С. Г. Фругъ. Стихотворенія 1881—1889, изданіе второе, томъ первый. Спб. 1890 г.
С. Г. Фругъ. Стихотворенія 1881—1889, изданіе второе, томъ первый. Спб. 1890 г.
‘Сверный Встникъ’, No 7, 1890
С. Г. Фруг. Стихотворения 1881-1889, издание второе, том первый. Спб. 1890 г, Фруг Семен Григорьевич, Год: 1887
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Лира г. Фруга не громка. Она не издаетъ такихъ могучихъ звуковъ, которые потрясаютъ весь земной шаръ, и эхо которыхъ раздается въ глубин отдаленныхъ вковъ. Онъ не займетъ перваго мста во всемірной или русской исторіи поэзіи, не создастъ школы, не заставитъ современныхъ или послдующихъ поэтовъ пть въ одинъ съ нимъ голосъ. Но все это не мшаетъ ему быть однимъ изъ самыхъ симпатичныхъ, искреннихъ и, главное дло, истинныхъ поэтовъ. Отсутствіе всякой претенціозности и вычурности, простота, ясность, опредленность и звучность смлаго и энергическаго стиха, богатая образность и задушевная теплота составляютъ неотъемлемыя достоинства поэзіи г. Фруга. Онъ не задается никакими широкими и глубокими міровыми вопросами, философскими или политическими, въ большинств своихъ стихотвореній онъ является лишь скорбнымъ пвцомъ своего гонимаго, угнетаемаго и обиженнаго судьбою и людьми народа, соотечественники должны смотрть на него, какъ на новаго Іеремію, сидящаго на ркахъ Вавилонскихъ и плачущаго. Онъ самъ говоритъ, что ничего боле не желаетъ, какъ лишь успть:
съ судьбой тяжелой споря,
Хотя одну слезу тоски и горя
Стереть съ лица народа моего,
Чтобъ хоть одинъ листокъ лавровый
Я могъ вплести въ внецъ терновый,
Внецъ страдальческій его…
Тмъ не мене при всей скромности подобныхъ желаній, г. Фругъ заслуживаетъ полнаго почтенія и уваженія и глубокаго сочувствія со стороны каждаго читателя, чуждаго того дикаго юдофобства, какое нын въ такой мод.
И еще боле заслуживаетъ г. Фругъ полнаго уваженія и сочувствія, что при всей горячей любви къ своему народу, онъ въ то же время совершенно чуждъ узкаго націонализма и шовинизма, онъ не мечтаетъ о какихъ-либо ликующихъ побдахъ надъ врагами или о господств надъ ними. Иные боле широкіе и свтлые идеалы волнуютъ его, во имя которыхъ онъ предрекаетъ своимъ землякамъ такую раціональную и отрадную будущность, которую, конечно, дай Богъ каждому народу. Такъ въ стихотвореніи ‘Грядущее‘ онъ говоритъ устами пророка Исаіи:
‘Придетъ пора — исчезнетъ злоба,
Одной ликующей семьей
Подъ знамя свта и свободы
Стекутся мирные народы,
И надъ воскресшею землей
Утихнетъ гулъ борьбы кровавой,
Угаснетъ пылъ вражды навкъ,
Иною доблестью и славой
Гордиться будетъ человкъ:
То будетъ доблесть думъ высокихъ,
То будетъ слава добрыхъ длъ,
И тамъ, гд въ мрак смутъ жестокихъ
Сверкала сталь и щитъ звенлъ, —
На тучныхъ нивахъ въ чистомъ пол
Высокій колосъ зашумитъ,
И псня пахаря на вол
Отрадой свтлой зазвучитъ!..’
Такіе-же мирные, земледльческіе идеалы рисуются еще ярче и опредленне и въ стихотвореніи ‘Видніе пророка Исаіи’. Здсь устами того-же пророка Исаіи, г. Фругъ взываетъ своимъ соотечественникамъ:
Проснись народъ! Передъ тобою
Лежатъ поля земли родной,
Они манятъ, они зовутъ
Тебя на честный, вольный трудъ…
Довольно! Брось кровавый мечъ
И за кормилицей сохой
Ступай родимой полосой!..
Проснись, народъ, проснись, и съ плечъ
Твоихъ спадетъ тяжелый гнетъ
Лишеній, рабства и невзгодъ,
И загорится, заблеститъ
Заря спасенья надъ тобой
И новыхъ силъ могучій строй
Рукою мощной оживитъ
Въ обломкахъ славы вковой.
И вслдъ затмъ пророку Исаіи представляется слдующее вщее видніе:
И въ этотъ мигъ
Виднье чудное предъ нимъ
Предстало: блескомъ золотымъ
Залилось все… Сквозь тонкій паръ
Изъ-за далекихъ синихъ скалъ
Блестящій подымался шаръ
И чуднымъ блескомъ озарялъ
Коверъ роскошныхъ зрлыхъ нивъ,
И золотистый переливъ.
Принимая въ соображеніе эти свтлые идеалы г. Фруга, вы поймете, въ какомъ заблужденіи находятся т критики, которые, причисляя г. Фруга къ молодой школ лириковъ, заподозриваютъ его наравн съ ними въ уныломъ и безнадежномъ пессимизм. Правда, псни его по большей части полны грусти и печали, онъ постоянно называетъ свою душу больною, говоритъ, что самъ содрогается при вид мукъ, восптыхъ имъ, что порой онъ забудется и хочется ему запть о счастьи, о любви:
Но предо мной встаетъ угрюмый демонъ мой,
Съ поникшей головой, съ улыбкою печальной, —
И взоръ его горитъ, въ душ объятой тьмой,
Какъ ночью факелъ погребальный.
И нтъ ихъ, грезъ моихъ, лучистыхъ, тихихъ грезъ,
И снова я пою о горькой, рабской дол —
Я сталъ источникомъ неудержимыхъ слезъ,
И слезы льются поневол,
Я сталъ могильщикомъ, что съ нжныхъ дтскихъ дней
Бродилъ среди гробовъ, слыхалъ одни стенанья,
И если запоетъ порою псню — въ ней
Звучатъ лишь вопли и рыданья.
Гонимый легкимъ втеркомъ,
Бжалъ по нивамъ золотымъ,
И тутъ, и тамъ, блестя серпомъ,
Чредою шли жнецы по нимъ,
И отъ межи и до межи,
Ныряя въ колосистой ржи,
Ватага рзвая дтей
Шныряла… Ржаніе коней,
Веселыхъ псенъ и рчей
Немолчный гулъ и трели птицъ,
И звонкій смхъ веселыхъ жницъ —
Все шумною неслось волной…
И долго, долго онъ блуждалъ
Тревожнымъ взоромъ предъ собой,
И долго онъ не узнавалъ
Ни этой степи золотой,
Ни незнакомыхъ чуждыхъ лицъ
Толпы дтей, жнецовъ и жницъ.
Но вотъ среди далекихъ нивъ
Услышалъ стройный онъ мотивъ:
Молитвы гимнъ тамъ зазвучалъ…
И взоръ его вдругъ заблисталъ
Восторгомъ, счастьемъ… ‘Тамъ они,
Родные, милые мои!..’
Воскликнулъ онъ… И въ этотъ часъ,
Подобный шуму дальнихъ волнъ,
Какой-то силы властной полнъ —
Надъ нимъ звучалъ нагорный гласъ:
‘Придетъ пера — перекуютъ
Мечи въ соху и въ серпъ народы
И общимъ хоромъ запоютъ:
‘Живи, священный, честный трудъ,
Подъ снью братства и свободы!..’
И братья бдные твои,
Полны спокойствія и мира,
Тогда сольютъ сердца свои
Въ томъ гимн счастья и любви,
Въ могучемъ стро звуковъ міра!..’
Но согласитесь, что между тоской и даже отчаяньемъ и пессимизмомъ — громадная разница. Въ то время какъ пессимисты не врятъ въ самую возможность счастія и прогресса на земл, отчаяніе напротивъ того очень часто проистекаетъ изъ излишней вры, когда люди убждены, что и счастье и прогрессъ должны составлять неотъемлемую суть жизни, но являются недостижимыми лишь вслдствіе враждебныхъ обстоятельствъ, покорить которыя не хватаетъ силъ у современнаго поколнія.
Что Фругъ вовсе не пессимистъ, что онъ вритъ въ побду добра и правды на земл когда-бы то ни было, въ этомъ насъ можетъ убдить стихотвореніе его ‘Псня жизни’. Здсь онъ сравниваетъ жизнь человческую развертывающуюся передъ нимъ, съ тми сказками, которыя разсказывала ему въ дтств его няня. Въ этихъ сказкахъ:
Зло на добро ополчалось,
Долго борьба ихъ текла:
Долго страдала, томилась
Правда подъ бременемъ зла,
А подъ конецъ, торжествуя
Надъ побжденнымъ врагомъ,
Гордо вставала святая
Въ слав и блеск своемъ…
Такою-же сказкою представляется ему и жизнь, сказкою, длящеюся уже семнадцать вковъ. Поэтъ вритъ, что раньше или позже сказка эта кончится какимъ-то торжествомъ добра и гибели зла, какъ кончались и нянины сказки:
Врю, что славенъ и свтелъ,
Полонъ побды святой
Будетъ конецъ этой псни,
Псни борьбы вковой.
Врю я — тризну справляя
Надъ побжденнымъ врагомъ,
Правда святая воспрянетъ
Въ слав и блеск своемъ.
Поэта сокрушаетъ только то, что подобно тому, какъ въ дтств ему не удавалось дослушать сказки до конца и онъ засыпалъ раньше ея желанной развязки, такъ это случится и теперь:
Только, увы! не услышу,
Какъ эта пснь дозвучитъ:
На сердце сумракъ мн ляжетъ,
Сонъ мои очи смежитъ,
Сонъ роковой, непробудный,
Въ мрак одной изъ могилъ
Сотенъ замученныхъ жизней,
Сотенъ загубленныхъ силъ…
Изъ всего этого вы можете судить, на сколько основательно г. Фруга заподозрвать въ пессимизм.