Русские сказки для детей, Ахшарумов Николай Дмитриевич, Год: 1911 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 17 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

0x01 graphic

Н. Ахшарумовъ

РУССКІЯ СКАЗКИ ДЛЯ ДТЕЙ

I. МОРОКА.— 2. СЕРЕБРЯНЫЙ ДОЖДЬ

Со многими рисунками

Изданіе четвертое

С.-ПЕТЕРБУРГЪ
Книгоиздательство H. С. Аскарханова.
6, Троицкая ул., 6
1911

МОРОКА

Воротился корабль изъ далекаго плаванія, вошелъ въ гавань, бросили якорь, шабашъ!.. Служба тяжелая кончена, жалованье въ карман… Гуляй матросъ!.. Съ корабля на берегъ. На берегу, извстное дло, допрежде всего въ кабакъ, а изъ кабака ватагой на улицу. А на улиц весело,— праздникъ, въ колокола звонятъ, народу всякаго гибель, матросы съ своихъ и чужихъ кораблей, шкипера во фракахъ и боцманы въ синихъ суконныхъ курткахъ, бабы разряженныя, купцы, господа, офицерство… А къ вечеру, въ городскомъ саду,— музыка и фонари разноцвтные, а съ музыки по трактирамъ, и въ тхъ трактирахъ — дымъ коромысломъ: да, попойка, шумъ, говоръ, псни, веселье до поздней ночи.

II.

Вотъ, входитъ матросикъ въ таверну,— значитъ, въ харчевню такую — нмецкую, видитъ: въ углу, за столомъ, служба съ какого-то иностраннаго корабля,— пять человкъ сидятъ, ужинаютъ. Поглядлъ онъ на нихъ, что такое они дятъ? Видитъ, хорошее кушанье, и веллъ подать себ тоже. Половой — нмецъ, перешепнулся съ буфетчикомъ-нмцемъ:— Что, молъ, простой русскій матросъ, не стоитъ ему подавать хорошаго,— не разберетъ.— Велли на кухн собрать объдки какіе то завалявшіеся, да разогрть,— и подали. А матросъ человкъ бывалый, смекнулъ… Эй, ты,— говоритъ — мусье! Подитъ-ка сюда… Что это такое?

— А это, молъ, то, что вы спрашивали.

— Врешь ты, такой, сякой! Это ты изъ ведра помойнаго зачерпнулъ.

Обидлся нмецъ, пошелъ, пошептался опять съ буфетчикомъ, и приходитъ назадъ.

— Коли не нравится, молъ, такъ пожалуй не шь, а что слдуетъ — заплати.

Ахъ вы — анафемы!— думаетъ про себя матросъ.— Постой же, я васъ проучу!

Сейчасъ досталъ золотой изъ кармана, бросилъ на столъ и говоритъ:— на, получай!— Половой взялъ золотой, высчиталъ все какъ слдуетъ, и приноситъ сдачу, а тотъ и глядть не хочетъ,— рукой махнулъ:— бери, молъ, это себ на водку,— самъ всталъ и ушелъ.

На другой день приходитъ опять и обдать требуетъ. Узнали его сейчасъ,— засуетились,— буфетчикъ самъ выбжалъ, извиняется за вчерашній ужинъ, торопитъ прислугу. Подаютъ ему самое, что ни есть лучшее. Вина спросилъ — приносятъ вина заморскаго, за золотою печатью.

лъ, лъ матросъ,— отлично нался, выпилъ вино, спросилъ себ кофею,— подали ему и кофею,— посл кофею выпилъ еще наливки какой-то,— все кончилъ, бросилъ опять золотой и сдачи опять не взялъ. Ушелъ, а вечеромъ воротился, ужинать спрашиваетъ. На другой день, опять пообдалъ, на третій день, тоже, и сталъ онъ ходить туда, почитай, каждый день, и все золотомъ платитъ, а сдачу даритъ буфетчику или половому на водку.

0x01 graphic

И полюбили его въ нмецкой харчевн, почетъ такой! Первое мсто отведено и приборъ всегда готовый стоитъ. Какъ только завидятъ его, сейчасъ половой бжитъ буфетчику сказываетъ, а буфетчикъ хозяину и выходятъ оба ему на встрчу, двери ему отворяютъ, сторонятся,— хозяинъ самъ руку жметъ.— Гутъ-моргенъ, молъ, господинъ Матросъ, просимъ пожаловать!.. А матросъ себ на ум, посмивается.— Постой нмецъ, посмотримъ:— что-то ты посл запоешь?

Только вотъ, разъ, хозяину деньги понадобились, и отпираетъ онъ шкатулку, въ которую онъ золотые пряталъ. Взялъ горсточку, вынулъ, понесъ, купцу какому то отдаетъ, а тотъ на него глаза вытаращилъ.

— Да что ты,— говоритъ,— нмецъ, — шутишь что-ли, али дурману обълся?

— А что?

— Да вдь это — пуговицы!

— Какъ такъ?

— Да такъ:— солдатскія, мдныя пуговицы… Самъ видишь:— вотъ номеръ, а вотъ и ушко.

Ахнулъ харчевникъ, схватилъ себя за волосы… Ахъ я оселъ!.. И гд у меня были глаза?.. Бросился опрометью домой, прибжалъ, отперъ свою шкатулку, смотритъ,— хоть бы одинъ золотой!.. Все мдныя пуговицы!.. Кличетъ буфетчика… Что это? Какъ это?.. А тотъ ему:— Правду теб сказать, говоритъ, я и самъ часто думалъ: червонцы ли онъ даетъ? Не мдныя ли это пуговицы? Потому, значитъ, простой матросишка, откуда ему такія деньги имть?.. Жалованье ихъ мн извстно,— не раскутишься.

Взълся хозяинъ… Ахъ ты,— говоритъ,— злодй! разбойникъ ты этакой! Да какъ же ты раньше мн не сказалъ?

— Да вдь ты же самъ видлъ!

— Да вдь и ты видлъ!

— Да что видлъ-то?

— Пуговицы.

— Ну, нтъ, я пуговицъ не видалъ.

— А что-жъ ты сейчасъ говорилъ?

— А я говорилъ, что мн сумнительно было.

— Сумнительно… Пфуй! Ты не честный человкъ! Ты шельмъ!.. Сейчасъ подавай назадъ все, что вы съ половымъ на водку между собою длилъ.

Взбсило это того…— Васъ Сапперментъ!.. Самъ видлъ! Самъ получалъ! Самъ счетъ сочинялъ! Самъ мошенникъ! Самъ шельмъ!

И разругались они, кричатъ, за воротникъ ухватили другъ друга… Прибжала харчевница:— Ахъ! Васисдасъ!— Кличетъ прислугу, розняли ихъ… Что такое? Показываютъ ей пуговицы… Всплакалась… Ай либерготъ! Ай Іезусъ!.. На шапку,— сейчасъ или къ его капитанъ! Сейчасъ неси ему пуговицы!

Ухватилъ нмецъ свою шкатулку и побжалъ къ капитану.

Тотъ выслушалъ,— усмхается.— Послушай,— говоритъ,— мейнхеръ, ты либо пьянъ, либо затялъ какую-нибудь штуку — шельмовскую. Добро бы ты, говоритъ, одинъ разъ ошибся, не досмотрлъ,— а что ты мн цлый цейхгаузъ сюда принесъ? Ну, сбыточное ли это дло?.. Ступай-ка ты, говоритъ, домой: да лягъ, проспись хорошенько.

И выпроводилъ онъ нмца.— Однако, думаетъ, дло не ясно… Что нибудь да накуралесилъ матросъ… Эй, Встовой? Позвать ко мн сію минуту Антонова.

Приходитъ матросъ.

— Послушай,— говоритъ,— братецъ,— на тебя нмецъ харчевникъ жалуется. Признайся мн съ глазу на глазъ, по совсти,— что у васъ тамъ такое было?.. Коли такъ, шалость не важная, такъ вдь ты меня знаешь,— я не люблю своихъ выдавать…

— Да ничего, Ваше Высокоблагородіе, — маленечко проучилъ я нмцевъ за то, что они больно ужъ нашего брата — матроса — не уважаютъ. И разсказалъ какъ нмцы въ харчевн его обидли и какъ онъ имъ отплатилъ.

— Такъ это правда, что онъ вмсто червонцевъ бралъ у тебя мдныя пуговицы?

— Святая правда, Ваше Высокоблагородіе.

— Послушай, Антоновъ,— ты врешь!

— Никакъ нтъ-съ, — смю ли я передъ вами врать?

— Да какъ же ты это сдлалъ?

— Эхъ, Ваше Высокоблагородіе, да я вамъ и разскажу,— такъ вы не поврите.

— Такъ покажи.

— А какъ вы, за урокъ, прикажете мн потомъ показать спину?

— Не бойся, вотъ-те Святой Микола!.. Ну,— показывай…

— Увольте ужъ Ваше Высокоблагородіе — до завтра.

— А что?

— Да того и гляди сейчасъ тревогу ударятъ… Сами изволите видть: какая иллюминація!

Глядитъ капитанъ,— зарево красное освтило всю комнату. Кинулся онъ къ окну, смотритъ: — по двору люди бгаютъ, свтло какъ днемъ, шумъ, крики, изъ за угла дымъ клубомъ валитъ, сквозь дымъ пламя красными языками взлизываетъ.

— Ахти! Да вдь это никакъ нашъ домъ горитъ!

Только усплъ сказать, какъ въ комнат дымомъ запахло, надъ головой послышалась бготня, — изъ нижняго этажа кто-то высунулся, кричитъ,— спасите! горимъ!

Бросился капитанъ къ столу, чтобы забрать поскорй бумаги какія-то важныя, а матросъ торопитъ его.— Скорй!— говоритъ,— скорй! а то не успемъ!

И вотъ, бгутъ они вонъ изъ квартиры, на лстницу, — навстрчу имъ, снизу, деньщикъ… Не пройдете, кричитъ, Ваше Высокоблагородіе, — весь низъ въ огн!..

Что длать-то? Кинулись вверхъ по лстниц, на чердакъ: изъ чердака вылзли въ слуховое окно, на крышу, да какъ глянули кругомъ… Батюшки! И уйти-то некуда!.. Кругомъ все въ огн. Такъ и пышетъ, и жарко уже становится имъ на крыш и дымно, глаза стъ, горло захватываетъ!..

— Ну, Ваше Высокоблагородіе, молитесь Богу,— умирать намъ приходится!

— Ахъ, говоритъ, умирать то мн этою смертью не хочется,— не по нашей части… Голубчикъ,— Антоновъ, гляни-ка: нельзя ли куда нибудь улизнуть?

Спустился Антоновъ къ самому краю, надъ жолобомъ, смотритъ.— А что, говоритъ,— разв вонъ тамъ попробовать?

— Гд?

— Да вонъ, молъ, — вонъ тамъ на углу, еще курится, огня еще не видать… Скорй! Скорй!

Побжали они какъ кошки, по самому краю, остановились на самомъ углу, перегнулись, высматриваютъ… Вдругъ, дымъ отпахнуло, видятъ: внизу навозная куча… Ну, говоритъ матросъ, скачите вы, Ваше Высокоблагородіе — первый, — а я за вами.

Йокнуло сердце у капитана. Домъ-то пяти-этажный, навозная куча внизу кажется не больше шапки, страшно!.. Ну, какъ не угодишь, промахнешься?.. Однако огонь не свой братъ… Перекрестился, да какъ прыгнетъ… и полетлъ со стола, внизъ головою, на полъ…

0x01 graphic

Очнулся, охаетъ, смотритъ:— никакого пожара нтъ, все тихо, онъ въ комнат, на ковр, лежитъ въ растяжку, а возл стоитъ Антоновъ, рожу такую скорчилъ соболзнующую.

— Не ушиблись ли, Ваше Высокоблагородіе?

Какъ вскочитъ онъ на ноги.— Ахъ ты, говоритъ, такой, сякой!.. Вонъ, говоритъ, отсюда — сію минуту! Да смотри, чтобъ на тебя больше жалобъ не было, а не то я те задамъ такого пожару, что не то съ пятаго,— а и съ десятаго этажа соскочишь!

III.

Вотъ, черезъ нсколько времени посл этого, является тотъ капитанъ къ своему начальству съ рапортомъ… Сидятъ они, занимаются, бумаги подписываютъ… Вдругъ, начальство то, важный такой, толстый, почтенный старикъ генералъ и говоритъ капитану:

— Ахъ, да, говоритъ,— скажите, что это за исторія у матроса съ харчевникомъ? Приходитъ ко мн нмецъ, плачетъ, показываетъ какія-то пуговицы, говоритъ: матросъ его обманулъ… Ничего понять не могъ.

Закусилъ капитанъ губы. Стыдно было ему признаться передъ начальствомъ какъ надъ нимъ подшутилъ матросъ, однако не утерплъ. Дай, думаетъ, потшу я старика, и разсказалъ все какъ было, на чистоту.

Очень понравилось это тому, хохочетъ, руки себ потираетъ, надъ капитаномъ подтруниваетъ. Ха! Ха! Да какъ же это вы такъ, молъ? Какъ же?… Такъ и спрыгнули съ крыши?… Ха! ха!… И не ушиблись? И что-же пожаръ то?. Сильно горло?…

— Постой-же,— думаетъ капитанъ,— я тебя самого угощу, чтобы ты надо мной не смялся.

— Да не угодно-ли Вашему Превосходительству? если это васъ такъ интересуетъ, самимъ испытать?

— Какъ? Вы думаете, что онъ и меня проведетъ?

— Не смю, молъ, уврять, — а полагаю, что можетъ статься.

— Ну, сдлайте одолженіе!… Ну, очень желалъ бы я посмотрть… Пожалуйста, прикажите ему придти сюда.

— Слушаю-съ.

Въ тотъ же день, вечеромъ, призываетъ капитанъ снова Антонова.

— Такъ и такъ, братецъ, сдлай мн одолженіе, распотшь ты нашего старика генерала… Знаешь, этакъ его хорошенько, чтобъ онъ откуда нибудь съ колокольни, или съ Бомъ-Салинга этакъ внизъ головою… а? Какъ ты думаешь?… Можно?

— Можно то, можно, Ваше Высокоблагородіе, да только, какъ бы они… потомъ…

— Ничего не бойся,— я все беру на себя… Да потомъ заходи ко мн, разскажи,— получишь на водку красненькую.

IV.

Является къ генералу Антоновъ.

— А! Здравствуй братецъ… какъ бишь тебя?.. Антоновъ?…

— Такъ точно, Ваше Превосходительство.

— Скажи мн, пожалуйста, Антоновъ, это ты заставилъ своего капитана съ крыши спрыгнуть?

— Я, Ваше Превосходительство.

— Пожалуйста, братецъ, — не можешь ли ты показать мн… Ай! Что это?… Подъ тобою вода? Откуда ты это?… Гляди-ка, вдь ты мокрехонекъ!

— Вода высока — Ваше Превосходительство… У васъ тутъ, на улицахъ, еще только по щиколодку, а тамъ у пристани, ужъ по поясъ.

— Вотъ те и на!.. А мои только что выхали… Ахъ! какъ же это?… Ну, некогда теперь, братецъ, штуки показывать… Ступай скоре… Нтъ, стой, я встового пошлю, а ты иди-ка со мной къ коменданту.

Вышли они на улицу, да какъ ступили,— смотрятъ: вода и тутъ уже по колна. А на двор втеръ, буря такая реветъ, фонари загасило, ни эти не видать. Бредутъ они, шлепаютъ по колна въ вод, словно раковъ собрались ловить… А вода то все выше, да выше.

— Не вернуться ли, Ваше Превосходительство?

— Нтъ, ничего, успемъ.

Взяли они наискосокъ, черезъ площадь, чтобы скоре дойти,— вдругъ, смотрятъ, на встрчу имъ валъ, съ блымъ, пнистымъ гребнемъ, горою катитъ… Сейчасъ подхватило ихъ, понесло…

— Ахъ, братецъ!— кричитъ генералъ, — тону! Помоги!… Матросъ схватилъ его за руку,— сюда,— говоритъ,— праве! праве!… Вонъ здсь что то торчитъ! Доплыли, смотрятъ: — труба дымовая, и подъ ногами у нихъ опять стало твердо… Ну, слава Богу! крыша!.. Стали они на крышу то, держутся за трубу. Не радъ генералъ, что и вышелъ изъ дома… Потопъ!.. Того и гляди пропадешь!.. Осматривается,— а самъ молитву читаетъ… Глядь, мимо нихъ, яликъ плыветъ пустой. Ахъ, говоритъ, голубчикъ Антоновъ! Нельзя ли какъ нибудь этотъ яликъ сюда?

— Сію минуту, Ваше Превосходительство… поплылъ, поймалъ яликъ, вернулся назадъ…— Извольте садиться.

И вотъ, садятся они вдвоемъ, въ пустой яликъ, нтъ ни весла, ни паруса,— руль оторванъ,— нечмъ управиться… Пустили на Божью волю, плывутъ.— Ну, думаетъ генералъ,— авось еще втромъ вынесетъ какъ нибудь на сухое мсто… Однако, видятъ кругомъ все вода, да кое гд изъ воды одн только черныя трубы выглядываютъ… Наконецъ ужъ и трубъ не видать… одн только волны бушуютъ, да втеръ гудитъ… Стали они осматриваться…

Господи Іисусе Христе!.. Что это? Антоновъ! гляди-ка братецъ… Вдь это маякъ позади?

— Маякъ, Ваше Превосходительство.

— Такъ это значитъ, насъ въ море вынесло!

— Въ море и есть.

Заплакалъ старикъ… Прощай жена!.. Прощай дти!.. Ну, говоритъ,— пропали мы, братецъ, съ тобою!..

— Богъ милостивъ,— говоритъ матросъ.— Авось поживемъ еще.

Только онъ это сказалъ, какъ зареветъ сзади ихъ!.. Налетлъ штормъ, ухватило ихъ лодку то, и угнало далеко, далеко отъ гавани, прямо въ открытое море.

Плывутъ они день, плывутъ два, буря не унимается… На третій день, по утру, втеръ упалъ маленько, и на запад стало прояснивать… Глядятъ они:— берегъ недалеко.

И вотъ, пригнало ихъ втромъ къ земл, — и вышли они на берегъ пустынный, а лодку бросили..

Бродили, бродили по берегу, — не видать ни души. Наконецъ, попадается имъ человкъ какой то. Стали ему говорить по русски, а онъ головой мотаетъ и выговорить то порядкомъ не сможетъ, а такъ только курнычитъ что то. Ну, плохо дло! Догадались, что значитъ ихъ далече занесло… Какъ быть то? Какъ воротиться назадъ, въ свою землю?..

— А что, голубчикъ Антоновъ, съ тобой деньги есть?— говоритъ генералъ.

— Нту, Ваше Превосходительство, ни гроша,— а съ вами?

— Да и со мной тоже.

— Ну, длать нечего,— говоритъ матросъ.— Надо наняться въ работники, да зашибить деньженокъ, а безъ того и думать нечего,— домой не воротишься.

— Эхъ! хорошо теб братецъ!.. Ты человкъ привычный, а мн каково? Самъ знаешь, нашъ братъ не уметъ работать.

— Ничего,— говоритъ матросъ,— я такую работу найду, что и умнья не надо.

0x01 graphic

Шли они, шли,— приходятъ въ деревню. Нанимаются въ пастухи. Общество согласилось и порядило ихъ на цлое лто. Матросъ пошелъ за старшаго пастуха, а генералъ за подпаска… Такъ — таки вплоть до осени, и пасли они деревенскую скотину,— посл того, собрали съ мужиковъ деньги и стали длиться. Матросъ раздлилъ деньги поровну,— сколько себ, столько и генералу,— пришлось ровно по десяти рублевъ на брата. Вотъ, генералъ видитъ, что матросъ ровняетъ его съ собою,— и показалось это ему обидно.— Бога ты, говоритъ, не боишься, Антоновъ! Какъ же это ты, братецъ, ровняешь меня съ собой? Вдь я же все таки генералъ, а ты простой матросъ!

— Какъ бы не такъ, Ваше Превосходительство. Мн бы раздлить на трое. Дв части себ взять, а съ васъ и одной довольно, потому вдь я настоящимъ пастухомъ былъ, а вы подпаскомъ.

— Ну, Богъ съ тобой!.. Не хочу я съ тобой изъ за этого ссориться, потому я теб все таки жизнью обязанъ… Пойдемъ, сядемъ сюда, потолку емъ-ка хорошенько… Какъ же бы намъ теперь сдлать, чтобы домой воротиться?

Сли они на пригорк… Ваше Превосходительство,— говоритъ матросъ,— а что дадите,— сію минуточку ворочу васъ домой?

0x01 graphic

— Да что же мн дать то? Ну, такъ и быть, вотъ десять рублей, всю заработку отдамъ.

— Но рукамъ.

— По рукамъ.

Какъ хлопнетъ ему матросъ въ ладонь то,— тотъ и очнулся… Смотритъ:— онъ у себя, въ своей комнат и кругомъ все по старому…

0x01 graphic

Ухватилъ онъ себя за лицо, щупаетъ: не во сн ли?.. Смотритъ на платье, видитъ какъ былъ, такъ и есть… Сейчасъ позвонилъ,— прибгаетъ деньщикъ… Гд барыня?.. Дти?

— Да не вернулись еще молъ,— сами изволите знать,— сейчасъ только ухали.

0x01 graphic

— Какъ такъ?.. А наводненіе?.. Да, что у васъ тутъ, все ли благополучно?

Деньщикъ глядитъ на него, ротъ разинулъ.

— Никакого наводненія не было, говоритъ, все, слава Богу, благополучно.

Смекнулъ наконецъ генералъ… Эхе! молъ.. Такъ вотъ она штука-то!.. Ахъ ты разбойникъ этакой!.. Да куда же онъ длся?.. Антоновъ!..

А Антоновъ стоитъ сзади его, весь въ струнку вытянулся,— руки по швамъ.

Увидалъ его генералъ… Глядитъ,— головою покачиваетъ… Шельма ты! шельма!.. Да ну, длать нечего, уговоръ лучше денегъ!.. На, бери мою заработку. Только чуръ, никому не разсказывать.

И получилъ Антоновъ, въ тотъ вечеръ, дв красненькихъ:— одну за подпаска,— отъ генерала, другую за пастуха,— отъ капитана.

А нмецъ-харчевникъ и до сихъ поръ не можетъ забыть своего несчастія. Пуговицы онъ бережетъ и всмъ, кто приходитъ къ нему, показываетъ… Вотъ, молъ, какъ обидлъ его матросъ!

0x01 graphic

СЕРЕБРЯНЫЙ ДОЖДЬ.

Сказаніе изъ Пошехонской лтописи.

Издревле, еще при цар Горох, существовалъ большой торговый городъ и въ город томъ народу тьма-тьмущая, и жилъ въ немъ намстникъ царскій, бояринъ высокаго рода. Столица была далеко, но отъ царя, изъ столицы, къ намстнику и отъ намстника, тмъ же путемъ, обратно къ царю, каждый день посылались гонцы. Потому — царь хотлъ знать, что длается въ его большомъ торговомъ город и все ли тамъ состоитъ въ порядк. А такъ какъ царь тотъ былъ нрава крутаго и шутить не любилъ, то и боялся намстникъ очень, чтобы въ город у него не случилось чего нибудь неуказаннаго, зная заране, что все такое будетъ приписано его нераднію и прогнвитъ царя… Но долгіе годы все шло у него спокойно и ничего неуказаннаго не случалось, а потому намстникъ писалъ царю, въ своихъ донесеніяхъ, неизмнно, что, молъ, благодареніе Господу Богу, народъ тутъ у насъ ведетъ себя смирно, добропорядочно и въ город все обстоитъ благополучно. И получалъ онъ за это разныя милости царскія, то къ новому году, то къ Пасх.

Только вотъ, разъ какъ-то, въ полдень, разъзжая по городу, дабы своими глазами удостовриться все ли въ порядк, увидалъ онъ на перекрестк густую толпу. Сейчасъ веллъ кучеру хать туда и, подъзжая, издали еще кричитъ: — Ей! Вы! Саранча! Что у васъ тутъ за праздникъ?

Но народъ, завидвъ боярина, кинулся врознь, на утекъ, и не усплъ онъ подъхать, какъ мсто было уже пустое, только одинъ дозорный стоялъ передъ нимъ на вытяжку, съ шапкой въ рук.

— Что тутъ такое было?

— Ничего не было, Ваше Превосходительство.

— Какъ — ‘ничего?’ крикнулъ бояринъ.— Тутъ ихъ, почитай, сотни дв стояло.

— Точно такъ-съ.

— Чтожъ они длали?

— Ничего, Ваше Превосходительство, не длали. Такъ себ, смирно стояли.

— Дуракъ! Ты бы спросилъ: зачмъ стоятъ.

— Да я ихъ спрашивалъ-съ, только теперича, дло извстное,— кого спросишь, повернется и прочь пойдетъ, а сзади подходятъ новые.

— Можетъ случилось что нибудь?

— Никакъ нтъ-съ.

— Можетъ быть хали шибко,— что строго запрещено,— и на кого нахали,— задавили?

— Никакъ нтъ-съ… Никого не давили.

— Можетъ быть колесо сломалось?

— Не ломалось, Ваше Превосходительство.

— Либо пристяжка постромки переступила?

— Никакъ нтъ-съ.

— А либо пьяный на полъ упалъ?

— Никакъ нтъ-съ… Пьяныхъ не было.

— Ну, то-то, смотри!

Сверкнулъ бояринъ очами грозно и веллъ хать домой. Отъхавъ довольно уже далеко, вздумалъ онъ обернуться, глядь: а народъ опять сходится и на томъ же мст… Что за притча?… Смутился онъ крпко, думая про себя: ужъ не бунтъ ли? Пріхалъ домой, послалъ за полицейскимъ чиновникомъ и когда тотъ пришелъ, потребовалъ у него отчета: зачмъ народъ собирается? Но тотъ не могъ ничего сказать. Тогда бояринъ задалъ ему головомойку и приказалъ непремнно узнать. Вечеромъ полицейскій вернулся съ отвтомъ.

— Ну что, узналъ?

— Узналъ, Ваше Превосходительство.

— Ну что же?

— Да, говорятъ, съ неба что-то такое сыплется.

— Какъ — съ неба? Что тамъ такое съ неба?… Дождь — что ли?

Полицейскій подумалъ и отвчалъ, что надо быть дождь.

Какъ крикнетъ бояринъ:— Дуракъ! Дуракъ! и затопалъ ногами.— Дуракъ! Ну, какой дождь?… Сегодня весь день было ясно.

Тотъ почесалъ въ голов…— Точно такъ, Ваше Превосходительство, только мнится, что кабы въ пасмурную погоду дождь шелъ, люди не выбжали бы смотрть.

— Да, это правда… Ты былъ тамъ?

— Сію минуту оттуда.

— Что-жъ, разошлись?

— Никакъ нтъ, Ваше Превосходительство, стоятъ, пуще прежняго набралось.

Намстникъ струсилъ. Не желая тревожить царя, онъ только что отписалъ ему: ‘ничего, молъ, особаго нтъ и все обстоитъ благополучно…’ А тутъ вотъ какое благополучіе!..

— Что длать?… Приказалъ уже было отправить команду (въ текст стоитъ пожарную, но это конечно ошибка, потому что подобной роскоши въ древнія времена не знали), чтобы разогнать народъ, но убоявшись, чтобъ какъ нибудь не попасть за это въ отвтъ, ршилъ отложить до другого дня.

А между тмъ наступила ночь и ночью къ нему приходили сыщики. Много ихъ приходило. Онъ выбралъ самыхъ надежныхъ и поручилъ имъ завтра, во что бы ни стало, узнать всю правду: какъ? что? зачмъ? почему? и съ чего началось? А когда ушли сыщики, онъ собралъ совтъ изъ всхъ городскихъ старшинъ. Совтъ просидлъ до утра и посл долгихъ споровъ, ршилъ, что не слдуетъ принимать никакихъ важныхъ мръ, не узнавъ напередъ, чмъ это кончится, потому*де, что если благополучно кончится, то не стоитъ и дла изъ этого заводить.

Это угомонило боярина и онъ легъ спать, но на другой день, едва проснулся, какъ ему донесли, что улицы уже вс полны народу. Перепугался онъ пуще прежняго, поднялъ опять тревогу, созвалъ къ себ всхъ полицейскихъ, топалъ ногами, сердился, кричалъ и посылалъ ежеминутно за свдніями. Но посыльные приходили одинъ за однимъ, все съ тмъ же отвтомъ: толпа, — по улицамъ ни пройти, ни прохать, и никакого толку нельзя добиться, что это такое.

Наконецъ, къ вечеру, стали являться сыщики. Бояринъ ихъ принималъ по одиночк и, разспросивъ, отпускалъ.

Первый, который пришелъ, донесъ, что онъ слабъ на ногахъ, а потому не могъ протискаться въ тснот и не видалъ ничего своими глазами, но за то обошелъ кабаки, харчевни и усплъ вывдать все доподлинно, какъ и съ чего оно началось… И разсказалъ онъ вотъ что:

Случилось, молъ, это еще три дня назадъ… Вышелъ на улицу изъ воротъ, человкъ съ ушатомъ, поставилъ его на землю, посмотрлъ внизъ, на дно, потомъ на небо, потомъ опять внизъ, на дно, и отошелъ. Это видали издали двое господъ прохожихъ, подошли, посмотрли тоже на дно, потомъ на небо, и опять на дно. Потомъ начали толковать между собою, а сами стоятъ, поглядываютъ, то на небо, то въ ушатъ. Вотъ тотъ, что вынесъ ушатъ-то, подождавъ добрымъ порядкомъ, подходитъ къ нимъ, снялъ шапку и поклонился.— А что, молъ, почтенные господа, насмотрлись? Господа усмхнулись промежъ себя и одинъ молвилъ:— да, говоритъ:— насмотрлись. А какъ, по вашему, дивно?— ‘Да, дивно.— Такъ, говоритъ, ужъ не обидьте, пожалуйте что нибудь за показъ. Господа засмялись и одинъ изъ нихъ бросилъ въ ушатъ двугривенный, посл чего оба еще посмотрли въ ушатъ и ушли. А за ними другіе идутъ, остановились и стали тоже смотрть на небо, потомъ въ ушатъ, и видятъ: въ ушат двугривенный.

— Что это, молъ, у тебя? А онъ имъ:— Сами изволите видть: монета.— Откуда?— Да Господь Богъ послалъ, сверху упала. Подивились прохожіе и хотятъ уйти, а онъ имъ опять:— пожалуйте что нибудь за показъ. И бросили они тоже что-то, да не успли еще отойти, какъ подходитъ баба съ дтьми, за нею другіе и собралася кучка. Вс смотрятъ, разспрашиваютъ, дивятся и платятъ, кто грошъ, кто копйку, а кто побогаче — серебряную монету…— Съ этого съ самаго, Ваше Превосходительство, и началось.

Бояринъ слушаетъ…— Что же дальше?

— А дальше-то я уже и не знаю что.

— Да что же сначала было въ ушат?

— Не могу знать-съ.

Вспылилъ бояринъ, кричитъ, ногами топаетъ…

— Дуракъ! Дуракъ!… Пустяки выспросилъ, а самаго главнаго не узналъ. Сейчасъ пошелъ, узнай, что въ ушат допрежде было… И прогналъ сыщика.

На смну его явился другой, но, къ великой досад боярина, оказалось скоро, что и этотъ самъ ничего не видалъ.

— Слабъ на ноги, что ли?

— Никакъ нтъ, Ваше Превосходительство, благодареніе Господу, на ноги не могу пожаловаться, а только, значитъ, меня уже больно многіе знаютъ и доставалось не разъ, такъ что я ужъ давно не показываюсь въ народ и на этотъ разъ не посмлъ, а ходилъ по пивнымъ и харчевнямъ и разузналъ самое главное. Дло вотъ въ чемъ, съ неба серебряный дождикъ сыплется,

— Ты врешь?

— Никакъ нтъ-съ, не вру.

— Давно ли же это?

— Да не могу знать давно ли. А только замтили это третьяго дня, и стали выкатывать кадки на улицу и въ кадки эти сбираютъ божію благодать. И отъ этого высыпало народу такая тьма.

— Какой же такой серебряный дождь?… Монетою, что ли?

— Мелкой монетою, Ваше Превосходительство.

— Чеканеною?

— Чеканеною.

Вспылилъ бояринъ, кричитъ, ногами топаетъ…

— Дуракъ! Дуракъ! Ну, возможная ли это вещь, чтобы съ неба чеканеная монета сыпалась? Ну, гд ее тамъ будутъ чеканить?.. И прогналъ сыщика.

Явился третій.

Этотъ былъ въ самой толп, но за большой тснотой, простоялъ цлый день на мст. Видлъ однако все, что длается. Народу гибель: на улицахъ, въ окнахъ, на воротахъ, заборахъ и крышахъ. Шумъ, говоръ, давка и руготня. Вс смотрятъ вверхъ, а сверху падаютъ мелкія серебряныя монеты (съ неба или не съ неба того не замтилъ). Ихъ ловятъ, а если кто не поймаетъ сразу, то происходитъ драка… Холодно, къ вечеру очень озябъ и отощалъ, а потому пилъ сбитень и лъ горячіе пирожки… Покуда лъ, мазурики изъ кармана вытащили два пятака, платокъ и тавлинку съ нюхательнымъ.

На вопросъ: много-ли наловилъ монеты? отвчалъ: ничего.

— А возл, другіе?..

— И возл никто не поймалъ, потому близко не падало, а видалъ издали, да и то самую малость. Всего, на моихъ глазахъ, три раза упало.

— Чеканеная?

— Самъ не видалъ, а слыхалъ, говорятъ, чеканеная.

— Дуракъ! крикнулъ бояринъ, — не можетъ быть! И прогналъ его прочь.

Явился четвертый.

Этотъ былъ любознательне и, желая увидть откуда монета падаетъ, влзъ на крышу. На крыш узналъ въ лицо двухъ мазуриковъ и одного разнощика, саешника. Слдилъ за ними все время и видлъ, какъ что-то бросали сверху. Издали не замтилъ, что именно, однако думаетъ, что монету.

Посмотрлъ на него бояринъ съ усмшкой.— Ну, выдумалъ!— говоритъ.— Ахъ, ты простота! простота! Ну, что ты мн басни разсказываешь?.. Ну, сбыточное ли то дло, чтобы мазурики стали серебряную монету въ народъ бросать? Что у нихъ куры ее не клюютъ, или въ карман тсно?.. Пошелъ! И прогналъ сыщика.

Явился пятый, поклонился боярину молча и подалъ ему дв бумаги.

Тотъ смотритъ…— Что это такое?

— Счеты, Ваше Превосходительство.

— Какія счеты? Зачмъ?

— А вотъ, соизвольте выслушать. Товарищи, я чай, ужъ докладывали Вашему Превосходительству, что сверху серебряная монета падаетъ, и это сущая правда. Только теперича деньги счетъ любятъ. Вотъ ради этого, сегодня, съ утра, взялъ я съ собою двнадцать врныхъ людей, поставилъ ихъ въ разныхъ мстахъ и веллъ считать сколько монеты сверху въ народъ упадетъ. Дло это не такъ мудрено, какъ кажется, ибо летитъ все одинъ сортъ, самая значитъ мелочь, пяти-копешники, и хотя такихъ издали не видать, но слышно, потому кажный разъ, на томъ мст, гд упадетъ, кричатъ, ура!.. Только, теперича, не великія суммы набрали. Мои молодцы по улицамъ сосчитали, а я записалъ, и вотъ, какъ изволите видть, всего, за ныншній день, упало на 38 рублей 75 копекъ… 775 пятачковъ, значитъ.

— Чеканеныхъ?

— Чаканеныхъ, Ваше Превосходительство.

— Самъ видлъ?

— Самъ видлъ, Ваше Превосходительство.

Бояринъ пожалъ плечами, взглянулъ на бумагу и спряталъ ее въ карманъ…— А это еще что?

— А это, Ваше Превосходительство, та же продлка, только съ другого конца. По тому счету значится,— сколько народъ получилъ, а по этому,— сколько онъ заплатилъ?

— Какъ — заплатилъ?

0x01 graphic

— А такъ, молъ. Тутъ у меня сосчитана выручка уличныхъ торговцевъ и промышленниковъ: сирчь допрежде всего воришекъ и нищихъ, а то еще пирожниковъ, сбитеньщиковъ и разнаго рода другихъ. Я ихъ слдилъ по кабакамъ и харчевнямъ и слышалъ вс ихъ разговоры. Похваляются, что такой де былъ урожай, какого и не запомнятъ. Пятачки-то, значитъ, посянные самъ-семь воротились. Да оно и понятно. Сами извольте сообразить:— весь день, народъ на улиц, на мороз, — голодный и смотритъ, разинувъ ротъ, на небо, ждетъ кому даровой пятакъ выпадетъ, а того не чувствуетъ, что карманы-то у него тоже разинуты и изъ кармановъ т же гулящіе пятаки подъ ручку съ его трудовыми рублями уходятъ.

Выслушалъ все бояринъ, заглянулъ въ другую бумагу, и ту спряталъ туда же, въ карманъ…— Ладно, молъ, это годится къ свднію, да только не въ этомъ суть. Вс вы люди усердные, но не единый изъ васъ дале своего носу не видитъ. Мн нужно совсмъ не то. Мн нужно знать, откуда смута сія идетъ и какіе подъ ней укрываются беззаконные умыслы? А этого мн никто изъ васъ до сихъ поръ не узналъ… Что, тамъ есть еще кто?

— Есть, Ваше Превосходительство,— одинъ.

— Пошли его.

Явился шестой и какъ только увидлъ его бояринъ, очень обрадовался, потому что то былъ его любимый сыщикъ, на котораго онъ больше всего полагался.

— Ну, что? молвилъ онъ, потрепавъ его по плечу.— Ты у меня человкъ надежный врно все вывдалъ?

— Все вывдалъ, Ваше Превосходительство.

— Ну, доноси.

И сталъ ему доносить сыщикъ шепотомъ.— Все это, молъ,:— что въ народ разсказываютъ, что будто монета съ неба сыплется,— чистыя сказки. И тоже, если вамъ кто докладывалъ, что воры подбрасываютъ,— и это все выдумки. А вотъ, молъ, что я разскажу, такъ это сущая истина… Летятъ надъ городомъ нашимъ птицы, съ виду простые голуби,— но то не простые голуби, а гонцы. И летятъ они отъ Китайскаго Богдыхана къ Французскому королю, съ казной несмтною. А та казна нужна Французскому королю, чтобы собрать войско и идти на нашего Государя войною.

Бояринъ слушаетъ, руки себ отъ удовольствія потираетъ…— А! вотъ оно что! мол

Н. Ахшарумовъ

РУССКІЯ СКАЗКИ ДЛЯ ДТЕЙ

МОРОКА

СЕРЕБРЯНЫЙ ДОЖДЬ.

Читайте также: