От Таити до Буэнос-Айреса, Вышеславцев Алексей Владимирович, Год: 1861

Очерк
Время на прочтение: 66 минут(ы)
Скачать в PDF

ОТЪ ТАИТИ ДО БУЭНОСЪ-АЙРЕСА

Магеллановъ проливъ. Монтевидео. Буэносъ-Айресъ. Опять Монтевидео.

I.

Мы оставили берега Таити 15 го февраля, и, направляясь сначала къ югу, а потомъ къ востоку, на тридцатый день достигли Магелланова пролива. Еслибъ я былъ въ состояніи передать вс свтлые и черные дни этого перехода, то, конечно, постарался бы быть точнымъ въ своемъ описаніи, день за днемъ отмчалъ бы я наше плаваніе, перенося ярко-выставленными картинами воображеніе читателя на палубу нашего маленькаго клипера, нарисовалъ бы его и во время ‘свжей’ погоды, которую на земл называютъ бурею, когда судно лежитъ на боку, волны перебрасываются черезъ бортъ и снасти визжатъ,— и во время хорошихъ минутъ, когда солнце обсушиваетъ намокшее вчера платье, и легкій втерокъ надуваетъ и расправляетъ смятый рифами парусъ. Но если я когда сожаллъ о своемъ безсиліи въ описательномъ род, такъ это въ то утро, когда мы приближались къ Магелланову проливу. Еще съ ночи ‘засвжло’, по безпорядочному небу быстро неслись грозныя, черныя тучи, и съ ними находили порывы, шелъ дождь, снгъ и градъ. Утромъ (15 марта), сквозь густой туманъ, замтили неясные признаки берега: это были Евангелисты, отдльно разбросанные, высокіе камни, скоро открылся и мысъ Пилларя (Пиластръ), стоящій на страж пролива. Мы ‘спустились’ и полетли попутнымъ штормомъ въ узкое пространство между утесистыхъ береговъ, оставляя за собою бунтующій, разгулявшійся океанъ. Временами темнло отъ наступавшихъ тучъ, но, какъ быстро налетали он, такъ же быстро и проносились, тогда солнце ярко освщало гряды зеленыхъ валовъ, съ ихъ молочными, бурлящими гребнями, и мрачную, отвсную скалу Пилларъ, о которую разбивалась вся наступательная сила океана, высокимъ буруномъ, разлетавшимся милліонами брызгъ.
Входъ во время шторма въ проливъ производилъ странное впечатлніе и наводилъ на сравненіе съ другими бурями.
Вообразите себ площадь, на которой бушуетъ революція. Разъяренныя толпы народа въ злоб бросаются на другія толпы, уничтожая все встрчаемое, среди воплей, плача и стоновъ. И вдругъ съ этой площади вы попадаете въ мрачное подземелье, оставленное инквизиціею, гд на мрачныхъ, отсырвшихъ стнахъ еще замтны изображенія разныхъ пытокъ, и мстами виднются блющія кости и заржавленныя орудія… Хотя вы и укрылись отъ свирпой толпы, но до васъ долетаютъ еще вопли ужаса и отчаянія, которымъ вторитъ эхо мрачнаго подземелья, и вы содрогаетесь въ вашемъ убжищ, которое вмст говоритъ и о прошедшихъ ужасахъ, никто не догадался уничтожить слды жившихъ здсь мучителей. Площадь,— это разсвирпвшій океанъ, подземелье, гд еще отзываются его бури — Магеллановъ проливъ…
Прежніе мореплаватели, вроятно, бывали подъ тмъ же впечатлніемъ, входя въ этотъ мрачный проливъ, что можно заключить изъ названій, которыя они давали здшнимъ островамъ и бухтамъ: тутъ есть Апостолы, Евангелисты, заливъ Mercy (Милосердіе, God have mercy upon us!), Desolation, и пр.
За то рдко удавалось намъ видть боле эффектную морскую сцену. Вс тоны Айвазовскаго или Жозефа Верне, которые брали они у бури и грознаго неба, для приданія картинамъ своимъ эффекта, разыгрывались здсь fortissimo и боле великимъ художникомъ. И страшно бушующія волны, и водопадъ яркихъ лучей солнца, хлынувшихъ изъ-за черной тучи, низвергающей въ это время снгъ и градъ, и дикія скалы, подставившія вковую броню свою ярости океана, и передъ всмъ этимъ ничтожный клиперъ нашъ, изчезающій подъ массою воды, которая ежеминутно вливается на палубу,— все это представляло безконечное множество поэтическихъ оттнковъ и разныхъ эффектныхъ положеній… Крпя парусъ за парусомъ, мы остались подъ одними снастями и шли до десяти узловъ, слва Евангелисты уходили отъ насъ, закутываясь въ туманныя и мрачныя ризы, справа высилась гранитная стна, берегъ Desolation, начинавшійся мысомъ Пилларъ, выступающіе пилястры сдыхъ скалъ бороздились черными трещинами, только мстами рзкіе углы камня смягчались мхомъ и прилпившимся къ нему приземистымъ растеніемъ. Брызги отъ волнъ высоко поднимались къ горамъ, какъ будто волны желали набросить на ихъ мертвыя, неподвижныя фигуры свой прозрачный саванъ. Сколько вковъ продолжается здсь эта игра или эта борьба моря съ каменнымъ великаномъ!…
Недалеко была и бухта Милосердія, которую можно было узнать по находящимся вблизи ея тремъ камнямъ. Она образована небольшимъ углубленіемъ той же стны, нсколько острововъ и выступившія впередъ скалы защищаютъ ее отъ волненія, за то втеръ, достигая до бухты черезъ нсколько ущелій, пріобртаетъ въ нихъ еще больше силы и стремительности. Мы бросили якорь, поздравивъ себя съ окончаніемъ перехода Тихимъ Океаномъ.
Скалы спускались въ бухту уступами, какъ исполинскія ступени сказочной лстницы, во многихъ мстахъ съ этихъ уступовъ падали каскады, то живописно расплываясь широкою струею, то тонкою металлическою нитью прорзывая себ путь на темномъ фон чернющей трещины. Внизу, у самаго берега, росло нсколько деревьевъ, но втромъ и прибоемъ такъ прижало ихъ къ скаламъ, что они какъ будто сторонились и хотли дать кому-нибудь дорогу. Въ ущельяхъ скалы громоздились въ дикой перспектив, плавая въ туман темнаго облака, пробиравшагося по ихъ обрывамъ, каждое такое облако, вырвавшись изъ ущелья, вихремъ летло по заливу, бороздя его поверхность рябью и волненіемъ, обхватывало стоявшее судно, обдавая его дождемъ и снгомъ, сотрясая натянутыми цпями, свистя Соловьемъ-разбойникомъ въ снастяхъ и облакахъ, и летло дале… Къ довершенію удовольствія, якоря наши легли на каменную плиту, которая встртила ихъ также холодно и недружелюбно, какъ бухта насъ самихъ, не было ни илу, ни песку, за что бы уцпиться, и потому при малйшемъ порыв втра насъ дрейфовало.
Бухта Милосердія удивительно хороша какъ декорація. Еслибы нужно было представить самое дикое и ужасное мсто, ‘куда воронъ костей не заноситъ,’ куда ни зврь, ни птица, никакое другое животное не заходило, и гд случайно занесеннаго путника ожидаетъ какой-нибудь злой волшебникъ, то для такой декораціи лучше Милосердія трудно найдти мсто.
На другой день я здилъ на берегъ. При усть горной рчки лежало на боку разбитое судно, срубленныя его мачты находились невдалек, прибитыя волною къ камнямъ, половина палубы и бушпритъ были наружи, судя по всему, кораблекрушеніе было недавно. Но близости, въ пещерахъ и у камней, видны были слды недавняго пребыванія людей: гд стояла бочка, гд замтны были остатки костра… Какіе краснорчивые комментаріи къ бухт! Кто были эти бдняки? Переправились ли они на шлюпкахъ до Чилійской колоніи? Многіе ли изъ нихъ погибли? Отправились ли остальные внутрь острова? Послднее грозило бы тоже гибелью: кром голодной смерти, нечего тамъ найдти.
Судя по погод, въ океан все еще ревлъ штормъ, потому что каждые полчаса налетали къ намъ порывы, мы пользовались наступавшею тишиною, чтобы пристать къ берегу, и едва отыскали мсто, гд можно было выйдти, не рискуя разбить шлюпку, наконецъ увидли, что къ камню въ большомъ количеств прибило морской травы, за которую можно было уцпиться крюкомъ, упругая масса ея легла между шлюпкою и камнемъ, мы выскочили на нее, ползкомъ взобрались на берегъ, и пройдя шаговъ десять, ршили, что дальше идти незачмъ, потому что, кром мха и камней, ничего не увидимъ. И отсюда можно было наблюдать за процессомъ оживленія острова: по камнямъ виднлись мстами сначала срыя и зеленыя пятна, дале органическіе зачатки пріобртали боле опредленную форму листьевъ мха, потомъ между камнями поднимались низенькія деревца съ крпкою листвой, которая въ свою очередь покрывалась мхомъ до того густымъ и твердымъ, что на него можно было становиться, и зеленая упругая масса только колебалась подъ ногами, мстами можно даже было проникнуть подъ этотъ покровъ мха, гд было сыро, темно и холодно. По выход оттуда, даже камни, пригртые недавнимъ солнцемъ, казались не такими дикими.
На третью ночь нашей стоянки, порывы были очень сильны, и насъ такъ дрейфовало, что стало нужно развести пары. Къ утру (19-го марта) мы снялись, и съ попутнымъ втромъ и попутнымъ теченіемъ вошли въ самое узкое мсто пролива. Оба берега представляли рядъ однообразныхъ, невысокихъ холмовъ, мстами покрытыхъ снгомъ. Волненія не было, порывы были несильные и попутные. Только теперь мы ощутили пріятность плаванія этимъ проливомъ, и поняли почему его предпочитаютъ огибанію мыса Горнъ. Тамъ встрча двухъ океановъ, постоянные свжіе втры и неправильное волненіе часто бываютъ гибельны для судовъ. Имя пары, нтъ никакого разчета огибать мысъ Горнъ. Мы были первые проходившіе на русскихъ военныхъ судахъ Магеллановъ проливъ.
Пройдя первое узкое мсто Лонгъ-ричъ, къ вечеру вошли мы въ бухту, называемую Плая-парда. (Playa-parda.) По мр нашего приближенія къ ней, холмы берега становились выше, приобртая остроконечную форму, поля виднлись за ними, покрытыя снгомъ, мстами видны были голубые ледники, или глетчеры, которые висли на довольно большой высот. Ущелья развтвлялись разнообразно, тнями указывая на глубину свою и иногда на ширину долинъ. Противоположный берегъ уходилъ въ даль перспективою снговыхъ горъ, блый контуръ которыхъ рисовался на туманномъ неб, слабо подкрашенномъ золотистымъ свтомъ заходившаго солнца. Сблизившіеся берега образовали родъ озера, тихую и неподвижную воду котораго рзалъ нашъ клиперъ, направляясь къ бухт, лежавшей на лвомъ берегу. Мысъ, покрытый лсомъ (Wooding point,— мсто, на которомъ можно удобно рубить лсъ), раздляетъ ее на дв половины: первая углубилась далеко внутрь, такъ что не видно было ея окончанія, вторая суживалась и сближалась съ берегами, на которыхъ развтвлявшіяся деревья картинно мшались съ каменьями, мхами и трещинами. Миновавъ узкій проходъ, бухта снова расширялась круглымъ не подвижнымъ озеромъ, обставленнымъ со всхъ сторонъ громоздившимися другъ на друга горами. Мы входили въ эту дальнюю бухту, былъ вечеръ, розовая заря гуляла по снговымъ вершинамъ, на гладкую воду ложились ясныя отраженія живописнаго берега, по камнямъ и маленькимъ островкамъ какъ сторожа, стояли блыя и черныя птицы (чайки, капскіе голуби), тишина царствовала въ этомъ мирномъ, дикомъ ландшафт, и охватывала насъ, казалось, никто не хотлъ проронить слова, чтобы не нарушить общаго молчанія. Вотъ узкій проходъ, на одномъ изъ острововъ виденъ деревяный крестъ, здсь, какъ мы узнали посл, погребенъ италіянскій монахъ. Судно, нагруженное выгнанными изъ Италіи монахами, въ 1848 году, шло въ Вальпорайсо и оставило здсь одного изъ своихъ пассажировъ. Вотъ бухта, вся темная и мрачная отъ брошенной на нее тни съ высокаго берега, и отраженія его въ ней. Прозвучавшая цпь и звукъ упавшаго якоря сняли очарованіе, и снова началась суета и шумъ.
Если бухта Милосердія представляетъ собою дикій, страшный ландшафтъ, то Плая-парда является представительницею молчанія и тишины. Отвсный, ближайшій ея берегъ весь испещренъ разнаго цвта каменьями и трещинами, со множествомъ кривыхъ и втвистыхъ деревцовъ, сплетающихся красивою аркою, надъ этимъ берегомъ взгромоздились скалы, съ одной изъ нихъ падалъ высокій каскадъ, воды котораго прокладывали себ путь въ каменьяхъ и мхахъ, нсколькими ручьями вливаясь въ бухту, шумъ падавшей воды былъ такъ однозвученъ, что нимало не прерывалъ общей, мертвой тишины. Дале, скалы растутъ кверху лежащими другъ на друг каменными холмами, посыпанными недавнимъ снгомъ, еще выше стоятъ сплошныя снговыя горы и между ними два ледника, какъ два застывшія наверху озера, блистающія яркимъ голубымъ цвтомъ. Ночью взошла луна, и освтивъ кое-какія точки ландшафта, и набросивъ на другія непроницаемую, ровную тнь, придала безмолвной картин еще больше таинственности. На вод явилась только одна свтлая полоса, вся же гладь водъ была мрачна и безмолвна, водопадъ смотрлъ женщиною, закутанною въ блый саванъ и сходящею по ступенямъ скалистой лстницы.
Чтобъ имть удовольствіе вступить въ первый разъ на американскій материкъ, я вмст, съ нкоторыми другими, похалъ на берегъ. Вельботъ вошелъ въ рку, которая впадала въ глубин бухты, прорывъ сначала въ горахъ глубокое ущелье. Весело было лазить съ камня на камень, по упругому ковру мховъ и приземистыхъ растеній, мы взбирались къ мсту рожденія водопада, нкоторые, опередивъ насъ, являлись вдругъ надъ нашею головой альпійскими охотниками, съ ружьемъ черезъ плечо. Недоставало звука рожка, чтобы придать картин прелесть боле живую и отрадную, но здшняя природа не надолго приголубитъ человка: едва только расположились мы на обогртыхъ солнцемъ камняхъ, какъ изъ-за ближайшей горы показалась черная туча, вмст съ нею, по нсколькимъ ущельямъ, какъ непріятельскіе фланкеры, быстро понеслись клочья облаковъ, тни отъ которыхъ бжали впередъ по скалистымъ неровностямъ горъ. Втеръ зашумлъ, загудлъ, надо было спшить, чтобъ укрыться отъ вихря, налетвшаго съ дождемъ и снгомъ.
22 марта снялись съ якоря, прошли Крукедъ-ричъ, узкій проливъ между островами Карла III, другой Инглишъ-ричъ, гд съ одной стороны виднлась Трехъ-Вершинная гора, а съ другой — гора Понда, къ вечеру мы огибали мысъ Фровардъ (Froward), самую южную оконечность материка Америки (и вообще самую южную часть всхъ материковъ въ мір). Направляясь къ SO, берега представляли всевозможныя видоизмненія холмовъ и скалъ. Иногда представлялось взору нсколько цпей горъ, по которымъ отдаленіе и солнце распространяли свои опредляющія тни, при вечерней зар, красное освщеніе заходившаго солнца ложилось на снжныя вершины отдльныхъ острововъ, он казались огненными, что по всему вроятію и дало первымъ путешественникамъ поводъ назвать страну, лежащую южне пролива (и изобилующую покрытыми снгомъ холмами), Огненною Землею. У мыса Фроварда горы достигаютъ наибольшей высоты, мысъ отвсною скалой выдается впередъ, об его стороны представляютъ совершенно гладкія стны, на которыхъ можно было бы изсчь надпись, а на самой скал поставить монументъ, хотя бы Магеллану. Скала какъ будто просила какого-нибудь дополненія, мы огибали ее вечеромъ, и намъ казалось, что еслибы надъ ней возвышалась башня, звонилъ колоколъ, и сторожевой монахъ всходилъ наверхъ по изсченной въ скал лстниц, всматриваясь въ проходящее мимо судно, то это было бы и кстати, и очень эффектно. А теперь одн черныя трещины, да ущелья, которыя отдляютъ выступающую скалу отъ высокой шатрообразной горы. Пройденныя скалы виднлись сзади, въ послдовательномъ освщеніи, одна голубымъ, другая, дальнйшая, слабымъ лиловымъ пятномъ, а слдующая за нею исчезала почти совсмъ въ прозрачномъ, золотистомъ туман.
Обогнувъ мысъ, мы взяли курсъ къ NO, и считали уже себя по сю сторону Америки. Ночью мы имли намреніе стать на якор въ бухт Бугенвиля, отыскали ее во мрак, но она оказалась такою узкой, а ночное плаваніе по спокойной вод такимъ заманчивымъ, что мы вышли изъ нея заднимъ ходомъ и пошли дале. Ночью же миновали мсто, гд былъ знаменитый портъ Голода (Famine), извстный своею трагическою исторіей и послднимъ возмущеніемъ чилійскихъ поселенцевъ.
На восточной сторон Магелланова пролива мстность замтно измняется. Не видно ни высокихъ горъ, ни обрывистыхъ скалъ, берега не такъ высоки, выходятъ часто песчаными отлогостями, и больше покрыты растительностью, климатъ тоже замтно тепле и мягче. Тутъ уже кончается царство мховъ и лихеновъ, видны буковыя деревья и высокая сочная трава. Наконецъ мы разсмотрли нсколько деревянныхъ домиковъ, церковь и высокій флагштокъ, на которомъ разввался чилійскій флагъ, а отъ берега уже отдлилась шлюпка. Мстечко, увиднное нами, называется Пунта Аренасъ, Punta Arenas (Sandy Point), сюда, какъ въ боле-удобное мсто, переведена колонія, нсколько лтъ тому назадъ, изъ порта Голода. Мы бросили якорь (23-го марта), за деревней и вдоль всей бухты виденъ былъ сплошной лсъ, за нимъ вдали синія горы, со стороны Огненной Земли также горы, синія и снжныя. Изъ шлюпки, приставшей къ борту, вышелъ высокій, красивый мущина, въ альмавив съ бархатнымъ подбоемъ, закинутой такъ, что весь бархатъ ровною полосой падалъ съ лваго плеча внизъ, толстые шнурки съ кистями переброшены были тоже съ искусственною небрежностью. На красивомъ его лиц были усы, бакенбарды и эспаньйолетка, остальныя мста были тщательно выбриты, на блыхъ пальцахъ сіяли цнныя кольца. Вышелъ онъ съ важностію, заставлявшей думать, что передъ нами былъ какой-нибудь обднвшій испанскій грандъ, принужденный обстоятельствами жить здсь. Это былъ, правда, губернаторъ колоніи, но не испанскій грандъ, а Датчанинъ, боле ученый нежели государственный человкъ, читавшій лекціи химіи въ Санъ-Яго и получившій мсто губернатора Магелланова пролива.
Посл обда мы отправились осмотрть колонію. На берегу чинился барказъ, подъ навсомъ висло нсколько шлюпокъ, на бревнахъ сидли женщины, вс уже не молодыя, съ рзкими чертами лица, съ черными глазами и растрепанными волосами, на нихъ были яркія разноцвтныя лохмотья, взгляды ихъ были наглы и вовсе не двусмысленны. Сюда присылаютъ женщинъ дурнаго поведенія изъ Вальпарайсо и выдаютъ ихъ замужъ за поселенныхъ здсь солдатъ. Не соблазняясь взглядами перезрлыхъ красавицъ, мы прошли мимо и встртили двухъ ручныхъ гуанаковъ, которые, подбжавъ къ намъ, стали ласкаться, мы гладили ихъ и долго любовались этими милыми животными, глазамъ которыхъ позавидовала бы не одна красавица. Гуанакъ — родъ ламы, шерсть его похожа цвтомъ на верблюжью, только гораздо пушисте и мягче. Цлыми стадами ходятъ они по горамъ Патагоніи, и кочующія племена Патагонцевъ слдуютъ за ними, потому что гуанакъ составляетъ для нихъ все. Ловятъ ихъ болосами, веревкой о трехъ концахъ, съ тремя шарами, обтянутыми пузырями, держа въ рук одинъ, вертятъ въ воздух другими двумя концами, которые, когда ихъ бросятъ, обхватываютъ ноги животнаго и спутываютъ его. Изъ гуанака выдлываютъ мха, удивительно мягкіе и теплые, мясо его очень вкусно и составляетъ главную пищу Патагонцевъ. Утшенные ласками гуанаковъ, гораздо больше нежели вызывающими взглядами отставныхъ красавицъ, мы шли дальше по лужайк хорошо обдланною дорогой, по сторонамъ трава была скошена, и паслось нсколько большихъ и жирныхъ быковъ. Деревенька была на небольшомъ возвышеніи, единственная ея улица состояла изъ деревянныхъ строеній, соединенныхъ между собою, въ конц деревни строился домъ съ башней, для губернатора: это-то мы принимали издали за церковь. Противъ строеній была казарма и небольшое укрпленіе, кажется, съ двумя пушками. На улиц мы видли также женщинъ, а первый попавшійся намъ мущина былъ финляндецъ, говорившій по-русски. Насъ повели по квартирамъ, гд предлагали вымнвать мха на водку и порохъ, а такъ какъ мы были предупреждены губернаторомъ, чтобъ этихъ снадобій отнюдь не давать жителямъ, то пришлось покупать за деньги и платить за одяло изъ гуанака 11 долларовъ, когда его можно было вымнять за 4 бутылки плохаго рома. Кром гуанаковъ, намъ предлагали страусовыя шкуры, мха изъ полосатыхъ хорьковъ, львиныя {То-есть львовъ американскихъ безъ гривы и меньше ростомъ это, кажется, т же пупа, которые водятся въ Мексик.} шкуры и проч. Везд поражала насъ бдность и нечистота жилищъ. На каждомъ шагу слышались жалобы на строгость губернатора: никто не иметъ права выпить рюмку вина безъ его позволенія, надзоръ за всмъ самый бдительный, но, какъ мы узнали, совершенно оправдываемый положеніемъ длъ и предыдущимъ опытомъ. Предшественникъ губернатора былъ убитъ взбунтовавшимися солдатами, а бывшій передъ нимъ — Индйцами: непріятное положеніе. Вся колонія состоитъ изъ сброда всевозможныхъ авантюристовъ, не нашедшихъ себ мста нигд. Если кто ршился жить въ Магеллановомъ пролив, то это значитъ, что ему сильно не повезло въ другихъ мстахъ. Почти вс жители этого мстечка занимаются мновою торговлей, и когда прикочевываютъ Патагонцы, принося съ собою мясо убитыхъ гуанаковъ и шкуры, все это вымнивается на водку и бережется до прихода какого-нибудь судна. Патагонцы же спускаютъ все, и почти голыми уходятъ домой. Этимъ торгомъ занимаются здсь вс. Насъ привели къ капитану, второму лицу посл губернатора, природному Чилійцу. Несмотря на свой мундиръ, онъ ползъ въ сундукъ и сталъ вынимать изъ него мха, встряхивая ихъ не хуже нашего купца: но мы невнимательно смотрли на шкуры страусовъ и гуанаковъ: у окна сидла жена его съ черными большими глазами, смотрвшая на насъ съ любопытствомъ, сдерживаемымъ скромностью. Она была очень хороша, бдный костюмъ ея, не совсмъ опрятный, не скрывалъ граціи. Около нея, въ грязныхъ пеленкахъ, пищалъ ребенокъ, вроятно недавно явившійся на свтъ, блдность лица матери, бдность обстановки, мужъ, запрашивающій страшную цну,— все это было грустно…. мн даже казалось, что хорошенькая Чилійка поняла мою мысль, и что въ глазахъ ея выразилось грустное сознаніе своего положенія. Она смотрла львицей,— а что могла она найдти въ своемъ жалкомъ муж? Въ состояніи ли онъ наполнить ея жизнь, вознаградить собою за эту пошлую обстановку и грязную жизнь въ поселеніи. Но можетъ-быть она ничего лучшаго и не проситъ: и красота ея, и страстью пылающіе глаза, и грустно сложенныя прекрасныя губы, можетъ-быть все это фальшивая вывска пустой натуры? Если такъ, то пусть живетъ она всю жизнь свою здсь, и пусть мужъ ея не продастъ ни одной шкуры выгодно!
Вечеръ мы провели у губернатора. Несмотря на то, что онъ представляетъ собою типъ франтовъ прошлаго поколнія, онъ очень образованный человкъ. Живя въ совершенномъ одиночеств (капитанъ — плохой ресурсъ для разговоровъ, и вс его посщенія ограничиваются вечернимъ рапортомъ), онъ много занимается, читаетъ и вытачиваетъ разныя вещи изъ дерева. Онъ долго жилъ въ Чили, и его разказы о революціяхъ въ Санъ-Яго и Вальпарайсо очень любопытны. У него прекрасная коллекція патагонскихъ вещей, какъ-то: шпоры, болосы, пояса, головныя украшенія, и пр. Изъ этого мы увидли, что патагонскій вкусъ очень близокъ къ русскому. Видали ли вы у нашихъ кучеровъ кожаные пояса съ серебряными или мдными пуговками?— Въ этомъ род почти вс патагонскія украшенія. Кончики стрлъ Патагонцы длаютъ изъ разбитыхъ бутылокъ. Угощалъ насъ губернаторъ чаемъ и свжимъ сливочнымъ масломъ, подобнаго которому мы не ли съ самой Франціи. Меня попросили посмотрть одного больнаго: у него болли глаза, легкая простуда понудила мстнаго доктора выдернуть ему рсницы, и глаза дйствительно разболлись. Если васъ будутъ посылать доктора лчить глаза въ Магеллановъ проливъ, то не слушайтесь ихъ.
На другой день мы гуляли въ лсу, который начинался у самой колоніи, онъ состоялъ изъ большихъ буковыхъ деревьевъ съ втвистыми стволами, и прорзывался небольшими просками, чаща непроницаемая, много срубленныхъ деревъ лежало на земл, между ними вилась тропинка, по которой иногда проносился Чиліецъ, на лихомъ кон, въ толстомъ пончо, отбросивъ его въ красивыхъ складкахъ за плечи. Тропинка вела къ кладбищу, которое было заперто, такъ что только на немногихъ памятникахъ можно было прочитать кто окончилъ дни свои такъ далеко отъ обитаемаго міра. Погода была прекрасная. Огненная Земля дйствительно пылала огнемъ, охваченная пламенемъ вечерней зари, отдаленные мысы красовались въ разнообразномъ освщеніи. Но хорошая погода скоро измнилась, на другой же день пошелъ снгъ, при жестокомъ втр отъ NO, у берега сильный прибой ломалъ шлюпки. Мы не здили на берегъ и съ нетерпніемъ ожидали времени, когда прикажутъ сняться съ якоря.
28 марта пошли дальше и скоро миновали узкій проливъ между материкомъ и островомъ Елизаветой. Вечеромъ, подходя къ Gregory Вау, увидли на берегу дв человческія фигуры и выставленный на большомъ шест флагъ. Сейчасъ была спущена шлюпка, снабженная всмъ необходимымъ для помощи, на случай если это были люди, потерпвшіе кораблекрушеніе, оказалось, что это были Патагонцы. Результатомъ экспедиціи было пріобртеніе вонючаго хорька, подареннаго Патагонцемъ К—у, и слды пятиминутнаго пребыванія этого зврка въ каютъ-компаніи были еще слышны на другой день, когда мы, развернувъ всю парусину, летли попутнымъ втромъ, мимо Нозешонъ-бея и мыса Двъ, послдняго изъ мысовъ пролива въ океанъ.
Скоро скрылись за нами низкіе берега Патагоніи, и уже знакомыя намъ волны нашего океана стали покачивать клиперъ. Мы должны были идти на островъ Св. Елены, поднявшись до 40 ю. ш., мы уже шли по параллели, ожидая западнаго втра, который бы подхватилъ насъ и гналъ до долготы Елены, но нигд не расчитываешь такъ неврно, какъ въ мор. Расшатался у клипера ахтеръ-штевень, одно изъ главныхъ крпленій судна, на которомъ утвержденъ руль, а съ такимъ поврежденіемъ, безъ крайней нужды, нельзя было оставаться въ мор, находясь не больше 400 миль отъ берега, и вотъ клиперъ, какъ флагманское судно, поднялъ сигналъ: ‘рандеву Монтевидео’, который многіе увидли съ радостію, многіе съ неудовольствіемъ. Радовались люди, еще неутомленные плаваньемъ, желавшіе увидть новую страну, очень любопытную, обогатить себя новыми знаніями, новыми наблюденіями, недовольные были люди, спшившіе въ Россію, закрывшіе давно сердце свое для всякой любознательности, дошедшіе въ своемъ равнодушіи до способности простоять мсяцъ на рейд и не съхать ни разу на берегъ. Все это вамъ, жителямъ земли, непонятно, вы разказываете за анекдотъ эксцентрическую выходку какого-то Англичанина, пріхавшаго въ Петербургъ будто бы посмотрть ршотку Лтняго Сада и сейчасъ же вернувшагося домой, безъ всякаго желанія увидть что-нибудь другое, у насъ такихъ господъ пол-эскадры, и не въ вид исключенія, скоре это общее правило, у насъ слово ‘путешественникъ’ почти бранное слово, его употребляютъ, желая уколоть того нечестивца, который ршается на день или на два забыть брамшкоты для непонятнаго удовольствія посмотрть новый городъ, зайдти въ новую церковь, потолкаться на рынк, полномъ новыхъ лицъ и предметовъ. Вс эти господа смотрли на Монтевидео какъ на лишнюю задержку, эти Самаритяне боялись оскорбить величіе своего веревочнаго царства непонятными вкусами Филистимлянъ, желавшихъ узнать что-нибудь новое. Филистимляне были довольны, но, какъ гршники, не слишкомъ выказывали свою радость.
Остававшіяся до Монтевидео четыреста миль мы шли довольно медленно, наконецъ послдніе дни бывающій здсь часто SW пододвинулъ насъ. Мы уже были въ рк, но береговъ еще не видли: такъ широко устье Ла-Платы. Лоцманъ встртилъ насъ на маленькой шкун, миль за шестьдесятъ отъ города. Наконецъ показались, но очень далеко, острова, маякъ и берегъ.
Лоцманъ говорилъ довольно порядочно по-французски, онъ цлый день занималъ насъ разговорами, выгружая намъ всевозможныя свднія о Монтевидео, на томъ основаніи, что мы шли издалека, онъ не церемонился съ нами, пускался въ политику и пророчилъ войну. Привелъ онъ насъ на рейдъ поздно вечеромъ и поставилъ довольно далеко отъ берега.
Когда мы, на другой день, вышли на верхъ и осмотрлись, то увидли обширную подковообразную бухту, два стоявшія другъ противъ друга возвышенія находились у ея входа, слва, это былъ высокій зеленый холмъ, на вершин котораго устроенъ маякъ, холмъ этотъ и называется собственно Монтевидео, у его подножія можно разглядть деревушку съ садами и длинными каменными заборами. Справа холмъ боле продолговатый, узкій, и выходитъ въ рку довольно далеко, весь онъ скрытъ зданіями города, громоздящимися другъ на друга до самой его вершины, на которой, поднявшись надъ всми домами, красуется соборъ съ двумя четырехугольными, высокими колокольнями и большимъ серебрянымъ куполомъ. Дома, боле высокіе нежели длинные, пестрютъ окнами и балконами, два большія зданія, таможня и госпиталь, отличаются своею огромностью и количествомъ оконъ. Берегъ, соединяющій эти два холма и лежащій въ глубин бухты, низменъ, онъ былъ скрытъ отъ насъ мачтами и снастями стоявшихъ на рейд судовъ. Городокъ очень красивъ, освщенный утреннимъ солнцемъ, весь онъ, точно выдланный изъ одного куска, горитъ близною своихъ зданій, нагроможденныхъ правильными четырехугольниками другъ на друг, отсутствіе крышъ и трубъ рисуетъ какъ будто лстницу, поднимающуюся до собора и снова спускающуюся.
По рейду снуетъ множество шлюпокъ, мстныя вооружены большимъ трехугольнымъ парусомъ, который называютъ латинскимъ, онъ очень красивъ и даетъ шлюпк видъ блой птицы, летящей надъ поверхностью воды и опустившей въ воду одно крыло. На клиперъ къ намъ никого не являлось, никого изъ тхъ постителей, которые обыкновенно осаждаютъ приходящее судно. Подобное равнодушіе удивляло насъ, особенно въ приморскомъ город, гд приходящіе доставляютъ одинъ изъ главныхъ доходовъ маленькимъ прожектерамъ. Въ Гонконг судно берутъ приступомъ, въ Сингапур и на Сандвичевыхъ островахъ тоже, здсь же самимъ приходится длать рекогносцировки, съ цлью отыскать прачку, въ которой намъ была большая надобность, потому что мы съ Таити прачекъ не видали, а он въ мор также необходимы какъ свжее мясо.
На рейд стояло много судовъ различныхъ націй, видно было нсколько бриговъ, которыхъ почти нтъ въ Тихомъ Океан: туда ходятъ громадные клипера (не имющіе конечно ничего общаго съ нашимъ клиперомъ, нашъ клиперъ скоре канонерская лодка), а маленькому бригу не такъ-то удобно хлебать волны Горна и полосы западныхъ свжихъ втровъ. Въ 8 часовъ, при подъем флаговъ, мы увидли много такихъ судовъ, которыхъ давно не встрчали: вотъ бразильскій зеленый флагъ, и самый корветъ, на которомъ разввается онъ, знакомъ намъ съ Шербурга, вотъ уругайскій флагъ, флагъ Буэносъ-Айреса, а вотъ желтый, съ красными полосами, испанскій. Не говорю о разввающихся по всмъ океанамъ флагахъ, французскомъ, американскомъ и англійскомъ. Къ этому пестрому букету присоединился и нашъ андреевскій крестъ, явившійся сюда не новичкомъ, а видавшійся съ другими флагами на всхъ океанахъ міра.
Мы похали на берегъ, но шлюпка подъ желтымъ флагомъ вернула насъ, въ ней сидлъ докторъ, который долженъ былъ сначала удостовриться, не привезли ли мы съ собою какой-нибудь заразительной болзни. Когда вс формальности были исполнены, какъ будто мы вдругъ отъ этого поздоровли, мы благополучно добрались до длинной, желзной пристани, гд и высадились. Подъ пристанью толпилось множество шлюпокъ, военныхъ и частныхъ, на берегу была толпа, въ которой ярко отличались негры своими черными головами и добродушными, невозмутимыми взглядами. Когда я смотрю на негра, мн все кажется, что онъ мн хочетъ добродушно напомнить, что и онъ также человкъ, а не обезьяна, и что любопытно вглядываться въ его лицо такъ же неприлично, какъ еслибы лицо его было блое. Я это вполн постигаю, и смотрю всегда на негра боле съ участіемъ чмъ съ любопытствомъ… какъ смотрятъ на загнанную Сандрильйону въ какомъ-нибудь ‘пріятномъ семейств’. Видъ негровъ въ Монтевидео не оставляетъ тяжелаго впечатлнія, оттого что вы знаете, что они здсь вс свободны. Странно было бы говорить о красот ихъ, но нельзя не остановиться передъ живописностію и оригинальностію фигуры негра.
Кром негровъ, толпу составляли лица, надъ опредленіемъ происхожденія, занятій и значенія которыхъ призадумался бы всякій, здсь были лица смшанныя, неудавшіяся, выродившіяся, физіономіи неопредленныя, про которыя можно было сказать только, что у нихъ есть носъ, два глаза, ротъ, нсколько волосъ, набросанныхъ въ безпорядк на ихъ корявое лицо въ вид бороды, усовъ и бровей, а о выраженіи ихъ, о тип и красот не могло быть и рчи, это особенно бросалось въ глаза, когда къ толп примшивался какой-нибудь англійскій матросъ, казавшійся переодтымъ принцемъ между чернію. Кто составляетъ собственно народъ въ Монтевидео, трудно сказать, тутъ есть Баски, переселившіеся изъ Пиренейскихъ горъ въ давнее время и мшавшіеся съ Индйцами, Испанцами, есть и Нмцы, мшавшіеся съ Басками, Испанцы, мшавшіеся съ тми и другими: отыскивайте же въ этой смси чего-нибудь рзкаго и характеристическаго.
Увидвъ, что съ нами не было ни чемодановъ, ни мшковъ, которые бы нужно было перенести, толпа пропустила насъ довольно равнодушно, мы вошли въ улицу, перескающую городъ, лежащій на холмистой кос, и стали подниматься въ гору. Инстинктивно попали мы, посл втораго поворота, на самую модную улицу, названную въ честь дня освобожденія Уругая, Улицею 25 мая. На ней были прекрасные дома, наполненные магазинами, въ которыхъ царствовала страшная владычица міра — французская мода. Казалось, что Palais Royal перебросилъ сюда часть своего груза шляпокъ, мантилій, веровъ, кринолиновъ, духовъ, бродекеновъ, муфтъ, тросточекъ, золотыхъ булавокъ, брошекъ, конфетъ, и т. д. Находившіеся здсь французы подхватили все это и разложили по большимъ зеркальнымъ окнамъ такъ заманчиво, что Улица 25 мая стала любимымъ мстомъ прогулки дамъ Монтевидео. Цлый день, эскадронами, двигаются он здсь взадъ и впередъ, нападаютъ на магазины, тормошатъ, торгуются, но покупаютъ очень рдко. Еслибъ испанская щеголиха каждый разъ, какъ входитъ въ лавку, покупала что-нибудь, то ни лавокъ, ни состоянія Ротшильда не достало бы на удовлетвореніе этой гомерической алчности. Еслибъ я писалъ все это въ первые дни своего пребыванія въ Монтевидео, то конечно не ршился бы такъ отнестись объ этихъ ‘ангелахъ’, какими он вс намъ показались сначала. Дамы приморскихъ городовъ говорятъ, что сейчасъ по глазамъ можно узнать моряка, только-что пришедшаго съ моря: вс они смотрятъ такъ, какъ голодный сталъ бы смотрть на лакомое блюдо. А я прибавлю, что эти глаза, кром помянутаго выраженія, пріобртаютъ еще способность видть то, чего не увидишь, поживя на берегу подоле. Вс попадавшіяся намъ навстрчу дамы были очень хороши собою, а попадались он намъ на каждомъ шагу, или на тротуар, или на балконахъ, безъ которыхъ здсь нтъ ни одного окна. Еслибъ он вс были такими, какими казались, то не было бы на свт мста лучше Монтевидео, не осталось бы ни одного моряка на судахъ, сюда двинулись бы даже наши помщики изъ степныхъ захолустій, изъ Тамбова и Саратова, чтобы пасть къ ногамъ такихъ красавицъ. Но, увы! въ первый день у всхъ насъ была галлюцинація зрнія. Пока еще не наступило разочарованіе, мы съ наслажденіемъ смотрли на ‘милыхъ дамъ’, въ шелкахъ и кринолинахъ, съ поразительно-маленькими ножками, со взглядами, въ которыхъ видлось цлое море наслажденій, мы слушали звуки испанскаго языка, вылетавшіе изъ ‘божественныхъ устъ’, и не было гармоніи, которая могла бы сравниться съ этими звуками, иногда мы останавливались, закидывая голову кверху: тамъ, какъ звзда съ неба, сіяла съ балкона какая-нибудь синьйорита Христинита или синьйорита Италита, и ‘дивная ножка продвалась сквозь чугунныя перила’… Въ томъ же настроеніи духа зашли мы въ соборъ, онъ былъ новый, въ алтаряхъ стояли, разодтыя въ парчу и бархатъ, выкрашенныя фигуры святыхъ, и у ихъ подножій, на каменномъ полу, въ черныхъ мантильяхъ, сидли таинственно-граціозныя фигуры, нуженъ былъ одинъ намекъ для того, чтобъ услужливое воображеніе нарисовало самую романическую героиню подъ этими черными блондами, везд, казалось, молились ‘донны Анны’, жаль только что новые донъ-Жуаны не знали по-испански, чтобы вкрадчиво примшать свои лукавыя искушающія рчи къ непорочной молитв двъ. Посл мы часто въ этихъ непорочныхъ существахъ узнавали перезрлыхъ двъ, молившихся вроятно, какъ и вс перезрлыя двы міра, о женихахъ.
Погулявъ по улицамъ, побывавъ въ собор и на небольшой четырехугольной площади, на которой посажено нсколько деревьевъ, мы натурально захотли шоколаду, потому что въ город, носящемъ испанскую физіономію, и по которому ходятъ прекрасныя Испанки, всякій порядочный туристъ непремнно захочетъ выпить шоколаду. По близости была кофейня, хозяинъ которой былъ Французъ, одинъ изъ самыхъ пустыхъ и безтолковыхъ Французовъ въ свт, не было малости, которой бы онъ не раздулъ въ гору, пускаясь при этомъ въ самыя длинныя разсужденія.
Къ нашему несчастію, мы поручили ему послать за экипажемъ, и по этому случаю должны были выслушать чуть не цлый курсъ нравственности. Онъ началъ съ того, что извощики здсь мошенники, и мы не предвидли конца развитію этой обильной темы. Когда же пришлось съ нимъ расплачиваться, оказалось, что онъ и двухъ сосчитать не уметъ. Чтобы дать сдачи съ двадцати долларовъ, вызваны были на совтъ жена, поваръ, извощикъ, противъ котораго онъ самъ же возставалъ, и мы насилу освободились, закаявшись показываться на глаза этому Французу. Но вліяніе Француза не ограничилось этимъ, а отразилось еще и на нашей прогулк.
Мы выхали за городъ, въ то мсто гд кончалась холмистая коса и начиналось плоское, но также холмистое пространство, застроенное улицами, переулками, и пр. Мы думали, что стоитъ только выхать изъ Монтевидео, чтобы попасть въ пампы. Оказалось, что и отсюда нужно совершить порядочное путешествіе, прохать по крайней мр миль сорокъ, чтобы совершенно освободиться отъ заборовъ, огороженныхъ полей, квинтъ, мельницъ, боенъ, дачъ и садовъ. Гд собственно кончался городъ, трудно сказать, городъ чистый, щегольской, съ высокими многоэтажными домами и магазинами, оставался за каменнымъ рынкомъ, стариннымъ зданіемъ, однимъ изъ самыхъ характеристическихъ и живописныхъ въ Монтевидео. Двое воротъ, ведущихъ въ это квадратное укрпленіе, носятъ на себ слды старинной испанской архитектуры, перенесенной сюда очень давно, подобнаго стиля очень много остатковъ въ Буэносъ-Айрес. Рынокъ, заключавшійся между этими маститыми стнами, которыя поросли мстами мхомъ, заваленъ зеленью, плодами, кишитъ мелкими торговцами, отличается толкотней, шумомъ, снующими у ногъ собаками и всми подробностями, свойственными всмъ въ мір рынкамъ, но за рынкомъ шелъ также городъ, длинная широкая улица смотрла недавно выстроенною, на ней было много одноэтажныхъ домовъ съ внутренними дворами, такъ часто встрчающихся здсь. Въ лавкахъ видлись пончо, разныя кожаныя издлія, сдла, стремена, длинные, сдланные изъ жилъ арканы, называемые здсь lasso, и т. д. Чаще другихъ попадались лица, которыя съ перваго раза можно было принять, по костюму, за Турокъ, или тряпичницъ: голова повязана платкомъ, на плечахъ пончо, вмсто нижняго платья тоже пончо, подвязанный въ широкихъ складкахъ, не хуже шальваръ какого-нибудь мамелюка, а изъ-подъ широкихъ складокъ этой части одежды выглядываютъ дв блыя трубы панталончиковъ, обшитыхъ оборками… Видя въ первый разъ подобную фигуру, мы въ изумленіи спрашивали, кто это такое?— и намъ отвчали: это гаучо! Какъ, восклицали мы, гаучо, этотъ прославленный типъ проворства, ловкости, гаучо, набрасывающій на барса lasso, какъ онъ нарисованъ путешественникомъ Араго!.. Да что онъ, переродился что ли?.. И мы не врили, смотря на эту фигуру, напоминавшую скоре московскую салопницу нежели степнаго удальца. Но это были точно гаучо, и они всегда были такими. Гаучо — люди, находящіеся постоянно при скот, наши прасолы, гуртовщики, они составляютъ здсь большинство сельскаго народонаселенія. Рдко между ними бываютъ охотники. Они ловко загоняютъ стадо дикихъ быковъ, отлично бьютъ скотину, еще ловче сдираютъ съ нея шкуру, и вотъ міръ, въ которомъ вращаются они, развивая въ себ, частымъ обращеніемъ съ ножомъ и кровью, кровожадность и равнодушіе къ жизни другаго. Понятно, какой страшный элементъ составляютъ они въ здшнихъ частыхъ революціяхъ и междоусобіяхъ. Ихъ вообще не любятъ, имъ не довряютъ, и они, далеко не выражая собою поэтическаго типа молодечества, напоминаютъ скоре отверженныя обществомъ касты, какъ напримръ палачей, японскихъ кожевниковъ, индйскихъ парій, и пр. Между ними есть много очень красивыхъ людей, часто встрчаешь ихъ верхомъ, и, какъ всадники, они много выигрываютъ. Чаще всего видишь ихъ при обозахъ, напоминающихъ наши южно-русскіе караваны, у нихъ т же высокія фуры, на большихъ немазанныхъ колесахъ съ знакомымъ скрипомъ, крытыя тростниковыми навсами, и загруженныя кожами или мясомъ, он запрягаются въ три или четыре пары сильныхъ, большерогихъ быковъ, гаучо садится на дышл или детъ верхомъ, погоняя длинною палкой скотину, усиленно везущую фуру по грязной, топкой дорог. Эти фуры — одно изъ главныхъ средствъ перевозки сырыхъ матеріаловъ изъ отдаленныхъ эстанцій (такъ называются разбросанные по безпредльнымъ пампамъ хутора). Благодаря страшному количеству скота, перевозки эти легки и удобны. Обозы останавливаются въ степяхъ, и быки пускаются пастись, гаучо разводятъ огонь, варятъ кукурузу, синій дымокъ красивою струйкой распространяется по чистому воздуху, и вотъ повторяется одна изъ тхъ знакомыхъ намъ картинъ степи, которыя неразрывны съ воспоминаніями нашей молодости. Сцены, вдохновлявшія Кольцова, разыгрываются въ пампахъ Параны и Уругая тми же широкими мотивами, тми же безпредльными тонами, которые даетъ ‘степь широкая, степь раздольная.’ Фуры эти мы уже встрчали за рынкомъ. Но вотъ мы похали по переулкамъ, гд уже не было непрерывной нити домовъ, за длинными заборами показывались небольшіе садики, колючія огавы заслоняли своими твердыми остроконечными листьями разваливающійся кирпичъ ограды, за ней нсколько плакучихъ изъ склонили свои втви надъ небольшимъ источникомъ, близь котораго быки и овцы наслаждались брошенною деревьями тнью. Появились пространства, видимо занятыя съ цлію превратить ихъ въ паркъ, домъ затйливою архитектурой показываетъ желаніе хозяина устроить себ роскошный пріютъ окружить его нсколькими аллеями грушъ, акацій, клумбами цвтовъ и разною зеленью, вьющеюся по трельяжамъ и бесдкамъ. Отравившій намъ день Французъ посовтовалъ нашему кучеру везти насъ въ садъ какого-то господина Марда, утверждая, что это самая интересная вещь въ окрестностяхъ Монтевидео. Садъ этотъ напоминалъ одну изъ дачъ Елагина или Крестовскаго острова. Тамъ подобныя сады дйствительно рдкость, но для насъ они были какою-то насмшкой надъ природой. Что могли сказать мы, смотря на миніатюрное апельсинное деревцо,— посл апельсинныхъ лсовъ Таити? Французъ долженъ былъ все это сообразить, и никакъ не совтовать кучеру везти насъ туда. Другой садъ примирилъ насъ немного съ окрестностями Монтевидео, онъ былъ очень великъ, съ прекрасными большими деревьями, съ тнистыми рощами, съ видомъ, который отъ одной бесдки открывался на волнующуюся, зеленющую мстность, испещренную квадратиками садовъ, огородовъ, полей, загоновъ, съ ихъ домиками, квинтами и пестротою населеннаго мста, недалеко, на вершин отлогаго холма, втряная мельница махала своими крыльями. На другой сторон, тоже испещренной деревьями и домиками, за лощиною виднлся блокаменный городъ съ своими красивыми домами, колокольнями собора и полосою моря, отдлявшею городъ отъ ближайшей къ намъ мстности. Подъ ногами была густая, тнистая роща, потомъ рчка и за нею небольшое поле,— по которому три пары быковъ тащили тяжелый плугъ, и черная масса взрзанной земли слдомъ ложилась за ярко-блестящимъ желзомъ. Въ саду были прекрасные скверы и аллеи. Хозяинъ, старичокъ нмецкаго происхожденія, показывалъ все это съ любовью, водилъ въ какое-то подземелье, изъ котораго можно было выхать каналомъ на лодк, взбирался съ нами на развсистое дерево, наверху котораго устроена была бесдка, наконецъ пригласилъ къ себ въ домъ, гд мы нашли цлое семейство, Дв старушки, съ приторно-добрыми лицами, сидли на диван, на креслахъ играла черными глазами двица лтъ двадцати восьми (впрочемъ я всегда затрудняюсь опредлить лта молодой особы — настоящій субъектъ могъ быть и моложе и гораздо старше), видно было, что она составляетъ главный центръ, вокругъ котораго сосредоточивались нжность старушекъ, услужливость чернобородаго Испанца, который часто наклонялся къ ней, развалясь на кресл, и рабская преданность чернолицей негритянки, подавшей мн какой-то инструментъ, всего боле похожій на чернилицу, съ воткнутымъ въ нее перомъ. Я догадался, что это мате, парагайскій чай, который тянутъ черезъ серебряную трубочку изъ небольшой травянки, также обдланной въ серебр. Мате любимое препровожденіе времени жителей при-Лаплатскихъ областей, это первое угощеніе, какъ у насъ, напримръ, сигары или папиросы, за мате забываетъ Аргентинецъ свое горе, понемногу потягивая сладковатую жидкость, которая мн показалась не лучше микстуры. Двадцативосьми-лтняя двица старалась показать намъ, что она недаромъ сосредоточиваетъ на себ общее вниманіе и любовь, что она дйствительно солнце, блистающее неподдльнымъ свтомъ, и въ силу этого она вела главный разговоръ, садилась за фортепіано, пла и, еслибы мы не поспшили ухать, вроятно показала бы еще какой-нибудь изъ своихъ талантовъ.
Между деревьями, встрчаемыми по дорог, было много пирамидальныхъ тополей, и многія мстечки можно было принять за какіе-нибудь малороссійскіе хутора, еслибы не кактусы да агавы, обильно растущіе у заборовъ, въ, канавахъ и рытвинахъ. Часто у калитки своихъ садовъ стояли молоденькія двушки и дарили насъ,— къ сожалнію быстро прозжавшихъ мимо,— восхитительными улыбочками, отъ которыхъ молодой Л. едва усиживалъ на мст. Захали посмотрть одну бдную квинту, надясь найдти тамъ что-нибудь характеристическое. Квинта занимала не больше десятины, огороженной низенькою кирпичною стной, половина ея была подъ грушовыми деревьями, другая подъ тыквами. Въ небольшомъ домик, снаружи почти развалившемся, встртила насъ старушка, настоящая дуэнья, съ крючковатымъ носомъ, съ мшечками подъ глазами, и съ добродушіемъ, обильно разлитымъ по морщинамъ и ямамъ пергаменныхъ щекъ. Въ комнат было чисто, по песчаному полу ходили два голубя, на комод стояли святые, убранные цвтами. Мы посидли нсколько минутъ, стараясь щедро-расточаемыми улыбками отблагодарить добрую старушку за то, что она впустила насъ и дала по жесткой груш.
Къ пяти часамъ вернулись въ городъ, за обдомъ мы пили замороженное шампанское,— признакъ, что мы въ Атлантическомъ Океан, почти въ Европ. Вечеромъ, противъ собора, который двумя четырехугольными колокольнями возвышается надъ всмъ городомъ, на площади было гулянье. По середин оркестръ военной музыки играетъ увертюры изъ разныхъ оперъ, цпь часовыхъ съ ружьями окружаетъ музыкантовъ, а по перескающимся крестообразно аллеямъ двигается сплошная толпа. Въ числ гуляющихъ, очень много женщинъ въ черныхъ мантильяхъ, съ верами, съ об: ширными кринолинами и въ шляпкахъ. Лучше музыки раздавались отрывочныя рчи испанскаго языка. Тутъ у дерева прислонилась высокая женщина ‘какъ печальная картина’. Смотрите, какая хорошенькая! поминутно раздавалось въ нашей толп. Что за глаза, а носъ,— а нога! А по правд сказать, луны не было, и столько было тни, что поневол припоминалась пословица: la nuit tous les chats sont gris.
Монтевидео или San-Filippe, главный городъ Уругайской республики, построенъ близь устья Ла-Платы, на лвомъ ея берегу. Въ немъ около 30,000 жителей, впрочемъ цифра народонаселенія колеблется отъ 20 до 40,000, до послдней осады въ Монтевидео было 40,000. Чтобъ имть понятіе о расположеніи его. улицъ, возьмите бумагу, проведите нсколько параллельныхъ линій, которыя переските перпендикулярными къ нимъ, также параллельными линіями, и вы будете имть планъ Монтевидео, посередин дв площади, на одной изъ нихъ рынокъ, а на другой соборъ. Правильныя, прямыя улицы прекрасно вымощены, очень много высокихъ домовъ, полныхъ магазинами, у каждаго окна балкончикъ. Трудно найдти какую-нибудь особенность въ такомъ город, подобные города надо видть сейчасъ посл Европы, тогда, можетъ-быть, многое въ нихъ покажется новымъ, посл же Китая и Японіи, Монтевидео простодушно принимаешь за прекрасный европейскій городъ, даже пестрый гаучо не кажется оригинальнымъ, покажется, что лучшихъ домовъ и быть не можетъ. На нашихъ красавицъ, въ которыхъ мы видли образцы хорошаго вкуса, въ Европ,— почему знать,— можетъ-быть указывали бы пальцемъ… Мы всему врили, все принимали на слово, какъ принимаетъ на слово все пріхавшій въ Петербургъ изъ своего самарскаго имнія помщикъ, постоянно жившій въ глуши.
Монтевидео лучшій портъ Ла-Платы, онъ ведетъ значительную торговлю съ Франціей, Англіей, Испаніей, Соединенными Штатами и Бразиліей. Во вс эти страны шлетъ онъ т же продукты, что и Буэносъ-Айресъ, то-есть кожи, соленое и сушеное мясо, волосъ, жилы, сало, шерсть, страусовыя перья, и т. д. Французы наводняютъ его своими мануфактурными произведеніями и модными издліями. На рейд Монтевидео, очень обширномъ и несправедливо имющемъ дурную репутацію, по случаю часто дующаго Pampero, постоянно стоятъ на станціи военныя суда: англійскія, французскія, испанскія, бразильскія и сверо-американскія. Памперо — сверозападный втеръ, дующій сильными порывами, иногда съ громомъ и молніей,— не разводитъ въ бухт такого волненія, чтобы стоянка была невозможна, напротивъ, памперо оказываетъ здсь благодтельное вліяніе, безъ этого, часто повторяющагося втра, очищающаго атмосферу отъ накопившихся міазмовъ, неизбжныхъ при низменномъ положеніи страны, Монтевидео былъ бы нездоровымъ мстомъ, такъ какъ онъ находится близь впаденія широкой рки въ море, прсныя воды которой мшаются съ солеными, благодаря памперу, Монтевидео можетъ похвалиться своими благопріятными, гигіеническими условіями. Жители такъ привыкли къ памперо, что всегда знаютъ заране, когда онъ будетъ, ему предшествуетъ мокрая, туманная погода, при тихомъ NO (сильный памперо), идетъ дождь, но втеръ, отходя отъ NO, черезъ N, NW и W доходитъ до SW, разчищаетъ небо, и сильные порывы начинаютъ налетать, постепенно усиливаясь. Памперо можетъ продолжаться отъ 24 часовъ до 9 сутокъ. Капитанъ Хингъ, описывавшій Магеллановъ проливъ, имлъ памперо въ продолженіи 9 дней въ широт 35, недалеко отъ устья Ла-Платы, мы, почти въ томъ же мст, имли памперо, продолжавшійся четверо сутокъ, и сила его порывовъ нисколько не уступала сил порывовъ японскаго тайфуна. Барометръ ниже 29, 42′ не падалъ.
Перегрузка товаровъ производится на большихъ ботахъ, вооруженныхъ такъ-называемыми латинскими парусами, они десятками снуютъ по обширному рейду. Таможенный сборъ составляетъ главный доходъ государства.
Въ Монтевидео прекрасный театръ, въ которомъ могутъ помститься больше 2.000 зрителей. Мы слышали въ немъ Норму. Это было послднее представленіе нашей старой знакомой Ла-Гранжъ. Она была также хороша, хотя знатоки и находили, что голосъ начинаетъ измнять ей. Къ ней летли букеты, пущено было два голубя, высадили на сцену ребенка, который, проболтавъ заученную фразу, поднесъ пвиц какую-то картинку, за что и былъ поцлованъ артисткой въ лобъ. Плафонъ театра разрисованъ портретами великихъ людей, между которыми я узналъ Шекспира и Мольера.
Вечеромъ улицы наполняются какими-то таинственными фигурами, костюмъ которыхъ невозможно разсмотрть за темнотой, у всякаго фонарь и пика. Это серены, здшніе стражи, занимающіе углы каждой квадры, окликающіе проходящихъ и, по всей вроятности, имющіе право ловить подозрительныхъ людей.
Сообщеніе съ Буэносъ-Айресомъ бываетъ четыре раза въ недлю. Туда ходятъ три частные парохода: Constitution, Montevideo, Salto. Послдній поднимается до Росаріо.
Дней черезъ пять посл нашего пребыванія въ Монтевидео, въ продолженіи которыхъ мы съзжали по вечерамъ на берегъ гулять по ‘Улиц 25 мая’ и по площади, мы начали охладвать къ испанскимъ красавицамъ и уже ясно различали хорошенькихъ отъ дурныхъ, можетъ-быть, вслдствіе этого, и ршились мы хать въ Буэносъ-Айресъ. Обстоятельства, приведшія нашъ клиперъ на рейдъ Монтевидео, влекли за собою тысячу работъ: выниманіе котловъ и машины, выгрузку ршительно всего трюма, суету, шумъ, и, какъ характеристически выразился одинъ Испанецъ, смотритель бота, на которомъ были устроены шпили, страшное barbulo. Насъ всхъ попросили переселиться на квартиры, которыя были отведены на сосднемъ блокшиф, носившемъ названіе Abagun: было ли это собственное или нарицательое имя — не знаю. Понятно, что при всхъ этихъ переборкахъ и переселеніяхъ, кром удовольствія видть новый городъ, пріятно было и удалиться на 120 миль отъ всякаго barbulo.
Когда мы пріхали, съ своими саками, на пароходъ Монтевидео, то пока не двинулись съ мста, мы смотрли на уродливый Abagun и на отягченныя стрлами и различными путами мачты нашего клипера, съ Абагуна намъ махали оставшіеся, и, на этотъ разъ, вроятно, завидовавшіе намъ товарищи, но мы ихъ не жалли: то были Самаритяне, Филистимляне же безъ стыда и совсти оставляли страждущее и требовавшее врачеванія судно.
Почти безъ шума загребая колесами, вышелъ пароходъ съ рейда, мачты, реи, снасти остававшихся за нами судовъ сливались вмст съ городомъ и зеленымъ холмомъ, на которомъ возвышался маякъ, въ одну сро-коричневую массу. Въ рк насъ встртилъ довольно свжій SW, небольшой памперо. Небо то прочищалось, то заволакивалось тучами, горизонтъ за городомъ былъ черный, мрачный, и на немъ рисовался, охваченный яркимъ освщеніемъ солнца, ломаный контуръ холма, покрытаго зданіями и увнчаннаго двумя высокими колокольнями.
Скоро насъ позвали обдать. Сначала было тсно, но вотъ стали очищаться мста, и намъ, которымъ было бы очень стыдно, еслибы насъ укачало, стало просторно. Обдъ быль превосходный. Вечеромъ пассажиры разбрелись по разнымъ угламъ: кто залегъ спать, кто смотрлъ за бортъ, кто пристроился къ молоденькой и хорошенькой Испанк, прохлаждавшейся на палуб. Я любовался ходомъ прекраснаго парохода, мы шли, съ противнымъ теченіемъ и при довольно крупномъ волненіи, четырнадцать узловъ. Машина шла ровно, безъ болзненныхъ сотрясеній.

II.

Нельзя не сознаться, что большая часть земель и государствъ Южной Америки извстны намъ только по имени, а сбивчивая исторія ихъ разв только по газетамъ, между тмъ и исторія и статистика ихъ любопытны въ высшей степени, а такъ какъ изъ личныхъ впечатлній и разказовъ жителей узнаешь не много, то я ршаюсь, съ помощію одного превосходнаго нмецкаго сочиненія, познакомить васъ съ нкоторыми сторонами политическаго быта государствъ, не похожихъ ни на какія государства въ мір. Не ждите, однако, отъ меня полной исторіи, ей не мсто въ легкихъ замткахъ кругосвтнаго туриста.
Рчная область, прилегающая къ Ріо-де-ла-Плата, по величин своей, занимаетъ второе мсто въ мір, она меньше области Амазонской на 18,000 квадратныхъ миль и много больше области Миссиссипи. Земли, по которымъ протекаетъ Ла-Плата съ своими притоками, лежатъ частію въ тропикахъ, частію въ умренномъ климат, и могутъ такимъ образомъ доставлять произведенія разныхъ полосъ земнаго шара. Ла-Плата образуется соединеніемъ Параны и Уругая, суда всхъ величинъ могутъ достигать до Монтевидео, а отъ Монтевидео до Параны, по измреніямъ капитана Соливана (1847), фарватеръ глубиною отъ 3 1/2 до 10 саженей, пароходы безъ труда поднимаются до Росаріо.
Уругай, протекая сначала малоизвстными странами Бразиліи, покрытыми двственнымъ лсомъ, составляетъ границу Бразиліи и Аргентинской конфедераціи, а равно границу послдней и Уругайской республики, онъ принимаетъ въ себя богатые водой притоки, орошающіе роскошную мстность, на которой 30 милліоновъ жителей могли бы вести счастливую жизнь, но которая до сихъ поръ остается пустынною.
Уругай почти по всему протяженію своему судоходенъ. Лучше изслдованъ онъ въ своемъ низовь. По Соливану до 31 южной широты фарватеръ его углубляется отъ 3 1/2 до 14 саженей, слдовательно суда, сидящія отъ 14 до 18 футъ, могутъ достигать устья Ріо-Негро и Галегалху.
Парана образуется соединеніемъ большой рки Ріо-Гранде съ Паранахибо. Первая беретъ начало въ бразильской провинціи Минасъ-Гераясъ, не дале 30 миль отъ Атлантическаго океана и, пройдя 150 миль во всю длину роскошной провинціи, соединяется съ Паранахиба, на границ Монтогроссо. Отсюда величественная рка получаетъ названіе Параны, удерживая его до впаденія въ Ла-Плату. Пройдя боле 180 миль совершенно неизвстными областями Бразиліи, она образуетъ, дале, съ одной стороны, границу между Парагаемъ и Аргетинскою республикой, потомъ, принявъ въ себя еще большую рку Парагай, Парана направляется къ югу, принадлежа здсь нераздльно, на протяженіи 130 миль, Аргентинскимъ штатамъ. Эта часть ея извстна боле другихъ, но и здсь, гд она составляетъ главную жилу внутренняго движенія, мало измнилась она въ продолженіи трехъ сотъ лтъ, со времени ея завоеванія. Несомннно, что Парана судоходна, извстно однако, что плаваніе по ней прерывается семью водопадами, которые низвергаются со скалы на скалу на протяженіи 25 миль. О фарватер ея низовья, очень важномъ въ настоящее время, извстно только съ тхъ поръ, какъ англійскіе и французскіе пароходы стали подниматься по Паран и Парагаю до Асумпсіонъ. Суда, сидящія 8 и 10 футовъ, совершаютъ переходъ отъ Буэносъ-Айреса въ восемь дней, и въ пять возвращаются назадъ.
Источники Парагая находятся въ богатой брилліантовыми минами бразильской провинціи, Монтогроссо. Еще Феликсъ-Асара (въ 1792) называлъ эту рку ‘лучшею въ мір’, и говорилъ, что по ней можно достигнуть центра Португальскихъ минъ. Въ новйшее время вс единодушно восхищаются этою великолпною ркой, которая, при равной глубин, спокойно и тихо катитъ волны свои въ берегахъ, покрытыхъ роскошнымъ лсомъ.
Страны, орошаемыя этими рками, не считая принадлежащихъ Бразиліи, занимаютъ пространство въ 1,200,000 англ. квадр. миль, составляя Аргентинскую конфедерацію, и республики: Буэносъ-Айреса, Парагая и Уругая, исторія которыхъ идетъ почти нераздльно, отчего и называютъ ихъ часто однимъ именемъ штатовъ Ла-Платы. На этомъ пространств живутъ едва 2.000.000 жителей, приходясь по два человка на квадратную милю, при томъ большинство ихъ сосредоточено въ городахъ, въ Буэносъ-Айрес 180.000 жителей, въ Монтевидео 30.000, въ Тукуман 10.000, и пр.
Огромнйшія земли заселены здсь бдно, частію совсмъ не заселены. Мстечки, приходы и мызы лежатъ другъ отъ друга на разстояніи 4—8 дней пути, при совершенномъ бездорожьи, и при такихъ условіяхъ, конечно, трудно развиться земледлію и цивилизаціи. Жизнь разбросанныхъ на громадномъ пространств европейскихъ семействъ мало разнится отъ жизни краснокожихъ Индйцевъ. Безъ средствъ къ удовлетворенію нравственныхъ потребностей, физически они надлены съ избыткомъ богатствомъ своихъ дикихъ странъ, имъ благопріятствуетъ разнообразный климатъ,— холодный у Кордильеровъ, и теплый, даже жаркій, въ пампахъ,— и эти легко-достающіяся средства жизни составляютъ главную причину малаго, нравственнаго развитія. Только нужда и трудъ жителей, воспитываютъ и поддерживаютъ сильную самостоятельную и здоровую жизнь, какъ въ индивидуум, такъ и въ масс народонаселенія.
Особыя условія мстности и всей окружающей среды образовали здсь оригинальныя своеобычныя учрежденія эстанціи, и развили мстный типъ гаучо. Эстанціи и гаучо составляютъ характеристическія особенности страны. Эстанціями называли сначала Испанцы, а посл Южно-Американцы, заселенныя поля, съ фермою, занимавшія 3 или 4-мили, на этихъ фермахъ пасется огромное множество скота,— лошадей, быковъ, овецъ, ламъ и альпакъ, не рдко попадаются эстанціи, имющія боле 30,000 головъ различнаго скота. Въ большомъ дом, среди фермы, живетъ владтель, окруженный многочисленными рабочими, съ ихъ женами. Дло рабочихъ ходить за скотиной, загонять стада, бить быковъ и лошадей, ихъ-то и называютъ гаучо. Если не доставало мста на мыз, гаучи строили въ нкоторомъ отдаленіи деревянные домики, крытые соломой, и называемые ранчо. Надъ ними, и для веденія работъ, назначался главный управляющій. Первоначально гаучами называли людей подозрительныхъ, которые избгали обитаемыхъ мстъ и удалялись въ степи, поздне названіе это распространилось на всхъ деревенскихъ жителей. Теперь они составляютъ собственно классъ поселянъ, лишены всякой цивилизаціи, и постоянно враждуютъ съ жителями городовъ. Своею многочисленностію и вліяніемъ, они постоянно давали штатамъ Ла-Платы свой оригинальный характеръ, и въ ихъ столкновеніяхъ съ городскимъ сословіемъ заключается вся разгадка безпрестанныхъ междоусобій страны. Сколько разъ они одни, и надолго, ршали судьбу этихъ государствъ! Они же были главною поддержкой двадцатилтняго диктаторства донъ-Хуана Мануеля де-Росаса.
Въ 1810 году большая часть испанскихъ колоній въ Южной Америк отдлилась отъ своей метрополіи. Аргентинская же конфедерація объявила себя окончательно независимою въ іюн 1816 года, на конгрес въ Санъ-Мигел-Тукуманскомъ, и уложеніе, объявленное 30 апрля 1819 года, написано было по образцу Сверо-Американскихъ Штатовъ. Не соотвтствуя здшнимъ условіямъ, оно повело къ величайшимъ затрудненіямъ: всякій хотлъ властвовать, никто не хотлъ повиноваться. Въ кровавой, дикой путаниц начали наконецъ выясняться дв враждебныя другъ другу партіи — федералистовъ и уніонистовъ, и вс личности, на которыхъ вертится исторія Аргентинской республики, принадлежали или къ первой, или ко второй изъ этихъ партій. Ривадавіа, Пасъ, Лаваль, Варелла и Уркиса были уніонисты, Лопесъ, Аирога и Росасъ были федералисты. Грустный опытъ первыхъ годовъ независимости (1816—1826) долженъ былъ убдить всхъ благомыслящихъ людей въ невозможности конфедеративнаго правленія, при противодйствующемъ ему стремленіи каждой провинціи къ самостоятельности. Ривадавіа, Родригесъ и многіе другіе съхались на совщаніе и ршили, чтобы правленіе было федеративное. Провинціи Буэносъ-Айресъ, Коріентесъ, Энтре-ріосъ и Санта-Фе образовали на этомъ основаніи такъ-называемый ‘четверной союзъ’, Буэносъ-Айресу предоставлено было веденіе иностранныхъ длъ, принятыя же имъ обязательства онъ долженъ представлять на ршеніе конгресса. Первымъ президентомъ былъ избранъ въ 1826 году Ривадавіа, но снова собранный конгресъ, недовольный стремленіями президента боле гарантировать положеніе главы государства, принудилъ Ривадавію удалиться. Одинъ изъ аргентинскихъ писателей, Индарте, говоритъ о первомъ президент: ‘истинный другъ отечества, онъ сдлалъ много улучшеній, и положилъ такія прочныя основанія для дальнйшихъ улучшеній, что вс его преемники невольно возвращались къ нимъ, этихъ основаній не могла уничтожить двадцатилтняя рзня: такъ сильна разумность и честность, въ сравненіи съ грубою властію. ‘По удаленіи Ривадавіи наступила страшная анархія, извстная подъ именемъ акефаліи, безголовья, такъ что иностранныя державы, въ нкоторыхъ случаяхъ, не знали къ кому обратиться. Подобное положеніе длъ, конечно, не могло быть продолжительно. Собирались новые конгрессы (въ 29, 30 и 31 годахъ), гд были представители отъ провинцій Буэносъ-Айреса, Коріентесъ, Энтре-ріосъ, Санта-Фе, Кордовы и Санъ-Хуана, заставлявшіе молчать остальныя провинціи, принято было существующее понын государственное уложеніе Аргетинской конфедераціи: совершенная независимость отдльныхъ провинцій извн, каждая провинція иметъ свое отдльное управленіе, губернатора и своихъ представителей, веденіе вншнихъ сношеній и войны предоставлено губернатору Буэносъ-Айреса, онъ же и главнокомандующій, противъ всякой вншней силы, провинціи находятся въ оборонительномъ и наступательномъ союз, свобода внутренней торговли и судоходства во всхъ странахъ конфедераціи. Для ршенія спорныхъ вопросовъ о плаваніи по ркамъ, о вншней торговл, о погашеніи государственнаго долга — долженъ быть созванъ новый конгрессъ, но конгрессъ этотъ не состоялся.
1-го декабря 1829 года Лаваль, стоявшій во глав войска, идетъ противъ губернатора Буэносъ-Айреса, Доррего, разбиваетъ его при Наварро, беретъ въ плнъ и разстрливаетъ. Защищавшій Доррего, Росасъ, побждаетъ въ свою очередь Лаваля, заставляетъ его удалиться въ Монтевидео, и самъ становится губернаторомъ и главнокомандующимъ въ Буэносъ-Айрес (1830). Такъ выступилъ на политическое поприще донъ-Хуанъ Мануэль де-Росасъ, человкъ чудовищный, но владвшій желзною, непреклонною волей, стремившійся безъ оглядки къ своей цли, и какою-то притягательною силой приковавшій къ себ народъ. Изъ губернатора, съ законною, но очень ограниченною властію, онъ становится неограниченнымъ деспотомъ Аргентинской республики, его воля является закономъ для всхъ провинцій. Этотъ новый губернаторъ, вокругъ котораго совершалась въ продолженіи многихъ лтъ исторія Лаплаты, который вызвалъ на бой сильнйшія европейскія государства и выдержалъ его съ честію, родился въ 1793 году въ Буэносъ-Айрес, въ почтенномъ семейств, переселившемся сюда изъ Астуріи. Его праддъ былъ губернаторомъ въ Чили, ддъ его былъ убитъ въ войн съ Индйцами: зашитый въ кож, онъ былъ брошенъ въ море. Въ молодости Росасъ долго жилъ между гаучами, на эстанціяхъ своихъ родственниковъ, принималъ участіе въ ихъ работахъ, играхъ и разныхъ увеселеніяхъ. Гаучи смотрли на юношу какъ на своего, и съ гордостію поддерживали потомъ домогательства своего бывшаго товарища. Власть Росаса основывалась на гаучахъ, и онъ никогда не забывалъ ихъ интересовъ. Онъ боле всего обращалъ вниманіе на земледліе, образованіе, вмст со всякимъ свободнымъ движеніемъ, преслдовалось деспотомъ какъ самое опасное враждебное начало и въ религіозномъ, и въ политическомъ смысл.
По истеченіи законнаго срока, Росасъ сложилъ съ себя должность, въ первый и послдній разъ поступивъ въ смысл конституціи. Его преемники Біамонтъ и Маса были незначительные люди. Въ март 1835 г. Росасъ былъ снова выбранъ и уже съ неограниченною властію, такъ какъ онъ иначе выбраннымъ быть не соглашался. По истеченіи законнаго срока, каждый разъ возобновлялась комедія отказа: Росасъ уврялъ, что его здоровье не выноситъ бремени правленія, что онъ желалъ бы удалиться въ частную жизнь, депутаты были въ отчаяніи, просили и прибавляли правъ и почестей диктатору, даже одинъ мсяцъ въ году назвали его именемъ. Наконецъ Росасъ соглашался, и приносилъ свои наклонности въ жертву любезному отечеству…
Между первымъ и вторымъ президентствомъ своимъ, Росасъ оказалъ республик большія услуги. Жившіе на южныхъ границахъ Буэносъ-Айреса и Чили, Индйцы производили частые набги на сверъ. Воинственное племя не разъ проникало во внутреннія земли, и огнемъ и мечомъ уничтожало все, Росасъ, въ союз съ Чилійцами, ршился усмирить варваровъ. Подъ его предводительствомъ, двинулись гаучи къ Магелланову проливу, били Индйцевъ везд, гд только они осмливались сопротивляться и освобождали тысячи плнныхъ христіанъ, генералъ Бургенъ, именемъ Аргентинской республики, занималъ многія мста мало извстныхъ пампъ Патагоніи, которымъ впрочемъ долго еще надобно ждать цивилизованнаго населенія. Росасъ долженъ былъ даже ограничивать притязанія Чилійцевъ, основавшихъ колонію (въ 1843 году) въ Магеллановомъ пролив {Та самая, о которой я говорилъ выше.}. Этими трудными походами Росасъ стяжалъ себ уваженіе и славу, тмъ боле что къ этому же времени относится борьба за національную независимость, можно даже сказать, за самостоятельность Новаго Свта относительно Стараго, и самыя ршительные и ожесточенные противники тирана должны были радоваться его успхамъ.
Въ 1837 году, Росасъ, на основаніи давно забытаго закона, потребовалъ, чтобы вс иностранцы, жившіе въ Буэносъ-Айрес, участвовали въ національной милиціи, нсколько французовъ были завербованы силою. Часто повторяемые протесты и жалобы французскаго агента оставались, безъ отвта, наконецъ парижскій кабинетъ почувствовалъ себя обиженнымъ и принялъ свои мры. 28-го марта 1838 года вс порты Аргентинской республики объявлены были въ блокад, французы соединились съ врагами Росаса, уніонистами, во глав которыхъ сталъ, пріхавшій изъ Монтевидео, генералъ Лаваль, въ нсколькихъ стычкахъ войскамъ диктатора нанесено было чувствительное пораженіе. Въ самомъ Монтевидео Франція домогалась низложить президента Мануэля Орибе, и посадить на его мсто главу революціоннаго движенія, генерала Фруктуосо Рифера. Французамъ очень хотлось возводить и низлагать правителей въ Южной Америк, они по обыкновенію забыли, что этимъ страшно оскорбляли національную гордость и, вмсто союзниковъ, наживали себ въ народ враговъ и сильно вредили своей выгодной торговл съ этою страной. Въ 1840 г. ‘войско освободителей’, подъ командою Лаваля, двинулось къ Буэносъ-Айресу, внутри котораго вспыхивали частные мятежи, началась осада, и, занимая шагъ за шагомъ укрпленныя мста, уніонисты уже близки были къ окончательной побд. Въ это время прибылъ изъ Франціи въ Монтевидео адмиралъ Мако (23-го сентября 1840) съ приказаніемъ все кончить и какъ можно скоре выпутать Францію изъ лаплатскихъ дрязгъ и ссоръ. Бывшій восточный вопросъ и война вице-короля Египта съ султаномъ поглотили тогда все вниманіе Лудовика-Филиппа и его министровъ. Франція осталась тогда изолированною: договоръ 15-го іюня 1840 года былъ заключенъ европейскими державами безъ ея участія.
Мако спшилъ измнить друзьямъ Франціи въ Южной Америк, вступивъ въ переговоры съ Росасомъ и заключивъ съ нимъ трактатъ на слдующихъ условіяхъ: республика Уругай, на основаніи трактата 1828 года (по которому она отдлялась отъ Бразиліи), сохраняетъ свою независимость, всмъ, возставшимъ противъ Росаса объявлена амнистія, убытки, понесенные французами, должны быть вознаграждены, Франція, наравн съ другими державами, пользуется предоставленными имъ правами.
Неудовольствіе уніонистовъ и обманутаго Уругая не имло границъ, ‘Мако, Франція и измна,’ говорили они, ‘съ этого времени однозначащія слова! Мы вс проданы, намъ измнили! За деньги Франція продала свою честь, своихъ союзниковъ, даже свою выгоду. И она еще уврена, что Росасъ сдержитъ свои общанія!’ И все это была правда. Передъ глазами французскаго адмирала вели амнистированныхъ къ Росасу, пытали ихъ, и многихъ, въ числ которыхъ были и французы, казнили. Можно найдти имена этихъ несчастныхъ въ аргентинскихъ журналахъ.
Уніонисты, несмотря на измну союзниковъ, не успокаиваются. Лаваль и Ривера набираютъ новую партію въ Монтевидео, преимущественно изъ лицъ, бывшихъ противъ президента Орибе, друга Росаса, и торжественно объявляютъ, что договоръ, заключенный адмираломъ Мако, недйствителенъ. ‘Измна, своеволіе и глупость написаны у французскаго адмирала на лбу. И кто далъ Франціи право, во имя уніонистовъ и Уругая, не спрашиваясь у нихъ, заключать съ Росасомъ союзы? Они думаютъ тамъ у себя, въ Париж, что гаучо Росасъ дйствительно допуститъ амнистію? Никогда!’ Итакъ вышло на дл. Трактатъ остался мертвою буквой, хотя Гизо и говорилъ съ трибуны, что дикіе народы Лаплаты не заслуживаютъ лучшаго управленія чмъ управленіе Росаса.
Аргентинцы и Оріенты, какъ вообще называются жители Восточной Банды (Уругая), одни, безъ всякой помощи, продолжали упорную войну съ Росасомъ. 19-го сентября 1841 г. Лаваль былъ разбитъ въ долин Фамалла, но 8-го октября храбрый защитникъ уніонистовъ былъ убитъ, и Росасъ безъ труда разбилъ войско, оставшееся безъ вождя.
Окончательное истребленіе уніонистовъ ведено было съ настойчивою кровожадностію, на которую былъ способенъ только Росасъ. Все, что избжало его мести, искало спасенія въ бгств за Кордильеры, въ Чили и другія мста. Немногіе отдлались счастливо: большую часть сразилъ холодъ и голодъ на высот снжныхъ вершинъ Кордильеръ. Для оставшихся въ республик противниковъ диктатора наступило страшное время. Если все правда, что разказываютъ путешественники и аргентинскіе писатели, то правленіе Нерона и Тиверія покажется отечески-нжнымъ въ сравненіи съ Росасовымъ. Духовенство помогало тирану въ преслдованіи всего умственнаго и благороднаго. Епископъ Хосе-Мануель Эйфрачіо называлъ дикаго гаучо божественнымъ героемъ, благословлялъ его и говорилъ: ‘Истинная, христіянская любовь, сильная и возвышенная, ведущая ко спасенію, требуетъ уничтоженія безбожной толпы, враговъ Бога и людей: настоящая христіянская любовь требуетъ уничтоженія дикихъ уніонистовъ!’ Надобно помнить, что Магариньйосъ Сервантесъ, разказывающій все это, самъ строгій католикъ.
Въ помощь себ, Росасъ основалъ тайное общество, и назвалъ его Масхорко (початокъ кукурузы), потому что члены его должны быть такъ же тсно связаны между собою, какъ смена маиса на своемъ початк. Вс отверженные и развратные люди принимались въ это общество, давая клятву безпрекословно исполнять волю тирана. Ужасъ сковывалъ Буэносъ-Айресъ при слух о злодйствахъ, совершавшихся каждую ночь масхорками. Каждый день, по утрамъ, находили на улицахъ изуродованные, неузнаваемые никмъ трупы, много было раззорено домовъ, обезчещено женщинъ, расхищено имній. ‘Дикіе уніонисты должны быть окончательно истреблены,’ говорилъ диктаторъ, ‘одна мысль принадлежать къ этой орд есть уже смертный грхъ!’ Читая показанія очевидцевъ, не врится, люди ли были эти испано-португальскіе Американцы, и отказываешься судить о нихъ по мрк нашихъ убжденій. Это люди, испорченные клерикальнымъ воспитаніемъ, дикари, увренные, что при всхъ преступленіяхъ можно примириться съ Богомъ нсколькими наружными обрядами. Пойманные уніонисты судились сотнями, и головы ихъ выставлялись публик, насаженныя на шпицахъ ршотокъ. Кто произносилъ хоть слово состраданія къ одному изъ этихъ ‘безбожныхъ измнниковъ’, подвергалъ свою жизнь тому же, гд ихъ находили, тамъ и убивали. Даже трупы враговъ Росаса вырывались изъ могилъ, и бросались на съденіе собакамъ. Донъ Хосе Ривера Индарте, издатель журнала El National, и Варелла, издатель El Commercio del Plata, были ршительными врагами Росаса, и оба погибли въ борьб съ тираномъ. Индарте былъ авторомъ ужасной обвинительной брошюры Tablas de Sangre (кровавые списки), въ которой онъ пересчитываетъ вс жертвы отъ тридцати девятаго до сорокъ третьяго года (въ этомъ году безстрашный мужъ, по повелнію Розаса, былъ отравленъ), день и мсяцъ ихъ смерти, и какимъ образомъ они были убиты. Изъ этого сочиненія видно, что лишенныхъ жизни было:
Отравленныхъ — 5
Обезглавленныхъ — 3.765
Разстрлянныхъ — 1.393
Келейно убитыхъ — 732
Пало въ сраженіи — 14.920
Осужденныхъ, какъ дезертиры, шпіоны — 1.600
Всего умерщвленныхъ 22.405, большею частью молодаго, сильнаго и образованнаго народа. Боле 10.000 эмигрировало въ Уругай, Боливію, Перу, Чили и Бразилію. О числ жертвъ въ 1843 году нтъ врныхъ свдній. Для чествованія великаго спасителя конфедераціи, время отъ времени учреждались празднества, собранія, публичные танцы, на которыхъ обыкновенно присутствовала Мануэла, единственная дочь Росаса, на праздникахъ раздавались возбуждающіе месть гимны. Въ извстные дни портретъ Росаса возимъ былъ на колесниц по улиц Буэносъ-Айреса первыми чиновниками города и красивйшими дамами, портретъ ставился въ собор между изображеніями Спасителя и Божіей Матери, при чемъ духовенство кадило и молилось о благоденствіи ‘божественнаго’ мужа Росаса. Духовныхъ, не желавшихъ участвовать въ этихъ богохульныхъ процессіяхъ, разстрливали, казнили. Попали въ немилость и іезуиты, которыхъ вызвалъ было Росасъ и, по примру Санта-Анны въ Мексик, возвратилъ имъ прежнія ихъ владнія. ‘Отцы іезуиты не выполнили условій,’ говорилъ Росасъ въ 1842 году, на которыхъ имъ было позволено возвратиться. Они слдуютъ другимъ правиламъ, которыя враждебны принципамъ нашего управленія.’ Попы были снова изгнаны. езуиты рдко расходятся съ абсолютными правленіями, а тутъ видно нашла коса на камень: одинъ абсолютизмъ враждебно столкнулся съ другимъ!
Война съ Уругаемъ продолжалась. О трактат 1840-го года и помину не было. Цль Росаса была подчинить это государство, также какъ и Парагай, и ввести такъ-называемую американскую систему, требующую совершеннаго исключенія иностранцевъ, особенно Европейцевъ.
Уругай, или Восточная Банда (такъ-называется она по восточному положенію, относительно Аргентинской республики), въ сравненіи съ другими государствами Южной Америки, не великъ по протяженію и бдно населенъ, но его выгодное положеніе близь устья Ла-Платы, и плодородіе его почвы могутъ возвысить его до степени значительнаго государства. Онъ занимаетъ пространство въ 4.000 геогр. квадр. миль, и раздленъ на девять департаментовъ, называемыхъ по своимъ главнымъ городамъ, Монтевидео, Канелонесъ, Санъ-Хосе, Колонія, Соріано, Паисанду, Сарро-Ларго, Мальдонадо и Негро, жителей только около 200.000, и дв трети ихъ живетъ въ городахъ. Плодородная почва орошена рками, богатыми водою, величественная Ріо-Негро, у устья которой могла бы быть основана превосходная гавань, принимаетъ въ себя съ обихъ сторонъ судоходные притоки, расположенные очень выгодно для движенія внутренней торговли.
Климатъ его — одинъ изъ благопріятнйшихъ въ мір. Вс европейскіе овощи и плоды, и кром того хлопчатая бумага, рисъ и нкоторыя другія южныя произведенія вызрваютъ здсь превосходно. Но еще не взрзалъ плугъ обширной степи, по которой до сихъ поръ бродятъ безчисленныя стада быковъ и табуны лошадей, все еще составляющихъ главный предметъ вывоза. Богатые травою холмы и долины длаютъ страну особенно удобною для овцеводства. Животныя зиму и лто находятъ постоянные пастьбища: трудъ снокоса здсь неизвстенъ. Уругай не богатъ благородными металлами. Есть въ небольшомъ количеств золото и серебро (близь Мальдонадо), мдь, антимоній, олово, желзо, сра и каменный уголь. Цнность ввоза товаровъ доходитъ до 14 милліоновъ, а вывоза до 12 милліоновъ рублей сер. Контрабанда, довольно значительная, увеличиваетъ ввозъ по крайней мр на 25%, то-есть на 3 или 4 милліона рублей. И такой значительный торгъ ведетъ государство съ скуднымъ населеніемъ, не знающимъ ни земледлія, ни горнаго дла и не имющимъ мануфактуръ, все это даютъ только шкуры, рога, волосъ, сало и мясо дикихъ стадъ! Вообще государство это заслуживаетъ большаго вниманія, и можно легко понять какого бы значенія достигло оно, еслибъ его земли, могущія прокормить боле пятнадцати милліоновъ жителей, заселились хотя двумя-тремя милліонами дятельнаго, рабочаго народа. Подобное заселеніе сдлало бы эту страну дйствительно независимою, и освободило бы ее отъ направленной на нее разрушительной политики Бразиліи.
Географическое положеніе Уругая всегда давало направленіе его исторіи, оно было причиною постоянныхъ споровъ, которые и замедляли развитіе страны. Уругай былъ предметомъ раздоровъ Испаніи съ Португаліей въ прошедшемъ столтіи, онъ и въ настоящее время постоянный предметъ раздора между Аргентинскою республикой и Бразиліей. Эти споры время отъ времени прекращаются, чтобы возобновиться съ большею силой, потому что причина ихъ не уничтожается. Владющій Уругаемъ, можетъ легко овладть устьемъ Ла-Платы, и подчинить себ вс близь-лежащія страны въ сверо-восточной части Новаго Свта, и въ этомъ заключается разгадка ревнивыхъ стремленій и притязаній сосдей. Никто не допускаетъ другаго владть этою землей, боясь за собственное благосостояніе и независимость.
Въ Монтевидео, также какъ и въ другихъ испанскихъ колоніяхъ, начались движенія въ 1810 году, слдствіемъ которыхъ было отдленіе ихъ отъ метрополіи. Испанскій губернаторъ де-Бигодетъ долженъ былъ наконецъ удалиться (20 іюня 1814 г.), и страна осталась предоставленною самой себ. Во глав народа стоялъ Хосе де-Артигасъ, поддерживаемый гаучами, также какъ въ послдствіи Розасъ, врагъ городскаго сословія, и вмст всякаго высшаго умственнаго развитія. Большинство было имъ недовольно, и этимъ положеніемъ длъ воспользовались въ Ріо-де-Жанейро, подъ предлогомъ освобожденія страны отъ участія гаучей, бразильскія войска наводнили Уругай, изгнали Артигаса и кончили тмъ, что присоединили всю провинцію (въ 1821 году) къ имперіи. Но скоро загорлась война за самостоятельность Уругая, Аргентинская республика, смотрвшая на Уругай, какъ на часть прежняго вице-королевства, слдовательно, какъ на свою принадлежность, приняла въ войн этой дятельное участіе. Заключенный 27 августа 1828 года миръ, при участіи Англіи, прекратилъ наконецъ войну, продолжавшуюся столько лтъ, и Уругай былъ признанъ самостоятельнымъ государствомъ. Мирившіяся стороны положили только условіемъ право подачи голоса, при начертаніи новаго уложенія, и право вмшательства, въ случа если до истеченія пяти лтъ по учрежденіи законнаго управленія, возгорится тамъ междоусобная война. На послднемъ пункт основывалъ Росасъ свое домогательство получить мсто президента Орибе, хотя упомянутыя въ трактат пять лтъ давно уже прошли. Составленное въ Монтевидео уложеніе, съ утвержденія Бразиліи и Аргентинской республики, было наконецъ обнародовано 18 іюля 1830 года, Содержаніе его мало разнилось въ существенныхъ статьяхъ отъ уложенія Сверо-Американскихъ Штатовъ. Власть длилась на три части: исполнительную, законодательную и судебную. Законодательная власть сосредоточена въ двухъ камерахъ, представительной и сенат. Представители непосредственно избираются, каждый отъ 3.000 душъ, на три года. Сенаторы избираются представителями, и назначаются, по одному на департаментъ, на шесть лтъ, треть ихъ возобновляется каждые два года. Въ случаяхъ разногласія, об камеры соединяются въ общемъ собраніи, для ршенія спорнаго дла большинствомъ голосовъ. Представитель долженъ быть двадцати-пяти лтъ отъ роду, не мене пяти лтъ считаться гражданиномъ, и имть 4.000 долларовъ, или занимать мсто, стоящее этой цны. Сенаторъ долженъ быть тридцати лтъ, семь лтъ быть гражданиномъ и имть 10.000 долларовъ. Чиновники гражданскіе, военные и духовные не могутъ засдать въ камерахъ. Пьяницы и люди, не умющіе читать и писать, не имютъ права подачи голоса. Исполнительная власть вручается выбранному обими палатами президенту на четыре года, онъ главнокомандующій надъ войсками и флотомъ, и, если хочетъ, можетъ командовать ими лично. Въ случа его смерти, должность исправляетъ президентъ сената. Судебная власть находится въ рукахъ у верховнаго судилища, у избираемаго обими камерами аппелляціоннаго суда, у судей первой инстанціи и у мирныхъ судей. Чтобы быть членомъ верховнаго судилища, надо имть сорокъ лтъ, быть шесть лтъ адвокатомъ, четыре года служить въ магистратур, и сверхъ того быть сенаторомъ. Уголовныя преступленія судятся судомъ присяжныхъ. Установлена свобода печати, и предоставлено много преимуществъ иностранцамъ, желающимъ селиться въ стран, въ чемъ Уругай опередилъ вс другія южно-американскія государства.
Первымъ президентомъ республики былъ избранъ генералъ Фруктусео Рифера, гаучо по рожденію, отличившійся въ войн съ Бразиліей. По истеченіи законнаго срока, въ 1834 году, избранъ былъ, особенно преданный интересамъ страны, генералъ донъ-Мануэль Орибе, къ величайшему прискорбію сложившаго свою власть президента. Рифера собралъ своихъ гаучей, взялся за оружіе, и посл многихъ стычекъ, принудилъ новоизбраннаго президента отказаться отъ своего мста до истеченія срока (1838), и въ едва-начавшейся республик снова начались смуты и безпорядки. Партіи Риферы и Орибе, красные и блые, то-есть поселяне и горожане, вели непримиримую войну, наконецъ, Рифера, какъ мы видли, октябрьскимъ трактатомъ 1840 года низложенъ былъ Франціей, а Орибе — Росасомъ. Рифера однако все еще продолжалъ войну, и аргентинскія войска наводнили Уругай, одинъ Монтевидео отчаянно сопротивлялся все время войскамъ и флоту Росаса. Бразилія и Англія съ опасеніемъ слдили за этою неравною борьбой, уничтоженіе независимости Уругая и присоединеніе его къ Аргентинской республики были бы невыгодны для Бразиліи.
При этихъ безпрестанныхъ войнахъ теряла больше всего иностранная торговля, жалобы англійскихъ купцовъ были такъ часты и такъ настойчивы, что министерство лорда Джона Росселя ршилось на вмшательство (1844), въ видахъ возстановленія мира, спокойствія и свободнаго плаванія по рк, Франція была приглашена къ участію. Отъ обихъ державъ посланы были въ 1845 году Оузлей и Доссоди въ Буэносъ-Айресъ для предъявленія своихъ справедливыхъ требованій, въ случа, еслибы Росасъ сталъ колебаться, предписано было прибгнуть къ сил. Требовали, чтобы Росасъ призналъ Уругай и Парагай самостоятельными государствами, отказавшись отъ всякаго на нихъ притязанія, чмъ и окончились бы вс смуты Лаплаты. Росасъ объявилъ посланникамъ положительно, что ни въ какомъ случа не будетъ повиноваться европейскимъ властямъ, которыя хотятъ предписывать Америк законы, и затмъ объявлена была война (18 сентября 1845 года). Союзники блокировали Буэносъ-Айресъ, завладли маленькою аргентинскою эскадрой, которая стояла у Монтевидео, осадили островокъ Мартинъ-Гарсія, и энергически приступали къ другимъ военнымъ дйствіямъ. Росасъ продолжалъ настойчиво сопротивляться, и терпливымъ выжиданіемъ, утомилъ наконецъ союзниковъ, желавшихъ окончить многостоившую войну. Съ этою цлію былъ посланъ въ Буэносъ-Айресъ Англичанинъ Самуэль Гудъ (1846), который и заключилъ перемиріе съ Росасомъ на слдующихъ условіяхъ: вс военныя дйствія въ Уруга должны быть прекращены, долженъ быть выбранъ новый президентъ для этой республики, должна быть объявлена общая амнистія, съ Буэносъ-Айреса должна быть снята блокада, и островъ Мартинъ-Гарсія, съ своими маяками, долженъ быть возвращенъ. При исполненіи этихъ условій нашлись какія-то затрудненія, и посланники были отозваны, на ихъ мсто явились лордъ Гоуденъ и графъ Валевскій. Англія во всякомъ случа хотла покончить съ войною, причемъ было еще желаніе мести Лудовику-Филиппу, принявшему участіе въ италіянскихъ и швейцарскихъ длахъ, враждебное англійскимъ интересамъ. Лордъ Гоуденъ отозвалъ англійскую эскадру изъ Буэносъ-Айреса, заключилъ миръ съ Росасомъ, и война осталась на плечахъ одной Франціи. Терцогъ де-Броль, французскій посланникъ въ Лондон, потребовалъ отъ имени своего правительства объясненій. ‘Мы, писалъ онъ, приняли участіе въ длахъ Лаплаты только по проискамъ Англіи и для ея интересовъ. Посредничество Гуда было для насъ выгодно, но оно сокрушилось о настойчивое противодйствіе Росаса. Росасъ не хотлъ согласиться на свободное плаваніе по Паран и требовалъ, чтобъ Орибе былъ президентомъ Уругая. Мы не могли принять этого. Что же случилось? Лордъ Гоуденъ отстраняется отъ общаго дла съ Валевскимъ, и отзываетъ свою эскадру отъ Буэносъ-Айреса!’ Джонъ Россель и Пальмерстонъ старались представить дло своего полномочнаго въ сомнительномъ свт, утверждая, что посланникъ не совсмъ понялъ ихъ инструкціи, однако блокада съ англійской стороны Буэносъ-Айреса не возобновлялась. Въ это время во Франціи вспыхнула революція, и французскій посланникъ долженъ былъ принять трактатъ, заключенный Англіей. Только быстрымъ ходомъ обстоятельствъ французы выведены были изъ своего непріятнаго положенія: послдовало неожиданное, внезапное паденіе полновластнаго диктатора, а за нимъ совершенное измненіе какъ внутренняго, такъ и вншняго положенія странъ Лаплаты.
Мысль занять въ южной Америк то же положеніе, какимъ пользуются Соединенные Штаты въ сверной, постоянно занимаетъ какъ народъ, такъ и правительство Бразиліи. Поэтому тамъ внимательно слдили за событіями на Ла-Плат, наконецъ Бразиліи представился случай для раскрытія своихъ гегемоническихъ стремленій.
Росасъ повторялъ время отъ времени свою комедію отказа, наружно желая удалиться отъ длъ, мы уже видли этотъ маневръ, который онъ всякій разъ употреблялъ съ успхомъ. Въ 1851 году онъ явился передъ депутатами съ слдующею рчью: ‘Мои тлесныя силы до того ослабли, что мн невозможно вести дла Аргентинской республики при такихъ тяжелыхъ обстоятельствахъ…’ — ‘Жестоко было бы, отвчалъ генералъ Уркиса, губернаторъ провинціи Энтре-Ріосъ, взваливать тяжесть правленія на великодушнаго президента, отчего здоровье его можетъ пострадать еще больше. Этимъ онъ и народу мало услужитъ. При болзненности президента, могутъ потерпть интересы страны и даже благосостоянію ея угрожаетъ опасность.’ Провинція Энтре-Ріосъ приняла сторону Уркисы, ей послдовала провинція Коріентесъ, съ губернаторомъ Фирасоро. Нсколько недль спустя (29 мая 1851), Энтре-Ріосъ и Уругай заключаютъ съ Бразиліей наступательный и оборонительный союзъ, съ цлію доставить миръ раззоряемому десятилтнею междоусобною войною Уругаю и вытснить Орибе съ аргентинскими войсками навсегда изъ республики. Что длать дальше, будетъ указано обстоятельствами. По всей вроятности, Уркиса еще прежде имлъ сношенія съ бразильскимъ кабинетомъ. Незадолго передъ этимъ, аргентинскій посланникъ былъ обидно отозванъ изъ Ріо-Жанейро. За трактатомъ 29 мая послдовали другіе, сдлавшіе большой шагъ въ международныхъ отношеніяхъ южно-американскихъ государствъ, назначены коммиссары для проведенія демаркаціонной линіи между Бразиліей и Уругаемъ, оба государства обоюдно признавали свою независимость. Бразилія обязывались поддерживать всякое, согласно съ конституціей избранное и дйствующее правительство, объявлена общая амнистія и обещано возвращеніе конфискованныхъ имній. Приглашены вс аргентинскіе штаты къ участію въ трактат, такъ же какъ и Парагай, котораго независимость обезпечивалась. Торговля объявлена на свободныхъ началахъ. Подданные обихъ государствъ могутъ свободно жить въ той или другой стран и вести свои дла, не платя никакой повинности, и не могутъ быть вербованы въ военную службу. Бразильцамъ дозволено плавать по Уругаю и его притокамъ, положено стараться о свободномъ плаваніи по Паран и Парагаю. Об стороны обязывались выдавать бглыхъ преступниковъ, въ число которыхъ включены и принадлежащіе бразильскимъ подданнымъ негры.
Финансы Уругая были до такой степени плохи, что тамъ не могло бы существовать никакое правительство, Бразилія еще прежде давала ему субсидіи, такъ же какъ Франція и Англія. Теперь Бразилія обязывалась помогать ему какъ единовременно, такъ и ежегодно, выдавая (съ ноября 1851 года) по 50.000 піастровъ, во все время продолженія войны.
Власть деспотовъ, не основанная на національныхъ или религіозныхъ интересахъ, всегда шатка, и часто бываетъ достаточно перваго толчка, чтобы сокрушить ее,— будетъ ли этотъ толчокъ извн или изнутри. Угнетенному народу, ослпленному лживымъ блескомъ, подъ которымъ прячутся властители, и обманутому ложью, проникающею всю жизнь подавленной страны, такому народу деспотическая власть кажется гораздо боле прочною нежели она есть на самомъ дл. Росасъ подтвердилъ собою эту давно извстную истину. Ополченіе, возставшее на него, было такъ велико, что такого не видали никогда въ Южной Америк. Около 30.000 войска, вооруженнаго различнымъ оружіемъ и снабженнаго огромными запасами, двинулось на диктатора. Но такихъ большихъ средствъ и не требовалось: при первомъ толчк рухнуло двадцатилтнее зданіе, безъ всякой надежды на возобновленіе. Англія и Франція могли бы воспользоваться обстоятельствами, но он ограничились полумрами, имъ было все равно, останется ли Росасъ, или нтъ,— нужна была только свобода плаванія. Теперь же он совсмъ отказались отъ участія въ дл низложенія тирана, и англійскія суда защищали только интересы своихъ соотечественниковъ въ Буэносъ-Айрес, а французскія — въ Монтевидео, гд даже нсколько ротъ французскихъ морскихъ солдатъ держали гарнизонъ.
Въ силу трактата 1851 года, Уркиса двинулся къ Уругаю вмст съ графомъ де-Кахіасомъ, пришедшимъ съ 12.000 войска съ свера Ріо-Гранде, генералъ Евгеній Гарсонъ выступилъ изъ Монтевидео, а Фирасоре — изъ Коріентеса. Бразильская эскадра, подъ командою находившагося на служб Бразиліи англійскаго адмирала Гренфеля, занимавшая Парану, мшала Росасу соединиться съ Орибе. При этихъ обстоятельствахъ, Орибе соглашался на умренную капитуляцію, начинавшуюся словами: ‘Въ Уругайской республик нтъ ни побдителей, ни побжденныхъ.’ Такъ выполненъ былъ первый пунктъ трактата, Монтевидео былъ освобожденъ, и прекратилась десятилтняя осада новой Трои.
Но надобно было низложить диктатора Буэносъ-Айреса. Провинція Энтре-Ріосъ назначена была сборнымъ пунктомъ для войскъ Бразиліи, Парагая, Уругая и аргентинскихъ, которыя и стянулись въ продолженіи ноября и декабря. Армія освободителей, какъ называлось это войско, двинулась 23 декабря, и 12 января 1852 года перешла границу провинціи Буэносъ-Айреса. Росасъ палъ духомъ, съ самаго начала войны онъ уже считалъ себя побжденнымъ. Посл длиннаго, утомительнаго четырехъ-недльнаго перехода, не выигрывая часто и двухъ миль въ сутки, по причин разныхъ условій мстности, Уркиса двинулся къ Буэносъ-Айресу противъ войскъ Росаса, уже приведенныхъ въ смятеніе, ихъ было однако 20.000 человкъ, и они владли выгодною и укрпленною позиціей Моронъ, на возвышенности Монте-Кацеросъ.
5-го февраля, Уркиса повелъ атаку на эту позицію. Войска диктатора, не дожидаясь нападенія, обратились въ бгство, разрозненными толпами они обратились на собственный городъ и начали грабежъ, граждане и иностранцы должны были взяться за оружіе противъ своихъ же защитниковъ. Вступивъ въ городъ, Уркиса перевшалъ нсколько сотень этой сволочи. Между ихъ трупами находили главныхъ помощниковъ бжавшаго диктатора, особенно изъ моехорковъ, его палачей и исполнителей. Между тмъ, Росасъ спшилъ перебраться, съ своею дочерью Мануэлитой и съ своими сокровищами, на англійскій пароходъ. Нкоторымъ изъ его друзей удалось тамъ съ нимъ соединиться, другіе искали пощады у побдителя, многіе висли по деревьямъ на площади Викторіи. Двадцатилтнее господство самаго страшнаго тирана южной Америки было разрушено, можно сказать, безъ сопротивленія.
Паденіе диктатора Буэносъ-Айреса оставило обширныя области Лаплаты въ состояніи анархіи, слдующей обыкновенно за долголтнимъ рабствомъ. Одно время казалось, что Уркиса наслдуетъ низложенному врагу. Народъ столицы, сбросившій цпи, привтствовалъ побдителя при Монте-Кацерос именемъ освободителя, и Уркиса, съ утвержденія собранныхъ депутатовъ, принялъ титулъ временнаго правителя Аргентинской конфедераціи. Но скоро отвсюду предводители старыхъ партій стали поднимать головы, и снова вся страна представила картину страшныхъ безпорядковъ. Впереди всхъ былъ богатый торговый городъ Буэносъ-Айресъ, который желалъ не только перемнить властителя, но и привести въ извстность и въ дйствіе свои прежнія свободныя учрежденія. Жестокость, съ которою велъ Уркиса легкую войну, безчисленныя казни и изгнанія, исполненныя по его повелнію, своевольное запрещеніе, наложенное имъ на найденное въ город государственное и частное имущество, все это пугало гражданъ Буэносъ-Айреса, и они не иначе смотрли на него какъ на наслдника Росаса. Скоро выросшая популярность его также скоро и упала, вс припомнили, что онъ былъ прежде страшнымъ защитникомъ падшаго тирана. Собравшаяся камера депутатовъ въ Буэносъ-Айрес приняла вслдствіе этого враждебный характеръ противъ временно-управляющаго конфедераціей, такъ что онъ принужденъ былъ удалиться. Съ его удаленіемъ, весь народъ поднялся единодушно, возстановилъ прежнюю провинціальную камеру и образовалъ свое собственное правленіе, во глав котораго стали докторъ Альсина и смертельный врагъ Уркисы, генералъ Пинто. Такъ-называемая либеральная партія, такъ долго молчавшая при Росас, имла власть въ рукахъ и объявила, что утомленный двадцатилтнею тиранніей народъ желаетъ не перемны властителя, а дйствительной гражданской свободы.
Ударъ былъ нанесенъ, и междуусобная война была неизбжна. Въ первый моментъ Уркиса, не понимая настоящаго значенія обстоятельствъ, думалъ силою оружія быстро подавить ихъ, и сейчасъ же направился съ своими войсками къ Буэносъ-Айресу. Но когда изъ его арміи осталось только 2.000 человкъ (остальные покинули его), и онъ едва усплъ дойдти до Николо, то убдился, что этою силой ничего не возмешь.
Завязались переговоры, Уркиса общалъ столиц не мшать въ устроеніи новаго правительства, выдать заключенныхъ и принадлежавшіе городу припасы и военные матеріалы и удалиться съ войсками въ Санта-Фе. Посл этого, онъ удалился, удержавъ впрочемъ за собою титулъ правителя Аргентинской республики, и надясь, съ помощію другихъ провинцій, снова овладть вроломною столицей.
Конгрессъ 1852 года не ршилъ ничего, и Буэносъ-Айресъ не посылалъ туда своихъ депутатовъ. Междоусобныя войны продолжались, и только 8 января 1855 года, трактатомъ, подписаннымъ въ Паран, дла нсколько уладились: аргентинская конфедерація, съ своимъ президентомъ Уркисой, признала наконецъ самостоятельность Буэносъ-Айреса, какъ отдльнаго государства.
Разказавъ самый интересный эпизодъ изъ исторіи лаплатскихъ штатовъ, я думаю, что достаточно познакомилъ васъ съ ихъ запутанными и оригинальными длами.

III.

На пароход, который мы давно оставили, вс разбрелись по постелямъ, чему послдовалъ и я. Вставъ на другой день часовъ въ 7, мы узнали, что уже четыре часа стоимъ на якор. Я вышелъ на верхъ. Утро было прохладное, свжее, съ яркимъ солнцемъ, пассажиры, также недавно вставшіе, толпились у выходовъ, бросая свои чемоданы и дорожные мшки въ лодки, которыя наперерывъ старались достать себ ‘практику’. Хорошенькая Испанка, похожая на одну изъ Рафаэлевыхъ мадоннъ, стояла у дверей каютъ-компаніи и видимо хотла достать бисквитовъ, до которыхъ добраться было трудно, потому что нсколько джентльменовъ, съ чашками кофе въ рукахъ, отдляли ее отъ корзинки съ бисквитами. Я передалъ мадонн корзинку, изъ которой она взяла два небольшія сухарика своею восхитительною рукой.
Рка справа не имла границъ, пройдя 420 миль ркою, мы не видали ея береговъ, хотя знали, что плывемъ по рк, вря на слово капитану и видя подъ собою желтую и мутную воду. Сзади насъ стояло много судовъ, а особенно много было трехугольныхъ, латинскихъ парусовъ, подъ которыми, довольно свжимъ втромъ, шли боты и шлюпки въ различныхъ направленіяхъ. Налво былъ городъ, зданія котораго покрывали немного возвышенный, но ровный берегъ. Въ город множество церквей, башень и куполовъ, что придаетъ разнообразіе и причудливость контурамъ города. Но вс эти башни, съ почернвшими стнами, и куполы, конечно, много выигрываютъ, если въ помощь имъ является природа, то высокою обрывистою скалой вознося часть зданій надъ другими, то садомъ, нарушающимъ своею зеленью однообразіе стнъ и крышъ, здсь же не видно было ничего, кром оконъ, шпицевъ, куполовъ, стнъ, оградъ, какъ на рисунк, на которомъ собраны различныя зданія, церкви и колокольни, для сравненія ихъ высоты. Къ середин столпились боле крупныя постройки: таможня, родъ полукруглой массивной крпости, со множествомъ оконъ, соборъ, театръ, еще неоконченный, съ островерхою крышей, башни и колокольни нсколькихъ церквей, съ статуями святыхъ на высот фронтоновъ, даже мсто подъ этими зданіями было нсколько возвышенно и приподнимало ихъ надъ всмъ городомъ, который распространяется на об стороны и уходитъ въ даль едва виднющимися рощами. Отъ города шли къ рк дв длинныя пристани, но отливъ такъ великъ, что и этихъ пристаней не хватаетъ, шлюпки останавливаются иногда очень далеко, и къ нимъ подъзжаютъ телги на высокихъ колесахъ, запряженныя парою лошадей, извощики на рысяхъ спшатъ встртить подходящую шлюпку, перебивая другъ у друга дорогу и иногда увлекаясь такъ далеко, что лошадямъ приходится плыть, эти тритоны, съ своими колесницами, съ брызгами, летящими отъ нихъ, очень эффектны, освщенные утреннимъ солнцемъ. На рысяхъ бурлятъ они въ разныхъ направленіяхъ воду, нагруженные багажомъ и возница, и сдокъ стоятъ на ногахъ, и вызжаютъ на набережную, по особому, для нихъ устроенному спуску. Къ несчастію, мы не воспользовались удовольствіемъ прохаться въ этомъ мстномъ экипаж, наша лодка, какъ на зло, дошла, толкаясь о песочное дно, до самой пристани, и мы очень прозаически вышли на лстницу, какъ выходятъ на всхъ пристаняхъ въ мір. На конц длинной пристани насъ остановили таможенные, посмотрли на наши чемоданы, и впустили въ городъ. Гостиница, въ которой мы остановились, носившая имя вчнаго города Рима, напоминала вмст и Москву, т же ворота въ дом, та же лстница и галлерея внутри двора, съ которой, черезъ стеклянныя рамы, можете смотрть, какъ придутъ на дворъ музыканты, арфа и дв флейты, и черезъ верхнюю форточку бросить имъ мелкую монету. Но въ лиц встртившаго насъ на лстниц половаго была уже разница: вмсто костромскаго парня съ полотенцемъ черезъ плечо, насъ встртилъ Лудовикъ-Наполеонъ, въ жилетк и пестрыхъ панталонахъ, впрочемъ, также съ полотенцемъ въ рукахъ. Дйствительно, великій человкъ нашего времени иметъ физіономію, которую встрчаешь очень часто, какъ оригинально было лицо дядюшки, такъ обыкновенно лицо племянника. Нтъ города, въ которомъ носятъ бороды, гд бы не встртилось десятка лицъ похожихъ на него, въ каждомъ цирк мастеръ своего дла, владющій бичомъ, вылитый побдитель при Маджент, нашъ половой — былъ живой Лудовикъ-Наполеонъ. Общая зала опять перенесла насъ въ Москву. Мятыя и не совсмъ чистыя салфетки, блая, каменная горчичница безъ горчицы, картины на пестрыхъ обояхъ, представляющія красавицъ, все это повяло давно-знакомымъ.
Буэносъ-Айресъ въ настоящее время иметъ около 180.000 жителей, и выстроенъ такъ же правильно, какъ и Монтевидео, идущія параллельно съ ркой улицы перескаются другими перпендикулярными, одинаковой широты и на одинаковыхъ разстояніяхъ, образуемые ими квадраты, называемыя квадрами, опредляютъ мсто и разстояніе. По названіямъ же улицъ можно повторить географію Америки: есть улица Перу, Боливія, Флорида, Чили и т. д. Лучшая площадь — Викторіи, къ которой примыкаетъ ‘Улица 25 мая’, и вокругъ которой сосредоточены монументальныя зданія города. Черезъ пять минутъ по выход изъ гостиницы, мы уже были на площади. Посреди ея возвышается обелискъ, окруженный бронзовою ршоткой, на острыхъ копьяхъ которой жители Буэносъ-Айреса не рдко видали насаженныя головы жертвъ политическихъ безпорядковъ и кровожадной тиранніи. Къ площади примыкаетъ соборъ, величественное зданіе, съ дорическимъ портикомъ и возвышающимся за нимъ большимъ, правильнымъ куполомъ. Соборъ еще не совсмъ конченъ, внутри пиластры его обтянуты шелковыми шпалерами, своды и колонны кажутся мраморными, на алтаряхъ скромныя украшенія, отличающіяся большою умренностію. Театръ de Colon, дворецъ юстиціи, отдльно стоящія тріумфальныя ворота, постройка временъ Мендозы, строгая и поэтическая, и другія зданія, стоятъ по четыремъ сторонамъ площади, равняющейся пространству одной квадры. Подъ дворцомъ юстиціи галлерея съ аркадами, гд толкаются солдаты, просители, тяжущіеся, подаватели голосовъ, старухи, негры и пр. Въ растворенное въ нижнемъ этаж окно, можно видть караульню, грязную комнату съ грязною казарменною сценой, тутъ же городская тюрьма, одно изъ отвратительныхъ заведеній, нечистотой и безпорядочностью заставляющее забывать столтіе, въ которомъ жили Говарды и другіе друзья человчества. Вс преступники, безъ различія рода преступленій,— убійца и схваченный по подозрнію на улиц,— сидятъ въ одной комнат, пьянство, игра и всякая гадость гнздятся въ этомъ вертеп. Три недли до нашего прізда въ Буэносъ-Айресъ, арестанты выломали двери, избили тщедушную стражу и разбжались по городу. Ловя ихъ, съ ними не очень церемонились: при сопротивленіи, ихъ убивали на улиц, какъ существа, съ которыми нечего толковать. Эти убійства не смущали никого, къ нимъ привыкли въ двадцатилтнее диктаторство Росаса, еслибъ они и не исходили отъ высшей власти, то привыкшая къ крови натура гауча не нуждается въ большой побудительной причин ткнуть сосда ножомъ. Въ утро нашего прізда разстрливали одного гауча, онъ съ пріятелемъ пріхалъ на рынокъ верхомъ, чуть ли не на одной лошади, пріятель угостилъ его пивомъ, что многіе видли, а черезъ дв минуты пріятель былъ зарзанъ съ тмъ же искусствомъ, съ какимъ гаучо ржетъ быка. Умя отлично рзать, здсь однако разстрливаютъ плохо: посл восьми пуль несчастный былъ еще живъ, выстрлили еще тремя, и преступникъ все былъ живъ, наконецъ только двнадцатая пуля покончила его. Гаучей нарочно разстрливаютъ, а не вшаютъ, и они дула пистолета, хоть и незаряженнаго, боятся больше всего.
Гуляя по улицамъ города, мы не могли не удивляться общему спокойствію жителей посл всхъ тревогъ, которыя столько лтъ волновали городъ и всю страну. Мы знали, что на дняхъ будутъ выборы новаго президента, котораго многіе не хотятъ, и вс ждутъ безпорядковъ, всякій полицейскій можетъ схватить и сунуть насъ въ самую грязную тюрьму, объ общей безопасности здсь мало думаютъ, а между тмъ на улицахъ такъ спокойно и тихо. Говорите посл этого объ ужасахъ революціонныхъ городовъ! И здсь точно такъ же, какъ и у насъ въ Россіи, въ Москв, играютъ дти, двушка молодая идетъ одна, не боясь оскорбленій, купецъ отворяетъ свою лавку, въ которой на нсколько тысячъ товаровъ, и не боится, что ее разнесутъ: что же поддерживаетъ это стройное теченіе длъ? На улицахъ чисто, частная собственность нетронута: въ город нсколько госпиталей, въ церквахъ нтъ недостатка, можно и покаяться и даже закупить напередъ свою совсть: чего не сдлаютъ здшніе капуцины! Даже ходячія деньги — больше ассигнаціи, хотя въ обезпеченіе ихъ нтъ никакого фонда въ банк. Въ такихъ размышленіяхъ шли мы по улицамъ, заходили въ церкви, которыя, должно сказать, одна передъ другой отличались или древностью, или тою простою, живописною архитектурой, на которой останавливается невольно глазъ и отдыхаетъ на гармоническихъ, пропорціональныхъ размрахъ, или наконецъ он отличались количествомъ странныхъ изображеній святыхъ, стоявшихъ въ нишахъ, костюмированныхъ и некостюмированныхъ: странное олицетвореніе идеи, какъ бы ни была она религіозна! Въ монастыряхъ были крытые переходы, съ маленькими, желзными дверями, отворявшимися въ какія-то темныя конуры, почернвшія картины висли по стнамъ, а гд-нибудь въ боковой комнат, массивный шкапъ или столъ говорили о прожитыхъ ими столтіяхъ. Черезъ боковую дверь, мы входили въ церковь, поражавшую безмолвіемъ и таинственностію, шаги звучно раздавались подъ высокими сводами.
Въ одной изъ церквей были похороны, гроба покойника не было видно за множествомъ обставлявшихъ его свчей, пять священниковъ, въ рогатыхъ шапкахъ, служили литію, и съ хоръ неслись звуки реквіема. Родственники умершаго, въ черныхъ платьяхъ, сидли отдльно отъ другихъ. Заслушавшись грустной музыки, я вдругъ увидалъ около себя странную фигуру, старушку монахиню-негритянку, черное лицо ея было обвязано блымъ платкомъ, на который накинутъ былъ черный капишонъ. Ближайшія къ площади улицы самыя населенныя, и полны превосходными магазинами, зеркальныя окна которыхъ по вечерамъ освщены газомъ, а обиліе оружейныхъ лавокъ наводитъ на мысль о частой потребности въ огнестрльномъ оружіи. Самая модная улица называется Перу, она, подобно улиц ’25 Мая’ въ Монтевидео, между 12 и 2 часами по полудни и вечеромъ, какъ цвтникъ, пестретъ красавицами, которыя дйствительно очень хороши. Такъ же какъ и въ Монтевидео, и даже въ большемъ количеств, наполняютъ он магазины, жужжатъ, хлопочутъ, торгуются, и я, наблюдая ровно шесть дней, только одинъ разъ видлъ какъ купленъ былъ пожилою барыней какой-то небольшой свертокъ. Между маленькими вещицами, выставленными въ окнахъ магазиновъ, часто можно видть бисерные кошельки, вывязанные кувшинчикомъ, я посл узналъ, что здшнія барышни охотницы до сувенировъ, которые он могутъ купить въ любой лавк, хотя должно прибавить, что, пожалуй, он и сами готовы вышить бисеромъ закладку для книги, или чахолъ для зубочистки всякому, имвшему случай похвалить ихъ глазки или носикъ. Гд живутъ Испанки, тамъ нтъ молчаливой сентиментальности, и для людей, охотниковъ до страстныхъ пожиманій рукъ (а кто до нихъ не охотникъ?), до коллекцій волосъ, до альбомовъ, горячихъ увреній въ чувствахъ, прогулокъ при лун, и т. п., Испанки, и особенно здшнія, истинная находка! Но я, можетъ-быть, еще возвращусь къ прекраснымъ доннамъ Лаплаты, теперь же скажу о другихъ личностяхъ, встрчаемыхъ на улиц. Здсь чаще чмъ въ Монтевидео попадаются гаучи въ своихъ оригинальныхъ костюмахъ, многіе изъ нихъ высоки ростомъ и очень красивы собой, но повязанный на голов платокъ все наводитъ на мысль, что у молодца или зубы болятъ, или ухо распухло. Пончо носятъ они какъ истинные артисты, пончо, то-есть плащъ его, состоитъ изъ шерстянаго, четырехугольнаго большаго платка, съ прорзомъ по середин, въ этотъ прорзъ продваютъ голову, и платокъ въ красивыхъ складкахъ падаетъ внизъ. Настоящій пончо долженъ быть сдланъ изъ шерсти гуанака, и цнность его доходитъ до страшныхъ размровъ, у Уркисы былъ пончо, который цнили въ 15.000 франковъ! Въ продаж много простыхъ шерстяныхъ пончо, привезенныхъ изъ Англіи, гд фабрики стараются подражать любимому здсь цвту и узору. Франтъ гаучо обшиваетъ свой пончо бахрамой, и кое-гд приставитъ бронзовую пуговку. На ногахъ гауча тотъ же пончо, только иначе надтый, и подъ нимъ блыя, съ затйливою оборкой, панталончики, какъ у институтки, на ногахъ вышитыя шерстяныя туфли. Если онъ верхомъ, то стремя у него иногда серебряное, шпоры же такой величины, что вертящуюся узорчатую звздочку ихъ можно носить вмсто генеральской звзды. Все это однако можно видть только на гаучо-франт, большая же часть ихъ оборванцы, и походятъ, какъ я уже сказалъ, на нашихъ салопницъ, на которыхъ навшена всякая дрянь.
Иногда на улиц попадется цлый рядъ капуциновъ, идущихъ попарно, и если по близости есть старая, высокая стна какого-нибудь монастыря, то, смотря на эти странныя лица, процессію можно принять за картину Гварнери. А вотъ монахи другаго ордена, въ шляпахъ, съ длинными, вздернутыми и сплюснутыми полями, точь-въ-точь та шляпа, въ которой ‘докторъ Бартоло’ выходитъ на сцену. Лицо подъ такою шляпой почти всегда жирно, чисто выбрито, и вмст сонливо, самый подрясникъ чистъ, иметъ даже претензію на щеголеватость. Лица же капуциновъ состоятъ изъ ломаныхъ и рзко вдавленныхъ линій, они обыкновенно, почему-то, сопятъ, даже съ храпомъ, небритая борода торчитъ серебристою и черною щетиной. Лица эти представляютъ странное явленіе тамъ, гд порхаютъ щегольскія дамы, проносятся легкіе экипажи, гд видна ныншняя городская суета и гд современному донъ-Жуану не нужно надвать рясы капуцина, чтобы лучше обдлать свои гршныя длишки.
Кром площади Викторіи, въ Буэносъ-Айрес есть дв другія обширныя площади, одна, на которой устроенъ артиллерійскій паркъ и станція желзной дороги, на другой самый обширный рынокъ, куда жители деревень прізжаютъ на своихъ фурахъ, съ произведеніями эстанціи. Громадныя телги эти покрыты тростникомъ, снизу и съ боковъ къ нимъ прившены баклажки, помазки, разныя подставки, спереди ярмо. Нсколько десятковъ ихъ стоятъ рядами, а хозяева размстились кучками,— кто около громадныхъ колесъ, кто подъ дышломъ, черезъ которое перекинута недавно-снятая воловья кожа, защищающая сидящихъ отъ лучей солнца. Здсь можно видть большое количество тюковъ съ шерстью и съ хлбомъ, кожи, хвосты лошадиные и разнаго рода мясо. Длиннорогіе быки лежатъ по близости и флегматически жуютъ, ожидая времени опять подставить шею подъ ярмо, и снова тащатъ до эстанціи тяжелую телгу, а до эстанціи можно насчитать не одинъ десятокъ миль. Здсь же, на этой площади, можно видть гауча въ его сфер, среди его жизни и занятій.
Но еще боле выяснится этотъ типъ, когда увидимъ саладеро (Saladero) и матадеро, (Matadero), на осмотръ которыхъ мы посвятили почти весь слдующій день.— ‘Вы еще не видали saladero‘, говорили намъ наканун, и трактирный служитель принимавшій большое участіе въ нашемъ препровожденіи времени, и басъ Дидо, игравшій отца Нормы, прелюбезный и прекрасный человкъ, онъ одинъ изъ сюжетовъ странствующей оперной труппы нашего соотечественника г. Станкевича, мужа Ла-Гранжъ, стоявшаго вмст съ нами въ одной гостинниц. ‘Въ Буэносъ-Айрес только и стоитъ видть, что saladero,’ повторяли вс въ одинъ голосъ, и мы заране ласкали себя надеждою увидть одну изъ любопытныхъ картинъ мстной жизни. Въ разказахъ о саладеро безпрестанно попадалась слова: lasso, гаучо, bolas, а если бы хоть одинъ изъ насъ былъ поэтомъ, то врно написалъ бы по этимъ разказамъ romancero, который могъ бы начаться хоть такимъ образомъ: ‘Гаучо бросаетъ лассо на бодливыя рога’… и вроятно не затруднялся бы такъ римою, какъ мы, которые не были въ состояніи прибрать другихъ римъ, кром пирога, утюга и т. п., что какъ-то не шло къ длу.
На другой день, часовъ въ 8, въ двухъ коляскахъ, отправились мы за городъ, черезъ восточную заставу, къ мстечку, называемому Барраганъ. (Barragan.) Когда улицы съ низенькими домами въ одинъ этажъ остались за нами, начались пустыя мста, на которыхъ расло очень много агавъ и кактусовъ, иногда зеленли деревья, и даль открывалась распространявшеюся плоскостію, со множествомъ дворовъ, садовъ, домиковъ, деревьевъ, все это уходило наконецъ въ туманную синеву, густую синеву степи. Утренній свжій воздухъ сталъ немного сгущаться, замтно было прибавленіе къ нему различныхъ міазмовъ, которое, по мр нашего приближенія къ цли поздки, все возрастало. Наконецъ мы остановились среди поля, раздленнаго неглубокимъ, развтвляющимся оврагомъ, здсь было множество разбросанныхъ остововъ, цлыя лужи крови зарзанныхъ быковъ, съ которыхъ снимали шкуры, стая собакъ, объдавшихъ выброшенныя внутренности и много всадниковъ, разъзжавшихъ взадъ и впередъ. За оврагомъ, небольшой, холмообразный выгонъ, а на немъ нсколько загоновъ съ быками, длинные рога которыхъ видны были изъ-за деревянныхъ заборовъ, у загоновъ было по нскольку воротъ. Разъзжавшіе на лошадяхъ были, одни, въ костюм гаучо, другіе въ европейскомъ. ‘Вотъ matadero,— здсь бьютъ скотъ для потребленія города!’ говорили намъ: ‘не стойте здсь, посторонитесь, быкъ можетъ вырваться и наскочить на васъ.’
Несмотря на повсемстный смрадъ, надобно было посмотрть картину, которая была дйствительно очень жива. Желавшій купить быка подъзжалъ къ загону и, выбравъ одного, указывалъ гаучо, который, улучивъ минуту, набрасывалъ на рога арканъ (lasso), и, черезъ отворенныя ворота, во весь скокъ мчался на привычной лошади, увлекая быка въ поле на этомъ длинномъ лассо, крпко привязанномъ къ сдлу, въ то время какъ быкъ пробгалъ воротами, ему перерзывали сзади ногу, и онъ, упираясь на трехъ ногахъ, скоро падалъ, въ этотъ моментъ къ нему подскакиваютъ два или три мясника и живо превращаютъ его въ стягъ мяса, какъ обыкновенно продаютъ его въ лавкахъ. Если не успютъ перерзать ногу, то другой верховой старается набросить лассо на заднюю ногу и скачетъ въ другую сторону, растягивая такимъ образомъ потерявшагося быка. Стоя въ пол, видишь увлекаемыхъ въ ворота быковъ, пріхавшія за мясомъ фуры, мальчиковъ, почти дтей, купающихся въ проливаемой крови, точащихъ свои коротенькіе ножи, которыми они уже искусно владютъ, что имъ вроятно пригодится не одинъ разъ въ послдствіи, и смотришь на всю эту сцену почти равнодушно, потому что человкъ заране закупленъ вкусными бифстексами, сочными ростбифами и другими хорошими вещами. Здсь такъ привыкли къ этому зрлищу, что еслибъ одинъ изъ быковъ могъ заговорить и изъявилъ претензію на свои права, на состраданіе и проч., то его претензія показалась бы странною. Что сталось бы съ Англіей, если бы не было ростбифа? Что было бы вообще съ людьми? И самъ восточный вопросъ разыгрался бы, по всей вроятности, совершенно иначе!… Однако я все еще не могъ понять: зачмъ намъ такъ рекомендовали это зрлище и что въ немъ интереснаго, я объяснялъ себ эту рекомендацію страстію испанскаго населенія къ убійству быковъ, должно-быть оно въ крови у Испанцевъ. Наконецъ мы похали дальше по довольно-сносному шоссе, черезъ небольшое мстечко, съ низенькими домиками, лавками, и множествомъ столпившихся фуръ, запряженныхъ шестью или четырьмя волами, на мосту мы должны были остановиться, встртившись опять съ быками, которыхъ стадо наполняло мстность, поднимая страшную пыль. Отсталыхъ быковъ подгоняли верховые гаучи, хлопая коротенькими кожаными хлыстами, въ род нагаекъ, если быкъ имлъ намреніе отклониться въ сторону, то набросанное на его рога лассо приводило его на мсто. Съ дороги, по обимъ сторонамъ, видна ровная мстность, уходящая въ даль своими простенькими однообразными пейзажами, виднлся то блый домикъ, каменный заборъ, зеленый выгонъ и рдко холмъ, или овражекъ, или немного боле сгустившаяся роща. Но вотъ своротили въ сторону, по неширокой, проселочной дорог. Часто охватывалъ насъ тяжелый запахъ отъ брошенной падали и заставлялъ думать, что если прежде воздухъ былъ здсь такъ хорошъ, что далъ названіе городу Буэносъ-Айресъ (т.-е. прекрасный воздухъ), то теперь, зараженный безчисленными саладерами, онъ вовсе не отвчаетъ своему названію, и даже окрестности его заражены страшнымъ количествомъ разбросанныхъ повсюду гніющихъ труповъ. За домиками, мимо которыхъ мы прозжали, текла рка, о присутствіи которой можно было заключить по мачтамъ шкунъ и небольшихъ бриговъ, нагруженныхъ кожами и соленымъ мясомъ, приготовляемыми въ заведеніяхъ, расположенныхъ вдоль берега. Эти заведенія стали попадаться чаще, изъ ихъ высокихъ трубъ валилъ черный дымъ, близь большихъ, крытыхъ зданій видно было нсколько соединенныхъ вмст загоновъ, съ высокими перекладинами на воротахъ, и тамъ была та же дятельность, подробности которой мы разсмотрли на одномъ изъ самыхъ значительныхъ saladero.
Саладеро есть заведеніе, на которомъ солятъ кожи и мясо, тутъ же убиваемыхъ быковъ, также выдлываютъ и лошадиныя кожи. Здсь же устроены салотопни, мыловарни, свчные заводы, словомъ, всякое производство того, что можно выдлать и получить изъ убитаго животнаго. Наши матросы или солдаты непремнно перевели бы saladero словомъ салодерня. Мы остановились передъ нсколькими, сообщающимися другъ съ другомъ загонами, гд собрано было нсколько сотень молодыхъ лошадей. Человкъ пять, изъ которыхъ трое были въ европейскомъ плать, и два гауча, пріхавшіе верхомъ, ходили среди табуна, одинъ господинъ, очень прилично одтый и съ лицомъ джентльмена, долго выбиралъ между кобылицами, безпрестанно сгоняемыми изъ одного угла загона въ другой. Мы узнали, что это былъ Англичанинъ, мистеръ Краффордъ, много путешествовавшій и желающій теперь поселиться здсь. А такъ какъ Англичанинъ не измняетъ нигд ни своей натуры, ни своей націи, то и мистеръ Краффордъ не составлялъ собою исключенія: онъ привезъ двухъ кровныхъ англійскихъ лошадей, съ намреніемъ заняться улучшеніемъ мстной породы. Теперь онъ выбиралъ себ лучшихъ изъ назначенныхъ на убіеніе кобылицъ, и дйствительно, долго разсматривая, онъ наконецъ остановился на двухъ, на которыя гаучо сейчасъ же набросилъ свой лассо, избавленныя судьбою отъ молотка, дв молодыя лошади выведены были на свободу.
Богатая природа пампъ Ла Платы и привольная свободная жизнь на ихъ тучныхъ пастбищахъ до такой степени благопріятны для лошадей и всякаго скота, что лошади размножились здсь въ угрожающемъ количеств. Весною, молодыя кобылы доходили иногда до того, что нападали на обозы какъ хищные зври и били встрчавшихся верховыхъ лошадей и всадниковъ, страшное размноженіе ихъ грозило совершенно наводнить страну. Вс эти причины приводятся въ оправданіе избіенія этихъ животныхъ, къ насильственной смерти которыхъ никто какъ-то не привыкъ, главная же причина избіенія ихъ, конечно, разчетъ, выгода. Никому непринадлежащіе табуны превращаются въ соленыя кожи, сухія жилы, изъ которыхъ длаютъ lasso, въ хвосты, сало, свчи, мыло, и пр. Все это идетъ въ Англію, Испанію, Францію, Бразилію, и пр. Лошадей скупаютъ у промышленниковъ, занимающихся ихъ ловлею, платя имъ по-головно за лошадь около десяти франковъ, купленная же на saladero лошадь стоитъ 25 франковъ, за эту цну можно выбрать прекрасную лошадку, на которой впрочемъ нельзя тотчасъ хать верхомъ. На saladero убиваютъ только кобылъ, и если кто-нибудь подетъ по городу на кобыл, его осмютъ, и, пожалуй, закидаютъ грязью.
При насъ часть находившихся въ загон лошадей перегнали въ другой, узенькій корридорчикъ, который наполнялся ими совершенно, спущенная доска отдлила ихъ отъ оставшихся въ первомъ загон, отсюда ихъ перегнали въ послдній загонъ, снова отдливъ опущенною доской отъ вновь-наполненнаго корридора. На сузившемся конц послдняго загона устроена была перекладина, съ ходившимъ въ ней горизонтальнымъ блокомъ, въ шкивъ котораго продернутъ былъ толстый и длинный лассо, конецъ его, обращенный къ лошадямъ, набирался въ нсколько бухтъ и набрасывался главнымъ истребителемъ лошадинаго племени на шеи жертвъ, другой конецъ выходилъ на свободное мсто, гд онъ былъ привязанъ къ сдлу сидвшаго на кон гауча, по крику истребителя, конецъ быстро выбирался, натягивался, и дв или три захваченныя петлями кобылицы притягивались головами къ перекладин, игравшей роль плахи, притянутыя вдругъ, он были уже на телжк, и когда дло оканчивалось однократнымъ ударомъ молотка по лбу, телга вывозила трупы по желзнымъ рельсамъ, ихъ мгновенно сбрасывали и съ удивительнымъ проворствомъ превращали въ скелеты. Картина больше нежели не пріятная!… Тсно-стоящія, испуганныя лошади, дико озираются, бьютъ другъ друга, вскакиваютъ на дыбы и падаютъ, раскрытые глаза оживлены испугомъ и налиты кровью, въ раздутыхъ ноздряхъ малиновыя пятна, волнуясь разввается грива, уши навострены, и подъ всмъ этимъ облитый кровью гаучо, врною рукой и совершенно равнодушно набрасывающій роковую петлю и высматривающій выгодне другихъ поставленныя головы. Петля летитъ, и три головы, стянутыя вмст, готовы подъ ударъ, лошади упираются, бьются, падаютъ, ломаютъ себ ноги…. Бросавшій лассо, небольшимъ молоткомъ ударяетъ по разу въ лобъ каждой, слышенъ трескъ, но нтъ ни капли крови, и жизнь, пылавшая въ воспаленныхъ глазахъ, мгновенно гаснетъ, какъ затушенное пламя! Работа идетъ, не прерываясь, бываютъ дни, въ которые убиваютъ до 800 лошадей на одномъ saladero, и подъ навсами кровь льется потоками. Дыша нсколько времени этою атмосферой, напитанною кровью, я вспомнилъ что-то знакомое, мн представился длинный корридоръ съ каменнымъ сводомъ, часто появляющіяся у входа носилки, блескъ ампутаціоннаго ножа и тотъ же тяжелый, раздражающій нервы запахъ крови, я вспомнилъ перевязочный пунктъ въ Севастопол….
Здсь, на этомъ саладеро, было очень тяжело, потому что нравственно убійство ничмъ не оправдывалось, и совсть не была закуплена ни ростбифомъ, ни чмъ-нибудь другимъ. Корысть и спекуляція, утшавшія хозяевъ, не утшали насъ, любопытныхъ зрителей.
Въ заведеніи солились кожи, складываемыя въ цлыя горы, вываривался клей, топилось сало всевозможныхъ достоинствъ и консистенціи, варилось мыло и выливались свчи.
На другомъ saladero били быковъ. Процессъ тотъ же, только ихъ не бьютъ молоткомъ, а перерзаютъ ножомъ становую жилу. Этотъ ударъ ножа такъ искусенъ, что съ ужасомъ воображаешь, какое страшное употребленіе можетъ сдлать изъ него владющій имъ гаучо. Кожу сдираютъ одни рабочіе, мясо срзаютъ съ костей другіе, третьи распластываютъ и бросаютъ стягъ въ бассейнъ съ водою, откуда его достаютъ крючьями, уже обмытымъ, и укладываютъ въ колоссальныхъ складахъ, пересыпавъ солью. Когда сокъ весь стечетъ, мясо вывшиваютъ на солнц и сушатъ. Въ этомъ вид оно вывозится въ огромномъ количеств на Антильскіе острова и особенно въ Бразилію. Соль привозится сюда изъ Испаніи. Глядя на эти обширныя заведенія, невольно вспомнишь о нашей Россіи, которая могла бы имть ихъ въ неменьшемъ количеств, владя и скотомъ, и пастбищами, и, наконецъ, солеными озерами и копями.
Видъ крови и убійства, съ восьми часовъ до двухъ, порядочно измучилъ насъ, мы поспшили домой, и на возвратномъ пути захали къ Краффорду. Онъ еще не совсмъ устроился, домикъ его стоялъ среди хорошенькаго парка, два кровные жеребца помщались чуть не въ спальн хозяина, на нихъ были намордники, чтобы драгоцнныя лошади не съли чего-нибудь непоказаннаго и не лизали стнъ. Въ библіотек были вс классическія сочиненія, какія только есть въ Англіи, о воспитаніи лошади, объ овцеводств, о породахъ скота, и много книгъ съ прекрасными рисунками. Краффордъ, кажется, былъ поклонникомъ новой системы укрощенія лошадей, съ помощію хлороформа. На лужайк, въ небольшомъ, огороженномъ мст, ходили три племенные барана, мериносы, необыкновенной красоты, каждый изъ нихъ былъ заплаченъ по 15.000 фр. Отъ Краффорда мы похали черезъ весь городъ въ Палермо, садъ, находящійся съ западной стороны города. Прохавъ вс продольныя улицы города, мы не могли не остановиться у воротъ обнесеннаго высокою стною монастыря, довольно стараго. На его обширномъ двор было кладбище, и я въ первый разъ видлъ склепы, обдланные камнемъ, въ которыхъ гроба стояли на виду. Надъ нкоторыми склепами были изящные мавзолеи, гроба какъ будто щеголяли другъ передъ другомъ отдлкою,— и въ свтлыхъ и чистыхъ погребахъ было такъ хорошо, что мрачная мысль о ‘сырой’ могил не имла здсь мста. Джюльетта вроятно была поставлена въ подобномъ склеп. Между гробницами были обсаженныя цвтами аллеи, у одного камня молилась женская фигура, можетъ-быть, и красивая, по крайней мр испанская мантилья придаетъ женщин много граціи. Въ церкви мы нашли все то же, что и въ другихъ церквяхъ, насъ водилъ монахъ, въ коричневомъ капишон и съ такою характеристическою физіономіей, что, казалось, онъ только что сошелъ съ картины Рубенса. Товарищъ мой нашелъ его грязнымъ, а я живописнымъ. Онъ все время чистилъ свой носъ грязнымъ пальцемъ и такъ громко соплъ, что становилось за него совстно, нельзя было не согласиться, что на картин онъ былъ бы гораздо лучше.
Отъ монастыря мы спустились съ небольшой горы и похали прекраснымъ шоссе, обсаженнымъ плакучими ивами, вдоль по берегу Ла-Платы. Слва возвышенная мстность сходила къ лугу густо-разросшимися садами, красивыми виллами затйливой архитектуры, отдльными рощами и правильными огородами. Вплоть до берега рки простирался зеленый лугъ, съ небогатою растительностію, по лугу нсколько гаучей скакали на лошадяхъ, обгоняя другъ друга. Насъ все время догоняла блестящая коляска, запряженная парой отличныхъ лошадей, въ ней сидла очень хорошенькая, но и очень важная дама. Шоссе ведетъ до Палермо, обширнаго сада, похожаго больше на лсъ. У его начала находится низенькое одноэтажное зданіе, обнесенное со всхъ сторонъ каменными галлереями съ полукруглыми арками, это дворецъ Росаса. Онъ заброшенъ, разбитыя стекла и разломанныя двери говорятъ о запустніи, въ которомъ находится строеніе, когда-то страшное и роковое для жителей Буэносъ-Айреса. Намъ даже не совтовали входить туда, если мы боимся блохъ, которыя будто бы въ страшномъ количеств развелись тамъ. Но отчего и не быть укушеннымъ блохой, обитательницею дворца Росаса? Мы смло вошли, и долго ходили по галлереямъ и комнатамъ. Еслибы всякій камень зданія могъ говорить, онъ разказалъ бы такія вещи, отъ которыхъ у насъ волосы стали бы дыбомъ. Увлеченные воображеніемъ и ненавистью, сочинители легендъ о бывшемъ диктатор въ своихъ разказахъ достигаютъ до ужасныхъ размровъ. Говорятъ, будто посл его бгства, въ подвалахъ дворца нашли посоленныя головы всхъ имъ казненныхъ!… Въ его диктаторство Буэносъ-Айресъ уподоблялся обширному саладеру, а самъ Росасъ облитому кровью гаучу, набрасывающему свое лассо на избранныя головы. Но, прошло шесть лтъ, и, кром разказовъ, осталась одна ‘мерзость и запустніе’ дворца, съ надписями на стнахъ, въ которыхъ краснорчиво выражены чувства къ тирану.
Чтобы познакомиться съ окрестностями Буэносъ-Айреса, мы похали въ Фернандо, мстечко, находящееся не далеко отъ впаденія Параны въ Ла-Плату, гд начинаются низменные острова, между которыми верхняя рка безчисленными протоками прокладываетъ себ путь. Эта поздка заняла цлый день. По дорог мы были въ двухъ городкахъ, Бельграно и Исидоре. Дорога много напоминала наши проселочные пути, среди сухаго, теплаго лта, когда пыль ложится на зелень виднющихся по невысокимъ холмамъ рощей, и отдыхающіе обозы рядами стоятъ около постоялыхъ дворовъ, пустивъ быковъ своихъ на ближайшее пастбище. Попадавшіяся венты не уступали въ грязи и нечистот нашимъ трактирамъ, почти въ каждой изъ нихъ былъ бильярдъ, и двое гаучей, въ своихъ оригинальныхъ костюмахъ, длавшіе карамболи, приговаривали при удачномъ удар слово ‘сагатъа‘, безъ котораго житель аргентинской республики шагу не ступитъ. Caramba употребляется для выраженія радости и досады, удачи и удали и всякаго другаго чувства, разница его отъ другихъ, ему подобныхъ выраженій, та, что его можно употребить въ какомъ угодно обществ. Въ городахъ та же постройка домовъ, какъ и во всхъ улицахъ Буэносъ-Айреса, они одноэтажны и выходятъ на улицу двумя, тремя окнами, съ желзными ршотками, за то смотрятъ весело на внутренніе дворики, чисто вымощенные блымъ камнемъ и отличающіеся роскошью домашняго комфорта. Прохавъ верстъ двадцать, мы увидли наконецъ буэносъ-айресскія пампы, далеко уходящія въ даль и сливающіяся густою синевой съ синевою неба. По степи разбросаны квинты, одинокіе домики, съ выросшимъ вблизи деревомъ, и небольшія бойни, сначала видныя ясно, они казались вдали пятнами наконецъ совершенно исчезали. Санъ-Фернандо былъ похожъ и на Бельграно и на Исидоре. Улицы были правильны, не вымощены, дорога съ выбоинами, такъ что одинъ разъ наша коляска едва не повалилась на бокъ, часто мы попадали подъ густую тнь нависшихъ деревъ, сельскихъ жителей и гаучей встрчали много. Въ садахъ красовались плоды, агавы и кактусы закрывали собою полуразвалившіеся заборы.
Въ гостиниц, гд мы заказали обдъ, оказался сумашедшій поваръ, онъ принялъ насъ за знатныхъ иностранцевъ и, во что бы ни стало, захотлъ похвастать своимъ искусствомъ и угостить насъ на славу. А намъ нельзя было оставаться здсь больше двухъ часовъ, потому что вечеромъ надобно было поспть въ оперу, между тмъ какъ отъ Санъ-Фернандо до Буэносъ-Айреса было добрыхъ сорокъ верстъ. Пока сумашедшій готовилъ, мы пошли посмотрть на острова, они были видны съ возвышенія, на которомъ стоялъ городъ. Возвышеніе кончалось обрывомъ, поросшимъ деревьями и зеленью, переходившею въ луга и низовья, распространявшіеся до самой рки. Острова были низменны и лсисты, по близости текла небольшая рчка, вся скрытая нависшими втвями плакучихъ изъ, между ними стояли домики, а при рк строились небольшіе боты и лодки, эта дятельность, среди деревьевъ, мостиковъ, придавала прекрасной картин самый оживленный видъ. У домовъ играли дти, между которыми были черныя головки негровъ, попадались красивыя крестьянки, скакалъ гаучо, съ арканомъ, нагоняющій вырвавшуюся лошадь, и непремнно быки, или пасущіеся, или готовые къ запряжк. День былъ прекрасный, прогулка сильно раздразнила нашъ аппетитъ, и мы спшили въ гостиницу, еще не подозрвая какой великолпный банкетъ ожидалъ насъ тамъ. Сумашедшій дйствительно поддержалъ свою репутацію,— не какъ сумашедшаго, но какъ повара. Супъ былъ изъ устрицъ, пирожки тоже, соусы и разные соте разнообразились такъ же какъ и жаркое: была и телятина, и баранина, и дв индйки, и дичь, пастеты представляли изъ себя чуть не модели готическихъ соборовъ, всякое блюдо краснорчиво выхваляло артиста. Но обдъ длился ужасно долго, не желая упустить Травіату, мы съ безпокойствомъ старались кончить обдъ, но напрасно, съ сумашедшимъ не легко было сладить. Уже коляска была запряжена, и осдланныя лошади нашихъ компаньйоновъ нетерпливо грызли удила и били копытомъ, но поваръ выдерживалъ роль, методически отпуская блюдо за блюдомъ, и обдъ едва не превратился въ сцену Демьяновой ухи. При отъзд нашемъ, сумашедшій былъ приглашенъ въ залу, и долженъ былъ выслушать спичь въ похвалу его умнья и вкуса.
Въ этотъ день, проведенный нами въ степи, въ Буэносъ-Айрес избранъ былъ новый президентъ, генералъ Бартоломео Митре. Ждали безпорядковъ, представители округовъ подавали свои голоса, записываясь во дворц юстиціи, на площади стояло, на всякій случай, тщедушное, оборванное войско. По угламъ явились афиши, возвщавшія, что новый президентъ будетъ завтра въ маломъ театр. Въ большомъ театр, гд даются оперы, публика состоитъ большею частью изъ иностранцевъ, живущихъ въ город. Гаучо, конечно, не пойдетъ слушать Лагранжъ. Президенту надобно было польстить главной, самой многочисленной публик, хотя отъ нея и пахнетъ свжимъ мясомъ и кровью, публик съ нечистыми лицами, но съ чисто-выточенными ножами. Приглашеніе новаго президента въ театръ равносильно здсь празднествамъ, которыя сопутствуютъ нашимъ европейскимъ коронаціямъ. Нанята была музыка, которая играла передъ театромъ, на улиц, весь народъ желалъ встртить президента у входа, и представленіе не начиналось. Наконецъ заиграли маршъ, толпа раздвинулась, и явился ново-избранный, въ генеральскомъ мундир, съ перевязью черезъ плечо, голубаго и благо цвта, національныхъ цвтовъ Буэносъ-Айреса. За нимъ шли двое сдовласыхъ господъ, также въ генеральскихъ мундирахъ, съ ними вошла въ театръ и публика. Поднялся занавсъ, актеры пропли народный гимнъ. При Росас же всякое представленіе начиналось слдующею сценой: актеры, пропвъ гимнъ, восклицали, ‘да здравствуютъ федералисты!’ и публика единодушно отвчала, съ страшными угрожающими жестами: ‘смерть уніонистамъ!’ Теперь этого не было: публика прокричала ‘bravo!’ чмъ и кончилось вниманіе къ президенту. Интересно было смотрть по ложамъ и кресламъ. Мы видли здсь людей, составляющихъ ядро Буэносъ-Айреса, его правительство, людей, бывшихъ нкогда членами общества Масхорко, носившихъ розовые цвта, цвта Росаса. ‘А что, спросилъ я бывшаго въ зал г. Станкевича, хозяина всхъ южно-американскихъ театровъ:— можно ли оставить свое пальто на кресл, выходя въ коридоръ?’ — Не совтую,’ отвчалъ онъ, глядя на нашихъ сосдей…
Верхній ярусъ, въ которомъ сидли одн дамы, смотрлъ выставкою картинъ, семейныхъ портретовъ Ванъ-Дейка или Рубенса. Дамы, желающія идти въ театръ безъ проводника или кавалера, имютъ отведенное, особенное мсто, cazuela, куда мущина, подъ страхомъ смерти, не можетъ войдти. По окончаніи театра, молодые люди толпятся у входа cazuela, и дамы, находя между ними знакомыхъ, берутъ ихъ руки и идутъ домой. Въ бельэтаж мн показывали разныя замчательныя личности, между которыми былъ племянникъ Росаса, но всего интересне, конечно, былъ президентъ. У него самое серіозное, холодное, желзное лицо, украшенное черными, проницательными глазами и черною бородой. Онъ ни разу не улыбнулся, когда какой-то ребенокъ, посланный своею матерью, поднесъ ему букетъ цвтовъ, онъ поцловалъ ребенка совершенно офиціально и форменно, хотя въ эту торжественную минуту и могъ бы показать признаки нкотораго чувства. Смотря на его лицо, мы сами себ рисовали его характеръ, и какъ же мы ошиблись! Митре оказался поэтомъ, однимъ изъ самыхъ замчательныхъ въ аргентинской литератур, музыкантомъ и очень плохимъ генераломъ. Онъ командовалъ войсками въ двухъ сраженіяхъ, и оба раза праздновалъ побду, въ то же время, какъ праздновали побду и непріятели. Своего настоящаго мста онъ добился разными происками, а на другой день своего избранія онъ высказалъ убжденія, совершенно противныя той партіи, которая помогала ему. Назначеніе министрами людей, не пользующихся хорошею репутаціей, не понравилось всмъ. ‘Опять приходится браться за оружіе,’ говорили недовольные,— а недовольныхъ много!
Въ Буэносъ-Айрес есть желзная дорога, сдланная безъ всякой видимой цли, она не соединяетъ города съ какимъ-нибудь замчательнымъ мстомъ, а выстроена вроятно для того, чтобы сказали, что въ Буэносъ-Айрес есть желзная дорога. Она идетъ на югъ въ пампы верстъ на пятьдесятъ. Проходя городомъ и предмстіями, вагоны часто останавливаются, и здсь высаяіивается главная часть пассажировъ, на дальнія станціи завозятъ какихъ-нибудь старухъ, да такихъ туристовъ какъ мы, которымъ ршительно все равно гд бы ни высадиться. Верстъ десять шли предмстья, тутъ были сады, дачи, фабрики, дальше рельсы прорзывали степи, терявшіяся въ отдаленіи. Т же квинты, т же деревья и соперничествующія съ желзною дорогой средства перевозки — визжащія колесами фуры, съ быками, гаучами, кожами и мясомъ. Много еще пройдетъ времени, пока это простое средство перевозки и сообщенія смнится здсь желзными дорогами.
Мы прожили въ Буэносъ-Айрес шесть дней. Вечера проводили или дома, передъ каминомъ, потому что было довольно холодно, или гуляя по улиц ‘Перу’, освщенной газомъ, или въ театр, или въ клуб иностранцевъ. Въ послднемъ приходилось встрчать людей съ самыми разнообразными взглядами на дла Буэносъ-Айреса. Еще до сихъ поръ, едва начавшійся разговоръ незамтно переходитъ на живое воспоминаніе диктаторства Росаса, и, среди обвиненій и преувеличенныхъ разказовъ, иногда приходилось слышать и слова оправданія тирану. Такъ нашли мы сильнаго защитника его въ лиц голландскаго консула, у котораго провели цлый вечеръ. Онъ давно живетъ здсь, торгуетъ кожами и саломъ, и ему часто приходится вести дла съ владльцами отдаленныхъ эстанцій. ‘При Росас былъ по крайней мр порядокъ,’ говорилъ онъ, ‘а вы не знаете этого народа, не имющаго никакихъ нравственныхъ началъ! Характеръ Росаса воспитался обстоятельствами, и люди сдлали его такимъ, потому что человческія средства убжденія, исправительныя мры, все это здсь недйствительно! Чтобы понять здшній народъ, надо забыть вс ваши европейскіе взгляды. Возьмите здшнія войны. Въ ныншнемъ году Уркиса осаждалъ Буэносъ-Айресъ, мы съ нимъ пріятели. Живя въ осажденномъ имъ город, я часто здилъ къ нему въ лагерь, велъ тамъ свои дла открыто, и, конечно, отлично велъ ихъ. Мяса у насъ не было, вотъ и возьмешь съ собою (продолжалъ онъ уже въ анекдотическомъ дух ) нсколько бутылокъ вина, и не даешь откупорить до тхъ поръ, пока не позволятъ первому отрзать отъ висящаго середи палатки зажаренаго мяса, а то, не успешь отвернуться, какъ ничего не останется. А я ужь это знаю, ножомъ открамсаю себ порядочный кусъ, такъ что Уркиса разсмется, и скажетъ:’вотъ молодецъ! это по нашему, видно, что знакомъ съ гаучами!’ Посл этого я ужь и даю имъ вино, и, прокутивъ весь вечеръ, возвращаюсь домой. А сама война какъ идетъ? кто изъ генераловъ терпливе, тотъ и побдитель. Надостъ кому стоять, и кто первый уйдетъ, тотъ проигрываетъ сраженіе. Вотъ теперешній президентъ Митре: какъ онъ славно улепетнулъ, потерялъ почти всю кавалерію въ сраженіи съ Индйцами, а также считался побдителемъ!’
Нашъ хозяинъ, долго живя здсь, дйствительно пріобрлъ кое-что изъ манеръ гауча, и рчь его, отрывочная и пересыпанная удалыми выраженіями, была очень оживлена и интересна. Онъ даже разъ увлекся до того, что, разказывая о нападеніяхъ Индйцевъ, свисталъ, подражая летящимъ стрламъ, и въ жару разказа какъ-то особенно гикалъ, почувствовавъ себя совершеннымъ Индйцемъ.
Мы возвращались въ Монтевидео на пароход Constitution, пароходъ этотъ передланъ изъ купеческаго паруснаго судна, вслдствіе чего онъ очень некрасивъ и неудобенъ. Сколько комфортабеленъ и приличенъ былъ Montevideo, какъ стнами, такъ и публикой, столько Constitution былъ некомфортабеленъ, и публика его вроятно была та самая, которую мы видли въ театр, когда тамъ былъ президентъ. Я даже какъ будто узнавалъ нкоторыхъ. Только капитанъ парохода своею предупредительностію и удивительно ласковымъ вниманіемъ сглаживалъ общія угловатости и неудобства. Тутъ царствовалъ какой-то патріархальный тонъ. За обдомъ капитанъ, словно отецъ семейства, слъ на главное мсто и началъ раздавать кушанье, припасая самые вкусные куски для избранныхъ. Избранными были, къ счастію, мы, и я внутренно жаллъ сидящихъ дале, до которыхъ доходили косточки и остатки. Намъ откупоривалась особенная бутылка вина, что видимо оскорбляло одного очень морщинистаго старичка, съ сатирическимъ, дкимъ выраженіемъ лица, которое бываетъ у злыхъ и старыхъ профессоровъ-экзаменаторовъ, онъ даже нсколько разъ пытался завести мирные переговоры, но мы важно отмалчивались, не желая сойдти съ пьедестала нашего временнаго величія. Видя, что вс усилія его тщетны, онъ напалъ на своего сосда, какого-то рябаго, съ рдкою бородой и свиными глазками, господина, и такъ раскричался на него, что закашлялся, покраснлъ и долго и злобно потрясалъ головой! Подали шампанскаго, его достало и старичку, что такъ его обрадовало и такъ ему польстило, что онъ изъ злаго превратился въ веселаго стараго кутилу.
Когда я забрался въ койку, находившуюся около дамской каюты, такъ что вс пассажиры проходили мимо меня, я еще больше возненавидлъ старичка, который, съ своей стороны, видимо желалъ мн надлать всевозможныхъ непріятностей. Койка была похожа на гробъ, повернуться было трудно, а старичокъ расположился около меня, разказывать какой-то дам что-то такое, что повело къ нескончаемымъ поясненіямъ, упрекамъ, увреніямъ, и вс эти рчи, произносимыя сиплымъ разбитымъ голосомъ, съ кашлемъ и одышкой, продолжались далеко за полночь. Это было похоже на пытку, и горько я раскаивался, что не заискалъ у старичка во время обда: я бы могъ деликатно напомнить ему, что время спать, а теперь я не могъ сдлать этого, обидвъ его своимъ невниманіемъ во время обда, я пожиналъ плоды своей гордости…
Въ Монтевидео мы прожили еще дв недли. Познакомившись во многихъ домахъ, мы нсколько присмотрлись и къ обществу. Во всякомъ дом было почему-то много двицъ, и молодыхъ и старыхъ. Дтей не впускали въ гостиную, и дочки входили только тогда уже, когда являлась маменька. Про маменекъ можно было сказать, что он были когда-то красавицами, и что въ нихъ въ сильной степени развито стремленіе собирать вокругъ себя молодыхъ людей, давая однако при этомъ разныя мудрыя наставленія дочкамъ. Двушка смло идетъ на встрчу желающему проводить съ нею время, въ сентиментальныхъ разговорахъ она будетъ разыгрывать роль Инесы, говорить о любви, вышивать на память закладки, съ нимъ однимъ танцовать, открыто показывать, кмъ занята, и при этомъ останется такою же цломудренною, какъ и наша двица, пугающаяся одного смлаго взгляда и самаго далекаго намека. Двицы здшнія очень живы, сильно жестикюлируютъ, хватаютъ за руки, глазами длаютъ телеграфическіе знаки, которые приводятъ однихъ въ отчаяніе, другихъ возносятъ на седьмое небо, говорятъ громко, конфеты дятъ безъ совсти, пьютъ вино, и все-таки остаются милыми, а главное хорошенькими. Если есть на вечер танцы, то на поднос, полномъ конфетъ, воткнутъ флагъ той націи, которая въ настоящемъ случа фигюрируетъ. Кто попроворне, тотъ завладваетъ этимъ флагомъ и передаетъ его или своей цариц, или цариц бала. Изъ-за флага бываютъ даже сцены, а такъ какъ испанская барышня за словомъ въ карманъ не пойдетъ, то сцены бываютъ шумныя. Половина конфетъ бываетъ непремнно съ хлопушками, такъ что по всмъ угламъ раздается трескотня, и этими хлопушками бомбардируютъ двицъ, которыя иногда сдаются вслдъ за бомбардировкой, не дожидаясь и штурма, всякое бываетъ! На домашнихъ вечерахъ играютъ въ колечко, передаютъ другъ другу зажженную бумагу, короче сказать, длаютъ все то, что происходитъ въ семейств какого-нибудь Сквозника-Дмухановскаго, когда у него соберутся дочери судьи, и Земляники, и Добчинскіе съ Бобчинскими.
На этихъ вечерахъ мы проводили время очень весело. Женская прислуга смотрла въ двери, и потомъ разносила угощенія, тоже ситцевое, неловко сшитое, платье на служанк, но только вмсто благо лица и прически, намазанной масломъ, передъ нами были черныя, лоснящіяся физіономіи негритянокъ, съ выраженіемъ добраго, ласковаго котенка, съ шершавою, войлокообразною подушкой на голов вмсто волосъ. Мн очень хотлось сойдтись поближе съ одною служанкой, посл того какъ одинъ разъ, стоя у двери и любуясь на летавшія мимо меня пары полькирующихъ, я вдругъ почувствовалъ, что кто-то меня гладитъ по спин тихо, ровно, вкрадчиво, оборачиваюсь — негритянка! Она засмялась, показала мн языкъ и закрылась рукавомъ. Съ тхъ поръ, мы сдлались пріятелями. Vous faites la cour ma negresse, иронически добродушно говорилъ мн хозяинъ, между прочимъ забравшій себ почему-то въ голову, что я великій знатокъ въ винахъ, и непрочь выпить, въ силу этого онъ отзывалъ меня регулярно, каждыя пять минутъ, чего-нибудь отвдать, или рейнвейну, или какого-то допотопнаго хересу. Наливъ съ осторожностію дв рюмки, становились мы другъ противъ друга, отпивали по глотку, и, давая губамъ видъ оника, втягивали въ себя и тихо выпускали воздухъ, этому маневру онъ меня выучилъ, для врнйшей оцнки достоинства вина.
‘Faites comme-a: фу!..’ говорилъ онъ: ‘encore une fois: фу!..’ ‘Excellent! Excellent, фу!..’ повторялъ я за нимъ, стараясь не засмяться. Вино у него, дйствительно, было превосходно.

А. Вышеславцевъ.

Корветъ Новикъ. Атлантическій океанъ.

‘Русскій Встникъ’, No 3, 1861

Вышеславцев Алексей Владимирович
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. С мыса Доброй Надежды, Вышеславцев Алексей Владимирович, Год: 1858
  2. Бразилия и возвращение на родину, Вышеславцев Алексей Владимирович, Год: 1861
  3. От бухты Св. Владимира до Амура, Вышеславцев Алексей Владимирович, Год: 1860
  4. Тихий океан, Вышеславцев Алексей Владимирович, Год: 1860
  5. Из Эддо, Вышеславцев Алексей Владимирович, Год: 1860
  6. Тихий океан, Вышеславцев Алексей Владимирович, Год: 1860
  7. О Швеции, Катто-Кальвиль Жан-Пьер-Гильом, Год: 1811
  8. За Полярным кругом, Боголепов Николай Петрович, Год: 1926
Электронная библиотека