, какъ вавилонскій вождь

На столько жъ храбръ, на сколько ты искусный

Халдейскій жрецъ. Теперь пришла пора

Забыть жреца и сдлаться солдатомъ.

Согласенъ ли?

БЕЛЕЗИСЪ.

А отчего жъ не быть

Тмъ и другимъ?

АРБАКЪ.

Тмъ лучше. Я, однако,

Почти стыжусь, что дла предстоитъ

Такъ мало намъ. Война съ бабьемъ — безчестье

Снискавшему побду. Низложить

Надменнаго, свирпаго тирана,

Схватиться съ нимъ, скрестивши мечъ съ мечомъ —

Вотъ это бой почетный, побдишь ли,

Иль упадешь. Но подымать свой мечъ

На этого червя — быть можетъ, слышать

И пискъ его…

БЕЛЕЗИСЪ.

Не думай такъ о немъ:

Въ его душ есть нчто, съ чмъ, пожалуй,

Теб придется побороться. Но

Будь онъ и тмъ, чмъ ты его считаешь,

Придется вдь со стражею его

И съ ихъ вождемъ, суровымъ Салеменомъ,

Помряться…

АРБАКЪ.

Они не устоятъ.

БЕЛЕЗИСЪ.

Да отчего жъ? они солдаты.

АРБАКЪ.

Правда,

И оттого солдату надо быть

И ихъ вождемъ.

БЕЛЕЗИСЪ.

А Салеменъ-то кто же?

АРБАКЪ.

Да, это такъ, но царь-то ихъ каковъ?

Притомъ же князь, я знаю, эту бабу,

Сидящую на трон, ненавидитъ

Изъ-за своей сестры. Какъ будто ты

Не замчалъ, что онъ всегда въ сторонк

Отъ всхъ пировъ?

БЕЛЕЗИСЪ.

За то въ совт онъ

Ни одного собранья не пропуститъ.

АРБАКЪ.

И голосъ тамъ никто съ нимъ заодно

Не подаетъ… Все, кажется, склонилось,

Чтобъ обратить его въ бунтовщика:

На трон — шутъ, сестра его родная

Поругана, самъ тоже загнанъ онъ…

Чего жъ еще? Да, право, мы какъ будто

Мстить за него собрались.

БЕЛЕЗИСЪ.

Ахъ, когда-бъ

Склонить его такъ думать. Сомнваюсь

Я сильно въ томъ.

АРБАКЪ.

Пощупать бы его!

Какъ думаешь?

БЕЛЕЗИСЪ.

Да, если будетъ случай.

Входитъ Балеа.

БАЛЕА.

Сатрапы! царь желаетъ видть васъ

На пиршеств сегодняшнемъ.

БЕЛЕЗИСЪ.

Услышать

Приказъ царя и выполнить его —

Для насъ одно и то же. Въ павильон?

БАЛЕА.

Нтъ, во дворц.

АРБАКЪ.

Какъ, во дворц! Приказъ

Иной былъ данъ.

БАЛЕА.

Теперь перемнили.

АРБАКЪ.

Но почему?

БАЛЕА.

Не знаю. Я могу

Итти?

АРБАКЪ.

Постой.

БЕЛЕЗИСЪ (тихо Арбаку).

Оставь — пускай уходитъ.

Да, Балеа, благодари царя

И поцлуй края его одежды,

И доложи, что мы, его рабы,

Придемъ сбирать т крохи, что угодно

Ему кидать отъ царскаго стола.

Вдь въ полночь?

БАЛЕА.

Да, а мсто пира — зала

Немвродова. Вельможи, низко вамъ

Я кланяюсь и съ этимъ удаляюсь.

(Уходитъ).

АРБАКЪ.

Не нравится мн это измненье

Внезапное, тутъ что-нибудь да есть:

Къ чему бы сталъ перемнять онъ мсто?

БЕЛЕЗИСЪ.

Да у него вдь каждый день и часъ

Сто перемнъ! Нтъ ничего на свт

Причудливе лни, для своихъ

Намреній такіе избираетъ

Она пути, какими не идетъ

Военный вождь, когда врага желаетъ

Онъ съ толку сбить. О чемъ ты это вдругъ

Задумался?

АРБАКЪ.

Онъ павильонъ Евфратскій

Всегда любилъ. Веселый этотъ домъ

Любимйшей изъ лтнихъ резиденцій

Былъ у него…

БЕЛЕЗИСЪ.

Онъ и жену любилъ

И, рядомъ съ ней, три тысячи наложницъ:

Онъ все любилъ поочередно, все —

Въ немилости остались только мудрость

И слава.

АРБАКЪ.

Да! однако жъ… Это мн

Не по сердцу… Но если измнилъ онъ

Свой планъ, то мы должны вдь тоже свой

Перемнить. Не трудной было штукой

Напасть въ шатр уединенномъ, гд

Нтъ никого, помимо сонной стражи

И пьяныхъ царедворцевъ, въ зал жъ

Немвродовой…

БЕЛЕЗИСЪ.

Такъ вотъ что! Мн казалось,

Что ты, солдатъ надменный, находилъ

Путь къ этому престолу слишкомъ легкимъ —

И вотъ теперь, когда передъ тобой

Есть нсколько ступенекъ больше скользкихъ

Чмъ ждали мы, уже въ смущеньи ты?

АРБАКЪ.

Пусть часъ придетъ — и ты тогда узнаешь,

Боюсь ли я. Не разъ въ твоихъ глазахъ

Я жизнь мою бросалъ на ставку бодро

И весело, но здсь ужъ не на жизнь

Идетъ игра, тутъ ставка поважне —

Престолъ царя.

БЕЛЕЗИСЪ.

И выиграешь ты,

Какъ я теб предсказывалъ. Смле жъ!

Счастливый путь!

АРБАКЪ.

Будь прорицатель я

Такой, какъ ты, себ я точно то же бъ

Предвозвстилъ. Но будь, что будетъ,— звздъ

Ослушаться нельзя. Не смю спорить

Ни съ ними я, ни съ ихъ жрецомъ. Кто тутъ?

Входитъ Салеменъ.

САЛЕМЕНЪ.

Сатрапы!

БЕЛЕЗИСЪ.

Князь!

САЛЕМЕНЪ.

Вотъ кстати! Васъ обоихъ

Давно ищу, но во дворц найти

Не ожидалъ.

АРБАКЪ.

А почему?

САЛЕМЕНЪ.

Урочный

Часъ не насталъ.

АРБАКЪ.

Урочный часъ! Какой?

САЛЕМЕНЪ.

Полночный часъ.

АРБАКЪ.

Полночный?

САЛЕМЕНЪ.

Вы же врно

Приглашены?

БЕЛЕЗИСЪ.

Ахъ, точно!— вдь совсмъ

Забыли мы.

САЛЕМЕНЪ.

О царскомъ приглашеньи

Давно ль вошло въ обычай забывать?

0x01 graphic

АРБАКЪ.

Но… мы его недавно получили…

САЛЕМЕНЪ.

Такъ отчего жъ вы остаетесь здсь?

АРБАКЪ.

По должности.

САЛЕМЕНЪ.

Какой же?

АРБАКЪ.

Нашей службы.

Намъ во дворецъ свободный доступъ данъ

Во вс часы. Пришли, но государя

Не застаемъ.

САЛЕМЕНЪ.

И я: я тоже здсь

По должности.

АРБАКЪ.

Позволено ль проникнуть

Намъ въ цль ея?

САЛЕМЕНЪ.

Арестовать двоихъ

Измнниковъ. Эй, стража! Ваши сабли,

Сатрапы!

БЕЛЕЗИСЪ.

Князь, вотъ мечъ мой.

АРБАКЪ (обнажая свой мечъ).

Вотъ и мой,

Возьми его.

САЛЕМЕНЪ (протягивая руку).

Беру.

АРБАКЪ.

Но рукоятку

Не выпуститъ рука моя. Теб —

Одинъ клинокъ, и въ грудь твою.

САЛЕМЕНЪ (обнажая свой мечь).

Ты смешь

Противиться? Отлично! Это насъ

Отъ ложнаго избавитъ милосердья

И отъ суда. Солдаты, зарубить

Мятежника!

АРБАКЪ.

Солдаты! Да, одинъ бы

Ты не посмлъ…

САЛЕМЕНЪ.

Одинъ! Безумный рабъ!

Да чтожъ въ теб такого, передъ чмъ бы

Князь отступилъ въ бою открытомъ? Нтъ,

Страшимся мы твоей измны только —

Не храбрости. Твой зубъ для насъ ничто

Безъ яда, въ немъ сокрытаго: зминый —

Не львиный зубъ… Рубить его!

БЕЛЕЗИСЪ.

Арбакъ!

Въ ум ли ты? Вдь я же отдалъ саблю!

Царь справедливъ — довримся ему.

АРБАКЪ.

Нтъ, я скорй твоимъ звздамъ доврюсь

И этой вотъ рук — умру царемъ

Моей души и тла, не позволивъ

Ихъ заковать другому никому.

САЛЕМЕНЪ (стражамъ).

Вы слышали, что онъ и я сказали?

Убить его!

(Стража нападаетъ па Арбака, но тотъ мужественно защищается и заставляетъ ее отступитъ).

Такъ вотъ вы каковы!

Такъ, стало быть, я долженъ обратиться

Самъ въ палача? Бездльники! Ну, вотъ,

Учитесь, какъ съ измнникомъ справляться!

(Нападаетъ на Арбака).

Входитъ САРДАНАПАЛЪ со свитой.

САРДАНАПАЛЪ.

Что это? Стой, коль жизнь вамъ дорога!

Стой, говорю! Вы пьяны или глухи?

Гд мечъ мой? Ахъ, безумецъ, вдь меча

Я не ношу!..

(Одному изъ стражей).

Пріятель, одолжи-ка

Мн свой ты мечъ!

(Вырываетъ у него саблю и разъединяетъ ею сражающихся).

Какъ? у меня въ дворц?

Что мн теперь перерубить мшаетъ

Двухъ забіякъ нахальныхъ?

БЕЛЕЗИСЪ.

Государь,

Будь справедливъ.

САЛЕМЕНЪ.

Иль слабъ.

САРДАНАПАЛЪ (поднымая мечъ).

Ты смешь?

САЛЕМЕНЪ.

Что же?

Рази меня! Я буду радъ упасть,

Коль вслдъ за мной падетъ измнникъ гнусный,

Котораго на нсколько минутъ

Ты пощадилъ, конечно, лишь для пытки?

САРДАНАПАЛЪ.

Его? Его? Кто сметъ обвинятъ

Арбака?

САЛЕМЕНЪ.

САРДАНАПАЛЪ.

Князь, ты забылся. Кто же

Теб далъ право…

САЛЕМЕНЪ (указывая на перстень).

Ты.

АРБАКЪ (въ смущеніи).

А! царскій перстень!

САЛЕМЕНЪ.

Да.

И пусть теперь царь это полномочье

Самъ подтвердитъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Я перстень снялъ съ руки

Не для того.

САЛЕМЕНЪ.

Для самосохраненья

Ты снялъ его. И мною съ пользой онъ

Употребленъ. Теперь будь самъ судьею.

Здсь я — твой рабъ, назадъ минуту былъ

Намстникъ твой.

САРДАНАПАЛЪ.

Ну, такъ вложите оба

Мечи въ ножны.

(Арбакъ и Салеменъ исполняютъ приказъ).

САЛЕМЕНЪ.

Мой спрятанъ, но держи,

Молю тебя, свой на-голо: онъ нын

Единственный надежный скипетръ твой.

САРДАНАПАЛЪ.

Тяжелый скиптръ. Да и эфесомъ руку

Онъ ранилъ мн…

(Одному изъ воиновъ).

Возьми-ка, братъ, себ

Свое добро. Ну что же означаетъ

Все это?

БЕЛЕЗИСЪ.

Пусть на то отвтитъ князь.

САЛЕМЕНЪ.

Со стороны моей — любовь и врность,

Съ ихъ стороны — измну.

САРДАНАПАЛЪ.

Что? Измна

И — Белезисъ! Измна — и Арбакъ!

Въ такой союзъ поврить не могу я.

БЕЛЕЗИСЪ.

Ты доказать обязанъ…

САЛЕМЕНЪ.

Докажу,

Какъ скоро царь у твоего собрата

Измнника отыметъ мечъ.

АРБАКЪ.

Тотъ мечъ,

Что на враговъ монарха обнажался —

Ты знаешь самъ — не рже твоего?

САЛЕМЕНЪ.

И вотъ теперь на брата обнажился,

А черезъ часъ на самого царя

Подымется.

САРДАНАПАЛЪ.

Нтъ, это невозможно,

Онъ не дерзнетъ. Нтъ, о такихъ вещахъ

Я не хочу и слышать. Эти ссоры

Нелпыя родятся при дворахъ

Отъ гнуснаго соперничества гнусныхъ

Наемниковъ, которые живутъ

Лишь клеветой на правоту и честность.

Братъ, кмъ-нибудь обманутъ ты.

САЛЕМЕНЪ.

Сперва

Пусть онъ отдастъ теб свой мечъ и этимъ

Пусть подданство докажетъ, а потомъ

Я все скажу.

САРДАНАПАЛЪ.

Да если бъ мысль такая

Могла придти мн въ голову… Но нтъ —

Не можетъ быть… Арбакъ, суровый, врный

Прямой солдатъ — онъ лучшій изъ вождей,

Какіе есть и были въ нашемъ войск.

Нтъ, я такой обиды не могу

Ему нанесть: я не могу ршиться

Отнять тотъ мечъ, который онъ не сдалъ

Моимъ врагамъ ни разу. Полководецъ,

Храни свое оружье.

САЛЕМЕНЪ.

Государь,

Вотъ перстень твой.

САРДАНАПАЛЪ.

Нтъ, пусть онъ остается

Въ твоихъ рукахъ. Но пользоваться имъ

Прошу тебя посдержаннй, помягче.

САЛЕМЕНЪ.

Я бралъ его, чтобъ честь твою спасти,

А честь моя велитъ отдать обратно.

Вручи его Арбаку.

САРДАНАПАЛЪ.

Такъ бы мн

И поступить, но онъ о томъ ни разу

Не попросилъ.

САЛЕМЕНЪ.

О, получить его

Съуметъ онъ, конечно, и безъ этой

Почтительности напускной.

БЕЛЕЗИСЪ.

Понять

Я не могу, изъ-за чего такъ сильно

Князь возстаетъ на двухъ такихъ людей,

Которые заботятся о благ

Ассиріи сильнй, чмъ кто-нибудь

Изъ подданныхъ.

САЛЕМЕНЪ.

Молчи, измнникъ-воинъ,

Лукавый жрецъ! Ты совмстилъ въ себ

Гнуснйшіе пороки двухъ сословій

Опаснйшихъ. Побереги слова

Медовыя и гаерскія рчи

Для тхъ, кому не удалось еще

Тебя узнать. Товарищъ твой по длу

Преступному по крайней мр смлъ

И чуждъ тхъ штукъ, которымъ научился

Въ Халде ты.

БЕЛЕЗИСЪ.

Ты слышишь, государь,

Ваала сынъ! Хулитъ онъ святотатно

Религію страны, твоимъ отцамъ

Молящейся.

САРДАНАПАЛЪ.

О, этотъ грхъ ты можешь

Ему простить! Молиться мертвецамъ —

Ненужный трудъ. Я и себя считаю

За смертнаго, и убжденъ, что родъ,

Мн давшій жизнь, не больше и не меньше,

Какъ то, что глазъ мой видитъ — то-есть прахъ.

БЕЛЕЗИСЪ.

Нтъ, государь, они живутъ на звздахъ

И…

САРДАНАПАЛЪ.

Ежели ты проповдь свою

Не прекратишь, то прежде чмъ сегодня

Он взойдутъ, пожалуй, полетишь

И ты туда… Вотъ это такъ измна!

САЛЕМЕНЪ.

Мой государь!

САРДАНАПАЛЪ.

Мн проповдь читать,

Какъ должно чтить кумировъ ассирійскихъ!

Свободенъ ты! Отдайте мечъ ему!

САЛЕМЕНЪ.

Мой царь, мой вождь, мой братъ, я умоляю,

Повремени еще немного!

САРДАНАПАЛЪ.

Да,

Чтобъ оглупть, чтобы въ конецъ оглохнуть

Отъ этихъ всхъ торжественныхъ рчей

О мертвецахъ, Ваал, всевозможныхъ

Халдейскихъ звздныхъ тайнахъ…

БЕЛЕЗИСЪ.

Государь,

Чти звзды!

САРДАНАПАЛЪ.

О, за звзды ты не бойся —

Я ихъ люблю. Люблю смотрть, когда

Он блестятъ на темно-синемъ свод,

И сравнивать съ глазами Мирры ихъ,

Люблю слдить, какъ ихъ лучи играютъ

На серебр трепещущемъ Евфрата

Въ часы, когда полночный втерокъ

Рябитъ рку-красавицу и стонетъ

Межъ тростника, стоящаго каймой

Вдоль береговъ. Но боги ль эти звзды,

Какъ говорятъ иные, храмы ль ихъ,

Какъ думаютъ другіе, или просто

Свтильники ночные, иль міры,

Иль свтъ міровъ — не знаю и развдать

Не хлопочу. Въ невдньи моемъ,

Какая-то особенная сладость,

Которую не промняю я

На вашу всю халдейскую премудрость!

Да и притомъ, какъ будто о звздахъ

Не знаю я всего, что можетъ знать

Плоть бренная о томъ, что существуетъ

Надъ нею ли, подъ нею ль?— ничего!

Я вижу ихъ сіянье, ощущаю

Ихъ красоту, когда же озарятъ

Он мою могилу — я не буду

Знать ничего.

БЕЛЕЗИСЪ.

На мсто ‘ничего’

Скажи: знать буду ‘лучше’*.

САРДАНАПАЛЪ.

Если хочешь,

Я этого всезнанья стану ждать.

А между тмъ возьми свой мечъ обратно,

И знай, что я священству твоему

Воинственность твою предпочитаю,

Хотя ни то и ни другое мн

Не по сердцу.

САЛЕМЕНЪ (въ сторону).

Онъ отъ развратной жизни

Съ ума сошелъ. Мой долгъ — спасти его

Наперекоръ ему.

САРДАНАПАЛЪ.

Теперь, сатрапы,

Послушайте, особенно же ты,

Мой жрецъ, кому я меньше довряю,

Чмъ воину, и вовсе бъ доврять

Не сталъ, когда бъ на половину не былъ

Ты воиномъ: я съ миромъ отпустить

Желаю васъ — не говорю съ прощеньемъ,

Его даютъ виновнымъ лишь, а васъ

Виновными признать я не ршаюсь,

Хотя вполн зависитъ ваша жизнь

Отъ моего дыханья и — что хуже

Еще для васъ — отъ страха моего.

Вамъ нечего, однако, опасаться:

Я мягокъ, да, но страха нтъ во мн,

Поэтому — живите. Будь такимъ я,

Какимъ меня считаютъ,— изъ головъ

У васъ двоихъ послднею струею

Теперь бы кровь преступная съ верхушки

Воротъ дворца текла въ сухую пыль —

Единственную долю въ государств,

Прельщавшемъ ихъ, какая бы могла

Достаться имъ. Но этого не будетъ.

Я не хочу, какъ прежде ужъ сказалъ,

Виновными признать васъ иль безвинно

Васъ осудить. Людьми получше васъ,

Да и меня, обвинены вы нынче,

И предоставь я вашу участь судьямъ,

Поболе суровымъ, и уликамъ

Различнйшимъ — пожалуй, мн бъ пришлось

Пожертвовать двумя людьми такими,

Которые — чего ни говори

О нихъ теперь — когда-то были честны.

Сатрапы, вы свободны.

АРБАКЪ.

Государь,

Великая такая милость…

БЕЛЕЗИСЪ (перебивая его).

Милость,

Достойная тебя, и мы, хотя

Невинные, благодаримъ…

САРДАНАПАЛЪ.

Для Бела

Побереги благодаренья, жрецъ,

А сынъ его въ нихъ нужды не иметъ.

0x01 graphic

БЕЛЕЗИСЪ.

Но такъ какъ мы невинны…

САРДАНАПАЛЪ.

Замолчи!

Виновность громогласна. Если точно

Невинны вы, то вамъ нанесена

Обида здсь, и стало быть, должны вы

Печалиться, а не благодарить.

БЕЛЕЗИСЪ.

Да, это такъ, будь спутникомъ всегдашнимъ

Могущества земного — правота,

Но сколько разъ невинность заставляетъ

Ея права за милость принимать!

САРДАНАПАЛЪ.

Мысль недурна! Для проповди очень

Годилась бы — не кстати только здсь.

А ты ее прибереги на случай,

Когда теб монарха твоего

Отстаивать придется предъ народомъ.

БЕЛЕЗИСЪ.

Для этого, я полагаю, нтъ

Совсмъ причинъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Причинъ-то нтъ, пожалуй —

Причинники найдутся. Если ты

Кого-нибудь изъ нихъ случайно встртишь

Здсь на земл въ то время, какъ несешь

Служебную обязанность, иль въ неб,

Въ таинственномъ мерцаніи звзды

О нихъ прочтешь — прошу тебя замтить,

Что межъ землей и небомъ люди есть

Зловредне того, кто, управляя

Мильонами, не губитъ никого,

И, самого себя не ненавидя,

Къ другимъ людямъ, однако же, настолько

Расположенъ, что даже тхъ щадитъ,

Которые его не пощадили бъ,

Стань вдругъ они владыками надъ нимъ.

Но этому едва ли быть… Сатрапы!

И сами вы свободны, и мечи

Употреблять вольны, какъ захотите,

Но съ этихъ поръ ни къ вамъ, ни къ нимъ ни разу

Я больше не прибгну. Салеменъ,

Иди за мной.

(Сарданапалъ, Салемепъ и свата уходятъ).

АРБАКЪ.

Ну, Белезисъ!

БЕЛЕЗИСЪ.

Что скажешь?

АРБАКЪ.

Пропали мы.

БЕЛЕЗИСЪ.

Нтъ, царство — наше.

АРБАКЪ.

Какъ?

Когда въ такомъ серьезномъ подозрньи

Остались мы, когда на волоск

Надъ нами мечъ колеблется, готовый

Обрушиться отъ дуновенья устъ

Властителя, который насъ съ тобою

Не погубилъ — не знаю почему?

БЕЛЕЗИСЪ.

И узнавать не хлопочи. Намъ должно

Воспользоваться временемъ. Оно

Еще у насъ, и сила наша — та же.

И та же ночь, которую давно

Избрали мы. Одно лишь измнилось:

Отсутствіе всхъ подозрній онъ

Въ наглядную такую несомннность

Вдругъ превратилъ, что медлить намъ еще —

Безуміе.

АРБАКЪ.

Однако…

БЕЛЕЗИСЪ.

Какъ, все то же

Сомнніе?

АРБАКЪ.

Онъ даровалъ намъ жизнь,—

Онъ даже спасъ ее отъ Салемена.

БЕЛЕЗИСЪ.

Надолго ли такая доброта?

Пока не пьянъ.

АРБАКЪ.

Пока не трезвъ, врне.

Но все-таки столь благородно онъ

Насъ пощадилъ, такъ царственно оставилъ

Намъ то, что мы могли бы потерять

Позорно такъ…

БЕЛЕЗИСЪ.

Скажи врнй — такъ храбро!

АРБАКЪ.

Отчасти то, отчасти это… Но

Я тронутъ имъ и — что бы ни случилось —

Остановлюсь.

БЕЛЕЗИСЪ.

И потеряешь міръ!

АРБАКЪ.

Теряйся все — пусть только уваженье

Останется къ себ!

БЕЛЕЗИСЪ.

Красню я,

Подумавши, что жизнью нашей будемъ

Одолжены мы этому царю

Веретена!

АРБАКЪ.

Но тмъ не меньше ею

Одолжены мы именно ему,

И сталъ бы я краснть гораздо больше,

Сгубивъ того, кто былъ спаситель мой.

БЕЛЕЗИСЪ.

Терпи себ, пожалуй, сколько хочешь,

Но звзды мн иное говорятъ.

АРБАКЪ.

Хотя бъ он сошли теперь на землю

И всмъ своимъ сіяньемъ стали мн

Указывать дорогу — не пошелъ бы

Я имъ во слдъ.

БЕЛЕЗИСЪ.

То слабость духа, да,

Плачевне боязни старой бабы,

Все бредящей про смерть и въ темнот

Сомкнуть глаза несмющей… Досадно,

Ей-ей, смотрть!

АРБАКЪ.

Когда онъ говорилъ,

Казалось мн — Немвродъ передо мною.

Онъ походилъ на статую царя,

Стоящую во храм горделиво

Владыкою среди другихъ царей

И божествомъ межъ остальныхъ, служащихъ

Простыми украшеньями.

БЕЛЕЗИСЪ.

Давно

Я говорю, что слишкомъ ужъ далеко

Ты заходилъ въ презрніи къ нему,

Что царственность какая-то безспорно

Осталась въ немъ. Ну что же? тмъ онъ врагъ

Достойне.

АРБАКЪ.

И тмъ мы недостойнй.

Ахъ, если бы онъ насъ не пощадилъ!

БЕЛЕЗИСЪ.

Да что, скажи, и въ правду такъ охотно

Ты отдалъ бы себя на жертву?

АРБАКЪ.

Нтъ,

Но лучше смерть, чмъ жить неблагодарнымъ.

БЕЛЕЗИСЪ.

Вотъ каковы иныя души! Ты

Задумалъ то, что прозвали иные

Измною, а дураки зовутъ

Нарушенною клятвой — и смотри-ка,

Изъ за того, что этотъ дикій бражникъ,

Имя ли причину, или такъ,

Безъ повода, хвастливо помстился

Между тобой и Салеменомъ, ты —

Сказать ли мн?— ты сталъ Сарданапаломъ!

Названія позорне никакъ

Не приберу.

АРБАКЪ.

Еще за часъ, не дальше,

Дерзнулъ бы мн такое имя дать

Лишь тотъ, кому легко разстаться съ жизнью,

Теперь же я простилъ теб, какъ онъ

И намъ простилъ. Сама Семирамида

Не сдлала бы этого.

БЕЛЕЗИСЪ.

Она

Товарища въ правленьи не любила,

Хоть будь онъ мужъ.

АРБАКЪ.

Мой долгъ — ему служить

И врою, и правдой.

БЕЛЕЗИСЪ.

И смиренно?

АРБАКЪ.

Нтъ, съ гордостью, какъ честный человкъ.

Къ престолу я отнын буду ближе,

Чмъ ты къ звздамъ,— и если не такимъ

Заносчивымъ, то боле высокимъ.

Ты поступай, какъ знаешь: у тебя

Вдь есть на то и таинства, и книги,

И выводы науки о добр

И зл, чего я вовсе не имю

И потому обязанъ поступать

Такъ, какъ меня простое сердце учитъ.

Теперь меня ты знаешь.

БЕЛЕЗИСЪ.

Кончилъ ты?

АРБАКЪ.

Съ тобою — да.

БЕЛЕЗИСЪ.

И, можетъ быть, намренъ

Меня предать, какъ кинулъ?

АРБАКЪ.

Думать такъ

Способенъ жрецъ, не воинъ.

БЕЛЕЗИСЪ.

Ну, пусть будетъ

По твоему. Окончимъ этотъ споръ,

И выслушай меня.

АРБАКЪ.

Нтъ, умъ твой хитрый

Опасне фаланги.

БЕЛЕЗИСЪ.

Если такъ,

Я дйствую одинъ.

АРБАКЪ.

Одинъ?

БЕЛЕЗИСЪ.

На трон

Для одного вдь только мсто есть.

АРБАКЪ.

Но занятъ онъ.

БЕЛЕЗИСЪ.

Онъ меньше, чмъ не занятъ —

На немъ сидитъ презрнный… Вотъ, что я

Теб скажу: ты знаешь, постоянно

Я былъ твоимъ помощникомъ, любилъ,

Поддерживалъ и поощрялъ тебя,

Служилъ теб, въ надежд услужить

Ассиріи, спасти ее. Казалось,

И небеса благоволили къ намъ,

Все длалось по нашему, покамстъ

Вдругъ мягкостью постыдною твой духъ

Не занемогъ. Но ужъ теперь довольно

Быть зрителемъ томленій моего

Отечества: его освобожу я,

Иль жертвою тирана упаду.

Одно изъ двухъ: иль то и это вмст,

Какъ иногда бываетъ, но пускай

Побдою окончу я — и станетъ

Арбакъ моимъ слугой.

АРБАКЪ.

Твоимъ слугой?

БЕЛЕЗИСЪ.

А почему жъ не такъ? Вдь это лучше,

Почетне, я думаю, чмъ рабъ,

Прощенный рабъ Сарданапала-бабы!

Входитъ ПАНІА.

ПАНІА.

Сатрапы! Я съ приказомъ отъ царя.

АРБАКЪ.

Приказъ царя исполненъ нами прежде,

Чмъ выслушанъ.

БЕЛЕЗИСЪ.

Но все-таки, скажи,

Въ чемъ дло?

ПАНІА.

Вамъ повелно — немедля,

Сегодня жъ въ ночь, отправиться въ свои

Сатрапіи.

БЕЛЕЗИСЪ.

Съ войсками?

ПАНІА.

Повелнье

Касается сатраповъ лишь и свиты

Домашней ихъ.

АРБАКЪ.

Но…

БЕЛЕЗИСЪ.

Мы повиноваться

Обязаны. Поди и доложи,

Что демъ мы.

ПАНІА.

Мн велно при вашемъ’

Присутствовать отъзд — не нести

Отъ васъ отвтъ.

БЕЛЕЗИСЪ (въ сторону).

Такъ вотъ что!— За тобою

(Вслухъ).

Мы слдовать готовы.

ПАНІА.

Я иду,

Чтобъ поскорй вамъ приготовить стражу

Почетную, какъ требуетъ вашъ санъ,

И торопить не стану васъ, покамстъ

Послдній часъ отъзда не пробьетъ.

(Уходитъ).

БЕЛЕЗИСЪ.

Что жъ, и теперь покорность?

АРБАКЪ.

Безъ сомннья.

БЕЛЕЗИСЪ.

Да, до воротъ дворца, который намъ

Темницею содлался — не дальше.

0x01 graphic

АРБАКЪ.

Ты правъ. Теперь все это государство,

На всемъ его пространств, для тебя

И для меня во всхъ углахъ зіяетъ.

Темницами!

БЕЛЕЗИСЪ.

Могилами!

АРБАКЪ.

Когда бъ

Я думалъ такъ, одной могилой больше

Мой добрый мечъ здсь вырылъ бы!

БЕЛЕЗИСЪ.

Ему

Достаточно придется поработать.

Но надобно надяться, что все

Уладится не такъ, какъ ты пророчишь.

Покамстъ же убраться поспшимъ

Отсюда мы. Конечно, ты со мною

Согласенъ въ томъ, что это приказанье —

Нашъ приговоръ.

АРБАКЪ.

Какой же смыслъ иной

Въ немъ можетъ быть? Таковъ ужъ образъ дйствій

У деспотовъ восточныхъ: миръ — и ядъ,

Прощеніе — и плаха, приглашенье

Въ далекій путь отправиться, чтобъ тамъ —

Уснуть навкъ. Ужъ сколько вдь сатраповъ

Въ правленіе отца его… онъ самъ-то

До этихъ поръ, по крайней мр, не былъ

Въ чужой крови повиненъ…

БЕЛЕЗИСЪ.

Но теперь

Не хочетъ онъ, да и не можетъ больше

Такимъ же быть.

АРБАКЪ.

Пожалуй, что и такъ.

Да, при его отц ужъ сколькихъ видлъ

Сатраповъ я, что выдутъ затмъ,

Чтобъ управлять провинціей громадной —

И на пути очутятся въ гробу.

Не знаю, какъ оно случалось — только

Въ дорог вс заболвали, такъ

Былъ этотъ путь тяжелъ и дологъ.

БЕЛЕЗИСЪ.

Лишь бы

Намъ выбраться на воздухъ городской,

А тамъ уже поздка наша скоро

Окончится.

АРБАКЪ.

Быть можетъ, у воротъ?

БЕЛЕЗИСЪ.

Нтъ, врядъ они такъ поступить ршатся.

Имъ хочется насъ умертвить тайкомъ:

Не во дворц, не въ город, гд знаютъ

Насъ хорошо, гд можемъ мы найти

Защитниковъ. Когда бъ они желали

Убить насъ здсь — уже теперь въ живыхъ

Мы не были бъ… Идемъ же поскоре!

АРБАКЪ.

Знай только я, что онъ не жизнь мою

Желаетъ взять…

БЕЛЕЗИСЪ.

Глупецъ, идемъ! Чего же,

Какъ не ее, захочетъ деспотизмъ

Испуганный? Намъ только бы добраться

До нашихъ войскъ, а тамъ —впередъ!

АРБАКЪ.

Къ своимъ

Сатрапіямъ?

БЕЛЕЗИСЪ.

Нтъ, къ твоему престолу!

Энергію, надежду, время, мощь

И способы — все это въ изобильи

Находимъ мы въ ихъ полумрахъ… Ну,

Скорй впередъ!

АРБАКЪ.

Я здсь еще недавно

Раскаялся — и снова становлюсь

Преступникомъ.

БЕЛЕЗИСЪ.

Нтъ, другъ, самозащита —

Совсмъ не грхъ, оно — одинъ оплотъ

Всхъ нашихъ правъ. Идемъ же, повторяю?

Тяжелою удушливостью воздухъ

Ужъ полонъ здсь, а стны пахнутъ тьмою

Темничною. Спшимъ! Не то успютъ

Одуматься! Отъздомъ быстрымъ мы

Гражданское усердіе докажемъ,

Поспшностью отъзда своего

У Паніи почтеннаго возможность

Отымемъ мы исполнить тотъ приказъ,

Который имъ въ двухъ-трехъ верстахъ отсюда

Получится… Да, выбора для насъ

Не можетъ быть. Идемъ, идемъ скоре!

(Уходитъ съ Арбакомъ, неохотно слдующимъ за нимъ).

Входятъ Сарданапалъ и Салеменъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Отлично все уладилось — и кровь

Не пролилась, мы обошлись безъ этой

Постыднйшей насмшки надо всми

Лкарствами. Изгнаньемъ этихъ двухъ

Мятежниковъ себя обезопасить

Успли мы.

САЛЕМЕНЪ.

Какъ тотъ, кто по цвтамъ

Ступаючи, себя обезопасилъ

Отъ скрывшейся у корня ихъ зми.

САРДАНАПАЛЪ.

Да что жъ еще я долженъ былъ бы сдлать

По твоему?

САЛЕМЕНЪ.

Сейчасъ разрушить то,

Что сдлано.

САРДАНАПАЛЪ.

Какъ! Отмнить прощенье?

САЛЕМЕНЪ.

На голов прочне утвердить

Сползающій внецъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Но это было бъ

Жестокостью.

САЛЕМЕНЪ.

За то спасло бъ тебя.

САРДАНАПАЛЪ.

И безъ того мы спасены. Какою

Опасностью могли бы на границ

Они грозить?

САЛЕМЕНЪ.

Покамстъ вдь они

Еще не тамъ, и не были бъ вовки,

Когда бъ меня послушать ты хотлъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Я выслушалъ, ты знаешь, безпристрастно

Твои слова, зачмъ же мн и ихъ

Не выслушать?

САЛЕМЕНЪ.

Объ этомъ ты узнаешь

Впослдствіи, быть можетъ. А теперь

Я ухожу, чтобъ приготовить стражу.

САРДАНАПАЛЪ.

Мы свидимся на пир?

САЛЕМЕНЪ.

Государь,

Освободи: плохой я собутыльникъ.

Приказывай, что хочешь, но уволь

Отъ одного — служенія вакханкамъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Но согласись, что нужно хоть порой

Попировать.

САЛЕМЕНЪ.

И нужно точно также

Кому-нибудь на страж быть у тхъ,

Которые пируютъ слишкомъ часто.

Дозволишь ли мн удалиться?

СА РДАНАПАЛ Ъ.

Да…

Побудь еще одну минуту, добрый

Мой Салеменъ, мой братъ,мой лучшій другъ

И подданный. Ты — князь гораздо лучшій,

Чмъ я — монарх.— Теб бы быть царемъ,

А мн — я самъ не знаю чмъ, и знать-то

Не хлопочу. Не думай только ты,

Что отношусь съ холоднымъ равнодушьемъ

Я къ честному раченью твоему

И къ доброт, довольно жесткой, правда,

Съ которой ты дурачества мои,

Хотя журя частенько, переносишь.

Да, если я, наперекоръ теб,

У тхъ двоихъ не отнялъ жизнь, такъ это

Не потому, что твой совтъ плохимъ

Мн кажется. Пускай себ на свт

Они живутъ — не станемъ въ этомъ имъ

Препятствовать, они еще, быть можетъ,

Исправятся, притомъ же ссылка ихъ

Позволитъ мн спокойно спать, вели же

Я ихъ казнить — прощай тогда мой сонъ!

САЛЕМЕНЪ.

Измнниковъ спасая, ты рискуешь

Навкъ уснуть. Одно мгновенье мукъ

Ты замнилъ годами преступленій.

Дозволь смирить…

САРДАНАПАЛЪ.

Не искушай меня:

Я слово далъ.

САЛЕМЕНЪ.

И вправ взять обратно.

САРДАНАПАЛЪ.

То слово государя.

САЛЕМЕНЪ.

И оно

Поэтому ршительную силу

Должно имть. Да, эта полу-милость

Изгнанія ихъ только раздражитъ,

Прощеніе должно быть полнымъ, или

Оно — ничто.

САРДАНАПАЛЪ.

Но кто жъ меня заставилъ —

Увидвши, что я ихъ удалилъ

Отъ должности, иль запретилъ имъ только

Сюда входить — кто убдилъ меня

Отправить ихъ въ сатрапіи?

САЛЕМЕНЪ.

Да, точно —

Я позабылъ объ этомъ, то-есть, царь,

За мой совтъ меня ты будешь вправ

Тогда бранить, когда удастся имъ

Въ сатрапіи дйствительно дохать.

САРДАНАПАЛЪ.

А если не додутъ, то — смотри!—

И въ цлости — замть себ ты это —

И въ цлости полнйшей — о себ

Совтую подумать.

САЛЕМЕНЪ.

Позволенья

Прошу уйти, за безопасность ихъ

Ручаюсь я.

САРДАНАПАЛЪ.

Ступай же и помягче

Впередъ смотри на брата своего.

САЛЕМЕНЪ.

Служить царю всегда я буду честно.

(Уходитъ).

САРДАНАПАЛЪ (одинъ).

Онъ слишкомъ строгъ, душа его — скала

По твердости, но высотою тоже

Подобна ей: грязь пошлости земной

Ея еще нигд не запятнала.

Я не таковъ: я мягкій черноземъ,

Пропитанный цвтами, но извстно,

Что какова земля, таковъ всегда

И плодъ ея. Быть можетъ, поступилъ я

Неправильно, но это заблужденье

Не тяжело лежитъ на чувств томъ,

Которое назвать я не умю,

Я знаю лишь, что у меня въ душ

Оно родитъ то скорбь, то наслажденье,

Что, точно духъ, у сердца моего

Оно сидитъ, чтобъ вс его біенья

Сосчитывать, не ускоряя ихъ,

И задаетъ вопросы мн такіе,

Съ какими бы ни смертный не посмлъ

Ко мн прійти, ни самъ Ваалъ, оракулъ

Божественный, хоть часто онъ во мгл

Вечерней вдругъ нахмуритъ гнвно брови,

И мраморный величественный ликъ

Измнится такъ странно, что порою

Мн кажется — статуя собралась

Заговорить… Но прочь вс эти мысли

Нелпыя! Я радости хочу —

И вотъ идетъ ея прекрасный встникъ!

Входитъ МИРРА.

МИРРА.

Царь! небо все заволокло — и громъ

Проносится по тучамъ, быстро, быстро

Идущимъ къ намъ и яркимъ блескомъ молній

Вщающимъ ужасную грозу.

Теперь дворца ты врно не оставишь?

САРДАНАПАЛЪ.

Ты говоришь — грозу?

МИРРА.

Да, царь мой добрый.

САРДАНАПАЛЪ.

Что до меня, я вовсе бы не прочь,

Чтобъ мирная картина замнилась

Борьбой стихій, но это не совсмъ

Пристало бы и къ шелковымъ одеждамъ

Моихъ гостей, и къ нжнымъ лицамъ ихъ.

Скажи, дитя — и ты изъ тхъ, которыхъ

Вой тучъ страшитъ?

МИРРА.

На родин моей

Ихъ голоса мы чтимъ, какъ предвщанье

Юпитера.

САРДАНАПАЛЪ.

Юпитера? А, да,

То вашъ Ваалъ… И нашъ иметъ громы

Въ своихъ рукахъ, и заявляетъ онъ

По временамъ летящими стрлами

Божественность свою, но иногда

Случается — она ударитъ прямо

Въ его жъ алтарь.

МИРРА.

О, это страшный знакъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Да — для жрецовъ. Ну, хорошо, сегодня

Мы изъ дворца не выдемъ и пиръ

Устроимъ здсь.

МИРРА.

Благословенъ Юпитеръ,

Услышавшій мольбу, которой внять

Ты не хотлъ. Безсмертные добре

Къ теб, мой царь, чмъ самъ ты: для того,

Чтобъ защитить тебя отъ вражьей злобы,

Они грозу воздвигли межъ тобой

И этими врагами.

САРДАНАПАЛЪ.

Если только

Опасность есть, дитя мое, она.

Я думаю, одна и та же — здсь ли,

Въ стнахъ дворца, на берегу ль рки.

МИРРА.

Нтъ, государь, нтъ — эти стны прочны

И высоки, и стражею он

Окружены. Чтобъ во дворецъ проникнуть,

Измнникамъ пробиться бы пришлось

Сквозь цлый рядъ воротъ и корридоровъ

Извилистыхъ, а павильонъ ничмъ

Не защищенъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Гд завелась измна,

Тамъ защитить не могутъ ни дворцы,

Ни крпости, ни гордыя вершины

Туманнаго Кавказа, гд орелъ

Скрывается въ ущельяхъ недоступныхъ,

И какъ стрла всегда найдетъ царя

Воздушнаго, такъ сталь найдетъ земного,

Гд бъ ни былъ онъ. Но успокойся: двухъ,

Тревогу всю надлавшихъ — виновны ль,

Невинны ли они — изгнали мы

И въ дальній путь отправили.

МИРРА.

Такъ, значитъ,

Они живутъ?

САРДАНАПАЛЪ.

Ты кровожадна — ты?

МИРРА.

Безтрепетно взглянула бъ я на кару

Законную того, кто посягнулъ

На жизнь твою, иначе не была бы

Я и своей достойна. Салеменъ

Теб сказалъ вдь точно то же.

САРДАНАПАЛЪ.

Странно!

И доброта и строгость въ заговоръ

Вступили здсь, и об подстрекаютъ

Меня на месть.

МИРРА.

То добродтель грековъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Но не царей. Я не хочу ея,

И если бъ мстить когда-нибудь ршился,

То лишь царямъ, какъ равнымъ мн.

МИРРА.

Т двое

Хотли стать царями.

САРДАНАПАЛЪ.

Мирра, ты

Ужъ черезчуръ по-женски разсуждаешь,

И этому причиной — только страхъ.

0x01 graphic

МИРРА.

Страхъ за тебя.

САРДАНАПАЛЪ.

Тамъ за кого бы ни былъ,

Онъ все же страхъ. Твой полъ, какъ я не разъ

Замтить могъ, однажды гнвомъ злобнымъ

Воспламенясь, ужъ мстительность свою

Пугливую доводитъ до упорства,

Котораго себ за образецъ

Я не возьму. Но ты всегда казалась

Мн чуждою и слабости такой

И вообще безпомощности дтской

Восточныхъ женъ.

МИРРА.

Мой добрый государь,

Не стану я кичиться ни любовью

Моей души, ни доблестью ея.

До этихъ поръ я блескъ съ тобой длила —

И раздлю превратности твои.

Быть можетъ, день придетъ, когда въ рабын

Ты врности увидишь больше, чмъ

Во всхъ теб подвластныхъ миріадахъ.

Но да хранятъ отъ этого тебя

Безсмертные. А мн гораздо лучше

Любимой быть на вру, чмъ любовь

Доказывать теб въ твоихъ несчастьяхъ,

Которыя, быть можетъ, облегчить

Заботами моими я не въ силахъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Гд есть любовь высокая, туда

Несчастіе не проникаетъ — разв

Лишь для того, чтобъ укрпить ее

И убжать предъ тмъ, чего не можетъ

Оно убить… Однако, часъ насталъ —

Идемъ встрчать гостей любезныхъ нашихъ.

(Уходятъ).

ДЙСТВІЕ ТРЕТЬЕ,

СЦЕНА I.

Освщенный чертогъ во дворц. На двор буря, громъ слышится во все продолженіе пиршества.

Сарданапалъ и его гости за столомъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Полне лей! Вотъ истинное царство

Гд для меня: среди блестящихъ глазъ

И этихъ лицъ счастливыхъ и прекрасныхъ!

Сюда печаль проникнуть не дерзнетъ.

ЗАМЕСЪ.

Какъ никуда она не проникаетъ:

Гд государь, тамъ ярко свтитъ намъ

Веселіе.

САРДАНАПАЛЪ.

Не лучше разв это

Немвродовыхъ охотъ или гоньбы

Прабабушки моей безумно дикой

За царствами, которыя она,

Завоевавъ, однако, не умла

Удерживать?

АЛТАДА.

Какъ ни были они

Прославлены, подобно всмъ изъ рода

Твоихъ отцовъ, но ни одинъ изъ нихъ

Не превзошелъ царя Сарданапала,

Который всей отрадой дней своихъ

Поставилъ миръ — единственную славу

Нелживую.

САРДАНАПАЛЪ.

Да, миръ, Алтада мой,

И свтлое веселье, слава — только

Дорога къ нимъ! Цль жизни — наслажденье,

И я избралъ кратчайшій путь, его

Я не свершалъ по трупамъ человчьимъ,

Могилою не длалъ каждый шагъ.

ЗАМЕСЪ.

Нтъ, никогда. Здсь вс сердца счастливы,

Вс голоса благословенья шлютъ

Теб, миролюбивый царь, дающій

Всмъ высшую отраду!

САРДАНАПАЛЪ.

Въ этомъ ты

Увренъ ли? А я слыхалъ иное:

Что будто бы измна завелась

Вокругъ меня.

ЗАМЕСЪ.

Измнникъ тотъ, кто сметъ

Такъ говорить! Не можетъ это быть!…

Изъ-за чего?

САРДАНАПАЛЪ.

Изъ-за чего?… Да, правда…

Наполни-ка мой кубокъ. Не хочу

И думать я объ этомъ. Нтъ межъ нами

Измнниковъ, а есть — такъ далеко

Они теперь.

АЛТАДА.

Почтеннйшіе гости,

Прошу склонить колни и прослушать

Заздравный тостъ: да здравствуетъ вовки

Царь — нтъ, не царь — а богъ Сарданапалъ!

ВС (падая на колни).

Да здравствуетъ затьмившій бога Бела

Величіемъ, нашъ богъ Сарданапалъ!

(Раздается ударъ грома, нкоторые въ смущеніи поднимаются съ колнъ).

ЗАМЕСЪ.

Что жъ встали вы? Вдь этимъ громомъ боги,

Его отцы, намъ одобренье шлютъ.

МИРРА.

Нтъ, гнвную угрозу. Царь, ужели

Безумное нечестье запретить

Не поспшишь?

САРДАНАПАЛЪ.

Нечестье? Отчего же?

Когда могли богами стать мои

Предмстники — къ чему же мн безчестить

Ихъ славный родъ? Но все-таки я встать

Прошу моихъ друзей благочестивыхъ

И набожный порывъ свой посвятить

Гремящему надъ нами, я же только

Любви ищу — боготворенья мн

Не надобно.

АЛТАДА.

И то и это долженъ

Ты находить въ сердцахъ твоихъ рабовъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Громъ, кажется, становится сильне…

Какая ночь ужасная!

МИРРА.

О, да,

Ужасная для тхъ, кто не иметъ

Дворцовыхъ стнъ, чтобъ пріютить своихъ

Поклонниковъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Ахъ, это правда, Мирра!

И если бъ могъ я обратить мои

Владнія въ одинъ пріютъ широкій

Для страждущихъ — я поступилъ бы такъ.

МИРРА.

Ты, стало быть, не богъ, когда не можешь

Столь добраго желанья своего

Осуществить?

САРДАНАПАЛЪ.

А что же ваши боги,

Которые и могутъ, да вдь вотъ

Не длаютъ?

МИРРА.

Оставь такія рчи —

Мы прогнвимъ безсмертныхъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Это такъ.

Упреки имъ не меньше непріятны,

Чмъ смертному… Друзья, вотъ что пришло

Мн въ голову: не будь на свт храмовъ,

Могли ли бы — какъ думаете вы —

Существовать поклонники у неба,

Особенно, когда оно гремитъ

И злобится, какъ нынче?

МИРРА.

Персіянинъ

Молитву совершаетъ на гор.

САРДАНАПАЛЪ.

Да, въ т часы, когда блистаетъ солнце.

МИРРА.

А я бы знать желала: если бъ твой

Дворецъ теперь сталъ грудою развалинъ

И опустлъ, то много ли льстецовъ

Явилось бы лобзать тотъ прахъ, въ которомъ

Лежалъ бы царь?

АЛТАДА.

Красавица-гречанка

На нашъ народъ глядитъ ужъ черезчуръ

Насмшливо, не будучи, однако,

Достаточно знакома съ нимъ. У насъ

Въ Ассиріи вс счастливы лишь счастьемъ

Своихъ царей, гордятся только тмъ,

Что могутъ ихъ боготворить.

САРДАНАПАЛЪ.

Простите

Красавицу-гречанку за слова

Недобрыя.

АЛТАДА.

Простить, о повелитель,

Когда ее мы чтимъ, посл тебя,

Превыше всхъ? Постойте! Что такое

Послышалось?

ЗАМЕСЪ.

Должно быть, гд нибудь

Невдалек въ ворота стукнулъ втеръ.

АЛТАДА.

Какъ будто-бы бряцанье… Вотъ опять!

ЗАМЕСЪ.

Да просто дождь бьетъ въ крышу.

САРДАНАПАЛЪ.

Безъ сомннья.

(Мирр).

Настроила ль ты арфу, ангелъ мой?

Спой псню мн изъ Сафо — знаешь, Сафо,

Которая на родин твоей

Низвергнулась…

Входитъ ПАНІА сь обнаженнымъ мечемъ, одежда его въ крови и безпорядк. Гости встаютъ въ испуг.

ПАНІА (страж).

Не медля ни минуты,

Займите вс ворота, стны вс!

Къ оружію, къ оружію! Опасность

Грозитъ царю! Простите, государь,

Поспшности: она не что иное,

Какъ преданность…

САРДАНАПАЛЪ.

Въ чемъ дло?

ПАНІА.

То, чего

Князь Салеменъ боялся, совершилось:

Коварные сатрапы…

САРДАНАПАЛЪ.

Раненъ ты?

Скорй вина! Переведи дыханье,

Мой Паніа!

ПАНІА.

Нтъ, это ничего,

Простой ударъ. Я больше изнурился

Поспшностью предупредить царя,

Чмъ раною, полученною въ схватк

Изъ-за него.

МИРРА.

Что жъ дальше? Говори —

Мятежники…

ПАНІА.

Едва достичь успли

Своихъ казармъ Арбакъ и Белезисъ,

Какъ продолжать дорогу отказались.

Когда же я ршился власть мою

Употребить, они призвали въ помощь

Свои войска, и т возстали вдругъ

Съ неистовой отвагой.

МИРРА.

Вс?

ПАНІА.

Въ огромномъ

Количеств.

САРДАНАПАЛЪ.

Свободныхъ словъ своихъ

Ты не щади изъ страха ранить правдой

Мой нжный слухъ.

ПАНІА.

Мой небольшойотрядъ

Не измнилъ, и т, что въ немъ остались

Еще въ живыхъ, до этихъ поръ хранятъ

Долгъ врности.

МИРРА.

А кром ихъ, другіе

Вс перешли на сторону врага?

ПАНІА.

Нтъ, есть еще бактрійцы: ихъ начальникъ —

Князь Салеменъ. Онъ подосплъ ко мн,

Подвинутый тревожнымъ подозрньемъ.

Ихъ много тамъ, и храбро бьются вс

Съ мятежными войсками, поле битвы

За шагомъ шагъ отстаивая, цпь

Вокругъ дворца составили, стараясь

Сюда стянуть вс силы и спасти

Царя… Меня прислали…

МИРРА.

Колебаньямъ

Не мсто здсь.

ПАНІА.

Монарха молитъ князь

Хотя на мигъ скорй вооружиться

И выхать къ войскамъ. Его одно

Присутствіе подйствуетъ сильне,

Чмъ наши вс усилья.

САРДАНАПАЛЪ.

Эй! Подать

Оружіе мое!

МИРРА.

И ты ршился?

САРДАНАПАЛЪ.

Ршился ль я? Эй, живо! Но щита

Не нужно мн: тяжелъ онъ. Легкій панцырь

И мечъ подать! А гд бунтовщики?

0x01 graphic

ПАНІА.

На стадію, не больше, отъ наружныхъ

Дворцовыхъ стнъ кипитъ кровавый бой.

САРДАНАПАЛЪ.

Такъ я могу верхомъ сражаться. Сферо,

Вели сдлать! У насъ въ однихъ дворахъ

Полъ-конницы Аравіи свободно

Помстится…

(Сферо уходитъ).

МИРРА.

Какъ я люблю тебя!

САРДАНАПАЛЪ.

Я въ этомъ былъ всегда увренъ твердо.

МИРРА.

Но лишь теперь тебя узнала я!

САРДАНАПAЛЪ.

(одному изъ служителей).

Мое копье пусть тоже не забудутъ.

Гд Салеменъ?

ПАНІА.

Гд долженъ быть солдатъ —

Въ бою — въ пылу сраженія.

САРДАНАПАЛЪ.

Спши же

Теперь къ нему. Свободны ли пути?

Осталось ли открытымъ сообщенье

Межъ нашими войсками и дворцомъ?

ПАНІА.

Да, государь, его еще открытымъ

Оставилъ я. На этотъ счетъ вполн

Спокоенъ будь: солдаты наши твердо

Стояли тамъ, фаланга вся была

Построена.

САРДАНАПАЛЪ.

Скажи, чтобъ онъ покамстъ

Берегъ себя, что дорожить собой

Не стану я и — ду.

ПАНІА.

Въ этомъ слов

Заключена побда, государь.

(Уходитъ).

САРДАНАПАЛЪ.

Алтада, что жъ? Вооружайся! Замесъ —

И ты иди! Тамъ, въ арсенал, вы

Найдете все. Да помстите женщинъ

Куда-нибудь подальше, караулъ

Поставьте тамъ и прикажите строго

Не отходить, покамстъ не убьютъ.

Ты, Замесъ, имъ командуешь. Алтада,

Вооружись и возвратись сюда:

Ты состоишь при насъ.

(Замесъ, Алтада и вс остальные, кром Мирры, уходятъ).

Входитъ Сферо и другіе съ вооруженіемъ.

СФЕРО.

Вооруженье

Твое, монархъ.

САРДАНАПАЛЪ (надвая панцыръ).

Сперва мой панцырь. Такъ!

Теперь мой мечъ и перевязь… А шлемъ-то

Я позабылъ. Подайте. Нтъ, тяжелъ

Ужъ слишкомъ онъ. Ошибся ты: не этотъ

Я требовалъ — другой, что окруженъ

Коронкою.

СФЕРО.

Я думалъ, царь, что, ярко

Каменьями блистая, онъ твое

Священное чело подвергнетъ сразу

Опасности быть узнаннымъ. Поврь,

Что этотъ шлемъ хоть проще онъ, но крпче.

САРДАНАПАЛЪ.

Ты думалъ! Другъ, не сталъ ли ужъ и ты

Мятежникомъ? Твой долгъ — повиноваться.

Ступай и… Нтъ, ужъ поздно… Обойдусь

Безъ шлема я.

СФЕРО.

По крайней мр этотъ

Изволь надть.

САРДАНАПАЛЪ.

Изволь надть Кавказъ!

Изволь ходить съ огромною горою

На голов!

СФЕРО.

Послдній изъ солдатъ

Не выйдетъ въ бой такимъ незащищеннымъ.

Тебя сейчасъ узнаютъ, государь:

Гроза прошла, и мсяцъ въ полномъ блеск.

САРДАНАПАЛЪ.

Быть узнаннымъ и цль моя. А такъ

Она скорй достигнется. Давайте

Теперь копье. Готово.

(Идетъ и останавлавается).

Да, забылъ

Дай зеркало мн.

СФЕРО.

Зеркало, властитель?

САРДАНАПАЛЪ.

Да, подданный,— изъ свтлой мди, то,

Что въ Индіи мы добыли. Скоре!

(Сферо уходитъ).

САРДАНАПАЛЪ (Мирр).

Дитя мое, найди себ пріютъ

Надежне. Зачмъ отъ прочихъ женщинъ

Отстала ты?

МИРРА.

Мн мсто — здсь.

САРДАНАПАЛЪ.

Когда жъ

Уду я?

МИРРА.

Тогда я за тобою

Послдую.

САРДАНАПАЛЪ.

На поле битвы, ты?

МИРРА.

Когда бъ и такъ — я не была бы первой

Гречанкою, свершившей этотъ путь…

Здсь буду ждать я твоего возврата.

САРДАНАПАЛЪ.

Опасный пунктъ ты выбрала: сюда

Скорй всего они ворвутся, если

Одержатъ верхъ. Коль это суждено

И больше я не возвращусь…

МИРРА.

Съ тобою

Мы все таки сойдемся.

САРДАНАПАЛЪ.

Гд же?

МИРРА.

Тамъ,

Гд, наконецъ, сойдутся вс: въ Аид,

Когда, какъ я предполагаю, берегъ

За Стиксомъ есть, а если нтъ его —

Въ пыли гробовъ.

САРДАНАПАЛЪ.

И ты не побоишься?

МИРРА.

Лишь одного боюсь я: пережить

То, что люблю, и сдлаться добычей

Бунтовщиковъ. Впередъ — и будь героемъ!

(Сферо возращается съ зеркаломъ).

САРДАНАПАЛЪ (смотритъ въ зеркало).

Присталъ ко мн недурно этотъ панцырь,

И перевязь — не хуже. Только шлемъ

Совсмъ нейдетъ.

(Бросаетъ его, примривъ еще разъ). .

Да, эти украшенья,

Кажись, къ лицу. Теперь осталось ихъ

Испробовать. Алтада! Гд Алтада?

СФЕРО.

Онъ у дверей стоитъ съ твоимъ щитомъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Да, я забылъ, что онъ мой щитоносецъ

По праву родовому, искони

Живущему въ его семейств… Мирра,

Теперь прощай и поцлуй меня…

Еще… Еще… И что бы ни случилось,

Люби меня. Я славу всю свою

Поставлю въ томъ, чтобъ сдлаться достойнымъ

Твоей любви.

МИРРА.

Ступай и побди!

(Сарданапалъ и Сферо уходятъ).

МИРРА (одна).

Вотъ я одна. Вс, вс ушли. А сколько

Воротится?.. Быть можетъ, ни одинъ!

О, пусть бы я погибла — лишь бы только

Онъ побдилъ! Когда не побдитъ,

Погибну я: его не въ состояньи

Я пережить. Вокругъ души моей

Обвился онъ… какъ, почему — не знаю.

Не потому, что царь онъ: вдь теперь

Власть царская у ногъ его престола

Колеблется, и передъ нимъ земля

Разверзлась съ тмъ, чтобъ только на могилу

Мстечко дать несчастному, а я

Люблю его еще сильнй, чмъ прежде.

О, мощный Зевсъ! Прости моей любви

Чудовищной: вдь мой избранникъ — варваръ,

Не знающій Олимпа! Да, теперь,

Теперь люблю я больше, чмъ… Что это?

Военный кличъ? И, кажется, все ближе,

Все ближе онъ. Ну, что же, если такъ —

(вынимаетъ стклянку)

Колхидскій ядъ, что длать научился

На берегахъ Эвксинскихъ мой отецъ,

И мн открылъ, какъ сохранять его —

Освободитъ меня. Уже давно бы

Свободу въ немъ нашла я для себя,

Когда бъ любовь мн не дала забвенья,

Что я раба. Ахъ, тамъ, гд вс — рабы,

И лишь одинъ свободенъ, тамъ, гд всякій

Неволею гордится, лишь бы онъ

И въ свой чередъ имлъ рабовъ, стоящихъ

Внизу его на рабства ступеняхъ —

Тамъ позабыть не трудно, что оковы,

Надтыя на тло, какъ нарядъ —

Такія же оковы. Снова крики

И звонъ мечей! И вотъ теперь… теперь…

Входитъ Aлтaда.

Эй, Сферо, эй!

МИРРА.

Его здсь нтъ. Что хочешь

Ему сказать? Какъ тамъ идетъ сраженье?

AЛТАДА.

Сомнительно и горячо.

МИРРА.

А царь?

AЛТAДА.

Какъ царь. Скорй я для него у Сферо

Взять долженъ шлемъ и новое копье.

До этихъ поръ онъ бьется непокрытый

И держится ужъ слишкомъ на виду.

Его тотчасъ узнали какъ солдаты,

Такъ и враги. По волосамъ его

Распущеннымъ и шелковой тіар,

Луною озареннымъ, сразу видно,

Что это царь. И вражьи стрлы вс

На чудное лицо его, на кудри

Прекрасныя и на повязку ихъ

Широкую направлены.

МИРРА.

О, боги

Гремящіе въ земл моихъ отцовъ,

Васъ я молю спасти его! Ты присланъ

Сюда царемъ?

АЛТАДА.

Нтъ, это Салеменъ,

Безъ вдома безпечнаго монарха,

Тайкомъ меня сюда отправилъ. Царь,

Нашъ царь въ бою таковъ же, какъ на пир.

Эй, Сферо, эй! Пойду я въ арсеналъ.

Онъ врно тамъ.

(Уходитъ).

МИРРА.

Нтъ, на душу позора

Я не беру — нтъ, не безчестна я

Тмъ, что люблю такого человка.

И въ этотъ мигъ желала бъ я —

Чего еще ни разу не желала —

Чтобъ онъ былъ грекъ. Да, ежели Алкидъ

Покрылъ себя стыдомъ за то, что въ платье

Лидіянки Омфалы наряжался

И пряжу прялъ ея веретеномъ,

То человкъ, который, бывши съ дтства

До зрлыхъ лтъ у женщинъ на рукахъ,

Становится внезапно Геркулесомъ

И съ пира въ бой, какъ въ брачную постель,

Кидается — вполн, вполн достоинъ,

Чтобъ въ двушк-гречанк онъ нашелъ

Любовницу и въ греческомъ поэт —

Пвца себ и въ греческой могил —

Свой памятникъ…

Входитъ Воинъ.

Какъ битва тамъ идетъ?

ВОИНЪ.

Проиграна, почти что безвозвратно

Проиграна. Гд Замесъ?

МИРРА.

На часахъ

Со стражею у двери женскихъ комнатъ.

(Воинъ уходить).

Ушелъ — и мн усплъ сказать одно:

‘Проиграно!’ Но что жъ еще желаю

Я услыхать? Вдь въ этомъ слов — да,

Въ единственномъ коротенькомъ словечк —

Погребены и царство, и монархъ,

И славный родъ тринадцати столтій,

И жизни цлыхъ тысячъ, и судьба

Всего того, что пощадитъ могила!

И я сама, какъ капелька воды,

Которая безслдно погибаетъ

Съ волной, ее несущею — и я,

Въ крушеніи великомъ, уничтожусь.

Но счастлива я тмъ, что жизнь моя

Въ моихъ рукахъ: надменный побдитель

Меня своей добычей никогда

Не назоветъ!

Входитъ Пaніа.

ПАНІА.

Скорй за мною, Мирра!

Намъ каждая минута дорога.

Бжимъ скорй — вотъ все, что намъ осталось.

МИРРА.

А царь?

ПАНІА.

Сюда меня отправилъ онъ,

Чтобъ за рку я тайными путями

Тебя увезъ.

МИРРА.

Такъ, стало быть, онъ живъ?

ПАНІА.

Онъ мн веллъ тебя укрыть въ надежномъ

Убжищ, и проситъ онъ тебя

Жить для него, пока придетъ возможность

Ему съ тобой соединиться вновь.

МИРРА.

Такъ уступить ршился онъ?

ПАНІА.

Послднимъ

Оставитъ онъ сраженье. Все, что въ силахъ

Отчаянье свершить — все это царь

Свершаетъ тамъ, дворецъ свой шагъ за шагомъ

У мятежа отстаиваетъ онъ.

0x01 graphic

МИРРА.

Такъ во дворецъ они уже проникли?

Да, крики ихъ разносятся въ стнахъ

Старинныхъ залъ, что голосами дикихъ

Мятежниковъ впервые въ эту ночь

Осквернены. Прощай же, ассирійскій

Великій родъ! Прощай, Немврода кровь!

Исчезло все — все, даже это имя!

ПАНІА.

Бжимъ, бжимъ!

МИРРА.

Нтъ, я погибну здсь!

А ты иди и передай монарху,

Что до конца любила я его!

Входятъ Сарданапалъ и Салеменъ съ воинами. Паніа оставляетъ Мирру и присоединяется къ нимъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Ну, если такъ, умремъ, по крайней мр,

Гд родились: въ своемъ дворц. Друзья,

Не уступать! Сомкнемъ ряды плотне!

Надежнаго сатрапа я отправилъ

Звать Замеса со стражею его

Она свжа и преданна — и будетъ

Сейчасъ сюда. Еще не все у насъ

Потеряно. Ты, Паніа, о Мирр

Похлопочи.

(Паніа возвращается къ Мирр).

САЛЕМЕНЪ.

Съ минуту отдохнемъ,

А тамъ, друзья, опять впередъ за нашу

Ассирію.

САРДАНАПАЛЪ.

Нтъ, Салеменъ, скажи —

За Бактрію! О, врные бактрійцы!

Я съ этихъ поръ содлаюсь царемъ

Надъ вашею страной, а это царство

Въ провинцію мы вмст обратимъ.

САЛЕМЕНЪ.

Идутъ, идутъ — вы слышите?

Входятъ Белезисъ, Арбакъ и мятежники.

АРБАКЪ.

Смле!

За мною вс! Они у насъ въ стяхъ!

БЕЛЕЗИСЪ.

Впередъ, впередъ! За насъ и съ нами небо!.

(Они нападаютъ на царя и Салемена, которые защищаются до прихода Замеса со стражей. Мятежники отступаютъ, ихъ преслдуютъ Салеменъ и другіе. Царь хочетъ присоединиться къ преслдующимъ, въ эту минуту Белезисъ загораживаетъ ему дорогу).

БЕЛЕЗИСЪ.

Куда, тиранъ? Я кончу эту битву.

САРДАНАПАЛЪ.

Такъ вотъ мы какъ! Воинственный мой жрецъ

И дорогой пророкъ, и благодарный

Мой подданный — сдавайся-ка скорй,

Прошу тебя. Твоей священной кровью

Не хочется мн руки обагрить:

Другой удлъ, тебя вполн достойный,

Готовлю я.

БЕЛЕЗИСЪ.

Твой часъ уже пробилъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Не мой, а твой. Въ наук звздочетства

Я новичокъ, но звзды вопрошалъ

Еще на дняхъ — и вотъ, обозрвая

Небесный кругъ. нашелъ твою судьбу

Подъ знакомъ скорпіона. Это значитъ,

Что быть теб раздавленнымъ сейчасъ.

БЕЛЕЗИСЪ.

Но не тобой.

(Они дерутся. Белезись раненъ и обезоруженъ).

САРДАНАПАЛЪ

(Поднявъ мечъ, чтобъ нанесть послдній ударъ).

Взывай теперь къ планетамъ,

Я погляжу — слетятъ ли съ небосклона,

Чтобъ защитить и своего пророка,

И честь свою?

(Частъ мятежниковъ возвращается и освобождаетъ Белезиса. Они нападаютъ на царя, котораго, въ свою очередь, освобождаютъ его солдаты, вытсняющіе бунтовщиковъ).

САРДАНАПАЛЪ.

Однако, этотъ плутъ

Дйствительно пророкомъ оказался.

За мною вс! Побда наша!

(Бросается въ погоню).

МИРРА (Паніи).

Что жъ

Ты здсь стоишь? Зачмъ ты позволяешь

Товарищамъ-солдатамъ безъ тебя

Разбить врага?

ПАНІА.

Имю приказанье

Я отъ царя — не оставлять тебя.

МИРРА.

Меня! иди и обо мн не думай:

Ничья рука не вправ въ часъ такой

Бездйствовать. Я не нуждаюсь въ страж

И не прошу оберегать меня.

Тутъ гибнетъ міръ — такъ время ль для заботы

О женщин? Иди же, говорю,

Иль ты себя навки опозоришь!

Не слушаешь? Такъ я сама пойду —

Я, женщина безпомощная — кинусь

Въ кровавый бой и охранять меня

Ты станешь тамъ, гд своему монарху

Ты долженъ быть спасительнымъ щитомъ!

(Уходитъ).

ПАНІА.

Остановись! Ушла. Случись какое

Несчастье съ ней — погибъ я навсегда!

Сарданапалъ ее дороже цнитъ,

Чмъ свой престолъ, хотя и за него

Сражается. Прилично ль мн, однако,

Бездйствовать, слабе быть, чмъ онъ,

Онъ, чья рука меча не обнажала

До этихъ поръ? Гречанка, воротись

И я твое желаніе исполню,

Хоть вопреки велнію царя!

(Уходитъ).

Въ противоположную дверь входятъ Алтада и Сферо.

AЛТAДА.

Вотъ, Мирра… Какъ? Ушла? Ее, однако,

Я здсь нашелъ въ разгар битвы. Съ ней

Былъ Паніа. Чтожъ съ ними приключилось?

СФЕРО.

Обоихъ ихъ я видлъ здсь, когда

Послдніе мятежники бжали…

Въ гаремъ прошли, должно быть.

AЛТAДА.

Если царь,

Какъ слдуетъ разсчитывать, вернется

Съ побдою и не найдетъ своей

Іонянки — мы пострадаемъ хуже,

Чмъ плнные мятежники.

СФЕРО.

Идемъ

Искать скорй. Она уйти далеко

Вдь не могла, найдя ее, царю

Мы сдлаемъ подарокъ драгоцннй

Спасеннаго престола.

AЛТAДA.

Самъ Ваалъ

Не бился такъ отчаянно, чтобъ эту

Монархію себ завоевать,

Какъ сынъ его изнженный — стараясь

Ее спасти. Вс мннія о немъ

Его друзей, его враговъ заклятыхъ

Онъ опровергъ. Такъ душный лтній день,

Вечернею грозою весь чреватый,

Вдругъ разразится съ силою такой,

Что воздуху, повидимому, съ нею

Не сдобровать и быть земл потопомъ

Загубленной. Да, этотъ человкъ

Непостижимъ.

СЕФРО.

Не больше, чмъ другіе.

Мы вс — сыны случайности. Идемъ

Искать рабу — не-то, изъ-за безумной

Любви его, придется пострадать

Подъ пыткою и умереть безвинно.

(Уходятъ).

Входятъ Салеменъ и воины.

САЛЕМЕНЪ

Побда льститъ: отбиты отъ дворца

Мятежники, открыто сообщенье

Съ частями войскъ, стоящихъ за ркой.

Они еще врны — быть можетъ,

И врными останутся, когда

Къ нимъ всть дойдетъ, что намъ далась побда.

Но гд герой ея? гд государь?

Входятъ Сарданапалъ со своими и Мирра.

САРДАНАПАЛЪ.

Я здсь, мой братъ!

САЛЕМЕНЪ.

И невредимъ, надюсь?

САРДАНАПАЛЪ.

Нтъ, не совсмъ. Но это вздоръ… пройдетъ…

Итакъ, дворецъ очищенъ.

САЛЕМЕНЪ.

Городъ тоже,

Я думаю. Сторонниковъ у насъ

Все боле и боле, отряду

Парянскому, который до сихъ поръ

Въ резерв былъ и такъ и рвется въ битву,

Я приказалъ погонею пойти

И убжденъ, что скоро отступленье

Мятежниковъ онъ въ бгство обратитъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Ужъ это есть, они, по крайней мр,

Такъ быстро шли, что я за ними вслдъ

Не могъ поспть съ бактрійцами моими,

А ужъ на что т не жалли ногъ.

Но до смерти усталъ я. Ссть скоре!

САЛЕМЕНЪ.

Царь, вотъ твой тронъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Плохое это мсто

Для отдыха и тлу и душ.

Диванчикъ мн, крестьянскую скамейку,

Ну, что-нибудь…

(Ему подаютъ стулъ).

Вотъ такъ. Теперь дышать

Свободне.

САЛЕМЕНЪ.

О, этотъ часъ великій

Содлался славне, выше всхъ,

Пережитыхъ тобою.

САРДАНАПАЛЪ.

И тяжеле,

Конечно, всхъ. Гд виночерпій мой?

Подай воды.

САЛЕМЕНЪ (улыбаясь).

Такое приказанье

Впервые онъ услышалъ. Даже я,

Суровйшій совтникъ, предлагаю

Питье краснй воды.

САРДАНАПАЛЪ.

Конечно, кровь?

И безъ того ея сегодня вдоволь

Мы пролили, ну, а на счетъ вина,

Такъ нынче я стихіи чистой цну

Вполн узналъ, я трижды пилъ ее

И трижды въ бой съ такой кидался силой

И свжестью, какихъ еще въ вин

Не находилъ. Гд тотъ солдатъ, что въ шлем

Принесъ воды напиться мн?

ОДИНЪ ИЗЪ СТРАЖЕЙ.

Убитъ,

Великій царь. Стрла пронзила черепъ

Въ тотъ мигъ, когда изъ шлема своего

Онъ выплеснулъ остатки и сбирался

Его надть.

САРДАНАПАЛЪ.

Убитъ — ненагражденный!

Убитъ за то, что напоилъ меня!

Несчастный рабъ! Какая злая доля!

О, будь онъ живъ, я золотомъ его

Пресытилъ бы! Всмъ золотомъ вселенной

Не заплатить за наслажденье то,

Которое мн далъ его напитокъ,

Когда внутри горло у меня,

Вотъ какъ теперь.

(Ему подаютъ воды).

Я снова оживаю.

Отъ этихъ поръ изъ кубка буду пить

Въ часы любви, а въ битв — только воду.

САЛЕМЕНЪ.

Рука твоя въ повязк, государь?

САРДАНАПАЛЪ.

Да, Белезисъ храбрйшій оцарапалъ.

МИРРА.

Онъ раненъ!

САРДАНАПАЛЪ.

Вздоръ! не стоитъ говорить!

Однако же, теперь, какъ освжился

Немного я, боль что-то посильнй.

МИРРА.

И рану ты перевязалъ…

САРДАНАПАЛЪ.

Повязкой

Съ моей же діадемы, въ первый разъ

Нарядная вещица послужила

Къ чему-нибудь серьезному.

МИРРА (служителямъ).

Скорй

Искуснйшихъ врачей сюда пошлите!

Пойдемъ со мной, повязку эту я

Сама сниму и облегчу страданье.

САРДАНАПАЛЪ.

Да, я не прочь. Все пуще эта боль…

Но много ли ты смыслишь въ ранахъ? Впрочемъ,

Какой вопросъ! Теб извстно ль, братъ,

Гд я нашелъ во время битвы эту

Красавицу?

САЛЕМЕНЪ.

Средь женщинъ остальныхъ,

Подобною испуганной газели.

САРДАНАПАЛЪ.

Нтъ, не совсмъ: подобною подруг

Младого льва, когда она, рыча,

Какъ женщина,— а это означаетъ

Неистово, затмъ что страсти вс

До крайности лишь въ женщин доходятъ,—

Преслдуетъ охотника, у ней

Укравшаго дтенышей: такъ Мирра,

Съ огнемъ въ глазахъ, съ распущенной косой,

Движеньями и голосомъ и видомъ

Дерущихся одушевляла.

САЛЕМЕНЪ.

Да?

САРДАНАПАЛЪ.

Не я одинъ, какъ видишь ты, героемъ

Сталъ въ эту ночь… Остановясь, глядлъ

Я на нее: пылающія щеки,

Сверканіе широкихъ черныхъ глазъ

Изъ-подъ волосъ, разметанныхъ волною,

На чистомъ лбу лазурныхъ жилокъ сть,

Восторженно раздувшіяся ноздри,

Раскрытый ротъ, звукъ голоса ея,

Вс голоса собою покрывавшій,

Какъ лютни струнъ не можетъ заглушить

Нестройное бряцаніе кимваловъ,

Движенье рукъ, сверкавшихъ близной

Ярчй, чмъ сталь, исторгнутая ею

У павшаго солдата — это все

Для нашихъ войскъ ее преобразило

Въ пророчицу побды надъ врагомъ

Или саму побду, благосклонно

Сошедшую привтствовать своихъ.

САЛЕМЕНЪ (въ сторону).

Опять любовь его туманить стала,

И если мы не отвлечемъ его

Отъ этихъ думъ — пропало все.

(вслухъ). Однако,

Подумайте о вашей ран, царь.

Вы только что сказали намъ, что сильно

Она болитъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Да, это правда, но —

Не слдуетъ и думать мн объ этомъ.

САЛЕМЕНЪ.

Вс нужныя распоряженья мной

Ужъ сдланы, теперь узнать отправлюсь,

Исполнено ль все то, что я веллъ,

И возвращусь, чтобъ выслушать желанье

Монаршее.

САРДАНАПАЛЪ.

Прекрасно.

САЛЕМЕНЪ (уходя).

Мирра!

МИРРА.

Князь!

0x01 graphic

САЛЕМЕНЪ.

Сегодня ты вела себя такъ славно,

Что если бы онъ только не былъ мужъ

Моей сестры… Но я спшу… Ты любишь,

Скажи, царя?

МИРРА.

Сарданапала я

Люблю.

САЛЕМЕНЪ.

Но все жъ — чтобъ онъ царемъ остался,

Желаешь ты?

МИРРА.

Желаю одного,

Чтобъ былъ онъ тмъ, чмъ долженъ быть — не меньше.

САЛЕМЕНЪ.

Такъ слушай же: тогда лишь онъ царемъ

Останется, тогда лишь не утратишь

И ты его, тогда лишь станетъ онъ,

Чмъ долженъ быть, тогда лишь жить онъ будетъ,

Когда его ты не допустишь впасть

Въ обычную изнженность. Имешь

Надъ нимъ ты власть сильнй, чмъ мудрость вся

Въ стнахъ дворца иль весь мятежъ свирпый

Вн этихъ стнъ: не допусти жъ его

Опять упасть.

МИРРА.

Мн голосъ Салемена

Для этого не нуженъ. Долгу я

Не измню — и все, что только въ силахъ

Безпомощности женской…

САЛЕМЕНЪ (перебивая).

Будетъ властью

Всесильною въ его душ. Смотри жъ,

Воспользуйся ты ею мудро.

(Уходитъ).

САРДАНАПАЛЪ.

Мирра!

Ты шепчешься съ моимъ суровымъ братомъ?

О, ревновать начну я скоро…

МИРРА (улыбаясь).

Да,

И будешь правъ: нтъ въ мір человка,

Который бы и женскую любовь,

И воиновъ доврье, и покорность

Своихъ рабовъ, и милости царя,

И всхъ людей высокое вниманье

Заслуживалъ въ такой же мр.

САРДАНАПАЛЪ.

Хвалить его теб не запрещаю —

Но не съ такой горячностью. Ничто,

Меня затмить способное, не сметъ

Въ прекрасныя уста твои влагать

Восторженность. Но, тмъ не меньше, правду

Ты говоришь.

МИРРА.

Теперь пойдемъ со мной —

Давно пора твоей заняться раной —

И обопрись покрпче на меня…

САРДАНАПАЛЪ.

Да, милая, но только не отъ боли.

(Вс уходятъ).

0x01 graphic

ДЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

СЦЕНА ПЕРВАЯ.

Сарданапалъ спитъ на диван безпокойнымъ сномъ, Мирра сидитъ около него.

МИРРА (смотря на Сарданапала).

Украдкою пришла я сторожить

Его покой — коль можетъ быть покоемъ

Мучительный и судорожный сонъ.

Будить его? Нтъ, кажется, волненье

Утишилось… О, богъ покоя, ты

Властитель глазъ сомкнувшихся и сладкихъ,

Блаженныхъ грезъ и сна безъ всякихъ сновъ,

Глубокаго, глубокаго — молю я,

Похожимъ стань на смерть, сестру твою,

Недвижную, нмую! Выше счастья

Нтъ для людей, быть можетъ потому,

Что высшее блаженство наше въ царств

Суровой, непробудной и нмой

Твоей сестры… Опять зашевелился!

Опять лицо мучительная боль

Подернула! Такъ подъ ударомъ вихря

Колеблется гладь озера, спокойно

Лежащаго въ тни своей горы,

Такъ осенью колышитъ втеръ листья,

Прильнувшія недвижно и въ тоск

Къ роднымъ втвямъ. Я разбужу сейчасъ же,.

Нтъ, подожду: какъ знать, чего тогда

Лишится онъ? Онъ, кажется, страдаетъ!

Но если я нарушу этотъ сонъ

Для боле мучительныхъ страданій?

Быть можетъ, тутъ причиною всему

Волненіе ужасной этой ночи

И просто боль отъ раны, хоть она

Весьма легка, быть можетъ, безпокоюсь

Я боле, чмъ онъ страдаетъ. Нтъ,

Пускай его и лчитъ, и спасаетъ

Природа-мать, а я останусь здсь

Помощницей при ней, но не помхой.

САРДАНАПАЛЪ (просыпаясь).

Нтъ, ни за что, хотя бы въ небесахъ

Размножили вы звзды и надъ ними.

Въ сообществ своемъ, меня царемъ

Содлали! Нтъ, этою цною

Я не куплю господства для себя

Надъ вчностью! Прочь отъ меня ты, старый

Ловецъ зврей перворожденныхъ! Прочь

И вы, людей-собратьевъ такъ же точно

Травившіе, какъ звря, вы, въ т дни —

Лишь люди кровожадные, а нынче —

(Коли жрецы почтенные не лгутъ) —

Ужъ идолы, еще покровожаднй.

И ты, моя жестокая праматерь,

Сочащаяся кровью и пятой

Давящая индійскихъ труповъ кости!

Прочь, прочь! Гд я? Гд привиднья? Гд…

Нтъ, предо мной не привиднья! Ихъ бы

Я могъ узнать среди всего, что смерть

Дерзнула бы изъ черной бездны вызвать,

Чтобъ устрашить живущихъ. Мирра!

МИРРА.

Ахъ!

Какъ блденъ ты! На лбу твоемъ, подобно

Ночной рос, лежитъ холодный потъ.

Мой дорогой, опомнись, успокойся!

Твои слова съ того какъ будто свта

Доносятся, когда на этомъ ты —

Владыка-царь. О, прогони же думы

Зловщія: все будетъ хорошо.

САРДАНАПАЛЪ.

Дай руку мн… Вотъ такъ… Да, это, точно,

Твоя рука. Да, это плоть .. Сожми,

Сожми сильнй, чтобъ ощутилъ я снова,

Что сталъ я тмъ, чмъ прежде былъ.

МИРРА.

И я

Въ твоихъ глазахъ пусть снова тмъ же стану,

Чмъ и была, и вчно быть должна —

Твоею.

САРДАНАПАЛЪ.

Да, теперь мн это ясно,

И эту жизнь я снова узнаю.

Ахъ, Мирра! я былъ тамъ, гд вс мы будемъ.

МИРPA.

Мой государь…

САРДАНАПАЛЪ.

Я былъ въ могил, тамъ,

Гд червяки — владыки, а владыки…

Но никогда не представлялъ себ

Такихъ вещей, я думалъ, что за гробомъ

Нтъ ничего.

МИРРА.

И не ошибся ты.

Одни умы трусливые способны

Въ то вровать, что, можетъ быть, вовкъ

Не сбудется.

САРДАНАПАЛЪ.

О, Мирра, если видимъ

Уже во сн такія вещи мы,

То что же смерть откроетъ намъ?

МИРРА.

Не знаю,

Возможно ли, чтобъ смерть могла найти

Такое зло, какого не явила

Земная жизнь тому, кто прожилъ въ ней

Ряды годовъ? Когда, на самомъ дл,

Есть край такой, гд продолжаетъ жить

Душа людей, существованье это —

Духовное, безъ плоти, если жъ тамъ

Останется хоть тнь отъ этой грубой

Тлесной оболочки, что стоитъ,

Мн кажется, преградой между небомъ

И нашею душой и держитъ насъ

Въ цпяхъ земли, то эта тнь, какіе

Ей ужасы ни предстояли бъ тамъ,

Не ощутитъ, по крайней мр, страха,

Увидвъ смерть.

САРДАНАПАЛЪ.

Я смерти не боюсь.

Но, милая, я чувствовалъ, я видлъ

Сонмъ мертвецовъ.

МИРРА.

Я тоже. Этотъ прахъ,

Что топчемъ мы ногами, жилъ когда-то

И мучился… Но продолжай. Скажи,

Что видлъ ты? Разсказъ разсетъ думы

Зловщія.

САРДАНАПАЛЪ.

Казалось мн…

МИРРА.

Но нтъ,

Повремени. Ты утомленъ, страдаешь,

Изнеможенъ, а это повредитъ

Душ твоей и тлу. Постарайся

Опять уснуть.

САРДАНАПАЛЪ.

Нтъ, посл, не хочу

Я видть сны, хоть убдился ясно,

Что это все — былъ только сонъ. Но ты,

Ты въ силахъ ли разсказъ мой вынесть?

МИРРА.

Въ силахъ

Я вынесть все, вс грезы, что даетъ

И жизнь, и смерть, когда могу съ тобою

Я ихъ длить, въ фантазіи ль одной,

Иль на яву.

САРДАНАПАЛЪ.

Поврь, я это видлъ

Какъ на яву. Ихъ бгство видлъ я

Открытыми глазами.

МИРРА.

Продолжай.

0x01 graphic

САРДАНАПАЛЪ.

Я видлъ — нтъ, мн это снилось — будто

Здсь, да, вотъ здсь, гд мы теперь съ тобой,

Сошлась толпа гостей, и я, хозяинъ,

Самъ походилъ на гостя, хлопоча

Со всми быть, какъ равный съ равнымъ. Только

Направо и налво отъ меня

Не ты была, не Замесъ, не другіе

Обычные сосди на пирахъ,

Нтъ, слва я увидлъ человка

Съ надменнымъ, злымъ и мертвеннымъ лицомъ,

И хоть его встрчалъ когда-то прежде —

Гд, этого не помню,— но теперь

Не могъ узнать. Чертами на гиганта

Онъ походилъ, взоръ свтелъ былъ и чистъ,

Но недвижимъ, волной спускались кудри

Къ его спин широкой, а за ней,

Изъ глубины громаднаго колчана,

Крыломъ орла оперены, сквозя

Въ змяхъ волосъ, высовывались стрлы.

Я пригласилъ его налить вина

Въ стоявшую межъ нимъ и мною чашу.

Онъ ничего не отвчалъ, тогда

Я самъ ее наполнилъ, не коснулся

Онъ до нея, но устремилъ въ меня

Упорный взоръ — и передъ этимъ блескомъ

Недвижныхъ глазъ я весь затрепеталъ

И, какъ царю во гнв подобаетъ,

Наморщилъ лобъ, онъ не отвтилъ тмъ же,

Но продолжалъ по прежнему смотрть

Въ мои глаза, и эта неподвижность

Усилила мой ужасъ, и къ другимъ,

Привтливымъ гостямъ я повернулся,

Ища у нихъ защиты… Что же? Тамъ,

Гд я привыкъ обыкновенно видть

Тебя, мой другъ…

МИРРА.

Ты встртилъ?

САРДАНАПАЛЪ.

На твоемъ

Сдалищ, твоемъ обычномъ мст

На пиршествахъ, гд я искалъ твоихъ

Прекрасныхъ глазъ, сидла тварь: сдая,

Изсохшая, какъ призракъ, кровь въ глазахъ

И на рукахъ, какъ женщина одта,

На голов корона, лобъ изрытъ

Морщинами, но на губахъ усмшка

Свирпаго злодя, а въ глазахъ —

Ядъ похоти… Вся кровь во мн застыла.

МИРРА.

И это все?

САРДАНАПАЛЪ.

Въ одной рук — рук

Изсохнувшей, подобной птичьей лап,

Она держала кубокъ, кровью весь

Дымившійся, въ другой — былъ тоже кубокъ,

Наполненный не знаю чмъ: отъ нихъ

Я въ ужас поспшно отвернулся,

Но вдоль стола увидлъ рядъ тней

Съ коронами на головахъ, другъ съ другомъ

Не схожія, но выраженье лицъ

У всхъ одно…

МИРРА.

И ты не понялъ ясно,

Что это все — простая греза?

САРДАНАПАЛЪ.

Нтъ.

Я чувствовалъ, что могъ къ нимъ прикоснуться,

Ихъ осязать… Отъ одного лица

Мои глаза къ другому обращались

Съ надеждою увидть хоть одно

Знакомое, напрасно! Повернулись

Они ко мн и неподвижный взглядъ

Уставили въ меня, они не ли

И не пили — и продолжали только

Смотрть, смотрть… покамстъ камнемъ я

Не сдлался, какимъ, казалось, были

И вс они, но камнемъ не бездушнымъ:

Нтъ — чувствовалъ біенье жизни я

Въ себ и въ нихъ. И было между нами

Какое-то ужасное сродство,

Какъ будто я съ себя полжизни сбросилъ,

Чтобъ къ нимъ прійти, они же — смерти часть

Откинули, чтобы сойтись со мною.

Особое то было бытіе,

Далекое и отъ земного міра,

И отъ небесъ. . Но, Мирра, лучше смерть,

Чмъ бытіе такое!

МИРРА.

Что же дальше?

САРДАНАПАЛЪ.

Какъ каменный, сидлъ я. Наконецъ,

Охотникъ всталъ и вмст съ нимъ старуха.

И онъ мн улыбнулся, да, лицо

Гигантское, но полное величья,

Подернулось улыбкою,— не все,

Одн уста, глаза же оставались

Недвижными, на высохшихъ губахъ

У женщины я тоже могъ замтить

Подобіе улыбки… Поднялись —

И имъ во слдъ вс остальныя тни

Задвигались, какъ-будто бы стараясь

Передразнить по обезьяньи главныхъ

Въ своей сред. Какъ видно, и въ гробу

Он все т жъ простыя обезьяны!

Но я не всталъ, мои вс члены вдругъ

Проникнула отчаянная бодрость,

Боязнь прошла, и призракамъ въ лицо

Смялся я… Но вотъ — охотникъ руку

Мн протянулъ… Я взялъ ее, пожалъ —

Она въ моей растаяла, и тутъ же

Онъ самъ исчезъ, оставивъ по себ

Въ моей душ лишь память о геро,

Какимъ онъ мн казался.

МИРРА.

И какимъ

Дйствительно онъ былъ: великимъ предкомъ

Династіи героевъ и твоимъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Да, ты права… Но женщина, старуха

Ужасная, вдругъ кинулась ко мн

И шумными лобзаньями сжигала

Мои уста, когда изъ рукъ своихъ

Чудовище метнуло на полъ чаши,

Мн чудилось, что ядъ изъ нихъ течетъ

Вокругъ меня и образуетъ рки

Зловонныя и гнусныя… Вотще

Я оттолкнуть безумную старался,

А, между тмъ, товарищи ея,

Подобные статуямъ въ нашихъ храмахъ,

Стояли неподвижно… Наконецъ

Я вырвался изъ рукъ ея, какъ-будто

Я былъ тотъ сынъ, что собственной рукой

Ее убилъ за грхъ кровосмшенья…

И вслдъ за тмъ… и вслдъ за тмъ… погрязъ

Я въ хаос всего, что есть на свт

Ужаснаго и мерзкаго, я былъ

И мертвъ, и живъ, я и лежалъ въ могил,

И воскресалъ, я чувствовалъ себя

Изъденнымъ червями и прошедшимъ

Сквозь пламя очищенья и, какъ прахъ,

Разметаннымъ по воздуху… Что было

Со мной потомъ — не помню. Лишь одно

Мн памятно, что посреди всхъ этихъ

Жестокихъ мукъ я жадно звалъ тебя,

Искалъ тебя — и, наконецъ, проснулся —

И ты со мной!

МИРРА.

И буду я съ тобой

Везд — и здсь и въ замогильномъ мір,

Когда онъ есть. Но позабудь, мой царь,

Объ этомъ всемъ, оно не что иное,

Какъ дйствіе недавнихъ всхъ тревогъ

На организмъ, къ труду непріученный,

Но на себ поднявшій трудъ такой,

Какого бы и самой мощной сил

Не перенесть.

САРДАНАПАЛЪ.

Теперь мн лучше. Ты

Опять со мной — и все, что я увидлъ,

Мн кажется ничмъ.

Входитъ Салеменъ.

САЛЕМЕНЪ.

Какъ! Государь

Уже не спитъ?

САРДАНАПАЛЪ.

Да, братъ, и было бъ лучше

Совсмъ не спать: вс наши предки здсь

Сошлись за тмъ, чтобъ, кажется, съ тобою

Меня увлечь. Отецъ мой тоже былъ

Межъ нихъ, но онъ — ужъ почему, не знаю —

Слъ въ сторон и далъ въ сосди мн

Охотника — отца династіи нашей

И гнусную мужеубійцу — ту,

Которую зовете вы великой.

САЛЕМЕНЪ.

Какъ и тебя великимъ я зову

Теперь, когда ты выказалъ такой же

Геройскій духъ. Пришелъ я предложить,

Чтобъ двинулись мы съ войскомъ на разсвт

И на толпу мятежниковъ опять

Ударили. Они хоть и отбиты,

Но не совсмъ побждены и вновь

Сбираются.

САРДАНАПАЛЪ.

Который часъ?

САЛЕМЕНЪ.

Осталось

Два-три часа до утра, ими, царь,

Воспользуйся для отдыха.

САРДАНАПАЛЪ.

Нтъ, только

Не въ эту ночь, когда она еще

Не кончилась. Я въ этомъ сновидньи,

Мн кажется, несчетные часы

Провелъ.

МИРРА.

О, нтъ — едва одинъ. Все время

Я здсь была, то былъ тяжелый часъ,

Но только часъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Обсудимъ же, что длать.

Мы двинемся по утру.

САЛЕМЕНЪ.

А пока —

Я съ просьбою.

САРДАНАПАЛЪ.

Заране согласенъ.

САЛЕМЕНЪ.

Не торопись, покамстъ ты ея

Не выслушалъ. Но говорить съ тобою

Наедин могу я только.

МИРРА.

Князь,

Я ухожу.

(Уходитъ).

САЛЕМЕНЪ.

Мой царь, рабыня эта

Достойна быть свободною

САРДАНАПАЛЪ.

И только

Свободною? Рабыня эта, братъ,

Достойна быть участницей престола.

САЛЕМЕНЪ.

Позволь, монархъ… Еще вдь занятъ онъ,

И именно о той, что раздляетъ

Его съ тобой, хочу я говорить.

САРДАНАПАЛЪ.

Какъ, о жен?

САЛЕМЕНЪ.

Такъ точно. Нахожу я,

Что въ видахъ безопасности ее

Съ ея дтьми ты долженъ до разсвта

Отправить въ Пафлагонію, гд Коттъ,

Нашъ родственникъ, правителемъ. Тамъ будетъ

Жизнь сыновей твоихъ защищена

Отъ всяческихъ случайностей, а также

И ихъ права законныя на тронъ,

Въ томъ случа, когда…

САРДАНАПАЛЪ.

Когда погибнуть

Придется мн, что вроятно… Да,

Твой планъ хорошъ. Отправь же ихъ скоре

Съ надежною охраной.

САЛЕМЕНЪ.

Все уже

Устроено, готова и галера,

Чтобъ за Евфратъ ихъ переправить. Но

Предъ этою разлукою, быть можетъ,

Захочешь ты увидть…

САРДАНАПАЛЪ.

Сыновей?

Растрогаться боюсь я: станутъ плакать

Несчастные малютки, а могу ль

Я чмъ инымъ ихъ успокоить, кром

Пустыхъ надеждъ, улыбокъ лживыхъ? Я,

Какъ знаешь ты, не мастеръ притворяться.

САЛЕMEHЪ.

Но чувствовать, надюсь, можешь ты.

Короче, царь, вотъ дло въ чемъ: царица

Предъ вчною разлукой видть васъ

Желала бы.

САРДАНАПАЛЪ.

Къ чему? Съ какою цлью?

Я дамъ ей все, все то, чего она

Потребуетъ, но — кром этой встрчи.

САЛЕМЕНЪ.

Мой государь, ты знаешь женщинъ, ты,

Усердно такъ ихъ сердце изучавшій,

Ихъ долженъ знать. Когда родилось въ нихъ

Желаніе того, что міра сердца

Касается, оно для чувства ль ихъ,

Фантазіи ль гораздо драгоцннй,

Чмъ вншній міръ. Желанія сестры

Я, какъ и ты, совсмъ не одобряю,

Но это ей желательно, она —

Моя сестра, ты — мужъ ея,— дозволь же!

САРДАНАПАЛЪ.

Не поведетъ все это ни къ чему.

Но — пусть придетъ.

САЛЕМЕНЪ.

Благодарю.

(Уходитъ).

САРДАНАПАЛЪ.

Такъ долго

Мы жили врознь — и встртиться опять,

И встртиться теперь! Какъ будто мало

Своихъ заботъ и горя у меня,

Чтобъ грусть свою длить еще и съ тми,

Съ которыми любви я не длю!

Входитъ Салеменъ и Зарина.

САЛЕМЕНЪ.

Смлй, сестра! Великой нашей крови

Не посрамляй боязнью, не забудь,

Кто предокъ нашъ! Царица предъ тобою,

Мой государь.

САРДАНАПАЛЪ.

Я прошу тебя

Оставить насъ.

САЛЕМЕНЪ.

Ослушаться не смю.

(Уходитъ).

ЗАРИНА (въ сторону).

Наедин! Ахъ, оба мы еще

Такъ молоды, а сколько лтъ промчалось

Съ тхъ поръ, какъ мы сошлись впервые — лтъ,

Среди вдовства сердечнаго печально

Прожитыхъ мной! Онъ не любилъ меня,

Но, кажется, онъ мало измнился…

Ко мн одной онъ измнился… Ахъ,

Зачмъ и я такою жъ не осталась,

Какой была! Безмолвенъ онъ… едва

Глядитъ сюда… ни слова мн, ни взгляда,

А между тмъ, бывало, взоръ его

И голосъ былъ такъ мягокъ,— равнодушенъ,

Но не суровъ, не жостокъ… Государь!

САРДАНАПАЛЪ.

Зарина!

ЗАРИНА.

Нтъ!— не говори: ‘Зарина’.

И этотъ звукъ, и слово это — все

Истреблено столь долгими годами

И муками, удвоившими рядъ

Прожитыхъ лтъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Теперь ужъ слишкомъ поздно

Припоминать былые эти сны…

Оставимъ же упреки наши, то-есть

Не упрекай меня въ послдній разъ.

0x01 graphic

ЗАРИНА.

И въ первый разъ. Тебя не упрекала

Я никогда.

САРДАНАПАЛЪ.

Да, правда, тмъ сильнй

Мн на душу ложится мысль объ этомъ…

Но человкъ надъ сердцемъ вдь своимъ

Не властелинъ.

ЗАРИНА.

И надъ рукою тоже.

А я теб и сердце отдала

И руку…

САРДАНАПАЛЪ.

Мн твой братъ сказалъ, что видть

Желала ты меня передъ отъздомъ

Изъ Ниневіи съ…

ЗАРИНА.

Съ нашими дтьми.

Да, это такъ. Хотла благодарность

Я выразить теб за то, что ты

Не разлучилъ моей души несчастной

Съ тмъ, что любить еще осталось ей —

Съ созданьями твоими и моими,

Которыя похожи на тебя

И мн въ глаза глядятъ, какъ въ дни былые

И ты глядлъ… Въ нихъ перемны я

Не нахожу.

САРДАНАПАЛЪ.

И не найдешь. Желаю

Душевно я, чтобъ былъ незыблемъ въ нихъ

Сыновній долгъ.

ЗАРИНА.

Малютокъ я не только

Какъ нжная слпая мать люблю,

О, нтъ!— они и какъ супруг нжной

Мн дороги. Единственная связь

Они теперь межъ мною и тобою.

САРДАНАПАЛЪ.

Зарина, врь, что я всегда умлъ

Тебя цнить. Старайся, чтобъ примромъ

Для нихъ служилъ скорй твой славный родъ,

Чмъ ихъ отецъ. Дтей я довряю

Теб вполн, для трона воспитать

Ты ихъ должна, иль — если онъ не будетъ

Удломъ ихъ… Тревогу этой ночи

Ты слышала?

ЗАРИНА.

О ней уже почти

Забыла я. Съ восторгомъ приняла бы

Я всякое несчастье, лишь бы въ немъ

Найти себ возможность вновь увидть

Твое лицо.

САРДАНАПАЛЪ.

Престолъ мой — говорю

Безъ страха я — въ опасности, быть можетъ,

Имъ никогда не быть на немъ, но пусть

Они его изъ виду не теряютъ.

На все, поврь, на все отважусь я,

Чтобъ только былъ упроченъ тронъ за ними,

Но ежели погибну я — они

Обязаны неустрашимо снова

Имъ завладть и мудро свой внецъ

Носить потомъ — не такъ, какъ я, безпечно

Всю власть мою растратившій…

ЗАРИНА.

Лишь то

Передавать я стану имъ, что можетъ

Почетнымъ быть для памяти отца.

САРДАНАПАЛЪ.

Пускай они услышатъ правду лучше

Изъ устъ твоихъ, чмъ злобу клеветы.

Въ несчастіи они узнаютъ злобу

Людской толпы къ развнчаннымъ царямъ

И за грхи отцовскіе заплатятъ,

Какъ за свои. Ахъ, дти! Все бы я

Могъ перенесть, будь только я бездтенъ!

ЗАРИНА.

О, замолчи! Покоя моего

Послдняго не отравляй словами

Раскаянья, что ты — отецъ. Когда

Ты побдишь — они царями станутъ

И будутъ чтить того, кто спасъ для нихъ

Родной престолъ, которымъ онъ такъ мало

Самъ дорожилъ, а если…

САРДАНАПАЛЪ.

Если я

Его лишусь — весь міръ имъ громко крикнетъ:

‘Отца благодарите!’ — и тогда

Проклятьями они наполнятъ воздухъ.

ЗАРИНА.

Нтъ, этого не будетъ никогда:

Почтеніемъ они покроютъ имя

Того, кто, павъ, какъ царь, въ послдній часъ

То совершилъ для своего безсмертья,

Чего другимъ царямъ не совершить

За много лтъ, которыя собою

Бгъ времени обозначаютъ только,

Но въ лтопись не вносятъ ничего.

САРДАНАПАЛЪ.

Ахъ, лтописи наши, можетъ статься,

Идутъ къ концу, но что бы ни являло

Ихъ прошлое — окончатся он,

Какъ начались, со славою великой.

ЗАРИНА.

Но не рискуй собою, жизнь свою

Побереги, живи для тхъ, которымъ

Такъ дорогъ ты.

САРДАНАПАЛЪ.

А кто они? Раба,

Привязанная страстью — не скажу я

Тщеславіемъ: престолъ мой передъ ней

Шатается, она жъ какъ прежде любитъ,

Кружокъ друзей, пирующихъ со мной,

Пока одно мы съ ними составляемъ,

И знающихъ, что чуть погибну я,

Они — ничто, братъ, оскорбленный мною,

Заброшенныя дти и жена…

ЗАРИНА.

Которая и любитъ…

САРДАНАПАЛЪ.

И прощаетъ?

ЗАРИНА.

Объ этомъ я, поврь мн, никогда

Не думала: и какъ прощать могу я,

Не обвинивъ?

САРДАНАПАЛЪ.

Жена моя!

ЗАРИНА.

О, будь

Благословенъ за это слово! Всякой

Надежды я лишилась — отъ тебя

Когда-нибудь его услышать снова.

САРДАНАПАЛЪ.

О, ты его отъ подданныхъ моихъ

Услышишь! Да, рабы, которыхъ щедро

Я насыщалъ, лелялъ, набивалъ

Спокойствіемъ, по горло переполнилъ

Богатствами, царями сдлалъ — да,

Въ своихъ домахъ полнйшими царями —

Теперь встаютъ мятежною толпою

И требуютъ погибели того,

Кто превратилъ ихъ жизнь въ веселый праздникъ,

Межъ тмъ какъ т немногіе изъ нихъ,

Которыхъ я не обязалъ нисколько,

Мн преданы. Все это правда, но —

Чудовищно!

ЗАРИНА.

Быть можетъ, это очень

Естественно: въ испорченныхъ сердцахъ

Все доброе становится отравой…

САРДАНАПАЛЪ.

А честныя умютъ извлекать

Изъ зла добро — и этою работой

Счастливй пчелъ, сбирающихъ свой медъ

Съ однихъ цвтовъ цлебныхъ.

ЗАРИНА.

Собирай же

И ты свой медъ, не спрашивая, что

Даетъ его. Довольствуйся сознаньемъ,

Что ты еще не всми кинутъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Да,

Конечно такъ, когда я живъ. Подумай,

Будь я не царь — какъ долго смертнымъ я

Остаться бъ могъ, остаться, то-есть, смертнымъ,

Гд смертные находятся — не тамъ,

Гд быть должны?…

ЗАРИНА.

Не знаю. Ты обязанъ

Жить для моихъ… твоихъ дтей.

САРДАНАПАЛЪ.

Моя

Хорошая, несчастная Зарина!

Что жъ длать мн, коли я полный рабъ

Случайности и собственныхъ влеченій,

Котораго способно унести

Малйшее дыханье? Не на мст,

Какъ государь, и въ жизни не на мст.

Не знаю, чмъ я могъ бы быть, одно

Я чувствую, что я совсмъ не то,

Чмъ долженъ быть… Пора, однако, кончить.

Но, уходя, запомни вотъ что: я

Не созданъ такъ, чтобъ оцнить достойно

Твою любовь и сердце, не могу

И красотой твоею восторгаться,

Какъ приходилъ въ восторгъ отъ красоты

Далеко не такой — и это только

Изъ-за того, что преданность къ теб

Была мой долгъ, я жъ вчно ненавидлъ

Малйшее подобіе цпей

И для себя, и для другихъ: не можетъ

И самый бунтъ того не подтвердить.

Но выслушай слова мои, быть можетъ —

Послднія: никто такъ глубоко

Не уважалъ твоихъ душевныхъ качествъ,

Какъ я, хотя, къ несчастью, не умлъ

Изъ нихъ извлечь себ благую пользу.

Такъ рудокопъ, наткнувшійся на жилу

Нетронутаго золота, стоитъ

Въ сознаніи, что будетъ безполезна

Она ему: онъ отыскалъ ее,

Но вдь она принадлежитъ другому,

Хозяину, которымъ для того

Поставленъ онъ, чтобъ только рыть, не смя

Длить богатствъ, сверкающихъ въ земл,

У ногъ его, не смя къ нимъ коснуться

Иль взвсить ихъ, — онъ долженъ лишь глядть

И, ползая, ворочать грунтъ тяжелый.

ЗАРИНА.

О, ежели ты, наконецъ, нашелъ

Мою любовь достойной уваженья,

Мн боле не нужно ничего!

Бжимъ теперь, бжимъ скорй отсюда!

И я — позволь мн вымолвить: и мы —

Съ тобою, врь, еще узнаемъ счастье!

Ассирія не вся земля: найдемъ

Мы новый міръ въ самихъ себ, и будетъ

Онъ такъ блаженъ, какъ не были еще

Ни я, ни ты со всмъ громаднымъ царствомъ

У ногъ твоихъ!

Входитъ Салеменъ.

САЛЕМЕНЪ.

Я долженъ разлучить

Скоре васъ, минуты дорогія

Проносятся.

ЗАРИНА.

Безчеловчный братъ!

Высчитывать мгновенья, такъ высоко

Блаженныя!

САЛЕМЕНЪ.

Блаженныя!

ЗАРИНА.

Онъ былъ

Со мной такъ добръ, что я боюсь и думать

Разстаться съ нимъ.

САЛЕМЕНЪ.

Вотъ женщины! У нихъ

Прощаніе окончится наврно

Ршеніемъ остаться. Это все

Предвидлъ я и потому такъ сильно

Противился. Но этому, сестра,

Не быть.

ЗАРИНА.

Не быть?

САЛЕМЕНЪ.

Останься и погибни!

ЗАРИНА.

Такъ что жъ? Съ моимъ супругомъ…

САЛЕМЕНЪ.

И съ дтьми.

ЗАРИНА.

О, горе мн!

САЛЕМЕНЪ.

Сестра моя, послушай,

Какъ слдуетъ моей сестр: у насъ

Ужъ приняты вс мры, чтобъ скоре

Спасти тебя и сыновей твоихъ —

Послднюю надежду нашу. Дло

Не въ чувствахъ здсь, хотя и имъ нельзя

Не придавать огромнаго значенья,

Но, кром ихъ, замшанъ здсь вопросъ

О польз государства. Для захвата

Дтей царя мятежники на все

Отважатся и разомъ…

ЗАРИНА.

Ахъ, довольно!

Не говори!…

САЛЕМЕНЪ.

Такъ слушай же меня:

Какъ скоро мы изъ рукъ у мидянъ вырвемъ

Твоихъ дтей, погибнетъ главный планъ

Бунтовщиковъ — уничтоженье рода

Немвродова: хотя бы царь и палъ,

Но сыновья вдь будутъ жить для мщенья

И для побдъ.

ЗАРИНА.

Такъ я могу одна

Остаться здсь.

САЛЕМЕНЪ.

Какъ! Ты дтей покинешь

Сиротками, тогда какъ есть у нихъ

Отецъ и мать,— покинешь на чужбин,

Такъ далеко?

ЗАРИНА.

О, нтъ! Моя душа

Не вынесетъ…

САЛЕМЕНЪ.

Теперь ты все узнала —

Ршай сама.

САРДАНАПАЛЪ.

Зарина, братъ твой правъ —

И мы должны на время покориться.

Оставшись, ты, быть можетъ, сгубишь все,

Ухавши, спасешь то, что осталось

Цннйшаго и у меня съ тобой,

И у сердецъ, въ которыхъ врность долгу

Еще жива.

САЛЕМЕНЪ.

Пора, пора давно!

САРДАНАПАЛЪ.

Итакъ, ршай. Когда съ тобою снова

Мы встртимся, быть можетъ, буду я

Ужъ боле тебя достойнымъ. Если жъ

Не суждено — то помни, что мои

Проступки вс хотя не искупились,

Но кончены… Боюсь я одного:

Что будешь ты сильне сокрушаться

Объ имени поруганномъ и прах

Того, кто былъ когда-то всемогущъ

Въ Ассиріи, чмъ… Я, однако, снова

Растрогаться готовъ, тогда какъ мн

Теперь нужна особенная твердость.

Мои грхи происходили вс

Отъ мягкости душевной… Скрой, Зарина,

Скрой слезы! Ихъ совсмъ не проливать

Я не прошу: гораздо легче было бъ

Остановить Евфратскую волну,

Чмъ удержать единую слезинку

Возвышенной и любящей души!

Но отъ меня скрывай ты ихъ, иначе

То мужество, которымъ полонъ я,

Исчезнетъ вновь… Братъ, уведи царицу!

ЗАРИНА.

О, Боже мой! Разстаться съ нимъ навкъ.

САЛЕМЕНЪ (стараясь увести ее).

Сестра, ты мн должна повиноваться.

ЗАРИНА.

Прочь отъ меня! Должна остаться я!

Не трогайте! Я не хочу, чтобъ умеръ

Онъ здсь одинъ, а я жила одна.

САЛЕМЕНЪ.

Онъ не умретъ одинъ, но ты такъ долго

Жила одна…

ЗАРИНА

Неправда! Знала я,

Что онъ живетъ — и образъ драгоцнный

Со мной былъ неразлученъ.

САЛЕМЕНЪ.

Если такъ —

Прости меня, но братское насилье

Употребить я долженъ.

ЗАРИНА

Никогда!

Спасите! О, Сарданапалъ, ужели

Допустишь ты такъ грубо разлучить

Меня съ тобой?

САЛЕМЕНЪ.

Подумай — если только

Пропустимъ мы удобный этотъ часъ —

Погибло все.

ЗАРИНА.

Ахъ, голова кружится…

Въ глазахъ темно… Гд онъ?

(Падаетъ въ обморокъ).

САРДАНАПАЛЪ.

Оставь ее,

Она мертва — и ты ея убійца.

0x01 graphic

САЛЕМЕНЪ.

Не бойся такъ, то обморокъ простой —

Послдствіе излишняго волненья.

На воздух она прійдетъ въ себя…

Уйди, прошу. (Въ сторону). Я этою минутой

Воспользоваться долженъ, чтобъ ее

Перенести на царскую галеру,

Гд дти ждутъ.

(Салеменъ уноситъ Зарину).

САРДАНАПАЛЪ (одинъ).

Такъ вотъ что, вотъ еще

Что перенесть я долженъ въ этой жизни,

Я, никогда не мучившій людей

Умышленно.. Но это ложь! Любила

Она меня, и я ее любилъ.

О, отчего въ одно и то же время

Не умерла ты, роковая страсть,

Въ сердцахъ, тобой въ одно и то же время

Охваченныхъ? Зарина, заплачу

Я дорого за страшныя мученья

Твоей души! Когда бы я любилъ

Одну тебя — теперь мои народы

Почтительно смотрли бъ на меня,

Какъ на царя безспорнаго… Въ какую

Ужаснйшую бездну шагъ одинъ

Съ пути прямыхъ обязанностей нашихъ

Влечетъ и тхъ, кто требуетъ себ

Всеобщаго почтенія, какъ права,

Добытаго рожденьемъ, и находитъ

Его везд, пока не потеряетъ

По собственной своей вин…

Входитъ Мирра.

САРДАНАПАЛЪ.

Ты здсь!

Кто звалъ тебя?

МИРРА.

Никто. Но услыхала

Я издали какъ будто плачъ и стонъ —

И думала…

САРДАНАПАЛЪ.

Ты не имешь права

Входить сюда, пока не позвана.

МИРРА.

Быть можетъ, я могла бъ теб напомнить

О боле привтливыхъ словахъ —

Хоть и они съ упрекомъ говорились,

Напомнить, какъ ты укорялъ меня

За то, что я надодать боялась,

Не слушая желанья своего

И просьбъ твоихъ — входить къ теб незванной

Во всякій часъ, кто бъ ни былъ у тебя. .

Я ухожу.

САРДАНАПАЛЪ.

Когда пришла — останься…

Прости меня… Отъ этихъ всхъ тревогъ

Разстроенъ я, сердитъ… Но ты на это

Не обращай вниманья: скоро я

Прійду въ себя.

МИРРА.

Съ терпньемъ ожидаю

И съ радостью увижу…

САРДАНАПАЛЪ.

Передъ тмъ

Какъ ты вошла, изъ этихъ стнъ Зарина,

Ассиріи царица, вышла…

МИРРА.

Ахъ!

САРДАНАПАЛЪ.

Ты вздрогнула?

МИРРА.

Я?

САРДАНАПАЛЪ.

Къ счастію, вошла ты

Въ другую дверь, иначе вы могли

Съ ней встртиться. Хоть этого мученья

Избавилась она!

МИРРА.

Я глубоко

Сочувствую цариц.

САРДАНАПАЛЪ.

Это слишкомъ.

Сочувствіе такое несовмстно

Съ природою, немыслимо оно,

Не можетъ быть взаимнымъ. Ты не можешь

Ее жалть, она способна лишь…

МИРРА.

Лишь презирать любовницу-рабыню?

Но не сильнй, чмъ презираю я

Себя сама.

САРДАНАПАЛЪ.

Презрнье! Къ той, которой

Весь полъ ея завидуетъ — къ теб,

Владычиц надъ сердцемъ властелина

Вселенной всей?

МИРРА.

Будь властелиномъ ты

И тысячи вселенныхъ — точно такъ же,

Какъ и съ одной, подвластною теб,

Разстанешься, быть можетъ, очень скоро —

Я все-таки унизилась бы, ставъ

Любовницей твоею, какъ позорно

Упала бы, отдавшись пастуху,

А будь онъ грекъ, еще позорнй было бъ

Паденіе.

САРДАНАПАЛЪ.

Ты славно говоришь.

МИРРА.

Я то, что есть.

САРДАНАПАЛЪ.

Когда на человка

Обрушится несчастье, все встаетъ

На павшаго, но такъ какъ я покамстъ

Еще не палъ и не расположенъ

Выслушивать упреки — можетъ статься

И потому, что слишкомъ часто ихъ

Заслуживалъ, то лучше мы съ тобою,

Пока еще живетъ межъ нами миръ,

Разстанемся.

МИРРА.

Разстаться!

САРДАНАПАЛЪ.

Вдь кончали жъ

Разлукою вс, жившіе до насъ,

И ею же когда-нибудь да кончатъ

Живущіе теперь!

МИРРА.

Но для чего?

САРДАНАПАЛЪ.

Для твоего спасенья. Безопасность,

Твою храня, съ надежной стражей я

На родину хочу тебя отправить.

И если ты здсь не была вполн

Царицею, то унесешь такіе

Дары съ собой, которые теб

Приданое дадутъ дороже царства.

МИРРА.

О, перестань!

САРДАНАПАЛЪ.

Царица ужъ теперь

Ухала, ея примру смло

Послдовать ты можешь. Я одинъ

Погибну здсь: товарищей ищу я

Лишь въ радости и счастьи.

МИРРА.

Я жъ ищу

И радости и счастья въ томъ, чтобъ вмст

Съ тобою быть… Ты не захочешь, нтъ,

Прогнать меня!..

САРДАНАПАЛЪ.

Подумай хорошенько.

Потомъ, смотри, ужъ поздно будетъ.

МИРРА.

Пусть:

Тогда меня съ собой ты поневол

Не разлучишь.

САРДАНАПАЛЪ.

И не хочу. Я думалъ,

Что этого сама ты ищешь.

МИРРА.

Я!

САРДАНАПАЛЪ.

Ты о своемъ позор говорила.

МИРРА.

И чувствую его я глубоко,

Да, глубже, чмъ все, все на свт, кром

Моей любви.

САРДАНАПАЛЪ.

Бги же отъ него.

МИРРА.

Прошедшаго не уничтожитъ бгство,

Не возвратитъ оно ни сердца мн,

Ни чести, нтъ, съ тобой я уцлю

Иль упаду. Коль одолешь ты

Своихъ враговъ — я буду жить твоею

Великою побдой, если ждетъ

Иной удлъ, то я его не стану

Оплакивать, а раздлю. Во мн

Ты, часъ назадъ еще, не сомнвался.

САРДАНАПАЛЪ.

О, да, въ твоемъ безстрашьи — никогда,

Въ твоей любви — до этихъ поръ, и вчно бъ

Я врилъ ей, когда бы ты сама…

Твои слова…

МИРРА.

Одни слова. Пусть служатъ

Свидтельствомъ любви моей дла,

Снискавшія еще сегодня ночью

Твое благоволенье, и затмъ

Вс дйствія дальнйшія, куда бы

Ни бросила тебя твоя судьба.

САРДАНАПАЛЪ.

Благодарю — и, правоты сознаньемъ

Проникнутый, надюсь, что падутъ

Мои враги и водворится снова

Повсюду миръ — единая изъ всхъ

Земныхъ побдъ, желаемая мною.

Не нахожу въ завоеваньяхъ я

Величія, въ войн не вижу славы.

Обязанность поддерживать оружьемъ

Мои права для сердца моего

Тяжеле всхъ позорныхъ оскорбленій,

Которыми хотятъ меня покрыть

Мои враги. О, вчно помнить буду

Я эту ночь — хотя бы мн пришлось

Жить для того, чтобъ памятною сдлать

Ее другимъ. Мн думалось всегда,

Что я, своимъ правленьемъ безобиднымъ,

Внесъ въ лтопись, запачканную кровью,

Блаженный миръ, что сдлалось оно

Оазисомъ зеленымъ средь пустыни

Безчисленныхъ столтій, что на немъ

Съ отрадою потомки наши будутъ

Покоить взоръ, стараясь сохранять,

Беречь его, иль стуя при мысли,

Что золотой Сарданапала вкъ

Невозвратимъ. Мн думалось, что сдлалъ

Изъ царствъ моихъ я рай земной, куда

Приходятъ вслдъ за каждымъ новолуньемъ

И новыя блаженства. Принималъ

Я за любовь рукоплесканья черни,

За истину — слова моихъ друзей,

За лучшую награду — губы женщинъ…

И въ нихъ однхъ не ошибался я —

Да, милая? Отвть мн поцлуемъ.

(Цлуетъ ее).

Теперь пускай берутъ они и жизнь

И власть мою! Одну тебя, о Мирра,

Я не отдамъ другому.

МИРРА.

Никогда!

Все громкое, блистательное можетъ,

У брата человка человкъ

Насильственно похитить: царства гибнутъ,

Войска бгутъ и падаютъ, друзья

Становятся врагами, рабъ уходитъ,

Везд обманъ — и измняютъ т

Скоре всхъ, которые всхъ больше

Одолжены, и только та душа,

Что любитъ безкорыстно, не измнитъ

Любимому. Душа такая здсь,

Передъ тобой — и проситъ испытанья!

Входитъ Салеменъ.

САЛЕМЕНЪ.

Мой царь, тебя ищу я… Какъ она!

Опять она!

САРДАНАПАЛЪ.

Оставь свои упреки!

Твое лицо мн говоритъ, что ты

Пришелъ сюда съ вещами поважне,

Чмъ женщины присутствіе.

САЛЕМЕНЪ.

Меня

Изъ женщинъ всхъ одна лишь занимаетъ

Въ подобную минуту, а она

Ужъ спасена: ухала царица.

САРДАНАПАЛЪ.

Здоровая? Скажи скоре.

САЛЕМЕНЪ.

Да.

Упадокъ силъ прошелъ, по крайней мр,

Смнился онъ безмолвіемъ безъ слезъ,

Блестящіе глаза, по спавшимъ дтямъ

Скользнувъ на мигъ, и блдное лицо

Потомъ уже не отвращались больше

Отъ стнъ дворца, межъ тмъ какъ по рк,

При свт звздъ, галера быстро мчалась.

Но на устахъ молчанье…

САРДАНАПАЛЪ.

Ахъ, когда бъ

И чувствовалъ не больше, чмъ сказала

Несчастная!

САЛЕМЕНЪ.

Теперь ужъ слишкомъ поздно

Теб скорбть, сочувствіемъ своимъ

Не облегчишь ты ни единой муки…

Но слушай, царь, съ какою встью я

Пришелъ сюда, мятежники-халдейцы

И мидяне, имя во глав

Двоихъ вождей, вооружились снова.

Они ряды сомкнули и напасть

Готовятся. Какъ видно, и другіе

Сатрапы къ нимъ примкнули.

САРДАНАПАЛЪ.

Какъ! Еще

Мятежники? Ну, если такъ, ударимъ

Мы первые.

САЛЕМЕНЪ.

Теперь бы это былъ

Опасный рискъ, хотя сперва мы сами

Такъ дйствовать ршились. Если къ намъ

До завтрашняго утра подоспютъ

Отряды т, къ которымъ я послалъ

Своихъ гонцовъ, то силы наши могутъ

Позволить намъ атакою рискнуть

Съ надеждою на полную побду.

До тхъ же поръ совтую теб

Ждать приступа.

САРДАНАПАЛЪ.

Мн ненавистна эта

Система выжиданья, знаю я,

Что мене рисковано сражаться

За крпкими стнами, низвергать

Врага на дно глубокихъ рвовъ иль видть,

Какъ бьется онъ и корчится на кольяхъ,

Разставленныхъ коварно, только мн

Не по сердцу все это: я теряю

Горячность всю, когда же предстоитъ

Атака мн — хотя бы непріятель

Взлзъ на горы высокія, его

Я сброшу внизъ или погибну въ жаркой

Моей крови. На приступъ же! Впередъ!

САЛЕМЕНЪ.

Какъ молодой солдатъ ты разсуждаешь.

САРДАНАПАЛЪ.

Я не солдатъ — я только человкъ.

Не говори мн о солдатахъ: это

Названіе я ненавижу такъ же,

Какъ тхъ, что имъ гордятся, но веди

Меня туда, гд ихъ найти могу я.

САЛЕМЕНЪ.

Такъ рисковать не долженъ жизнью ты,

Она совсмъ не то, что жизнь моя

Иль всякая другая, вся война

Вращается на ней одной и съ нею.

Создать войну, разжечь и погасить,

Продлить ее, окончить — все зависитъ

Лишь отъ нея.

САРДАНАПАЛЪ.

Такъ кончимъ и войну.

И жизнь мою! Быть можетъ, это лучше,

Чмъ ихъ тянуть! Усталъ я отъ одной,

Да, кажется, и отъ обихъ…

(Трубные звуки).

САЛЕМЕНЪ.

Слышишь?

САРДАНАПАЛЪ.

Не слушать мы, а отвчать должны!

САЛЕМЕНЪ.

Но какъ же быть съ твоею раной?

САРДАНАПАЛЪ.

Рана

Залчена — забыта мной… Идемъ!

Ланцетъ врача вошелъ бы глубже въ тло:

Позоръ рабу, который слабо такъ

Кольнулъ меня!

САЛЕМЕНЪ.

О, если бъ и сегодня

Никто тебя сильнй не ранилъ!

САРДАНАПАЛЪ.

Да,

Коль побдить намъ суждено. Иначе

Придется мн, придется самому

Исполнить трудъ, которымъ государя

Они могли бъ не утруждать…

(Снова трубные звуки).

Впередъ!

САЛЕМЕНЪ.

Я слдую.

САРДАНАПАЛЪ.

Оружье мн, оружье!

0x01 graphic

ДЙСТВІЕ ПЯТОЕ.

СЦЕНА I.

Та же зала во дворц.

МИРРА И БАЛЕА.

МИРРА (у окна).

День наконецъ насталъ. Какую ночь

Смнилъ разсвтъ! Какъ на неб прекрасна

Была она! И сколько красоты

Прибавило еще разнообразье,

Внесенное внезапною грозой!

Но на земл какъ гнусно — на земл,

Гд миръ, любовь, и радость, и надежда,

Въ единый часъ страстями душъ людскихъ

Попранныя, слились въ людской хаосъ,

До этихъ поръ распасться не могущій

На части составныя! Шумъ войны

Еще не стихъ! Дивлюсь — какъ солнце можетъ

Вставать такимъ блестящимъ, разгонять

Скопившіяся тучи, превращая

Лучами ихъ въ воздушные пары

Прелестне безоблачнаго неба,

Съ ихъ снжными горами, золотыми

Верхами колоколенъ, цпью волнъ

Пурпурне, чмъ волны океана.

Чудесная иллюзія — земли

На небесахъ, но схожа такъ съ зеленью,

Что можно бы ее почти принять

За прочную дйствительность, и вмст —

Такая мимолетная, такъ въ ней

Все, призрачно на вчномъ небосвод

Плывущее, что поневол мы

Должны признать картину эту только

Видніемъ… А между тмъ она

Охватываетъ душу, вноситъ въ душу

Блаженный миръ, сливается съ душою,

Такъ что закатъ и восхожденье солнца —

Для насъ часы и скорби, и любви.

Тмъ, кто на нихъ взираетъ равнодушно,

Невдомы т царства, гд живутъ

Два генія, которые и мучатъ

У насъ сердца, и очищаютъ ихъ

Такъ сладостно, что мы не промняемъ

Ихъ милую суровость на всю радость

Шумливую, какою только воздухъ

Когда нибудь былъ въ мір потрясенъ,

Невдомы построенные ими

Дворцы, куда приходятъ отдохнуть

И подышать на нсколько мгновеній

Ихъ нжные поклонники, и въ этотъ

Короткій срокъ прохладной тишины

Они вдыхаютъ столько неба, сколько

Достаточно для нихъ, чтобъ выносить

Съ безропотнымъ страданьемъ остальные

Тяжелые, безцвтные часы

Земного своего существованья,—

Хоть въ эти же мгновенія они

Повидимому длятъ со своими

Собратьями-людьми и муки ихъ,

И наслажденья — эти два названья

Для чувства одного, его, въ своей

Душевной неустанной агоніи,

Мы раздвоять стараемся двойнымъ

Названіемъ — но тщетно: только въ звукахъ

Различіе, ихъ сущность побдить

Безсильны вс стремленья наши къ счастью.

БАЛЕА.

Мечтаешь ты вполн спокойно, смотришь

Безъ трепета на солнечный восходъ,

Когда для насъ съ тобою онъ, быть можетъ,

Послдній въ этой жизни!

МИРРА.

Потому-то

Я и смотрю. Моимъ глазамъ, которымъ

Не суждено ужъ больше никогда

Встрчать его, я шлю теперь укоры

Въ томъ,что они такъ часто, слишкомъ часто

Глядли на него безъ чувствъ любви

Восторженной и уваженья, должныхъ

Тому, что всей земл мшаетъ быть

Такою же непрочною и тлнной,

Какъ я въ моей тлесной оболочк.

Взгляни — вотъ тамъ халдейскій богъ. Когда

Мой взоръ на немъ, я стать почти готова

Поклонницей Ваала.

БАЛЕА.

Какъ теперь

Онъ царствуетъ на небесахъ, такъ прежде

Господствовалъ и на земл.

МИРРА.

Теперь

Онъ царствуетъ на ней гораздо больше.

Да, никогда еще земной монархъ

Не обладалъ и половинной долей

Могущества и славы, заключенныхъ

Въ единственномъ его луч.

БАЛЕА.

Онъ богъ —

Сомннья нтъ.

МИРРА.

Намъ, грекамъ, тоже богомъ

Онъ кажется. Однако иногда

Я думаю, что этотъ шаръ блестящій —

Скоре обиталище боговъ,

Чмъ самъ одинъ изъ нихъ, владыкъ безсмертныхъ.

Смотри, вотъ онъ вс тучи разорвалъ

И мн глаза такимъ наполнилъ блескомъ,

Что цлый міръ въ немъ потонулъ… Смотрть

Нтъ больше силъ.

БАЛЕА.

Послушай-ка… Не правда-ль,

Какой-то шумъ…

МИРРА.

Нтъ, это такъ теб

Почудилось. Дерутся за стнами,

Не въ комнатахъ дворцовыхъ, какъ дрались

Вчера въ ночи, съ несчастной той минуты

Весь нашъ дворецъ сталъ крпостью, и здсь,

Какъ разъ въ его средин, окруженной

Широкими дворами, рядомъ залъ,

Размрами подобныхъ пирамидамъ,

Которыя по одиночк только

Имъ надо взять, чтобы туда проникнуть,

Куда они проникнули вчера —

Здсь мы равно далёки отъ грозящей

Опасности, и также — славы.

БАЛЕА.

Но

Они сюда нашли себ вдь доступъ.

МИРРА.

Да, хитростью внезапной, и отпоръ

Жестокій имъ дала тотчасъ же доблесть.

Здсь служатъ намъ охраною теперь

И мужество, и бдительность.

БАЛЕА.

Дай небо

Побду имъ!

МИРРА.

Объ этомъ шлютъ мольбы

Здсь многіе, но тхъ гораздо больше,

Кто этого страшится. Ахъ, какой

Тревожный часъ! Гнать отъ себя стараюсь

Я мысль о немъ… увы, напрасно!

БАЛЕА.

Царь,

Какъ говорятъ, въ послдней нашей битв

Такъ велъ себя, что ужасомъ объялъ

Бунтовщиковъ на столько же, на сколько

Повергнулъ въ изумленье врныхъ слугъ

И подданныхъ своихъ.

МИРРА.

Совсмъ нетрудно

И ужасать, и изумлять толпу —

Орду рабовъ. Но въ самомъ дл — храбро

Сражался онъ.

ВАЛЕА.

Я слышалъ отъ солдатъ,

Что Белезисъ убитъ имъ. Это правда?

МИРРА.

Царь повалилъ его на землю, но

Мерзавецъ былъ освобожденъ — быть можетъ,

Лишь для того, чтобъ восторжествовать

Надъ тмъ, кто побдилъ его въ сражень

И пощадилъ въ опасности, забывъ,

Что можетъ онъ короной поплатиться

За жалость безразсудную.

БАЛЕА (прислушиваясь).

Опять!

Ты слышишь?

МИРРА.

Да, ты правъ… Подходитъ кто-то.

Но медленны шаги…

Входятъ солдаты, неся раненаго Салемена, съ обломкомъ копья въ боку. Они кладутъ его на одинъ изъ стоящихъ въ комнат дивановъ.

МИРРА.

О, Зевсъ!

БАЛЕА.

Итакъ,

Погибло все!

САЛЕМЕНЪ.

Ты лжешь! Эй, вы, убейте

Презрннаго раба за это слово,

Коль онъ солдатъ.

МИРРА.

Не трогайте его —

Онъ не солдатъ. Онъ мотылекъ придворный,

Не боле — изъ тхъ, что во дворцахъ

Вслдъ за царемъ порхаютъ.

САЛЕМЕНЪ.

Ну, оставьте,

Пускай живетъ.

МИРРА.

Надюсь, что и ты

Останешься въ живыхъ.

САЛЕМЕНЪ.

Прожить хотлъ бы

Я этотъ часъ, чтобы узнать, чмъ бой

Окончился,— но врядъ ли, сомнваюсь.

Зачмъ меня вы принесли сюда?

ВОИНЪ.

По царскому приказу. Въ ту минуту,

Когда копье въ тебя вонзилось, ты

Упалъ безъ чувствъ, и государь тотчасъ же

Намъ повеллъ снести тебя сюда.

САЛЕМЕНЪ.

И хорошо онъ сдлалъ. Наше войско,

Сочтя меня убитымъ, по тому,

Что я лежалъ холодный и недвижный,

Могло бъ поколебаться… Но напрасно.

Я чувствую — приходитъ мой конецъ.

МИРРА.

Дай мн взглянуть на рану, въ этомъ дл

Я не совсмъ невжда, у меня

На родин оно вдь тоже входитъ

Въ кругъ нашего образованья. Тамъ

Войн нтъ перерыва, и привыкли

Мы къ зрлищамъ подобнымъ.

ВОИНЪ.

Мой совтъ —

Извлечь копье.

МИРРА.

Нтъ, нтъ, остановитесь!

Нтъ, это невозможно!

САЛЕМЕНЪ.

Значитъ, мн

Уже не жить.

МИРРА.

При томъ обильи крови,

Которое послдовать должно

За этимъ извлеченьемъ, опасаюсь

За жизнь твою.

САЛЕМЕНЪ.

Меня же не страшитъ

Нисколько смерть… Гд былъ нашъ царь въ то время,

Когда меня вы съ мста унесли,

Гд я упалъ?

ВОИНЪ.

На томъ же самомъ мст.

Движеньями и голосомъ своимъ

Онъ ободрялъ испуганное войско,

Когда оно, увидвши тебя

Повергнутымъ, ужъ отступать сбиралось.

САЛЕМЕНЪ.

Не слышали-ль, кого назначилъ онъ

Командующимъ арміей?

ВОИНЪ.

Не слышалъ.

САЛЕМЕНЪ.

Бгите же немедленно къ нему

Съ послднею моею просьбой — должность

Мою доврить Замесу, пока

На помощь къ намъ (на что давно надежду

Имемъ мы) не подоспетъ войско

Офратана, сатрапа Сузъ. Меня жъ

Оставьте здсь. У насъ не столько войска,

Чтобъ обойтись оно могло безъ васъ.

ВОИНЪ.

Но, князь…

САЛЕМЕНЪ.

Молчать! Вамъ сказано — ступайте!

Здсь женщина съ придворнымъ — лучше нтъ

Компаніи больному. Не хотли

Позволить мн духъ испустить на пол

Сраженія — такъ не желаю я,

Чтобъ праздные солдаты окружали

Мой смертный одръ… Ступайте, и приказъ

Исполните немедленно.

(Воины уходятъ).

МИРРА.

Какая

Великая и славная душа!

Ужли земля такъ скоро распроститься

Съ тобой должна?

САЛЕМЕНЪ.

Ахъ Мирра, милый другъ,

Такой конецъ избралъ бы я охотно,

Когда бы имъ спасъ царство иль царя.

Но ихъ не пережить по крайней мр

Мн суждено.

МИРРА.

Ты сильно поблднлъ…

САЛЕМЕНЪ.

Дай руку мн. Обломокъ этой стали

Вдь только длитъ мученія мои,

Не принося поддержки жизни столько,

Чтобъ могъ я быть полезнымъ. Я его,

А съ нимъ и жизнь извлекъ бы самъ изъ раны,

Когда бы мн услышать только, какъ

Тамъ бой идетъ.

Входятъ Сарданапалъ и воины.

САРДАНАПАЛЪ.

Мой лучшій братъ!

САЛЕМЕНЪ.

Сраженье

Проиграно?

САРДАНАПАЛЪ (въ глубокомъ уныньи).

Меня ты видишь здсь.

САЛЕМЕНЪ.

Я лучше бы желалъ тебя увидть

Такимъ!

(вырываетъ оружіе изъ раны и умираетъ).

САРДАНАПАЛЪ.

Такимъ увидите меня,

Коль помощь намъ — тростникъ послдній, слабый,

Единая опора всхъ надеждъ —

Не явится съ Офратаномъ.

МИРРА.

Посланье

Предсмертное отъ брата, въ коемъ онъ

Просилъ тебя, чтобъ Замесъ былъ назначенъ

Начальникомъ, ты получилъ ли?

САРДАНАПАЛЪ.

Да.

МИРРА.

Гд Замесъ?

САРДАНАПАЛЪ.

Мертвъ.

МИРРА.

Алтада?

САРДАНАПАЛЪ.

Умираетъ.

МИРРА.

А Панья? Сферо?

САРДАНАПАЛЪ.

Панья живъ еще,

Но Сферо убжалъ иль въ плнъ захваченъ.

Я одинокъ.

МИРРА.

И все погибло?

САРДАНАПАЛЪ.

Мы,

Въ стнахъ дворца, хотя у нихъ осталось

Защитниковъ немного, все жъ могли бъ

Выдерживать напоръ врага въ состав

Теперешнемъ, коль не найдется здсь

Измнника, но на открытомъ пол…

МИРРА.

Мн кажется, что Салемена планъ

И былъ такой, чтобъ вылазки не длать

До той поры, пока къ намъ не прійдетъ

Общанная помощь.

САРДАНАПАЛЪ.

И нарушить

Ршеніе я побудилъ его.

МИРРА.

Утшься царь: твоя ошибка — храброй

И доблестной души.

САРДАНАПАЛЪ.

Но роковая.

О, милый братъ! Владнья вс мои,

Которымъ ты былъ лучшимъ украшеньемъ,

Мой мечъ, мой щитъ — единственную честь,

Оставшуюся мн, я все бы отдалъ,

Чтобъ ты ко мн вернулся. Но тебя

Оплакивать не стану я. Почтить

Хочу тебя, какъ самъ бы ты, надюсь,

Того желалъ. Всего грустне мн,

Что жизнь свою ты кинулъ съ убжденьемъ,

Что пережить могу я то, за что

Ты умеръ — царственность родную нашу,

Прожившую вка. Но если я

Ее спасу, теб въ успокоенье

Пролью, мой братъ, десятковъ тысячъ кровь

И слезы милліоновъ (слезы добрыхъ

Уже теперь теб принадлежатъ).

Иначе мы съ тобою скоро снова

Увидимся — коль духъ, вселенный въ насъ,

Живетъ и за могилой. Ты читаешь —

Увренъ я — теперь въ душ моей

И отдаешь мн справедливость. Дай же

Въ послдній разъ мн руку сжать твою,

Еще не охладвшую, и сердце

Недвижное твое прижать къ тому,

Которое такъ горько, горько бьется!

(Цлуетъ трупъ).

Теперь его несите вы.

ВОИНЫ.

Куда?

0x01 graphic

САРДАНАПАЛЪ.

Въ мою опочивальню, положите

Подъ балдахинъ, гд долженъ трупъ царя

Покоиться. А посл мы обсудимъ,

Какою церемоніей почтить

Намъ слдуетъ подобные останки.

(Воины уносятъ тло).

Входитъ Паніа.

САРДАНАПАЛЪ.

Ну, Паніа, разставилъ стражу ты,

Исполнилъ приказанія, какія

Я далъ теб?

ПАНІА.

Исполнилъ, государь,

Все въ точности.

САРДАНАПАЛЪ.

А воины все въ прежнемъ

Отважномъ настроеньи?

ПАНІА.

Государь?…

САРДАНАПАЛЪ.

Отвтилъ ты вопросомъ! Если дважды

Монархъ спросилъ — и получилъ въ отвтъ

На свой вопросъ опять вопросъ, то это

Зловщій знакъ. Какъ! Неужли они

Колеблются?..

ПАНІА.

Кончина Салемена

И тотъ восторгъ, который вызванъ былъ

Въ мятежникахъ его паденьемъ въ битв,

Вселили въ нихъ..

САРДАНАПАЛЪ.

Что? бшенство? Ну, да,

Не жалкое жъ уныніе? Иначе

И не могло случиться. Средства мы

Еще найдемъ вновь возбудить ихъ бодрость.

ПАНІА.

Подобною утратою должна

И всякая побда омрачиться.

САРДАНАПАЛЪ.

Увы! никто не чувствуетъ ея

Такъ глубоко, какъ я!.. Однако, стны,

Въ которыхъ мы теперь осаждены,

Пока еще надежны, да и помощь

Извн мы ждемъ: они пробьютъ свой путь

Сквозь цпь враговъ и сдлаютъ жилище

Монарха своего тмъ, чмъ оно

И было до сихъ поръ: дворцомъ свободнымъ,

Не крпостью и не тюрьмою.

Входитъ поспшно офицеръ.

САРДАНАПАЛЪ.

Что?

Твое лицо добра не предвщаетъ…

Ну, говори!

ОФИЦЕРЪ.

Не смю, государь.

САРДАНАПАЛЪ.

Не смешь ты, когда мильоны смли

Поднять мятежъ съ оружіемъ въ рукахъ?

Дивлюсь теб! Но я прошу нарушить

Молчаніе, хранимое тобой

Изъ честнаго желанья — государя

Не огорчить. Готовъ услышать я

И худшее, чмъ то, что ты имешь

Мн сообщить.

ПАНІА.

Ты слышалъ. Продолжай.

ОФИЦЕРЪ.

Ту часть стны, которая проходитъ

Вдоль берега рки, сейчасъ снесло

Внезапнымъ наводненіемъ Евфрата,

Благодаря послднимъ ливнямъ въ тхъ

Громаднйшихъ горахъ, гд онъ начало

Свое беретъ, ужасно вздулся онъ

И, выступивъ изъ береговъ, разрушилъ

Все это укрпленье.

ПАНІА.

Мрачный знакъ!

Ужъ нсколько вковъ у насъ поврье,

Что ‘городу отъ рукъ людскихъ не пасть,

Пока рка не сдлается тоже

Его врагомъ’.

САРДАНАПАЛЪ.

Никогда

Тому не быть. Хотя возстали боги,

И люди, и стихіи, и предвстья

Зловщія противъ того, кто ихъ

Не вызывалъ, но никогда жилище

Моихъ отцовъ не допущу я стать

Берлогою, гд выть сойдутся волки.

ПАНІА.

Коль разршишь, отправлюсь я сейчасъ

На мсто происшествія и мры

Немедленно прійму, чтобъ укрпить

Разрушенную часть, насколько время

И средства намъ позволятъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Да, спши,

И поскорй, какъ только ты успешь

Изслдовать подробно, возвратись

Съ докладомъ обстоятельнымъ объ этомъ,

Ужасномъ наводненіи.

(Паніа и офицеръ уходятъ).

САРДАНАПАЛЪ.

До злого предсказанья

Мн дла нтъ, но случаемъ несчастнымъ.

Встревоженъ я. Какая часть стны

Разрушена водою?

ОФИЦЕРЪ.

Стадій двадцать.

САРДАНАПАЛЪ.

И это все пространство доступъ къ намъ

Открыло осаждающимъ?

ОФИЦЕРЪ.

Покамсть,

При бшенств рки идти на штурмъ

Немыслимо, когда же снова въ русло

Обычное войдетъ она, и вновь

Судамъ поплыть откроется возможность —

Дворецъ твой, царь, въ ихъ власти.

МИРРА.

И такъ,

Противъ тебя возстали даже волны!

0x01 graphic

САРДАНАПАЛЪ.

Он, дитя, не подданныя мн,

И такъ какъ ихъ я наказать не вправ,

Приходится простить имъ.

МИРРА.

Вижу я

И радуюсь, что это предсказанье

Тебя не растревожило.

САРДАНАПАЛЪ.

Меня

Ужъ не страшатъ дурныя предсказанья:

Они вдь мн не скажутъ ничего,

Чего бъ себ и самъ я съ прошлой ночи

Не говорилъ. Въ такихъ длахъ всегда

Отчаянье предупрежденьемъ служитъ.

МИРРА.

Отчаянье!

САРДАНАПАЛЪ.

Нтъ, это не совсмъ

Отчаянье. Когда впередъ мы знаемъ

Все, что насъ ждетъ, и какъ мы это встртимъ —

Ршимость нашу, коль она тверда,

Я нахожу достойною названья

Гораздо благороднй. Но, мой другъ,

Что намъ слова? Со всякими словами,

Да и со всмъ покончимъ скоро мы.

МИРРА.

Останется одно лишь дло — дло

Послднее, для смертныхъ всхъ существъ

Важнйшее, въ которомъ увнчанье

Того, что было, есть и будетъ впредь,

То, что одно есть общее всмъ людямъ,

Какъ ни были бъ различны ихъ языкъ,

Рожденье, полъ, цвта, черты, характеръ,

Умъ, чувство, климатъ, время, точка та,

Гд все соединяется, къ которой

Влечемся мы и для которой мы

Рождаемся и бродимъ въ лабиринт

Таинственномъ, носящемъ имя — жизнь.

САРДАНАПАЛЪ.

Такъ какъ клубокъ существованій нашихъ

Почти ужъ весь распутанъ — отдадимъ

Послднія мгновенія веселью.

Т, у кого ужъ больше ничего

Бояться не осталось, смло могутъ

Съ улыбкою смотрть на то, что прежде

Ихъ въ ужасъ приводило,— какъ дитя,

Открывшее секретъ игрушки страшной.

Возвращается Паніа.

ПАНІА.

Все, государь, что донесли теб,

Дйствительно случилось. Тамъ, гд волны

Проломъ образовали, караулъ

Удвоилъ я, для этого убавивъ

Число сторожевыхъ у стнъ, пока

Достаточно надежныхъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Долгъ свой честно

Исполнилъ ты, какъ я и ожидалъ,

Мой Паніа достойный!.. Наступаетъ

Тотъ часъ, когда порвутся узы, насъ

Съ тобой соединявшія. Прошу я

Взять этотъ ключъ, откроетъ онъ теб

Входъ къ комнат секретной сзади ложа

Въ моей опочивальн. (Тамъ на немъ

Покоится теперь такое бремя,

Почетне какого никогда

Ему носить еще не приходилось,

Хоть на его покровахъ золотыхъ

Ужъ много возлежало государей:

Покоится на время тотъ, кто былъ

Недавно Салеменомъ). Въ этомъ тайномъ

Хранилищ, куда проникнешь ты,

Накоплены сокровища, ты можешь

Ихъ взять себ и остальнымъ твоимъ

Товарищамъ, хоть много васъ, но все же

Того, что тамъ найдете, черезчуръ

Достаточно для всхъ. Желаю также

Свободу дать моимъ рабамъ, и вс,

Здсь во дворц живущіе, не позже,

Какъ черезъ часъ, пусть выйдутъ изъ него.

Затмъ распорядись о спуск въ воду

Моихъ галеръ, назначенныхъ служить

Для царскаго веселья — пусть послужатъ

Для вашего спасенія. Рку,

Широкую и вздувшуюся бурно

(Что мощь царя предъ ней!), не одолть

Моимъ врагамъ. Бгите же и будьте

Вы счастливы!

ПАНІА.

Да, только во глав

Съ тобою, царь, когда въ сопровожденьи

Насъ, врныхъ слугъ, отправишься и ты.

САРДАНАПАЛЪ.

Нтъ, Паніа, нтъ, это невозможно!

Иди же, повторяю, а меня

Ты предоставь моей судьб.

Паніа.

Ни разу

До этихъ поръ не видлъ ты меня

Ослушникомъ, но тутъ…

САРДАНАПАЛЪ.

Вс люди, значитъ,

Перечить мн осмлились — и дерзость

Внутри дворца съ измны вн его

Беретъ примръ! Дальнйшихъ возраженій

Я не хочу. Я далъ теб приказъ,

Послдній мой приказъ. И неужели

Противиться ему ты станешь, ты?

ПАНІА.

Но, государь, еще не наступила…

САРДАНАПАЛЪ.

Такъ поклянись, что ты исполнишь все,

Какъ только я подамъ сигналъ.

ПАНІА.

Съ тяжелой,

Но преданной душой моей, клянусь.

САРДАНАПАЛЪ.

Достаточно. Теперь сюда прикажешь

Ты принести еловыхъ шишекъ, дровъ,

Засохшихъ листьевъ, вообще предметовъ,

Способныхъ загорться и горть

Отъ двухъ-трехъ искръ. И принесите также

Мн прянностей и драгоцнныхъ маслъ,

Большихъ досокъ, чтобы костеръ высокій

Соорудить, куреній разныхъ, мирры —

Великая здсь жертва будетъ мной

Принесена! Все это размстите

У моего престола.

ПАНІА.

Государь!

САРДАНАПАЛЪ.

Я приказалъ, ты клялся.

ПАНІА.

И безъ клятвы

Теб всегда останусь врнымъ я.

(Уходить).

МИРРА.

Что совершить задумалъ ты?

САРДАНАПАЛЪ.

Узнаешь

Ты скоро — то, чего не позабудетъ

Міръ никогда.

Возвращается Паніа съ герольдомъ

ПАНІА.

Въ то время, государь,

Когда я шелъ твою исполнить волю,

Мн этого герольда привели,

Желаетъ онъ быть принятымъ тобою.

САРДАНАПАЛЪ.

Пусть говоритъ.

ГЕРОЛЬДЪ.

Нашъ царь Арбакъ…

САРДАНАПАЛЪ.

Вотъ какъ,

Уже и коронованъ! Но… что жъ дальше?

ГЕРОЛЬДЪ.

И Белезисъ, помазанный на санъ

Верховнаго жреца…

САРДАНАПАЛЪ.

Какого бога

Иль демона? Гд новые цари,

Тамъ новые и алтари творятся…

Но продолжай. Ты посланъ вдь сюда,

Чтобъ твоего властителя велнья

Мн возвстить, а вовсе не затмъ,

Чтобъ на мои отвтить.

ГЕРОЛЬДЪ.

И Офратанъ

Сатрапъ…

САРДАНАПАЛЪ.

Ну, онъ изъ нашихъ.

ГЕРОЛЬДЪ (показываетъ перстень).

Вотъ теб

Порука въ томъ, что въ стан побдившихъ

Находится и онъ: его кольцо

Съ печатью.

САРДАНАПАЛЪ.

Да, его кольцо. Ну, тройка

Достойная! Мой бдный Салеменъ!

Ты во время скончался, чтобъ не видть

Одной измной больше. Онъ вдь былъ

Твой врный другъ, а мн — какъ самый врный

Изъ подданныхъ служилъ… Ну, продолжай.

ГЕРОЛЬДЪ

Они теб даруютъ жизнь и также

Свобода предлагается — избрать

Для жительства любое мсто въ дальней

Какой-нибудь провинціи,и тамъ,

Подъ стражей и надзоромъ, но въ темницу

Не заточенъ, ты будешь дни свои

Въ поко проводить. Но подъ условьемъ —

Въ заложникахъ оставить долженъ ты

Трехъ принцевъ молодыхъ.

САРДАНАПАЛЪ (иронически).

Великодушье

Примрное!

ГЕРОЛЬДЪ.

Прошу отвта я.

САРДАНАПАЛЪ.

Отвта, рабъ? Съ какихъ же поръ рабами

Ршается судьба царей?

ГЕРОЛЬДЪ.

Съ тхъ поръ,

Какъ сдлались свободными.

САРДАНАПАЛЪ.

Орудье

Мятежниковъ! По крайней мр ты —

Хоть только представителемъ измны

Явился къ намъ — ты кару за нее

Узнаешь на себ. (Къ Паніи) Сейчасъ же сбросишь

Съ дворцовыхъ стнъ ты голову его

Въ ряды бунтовщиковъ, а тло — въ воду.

Схватить его!

(Паніа и воины хватаютъ герольда).

ПАНІА.

Я никогда еще

Не исполнялъ твоей монаршей воли

Такъ радостно! Ведите же его,

Товарищи! Покои государя

Измннической кровью запятнать

Мы не должны. Пусть смерть свою онъ встртитъ

Вн этихъ стнъ.

ГЕРОЛЬДЪ.

Одно лишь слово. Царь,

Мое лицо священно.

САРДАНАПАЛЪ.

А какое-жъ

Мое лицо, мой санъ, когда ко мн

Ты дерзостно явился съ предложеньемъ

Сложить его?

ГЕРОЛЬДЪ.

Я только исполнялъ

Чужія приказанья. Мой отказъ

Подвергнулъ бы меня такой же точно

Опасности, въ какую вовлекло

Меня повиновенье.

САРДАНАПАЛЪ.

Значитъ, эти

Цари новорожденные, лишь часъ

Провластвовавъ, ужъ такъ-же деспотичны,

Какъ т, кого ужъ пеленали въ пурпуръ

И съ самаго рожденья на престолъ

Возвелъ народъ.

ГЕРОЛЬДЪ.

Царь, жизнь моя зависитъ

Отъ слова твоего, но и твоей

(Я говорю съ почтеніемъ смиреннымъ)

Такая же опасность, можетъ быть,

Грозитъ сейчасъ. Такъ будетъ ли достойно

Такого поколнья, какъ сыны

Немвродовы, въ послднія минуты —

Невиннаго герольда умертвить,

Пришедшаго къ вамъ мирнымъ, безоружнымъ,

По должности, насильственно попрать

Не только все, что люди чтутъ священнымъ

Въ сношеніяхъ взаимныхъ, но и т

Священнйшія узы, что съ богами

Связуютъ насъ?

САРДАНАПАЛЪ.

Онъ правъ. Пускай идетъ.

Послдній мой поступокъ да не будетъ

Свершеннымъ въ изступленьи. Вотъ, возьми

Мой кубокъ золотой, его наполни

Своимъ виномъ и съ мыслью обо мн

Пей изъ него, иль въ слитокъ переплавь

И ни о чемъ другомъ уже не думай,

Какъ о цн и вс.

ГЕРОЛЬДЪ.

Я вдвойн

Благодарю — за жизнь мою и этотъ

Роскошный даръ, благодаря ему,

Жизнь для меня еще дороже стала.

Но твой отвтъ я получу-ли?

САРДAHАПAЛЪ.

Да.

Чтобъ обсудить, прошу я часъ отсрочки.

ГЕРОЛЬДЪ.

Одинъ лишь часъ?

САРДАНАПАЛЪ.

Одинъ. Коль отъ меня

Властители твои за это время

Отвта не получатъ, это имъ

Пусть будетъ знакъ, что ихъ условья мною

Отвергнуты, и сообразно съ тмъ

Пусть дйствуютъ.

ГЕРОЛ ЬДЪ.

Я съ точностью исполнить

Не премину желаніе твое.

САРДАНАПАЛЪ.

Постой, еще два слова.

ГЕРОЛЬДЪ.

Не забуду,

Какія бы то ни были слова.

САРДАНАПАЛЪ.

Ты передашь поклонъ мой Белезису,

Сказавъ ему, что черезъ годъ мы съ нимъ

Увидимся опять.

ГЕРОЛЬДЪ.

Гд?

САРДАНАПАЛЪ.

Въ Вавилон.

Оттуда онъ, по крайней мр, мн

Отправится на встрчу.

ГЕРОЛЬДЪ-

Все буквально

Я передамъ.

(Уходитъ).

САРДАНАПАЛЪ.

Ну, Паніа, теперь,

Мой Паніа, скорй пусть исполняютъ,

Что я веллъ.

ПАНІА.

Солдаты, государь,

Ужъ заняты… Да вотъ они и вносятъ.

(Воины входятъ и строятъ костеръ вокругъ трона).

САРДАНАПАЛЪ.

Друзья мои, повыше возводите

И по тснй кладите, стройте такъ,

Чтобъ не могло потухнуть основанье

Отъ слабости огня, и чтобъ ничья

Услужливая помощь не могла бы

Остановить пожаръ. Пусть центръ костра

Составитъ тронъ, его пришельцамъ новымъ

Оставить я иначе не хочу,

Какъ въ пламени, ничмъ неугасимомъ

Со всхъ сторонъ. Сооружайте такъ,

Какъ будто сжечь готовимся мы крпость

Стариннаго врага. Ну, вотъ теперь

Видъ недурной. Какъ, Паніа, ты скажешь —

Достаточенъ для похоронъ царя

Такой костеръ?

ПАНІА.

Да, и царя, и царства.

Теперь тебя я понялъ.

САРДАНАПАЛЪ.

И хулишь?

ПАНІА.

Нтъ… но прошу я только позволенья

Зажечь его и раздлить съ тобой.

МИРРА.

Долгъ этотъ — мой.

ПАНІА.

Твой! Женщины!

МИРРА.

Солдата

Долгъ — умирать за своего царя,

Такъ отчего жъ у женщины отвергнуть

Долгъ умереть съ возлюбленнымъ своимъ?

ПАНІА.

По моему, ужъ очень странно это!

МИРРА.

Но чаще, врь, встрчается оно,

Чмъ думаетъ мой Паніа… Ты можешь

Остаться жить. Прощай! Костеръ готовъ.

ПАНІА.

Постыдно мн оставить государя

Съ одною только женщиной, чтобъ смерть

Она съ нимъ раздлила.

САРДАНАПАЛЪ.

Въ прахъ могилы

Ужъ многіе предшествовали мн.

Ступай, мой другъ, ступай обогатиться.

ПАНІА.

Для жалкаго существованья!

САРДАНАПАЛЪ.

Ты —

Не позабудь объ этомъ — далъ мн клятву,

Она строга, священна.

ПАНІА.

Если такъ —

Прощай!

САРДАНАПАЛЪ.

Мой складъ сокровищъ хорошенько

Ты обыщи и забери себ

Все золото безъ всякихъ угрызеній:

Вдь все, тобой оставленное тамъ,

Досталось бы рабамъ, моимъ убійцамъ.

Потомъ, когда на лодкахъ будетъ все

Уже лежать въ сохранности, то выйдя

Изъ стнъ дворца, ты въ этотъ самый мигъ

Подай мн знакъ протяжнымъ трубнымъ звукомъ,

До берега отсюда далеко,

И такъ шумятъ теперь рчныя волны,

Что эхо къ намъ сигнала твоего

Не донесло бъ, будь съ берега онъ поданъ.

И вслдъ затмъ, съ товарищами — въ путь!

Сюда назадъ не обращая взоровъ

И все плывя Евфратомъ, по его

Теченію. А если вамъ удастся

Достигнуть Пафлагоньи, гд живутъ

Подъ дружеской охраною у Котты

Съ царицею моихъ три сына,— ты

Ей разскажи, что видлъ, узжая,

И попроси припомнить то, что я

Ей говорилъ предъ нашею разлукой,

Печалившей меня еще сильнй.

ПАНІА.

Дай руку мн державную! Прижаться

Губами къ ней позволь въ послдній разъ —

Мн и моимъ товарищамъ несчастнымъ,

Столпившимся вокругъ тебя съ однимъ

Желаніемъ — здсь умереть съ тобою!

(Солдаты и Паніа окружаютъ его и цлуютъ его руки и край платья).

САРДАНАПАЛЪ.

Друзья мои! Послдніе друзья —

И лучшіе! Не будемъ ослаблять

Духъ мужества другъ въ друг. Уходите!

Прощаніе мгновеннымъ быть должно,

Когда навкъ прощаются, иначе

Оно минуты превращаетъ въ вчность,

Послднія песчинки грустной жизни

Слезами окропляя. Уходите

И будьте счастливы. Поврьте мн,—

Жалть меня теперь нтъ основанья:

Коль жалости я стою, такъ скорй

Въ прошедшемъ вы меня, чмъ въ настоящемъ,

Жалть должны, а будущаго что

Касается, такъ будущее наше

Въ рукахъ боговъ — коль существуютъ боги,

Узнаю это очень скоро я.

Прощайте же, прощайте!

(Паніа и воины уходятъ).

МИРРА.

Эти люди

Намъ честно послужили, для души

Отрадное успокоенье — видть

Въ послднія минуты предъ собой

Все любящія лица.

САРДАНАПАЛЪ.

Да, и лица

Любимыя, красавица моя!

Но выслушай. Мы на краю могилы

Съ тобой стоимъ, быть можетъ, въ этотъ мигъ

Ты внутренно трепещешь предъ полетомъ

Въ грядущее сквозь пламя, если такъ,

Скажи, тебя, поврь, не разлюблю я

За то, что ты натурою своей

Побждена,— нтъ, даже больше стану

Тебя любить, пожалуй, и бжать

Теб еще не поздно.

МИРРА.

Не пора-ли

Моей рук уже зажечь одинъ

Изъ факеловъ, что въ комнат сосдней,

Предъ алтаремъ Вааловымъ, лежатъ

Подъ вчною лампадой?

САРДАНАПАЛЪ.

Да. И это

Весь твой отвтъ?

МИРРА.

Сейчасъ увидишь самъ.

(Уходитъ).

0x01 graphic

САРДАНАПАЛЪ (одинъ).

Она тверда. Отцы мои, къ которымъ

Перехожу я, смертью, можетъ быть,

Очищенный отъ грязныхъ пятенъ плоти —

Я не хотлъ, чтобъ древній вашъ дворецъ

Бунтовщикамъ-рабамъ достался въ жертву.

И если я наслдье ваше такъ

Не сохранилъ, какъ вы мн завщали,

То эту часть блестящую его —

Дворцовыя богатства ваши, утварь,

Священное оружье ваше, вс

Побдные трофеи, средь которыхъ

Они бы ликовали — я съ собой

Къ вамъ унесу въ губительной стихіи —

Подобіи души врнйшемъ въ томъ,

Что отъ вещей, въ прахъ обращенныхъ ею,

Слдовъ не остается. Яркій свтъ

Отъ этого костра, гробницы царской,

Не будетъ лишь простымъ столбомъ изъ дыма

И пламени, иль маякомъ, горвшимъ

На горизонт нсколько минутъ,

Чтобъ сдлаться потомъ лишь грудой пепла.

Нтъ, будетъ онъ урокомъ для вковъ,

Монарховъ сладострастныхъ и народовъ

Бунтующихъ. Пусть многихъ націй жизнь

И подвиги героевъ многихъ время

Забвеніемъ покроетъ, пусть оно

Съ лица земли сотретъ за царствомъ царство,

Какъ нын разрушаетъ и мое,

Славнйшее изъ всхъ, но этотъ подвигъ

Послдній мой, я знаю, пощадитъ

Его рука и сдлаетъ примромъ,

Которому немногіе дерзнутъ

Послдовать, а презирать не будетъ

Его никто. Но многихъ, можетъ быть,

Онъ отвратитъ отъ жизни, приводящей

Къ такому окончанію.

(Мирра возвращается съ зажженнымъ факеломъ въ одной рук и чашею въ другой).

МИРРА

Смотри!

Вотъ факелъ я зажгла, чтобъ путь нашъ къ звздамъ

Онъ освщалъ.

САРДАНАПАЛЪ.

А чаша?

МИРРА.

У меня

На родин обычай — возліянье

Свершать богамъ.

САРДАНАПАЛЪ.

А у меня — его

Свершать среди людей, обычай этотъ

Я не забылъ, и хоть теперь одинъ,

Но осушу твой кубокъ въ память многихъ

Веселыхъ прежнихъ пиршествъ.

(Беретъ чашу, пьетъ изъ нея, потомъ опрокидываетъ и увидвъ нсколько выпавшихъ оттуда капель, восклицаетъ):

Это въ честь

Достойнйшаго Белезиса.

МИРРА.

Отчего же

Остановилась мысль твоя на немъ

Скорй, чмъ на другомъ — его собрат

Въ измн гнусной?

САРДАНАПАЛЪ.

Тотъ — простой солдатъ,

Орудіе простое, нчто въ род

Тлеснаго меча въ рукахъ друзей,

А Белезисъ-онъ двигаетъ пружины

Воинственной своей маріонетки.

Но я гоню изъ памяти моей

Обоихъ ихъ… Еще два слова, Мирра!

Послдовать за мной ршилась ты

Безъ страха и свободно?

МИРРА.

Неужели жъ

Ты думаешь, что двушка гречанка

Не сметъ то исполнить изъ любви,

Что длаетъ, обычаю покорна,

Индійская вдова?

САРДАНАПАЛЪ.

Такъ намъ теперь

Осталось ждать сигнала.

МИРРА.

Ужъ давно бы

Пора ему раздаться!

САРДАНАПАЛЪ.

Ну, прощай!

Послдній поцлуй!

МИРРА.

Нтъ, не послдній!

Еще одинъ остался.

САРДАНАПАЛЪ.

Ты права:

Въ огн костра смшается нашъ пепелъ.

МИРРА.

И чистымъ, какъ любовь моя къ теб,

Всю грязь земли, земныя страсти сбросивъ,

Смшается мой прахъ съ твоимъ. Одна,

Одна лишь мысль меня печалитъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Что же?

МИРРА.

Что дружеской руки не будетъ здсь,

Чтобъ этотъ прахъ въ одной и той же урн

Похоронить.

САРДАНАПАЛЪ.

Тмъ лучше. Лучше быть

Развяннымъ ему небеснымъ втромъ

По воздуху, чмъ осквернить себя

Рукою человческой — рукою

Предательства и рабства. Мы съ тобой

Оставимъ здсь, въ дворц, огнемъ объятомъ,

Въ развалинахъ его громадныхъ стнъ,

Величественный памятникъ, какого

Не далъ Египетъ рядомъ всхъ своихъ

Кирпичныхъ горъ надъ трупами монарховъ —

Или быковъ: вдь неизвстно намъ,

Кого хранить предназначалось этимъ

Громадамъ горделивымъ — ихъ царей,

Иль Аписа быка, ихъ бога, странный,

Признаться, монументъ, забывшій самъ

Цль своего созданія!

МИРРА.

Прощай же,

Земля! И ты прелестнйшее мсто,

На всей земл! Іонія, прощай!

Будь вчно ты свободна и прекрасна,

Несчастьямъ недоступна! О теб

Послдняя моя молитва, мысли

Послднія мои вс о теб —

Вс, кром лишь одной.

САРДАНАПАЛЪ.

И это?

МИРРА.

Это —

Мысль о теб.

(Раздается звукъ трубы Паніи).

САРДАНАПАЛЪ.

Ты слышишь?

МИРРА.

Часъ пробилъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Ассирія, прощай! Я всей душою

Любилъ тебя, страна моихъ отцовъ,

Страна моя, любилъ тебя нжне

Какъ родину мою, чмъ какъ мои

Державныя владнія, насытилъ

И миромъ, и веселіемъ тебя —

И вотъ награда мн! Теперь не долженъ

Теб я ничего, могилы даже

Не примешь ты въ наслдство отъ меня.

(Входитъ на костеръ).

Что-жъ, Мирра?

МИРРА.

Ты готовъ?

САРДАНАПАЛЪ.

Готовъ, какъ факелъ

Въ твоей рук.

(Мирра зажигаетъ костеръ).

МИРРА.

Костеръ зажженъ. Иду!

(Въ ту минуту, какъ Мирра кидается въ огонь, занавсъ опускается).

Петръ Вейнбергъ.

0x01 graphic

СМЕРТЬ САРДАНАПАЛА.

(La mort de Sardanapal).

Картина Делакруа (Eugne Delacroix)

САРДАНАПАЛЪ.

На подлинной рукописи трагедіи Байронъ сдлалъ слдующую помтку:

‘Равенна, 27 мая 1821. Я началъ эту драму 13 января 1821 и писалъ первые два акта очень лниво, съ промежутками. Три послдніе акта были написаны за время съ 13 мая 1821 до настоящаго дня, т. е. въ теченіе двухъ недль’.

Приводимъ относящіеся къ этому произведенію отрывки изъ дневника и писемъ Байрона:

‘Января 13, 1821. — набросалъ планъ и списокъ дйствующихъ лицъ для предполагаемой трагедіи о Сарданапал, которую задумалъ нсколько времени тому назадъ. Имена взялъ у Діодора Сицилійскаго (я знаю исторію Сарданапала, и зналъ ее, когда мн было еще 12 лтъ) и прочелъ одно мсто въ IX том ‘Греціи’ Митфорда, гд онъ склоненъ оправдывать память этого послдняго ассиріянина. Принесъ Терез итальянскій переводъ ‘Сафо’ Грильпарцера. Она стала со мной спорить, такъ какъ я сказалъ, что любовь не составляетъ самаго высокаго сюжета для трагедіи, пользуясь преимуществами своего родного языка и прирожденнаго женскаго краснорчія, она опровергла мои немногочисленныя доказательства. Мн кажется, что она права. Надо будетъ въ ‘Сарданапал’ дать любви больше мста, чмъ я предполагалъ’.

‘Мая 25.— Закончилъ четыре дйствія. Я сдлалъ Сарданапала храбрымъ (хотя и сладострастнымъ, какъ его изображаетъ исторія) и настолько привлекательнымъ, насколько это позволяли мои слабыя силы. До сихъ поръ я строго соблюдалъ вс единства и постараюсь соблюсти ихъ, по возможности, и въ пятомъ дйствіи, но не для сцены’.

‘Мая 30.— Посылаю вамъ трагедію по почт. Вы увидите, что въ ней строго соблюдены вс единства дйствіе происходитъ все время въ одной и той же зал, время — лтняя ночь — обнимаетъ около девяти часовъ, или даже меньше, хотя начинается до заката и оканчивается посл восхода солнца. Эта пьеса — не для сцены, точно такъ-же какъ и другая моя трагедія, и на этотъ разъ я лучше позабочусь о томъ, чтобы она не попала на подмостки’.

‘Іюля 14.— Я увренъ, что ‘Сарданапала’ не сочтутъ политической трагедіей: я былъ совсмъ далекъ отъ подобнаго намренія и не думалъ ни о чемъ, крон азіатской исторіи Я имлъ цлью воспроизвести въ драматической форм, подобно греческимъ трагикамъ (скромная фраза!), нсколько поразившихъ меня разсказовъ изъ исторіи и миологіи. Вы найдете, что все это очень непохоже на Шекспира, это, съ одной стороны, и лучше, такъ какъ я считаю Шекспира самымъ худшимъ изъ образцовъ, хотя и самымъ необыкновеннымъ писателемъ. Я намревался быть такимъ же простымъ и строгимъ, какъ Альфіери, и, насколько могъ, старался приблизить поэтическую рчь къ обыкновенному разговору: Бда въ томъ, что въ наше время нельзя сказать слова о царяхъ или царицахъ, не возбуждая подозрнія въ политическихъ намекахъ или въ личностяхъ. Ни того, ни другого у меня и въ мысляхъ не было’.

‘Іюля 22.— Печатайте и выпускайте Я думаю, теперь они должны будутъ признать, что у меня не одинъ только стиль, а нсколько. ‘Сарданапалъ’, пожалуй, можетъ показаться характеромъ почти комическимъ, но, вдь, таковъ же и Ричардъ III. Не забудьте о единствахъ, которыя служатъ предметомъ моего усерднаго изученія. Радуюсь, что трагедія понравилась Джиффорду, что же касается публики, то я, какъ видите, старался принимать во вниманіе все, что угодно, кром только ныншней моды на необыкновенные театральные эффекты’.

Трагедія была напечатана въ декабр 1821 г.

‘Въ предисловіи къ этой трагедіи (говоритъ Джеффри) лордъ Байронъ снова подтверждаетъ, что его пьесы были написаны ‘безъ отдаленнйшей мысли о сцен’, и въ то же время высказывается за соблюденіе единствъ, считая ихъ необходимымъ условіемъ драматическаго сочиненія и заявляя, что онъ сдержатся мннія, которое еще не особенно давно признавалось закономъ во всемъ мір и до сихъ поръ считается таковымъ въ наиболе цивилизованныхъ странахъ’. Оба эти заявленія представляются вамъ не особенно убдительными, и мы полагаемъ, что ни то, ни другое не встртитъ сочувствія въ публик, именно потому, что они исходятъ отъ писателя, одареннаго дйствительнымъ драматическимъ геніемъ. Скоре можно допустить, что ораторъ въ состояніи сочинить рчь, совершенно не предназначаемую для произнесенія. Вдь драма есть не только діалогъ, но и дйствіе, и по существу своему предполагаетъ нчто, происходящее передъ глазами собравшихся зрителей. Этимъ объясняются вс отличительныя особенности драмы, какъ литературнаго произведенія. Языкъ ея долженъ служить поясненіемъ дйствія, вызывать извстныя эмоціи и поддерживать вниманіе зрителей. Если авторъ не думаетъ объ этомъ во все время своей работы, если онъ пишетъ, не воображая себ присутствія разнообразной и жадной на зрлища публики, то онъ можетъ, пожалуй, быть и великимъ поэтомъ, но, конечно, никогда но будетъ драматургомъ. Если лордъ Байронъ въ самомъ дл не желаетъ придавать своимъ тщательно разработаннымъ сценамъ характера живой драмы, если онъ не ищетъ сценическихъ эффектовъ, если онъ не чувствуетъ какъ бы видимаго присутствія созданныхъ имъ дйствующихъ лицъ, если, создавая сильный монологъ, онъ не представляетъ себ того, какъ этотъ монологъ можетъ быть произнесенъ Киномъ и какія онъ вызоветъ рукоплесканія,— то онъ можетъ быть увренъ, что ни его чувства, ни его поэтическое дарованіе совершенно непригодны для сцены. Но для чего же, въ такомъ случа, избираетъ онъ форму трагедіи, отказываясь отъ того, что составляетъ ея истинную силу? Вдь поучительныя разсужденія и краснорчивыя описанія въ пьес не вознаграждаютъ за недостатокъ драматическаго изобртенія и движенія,— но говоря ужо о томъ, что настоящее чувство и настоящая поэзія должны выражаться непосредственно, не принимая на себя обманчивой наружности дйствующихъ лицъ драмы. Что касается мннія лорда Байрона о томъ, будто ‘единства’ въ настоящее время признаются закономъ въ литературахъ почти всего міра, то оно представляется не больше, какъ только капризомъ и противорчіемъ поэта самому себ. Вдь именно лордъ Байронъ — боле всякаго другого человка служитъ самъ себ закономъ, какъ ‘отъявленный вольнодумецъ’, и вотъ, теперь, утомившись этой ничмъ не сдерживаемой вольностью, онъ хочетъ наложить на себя эпитимію въ вид единствъ! Англійская драматическая поэзія, какъ и вообще воображеніе, стоитъ выше единствъ. Единственное основаніе настаивать на ихъ соблюденіи заключается въ томъ, будто мы признаемъ сцену въ самомъ дл тмъ мстомъ, на которомъ въ дйствительности происходитъ данное дйствіе, при такомъ условіи мсто дйствія, конечно, не можетъ мняться. Но, вдь, это предположеніе очевидно противорчитъ истин и вашему собственному опыту’ (‘Edinb. Review’).

Тотъ же критикъ, разсуждая о ‘Сарданапал’, говоритъ:

‘Эта трагедія, безъ всякаго сомннія,— произведеніе большой красоты и силы, и хотя ея героиня иметъ много общаго съ Медорами и Гюльнарами прежнихъ, недраматическихъ произведеній Байрона, зато въ геро нельзя не видть совсмъ новаго характера. Правда, онъ обладаетъ тмъ же презрніемъ къ войн, къ слав, къ власти жрецовъ и къ обычной морали, какимъ отличаются и прочіе любимцы Байрона, но при этомъ у него вовсе нтъ мизантропіи и очень мало гордости, вообще онъ представляется однимъ изъ самыхъ добродушныхъ, привлекательныхъ и симпатичныхъ сластолюбцевъ, какихъ мы когда-либо встрчали. Въ такомъ истолкованіи этого характера авторъ весьма благоразумно слдовалъ боле природ и фантазіи, нежели исторіи. Его Сарданапалъ вовсе не изнженный, истасканный развратникъ, съ разстроенными нервами и притупленными чувствами рабъ лности и порочныхъ привычекъ, это пылкій искатель наслажденій, царственный эпикуреецъ, избалованный, упивающійся, пока можетъ, безграничнымъ сладострастіемъ, но душа котораго уже до того привыкла къ удовольствіямъ, до того насытилась всми наслажденіями, что неожиданно нагрянувшія горе и опасность не тревожатъ и но пугаютъ его, онъ идетъ съ пира на битву, словно на пляску, увлекаемый граціями, юностью, радостью и любовью. Онъ забавляется съ Беллоной, какъ женихъ съ невстой, ради удовольствія и препровожденія времени, къ его рукамъ одинаково идутъ и копье, и веръ, и щитъ, и зеркало. Онъ наслаждается жизнью и торжествуетъ въ смерти, и душа его, какъ въ счастіи, такъ и въ несчастіи, смется надъ зломъ, потому что стоитъ выше его’.

‘Сарданапалъ лорда Байрона (говоритъ епископъ Гиберъ) близко подходить къ тому представленію, какое мы составили себ о Сарданапал историческомъ. Молодой, беззаботный, избалованный лестью и безграничнымъ самовластіемъ, но по природ привлекательный, одаренный высокими качествами, онъ намренно умаляетъ значеніе боевыхъ подвиговъ своихъ предковъ для того, чтобы оправдать свое невниманіе къ самымъ необходимымъ обязанностямъ своего сана, и утшаетъ себя тмъ, что, предаваясь бездйствію, онъ длаеть свой народъ счастливымъ. Но даже въ самой страстной его любви къ наслажденіямъ обнаруживается его любовь къ противорчіямъ. Преобладающею чертою въ его изображеніи является эгоизмъ,— и этотъ эгоизмъ представленъ поистин удивительно: онъ объясняется всевозможными смягчающими обстоятельствами воспитанія и привычекъ и рисуется въ самыхъ яркихъ краскахъ юности, дарованій и привлекательности. Но, въ конц концовъ, это все-таки не боле, какъ эгоизмъ, и мы едва ли могли бы одобрять то искусство, съ какимъ порокъ и развращенность представляются намъ въ столь привлекательномъ вид, если бы самъ поэтъ въ то же время и съ такимъ же искусствомъ не отмтилъ той горечи и томленія духа, какія неизбжно присущи подобному характеру, и если бы онъ не далъ вамъ превосходнаго контраста къ этому изображенію въ фигурахъ Мирры и Салемена’.

Стр. 296. И подданный слуха своихъ рабовъ.

‘Салеменъ прямая противоположность эгоизму. Этотъ характеръ, хотя лишь слегка обрисованный, отличается гораздо меньшею даровитостью, нежели Сарданапалъ. Это — суровый, врный и откровенный солдатъ и подданный, онъ разуменъ, справедливъ и честенъ въ своихъ сужденіяхъ, хотя и не отличается особенною разборчивостью въ средствахъ, да такой разборчивости такъ же нельзя было бы требовать отъ почтеннаго сатрапа древней Ниневіи, какъ и отъ почтеннаго визиря современной Турецкой имперіи. Несмотря на личное неудовольствіе и семейныя непріятности, онъ вполн и упорно предавъ своему царю и сохраняетъ въ отношеніи къ нему самую строгую врность. По отношенію къ противникамъ царя онъ готовъ быть суровымъ, кровожаднымъ и даже коварнымъ, впрочемъ, это — такой недостатокъ въ его характер, взбжать котораго въ его положеніи было бы, пожалуй, неестественно и который является весьма искусно подчеркнутымъ въ противоположность тому инстинктивному чувству доблести и чести, которое еще сильне оттняется слабостью его повелителя. И хорошія, и дурныя качества этого сатрапа являются какъ бы результатомъ его безкорыстной врности и патріотизма. Ради своей страны и своего царя онъ терпливо сноситъ оскорбленія, ради нихъ онъ и храбръ, и жестокъ. У него нтъ стремленія къ личной власти, нтъ жажды личной славы. Въ бою и въ побд его единственный кличъ: ‘Ассирія!’ Отсылая царицу и царевичей, онъ заботится не столько о безопасности своей сестры и племянниковъ, сколько о сохраненіи потомства Немврода, и въ послднія минуты своей жизни онъ мучится только заботой о бгств своего царя’. (Гиберъ).

Для пиршества въ Евфратскомъ павильон

Устроить все пышне.

‘Въ трагедіи встрчаются слова: государыня и павильонъ, но въ нихъ нтъ никакого намека на Его Британское Величество, какъ вамъ могло бы со страху показаться. Вы скоро въ этомъ убдитесь (я уже кончаю трагедію) и увидите также, что я сдлалъ Сарданапала храбрымъ и… привлекательнымъ… такъ что тутъ но можетъ быть ни правды, ни сатиры на кого-либо изъ живущихъ государей’ (Письмо къ Муррею 23 мая 1821 г.).

Байронъ длалъ видъ, а можетъ быть,— и въ самомъ дл думалъ, что фразы врод: ‘Онъ мучитъ государыню’ могутъ быть понятны, какъ намекъ на процессъ королевы Каролины (см. прим. къ ‘Виднію Суда’), на исключеніе ея имени изъ государственнаго молитвенника и пр. Если бы трагедія была поставлена въ то время на сцену, то партеръ и галлерея, безъ сомннія, своими рукоплесканіями выразили бы общественное неудовольствіе этимъ процессомъ. Надо еще прибавить, что въ 1821 г. существовалъ только одинъ ‘павильонъ’ — и вовсе не на берегу Евфрата, а въ Брайтон. Байронъ иногда не прочь былъ ‘схитрить’ съ читателями двусмысленною игрою словъ. (Кольриджъ).

Стр. 297. Іонянка возлюбленная, Мирра.

‘Названіе іонянъ было наиболе понятнымъ и употребительнымъ, такъ какъ оно обнимало и ахейцевъ, и беотянъ, которые, вмст съ іонянами, составляли почти весь греческій народъ, на Восток грековъ всегда называли іонянами’. Митфордъ, Греція’. (Прим. Байрона).

‘Главною прелестью и животворнымъ ангеломъ пьесы является Мирра, гречанка, рабыня Сарданапала. Это прекрасное, героическое, преданное и эирное существо любитъ великодушнаго и ослпленнаго царя, въ то же время стыдясь своей любви къ варвару, и пользуется всмъ своимъ вліяніемъ для того, чтобы его облагородить, украситъ его существованіе и заставить его бороться и искать выхода изъ своего ужаснаго положенія. Ея любовь идетъ отъ сердца, а героизмъ — отъ привязанности къ царю. Если въ ея рчахъ слышится иногда слишкомъ рабская покорность, несовмстимая съ возвышенною смлостью ея характера, то именно подобныхъ рчей и можно было ожидать отъ греческой рабыни, милой іонійской двушки, въ душ которой любовь къ свобод и презрніе къ смерти умряются сознаніемъ того, что она считаетъ унизительною для себя страстью, а также и сознаніемъ своего зависимаго положенія’ (Джеффри).

‘Мирра, это — Салеменъ въ женскомъ образ: въ ней врность храбраго солдата царскому роду замняется личною привязанностью къ Сарданапалу. Энергія ея стованій на судьбу, ея высокія дарованія, мужество и гордость гречанки уступаютъ мсто покорной и привлекательной нжности вслдствіе постояннаго тягостнаго сознанія своего унизительнаго положенія — рабыня въ царскомъ гарем, а еще боле — вслдствіе того, что предметъ ея любви представляется ей несравненно боле высокимъ. Ея характеръ изображенъ въ высшей степени естественно, и не много найдется въ литератур образовъ боле трогательныхъ и привлекательныхъ’. (Гиберъ).

Стр 300. Дн-три его колонны…

‘Страбонъ нсколько сомнвается въ существованіи этихъ колоннъ, полагая. что это были, вроятно, островки или ‘столпообразныя’ скалы. По Плутарху, Александръ воздвигъ на берегахъ Ганга большіе алтари, къ которымъ собирались туземные цари для приношенія жертвъ ‘по греческому обряду’. Отсюда, можетъ быть, и произошла легенда о колоннахъ, воздвигнутыхъ Діонисомъ’. (Прим. Байрона).

Стр. 301. Что оскорбилъ царицу я…

‘Удивительно, что во многихъ мстахъ этой пьесы Байронъ, какъ будто, иметъ въ виду проступокъ христіанина, у котораго только одна жена, а во восточнаго монарха, подобнаго Сарданапалу, который имлъ триста женъ я семьсотъ любовницъ’. (Гоггъ).

Стр. 302.

шь, пей, люби — все прочее не стоитъ

Щелчка.

‘Въ эту экспедицію онъ {Александръ Македонскій.} взялъ съ собой только небольшой избранный отрядъ гвардіи, но за то — вс легковооруженныя войска. Въ первый же день похода онъ дошелъ до Анхіала, города, основаннаго, какъ говорятъ, ассирійскимъ царемъ Сарданапаломъ. Обширныя и внушительныя укрпленія этого города даже и во времена Арріана отднчались тою величественностью, которая особенно нравилась ассиріянамъ въ этого рода сооруженіяхъ. Тамъ былъ найденъ памятникъ, изображавшій Capданапала, съ надписью ассирійскими письменами и, конечно, на древне-ассирійскомъ язык, которую греки,— хорошо или худо,— перевели слдующимъ образомъ (слдуетъ надпись). Предполагая, что этотъ переводъ приблизительно вренъ (такъ какъ и Арріанъ говоритъ, что онъ былъ не вполн точенъ), можно, однако же, высказать мнніе, что цлью подобной надписи было не прославленіе необузданнаго самоуслажденія, а скоре — призывъ къ спокойной гражданской жизни, обращенный къ народу, слишкомъ склонному къ мятежамъ Иначе непонятно, съ какою цлью ассирійскій царь могъ основать такіе города въ мстности, столь отдаленной отъ его столицы и отдленной отъ нея песчаными пустынями и высокими горами, а еще боле непонятно, какимъ образомъ жители этихъ городовъ могли предаваться тмъ необузданнымъ наслажденіямъ, какія, будто бы, рекомендовалъ имъ ихъ повелитель. Заслуживаетъ вниманія также то обстоятельство, что на южномъ побережь Малой Азіи развалины городовъ, упоминаемыхъ въ исторіи, до сихъ поръ привлекаютъ путешественника своимъ величіемъ и красотою посреди того печальнаго опустошенія, которое, подъ властью варварскаго правительства, въ теченіе многихъ вковъ распространялось все дальше и дальше въ прекраснйшихъ областяхъ земного шара. Вдь вс эти города должны были находиться въ самомъ цвтущемъ состояніи — благодаря благопріятнымъ условіямъ природы и климата, а можетъ быть, еще больше,— благодаря цвтущему положенію торговли. Отсюда можно заключить, что Сарданапалъ руководствовался боле возвышенными цлями, нежели т, какія ему обыкновенно приписываются. Но такъ какъ этотъ царь былъ послднимъ представителемъ династіи, низвергнутой революціею, то поношеніе его памяти могло быть политическимъ пріемомъ его преемниковъ и ихъ сторонниковъ Несостоятельность преданій о Сарданапал поражаетъ въ разсказахъ о немъ Діодора Сицилійскаго’. Митфердъ, Греція’. (Прим. Байрона).

Исторія о памятник Сарданапала съ циническою надписью основана на разсказ Аристобула, служившаго при Александр Македовскомъ и оставившаго свои записи. Его цитируютъ Страбонъ и Атеней, говоря, что, до свидтельству Аристобула, невдалек отъ Анхіала найденъ былъ памятникъ съ изображеніемъ царя, у котораго пальцы правой руки были сложены какъ бы для щелчка, а надпись гласила: ‘шь, ней и веселись, все остальное не стоитъ даже вотъ этого’, т. е. щелчка. Кэнновъ Роулинсонъ высказываетъ предположеніе, что этотъ ‘памятникъ’ былъ въ дйствительности колонной, на которой изображенъ былъ царь Сеннахерибъ въ обычной монументальной поз, правая рука поднята надъ лвою и съ хвалебною надписью (которой толмачи Македонскаго царя не съумли перевести).

Стр. 302. Червякъ вотъ богъ!

Ср. ‘Гамлета’ д. IV, сц. 3 (изд. подъ ред. С. А. Венгерова, т. III, стр. 122): ‘А что касается състного — такъ этакій червячишка — единственный монархъ. Мы откармливаемъ животныхъ, чтобы откормить себя, а себя — для червей. Жирный король и тощій бднякъ — только различныя кушанья, два блюда съ одного стола. Этимъ все кончается’.

Стр. 304. Да черную неблагодарность кто жь

Не чувствуетъ?

‘Зимній втеръ иногда зле самой неблагодарности, говоритъ Шекспиръ. По крайней мр, я гораздо больше привыкъ встрчаться съ неблагодарностью, чмъ съ свернымъ втромъ, а потому и думаю, что изъ двухъ золъ втеръ — худшее. Я встртился съ тмъ и другимъ на протяженіи 24-хъ часовъ, такъ что могу судить правильно’ (Дневникъ, 19 января 1821 г.).

Стр. 308. Рчь твоя

Какъ музыка звучитъ, какъ хоръ трагедій…

‘Упоминаніе о ‘трагедіяхъ’, какъ ‘любимой забав’ грековъ, за двсти лтъ до перваго греческаго трагика есписа, конечно, анахронизмъ. Точно такъ же Мирра не могла, въ тотъ ранній періодъ греческой исторіи, говорить о національной ненависти грековъ къ царямъ и о томъ презрніи къ ‘варварамъ’, какое развилось въ Греціи только въ позднйшее время’. (Гиберъ).

Стр. 312 Иду слдить за милымъ.

‘У Байрона есть дв характерныя особенности, никогда не покидающія его въ самыхъ фантастическихъ его произведеніяхъ и введенныя имъ также и въ эту новую для него область классической трагедіи. Первая изъ этихъ особенностей состоитъ въ интенсивномъ чувств привлекательности женщины и въ умньи не только ярко изображать индивидуальныя фигуры, но, такъ сказать, пропитывать всю окружающую ихъ атмосферу духомъ красоты и любви. Он окружены какимъ-то розовымъ сіяніемъ, которое словно льется въ душу читателя. Другая изъ упомянутыхъ нами особенностей заключается въ сочувствіи поэта къ самымъ грандіознымъ явленіямъ матеріальнаго міра. Во всхъ его сочиненіяхъ едва ли можно найти описаніе отдльныхъ картинъ, безъ самыхъ возвышенныхъ обращеній къ величію неба и земли. Онъ ‘не поклоняется ничему, кром стихій’. Луна, звзды, океанъ, горныя выси, пустыни — все у него является одареннымъ ‘новою рчью, новымъ языкомъ’, и все посылаетъ нашей душ свой могучій голосъ. Онъ въ состояніи служить посредникомъ между нами и небомъ и заставлять васъ переживать вс чувства, возбуждаемыя вчнымъ одиночествомъ’. (Изъ статьи современнаго Байрону анонимнаго критика).

Стр. 322. Самменъ,

Иди за мной.

‘Второе дйствіе, по нашему мннію, неудачно. Заговорщики ведутъ между собою скучный разговоръ, прерываемый появленіемъ Салемена со стражею. За Салеменомъ слдуетъ царь, который отмняетъ вс его распоряженія, прощаетъ Арбака, не вря въ его виновность, и Белезиса, желая избавиться отъ ого длинныхъ разсужденій о національной религіи. Одинъ только этотъ эпизодъ и написанъ хорошо’. (Гиберъ).

Стр. 326. Да, выбора для насъ

Не можетъ быть.

Арбакъ — самый заурядный солдатъ, а Белезисъ, надъ изображеніемъ котораго, какъ мы подозрваемъ, Байронъ особенно потрудился, очень обыкновенный и неинтересный негодяй. Правда, и Сарданапалъ, и Салеменъ говорятъ объ этомъ подломъ халдейц, какъ о главномъ зачинщик заговора, какъ о политик, въ рукахъ котораго Арбакъ является только послушнымъ орудіемъ, и Діодоръ Сицилійскій также представляетъ его первымъ подстрекателемъ Арбака на измну и говоритъ, что онъ, пользуясь своимъ званіемъ жреца и предполагаемымъ умньемъ предсказывать будущее, старался воспламенять его честолюбіе, руководить его дйствіями, поддерживать въ немъ надежды и упрекать за его нершительность. Но ничего этого мы не видимъ въ трагедіи. Байронъ такъ постарался выразить свое собственное презрніе къ жрецу, что даже не оттнилъ того коварнаго и злого вліянія, какое было необходимо указать соотвтственно характеру отведенной ему роли. Вмсто того, чтобы явиться самостоятельнымъ, неутомимымъ и всегда готовымъ на смлыя и ршительныя мры, онъ съ самаго же начала отступаетъ отъ своего предпріятія и колеблетъ энергію Арбака перечисленіемъ тхъ дйствительныхъ или предполагаемыхъ препятствій, которыя могутъ помшать достиженію намченной цли. Вмсто того, чтобы пользоваться тмъ вліяніемъ на своего товарища, какое святоша обманщикъ можетъ имть и на людей гораздо боле доблестныхъ и великодушныхъ, чмъ Арбакъ, Белезисъ пускается въ предсказанія, къ которымъ его товарищъ относится далеко не доврчиво, Арбакъ въ своихъ религіозныхъ врованіяхъ является эпикурейцемъ еще въ большей степени, чмъ самъ Сарданапалъ. Мы ожидаемъ, что онъ съ надеждой и почтеніемъ взглянетъ на ту звзду, о которой халдейскій жрецъ говоритъ ему, что онъ подъ нею родился,— а онъ указываетъ на свой мечъ, какъ на единственную свою опору, и вмсто того, чтобы являться слпымъ орудіемъ въ рукахъ жреца, — относится къ нему совсмъ не уважительно. Хотя Белезисъ представленъ человкомъ набожнымъ и ревностнымъ поклонникомъ солнца, однако онъ нигд не высказываетъ, хотя бы притворно, того профессіональнаго негодованія, какое естественно должно бы вызывать въ немъ открытое пренебреженіе Сарданапала къ его богамъ, и во всей пьес мы не усматриваемъ никакихъ основаній, почему Арбакъ долженъ, противъ своей воли и убжденій, слдовать совтамъ такого человка, о которомъ онъ говоритъ съ неудовольствіемъ и отвращеніемъ, издваясь надъ его претензіями на вдохновеніе и святость’ (Гиберъ).

‘Второй актъ, заключающій въ себ подробности заговора Арбака, раскрытіе его бдительностью Салемена и слишкомъ необдуманное и поспшное прощеніе мятежниковъ царемъ,— въ цломъ тяжелъ и неинтересенъ’. (Джеффри).

Стр. 332.

Входитъ Паніа съ обнаженнымъ мечомъ.

‘Въ самомъ начал третьяго дйствія царскій пиръ прервавъ внезапной встью о заговор. Тогда сладострастный царь превращается въ героя и греческая кровь Мирры даетъ себя знать!’ (Джеффри).

Стр. 334. Дай зеркало мн.

‘Въ третьемъ дйствіи, когда Сарданапалъ приказываетъ принести зеркало, чтобы посмотрть на себя въ вооруженіи, не забудьте указать на мсто изъ Ювенала объ Оттон (подобный же типъ, и длалъ то же самое, Джиффордъ поможетъ вамъ отыскать эту цитату). Эта черта, можетъ быть, слишкомъ фамильярна, но она врна исторически (по крайней мр — относительно Оттона) и вполн естественна для изнженнаго сластолюбца’. (Письмо къ Муррею 30 мая 1821). Цитата изъ Ювенала, однако, не была приведена вы въ первомъ изданіи трагедіи, ни въ слдующихъ, и появилась только въ примчаніяхъ 1832 г. Байронъ имлъ въ виду слдующее мсто изъ 2-й сатиры: ‘А тотъ держитъ зеркало,— предметъ похвальбы распутнаго Оттона, въ которое онъ глядлся вооруженнымъ, уже отдавъ приказаніе выносить знамена. Вотъ предметъ, достойный упоминанія въ новыхъ лтописяхъ и въ исторіи недавняго времени,— зеркало въ числ доспховъ междоусобной войны!’

Стр. 339. Я здсь, мой братъ!

‘Сраженіе съ мятежниками, если мы не станемъ придираться къ нелпости одного изъ его эпизодовъ, въ которомъ войска нападаютъ другъ на друга въ пиршественной зал, представлено чрезвычайно хорошо, и Сардананалъ выказываетъ здсь ту своеобразную смсь изнженности и мужества, легкомыслія и даровитости, которою отличается его характеръ’. (Гиберъ).

‘Царь своимъ личнымъ мужествомъ ршаетъ судьбу сраженія и со всей своей свитой возвращается во дворецъ. Слдующая за этимъ сцена написана мастерски и чрезвычайно характерна’. (Джеффри).

Стр. 343. Дйствіе четвертое.

‘Четвертое дйствіе открывается монологомъ Мирры, охраняющей сонъ Сарданапала. Царь просыпается и разсказываетъ свое ужасное сновидніе, которое намъ не очень понравилось, за исключеніемъ той части, гд описывается воинственная прародительница Сарданапала, Семирамида, также бывшая въ числ участниковъ приснившагося царю пира привидній. Мирра (что вполн согласно съ правами ея времени и народа и съ ея собственнымъ, хотя и возвышеннымъ, но все-таки женскимъ умомъ) представлена набожною почитательницею своихъ родныхъ боговъ. Она съ достоинствомъ возмущается и нечестивою лестью ассирійскихъ придворныхъ, и вольнодумными выходками царя. Приготовляясь къ смерти, она не забываетъ совершить возліяніе, которое было всегда послднимъ и самымъ торжественнымъ актомъ греческой набожности, кром того, она вполн опредленно выражаетъ свою вру въ загробную жизнь. Но та же самая Мирра, видя, что Сарданапалъ встревоженъ зловщимъ сномъ, который, можетъ быть, пророчитъ ему смерть, старается утшать его въ дух его собственной эпикурейской философіи, говоря, что смерть въ сущности ничего не значитъ, и что все, остающееся отъ умершихъ,— только ‘прахъ, что топчемъ мы ногами’. Мы не желаемъ спрашивать и не станемъ высказывать догадокъ о томъ, чьи мысли выражаются въ этихъ словахъ,— но, конечно, такія мысли не могли придти въ голову древнегреческой женщин. Не такимъ чувствамъ должна была научиться Мирра отъ героевъ своей родины и изъ тхъ поэтическихъ произведеній, откуда эти герои почерпали свой героизмъ, презрніе къ смерти и ‘любовь къ доблести’. Мирра скоре стала бы разсказывать своему возлюбленному о тхъ ‘островахъ блаженныхъ’, гд добрые и храбрые люди обртаютъ успокоеніе отъ всхъ трудовъ и опасностей своей земной жизни,— объ этомъ почтенномъ сонм усопшихъ воителей и мудрецовъ, къ которому могъ бы присоединиться и онъ, если бы отказался отъ своего бездйствія и сталъ жить для своего народа и для славы, она стала бы говорить ему о той радости, съ какою его воинственные предки, посреди своихъ цвтущихъ полей, встртили бы извстіе о подвигахъ своего потомка, ея рчи были бы подобны тмъ позднйшимъ греческимъ пснямъ, въ которыхъ говорилось, что ‘не умеръ Гармодій’, хотя и ушелъ изъ смертнаго міра,— говорилось о тхъ садахъ, наполненныхъ розами и золотыми плодами, гд тни усопшихъ воителей, при свт заходящаго солнца, управляютъ своими прозрачными колесницами или звенятъ своими арфами посреди благоухающихъ алтарей… Таковы были т ученія, которыя естественно если людей къ пренебреженію жизнью и къ жажд славы, сомннія же возникли только въ боле позднія времена,— въ эпоху тхъ софистовъ, подъ вліяніемъ которыхъ Греція скоро утратила свою былую свободу, мужество и доблесть’… (Гиберъ).

Стр. 348. Готова и галера,

Чтобъ за Евфратъ ихъ переправить.

‘Совершенно непонятно, почему Байронъ, въ другихъ отношеніяхъ вовсе не безусловно довряющійся Діодору Сицилійскому, повторяетъ вслдъ за нимъ явную географическую ошибку, помщая Ниневію на Евфрат вмсто Тигра, вопреки но только установившемуся на Восток общему мннію, во и вполн опредленнымъ показаніямъ Геродота, Плинія и Птолемея’. (Гиберъ).

Стр. 348.

Имя супруги Сарданапала — Зарина — есть, собственно, нарицательное: ‘царина’, т. е. царица.

‘Байронъ, вроятно, часто воображалъ себ возможность неожиданной встрчи съ своей женой. Въ извстномъ настроеніи духа онъ даже писалъ къ ней письма, которыя, впрочемъ или вовсе не посылались, или никогда не доходили до нея. Сцена Сарданапала съ Зариной отражаетъ въ себ чувства, высказанныя въ одномъ изъ этихъ писемъ’. (Кольриджъ).

Стр. 351. Хорошая, несчастная Зарина!

‘Въ сознаніи Миррою своего унизительнаго положенія въ царскомъ гарем, въ гнв Салемена на Сарданапала за нарушеніе послднимъ супружеской врности и, наконецъ, въ сожалніи послдняго о своихъ поступкахъ, поэтъ, кажется, значительно отступилъ отъ нравовъ изображаемой имъ эпохи. Какъ ни мало извстна вамъ домашняя жизнь ассиріянъ, но, судя по нравамъ современныхъ восточныхъ народовъ и вообще — по обычаямъ, господствовавшимъ на Восток во вс времена, мы все-таки имемъ основаніе заключать, что многоженство не считалось само по себ предосудительнымъ и не могло служитъ для главной жены поводомъ къ жалобамъ на мужа. Даже и въ Греціи, въ ту эпоху, къ которой относится Мирра, положеніе плнницы, находящейся въ полномъ распоряженіи своего властелина, считалось несчастіемъ, но не заключало въ себ ничего позорнаго. Но кто изъ критиковъ ршится осуждать поэта за такую непослдовательность, если она дала поводъ къ прекрасному поэтическому выраженію прекрасныхъ чувствъ?’ (Гиберъ).

Стр. 353. Салеменъ уноситъ Зарину.

‘Критики ‘Эдинбургскаго Обозрнія’, ни знаю почему, нашли эту сцену ‘излишней’, ‘неестественной’ и ‘скучной’. Я долженъ откровенно сознаться, что читалъ ее съ волненіемъ. Здсь Сарданапалъ изображенъ съ большимъ поэтическимъ искусствомъ и вполн правдиво, какъ человкъ, который при всемъ состраданіи къ Зарин, думаетъ больше всего о самомъ себ и о своемъ собственномъ гор и сейчасъ же стремится высказать Мирр т тягостныя чувства, какія самъ же онъ выявилъ въ себ своими упреками’. (Гиберъ).

Стр. 366. Друзья мои, повыше возводите…

‘Тогда царь повеллъ сложить во двор дворца высокій костеръ, и взошелъ на него вмст со всмъ своимъ золотомъ, серебромъ и царскими одяніями, а затмъ, заключивъ внутри костра своихъ евнуховъ и наложницъ, приказалъ поджечь его, и сжегъ себя вмст со всми ними’. (Діодоръ Сицилійскій).

‘На погребальномъ костр онъ построилъ изъ дерева палату въ сто локтей длиною, гд были поставлены ложа, на которыхъ онъ и возлегъ со своею женою и наложницами. Кровля этой палаты была сдлана изъ широкихъ и толстыхъ брусьевъ, а стны изъ множества толстыхъ досокъ, такъ что выбраться изъ нея не было никакой возможности…

И онъ повеллъ рабамъ поджечь костеръ, и костеръ горлъ пятнадцать дней. Видвшіе дымъ удивлялись и думали, что царь совершаетъ большое жертвоприношеніе, такъ какъ одни только евнухи знали о томъ, что на самомъ дл совершается. Такимъ образомъ Сарданапалъ, проведшій всю свою жизнь въ крайней изнженности, умеръ такъ мужественно, насколько это возможно (Атеней).

Послдній царь ассирійскій, Саракъ, когда на него напалъ Кіаксаръ вмст съ предателемъ полководцемъ Набополассаромъ, ‘не будучи въ состояніи имъ сопротивляться, принялъ отчаянное ршеніе и, когда ему не осталось уже никакой надежды, сжегъ себя въ своемъ дворц’. Такой же способъ самоубійства избравъ былъ и Израильскимъ царемъ Замиріемъ (Зимри, который егда увид, яко предвзятъ бысть градъ его, и вниде во внутренній домъ царскій, и зажже надъ собою домъ царевъ огнемъ, и умре (III кв. Царствъ, гл. XVI, ст. 18). Такъ же поступилъ и персидскій правитель Богесъ, который сжегъ себя, съ женой и дтьми въ Энон (Геродотъ, VII, 107)’. (Прим. Байрона).

‘Въ Сарданапал лорду Байрону посчастливилось гораздо больше, чмъ въ ‘Марино Фальеро’, тмъ боле, что и сюжетъ, имъ выбранный, чрезвычайно удобенъ не только для трагедіи вообще, во и для того особаго вида трагедіи, который нашъ поэтъ старается ввести въ литературу. Исторія послдняго ассирійскаго владыки, съ одной стороны, достаточно извстна для того, чтобы возбуждать интересъ, вообще вызываемый славными именами и историческими воспоминаніями, а съ другой стороны — настолько отдаленна и темна, что допускаетъ всякія измненія въ изображеніи событій и характеровъ, какія поэтъ признаетъ нужнымъ сдлать. Все, что мы знаемъ о Нивеніи и ея государяхъ, величественно, туманно и таинственно. Мы читаемъ объ обширномъ и цивилизованномъ царств, возникшемъ въ эпоху, непосредственно слдовавшую за всемірнымъ потопомъ, и существовавшемъ во всей своей сил и могуществ въ такую пору, когда берега Греціи и Италіи не были еще населены никмъ, кром бродячихъ дикарей. Мы читаемъ объ имперіи, власть которой простиралась отъ Самарканда до Трои и отъ горъ Іудеи до Кавказа, объ имперіи, которою въ теченіе тринадцати вковъ правила династія въ тридцать поколній, и которая рушилась въ невроятно краткій промежутокъ времени не столько вслдствіе возстанія двухъ провинцій, сколько вслдствіе гнва небеснаго и предсказаннаго ей яростнаго возмущенія стихій. Вліяніе, повидимому, оказанное какъ завоеваніями, такъ и бдствіями Ассиріи на судьбу народа, который, по причинамъ религіознаго характера, интересуетъ васъ боле всхъ прочихъ народовъ древняго міра, окружаетъ ореоломъ какого-то священнаго величія вс подвиги и злодянія потомковъ Немирода, внушая вамъ какое-то особое уваженіе къ этимъ страницамъ исторіи. и въ то же время все, что мы знаемъ, такъ кратко, неопредленно и разрозненны, что мы можемъ быть почти совершенно свободными отъ тхъ предвзятыхъ понятій объ изображаемыхъ лицахъ и событіяхъ, которыя въ классическихъ драмахъ, при строгой врности исторіи, значительно ослабляютъ интересъ читателя, а при несоблюденіи этой врности оскорбляютъ его предразсудки. Здсь данъ величественный общій контуръ,— но одинъ лишь контуръ, который поэтъ властенъ наполнить, чмъ ему будетъ угодно, и лордъ Байронъ, изображая, въ угоду излюбленнымъ своимъ единствамъ, паденіе Ассирійской монархіи дломъ одной только ночи, между тмъ какъ въ дйствительности оно было слдствіемъ многолтней войны, въ сущности не противорчитъ нашимъ историческимъ свдніямъ и не совершаетъ ничего особенно невроятнаго. Хотя развитіе характера Сарданапала иметъ въ общемъ план драмы лишь второстепенное значеніе и хотя соблюденіе единствъ вынуждало поэта ограничиваться несравненно боле тсными предлами, чмъ т, какіе могли бы быть допущены при другихъ условіяхъ, тмъ не мене характеръ этотъ изображенъ превосходно, среди портретовъ, нарисованныхъ рукою этого великаго мастера, едва ли найдется другой, который могъ бы послужить лучшимъ образцомъ его таланта, силы воображенія, тонкости и энергіи рисунка, богатства и гармоническаго сочетанія красокъ. Правда, въ изображеніи этого послдняго и самаго несчастнаго потомка династіи Бела поэтъ но имлъ передъ собою неблагопріятныхъ источниковъ — даже и въ немногочисленныхъ намекахъ древнихъ историковъ. Справедливо или нтъ, торжествующіе враги Capданапала обвиняли его въ самыхъ возмутительныхъ порокахъ и въ такой изнженности, которой нельзя было бы ожидать даже и отъ самыхъ послднихъ подонковъ азіатскаго деспотизма, но въ то же время мы видимъ, что Сарданапалъ съ приближеніемъ опасности предводительствуетъ своими войсками съ мужествомъ, искусствомъ и по крайней мр, въ начал — съ успховъ не мене того, какой выпадалъ на долю наиболе воинственныхъ его предковъ. Мы видимъ, что ему до конца остаются врными его преданные слуги, ближайшіе родственники и немалое количество наиболе храбрыхъ его подданныхъ. Мы видимъ, что онъ заботится о безопасности своей жены, дтей, своей столицы — со всмъ спокойствіемъ и предусмотрительностью опытнаго полководца. Наконецъ, мы видимъ его побжденнымъ — не людьми, а Небомъ и стихіями, и идущимъ на добровольную смерть съ такимъ мужествомъ и жестокостью, которыя мало согласуются съ нашими обычными представленіями о человк слабохарактерномъ и крайне развращенномъ. И даже странная легенда, разсказываемая на разные лады и безъ подробныхъ объясненій непонятная, которая изображаетъ его основывающимъ (или, можетъ быть, только укрпляющимъ?) въ одинъ день цлыхъ два города и затмъ унижающимъ себя циническимъ памятникомъ и надписью, повидимому, указываетъ на соединеніе энергіи съ безумными причудами, весьма возможное при безграничномъ произвол деспотической власти, и, можетъ быть, заставляетъ насъ объяснять его паденіе не столько его слабостью, сколько слишкомъ откровеннымъ и оскорбительнымъ презрніемъ его къ человческимъ предразсудковъ. Такой характеры соединяющій въ себ черты энергіи, сластолюбія и мизантропіи, безъ сомннія, представляетъ немалыя выгоды для поэтическаго изображенія, притомъ, онъ принадлежитъ къ числу такихъ характеровъ, которые лордъ Байронъ всегда изображалъ съ особенной любовью и наиболе удачно’ (Гиберъ).

‘Я припоминаю, что Байронъ говорилъ мн, что онъ думалъ объ исторіи Сарданапала еще за семь лтъ передъ тмъ, какъ написалъ свою трагедію’ (Трилони).

Читайте также: