Русские сказки для детей, Ахшарумов Николай Дмитриевич, Год: 1911

Время на прочтение: 18 минут(ы)

0x01 graphic

Н. Ахшарумовъ

РУССКІСКАЗКИ ДЛЯ ДТЕЙ

ВТРОВА ХОЗЯЮШКА

Со многими рисунками

Изданіе четвертое

С.-ПЕТЕРБУРГЪ
Книгоиздательство H. С. Аскарханова
6, Троицкая ул. 6
1911

0x01 graphic

ВТРОВА ХОЗЯЮШКА

I

Переселился мужикъ на чужую сторону и построилъ избу, да мсто выбралъ неладное: открыто со всхъ сторонъ и втеръ кругомъ гуляетъ, посвистывая, да какъ встртитъ избу мужика, такъ даже взвоетъ со злости, что поставили ему на пути такую помху. Лютымъ звремъ замечется, за кровлю ухватитъ — рветъ кровлю, хлопаетъ ставнями, ломится въ двери, а иной разъ какъ хватитъ съ разбгу въ стну, такъ все ходуномъ и заходитъ… Снесу, — говоритъ,— твою избу!… Зачмъ выстроилъ у меня на дорог?
Но мужику не въ домекъ, а только досада беретъ, что втеръ къ нему придирается.
— Какого дьявола ему отъ меня нужно?— ворчалъ онъ однажды, подъ вечеръ, когда на двор стемнло и за дверью опять стало выть да постукивать. А молодая хозяйка, глядя на падчерицу, подшучиваетъ,— это онъ,— говоритъ,— за твою Машку сватается.
— Не ври!
— Чего врать-то? Нешто не видалъ какъ льнетъ?.. Только за двери, а онъ ужъ и тутъ, догонитъ, обниметъ, за платье ухватитъ, на ухо шепчетъ… А какъ уйдетъ отъ него въ избу, вотъ онъ за нею сюда и ломится…
Не успла она договорить, какъ издали загудло, захлопало, словно табунъ лошадей мчался къ изб, ближе и ближе,— притихло на мигъ, будто силу сбирая,— да вдругъ какъ шаррахнетъ!.. Дрогнула мужикова изба, вся, сверху до низу, и дверь отлетла настежь. Снаружи пахнуло холодомъ и словно ворвалось что-то. Тяжелый дубовый столъ пошатнулся, посуда, звеня, полетла на полъ, но въ ту же минуту огонь потухъ и внутри стало темно какъ въ труб, такъ что съ испугу никто не усплъ разглядть что такое случилось. Слдомъ за тмъ все стихло и дверь затворилась смирнехонько.
Очнулся мужикъ, сталъ шарить въ потемкахъ, досталъ огниво, кремень, и дрожащей рукой засвтилъ лучину… Глядь:— а въ изб у него сидитъ гость: богатырь, ростомъ въ косую сажень, лохматый, косматый такой, бородища метлой и образина такая сердитая, страшная.
— Здравствуй, мужикъ!— говоритъ.— Давненько я до тебя добираюсь и въ двери къ теб не разъ стучался, да ты добромъ не хотлъ пустить, такъ ужъ теперь, не прогнвайся, вошелъ къ теб въ гости непрошеный.
— Да ты кто такой?
— Ужъ будто не узнаешь?.. Я, братецъ мой, Втеръ, здшняго мста хозяинъ. Земля, какъ глазъ хватаетъ, и дальше, на многія версты кругомъ,— моя. А такъ какъ ты, у меня не спросясь, поселился, такъ и плати теперь выкупъ.
— Какой такой выкупъ?
— А вотъ какой. У тебя дочка красавица. Отдай ее мн. Если доброю волею отдашь, оставлю тебя въ поко, волоса у тебя съ головы не сдую, соломинки съ кровли не унесу. А не отдашь, управлюсь съ тобою по своему. Приду съ братьями Громомъ-Богатыремъ и Градомъ-Богатыремъ, приведу и сестру свою, Черную тучу съ бичами огненными. Сестра твои скирды спалитъ, твое сно сожжетъ, братья твой хлбъ и скотину побьютъ, а я самъ, своими руками, снесу избенку твою и все добро твое размечу, такъ что щепка со щепкой во вки не свидятся, щепка отъ щепки ляжетъ на десять верстъ.
Мужикъ, услыхавъ такія слова, обмеръ отъ страха и повалился въ ноги богатырю.
— Помилуй!— взмолился, — не погуби!.. Бери изъ моего добра что хочешь,— любое отдамъ, слугою буду теб, буду пахать на тебя, молотить…
— Не нужно мн этого ничего,— отвчалъ богатырь.— А теб сказано, дочь отдай.
— Да взмилуйся! Какъ же ее теб отдать,— говоритъ.— Вдь ты погубишь ее, оборвешь всю, невсть куда занесешь…
— Ничего,— отвчалъ богатырь.— Пусть погуляетъ со мною по блому свт)^, полюбуется на края чужедальніе. Не все же двиц за печкой сидть. А что до одежи, то объ этомъ ты не печалься. Одну оборву, въ другую одну, и будетъ она, у меня, не хуже царицы наряжена. Окутаю сизымъ туманомъ, одну тучками золотистыми, осыплю пухомъ цвтовъ, обовью паутинкою шелковою, умою дождемъ, осушу краснымъ солнышкомъ…
Чудна показалась такая рчь мужику и его хозяйк, а пуще всего дочери. И страшно ей было слушать богатыря. И сидла она, прижавшись къ отцу, рукавомъ закрывая лицо, украдкой изъ подъ рукава выглядывая.
— Что-жъ ты мужикъ молчишь? Чести моей не хочешь, либо угрозы боишься? Али теб сроку подумать надо? Ну, такъ и быть, даю теб срокъ, до завтраго, до полудня. Въ полдень, чуть солнце за тучку спрячется, и въ пол вихорь закрутитъ, выводи свою дочь на крыльцо и сдавай мн съ рукъ на руки. Не выведешь, честью мн не уступишь, не сдобровать теб. Прахомъ развю все твое достояніе и пущу тебя по міру нищимъ.
Сказавъ это, Втеръ свистнулъ и вылетлъ. Слдомъ за нимъ дверь хлопнула, словно ее кто сильный, въ гнв, рукой затворилъ.
Перетрусилъ мужикъ, не знаетъ на что ршиться. А молодая хозяйка на ухо ему шепчетъ:— Чего еще ей?— говоритъ.— Какихъ королевичей дожидаться? Женихъ и такъ важный… Слышь ты:— хозяинъ всей здшней земли. Не поладишь съ нимъ, плохо намъ всмъ придется, ни мн, ни теб, ни Машк твоей не будетъ житья,— всхъ по-міру пуститъ. А поладишь,— будетъ и ей и намъ хорошо… Слышалъ, что онъ ей сулитъ? Будетъ молъ у меня, какъ царица наряжена… Сизымъ туманомъ окутаю… тучками золотыми одну… пухомъ цвтовъ осыплю… обовью паутинкою шелковою…
Такъ шепчетъ жена мужику, а у самой на ум другое. Только-бы, думаетъ, сбыть ее съ рукъ поскоре, чтобы изъ за ней бды не нажить, а тамъ чортъ съ ней! Пусть рядитъ ее по своему!.. Сизый туманъ не одяло пуховое, тучка не парчевой сарафанъ, паутина не кружево. Пущай красота-то ея ненавистная на дожд помокнетъ, да на солнц посохнетъ, и пущай унесетъ ее этотъ сорви-голова за тысячу верстъ отсюда, лишь бы ее тутъ не было…
И вотъ уговорила она мужика не ссориться съ Втромъ,— отдать ему Машу,
На другой день, къ полудню, солнце стало за тучк)г прятаться, въ пол сталъ вихорь покручивать. Двку принарядили, сунули ей пряникъ медовый въ руки, въ карманъ орховъ насыпали и вывели на крыльцо. А тамъ ужъ словно ее поджидали. Какъ ухватило ее бдняжку, какъ заревло, да загудло, не знать куда и двалась.

0x01 graphic

II.

Съ тхъ поръ затихло возл избы мужика, только иной разъ за дверью свистнетъ, или въ окошко легонько: стукъ, стукъ!.. Мужикъ выглянетъ:— кто тамъ?..— Это я, Втеръ, поклонъ отъ дочки твоей принесъ.
— Ахъ! Зятюшка дорогой! Войди, посиди, отдохни, хлба-соли отвдай, да о дочк моей поразскажи. Гд то она у тебя голубушка? И каково то ей?.. Весела ли? Здорова ли?..
Но Втру видно не до того,— повернется, свистнетъ, и слдъ простылъ.
Былъ онъ большой буянъ и гуляка, нрава крутаго, неугомоннаго, и трудно было съ нимъ ладить, и плохо пришлось отъ него, на первыхъ порахъ, мужиковой дочери. Натерплась она всякаго горя. Носилъ онъ ее по разнымъ далекимъ краямъ, и всю износилъ, оборвалъ, заморилъ. Ночевали они и въ дремучемъ лсу, на мшистой постели, и въ снжныхъ сугробахъ далекаго Свера, и въ степи, на горячемъ песк, — и не было ей нигд покоя. Захочетъ укрыться чмъ-нибудь, онъ все сорветъ, да раздуетъ, задремлетъ, а онъ ее какъ тряхнетъ,— и проснулась.
Много-ли, мало-ли этакъ прошло,— наконецъ видитъ Маша, что дло плохо, и стала она его укорять… Ахъ ты такой, сякой!— говоритъ,— сорви-голова! Рожа ты не умытая, не причесанная! Нтъ у тебя,— говоритъ,— у стараго дурака, ни пріюта, ни кровли,— ни дна, ни покрышки, негд теб молодую жену успокоить — И не занятъ ты,— говоритъ,— бездльникъ, никакою работою прибыльною:— не сешь ты,— говоритъ, и не жнешь и нту у тебя ни ремесла, ни торговли,— нечмъ теб меня одвать и кормить!.. И зачмъ ты, лохматое помело, взялъ меня за себя? Зачмъ, оборванецъ, унесъ изъ дому родительскаго?.. Али ты, говоритъ, злодй, меня погубить задумалъ?
Заревлъ Втеръ, разгнвался, услышавъ такую рчь. Почернло его морщинистое лицо, на толстыхъ губахъ, блая пна выступила…— А!— говоритъ.— Такъ ты мн перечить?.. Постой, вотъ я тебя ублажу! Налетлъ на нее, сгребъ ее за косу, да какъ началъ таскать!.. Бдняжка и свту не взвидла… Насытивъ всю свою злобу, занесъ онъ ее, еле-живую, въ пустое, дикое мсто и бросилъ…— Оставайся, молъ, тутъ,— коли теб со мною не мило, и жди пока ворочусь… Закрутилъ, запылилъ, свистнулъ, и былъ таковъ.

0x01 graphic

III.

Осталась Маша одна-одинехонька. Лежитъ, еле духъ переводитъ, думаетъ: смерть пришла. Анъ смерти ея тутъ не было. Полежавъ немного, очнулась, чувствуетъ: жестко ей и солнце палитъ. Привстала, глянула кругомъ:— не видать ни жилья, ни крова, одни каменья торчатъ, такіе большущіе, да кое гд жидкое деревцо, а изъ-за холма выглядываютъ два льва. Захотлось ей пить, а воды не видать. Вотъ и пошла она по воду… Идетъ босоногая, еле ступаетъ по камню горячему… Бродила, бродила — не можетъ воды отыскать — все сухо, а пить еще пуще хочется. Вдругъ, гд-то, неподалеку крякъ! крякъ! и крылья захлопали. Глядитъ — изъ-за камня срая уточка поднялась. Дай, думаетъ, посмотрю гд сидла?.. Подошла, видитъ ямочка въ камн, такая маленькая, а въ ямочк лужица дождевая, почти что вся высохла, еле на донышк остается. Однако она и тому была рада, такъ рада, что кажись если-бъ полъ-жизни за эту лужицу отдавать, такъ и то-бы не отказалась. Легла она на земь, да только собралась пить, слышитъ сзади кто-то мычитъ:
— Двица! двица! Не пей! Погоди! Пожалй ты меня! Пусти меня прежде! Цлые сутки терплю, слюнки свои глотаю, цлые сутки капельки во рту не было!
Оглянулась она… что за диво! видитъ: Медвдь, стоитъ на суку, видимо ищетъ меду, замтивъ ее, онъ соскочилъ, одну ногу поджалъ, на трехъ заковылялъ къ вод, язычище у него красный, въ локоть, изъ пасти виситъ, болтается и мухи его облпили. Жалко ей стало, думаетъ! у меня языкъ не виситъ еще изо-рта: я скоре могу подождать. Отошла и пустила его къ вод.— На, пей, говоритъ.
Зврь кинулся къ лужиц и духомъ выпилъ всю воду, даже на донышк языкомъ облизалъ. Досадно ей стало, что онъ не оставилъ ей ничего.— Вишь ты какой!— говоритъ.— Все вылакалъ, а и мн вдь тоже пить хочется! кабы знала, что ничего не оставишь, напилась бы сперва сама.
— Ну, ничего,— говоритъ,— не жалй. Можетъ статься, я отплачу теб когда-нибудь за услугу. Она махнула рукой и пошла. Зврь за ней. Она шибче и онъ за ней шибче. Она бгомъ и онъ за нею бгомъ.— Постой! Постой!— мычитъ, у меня до тебя еще дло есть.— А она себ думаетъ: какое такое дло, кром того что, напившись, сть захотлъ, и пуще бжать… Слышитъ, медвдь пыхтитъ.— Эхъ! молъ,— кабы не на трехъ, ужъ догналъ-бы я эту двку, ужъ не ушла-бы она отъ меня!— и сталъ отставать.

0x01 graphic

Догадалась она, что бдняга болнъ, и что ему не подъ силу ее изловить. Страху поубыло и ей стало опять жалко звря. Пропадетъ, думаетъ, если его тутъ бросить… Остановилась…— Слушай ты,— говоритъ,— косолапый. Если ты, въ награду за то, что я тебя напоила, хочешь меня сожрать, такъ ужъ ты не криви душой, а лучше скажи напрямикъ.
— Нтъ,— отвчаетъ медвдь.— По чести теб говорю, у меня этого не было на ум.
— Такъ чего-жъ теб еще надо?
— А вотъ,— говоритъ.— Поди сюда, посмотри. Что такое у меня съ лапой?.. Болитъ, ступить не даетъ. Кабы не это, давно уже былъ-бы я дома.
Подумала Маша и скрпя сердце подходитъ къ медвдю.— Ну, покажи, гд тамъ у тебя болитъ?— Зврь протянулъ къ ней лапу, самъ стонетъ.
— Эге! Да какая-же у тебя тутъ заноза! Постойка, я вытащу.— Она изловчилась и вытащила зубами занозу.
Изъ ранки брызнула алая кровь. Что длатьто? Нечмъ перевязать! Взяла, оторвала отъ рукава лоскутокъ и перевязала лапу.
— Ну, говоритъ,— теперь будешь здоровъ, прощай.
— Нтъ, двушка, мн такъ съ тобою разстаться нельзя. Ты меня напоила и вылечила: хочу и я для тебя что нибудь сдлать. Не побрезгай, зайди ко мн въ гости.

0x01 graphic

— Боюсь, говоритъ,— можетъ вашего брата тамъ много.
— Нтъ никого, я одинъ.
— Но у тебя воды нтъ, а мн пить до смерти хочется.
— Ничего, поищемъ, авось и водица найдется.
Чудно показалось Маш, что зврь съ нею такъ, по человчески, разговариваетъ, и въ гости ее къ себ зоветъ. Однако, не захотла его обидть, пошла.

0x01 graphic

IV.

Шли они этакъ, вдвоемъ, не малое время, наконецъ выбрались изъ пустыни. Видитъ она впереди зеленая роща, за рощей гора, подъ горою избушка, а у входа въ садъ стоитъ старецъ почтенный… Глядь,— а звря то съ нею уже нтъ… Туда, сюда, и слдовъ не видать.
— Ддушка, не видалъ ты сейчасъ, тутъ, медвдя?
— Нтъ, двушка, не видалъ.
— Эко диво! Шелъ впереди и прямо сюда, только сейчасъ изъ глазъ потеряла.
— Теб врно почудилось.
— Какое! Вдь онъ сюда меня и привелъ, въ гости къ себ просилъ.
— Нтъ, двушка, просилъ тебя въ гости къ себ не медвдь, а я, я и привелъ тебя. Меня ты и напоила и занозу изъ пятки своими зубками вытащила, и рану перевязала… Смотри.
Смотритъ Маша, и въ самомъ дл, босая нога у дда тмъ самымъ лоскутомъ перевязана, который она оторвала отъ своего рукава. Дивно ей стало. А ддъ, видя это,— не дивись,— говоритъ, моя красавица, я, такъ и быть, теб правду скажу. Это со мной бываетъ, въ наказаніе за мои грхи, что я иной разъ теряю свой человческій образъ. Какъ только очень захочется пить или сть, такъ я и длаюсь звремъ… Но ты не бойся меня!.. На, вотъ, испей водицы, хлбца откушай, да сядь сюда на скамеечку, отдохни,— вишь ты, бдняга, какъ заморилась!

V.

Напилась Маша, сла, покушала, отдохнула.
— Ну, — говоритъ ей ддъ,— теперь разскажи мн душенька, кто ты, откуда, и какъ попала сюда?
И вотъ, стала она ему разсказывать все по порядку: какъ за нее посватался Втеръ, и какъ онъ ее умчалъ изъ дому родительскаго, и какъ они рыскали по свту, жили безъ крова и безъ пристанища, и какъ она изморилась, какъ стала мужа корить… И говорила она сначала тихонько, но какъ только рчь дошла до обиды, не вытерпло ея ретивое сердечко, закипла въ немъ злая досада. Вспыхнула вся огнемъ, горючія слезы изъ глазъ ручьями, гнвныя рчи изъ устъ безъ смыслу, безъ удержу…
Ддъ удивился.— Что это ты,— говоритъ,— красавица? Богъ съ тобой! Успокойся! Но красавица такъ расходилась, что и не слышитъ, дрожитъ вся, ногами топаетъ, руки ломаетъ, волосы на себ рветъ.
— А! Такъ ты вотъ какъ! Постой же я тебя успокою.— Досталъ изъ-за пазухи пузырекъ, отхлебнулъ, да какъ прыснетъ:— такъ ее всю словно водою студеною обдало, и въ ту же минуту притихла. Весь гнвъ пропалъ, вздохнула, рукой по лицу провела, подсла къ дду смирнехонько, смотритъ ему въ глаза, улыбается…— Что это,— молвитъ,— ддушка? Что за чудо со мной сотворилось? У меня на сердце, вдругъ, стало тихо какъ у младенца новорожденнаго!..
А ддъ ни слова — только глядитъ да посмивается.
Помолчала она немного, и опять къ дду съ разспросами.
— Ддушка, чмъ это ты меня опрыснулъ?
— А это, у меня водица такая: терпливою капелькой прозывается.
— Откуда досталъ?
— А вотъ откуда, голубушка, слушай, что я теб разскажу… Подъ горой камень лежитъ, твердый кремень, желзнымъ ломомъ его не проймешь. А съ верху горы, изъ родника, водица капаетъ на него, терпливо, тихонько, ночью и днемъ, въ будни и въ праздникъ, безъ отдыха, безъ перемежки. Годы приходятъ и годы уходятъ, а она себ, все въ одно мсто, тихонечко, капъ да капъ! И нужды нтъ, что отъ работы ея долгое, долгое время и слду не видно, рано-ли, поздно-ли, докапаетъ наконецъ до того, что появится слдъ, и станетъ онъ съ каждымъ годомъ глубже, да глубже, и хотя-бъ черезъ сотню, хотя-бъ черезъ тысячу лтъ, одолетъ она своимъ терпньемъ, продолбитъ твердый камень насквозь… Такъ вотъ отъ этой-то самой водицы и изо всхъ ея капелекъ та послдняя, что упавши сверху на камень, одолетъ его наконецъ и насквозь пройдетъ, она то и называется терпливою капелькой, и кто не допуститъ ее на землю упасть, кто успетъ ее подстеречь и къ себ залучить, тотъ залучитъ силу великую, — такую силу, передъ которой горы высокія разступаются, и затворы желзные отворяются, и лютые зври, тихимъ ягненкомъ, къ ногамъ припадаютъ.
Задумалась Маша…— А велика она, эта капелька?— спрашиваетъ.
— Нтъ, милая, капелька эта небольше другихъ, но она всмъ другимъ наслдница. Вся сила ихъ въ ней и что ты съ нею ни длай, мшай съ чмъ попало, разводи сколько душ угодно,— она не теряется.
— Ахъ, ддушка. Какая же это славная капелька!.. Ты, значитъ, ее разводишь?
— Да, развожу.
— Знаешь что., сдлай ты мн услугу, удли мн маленечко изъ твоего пузырька.
— На что теб?
— А вотъ изволишь видть… Если мой муженекъ то любезный ко мн вернется, да станетъ опять таскать меня по свту за собою, а я его стану опять укорять, а онъ опять взъстся, да на меня… Ну, такъ ужъ я ему тогда покажу!..
Ддъ усмхнулся.— Ну,— говоритъ,— длать нечего. Не могу я теб отказать въ твоей просьб, потому, молъ, что я у тебя въ долгу, а долгъ платежемъ красенъ. Давай подлимся съ тобой по поламъ.
И надлилъ онъ ее терпливою капелькою.

VI.

Долго-ли, коротко-ли, — соскучился Втеръ по молодой жен. Вернулся онъ на то мсто, гд бросилъ ее полумертвою, отыскалъ ея слдъ, и, вихремъ, по слду, пустился въ погоню.
Тмъ временемъ Маша бродила одна недалеко отъ своего убжища и думала крпкую думу о дом родительскомъ и о томъ, какъ бы ей воротиться къ отцу.
Вдругъ, слышитъ, издали,— загудло, захлопало, глядь:— срый столбъ пыли вихремъ несется за нею, — догналъ ударился о земь и всталъ передъ нею могучимъ богатыремъ.
— Здравствуй жена!— говоритъ.
— Здравствуй мой муженекъ любезный!
— Ну что, какъ обошлась тутъ, одна безъ меня?
— Да ничего,— говоритъ,— Богъ миловалъ, поотдохнула маленько.
— Ну, будетъ теб проклажаться,— сбирайся-ка въ путь.
— Куда это?
— Не твое дло. Куда подую, туда теб и дорога.
— Нтъ, — говоритъ, — голубчикъ, — спасибо!.. Ступай-ка ты, если теб не сидится на мст, одинъ,— а мн надоло съ тобою по свту маяться и я а кром какъ домой, къ отцу, никуда не хочу.
Осерчалъ богатырь, услышавъ такой отвтъ, и лютымъ звремъ глянулъ на жену.

0x01 graphic

— Ахъ, ты,— говоритъ,— такая сякая,— нескладная!.. Мало теб,— говоритъ,— отъ меня досталось? Постой-же, вотъ я тебя!— и накинулся ястребомъ этакимъ. Да только на этотъ разъ и она не сплошала. Проворно достала скляночку изъ-за пазухи, отхлебнула, да какъ обернется, какъ прыснетъ ему въ лицо!.. Какъ повело его! Какъ скоробило!.. На
земь упалъ, крутится, корчится, духу не можетъ перевести… Куда двались и ростъ богатырскій, и сила могучая?… Съежился весь, сталъ такой маленькій, жиденькій,— и вертится у ней въ ногахъ волчкомъ… Изловила она его смючись, руки и ноги ниточкой спутала, завернула въ тряпичку, за пазуху сунула.
— Ну,— говоритъ,— погулялъ ты, дружочекъ, довольно,— теперь посиди, отдохни…— А онъ изъ-за пазухи тоненькимъ голоскомъ: — Маша, голубушка!— Что ты со мною сдлала? Маша, родимая, — тсно!.. Развяжи ты меня, освободи!..— а самъ бьется, какъ птичка, у нея подъ сердцемъ… Прыснула она на него еще капельку,— совсмъ присмирлъ и затихъ.
И вернулась она къ дду такая веселая, превеселая…— Ну, ддушка,— говоритъ, — спасибо теб за твою водицу. Сослужила она мн великую службу.
— А что?
— Да что,— говоритъ,— вдь муженекъ-то мой уже у меня за пазухой.
И показала она ему богатыря… Весь съ воробья, завернутъ въ тряпичку, руки и ноги ниточкой спутаны,— самъ чуть живъ, еле дышитъ.

VII.

Сидитъ Втеръ, связанный, за пазухой у жены, и сидитъ онъ тамъ ужъ не малое время. Не то, чтобъ она совсмъ не хотла его выпускать, а такъ себ думаетъ,— дло не къ спху, пуст- посидитъ, — посмотрю ка я что изъ этого выйдетъ… Но что собственно выйдетъ, того не знала не только она, да и никто въ цломъ свт. А между тмъ, вышли изъ этого бды великія. Въ иномъ царств, гд солнце свтило, и стояла сухая пора, некому стало тучки нагнать, и наступила засуха страшная, такая засуха, что листъ въ лсу пожелтлъ, и земля потрескалась, — и пошли по земл пожары, и небо завсило дымомъ какъ тучами, и сквозь дымъ солнце глядло на землю тусклымъ, кровавымъ пятномъ. А въ иномъ государств, гд дождикъ шелъ, — некому стало тучки разсять, и лило, лило, залило все кругомъ… Дороги размыло, луга размочило въ болота,— малыя лужицы стали большими озерами, тихіе ручейки превратились въ бурливыя рки, а настоящія рки выступили изъ береговъ и затопили поля, города, затопили покосы и нивы… И нтъ никому прозду, и нтъ никому проходу… И по всему свту мельницы перестали молоть,— Втеръ не дуетъ, крылья не вертятся, колесо не ходитъ, жерновъ стоитъ, зерно увозятъ назадъ, не смолотое… И корабли съ товарами въ мор остановились, не могутъ дойти до берега. Втру нтъ, парусъ на мачт виситъ, не шелохнется, море стоитъ какъ зеркало, не дохнетъ, травой его начало уже пробирать, и на трав цвты уже выросли, а корабль все ни съ мста. Запасы выходятъ, прсной воды остается мало, матросы повсили носъ, капитанъ съ горя запилъ… А на пристани ждутъ-пождутъ: нтъ ни привозу, ни вывозу,— носильщикамъ нтъ работы, купцы вс товары заморскіе продали, а свои въ кладовыхъ гніютъ, — лавки заперты, и нтъ никому ни доходу, ни прибыли и всмъ грозитъ бда неминучая.
И идетъ весь народъ къ своимъ царямъ, королямъ, обступило несмтное множество ихъ палаты каменныя, толпятся и день и ночь, на колняхъ стоятъ, на головахъ держутъ жалобы челобитныя. И встревожились вс цари, короли, созвали думы боярскія. Въ думахъ сидятъ день и ночь, ничего не придумаютъ, толкуютъ,— не дотолкуются. И разсердились цари, короли, распустили они свои думы боярскія, велли связать звздочетовъ и колдуновъ, запирали ихъ въ башни высокія, въ подвалы тюремныя, за окошки ршетчатыя,— велли имъ ворожить и по звздамъ гадать: — не угадаютъ-ли отчего такая бда приключилася. И сидятъ колдуны, звздочеты въ башняхъ, въ подвалахъ,— сидятъ день и ночь, колдуютъ, на звзды глядятъ, а узнать ничего не могутъ. И разсердились цари, короли, велли они казнить звздочетовъ и колдуновъ за то, что своею наукою хвастаютъ и за науку деньги съ людей берутъ, а отъ науки той проку нтъ.
И вотъ, ведутъ одного колдуна на казнь, на площадь торговую. Идетъ старикъ скованный, вокругъ него стража, сзади палачъ съ топоромъ. Дорогою, попадается ему домъ высокій. Случись такъ, что въ самую ту минуту, когда онъ на тотъ домъ глянулъ, двка изъ чердака перину вытряхивала, и отъ перины той перышко малое, отдлясь, стало падать. Глядитъ колдунъ,— не крутится перо, не виляетъ изъ стороны въ сторону, а летитъ потихоньку, прямо, прямехонько внизъ… Остановился,— диво его взяло,— и говоритъ онъ вслухъ, на своемъ колдовскомъ язык:— Эка, молъ, тишь какая!… И куда это втеръ двался?… А съ кровли дома воронъ (тотъ самый, что кости далеко заноситъ), подслушалъ его, да и кричитъ ему:— Ахъ ты колдунишка, молъ, колдунишка ты жалкій! Лысая твоя голова! Блая твоя борода! И живешь ты на свт сто лтъ, и вс науки волшебныя изучилъ, а не знаешь того, куда втеръ двался!…
Смекнулъ колдунъ, свистнулъ по своему, и подкосились у ворона крылья, и упалъ онъ съ высокой кровли прямо къ ногамъ старика. Колдунъ на него наступилъ…— Говори, молъ, сію минуту все, что теб извстно, а не скажешь или солжешь, такъ тутъ теб и конецъ.
И разсказалъ ему воронъ все, что ему было извстно.— Втеръ, говоритъ мужикова дочь Машка къ себ за пазуху спрятала и знаютъ, молъ, промежъ насъ, объ этомъ давно вс птицы небесныя и вс зври лсные, одни только вы, люди умные, ничего не вдаете.
— Ну, ладно,— а гд эта Машка?
Воронъ сказалъ ему гд, и отпустилъ его старый колдунъ, а самъ обратился къ страж:— Стой!— говоритъ.— Ведите меня сейчасъ къ королю. Узналъ я всю правду истинную и все ему разскажу.
Привели его къ королю. Тотъ веллъ его расковать, посадилъ и началъ допрашивать. И повдалъ ему колдунъ правду истинную. Такъ и такъ,— говоритъ, бда вся отъ того, что Втеръ не дуетъ, а Втеръ не дуетъ, молъ, отъ того, что Машка, мужицкая дочь, его спрятала, а Машка эта находится тамъ-то. Тотчасъ веллъ король написать указъ и послалъ съ нимъ гонцовъ. А въ указ томъ писано: Втеръ у Машки отнять, а ее самою заковать и привезть къ королю. А колдуна веллъ засадить. Коли правду сказалъ, говоритъ, засыплю по горло золотомъ, а солгалъ,— придумаю теб казнь такую, что старый палачъ мой Еремка и тотъ испугается.

VIII.

Сидитъ Маша у дда на лавочк,— а ддъ отлучился куда-то. Являются къ ней гонцы королевскіе.— Ты,— говорятъ, — Марья, мужицкая дочь, Втрова хозяйка?
— Я самая.
— А куда,— говорятъ,— ты, такая, сякая, мужа упрятала?
А она имъ:— Вамъ, господа, на что?
— А вотъ на что…— и прочитали ей королевскій указъ.
— Ну, ладно, отправляйтесь назадъ къ своему королю и скажите ему, что Втеръ мой мужъ и что я съ нимъ длаю, про то сама знаю, а постороннему, въ наше семейное дло, мшаться не слдъ.
Потолковали между собою гонцы и поршили: исполнить указъ своего короля во всей точности, значитъ отнять у ней мужа силою, а ее самою — сковать и везти къ королю. И было ихъ пятеро, да съ ними стражи человкъ сорокъ, и подступили они толпою къ красавиц, вс сорокъ пять человкъ, и слышитъ Маша: старшій ихъ говоритъ:— подержите-ка, братцы, за руки, а я ее обыщу.
Испугалась Маша.— Ну,— думаетъ,— дло плохо! Водицы моей не хватитъ, чтобъ всхъ ихъ опрыснуть разомъ!..— И вотъ, вынула она своего богатыря изъ-за пазухи, руки и ноги ему распутала…— Слышь ты,— говоритъ,— вонъ шушера какая налзла…— Хотятъ меня съ тобой заковать и везти въ тюрьму…
Какъ выпрянулъ у ней богатырь изъ рукъ, какъ потянулся, какъ развернулся… выросъ въ косую сажень, тряхнулъ головою косматою.— Ахъ, вы, мелкота!— говоритъ.— Не по плечу вы себ дло затяли!.. Вотъ я васъ!.. Да какъ свистнетъ, какъ дунетъ… какъ помело ихъ, какъ завертло кругомъ, только другъ друга и видли:— всхъ раскидало не всть куда.
— Ну, женушка,— говоритъ богатырь, а теперь мы съ тобою счеты сведемъ,— и на нее,— а у нея ужъ водица была на готов. Какъ обернется, какъ прыснетъ ему въ лицо,— и свело его опять въ три погибели, и сталъ онъ опять съ пташку малую и вертится у ней въ ногахъ волчкомъ. Поймала она его смючись, руки и ноги тою-же ниточкой спутала, завернула въ ту-же тряпичку, и опять за пазуху спрятала.

IX.

Тмъ временемъ разметало гонцовъ королевскихъ и съ ними сорокъ человкъ стражи по разнымъ краямъ, и разсказали они везд о томъ, что случилось, и скоро, по цлому свту разнесся слухъ, что Втеръ сидитъ за пазухой у своей молодой жены и что опутала она его волшебными чарами такъ, что ничмъ ты его отъ нея не выманишь и никакою силою не возьмешь. И вотъ, по селамъ, по городамъ, на улицахъ и на площадяхъ торговыхъ народъ сталъ собираться на сходки и толковать: какъ-бы горю такому, великому, пособить. И ршили челомъ бить Втровой хозяюшк, просить ее, чтобы она не губила въ конецъ родъ людской, не держала-бы мужа денно и нощно за пазухой, а отпустила-бы его на работу. И нарядили для этого выборныхъ, и надлили ихъ щедро подарками драгоцнными: золотомъ, серебромъ парчей, мхами собольими, каменьями самоцвтными, и послали ихъ съ разныхъ сторонъ къ Марь, Втровой хозяюшк.
И вотъ, стали являться къ Маш, изъ разныхъ странъ свта, разнаго чина и званія люди. Она встрчаетъ всхъ ласково, выслушиваетъ милостиво и принимаетъ отъ всхъ подарочки драгоцнные.— Хорошо,— говоритъ,— подождите маленько, подумаю, дамъ отвтъ.
И жалко ей стало бдныхъ людей. Столько народу, думаетъ, терпитъ такую нужду! Надо-бы имъ помочь. Да и бдный мой муженекъ томится давно ужъ въ невол. Не вкъ же его держать за пазухой, когда-нибудь надо и выпустить… И вотъ, удалилась она отъ народа въ рощу зеленую, и тамъ, сидючи на простор, одна, вынула своего муженька изъ-за пазухи.
— Ну что, голубчикъ мой, долгонько ты тутъ сидишь, ручки ножки я чай у тебя замлли? Я чай теб погулять хочется?
— Ужъ какъ хочется, Маша, душенька!— отвчаетъ онъ ей.— Не томи ты меня родимая, выпусти!
— А какъ ты опять учнешь меня бить?
— Не буду, Машенька, вотъ теб моя клятва!.. Испыталъ я ужъ два раза твою силу волшебную и знаю теперь, что мн съ тобою не справиться. Отнын впредь, буду тебя уважать и служить теб врно, и буду покоренъ теб во всемъ.
— Ну, ладно,— говоритъ.— Выслушай же теперь что я теб скажу. Думала я о теб, до сей поры, дурно,— думала, что ты буянъ и гуляка праздный, и что нтъ у тебя никакой работы, ни ремесла. И въ этомъ каюсь, по глупости своей, я тебя обидла. Потому, значитъ, и у тебя есть дло, и дло это такое, что оно цлому свту нужно. Да только обидно мн то, что всякій работникъ плату свою получаетъ и этою платою живетъ безъ нужды, а ты одинъ трудишься даромъ и не усплъ, до сихъ поръ, пріобрсти ничего. И думаю я про себя: что же изъ этого будетъ? Взялъ ты жену, а жить теб съ нею негд. Нтъ у тебя ни кола, ни двора. И чмъ мы съ тобою будемъ питаться? Чмъ дтокъ кормить? И думаю я себ такъ: богатырь ты, голубчикъ,— сильный, могучій, а хозяинъ плохой… П)шти-ка меня, я за тебя похозяйничаю… Авось дло иначе пойдетъ.
Выслушалъ Втеръ женину рчь и отвчаетъ ей:— Ладно ты говоришь, и вижу я, что ты у меня баба умная. Хозяйничай, какъ умешь, и пусть будетъ во всемъ по твоему, а я отнын врный теб слуга.
Какъ только онъ это выговорилъ, такъ она въ ту-же минуту его развязала и освободила. Поднялся Втеръ на ноги, потянулся, поразвернулся, выросъ, тряхнулъ косматою головой и сталъ передъ нею опять могучимъ богатыремъ.
— Ну, женушка,— говоритъ,— что прикажешь?
— Да ничего, покуда, голубчикъ, — ступай погуляй тутъ около,— ножки поразомни, только далече не уходи, я сейчасъ тебя кликну.
Махнулъ Втеръ въ чистое поле и началъ разгуливать. Поднялась кругомъ буря страшная, — вихремъ крутитъ, звремъ воетъ, рветъ и ломаетъ все, что попало на встрчу. Весь пришлый народъ перепугался до смерти. Кинулись вс толпой въ рощу, къ Маш,— смотрятъ, а тамъ тишина такая, что листъ не шелохнетъ.

0x01 graphic

И вотъ выходитъ къ нимъ Маша.
— Не бойтесь, почтенные господа,— говоритъ, — это я по просьб вашей мз^жа освободила и онъ ходитъ тутъ около, оправляется, ножки свои разминаетъ… А теперь слушайте, что я вамъ скажу. Мой мужъ долгое время работалъ на всякаго даромъ и платы ни отъ кого не спрашивалъ, не потому чтобъ онъ былъ вашъ крпостной и работой на васъ обязанъ, а потому что онъ былъ одинъ, самъ по себ и ничего ему было не нужно и какъ было ему угодно, такъ онъ и длалъ. Теперь этому баловству конецъ. У него есть жена и онъ долженъ своей жен угождать, и отнын будетъ уже не какъ ему вздумается, а какъ я захочу. А я хочу, чтобы отъ его трудовъ была намъ обоимъ польза. Хочу чтобы люди, съ цлаго свта, на каждую тысячу человкъ, поставили намъ работника. И чтобы т работники выстроили для насъ дворецъ недалеко отъ моря, на берегу, да такой, чтобы въ немъ всхъ царей и всхъ королей, съ цлаго свта, можно-бы было въ гости къ себ принять и угостить на славу. И чтобы въ этомъ дворц всего было вдоволь. Были бы слуги усердные, и стража почетная, и казна цар
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека