СЪ МЫСА ДОБРОЙ НАДЕЖДЫ
СЪ МЫСА ДОБРОЙ НАДЕЖДЫ
А. ВЫШЕСЛАВЦЕВЪ.
‘Русскій Встникъ’, No 11, 1858
С мыса Доброй Надежды, Вышеславцев Алексей Владимирович, Год: 1858
Время на прочтение: 49 минут(ы)
Вотъ я и на мыс Доброй Надежды. Далеко, далеко отъ васъ!.. Смотрю на карту, и то кажется далеко! міръ совсмъ другой, какъ будто я перехалъ жить на луну. Слышу о львахъ, слонахъ и тиграхъ, а нашихъ страшныхъ зврей, волковъ и медвдей, и впомин нтъ, вижу черныхъ, коричневыхъ и разныхъ цвтныхъ людей, въ лавкахъ страусовыя, перья и разныя невиданныя вещи, палку купилъ изъ шкуры носорога. Смотрю на сверъ,— тамъ солнце, что составляетъ предметъ какого-то недоврчиваго удивленія для нашихъ молодыхъ матросовъ, въ ма здсь начинается зима, въ декабр — лто… Несмотря на все это, я провожу здсь время очень пріятно. Недлю прожилъ въ Каптоун, лазилъ на Столовую Гору, постилъ плннаго кафрскаго предводителя, который поцловалъ у меня руку. Гуляю почти цлый день, то собираю раковины по морскому берегу, то взбираюсь на горы, рисую, вспоминаю васъ и все наше, мечтаю,— чуть стиховъ не пишу… Только прозой писать не хочется, должно быть здшній климатъ располагаетъ къ другой дятельности,— неписьменной. Но длать нечего, для васъ это не отговорка. Надо писать, увряютъ, что посл самому будетъ пріятно. Однако предисловіе необходимо, такъ какъ уговоръ, говорятъ, лучше денегъ. Состояніе путешествующаго вообще можно назвать болзненнымъ, по крайней мр не нормальнымъ состояніемъ, а путешествующій моремъ, на военномъ пароход, не зависящій отъ себя, въ особенности можетъ разчитывать на права больнаго, то-есть позволять себ всевозможныя отступленія, ссылки, капризы, выдавать наскоро собранныя наблюденія и замтки за факты, собирать свднія по сплетнямъ и пр. и пр.
Войдите въ его положеніе: три, четыре, пять недль въ мор, наконецъ брошенъ якорь, и вс спшатъ на берегъ: увидть, узнать, сравнить. Иногда какое-нибудь явленіе поглощаетъ все ваше вниманіе, но вы торопитесь пройдти мимо, чтобъ успть увидть другое, можетъ-быть, еще боле важное. А въ это время торопятъ отходомъ и собиратель свдній и впечатлній часто узжаетъ, совершенно сбитый съ толку.
Буду разказывать вамъ о томъ, что видлъ и слышалъ, но вы можете уличать меня въ покраж: иногда я буду приводить чужія мннія и чужія наблюденія, на это я имю полное право. Думаю не безъ основанія, что и вс туристы пользуются этимъ правомъ, хотя умалчиваютъ объ этомъ.
Въ конц ноября, посл прощальнаго бала, даннаго нами, моряками, оставили мы Шербургъ. Я начинаю мое письмо съ Шербурга, потому что до него дохали мы совершенно благополучно и говорить о дорог отъ Кронштадта до Шербурга совершенно нечего. Описывать свои ощущенія и чувства при отплытіи отъ ‘родимыхъ береговъ’ въ путь кругомъ свта, кажется, лишнее, эти ощущенія и чувствованія берегутся для себя, тмъ боле, что они никому другому и не нужны. На Балтійскомъ мор и его берегахъ, я видлъ, правда, много любопытнаго, между прочимъ, въ Копенгаген, музей Торвальдсена, но такъ какъ въ Копенгагенъ легко всякому създить, то я ничего во скажу вамъ и о знаменитомъ музе. Изъ Шербурга мы вступили прямо въ океанъ.
Океанъ принялъ васъ недружелюбно и оттрепалъ одинъ корветъ такъ, что онъ долженъ былъ зайдти въ Брестъ для починокъ, подъ конвоемъ другаго корвета. Мы поплатились однимъ вельботомъ, который у насъ разбило. Отдлившись отъ эскадры, мы пошли было въ Кадиксъ, но противные втры оттерли насъ отъ испанскихъ береговъ, и въ одно прекрасное утро мы увидали себя втрое ближе къ острову Мадер, нежели къ Испаніи и съ попутнымъ втромъ поплыли къ Мадер. На 19-й день бросили якорь въ Фyнчан (главный портъ на Мадер). Здсь мы простояли шесть дней, я каждый день здилъ верхомъ по острову, гд въ первый разъ видлъ тропическую природу, по крайней мр близкую къ тропической: апельсинныя рощи съ своими золотыми плодами, широколиственные бананы, пальмы, драконники, кактусы, все зеленло и украшало и дикія ущелья и роскошные склоны горъ и блющія на нихъ дачи, церкви и монастыри. Спшу замтить, что знаменитый островъ Мадера, обязанный своею славою вину, скоро будетъ славенъ только по преданію: въ 1852 году здсь погибъ весь виноградъ, и на земляхъ, которыя онъ занималъ, заведены плантаціи сахарнаго тростника. Мадера, слдовательно, кончилась! Оставшаяся въ здшнихъ погребахъ, продается только по случаю, и потому вы въ Европ мадеры больше пить не будете, да вроятно никогда и не пили, потому что между настоящею мадерой и тою, которую продаютъ въ Петербург, даже въ двухъ, трехъ лучшихъ погребахъ, нтъ ничего общаго. Въ нашей мадер есть спиртъ и сами винопродавцы увряютъ, что онъ необходимъ для сохраненія вина, что будто безъ подбавки спирта и не вывозитъ вина съ острова Мадеры, Тянерифа и изъ Опорто, но все это ихъ собственное сочиненіе,— здсь не подбавляютъ спирта ни капли и вообще мадеры вывозимо было очень мало. Насъ угощали шестидесятилтнею мадерой, 1798 года, на пробк ея образовались кристаллы… можете вообразить, какъ она была хороша!
На Мадер мы были на балу, на двухъ обдахъ и сами задали обдъ, на которомъ пропли наши псельники, для здшнихъ дамъ, нсколько такихъ псень, которыхъ никогда не слыхали дамы русскія. Наша молодежь забавлялась своею шалостью, а ‘доньи’ были въ восхищеніи отъ русской мелодіи. Фруктами здсь можно объсться, апельсины, бананы, танжерины, гуавы,— превосходны, но выше всхъ — ‘анонъ’, зеленаго цвта плодъ, родъ фиги или апельсина, когда его разржешь, внутри находится блое сочное мясо, которое шь ложечкою, какъ превосходное мороженое, вс эти плоды земные запивали мы настоящею мадерою и мальвазіею {Мальвазія сладкая мадера.}. Въ город здятъ на волахъ и — на полозьяхъ, что городъ, то норовъ! Впрочемъ, для поздки за городъ всегда готовы отличныя лошади, съ проводниками, которые бгутъ за вами, куда бы вы ни похали. Я въ одинъ день изъздилъ 40 верстъ, по горамъ и ущельямъ, и мой проводникъ не только не отставалъ отъ меня, но иногда забгалъ впередъ, желая выиграть время и сократить себ дорогу.
Съ сожалніемъ оставили мы гостепріимный и роскошный островъ и на третій день пришли къ Тенерифу, гд стали на рейд въ Санъ-Круц. Этотъ островъ — далеко не Мадера, природа здсь дика и мрачна. За то городъ наполненъ Испанками, которыя, для охотниковъ, легко могутъ замнить и роскошную природу Мадеры и даже вино ея. Здсь настоящія, классическія Испанки, какими мы воображаемъ ихъ по романамъ, пснямъ и драмамъ, расхаживаютъ по улицамъ закутанныя въ черныя мантильи, съ дуэньями, играютъ съ своими верами, или смотрятъ въ форточки и съ балконовъ, блистая дйствительно чудными глазами, такъ что невольно приходитъ на память и Донъ-Жуанъ Пушкина и знаменитый романсъ
Скинь мантилью, ангелъ милый,
И явись какъ блый день! ..
Испанцы вс въ длинныхъ плащахъ (т. е. во фланелевыхъ одялахъ), на улицахъ дромадеры,— настоящій Востокъ! Вообще Арабы оставили много въ наслдіе Испанцамъ, начиная съ нравственныхъ и физическихъ качествъ, до мелкихъ обычаевъ, костюма, построекъ и пр.— несравненно больше, нежели у насъ Татары. Любопытно было бы прослдить, привести въ извстность и оцнить эти остатки и ихъ послдствія, какъ у нихъ, такъ и у насъ.
Въ город насъ пригласили въ маскарадъ, который былъ очень хорошъ, богатъ разнообразными костюмами и для насъ замчателенъ тмъ, что мы встртили тамъ такую красавицу, какой никто изъ насъ никогда не видывалъ, ее звали Изабелита… Къ счастію на другой день мы уплыли и забыли ее, увидавъ Тенерифскій пикъ, въ то время какъ мы уже далеко отошли отъ города и стали огибать островъ. Трудно найдти что нибудь величественне этой картины. Конусообразная вершина пика выходитъ изъ-за облаковъ, опоясывающихъ островъ и тамъ, въ вышин, видны долины и скалы и ущелья, какъ будто писанныя самыми нжными, прозрачными красками, и голубыя тни смягчены общимъ розовымъ тономъ. Смотря на эту громаду чувствуешь какое-то благоговніе, какъ будто вступилъ въ храмъ…
Разстояніе отъ Тенерифа до Санъ-Яго (остр. Зеленаго Мыса) мы прошли въ трое съ половиною сутокъ,— 1,600, верстъ, недурно! иногда проходили по 22 версты въ часъ. Что за удовольствіе мчаться на всхъ парусахъ, среди безконечнаго океана, оставляя за собою слдъ кипящихъ волнъ! На Санъ-Яго, въ Порто-Пра, насъ заперли, противъ всякаго ожиданія, въ карантинъ, гд мы встртили 1 корветъ и 2 клиппера нашей эскадры, которые, никуда не заходя, пришли прямо сюда и сильно скучали, въ то время какъ мы гуляли на Мадер и Тенериф. Въ Порто-Пра пришлось намъ встртить свой новый годъ. Къ намъ съхались ночью, тайкомъ, гости съ другихъ судовъ, и мы, назло карантину, задали пиръ горой, въ 12 часовъ, 1858-го года, пустили ракету и криками смутили спящій городъ, наконецъ, гостей, къ утру развезли и, снявшись съ якоря, раскланялись съ карантиномъ и городомъ.
Затмъ цлые двадцать три дня были въ мы мор, натерплись всего, какъ капитанъ Копйкинъ, и жаровъ, и штилей, и грозъ, и дождей, и въ то время какъ вы мерзли въ шубахъ, мы не знали куда дваться отъ жара.
18-го января праздновали переходъ черезъ экваторъ, всхъ васъ окрестили, то-есть облили водою, кто откупался, на того только брызгали, на другихъ же ведро выливалось все, съ головы.
25-го января увидали островъ Вознесенія, гд надо было простоять нсколько дней, запастись кое-чмъ вновь и освжиться.
Посл двадцатипяти дневнаго перехода, вс мы чувствовали усталость и какое-то разслабленіе, чему причиною была, конечно, духота въ воздухъ. Обливанія, единственный способъ купанья въ мор, при быстромъ ход корабля, помогаютъ мало, потому что въ вод столько же градусовъ сколько и въ воздух. Не думайте однако, чтобъ этотъ переходъ былъ вообще непріятенъ, однообразенъ, скученъ,— напротивъ! Сегодня ловимъ акулу и упускаемъ ее, не умя сладить съ безпокойнымъ звремъ, завтра становимся зрителями такой картины, увидавъ которую можно и умереть, потому что лучшаго ничего не увидишь. Вдругъ зажигается океанъ фосфорическимъ огнемъ, и мы плывемъ по огненнымъ волнамъ или какъ будто по растопленной мди. Но налетитъ тропическій шквалъ со всми его принадлежностями, оплошному гибель, но сердце радуется, видя какъ клиперъ начнетъ подбираться, будто живой, готовясь къ борьб и защит. Иногда, среди темной ночи, шквалъ разршается сильнымъ дождемъ, и каждая капля выскаетъ искры изъ взволнованной поверхности моря, оно кажется небомъ, подвижнымъ и клокочущимъ съ безчисленнымъ множествомъ колеблющихся звздъ. То разразится надъ нами гроза, и молнія разскаетъ полъ-неба, но громъ и дождь не освжаютъ воздуха, все та же духота. Иногда, въ сторон, поднимется, точно стая воробьевъ надъ вишнями, стая, летучихъ рыбъ, блестя на солнц лазоревыми и золотыми перьями, прокатится по неподвижной глади штилющаго моря молюскъ, какъ лодочка, съ сіяющимъ радужными цвтами парусомъ. Часто кружится надъ клиперомъ бурная птица фрегатъ, разская воздухъ остроконечными крыльями. Вотъ на горизонт, показались киты или проплыло цлое стадо дельфиновъ, и ихъ такое неисчислимое множество, что начало и конецъ стада теряются въ отдаленьи, они играютъ, выскакиваютъ изъ воды, брызгаютъ хвостами, подвигаясь куда-то впередъ, отъ этого громаднаго стада длается зыбь даже въ океан.
Ночью, отъ нечего-длать, проводишь цлые часы смотря на небо. Все новыя созвздія, и звзды какъ-то тепле сіяютъ. Видите, сколько разнообразія на мор!
Изъ Джорджъ-тоуна, на остров Вознесенія, предстоялъ намъ самый продолжительный переходъ, прямо до мыса Доброй Надежды, шли тридцать два дня безостановочно, соскучились крпко, и Симонсъ-тоунъ, городокъ на мыс, показался намъ удивительно пріятнымъ мстомъ. По мр приближенія нашего къ твердой земл, когда до нея оставалось еще очень далеко, чаще стали показываться суда, встрча ихъ — происшествіе въ мор, сначала, съ салинга, кто-нибудь увидитъ едва замтную точку, и нуженъ опытный глазъ, чтобъ узнать въ этой точк судно. Долго еще вы всматриваетесь, пока замтите, далеко-далеко, очертаніе парусовъ, часа черезъ три проплыветъ оно наконецъ передъ вами, и вы, узнавъ по флагу его націю и по вооруженію — рангъ и значеніе, невольно занимаетесь догадками: куда и откуда и зачмъ переплываетъ оно океанъ?.. Не то ли же у васъ въ уздномъ город? Вы, сидя подъ окномъ своего деревяннаго домика, тоже занимаетесь догадками: куда и зачмъ идетъ Иванъ Ивановичъ по той сторон площади, поросшей травой и бурьяномъ?
Еще чаще нежели суда стали попадаться Намъ весело было смотрть и на то, какъ они, блистая своимъ блымъ, короткимъ корпусомъ, разскаютъ воздухъ длинными черными крыльями, граціозно выгнутыми, какъ одно крыло тихо бороздитъ конечнымъ перомъ пнящуюся волну. Уставъ летать, альбатросъ садится на воду, и спокойно отдыхаетъ, то поднимаясь, то опускаясь вмст съ родною ему гульливою волною. Должно-быть альбатросы привыкли къ качк, какъ и мы: мы тогда не могли себ представить, что можно ходить по ровной плоскости и спать горизонтально.
Дней пять мы крейсеровали въ виду Мыса Доброй Надежды, противный втеръ и сильное волненіе никакъ не хотли пустить насъ въ Симонову губу (Simons-bay). Разъ были миляхъ въ семи отъ Капштадта. Столовая Гора и другія возвышенія показалась намъ сквозь прозрачный голубой туманъ, но къ ночи свжій втеръ съ свера угналъ насъ далеко на югъ. Развели пары, винтъ почти не дйствовалъ,— такъ сильно было волненіе. Наконецъ, 2 марта, при восход солнца, увидали мы берегъ, и вдругъ такъ близко, что можно было различить малйшія возвышенія и углубленія на твердой земл. Вскор однако берегъ этотъ пропалъ передъ нашими глазами,— это былъ миражъ! Настоящій же берегъ замтили мы часа въ два пополудни, въ вид неясныхъ, голубоватыхъ очерковъ, терявшихся въ облакахъ и туман. Втеръ на этотъ разъ былъ попутный, и мы пошли узловъ по осьми. Оконечность мыса и противоположный ему берегъ принимали все боле и боле ясную форму. Показался и камень, означенный на карт вправо отъ мыса.
Вечерло, небо заволакивалось облаками, сталъ дождь накрапывать, и туманъ вмст съ сумракомъ наступающей ночи окутывали непроницаемымъ покровомъ приближавшіеся къ намъ желанные берега. Или противное береговое теченіе, или прежнее, неуспокоившееся волненіе, разбивалось о напираемыя втромъ волны, и каждый ударъ производилъ миріады фосфоричесихъ искръ и брызгъ. Съ разведенными парами, прикрытые темнотою ночи, вползли мы тихо въ Фальшивую Губу (False-bay). Огонь маяка, на который мы должны были идти, терялся въ искрахъ фосфоризаціи, дождь не переставалъ, втеръ становился все свже и свже, наконецъ бросили якорь, на глубин 27-ми саженей и ждали разсвта.
Проснувшись на другой день, я увидлъ уже не море, вчное море, но скалистые склоны береговъ, песчаныя прибрежья, рядъ бленькихъ домиковъ, едва видимыхъ изъ-за темной сти мачтъ и снастей, стоявшихъ на рейд судовъ. Въ числ ихъ были наши: фрегатъ Аскольдъ, два клипера и корветъ Новикъ, вс они стояли со спущенными стеньгами и, казалось, давно поджидали насъ. Мы стали вновь на якорь, ближе всхъ къ берегу. Первый день былъ днемъ встрчъ, новостей, разказовъ,— однимъ яловомъ, самый живой день. Сейчасъ же передали намъ цлую пачку писемъ, и извстія о родныхъ и близкихъ съ большимъ удовольствіемъ задали мы сочнымъ, ароматическимъ виноградомъ, привезеннымъ на клиперъ какими то двумя коричневыми людьми съ красными платками на голов и въ пестрыхъ курткахъ. Ихъ маленькая лодка, державшаяся у лваго трапа, почти вся была завалена плодами.
Симонсъ-тоунъ стоитъ на берегу того же имени бухты, которая въ свою очередь составляетъ часть большой бухты, называемой Фальшивою (False bay). Симонова бухта очень удобна для стоянки кораблей, потому что закрыта со всхъ сторонъ. Въ город находится адмиралтейство и военный портъ, самъ городъ держится приходящими сюда военными судами, купцы же предпочитаютъ Столовую бухту, несмотря на то, что тамъ стоянка, особенно въ зимніе мсяцы, когда бываютъ частые NW втры, очень опасна, рдкій годъ проходитъ безъ того, чтобы тамъ не выбросило нсколько судовъ на берегъ. Симонсъ-тоунъ расположился у самаго берега, на косогор, пользуясь малйшею отлогостью, на которой можно было что-нибудь построить, въ иномъ мст домъ стоитъ прямо надъ другимъ домомъ, между ними красуется зелень, газоны, кусты въ естественномъ безпорядк, растутъ кактусы, кедры, алоэ, фиги, олеандры, акація, каждое по своему убирая ландшафтъ. Кое-гд видны миніатюрныя церкви, небольше нашихъ часовенъ, съ сіяющими на солнц шпицами. Стоящая надъ городомъ гора (кажется Blockhouse-pick) дика и пустынна, каменные острые выступы ея торчатъ изъ-за бдной зелени кустарниковъ, изрдка покрывающихъ ея неправильные склоны. Вс зданія города столпились у прибрежной дороги, но живая и пестрая линія ихъ, приближаясь къ морю, часто прерывается то уступомъ каменистаго берега, въ который ударяется морская волна, разсыпаясь брызгами, то чистенькимъ англійскимъ коттеджемъ, скрывшимся въ густыхъ кедрахъ и обгороженнымъ колючими кактусами и граціозно изогнутымъ алоэ, то наконецъ крпостью, построенною на выдавшемся мыс, недалеко отъ камня, называемаго Ноевымъ ковчегомъ, камень этотъ выходитъ со дна моря, образуя довольно правильный продолговатый параллеллограммъ, почему и получилъ такое почетное названіе. Вправ отъ крпости, на косогор, видно кладбище, окруженное блою стнкою, надгробныя плиты и памятники, большею частію изъ аспида, исчезаютъ въ густо-растущемъ между ними кустарник. На другомъ конц города находится домъ адмирала, обнесенный нсколькими кедрами, передъ нимъ флагштокъ, на которомъ поднимаютъ сигналы стоящимъ на рейд англійскимъ судамъ. За домомъ шоссейная застава, откуда выбгаетъ то маленькая двочка, то Англичанинъ въ одномъ жилет, взять съ прозжающаго неизбжные six pence.
На улицахъ попадаются всего чаще Малайцы, костюмъ которыхъ напоминаетъ Востокъ, голова повязана платкомъ, въ вид тюрбана, почти всегда краснымъ,— какъ будто дикари эти чувствуютъ, что красный цвтъ всхъ больше идетъ къ черной физіономіи! иногда, сверхъ тюрбана, надваютъ они конусообразную тростниковую шляпу, часто намоченную въ вод, ради прохлады. Подъ жилетомъ пестрый платокъ или шаль, ноги голыя или въ сандаліяхъ, а сандаліи состоятъ изъ деревянной подошвы съ металическимъ шпинькомъ на носк, этотъ шпинекъ пропускается между большимъ и вторымъ пальцемъ ноги и придерживаетъ такимъ образомъ эту нехитрую обувь. Весело смотрть на живыя и оригинальныя лица Малайцевъ, встрчающихся здсь на каждомъ шагу, на ихъ проворство, дятельность. Тамъ Малайцы ловятъ рыбу, живописными группами пестря на морскомъ берегу, или по колна въ вод, вытаскиваютъ на песокъ выкрашенную красною краскою лодку, иные, тутъ же чистятъ рыбу и складываютъ ее въ корзины. Здсь Малаецъ несетъ на плечахъ двухъ альбатросовъ съ перерзанными шеями, Малаецъ въ каждой лавк, у каждой калитки, коричневое лицо его, вмст съ лукавствомъ, выражаетъ и умъ. Малайцевъ здсь больше, нежели всхъ другихъ цвтныхъ пришлецовъ и туземцевъ. Они довольно образованы, занимаются всевозможными ремеслами и даже денежными оборотами, вс они Магометане, имютъ здсь мечети и мудлъ, въ Симонсъ тоун мечеть ихъ отличается отъ всхъ зданій своею красною крышею. Въ Капштадт, на склон Столовой горы, видлъ я ихъ кладбище, усаженное кипарисами, похожее на турецкія кладбища, хотя исламизмъ Малайцевъ не очень чистъ и строгъ, такъ, напримръ, во время похоронъ, Малаецъ приносить покойнику на могилу разныя кушанья, ставятъ ихъ въ нарочно для этого устроенномъ домик и зажигаетъ кругомъ блюдъ множество свчъ, при поминкахъ и въ большіе праздники повторяется то же самое. Эти дни, замчаютъ разсчетливые торгаши, очень выгодны для продавцовъ жизненныхъ припасовъ.
По переписи, бывшей въ 1852 г., въ Кааштадт и окрестностяхъ было слишкомъ 6400 Малайцевъ. Миссіонеры не успли обратить къ христіанству ни одного Маіайца. Языкъ ихъ благозвученъ, богатъ гласными и выговоромъ какъ будто походитъ на италіянскій. У Малайцевъ длинные гладкіе волосы и рдкая борода, небольшимъ клиномъ на подбородк, они отличные слуги и особенно — кучера, у насъ рдко можно встртить такое вниманіе къ лошадямъ. Между прочимъ, надобно замтить гадкую привычку ихъ класть нюхательный табакъ между деснами и щеками, на это изводятъ они страшное количество табаку и портятъ себ десны. Говорятъ, что и Малайки тоже сосутъ табакъ, но я этого не замтилъ, а было бы жаль, потому что он очень хороши собою.
На улицахъ города попадаются цвтные всхъ возможныхъ типовъ, начиная съ желтыхъ до совершенно черныхъ, но типы эти такъ перемшаны, или отличаются такими тонкими оттнками, что опредлить по цвту и чертамъ каждое племя нтъ никакой возможности и остается только называть ихъ общемъ именемъ черныхъ. Блый загорлъ отъ здшняго солнца, между тмъ какъ Мозамбикъ выцвлъ и сталъ очень похожъ на Кафра. Готентотскій типъ исчезаетъ и скоро, можетъ-быть, не найдется вводнаго представителя чистаго готентотскаго типа, съ крупными чертами лица, съ улыбкою, выказывающею блые зубы, и перечными головами {У большей части Готентотовъ волосы на голов ростутъ небольшими отдльными остроконечными прядями, похожими на перечные корешки, почему Европейцы и называютъ Готентотовъ перечными головами, у дтей Готентотовъ на голов образуется войлокъ вмсто волосъ.}.
На улицахъ также очень много собакъ, изъ которыхъ многія своими сухими головами, умными взглядами и граціозными движеніями обличаютъ англійское происхожденіе. Попадаются вывски съ надписями ‘Stables’, конюшни, гд можно найдти лошадей для прогулокъ за городъ, и около нихъ — непремнно Малайца, экипажей здсь нтъ, кром дилижанса изъ Капштадта и двухъ кабріолетовъ, всмъ знакомыхъ, которые тоже возятъ въ Капштадтъ. Часто однако увидишь огромную фуру, запряженную 7-ю, 8-ю и даже 9-ю парами воловъ, рога которыхъ удивятъ всякаго своею необыкновенною величиною. Волы съ такими рогами — остатки туземной породы, вообще же скотъ здсь голландскій, мшаный, а туземный замчательно красивъ: сухая голова, что-то дикое во взгляд, длинные рога, изогнутые широко въ об стороны съ наклономъ напередъ, короткая шея, на твердомъ мускул которой мелкими складками виситъ тонкая, покрытая нжною шерстью кожа, шерсть самая красивая, пестрая. Запряженная восемью парами пестрыхъ длиннорогихъ быковъ, фура, двигающаяся по песчаной дорог, подъ сводомъ густыхъ кедровъ и дубовъ, составляетъ одну изъ самыхъ характеристическихъ картинъ этого живописнаго мыса.
Въ город есть и гостиница, въ которой если и можно достать что нибудь пость, то съ большимъ трудомъ и при большомъ терпніи. Флегматическій старикъ — хозяинъ безтолковъ, глухъ и немъ, а хозяйка, высокая мистрисъ, неподвижна, и почему-то очень надменна, бутылку элю или кусокъ ветчины подаетъ будто подноситъ какую-нибудь награду. Съ подобными условіями тяжело мирится раоходившійся аппетитъ русскаго желудка. Мы съхали къ первый разъ на берегъ посл обда и опросили себ ростбифу, потому что не ли свжаго мяса цлый мсяцъ. Посл часа терпнія, принесли намъ наконецъ, подъ жестянымъ колпакомъ, нсколько кусковъ подогртаго мяса, за которое мы принялись съ большимъ удовольствіемъ. Клиперъ нашъ цлый день осаждали коричневые и черные гости, кто въ остроконечной соломенной шип, кто вовсе безъ шапки, съ натуральнымъ войлокомъ на голов, прикрывавшемъ голову лучше всякой шляпы. Матросы ваши скоро освоились съ ними, кто покупалъ виноградъ, кто арбузъ, кто рыбу. Солдатъ нашъ, какъ извстно, говоритъ на вскъ языкахъ, по крайней мр нимало не затрудняется говорить съ Французомъ, Англичаниномъ, Малайцемъ, Готентотомъ. Любопытно слышать и видть разговоръ матроса съ Малайцемъ поруоски, онъ хотя и дополняетъ слова самыми выразительными жестами и движеніями, но говоритъ бойко и много, какъ будто Малаецъ совершенно понимаетъ его. И выдетъ точно, что они другъ друга какъ-то поняли!
На другой день въ 6-ть часовъ утра мы съхали на берегъ, торопясь въ дилижансъ, отправляющійся въ Капштадтъ. Солнце только что начинало всходить, утренній свтъ появился на вершинахъ отдаленной цпи горъ, заслоняющій съ свера Фальшивую Губу, потомъ длинныя тни домовъ легли по косогору, почти никого не было на улицахъ, только фура, съ безконечною упряжью воловъ, складывала корни и втви деревъ, вроятно для топлива, волы стояли и лежали, протянувъ меланхолически свои головы съ громадными рогами, на округлостяхъ которыхъ начинало играть солнце. Изъ воротъ дома, на вывск котораго написано было ‘Stables’, выкатили два Малайца двухколесный шарабанъ съ тремя узкими лавками и съ верхомъ, который былъ обтянутъ некрашенымъ колетомъ. Затмъ, эти же Малайцы выведя двухъ сильныхъ лошадей, уже совсмъ въ сбру, и стали медленно и внимательно впрягать ихъ въ экипажъ, потомъ впряжена была впереди другая пара, боле легкихъ и красивыхъ лошадей, и мы сли. Кучеръ Англичанинъ, уже успвшій напиться до нкотораго градуса, вооружился длиннымъ бичемъ, разобралъ вожжи и шагомъ похали по городу. Насъ на каждомъ шагу останавливали или пассажиры, влзавшіе къ намъ съ своими саками, или люди, передававшіе письма и посылки, для доставленія ихъ по адресу. Въ шарабанъ набралось наконецъ девять человкъ, хотя на первый взглядъ намъ показалось, что тамъ едва ли было мста на четырехъ. Длать было нечего, и притомъ терпніе — великая добродтель. Когда наконецъ кучеръ нашъ убдился, что и ‘городничему’ негд было бы помститься, онъ ударилъ бичомъ, и мы понеслись по берегу моря.
Дорога огибала послдовательно одинъ за другимъ четыре мыса, выступавшіе въ море и образовавшіе небольшія бухты съ песчаными отмелями, о которыя разбивались морскія волны. Шарабанъ мчался у самаго прибоя, волны оставляли пну и послднія брызги у нашихъ колесъ, дорога шла прекрасная, ровная какъ шоссе, лошади звучно стучали копытами о твердый и сырой песокъ, на которомъ какъ зми, чернли и вились длинные стволы морской травы. Изрдка попадались у берега домики, чистенькіе, бленькіе, при нихъ огороды, подпертые китовыми ребрами. Низкорослый кустарникъ обхватывалъ густою стью камни, выдававшіеся у дороги, сцплялся съ вьющимися растеніями, образуя живописные фестоны и группы зелени. Склоны горъ, обращенные къ прибою моря, рисовались песчаными площадями, обнесенными густою, но блдною зеленью. Когда мы обогнули послдній мысъ, оставивъ за собою небольшую деревеньку, съ церковію и гостиницею, глазамъ нашимъ явилась обширная равнина, ограниченная справа кряжемъ горъ, рисовавшимся на горизонт, голубымъ и фіолетовымъ цвтами, въ сторон виденъ былъ синій заливъ, разстилавшійся между песчаными отмелями, которыя длинными бловатыми полосами врзывались въ луга и долины, зелнвшіе, синвшіе и наконецъ совершенно исчезавшіе въ прозрачномъ туман. Слва горы нсколько отодвинулись и, громоздя скалы за скалы, оканчивались однимъ бокомъ Столовой горы и южнымъ склономъ ‘Чортова пика’. По пространству долины бллись фермы, зеленли сады, рощи и лса, разбросанные по равнин, по уступамъ горъ и въ тни ущелій, по сторонамъ дороги росъ частый кустарникъ и, мстами, изъ-за густой его массы, блестло, гладкое, какъ зеркало, озеро, отражавшее въ своихъ водахъ стадо пестрыхъ, длиннорогихъ быковъ, которое столпилась на берегу. Кое-гд густая зелень разросшагося лса подступала подъ темную массу скалъ, миловидно рисуясь на ихъ мрачномъ фон.
У одной изъ фермъ мы остановились перемнить лошадей, выпряженныхъ пустили сейчасъ на лугъ, привязавъ поводья къ передней ног {Здшній способъ путъ.}. У другаго домика, называвшагося трактиромъ, остановились, чтобы напиться кофе и нашли здсь нсколько чистыхъ комнатъ, по стнамъ литографіи и гравюры, изображавшія скачки и другія лошадиныя сцены. Цлый шкафъ наполненъ былъ чучелами птицъ и маленькихъ зврковъ, около нихъ, подъ стеклами, красовалась хорошая коллекція бабочекъ и наскомыхъ, на стол лежали необыкновенной величины бычачьи рога, отполированные съ большимъ искусствомъ. Я вспомнилъ наши губернскія и уздныя гостиницы, съ ихъ безпорядкомъ, наскомыми,— только не за стекломъ,— нечистотою и проч., и больно стало, что здсь, на дорог, въ Африк, гостиница несравненно лучше нежели вс гостиницы нашихъ губернскихъ городовъ…
Напившись кофе, мы похали дальше. Послднія 20 верстъ дороги особенно хороши. Все время хали мы подъ тнью сплошныхъ кедровыхъ и дубовыхъ аллей, на каждой верст выглядывала чистенькая дача, кокетливо убранная зеленью кактусовъ, кипариса, алоа и олеандровъ, часто изъ-за роскошнаго цвтника, какъ птичка, выпархивала двушка, подбгала къ намъ и подавала нашему кучеру письмо, которое онъ любезно подхватывалъ на рыси. Но быстро проносились мимо и озеро въ зеленыхъ берегахъ, и миловидное лицо двушки, и мрачныя скалы, и готическіе шпицы часовенъ, и фуры съ быками, и щегольскіе кебы мстныхъ щеголей, запряженные прекрасными полукровными лошадьми, въ серебряныхъ наборахъ. Живописная и живая дорога! Встртилось нсколько дилижансовъ огромныхъ размровъ, съ имперіалами наверху, гд едва успешь разсмотрть въ пыли дв три рыжія физіономіи. Попадались на дорог чернолицые переселенцы, съ дтьми, такими же чернолицыми, за спиною, и нищій Кафръ, съ доскою на ше, что очень краснорчиво говоритъ прозжающимъ кебамъ, дилижансамъ и фурамъ о страждущемъ и униженномъ человчеств…
Направо, на лугахъ, исчезающихъ въ необозримой дли, видны селенія, который становятся все чаще и чаще по мр приближенія къ городу, встрчаются и втряныя мельницы, напоминающія Голландію и нашу Россію. Съ наслажденіемъ и вмст съ грустію, смотрлъ я на луга, рисующіе воображенію берега Оки и среднюю Россію.
Наконецъ Столовая Гора стала выдвигаться Изъ-за Чортова Пика, мачты судовъ, стоявшихъ на рейд, выросли вдругъ изъ-за небольшаго возвышенія. По бокамъ запестрли дома, колеса застучали о торцовую мостовую, фуры, запряженныя четырьмя и пятью парами длинноухихъ муловъ и наполненныя пестрыми Малайцами, быстро проносились мимо. Обогнувъ уголъ крпости, у которой расхаживалъ часовой въ красномъ мундир, въхали мы на готтентотскую площадь, обсаженную кедрами, втви которыхъ отъ постояннаго зюйдъ-веста получили наклонъ въ одну сторону, что можно замтить почти на всхъ деревьяхъ, растущихъ здсь на открытыхъ мстахъ. Столовая Гора стояла передъ глазами какъ громадная декорація, съ своими вертикальными уступами, съ ущельями, которыя обгаютъ черными изогнутыми линіями, съ лсами и рощами, которыя рисуются зелеными квадратами у ея подножія. Въ сторон стоитъ Львиная Гора не столько живописная. Мы остановились у крыльца Maeonick hotel, къ нашимъ услугамъ сейчасъ явился Малаецъ Абрамъ, или Ибрагимъ, въ красномъ шлык, перенесъ наши вещи въ нумеръ и объявилъ, что по звонку надобно являться къ двумъ завтракамъ и обду, которые бываютъ въ 9 часовъ, въ часъ и въ 6 часовъ, и предлагалъ всевозможныя услуги. Я захотлъ попробовать нарисовать его портретъ и просилъ его постоять смирно, онъ преважно принялъ живописную позу и стоялъ, боясь пошевелиться какимъ-нибудь членомъ. Посл сеанса онъ обидлся, вообразивъ, что я нарочно нарисовалъ ему носъ слишкомъ широкимъ и приплюснутымъ. И здсь претензіи на красоту! Между тмъ онъ былъ очень не красивъ съ своими отвислыми губами, дряблою коричневою кожею и рдкими волосами на бород. Онъ оказался человкомъ очень ловкимъ и даже просвщеннымъ, кто-то изъ насъ заплъ французскій романсъ, и что же? Абрамъ сталъ подтягивать и ловкимъ refrain бойко окончилъ куплетъ! Долго еще вертлся онъ, пока мы одвались, помогалъ чистить платье, бгалъ, смшилъ.
До завтрака мы успли сходить къ нашему консулу, размнявъ бывшія у насъ французскія деньги на англійскія и дорогою потолкались на площади, среди которой выстроено довольно большое зданіе, биржа, гд вмст и засдаетъ парламентъ и даютъ концерты. Между деревьями толпились разноцвтные жители мыса. Тутъ было нчто въ род нашего толкучаго рынка, продавалась также всякая дрянь, съ тою только разницею, что все продавалось съ аукціона,— кусокъ сыру, миска, стаканы, гравюры разнаго содержанія, кожи, гвозди. По субботамъ, особенно если къ этому времени придетъ корабль изъ Европы съ товарами, аукціоны на этой площади принимаютъ обширные размры. Я подошелъ къ продаваемымъ лошадямъ, мальчикъ Малаецъ, точно нашъ цыганъ, нсколько разъ продетъ передъ взбивающею цну публикою, поднимая лошадь въ галопъ, аукціонеръ кричитъ страшнымъ голосомъ, стуча молоткомъ, въ это же время звукъ мдной тарелки привлекаетъ, публику къ новой групп, тамъ продается фура съ волами, какой-нибудь экипажъ съ запряженными лошадьми, корова, книжная лавка, дтская библіотека, около которой толпятся, по обыкновенію, маменьки и няньки, шкипера разсматриваютъ байковыя рубашки, блоки, веревки и пр. Шумъ, крикъ, говоръ, стукъ, толкотня, точно у насъ въ Москв, въ Зарядь!
Пришли въ гостиницу прямо къ завтраку, въ общей зал былъ накрытъ столъ, который буквально гнулся подъ тяжестію блюдъ, покрытыхъ жестяными колпаками. Нашъ общій пріятель, А. О. всегда приходитъ въ поэтическій экстазъ, усвшись за хорошій англійскій столъ. Такъ напримръ, столъ съ блюдами, покрытыми блестящими жестяными колпаками, со всми принадлежностями хорошо сервированнаго стола, уподобляетъ онъ обширному ландшафту, гд вершины горъ восходятъ изъ густаго тумана: когда туманъ начнетъ рдть, взору путешественника являются поэтическія подробности картины,— то озеро, блистающее на солнц, то роща среди луга, скалы съ водопадами, лсъ по горамъ. Такъ и здсь, когда рыжій Англичанинъ проворно откроетъ вс блюда, снявъ колпаки,— проголодавшемуся страннику предстанутъ вс соблазнительныя подробности картины, то величественный ростбифъ, скалою возвышающійся на блюд, то окорокъ, заплывшій жиромъ, то молодая редиска, въ сосдств съ живительными кистями винограда. Насытившись, поэтъ пускался въ умозрнія и, какъ новый Линней, строилъ для блюдъ систематическю классификацію: онъ длилъ блюда на существенныя любопытныя, серіозныя, игривыя и пр., прибавляя впрочемъ, что онъ нелицепріятенъ и нкоторому изъ нихъ не отдаетъ исключительнаго предпочтенія.
Посл завтрака мы пошли осматривать городъ. Капштадтъ или Каптоунъ, какъ онъ сталъ называться со времени англійскаго владычества, то-есть окончательно съ 1845 года, главный городъ и самый значительный портъ ‘капскихъ’ колоній. Мсто живописно и удобно для города. Онъ основанъ Голландцами въ 1650 году, въ немъ около 30.000 жителей, боле Англичанъ. Выстроенъ правильно, вс улицы перескаютъ одна другую подъ прямымъ угломъ, и потому въ немъ нтъ ни одного мста, которое бы особенно могло понравиться или остановить вниманіе, дома вс похожи одинъ на другой, внизу лавки и магазины, наверху живутъ хозяева. Каптоунъ укрпленъ нсколькими батареями, въ немъ живетъ губернаторъ колоній, и собирается парламентъ. Особенно развита здсь жизнь коммерческая, около 700 судовъ приходитъ и уходитъ ежегодно, или для сгрузки товаровъ въ город, или чтобы запастись матеріаломъ по пути въ Индію, Китай и проч., вслдствіе чего Каптоунъ служить мстомъ свиданія людей со всхъ концовъ міра. За столомъ въ гостиниц приходится сидть съ прізжимъ изъ Портъ-Наталя, изъ Индіи, изъ Чили, изъ разныхъ городовъ Европы, и вс они ‘стеклися для стяжаній’ Въ Каптоун нтъ праздныхъ людей, вс заняты дломъ, начиная съ банкира Англичанина до послдняго Готтентота, который свозитъ съ улицъ соръ. Можетъ-быть поэтому общественная жизнь здсь совершенно неразвита, вечеромъ семья сидитъ обыкновенно дома, въ высшемъ кругу вечера, собранья и балы бываютъ очень рдко и даются только по какому-нибудь важному случаю. Намъ удалось попасть на одинъ балъ. Оркестръ состоялъ почти изъ однихъ Малайцевъ, дамы держались чинно, танцовали будто по нотамъ, никто не сдлалъ ни одной ошибки, ни лишняго движенія, скучно, скучне даже нежели у насъ на балахъ. На мой вопросъ, часто ли бываютъ здсь собранія, одна дама поспшила отвчать, что очень рдко, и что одна изъ главныхъ причинъ этого — что бы выдумали?— то, что нтъ средствъ отъискать слугу, который согласился бы служить вечеромъ, вс они (т. е. слуги) проводятъ это время въ своихъ семействахъ, или по своему усмотрнію. Оригинальная причина необщительности въ город!
Кажется будто вс народы міра прислали въ Каптоунъ по образчику своей національности, на улицахъ пестрота удивительная, то краснются малайскіе тюрбаны, то стоитъ толпа Кафровъ, людей сильно сложенныхъ, съ лицами темно мднаго цвта, то Мозамбикъ, то негръ pur-sang, то Индусъ въ своемъ живописномъ бломъ плащ, легко и граціозно драпированномъ. Прибавьте Англичанъ во всевозможныхъ шляпахъ, какъ напримръ въ вид срой войлочной каски съ какимъ-то вентиляторомъ, чмъ-то въ род благо стеганаго самовара, то въ соломенной шляп съ вуалью. Между Кафрами, Неграми, Англичанами и Малайцами изрдка являются шкипера и каптены съ купеческихъ судовъ, и солдаты въ красномъ мундир, наконецъ и мы, жители Орла, Тамбова, Твери… Вся эта толпа постоянно движется, какъ муравейникъ, то на улиц, на рынк, у пристани, хлопочете около тюковъ, на площади обступаетъ аукціонера, мчится въ щегольскихъ кебахъ, фіакрахъ, омнибусахъ, съ имперіяломъ и безъ имперіяла, скачетъ верхомъ, бжитъ пшкомъ, суетится….
Костюмъ негровъ здсь чисто европейскій — шаравары и куртка, да на голов иногда что-нибудь, такъ какъ ихъ привозятъ сюда совершенно голыми, то они поневол должны носить что дадутъ, часто не въ пору и вовсе не къ лицу. Часто попадается англійскимъ крейсерамъ испанское или португальское судно, съ неграми для Америки, судно это приводится обыкновенно въ Капштатъ, и негровъ, чтобы не наводнить край бродягами, раздаютъ по рукамъ на условное время, по прошествіи котораго они получаютъ полную свободу. Негры — отличные слуги и, какъ хорошій рабочій народъ, вытсняютъ Готтентотовъ мало полезныхъ членовъ колоніи. Готтентоты — первоначальные обитатели мыса, и можетъ-быть поэтому число ихъ быстро уменьшается, и типъ ихъ, такъ оригинальный, исчезаетъ. Такова судьба всхъ дикарей, въ сосдств которыхъ поселяются Европейцы. Готтентотъ — большею частію слабаго, хилаго сложенія и небольшаго роста (рдко пяти футъ), на голов у него короткіе пучки волосъ, растущіе въ вид перечныхъ стручковъ (почему и зовутъ ихъ pepperkoppe), носъ едва замтный и приплюснутый, но съ раздутыми широко ноздрями, губы выдаются впередъ и отвисаютъ, составляя по крайней мр треть всего лица. Женщины отличаются страшно развитыми сдалищными мускулами, что частію происходитъ отъ большаго изгиба позвоночнаго столба, но еще боле отъ самыхъ мясистыхъ частей, которыхъ поперечный разрзъ, по отзыву медиковъ, бываетъ въ футъ и даже полтора. Такимъ дамамъ ненужны кринолины!.. Трудно вообразить себ что-нибудь отвратительне старой Готтентотки, молодыя, впрочемъ, немного лучше. Кром упомянутой особенности, замужнія женщины отличаются необыкновенно длинными грудями, которыя он перекидываютъ за спину или закладываютъ подъ мышку, для кормленія ребенка, сидящаго обыкновенно на спин у матери. Ребенокъ прикрпленъ сзади ремнемъ или кожею и упирается въ выдавшуюся заднюю часть матери, какъ въ спинку турецкаго сдла. За то природа наградила этихъ красавицъ самыми маленькими ручками и ножками, такъ что башмаки и перчатки европейскихъ девятилтнихъ дтей впору взрослымъ Готтентоткамъ. Народъ этотъ иметъ еще одну непріятную особенность,— сильный ‘собственный запахъ’, такъ что черезъ часъ слышно, что Готтентотъ былъ въ комнат. Вс Готтентоты, безъ исключенія лнивы, нерадивы, безпечны въ высшей степени, выработанная копйка идетъ на табакъ, водку и таха, родъ дикой конопли, опьяняющей какъ опіумъ. Наскомое, похожее на саранчу, чтется ими какъ символъ божества, но божество ихъ по преимуществу есть водка, для которой они готовы на все,— готовы продать жену, дтей и посягнуть на убійство. Въ одежд ихъ нтъ ничего особеннаго, если они въ услуженіи у бура, то разныя лохмотья европейскаго костюма прикрываютъ ихъ коричневое тло. Ножъ, огниво и таха въ мшк,— и Готтентотъ считаетъ себя богатымъ. Многоженство у нихъ допускается, но встрчается рдко, его впрочемъ и ненужно для поддержанія породы: Готтентотки замчательно плодовиты и рожаютъ такъ легко, какъ вроятно никакія женщины въ свт, часто, въ дорог, Готтентотка уходитъ на нсколько минутъ за кустъ и возвращается съ приращеніемъ, такъ равнодушно, какъ будто ничего особеннаго не случилось. Причиною же быстраго уменьшенія ихъ числа должно считать необыкновенно неправильную ихъ жизнь. Иногда Готтентотъ голодаетъ цлую недлю и стягиваетъ себ животъ кожанымъ поясомъ, чтобъ утолить желудочный жаръ давленіемъ, но вдругъ случайно нападаетъ онъ на изобильную пищу,— и обжирается до послдней возможности, какъ волкъ, потомъ опять питается кое-чмъ, опивается водкой и одуряетъ себя наркотическимъ таха. Цлыя ночи проводятъ они въ оргіяхъ, а день волочатъ за работою, превышающею ихъ силы. Дти брошены на произволъ судьбы, они, какъ обезьяны, инстинктивно отыскиваютъ въ земл коренья и все, что можно проглотить, рдко достается имъ что-нибудь отъ стола родителей, они буквально на подножномъ корму. Готтентотъ находится въ услуженіи у бура только до тхъ поръ, пока не отъстся, не потолстетъ, едва онъ увидитъ, что стадъ сытъ и полонъ, сейчасъ же, обыкновенно ночью, потихоньку убгаетъ отъ хозяина въ свою хижину. Здсь вс говорятъ, что Готтентотъ никуда не годится при хорошемъ съ нимъ обращеніи, что ‘пока Голландцы дйствовали на нихъ своею schambok (ремень изъ шкуры носорога), они занимались дломъ, а когда явились Англичане, съ своими филантропическими идеями, съ эманцинаціею рабовъ, Готтентоты стали никуда не годны. Англичане начали обращаться съ ними какъ съ людьми, какъ съ дтьми природы, англійскіе миссіонеры явились между ними съ своимъ религіознымъ энтузіазмомъ, и Готтентоты перестали работать и предпочитаютъ собираться вокругъ своихъ апостоловъ, пть за ними псалмы, ничего не длать пить и прокармливаться на счетъ европейскихъ филантропическихъ обществъ и разныхъ пожертвованій. Таково здшнее мнніе, за справедливость его не ручаюсь.
Только недавно стали называться Готтентоты какими-нибудь именами, прежде они имли только клички: плясунъ, проворный, плутъ, и т. п. Отъ нихъ и отъ блыхъ распложается племя метисовъ, которое селится по границамъ колоніи и извстно подъ именемъ бастардовъ, впрочемъ они ведутъ больше кочевую жизнь, перегоняя съ мста на мсто свои стада и до сихъ поръ называются голландскими именами. Эта порода современемъ, безъ сомннія, замнитъ Готтентотовъ. Лучшаго образчика dolce fai niente нельзя найдти какъ въ готтентотской бонток (хижин). Годые, какъ мать родила, дти, предоставленные самимъ себ, бгаютъ или валяются по земл, покрытые пылью, землею и грязью, съ раздутымъ отъ случайной пищи животомъ, или съ подобраннымъ брюхомъ, посл долгаго поста, между ними, на корточкахъ, сидитъ мать, покуривая тахе изъ продолбленной кости, около нея, растянувшись на спин, бренчитъ Готтентотъ на скрипк, сдланной изъ травянки, часа два повторяя одинъ мотивъ. Нельзя не замтить, что эти полу зври, Готтентоты, обладаютъ вс вообще музыкальными способностями! Въ Паарл мн случилось слышать одну Готтентотку, которая, моя на рынк блье, распвала свои національныя псни, сильный контральто, врный и гармоническій, поразилъ всхъ насъ, можетъ-быть раза два, три въ жизни удавалось мн слышать подобный голосъ…
Итакъ, мы отправились осматривать городъ, останавливались передъ лавками съ африканскими рдкостями, то есть съ разнымъ оружіемъ дикихъ, съ страусовыми перьями и яйцами, съ тигровыми шкурами и разными вещами изъ кожи. Пошли въ знаменитый ботаническій садъ и нашли его, дйствительно, не ниже своей репутаціи. Тропическія растенія цвтутъ, зеленютъ, группируются и оттняютъ другъ друга, составляя то красивыя клумбы, то цлыя рощи. Цвты пестрютъ всевозможными красками, не знаешь, на чемъ остановиться,— у цлой ли семьи разнообразныхъ уродливыхъ кактусовъ, у финиковой ли пальмы, стволъ которой покрытъ густою вьющеюся зеленью. Здсь трепещущая граціозная акація, тамъ широкій листъ хлбнаго дерева, за которымъ возвышается перистая вершина пальмы. На одной дорожк, образуя родъ свода, стоятъ два дерева, которыхъ зелень, висящая къ низу, дала имъ названіе метелъ,— broom-tree, тамъ дубы и лавровое дерево, кипарисъ, оршникъ и кедръ, и все это со вкусомъ разбросано вокругъ газоновъ, среди которыхъ находятся бассейны для прибрежныхъ и водяныхъ растеній. Любуясь этою благодатною природою, поднимаешь глаза — и передъ ними возвышается Столовая Гора съ своими уступами, впадинами и тнями.
Видъ открывается еще лучше, когда выйдешь совсмъ изъ города, черезъ длинную дубовую аллею, и очутишься среди рощей кедровъ, въ виду хорошенькихъ виллъ, украшенныхъ затйливо разнообразною зеленью, и опять передъ глазами является Столовая Гора, съ Чортовымъ Пикомъ и со Львомъ.
Есть въ Капшдтат и музеумъ рдкостей и естественной исторіи. Тамъ между прочимъ виситъ русское ружье, заслонка отъ печки и кожаныя ножны офицерской сабли, вс эти трофеи пріобртены въ Бомарзунд. Есть еще греческая куртка лорда Байрона, судя по которой, знаменитый поэтъ былъ необыкновенно узокъ въ плечахъ. Еще останавливаютъ вниманіе нсколько алебастровыхъ крашеныхъ фигуръ, изображающихъ Бушменовъ и Кафровъ въ ихъ національныхъ костюмахъ, и, какъ будто для контраста съ ними, стоитъ тутъ же слпокъ ‘присвшей Венеры’ (Venus accroupie), разница между Венерой и бушменской женщиной такая же, какъ между двумя противоположными полюсами, и первый естествоиспытатель затруднился бы помстить ихъ въ одно семейство людей.
Въ окрестностяхъ Каптоуна рдко можно встртить Бушмена, разв гд-нибудь въ тюрьм, но слышишь о нихъ на каждомъ шагу. По наружности народъ этотъ мало походитъ на другія племена южной Африки. Бушменъ черенъ и сверхъ черноты на немъ обыкновенно лежитъ густой слой пыли, потому что умыванье незнакомо ему до самой смерти. У него короткіе висящіе волосы, изъ которыхъ онъ отпускаетъ одинъ пучокъ и обвиваетъ его вокругъ головы, страусовое перо въ волосахъ и какая-нибудь кость, продтая въ уши, или въ ноздри, составляютъ украшеніе его туалета. Самая характеристическая особенность лица Бушмена — его глаза, дотого живые и выразительные, что по нимъ можно слдить за его мыслями и чувствами, даже тогда, какъ онъ молчитъ. Они вообще хорошо сложены, но ростъ ихъ рдко превышаетъ четыре фута. Ходятъ почти совершенно голые, черезъ плечо перекидываютъ шкуру, иногда дотого маленькую, что не знаешь, на что она нужна ему, на закрываемыхъ мстахъ носятъ небольшіе фартучки, сшитые изъ ремешковъ. Но настоящій Бушменъ ничего этого не носитъ, не имя ни малйшаго чувства стыдливости, за то на ше у каждаго виситъ непремнно черепъ черепахи, какъ талисманъ противъ укушенія зврей и гадовъ. Женщины наряжаются въ красивыя пелеринки изъ страусовыхъ перьевъ, чему позавидовали бы и наши дамы.
Бушмены живутъ ближе къ восточной границ колоніи, они прячутся въ кустарникахъ, почему и получили европейское названіе: Bush-man. Все, что можетъ нсколько защитить Бушмена отъ втра и къ чему можно прислониться, служитъ ему кровомъ, будь то кустъ, камень или муравьиная куча. Ближайшіе къ европейской границ нсколько боле образованы и строятъ себ хижины, вбивая для этого три или четыра шеста въ землю и забирая стны камнями или кожами, за это ихъ называютъ мирными Бушменами. Эти мирные имютъ небольшія стада рогатаго скота и иногда оставляютъ свою вольную жизнь и поступаютъ въ услуженіе къ бурамъ. Оружіе Бушменовъ составляетъ лукъ со стрлами и копье — кири (съ крпкимъ деревяннымъ наконечникомъ), которымъ они владютъ съ необыкновенною ловкостію. Стрлы намазываютъ ядомъ, отъ котораго всякая рана смертельна. Ядъ этотъ берется изъ сока эвфорбіи и одного луковичнаго растенія, извстнаго у колонистовъ подъ именемъ: Giftbollen. Ядъ змй, скорпіоновъ и разныхъ пауковъ доставляетъ имъ также хорошій матеріялъ {Ядовитыя зми въ колоніи слдующія: Vipera cornutа, Cerastes caudalis, Cobra de Capello. Какъ средство противъ яда зми, мстные знахари, которыхъ спеціальность состоитъ именно въ лченіи отъ укушенія змй и наскомыхъ, употребляютъ корень Garuleum bipinnatum. Нкоторыя наскомыя также наводятъ страхъ на здшнихъ жителей своимъ укушеніемъ, которое смертельно. Кром этого, на мыс есть наскомое, родъ осы, очень падкое на человческіе волосы. Случается, что проснувшись поутру, буръ видитъ себя совершенно лысымъ, наскомое подгрызаетъ волосы подъ корень такъ гладко, какъ лучшая англійская бритва, и удивительно скоро.}.
Удивительно, что на охот Бушменъ употребляетъ т же ядовитыя стрлы, сваливъ стрлою животное, онъ бросается на него съ ножомъ, вырзываетъ окружающія рану мясистыя части, и не заботясь о томъ, на сколько ядъ могъ проникнуть дальше, съ жадностію звря пожираетъ остальное, стъ до отвалу, до невозможности. О завтрашнемъ дн Бушменъ не думаетъ и запасаетъ кое-что только тогда, когда ему удастся напасть на цлое стадо. Тутъ онъ убиваетъ сколько можетъ, сушитъ мясо и прячетъ его во всевозможные знакомые ему углы и дыры. Другая любимая его пища — саранча. Онъ легко выноситъ голодъ и даже рдко худетъ отъ долгаго поста. Изъ растительной пищи употребляютъ U’gaap, горько-сладкій корень, похожій на морковь, и T’camroo, родъ длиннаго, сладкаго картофеля, называемаго колонистами лисій кормъ.
Бушмены мало слушаютъ миссіонеровъ и, кажется, равнодушны ко всякой религіи и всякимъ религіознымъ обрядамъ. У нихъ есть однако общій обрядъ погребенія, весьма впрочемъ не сложный: трупъ кладутъ въ муравьиную яму и насыпаютъ надъ нимъ небольшой холмъ. Встртивъ Бушмена на улиц Капштадта, конечно трудно узнать его въ полуевропейскомъ костюм, въ какой-нибудь куртк или пальто, разв глаза его скажутъ, что это Бушменъ. Мн разказывали, что разъ привели въ капштадтскій госпиталь Бушмена, которому жерновомъ мельницы оторвало об руки, ему длали дв ампутаціи, одну за другою, и онъ не только не издалъ ни одного крика, но казалось не ощущалъ никакой боли, только съ любопытствомъ смотрлъ, что съ нимъ длаютъ! Терпніе ли это Муція Сцеволы или одеревенлость нервовъ?
Изъ музеума похали мы въ тюрьму смотрть заключеннаго тамъ кафрскаго предводителя. Сначала насъ заставили вписать въ книгу наши имена, потомъ ввели, черезъ трое запертыхъ желзныхъ дверей, на небольшой дворикъ, на который выходили двери нсколькихъ небольшихъ комнатъ, въ каждой изъ нихъ виднлась низенькая кровать, везд было чисто и опрятно. По двору ходило нсколько разноцвтныхъ заключенныхъ, между ними не трудно было узнать плнника, котораго мы пріхали смотрть, тмъ больше, что рдко можно встртить лицо, такое характеристическое. Ему казалось лтъ пятьдесятъ пять, рдкая сдая бородка ясно обрисовывалась на темно-бронзовомъ лиц, въ широкихъ губахъ было выраженіе сильной воли, он постоянно складывались въ насмшливую, непріятную улыбку, и никто не отыскалъ бы въ этой улыбк ничего добродушнаго. На глаза его надвинутъ былъ картонный зонтикъ, они у него болли, гипертрофированные розовые сосочки постоянно подернуты были слезою. Ноздри широкаго сплюснутаго носа раздувались какъ у арабской лошади, въ ушахъ, вмсто серегъ, воткнуты были два небольшіе деревянные клинышка. Зонтикъ мшалъ ему смотрть прямо, и онъ часто подносилъ руку къ глазамъ, поднималъ голову и смотрлъ на носъ изъ-подъ руки. Онъ очень самодовольно представлялъ свою фигуру нашему любопытству, какъ будто сознавая самъ, что онъ довольно рдкій зврь. Обращаясь на кафрскомъ язык къ кому-то изъ своихъ товарищей заключенныхъ, онъ чему-то смялся, вроятно, острилъ и, какъ мн показалось, надъ самимъ собою. Въ его позахъ и въ выраженіи лица видно было желаніе казаться веселымъ и веселить другихъ, какъ будто роль шута ему очень нравилась. Или это была маска, желаніе показаться твердымъ въ несчастіи?
Много разныхъ чувствъ являлось въ душ, когда я смотрлъ на этого вождя, на этого владтеля. Когда-то горячія патріотическія чувства воспламеняли это бронзовое лицо, огонь блисталъ въ этихъ глазахъ, теперь гноящихся и слезливыхъ. Другое выраженіе принимали эти черты лица, когда передъ ними смирялись толпы такихъ же дикарей, преклонялись его собратья и, можетъ-быть, приходила въ восторгъ молодая и пылкая Кафритянка. Передъ грознымъ взоромъ его блднлъ приведенный плнникъ-блый, и какимъ страшнымъ огнемъ, какою неистовою яростію сверкалъ тогда этотъ кровожадный взоръ, какъ страшны были эти энергическія губы, когда изъ нихъ, раздавалось приказаніе рзать, бить, жечь, и пылали фермы, зарево пожаровъ далеко распространялось по Альбани, и стоны и крики разоренныхъ фермеровъ вторили звукамъ разгрома и разрушенія! Много горя должно было обрушиться на эту посдлую голову, чтобы грозный вождь сдлался такимъ, какимъ онъ былъ передъ нами,— укрощеннымъ звремъ, смющимся шутомъ!
Теперь война съ Кафрами на нкоторое время прекратилась,
Maorie думаютъ — на долго. Послднее возстаніе ихъ не удалось. Предводители отдльныхъ племенъ, желая какимъ-нибудь особеннымъ средствомъ возбудить все народонаселеніе къ единодушному возстанію, убждали жителей, черезъ пророковъ и проповдниковъ, перерзать весь скотъ. Проповдники прошли весь край, ихъ пламенныя рчи гремли по горамъ и долинамъ Кафраріи, и главною силою ихъ слова былъ разказъ о сверхъестественномъ явленіи великаго духа многимъ изъ нихъ и объ откровеніи свыше, которое сообщило имъ, что если Кафры перержутъ весь свой скотъ, то не только зарзанный теперь, но и прежде павшій, воскреснетъ въ новой красот и сил, блые снесены будутъ вихремъ въ море, гд и погибнутъ, а Кафры останутся владтелями земли и скота. Хитрооть эта не совсмъ удалась, иные врили и рзали свой скотъ, другіе, боле благоразумные, а ихъ была большая часть, ждали послдствій. Первые, между которыми распространился голодъ, дйствительно, большими партіями врывались въ Альбани, жгли, грабили и убивали, но скоро были разсяны. Между тмъ голодъ, нужда и болзни заставляли ихъ бжать въ колоніи, воровать и грабить поодиночк, и этихъ ловили, сажали въ тюрьмы и ссылали въ дальнія колоніи.
Кафры — самое многочисленное и сильное племя въ южной Африк, они занимаютъ все пространство отъ рки Кискама до губы Делагоа (Delagoa-bay), земли ихъ раздляются цпью горъ, лежащею посредин, на дв половины: на западную, богатую долинами, но пустынную, и восточную, береговую, боле плодоносную и населенную. Въ первой половин живутъ племена Тамбуки, съ своими подраздленіями — Кораунасами, Абазутасами, Мантатесами и проч. На второй, восточной, находятся Амакозы, Зоолухни Ухаубауасы.
Тамбуки живутъ въ пустынныхъ песчаныхъ степяхъ, предоставленные постояннымъ сухимъ и знойнымъ втрамъ, они худощавы, но крпкаго сложенія, цвтъ кожи ихъ темный, мднокрасный. Амакозы выше ростомъ Тамбуковъ, плодоносныя долины и тнь лсовъ, въ которыхъ живутъ они, больше развили въ нихъ физическую силу. Цвтъ кожи ихъ темне, близко подходитъ къ черному, но не настолько однако, чтобы нельзя было замтить румянца щекъ.
Вообще, Кафры, какъ въ физическомъ, такъ и въ нравственномъ отношеніи, стоятъ выше всхъ народовъ южной Африки, умомъ и многими качествами они много напоминаютъ краснокожихъ Сверной Америки. Про нихъ говоритъ, что они мудры въ совт и храбры въ бою, остроумны и великодушны, благодарны за малйшее одолженіе и патріоты въ самомъ обширномъ значеніи слова. Ростъ ихъ достигаетъ обыкновенно 6, 7 футъ, малорослыхъ и тщедушныхъ между ними нтъ. Въ движеніяхъ и пріемахъ Кафра столько благородства и изящества, что одинъ англійскій путешественникъ назвалъ ихъ народомъ джентльменовъ. Кафры большіе дипломаты, и ихъ понятія о предметахъ, для нихъ совершенно новыхъ, иногда удивительно врны. О Европ и ея государствахъ знаютъ они довольно врно и много, а политическія извстія Европы, Богъ знаетъ какимъ путемъ, доходятъ до нихъ такъ же скоро, какъ и до колонистовъ, извстный фактъ, что Кафры знали о послдней французской революціи и низложеніи Лудовика Филиппа раньше, нежели колонисты. Одинъ разъ каптоунскій губернаторъ вздумалъ погрозить имъ, что черезъ три дня явится къ нимъ изъ Англіи военный пароходъ, ‘неправда, отвчалъ Кафръ, два раза перемнится луна, прежде нежели придетъ къ вамъ приказаніе отъ вашей королевы.’
Изъ религіозныхъ обрядовъ у Кафровъ существуетъ только обрзаніе, неизвстно когда и какимъ образомъ установленное между ними. Они не татуируются, но во время войны красятъ себя красными и блыми полосами и натираютъ тло какимъ-то краснымъ жирнымъ составомъ. Кром ружей, замнившихъ ихъ прежній ассагай, родъ пращи, они еще ничего не приняли изъ европейскаго оружія. Сами они довольно хорошо выдлываютъ металлическія вещи, стрлы, концы копій, кольца и браслеты для женъ, ножи и пр., другія покупаютъ у странствующихъ европейскихъ торгашей. Хижины Кафровъ напоминаютъ своею постройкою ульи, снаружи смазаны глиною, съ узкою и высокою отъ земли дверью, изъ предосторожности отъ хищныхъ зврей. Пищу варятъ въ глиняныхъ обожженныхъ горшкахъ. Внутри хижина устилается тростниковыми рогожками, матами, что придаетъ ей чистый и веселый видъ. Безъ этихъ матъ Кафръ никогда не отлучается далеко отъ дому, но главное франтовство его составляетъ маленькая ложечка для нюхательнаго табаку, которою онъ черпаетъ табакъ изъ табатерки, большею частію деревянной, съ вырзанными на ней фигурами. Вся одежда ихъ состоитъ изъ кожаныхъ плащей и мокассинъ, плащи въ разныхъ мстахъ прошиты шелкомъ и бисеромъ. На женщинахъ бываютъ кожаные колпаки и другія украшенія, искусно вышитыя также шелкомъ и бисеромъ. На женахъ лежитъ вся тяжелая забота, он работаютъ въ пол, строятъ хижины, готовятъ пищу, мужья воюютъ, охотятся, а дома выдлываютъ мелкія вещи изъ иглъ дикобраза и т. п., какъ напримръ коробочки, подносики, и такъ тонко и искусно, что невольно заставляютъ удивляться, какимъ образомъ рука, бросающая съ такою силою копье, можетъ выдлать такую искусную вещь.
Кафры питаются преимущественно молокомъ, которое хорошо сохраняется у нихъ въ земл, въ глиняныхъ сосудахъ, оплетенныхъ тростникомъ. Если имъ приходится бить собственный скотъ, то они немного дятъ мяса, но за то пожираетъ его съ нечеловческимъ аппетитомъ, когда нападаютъ на чужое. Они длаютъ еще родъ похлебки изъ маиса и молока, изъ дикихъ плодовъ дятъ Mystroxylon, киви, и Sideroxylon.
Англійское правительство посылаетъ предводителямъ ихъ подарки, большею частію разныя дорогія матеріи и платья, Кафры берутъ ихъ, но никогда не носятъ, Кафритянки со смхомъ бросаютъ богатыя шелковыя платья, обшитыя брюссельскими кружевами, предпочитая имъ свои кожи.
Рогатый скотъ составляетъ все богатство Кафра, разницу состояній нельзя замтить ни въ одежд, ни въ образ жизни Кафровъ, богатые только имютъ больше скота. За воловъ покупаетъ себ Кафръ жену, волами уплачиваетъ свой долгъ и денежное взысканіе. Чтобы достать скота, вспыхиваетъ война, и миръ заключается за стадо быковъ. Во время войны Кафръ угоняетъ только скотъ, все остальное жжетъ, уничтожаетъ или оставляетъ безъ всякаго вниманія. Пророки ихъ знали, что длали, убждая ихъ перерзать скотъ!
Вся нація Кафровъ длится на множество колнъ, управляемыхъ каждое своимъ главой, который въ свою очередь признаетъ власть большихъ предводителей, не зависящихъ другъ отъ друга. Часто одно колно ведетъ войну съ другимъ, между тмъ какъ остальныя остаются спокойными зрителями. Глава Тамбуковъ — Крели. Часть Амакозовъ, называемая, Х’Лламби признаетъ предводителемъ Умхалу, а сильное поколніе Гаика — Сандили, управляющаго за свою мать, Сута. Высшая власть находится въ рукахъ верховнаго совта амапахати. Власть предводителей наслдственна и переходитъ къ великому сыну, то-есть рожденному отъ послдней жены, которую предводитель беретъ уже въ преклонныхъ лтахъ, поэтому почти всегда власть находится подъ вліяніемъ верховнаго совта.
Войну съ колонистами вели постоянно племена Х’Лламби и Гаика, особенно послдніе играли въ ней важную роль и первенствовали между своими, многіе изъ ихъ героевъ составили себ громкую славу, между первыми стали извстны Пато, Кобузъ Конго, Сивани и особенно у Гаиковъ — Макомо съ своими двумя сыновьями Кона и Намба, Штохъ, Тла-тла Цапа и Сандили, кафрскій Шамиль, предводительствовавшій во время соединеннаго религіознаго кафрскаго возстанія.
Сандили былъ высокаго роста, съ прекраснымъ мужественнымъ лицомъ и съ выраженіемъ достоинства предводителя. Рчь его была тиха и размрна, никогда не шумлива и рдко горяча, онъ не носилъ на себ никакихъ знаковъ власти, только тигровая шкура, висвшая на его плечахъ, отличалась богатствомъ. Военный талантъ его признаютъ сами Англичане, онъ постоянно разнообразилъ свои маневры, сбивая съ толку европейскую тактику, то стремительно нападалъ сильною сомкнутою колонною, то раздлялъ ее на малочисленные отряды, направлялъ ихъ на разныя точки и потомъ, въ быстромъ отступленіи, снова соединялъ ихъ, то наконецъ разсыпалъ войско въ застрльщики, смотря по мстности, и вдругъ, собравшись быстро въ массу, ударялъ опять сомкнутымъ фронтомъ. Преслдуя Кафровъ, колонисты и англійскія войска истомлялись трудными переходами, въ продолженіи которыхъ, иногда по нскольку дней, не видли непріятеля, между тмъ Кафры, выждавъ удобную минуту, быстро и неожиданно нападали, скрывались также быстро и снова появлялись въ такомъ мст, гд ихъ всего меньше могли ожидать, лучше нельзя было дйствовать въ ихъ положеніи. Театромъ сихъ кровавыхъ драмъ были роскошныя долины Альбани, самой богатой провинціи колоній, гд все говоритъ о благосостоянія и довольств: веселыя деревни и мызы окружены садами, на роскошныхъ лугахъ пасутся безчисленныя стада, все здсь цвтетъ и радуетъ взоръ, до перваго вторженія кафрской орды, превращающей все въ пустыню, пепелища и развалины {Посл войны 1834 года семь тысячъ человкъ были совершенно разорены, разрушено и сожжено было 455 фермъ, похищено 111.418 быковъ и 156.878 овецъ!}. Разорившійся фермеръ оставляетъ сожженное жилище нищимъ, основывается на новомъ мст и быстро и легко поправляется, благодаря здшней благодатной природ, до новаго разоренія и новаго горя. Извстіе о нападеніи Кафровъ, какъ электрическая искра, проносится въ пропорціи, на горахъ вспыхиваютъ сигнальные огни, весь край поднимается на ноги, и начинаются схватки, деревни пылаютъ, и льется кровь. Кажется, такое неврное и безпокойное положеніе должно бы было у всякаго отнять желаніе жить здсь, но, напротивъ, наплывъ англійскихъ переселенцевъ такъ великъ, что народонаселеніе провинціи съ каждымъ годомъ становится тсне.
Среди Альбани тысячью изгибами протекаетъ Рыбная Рка, въ берегахъ, густо поросшихъ мимозою (Mimosa horrida), которая растетъ такъ плотно и часто, что въ ней прорубаютъ проски для прогона стадъ на пастбища и водопой. При вторженіи въ колонію, Кафры скрываются въ этихъ непроходимыхъ кустахъ, и нтъ никакихъ средствъ выжить ихъ оттуда, пробовали жечь кусты, но сочная мимоза не поддается огню, и такимъ образомъ эти кусты и рощи, краса страны, составляютъ гибель и разореніе для колонистовъ. Прорубать въ нихъ поляны и широкія проски, какъ у насъ длаютъ въ Чечн, колонисты не имютъ средствъ и достаточной силы. При первой тревог, колонистъ бросаетъ хозяйство и берется за оружіе, домъ его превращается въ укрпленіе, онъ собираетъ къ себ сосдей, которымъ собственныхъ средствъ не достаетъ для защиты, заколачиваетъ окна и двери и отстрливается, сколько можетъ. Натурально, что это положеніе образовало изъ колониста храбраго и находчиваго солдата, Кафръ одного колониста боится больше нежели трехъ красномундирниковъ, какъ называетъ онъ солдатъ.
Извстный Маконо теперь старъ, дряхлъ и хилъ, онъ одтъ бдно, если костюмъ его можно назвать одеждою, живетъ гди можетъ, на счетъ другихъ, потому что самъ совершенно нищъ. Онъ принимаетъ подаяніе, но однако никто не видалъ его просящимъ милостыню, онъ принимаетъ какъ бы должное ему, какъ дань. Въ лиц его видно выраженіе независимости, и въ глазахъ умъ, во всемъ лиц — смлость и ршительность. Прежде, до войны онъ жилъ большею частію въ порт Бофортъ, шляясь по кабакамъ и харчевнямъ, тотъ самый Макомо, который владлъ плодоносными странами между рками Кая и Кидкама и имлъ большое вліяніе на свой народъ. Его стали упрекать въ бродяжничеств и пьянств, но какъ были удивлены Европейцы, когда узнали, что Макомо сталъ, вмст съ Сандили, во глав Кафровъ! Макомо разыгрывалъ роль бродяги, служа своимъ соотечественникамъ агентомъ, съ необыкновеннымъ искусствомъ, послдовательностію и добросовстностію. Посл кафрской войны 1835 года, бывшій бродяга явился въ совтъ предводителей со свитою въ 600 конныхъ и 4.000 пшихъ воиновъ.
Земли, лежащія по южному берегу Рыбной Рки, были населены до 1776 года Гонака-Готтентотами, предводитель которыхъ, Руйтеръ, продалъ эти земли Кафрамъ, а самъ, съ своимъ народомъ, отступилъ къ Бушменской Рк. Колоніальное правительство, подъ предлогомъ возстановленія правъ Готтентотовъ на эти земли, вытснило оттуда Кафровъ (въ 1841 и 42 годахъ), но не отдало Готтентотамъ ни одной десятины… Съ этихъ поръ начинается постоянная война Кафровъ съ колонистами. Нельзя не пожелать, чтобы восторжествовала правая сторона, хотя къ стыду Европейцевъ, она принадлежитъ дикарямъ.
Многоженство дозволяется у Кафровъ, но жены стоятъ дорого, и потому у рдкаго предводителя есть небольшой гаремъ. Замчательно, что молодые люди обоихъ половъ собираются одинъ разъ въ годъ въ одно мсто, и тамъ празднуется, всми вмст, общая сватьба (Kunlso). Говорятъ, будто этотъ развратъ есть слдствіе заботы о размноженіи народонаселенія, но это вовсе не можетъ содйствовать умноженію народонаселенія, скоре напротивъ, вроятно обычай этотъ происходитъ изъ дикихъ, первобытныхъ понятій народа, посл этого, конечно, кафрскія женщины, выйдя замужъ, не могутъ похвалиться нравственностію, тмъ боле, что мущины смотрятъ на это совершенно равнодушно. Кафритянки довольно красивы и изъ красоты умютъ извлекать выгоды. Хорошенькія изъ нихъ приходятъ въ непріятельскій лагерь съ разными бездлушками, какъ будто для продажи, жалуются на нужду и голодъ, хотя ихъ красиво-округленныя таліи говорятъ противное, и умютъ вынудить участіе и состраданіе… Высмотрвъ и узнавъ, что нужно, он возвращаются домой, къ предводителямъ, съ требуемыми свдніями. Кафры никогда не посылаютъ шпіонами мущинъ.
Томасъ Орингль (Wrongs of Amakosa) приводитъ любопытную рчь кафрскаго уполномоченнаго, посл безпрерывныхъ стычекъ посланнаго (въ 1848 г.) къ англійскому главнокомандующему. Рчь эта полна силы и оригинальной, кафрской поэзіи.
‘Англійскій вождь! Эта война — несправедливая война, вы хотите покорить народъ, который сами же заставили взяться за оружіе. Когда наши отцы и блые встртились въ первый разъ въ Цуурвельд (Альбани), они стали жить въ мир, ихъ стада паслись вмст по холмамъ и долинамъ, а хозяева ихъ курили изъ одной трубки, они были какъ братья. Колонисты стали жадны, и когда имъ нельзя было вымнять всего нашего скота на свои старыя пуговицы и бисеръ, они захотли отнять нашъ скотъ силою. Наши отцы были мущины, они любили свой скотъ, ихъ жены и дти питались его молокомъ, они стали оборонять собственность, и началась война. Отцы наши вытснили буровъ изъ Цуурвельда и поселились тамъ, потому что они честно завоевали эту землю, тамъ мы были обрзаны, тамъ мы брали себ женъ, тамъ родились наши дти. Буры ненавидли насъ, но покорить не могли. Но вы (Англичане) пришли сюда и подружились съ нашими врагами. Вы назвали коварнаго Каику братомъ и захотли завладть Цуурвельдомъ, вы налетли на насъ какъ саранча. Мы уступили, больше вамъ нечего было длать. Вы сказали намъ: отступите за Рыбную Рку, вотъ все, что мы хотимъ, мы послушались и отступили на землю отцовъ. Мы жили съ вами мирно. Можетъ-быть нкоторые негодяи наши грабили у васъ, но весь народъ нашъ былъ смиренъ, и предводители были смирны. А Каика, другъ вашъ, воровалъ, и предводители его воровали, и весь народъ воровалъ. Вы давали имъ мдь, давали бисеръ, давали лошадей, на нихъ они здили, чтобъ еще удобне было воровать. А къ намъ вы присылали только войска. Мы поссорились съ Лахой за траву. Это вамъ не понравилось, вы послали къ намъ войска, вы отняли у насъ послднюю корову, вы оставили намъ только нсколько телятъ. Мы и дти наши умирали отъ нужны и голода.
‘Половину добычи отдали вы Лах, другую взяли себ. Безъ молока умирали у насъ жены и дти, мы видли, что наконецъ и сами помремъ, и бросились за угнаннымъ скотомъ на колонію. Мы грабили и дрались за свою жизнь. Мы застали васъ врасплохъ, уничтожили вашихъ солдатъ, мы чувствовали тогда, что были сильны! Мы напали на вашу главную квартиру, и еслибъ успли взять верхъ, то правое дло восторжествовало бы, потому что вы начали войну. Но случилось не такъ, и вы теперь здсь.
‘Мы хотимъ мира, хотимъ отдохнуть въ своихъ хижинахъ, намъ надобно молока для дтей, мы хотимъ охотиться и желаемъ, чтобы нашихъ женъ оставили въ поко. Но ваши войска заняли наши степи, скрываются и въ чащ лсовъ, и тамъ, не различая мущины отъ женщины, убиваютъ всхъ одинаково!
‘Вы приказываете намъ признать права Каики. Его лицо красиво для васъ, а сердце его черно. Оставьте его, помиритесь съ нами, пускай его воюетъ одинъ, мы не попросимъ у васъ помощи. Освободите Манканну, и другіе придутъ сами заключить съ вами миръ и не нарушатъ его. Но вы хотите войны, вы твердо желаете уничтожить всхъ насъ, до послдняго.
‘Каика же {Капское правительство, вмшавшись въ ссору Каики съ сосдними племенами, послало сильное войско за Рыбную Рку и угнало до 33.000 головъ скота. Приведенные въ отчаяніе и вынужденные нуждою и голодомъ, враги Каики соединились, и побуждаемые своимъ проповдникомъ Манканною, ворвались въ числ десяти тысячъ въ колонію и захватили Грамстоунъ (Grahamstown ), гд была главная квартира англійской арміи. Скоро однако они должны были отступить, ихъ преслдовали, жгли ихъ крали (деревни), запасы, и убивали всхъ, и мущинъ и женщинъ… Доведенные до крайности, Кафры отправили къ Англичанамъ пословъ съ приведеннымъ предложеніемъ. Уэаканна былъ взятъ въ плнъ и приведенъ въ Капштадтъ, откуда его отправили на островъ Роббенъ (Robben), находящійся въ Столовой бухт. Онъ бжалъ оттуда и второпяхъ утонулъ. Кречмаръ подробно описываетъ вс эти событія, сочиненіе его есть плодъ самаго внимательнаго и добросовстнаго изученія страны. Онъ докторъ медицины и около десяти лтъ прожилъ въ капскихъ колоніяхъ.} никогда не будетъ властвовать надъ тми, которые считаютъ его за женщину.’
До обда мы пошли опять гулять по городу, заходили въ магазины, которые здсь довольно хороши и смотрятъ настоящими англійскими магазинами: они не блестятъ выставленными товарами, почти все спрятано и закупорено, но за то все есть и все хорошее. Опять попали въ ту дубовую аллею, которая отдляетъ ботаническій садъ отъ губернаторскаго дома. Домъ этотъ тоже обнесенъ садомъ, гд разгуливаетъ страусъ, мелькаютъ по кустамъ антилопы и другія дикія козы и еще какіе-то журавли, все это только остатки бывшаго здсь хорошаго звринца.
Губернаторъ, г. Грей всми очень любимъ, прежде онъ былъ губернаторомъ въ Новой Зеландіи, гд заводилъ колоніи. Желая нравственно дйствовать на туземцевъ и внушить имъ охоту къ образованію, онъ перевелъ на ново-зеландскій языкъ, чью-то исторію Петра Великаго, и, замчательная вещь, примръ Петра необыкновенно сильно подйствовалъ на многихъ предводителей! Они съ жаромъ стали учиться сами и учить своихъ подчиненныхъ…
Теперь здшніе губернаторы уже не имютъ той власти, какою пользовались прежде, когда какой-нибудь секретарь самовластно распоряжался въ краю и наживалъ огромныя деньги. Капскимъ колоніямъ дана полная самостоятельность, уже четыре года, какъ у нихъ есть свой парламентъ, ограничивающій дйствія губернатора {Нсколько лтъ тому назадъ прокладывали дорогу въ Уорстеръ, она неминуемо должна была идти черезъ мстечко Шарль, весьма значительное. Секретарь главнаго управленія, tout comme chez nous, просилъ съ жителей Шарля четыре тысячи фунт. стерл., они не дали,— и дорога пошла стороною. Къ счастію, теперь въ колоніи основанъ парламентъ, распоряженія котораго устраняютъ подобныя злоупотребленія административныхъ лицъ. Колонія начинаетъ благоденствовать, управленіе приняло законный характеръ, хотя вс другія условія остались одни и т же.} и собирающійся въ присутствіи королевскаго прокурора. За нсколько дней до нашего прізда было открытіе парламента на ныншній годъ и въ первомъ засданіи предложено было три билля: 1) объ открытіи въ Каптоун университета, 2) объ устройств каменнаго брекватера въ Столовой бухт и 3) о проведеніи желзной дороги до Ворстера и дальше. Правительство, пользующееся только четыре года своею самостоятельностію, энергически берется за дло, но, къ сожалнію, финансовыя средства его еще не соотвтствуютъ потребностямъ страны, до сихъ поръ расходы на колонію превышаютъ даваемые ею доходы.
Развивающееся въ восточныхъ провинціяхъ овцеводство и высокое качество шерсти даютъ многимъ здшнимъ начальникамъ надежду на значительное увеличеніе доходовъ колоніи
Вывезено шерсти въ 1833 году 111.077 фунт.
— — — 1843 — 1.754.737 —
— — — 1853 — 5.912.927 —
Усиленіе вывоза значительно, но какова бы ни была шерсть, она не индиго и не сахарный тростникъ, такъ щедро вознаграждающій въ другихъ колоніяхъ труды хозяевъ.
Другой важный предметъ вывоза колоніи — вино, не констанское, котораго вывозится очень мало, но смсь винограднаго сока и водки, извстная подъ названіемъ, которая, замтимъ для нашихъ любителей, подъ именемъ мадеры, портвейна и проч. везется въ Англію, а оттуда, перейдя вторично черезъ лабораторію виноторговцевъ, развозится по всей Европ уже настоящею мадерою и настоящимъ портвейномъ…
Въ 1839 году англійское правительство освободило въ колоніи рабовъ. Слдствіемъ этого было то, что буры ушли на востокъ, основали тамъ Портъ-Наталь, и поселились до Делагоа-бе и земли Зоолуховъ. Колонизація эта, конечно, не обошлась безъ кровопролитій, еще и до сихъ поръ колонисты подвержены частымъ нападеніямъ воинственныхъ дикарей-сосдей. Внутри новозанятой земли есть деревня, носящая грустное вазваніе ‘плача’ (Weenen): здсь перерзано было 500 челов. буровъ царькомъ Зоолуховъ, Дингааномъ. Земли, окружающія Портъ-Наталь, необыкновенно плодородны, безчисленные источники горъ Каталамбы соединяются въ рки, орошающія долвы, и вливаются въ море, на пространств двухъ градусовъ, впадаетъ въ море 422 рки! Грунтъ земли черноземъ, на которокъ кукуруза достигаетъ такой высоты, что человкъ, ставъ на лошадь, не достаетъ ея верхушки. Koфe, чай, бананы и многія тропическія произведенія растутъ здсь въ изобиліи, жатва хлба бываетъ два раза въ годъ, деревья покрыты вчною зеленью, все круглый годъ цвтетъ и несетъ плодъ. Хлопчатая бумага составляетъ также одно изъ важныхъ естественныхъ проведеній колоніи, въ сверной ея части находятся богатыя копи каменнаго угля. Въ ркахъ водятся аллигаторы, зми шишъ и вьются по кустарникамъ, и міазмы заразительныхъ лихорадокъ гнздятся въ болотистыхъ дельтахъ ркъ. Въ лсахъ есть тигры и львы, но число ихъ замтно уменьшается, по мр распространенія народонаселенія.
Портъ-Наталь хотя принадлежитъ Англичанамъ, но они не вшаются въ дла здшнихъ буровъ, уважая ихъ самостоятельность. Новое капское правительство старалось нкоторыми окольными путями поддержать благосостояніе колоніи, навезены были многіе ‘цвтные’ работники, руки стали дешевы въ Кап, но несмотря на это, колонисты недовольны. Не измняя своей голландской натур, они флегматически перетерпли переходное состояніе и отмалчивались точно такъ же, какъ прежде отстаивали свои земли отъ нападеній дикихъ сосдей и дикихъ зврей. Какъ бы то ни было, но хозяйственная машина мало-по-малу пошла, и теперь колонія уже требуетъ университета и желзныхъ дорогъ, доказывая здоровое состояніе своего политическаго организма. Устройство брекватера сдлаетъ капштадтскій рейдъ однимъ изъ самыхъ удобныхъ.
Къ 6-ти часамъ мы возвратились въ гостиницу и, приведя вт порядокъ свой туалетъ, сошли, по звонку, въ общую залу. Сребро и хрусталь на стол искрились и блистали при свт газовыхъ лампъ. Блюдъ было вдвое больше, чмъ за завтракомъ, и вс они покрыты были жестяными колпаками. Всякій распоряжается темъ блюдомъ, противъ котораго сидитъ, но не прежде какъ вс подятъ супъ и рыбу… Кром этого общаго строгаго чина, соблюдается еще множество мелочей, такъ напримръ, бда, если вы станете рзать рыбу ножомъ, если что-нибудь на конц ножа поднесете ко рту. если высморкаетесь за столомъ и пр. Человкъ, совершившій одно изъ подобныхъ преступленій, навсегда лишается званія джентльмена. Подъ конецъ стола подаются пломпуддинги и кексы, за ними сыръ, огурцы, редиска, петрушка. Наконецъ со стола снимается все, даже скатерть, и на стол является дессертъ: плоды, орхи, сладкое вино и кофе. Л. О. былъ въ своей тарелк…
Вечеръ провели на бал, родъ маленькаго Valentino. Малайцы играли на двухъ скрипкахъ и флейт, ими дирижировалъ страшный толстякъ, онъ же и собиралъ деньги за входъ. Нсколько свчъ, вправленныхъ въ несовсмъ красивыя люстры, освщали небольшую залу, по сосдству, чрезъ отворенныя двери, виденъ былъ курятникъ, и иногда крикъ птуха гармонически смшивался съ звуками польки.
На другой день я долго ходилъ по окрестностямъ города. Прекрасныя кедровыя рощи окружаютъ Капштадтъ, зелень ихъ такъ густа, что если посмотришь на деревья нсколько сверху, то они кажутся оплошнымъ зеленымъ мохнатымъ ковромъ, рдко встртишь тнь, которая бы отдляла одну группу отъ другой. Попалъ и на купеческую пристань, на которой устроены рельсы, по нимъ подвозятъ огромныя фуры для складки товаровъ. Погода была хорошая, тихая, облака бродили по Столовой гор, неподвижною массою, какъ зеркало, стояло море на рейд, гд около 40 судовъ, различной величины, чернли своими снастями и корпусами, отражаясь въ спокойной глади водъ. Нкоторыя суда отдавали паруса для просушки, на другихъ дымились трубы, флаги всхъ націй пестрли, сонно повиснувъ на флагштокахъ. По обимъ сторонамъ деревянной пристани, столпившись въ кучи, краснли шлюпки съ своими пестрыми гребцами, предлагавшими свои услуги. На нкоторыхъ лодкахъ были мачты, и неубранные паруса красиво драпировались на длинныхъ реяхъ. На иныя шлюпки укладывали свжее мясо, на другія зелень, корзины съ виноградомъ и плодами, собаки шныряли у ногъ. Говоръ разноязычной толпы, крикъ, стукъ, плескъ веселъ, все сливалось въ общій гармоническій гулъ, заставившій меня долго простоять на мст.
Здсь, также какъ на Мадер, сигналами извщаютъ объ опасности стоящія на рейд суда, предлагая сняться съ якоря. Многія примты даютъ знать на Мыс о неблагопріятной погод, такъ напримръ, если на стол накрыта скатерть, левъ наднетъ чепецъ и т. п., то будетъ свжо, то-есть если Столовая или Львиная гора покроются туманомъ.
Переходя изъ улицы въ улицу, съ пристани на рынокъ, попали мы, съ Ч. на дворъ пакгауза, гд толпа Индусовъ хлопотала около большихъ всовъ, вшая огромные тюки и складывая ихъ потомъ въ цлыя горы. Почти вс Индійцы были голые, небольшіе блые передники, красныя фески да ожерелье, составляли весь костюмъ ихъ. На нкоторыхъ были блые плащи, набросанные съ такимъ вкусомъ и умньемъ, что можно было засмотрться на складки этой живописной одежды, облегающей коричневое тло. Толпою распоряжался небольшой худенькій человкъ, кровный Индусъ, въ чалм изъ тонкой блой шали и въ блой рубашк, или туник, красиво драпировавшейся на его граціозномъ, породистомъ стан. Собою онъ былъ тоже очень хорошъ, взглядъ орла, тонкій, прямой носъ съ прекрасно-очерченными ноздрями, ротъ почти женскій, небольшіе усы темнли даже на темномъ фон кожи, маленькія сухія руки, съ тонкими длинными пальцами, могли бы возбудить зависть самого лорда Байрона, который красоту рукъ своихъ ставилъ, кажется, выше своей поэтической славы, и котораго аристократическое происхожденіе Али-паша призналъ по рукамъ и ушамъ. Красавецъ Индусъ встртилъ насъ съ подобострастнымъ поклономъ, приложивъ руку ко лбу и низко поклонившись. Я попросилъ его постоять смирно, чтобы набросать съ него этюдъ, посл общанія на водку, онъ согласился, вс другіе бросили работу и съ любопытствомъ окружили насъ, образуя самую оригинальную и живописную группу. Можно было засмотрться на ихъ живыя и умныя лица, ихъ свободныя движенія и граціозныя позы, наши ‘фигурные’ художники пришли бы въ восторгъ отъ этой картины!… Но господинъ, который нанялъ Индійцевъ на работы, вовсе не раздлялъ нашего восторга, сначала онъ, ворча какъ бульдогъ, ходилъ кругомъ насъ, но наконецъ безъ церемоніи разогналъ живую картину.
Вечеромъ мы были въ концерт, довольно оригинальномъ. Турокъ, а можетъ-быть и не Турокъ, но только человкъ съ длиннымъ турецкимъ названіемъ Алибенъ-Суаалиса и пр., игралъ на персидскомъ инструмент, странно было видть вышедшую на подмостки фигуру, въ классическомъ восточномъ нарядъ, раскланивающуюся униженно предъ ‘почтеннйшею’ европейскою публикою, Турокъ вроятно не зналъ, что кланяться такъ — прилично только во фрак… Хотя бы талантомъ или искусствомъ искупилъ онъ униженіе своего романическаго костюма, но нтъ, онъ игралъ довольно посредственно, и даже въ афиш объявлено было, имъ самимъ, что въ нкоторыхъ мстахъ онъ игралъ съ большимъ, а въ другихъ ‘съ порядочнымъ’ успхомъ. Только эта откровенность изобличала въ немъ настоящаго Турка.
На слдующій день собрались мы идти на Столовую Гору. Утро было прекрасное, на неб ни одного облачка, воздухъ дышалъ свжестію. Въ половин девятаго вышли мы, вчетверомъ, изъ гостиницы, въ сопровожденіи голоногаго Малайца, навьюченнаго большою корзиною, съ състными припасами. Мы собрались на день, а взяли, какъ говорится, хлба на недлю, вовсе не такъ какъ поступаютъ европейскіе туристы, наши сборы напомнили намъ очень живо выздъ русскихъ помщиковъ къ роднымъ или сосдямъ, верстъ за пятьдесятъ. На дорог есть постоялый дворъ или хуторъ, куда надобно захать кормить лошадей, надо и закусить, а на хутор кром кислаго квасу, да чернаго хлба, конечно, ничего нтъ, и вотъ съ утра подвезенъ къ крыльцу длинный тарантасъ, начинается бготня, укладываютъ пирожки, индйку, хлбъ, печеныя яйца, соль въ бумажк и проч., и проч. и все это очень пригодится въ дорог… Блаженной памяти Араго пошелъ на Столовую Гору съ однимъ яблокомъ въ карман, и врно не дошелъ бы до ея вершины, еслибы не встртилъ на дорог племянника Кювье, который запасся однимъ сухаремъ. ‘Но ихъ примръ былъ намъ наукою’: согнулась спина Малайца подъ тяжестію ростбифа и другихъ принадлежностей холоднаго завтрака на четыре персоны, уложеннаго систематически въ большой корзин хозяиномъ гостиницы, вроятно хорошо знакомымъ съ русскими обычаями…
Подкрпляемые свжестію утра, шли мы бодро и скоро оставили за собою городъ, войдя въ тнь длинной аллеи: съ обихъ сторонъ ея были кедровыя рощи, изъ-за густой зелени которыхъ проглядывали высокія трубы блыхъ голландскихъ домиковъ или крылья втряныхъ мельницъ, окрашенныя въ красную краску. Скоро лсъ началъ рдть, съ одной стороны потянулась блая низенькая стнка, скрываемая мстами кустарникомъ, за нею виднлись деревья и домики, потомъ опять пошелъ лсъ и наконецъ зеленая равнина, поднимающаяся до самой Львиной Горы. Съ другой стороны аллеи журчалъ ручей, растекаясь нсколькими протоками, омывавшими то груду камней, то густой кустарникъ, то зеленый лужокъ, дальше красовались рощи, возвышаясь одна надъ другою, за ними, еще выше, срые каменные уступы горы, окаймленные зеленью, потомъ голыя массы камня, образующія трехглавую гору, извстную подъ именемъ ‘Чортова пика’, Devils pik. Тропинка вилась по ручью, часто переходя черезъ него по набросаннымъ камнямъ. На каждомъ шагу попадались намъ прачки, чернолицыя Кафритянки и Малайки, въ изорванныхъ платьяхъ, отличавшихся, несмотря на лохмотья, яркостію и смсью цвтовъ. Стукъ вальковъ, плескъ полоскаемаго въ мыльной вод блья, звукъ рзкаго языка болтливыхъ дикарокъ, удивленные взгляды ихъ черныхъ глазъ, при вид путешественниковъ, и сверкающія блыми зубами улыбки,— все это встрчало насъ у каждаго куста и каждаго утеса, отразившагося въ мыльной вод. Кустарникъ сталъ опять гуще и разросся шире, деревья толпились группами, образуя красивыя рощи, убиравшія холмы, которые взбирались другъ на друга. Прачки и вальки и простыни ихъ изчезли, тропинка вышла изъ рощи и повела насъ то по гранитному взлобку, дотого гладкому, что скользила нога, уже начинавшая трястись отъ усталости, то шла мимо водопада, который съ шумомъ и гуломъ, широкою струею, низвергался на камни, прибавляя силы оставленному нами ручью, то опять входила въ густой кустарникъ, котораго сплетенныя втви надобно было безпрестанно раздвигать руками. А между тмъ и руки и ноги устали, солнце сильно пекло, дыханіе становилось тяжело, во рту сохло, а виноградъ мы съли еще при начал дороги. Наконецъ ршили отдохнуть, въ тни развсистыхъ деревъ, на скамейк, въ сосдств рощи ‘серебрянаго’ дерева.
Нсколько глотковъ хереса подкрпили насъ, и когда дыханіе стало ровне, мы пустились дальше. Дорога становилась трудне,— если только эту, едва замтную тропинку можно назвать дорогою, она взбиралась все круче и круче, ноги то вязли въ песк, то ударялись объ острые камни. Кустарникъ рдлъ, наконецъ совсмъ пропалъ, и солнце безнаказанно палило наши головы. По русской привычк мы стали снимать тяготившее насъ платье: сначала галстухъ, потомъ пальто, жилетъ, наконецъ и шляпу, замняя ее платкомъ, намоченнымъ въ вод. Одинъ А. К. не ршился разстаться съ своею шляпой и былъ очень живописенъ въ ней, съ pince-nez на носу и почти въ одномъ бль. Мы забыли мудрое правило: во время всякаго дла, требующаго физическихъ усилій, не уступать себ ни въ одной мелочи, малйшая уступка своей слабости влечетъ за собою другую и удивительно балуетъ человка. Отдыхи наши становились чаще: второй продолжительный привалъ былъ на половин дороги, подъ тнью огромнаго камня, близь пещеры, неизвстно кмъ сдланной, природою или людьми. По стнамъ пещеры и на разбросанныхъ вблизи камняхъ, нацарапаны и написаны были имена нашихъ предшественниковъ. Несмотря на усталость, А. К. пошелъ въ пещеру и сталъ царапать ножомъ свою фамилію: кажется, это единственная вещь, сдланная имъ для своего безсмертія… Невдалек сбгалъ съ камня ключъ, мы припали къ нему, пили, мылись и полоскались съ наслажденіемъ, и только тутъ совершенно понялъ я чувство отрады, которое испытываетъ Арабъ знойной пустыни, пріхавъ къ оазису, гд растетъ десятокъ пальмъ и въ зелени прячется родникъ. Въ пещер, вмст съ именемъ А. К., оставили мы свой завтракъ и лишнее платье, и пошли дальше. Отсюда начинался самый крутой подъемъ, кустарника уже не было,— одни голые камни, то въ грудахъ, то поодиначк, между ними вилась тропинка и взбиралась на голые уступы. Малаецъ, какъ кошка, цплялся за острые камни голыми ногами и, свободный отъ тяжести корзины, шелъ бодро и легко впереди насъ, оглядываясь часто назадъ и подсмиваясь надъ нами. К. мало отставалъ отъ него, но я и А. К. садились черезъ каждые десять шаговъ, не внимая увщаніямъ. А. С. совершенно изнемогъ, надъ каждымъ почти камнемъ склонялся онъ, какъ плачущая старуха надъ гробницею своего дтища, сравненіе это невольно пришло всмъ въ голову при взгляд на платокъ, повязанный на голов А. С., какъ повязываютъ его наши старушки, но онъ не смялся съ нами, усталость дйствовала на него, какъ на иныхъ дйствуетъ вино,— онъ былъ сердитъ и угрюмъ и не отвчалъ на наши насмшки. Мы, остальные, не пали духомъ,— задыхались, валились на камни, но продолжали смяться другъ надъ другимъ, духъ нашъ былъ бодръ, но плоть немощна. Сколько проектовъ развивалъ передъ нами А. К., развалившись на колючей трав, прикрывавшей мстами острые камни: то предполагалъ устроить желзную дорогу на вершину Столовой Горы, то сдлать подъемъ на блокахъ, тоже посредствомъ паровъ, то завести муловъ и пр. Но надобно было вставать, сгоряча проходили мы скоро шаговъ двадцать и садились опять! Малаецъ нашъ сталъ наконецъ пускаться на хитрости, онъ указывалъ вверхъ на какой-нибудь утесъ, говоря, что тамъ вода, или что оттуда пойдетъ положе, и это придавало намъ, на время, нсколько силы…
Тропинка вошла въ ущелье, которое постепенно суживалось, съ обихъ сторонъ тснили насъ поднимавшіяся отвсно срыя, мрачныя громады, изрзанныя черными трещинами, изъ которыхъ пробивался зеленый кустарникъ, украшая и смягчая рзкія ихъ очертанія. Часто изъ трещинъ выбгала красивая ящерица и, блеснувъ своимъ изумруднымъ хвостомъ, быстро изчезала въ другой трещин. По крайней мр мы шли теперь въ тни, въ этомъ дикомъ ущельи, громкое, раскатистое эхо вторило каждому шагу, каждому звуку голоса и оторвавшемуся камню.
Вершина Чортова Пика скрылась въ туман, облако всползло и на Столовую Гору, тнь сгущалась, становилось холодно, Малаецъ съ безпокойствомъ указывалъ на это облако, совтуя торопиться. Но какое средство торопиться, когда едва двигаешь ноги! Притомъ мы дотого устали и ослабли, что намъ было ршительно все равно, ‘быть или не быть’, это психологическій фактъ, которому поврятъ только бывавшіе въ подобномъ положеніи. А между тмъ, все шли дальше. Ущелье суживалось, надобно было взбираться по голымъ камнямъ на уступы, которые къ вершин понижались, взлзли на одинъ уступъ, впереди — ничего, только небо, ниже, на горизонт, засинло море, показалось нсколько вершинъ горъ, по которымъ бродили разорванныя облака, мы взошли на гору!
Вершина Столовой Горы совершенно гладка, какъ столъ, даже мелкіе камни, устилающіе ее, какъ мостовую, лежатъ къ верху плоскими и сглаженными поверхностями, только у края они образуютъ зубчатую стнку, какъ будто карнизъ на плоской крыш исполинскаго храма въ индійскомъ вкус. Когда подошли мы къ сверному краю, глазамъ предстала одна изъ тхъ картинъ, величественные размры которыхъ, возвышаютъ душу, какъ звуки гайденовской ораторіи. Цпи горъ, съ нжными переливами тней, свта и тоновъ, рисовались въ необозримой дали, море неподвижною массой лежало у ногъ и уходило въ даль, сливаясь съ горизонтомъ, не линіею, но тнью, лазоревою, прозрачною, Столовая бухта, ярко-голубая, окаймленная рзкими линіями береговъ, была какъ зеркало въ великолпной рам, берега ея примыкали къ зеленымъ лугамъ и пестрымъ нивамъ, терявшимся вдали, оттуда, изъ дали, текли рчки съ своими притоками, тамъ бллись, какъ точки, мельницы и фермы, ближніе берега пестрли песчаными отмелями и наконецъ зданіями города, который казался нарисованнымъ на лист бумаги vol d’oiseau. Львиная Гора, изогнувшая свою лсистую спину, зеленющія рощи, блые домики, стны, трубы, мелькающія изъ за массы деревьевъ, все нжно рисовалось въ общемъ тон дали, въ общемъ блеск и свт, рзкія тни и линіи сгладились и слились, какъ звуки, въ общую величественную гармонію. ‘Хорошо, прекрасно!’ заговорили вс, толпясь у край обрыва и держась за выдавшіеся камни. Я попробовалъ высунуться на самый крайній уступъ, но надобно было лечь, чтобы не упасть въ пропасть, и сердце забилось какъ-то непріятно отъ ощущенія страшной высоты.
Чортовъ Пикъ весь покрылся облакомъ, струи тумана двигались и къ Столовой Гор, заволакивая правую ея сторону, надобно было торопиться идти внизъ. Веселые и довольные, съ чувствомъ торжества, скоро сбжали мы къ пещер, гд ждалъ насъ завтракъ, которымъ и занялись вс съ необыкновеннымъ усердіемъ. Посл завтрака мы наслаждались отдыхомъ часа полтора. Надобно признаться, что мы взбирались на вершину горы четыре съ половиною часа, то-есть дольше всхъ извстныхъ намъ туристовъ. Къ шести часамъ, то-есть прямо къ обду, возвратились въ гостиницу, гд А. О. уже сидлъ за столомъ, заигрывая съ вилкою.
Дня черезъ два собралось насъ нсколько человкъ хать верхомъ въ Констанцію. Наняли лошадей, но горячіе застоявшіеся кони понесли насъ съ мста, и мы, вс плохіе кавалеристы, поскакали въ разныя стороны по городу, представляя собою вроятно самыя забавныя фигуры, А. О. даже упалъ и заплатилъ за это, къ великой его досад, пять фунтовъ штрафу. Однако это нисколько не остановило его и не разстроило нашей кавалькады, вс собрались, кое-какъ сладили съ лошадьми и послдовали за А. О., который, несмотря на паденіе, храбро поднялъ своего караковаго коня въ курцъ-галопъ. Думаю, что мы напомнили Англичанамъ почтенныхъ членовъ Пиквикскаго клуба. Сначала мы похали по дорог къ Симоновой Губ, потомъ свернули вправо, и миновавъ множество фермъ, рощей, аллей и красивое мстечко Винбергъ съ превосходными виноградниками, достигли наконецъ Большой Констанціи. Къ дому голландской архитектуры вела дубовая аллея, со двора открывался видъ на Фальшивую Губу съ ея гористыми берегами и лазоревою гладью водъ. Хозяинъ, М. Клете (Klte). толстый Голландецъ, встртилъ насъ любезно, повелъ по виноградникамъ и давалъ отвдывать отъ всякаго сорта, объясняя притомъ какой виноградъ идетъ въ какое вино. Потомъ пошли въ погребъ, большое блое зданіе съ фронтономъ, на которомъ изображенъ былъ Ганимедъ на орл и еще что-то, живой Ганимедъ, хорошенькій блокурый мальчикъ, подносилъ намъ на серебряномъ блюд вино, котораго ароматную струю потягивали мы по самому маленькому глотку, боясь множества разныхъ сортовъ и качествъ подносимыхъ винъ.
Виноградники заведены здсь назадъ тому лтъ полтораста, первый, начавшій здсь выдлывать вино, назвалъ его констанцскимъ по имени дочери тогдашняго губернатора, на которой онъ посл и женился. Впрочемъ, Клте разказывалъ, что только одно его заведеніе выдлываетъ настоящее констанцское вино, а сосдъ его, Ванъ-Риненъ (владтель Констанціи собственно, Ферма Клте называется Большая Констанція,— Great-Constantia), производитъ себя по прямой линіи отъ перваго воздлывателя, о которомъ я говорилъ, и даже показываетъ одно дерево передъ своимъ домомъ, посаженное, кажется, самою фрейлинъ-Констанціею. Оба они, какъ два деревенскіе птуха, никакъ не могутъ ужиться въ ладу, упрекаютъ другъ друга въ недобросовстности, и напоминаютъ во многомъ ссору Ивана Ивановича съ Иваномъ Никифоровичемъ.
Вино у обоихъ очень хорошо, но я бы совтовалъ брать у Клте, у котораго оно сладковато и душисто, какъ конфета. Его четыре сорта: констанцское, блое, красное, фронтиньякъ и понтагъ. Фронтиньякъ не такъ сладокъ (vin sec) и потому считается лучшимъ.
Черезъ нсколько дней я опять прізжалъ въ Констанцію, смотрть на выдлку вина. Процессъ этотъ здсь очень простъ. На небольшой телжк, запряженной двумя ослами, подвозятъ въ большихъ корзинахъ виноградъ, ссыпаютъ его въ огромный чанъ, куда забираются трое чернолицыхъ работниковъ съ голыми ногами и начинаютъ мять ягоды, длая всевозможныя усилія ногами и всмъ корпусомъ, сокъ стекаетъ въ резервуаръ, откуда, насосомъ, переливается въ открытую бочку. Въ бочкахъ этихъ остается онъ дней пять и больше, пока перебродитъ, потомъ переливается въ другія бочки, закрытыя, и закупоривается. Все искусство состоитъ въ умньи воздлать виноградъ, т. е. выростить ягоды, которыя должны быть сладки, неводянисты и доведены до извстной степени зрлости. Виноградъ разводятъ здсь на открытыхъ мстахъ, сажая его грядами и не пуская въ ростъ, такъ, чтобы лозы не превышали смородиннаго куста. Ни малйшая тнь не должна на него падать, даже обрзывается, смотря по надобности, много листьевъ, въ тни которыхъ могла бы спрятаться кисть винограда, онъ долженъ спть на солнц.
Главное вліяніе на качество винограда и вина иметъ почва, даже сортъ винограда не столько важенъ, какъ почва, виноградъ, растущій не дальше мили отъ Констанцской горы, не даетъ констанцскаго вина. Поэтому-то наши крымскія вина, несмотря на лучшіе сорты винограда, выписываемаго отвсюду и несмотря на приглашаемыхъ за дорогую цну мастеровъ, вовсе не хороши и никогда хороши не будутъ, сравнительно съ европейскими и другими извстными винами. Пора бы убдиться въ этомъ.
Сборъ винограда везд, также какъ и здсь, самое пріятное и оживленное время для сельскихъ жителей. Взрослые гуляютъ и ожидаютъ барышей, молодые люди лишній разъ вмст, дти съ утра до вечера толпятся у чановъ и корзинъ, провожаютъ телжку съ виноградомъ и воруютъ кисти лакомаго плода, изъ которыхъ съдаютъ только по дв, по три ягоды, пресыщенные изобиліемъ.
— Сколько платите вы работникамъ? спросилъ я у Клте.
— Два шиллинга и бутылку констанцскаго вина въ день, отвчалъ онъ, потомъ, задтый за чувствительную струну, прибавилъ:
— Во время сбора винограда я ихъ нанимаю до двадцати человкъ, а въ остальное время мн и половины этого не нужно. Да, теперь времена тяжелыя! прежде я имлъ своихъ невольниковъ до полутораста человкъ! И чтожь? большая часть ихъ такъ привыкла къ нашему дому, что были какъ родные, а теперь возись съ этимъ народомъ! Смотри за нимъ съ утра до ночи, а то плата какъ разъ пропадетъ даромъ… Да тяжелы эти нововведенія!
‘Знакомая и старая псня, подумалъ я. Полтораста дармодовъ были миле сердцу фермера, потому что онъ владлъ ими, и потому что ему въ своихъ расходныхъ книгахъ не приходилось цифрою измрять трудъ ихъ.’
Знакомство мое съ капскими колоніями ограничилось не одною поздкою въ Капштадтъ и его окрестности, время у меня было, и я усплъ нсколько разъ побывать во внутреннихъ земляхъ колоніи, былъ въ Стелленбош, въ Дракенстеен, въ Паарл и Веллингтон, прохалъ по знаменитой дорог Бена, чрезъ ущелье, которое получило имя этого геолога-инженера (Bens-Kluft). Но я не хочу употреблять во зло ваше вниманіе, и при томъ почти вс эти мста вы знаете уже по превосходнымъ описаніямъ г. Гончарова, которыя, кром своего литературнаго достоинства, отличаются удивительною врностію. Замчу, что я, какъ туристъ, былъ счастливе его: я видлъ огромную змю, которая переползла передо мною черезъ дорогу, и могъ видть двухъ пойманныхъ тигровъ, которые бродили по ущелью Бена за день до моего прозда.
Ради изученія края былъ я въ гостяхъ у многихъ фермеровъ, видлъ ихъ жизнь, до поры до времени тихую и безмятежную, какъ жизнь нашихъ помщиковъ, осматривалъ ихъ хозяйство, которое ограничивается большею частію фруктовыми садами съ апельсинными, лимонными, миндальными и фиговыми деревьями, хотя, по голландской склонности къ цвтоводству, между плодовитыми деревьями красуются и жасмины и блыя огромныя датуры, и красныя алоэ, изогнутыя сверху какъ рожки канделябръ Гостепріимство фермеровъ, надобно правду сказать, самое радушное, хозяинъ иногда самъ взлзалъ на дерево, чтобы сорвать для насъ апельсинъ или фигу, или дарилъ хотя цвткомъ. Все это прекрасно, но ее далеко бы ушли впередъ капскія колоніи, съ ихъ флегматическими фермерами и сентиментальными фермершами, еслибы не взялась за нихъ Англія, давъ имъ правильное устройство, приведя въ порядокъ ихъ финансы, проложивъ дороги, отдаливъ внутрь Африки воюющія племена, освободивъ невольниковъ, роспространивъ школы и вдохнувъ во все свою здоровую жизнь, свой духъ просвщенія и торговли.
Между фермерами встрчается нсколько потомковъ французовъ, удалившихся сюда во время религіозныхъ гоненій Карла IX. Они не только утратили свои національныя особенности, но даже разучились правильно произносить свои имена, Дету обратился въ Де Тей, Беранже — въ Берзизи и т. п. Я былъ въ гостяхъ у одного изъ нихъ, по имена Mr. Mlan, на лицо ему было лтъ сорокъ, по манерамъ былъ онъ совершенный Голландецъ, медленный, точный, флегматическій, въ дом все было такъ чисто, какъ будто и мебель и посуда и вс вещи выставлены были напоказъ. Съ большою любезностью водилъ онъ насъ по всему своему хозяйству, показывалъ и огороды, и виноградники, и цвтники, называлъ всякій цвтокъ, даже самый обыкновенный, я не пропустилъ, кажется, ни одного дерева, чтобы не сорвать съ него плода для насъ, нсколько разъ даже самъ взбирался на деревья! Съ балкона дома его открывался превосходный видъ, Прямо противъ оконъ возвышается Зеленая Гора, за которою поднимаются скалы самой разнообразной формы, какъ бы споря между собою дикостію и уродливостію своихъ очертаній, одну изъ нихъ, тонкою нитью, огибала дорога, ведущая въ ущелье Бена, Зеленая Гора какъ будто улыбалась своими веселыми склонами, садами, рощами и холмами. За однимъ изъ холмовъ бллась ферма брата нашего хозяина, въ другой сторон, изъ за пригорковъ и рощь выглядывалъ ‘Діамантъ’, камень, лежащій на живописной гор, у подножія которой расположенъ перлъ всхъ здшнихъ колоній извстный Даарлъ. ‘А вотъ ферма моего отца’, продолжалъ хозяинъ, указывая на густой садъ, между деревьевъ котораго виднлись строенія. ‘А это ваши дти?’ спросилъ я, когда его обступила цлая куча разнаго возраста блокурыхъ малютокъ, одинъ изъ нихъ лзъ къ нему съ гуавомъ въ рук, другой требовалъ кукурузы, чтобы накормить куръ, третій самъ не зналъ чего ему было нужно, вмст съ ними ластилась къ нему огромная собака и, казалось, ревновала его къ дтямъ. ‘Это дти моего сына,— того самаго молодаго человка, который былъ съ нами въ саду.’ Такимъ образомъ я попалъ къ капскому ову въ гости,— ддъ, праддъ, внучаты! и все живо, свжо и здорово, ему, казалось, никакъ неболе пятидесяти лтъ ‘Чтоже, вашъ батюшка неужели еще самъ занимается хозяйствомъ?’ — О, да! онъ еще очень свжъ и самъ во все входитъ. Во время работъ не отходитъ отъ дла, вдь вы знаете: свой глазъ — алмазъ. ‘А чужой — стеклушко’,— передалъ я ему по-нмецки, чмъ онъ остался очень доволенъ. Праддъ его былъ французъ, а онъ французскаго языка никогда и не слыхивалъ!
Прибавлю еще, что я познакомился со всми докторами и даже миссіонерами тхъ мстечекъ, гд мн случилось быть, прибавлю потому, что большая часть ихъ показались мн какими-то странными людьми, между прочими, одинъ смотрлъ Маниловымъ, съ голландскою обстановкою, другой былъ ршительно Михайло Семеновичъ Собакевичъ. Даже приглашеніе его, когда онъ просилъ насъ садиться: ‘ich bitte’, звучало извстнымъ ‘прошу’, и весь разговоръ былъ въ дух Собакевича. Когда я заговорилъ о Беновской дорог, онъ сказалъ: ‘А за чмъ нужна эта дорога? разв павіанамъ ходить по ней?’ О губернатор отозвался не хорошо, а о бывшемъ секретар, который хотлъ взять взятку за дорогу, онъ говорилъ съ ожесточеніемъ, такъ что еслибы говорилъ порусски, то конечно назвалъ бы его Гогой и Магогой. Близь этого олицетворенія Собакевича неподвижно сидлъ его сынъ, настоящій Митрофанушка, когда отецъ говорить, то этотъ дтина, разинувъ ротъ, съ подобострастіемъ смотрть въ глаза своему папеньк. Вотъ сколько русскихъ воспоминаній….
Послднимъ знакомымъ нашимъ на Мыс былъ г. А. Этотъ самъ явился къ намъ, не знаю какъ, откуда и зачмъ. Небольше какъ въ полчаса, успть онъ разказать, что живетъ въ Веллингтон съ 1817-го года, что все въ колоніи начато при немъ, что онъ совтовалъ Бену прокладывать дорогу по другому мсту и не рыть тоннеля, Бенъ не послушался, и тоннель обрушился, и пр. и пр.
А помните ли вы, въ разсказ г. Гончарова, двнадцати лтнюю двочку, дочь хозяина гостиницы въ Паарл? Она вышла замужъ, за аптекаря въ Веллингтон, сдлалась отличною хозяйкой, что, впрочемъ, не удивительно, но сдлалась и премилою дамою. До обда она предсдательствуетъ на кухн, стряпаетъ своими бленькими ручками, а вечеромъ, переодвшись, любезна и мила, право не хуже нашихъ дамъ.
Вы теперь, пожалуй, будете ждать отъ меня заключительнаго слова о колоніяхъ на мыс Доброй Надежды. Но кто можетъ сказать послднее слово, особенно о томъ, что еще не остановилось, или, лучше сказать, не установилось? Я разказалъ что видлъ и слышалъ, ‘заключительное слово’ — не мое дло. Я думаю лучше будетъ, если я, вмсто всякихъ выводовъ и заключеній, приложу вамъ статистическую вдомость о привоз, вывоз и цнахъ здшнихъ товаровъ, что будетъ говорить само за себя.
Клиперъ Пластунь, 9 мая 1858 года.
Симонсъ-тоунъ.