От бухты Св. Владимира до Амура, Вышеславцев Алексей Владимирович, Год: 1860

Время на прочтение: 35 минут(ы)

ОТЪ БУХТЫ СВ. ВЛАДИМІРА ДО АМУРА

Погода стояла туманная и холодная, рзкій втеръ гналъ разорванныя облака, острая волна лизала съ боковъ клиперъ, вдали рисовались неясные очерки пустыннаго берега, по разбросаннымъ возвышеніямъ котораго мстами бллся снгъ, было холодно, негостепріимно и сыро.
43-й день боролись мы съ противнымъ NO муссономъ, завоевывая у него каждый шагъ и лавируя настойчиво. Едва скрылся изъ вида Гонъ-Конгъ, какъ засвжлъ втеръ, и нсколько дней качались мы подъ штормовыми триселями, держась бейдевиндъ, глотая вливавшіяся волны. Впрочемъ мы давно привыкли къ нимъ, кто ходилъ на клипер, тотъ съ ними долженъ быть коротко знакомъ. Дойдти до острова Формозы (около 300 миль) стоило намъ больше двухъ недль, за нимъ мы спрятались отъ свирпствовавшаго въ Тихомъ Океан шторма. Зеленые берега острова смотрли заманчиво, но намъ оставалось ограничиваться убжденіемъ, что на берегу лучше нежели въ мор, и качаться, разсматривая въ зрительныя трубы хижины и зеленвшіе около нихъ огороды, а иногда мелькавшія между. деревьями и грядами человческія фигуры, въ нихъ мы легко узнавали Китайцевъ, по ихъ остроконечнымъ шляпамъ. Формоза, казалось, не хотла выпускать насъ изъ теплыхъ морей, изъ теплыхъ странъ, гд надолго оставляли мы то, что придаетъ прелесть путешествіямъ, а именно тропическое солнце, тропическое тепло и тропическія ночи. Наконецъ обогнули и Формозу: потянулись однообразные дни, становилось холодне, южныя созвздія отставали отъ насъ, охлаждалось и воображеніе, настроенное, можетъ-быть, ложно, но все-таки настроенное чудесами крайняго Востока. Заходящее солнце уже не дарило насъ волшебными цвтами, оно скрывалось за свинцовыми облаками, какъ-то будничне и проще, надо было думать о тепломъ костюм. Правда, бывали дни теплые и свтлые, но тогда мы согрвались только физически. Вдали, какъ тни, мелькали и постепенно скрывались группы острововъ Маджико-Сима и Лакейскихъ, иногда ждешь увидть камень, или островъ, и вотъ онъ дйствительно показывается, — сначала привычнымъ морскимъ глазамъ,— какой-то дальній намекъ, потомъ длается, по мр приближенія, существующимъ фактомъ, и наконецъ скрывается опять, не оставляя даже по себ и воспоминанія, разв мимоходомъ попрекнетъ его штурманскій офицеръ за то, что онъ сидитъ не тамъ, гд назначенъ на карт. Ближе другихъ островцръ мы видли Срный (Isle de Souffre), еще курящійся волканъ, приподнявшійся со дна морскаго, какъ и вс, разсянные по здшнимъ морямъ, островки. Кратеръ его былъ ясно виденъ, и слышенъ былъ срный запахъ. Кудрявая зелень цплялась по трещинамъ волканической массы, и дымъ медленно разстилался по обширному цирку. Видли и Квельпартъ, вершина котораго скрывалась въ облакахъ, день былъ ясный, ровный втеръ надувалъ паруса, и клиперъ, давно не испытывавшій попутнаго дуновенія, весело рзалъ море, накренившись и слабо содрогаясь. Сзади туманъ сгустился въ темную массу, на ея фон показалось блое облако, которое стало принимать форму воронки и блою лентой спускаться къ вод, мгновенно образовался смерчъ, получившій теперь быстрое, наступательное движеніе. Мы зарядили орудіе, но проливной дождь въ той сторон залилъ и разбилъ непріятнаго для насъ, новаго морскаго знакомаго. Надъ нами небо было чисто, но приказано было убирать паруса, и, только что отдали нсколько снастей, какъ налетлъ такъ-называемый ‘блый шквалъ’, то-есть шквалъ при ясномъ неб, безъ облака. Какъ смерчъ, такъ и шквалъ шли изъ Желтаго Моря.
Но вотъ прошли и Корейскій проливъ, видвъ вдали берега Китая и Японіи, и стали приближаться къ 40о. Насъ ждала дикая, почти неизвстная страна, можетъ-быть очень любопытная, но негостепріимная и, для насъ, холодная. Она давала уже знать о себ пониженіемъ температуры, снгомъ и изморозью. Вотъ наконецъ и берегъ, выглянувшій изъ-за тумановъ снжными горами и скалистыми обрывами. На ночь приближаться къ нему было опасно, и мы держались подъ малыми парусами, только утромъ, когда уже разсвло, мы приблизились и пошли вдоль берега. Это было 3-го ноября.
Сжималось какъ-то непріятно сердце при вид отвсныхъ стнъ песчаника и базальта, горе мореплавателю, разбившемуся у этихъ береговъ. Мстами, бухты углублялись вдаль, на второмъ план, тянувшіяся цпи горъ были покрыты рдкимъ лсомъ, листъ котораго уже опалъ, и стволы деревъ чернли на блыхъ снговыхъ глыбахъ, разбросанныхъ по разслинамъ и вершинамъ, мстами зеленлъ ельникъ, кедровникъ, но эта зелень боле мертвила нежели оживляла суровую природу. За то разнообразны были каменные уступы, то смотрли они исполинскими стнами, какъ-будто сложенные изъ набросанныхъ гигантами обломковъ и кусковъ, то иглились остроконечными вершинами, то разсыпались отдльными блоками, изъ которыхъ иные выказывали изъ воды свою сроватую, рзкую фигуру. Чернвшіяся, какъ буквы китайской азбуки, въ капризныхъ извилинахъ трещины, свинцовый цвтъ отдаленія съ ярко-блистающимъ снгомъ, рзко отдлявшимся своею близной отъ мрачнаго тумана, нависшаго на отдаленныхъ вершинахъ, представлялъ картину мрачную, строгую, ни одной линіи, пріятно ласкающей взглядъ, ни одного тона нжнаго и легкаго. Въ этой стран надо жить гигантамъ, съ закаленною природой и съ желзною волей. Но не только гиганты, даже мстные Уи-ни-да-цаы (жители сверныхъ странъ, одвающіеся въ рыбьи шкуры) удалились внутрь страны, далеко перешагнувъ за отроги Сихете-Алине, какъ называется крайній хребетъ нагорной восточной Азіи, суровыя скалы котораго разсматривали мы, отыскивая Владимірскую бухту… Эти берега со стороны моря смотрятъ какою-то преградой, какъ будто стерегутъ лежащую за ними страну, до сихъ поръ не допуская къ ней Европейца. Изъ прежнихъ путешественниковъ, не оставившихъ въ поко ни одного клочка земли, только двое видли этотъ берегъ, — Лаперузъ въ 1787 и Браутонъ въ 1797, оба они согласно говорятъ о мрачномъ впечатлніи, произведенномъ на нихъ этою страной. Сколько позволяли судить туманы, они видли скалы, нсколько бухтъ, но ни одной рчной долины, ведущей изъ внутренности страны къ берегу, отъ котораго живущіе туземцы отдлены были скалистыми горами и густыми лсами. Обнаженныя горы казались имъ съ моря неприступными и совершенно необитаемыми. Эти горы тянутся отъ 42о сверной широты въ горизонтально-наслоенныхъ мощныхъ пластахъ, возвышаясь отъ 3.600 до 4.200 футовъ надъ поверхностью моря.
Но, кажется, приходитъ то время, когда и въ этихъ разслинахъ начнутъ виться гнзда, современемъ, можетъ-быть, зыростутъ города, и портъ, боле гостепріимный чмъ Владимірская бухта, встртитъ пришедшее съ моря судно.
Внимательно всматриваясь въ очертанія берега, мы увидли блый вельботъ, показавшійся вдругъ изъ-за одного выступившаго къ морю утеса. Стало-быть бухта здсь. Но по очертаніямъ не видно берега, углубленія обманчивы, и мысы, раздльные на самомъ дл, кажутся слившимися вмст. Однако вельботъ говорилъ о присутствіи живыхъ существъ и даже больше, — вроятно и о присутствіи клипера Стрлка, который мы должны были встртить въ бухт. Входъ сторожили дв отвсныя скалы, лвая — точно готическое зданіе съ маленькими башнями, правая выступала отдлившимся отъ общей массы блокомъ, о который разбивалась морская волна. Мы спустились, то-есть повернули, и скоро бухта стала обозначаться. Въ середин она какъ бы раздваивалась выступившимъ впередъ мысомъ. Показались мачты — только корвета Воевода, а не Стрлка, какъ мы ждали. На вельбот же выхалъ къ намъ командиръ его.
Общее расположеніе духа было такое, какое всегда бываетъ посл долгаго и утомительнаго перехода, когда увидишь наконецъ пристань, и милая суета на палуб, предшествующая отдач якоря, вамъ кажется и не крикливою, и не скучною. Кто принаряжается, кто приводитъ бороду въ порядокъ, обдъ не въ обдъ, спшатъ кое-какъ его окончить. Кончились качки, дождевые плащи можно спрятать, всякій увренъ въ спокойномъ сн, еще нсколько минутъ, и раздастся пріятный звукъ команды: ‘отдай якорь’, и цпь чуть не съ музыкальнымъ звукомъ полетитъ ко дну. Пріятное ощущеніе! Но не такъ вышло, извстно, что всякая непріятность является тогда, когда ея меньше всего ожидаешь. Додая послдній кусокъ торопливаго обда, услыхали мы какой-то подозрительный трескъ. ‘Мы на мели!’ сказалъ кто-то.
— Что вы? на мели!— чуть не съ ожесточеніемъ отвчали вс, но повторившійся трескъ и на верху команда: ‘полный задній ходъ’, убдили всхъ въ справедливости непріятнаго факта. Мы, что называется, врзались. Клиперъ не двигался. Итакъ, вотъ чмъ насъ встртила Владимірская бухта,— рифомъ, неврно назначеннымъ, въ виду отвсныхъ скалъ, смотрящихъ такъ непривтливо, даже грозно.
Я вышелъ на верхъ: авралъ киплъ, шлюпки спускались одна за другою на воду, полетлъ запасный рангоутъ за бортъ, реи съ фокъ-мачты спускались на палубу, команда тянула за конецъ брошеннаго за кормою якоря, клиперъ кряхтлъ, покачивался, но не двигался съ мста.
Погода стала портиться, небо заволокло тучами, пошелъ снгъ, изморозь, волненіе стало разводить сильне и сильне, приподниметъ клиперъ и опуститъ, а въ корму раздается непріятный ударъ. На палуб и на снастяхъ ледъ, мокро и холодно. ‘Если разобьетъ клиперъ, говоримъ мы, то до берега саженей десять, переплыть можно, и хотя можетъ-быть не вс попадутъ туда, но все лучше чмъ разбиваться гд-нибудь среди океана, тутъ еще не большая бда.’ Дунетъ втеръ, на время расчистится окрестность, покажется каменная, непривтливая стна берега, и опять снгъ какъ блый саванъ окутаетъ его, и снова ничего не видно, и холодно, и какъ-то очень непріятно. Съ моря волна увеличивается, свжетъ, дло уже къ ночи, удары въ корму повторяются чаще, и мачты откликаются на каждый ударъ судорожнымъ вздрагиваніемъ, которое сопровождается выхлестываніемъ вантъ. Мало оставалось надежды, капитанъ приказалъ выпалитъ изъ пушки, раздался выстрлъ, можетъ-быть первый въ этихъ мстахъ, и первый выстрлъ былъ сигналомъ бдствія. Велно было зарядить другую пушку, но вмсто выстрла услышали мы крикъ лотоваго: ‘назадъ пошелъ’! крикъ, возвратившій насъ къ жизни, или по крайней мр къ покою. Сильная волна приподняла клиперъ кверху, а дйствовавшая въ этотъ моментъ заднимъ ходомъ машина оттянула его отъ рифа. Носъ покатился вправо, винтъ застучалъ, судно почувствовало себя легко на родной, свободной стихіи, зажглись фалшфейеры, на которые отвчалъ Воевода для показанія своего мста, мы, прикрытые темнотой и вьюгой, вошли въ бухту, и наконецъ якорь весело полетлъ ко дну. Чтобы понять, какъ намъ было легко и пріятно, надо провести подобный безнадежный день. За то, какъ же мы и отдохнули!..
Владимірская бухта находится на восточномъ берегу земли, уступленной намъ Китайцами по Айгунскому трактату. Открытая графомъ Путятинымъ, который осмотрлъ ее на пути въ Китай, она лежитъ подъ 43о 54′ с. ш. Вс мысы и выступающія скалы получили имена офицеровъ, находившихся на пароход Америка. Съемка была сдлана поверхностно, какую можно было сдлать въ нсколько дней. Бухта раздваивается серединнымъ мысомъ на дв части, на сверную и южную бухту, между обступившими ее холмами попадаются долины, удобныя для устройства доковъ и для города, къ сверной бухт примыкаетъ обширная долина, на которой, извиваясь нсколькими руслами, прячась въ рощахъ и камышахъ, течетъ капризно горная рка. Зимою или во время дождей она, по всей вроятности, затопляетъ в’де низменное пространство. По горамъ растетъ рдкій лсъ, состоящій изъ дуба, березы и кедра, много слдовъ пастьбищъ и сожженныхъ деревьевъ.
Нкоторые офицеры съ корвета Воевода ходили внутрь страны, верстъ за 50,— сначала долиною, потомъ перешли черезъ хребетъ горъ и не встртили ни деревни, ни жилья, кром нсколькихъ хижинъ, разбросанныхъ по берегу бухты. Изъ дичи видли небольшое стадо дикихъ козъ, поднявшееся отъ нихъ далеко и исчезнувшее мгновенно. Рку они нашли въ нсколькихъ мстахъ запруженною, и баснословное количество рыбы, остановленной плотинами, частью выброшенной на берегъ и гніющей. Запахъ издалека давалъ знать объ этихъ мстахъ.
На другой день утромъ волненіе стихло, длинный бурунъ ходилъ по тому мсту, гд мы стояли на мели. Выброшенный за бортъ рангоутъ прибило къ берегу, послана была шлюпка собрать его. Я воспользовался ею и похалъ осмотрть бухту. Бухта могла бы быть превосходною, еслибы приложить нкоторое стараніе. Она велика, глубина умренная и ровная, грунтъ тоже хорошъ, но въ ней разводитъ сильное волненіе, такъ что суда, которымъ придется зимовать здсь, должны быть всегда наготов. Этому можно помочь, выстроивъ молъ хоть бы на нашемъ знакомомъ риф, тогда рейдъ сдлался бы покойнымъ и безопаснымъ, укрпить эту бухту тоже легко, скалы мысовъ сами просятся подъ бастіоны и теперь уже смотрятъ грозными и неприступными твердынями, на которыя можно надежно опереться. Зимою бухта замерзаетъ мсяца на два.
На клиперъ пріхали туземцы на длинной, сколоченной изъ досокъ, лодк. Это были Китайцы, по всей вроятности бглые, потому что Китайцамъ переходъ черезъ Манджурію запрещенъ. На головахъ, украшенныхъ косами, были у нихъ соболиныя шапочки, остальной костюмъ былъ какой-то безформенный, онъ могъ принадлежать всякой народности, обусловленный случайностію и климатомъ. Что-то похожее на срый армякъ, на ногахъ изъ тюленьей шкуры родъ гетръ, и изъ той же шкуры башмаки, обувь, извстная у насъ въ Сибири подъ именемъ торбасовъ, на пояс коротенькая трубочка, кожаный мшечекъ для табаку и еще какія-то бездлки. Въ ушахъ серьги, въ косу вплетены пуговки и побрякушки. Лицо старшаго было типомъ китайской физіономіи, съ двумя линіями вмсто глазъ, съ широкими скулами, съ рденькими усами и бородкой. Другой былъ юноша, боле смуглый, полнота его молодаго лица скрадывала угловатыя черты, такъ рзко выступавшія у старшаго: они привезли рыбу, родъ лосося, которую вымнивали на пуговицы и старое платье. Въ обращеніи они были очень развязны. ‘Шангалды, шангалды’, говорили они, если были довольны вещію. ‘Ну шангалды,’ если нтъ, при чемъ трясли головой и мотали руками.
Намъ захотлось сдлать имъ визитъ и вмст посмотрть за ихъ бытъ и на близь-лежащую мстность, разъ, утромъ, мы собрались, взявъ съ собою холодный обдъ и другія принадлежности, могущія сдлать прогулку пріятною. Сначала шли на баркас, вдоль берега, до сверной бухты, огибая мысы и скалы. Въ сверной бухт вышли на берегъ, оставивъ баркасъ на дрек. Первая попавшаяся хижина выстроена была довольно крпко, она состояла изъ двухъ отдленій: первое родъ кладовой, гд висла юкола (сушеная рыба), по угламъ сложена разная рухлядь. Въ другомъ отдленіи было самое жилье. Печь шла низкимъ боровомъ кругомъ стны, и на ней устроены были широкія нары, это была извстная к’анъ необходимая принадлежность хижины Манджура или Уй-пида-цзы, людей, живущихъ въ холодныхъ странахъ. По угламъ и безчисленнымъ полкамъ очень много плетеной изъ прутьевъ посуды, обмазанной глиной и сдланной очень искусно, и просто деревянной. Въ одномъ углу родъ молельни, что-то изъ фольги и бумаги, но покрытое, какъ и все въ хижин, копотью и дымомъ, отчего все смотрло чмъ-то неопредленнымъ. На стн висло китайское ружье съ фитилемъ. Весь внутренній бытъ комнаты совершенно былъ таковъ, какъ его описалъ Лаперузъ, посщавшій подобныя хижины въ де-Кастри и на Сахалин: или они жили по Лаперузу, или съ того времени ни на шагъ не двинулась ихъ прозябающая, лишенная всякаго смысла жизнь? Посмотрите на хозяина, того самаго старика, что былъ вчера у насъ на клипер, сидитъ онъ въ сторон и ни на кого не смотритъ, хотя много могъ бы увидть интереснаго, неужели не удивили, или не заняли мы его ни своими лицами, на ихъ лица нисколько не похожими, ни костюмомъ, ни револьверами, ни жженкой, наконецъ, которую варили у него на нар по всмъ правиламъ искусства? Мн показалось это равнодушіе искусственнымъ. Оно принято и развито у всхъ азіятскихъ народовъ, но, кажется, показываетъ начало и нашего ‘себ на ум’, которое мы наслдовали, вроятно, отъ Монголовъ. Я подмтилъ у хозяина два или три взгляда, брошенныхъ имъ искоса такъ лукаво и такъ насмшливо! Разстались мы друзьями, каждому изъ насъ онъ подарилъ по сушеной рыб.
Близь хижины, за изгородью паслись два красивые пестрые быка, нсколько куръ прохаживалось въ разныхъ направленіяхъ. Несмотря на вс наши просьбы, хозяинъ не продавалъ быковъ, знаками показывая, что когда нападетъ снгъ, то на нихъ онъ удалится внутрь страны и увезетъ на саняхъ весь свой скарбъ.
Въ печахъ, устроенныхъ особнякомъ на берегу, жители выпариваютъ изъ морской воды соль, по всему однако видно было, что это временные жильцы, ихъ присылаютъ сюда изъ деревень для сушенія рыбы, добыванія соли и ловли моллюсковъ, изъ которыхъ самымъ лакомымъ считается хай-мень. Дале по берегу виднлось около пяти хижинъ, вс он были похожи одна на другую, только быковъ мы уже не видали: т два быка были единственные. На чемъ же удутъ хозяева этихъ хижинъ, узнать было не отъ кого.
Перевалившись яерезъ высокій холмъ, покрытый рдкимъ лсомъ, съ слдами паловъ и пастьбищъ, спустились мы въ долину, и долго шли по узенькой тропинк, любуясь красивою рчкой, которая извивалась лентой. Лтомъ эта долина должна быть очень живописна, она напомнила мн долины Качи и Бельбека въ Крыму: т же горы, тснящія ее съ боковъ, т же миловидныя рощи, капризные изгибы быстраго потока, свирпаго и разрушающаго все во время разлива. Не доставало пирамидальныхъ тополей и виноградниковъ, а отчего же, современенъ, имъ и не быть здсь? Цивилизація смягчитъ и суровость климата, усилія и трудъ пробьютъ дикую кору, и эти скалы, теперь такія непривтливыя, улыбнутся путешественнику пріютами гражданственности и образованія. Мы возвратились благополучно, не встртивъ ни одного дикаго звря и ни одного сколько-нибудь замчательнаго приключенія.
Чрезъ нсколько дней мы перешли въ заливъ Св. Ольги,— десятью милями южне: вмст съ нами пошелъ и Воевода. Въ Ольг мы застали транспортъ Байкалъ, недавно пришедшій сюда для зимовки.
Ольга — обширный заливъ, совершенно открытый съ моря, только у входнаго праваго мыса находится странной формы каменный островокъ, оторвавшійся отъ общей массы береговъ. За нимъ, какъ пилястры длинной залы, уходящіе въ перспектив, желтли выступавшіе песчаные и базальтовые обрывы, на нихъ сверху нависли холмы, поросшіе дубомъ и кедромъ и внчанные мстами тми же песчаниками, похожими то на башни, то на каменные замки. Въ глубин залива, къ нему примыкаетъ широкая долина, заросшая сплошнымъ лсомъ, въ тни деревъ котораго течетъ довольно большая рка (рка Аввакума), впадающая въ заливъ. Съ правой стороны — едва замтный входъ въ бухту, совершенно закрытую со всхъ сторонъ и распространившуюся какъ озеро среди лсистыхъ холмовъ. Эта бухта названа Тихою Пристанью,— названіе совершенно соотвтствующее, производимому ею впечатлнію. Берега ея не смотрятъ пустыми и дикими обрывами, втвистые дубы, лтомъ вроятно очень красивые, спустились своими дряхлыми стволами прямо къ тихой неподвижной вод, любуясь въ ея зеркал на свою могучую старость, надъ ними круглыя и мягкія очертанія верхней части холмовъ, и одна снговая гора виднется гд-то далеко. Въ тихомъ залив, какъ въ зеркал, отражается мирный ландшафтъ, какъ бы заманивая зашедшее сюда судно скоре бросить якорь.
Узкимъ и немного извилистымъ проливомъ входили мы въ Тихую Пристань, чуть не цпляясь за втви растущихъ у самой воды деревъ. Холодъ, еще безсильный передъ бурными волнами бухты Владиміра, уже сковалъ на половину, довольно толстымъ льдомъ, тихія воды здшней пристани. Мы стали вн линіи льда, между тмъ какъ Воевода и Байкалъ уже были окружены имъ, и команда ихъ ходила по скользкой поверхности, показавшейся новинкой для воеводскихъ, но очень хорошо знакомой команд, пришедшей съ Амура на Байкал. Оба судна оставались здсь на зимовку и уще стали готовиться къ разоруженію. Въ ночь льду еще прибавилось.
Заливъ Ольга осмотрнъ былъ графомъ Путятинымъ, но описанъ былъ онъ еще прежде Англичанами, которые и назвали его именемъ своего адмирала (Сейтонъ-бей). Тихая пристань, въ глубин которой впадаетъ также рка,— во всхъ отношеніяхъ превосходная бухта.
Она довольно велика, глубина ея ровная, и нсколько уменьшается только у впаденія рки. Здсь, кажется, вчный штиль, но иногда бываютъ съ горъ довольно сильные порывы втра, отъ которыхъ дрейфуетъ. Прилегающія земли покрыты превосходнымъ черноземомъ. Изъ мстныхъ жителей еще никто не являлся.
12-го ноября мы снялись, простившись съ воеводскими, которымъ предстояла самая трудная и самая скучная зима. Нечего сказать, не улыбалось имъ близкое будущее. Надо было вопервыхъ отыскать свжей провизіи, а то не надолго хватило бы силъ для тхъ трудовъ и работъ, которые ихъ ожидали. Имъ предстоялъ подвигъ положить основаніе порту, и если можно, то отыскать сообщеніе между Ольгою и истоками Усури, въ послднемъ случа, новый портъ вошелъ бы въ Амурскую систему и могъ бы получать вс условія существованія, обезпеченный съ сухаго пути. Мы пожелали имъ всевозможныхъ успховъ, а сами пошли въ Японію. Конечно, они намъ завидовали, но не нынче, такъ завтра, достанется уже и намъ.
Ровно черезъ пять мсяцевъ (18 апрля 1859) пришли мы снова въ Ольгу съ запасами зелени, картофеля и сменъ. Слва, на холм разввался русскій флагъ, за деревьями зеленла крыша какого-то строенія, толпа матросовъ вбивала сваи, устраивая пристань. Зимовка прошла благополучно. Въ начал люди болли, но не опасно. Мало-по-малу начали появляться туземцы, также какъ и по Владиміру,— Китайцы, знакомились и понемногу сближались съ нашими. Они носили кабанину, дикихъ козъ, наконецъ стали продавать и скотъ. Серебро они брали охотно, а еще охотне синюю бумажную матерію, извстную въ этихъ странахъ подъ именемъ дабы, родъ миткаля. Недостатокъ былъ только въ зелени. Китайцы жили въ разбросанныхъ хижинахъ, на довольно-значительномъ разстояніи одна отъ другой, по рк Аввакума, ближайшіе были верстахъ въ пятнадцати. Жили они точно такъ же какъ и Китайцы Владимірской бухты, только у нкоторыхъ стариковъ висли на шестахъ заготовленные для себя гробы. За дабу носили Китайцы собольи шкурки, которыя впрочемъ продавали и за доллары.
Скотъ ихъ очень хорошъ, крупенъ, красивъ и сытъ. Вообще окрестности Ольги представляютъ много условій для скотоводства, по ркамъ круглый годъ прекрасныя пастьбища, въ окрестностяхъ бухты можно разводить обширные огороды, сять картофель, который въ этихъ странахъ особенно полезенъ, какъ хорошее противоскорбутное средство и какъ необходимая провизія для китобойныхъ судовъ, сотнями кишащихъ въ ближнихъ моряхъ. Находя въ Ольг скотъ и картофель, китобои охотно бы промняли эту пристань на Хакодади, гд все это достается купеческимъ судамъ съ величайшимъ затрудненіемъ. Разведенное въ большихъ размрахъ, скотоводство могло бы снабжать весь край солониной и масломъ, и въ этомъ отношеніи соперничествовать съ Японіею, гд излишекъ народонаселенія позволяетъ держать лишь очень ограниченное количество скота, Японцамъ сть его запрещаютъ не по религіознымъ убжденіямъ, а изъ расчета, чтобы не уменьшить рабочихъ силъ.
Ледъ держался въ бухт до конца марта. Это важное неудобство пристани. Самый большой холодъ достигалъ до 17о Р. Снгу было мало. Погода стояла большею частію тихая и свтлая.
Въ феврал снаряжена была небольшая экспедиція, она должна была проникнуть до Усури и встртить тамъ казачьи разъзды, посланные съ низовья этой рки, гд въ ныншнемъ году зимовало казаковъ нсколько сотенъ. А попросту сказать, послали почту. Въ числ посланныхъ матросовъ былъ одинъ Тунгусъ съ Байкала, съ свойственнымъ одной его націи чутьемъ отыскивать въ этихъ пустыняхъ дорогу, онъ довелъ экспедицію до Усури, они даже очень мало истратили своей провизіи, потому что встртившіеся имъ жители считали за удовольствіе кормить ихъ, встртили казаковъ и привезли нашимъ ольгинскимъ отшельникамъ почту.
Въ зиму построены были: баня, ледникъ, шлюпочный сарай, пристань, и положено основаніе офицерскому флигелю (или казарм). ‘Какъ же вы разгоняли скуку?’ спрашивали мы, и намъ разказывали о разныхъ затяхъ, придуманныхъ между дломъ изобртательностью русскаго человка, всегда умющаго найдти средство развлечь себя. ‘Между прочимъ, говорили они, мы отправлялись разъ въ недлю на пикникъ — въ баню…’ Врно имъ было весело! А слды этой зимовки виднлись на лицахъ,— не одна морщина прибавилась на нихъ!
Въ Императорской гавани, куда пришли мы изъ Ольгинской, на насъ уже пахнуло Сибирью. Она находится подъ 49о с. ш., слдовательно 6-ю градусами сверне Ольги. Несмотря на то, что былъ май мсяцъ, мы еще застали тамъ ледъ и довольно много снгу, разбросаннаго по тундрамъ, между елью и лиственницей. Берега низменны и покрыты густымъ, сплошнымъ лсомъ, проникнуть въ который было бы очень трудно.
Подходили мы рано утромъ. Не видно было ни скалъ, ни горъ, везд только иглистыя вершинки хвойнаго лса. Главная бухта такъ далеко врзывается въ берегъ, что и не видно ея окончанія, справа, капризными извивами, примыкаютъ Александровская, а за нею Константиновская бухта, длинная, точно рка, и съ разными поворотами. Войдя въ нее, мы очутились въ закрытой со всхъ сторонъ бухт, куда не залетаетъ никогда ни малйшее дуновеніе втра, и гд, казалось, было царство вчныхъ штилей. Здсь могли бы помститься вс флоты міра, и едва ли можно было бы найдти другую такую пристань, еслибъ она не замерзала до мая мсяца, и еслибы климатъ ея былъ немного сносне.
Императорская гавань иметъ уже свою маленькую исторію. О ней въ первый разъ разказали Гиляки, и по ихъ разказамъ, отправленъ былъ лейтенантъ Бошнякъ осмотрть ее, съ тхъ поръ тамъ зимовали суда, команда которыхъ производила разныя постройки. Англичане во время войны выжгли здсь первое наше поселеніе. Тутъ же затопленъ фрегатъ Паллада.
При нашемъ прибытіи почти вся Константиновская бухта была затянута льдомъ, уже отставшимъ отъ береговъ и державшимся сплошною, однообразною массой на поверхности тихой воды. Ледъ мшалъ шлюпк подъхать къ пристани, чтобы попасть въ городокъ, или постъ, надо было, довольно далеко отъ него, взлзть по крутому берегу, цпляясь за упавшія деревья, примерзшія иглистыми втвями къ поросшимъ мохомъ камнямъ. Едва замтная тропинка вилась въ чащ, мстами были небольшія проски, сложенныя въ кучу дрова говорили о занятіи зимовавшихъ. Если нога не упиралась на пень, или лежащее поперекъ дороги надгнившее дерево, то вязла въ эластической почв тундры, и вода нсколькими струйками выступала наружу. Въ лсу царствовало совершенное, мертвое безмолвіе, не слышно было ни каркающаго ворона, ни другой какой-нибудь птицы. Иногда тропинка выходила изъ лсу къ самому берегу и капризно вилась между каменьями и по обмелвшему дну моря. Но вотъ довольно обширная проска, она видна была еще съ нашего клипера, тутъ остатки батарей. Быліемъ и мусоромъ поросло здсь пепелище первыхъ русскихъ построекъ, противъ этого мста указываютъ могилу Паллады, говорятъ, будто иногда, въ ясный день, виднется абрисъ ея бизань-мачты.
Пройдя по проск, тропинка углублялась опять въ лсъ, гд, кром еще не распустившейся лиственницы и вчно зеленыхъ елей и сосенъ, бллъ мстами тонкій стволъ березы. Воть и кладбище: около пятнадцати деревянныхъ крестовъ мелькаютъ между деревьями, какое страшное безмолвіе царствуетъ здсь, и какой мирный покой нашли здсь скитальцы, заброшенные случаемъ на конецъ міра! Частный подвигъ каждаго выразится въ пошлой фраз разкащика: ‘да, дорого стоила эта зимовка, на одной солонин, при 40о морозу…’ Но зачмъ долго останавливаться на кладбищ? много грустныхъ мыслей, много не прошенныхъ чувствъ поднимутся, пожалуй, съ глубины души, а намъ нужна вся энергія этихъ почившихъ, если хотимъ принести жизнь въ эти пустыни, прежніе христіане не даромъ строили церкви свои на костяхъ умершихъ…
Вотъ и постъ, или городокъ, если хотите. Вроятно, принимая К., съ которымъ я шелъ, за начальника, вышедшій къ намъ навстрчу унтеръ-офицеръ Ильинъ, командиръ поста, рапортуетъ о состояніи ввренной ему команды (семь человкъ). Мы идемъ въ казармы, это единственное конченное строеніе. У всякаго чистая кровать, везд порядокъ, все исправно. Въ офицерскомъ флигел, стоящемъ нсколько въ сторон, можно жить въ двухъ комнатахъ и на кухн, другая половина не готова. Начато еще два большихъ строенія, одно родъ службъ, а другое — казарма, но они тоже еще не кончены. Близь ручья небольшая баня, и на длинномъ шест утвержденъ деревянный крестъ. ‘Здсь хотятъ церковь что ли строить?’ спросилъ я у Ильина. ‘Нтъ, ваше благородіе, не церковь, а тутъ найденъ былъ зарытый въ земл мдный крестъ, такъ въ воспоминаніе этого и велли лейтенанту И. поставить деревянный…’ Едва найдется новое мсто, какъ уже заводятся мстныя легенды. Къ бухт выходила длинная пристань, устроенная на живую нитку, на козлахъ. Дале были опять слды батарей, строенныхъ палладскими и еще небольшое протестантское кладбище.
Мы простояли въ Императорской гавани нсколько дней. Къ намъ прізжали на миніатюрныхъ лодочкахъ мстные жители, изъ племени Орочи, близко подходящемъ къ Гилякамъ. Отдльное ли это племя, или мстное названіе тхъ же Гиляковъ, намъ осталось неизвстнымъ. Знаемъ только, что они очень мало различаются между собою, какъ въ образ жизни, такъ и въ обычаяхъ, и въ костюм. Лаперузъ и Браутонъ назвали береговыхъ жителей татарскаго берега Айнами, но это несправедливо, Айны живутъ на юг Сахалина и на Матсма, Айны — курильское племя, и рзко отличаются своими выразительными физіономіями, длинными черными волосами и длинною вьющеюся бородой, отъ безбородыхъ, одутловатыхъ лицъ береговыхъ жителей Манджуріи, или Сандана, какъ называютъ эту страну туземцы (Таттана у Японцевъ). Китайскіе географы, (Ученъ, напримръ, жившій въ Манджуріи въ конц XVII и въ начал XVIII столтія) даютъ всмъ народамъ, населяющимъ сверную сторону Манджурія, при устьяхъ Сунгари и Усури, также какъ и по правому берегу Амура и къ береговой морской полос, общее названіе У-цзы-да-цзы или Юй-ни-да-цзы (жители сверныхъ странъ, одвающіеся въ рыбьи кожи). Между ними онъ различаетъ племена Ху-р-ха, Хэй-узинь (племя, извстное у нашихъ подъ именемъ Мангунцевъ) и Фей-я-ха, или Гиляки. Рзко набросанными чертами, характеризуетъ онъ ихъ, и такъ врно, что нельзя не узнать въ его описаніяхъ тхъ народностей, съ которыми мы теперь познакомились.
Этотъ народъ не иметъ понятія о лтосчисленіи и мсяцахъ, не знаетъ времени своего рожденія, когда кто умираетъ, трупъ обвертывается кускомъ полотна и кладется въ гробъ, поставленный въ пол на деревянныхъ козлахъ, и только когда трупъ загніетъ, его зарываютъ въ землю. У нихъ нтъ ни чиновниковъ, ни старшинъ, поставляемыхъ отъ правительства. (Они зависли отъ губернатора Нингуты, куда доставляютъ соболей, лисицъ, выдръ и блокъ, за что получаютъ различные подарки.) Народъ этотъ очень простъ, если не глупъ, и притомъ честенъ. Когда напримръ они берутъ въ долгъ китайскіе товары, то расплачиваются на слдующій годъ врно, въ срокъ и по образцу, если же кому-нибудь нельзя пріхать самому, то они пересылаютъ черезъ другихъ, однимъ словомъ, исполнятъ общаніе, хотя бы кто жилъ за тысячу миль и не былъ старымъ знакомымъ. Сверхъ того они мужественны и почему-то не боятся смерти.
Они отпускаютъ волосы, связываютъ ихъ въ пучокъ, въ уши продваютъ большія кольца, а Гиляки носятъ и въ носу маленькія кольца. Ни мущины, ни женщины не носятъ панталонъ. Изъ мховъ длаютъ постели, изъ бересты — лодки, въ которыхъ помщается только одинъ человкъ, лодкою правятъ весломъ о двухъ лопастяхъ. Кром рыбнаго и пушнаго промысла, они собираютъ жень-шень и растительный трутъ. Иные занимаются обжиганіемъ древеснаго угля, рубкою большихъ деревъ и приготовленіемъ изъ нихъ домашней утвари и деревянной посуды. Дома ихъ устроены совершенно такъ же, какъ дома, виднные нами во Владимірской бухт. Тотъ же канъ по стнамъ, та же посуда и складочныя мста. Религія ихъ состоитъ изъ различныхъ шаманскихъ обрядовъ, исполняемыхъ при случа радости въ дом, или болзни. Обряды сопровождаются жертвоприношеніями, праздниками и пирами, хозяйка бьетъ въ бубенъ и, приходя въ изступленіе и коверкаясь, обращается къ западу, гд на столин расположено състное и сверху на веревк висятъ пятицвтные лоскутки, означающіе присутствіе предковъ. Нечего говорить, что рожденіе, свадьба, похороны, все это сопровождается соотвтствующими случаю обрядами. Значеніе всхъ обрядовъ — призываніе добраго духа противъ злаго. Шаманы ихъ называются цамо. Одежда этихъ цамо состоитъ изъ головнаго убора съ вясящими бумажками и кусками древесной коры, рубашки изъ оленьей кожи, раскрашенной различно, и тройнаго пояса, цмо всегда носитъ барабанъ и пилу.
Я упомянулъ о жень-шень, это знаменитое китайское растеніе, называемое ботаниками Panax schinseng Nees. Оно водится въ Манджуріи до 47о с. ш. и не дале меридіана Мукденя на западъ. Въ Коре и Японіи, жень-шень разводится искусственно. Говорятъ, что одинъ корень этого растенія, толщиною въ палецъ, стоитъ отъ 1.600 до 2.000 руб. серебромъ. Ежегодно около 9.000 человкъ, имющихъ позволеніе отъ правительства, заняты исканіемъ этого корня. Много гибнетъ отъ голода изъ числа тхъ, которые слишкомъ далеко заходятъ въ необитаемыя степи и лса для отысканія драгоцннаго растенія. Жень-шень считается лучшимъ тоническимъ средствомъ, когда измняютъ вс лкарства, китайская теранія прибгаетъ къ нему. На Европейцевъ онъ дйствуетъ однако очень мало, что замтили и наши офицеры, зимовавшіе въ Ольг и покупавшіе его у Китайцевъ на всъ серебра. Лучшій жень-шень — дикорастущій. Вероль говоритъ, что одинъ фунтъ стоитъ 50.000 франковъ, Де-ла-Бруньеръ видлъ по Усури уединенныя хижины, служившія складочнымъ мстомъ для собираемаго жень-шеня, а такъ какъ эта рка теперь принадлежитъ Россіи, то можно считать ее драгоцннымъ пріобртеніемъ,— не говоря о ея важномъ значеніи какъ коммуникаціоннаго торговаго пути.
Типы и костюмы жителей, пріхавшихъ къ намъ на клиперъ, говорятъ о Сибири, видно, что имъ, при окружающихъ ихъ условіяхъ, приходится вести жизнь не совсмъ человческую, но вмст и тюленью или рыбью. Ихъ лица одутловаты, глаза часто узкіе, съ неопредленнымъ выраженіемъ. Для того чтобы согрваться, они дятъ много жиру, вроятно тюленьяго, что производитъ какой-то масляный отпечатокъ на всей ихъ вншности. На головахъ, покрытыхъ черными волосами, перепутанными и связанными въ пучокъ, носятъ они шапки съ наушниками, въ ушахъ большія кольца, на ногахъ торбасы изъ рыбьей шкуры, они пріхали на такихъ маленькихъ лодочкахъ, что въ каждой могло помститься никакъ не больше одного человка, и то надо имть искусство канатнаго танцовщика, чтобы не свернуться съ этого ящика, малйшее не ловкое движеніе — и ящикъ непремнно долженъ перевернуться. Туземецъ управляется въ лодк байдарочнымъ весломъ, которымъ вертитъ съ замчательною легкостью и быстротой, и лодка идетъ очень скоро. Зимою они привозятъ соболей, вымнивая ихъ на табакъ, дабу, крупу, свинецъ, привозятъ также и другіе мха, — блокъ, выдръ, медвдей, рыбу и т. д. Къ Русскимъ они питаютъ уваженіе. Разъ какъ-то одинъ изъ нихъ попался въ воровств, чего между ними, говорятъ, почти никогда не случается, русскій офицеръ, бывшій въ это время тамъ, созвалъ стариковъ и спросилъ ихъ, какъ наказать вора? Они ршили, что его надо высчь. Виновный, лежа подъ розгами, казалось, не понималъ, что съ нимъ длаютъ, и какъ будто не давалъ себ отчета въ испытываемомъ ощущеніи. Когда кончили экзекуцію, онъ поблагодарилъ за науку.
Разломало ледъ и двинуло его всею массой на насъ, почти цлый день наша команда работала, ломая льдины и не допуская напора ихъ на клиперъ. Когда вынесло главную массу въ море, и остались небольшія, отдльно плававшія льдины, мы отправились на тузик осмотрть глубину Константиновской бухты. Точно рка извивалась она, имя на всемъ протяженіи своемъ почти одну широту. Тотъ же сплошной, хвойный лсъ отражался въ тихой вод ея, съ живописными подробностями своей иглистой листвы, иногда сосна, свалившись, лежала надъ водой, иногда свтлая втвь рзко отдлялась на темномъ фон лснаго мрака, не далеко проникалъ взоръ, останавливаемый пестрою сткою переплетенныхъ втвей и деревьевъ. Груды желтыхъ камней, обросшихъ мохомъ, мстами виднлись на берегу. Пейзажъ имлъ свою оригинальную красоту, напоминавшую нкоторые рисунки, или скоре этюды Калама. Бухта была больше двухъ миль въ длину, а за нею,
— даже на краю небесъ
Все тотъ же быль далекій лсъ.
Императорская бухта, извстная Англичанамъ (видвшимъ ее уже посл насъ) подъ именемъ Barracuta bay, можетъ дать намъ два продукта: лсъ и ледъ. Между лиственницей попадаются превосходныя корабельныя строевыя деревья, также какъ и между соснами, а ледъ хорошій, прсный. Въ прошломъ году былъ здсь небольшой опытъ торговли льдомъ. Одинъ гонъ-конгскій купецъ, съ позволенія нашего правительства, нагрузился имъ въ Императорской гавани и привезъ его въ Гонъ-Конгъ, куда обыкновенно возятъ ледъ изъ Америки. Мы въ Гонъ-Конг имли удовольствіе пить эль съ своимъ, русскимъ, льдомъ. Пушной промыселъ, въ сравненіи съ боле сверными провинціями, въ этихъ мстахъ довольно маловаженъ.
Больше, кажется, ничего не даетъ Императорская гавань. Лса ея бдны дичью: въ одно время, какъ то, достать ворону считалось большою удачей. Никакая огородная овощь не вызрваетъ на тундрахъ. Всякое обрабатываніе земли стоило бы необыкновенныхъ усилій, едва ли вознаградимыхъ. Въ морскомъ отношеніи заманчивая прелесть гавани парализируется длинною зимой, льдомъ, расходящимся только въ ма мсяц, и морозами, доходящими до 40о.
Странно, что Лаперузъ, довольно внимательно осмотрвшій здшніе берега, не видалъ огромной бухты. Сюда приходитъ зимою изъ Николаевска, разъ въ годъ, почта на собакахъ, а лтомъ всякое русское судно, плавающее въ Японскомъ мор и Татарскомъ залив, обязано заходить сюда.
Мало знаю я мстъ, которыя бы производили такое грустное впечатлніе, воображаю, чего стоитъ зимовка здсь. Лсъ смотритъ какъ-то стнами тюрьмы, природа безмолвна, воды скованы или вчнымъ безвтріемъ, или льдомъ, даже дущій на своей утлой лодк Орочанъ представляется скоре плывущимъ по вод тюленемъ нежели разумнымъ существомъ. Кажется невозможнымъ, чтобы здсь когда-нибудь могли поселиться люди, чтобы возникли деревни и города.
За то сахалинскій берегъ весело выглянулъ изъ-за прочистившагося тумана голубыми горами, съ легкими очертаніями, съ пріятною перспективой. Нкоторыя скалы зеленли, другія базальтовыми массами или песчаными откосами спускались къ морю, въ горизонтальныхъ пластахъ песчаника черными полосами виднлся каменный уголь. Въ одномъ мст каскадъ серебряною лентой сбрасывался съ отвсной темной скалы. Легко различались строенія въ одномъ изъ раскрывшихся ущелій. Все это увидли мы, подойдя къ самому острову, посл трехъ дней довольно свжей погоды и посл недли, проведенной въ виду азіятскаго скучнаго берега, который описывали наши штурманскіе офицеры. Климатъ острова Сахалина много мягче, а богатство каменныхъ породъ разнообразитъ формы его вншнихъ очертаній. По берегамъ его можно, кажется, пройдти полный курсъ геологіи: гд кончаются осадочные пласты песчаника съ сланцами и каменнымъ углемъ, тамъ выступаютъ плутоническія породы, базальты, а тамъ зеленый камень, и т. д.
Сахалинъ — сокровищница здшняго края. Хотя еще неизвстно существованіе глубокихъ пластовъ каменнаго угля, но поверхностные пласты очень богаты, и уголь прекраснаго качества. Открытіе его стоило многихъ тяжелыхъ экспедицій, снаряжаемыхъ на собакахъ, при самыхъ ограниченныхъ средствахъ. Лейтенантъ Бошнякъ, открывшій Императорскую гавань, былъ изъ первыхъ, отыскавшихъ уголь. Въ большомъ количеств лежалъ онъ на берегу, оставалось только брать, чмъ и пользовались англійскія суда во время послдней войны.
Разработка угля находится еще въ младенческомъ состояніи, хотя его достаетъ на удовлетвореніе потребностямъ края, она идетъ правильными галлереями въ поверхностныхъ пластахъ, имющихъ толщину иногда боле сажени, такъ что во многихъ шахтахъ ходить можно свободно. Нагрузка затруднительна, близь разработокъ нтъ ни бухты, ни залива, а сильный прибой съ моря во время южныхъ втровъ потребовалъ бы устройства обширнаго брекватера. Теперь суда стоятъ sur le qui vive, готовыя каждую минуту сняться съ якоря, чтобы не быть выброшенными на берегъ. Шлюпки во время отлива останавливаются далеко отъ берега, переноска мшковъ съ углемъ, на плечахъ, утомительна и требуетъ много рукъ.
Самое поселеніе находится нсколькими милями южне мыса Жонкьера и называется Ду-е, хотя настоящая рка Ду-е находится сверне мыса, но вроятно это имя и останется за поселеніемъ. Несмотря на утомительную работу угольной ломки, эта колонія смотритъ веселе всхъ. Здсь живетъ около сорока человкъ, при нихъ два офицера и инженерный офицеръ, завдывающій работами. Какіе славные огороды окружаютъ ихъ уютные, чистенькіе домики! а овощи вызрваютъ два раза въ лто. Зимы на Сахалин не такъ суровы, о скорбут и не слышно, несмотря на то, что рабочимъ не всегда достается полный паекъ. Между строеніями, въ тни ясеней, съ шумомъ течетъ небольшая горная рчка, одно зданіе измнило даже казенной форм мстной архитектуры, и бойко поднялось красивою башней, видною издалека съ моря. А если начинаетъ шалить воображеніе, значитъ человку не совсмъ еще худо. Старожилы изъ матросовъ, кром дюжины шкурокъ соболей — капиталъ, наживаемый годами,— набираютъ мускусовые мшочки, Moschus moschiferus, которые и продаютъ довольно выгодно въ аптеку Николаевска. Внутри зданій, то-есть въ казарм и небольшомъ лазарет, порядокъ былъ педантическій, правда, что въ то время ожидали важныхъ постителей.
Мы осмотрли, конечно, вс работы, съ зажженными свчами ходили по вырытымъ въ скалахъ галлереямъ. Около главной ломки былъ сдланъ спускъ на блокахъ, такъ что тамъ грузить было бы не такъ затруднительно, къ несчастію нашему, клиперу назначили уголь, лежащій довольно высоко на скал, близь падающаго съ нея каскада. Мсто, правда, было поэтично, сломанныя и упавшія деревья своими втвями украшали выступавшіе ступенями камни и прыгавшую по нимъ воду каскада, но команда наша, таскавшая уголь, не раздляла вкуса любителей хорошихъ видовъ.
На Сахалинъ прізжаетъ много Гиляковъ съ Амура, лтомъ на лодкахъ, зимой на собакахъ. Они ведутъ съ туземцами и съ живущими на юг острова Японцами и Айнами дятельную торговлю, вымнивая имъ на дабу, табакъ и различныя вещи, свои звриныя шкуры и рыбу. Гиляки — это Армяне здшняго края, народъ торговый, проворный, предпріимчивый. Съ виду они мало отличаются отъ Орочанъ, виднныхъ нами въ Императорской гавани. У берега стояла длинная ихъ лодка, сколоченная изъ нсколькихъ досокъ, въ ней лежало около десяти собакъ, лтомъ собаки тянутъ бичеву, и лодка плыветъ около берега, зимой ихъ запрягаютъ въ нарты, въ лодк сидитъ только по одному человку. Между Гиляками часто трудно отличить съ перваго взгляда женщину отъ мущины: и костюмъ, и волосы, и лицо, все одинаково. Какъ у мущинъ, такъ и у женщинъ, косы, проборъ по середин, въ ушахъ, а иногда и въ носу, кольца, одты въ армяки, или медвжьи шкуры, на ногахъ торбасы. Все имніе ихъ помщается въ этой лодк. Много Гиляковъ постоянно живутъ на Сахалин. Во время нашего пребыванія, они вс были въ большомъ гор и не ходили на охоту. Недавно случилось у нихъ слдующее трагическое происшествіе. Мущины одной юрты отправились на охоту, оставя дома двухъ женщинъ, которыя, окончивъ работы, заснули на своихъ нарахъ. Въ это время входитъ къ нимъ незваный гость-медвдь, душитъ обихъ женщинъ, и, позавтракавъ ими, ложится на нару и засыпаетъ, какъ будто у себя дома. Возвратившійся мужъ съ ужасомъ видитъ эту сцену, ружье его заряжено, онъ стрляетъ въ упоръ и убиваетъ медвдя наповалъ. Но въ этомъ-то и заключается все несчастіе: медвдь у Гиляковъ лицо священное, и нтъ больше грха какъ убить его!.. Вынужденный такою вопіющею случайностію, грхъ долженъ искупиться общею скорбію, — добровольнымъ зарокомъ не ходить на охоту, потому что охота составляетъ весь источникъ богатства Гиляка.

Въ ма.

Съ вечера мы снялись съ якоря, и на другой день утромъ увидли мысъ Клостеркампфъ, закрывающій собою заливъ де-Кастри. Кром мыса, бухта защищена съ моря островами: Устричнымъ, Базальтовымъ и островомъ Обсерваторіи. Если, бы на каждомъ изъ этихъ острововъ было по крпости, то никакой флотъ не могъ бы проникнуть въ бухту. Теперь на нихъ обросшіе мохомъ камни, ель, лиственница и водятся старички, береговая птица, въ такомъ количеств, что ихъ ловятъ руками по цлымъ сотнямъ, ночью отправляются на промыселъ съ фонарями, и птица летитъ на огонь, остается брать ее. Если ее вымочить въ уксус, то можно сть, за неимніемъ лучшаго. Бухта эта открыта Лаперузомъ и названа имъ по имени того De Castries, о которомъ можете прочесть въ Oeil de boeuf. Описаніе Лаперуза до сихъ поръ остается врнйшимъ. Нужно только прибавить исторію политическаго существованія бухты и основанія Александровскаго порта.
Къ бухт примыкаетъ сплошной, хвойный лсъ, растущій по тундрамъ, мстами въ этомъ лсу сдланы проски, довольно большія, одна ведетъ къ старымъ постройкамъ, гд зимовало въ военное время нсколько батальйоновъ линейнаго сибирскаго войска, но рука времени уже успла налечь на эти шаткія зданія, они почти вс покривились. Не вдалек распространившееся кладбище дополняетъ разказъ о зимовкахъ, полныхъ лишеній. На одномъ крест видно имя доктора Б., умершаго отъ скорбута. Миръ праху его! На смертномъ одр, разрушаемый губительнымъ недугомъ, онъ умирающимъ голосомъ давалъ еще совты своимъ товарищамъ по несчастію, и, можетъ-быть, этотъ умирающій голосъ вырвалъ у страшной болзни нсколько жертвъ…
Новый постъ расположенъ близь самаго берега. Тутъ уже замтна нкоторая претензія на гражданственность. На лто прізжаетъ капитанъ надъ портомъ, съ женой, есть магазинъ съ провизіей и при немъ цейхвахтеръ. У цейхвахтера даже можно найдти и закуску, почему и названа его лачуга Мыльников’съ-отель, по имени достойнаго хозяина. Близь пристани высокій флагштокъ, на которомъ будто бы поднимаютъ сигналы по систем Рейнгольда, для переговоровъ съ приходящими иностранными купцами, но эти сигналы, такъ же какъ и электрическій телеграфъ, и желзная дорога — дло будущаго. А еслибъ была желзная дорога, то суда могли бы и не ходить въ Николаевскъ, сгружая все здсь и не рискуя переходомъ но Лиману.
Сама де-Кастри, кром рыбы и дровъ, ничего дать не можетъ. Лсъ ея мелокъ, осенью много дичи и брусники. При насъ кто-то разложилъ костеръ въ лсу, да такъ и оставилъ. Огонь быстро распространился по смолистымъ игламъ ельника, попалась какая-то полуразрушенная избенка, вспыхнувшая какъ порохъ, пожаръ росъ, и обхватилъ новое поселеніе, подступая къ его домикамъ довольно близко. Два дня работали наши матросы на берегу, окапывая и отстаивая у огня строенія, побда осталась наконецъ за нами. Огонь бросился въ другую сторону, но скоро и совсмъ замеръ.
Зимовать судамъ въ бухт невозможно: она замерзаетъ. Волненіемъ съ моря часто ломаетъ ледъ.
Туземцы — Гиляки pur sang, они здсь очень хорошо говорятъ по-русски, торгуются съ азіятскою задорностію, не хуже любаго гостинодворца, въ одежд щеголевате другихъ туземцевъ.
На берегу есть пробитыя въ скал волнами ворота, очень красивыя и названныя именемъ открывшаго: Лаперузовыми. Между де-Кастри и Николаевскомъ постоянное сообщеніе, сухимъ путемъ идутъ проской до озера Кази, потомъ на лодкахъ добираются по озеру до Маріинска, большой деревни, гд живетъ цлый батальйонъ. Изъ Маріинска до Николаевска, по Амуру: лтомъ на пароход, зимой на собакахъ.
Въ 1855 году Англичане бомбардировали де-Кастри и пускали въ прилежащія тундры каленыя ядра, и теперь еще можно видть траншеи и мста, куда залегали наши секреты.
При насъ пришли въ де-Кастри дв купеческія шкуны и одинъ баркъ, которые и отправились, въ Николаевскъ. Баркъ сталъ на одной изъ безчисленныхъ мелей лимана, изъ груза спасли кое-что, такъ же какъ и людей, а судно погибло.
Наконецъ и мы пошли по этому страшному лиману, о которомъ столько наслышались отъ нашихъ корветовъ, собственнымъ опытомъ испытавшихъ нкоторыя изъ его отмелей, пугалъ насъ и Джигитъ, также довольно долго бурлившій его воды. Да и стоить только посмотрть на карту, чтобы потерять всякую увренность: фарватеръ идетъ такими извилинами, что представляется какимъ-то вьющимся растеніемъ, съ безчисленнымъ множествомъ вточекъ и отпрысковъ. Самое мелкое мсто фарватера 14 футовъ. Все время идешь въ виду азіятскаго берега, считая мысъ за мысомъ, островъ за островомъ. Сахалинскій берегъ только въ самомъ узкомъ мст виденъ ясно. Острова были довольно красивы, съ ихъ елями и лиственницей, распустившеюся къ нашему прізду. По берегу идутъ возвышенія и горы. Везд почти можно стать на якорь и посылать на берегъ шлюпку рубить дрова. Переходъ нашъ былъ облегченъ довольно хорошо разставленными въ ныншнемъ году бочками и бакенами, указывающими направленіе фарватера. Вотъ и мысъ Прони, а за нимъ желтыя воды величественной рки, на которой лежитъ столько надеждъ, столько ожиданій… и, кажется, не напрасно!..
Вспомнимъ исторію Амура.
Тунгусы Удскаго края разказали томскимъ козакамъ въ 1636 году о чудной рк Амур и впадающихъ въ нее рчкахъ, Зе и Шилкар, они говорили о богатыхъ жителяхъ береговъ рки, Даурахъ, занимающихся земледліемъ и скотоводствомъ, и о княз Лавка, достоврныя свднія о которомъ смшивались съ баснословными разказами о его богатств.— Эти разказы возбудили въ козакахъ желаніе отыскать, какъ заманчиваго князя, такъ и новыя страны, общавшія имъ боле привольныя мста, якутскій воевода Головинъ послалъ Василія Пояркова провдать обстоятельно о новыхъ мстахъ (1643), и Поярковъ былъ первый изъ Русскихъ, спустившійся по Амуру. Отыскивая Лавкая, онъ достигъ Сунгари, гд нашелъ Дучеровъ, потомъ Усури, гд видлъ Натковъ и потомъ Гиляковъ. Въ 1646 году онъ возвратился черезъ Тунгузское море въ Якутскъ, вынесши убжденіе о легкой возможности завоевать край, не принимая въ расчетъ того, что по Сунгари можетъ прибыть китайское войско для защиты своихъ владній. Поярковъ между прочимъ собралъ и ясакъ. За нимъ вскор послдовалъ Ероей Хабаровъ, съ охотниками, отыскалъ Лавкая, оказавшагося простымъ смертнымъ, и уврилъ его, что единственная цль его прибытія — собираніе ясака. Второй походъ Хабарова сопровождался тми подвигами храбрости и отваги, которые сдлали Хабарова любимымъ героемъ разказовъ о занятіи Восточной Сибири. Онъ сражался съ Даурами, укрпился въ Ачанскомъ улус, гд осадили его Китайцы. Смлою вылазкой уничтожилъ онъ враговъ, и съ весной поплылъ дальше. Вслдствіе слуховъ о его подвигахъ, начались переселенія на Амуръ… Молва объ удобствахъ жизни и богатствахъ привлекала толпы искателей приключеній, много помогавшихъ Хабарову.
Китайцы наконецъ ршились противодйствовать нашествію незваныхъ гостей. Они заставили выйдти изъ своихъ земель Степанова и осадили Канарскій острогъ, основанный сотникомъ Бекетовымъ. Въ 1655 году именнымъ указомъ назначенъ Пашковъ командиромъ экспедиціи на Амуръ. Плодомъ ея было основаніе Нерчинска и острога у Албазина, гд послился бжавшій Полякъ Черниговскій, который основалъ тамъ монастырь и завелъ хлбопашество.
Наконецъ, надо было опереться на что-нибудь въ этой путаниц длъ и разныхъ столкновеній, изъ Москвы отправленъ былъ посолъ, Грекъ Спафари, съ цлію обозначить новыя, присвоенныя нами границы. По трактату съ Китайцами, Рускіе должны были прекратить распространеніе своего владычества на Амур, не требовать ясака, и Албазинцамъ (товарищамъ Черниговскаго, подчинившаго себя добровольно Нерчинску) не ссориться съ Китайцами. Но, несмотря на это, Албазинцы продолжали строить свой острогъ. Длалось тогда все, что хотлось, начальство было далеко. Не здсь ли родилась пословица: до царя далеко?
Въ Кита манджурская династія (Да-цинъ) утвердилась на престол падшей минской династіи. Второй ея императоръ, Кханси, началъ оборонять крпостями сверную часть Манджуріи и приближаться къ Дауріи, столкновеніе съ Русскими было неизбжно, и дйствительно, Албазинъ былъ раззоренъ въ 1685 году, но онъ снова былъ построенъ и снова осажденъ, только извстіе о готовящемся русскомъ посольств въ Пекинъ заставило Китайцевъ отступить отъ него.
Нерчинскій трактатъ, заключенный окольничимъ Головинымъ въ 1689 году, былъ первымъ нашимъ дипломатическимъ сношеніемъ съ Китайцами, граница была опредлена, хотя и не окончательно. Объ Амур забыли. Для Китайцевъ онъ оставался попрежнему мертвымъ матеріаломъ, для Манджуровъ — мстомъ мновой торговли, но для мстныхъ жителей онъ былъ артеріей, оживлявшею ихъ прозябавшее существованіе. Для Русскихъ онъ блеснулъ чмъ-то свтлымъ, призывнымъ, какъ будто въ этомъ призыв было что-то пророческое для будущаго его значенія для Россіи. Замчательно, что на язык мстныхъ жителей онъ является чмъ-то мрачнымъ, темнымъ: во всхъ его названіяхъ видно общее значеніе — черный. Монголы зовутъ его Харамурень, Тунгузы — Сахалянъ-ула, Китайцы — Хэ-Лунь-Цзянъ, все это означаетъ Черную рку, что можетъ быть производено и отъ цвта воды его, не совсмъ прозрачной. Названіе Амуръ должно быть тунгузское, всякую большую рку они называютъ Амаромъ. Рка Албазина называлась сперва Эмури, можетъ-быть и это имя дало названіе Амуру. Японцы называютъ Амуръ Конто-ку, а туземцы — Мангу.
Начавшаяся 7-го мая 1854 года экспедиція, подъ начальствомъ генерала Муравьева, положила основаніе современному гражданскому положенію страны, пробудившись отъ долгаго сна, мало-по-малу начали оживляться прилегающія пустыни, снова являясь Россіи чмъ-то зовущимъ…
Въ начал носились неясные слухи и сбивчивыя свднія о чудной новой стран, о ея богатствахъ и привольяхъ, которыя заманивали людей, привыкшихъ къ бродячей жизни, двинулись они къ этимъ пустынямъ, неся съ собою безграничную отвагу и какую-то увренность въ счастливую звзду, въ русскую удаль и молодечество, которымъ было гд разгуляться. Безъ правильнаго войска, существуя случайною добычей, эти завоеватели совершали чудеса храбрости, напоминающія первыхъ покорителей Америки, Кортеса, Пизарро и другихъ. Теперь занятіе и заселеніе Амура стало необходимостью, разумнымъ дломъ, — покамстъ труднымъ, но дломъ, важные результаты котораго незамедлятъ выказаться. Ясно назначенная айгунскимъ трактатомъ граница, подарившая намъ еще рку Усури и весь берегъ, идущій отъ Усури на востокъ къ Татарскому проливу, длаетъ насъ безспорными владтелями рки, соединяющей центральную Сибирь, страну богатую,— съ Тихимъ Океаномъ. Туда, на этотъ океанъ, рвется теперь избытокъ силъ Стараго Свта, и просится современная исторія, чтобы развернуться на новой просторной сцен, гд съ одной стороны просыпаются Китай и Японія, съ другой выростаетъ не по днямъ, а по часамъ юноша-великанъ — Америка, гд природа даетъ неисчислимые натеріялы новаго богатства по разбросаннымъ безчисленнымъ островамъ.
Понятно, что будущее, направленное обстоятельствами, сложится не такъ, какъ предполагаютъ. Едва ли Николаевскъ, напримръ, будетъ средоточіемъ дятельности края. Силы стянутся, можетъ-быть, къ другому, боле естественному центру, боле доступному извн и боле удобному для жизни, но только сама жизнь совершитъ это. Мы видли по Татарскому берегу нсколько бухтъ, южне ихъ есть еще боле удобныя, какъ напримръ бухта Посьета, остается выбирать, притомъ въ центр края, ближе къ Сибири, найдется мсто важне береговаго порта. Все это — дло будущаго, настоящее должно возбуждать страну къ гражданской дятельности, развивая безъ насилія ея естественныя богатства, улучшая пути сообщенія, устраняя препятствія для торговли. Обстоятельства сами покажутъ куда должны стянуться жизненные соки края, гд слышне пульсъ его, гд его сердце.
Ркою мы шли по створамъ. Берега холмисты и вс почти покрыты хвойнымъ лсомъ, иногда отъ берега отдлялся мысокъ или коса, на нкоторыхъ изъ нихъ строятъ батареи, на другихъ видна земля, приготовленная подъ огороды. Наконецъ вдали показались красныя крыши домовъ, высыпавшихъ по пригорку, и знакомая намъ архитектура пятиглавой церкви, внчающей почти вс города и мстечки нашей обширной Россіи. На городъ, очень веселый издали, напиралъ со всхъ сторонъ сплошной лсъ, сначала зеленющій, потомъ синею массой всходящій на высокія дальнія горы, украшающія ландшафтъ. Противоположный берегъ состоитъ изъ конусообразныхъ холмовъ, покрытыхъ, какъ щетиною, лиственницей и елью: дальніе изгибы рки обозначались выходящими мысами, и опять горами, теряющимися вдали, и тою воздушною перспективой, которая всегда является въ помощь счастливо-расположенной мстности. По мр приближенія, городъ немного терялъ своей декоративной прелести, дома какъ будто раздвигались, между нкоторыми виднлись пустыри, еще не очищенные отъ пней, попадались строенія не оконченныя, хотя уже съ выкрашенною крышей, а издали все принималось за чистую монету.
Но, несмотря на это, очень пріятно было, посл двухъ-годоваго плаванія по заморскимъ землямъ, увидть русскій городъ, съ его характеристическими особенностями, съ зеленымъ куполомъ церкви, съ масляною краской, разбросанностью и вчною ‘живою ниткою’, которая нигд не оставляетъ русскаго человка, куда бы ни занесъ его случай.
Не ограничиваясь первымъ впечатлніемъ, которое произвелъ на меня Николаевскъ, я поведу васъ въ самый городъ, и постараюсь описать все виднное какъ можно врне и какъ можно подробне. Но не требуйте отъ меня однако ни статистическихъ свдній, ни какихъ-либо офиціальныхъ извстій: я остаюсь по прежнему туристомъ, слдовательно, сужу по тому, что вижу.
Мы стали на якорь ближе къ правому (южному) берегу рки, потому что къ городу идетъ широкая отмель. Прямо передъ нами былъ насыпной островъ и устроенная на немъ батарея, за этимъ насыпнымъ виднлись естественные острова, между которыми Амуръ шелъ многими протоками и рукавами, главный же фарватеръ прилегалъ къ правому берегу. Клиперъ сейчасъ же поставило по теченію. Отмель, прилегающая къ городу, съ востока защищена полукруглою косой, на которой устроено адмиралтейство, а на самомъ конц ея батарея, отвчавшая нашему салюту.
Видъ пристани уже производитъ пріятное впечатлніе, видно, что это не временная постройка, а основательная, не т животрепещущіе мостики, которые мы видли въ Императорской гавани и въ де-Кастри. На берегу много баржъ, превращенныхъ во временные магазины. Эти баржи сплавляются сюда отъ верховьевъ Амура, съ провизіею и товарами, и остаются здсь, ихъ вытаскиваютъ на берегъ, устраиваютъ на нихъ крыши, прорубаютъ двери и окна, и они служатъ хорошими временными складочными мстами. У пристани нсколько лодокъ, не вдалек остановился Гилякъ на своемъ досчаник и удитъ рыбу… Наконецъ и мы на Амур, въ Николаевск!..
По деревянной лстниц поднимаетесь на гору, сейчасъ передъ вами гауптвахта и довольно большое пустое мсто,— площадь сказалъ бы я, но оно будетъ площадью только тогда, когда по немъ можно будетъ ходить безопасно. Николаевскіе остряки называютъ это мсто Piazza dei pnelli, производя послднее слово отъ пней, лежащихъ и разбросанныхъ въ картинномъ безпорядк. Гауптвахта отличается отъ всхъ другихъ гауптвахтъ тмъ, что на платформ вывшиваются иногда, для просушки, мха, назначенные для кабинета, по ярлыкамъ вы судите, что это ясакъ, и нельзя не остановиться передъ чернобурыми лисицами и гежигинскими соболями, смотрящими такъ роскошно, тепло и ласково. За гауптвахтою, черезъ площадь, видно довольно большое двухъ-этажное зданіе офицерскаго клуба, въ которомъ есть нсколько квартиръ и прекрасная библіотека, въ ней можно найдти до двадцати современныхъ журналовъ и танцовальный залъ, единственный во всемъ город.
Съ площади вы попадете на главную улицу, идущую параллельно съ ркою, чистую, съ деревянными мостками съ одной стороны, такъ что гулять по ней можно съ нкоторымъ комфортомъ. Кром линейныхъ солдатъ, на улиц встрчаются здоровые мужики, попавшіе сюда ‘волею случая’, на лицахъ у нкоторыхъ изъ нихъ, пожалуй, разсмотрите и клеймо, тщательно скрываемое спадающими на лобъ волосами. Вс они кланяются очень почтительно. Прекрасный полъ простонародья принадлежитъ къ этому же почтенному сословію, называемому здсь варнаками и варначками.
Первое, что бросается на улиц въ глаза, это красивый срый домикъ съ зелеными крышею и ставнями, съ широкимъ подъздомъ, готовымъ принять самые щегольскіе экипажи (еслибъ они были въ Николаевск), съ палисадникомъ, изобилующимъ (относительно) цвтами и огородною зеленью (нсколько парниковъ въ углу). Здсь живетъ, конечно, губернаторъ. Около самаго губернаторскаго дома, перпендикулярно къ главной улиц, идетъ другая, столько же чистая, но боле офиціальная. Всю правую ея сторону занимаютъ снала казармы, низкіе, длинные флигеля, потомъ госпиталь, снаружи очень похожій на казарму, тамъ аптека, еще какое-то офиціальное мсто, черезъ окна котораго видны блестящія ружья и каски, за офиціальнымъ мстомъ идутъ пеньки, уходящіе вдаль, къ самому лсу.
Третье примчательное мсто Николаевска — другое пустое пространство, будущая площадь, среди которой возвышается деревянный пятиглавый соборъ, противъ него присутственныя мста и американскій клубъ. Частные дома вс боле или мене похожи одинъ на другой, рзко отличаются между ними красивыя зданія американскихъ негоціантовъ, составляющихъ одинъ изъ главныхъ элементовъ николаевской жизни. Я сказалъ, что экипажей въ город нтъ, но часто послышится вдругъ звукъ бубенчиковъ, сердце забьется, почудится Богъ знаетъ что, что-то безотчетное, что-то родное, но скоро разочаровываешься, увидя передъ собою только бочку съ водою, бойко скачущую мимо. На иномъ двор остановишься передъ нсколькими отдыхающими оленями, съ истертыми спинами отъ уродливыхъ и безпокойныхъ сделъ, при нихъ семья Тунгузовъ, костюмы которыхъ бросаются въ глаза своею пестротой. По мосткамъ иногда пройдется николаевская аристократка, шумя своимъ шелковымъ платьемъ, пробжитъ губернскій чиновникъ, съ выраженіемъ высшаго самодовольствія за выбритомъ лиц, раскланяется съ вами совершенно незнакомый вамъ мелкій чиновникъ, не устоявшій противъ искушенія поклониться новому лицу, выглянетъ изъ окна любопытная головка, узнать, кого это еще занесло сюда,— короче сказать пахнетъ на васъ тмъ, что намъ такъ близко и отъ чего уже мы немного отвыкли, скитаясь по басурманскимъ городамъ,— пахнетъ на васъ Русью!
По близости Николаевска есть губернаторская ферма, куда часто здитъ общество повеселиться, и которая просто называется ‘фермою’. Это и не удивительно, потому что она въ Николаевск единственная, а у насъ въ N. губернаторская дача называлась тоже просто ‘дачею’, несмотря на то, что много другихъ смертныхъ имютъ тамъ дачи, но видно эта — всмъ дачамъ дача.
На выдающейся кос, о которой я говорилъ, находятся зданія адмиралтейства. Начала положены прочныя и прекрасныя. Какъ не спеціалистъ, я не могу вдаться въ подробности, но не могу и умолчать о томъ впечатлніи, которое произвела на меня эта начинающаяся раціональная дятельность, гд главнымъ рычагомъ принятъ паръ. Большое здшнее механическое-заведеніе сдлало бы честь любому порту. Много еще станковъ безъ дла, но за дломъ не станетъ, было бы что длать. Много еще вещей неразобрано, какъ напримръ паровой молотъ. Машины вс превосходны, со всми новйшими приспособленіями. Все это стоитъ въ простыхъ сараяхъ: видно, что не увлеклись наружнымъ, не бросились строить дворцы, а начали съ содержанія, и потому нельзя не основывать на этомъ большихъ надеждъ. Въ порту три крытые элинга, на одномъ изъ нихъ строилась шкуна (теперь она спущена). По близости, на вод, стоялъ только что собранный американскій рчной пароходъ, съ цлымъ домомъ на палуб и съ заднимъ колесомъ, подобные пароходы сотнями плаваютъ по Миссиссипи, когда-то закипятъ они по Амуру? Впрочемъ, и въ настоящее время уже видно кое-какое движеніе на знаменитой рк. Въ продолженіи десяти дней нашего пребыванія, сверху пришло три парохода: Лена, Амуръ и Аргунь. Амуръ пришелъ изъ Благовщенска. Около порта безпрестанно снуютъ два винтовые баркаса, исполняя различныя порученія, развозя писарей съ приказами и т. п. Все остальное пространство города, вн описанныхъ мною мстъ, занято разными домиками, въ которыхъ впрочемъ можно находить квартиры, и множествомъ пней, дающихъ своимъ видомъ оригинальный отпечатокъ мстности. Въ Николаевск есть нсколько лавокъ, принадлежащихъ большею частію Американцамъ, здсь иногда можно достать все (не спрашивайте о цнахъ), а иногда нтъ почти ничего. Живущіе постоянно знаютъ эти времена приливовъ и запасаются на всю зиму, платя умренныя цны, но горе попавшему въ отливъ или малую воду! Утлая ладья хозяйства мичмана садится тогда на мель и долго бдствуетъ до слдующаго прилива. Товары приходятъ сюда большею частію изъ Санъ-Франсиско и изъ Гонъ-Конга. Другой притокъ предметовъ существованія для Николаевска, это сплавы по Амуру, дло, подверженное также многимъ случайностямъ. Чего не вытерпятъ дорогой эти баржи, если даже и не сядутъ гд-нибудь, выброшенныя на берегъ! Видъ этихъ сплавовъ очень любопытенъ. При мн изъ Маріинска переводили въ Николаевскъ казармы. Ихъ разобрали, изъ бревенъ надлали плотовъ, на плоты посадили жившихъ въ казармахъ, со всмъ ихъ имуществомъ, и пустили по теченію. Долго не могъ я догадаться, что именно вижу, когда вдали показались плывущія бревна. По мр ихъ приближенія, ясно выказывались любопытныя подробности внутренняго хозяйства, теперь разоблаченнаго: виднлась деревянная кровать, тюфякъ, шкапчикъ съ посудой, сама хозяйка сидла на узл, а мужъ, длиннымъ шестомъ упираясь въ дно рки, давалъ направленіе своему ковчегу. Показавшіеся вдали сплавы производятъ въ Николаевск впечатлніе подобное тому, какое туча, полная дождя, производитъ гд-нибудь въ Сагар. Въ мечтахъ, вмсто вчной осетрины, является питательный бифстексъ, масло для каши, новый сюртукъ вмсто настоящаго, начинающаго протираться на локтяхъ: все это дадутъ давно желанные сплавы, а главное, понизится цна и на сахаръ, и на блую муку, и на мясо.
Много ждутъ отъ Амурской компаніи, но благодтельное ея вліяніе окажется въ будущемъ. Едва ли для Николаевска переродится русскій человкъ, а строить будущность здшняго края на основаніяхъ коммерціи нашего почтеннаго купечества, значитъ строить домъ на песк!
Николаевскъ иметъ странное вліяніе на всякаго прізжающаго, и особенно на лица прибывающія сюда сухимъ путемъ: какъ въ Италіи никто не можетъ не сдлаться, хотя на время, артистомъ, такъ здсь вс становятся экономистами. Всякій, не читавшій ничего, кром такъ-называемой легкой литературы, съ задоромъ вдается въ самые смлые вопросы, пророчитъ будущее краю, однимъ словомъ, принимаетъ такое близкое участіе въ общемъ дл, какъ будто это дло его собственное. При такомъ общемъ настроеніи, понятны эти голословныя сужденія, эти стереотипныя мннія, которыя здсь во всеобщемъ ходу. Мннія однихъ часто противоположны мннію другихъ. Какъ везд, явились пессимисты и оптимисты. Пессимисты, при десяти градусахъ тепла кутаются въ кашне и теплыя пальто, а оптимисты въ это время щеголяютъ въ легонькихъ визиткахъ, увряя всхъ, что климатъ Николаевска необыкновенно пріятенъ. Къ пессимистамъ, между прочимъ, принадлежатъ люди, пропустившіе приливъ товаровъ, не воспользовавшіеся ихъ дешевизной, и слдственно, или голодающіе, или совершенно прожившіеся, оптимистовъ составляютъ люди большею частію постоянно здсь живущіе, женатые, семейные, знающіе, гд тепло, гд раки зимуютъ, и не пропускающіе случая купить дешево сахаръ. Одни говорятъ, что Американцамъ надо дать полную свободу торговать: позволить имъ на пароходахъ подниматься, если угодно, до Шилки, дать имъ всевозможныя льготы, другіе утверждаютъ, что этого нельзя позволить, что у насъ и такъ иностранцевъ балуютъ, а что, вотъ, русскій купецъ и безъ нихъ привезетъ все сплавами по Амуру, что русскій купецъ православный, и потому, если и надуетъ, то, будто бы, съ совстію, Американцы же только о своей польз хлопочутъ. Первые громко кричать о конкурренціи, о вредныхъ послдствіяхъ монополіи, если ее будетъ имть Амурская компанія, говорятъ, что боязнь конкурренціи есть неувренность въ собственныхъ силахъ, а съ неувренностію лучше не начинать дла, и что все кончится карточными домиками, да обманомъ самихъ себя. Оптимисты довольны настоящимъ положеніемъ длъ, они самодовольно прохаживаются по мосткамъ главной улицы, называя Николаевскъ русскимъ Санъ-Франсиско, мысленно видятъ мчащіяся по желзной дорог изъ Маріинска въ де-Кастри вагоны, наполненные богатствами Сибири и Амурскаго края, и наслаждаются идиллическимъ довольствомъ амурскаго переселенца. На это пессимисты возражаютъ, что возможное будущее не есть еще настоящее, что не выводятъ крыши прежде фундамента, что Амуръ не принадлежитъ къ тмъ благодатнымъ странамъ, которыя при самомъ маломъ труд вознаграждаютъ колониста, не льетъ онъ потоковъ золота, какъ Калифорнія, не даетъ ни индиго, ни пряностей, ни рису, колонистъ, являющійся на берегахъ его, долженъ принесть съ собою усиленный трудъ, и много еще нужно матеріальныхъ и нематеріальныхъ жертвъ, чтобы наконецъ откликнулась эта страна жизнію. Одного магическаго слова достаточно было, чтобы населить Калифорнію, а въ Николаевскъ уже требуются ссыльные,— признакъ, что на добровольную колонизацію разчетъ плохъ, хуже, пожалуй, чмъ въ XVII вк. Но, говорятъ, населеніе этой страны необходимо, оно откроетъ для Россіи, можетъ-быть, блестящее будущее. Наконецъ, оптимисты съ гордостію указываютъ на Сахалинъ и на признаки золотыхъ розсыпей, находимыхъ по Амуру.
Вслдствіе столкновеній этихъ противоположныхъ взглядовъ, въ обиход экономическихъ споровъ безпрестанно обращаются нсколько совершенно оконченныхъ и разршенныхъ вопросовъ, сдлавшихся уже для всхъ общимъ мстомъ. Такъ отдача сахалинскихъ копей въ частныя руки. ‘Не Американцамъ ли? перебиваютъ оптимисты, да они у насъ весь Сахалинъ отнимутъ’, на что пессимисты стараются доказать, что отдать разработку копей компаніи на акціяхъ, не значитъ еще отдать островъ, и проч. На второмъ план стоятъ Китайцы, которыхъ нужно переселять на Амуръ, по примру Америки, такъ какъ на Амур не достаетъ рабочихъ рукъ. Пессимисты, которые, какъ можно было замтить, вмст и прогрессисты на Амур, доказываютъ выгоду этихъ переселеній, оптимисты же совершенно довольны количествомъ рукъ 27-го экипажа, который и по морямъ ходитъ, и казармы строитъ, и уголь ломаетъ: ‘Пошлите русскаго человка куда хотите, говорятъ они, дайте ему только топоръ въ руки, и онъ вамъ сдлаетъ, что угодно.’ Но все это мы слышали давно изъ Россіи, все это очень надоло.
Наконецъ есть еще любимый предметъ, при которомъ столкновеніе мнній является съ большею силой, и вопросъ переходитъ изъ области политической экономіи въ область поэзіи, это желзная дорога отъ Амура до Нижняго-Новгорода. Но я не привожу разговоровъ и споровъ объ этомъ предмет, потому что нечего не слыхалъ о немъ хотя сколько-нибудь дльнаго.
Какъ видите, об крайнія стороны высказываютъ и много новаго, и много разумнаго. Надо ли искать истины въ золотой средин? Не знаю. Будущее скажетъ, кто правъ и кто виноватъ. Обратимся лучше къ николаевскому обществу, хотя и о немъ нечего сказать новаго, какъ будто городъ вовсе не за семь тысячъ верстъ отъ Москвы или Тулы. Общество Николаевска состоитъ большею частію изъ служащихъ лицъ, и потому все группируется около нсколькихъ центровъ первой величины, которые и даютъ тонъ окружающимъ. Комическія особенности маленькаго города, гд извстны даже сокровеннйшіе замыслы всякаго, являются здсь въ яркомъ свт и съ мстнымъ колоритомъ, говорятъ,— да и должно быть такъ,— что здсь, на благодатной почв, раздолье сплетнямъ и пересудамъ, и къ довершенію всего страшная скука, поглащающая собою все и всхъ.
Иногда въ Николаевск веселятся, но случается, что вы являетесь по приглашенію на балъ, осматриваетесь и не видите ни одной дамы. Напрасно доморощенный оркестръ играетъ для поддержанія духа сконфуженнаго гостя кавалерійскій генералъ-маршъ: ‘всадники, други, въ походъ собирайтесь’, напрасно извиняются сконфуженные хозяева, называя городскихъ дамъ такими именами, какими ихъ даже въ повстяхъ никогда не называютъ, комнаты пусты до тхъ поръ, пока нкоторые деспотическіе мужья неоднократною посылкою на домъ не настоятъ на томъ, чтобы супруги ихъ явились. Но иногда, говорятъ, эти собранія бываютъ и веселы, разыгрывается оберъ-офицерская кровь, молодежь не щадитъ себя для удовольствія дамъ и старшихъ, и расходившіеся супруги отводятъ души свои въ увлекательной восмерк, мстномъ lancer, съ особыми фигурами ‘задній переборъ дамъ’, подъ мотивъ:
На ноги поставила,
Танцовать заставила, и т. д.

А. Вышеславцевъ.

‘Русскій Встникъ’, No 9, 1860

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека