РОМЕО и ДЖУЛЬЕТТА.
Н. Дашкевичъ.
Ромео и Джульетта, Дашкевич Николай Павлович, Год: 1902
Время на прочтение: 23 минут(ы)
Источник: Шекспиръ В. Полное собраніе сочиненій / Библіотека великихъ писателей подъ ред. С. А. Венгерова. Т. 1, 1902.
Величайшій драматургъ новаго времени, Шекспиръ, прежде чмъ подойти къ драматической постановк проблемъ человческой жизни, которымъ посвящены трагедіи, явившіяся въ пору высшей зрлости его таланта, началъ съ анализа ближайшихъ силъ, управляющихъ человкомъ и коренящихся въ его собственной душ. На первыхъ порахъ Шекспиръ сосредоточивалъ свое вниманіе преимущественно на боле свтлыхъ, хотя и не вполн отршенныхъ отъ эгоизма, страстяхъ, каковы любовь и дружба. Уже и въ этомъ боле раннемъ своемъ творчеств Шекспиръ выказывалъ иногда замчательную разносторонность, глубину и правдивость въ изображеніи людскихъ страстей и отношеній, столь высоко возносящія его надъ всми его собратами въ мір драматической поэзіи.
Поэзія любви, неразлучная спутница человчества съ раннихъ моментовъ его существованія, создала до и посл Шекспира немало чудныхъ гимновъ этому обаятельнйшему и могущественнйшему изъ чувствованій, свойственныхъ человческой натур, нарисовала волшебною кистью немало образовъ, полныхъ чарующей прелести, соткала увлекательнйшія повствованія о свтлой, либо скорбной участи неизмнно до смерти страстно преданныхъ другъ другу влюбленныхъ. Эти гимны, образы и сказанія мощно дйствуютъ на нашу душу, закрывая собою обманы жизни, скрашивая ея неприглядность, открывая просвтъ въ лучшія стороны человческой природы и жизни. Чтобы напомнить объ этихъ восхитительныхъ созданіяхъ поэзіи, тянущихся длинною вереницею изъ временъ отдаленной древности и до нашихъ дней, достаточно назвать Геро и Леандра, извстныхъ хотя бы изъ Шиллеровой обработки ихъ трогательной исторіи, Пирама и Тисбу, Зигфрида и Кримгильду, Тристана и Изольду, Флора и Бланшфлору, Клиже и Фенису, которыхъ именуютъ средневковыми Ромео и Джульеттой, Франческу да Римини и Паоло Малатесту, Фауста и Гретхенъ, Поля и Виржинію, Эгмонта и Клерхенъ, Макса и Тэклу и т. д. Вскор посл Шекспира сюжетъ о Ромео и Джульетт обработалъ знаменитый испанскій драматургъ Лопе де Вега (между 1604 и 1617 гг.).
Трагедія Шекспира о Ромео и Джульетт {Изъ изданій этой трагедіи назовемъ: Tho works of Shakespeare. The tragedy of Romeo and Juliet. Edited by E. Dowden. Lond. 1900. — A new variorum edition of Shakespeare. Ed. by Horace Howard Furness. Vol. I. Romeo and Juliet. Philadelpbia. — Послдній по времени этюдъ принадлежитъ доктору Івану Франку и помщенъ въ изданіи: Уілліям Шекспир. Ромео та Джульета. Переклад П. А. Кулїша Видавий з передмовою і поясненями д-ра Ів. Франка. У Львові 1901.}, по общему признанію, превосходитъ вс сродныя ей поэтическія исторіи пламенной, запечатлнной смертью, взаимной любви двухъ юныхъ существъ. Она возвышается надъ другими поэтическими обработками той же темы необычайно художественнымъ типическимъ изображеніемъ любви, неизвстно какъ и почему овладвающей героемъ и героинею, безъ выбора съ ихъ стороны,— любви, отршенной отъ всякой примси разсудочности и вполн невинной, всецло поглощающей, старающейся превозмочь вс препятствія и доказывающей всю свою силу невозможностью для одной стороны жить безъ другой. Сверхъ того трагедія Шекспира необыкновенно трогательна, a также глубока въ силу того философскаго освщенія, которое она вноситъ въ таинственный міръ одной изъ самыхъ могучихъ человческихъ страстей.
Подобно другимъ произведеніямъ Шекспира, трагедія о Ромео и Джульетт своею вншнею канвою обязана вковому творчеству, основана на сказаніи, привлекавшемъ вниманіе цлаго ряда поколній. Геній Шекспира заявилъ себя и здсь, какъ и въ иныхъ своихъ великихъ твореніяхъ, умньемъ отличить и выдлить весьма благодарный сюжетъ изъ ряда обычныхъ фабулъ, возвести его на высшую степень обработки. Шекспиръ съумлъ вложить въ него по истин душу живую, облечь его всею прелестью поэзіи и въ то же время вдохнуть въ него глубокую общую мысль о жизни, превратить его въ вчно сохраняющую цну типическую картину зарожденія и развитія до высочайшаго подъема одной изъ величайшихъ радостей молодой жизни и величайшаго горя, какое можетъ ее постигнуть, въ силу преграды, какія ставитъ поэтическимъ грезамъ прозаическая суровая дйствительность.
Одна изъ частностей исторіи изображенныхъ Шекспиромъ влюбленныхъ, принятіе усыпительнаго напитка для избжанія грозящей опасности насильственно навязываемаго брака съ нелюбимою личностью, была издавна въ поэтическомъ обиход. Ее указываютъ уже въ древнегреческомъ роман, но тамъ такая же подробность предстаетъ въ довольно неуклюже состряпанной рамк исторіи влюбленныхъ, далекихъ отъ глубоко поэтичной Шекспировой четы {См. E. Rohde, Der griechische Roman und seine Vorlufer. Zw. Auflage Leipz. 1900. О томъ, что драма Росвиты ‘Каллимахъ’, нсколько напоминаетъ ‘Ромео и Джульетту’, говорить В. Шереръ, Geschichte dor Deutschen Litteratur (имется и русскій переводъ).}. Изъ Византіи эта подробность передалась на Западъ и вошла въ средневковой романъ Кретьена де-Труа о Клиже.
Нтъ надобности подробно останавливаться здсь также на происхожденіи и различныхъ видоизмненіяхъ сказанія, послужившаго непосредственнымъ исходнымъ пунктомъ трагедіи Шекспира {Исторію этого сказанія изложилъ S. Frnkel Untersuchungen zur Entwickolungsgcschichte des Stoffes von Romeo und Julia въ ‘Zettschrift fr Vergleichende Lltteraturgeschichte und Renaissance Litteratur’, N. F., III. 3, 171—210 и IV, 48—91. Дополненія къ этой стать представилъ A. Stiefel: Ein weiterer Beitrag zur Romeo und Julia — Fabel, тамъ же, IV, 274—286. Тщательное сопоставленіе поэмы Брука съ трагедіею Шекспира см. y Delіus, Abhandlungen zu Shakespeare. II Bd., 135 и слд.}. Достаточно сказать, что оно возникло въ Италіи и основано на происшествіи, пріурочивавшемся въ XVI стол. къ Верон времени Данте, упоминающаго о распр Монтекки и Капулетти. Шекспиръ почерпнулъ знакомство съ этимъ сказаніемъ не y итальянскихъ новеллистовъ, a изъ вторыхъ рукъ, изъ англійскаго пересказа, составленнаго Брукомъ и напечатаннаго въ 1562 г., которому онъ немало обязанъ въ своей трагедіи. Существовала, повидимому, въ то время въ Англіи и драматическая обработка той повсти, но она не дошла до насъ.
Для насъ интересне выяснить, какъ Шекспиръ, послдовавшій за поэмою Брука во многихъ важныхъ подробностяхъ, отнесся къ заимствованному сюжету и преобразовалъ его. Такое разъясненіе можетъ нсколько ввести въ тайны его творчества.
Прежде всего необходимо отмтить, что уже ране Шекспира перерабатывали въ драму повствованіе, на которомъ онъ основалъ свою трагедію, но впервые подъ перомъ великаго англійскаго драматурга оно получило строго драматическую форму, обогатилось драматическою проблемой и достигло геніальнаго внутренняго углубленія.
Знакомясь съ Шекспировой трагедіей, нельзя не обратить вниманія на чрезвычайную быстроту дйствія, совершающагося всего въ теченіе нсколькихъ сутокъ: въ воскресенье утромъ Ромео грезилъ еще о любви къ Розалинд, и Джульетта его не знала, въ понедльникъ посл полудня мы видимъ ихъ уже обвнчанными, въ ночь съ понедльника на вторникъ они встрчаются въ послдній разъ, a въ пятницу утромъ они были уже бездыханны. Эта необычайная скорость дйствія въ піес Шекспира какъ бы соотвтствуетъ неудержимой стремительности чувства, безраздльно овладвшаго охваченными имъ героемъ и героиней и поставленнаго ими превыше всего на свт.
Для большаго соотвтствія этому порыву и идеализму чувства Джульетта Шекспира, вопреки всмъ предшествовавшимъ изводамъ сказанія, представлена едва достигшею 14-лтняго возраста и можетъ быть поставлена рядомъ съ Мариною въ ‘Перикл’ и 15-лтнею Мирандой въ ‘Бур’. Дауденъ ссылается на двухъ послднихъ въ подтвержденіе того, что Шекспиръ ‘любилъ весеннее время женщины’. Сравниваютъ также Джульетту съ Abigail въ ‘Мальтійскомъ жид’ Марло, которой также едва исполнилось четырнадцать лтъ и которая изображена сходно съ Джульеттой. Она, какъ и послдняя, названа:
The sweetest flower in Cytherea’s field {Сладчайшій цвтокъ на лугу Цитеры.}. Вообще вліяніе Марло, даровитйшаго изъ предшественниковъ Шекспира, долго отзывалось въ творчеств великаго драматурга. Выставивъ Джульетту столь молодою, Шекспиръ соблюдалъ врность мстнымъ условіямъ, такъ какъ южанки созрваютъ рано, и сверхъ того хотлъ уже самымъ этимъ возрастомъ охарактеризовать весь юношескій пылъ, къ какому способна дтски невинная двушка тхъ лтъ, въ душу которой внезапно западаетъ искра первой любви. Потому-то Джульетта Шекспира и отдается блаженству этого чувства съ дтски-двственнымъ восторгомъ.
Внесъ Шекспиръ нкоторыя существенныя отмны и въ изображеніе того, кто сталъ идоломъ души юной Джульетты, молодого Ромео. У великаго англійскаго драматурга боле, чмъ y его предшественниковъ, стало важнымъ мотивомъ отношеніе Ромео къ родственниц Джульетты, прекрасной Розалинд,которую Ромео будто бы любилъ ране, чмъ увидлъ свою новую избранницу на балу y Капулетти, гд находилась и Розалинда. Этотъ эпизодъ предварительной мнимой любви прибавляетъ къ характеристик Ромео новую черту, отличающуюся живой правдой, и тмъ содйствуетъ красот цлаго: неясное стремленіе къ любви, сказавшееся въ увлеченіи Розалиндой,— какъ бы прологъ къ глубокому дйствительному чувству. Когда Ромео и Джульетта познакомились другъ съ другомъ, къ концу бала ихъ участь была ршена навсегда. Ее не могла предотвратить принадлежность ихъ къ семьямъ, раздленнымъ смертельною враждою. Въ сцен въ саду, одной изъ прекраснйшихъ во всей пьес, сердца влюбленныхъ, полюбившихъ другъ друга съ перваго же взгляда, быстро мчатся впередъ, и на слдующій день ихъ привязанность была уже освящена тайнымъ брачнымъ союзомъ.
Мастерски построена y Шекспира 1-я сцена ІІІ-го акта, въ которой Ромео въ уличной схватк убиваетъ грубаго Тибальта, племянника стараго Капулета, въ отместку за то, что Тибальтъ сразилъ друга Ромео — Меркуціо. У Шекспира характеръ Тибальта представленъ такъ, что становится легко понятнымъ въ Джульетт перевсъ любви къ Ромео надъ гнвомъ изъ-за убіенія ея родственника, которое было вызвано необходимостью.
Убіеніе Тибальта является узломъ трагедіи: съ той поры печальная участь Ромео и Джульетты была неотвратима, съ этого момента начинаютъ подготовляться различныя обстоятельства, которыя потомъ совмстно привели къ гибели несчастной четы. Ромео отправляется въ Мантую по приговору герцога за убіеніе Тибальта, a Джульетта, дабы избжать навязываемаго ей родителями брака съ Парисомъ, принимаетъ, по совту о. Лоренцо, усыпительный напитокъ. Ее считаютъ умершею и погребаютъ въ родовой усыпальниц. Шекспиръ пускаетъ въ дло напитокъ, которымъ лишь на время была усыплена Джульетта, нсколько иначе, чмъ его предшественники.
Получивъ ложную всть о дйствительной будто бы кончин жены, Ромео быстро принимаетъ ршеніе. Въ большей части изводовъ онъ возвращается въ Верону умереть y склепа своей жены, переодтый въ другое платье, чтобы его не узнали. Шекспиръ, согласовавшій частности дйствія съ характерами, не придавалъ значенія такимъ вншностямъ, и y него, одушевляясь лишь любовью, Ромео спшитъ ночью къ гробниц мнимоумершей, не испытывая страха и не переодваясь. Въ другихъ изводахъ, прежде чмъ умереть, любовники обмниваются еще риторическими рчами, и ту же ошибку повторилъ еще въ XVIII в. знаменитый Гаррикъ. Шекспиръ врно усмотрлъ въ такомъ предсмертномъ разговор лишь театральный эффектъ и сообщилъ развязку, которая человчно-правдиве и художественно-совершенне: y него Ромео умираетъ немедленно отъ яда, и возставшая посл продолжительнаго сна Джульетта уже не застаетъ его въ живыхъ.
Таковы нкоторыя изъ видоизмненій, допущенныхъ Шекспиромъ въ заимствованномъ имъ сказаніи. Вводя вс эти преобразованія, поэтъ былъ направляемъ, конечно, тою творческою мыслью, которую внесъ въ заимствованное имъ повствованіе.
Возникаетъ, слдовательно, вопросъ о смысл, какой оно получило y Шекспира.
Значеніе разсматриваемой трагедіи Шекспира не въ такой мр темно, какъ идея нкоторыхъ другихъ его произведеній, но все-таки далеко не вполн ясно посл перваго знакомства съ пьесой. О томъ свидтельствуетъ разногласіе въ опредленіи ея смысла.
Прежде чмъ подойти къ установленію послдняго, будетъ весьма небезполезно ознакомиться съ нкоторыми изъ высказанныхъ о томъ мнній и проврить ихъ посредствомъ анализа характеровъ дйствующихъ лицъ, общаго хода трагедіи и сопоставленія ея съ другими произведеніями Шекспировскаго творчества, относящимися къ тому же періоду его.
Съ трагедіею о ‘Ромео и Джульетт’ какъ бы нераздльно слились въ ходячихъ представленіяхъ нкоторые сразу подкупающіе эпитеты въ род того, что это ‘пснь псней любви’. Начало такому представленію о ней положили романтики XIX вка, a y насъ Блинскій, къ которому присоединился и проф. Н. И. Стороженко. Они усматривали въ этой драм идеальное воплощеніе великой силы любви, образцовую поэму и апотеозу чистой юношеской любви, облеченныя чарующею прелестью ранней весны и окруженныя ореоломъ ослпительной и неувядающей поэзіи. Усвояя этой трагедіи возвышенныя стремленія, романтики хотли найти въ ней выраженіе германскаго любовнаго идеала, и Боденштедтъ, напр., видлъ въ Ромео идеалъ юноши.
Противъ этого романтическаго возвеличенія Шекспировой четы юныхъ влюбленныхъ выступаютъ другіе критики, которые находятъ, что Шекспиру навязываютъ въ данномъ произведеніи то, о чемъ онъ и не думалъ. ‘Ромео и Джульетта’ не есть не трагедія любви, это — трагедія страсти, не обращающей вниманія ни на что другое, трагедія дерзновенія и упорства. Влюбленные, выведенные въ этой трагедіи, думаютъ только о томъ, чтобы обладать другъ другомъ, такъ какъ они стараются прорваться черезъ вс преграды, которыя судьба ставитъ достиженію этой цли, то они должны трагически погибнуть. Родоначальникомъ этого мннія былъ уже романтикъ Тикъ, по словамъ котораго въ разсматриваемой трагедіи ‘случай только кажущійся, трагедія и судьба были обусловлены характеромъ Джульетты, преимущественно же характеромъ Ромео’. По мннію нмецкой философской критики (Ульрици, Гервинуса, Ретшера), Ромео и Джульетта должны были погибнуть, какъ нарушители законовъ нравственной жизни въ ослпленіи всецло по-давившей ихъ страсти не взиравшіе ни на что другое. Бультгауптъ признаетъ разсматриваемую трагедію ‘страшно реалистичною’. Онъ примкнулъ къ мннію о ней, выраженному извстнымъ авторомъ философіи ‘безсознательнаго’, Эдуардомъ фонъ Гартманомъ. Этотъ философъ пытался доказать, что взаимная страсть Ромео и Джульетты не есть глубокая задушевная любовь, составляющая идеалъ германскаго и спеціально нмецкаго образа мыслей и чувствованій, она скоре — увитое фантазіею стремленіе чувственнаго пыла того боле горячаго и легкаго племени, y котораго заимствована фабула трагедіи. И по мннію Бультгаупта, любовь Ромео и Джульетты, являющаяся и развивающаяся въ нихъ съ крайней быстротою, носитъ не романскій характеръ, a не германскій, она возникаетъ съ перваго же взгляда, чувственна, неосмотрительна. Исходя изъ исключительно чувственнаго направленія ея, Шекспиръ изображаетъ страшную силу, какую можетъ имть такое чувство надъ людьми, его ослпляющее дйствіе, помрачающее умы, полное замшательство мужчины, попадающаго въ путы любви, и, напротивъ, ростъ характера женщины, которая направляется прямо къ своей цли, уже при первомъ тайномъ свиданіи требуетъ брака и потомъ съ энергіею, свойственною страсти, уметъ торжествовать въ самыхъ затруднительныхъ положеніяхъ, когда ея возлюбленный теряетъ голову. Шекспиръ сводитъ дйствіе чувственной любви къ ея естественнымъ, психологическимъ послдствіямъ.— Можно бы привести цлый рядъ мнній на тему о томъ, что ‘Ромео и Джульетта’ — трагедія кипучей и безразсудно неудержимой страсти.
Иные, не ограничиваясь указаніями на роковую силу страсти, расширяютъ мысль этой піесы до идеи общаго неотвратимаго рока, признавая носителями послдней всхъ дйствующихъ лицъ трагедіи: всми ими помимо ихъ сознанія и воли заправляетъ посторонняя роковая, могучая и непреодолимая сила. Ея воля, отлично подыскивающая орудія даже во всхъ второстепенныхъ личностяхъ, исполняется неукоснительно.
Изложивъ крайнія и наиболе характерныя мннія, можно не приводить другихъ и перейти къ проврк указанныхъ взглядовъ и подготовк матеріала для окончательнаго вывода о смысл разсматриваемой трагедіи.
Эта подготовка должна состоять въ изученіи прежде всего характеровъ дйствующихъ лицъ ея.
Какъ бы прологомъ къ дйствительной, истинной любви, овладвшей душою Ромео посл того, какъ онъ увидлъ Джульетту, является мечтательное, головное чувство къ холодной, недоступной Розалинд. Ромео сразу предстаетъ фантазирующимъ мечтательно-влюбленнымъ юношею. Наряду съ мечтательностью въ его характер выступаетъ на видъ благородство и отсутствіе задора, какимъ надленъ, напротивъ, Тибальтъ. Вмст съ тмъ Ромео отличается пылкостью и богатствомъ фантазіи и въ связи съ тмъ необузданностью душевныхъ движеній, которыя могутъ повергать его даже въ безсиліе, но подъ вліяніемъ страсти онъ способенъ къ ршительному и неудержимому дйствованію. Это идеалистически настроенный и восторженный юноша. Его характеръ въ отношеніи къ главному дйствію проявляется въ безграничной привязанности къ предмету любви, т.-е., къ Джульетт. Образъ послдней заслуживаетъ особаго вниманія: онъ принадлежитъ къ тмъ женскимъ характерамъ y Шекспира, прелестне и привлекательне которыхъ трудно встртить въ міровой поэзіи. При этомъ онъ одинъ изъ отличнйшихъ въ творчеств Шекспира.
Изучая обрисовку характера и любовнаго чувства Джульетты, необходимо приводить разъясненіе того и другого въ связь съ общимъ представленіемъ Шекспира о женщин и любви. Любовь y Шекспира носитъ нсколько античный, фаталистическій, а съ другой стороны романтическій характеръ. Она — роковая, неотвратимая страсть, и вмст безграничная, безусловная преданность одного существа другому, полное сліяніе душъ, при которомъ нтъ другихъ интересовъ и другого счастія въ жизни. Все остальное на свт, въ томъ числ и самые близкіе дотол люди, каковы отецъ и мать, какъ бы перестаетъ существовать для влюбленныхъ. Любовь — не только одно изъ важнйшихъ событій жизни: для женщинъ Шекспира, она — единственно важное событіе послдней. Потому женщины Шекспира переносятъ вс свои помыслы на любимаго человка, вовсе не заботятся о себ, и весь остальной міръ отступаетъ тогда на задній планъ. Он готовы принести величайшія жертвы своей любви, изъ-за нея не отступаютъ ни передъ чмъ, даже передъ разрывомъ съ родителями, причемъ не испытываютъ никакого колебанія. Влюбленные y Шекспира преодолваютъ многочисленныя вншнія препятствія и готовы идти даже на смерть, когда не ждутъ уже счастія отъ любви въ настоящей жизни. Все это находимъ и въ разсматриваемой пьес.
Мы видли, какую твердую ршимость умереть возл своей Джульетты обнаружилъ Ромео при всти о (мнимой) смерти послдней, подпавъ власти отчаянія. Въ его жен замчаемъ такую же смну аффектовъ страшною и непреклонною ршимостію — послдовать по пути, который былъ почти столь же страшенъ какъ сама смерть: выпить усыпительный напитокъ, отъ котораго она очнется въ могильномъ склеп, среди тлющихъ костей своихъ предковъ. Такимъ образомъ, любовь всецло овладла и существомъ Джульетты, и при возвышенности этого чувства ея мы должны признать ее однимъ изъ трогательнйшихъ образовъ женской преданности, сопровождаемой врностью и постоянствомъ. Напрасно нкоторые критики заподазриваютъ любовь Ромео и Джульетты въ чувственности. Въ сцен въ саду мы не видимъ ни малйшаго намека на какія-нибудь чувственныя влеченія: видимо то было вполн чистое чувство, которому доставляла всю отраду, покой и миръ уже увренность въ любви другого существа. A монологъ Джульетты во ІІ-мъ явленіи III-го акта, когда она ждетъ Ромео, какъ мужа, самый лиричный изъ всхъ монологовъ, какіе встрчаются y Шекспира, также заключаетъ въ себ много мечтательной нжности и чистой, дтской простоты, невинности и радости при мысли обладать Ромео и принадлежать ему. Сама Джульетта сравниваетъ свое нетерпніе съ нетерпніемъ двочки, которой обновку сшили, но она не можетъ ее надть.
Такимъ образомъ, любовь, которой всецло отдались Ромео и Джульетта съ момента своей встрчи на балу, — чувство идеальное и чистое, которое они лелютъ въ своей душ, какъ единственный залогъ своего счастія. Подпавъ его власти, они не принимаютъ въ разсчетъ ничего другого.
Но равнымъ образомъ и многія другія лица разсматриваемой пьесы, за исключеніемъ преимущественно умнаго и осмотрительнаго о. Лоренцо, стоящаго въ сторон отъ мірскихъ страстей, дйствуютъ подъ вліяніемъ аффектовъ. Они воспламеняются съ чрезвычайной быстротою и легкостью.— Въ такомъ изображеніи сказалась замчательная правдивость Шекспировскаго творчества, потому что многіе люди дйствуютъ большею частью подъ вліяніемъ ближайшихъ импульсовъ. Эти другія личности піесы заслуживаютъ въ ней вниманія, поскольку и он вліяютъ на общій ходъ дйствія, приводятъ его къ тому, a не иному концу,— приводятъ невольно, потому что, безъ сомннія, никто изъ нихъ не желалъ того трагическаго исхода, которымъ заканчивается піеса. Выдающаяся черта въ этихъ второстепенныхъ личностяхъ — родовая вражда. Къ ней, повидимому, уже охладли старики, но молодежь и прислуга рвутся продолжать ее, и лишь немногія личности становятся выше этой нелпой распри, вмсто которой могли бы найти столько радостей въ жизни. Кром Ромео и Джульетты къ этой вражд не лежитъ душа и y Mepкуціо, но все-таки онъ гибнетъ изъ-за нея со словами: ‘Чума на ваши домы!’
Итакъ, въ піес Шекспира замчаются два главныхъ теченія событій, одно обусловлено враждою двухъ семействъ, въ сущности безсмысленною (по крайней мр мало имютъ смысла вс т столкновенія, которыя происходятъ на нашихъ глазахъ), a съ другой стороны о-бокъ съ этою враждою единственные представители юнаго поколнія враждующихъ родовъ, отрекаясь отъ этой ненависти, проникаются самою пламенною взаимною любовью и, отдавшись ей, не смотрятъ ни на какія преграды къ единенію здсь и за гробомъ. Спрашивается, которое изъ этихъ теченій преимущественно обусловило трагическую развязку дйствія, или же повліяли на нее они оба своимъ сліяніемъ, и не привзошли-ли и еще какіе-нибудь факторы? Этотъ вопросъ весьма важенъ для уразумнія общей мысли разсматриваемой трагедіи, и потому мы обращаемся къ его ршенію, проанализировавъ характеры дйствующихъ лицъ.
Нкоторые критики настаиваютъ, какъ мы уже видли, на ‘трагической вин’ главныхъ изъ этихъ лицъ. Подъ трагическою виною въ эстетик разумютъ обыкновенно переходъ подъ вліяніемъ страстности черезъ предлъ, какой должно ставить вниманіе къ своимъ обязанностямъ и правамъ другой стороны, вторженіе въ кругъ правъ другихъ лицъ. Критики этого направленія готовы усвоять въ ход дйствія первенствующее значеніе взаимной страсти Ромео и Джульетты и усматривать въ ихъ печальной участи какъ бы достойное возмездіе за то, что герой и героиня поддались съ закрытыми глазами слпой страсти, которая неизбжно должна была привести ихъ къ печальному концу. Они не имли силы воли обуздать свою страсть и, такимъ образомъ, идеалъ ихъ, исключительный культъ чувства, сталъ причиною и смерти ихъ. Они выказали полное отсутствіе піетета и духовной связи съ родителями и людьми близкими, дйствовали вопреки принципу связи съ родною семьей и вопреки чувству родовой гордости, но не имли ршимости открыто заявить о томъ во-время и старались соблюдать тайну.
Невозможно, конечно, отрицать полную отдачу себя во власть чувства со стороны Ромео и Джульетты. Но надо доказать, что Шекспиръ заботился о такъ называемой ‘поэтической справедливости’ и признавалъ преступнымъ чувство Ромео и Джульетты, шедшее въ разрзъ съ родовымъ и семейнымъ чувствомъ. Родители этихъ лицъ, повидимому, не сумли привязать ихъ къ себ и не старались вліять на нихъ сердечностію отношеній. Джульетта вынесла изъ своего воспитанія склонность къ притворству, присущую и ея матери. Въ силу того, изображая необычайную силу любви къ личности враждебнаго рода, не знающую никакой душевной борьбы, Шекспиръ выказалъ здравый реализмъ и рзко отличается отъ тхъ драматурговъ, которые сантиментально развивали тему о внутренней борьб долга съ любовью. Да и проявись такая борьба въ душ Ромео и Джульетты, все-таки любовь восторжествовала бы въ этихъ неизломанныхъ натурахъ надъ сомнніями безсмысленной вражды. Единственная вина Ромео и Джульетты можетъ быть усматриваема разв въ томъ, что они не пошли на добровольную гибель ране, чмъ привели ихъ къ тому обстоятельства, и не открыли родителямъ о своемъ брачномъ союз тотчасъ же посл того, какъ онъ состоялся: очевидно, они не могли ожидать для себя ничего добраго отъ такой откровенности. Слдовательно, само по себ чувство Ромео и Джульетты не заключаетъ въ себ трагической вины. Скажутъ, что тмъ не мене слпая сила любви выказала вполн свою власть надъ Ромео и Джульеттой: они погибли вслдствіе рабскаго подчиненія страсти и изъ-за своей собственной недальновидности и торопливости подъ вліяніемъ ея. Должно, однако, принять во вниманіе, что, если Ромео выказываетъ себя вначал и до изгнанія весьма податливымъ къ впечатлніямъ (уметъ онъ, впрочемъ, и тогда себя сдерживать, какъ, напр., въ сцен съ Тибальтомъ, и слушаться разумныхъ совтовъ Лоренцо), то подъ конецъ піесы ошибка его состоитъ въ томъ, что онъ поторопился умереть, но она вполн естественна въ виду сообщеннаго ему факта погребенія Джульетты, Ромео такъ подпалъ впечатлнію отъ этой горестной всти, что не обратилъ вниманія на румянецъ лежавшей въ гробу Джульетты. Значитъ, вся вина Ромео заключалась лишь въ томъ, что онъ не возмогъ пережить Джульетту и безъ нея не видлъ цли въ жизни. То же можно сказать и о Джульетт. Справедливо замтилъ г. Аверкіевъ, что въ этой пьес ‘развязка основана на томъ же, на чемъ и завязка, на любви’. Повидимому, Шекспиръ относился вполн любовно къ Ромео и Джульетт и не даетъ поводовъ заподазривать ихъ моральное достоинство.
Итакъ, характеры Ромео и Джульетты являются лишь отчасти одною изъ причинъ, обусловившихъ трагическую развязку ихъ короткой жизни. Нельзя, поэтому, не примкнуть къ мннію Боденштедта (у насъ къ тому же мннію примыкаетъ Н. И. Стороженко), по которому несчастные любовники погибли не вслдствіе трагической вины, какую взваливаетъ на нихъ школьная критика. Но нтъ ли противоположной крайности въ мнніи того же Боденштедта, что ‘пришелъ поздній морозъ, и, едва расцвтши, они должны были умереть’ *), другими словами: они умерли не по своей вин, a трагическая участь несчастной четы была обусловлена противорчіемъ ихъ внутренней душевной жизни съ вншними обстоятельствами. Кажется, что это мнніе боле врно, чмъ предыдущее: оно боле согласно съ сущностію трагическаго въ разсматриваемой драм и трагизма вообще, какой свойственъ Шекспировской трагедіи. Вопросъ о трагической развязк въ ‘Ромео и Джульетт’ надлежитъ приводить въ связь съ трагизмомъ этой драмы и, съ другой стороны, съ общимъ характеромъ понятія трагическаго y Шекспира.
{*) Опору для этого мннія какъ бы даетъ восклицаніе Капулета при вид мертвой, какъ онъ думаетъ, Джульетты (IV, 5):
Смерть на нее напала, какъ морозъ
Нежданный, что нжнйшій изъ цвтковъ
До времени на пол побиваетъ.}
Въ ‘Ромео и Джульетт’ передъ нами трагическое, возникшее не только вслдствіе господства страсти въ геро и героин, но и вслдствіе неблагопріятныхъ отношеній и стеченія вншнихъ обстоятельствъ, и благодаря случаю.
Нкоторые эстетики правильно опредляютъ трагическое положеніе, какъ сплетеніе побужденій, трудно примиряемыхъ, либо совсмъ расходящихся, взаимно исключающихъ существованіе другъ друга, но въ отдльности имющихъ право на существованіе. Приблизительно такой трагизмъ представляетъ въ положеніи Ромео и Джульетты драма Шекспира, гд находимъ столкновеніе противоположныхъ мотивовъ — родовыхъ и индивидуальныхъ. Судьба поставила Ромео и Джульетту въ водоворотъ распрей, которыхъ не могъ утишить даже владтельный герцогъ Вероны, прибгавшій къ мрамъ строгости. Кровавая вражда домовъ, къ которымъ принадлежали полюбившіе другъ друга Ромео и Джульетта, вызвала и Ромео, сколь онъ ни уклонялся отъ вмшательства въ распрю, на кровавый поступокъ, на месть и убіеніе Тибальта. Умерщвленіемъ Тибальта Ромео былъ совсмъ уже поставленъ въ трагическое положеніе, безысходное по отношенію къ браку съ Джульеттой. Ромео совершилъ трагическое дяніе, роковыя послдствія котораго онъ тотчасъ же предусмотрлъ, какъ то видно изъ его восклицанія: ‘О, я дуракъ судьбы!’ *). Дло заключалось отчасти именно въ судьб. Но только эта судьба y Шекспира — не древній всемогущій рокъ, слпо дйствующій и разящій человка, какъ бы ни поступалъ послдній. У Шекспира, какъ y поэта христіанскаго времени, сохраняетъ значеніе и самоопредленіе человка, по крайней мр, на участь единичной личности можетъ оказывать вліяніе до извстной степени свобода воли. Трагическія страданія не случайны y него, но вызываются собственными дяніями. При этомъ и страсть можетъ воздйствовать на волю, т. е. на свободное самоопредленіе, и можетъ привходить судьба либо въ христіанскомъ смысл — какъ предопредленіе и міроустроеніе на началахъ справедливости, либо въ философскомъ — какъ сцпленіе обстоятельствъ или событій, съ которыми человкъ долженъ считаться, но которыхъ онъ можетъ избжать, смотря по сил и особенностямъ своего чувства или воли. Въ трагедіи о Ромео и Джульетт находимъ трагизмъ, отчасти обусловленный и судьбою въ сейчасъ указанномъ смысл. Убіеніе Тибальта послужило лишь одною изъ причинъ трагическаго исхода, но не было причиною непосредственною. Ходъ дйствія заправляется не только взаимною страстью и характерами Ромео и Джульетты, но и еще двумя факторами: характерами лицъ, въ кругу которыхъ вращались Ромео и Джульетта, преимущественно ихъ родителей, и неблагопріятнымъ стеченіемъ событій помимо того. Возвышавшаяся надъ нелпою враждою любовь Ромео и Джульетты не могла встртить одобреніе со стороны ихъ родителей. Капулеты, отецъ и мать Джульетты, справедливо изображаются нкоторыми критиками, какъ люди высокомрные, честолюбивые, обидчивые, всецло преданные чувственному наслажденію, черствые и безсердечные. Неудивительно, что Джульетта была мало привязана дочерней любовью къ родной семь, мало питала доврія къ родителямъ, боялась ихъ и, посл изгнанія Ромео, не сказала родителямъ о состоявшемся уже своемъ бракосочетаніи, что было бы самымъ простымъ и наиболе подходящимъ выходомъ изъ затрудненія. Слдовательно, главное препятствіе къ осуществленію счастія въ любви, къ которому по праву стремились Ромео и Джульетта, заключалось въ характер и настроеніи ихъ родителей. Потому понадобилась продлка съ притворною смертію. Слдовательно, кровавая вражда домовъ, къ которымъ принадлежали Ромео и Джульетта, сама по себ уже заключала немало задатковъ трагической участи влюбленныхъ. Къ тому прибавился рядъ случайностей, сложившихся гибельно для влюбленныхъ. Непосредственная причина, приведшая Ромео къ смерти, была недйствительна, a заключалась въ его представленіи, и если бы обстоятельства сложились иначе, то Ромео получилъ бы надлежащее разъясненіе. Такимъ образомъ, смерть Ромео была вызвана совпаденіемъ цлаго ряда обстоятельствъ. Случайностью является то, что встникъ, посланный патеромъ Лоренцо извстить Ромео о принятіи Джульеттой лишь снотворнаго напитка, не могъ дойти до мста назначенія, потому что не могъ войти въ городъ вслдствіе случайнаго возникновенія заразительной болзни и принятія оградительныхъ мръ противъ нея, между тмъ какъ слуг Ромео удалось пробраться къ своему господину, но вслдствіе этой случайности Ромео узналъ только о смерти Джульетты, a не о томъ, что то была смерть кажущаяся, и участь его послдовала предназначенною дорогою. Что Лоренцо пришелъ къ могильному склепу Джульетты нсколькими мгновеніями позже принятія яда Ромео, что Джульетта проснулась лишь вскор посл смерти Ромео, все это — несчастныя стеченія, случайности, которыя могли окончиться также и иначе и которыя, однако, имли ршающее значеніе въ судьб Джульетты. Нкоторые критики ставятъ въ вину Шекспиру такое введеніе случайностей въ ходъ дйствія. Если вс эти случайности не растерзываютъ намъ сердца своею неразумностью, то остается лишь вра въ стеченіе обстоятельствъ, которое оказывается дйствующимъ не такъ, какъ древній рокъ, ясно и врно, a страшно и непостижимо. По мннію нкоторыхъ, возможно, однако, что въ основ этихъ съ разныхъ сторонъ возникающихъ событій, если бы мы могли прослдить цпи причинъ, вызывающихъ эти событія, могъ бы открыться какой-нибудь общій исходный пунктъ, такъ что то, что кажется человческому разумнію случайностью, счастливымъ или несчастнымъ сцпленіемъ, въ конц оказалось бы мудро-задуманнымъ планомъ. Это мы видимъ и въ разсматриваемой трагедіи. У Шекспира преобладаютъ развязки такого рода, и такъ называемой ‘поэтической справедливости’ нтъ. Шекспиръ оказывается въ построеніи трагизма мудрымъ созерцателемъ жизни, не навязывающимъ ей постояннаго вншняго торжества правды, какое не всегда бываетъ въ отдльныхъ явленіяхъ жизни, и свободнымъ отъ односторонности: не всегда награждается y него добродтель, не всегда торжествуютъ и порокъ и интрига. И однако же, не навязывая морали вншнимъ образомъ, Шекспиръ является великимъ моралистомъ, какъ великіе моральные уроки даетъ и жизнь. Въ особенности поучительны его великія трагедіи, къ которымъ принадлежитъ и ‘Ромео и Джульетта’.
{*) III. 1: O, I am fortune’s fool. Въ первомъ Quarto: O, I am fortune’s slave. Въ томъ же первомъ изданіи и Джульетта говорила (III, 2):
Ah why schould Heaven so much conspire with Woe.
Or Fate envie our happie Marriage…}
Трагедія, какъ и всякое вообще художественное произведеніе, иметъ своею задачей возбуждать въ насъ, въ нашей душ и чувствахъ, рядъ настроеній, которыя въ конц концовъ могутъ приносить намъ то или иное удовлетвореніе. Трагедія достигаетъ такой цли при помощи имющаго въ ней мсто трагизма, величіемъ ли и значеніемъ мучительныхъ ощущеній, или же мощью высшаго добраго начала въ страдающей и борющейся личности. Трагедія ‘Ромео и Джульетта’ удовлетворяетъ обоимъ этимъ требованіямъ. Душа созерцателя участи Ромео и Джульетты получаетъ облегченіе (очищается, по выраженію Аристотеля) въ сильнйшей степени, благодаря чувствамъ, которыя возбуждаетъ Шекспировская трагедія, чувствамъ такъ называемаго страха и состраданія.
Трудно найти въ какой-нибудь другой драм объясненіе въ любви боле прелестное, чмъ то, какое слышимъ въ первомъ разговор Ромео и Джульетты. Къ этому объясненію приравниваютъ еще объясненіе между Фернандо и Мирандою въ Шекспировой ‘Бур’. Печать особой нжности замчается на всей картин ночного свиданія, озаренной вдобавокъ кроткимъ сіяніемъ луны. Это какъ бы лучшій пережитокъ сценъ средневковыхъ заревыхъ псенъ со всею ихъ поэтичностью, Если бы выдлить сцену взаимнаго объясненія Ромео и Джульетты изъ цлаго, въ которое она включена, то она могла бы принести лишь глубокое наслажденіе нашему сердцу: въ ней затрогиваются самыя сладкія чувствованія, къ какимъ мы способны, и передаются словами самой свтлой радости. Но какъ скоро мы станемъ разсматривать эту сцену въ связи съ остальными и, присутствуя при ней, окажемся знающими то, чего вначал не предвидли Ромео и Джульетта, именно то, что они принадлежатъ къ враждующимъ семьямъ, то сердце наше сразу проникнется страхомъ за нихъ. Мы охвачены заботою о судьб этихъ влюбленныхъ, становящихся вслдствіе своей любви въ разрзъ со взаимнымъ отношеніемъ семействъ, къ которымъ они принадлежатъ, мы полны глубокаго состраданія къ ихъ столь прекрасной и, однако же, тщетной любви. Эти глубоко захватывающія насъ чувствованія достигаютъ въ насъ потомъ, по мр хода дйствія пьесы, высшаго напряженія, когда мы видимъ всю мимолетность счастія этихъ молодыхъ существъ, очаровывающихъ насъ силою, свжестью и поэтичностью своего чувства. Въ конц мы достигаемъ освобожденія, отршенія отъ такого напряженія (‘очищенія’, по выраженію Аристотеля), но не вполн. Зритель ‘Ромео и Джульетты’ не вполн проникается тмъ настроеніемъ, въ которомъ полагалъ результатъ созерцанія трагедіи Шиллеръ. Послдній думалъ, что трагедія пробуждаетъ живое, ясное сознаніе телеологической связи вещей, нравственнаго міропорядка, приводитъ къ примиренію {‘Das grosse gigantische Schicksal, welches den Menschen erhebt, wenn es den Menschen zormalmt’.}. Конечно, не смерть Ромео и Джульетты приноситъ намъ такое облегченіе, a въ нкоторой степени доставляетъ его примиреніе обоихъ враждовавшихъ домовъ въ виду дорогихъ жертвъ злой вражды. Инымъ, впрочемъ, и это примиреніе кажется ненадежнымъ. Гораздо боле утшенія даруетъ зрителю то, что, не взирая на смерть, достигаетъ все-таки тріумфа любовь Ромео и Джульетты, любовь безграничная и беззавтная, проявившая всю свою красоту. Ромео и Джульетта выказываютъ въ себ высокій подъемъ чувства, не желая жить другъ безъ друга. Такъ, судьба Ромео и Джульетты глубоко трогаетъ насъ и вмст возвышаетъ нсколько нашъ духъ зрлищемъ торжества ихъ идеала: Ромео и Джульетта ни на минуту не колеблются въ врности одному изъ идеаловъ совершеннаго человческаго существованія. Но все-таки намъ тяжело примириться съ ихъ гибелью.
Предложеннымъ анализомъ характеровъ Ромео и Джульетты и остальныхъ дйствующихъ лицъ разсматриваемой трагедіи и изслдованіемъ сущности ея трагизма и воздйствія, думаемъ, подготовлено достаточно матеріала для ршенія вопроса объ ея смысл.
Кажется, достаточно выяснено, что Шекспиръ не могъ имть въ виду взваливать всю вину трагической развязки своей пьесы на ослпленіе любовной страсти Ромео и Джульетты, и, слдовательно, идея его произведенія — не та узко моральная тенденція, какую навязывалъ ему Гервинусъ, равнымъ образомъ не могла она состоять и въ апоеоз любви въ томъ ея напряженіи, которое довело Ромео до неразумной опрометчивости, a вслдъ затмъ и Джульетту, до прекращенія своей жизни при вид бездыханнаго трупа Ромео. Этихъ страстныхъ и погибшихъ отчасти жертвами своей страсти влюбленныхъ врядъ ли Шекспиръ могъ возводить на пьедесталъ идеальныхъ героевъ, какихъ иные въ нихъ усматриваютъ.
Наиближе подойти къ истинной мысли Шекспировой трагедіи возможно лишь при сопоставленіи послдней съ остальнымъ творчествомъ Шекспира въ тотъ періодъ, къ которому относится ‘Ромео и Джульетта’.
Время написанія этого произведенія неизвстно въ точности. Можно съ увренностью сказать лишь, что трагедія о Ромео и Джульетт несомннно ставилась на сцен неоднократно съ 1596 г. и была впервые издана въ 1597 г. (до 17 апрля: Dowden, XV) въ формат in-quarto,— въ томъ вид, говоритъ это изданіе, какъ она часто (съ великимъ одобреніемъ) была публично представляема служащими y достопочтеннаго лорда of Hundson. Второе изданіе ея, съ измненіями, вышло въ 1599 г. На основаніи находящихся въ трагедіи упоминанія о землетрясеніи 1590 г., относимаго къ 1591 г., отголосковъ знакомства съ ‘Complaint of Rosamond’ Даніэля, 1592 г., и внутреннихъ данныхъ, свидтельствующихъ о томъ, что ‘Ромео и Джульетта’ была раннимъ произведеніемъ поэта, но потомъ подвергалась пересмотру и дополненіямъ, приходятъ къ заключенію, что она могла быть начата около 1591 г., несомннно была написана около 1595 г. и не позже конца 1596 г., a достигла полнаго завершенія въ смысл окончательной обработки въ 1599 г. {См. y Dowden’a XVIII—XX: cp. y H. Morley — въ предисловіи къ изданію ‘Ромео и Джульетты’ въ Cassot National Library: 1896, p. 7.}.
Руководясь этими хронологическими рамками, можно опредлить т произведенія Шекспировскаго творчества, съ которыми мы имемъ полное право сближать ‘Ромео и Джульетту’ въ силу тхъ или иныхъ соотношеній. Таковыми будутъ произведенія періода, когда Шекспиръ находился подъ вліяніемъ моднаго тогда въ Англіи итальянствовавшаго, если можно такъ выразиться, стиля воспванія любви, періода цвтистаго лиризма и нердко натянутыхъ concetti, въ тотъ періодъ была создана первоначальная редакція трагедіи о Ромео и Джульетт. Затмъ изслдователь будетъ вправ привлечь къ сопоставленію и произведенія времени, непосредственно слдовавшаго за предыдущимъ, когда y Шекспира выработался характерный стиль въ его національныхъ Histories, въ юмористическихъ комедіяхъ средняго періода его жизни, въ это время піеса ‘Ромео и Джульетта’ получила окончательный видъ. Къ періоду же такъ называемаго великаго трагическаго стиля разсматриваемая трагедія уже не иметъ ближайшаго отношенія.
‘Два веронца’,— произведеніе, въ которомъ любовныя влеченія встрчаютъ препятствія,— какъ бы первая подготовительная работа къ Веронской любовной трагедіи, изображенной въ ‘Ромео и Джульетт’. Дале эта трагедія иметъ близкое отношеніе къ ‘Венеціанскому купцу’, какъ-то видно изъ сличенія англійскаго текста обихъ піесъ по языку и композиціи, равнымъ образомъ иметъ она отношеніе ко ‘Сну въ лтнюю ночь’, заканчивающему ироническо-юмористическимъ образомъ періодъ итальянствовавшаго стиля и любовныхъ произведеній, и къ трагедіямъ о Ричард III и II, открывающимъ ‘Historiуs’, т. е. произведенія на сюжеты изъ англійской исторіи.
Разбираемая трагедія, по врному замчанію Даудена, представляетъ глубокій интересъ, какъ первая по времени изъ великихъ трагедій Шекспира. Мы видимъ, что задолго до созданія ‘Гамлета’ Шекспира въ молодые его годы уже занимала глубокая проблема человческой жизни, и ршеніе ея уже тогда получалось довольно печальное. Заслуживаетъ вниманія прежде всего общее представленіе Шекспира о столь сильно занимавшемъ его тогда чувств любви, какъ о болзни души, противъ которой не можетъ устоять разсудокъ. Такой взглядъ на любовь былъ развиваемъ и до Шекспира — уже съ начала Возрожденія — подъ вліяніемъ соотвтственнаго древняго представленія. Въ годы молодости Шекспиръ со всмъ пыломъ того возраста изображалъ ‘напрасныя усилія любви’ бороться съ этимъ всемогущимъ чувствомъ. При этомъ онъ не разукрашивалъ похоти, признавая ее губительною для юной души. Выше чувственной страсти онъ ставилъ идеализмъ сердца, и въ душ поэта торжествовало нравственное начало. Онъ чувствовалъ симпатію въ особенности къ высокому настроенію любви. Такую боле чистую любовь съ примсью идеализма, любовь, доходящую до невозможности жить безъ любимаго существа, Шекспиръ изобразилъ въ трагедіи о Ромео и Джульетт.
Но, согласно съ преобладающимъ психологическимъ складомъ личностей Шекспировой драмы, въ особенности въ боле раннихъ ея произведеніяхъ, владычество страсти не ограничивается въ дйствующихъ лицахъ разсматриваемой піесы никакими сдерживающими силами, ни разумомъ, ни совстью. Поступки большей части дйствующихъ лицъ опредляются ближайшимъ побужденіемъ и слдуютъ за нимъ непосредственно. Кругъ чувствованій, относящихся къ тому, что находится вн дйствующихъ лицъ, весьма узокъ, онъ ограничивается почти только любовью и дружбой. Нельзя не признать, однако, что въ разсматриваемой піес эти чувствованія достигаютъ высокаго подъема, a любовь — можно сказать — высочайшаго.
Уже въ этотъ періодъ творчества Шекспира его занимала мысль о демоническомъ начал въ мір, та мысль, которая достигла ужасающей силы потомъ, въ годы созданія величайшихъ трагедій Шекспира. Это демоническое въ мір и въ отражающихъ его произведеніяхъ Шекспира не поддается разсудку и можетъ быть только указываемо. Оно выступаетъ уже въ ‘Сн въ лтнюю ночь’. Въ основу этого произведенія положена символика, которую нельзя свести къ какимъ-нибудь сухимъ и общимъ положеніямъ. Чтобы понять шутку, на которой построена та піеса, надо вспомнить проклятіе, на которое обречена любовь Венерою въ конц Шекспировой поэмы ‘Венера и Адонисъ’. Соотвтственно съ тмъ любовь и въ ‘Сн въ лтнюю ночь’ представлена преходящею какъ сонъ, да и сама жизнь есть отчасти сонъ. Влеченіе любви приравнивается къ проблеску молніи полуночи: прежде чмъ человкъ возможетъ сказать: ‘вотъ (смотри)!’ пасть мрака поглощаетъ ее, такъ быстро изчезаютъ свтлыя явленія во мрак непроглядной ночи. Такова же и участь любви въ ‘Ромео и Джульетт’: она возникла внезапно, блеснула яркимъ метеоромъ и затмъ исчезла во тьм вчности. Мы можемъ признать это уподобленіе весьма мткимъ поэтическимъ символомъ. И вообще творчество Шекспира символично въ смысл удивительнаго соотвтствія вншней, чувственной стороны піесъ, ихъ тона и колоратуры, сторон духовной. Вншняя сторона піесъ является символомъ стороны духовной, полной нердко смысла, глубоко овладвающаго нашей душой.
Такимъ образомъ, по основной мелодіи, трагедія ‘Ромео и Джульетта’ и ‘Сонъ въ лтнюю ночь’ довольно близки другъ къ другу: въ первой также изображено непродолжительное счастіе, почти исчезающее вмст съ лунною ночью, во время которой произошло объясненіе Ромео съ Джульеттой. Изъ сада Капулетовъ, посл того какъ миновала та чудная ночь, поэтъ переноситъ насъ, при свт утренней зари, въ монастырскій садъ, гд о. Лоренцо собираетъ уже травы, которыя войдутъ потомъ въ напитокъ, введшій Джульетту въ преддверіе смерти.Трагедія о Ромео и Джульетт является какъ бы символическою иллюстраціею другой анаемы, изреченной любви Венерою, посл того какъ послдняя лишилась Адониса:
За смерть его скажу я въ предвщанье,
Что будетъ впредь родниться съ зломъ любовь,
Что будетъ грудь жечь ревности страданье,
Что счастье дастъ — разрушитъ горе вновь!
Одно другимъ замнится — и радость
Любви сердцамъ не будетъ больше въ сладость…
Коль скоро смерть мою любовь сразила,
Пусть всхъ людей любовь возьметъ могила.
(Переводъ г. Соколовскаго).
‘Ромео и Джульетта’ — трагедія, совмщающая такіе самые разительные контрасты человческаго существованія. Въ ней видимъ, съ одной стороны, горячее возвеличеніе любви, того таинственнаго сочетанія душъ, которое направляетъ ихъ къ одному изъ наивысшихъ подъемовъ человческаго чувства, a съ другой стороны, слышимъ скорбное стованіе о непрочности такого счастія. Все счастіе жизни въ высокой степени благородныхъ личностей, охваченныхъ неудержимымъ къ нему стремленіемъ, казалось, бывшее столь возможнымъ въ силу отрады, которую приносило имъ ихъ чувство, ограничилось нсколькими часами короткой лтней ночи, a затмъ уже до наступленія другой полуночи упоеніе этимъ счастьемъ было отравляемо грознымъ призракомъ неотвратимой разлуки. Затмъ весьма скоро холодная могила сокрыла вс горячіе порывы этой любви, видвшей цль въ самой себ и боле ни въ чемъ. Ея какъ будто и не было, она пронеслась какъ чарующій сонъ. И сколько довелось ей испытать мученій даже во время этого короткаго сладостнаго сна! Если не ошибаемся, Шекспиръ — одинъ изъ первыхъ поэтовъ, выдвинувшихъ въ трагедіи любви мотивъ столкновенія со средой и ея предразсудками. Уже въ ‘Ромео и Джульетт’ заключается какъ бы зерно сопоставленія морали мелочно-буржуазной съ романтическою, протеста противъ ‘роковыхъ буржуазныхъ отношеній’, противъ которыхъ возставала мщанская драма XVIII в., возникаетъ роковой вопросъ о высшей правд въ человческихъ отношеніяхъ вообще и о разумности человческихъ дяній. Оказывается, что полной правоты и разумности нтъ въ нихъ, нтъ ни на одной сторон, и даже лучшія личности являются не вполн правыми и ослпленными въ своемъ сознаніи, безсильными устроить даже свою личную судьбу въ желательномъ направленіи, какъ безсильна помочь и философская мудрость о. Лоренцо. Выводъ получается неутшительный, въ силу чего и говорится въ конц піесы, что на свт не было исторіи боле печальной. Дйствительно, трудно представить что-нибудь боле печальное. Среди ненависти родителей выростаетъ любовь дтей, но эти крайности непримиримы по доброй вол, и грхъ родителей оказывается отомщеннымъ въ ихъ дтяхъ. Рядомъ поставлены и одна изъ высшихъ радостей жизни и величайшее зло ея, любовь и ненависть, два полюса, около которыхъ вращается вся фабула піесы, веселье бала, ликованіе радости и власть смерти, ключомъ бьющая жизнь и умерщвленіе ею самой себя, и вс эти контрасты сливаются гармонически въ единое цльное дйствіе, какъ гармонична и жизнь, несмотря на разящіе въ ней при первомъ впечатлніи диссонансы.
Такое элегическое созерцаніе жизни, отголосокъ котораго особенно отчетливо слышится въ приведенныхъ выше словахъ отца Джульетты о ранней смерти послдней, повторяется постоянно въ жизни человчества и нердко въ его поэзіи. Оно было не разъ въ ходу со времени Возрожденія. Его находимъ въ поэзіи итальянской и французской. Возобновлялось оно и потомъ. Имъ полна, напр., поэзія Жуковскаго, въ романс котораго ‘Цвтокъ’ (1810) читаемъ:
Увы! кто скажетъ: жизнь иль цвтъ
Быстре въ мір исчезаетъ.
Но изображенная Шекспиромъ въ ‘Ромео и Джульетт’ чета влюбленныхъ, иллюстрирующая собою такое элегическое созерцаніе жизни, пріобрла типическое значеніе въ европейскихъ литературахъ, какъ никакая другая: нельзя указать никакой другой, которая могла бы поравняться популярностью съ Шекспировскою. Причина того заключается не только въ художественныхъ достоинствахъ трагедіи ‘Ромео и Джульетта’ и въ увлекательномъ изображеніи всей красоты молодого и горячаго чувства, но и въ томъ, что Шекспиръ самымъ типическимъ и универсальнымъ образомъ выразилъ самое общее и вмст поэтичнйшее чувство, высоко-поэтично и трогательно воспроизвелъ вчно повторяющуюся въ человческой жизни исторію первой любви, со всею чистотою, нжностью и безграничностью этого чувства, передалъ всю отраду, какую оно находитъ въ самомъ себ *), всю его необычайную силу и весь нравственный ростъ личностей, подпадающихъ его вліянію. Великій успхъ произведенія Шекспира порожденъ также его глубокомысліемъ, истинно драматическимъ изображеніемъ и драматической силы страсти, и всего высокаго, что она вызываетъ въ нашей душ, и тхъ неотвратимыхъ препятствій, которыя постоянно ставитъ человческому счастію и лучшимъ влеченіямъ человка жалкая вншняя жизнь. Ни въ какомъ другомъ поэтическомъ произведеніи не найдемъ такого изображенія контрастовъ радости и страданія и гибели, такого разительнаго и столь поэтичнаго сочетанія любви и смерти. Нтъ другой такой трагедіи, въ которой молодость и любовь такъ становятся лицомъ къ лицу съ неразршимыми загадками жизни, съ ненавистью и смертью. Наконецъ, трагедія Шекспира увлекаетъ и тмъ моральнымъ выводомъ, который не навязывается авторомъ, но, тмъ не мене, вытекаетъ изъ нея довольно ясно для вдумчиваго зрителя, выводомъ о томъ, что ничто не можетъ сломить внутренно духа, врящаго въ возвышенность своихъ стремленій, онъ торжествуетъ въ самой своей вншней гибели, онъ сильне смерти.
{*) Му bounty il asboundless as the sea,
My love as deep, the more I give to thee,
The more I have, for both are infinite,
говоритъ Джульетта.}