Русские журналы 1769-1771 годов, Афанасьев Александр Николаевич, Год: 1855

Время на прочтение: 45 минут(ы)

РУССКІЕ ЖУРНАЛЫ 1769—1774 ГОДОВЪ.

Направленіе періодическихъ изданій 1771—4 годовъ.— Критика современныхъ писателей и переводчиковъ.— Замтки о театр.— Формы журнальныхъ статей.

Статья вторая.

Рубанъ, который въ 1769 году издавалъ ‘Ни то ни с’, несмотря на свои увренія, не излечился отъ болзни сочинительства, и въ 1771 году выступилъ съ новымъ еженедльникомъ, названнымъ ‘Трудолюбивый Муравей’. Журналъ этотъ издавался по образцу ‘Трудолюбивой Пчелы’ Сумарокова, о чемъ было замчено въ самомъ ‘Муравь’ {Стр. 91.}. Объявляя о своемъ изданіи на 1771 годъ, Рубанъ говоритъ:
‘Минувшій 1769-ый годъ весьма изобиленъ былъ еженедльными листами, такъ что и самые жадные охотники едва успвали ихъ всхъ ‘за великимъ множествомъ прочитывать. Прошлаго 1770 года начали было показываться понедльно ‘Трутень’ и помсячно ‘Пустомеля’, но оба, не окончивъ года, пресклись. Одинъ только ‘Щепетильникъ’, начавшись съ мая, совершалъ теченіе свое постоянно до окончанія года, не выдерживая въ типографіяхъ, по примру прочихъ, карантина, но, будучи одержимъ подагрою, не много расхаживалъ по свту, и теперь еще отдыхаетъ на одр у книгопродавцевъ. Сею болзнею и многіе третьегоднишные недльные листочки страждутъ, а многіе отъ долговременнаго недуга и бока себ до самыхъ реберъ уже пролежали, нкоторые же, будучи въ заперти, совсмъ изчахли, и бытіе свое въ небытіе премнили. О семъ неизбжномъ всмъ жребіи сожаля, выходящій нын на свтъ ‘Муравей’, желая выходомъ своимъ оживотворить и кости усопшихъ своихъ собратій, и произвесть вновь съ собою бумажныхъ современниковъ, и увеселить публику, въ скук досел безъ еженедльныхъ новостей сидящую, а тмъ для себя и читателей доставить сугубое удовольствіе. Къ поспшествованію же трудовъ своихъ приглашаетъ онъ каждаго и всхъ къ періодическимъ ‘сочиненіямъ охотниковъ, и обнадеживаетъ ихъ въ изданіе свое вмщать вс присылаемыя къ нему сочиненныя или переведенныя въ проз и стихахъ піесы, которыя здравому разсудку и благопристойности противны не будутъ’. Какъ бы оправдывая названіе своего журнала, Рубанъ въ первомъ же нумер его помстилъ разсужденіе о природныхъ свойствахъ и склонностяхъ муравьевъ. ‘Трудолюбивый Муравей’ почти вовсе не содержитъ въ себ указаній на характеръ современнаго ему быта, главною цлью его было печатать статьи, касающіяся русской исторіи и географіи, стихи и небольшіе разсказы, далекіе отъ русской дйствительности и ея интересовъ. Къ письм, напечатанномъ въ этомъ журнал, неизвстный корреспондентъ говоритъ: ‘Въ вашемъ журнал не увидишь ни брани, ничего такаго, что называютъ господа авторы въ свое оправданіе сатирами, а мн а’кая нужда — сатира или другое что, да коли меня выбранятъ, хотя ‘бы то было и правильно, такъ мн право досадно, и я такаго автора самъ до послдняго издыханія бранить не перестану… Ваше изданіе, право, карантиновъ въ типографіяхъ выдерживать не будетъ, а для ‘насъ то-то и хорошо’ {Стр. 92.}. При конц года, обращаясь къ публик, издатель говоритъ, что листы его журнала пользовались большимъ расходомъ. Во сколько справедливо это показаніе — сказать трудно, но извстно, что только сатирическіе журналы выдерживали по нскольку изданій, и что въ доброе старое время журналисты позволяли себ печатать похвалы своимъ собственнымъ трудамъ. Рубанъ въ своемъ журнал помстилъ слдующее похвальное себ стихотвореніе, подписанное буквами T. М. (то-есть ‘Трудолюбивый Муравей’):
Отъ сладка сна влечетъ насъ райской соловей,
Къ трудамъ примръ есть всмъ прилжный муравей:
Почтутъ его труды и поздни наши чады
И воздадутъ ему хвалы вс Росски грады! (*)
(*) Стр. 89,
Въ 1772—3 годахъ появился литературный и историческій сборникъ ‘Старина и Новизна’, издававшійся Рубанокъ, кром-того, тогда же выходили два журнала: ‘Вечера’ и ‘Живописецъ’, изъ которыхъ первый выдержалъ два изданія, а послдній въ-теченіе двадцати лтъ имлъ пять изданіи (второе было въ 1773 году, третье въ 1775, четвертое въ 1781, а пятое въ 1793 г.). Въ 1773 году, сверхъ продолженія ‘Вечеровъ’ и ‘Живописца’, стала выходить ‘Мшанина’. На страницахъ этихъ изданій встрчаемъ три знаменитыя въ наше литератур имени: во второй части ‘Старины и Новизны’ была помщена прозаическая героида: ‘Вивлида къ Кавну’, переведенная съ нмецкаго, по свидтельству митрополита Евгенія, Державинымъ {Словарь свтск. писат. т. 1. стр. 171.}, въ ‘Вечерахъ’ напечатана ода Вольтера къ императриц Екатерин Великой, въ перевод Богдановича {Вечера, изд. 2. Ч. 1. стр. 206. Ссылки сдланы везд на второе изданіе ‘Вечеровъ’.}, въ ‘Живописц’ выступилъ Фонвизинъ съ своимъ ‘Словомъ на выздоровленіе Государя Цесаревича и Великаго Князя Павла Петровича’. Можетъ-быть, ему принадлежатъ и нкоторыя сатирическія письма, напечатанныя въ ‘Живописц’ и живо напоминающія слогъ и манеру автора ‘Бригадира’ и ‘Недоросля’.
Изданіе ‘Вечеровъ’ приписываютъ Новикову, но есть обстоятельства, которыя заставляютъ сомнваться въ томъ. Мы знаемъ, что съ именемъ Новикова связывали даже изданіе ‘Парнасскаго Щепетильника’, издателемъ котораго онъ никогда не былъ, слдовательно, показаніями словарей и каталоговъ надобно пользоваться осторожно. Приписывать ‘Вечера’ Новикову могли на томъ основаніи, что второе изданіе этого журнала вышло отъ Типографской Компаніи. Но, судя по указаніямъ, которыя встрчаемъ въ предисловіи къ ‘Вечерамъ’ и по взгляду этого изданія на сатиру, взгляду, который нисколько не соотвтствуетъ убжденіямъ Новикова, трудно поврить, чтобъ ‘Вечера’ издавались именно имъ, тмъ боле, что въ то же самое время Новиковъ уже издавалъ ‘Живописца’.
Въ объявленіи объ изданіи ‘Вечеровъ’ сказано: ‘Мы, благодаря ‘Бога, насущный хлбъ имемъ, и пишемъ для того, что намъ писать очень захотлось. Тугъ нтъ ни корыстолюбія, ни худаго намренія, а меньше всего авторскаго высокомрія. Мы вс составляемъ небольшое общество. Сіе общество вознамрилось испытать, можетъ ли благородный одинъ вечеръ въ недл не играть ни въ вистъ, ни въ ломберъ, и сряду пять часовъ въ словесныхъ наукахъ упражняться? Многіе изъ насъ о томъ уже начали сомнваться. И какъ таковыя мннія въ свтскихъ бесдахъ весьма прилипчивы, такъ опасно, чтобъ и вс мы сею мыслею не заразились, и тмъ бы паши труды не пресклись. Читатели! ежели вамъ полюбятся наши сочиненія, ‘желайте, чтобы не совершились наши подозрнія и чтобы вподлинну всему человческому роду въ томъ не утвердиться, что благорожденный человкъ цлый вечеръ безъ игры пробыть не можетъ’ {Ч. 1. Стр. 6—7.}. Сатирическихъ статей въ ‘Вечерахъ’, сравнительно съ несатирическими, мало, одинъ изъ корреспондентовъ этого журнала называетъ его издателей людьми смирными и скромными {Ч. 2. Стр. 126.}. Сами издатели, соглашаясь, что оба рода сочиненій: и сатирическія и любовныя — похвальны, признаются, что въ ихъ журнальныхъ листахъ сатиръ встртишь меньше, нежели другихъ сочиненій, и ‘сіе не для того (продолжаютъ они), чтобъ мы писать сатиръ не умли, пороки осмивать не весьма-трудно, но исправить ихъ мудрено’ {Ч. 2. Стр. 130.}.
Вотъ еще любопытный отзывъ одного изъ корреспондентовъ ‘Вечеровъ’: ‘Знаете ли (говоритъ онъ), что я всегда заводилъ чернильное ‘знакомство съ господами издателями журналовъ? Поврьте мн, что это правда, много моихъ писемъ во ‘Всякой Всячин’… Однимъ слоевомъ, сколько въ Россіи ни выходило журналовъ, то во всхъ есть что-нибудь мое, хотя не сочиненія, то по-крайней-мр мысли мои были писаны не знаю кмъ. Вообразите же, какъ я обрадовался, будучи страстнымъ охотникомъ до журналовъ, что вдругъ принесли ко мн цлую кучу листовъ… Отгадайте, за какіе листы я прежде всхъ принялся? За ваши ‘Вечера’, затмъ, что изображеніе сатира въ заглавіи вашего журнала мн много общало. Итакъ я ‘Вечера’ началъ читать прежде, нежели ‘Живописца’, но если вы любите правилу, то могу сказать, что сатиръ вашъ только-что смется и осмхаетъ, а не кусаетъ и не язвитъ, какъ въ ныншнее или, не помню, въ которое-то время, многіе вздумали, что пасквили суть сатиры высокаго слога и достойны удивленія и похвалы. Однако критиковать никого я не намренъ’ {Ч. 2. Стр. 235—6.}. Письмо это было отголоскомъ старыхъ журнальныхъ споровъ о значеніи сатиры и, очевидно, было направлено противъ мнній, высказанныхъ въ ‘Трутн’.
Если сатиръ ‘Вечеровъ’ не больно кусался, то нельзя было пожаловаться въ этомъ отношеніи на ‘Живописца’. Это былъ лучшій журналъ екатерининскаго времени, его обличительная сатира высказывалась съ неослабною энергіею и облекалась иногда въ формы истинно-художественныя, отъ многихъ ея изображеній ветъ дйствительною жизнью. Успхъ ‘Живописца’ былъ полный, что доказывается многими его изданіями, просвщенные люди встртили его съ сильнымъ участіемъ.
Въ первой части ‘Живописца’ напечатано слдующее письмо: ‘Господинъ сочинитель ‘Живописца’! Сочиненія твои мн весьма нравятся, но не тмъ, чмъ они нравятся другимъ, т. е. не слогомъ, а содержаніемъ. Какая мн нужда въ красот слога? Провались краснорчіе, ядомъ лести напоенное! Я ненавижу тхъ краснорчихъ разскащиковъ, которые, обольщая слухъ, обманываютъ насъ, а люблю въ писател лучше всего доброе сердце и истинную любовь къ отечесгву… Сказать ли теб? Читая твой листокъ, я плакалъ отъ радости, что нашелся человкъ, который противъ господствующаго ложнаго мннія осмлился говорить въ печатныхъ листахъ. Великій Боже! Услыши моленіе осмидесятилтняго старика, къ счастію нашему продли дни премудрыя Государыни… Но сказать ли теб, другъ мой, ты многихъ вооружилъ противъ себя, тебя злословятъ: такъ-то возстаютъ тмъ людямъ, которые говорятъ правду!… Не сердись за то, что люди испорченныхъ нравовъ тебя поносятъ, другъ мой! теб это такую же честь длаетъ, какъ и то, что честные люди благодарятъ тебя’. Подъ письмомъ этимъ подпись: ‘Осмидесяти лтній старикъ’ {Ч. I. стр. 51—53. (1-го издан.)}.
Особенно-замчательно, что статьи ‘Живописца’ пришлись но народному вкусу и расходились въ разныхъ слояхъ русскаго общества, вотъ какъ свидтельствуетъ объ этомъ предисловіе къ пятому изданію ‘Живописца’:
‘Благосклонное принятіе первымъ четыремъ изданіямъ этого труда ‘моего ободрило меня приступить къ пятому. Еслибъ я былъ самолюбивъ, то скорый сей расходъ ‘Живописцу’ неотмнно поставилъ бы на счетъ достоинства моего сочиненія, но, будучи о дарованіяхъ своихъ весьма умреннаго мннія, лучше соглашаюсь врить тому, что это сочиненіе попало на вкусъ мщанъ нашихъ, ибо у насъ т только книги третьими, четвертыми и пятыми изданіями печатаются, которыя симъ простосердечнымъ людямъ, по незнанію ихъ чужестранныхъ языковъ, нравятся. Люди же, разумы свои знаніемъ французскаго языка просвтившіе, полагая книги въ число головныхъ украшеній, довольствуются всми головными уборами, привозимыми изъ Франціи, какъ-то: пудрою, помадою, книгами и проч. Въ подтвержденіе сего моего мннія служатъ т книги, кои отъ просвщенныхъ людей никакого уваженія не заслуживаютъ и читаются одними только мщанами, сіи книги суть: Троянская исторія, Синопсисъ, Юности честное зерцало, Совершенное воспитаніе дтей, Азовская исторія и другія нкоторыя. Напротивъ того, книги, на ‘вкусъ нашихъ мщанъ не попавшія, весьма спокойно лежать въ хранилищахъ, почти вчною для нихъ темницею назначенныхъ’ {То же предисловіе находимъ и при третьемъ и четвертомъ изданіяхъ.}.
О направленіи ‘Живописца’ издатель откровенно высказался на второмъ лист этого журнала, въ стать подъ заглавіемъ: ‘Авторъ къ самому себ’, гд остроумно осмяны т современныя литературныя мннія, которыя враждовали противъ комедіи и сатиры и увлекались поэзіею пастушескою. Обращаясь къ самому себ, издатель говоритъ: ‘ты длаешься авторомъ, ты принимаешь названіе живописца, но не такого, который пишетъ кистью Живописца, перомъ изображающаго наисокровеннйшіе въ сердцахъ человческихъ пороки. Знаешь ли, мой другъ, какой ты участи себя подвергаешь? Вдаешь ли совершенно, какой предлежитъ теб трудъ? Извстны ли теб твои свойства и твои читатели? Надешься ли всмъ имъ сдлать угожденіе?.. Бдный авторъ! тутъ увидишь ты нравоучителя, почитающаго всхъ критиковъ и утверждающаго, что сатиры ожесточаютъ только нравы, а исправляютъ (ихъ) нравоученія. Но читатель ему отвтствуетъ: ты пишешь такъ сухо, что я не имю терпнія никогда читать твои сочиненія. Тамъ сатирикъ описываетъ пороки, язвитъ порочныхъ, забавляетъ разумъ остротою своего сочиненія и приноситъ удовольствіе. Нкоторые читатели говорятъ ему: ты забавенъ, я читалъ тебя съ пріятностью, но ты докъ, я тебя опасаюсь. А прочіе кричатъ: онъ всесвтный ругатель! О бдный авторъ! Встрчается со мною трагическія писатель, онъ сочиняетъ трагедію и говоритъ: комедія развращаетъ только нравы и научаетъ порокамъ, а не исправляетъ оныхъ, такія сочиненія не только что безполезны, но и вредны. Одна трагедія иметъ своею цлью добродтель и научаетъ оной. Какая завидная участь! Но читатель ему отвтствуегъ: ежели твоя трагедія хороша, то тогда услаждаетъ она мои чувства и питаетъ разумъ, но однакожь вдай, что до сея пищи охотниковъ немного. Писатель комедіи говоритъ: трагедія показываегъ слды нравоученія тмъ людямъ, которые въ ономъ не имютъ нужды, обучать такихъ людей, кои или уже добродтельны, или не слушаютъ нравоученія, есть трудъ безполезный. Напротивъ того, комедія пріятнымъ нравоученіемъ и забавною критикою исправляетъ нравы частныхъ людей, язвитъ пороки, не даетъ имъ усиливаться, искореняетъ ихъ, словомъ, изъ всхъ театральныхъ сочиненій, одна комедія полезна. Но читатель ему говоритъ: знай, когда ты меня осмиваешь, тогда я тебя пересмхаю… Но мн еще встрчается писатель: онъ сочиняетъ пастушескія сочиненія и на нжной своей лир воспваетъ златый вкъ, говоритъ, что у городскихъ жителей нравы развращены, пороки царствуютъ, все отравлено ядомъ, что добродтель и блаженство бгаютъ отъ городовъ и живутъ въ прекрасныхъ долинахъ, насажденныхъ благоуханными деревами, испещренныхъ различными наилучшими цвтами, орошенныхъ источниками, протекающими кристалловидными водами, которыя, тихо переливаяся по мелкимъ прозрачнымъ камешкамъ, восхитительный производятъ шумъ. Блаженство въ вид пастуха сидитъ при источник, прикрытомъ отъ солнечныхъ лучей густою тнью того дуба, который слишкомъ три тысячи лтъ зеленымъ одвается листвіемъ. Пастухъ на нжной свирли воспваетъ свою любовь, вокругъ его летаютъ зефиры и тихимъ дыханіемъ пріятное производятъ ему прохлажденіе. Невинность въ вид поднебесныхъ птицъ совокупляетъ пріятное свое пніе съ пастушескою свирлью, и вся природа въ успокоеніи сему пріятному внимаетъ согласію. Сама добродтель въ вид прелестныя пастушки, одтая въ блое платье и увнчанная цвтами, тихонько прокрадываетя, (и) вдругъ предъ нимъ показывается. Пастухъ кидаетъ свирль, бросается во объятія своея любовницы и говоритъ: цари всего свта, вы завидуете нашему блаженству! Г. авторъ восхищается, что двумъ смертнымъ такое могъ дать блаженство, и какъ хотя мысленнымъ не восхищаться блаженствомъ! Жаль только, что оно никогда не существовало въ природ! Творецъ сего блаженства, хотя знаетъ всю цну завидныя сея жизни, однакожь живетъ въ город, въ суетахъ сего міра, а сіе, какъ сказываютъ, длаетъ онъ ради двухъ причинъ: первое, что въ нашихъ долинахъ зимою много бываетъ снга, а второе, что ежели бы онъ туда переселился, то городскіе жители совсмъ позабыли бы блаженство сея жизни. Читатель ему отвтствуетъ старинною пословицею: чужую душу въ рай, а самъ ни ногою. Бдный авторъ! ты другихъ и себя обманываешь’. Уврившись, что уже пора въ настоящій просвщенный вкъ снимать личину съ людей порочныхъ, издатель ‘Живописца’ вознамрился быть изобразителемъ наисокровеннйшихъ человческихъ пороковъ’ и предъ началомъ такого труднаго дла самъ себ даетъ слдующій совтъ: требуютъ отъ тебя, чтобъ ты въ сей дорог никогда не разлучался съ тою прекрасною женщиною, съ которою иногда ‘тебя видалъ, ты отгадать можешь, что она называется Осторожность’ {Ч. 1, стр. 9—16, 129. (1-го изд.)}.
Сотрудники ‘Живописца’ скрылись подъ вымышленными именами: Пустяковтоптатель, Любопытный зритель, Дворянинъ съ одною душею, Доброхотное сердечко и др. Въ этомъ изданіи встрчаемъ, между прочимъ, стихотворенія неутомимаго В. Рубана, который означалъ свое имя и фамилію только начальными буквами.
Довольный успхомъ своихъ періодическихъ изданій, Новиковъ въ 1774 году задумалъ издавать новый журналъ: ‘Кошелекъ’. Въ предисловіи къ этому журналу онъ говоритъ: ‘Дв причины побудили меня издавать въ свтъ сіе слабое твореніе и посвятить оное отечеству моему: первая, что я, будучи рожденъ и воспитанъ въ ндрахъ отечества, обязанъ оному за сіе служить посильными своими трудами и любить оное, какъ я и люблю его… Я никогда не слдовалъ правиламъ тхъ людей, кои безо всякаго изслдованія внутреннихъ, обольщены будучи нкоторыми снаружи блестящими дарованіями иноземцевъ, не только что чужія земли предпочитаютъ своему отечеству, но еще, ко стыду цлой Россіи, и гнушаются своими соотчественниками, и думаютъ, что Россіянинъ долженъ заимствовать у иностранныхъ все, даже и до характера, какъ будто бы природа, устроившая вс вещи съ такою премудростію и надлившая вс области свойственными климатамъ ихъ дарованіями и обычаями, столько была несправедлива, что одной Россіи, не давъ свойственнаго народу ея ‘характера, опредлила скитаться по всмъ областямъ и занимать клочками разныхъ народовъ разные обычаи, чтобъ изъ сей смси со’ ставить новый, никакому народу не свойственный характеръ, а еще наипаче Россіянину, выключая только тхъ, кои добровольно изъ разумнаго человка передлываются въ несмышленныхъ обезьянъ, и предиставляютъ себя на посмшище всея Европы. таковые не только-что не видятъ добродтелей, Россіянамъ природныхъ, но еслибы гд оныя: съ ними ненарочно и повстрчались, то безъ сомннія отвратили бы ‘зрніе свое, именуя оныя грубостію и невжествомъ’. Другой причины издатель не объясняетъ, чтобъ при первомъ знакомств съ читателями ‘обойтись сколько возможно миролюбиве’, во но духу статей, напечатанныхъ въ ‘Кошельк’, видно, что Новиковъ, вооружась колкою сатирою, выступилъ съ этимъ изданіемъ на защиту русской народности противъ крайнихъ иноземныхъ вліяній. И въ другихъ журналахъ слышался повременимъ подобный же протестъ, по ‘Кошелекъ’ избралъ эту задачу исключительною своею цлью. Самое названіе журнала уже указываетъ на такое его направленіе. ‘Долженъ бы я (говоритъ издатель) объяснить читателю моему причину избранія заглавія сего журнала, по сіе теперь оставляю, а впредь усмотритъ онъ сіе изъ Превращенія русскаго кошелька во французской, которое сочиненьице здсь помщено будетъ’. Такого сочиненія не встрчаемъ въ настоящемъ журнал, но приведенная сейчасъ замтка намекала на введеніе кошельковъ, которые привязывались къ парикамъ, и другихъ французскихъ модъ, за что дорогою цною расплачивались кошельки русскихъ петиметровъ. Негодуя на превращеніе нкоторыхъ русскихъ молодчиковъ во французскихъ обезьянъ’, журналъ Новикова съ горькой ироніей высказываетъ: ‘О когда бы силы человческія возмогли, дабы ко просвщенію Россіянъ возвратить и прежніе ихъ нравы, погубленные введеніемъ кошельковъ въ употребленіе!’ {Стр. 47.}
Посл общихъ замчаній, сдланныхъ нами о направленіи журналовъ 1769—1774 годовъ, необходимо указать ихъ критическіе взгляды на современную литературу и искусство сценическое. Отзывы журнальной критики того времени любопытны, какъ выраженіе тогдашнихъ эстетическихъ убжденій и потребностей. Съ этой точки зрнія не лишены занимательности и споры между журналистами 1769—1770 годовъ, но посл, когда число періодическихъ изданій ограничивалось однимъ или двумя, сама-собою исчезла и журнальная полемика.
Имя Вольтера занимало первое мсто во всхъ европейскихъ литературахъ того времени. Въ журналахъ избранной нами эпохи довольно-часто попадаются переводы изъ Вольтера, такъ, напримръ, здсь встрчаемъ: ‘Мемнонъ или премудрость человческая’, ‘Скарменгадовы путешествія’ и другіе небольшіе разсказы и статьи. Любопытны неблагосклонные отзывы о Вольтер ‘Адской Почты’, которая на страницахъ 187—190 и 273—4 возвышаетъ противъ него обвинительный голосъ. Посл Вольтера, самымъ обычнымъ источникомъ для журнальныхъ переводовъ служили элегіи и ‘Превращенія Овидія’ и сочиненія другихъ классическихъ писателей (Тита Ливія, Сенеки, Горація, Анакреона и еоіраста). Изъ новйшей литературы, между прочимъ, встрчаемъ переводы сатиръ Буало, ‘Юнговыхъ Ночей’, идиллій Геспера и мадамъ Дезульеръ и героидъ (‘Письмо Константіи къ еодісію’ въ Трудолюбивомъ Муравь, ‘Электра къ Оресту’, письмо ‘Габріеллы де-Вержи къ графин де-Рауль’ въ ‘Вечерахъ’, ‘Вивлида къ Казну’ въ ‘Старин и Новизн’, и друг.). Пастушеская поэзія была въ большой мод въ искусственной литератур XVIIІ-го вка, но у насъ, въ эпоху сатирическихъ журналовъ, отличавшихся довольно-строгимъ взглядомъ на жизнь, поэзія эта не возбуждала къ себ особеннаго сочувствія. Выше мы видли, какъ ловко и остроумно посмялся надъ нею ‘Живописецъ’. На ряду съ яркими описаніями современныхъ нравовъ какъ-то странно читать подобныя наивныя стихотворенія, какъ, напримръ, это идиллическое обращеніе мадамъ Дезульеръ къ овечкамъ:
Овечки! ни наукъ, ни правилъ вы не зная,
Паситесь въ тишин: не нужно то для васъ,
Хотя мечта намъ льститъ, вс мысли восхищая,
Но вы счастливе и вы умне насъ, и проч. (*)
(*) ‘Вечера’ ч. 2. стр. 100.
Такое ложное настроеніе тогда же заслужило справедливое осмяніе. Вотъ нсколько стиховъ изъ помщенной въ первой части ‘Вечеровъ’ — эклоги:
Гд снги вчные и стужи гд несносны,
Терновые кусты растутъ, высоки сосны,
Стояла хижина . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Пастушка тамъ сидитъ, сжавъ руки, на пенечк,
Въ печальномъ рубищ, въ замаранной сорочк.
Пастушка къ высот простерла очи неба,
Вщая: ‘нтъ у насъ куска къ обду хлба,
А ты, неврный мой и лютой пастушокъ,
На рынокъ потащилъ съ волвянками мшокъ,
Пошелъ и въ хижину ко мн не возвратился:
Конечно, на шинк, неврный, очутился
Иль пьяный гд сидишь’. . . . . . . . . . . . . .
(Возвратясь) Пастухъ красавицу по рож гладя нжить,
Разсказываетъ все, краюшку хлба ржетъ, —
Очистили они и ложки и горшки:
Такъ весело живутъ россійски пастушки! (*)
(*) Стр. 169—171.
Въ области русской литературы прославлялись тогда два славныя имени: Ломоносовъ и Сумароковъ. Оба талантливые, хотя и не въ равной степени, оба замчательные по своему вліянію на общество, по благородству своихъ убжденій и энергіи своей дятельности, но непримиримые личные враги между собою, они пользовались общимъ уваженіемъ. Журналы съ большими похвалами (иногда преувеличенными) отзываются о сочиненіяхъ Ломоносова и Сумарокова. ‘Всячина’ называетъ ихъ свтильниками Россійскиго Парнаса {Стр. 75.}, ‘Трутень’ говоритъ, что сочиненіямъ того и другаго будетъ удивляться отдаленное потомство, что Сумароковъ въ басняхъ сравнялся съ Лафонтеномъ, въ эклогахъ — съ Виргиліемъ, въ трагедіяхъ — съ Расиномъ и Вольтеромъ, что притчи его останутся навсегда неподражаемымъ образцомъ.
Почесть терновникомъ нельзя прекрасну розу —
Такъ Сумарокова хулить стихи и прозу:
Все плавно, хорошо, онъ первый здсь у насъ,
Извстна лишь ему дорога на Парнасъ (*).
(*) 1769 г. стр. 132, 183, 284.
Публика, которая обыкновенно любитъ разсуждать и спорить о превосходств писателей, сравнивая Ломоносова и Сумарокова, раздлилась на дв партіи: одна стояла за лирика, другая за драматическаго писателя. На сторон послдней былъ Эминъ. Одинъ изъ бсовъ ‘Адской Почты’ разсказываетъ: ‘Вчерашняго дня обдалъ я у нкотораго человка, любящаго словесныя науки… Дошло дло до россійскихъ ‘лучшихъ стихотворцевъ. Перечесть ихъ всхъ немного труда стоило, ибо между хорошими стихотворцами понын были два, которыхъ сочиненія украшаютъ славу Россіи. Одинъ изъ нихъ обожалъ Клію, а другой Мельпомену. Оба сіи стихотворцы имютъ свои партіи, безъ которыхъ нын въ свт разумнымъ быть не можно. Теперь и ученость требуетъ разнощиковъ. Ежели по домамъ о ней кричать не будутъ, то она въ храмин своей сгніетъ. Большая часть гостей прославляла сочиненія лирическія, которыхъ многіе изъ нихъ не разумютъ, а меньшая, но лучшаго вкуса, отдавала первенство нжностямъ. Одного и другаго стихотворца обожатели такой подняли шумъ, что и я принужденъ былъ длинныя свои уши заткнуть. Наконецъ нкоторый человкъ, въ наукахъ упражняющійся, который видлъ и знаетъ свтъ, ршилъ ихъ споръ. Онъ такъ говорилъ, когда его спросили, кто лучшій стихотворецъ: тотъ ли, кто обожаетъ Клію, или тотъ, который чтитъ Мельпомену?— Я вамъ, отвчалъ М., скажу свою мысль… Ршить, кто изъ нихъ писалъ лучше, весьма трудно, ибо между двумя вещьми хорошими совершенное нужно понятіе объ оныхъ, чтобъ опредлить преимущество одной передъ другою… Кліинъ обожатель служилъ съ великою славою одной только муз, и то въ одномъ род одическомъ, а въ историческомъ, хотя и упражнялся, по съ весьма малою удачею. Напротивъ того, трагическій стихотворецъ служилъ многимъ музамъ съ немалымъ успхомъ. Одинъ изъ нихъ иметъ славу отъ однихъ только одъ, которыми онъ несравненно превосходитъ оды другаго, но сей вмсто того несравненно лучше его писалъ трагедіи, эклоги его лучше собственныхъ его трагедій, а басни совершенне всего разсказаны, слдовательно, одинъ изъ нихъ въ одномъ род стихотворства весьма хорошъ, а другой въ двухъ родахъ съ нимъ ‘въ хорошеств равенъ, а въ третьемъ превосходитъ и самаго де-ла-Фонгена, въ которомъ есть весьма много ошибокъ въ плавности слога, сему роду весьма нужнаго, примченныхъ г. Волтеромъ, а въ басняхъ нашего стихотворца весьма мало ихъ найти можно… Не хочу я подтверждать написаннаго г. Волтеромъ, что гораздо славне быть хорошимъ трагикомъ, нежели лирикомъ, чтобы такимъ размышленіемъ ‘не причинить противной сторон досадъ, но сколько мн дозволено, буду разсуждать самъ для себя о род одъ и трагедій. Одистъ на своей лир говоритъ обыкновенно съ одними героями, а трагикъ со всми человками. Одинъ наполняетъ свое сочиненіе вымыслами, а другой истинными разсужденіями, тотъ летаетъ по воздуху, по небесамъ, по аду и по всмъ горамъ и долинамъ, а сей въ круг своемъ идетъ прямо, ежели оглянется назадъ, то только для того, чтобъ путь его былъ прямъ и отъ средоточія не удаленъ. Одинъ, философію ненавидя, летаетъ почти за атмосферу, а другой оную на земл обожаетъ, тотъ выдумываетъ, чего нтъ и чему иногда быть не можно, а сей и то, что есть, тонкостію своею разбираетъ, и ежели теперь больше въ свт людей, нежели героевъ, то смю сказать, что трагедія полезне оды… Слдовательно такому трагику, такому сатирику и такому прекрасному нравоучителю, какъ г. С. (Сумароковъ), можно скоре и больше сдлать людей хорошо мыслящихъ, нежели г. Л. (Ломоносову) героевъ, а изъ сего и большинство пользы видно’. Затмъ ‘Адская Почта’ увряетъ, что ода и посредственная можетъ сойти за хорошую, но трагедія посредственности не терпитъ, почему и великіе писатели, принимаясь за этотъ родъ сочиненій, часто испытывали неудачи. Такъ Шекспиръ, Англичанами обожаемый трагикъ, весьма былъ высокомысленъ, остроуменъ и ученъ, но упрямъ и нехорошаго вкуса. Въ его трагедіяхъ характеры людей безъ разбору описаны и перемшаны, въ его Юліи Кесар шутки, Римскимъ грубымъ художникамъ приличныя, введены въ важнйшую сцену Брута и Кассія… Г. С. (Сумароковъ) въ семъ своемъ пути странствовалъ счастливо, и если находятся въ его трагедіи пороки, то такіе, какихъ и въ Корнел и Расин есть довольно. Любовь есть общая зараза театра, безъ которой и славнйшіе писатели въ трагическихъ своихъ сочиненіяхъ почти обойтись не могли. Расинъ не могъ того миновать, чтобъ Митридата, Александра и Пора не представить щеголями любовными, и въ Корнел рдко можно сыскать трагедію безъ такой любви, которая во многихъ мстахъ весьма нехорошо описана, потому что положена не у мста, и ежели что-нибудь сему подобное сыщется въ трагедіяхъ г. С. (Сумарокова), тому причиною больше обыкновеніе ныншняго театра, нежели онъ… Многіе и то г. С. (Сумарокову) причитываютъ въ порокъ, что онъ въ нкоторыхъ мстахъ подражалъ Расину. Подражаніе есть лучшая стихотворства добродтель: Расинъ самъ очень много подражалъ Еврипиду, а г. Л. (Ломоносовъ) Гинтеру, котораго никакъ съ Расиномъ ни въ хорошемъ вкус, ни въ возвышеніи мыслей, ни въ твердости разсужденій сравнять не можно. Я теперь сказать долженъ, что оды одного, трагедіи, эклоги, а особливо притчи другаго вчнаго почтенія достойны, однако одинъ сдлалъ больше другаго, у людей безпристрастныхъ иметъ нкоторую отличность… Что же вышло изъ рчей М.? то, что вс говорили: виватъ лирикъ, онъ ‘лучшій всхъ въ свт стихотворцевъ, а С. (Сумароковъ) человкъ посредственнаго знанія, но я почелъ рчь М. за справедливую, а особливо потому, что выхваляемый имъ стихотворецъ великій ему непріятель, везд его ругалъ и ругаетъ, и мало ему несправедливымъ своимъ доношеніемъ жесточайшаго не причинилъ ‘злоключенія. М. о всемъ томъ зная и толь много отъ него претерпя, когда его хвалятъ, кажется, что въ такой похвал пристрастія быть не можетъ’ {‘Адск. Почта’ стр. 265—276. ‘Курьеръ’ стр. 221—238. Въ другомъ письм ‘Адская Почта’ увряетъ, что М. выхваляетъ непріязненнаго ему стихотворца не изъ трусости, ибо ‘М. всегда дло съ нимъ выигрывалъ’ (стр. 277).}.
Мы нарочно привели такую длинную выписку. Несмотря на т односторонія основы, какими тогда, подъ вліяніемъ произведеній французской псевдоклассической школы, руководствовались въ литературномъ суд, для насъ важенъ и поучителенъ въ этихъ ужь отжившихъ мнніяхъ отголосокъ прошлой жизни.
Журнальные отзывы о Тредьяковскомъ мы привели выше. Не столь благосклонны были журналы къ Хераскову. Въ 1769 году онъ издалъ книжку своихъ стихотвореній подъ заглавіемъ: ‘философическія оды, или псни Михаила Хераскова’ (печатаны при Императорскомъ Московскомъ Университет, въ 8-ю д. л.), на заглавномъ лист которой былъ изображенъ летящій Пегасъ. По поводу этихъ стихотвореній, въ ‘Смси’ былъ напечатанъ слдующій разговоръ Меркурія съ издателемъ ‘Смси’: ‘я право не знаю, говоритъ Меркурій, для чего Аполлонъ скупится давать Пегаса, онъ нашъ братъ безсмертной, и никакой стихотворецъ его не изъздитъ, однако Аполлонъ очень рдкихъ на него сажаетъ. Да кстати пришло, не хочешь ли посмотрть новыхъ псенъ съ изображеніемъ Пегаса?’ Издатель: ‘Я видлъ эту книжку, но не знаю для чего тутъ приплетенъ Пегасъ? Пегасъ сердитъ и сшибъ съ себя сего писателя {Стр. 163—4.}’.
Журналы 1769 года боле всего вооружались противъ дурныхъ переводовъ, искажавшихъ не только красоту формы, но часто и смыслъ подлинника. ‘Одинъ (говоритъ ‘Смсь’), переломавъ Вергиліеву Энеиду и испорти прекрасный слогъ сего писателя, думаетъ, что заслужилъ безсмертную славу, другой изъ нжнаго Овидія сдлалъ несноснаго враля, третій превратилъ Анакреона въ глупаго Украинца {Стр. 189. Смотри также ‘И то и с’, недля 49-ая. Противъ этого замчанія ‘Смси’ Чулковъ (въ поэм: ‘Плачевное паденіе стихотворцевъ’) говоритъ, что критикъ не можетъ никому повредить хотя и желаетъ:
Испорчены, кричитъ, на русскомъ Энеиды
И нын Анакреонтъ — Украинецъ, по Грекъ,
Но сей премудрый мужъ, ученый человкъ
Не только Энепдъ, не смыслитъ и Эвдона,
Понеже онъ у васъ похуже и Прадона.}.
Говоря объ Овидіи и Виргиліевой Энеид, ‘Смсь’, кажется, намекала на переложеніе Майкова и на переводъ Энеиды (Василья Санковскаго), первая часть котораго вышла въ 1769 году { ‘Опытъ историч. словаря Новикова’ стр. 201.}. Издатель ‘Пустомели’ также не оставилъ безъ вниманія этого перевода. Распредляя музамъ новыя занятія, онъ насмшливо совтуетъ самому себ: ‘Калліопу сдлай приворотникомъ, украшенія вс съ нея оборви, она ихъ нын недостойна, эпическіе стихи вырви изъ рукъ ея и брось, вмсто трубы дай ей рожокъ и прикажи наигрывать повсти о траянскихъ витязяхъ. Если жъ захочешь ты отвратить посщенія, которыя теб, какъ новому воевод (Парнаса) непремнно прочими богами сдлаются, то прикажи ей читать одну изъ ‘новыхъ піесъ, она конечно всхъ гостей рыганьемъ своимъ отгонитъ, ибо съ нкотораго времени Калліопа стала весьма обжорлива… Славныхъ авторовъ сдлай разнощиками, прикажи имъ по всмъ мстамъ продавать свои сочиненія и выхвалять ихъ, сколько возможно больше: мн къ этому не привыкать… Виргилію, наклавши полной мшокъ нелпыхъ изрченій, прикажи ходить по рынку и пр’давать ихъ повольною цною’ {Стр. 17—19.}. Кто-то прислалъ въ ‘Трутень’ эпиграмму на переводчика Энеиды, и она была напечатана:
Въ смущеніи творецъ труды свои читаетъ,
И зря, что самъ писалъ, того не понимаетъ,
Блднетъ, сердится, судьбу свою клянетъ
И губы окусавъ, сивуху съ горя пьетъ,
Потомъ, какъ злой Зевесъ беретъ гремящи стрлы
Онъ въ гнв, взявъ перо, разрушитъ вс предлы,
Начавъ съ Россійскимъ здсь Виргилгемъ ‘рыгать’.
Издатель! вотъ все то, что могъ теб сказать.
Переводчикъ, по словамъ ‘Трутня’, раздраженный этими нападеніями, пожелалъ отмстить свою обиду. ‘По несчастію общему всхъ читателей, это случилося въ то самое время, когда онъ издавалъ въ печать книжку своего перевода. Тутъ-то онъ себя удовлетворилъ, ибо къ книжк, состоящей мене трехъ листовъ, написалъ на четырехъ анкетахъ предисловіе, въ которомъ пространно утверждалъ, что критикующіе люди злы… что онъ т критики, яко неистовобеснующихся молодичей, малыми своими душевными добротами и слабоблещущими пылинками остраго разума возпроизжелавніихъ посверкать, соблаговоляетъ уничтожать и презирать, и что онъ ‘на нихъ ни единаго не будетъ отвтствовать слова: но забывшись исписалъ цлыя четыре страницы {1770 г. стр. 103, 131—2.}’. ‘Смсь’ смялась и надъ другими странными выраженіями и неправильными оборотами, допущенными переводчикомъ Энеиды.
Она напечатала дв бранчивыя статьи, наполненныя разными нелитературными намеками. На пятнадцатомъ лист этого изданія сказано: ‘Клеонъ, превознесенный хвалами думаетъ о себ, что онъ превосходитъ Пиндара за тмъ, что обучался Реторик въ какомъ-то монастыр и вытвердилъ наизусть Виргилія. Но не подумай того, читатель, чтобъ онъ писалъ согласно съ здравымъ разсудкомъ, онъ столько гордъ, что и разсудокъ презираетъ, ему нтъ до него нужды, а надобны только стопы и римы, ибо въ его стихахъ: музыки ревъ бодритъ и нжитъ духъ, въ предсердіи кипитъ и кровь, герои вс лактьми сверкаютъ, челомъ махаютъ, и духъ его героямъ плещетъ, надъ мыслей дюща понятность и прочее ‘сему подобное’. Эти строки вызвали слдующее посланіе, подписанное буквами Н. Н.: ‘Господинъ сочинитель! Вашъ 15-й листъ заставилъ меня думать, кто таковъ сей вами описуемый стихотворецъ, который реветъ на лир, мычитъ на труб, а гремитъ на свирли, у ‘котораго сердца есть прихожая комната предсердіе называемая, и который видлъ сверканіе локтей (!). Наконецъ я догадался, куда вы цлите. Знаете, почему онъ многими въ разум похваляется? Мн, кажется, потому, что у насъ почти вс къ новостямъ охотники. У него разумъ а-ла-грекъ… Нкоторый господинъ пуще всего избаловалъ извстнаго вамъ умника, что онъ больше иметъ способностей, нежели славный нашъ лирикъ (Ломоносовъ?). Но я смло скажу, дай Боже, чтобъ сей господинъ могъ порядочно разумть сего лирика, не только опредлять цну его знанію и его атестовать, по моему сходне сказать, что муха ровна со слономъ, нежели сравнять нескладныя и наудачу писанныя его сочиненія съ одами славнаго нашего стихотворца. Теперь пошла мода на кривой толкъ и на самолюбіе. Сей мнимый умникъ со всмъ своимъ невжествомъ такъ гордъ, что, не успвъ ссть на скамейку, говоритъ, что ему давно бы уже надлежало сидть на президентскихъ креслахъ, но несчастіе въ томъ, что свтъ не знаетъ цны его достоинствъ. Однакожь, многіе толкуютъ, что онъ будетъ великій человкъ. Онъ и теперь великій, но къ сему прилагательному существительное имя ‘умалчиваю’ {Стр. 119—120, 131—3.}. Такъ безцеремонны были прежніе критики!
‘Всячина’, ‘Смсь’, ‘Трутень’, ‘Адская Почта’ и ‘Пустомеля’ единогласно возставали противъ переводовъ Владиміра Лукина {О Лукин смотри интересную статью г. Пыпина въ ‘Отечеств. Записк’. 1853 г. No 8 и 9.}, который въ 1768 году напечаталъ дв комедіи, переведенныя имъ съ французскаго: Тесть и Зять (‘Depuis et Deronnais’ par Coll), и Разумный вертопрахъ (‘Le Sage tourdi’, par Boissy). Об пьесы были играны во время масляницы на театр, по приняты публикою неблагосклонно, потому-что неточность перевода и неправильное употребленіе нкоторыхъ безпрестанно-повторяемыхъ выраженій помшали хорошему исполненію ихъ на сцен. А. В. Храповицкій прислалъ во ‘Всячину’ отъ имени двицы письмо {‘Сумароковъ и современ. ему критика’ стр. 255.}, въ которомъ, увряя, что Колле въ пьес ‘Тесть и Зять’ такъ же обезображенъ, какъ Фенелонъ въ Телемахид Третьяковскаго, онъ смется надъ интригою комедіи Лукина и разсказываетъ объ одной своей пріятельниц, заболвшей во время ея представленія. ‘Дама эта отъ природы была чрезвычайно чувствительна и нжна. Лишь открыли занавсу, она задумалась, и по окончаніи нсколькихъ явленій спрашивала: по какимъ ‘театральнымъ правиламъ актеры часто кричатъ: а! а! и что сіе значитъ? также для чего Исидоръ, называя за глаза любовницу свою ‘Софьею Менандровною {Исидоръ, Софья Менандровна и Менандръ Васильевичъ — дйствующія лица въ комедіи: ‘Тесть и Зять’.}, самой ей всегда говоритъ: Софья! а! ‘Софья, я тебя прямо обожаю. Комедія передлана на наши правы и дйствіе происходитъ въ Петербург, однако здсь любовники такъ не говорятъ. Потомъ она жаловалася, что безпрестанныя а! а! разломили ей голову. Наконецъ увидя, что Софья Менандровна, представляющая двадцати-пяти-лтнюю двицу, пошла, заплакавъ о томъ, что хотя врно общали выдать ему замужъ, но зачмъ не выдаютъ въ тотъ самый день, она столько сему смялась, что подступило къ ней колотье, и посл комедіи привезли ее домой больною. Теперь ей полегче, и она смется плачущему Менандру Васильевичу, который, назначивъ свадьбу завтра, говоритъ, что въ исполненіи сего общавши не ручается, кое, повидимому, сдлалъ только для окончанія комедіи. Впрочемъ, можно думать, что какъ Исидоръ прямо обожаетъ Софью Менандровну, такъ Менандръ Васильевичъ прямо до своей смерти ихъ не обвнчаетъ, почему же онъ названъ прямо тесть, а Исидоръ прямо зять’ {Стр. 44—45, 78.}? Дйствительно комедія ‘Тесть и Зять’ наполнена безпрерывными восклицаніями: а! а! и неумстнымъ повтореніемъ слова: ‘прямо’. Критика того времени почти исключительно обращала вниманіе на языкъ и ограничивалась замчаніями о неправильности оборотовъ и выраженій, боле-серьзной цли она еще не сознавала, или сознавала ее весьма-слабо.? Въ ‘Трутн’ напечатано было письмо, въ которомъ ловко пародированы манера и слогъ Лукина {1769 г. стр. 18—27.}, въ этомъ же изданіи появились противъ Лукина и едора Козельскаго слдующіе стихи:
Издатель! многіе глупцы тебя ругаютъ,
Затмъ, что твари т и разумъ отвергаютъ,
Ты долженъ сонмище вралей всхъ презирать.
Никто не запретитъ бумагу имъ марать.
Разумный вертопрахъ съ Пантеею (1) свидтель,
Какой имъ даръ писать парнасскій далъ владтель,
Но думаютъ они, что всхъ тмъ веселить
И забываютъ то, что музы не велятъ
Несмысленнымъ творцамъ врать мерзкими стихами…
Л* (Лукинъ) съ своимъ худымъ ты слогомъ и невольнымъ
Читателя зови хоть сто разъ благосклоннымъ
И въ предисловіи хотъ въ ноги поклонись (2),
Иль за сіи слова со мною побранись,
Что худо пишешь ты — всегда скажу я смло,
Что а! на мсто ахъ! успха не имло.
Что какъ-ли-ни (3) твоихъ нигд не наношу
И противъ истины во вкъ не погршу (4).
(1) Пантея, трагедія въ о дйствіяхъ, . Козельскаго Спб. 1769 г. Новиковъ отзывается объ этой пьес неблагосклонно.
(2) Намкъ на длинныя предисловія къ комедіямъ, изданнымъ Лукинымъ.
(3) Выраженіе, часто-встрчаемое въ комедіяхъ Лукина.
(4) 1769 г. стр. 132—3.
‘Смсь’ съ насмшливою откровенностью увряетъ, что въ обихъ комедіяхъ Лукина много пустыхъ словъ и въ награду за то очень-мало смысла, что ‘sage tourdi’ обратился у него изъ разумнаго повсы въ несноснаго враля, что трагедія Козельскаго ‘самая несчастная’, что въ ней нельзя похвалить ни единаго стиха и что, наконецъ, самъ авторъ едва-ли зжалъ на Пегас {Стр. 69, 163—4.}.
‘Адская Почта’ напечатала такой разсказъ объ одномъ сочинител комедій, въ которомъ видно намреніе представить Лукина. ‘Онъ (говоритъ ‘Почта’), бранятъ всхъ комедіантовъ, утверждая, что они портятъ комедіи, не представляя оныя такъ, какъ надобно. Ему, съ нимъ разговаривающій, сказалъ, что наши комедіанты въ томъ невиноваты, что имъ дурнаго сочиненія хорошимъ представить не можно, что здшніе нкоторые актеры и актрисы длаютъ честь нашему театру и что, конечно, онъ за то ихъ возненавидлъ, что здшній, весьма хорошій актеръ (Дмитревскій), създивъ въ Парижъ, пріхалъ еще лучшимъ, а онъ, будучи неудачливымъ сочинителемъ, возвратился изъ Парижа {См. статью Пыпина въ ‘Отеч. Зап.’ 1853 г. No 8, стр. 63—66.} худшимъ авторомъ, нежели какъ былъ ‘прежде. Ты лжешь, съ гнвомъ отвчалъ сей авторъ, у меня есть піеса, которую и Мольеръ бы похвалилъ, или бы еще оной позавидовалъ, если бы былъ живъ… Потомъ, вынувъ изъ кармана свое сочиненіе, съ такимъ восхищеніемъ, шумомъ, крикомъ, бшенствомъ, воздыханіемъ и хохотаніемъ оное читалъ, что, если бы то было въ Англіи, то посадили бы его въ шальной домъ. Прочетши нсколько ‘явленій, привелъ въ великій смхъ съ нимъ спорящаго. Тогда сей авторъ сказалъ смющемуся: ты глупъ, ничего не смыслишь, вкуса въ театр не знаешь, сочинять не умешь, театральныя правила теб неизвстны. Соперникъ его, видя, что такой чрезвычайный жаръ требуетъ охлажденія, вылилъ ему въ глаза стаканъ воды…’ {Стр. 155—7.}. Трудно поврить въ наше время возможности подобныхъ сценъ, но если въ литератур допускались брань и личности, нарушавшія вс приличія, то до чего могло довести раздраженное самолюбіе писателей, при ихъ враждебныхъ встрчахъ въ обществ?
Въ защиту Лукина ‘Всячина’ стала, вопреки Храповицкому, утверждать, что, при тогдашнемъ состояніи просвщенія гораздо-полезне поощрять литераторовъ и переводчиковъ, нежели строго критиковъ ихъ, и что ради двухъ или трехъ непривычныхъ выраженій, нельзя признать весь переводъ дурнымъ {‘Всякая Всячина’ стр. 46.}? Эта аполлогія вызвала возраженіе Сумарокова (въ журнал ‘И то и с’), который, какъ извстно, сильно неладилъ съ Лукинымъ, онъ настаивалъ на той мысли, что трудне критиковать со вкусомъ, нежели сочинять безъ всякаго вкуса, и что просвщеніе у насъ вовсе не въ такомъ печальномъ положеніи, какъ думаетъ господинъ защитникъ, ибо еофановы проповди, похвальное слово императриц Елизавет и нкоторыя строфы Ломоносова, проповди псковскаго и тверскаго архіереевъ и троицкаго архимандрита не показываютъ ‘парнасскаго младенчества въ Россіи’, и одобреніе худымъ писателямъ, хотя бы и молодымъ, ненужно. Въ комедіяхъ же Лукина погршности не мелкія, а самыя крупныя и непростительныя.
Но этимъ не кончились литературныя истязанія Лукина, насмшки надъ нимъ продолжались и въ 1770 году. Издатель ‘Пустомели’, осмивая современныя трагедіи и комедіи Лукина, совтуетъ такъ распорядиться съ музами: ‘Плаксивую Мельпомену однь въ платье изъ ‘трагическихъ листовъ, въ одну руку дай ей чернилицу съ перомъ — вмсто кинжала, а другою прикажи чаще размахиваться, бить себя по лицу и безпрестанно кричать: ахъ, увы, погибло все!… Талію — о! эту насмшницу надобно хорошенько помучить, до сего времени она всхъ осмивала, но ты сдлай такъ, чтобы вс на нее глядя смнились. Платье сшей ей гаерское, въ руку вмсто маски дай ей вызолоченный пузырь съ горохомъ и заставь читать Л** (Лукина) комедіи, которыхъ она терпть не можетъ и которыя ее, конечно, измучатъ’. Въ другомъ мст издатель ‘Пустомели’ длаетъ такой отзывъ о произведеніяхъ Лукина: ‘Если когда-нибудь теб, читатель, случилося быть въ бесд съ пустомелею, который безпрестанно болтаетъ, а самъ никого не слушаетъ, или… наконецъ, со стихотворцемъ, который ровняетъ себя со славными Россійскими писателями и говоритъ только о чищеніи Россійскаго языка, похвалу себ и хулу другимъ, и которое чищеніе разумные люди называютъ порчею Россійскаго, безъ порчи прекраснаго нарчія, и такъ если господинъ читатель съ сими людьми когда-нибудь бывалъ, такъ ты знаешь: каковы они несносны, таковъ-то несносенъ былъ я самъ себ (задумавъ трудное предпріятіе издавать журналъ), или еще столько, сколько несносны Таліи Л** (Лукина) комедіи’ {Стр. 13—17, 90—91. Указаніями ‘Пустомели’ г. Пыпинъ не воспользовался при составленіи своей статьи о Лукин.}.
Чулковъ, нападая на дурныхъ переводчиковъ, въ то же время замчалъ, что появилась мода выдавать переводы за сочиненія оригинальныя, писатели боле думаютъ о минутномъ успх, нежели о дйствительной слав, ‘они таскаютъ изъ разныхъ сочиненій и выдавая оныя ‘подъ своимъ именемъ, ни мало не страшатся быть уличены въ похщеніи чужаго добра’ {Недля 5, 41.}.
Въ избранную нами эпоху драматическія произведенія, составлявшія репертуаръ столичныхъ театровъ, большею-частью были переводныя, или передланныя съ французскаго языка, везд было подражаніе произведеніямъ такъ-называемой псевдоклассической школы и весьма-мало оригинальности: герои и героини трагедій сопровождались непремнными наперсниками и наперсницами, въ комедіяхъ пронырливые и бойкіе слуги и служанки разсуждали, острили и заправляли всмъ дйствіемъ съ истинно-французскою свободою, вс условные сценическіе пріемы соблюдались строго. Особенною славою въ это время пользовались драматическія произведенія Сумарокова и сценическій талантъ актра Дмитревскаго, который игрою своею исторгалъ общую дань удивленія. ‘Смсь’ говоритъ о немъ, какъ о первомъ русскомъ артист, достойномъ соперник Гарика и Лекеня, къ этому она присоединяетъ, что Дмитревскій въ трагедіяхъ не только равнялся по таланту своему съ Лекенемъ, но даже превосходилъ его силою любовной страсти, въ чемъ будто признавались и сами французы. Чтобъ сдлаться Дмитревскимъ, надо (по словамъ ‘Смси’) родиться актромъ, когда онъ являлся въ роли ‘Мизантропа’, то, глядя на его игру, ни о чемъ боле нельзя было думать, какъ только о Мизантроп. Въ честь Дмитревскаго въ этомъ журнал напечатано слдующее четверостишіе:
Dmitrewsky, des talens possdant l’avantage,
El&egrave,ve son thtre dont il fait tout l’honneur:
Comme Garick ou Le-Kain, il charme et parle au coeur,
Et du Franais surpris enl&egrave,ve le suffrage (*).
(*) Стр. 23, 55—56.
‘Пустомеля’ сообщаетъ любопытныя для насъ указанія объ игр Дмитревскаго и Троепольской, которыя и передаемъ здсь вполн:
Въ іюньскомъ выпуск.— ‘Изъ Москвы. Г. Д***, актеръ придворнаго Россійскаго театра, пріхавъ къ намъ, столько надлалъ шуму, что во всемъ город только и разговоровъ, что о немъ, и подлинно, московскіе жители увидли въ немъ славнаго актера. Онъ игралъ въ ‘Семир’ Оскольда и всхъ зрителей плнилъ, въ Евгеніи — комедіи графа Кларандона: искусство, съ какимъ онъ сей роль представлялъ, принудило зрителей оную комедію просить еще три раза, въ чемъ они были удовольствованы, и въ каждое представленіе въ новое приходили восхищеніе, казалось, будто искусство г. Д*** по степенямъ еще больше возрастало. Надобно отдать справедливую похвалу и господину переводчику сей комедіи, ибо онъ вс красоты, находящіяся въ подлинник, сохранилъ и на Россійскомъ язык. Г. Д*** игралъ еще Вышеслава и Ревниваго, съ равномрною же отъ всхъ похвалою, а еще ожидаютъ представленія Хорева и Беверлея. Зрители собиралися въ театръ въ такомъ множеств, что многіе, по причин великой тсноты, не могли получать билетовъ, если хотя мало опаздывали. Наконецъ, должно сіе заключить тмъ, что г. Д*** московскихъ жителей удивилъ, привелъ въ восхищеніе и заставилъ о себ говорить по малой мр два мсяца’ {Стр. 49—51. ‘Семира’, ‘Вышеславъ’ и ‘Хоревъ’, трагедіи А. Сумарокова, ‘Ревнивый, изъ заблужденія выведенный’, комедія Каминстропа, переведенная съ Французскаго въ 1764. г. М. ‘Беверлей’, трагедія, переведенная И. Дмитревскимъ, Евгенія (comedie или drame larmoyante), соч. Бомарше, перев. въ 1770 г. Ник. Пушниковымъ. Представленіе ‘Евгеніи’ было причиной неудовольствій Сумарокова съ московскою публикою.}.
Въ іюльскомъ выпуск — ‘Въ Санктпетербург. Недавно здсь на придворномъ императорскомъ театр представлена была Синавъ и Труворъ — трагедія г. Сумарокова. Трагедія сія играна была по переправленному вновь господиномъ авторомъ подлиннику. Нтъ нужды выхвалять сего почтеннаго автора сочиненій, они такъ хороши, что кто только ихъ читалъ и кто иметъ разумъ, то вс ему, отдавая справедливую похвалу, удивляются. Что жъ касается до актеровъ, представлявшихъ сію трагедію, то надлежитъ отдать справедливость, что г. Дмитревскій и г-жа Троепольская привели зрителей въ удивленіе. Нын ужь въ Петербург не удивительны ни Гарики, ни Лекены, ни Госсенши. Прізжающіе вновь французскіе актеры и актрисы то подтверждаютъ. Совсмъ тмъ нельзя пропустить, чтобы не замтить слабость и пристрастіе къ французамъ одного господина, который во время представленія сей трагедіи, когда г. Д. и г-жа Т. зрителей искусствомъ своимъ восхищали, онъ воздыхаючи сказалъ: жаль, что они не французы, ихъ бы можно почесть совершенными и рдкими въ своемъ искусств. Черезъ нсколько дней, когда представлена была французская піеса, то сей господинъ не могъ выдержать ни чрезмрной радости и восхищенія, ни также чрезмрнаго и смшнаго своего пристрастія, длая похвалу французскимъ актерамъ, и хотя комедія играна была смшная, однакожь онъ собою гораздо больше длалъ смха’ { Стр. 109—110.}.
По свидтельству повсти, помщенной въ ‘Пустомел’, на театр чаще всего представляемы были: ‘Привидніе съ барабаномъ, или пророчествующій женатый’ (переводъ съ французскаго А. Нартова), ‘Новопрізжіе’ (соч. Леграна, переводъ А. Волкова, М. 1759 г.), комедіи Мольера: ‘Скапиновы обманы’, ‘Лкарь по невол’, ‘Жоржъ Дандинъ’, ‘Мнимый рогоносецъ’, ‘Принужденная женитьба’ и подобныя симъ смшныя комедіи {Стр. 32—33. О театр и тогдашнихъ актерахъ: Дмитревскомъ, Шумскомъ, Попов и Михайловой сообщены нкоторыя свднія Лукинымъ въ предисловіяхъ къ его комедіямъ.}. Такимъ образомъ театръ держался передлками съ Французскаго, Мольеромъ и піесами Сумарокова.
Таковъ былъ взглядъ современниковъ на Дмитревскаго, но трудно сказать, на сколько было справедливо это увлеченіе и эти похвалы. XVIII-й вкъ вносилъ такъ много условнаго въ свои сужденія объ искусств! Пвучая декламація и заученыя торжественныя позы и жесты могли для зрителей того времени замнять живую и всегда простую природу. Сохранились преданія, что Дмитревскій, умный, вжливый и тонкій придворный, вовсе не былъ превосходнымъ актромъ, не любилъ естественности и не обладалъ сильными чувствами {‘Москвитянинъ’ 1853. No 3 (Дневн. студента) и ‘Комета’ альманахъ 1851 г. (второй разсказъ г. Щепкина).}. Но тогда иначе смотрли и на драму, и на сценическое искусство, и на Дмитревскаго
Публикою и поведеніемъ ея въ театр, журналы вообще несовсмъ были довольны. ‘Всячина’ печатно жаловалась на тхъ, которые, проповдуя о тишин французскаго театра, мшаютъ слушать въ русскомъ и не даютъ внимательно слдить за превосходною игрою Дмитревскаго (въ трагедіи ‘Синавъ’). Наши дворяне, замчаетъ ‘Всячина’, и большая часть молодыхъ людей обыкновенно увряютъ, что они великіе охотники до театральныхъ представленій и почитаютъ себя знатоками въ этомъ дл. ‘Едва услышатъ они о новой драм, то уже толпами собираются въ театр и съ нетерпливостію дожидаются дйствія. Но какое имютъ они притомъ намреніе? Чтобы примчать больше дйствующія лица, нежели характеры, ими представляемые. Они боле берутъ участія въ небольшихъ спорахъ и несогласіяхъ актеровъ, нежели въ судьб тхъ славныхъ героевъ и героинь, въ вид коихъ они намъ являются. Какъ Дмитревскій, ле-Сажъ, или Троепольская, Мартеньша и проч. одты были, ихъ голоса, движенія, осанка, совставляютъ предметъ многочисленныхъ разговоровъ. Но Синава, жестокая страсть, погубившая брата его, любовницу и его самого, Гарпагонова гнусная скупость, Магометово злодйство и ложью ослпленное суевріе, ополчающія руки чадъ на родителя, исправленіе мота {‘Синавъ’ трагедія Сумарокова, ‘Гарпагонъ’ (скупой), комед. Мольера, ‘Магометъ’, траг. Вольтера, ‘Могъ, любовью исправленный, комедія Лукина, имвшая значительный успхъ на сцен: ибо авторъ, по свидтельству Новикова (‘Опытъ истор. Словаря’ стр. 131.), вывелъ два смшные подлинника, которыхъ представлявшіе актеры весьма искуснымъ и живымъ подражаніемъ, выговоромъ, ужимками, тлодвиженіемъ, также и сходственнымъ къ тому платьемъ, зрителей весьма много смшили’.}, ‘словомъ, вс сіи живо изображенные характеры, вымышленные стихотворцами, возбуждающіе въ насъ благородныя чувства, исправляющіе наши нравы… предаются молчанію и столь мало внимаются, будто бы никакого примчанія не заслуживаютъ. Иные принуждаютъ себя казаться знающими въ драматическихъ сочиненіяхъ и любителями оныхъ и, говорятъ, что балетъ только отъ скуки смотрятъ, во совсмъ тмъ можно видть, что ничто имъ больше онаго не нравится’ {Стр. 120, 420—423.}. Въ ‘Вечерахъ’ было помщено письмо такого содержанія: ‘Господа издатели! усерднйше прошу васъ дать пристойно возчувствовать нашимъ согражданамъ, въ чемъ состоитъ цль въ установленіи театровъ, и что на таковыя позорища, какъ комедія и трагедія, здятъ, чтобъ слушать, а не только глядть, или себя казать и смотрть другихъ, и что благоразумное воспитаніе учитъ въ собраніяхъ, гд чего-бы-то ни было и какое-либо сообщество собралось слушать, если самъ слушать не хочешь, то другимъ не мшать. Мн случилось быть въ театр, когда русскаго ‘Беверлея’ представляли, истинно съ крайнею прискорбностью слышала: вопервыхъ, что не умолкали говорить, многія дамы для прохлажденія медку изъ караульни посылали просить, другія кушали, наконецъ въ театр хохотали, на что, конечно, другой причины тмъ забавнымъ людямъ не было, какъ только названіе комедіи, въ которую по ихъ мннію надлежитъ смяться… Молчаніе и тихость не прежде возстановились, когда, въ-самомъ-дл, только глазами, а не слухомъ вниманіе имть должно, то-есть въ балет. Размышляя о семъ, мн пришла на умъ и та неутшная мысль, что намъ предъ чужестранными и тмъ извиниться не можно, что парадисъ или, въ другихъ мстахъ, партеръ, всякаго состоянія людьми въ вольныхъ позорищахъ наполняется, потому-что въ Императорской театръ, кром благородныхъ, положено не впускать, почему титулованныя особы суть одни въ немъ зрители’ {Ч. 2. стр. 67—68.}. Сумароковъ жаловался на московскую публику, что она съзжается въ театръ грызть орхи и кричать {Полн. собр. сочин. Сумарокова ч. VII стр. 362.}, а Лукинъ — на петербургскую, которая во время представленій (по его словамъ) сморкается, разговариваетъ и шумитъ?
Переводы и передлки французскихъ драматическихъ произведеній, выводившихъ на сцену боле или мене чуждые намъ нравы и обыкновенія, не могли удовлетворять людей съ сколько-нибудь врнымъ эстетическимъ тактомъ. Лукинъ, извстный своими передлками съ французскаго, уже самъ чувствовалъ недостаточность подобныхъ подражаній, въ предисловіяхъ къ своимъ комедіямъ онъ высказываетъ мысль о необходимости дать комедіи боле самобытное, народное значеніе. ‘Мн (говоритъ онъ), всегда несвойственно казалось слышать чужестранныя рченія въ такихъ сочиненіяхъ, которыя долженствуютъ изображеніемъ нашихъ нравовъ исправлять не столько общіе всего свта, но боле участные нашего народа пороки… Многіе зрители отъ комедіи въ чужихъ правахъ не получаютъ никакого поправленія, они мыслятъ, что не ихъ, а чужеземцевъ осмиваютъ’. Лукинъ удивляется, что дйствующія лица драматическихъ пьесъ изъясняются не въ нашихъ нравахъ, одваются въ незнакомыя намъ одежды, что въ комедіяхъ являются нотаріусы для заключенія неизвстнаго у насъ брачнаго контракта, что слуги и служанки, выводимые на сцену, боле похожи на нашихъ петиметровъ и свтскихъ дамъ, нежели на слугъ {Переводы и сочин. В. Лукина ч. 2. (предисловіе къ ‘Награжд. Постоянству’)}.
Потребность въ народномъ театр живо ощущалась и открыто высказывалась въ тогдашнихъ журналахъ, выступившихъ на защиту русской національности противъ односторонности и крайностей Французскаго вліянія. ‘Я думаю, замчаетъ ‘Всячина’, что не въ однихъ книгахъ должно держать(ся) правила, чтобъ Русскимъ представлять русскія умоначертанія, во и въ позорищахъ, ибо маркизъ на русскомъ театр уши деретъ, а къ свадебному контракту тетушка моя и смысла ‘не привязываетъ. Она хочетъ видть то, что ее ежечастно окружаетъ и чмъ она привыкла забавляться, незнакомые же гости не столь забавны, какъ знакомые’ {Стр. 152.}, ‘Кошелекъ’ убждалъ, что даваемыя на сцен де-Тушевы и другіе комедіи, мало принесутъ пользы и что на театр народномъ необходимо должны быть представляемы такія пьесы, которыя бы главною своею цлью имли народную забаву’ {Стр. 81—82.}. Трагедіи псевдоклассической школы также не могли постоянно и всмъ нравиться, видть человка, по выраженію одного журнала, въ старинномъ римскомъ кафтан, во французской шляп и въ русскихъ лаптяхъ на босую могу — смшно, а не трогательно {‘И то и с’, недля 49-ая}.
При такомъ настроеніи образованнаго общества въ пользу народнаго театра, комедіи Фонвизина и императрицы Екатерины ІІ-й должны были вызвать, и дйствительно вызвали большое сочувствіе и имли огромный успхъ. ‘Трутень’, ‘Адская Почта’ и ‘Пустомеля’ встртили единодушными похвальными отзывами литературные труды Фонвизина. ‘У насъ теперь въ город довольно хорошихъ сочиненій, сказано въ ‘Почт’. Читалъ я театральныя сочиненія Н. {Не должно ли здсь разумть С. В. Нарышкина, который сочинилъ комедію: ‘Истинное дружество’ во вкус Дидеротовомъ? (смотри ‘Опытъ историч. Слов.’ стр. 147.) Комедія эта въ свое время заслужила многія похвалы.} и В. (Фонвизина), ‘въ одномъ изъ нихъ больше интриги и нравоучительныхъ разсужденій, а въ другомъ — острыхъ словъ и прекрасныхъ шутокъ, одинъ изъ нихъ писалъ больше на вкусъ Дидеротовъ, а другой на Морьеровъ, въ обоихъ сихъ сочиненіяхъ рдкости (не хочу сказать невозможности) у одного въ добродтели, а у другаго въ порокахъ, однако обоихъ сочиненія немалой похвалы достойны… Немногіе здсь имютъ дарованіе такъ хорошо шутить, какъ В.’ {Стр. 277.} Въ ‘Трутн’ 1769 года находимъ такое извстіе: ‘Здсь (на Парнас) все въ великомъ замшательств: славные стихотворцы, обезображенные худыми переводами, чрезвычайно огорчились и просили Аполлона о заступленіи. Вс Музы, прославленныя въ Россіи г. С. (Сумароковымъ), приходили къ своему отцу и со слезами жаловалися на дерзновеніе молодыхъ писателей: Мельпомена и Талія проливали слезы и казались неутшными. Великій Аполлонъ уврялъ ихъ, что сіе сдлалось безъ его позволенія… и показалъ Таліи новую русскую комедію ***, сочиненную однимъ молодымъ писателемъ. (Рчь, вроятно, идетъ о ‘Бригадир’). Талія, прочитавъ оную, приняла на себя обыкновенной свой веселой видъ, и сказала Аполлону, что она сего автора съ удовольствіемъ признаетъ законнымъ своимъ сыномъ. Она записала его имя въ памятную книжку, въ число своихъ любимцевъ’ {Стр. 138—9, 184.}.
Но особенно-любопытенъ отзывъ о Фонвизин, напечатанный въ вид примчанія къ его Посланію къ слугамъ, въ іюльскомъ выпуск ‘Пустомели’. Вотъ это интересное примчаніе:
‘Кажется, что нтъ нужды читателя моего увдомлять о имени автора сего ‘Посланія’, перо, писавшее сіе россійскому ученому свту и всмъ любящимъ словесныя пауки довольно извстно. Многія письменныя сего автора сочиненія носятся по многимъ рукамъ, читаются съ превеликимъ удовольствіемъ и похваляются, сколько за ясность и чистоту слога, столько за остроту и живость мыслей, легкость и пріятность изображенія, словомъ, если обстоятельства автору сему позволятъ упражняться въ словесныхъ паукахъ, то не безъосновательно и справедливо многіе ожидаютъ увидть въ немъ Россійскаго Буало. Его комедія *** столько по справедливости разумными и знающими людьми была похваляема, что лучшаго и Моліеръ во Франціи своимъ комедіямъ не впадалъ принятія и не желалъ, но я умолчу, дабы завистниковъ не возбудить отъ сна, послднимъ благоразуміемъ на нихъ наложеннаго’ {Стр. 104—5. Этими свдніями до-сихъ-поръ никто изъ писавшихъ о Фонвизин не воспользовался.}.
Еще полне и откровенне высказалъ журналъ ‘Трутень’ свое теплое сочувствіе и благородное уваженіе къ прекрасной комедіи, сочиненной императрицею Екатериною-Великою, подъ заглавіемъ: ‘О, время!’ Посвящая своего ‘Живописца’ неизвстному сочинителю комедіи, О, время! Новиковъ говоритъ: ‘Государь мой! я не знаю кто вы, но вдаю только то, что за сочиненіе ваше достойны почтенія и великія благодарности. Ваша комедія О время! троекратно представлена была на Императорскомъ придворномъ театр, и троекратно постепенно умножала справедливую похвалу своему сочинителю. И какъ не быть ей хвалимой? Вы первый сочинили комедію точно въ нашихъ нравахъ: вы первый съ такимъ искусствомъ и остротою заставили слушать дкость сатиры съ пріятностію и удовольствіемъ, вы первый съ такою благородною смлостію напали на пороки, въ Россіи господствовавшіе, и вы первый достойны но справедливости великія похвалы, въ представленіе вашей комедіи оказанныя. Продолжайте, государь мой, къ слав Россіи, къ чести своего имени и къ великому удовольствію единоземцевъ вашихъ, продолжайте, говорю, прославлять себя вашими сочиненіями: перо ваше достойно равенства съ Мольеровымъ. Слдуйте жъ его примру: взгляните безпристрастнымъ окомъ на пороки наши, злоупотребленія, вы найдете толпы людей достойныхъ вашего осмянія, и вы увидите, какое еще пространное поле къ прославленію вашему осталось. Истребите изъ сердца ‘своего всякое пристрастіе, не взирайте на лица, порочный человкъ во всякомъ званіи равнаго достоинъ презрнія. Но, государь мой, почто укрываете вы свое имя, имя всеобщія достойное благодарности: я никакія не нахожу къ тому причины. Неужели, оскорби толь жестоко пороки и вооружа противъ себя порочныхъ, опасаетесь ихъ злословія?— Нтъ, такая слабость никогда не можетъ имть мста въ вашемъ сердц. И можетъ ли такая благородная смлость опасаться угнтенія въ то время, когда, ко счастію Россіи и ко благоденствію человческаго рода, владычествуетъ нами Премудрая Екатерина?.. По можетъ быть особенныя причины принуждаютъ васъ укрывать свое имя, ежели такъ, то не тщусь проникать оныхъ. И хотя имя ваше навсегда останется неизвстнымъ, однако жь почтеніе мое къ вамъ никогда не умалится. Оно единственнымъ было побужденіемъ приписанію вамъ журнала, подъ названіемъ ‘Живописца’. Примите, государь мой, сей знакъ благодарности отъ единоземца вашего {Ч. 1. стр. 3—7 (1-го изд.)}.
Государыня отвчала слдующимъ посланіемъ, напечатаннымъ на листахъ ‘Живописца’:
‘Государь мой! Никогда не думалъ я, чтобъ сочиненная мною комедіа: О время! таковой имла успхъ, каковымъ вы меня увряете, а тмъ паче не вооображалъ себ той чести, которую вы при’ писаніемъ еженедльныхъ вашихъ листовъ мн сдлали. Комедію мою сочинилъ я живучи въ уединеніи {Своею семьею Екатерина Великая называла всю Русь.} вовремя свирпствовавшей язвы, ‘и при сочиненіи оной не бралъ я находящихся въ ней умоначертаній ни откуда, кром собственной моей семьи, слдовательно не выходя изъ дому своего, нашелъ въ немъ одномъ къ составленію забавнаго позорища {Фирлифюшковъ и Теркуловъ — дйствующія лица въ комедіи ‘Имянины г-жи Ворчалкиной’. Фирлифюшковъ — пустой и легкомысленный франтъ, выросшій подъ вліяніемъ поверхностнаго французскаго воспитанія. Теркуловъ бьетъ палкою Фирлифюшкова на сцен за неплатежъ долга.} довольно обширное поле, для искуснйшаго пера, а не для такова, каковымъ я свое почитаю. Что до меня ‘касается, я никакихъ ни требованій, ни желаній не имю. Пишу для собственной своей забавы, и если малыя сочиненія мои пріобртутъ успхъ и принесутъ удовольствіе разумнымъ людямъ, то я тмъ весьма награжденъ буду. Напротивъ того, если услышу, что нтъ въ нихъ никому увеселенія, то хотя тмъ, ненавидя праздность, отъ писанія и не воздержуся, однако жь выдавать ихъ бол не стану. Имени ‘своего я не скрываю, но и не напишу его, дабы въ первый разъ не явилось оно въ свт въ заглавіи комедій, что для меня самаго было бы комедіею, а прибыли въ томъ никому нтъ — Карстомъ ли или Сидоромъ меня зовутъ. Итакъ, оставя сіе, позвольте мн включить здсь нкоторое примчаніе на недавно сочиненную мною комедію, названую Имянины госпожи Ворчалкиной. Дошло до меня, что нкоторые критики за непристойно поставляютъ, что г. Фирлифюшковъ за безстыдное словонесдержаніе наказанъ палкою. Я не стану приводить здсь бывало ль таковое гд-нибудь дйствіе или нтъ, ниже хочу извинять поступокъ Геркулова {Императрица Екатерина II написала въ бытность свою въ 1772 году въ Ярославл три комедіи: ‘О время!’, ‘Имянины госпожи Ворчалкиной’ и ‘Госпожа Встникова съ семьею’. ‘Живописецъ (ibid стр. 45—46.) напечаталъ извстіе изъ Ярославля ‘Въ нашемъ город сочиненныя комедіи представляются въ С. Петербург на придворномъ Россійскомъ театр, принимаются съ превеликою похвалою и почитаются лучшими комедіями въ Россійскомъ театр. И мы можемъ хвалиться, что Ярославль первый изъ городовъ Россійскихъ обогатилъ Русской театръ тремя комедіями въ нашихъ нравахъ’.}. Онъ дйствительно въ обыкновенномъ общежитіи жестокъ. Но себя я легко оправдать могу, сославшись на самое уложеніе. Въ немъ господа критики найдутъ, чему за несдержаніе слова и за бездльство люди подвергаются.’ Письмо это подписано такъ: ‘вашъ охотный слуга, сочинитель комедіи: О время’ {Ч. 1. стр. 49—51. (1-го изд.)}!
Такъ защищала Екатерина Великая свои произведенія отъ неудачныхъ критическихъ замчаній, какія позволяли себ высказывать близорукіе представители тогдашняго моднаго свта. Одностороннія мннія современныхъ петиметровъ и щеголихъ, приверженцевъ французской литературы, ловко осмялъ ‘Живописецъ’ въ своихъ сатирическихъ письмахъ.
Требуя отъ драматическихъ произведеній народности, журналы 1769—1774 годовъ, врные своему сатирическому направленію, желали, чтобъ комедія выставляла на общій смхъ дйствительные недостатки и пороки общества, чтобы она была врною картиною современныхъ нравовъ и чтобъ нападала на все забавное и лишенное нравственныхъ основъ, но щадя даже и тхъ людей, которымъ покровительствуетъ само счастіе. Такая комедія должна была затронуть многихъ, сознававшихъ за собой различныя слабости. ‘Важный Менандръ, говоритъ ‘Смсь’, презираетъ вс театральные зрлища, говоря, что они служатъ только къ развращенію разума несмысленныхъ людей. Иной подумаетъ, что онъ углубился въ высокія науки, напротивъ, онъ цлый день сидитъ подъ окномъ, смотритъ на прозжихъ, ловить мухъ и играетъ съ своею собакою’ {Стр. 117—8.}.
Прежде, нежели представимъ содержаніе журнальной сатиры, скажемъ нсколько словъ о вншнихъ формахъ сатирическихъ статей, наполнявшихъ собою періодическія изданія. Формы эти были довольно-однообразны. Самою обыкновенною и любимою формою было письмо. Отъ имени неизвстныхъ или вымышленныхъ лицъ печатались въ журналахъ къ ихъ издателямъ письма, въ которыхъ мнимые авторы, оправдывая свои одностороннія и достойныя осмянія мннія или несправедливые и безнравственные поступки, какъ-будто ненарочно, но ярко обнаруживаетъ ихъ смшную и вредную стороны. Нкоторыя изъ этихъ писемъ написаны перомъ мастерскимъ, съ соблюденіемъ врнаго художническаго такта, таковы помщенныя въ ‘Живописц’ и ‘Трутн’ письма къ алалею отъ его отца, матери и дяди, и другія, живонапоминающія манеру и остроуміе Фонвизина въ его сатирическихъ письмахъ {Письмо Взятника къ покойному Его Превосходительству, письма Дурыкина и др.}. Здсь нтъ тхъ преувеличеній, которыми такъ легко могутъ увлекаться сатирики, и которыя замтны въ другихъ журнальныхъ статьяхъ того времени, напротивъ, все дышетъ неподдльною естественностью. Невжество, суевріе и порокъ разоблачаютъ себя съ необыкновенною наивностью, сами того не подозрвая. Иногда неизвстные сочинители писемъ прибгаютъ къ издателю журнала за совтами, и тотъ, давая отвты, пользуется случаемъ посмяться и дать наставленіе въ ‘Вечерахъ’ были напечатаны три сатирическія письма съ Сатурна, авторъ описываетъ однако землю и земныя страсти и увлеченія, хотя и прикрываетъ свои намки именемъ другой планеты. Набрасывать такой кажущійся покровъ на свои сатирическія описанія было тогда въ мод. Рисуя темныя стороны дйствительной жизни, любили выставлять ихъ на-показъ подъ чуждыми именами лицъ и мстностей, или придавать имъ фантастической характеръ: появились повсти восточныя, и сказки волшебныя, Разговоры въ царств мертвыхъ, разсказы о виднномъ во сн, Эминъ даже заставилъ переписываться бсовъ. Но вс знали, куда мтили эти восточныя повсти и волшебныя сказки, вс легко догадывались, что виднное во сн весьма-часто случалось на-яву, въ обыкновенной жизни, а въ царств мертвыхъ разговариваютъ о слабостяхъ, свойственныхъ живымъ людямъ, таковы разговоры: между рогоносцемъ и соблазнителемъ, скупымъ и должникомъ и другіе.
Сатирическія вдомости также были одною изъ наиболе-употребительныхъ формъ въ нашихъ журналахъ. Въ этихъ вдомостяхъ, подъ рубриками извстіи изъ разныхъ городовъ и мстъ, подрядовъ, поставокъ, объявленій о купл и продаж, различныхъ вызововъ и проч. печатались злыя насмшки надъ взяточничествомъ приказныхъ, волокитствомъ, и мотовствомъ щеголихъ и франтовъ, жестокостью, суевріемъ и невжествомъ противниковъ просвщенія. Въ форм этой однако замчается искусственность, условливаемая несбыточностью многихъ торговыхъ и другихъ сдлокъ, о которыхъ публикуютъ вдомости: здсь судья продаетъ, за ненадобностью, свою совсть, а тамъ какому-нибудь спсивцу понадобилось нсколько пудовъ здраваго смысла! Такая искусственность, которая отчасти лишала сатиру ея меткости, неразлучна и съ другими формами журнальныхъ статей, съ такъ называемыми сатирическими портретами или картинами, изображающими разные порочные характеры, и сатирическимъ лечебникомъ, въ которомъ описывались нравственные недуги и цлебныя противъ нихъ лекарства, напримръ: ‘Глупомыслъ желаетъ невозможнаго и ‘для него вреднаго. Сіе произошло отъ худыхъ мокротъ, усилившихся въ немъ при его воспитаніи. Для очищенія его отъ сихъ мокротъ, надлежитъ ему привить благоразуміе, такъ-какъ оно обыкновенно прививается въ Сухопутномъ Шляхетскомъ Кадетскомъ Корпус’ {‘Трутень’ 1769 г. стр. 216.}.
Кром указанныхъ формъ, въ журналахъ встрчаемъ еще: вопросы и отвты и сатирическія словарь. Вопросы и отвты — форма, замчательная въ нашей литератур, потому-что ею воспользовался Фонвизинъ, обратившійся съ любопытными вопросами къ Императриц Екатерин II.
Въ журналахъ ‘Трудолюбивая Пчела’, и ‘И то и с’ были помщены извлеченія изъ сатирическаго словаря Рабенера. Словарь этотъ объясняетъ слова въ томъ переносномъ смысл, какой приданъ имъ условными общественными мнніями и приличіями, напримръ: ‘Радуюсь, что васъ вижу, значитъ: мн все-равно, что вижу или нтъ’ {‘И то и е’, недля 10. Подобный же Словарь смотри въ сочиненіяхъ Княжнина.},
Таковы были формы сатирическихъ статей, помщавшихся въ журналахъ XVIII-го столтія. Если формы эти и не давали творческой фантазіи того простора, какой возможенъ въ повсти и роман, тмъ не мене въ нихъ легко и свободно вкладывалось горячее слово сатиры, сохранившее для насъ яркія, характеристическія свидтельства о тогдашнемъ общественномъ быт, обозрнію котораго мы посвятимъ слдующую статью.

БИБЛІОГРАФИЧЕСКІЯ ЗАМТКИ.

1) ‘Трудолюбивый Муравей, еженедльное изданіе 1771 года съ послдней половины’, издавалъ Василій Рубанъ, Сактетербургъ, въ 8-ю д. л., всхъ нумеровъ 26, продавался, вмст съ другими журналами, у переплетчика Миллера, за листъ по 4 коп. Здсь напечатаны переводы — изъ Вольтера: ‘Жапотъ и Колинъ’, ‘о украшеніи города Кашемира, разговоръ въ царств мертвыхъ’ (Периклъ, Грекъ и Россіянинъ), изъ еофрастовыхъ характеровъ, изъ Лукана (‘Діогенъ и Александръ’, разговоръ въ царств мертвыхъ, пер. Рубана), ‘Разговоръ разсудка и любви’ о противорчіи ихъ между собою (съ Французскаго), прощальное письмо Константій къ еодосію (съ нмецкаго), эклога изъ сочиненій Сепстона, повсть о султан Кудбедин и о прекрасной двиц Журлул (съ нмецкаго), о жертвоприношеніяхъ древнихъ язычниковъ, Балакиревы вдомости, извстіе о Карл безрукомъ (въ Лубнахъ) и др. Для насъ боле любопытны теперь слдующія статьи и стихотворенія. 1) Мадригалъ на прибытіе графа Алекся Григорьевича Орлова изъ Архипелага въ Санктпетербургъ въ 1771 году, соч. В. Майкова (No стр. 8), 2) Похвальное слово Петру I. Императору и Самодержцу Всероссійскому въ достоинств члена Парижской Академіи Наукъ, говоренное г. Фонтенелемъ 1725 года (No 2. стр. 9. No 3 стр. 17. No 4 стр. 25. No 5. стр. 33. No. стр. 41): краткія свднія о заслугахъ Петра I. Переводъ съ французскаго, подлинникъ можно читать въ ‘Description de l’empire Russien’ Страненберга т. I. стр. 335 (изд. въ Амстердам MDCCLVII.) 3) Извстія польскихъ историковъ о Валахіи и Молдавіи, бывшихъ нкогда во владніи польскомъ (No 7. стр. 49), переводъ съ польскаго. 4) Елегія къ библіотек преосвященнаго Стефана Яворскаго, митрополита Рязанскаго и Муромскаго, сочиненная имъ самимъ предъ кончиною своею, переводъ съ латинскаго. (No 7, стр. 54). 5). (Два стихотворенія на прибытіе преосвященнаго Гавріила Кременецкаго, митрополита Кіевскаго, Галицкаго и малыя Россіи въ предписанную епархію въ 1771 году, сочинены Кіевской Академіи студентомъ у. Свапо. Михайловскимъ. (No 7. стр. 56). 6). Описаніе мстоположенія и разстоянія городовъ полуострова Крыма (No 8. стр. 57). 7) О крымской коммерціи, соч. Р. (Рубанъ?) Содержаніе: инородцы, торгующій въ Крыму, отправленіе Петромъ Великимъ посла Емельяна Украпицова въ Царьградъ по вопросу о крымской коммерціи, покореніе Крыма (No 8. стр. 59). 8) О старинномъ русскомъ плать бояръ, дворянъ, подъячихъ, купцовъ и женщинъ (No 13. стр. 97). 9) Вседневное моленіе московскихъ жителей о прекращеніи язвы (No 14. стр. 104) — стихи. 10) Письмо его сіятельству графу Григорью Григорьевичу Орлову, на отбытіе его изъ Санктербурга въ Москву, во время заразительной въ ней болзни, для истребленія оныя — стихи Майкова (No 14. стр. 106). 11) Стихи на день поминовенія православныхъ воиновъ и всхъ за вру и отечество на брани убіенныхъ, чинимаго ежегодно августа 29 числа въ православныхъ церквахъ во всей Россіи (No 18 стр. 142). 12) Надгробная надпись преосвященнымъ московскимъ: архіепископу Платону Малиновскому и митрополиту Тимоею Щербацкому, погребеннымъ въ Москв въ Чудов монастыр, изъ которыхъ первой 74 іюля 1754, а второй 18 апрля 1767 года преселилися на вчную жизнь, соч. архимандрита Дмитрія Грознискаго. (No 18. стр. 144). 13). Надпись на благополучное возвращеніе его сіятельства графа Григорія Григорьевича Орлова изъ Москвы въ Санктпетербургъ декабря 1771 года, соч. В. Р. (Василій Рубанъ). Въ это время въ Москв была чума. (No 20. стр. 160). 14) Письма люборуссова о произхожденіи нкоторыхъ словъ (No 22. стр. 168. No 26. стр. 201). 15) Рчь Императора Петра Неликаго къ Россійскимъ генераламъ, произнесенная посл торжества за морскую побду и по принятіи имъ на себя адмиральскаго чина въ /7/4 году (No 25. стр. 199). Сличи съ стр. 372 — 4 т. IV. ‘Дян. Петра В.’ Голикова. 16) (Дв) надписи на покореніе Крыма и другихъ татарскихъ ордъ 11-й арміи главнымъ предводителемъ генераломъ и кавалеромъ княземъ Насильемъ Михайловичемъ Долгоруковымъ Россійской держав въ 1771 году (No 25. стр. 200).
2) ‘Вечера’, еженедльное изданіе, 2 части: 1-я 1772 года (цна 1 р.), 2-я 1773 г., Санктпетербургъ, въ 8-ю д. листа, съ изображеніемъ на заглавномъ лист сатира. Изданіе 2-ое, безъ перемнъ, въ Москв, въ типографіи компаніи типографической, 1788 г. (1-я часть) и 1789 (ч. 2-я), въ 12-ью д. листа. 1-ое изданіе выходило полулистами, которые назывались вечерами, такихъ вечеровъ въ 1-ой части было 26. Здсь находимъ статьи: -1) О Россійскихъ предкахъ (ч. I, стр. 97 перваго изд. и 105 2-го изд.) то-есть о произхожденіи русскаго народа, о разселеніи Славянъ и призваніи Варяговъ. 2) Стихи графу едору Григорьевичу Орлову /772 года февраля 3-го дня (ч. 1, стр. 4-8 1 — то изд. и 53, 2-го изд.). 3) Стихи къ дач Его Сіятельства Князя Александра Алексевича Вяземскаго (ч. 2., стр. 70 2-го изд.) 4) Стихи на дачу Александра Александровича Нарышкина, которая состоитъ изъ многихъ островковъ (ч. 2., стр. 72 2-го изд.). 5) Стихи на Крестовскій Островъ Кирила Григорьевича Разумовскаго (ч. 2, стр. 73. 2-го изд.). 6) Переводы изъ Овидіевыхъ превращеніи, идилій Геспера и Юнговымъ Ночей, поэмы Фетри? ‘Гробницы’, стихотвореніи Іоанна II Еврарда (‘Поцлуи’ — съ латинск.), одного мста изъ ‘Ромео и Юлія’ и монолога изъ трагедіи Аддисона: ‘Катонъ’, изъ Волтера: ‘Колинъ и Лиза’, изысканіе объ амазонкахъ и ихъ республик, путешествіе въ города Глупость и Роскошь и мстечко Пустословіе, героида: ‘Електра къ Оресту’, ‘Несчастная Португалка’ (письмо въ стихахъ), ‘Подражаніе царству Зазиридовъ или геніевъ, письмо (въ стихахъ) ‘Габріеллы де-Вержи къ графин де Рауль, сестр Гауля-де Куси’, въ которомъ говорится о любовниц, накормленной сердцемъ милаго, и др. Кром-того, въ ‘Вечерахъ’ печатались многія эпиграммы, эпитафіи, эклоги, стансы, мадригалы, сонеты, анакреоническія оды, загадки, басни и переложенія псалмовъ. Въ этомъ изданіи принимала участіе жена Хераскова (урожденная Перонова Елизавета Васильевна), ей принадлежитъ стихотвореніе ‘Потопъ’, напечатанное въ первой части ‘Вечеровъ’ (на стр. 175).— Смотри: Москвит. 1844 г. No 1. ‘Записки II. И. Дмитріева’ стр. 252). О Херасковой находимъ краткія извстія въ словаряхъ Новикова стр. 235 и м. Евгенія т. 2 стр. 235. Въ ‘Вечерахъ’ встрчаемъ еще стихи князя едора Козловскаго (о которомъ смотри. Опытъ Ист. Словаря Новикова стр. 102—6. и Словарь Евгенія т. I. стр. 279.) и переводъ г-жи Звнигородской.
3) ‘Живописецъ’, еженедльное изданіе, Санктпетербургъ, въ 8-ю д. л., 1772 года, 2 части, каждая въ 26 листовъ, послдніе листы второй части были выпущены уже въ 1773 году, потому-что въ лихъ находимъ статьи, вызванныя событіями этого года. Первая часть имла въ 1773 году второе изданіе въ Санктпетербург, въ 8-ю д. л., изданіе это перепечатано съ перваго, съ опущеніемъ письма подъ No XXX (стр.. 133 перваго изд.) и стиховъ подъ No XLVI и LI (ст. 185 и 208 перваго изд.) Въ 1775 году въ Санктпетербург явилось новое (третье) изданіе обихъ частей подъ заглавіемъ ‘Живописецъ, еженедльное сатирическое сочиненіе, вновь пересмотрнное, исправленное и умноженное’, въ 12 д. листа, въ предисловіи издатель замтилъ: ‘я въ журнал моемъ многое перемнилъ, иное исправилъ, другое выключилъ и многое прибавилъ изъ прежде-выданныхъ моихъ сочиненіи’. Изданіе четвертое вышло въ Москв, въ Университетской типографіи у Н. Новикова, 1781 года, въ 8-ю д. л. Третье и четвертое изданія — лучшія, они совершенно сходны. Пятое вышло въ Санктпетербург, при Императорской Академіи Наукъ 1793 года, въ 12-ю д. л., оно перепечатано съ третьяго или четвертаго изданія, по хуже ихъ, потому-что въ немъ исключены нкоторыя мста изъ ‘Сатирическихъ Вдомостей’. Въ третье, четвертое и пятое изданія вошли многія наиболе интересныя сатирическія статьи изъ ‘Трутня’, именно: Письма къ племяннику, Лчебникъ, Смющійся Демокритъ, Сатирическія Вдомости и разсказъ объ украденныхъ у судьи часахъ. Показанія Сопикова о двухъ первыхъ изданіяхъ — неврны. Наконецъ первая часть ‘Живописца’ вышла шестымъ изданіемъ въ Москв, въ вольной типографіи Пономарева, 1829 года, въ 12-ю д. л. Изданіе это перепечатано съ перваго, съ весьма большими пропусками. Нсколько статей изъ ‘Живописца’ были потомъ перепечатаны въ Московскомъ Собесдник, ежемсячномъ изданіи на 1806 годъ, нменно: письма отъ отца, матери и дяди къ Фалалею (ч. 1., стр. 475, 189, 197, 203.), ‘Отрывокъ путешествія въ *** И. T. ‘(И. П. Тургенева?) Ч. 2 стр. 163.) и ‘Слдствія худаго воспитанія’ (ч. 2 стр. 4-56). Журналъ ‘Живописецъ’ былъ посвященъ Екатерин Великой. Первоначально продавался онъ по 4 коп. за листъ. Въ первомъ, второмъ и шестомъ изданіяхъ ‘Живописца’ встрчаемъ слдующія сочиненія, невошедшія въ остальныя изданія: 1) Письмо о польз наукъ и о воспитаніи во оныхъ юношества, писанное покойнымъ профессоромъ Поповскимъ къ Его Превосходительству Ивану Ивановичу Шувалову при случа заведенія Московскаго Университета, въ 1156 году (ч. 1. листъ 8, стр. 57. (перваго изд.) и 53 (втораго изд.), въ шестомъ изд. стр. 72). 2) Переводъ съ письма господина Доминика Діодати, изъ Неаполя /77/ года октября 7-го дня, писаннаго къ Россіянину, пославшему къ нему въ подарокъ Наказъ Ея Императорскаго Величества, данный коммисіи о сочиненіи проэкта новаго уложенія (ч. I.) л. 12. стр. 90 перваго изд. и 84 втораго изд., въ шестомъ изд. стр. 116). 3) Письмо къ Ея Сіятельству графин Прасковь Александровн Брюсовой — стихи (ч. 1., л. 14. стр. 111 1-го изд. и 103 2-го изд., въ шестомъ изд. стр. 143). 4) Письмо къ Его Сіятельству Графу Григорью Григорьевичу Орлову, отъ нкотораго духовнаго лица изъ Москвы поздравительное съ новымъ 1772 годомъ, и благодарительное за его ревность и усердіе, принятое къ отвращенію бывшей въ Москв моровой язвы 1771 года (ч. 1., л. 16 стр. 127. 1-го изд. и 118 2-го изд.) 5) Переводъ съ письма Его Величества Короля Прусскаго, писаннаго къ Ея Императорскому Величеству Екатерин Великой изъ Потсдама отъ 26 ноября 1767 года — о Наказ (ч. 1., л. 22. стр. 170. 1-го изд. я 157 2-го изд., въ 6-мъ изд. стр. 148). 6) Переводъ съ письма графа Сольмса къ Его Сіятельству Графу Панину отъ 5 декабря 1767 года (ч. 1. л. 22, стр. 175 1-го изд. и 160 2-го изд.). 7) Надпись на положеніе Екатериною Великою предъ надгробіе Петра 1-го флага, взятаго у Турокъ въ архипелаг августа 29 дня 1772 года (ч. 1., л. 23. стр. 177 1-го изд. и 161 2-го изд.). 8) На день рожденія Его Императорскаго Высочества 20 сентября 1772 года — стихи В. P. (Вас. Рубанъ.), (чл 1. л. 24. стр. 185 1-го изд.). 9) Ея Величеству Государын Императриц Екатерин Алексевн Самодержиц Всероссійской на пріобртеніе Блыя Россіи 1772 года — ода, соч. П. И. (ч. 1. л. 26, стр. 201, 1-го изд. и 182, 2-го изд.). 10) На день коронованія Ея Императорскаго Величества Екатерины II, Императрицы и. Самодержицы Всероссійскія 22 сентября 1112 г.— стихи В. Р. (Рубанъ,), (ч. I. л. 26, стр. 208 изд. 1-го). II) Рчь къ Ея Императорскому Величеству, говоренная епископомъ Анатоліемъ, возвратившимся изъ архипелага 1112 года октября 7-го дня (1-го изданія: ч. 2. л. 1. стр. 211). 12) Слово на выздоровленіе Его Императорскаго Высочества Государя Цесаревича и Великаго Князя Павла Петровича 1771 г., сочиненіе Фонвизина (ч. 2. л. 3. стр. 226). Смотри въ ‘Полн. Собр. сочин. Фонвизина’ изд. Смирдина стр. 688 — 699. Въ предисловіи къ этому ‘Слову’ приведены слова цесаревича: ‘мн мучительно, что народъ безпокоится моею болзнею’. 13) Надпись къ рк Волг, сочиненная въ Вн на латинскомъ язык г. Колларомъ, вивліотекаремъ книгохранительницы Цесарской 1172. (ч. 2. л., 4. стр. 240). 14) Рчь къ Ея Императорскому Величеству, говоренная преосвященнымъ Георгіемъ, епископомъ Могилевскимъ, Мстиславскимъ и Оршанскимъ марта 10 дня 1113 года въ Санктпетербург, въ придворной церкв (ч. 2., л. 19 стр. 357). 15) Стихи Его Сіятельству Графу Петру Александровичу Румянцеву на воздвиженіе въ честь побдъ его обелиска предъ Императорскимъ долгомъ въ Царскомъ сел, соч. В. Р. (Рубанъ), и ему же стихи на новый годъ, соч. В. Р. (ч. 2., л. 19. стр. 363). 16) Письмо въ отвтъ къ господину генералъ-маіору и кавалеру Евдокиму Алексевичу Щербинину, находящемуся со властію губернатора въ Слободской губерніи о заведеніи типографіи гражданской при Харьковскихъ’училищахъ (можетъ-быть Новикова, ч. 2., л. 20., стр. 365). 17) Надгробная надпись іеромонаху Симеону Полоцкому, именовавшемуся въ жизни Петровскимъ, сочиненная іеромонахомъ Заиконоспасскаго монастыря строителемъ Сильвестромъ Медвдевымъ, и на камн надъ гробомъ его въ Заиконоспасскомъ монастыр вырзанная (ч. 2., л. 20., стр. 368). 18) Переводъ съ письма Его Величества Короля Прусскаго къ генералъ-поручику Бибикову, командующему въ Польш (ч’ 2., л. 20, стр. 371). 19) Стихи, сочиненные на случай, когда благородныя двицы 1-го возраста, воспитывающіяся въ Новодвичьемъ Воскресенскомъ монастыр, по двятилтнемъ своемъ пребываніи въ до.изъ воспитанія, въ первый разъ явилися въ общество и гуляли въ саду лтняго Ея Императорскаго Величества дворца 1173 года мая 20 дня (ч. 2 л., 24., стр. 397). 20) Стихи госпожамъ двицамъ 1-го возраста, воспитываемымъ въ Новодвичьемъ монастыр, на присутствіе ихъ въ первый разъ въ саду лтняго Ея Императорскаго Величества дома сего 1773 года мая 20 числа, (ч. 2., л. 24 стр., 402). 21) Ода Ея Величеству Екатерин Великой Императриц и Самодержиц Всероссійской (ч. 2., л. 25 и 26., стр. 408). Сверхъ того въ первыхъ двухъ изданіяхъ находимъ переводъ изъ ‘Утреннихъ размышленій’, соч. Короля Прусскаго, переводъ VIII-й сатиры Буало на человка (эта сатира помщена и въ 6-мъ изд.) и Х-іі сатиры на женщинъ, переводъ отрывка изъ второй части III-го тома Энциклопедическихъ Записокъ, въ которомъ говорится объ Императриц Екатерин II (ч. 2., л. 25 и 26., стр. 406—7.), передлка поэмы: ‘Торгъ семи музъ’ и псня, соч. архангелогородскимъ купцомъ Алекс. оминымъ, о которомъ смотри Словарь митр. Евгенія т. 2. стр. 289—290. (Псня эта напечатана и въ 6-мъ изд.).
4) Митрополитъ Евгеніи въ Словар Свтск. Писат. (г. 2, стр. 151) говоритъ, что В. Рубанъ въ 1772—3 годахъ издавалъ еженедльникъ: ‘Старина и Новизна’, но такое показаніе несовсмъ-врно. ‘Старина и Новизна, состоящая изъ сочиненіи и переводовъ прозаическихъ и стихотворныхъ’, издавалась В. Рубиномъ почастно, то-есть частями, которыхъ выпью дв первыя въ 1772 г., а вторая въ 1773 г. въ С. Петербург, въ 8 ю д. л. Хотя это изданіе въ каталогахъ и называется журналомъ, однако оно не имло журнальнаго характера, а представляло альманахъ или сборникъ различныхъ статей для чтенія. Въ первой части ‘Старины и Новизны’ помщены слдующія статьи: 1) Выпись изъ дневныхъ записокъ одного россійскаго путешественника изъ Балтійскаго въ Средиземное моря въ 1769 и 1770 году — краткое обозначеніе перездовъ (стр. 18). 2) Слово въ похвалу Санктпетербурга и его основателя Государя Императора Петра Веиікаго, говоренное предъ лицемъ сего монарха преосвященнымъ Гавріиломъ Бужинскимъ, епископомъ Рязанскимъ и Муромскимъ, бывшимъ тогда префектомъ и обер-іеромонахомъ флота, при поднесеніи Его Величеству первовырзаннаго на мди плана и фасада Петербурга (стр. 49). Здсь кратко упоминается о стрлецкомъ бунт, путешествіи Петра В., его побдахъ, учрежденіи Флота и о важности основанія С. Петербурга и его укрпленіи. Слово это напечатано и въ собраніи поучительныхъ словъ Гавріила Бужинскаго. 3) Письмо поздравительное со взятіемъ Турецкаго города Бендеръ къ Его Сіятельству Генералу-аншефу и разныхъ орденовъ кавалеру, Графу Петру Ивановичу Панину отъ нкотораго духовнаго лица изъ Благорода, отъ 24-го сентября 1780 года (стр. 75). 4) Увщаніе отъ Святйшаго Правительствующаго Синода члена, Преосвященнаго Гавріила, Архіепископа С. Петербургскаго и Ревельскаго, къ народу по причин установленныхъ молитвъ о утоленіи тлетворнаго недуга въ Москв 1771 года (стр. 78). 5) Надгробная надпись Преосвященному Амвросію, архіепископу московскому и калужскому, умершему 6-го сентября 1771 года въ Москв и погребенному въ Донскомъ монастыр, октября 4-го числа (стр. 80) — стихи Рубана. 6) Вычисленіе, сколько находится народу въ знатнйшихъ городахъ Европы и во всемъ свт, учиненное примрно въ Варшавскомъ Адрессъ-календар /772 года (стр. 107). Во второй, части ‘Старины и Новизны’, посвященной генерал-прокурору князю Александру Алексевичу Вяземскому, напечатаны: 1) Историческія извстія о первыхъ Славяно-Греко-Латинскихъ въ Россіи: Кіевскомъ и Московскомъ училищахъ (стр. 107). Въ этой любопытной стать говорится: ‘О первоначальномъ основаніи кіевскихъ училищъ’, ‘о привилегіяхъ королевскихъ въ бытность Кіева подъ Польшею, и о граматахъ государскихъ по возвращеніи его подъ Россію, данныхъ Кіевскимъ училищамъ’ (съ 1629 по 1766 г. включительно), заимствовано изъ кіевскихъ земскихъ книгъ и урядной выписки, ‘точная копія сочиненной въ 1726 году отъ справщика едора Поликарпова вдомости о начатіи Греко-Латинской (Заиконоспаской) академіи въ Москв’ (время основанія, учители, братья Лихуды, типографія, число учениковъ, вражда противъ Лихудовъ едора Шакловигаго и Сильвестра Медвдева, ‘или паче рещи лснаго медвдя’). Затмъ слдовало ‘дополненіе, учиненное преосвящсн. епископомъ смоленскимъ Гедеономъ Вишневскимъ’ объ академіи съ 1701 по 1728 г. Общано было продолженіе статьи, по общаніе это осталось безъ исполненія. 2) Рчь Преосвященнаго еофана Прокоповича, говоренная при бракосочетаніи Ихъ Высочествъ, Голстейнъ-готторискаго Герцога Карла Фридерика съ Россійскою Цесаревною Анною Петровною, дщерію Петра Великаго 2!-го мая П25 года (стр. 130). 3) Списокъ бояръ, окольничихъ, думныхъ дворянъ, дьяковъ, стряпчихъ съ клюнемъ, и другихъ государственныхъ чиновъ съ 1548 по 1707 годъ, взятый изъ книгохранительницы Его Сіятельства Дйствительнаго Тайнаго Совтника, Сенатора и кавалера Князя Петра Никитича Трубецкого (стр. 133). 4) Духовное завщаніе, учиненное покойнымъ генерал-адмираломъ и кавалеромъ Графомъ едоромъ Матвевичемъ Апраксинымъ въ 1728 году (стр. 156) — актъ весьма-любопытный, въ которомъ упоминаются многія извстныя фамиліи: Голицыныхъ, Долгорукихъ, Головнина, Остермана, Сиверса и друг. 5) Чинъ облаченій и прочихъ принадлежностей по сану патріарховъ, архіереевъ и другихъ духовныхъ лицъ (стр. 173). 6) Письмо генерал-фельдмарінала Графа Петра Александровича Румянцева къ генерал-поручику Евдокиму Алексевичу Щербинину о смерти его сына, гвардіи Измайловскаго полку поручика, убитаго на сраженіи съ Турками при Силистріи 18-го іюня 1773 года (стр. 177). 7) Списокъ грамоты, какова послана съ Аанасьемъ Порусуковымъ въ 185 (1677) году къ цареградскому патріарху о смерти царя Алекся Михайловича, и о возшествіи на престолъ царя еодора Алексевича (стр. 4 80). 8) Рчь къ пресвтлнінему Польскому Королю Станиславу Августу, говоренная на Латинскомъ язык епископомъ блорусскимъ Грекороссійскаго исповданія Георгіемъ Конискимъ въ Варшав Іюля-7/16 дня 1765 года (сгр. 185), любопытна по смлому тону и сказана въ защиту православія. 9) Рчь Государын Императриц Екатерин Алексевн, говоренная преосвященнымъ Георгіемъ Конискимъ, епископомъ Блорусскимъ, сентября 29 дня /762 года въ Москв (стр. 182.) — произнесена по случаю коронованія императрицы и любопытна по отношенію къ событіямъ того времени. 10) На обрученіе Ихъ Императорскихъ Высочествъ Государя Цесаревича и Великаго Князя Павла Петровича и благоврныя Государыни Великія Княжны Наталіи Алексевны 16 августа /779 года (стр. 210). 11) На день рожденія Его Императорскаго Высочества благоврнаго Государя Цесаревича и Великаго Князя Павла Петровича 20 сентября /773 года (стр. 2II). 12) На день коронованія Ея Императорскаго Величества Государыни Императрицы Екатерины II, Самодержицы Всероссійской, 22 сентября /773 года — стихи (стр. 212). 13) Двадцать-одна надпись — къ портретамъ: Гавріила, архіеписк. Санктпетербургскаго, Иннокентія, архіеписк. Псковскаго, Платона, архіеписк. Тверскаго, П. Д. Еропкина, князя В. В. Долгорукаго, княгини Е. Н. Вяземской, по случаю тезоименитств: М. Г. Спиридова, Д. А. Чичерина, архіеписк. Платона, на рожденіе: Фельдмаршала князя А. М. Голицына и княжны В. А. Вяземской, на возвращеніе графа . Г. Орлова изъ Архипелага въ Санктпетербургъ 1772 г., на пожалованіе чинами, орденами и званіями: графа Г. Г. Орлова, князя А. А. Вяземскаго, 1. А. и Д. Л. Нарышкиныхъ, князя Д. М. Голицына и Н. И. Неплюева, на смерть гвардіи поручика Щербинина, и ‘къ рк Волг’ по случаю путешествія Екатерины В. (сгр. 179, 193, 213). 11′) Стихи Спиридова: ‘На смерть Академіи Наукъ проповдника катехизиса, учителя и цензора іеромонаха Корила 1773 г. 29 августа’ (стр. 207). 15) Стихи княжн Катерин Сергевн Урусовой и Михаилу Матвевичу Хераскову и проч. Кром-того, въ ‘Старин и Новизн’ печатались различные переводы: ‘О древнихъ и новыхъ титулахъ европейскихъ, изъ сочиненіи славнйшаго ныншняго времени писателя’, преданіе объ индйскомъ брамин, ‘о церемоніяхъ или обрядахъ’ и ‘исторія путешествіи Скармантадовыхъ, писанная имъ самимъ’ (изъ Вольтера), разныя краткія и нравоучительныя повсти и анекдоты, переведенные съ Французскаго, гимны изъ Омира, разговоръ Ариста и Акроталя въ защиту философовъ, и др. надъ переводами для ‘Старины и Новизны’ трудились Спиридовы (Матви и Алекси), а стихотвореніе: ‘Торжество дурачества надъ любовью’, по указанію Макарова, сочинялъ комикъ Михаилъ Веревкинъ, о которомъ смотри въ ‘Опыт’ Новикова стр. 30—31 и словарь м. Евгенія т. 1 стр. 73—74, о М. Спиридов смотри у м. Евгенія т. 2. стр. 176. О ‘Старин и Новизн’ Макаровъ напечаталъ статью, съ значительными выписками, въ Московскомъ Наблюдател (1837 г. сентябрь кн. 2 стр. 201′ — 233) подъ громкимъ заглавіемъ: ‘жизнь и ‘приключенія всхъ россійскихъ періодическихъ изданій отъ самаго начала ихъ появленія на земл русской и до нашего времени’.
5) ‘Мшанина’ на 1773 годъ, Санктпетербургъ, въ 12-ю д. л., весьма-рдка. Въ Московскомъ Телегр. 1828 г. ч. XVIII стр. 181′ (‘журналистика’) изданіе это переименовано ‘Мщаниномъ’, вроятно къ такому измненію подала поводъ опечатка, встрчаемая у Сопикова, гд вмсто: ‘Мшанина’ напечатано ‘Мщанина’.
6) ‘Кошелекъ, еженедльное сочиненіе 1771′ года’, Санктпетербургь, въ 12-ю д. листа, стоило 90 коп. Журналъ этотъ быль посвященъ Отечеству и издавался листами: всхъ листовъ — девять. Въ стать, напечатанной въ Московскомъ городскомъ листк (стр. 178) сказано, что ‘Кошелекъ’ былъ прекращенъ за рзкія сужденія, но едва ли это справедливо, ‘Кошелекъ’ возставалъ только противъ Французскаго вліянія и представлялъ изданіе вполн-патріотическое. Редакторомъ журнала былъ Новиковъ. Въ самомъ ‘Кошельк’ на стр. 62 упоминается о немъ, какъ объ издател ‘Вивліоики’. Кром статей сатирическаго содержанія, здсь напечатаны: 1) комедія въ одномъ дйствіи: ‘Народное игрище’, Макаровъ приписываетъ ее и Новикову, и Шувалову, но безъ всякихъ доказательствъ, комедія весьма слаба, лучшее мсто въ ней слдующій монологъ слуги Василія: ‘Право перестану пить… (взглянувъ на бутылку) эту бутылку пожаловалъ мн самъ господинъ, такъ ее не гршно выпить… Ну быть такъ… Напьюсь въ послдній разъ. (Подходитъ къ столу и говоритъ, какъ-будто бы былъ самъ-другъ). Василій Кондратьевичъ, пожалуй, садись безъ чиновъ, я подчивать не люблю…— Со всею охотою, государь мой, я и самъ люблю по-просту обходиться. (Садится) — Это очень хорошо: въ деревн какіе чины. Пожалуйка, налей рюмку…— Со всею охотою (наливаетъ) — вы палили, такъ вамъ и выпить должно…— А! нтъ, я этого не сдлаю: вы хозяинъ, такъ вы прежде должны выпить…— Опять пошли чины, ну, имъ, я выпью безъ чиновъ: ваше здоровье! (выпиваетъ, потомъ наливаетъ другую и говоритъ): выпиваіне же и вы…— Со всею охотою: покорно благодарствую. (Выпивъ за другаго, потомъ наливаетъ еще и говоритъ): — А вы человкъ благодарный, я люблю благодарныхъ. Выпьемъ за здоровье благодарныхъ людей (выпиваеть дв рюмки, одну за себя, а другую за другаго)’ (сгр. 100—2). 2) Ода Россіи на одержанныя ею въ 1770 году побды, на совершенное истребленіе Турецкаго флота, на разбитіе Татарскаго хана и нашей, а потомъ и самаго верховнаго визиря и на взятіе Бендеръ и прочіихъ городовъ, сочиненная А. Б. (стр. 115—164). Въ примчаніяхъ къ этой од разсказаны два анекдота о граф П. А. Румянцев. У Сопикова этотъ журналъ означенъ неправильно. О ‘Кошельк’ напечаталъ свдніе Макаровъ въ ‘Отечественныхъ Запискахъ 1839 г. No 1 (смсь, стр. 28—39.), но въ врности нкоторыхъ его указаній можно сомнваться.

А. ААНАСЬЕВЪ.

‘Отечественныя Записки’, No 4, 1855

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека