Въ одну бурную и темную ночь мы были на пути отъ Бергена къ Христіанъ-зунду, на маленькомъ тендер {Небольшое одномачтовое парусное судно.}. Хотя въ непроницаемой тьм нельзя было различить ни клочка суши, но нашъ капитанъ не безъ основанія думалъ, что мы слишкомъ приблизились къ норвежскому берегу, такъ какъ втеръ дулъ со страшной силой, заставляя насъ ежеминутно опасаться толчка о подвтренный материкъ. Боле часу мы прилагали вс усилія для удержанія нашего судна въ открытомъ мор, но вс наши старанія не послужили ни къ чему, и сами мы еле-еле держались на ногахъ. Облачное небо, туманная атмосфера, частый безпрерывный дождь, казалось, сговорились увеличить темноту ночи. Непроницаемый мракъ окружалъ насъ. Изрдка только сверкала блая пна на изгибающихся хребтахъ волнъ, когда он, сталкиваясь, разбивались одна о другую, и сливались въ одну, еще боле бурную, еще боле грозную. Море разыгралось не на шутку, вода нердко яростно хлестала черезъ палубу, заставляя насъ крпко держаться за такелажъ, чтобы не полетть за бортъ.
Капитанъ нашъ былъ человкъ робкаго и нершительнаго характера, и опасности, окружавшія насъ, принудили потерять къ нему всякое довріе. Часто, отдавая приказанія, онъ сейчасъ-же мнялъ ихъ на совершенно противоположныя, наружность его показывала, что онъ, вообще не особенно храбръ, а теперь подъ вліяніемъ выпитаго рому, и въ виду близкой опасности, онъ совершенно потерялся. Пассажиры перестали совтываться съ нимъ, команда, вопреки морской дисциплин, перестала оказывать всякое уваженіе его власти, и, такимъ образомъ, управленіе нашего судна было предоставлено Богъ знаетъ кому. Около полуночи разорвало гротъ {Главный парусъ.}, а вскор посл этого въ тендер открылась течь. Еще и прежде этого мы, отъ сильной качки, зачерпнули порядочное количество воды черезъ люкъ, а масса, прибывающая теперь еще съ низу, была такъ велика, что мы ожидали каждую минуту пойдти ко дну. ‘У насъ былъ одинъ только шансъ къ спасенію, это:— высадиться въ шлюпку, которую мы сейчасъ-же и спустили. Мы вс высадились въ нее, исключая капитана, который стоялъ, прислонившись къ мачт. Мы звали его, прося безъ замедленія послдовать нашему примру. ‘Какъ смли вы оставить тендеръ безъ моего позволенія?’ вскричалъ онъ, подступая впередъ,— ‘разв это заставитъ погоду сдлаться тише. Идите назадъ,— вс назадъ!’ — ‘Нтъ, нтъ,’ возразилъ одинъ изъ экипажа, мы не должны изъ-за вашего упрямства идти ко дну. Давайте сюда вашу руку, а не то мы оставимъ васъ здсь!’
— ‘Вы пьяны, капитанъ’, сказалъ другой. ‘Вы не можете позаботиться даже о себ самомъ: теперь вы должны насъ слушаться, а не мы васъ!’
— ‘Молчать, буйная гадина, закричалъ капитанъ, да и чего вы тутъ вс перепугались, маленькій порывъ втра, разорвавшій гротъ и сорвавшій руль, не помшаетъ намъ править судномъ.’
Волны такъ сильно и постоянно ударяли о бортъ тендера нашу шлюпку, что мы боялись, что она разобьется, или перевернется, если мы немедленно не отгребемъ прочь. Но не смотря на сильное возбужденіе, въ какомъ мы были, заботясь о сохраненіи нашей собственной жизни, мы все-таки не могли примириться съ мыслью оставить капитана, который упрямился тмъ боле, чмъ убдительне уговаривали мы его сопутствовать намъ. Наконецъ, одинъ изъ матросовъ прыгнулъ на палубу тендера, и, обхвативъ капитана, пробовалъ силой стащить его внизъ, но онъ сопротивлялся ршительно, и скоро высвободился изъ объятій матроса, который посл этого немедленно занялъ между нами свое мсто и, настаивалъ, что мы не должны боле рисковать своей жизнью, ради пьяницы и дурака. Большая часть объявила, что она того-же мннія, и мы начали отваливать шлюпку, но я умолялъ ихъ сдлать еще одно усиліе, для убжденія ихъ пьянаго капитана присоединиться къ намъ. Въ этотъ моментъ онъ вышелъ изъ каюты, куда взошелъ за нсколько минутъ передъ тмъ, и мы тотчасъ замтили, что онъ находится подъ вліяніемъ спиртныхъ напитковъ, еще боле, чмъ прежде. Онъ обзывалъ насъ всхъ грубйшею бранью, и угрожалъ своей команд строгимъ наказаніемъ, если она не придетъ на тендеръ, и не возвратится къ своимъ обязанностямъ. Его жесты были такъ грубы и отвратительны, что, казалось, ни одинъ не пожелалъ постараться принудить его ссть въ шлюпку, и посл тщетныхъ увщаній въ нелпости его поведенія и въ опасности его положенія, мы пожелали ему добраго пути, и отъхали прочь. Море высоко вздымало свои воды, и имло такой страшный видъ, что я самъ почти желалъ снова воротиться на тендеръ. Команда въ глубокомъ молчаніи налегала на весла, и мы слышали только, какъ въ грозномъ шипніи, одна за другой, выростали и исчезали волны. Наша шлюпка быстро скользила по поверхности океана, и, иногда, останавливаясь на нсколько мгновеній на дрожащей вершин вала, стремительно ввергалась въ пучину, такую глубокую и страшную, что мы думали: вотъ, вотъ, вся эта рокочущая громадина, окружающая насъ подвижнымъ сводомъ, обрушится надъ нашими головами, и увлечетъ насъ въ бездну. Какъ только мы погружались въ глубь, сердце мое замирало, потому что я чувствовалъ, что съ каждымъ разомъ, мы уходили все ниже и ниже, чмъ прежде, и я инстинктивно держался за банку, на которой сидлъ. Не смотря на мой страхъ, я постоянно смотрлъ по направленію къ тендеру. Обрывки грота, оставшіяся привязанными къ рею {Рей есть поперечное дерево, прикрпленное къ мачт, для привязки парусовъ.}, развваясь на втру, давали намъ возможность различить мсто судна, и показывали своими колебаніями, какъ страшно уходило оно. въ воду, то носомъ, то кормой. Вдругъ мы услышали голосъ нашего несчастнаго командира, посылающаго намъ въ догонку не истовыя насмшки, съ приправой ужасныхъ заклинаній и богохульныхъ клятвъ, и поющаго морскія псни, съ дикой и страшной энергіей. Иногда я почти желалъ, чтобы команда сдлала новое усиліе спасти его, но въ слдующій-же моментъ, чувство самохраненія подавляло вс порывы человколюбія, и я старался, зажавъ уши, изгнать изъ своей головы всякую мысль о его страданіяхъ. Черезъ короткое время полощущая {Когда парусъ развевается на втру, то моряки говорятъ, что онъ ‘полощетъ’.} холстина исчезла, и мы услышали мятежный ропотъ и плескъ волнъ, и увидли необыкновенное клокотаніе моря, въ четверти мили отъ насъ. Одинъ изъ матросовъ вскричалъ, что тендеръ нашелъ теперь свой конецъ, и что шумъ, который мы слышали, происходилъ отъ разбивающихся о него валовъ.
Иногда мы видли большую темную массу, то выныривающую на хребтахъ волнъ, то снова исчезающую и, увы, знали слишкомъ хорошо, что это только остовъ судна.
Изрдка только, пронзительный и мучительный голосъ исторгалъ какія-то восклицанія, но мы не могли разобрать ихъ, и тогда, трепетное, воющее стенаніе жалобно замирало, какъ-бы утонувши въ безвстной пучин, а море, злое, безпощадное море, еще пуще лнилось и клубилось на мст поглощенія своей жертвы, какъ бы раздраженное ея напраснымъ стономъ!!
Матросы, разомъ, словно по чьему нибудь мановенію, опустили весла, и выразительно посмотрли другъ на друга, не говоря ни слова. Страшное предзнаменованіе судьбы, подобной судьб капитана, вдругъ оледенило сердце каждаго и ослабило ту энергію, съ которой до сихъ поръ вс трудились для общей безопасности. Пока мы находились въ такомъ состояніи безпомощнаго бездйствія, рулевой закричалъ, что онъ видитъ впереди огонь.
Мы вс вперили вдаль наши глаза, чтобы увидть это, но въ тотъ самый мигъ, шлюпка наша погрузилась между двумя неизмримыми волнами, одна изъ которыхъ встала стной передъ нашими глазами, и мы остались, затаивъ дыханіе, въ страшномъ волненіи, пока новый валъ не вынесъ насъ на поверхность. Свтъ, подобно яркой звзд, внезапно вспыхнулъ передъ нашими взорами, и радостный крикъ вырвался изъ каждаго рта.
— Это, вскричалъ одинъ изъ матросовъ, должно быть тотъ пловучій маякъ, который нашъ капитанъ видлъ сегодня въ полдень. Если мы сможемъ достигнуть его, мы будемъ въ совершенной безопасности.
Это извстіе ободрило насъ всхъ, и матросы съ удвоенной силой начали налегать на весла, а я, между тмъ, старался надъ выкачиваніемъ изъ шлюпки воды, которая при шквалахъ захлестывалась черезъ планширы.
Посл часу усиленныхъ трудовъ, мы такъ приблизились къ свтящемуся дому, что перестали и думать о дальнйшей опасности, но свтъ внезапно померкъ передъ нашими глазами, и въ тоже самое время въ нкоторомъ разстояніи послышался тихій смшанный гулъ, который вдругъ быстро перешелъ въ оглушающіе раскаты. Мы скоро замтили страшную волну, катящуюся на насъ. Ея хребетъ, часть котораго уже готова была разсыпаться, низко вислъ надъ нами, угрожая залить насъ въ своемъ паденіи. Рулевой быстро направилъ шлюпку въ противоположную сторону, но все было тщетно, потому что валъ яростно разразился надъ нами, и мы были совершенно затоплены. Я почувствовалъ, что ботъ выскользнулъ изъ подъ меня, и я остался одинъ, безъ всякой поддержки, въ безпомощномъ и безнадежномъ состояніи, на борьбу со свирпыми волнами! Силы мои почти совсмъ истощились, когда я неожиданно получилъ ударъ въ бокъ маленькой бочкой, посланной мн тми-же самыми водами, которыя грозили затопить меня. Я немедленно обхватилъ ее, какъ можно крпче, и началъ всматриваться въ темноту, зовя моихъ спутниковъ, но я не могъ различить никакого признака, ни шлюпки, ни людей. Я, однако, питалъ еще смутную надежду, что они все-таки живы, а что только горы поднявшихся волнъ, на минуту скрыли ихъ отъ моего взора. Я продолжалъ кричать такъ громко, какъ только могъ, потому что звукъ собственнаго голоса, до нкоторой степени, заглушалъ то страшное чувство одиночества и опасности, которое заставляло трепетать мое сердце. Но только эхо отвчало на мои крики, и, убжденный, что вс товарищи мои погибли, я пересталъ осматриваться кругомъ, и направилъ бочку, какъ только могъ лучше, къ пловучему маяку. Рядъ долгихъ и утомительныхъ трудовъ принесъ меня къ борту судна маяка, и я громко закричалъ, въ надежд, что находящіеся на палуб услышатъ меня, и прійдутъ мн на помощь, но никто не отзывался. Я терпливо выждалъ, пока волна не подняла меня въ уровень съ русленями {Небольшая площадка снаружи борта.} и, ухватившись за нихъ, усплъ выбраться на палубу. Не найдя здсь никого, я подошелъ къ стекольному люку, и посмотрлъ внизъ. Два человка сидли тамъ за столомъ, и лампа, висвшая надъ ними, качалась взадъ и впередъ отъ колебаній судна, и освщала ихъ лица неровнымъ, трепетнымъ свтомъ.
Одинъ изъ нихъ, казалось, былъ сильно разсерженъ, а другой окидывалъ его презрительными взглядами. Оба они разговаривали чрезвычайно громко, съ угрожающими жестами, но море шумло такъ сильно, что я не могъ разслышать ихъ словъ.
Спустя немного, они вскочили и въ припадк сильнаго гнва бросились другъ на друга, какъ вдругъ, въ маленькую дверь, вбжала какая-то женщина, и остановила ихъ драку. Въ тоже самое время, я застучалъ ногами по палуб, и вниманіе всхъ трехъ обратилось на этотъ шумъ. Одинъ изъ нихъ немедленно взошелъ на лстницу каюты, но увидвъ меня, живо остановился, какъ-бы въ нершимости, идти-ли ему назадъ, внизъ, или подойти ко мн. Я приблизился къ нему и въ нсколькихъ словахъ разсказалъ свою исторію. Вмсто того, чтобы отвчать мн, онъ сошелъ въ каюту, и началъ разсказывать другимъ, то, что онъ видлъ. Я послдовалъ за нимъ и вошелъ въ ту комнату, гд они были. Мн показалось, что они сильно смутились при моемъ присутствіи, и прошло нкоторое время, прежде чмъ они ршились вступить со мной въ разговоръ, и доставили мн т удобства, въ которыхъ я такъ сильно нуждался. Подкрпившись пищей и перемнивъ платье, я началъ осматривать тотъ пріютъ, въ которомъ Провидніе дало мн защиту отъ ярости бури. Онъ былъ узокъ, длиною не боле 30 футовъ, но построенъ чрезвычайно прочно, и совершенно закрытъ сверху, исключая входа въ каюту. Посреди его стояла мачта съ большимъ фонаремъ, на верху котораго было нсколько рожковъ и рефлекторовъ. Фонарь этотъ помощью снастей и блоковъ могъ подниматься и опускаться, такъ часто, какъ этого хотли. Судно было хорошо укрплено на довольно большой мели, а маякъ на немъ предназначался для того, чтобы моряки избгали этого мста, гд погибло много судовъ и жизней, разбившись о эту наносную банку. Помщеніе внутренней палубы было очень узко и неудобно, однако я съ удовольствіемъ уединился въ крошечную каютку, отведенную мн моими хозяевами, и скоро усталость, да глухо доходившій до моихъ ушей шумъ волнъ, убаюкали меня въ спокойный и крпкій сонъ. На слдующее утро, одинъ изъ вчерашнихъ господъ, имя котораго было Ангерстофъ, подошелъ къ моей постели, и позвалъ меня къ завтраку угрюмымъ и повелительнымъ голосомъ. Другіе встртили меня холодно и недоврчиво, когда я присоединился къ нимъ, и вообще я могъ замтить, что они смотрли на меня какъ на незваннаго и нежеланнаго гостя. Завтракъ прошелъ почти въ безмолвіи и, когда онъ окончился, я тотчасъ-же вышелъ на палубу. Буря прошедшей ночи значительно стихла, но волны все еще высоко подымались, и надъ моремъ парилъ густой туманъ, вслдствіе чего, норвежскій берегъ, лежащій отсюда миляхъ въ 11, былъ почти не виднъ. Взоръ мой тщетно старался различить гд нибудь слды тендера или шлюпки, даже ни одна птица не оживляла однообразной колышущейся громады водъ. Внутренно содрогнувшись, я печально отвернулся отъ такого грустнаго зрлища, и, обратившись къ Морвальдену, младшему изъ обитателей пловучаго маяка, спросилъ: когда, по его мннію, мн можно надяться съхать на берегъ. ‘Я боюсь, что еще не скоро’, отвчалъ онъ,— насъ посщаютъ жители вонъ того берега, только разъ въ мсяцъ, для того, чтобы снабдить насъ запасами провизіи и прочими необходимыми вещами, а они были только шесть дней тому назадъ, слдовательно, вы можете разсчитать, какъ долго вамъ еще прійдется пробыть здсь. Правда, еще рыболовы заходятъ сюда во время тихой погоды, но такой-то мы наврядъ-ли дождемся и черезъ мсяцъ’. Ни одно извстіе не могло бы меня боле опечалить, чмъ это. Мысль остаться въ такомъ мст, быть можетъ, нсколько мсяцевъ, была невыносима, тмъ боле еще, что я не могъ ускорить отъзда своими собственными стараніями, а долженъ былъ оставаться здсь въ состояніи полнйшаго бездйствія, ожидая, пока счастливый случай, или правильный рейсъ, не избавятъ меня отъ этого. Ни Ангерстофъ, ни Морвальденъ, казалось, не сочувствовали моему горю. На вс мои вопросы они давали грубые и односложные -отвты и вообще старались имть со мной какъ можно меньше сношеній. Большую часть дня они употребили на установку фонаря и на чистку лампъ и рефлекторовъ, но совсмъ не разговаривали между собою. Я легко замтилъ, что они питали другъ къ другу взаимную ненависть, но не могъ открыть причину этого. Морвальденъ, казалось, боялся Ангерстофа, и въ тоже время сильно злился на него, не смя это выразить. Ангерстофъ, видимо, подозрвалъ это, потому что относился къ своему товарищу съ искреннимъ озлобленіемъ и ненавистью, и въ нкоторыхъ вещахъ перечилъ ему. Маріэтта, женщина на судн, была жена Морвальдена. Она преимущественно оставалась внизу и исполняла обязанности служанки. Она выглядла немного ласкове, но была такъ сдержанна и осторожна во всхъ своихъ дйствіяхъ, что нисколько не придавала оживленія нашему холодному и далеко не искреннему кружку. Посл томительно монотоннаго дня, я вышелъ на верхъ посмотрть на свтъ маяка и до поздняго часу прогуливался взадъ и впередъ по палуб. Я смотрлъ на фонарь, какъ онъ, качаясь изъ стороны въ сторону, бросалъ яркій свтъ на различныя части моря, и то мн грезилось, что я вижу людей борющихся въ волнахъ, которыя ходили съ грознымъ шипніемъ кругомъ меня, то воображалъ, что различаю въ ночной тьм блый парусъ приближающагося судна. Казалось, что человческіе голоса смшивались съ шумомъ разбивающихся валовъ, и часто я внимательно прислушивался, почти ожидая услышать явственные звуки. Въ моемъ ум начался такой-же хаосъ, какой происходилъ кругомъ меня. Только тотъ, кто перешелъ одинокій необозримый океанъ, можетъ себ представить, что значитъ находиться среди массы водъ, среди шума и рокотанія неугомонныхъ волнъ! Никакая, хотя-бы во сто разъ большая опасность на суш, не можетъ сравниться съ самой маленькой, на хрупкомъ твореніи дерзкихъ рукъ человка, за тысячу миль отъ твердаго берега. Съ чмъ можно сравнить то чувство радостной надежды, которое поднимается въ васъ, когда вы видите безопасную бухту, или когда яростные порывы урагана вдругъ смняются легкими дуновеніями попутнаго втерка.
Хотя для моего теперешняго положенія, какъ штиль, такъ и буря были одинаково безопасны, но меня охватывало такое-же чувство, какъ если-бы судьба моя была связана съ тми которые находятся на палуб терпящаго крушеніе корабля. Моя надежда когда-нибудь снова свидться съ человчествомъ, умерла, и я представлялъ себ долгіе годы одиночества и безнадежности, въ обществ грубыхъ личностей, въ руки которыхъ такъ неожиданно бросила меня судьба.
Ангерстофъ и Морвальденъ, въ продолженіи цлой ночи, чередуясь, присматривали за маякомъ. Морвальдену пришлось вступить въ очередь, когда я еще былъ на верху. Его лице и жесты обличали сильное душевное волненіе, онъ торопливо шагалъ по палуб, бормоча что-то себ подъ носъ. Иногда онъ внезапно останавливался, и, нагнувшись надъ люкомъ, тревожно старался разсмотрть, что происходило внизу. Я не думалъ прерывать его страннаго поведенія, а хотлъ только наблюдать за нимъ, какъ вдругъ онъ быстро подошелъ ко мн, и прерывистымъ шопотомъ сказалъ: Тотъ, кто тамъ внизу,— гадина,— отчаянная гадина, это врно,— онъ способенъ на все,— и женщина такая-же дрянь, какъ онъ!— Я спросилъ, какія у него есть доказательства.— О, я знаю это!— возразилъ онъ, этотъ презрнный Ангерстофъ, котораго я нкогда считалъ своимъ другомъ, пріобрлъ любовь моей жены. Она мн измнила. Они оба желаютъ, чтобъ я отправился на тотъ свтъ. Можетъ быть, теперь они строятъ планы моей погибели. Что могу я сдлать? Это ужасно, быть запертымъ въ такомъ узкомъ мст съ тми, которые ненавидятъ тебя, и не имть никакихъ средствъ къ избавленію или защит отъ ихъ адскихъ козней.
— ‘Почему-же вы не уйдете съ пловучаго маяка’,— спросилъ я, и не оставите вашего товарища и вашу преступную жену?’
— ‘Ахъ, это невозможно,’ — отвчалъ Морвальденъ.— ‘Если я сойду на берегъ, я лишусь свободы. Живя здсь, я могу избжать мщенія закона, противъ котораго однажды согршилъ, ради той, которая теперь измнила мн въ любви. Какая неблагодарность! Моя судьба въ самомъ дл ужасна, но я долженъ покориться ей. О, неужели я вчно буду качаться на этихъ волнахъ, окружающихъ мое пловучее жилище, неужели никогда боле не буду я ходить по зеленымъ цвтущимъ лугамъ? Неужели томительный ропотъ моря, и завываніе втра, будутъ вчно напвать мн, что я изгнанникъ, безнадежный, отчаянный изгнанникъ! Но нтъ, что я,— это не будетъ долго’,— вскричалъ онъ, схвативъ мою руку. ‘Они убьютъ меня! я увренъ въ этомъ. Никогда не засыпаю я безъ мысли, что Ангерстофъ выброситъ меня за бортъ!’
— ‘Ваше одиночество, и однообразная жизнь расположили васъ къ такимъ химерамъ’ — сказалъ я — ‘вы должны стараться отгонять ихъ’.
— Совсмъ это не дло одиночества,— возразилъ Морвальденъ торжественнымъ голосомъ,— можетъ-быть, прежде, чмъ вы оставите насъ, вы будете имть доказательства этому. Много кораблей погибло здсь, скелеты и тла несчастныхъ жертвъ лежатъ намели. Иногда, въ полночь, я видлъ толпы человческихъ фигуръ, движущихся по поверхности океана, взадъ и впередъ, почти на такомъ протяженіи, какое можетъ охватить глазъ. Я не знаю, ни кто они, ни что они тамъ длаютъ. Часто, когда я стою у фонаря одинъ, я слышу безчисленное множество голосовъ, какъ бы выходящихъ изъ подъ воды и говорящихъ вмст, дважды я разслышалъ т слова, которыя оци исторгали, но не могу повторить ихъ, хотя он безпрестанно живутъ въ моей памяти, языкъ мой отказывается произносить ихъ, или объяснять другимъ ихъ значеніе.
— Ну, конечно, вы находитесь подъ вліяніемъ разстроеннаго воображенія,— сказалъ я, въ томъ, что вы мн сказали, нтъ ни капли правды.
— Можетъ быть, мои мысли зашли слишкомъ далеко, потому-что моя голова была сильно озабочена этимъ,— возразилъ Морвальденъ,— но многіе, которые теперь лежатъ въ глубокой пучин, могутъ подняться, и обвинить меня въ томъ, что я сейчасъ намренъ открыть вамъ. Въ одну бурную ночь, вскор посл поступленія моего на пловучій маякъ, я, наблюдая за фонаремъ, впалъ въ глубокій сонъ. Не знаю, какъ долго онъ продолжался, но я былъ разбуженъ страшными криками и стонами. Я вскочилъ и тотчасъ увидлъ, что вс лампы въ фонар были загашены. Было очень темно, море яростно бушевало, но, не смотря на то, я замтилъ корабль, нанесенный на мель въ небольшомъ разстояніи отсюда, его паруса полоскали по втру, и волны сильно ударялись въ его борта. Полуобезумвшій отъ страха, я побжалъ внизъ, въ каюту, за свчкой, и засвтилъ лампы такъ скоро, какъ только возможно. Фонарь, поднятый на токъ мачты, бросилъ на злящійся океанъ яркій блескъ, и показалъ мн исчезающее въ волнахъ судно, около котораго въ послднихъ усиліяхъ боролись съ водами сотни людей. Мужчины, женщины, дти, корчились вмст въ мучительной агоніи, испуская хватающіе за душу крики, ихъ лица, въ то время, какъ они постепенно коченли въ рукахъ смерти, были обращены ко мн, ихъ, сверкающіе мрачнымъ блескомъ, глаза съ нмымъ укоромъ смотрли на меня, какъ на причину ихъ преждевременной погибели. Никогда я не забуду этихъ взглядовъ, они преслдуютъ меня и во сн, и на яву. До сихъ поръ я держалъ этотъ разсказъ въ тайн, и не знаю, буду-ли я еще разъ имть мужество разсказать его…. Мачты корабля еще нсколько мсяцевъ посл его крушенія торчали надъ поверхностью моря, и служили мн страшнымъ напоминаніемъ той ночи, въ которую погибло такъ много человческихъ душъ, вслдствіе моей неосмотрительности и безпечности! Богъ никогда мн не проститъ этого! Иногда я думаю, что я сошелъ съ ума, прошедшее и настоящее равно страшно для меня, и я не смю всматриваться въ будущее.
Я почувствовалъ, что нчто въ род суеврія охватило меня во время разсказа Морвальдена, и мы въ молчаніи ходили по палуб до конца его очереди. Затмъ я сошелъ внизъ и легъ на постель въ своей каютк, хотя мн совсмъ не хотлось спать. Печальныя мысли и предчувствія, самъ не знаю почему, возбужденныя Морвальденомъ, бродили въ моей голов. Мое положеніе казалось мн прежде только печальнымъ и жалкимъ, теперь начало обрисовываться яркими картинами ужаса, тмъ боле, чмъ дольше я всматривалси въ него.
На слдующій день, когда Морвальденъ, по обыкновенію, началъ приводить въ порядокъ пловучій маякъ, онъ позвалъ Ангерстофа помочь ему, тотъ ршительно отказалъ. Тогда Морвальденъ сошелъ въ каюту, гд находился его товарищъ, и спросилъ, почему не исполняютъ его приказаній?
— Почему? а потому, что я терпть не могу безпокоиться, возразилъ Ангерстофъ.
— Я здсь хозяинъ, продолжалъ Морвальденъ, и мн здсь вврено все управленіе. Не старайтесь насмхаться надо мною.
— Насмхаться надъ вами? воскликнулъ Ангерстофъ, презрительно взглянувъ на него. Нтъ, нтъ, я не насмшникъ, совтую вамъ снова идти на верхъ, чтобы я не расквитался съ вами за вашу спсь.
— Вотъ какъ, мужъ, вскричала Маріэтта, я вижу, что вашей лности нтъ конца! Вы заставляете этого молодаго человка трудиться съ утра до ночи, самымъ безсовстнымъ образомъ пользуясь его хорошимъ характеромъ.
— Молчать, безнравственная женщина, сказалъ Морвальденъ. Я знаю очень хорошо, почему вы защищаете его, но я положу конецъ короткости вашихъ отношеній. Маршъ, немедленно въ свою комнату! Вы моя жена, и должны меня слушаться!
— Это обыкновенно такъ кончается, воскликнула Маріэтта. Неужели никто не сдлаетъ и шагу, чтобы спасти меня отъ его своеволія?!
— Несносный товарищъ, вскричалъ Ангерстофь, не смйте обижать мою любовницу!
— Любовницу? повторилъ Морвальденъ, и это говорится мн прямо въ глаза! и онъ отвсилъ своему противнику полновсный ударъ. Ангерстофъ прыгнулъ впередъ, съ намреніемъ возвратить его, но я всталъ между ними, и помшалъ ему. Тогда Маріэтта начала проливать слезы и восхвалять великодушіе своего любовника, съ которымъ онъ пощадилъ ея мужа. Послдній немедленно вышелъ на палубу и возобновилъ работу, стараясь отвлечь свои мысли отъ предшествующаго спора. Ни тотъ, ни другой повидимому не располагали помириться, и не имли между собой сношенія впродолженіи цлаго дня, исключая сердитыхъ и мстительныхъ переглядываній. Я постоянно наблюдалъ, какъ часто Маріэтта совтовалась съ Ангерстофомъ, и легко замтилъ, какъ мало предметъ спора былъ благопріятенъ мужу, манеры котораго обнаруживали боязнь и безпокойство, не смотря на то, что онъ старался смотрть, беззаботно и весело. Онъ не показывался къ завтраку, а все время проводилъ на верху. Когда Ангерстофъ случайно проходилъ мимо его, онъ отступалъ назадъ съ выраженіемъ страха на лиц, и хватался или за снасть, или вообще за что-бы онъ могъ удержаться.
День оказался для меня страшнымъ и тревожнымъ, потому что я каждую минуту ожидалъ какого нибудь ужаснаго происшествія, въ которомъ прійдется замшаться и мн. Я, почти безпрестанно смотрлъ на бушующее море, съ горячей надеждой, что какая нибудь шлюпка приблизится на столько, что услышитъ мои крики, и доставитъ мн случай удалиться на берегъ изъ этого ужаснаго жилища. До полночи стеречь маякъ приходилось Ангерстофу, а такъ какъ я не хотлъ имть съ нимъ ничего общаго, то и остался внизу. Въ 12 часовъ, Морвальденъ смнилъ его, и онъ, сошедши внизъ, скоро удалился въ свою каютку. Думая, вслдствіе этого, что они не имютъ враждебныхъ намреній, я спокойно легъ въ постель и заснулъ. Немного спустя, меня разбудилъ шумъ надъ моей головой, я поднялся, и внимательно прислушался. Звукъ, казалось, происходилъ отъ неправильныхъ шаговъ по палуб двухъ, сцпившихся вмст человкъ, по временамъ я слышалъ, какъ наносились сильные удары. Я вскочилъ съ постели и вбжалъ въ каюту, гд нашелъ одну Маріэтту, стоящую съ лампой въ рук.
— Слышите-ли вы это? вскричалъ я.
— Что слышать, возразила она, я видла страшный сонъ, я вся дрожу.
— Ангерстофъ внизу? спросилъ я.
— Нтъ…. да…. я думаю, сказала она,— но почему вы это спрашиваете? онъ взошелъ на верхъ.
— Вашъ мужъ и онъ дерутся, мы должны немедленно помшать имъ.
— Какъ можетъ это быть, отвчала Маріэтта, Ангерстофъ спитъ!
— Спитъ? не сами-ли вы сейчасъ сказали, что онъ на верху.
— Я ничего не знаю, возразила она, я была внезапно разбужена, прислушаемтесь одну минуту!
Нсколько секундъ все было тихо, затмъ, вдругъ голосъ вскрикнулъ: А, ножикъ! Вы убиваете меня?! киньте, киньте его, нтъ, вы не сдлаете этого! теперь,— ахъ,— злодй!… Тяжелое тло упало на палубу, и слабый, умирающій голосъ произнесъ какія-то слова. Шумъ моря помшалъ мн ихъ разслышать. Я бросился на лстницу, и попробовалъ открыть створчатую дверь люка, но она противилась моимъ неимоврнымъ усиліямъ. Я сильно застучалъ, но и это было напрасно.
— Одинъ изъ нихъ убитъ! Тотъ, кто заперъ дверь снаружи — преступникъ! вскричалъ я.
— Я ничего этого не знаю, возразила Маріэтта, мы теперь ничего не можемъ сдлать. Идите сюда опять, о, какъ ужасно тихо, Боже мой, капля крови сочится черезъ люкъ…. Ахъ, у меня голова идетъ кругомъ! И что за странныя лица смотрятъ на насъ? Мы должны скрыться, хоть въ воду, если он бросятся на насъ. Слышите вы этотъ похоронный звонъ и странные голоса!
Дверь каюты внезапно открылась, и въ тотъ же моментъ передъ нами появился Ангерстофъ, крича: ‘Морвальденъ упалъ за бортъ, киньте ему канатъ! Онъ утонетъ!’
Руки его и одежда были въ крови, а взглядъ полонъ ужаса и смущенія.
— Вы — убійца! почти невольно воскликнулъ я.
— Почемъ вы знаете это? сказалъ онъ, отступая назадъ.— Я увряю, васъ, что я ничего не видлъ.
— Стъ, стъ, вскричала Маріэтта,— разв вы сошли съ ума, повторите снова! Чего вы испугались? Почему вы не бжите на помощь моему мужу?
— Вы-же намъ сказали, что онъ упалъ за бортъ? спросила Маріэтта,— неужели мой мужъ долженъ погибнуть?
— Дайте мн немного воды, чтобы вымыть мои руки, сказалъ Ангерстофъ, блдня какъ смерть, и схватившись за столъ, чтобы не упасть.
Теперь я поспшилъ на верхъ, но Морвальдена тамъ не было. Положивъ свои руки на планширъ, я наклонился и началъ смотрть внизъ, когда я снова отнялъ ихъ, он были въ крови. Я вдругъ почувствовалъ тошноту и началъ сравнивать себя съ убійцей Ангерстофомъ.
Море, маякъ, воздухъ — окрасились въ моихъ глазахъ въ кровавый цвтъ. Мн казалось, что я слышу умирающія восклицанія Морвальдена, доходящія до меня изъ сто футовой глубины. Я подошелъ къ двери каюты, намреваясь сойдти внизъ, но нашелъ, что она крпко заперта изнутри. Я былъ убжденъ, что я съ намреніемъ запертъ на верху, и холодная дрожь пробжала по моему тлу. Закрывъ лице руками, я не смлъ смотрть кругомъ, мн казалось, что я исключенъ изъ общества живыхъ и осужденъ на сообщество съ душами мертвыхъ и утонувшихъ людей. Погодя немного, я началъ ходить взадъ и впередъ по палуб, но мерцающій свтъ фонаря, по временамъ, ярко освщалъ ручьи крови, черезъ которые я не ршался перешагнуть. Воздухъ длался гуще и мрачне, грозное море становилось ужаснымъ своимъ рокотомъ и шипніемъ, а втеръ заунывнымъ воемъ и вздохами сопровождалъ каждый плескъ волны. Все темнло и принимало зловщій оттнокъ, напрасно я искалъ такого предмета, который-бы своимъ видомъ могъ разсять мрачныя мысли, толпившіяся въ моей голов. Иногда мн мерещилось за кормой качающаяся на волнахъ рука, тогда я отходилъ подальше, какъ только могъ, и съ ужасомъ смотрлъ впередъ, какъ-бы ожидая выхода самого призрака! Я старался устремлять глаза на свтъ, въ надежд, что все это есть плодъ моего разстроеннаго воображенія,— но напрасно: рука, все покачиваясь, противъ моей воли, манила меня къ себ. Я отчаянно двинулся впередъ и скоро увидлъ человка, конвульсивно держащагося за кормовой канатъ,— это былъ Морвальденъ. Онъ слабо поднялъ голову, и что-то пробормоталъ. Я могъ только разслышать слова: ‘убитъ, брошенъ за бортъ, держусь за канатъ,— такая ужасная смерть’!— Я протянулъ руки, чтобы схватить его, но въ это время, судно сильно качнулось и онъ, выпустивъ канатъ, исчезъ въ волнахъ, черезъ минуту онъ снова показался и снова скрылся подъ килемъ. Я схватилъ первый попавшійся канатъ, и бросилъ одинъ конецъ его за корму, затмъ я бросилъ также нсколько досокъ, думая, что несчастный Морвальденъ можетъ, собравъ послднія силы, ухватиться за нихъ, если они попадутся ему. Я дожидался этого довольно долго, но наконецъ потерялъ всякую надежду спасти бдняка и попытался сойдти внизъ. Дверь теперь была отперта, и я открылъ ее безъ труда. Первое, что бросилось мн въ глаза при вход въ каюту — былъ Ангерстофъ, крпко спящій, растянувшись на полу. Его безпорядочная поза, тупое выраженіе и прерывистое дыханіе, показали мн, что онъ проглотилъ порядочное количество спиртныхъ напитковъ. Маріэтта была въ своей собственной комнат. Даже присутствіе мертвеца было, казалось, мене страшно, чмъ страшное одиночество каюты. Я легъ на скамью провести остатокъ кончающейся ночи. Лампа, висвшая у потолка, скоро погасла, и оставила меня въ совершенной темнот. Воображеніе начало рисовать мн тысячи ужасающихъ образовъ, и голосъ Ангерстофа, бредившаго во сн, по временамъ поражалъ мои уши.— Поднимитесь къ маяку! надо зажечь лампы, это ужасно: он наполнены кровью вмсто масла. Что это идетъ,— шлюпка? Да, да, я слышу весла. Судъ! Отчего тло такъ долго не погружается, вдь они накроютъ меня. Какъ ужасенъ вой втра! Мы демъ къ берегу! Посмотрите, посмотрите! Морвальденъ плыветъ за нами! Какъ ужасно онъ барахтается въ вод!
Маріэтта выбжала изъ своей комнаты со свчею въ рук и, треся Ангерстофа за рукавъ, пробовала разбудить его.
Онъ скоро проснулся, стуча зубами и дрожа всми членами, онъ снова началъ было говорить, но она прервала его и втолкнула въ каморку, гд онъ скоро и заснулъ.
На слдующее утро, посл короткаго, тревожнаго сна, я вышелъ на палубу. Я нашелъ Маріэтту, разливающую по ней воду, чтобы уничтожить вс слды преступленія прошедшей ночи. Впродолженіи цлаго дня, Ангерстофъ старался показываться какъ можно рже, и его взгляды были мучительны и испуганны. Онъ, казалось, совсмъ потерялся отъ страха, и иногда ршительно не понималъ, что происходило вокругъ его. Онъ внезапно подошелъ ко мн и съ смлымъ видомъ, но дрожащимъ голосомъ спросилъ:
— Почему осмлились вы вчера назвать меня убійцей?
— Почему?— потому что вы и дйствительно убійца, отвчалъ я посл нкоторой паузы.
— Берегитесь того, что вы сказали, грозно возразилъ онъ,— Теперь вы не можете избжать моей власти! Я говорю вамъ, сэръ, что Морвальденъ упалъ за бортъ.
— Откуда-же тогда, кровь, которая покрывала палубу? спросилъ я. Онъ поблднлъ и закричалъ:
— Вы лжете, вы нахально лжете: здсь ничего не было!
— Я видлъ е, сказалъ я, я видлъ даже самого Морвальдена, ночью. Онъ держался за кормовой канатъ, и сказалъ мн, что…
— Ахъ проклятіе, тысяча чертей! вы слышали мой ночной бредъ! Да, да, да!… Но…. послушайте: будемъ вмст стеречь маякъ, сдлаемтесь друзьями, ничего не бойтесь, потому-что въ конц концовъ вы вВ-таки найдете во мн хорошаго собесдника.— Затмъ онъ сильно потрясъ мою руку, и торопливо удалился въ комнату.
Въ полдень, сидя на палуб, я различилъ вдали шлюпку, но постарался скрыть это отъ Ангерстофа и Маріэтты, чтобы они чмъ-нибудь не помшали ея приближенію. Я очень боялся этого, и ходилъ по палуб, кидая, какъ-бы случайно, внимательные взгляды на море, и размышляя, какія средства лучше употребить для избавленія, которое я теперь имлъ въ виду. По прошествіи naa, шлюпка была отъ насъ въ разстояніи, не большемъ полу-мили, но тутъ, внезапно перемнивъ курсъ, она направилась къ берегу. Я немедленно закричалъ, и замахалъ надъ своей головой платкомъ, какъ-бы сигналируя имъ, чтобы они возвратились. Ангерстофъ выбжалъ изъ каюты, и, обхвативъ мои руки, угрожалъ выкинуть меня за бортъ, если я еще разъ попытаюся призывать шлюпку. Я высвободился изъ его объятій, и сильно оттолкнулъ его отъ себя. Шумъ вызвалъ на верхъ Маріэтту, которая сейчасъ же замтила причину испуга, и вскричала: Кажется ему представляется случай освободиться отсюда? Бога ради, помшай возможности этого!
— Да, да — отвчалъ Ангерстофъ,— онъ никогда не оставитъ судна, онъ врно хочетъ, чтобы я сдлалъ съ нимъ тоже, что и съ Мор….
— Съ Морвальденомъ,— хотли вы сказать,— замтилъ я.
— Ладно, ладно, говори это,— яростно возразилъ онъ.— Никто не услышитъ твоей проклятой лжи, потому-что я не настолько глупъ, что-бы дать теб возможность произнести ее гд-нибудь въ другомъ мст. Я задушу тебя если ты еще разъ скажешь это.
— Оставь,— прервала Маріэтта, не сердись напрасно,— шлюпка уже далеко отсюда, и, если онъ будетъ еще надодать намъ, онъ прыгнетъ за бортъ.
Я былъ разсерженъ, и обманутъ въ своихъ ожиданіяхъ, но почелъ за лучшее скрыть свои чувства. Теперь я увидлъ мою опрометчивость, и плохія послдствія моихъ смлыхъ обличеній по поводу убійства Морвальдена, такъ-какъ Ангерстофъ, очевидно думалъ, что его личная свобода и даже жизіь будутъ въ опасности, если я когда-нибудь найду случай обвинить его, и дать противъ него показанія. Каждое мое движеніе стерегли теперь съ удвоенною бдительностью. Маріэтта и ея любовникъ цлый день проводили на палуб: послдній смотрлъ на океанъ въ подзорную трубу, и кажется, по временамъ различалъ шлюпки, приближающіяся къ намъ. Часто, проходя мимо меня, онъ бормоталъ угрозы, и нсколько разъ, казалось выжидалъ удобнаго случая выкинуть меня за бортъ. Онъ часто шептался съ Маріэттой, и мн каждый разъ представлялось, что я слышу въ ихъ разговорахъ мое имя. Теперь я почувствовалъ себя совершенно несчастнымъ, убдившись, что Ангерстофъ ршился уничтожить меня. Я ходилъ отъ одной части корабля къ другой, съ боязливой осмотрительностью, не зная, какъ обезопасить себя отъ ихъ умысловъ. Каждый разъ, какъ онъ приближался ко мн, сердце мое тоскливо билось, а когда наступила ночь, я измучился отъ страха, и не могъ оставаться на одномъ мст, торопливо бгалъ я взадъ и впередъ, то по кают, то по палуб, дико осматриваясь по сторонамъ, и поминутно ожидая почувствовать холодное желзо, вонзающееся въ мое тло. Лице мое горло, въ глазахъ потемнло, я сдлался чрезвычайно чувствительнымъ, такъ-что легкій шорохъ, или слабое дуновеніе втерка, приводили все мое существо въ непреодолимый трепетъ. Сперва я, иногда, самъ думалъ броситься въ море, но сейчасъ-же чувствовалъ такое сильное влеченіе къ жизни, что уже одна мысль о смерти становилась для меня несносной. Вскор посл наступленія полночи, я легъ въ моей каютк, истощенный до нельзя тмъ мучительнымъ душевнымъ волненіемъ, въ которомъ находился цлый день. Я чувствовалъ, что меня сильно клонило ко сну, но я старался отогнать его, духъ и тло, казалось боролись между-собою. Каждый шумъ тревожилъ мое воображеніе, и едва-ли прошла хоть одна минута, въ теченіи которой я бы не вскакивалъ и не озирался кругомъ. Аи герстофъ шагалъ по палуб надъ моей головой, и какъ только шумъ его шаговъ на минуту смолкалъ, я чувствовалъ смертельный трепетъ сердца, ожидая, что онъ молчаливо прійдетъ убить меня. Наконецъ мн очень явственно послышалось что-то около моей постели, я вскочилъ съ нея, и схвативъ желзный клинокъ, лежавшій на полу, бросился въ каюту. Я нашелъ, тамъ Ангерстофа, который поднялся, увидвъ меня, и сказалъ:
— Что такое случилось? Быть можетъ, вы полагаете, что я нуждаюсь въ васъ, смнить меня для наблюденія за маякомъ? что-жь, пожалуй, я оставлю его немного. Пойдемте со мной на палубу, я дамъ вамъ къ этому необходимыя указанія,— Я колебался съ минуту, но затмъ пошелъ по лстниц, позади его. Мы подошли съ нимъ къ мачт, и онъ научилъ меня, какъ надо поднимать и опускать фонарь, въ случа, если которая-нибудь изъ лампъ погаснетъ, и, попросивъ меня беречься отъ сна, возвратился въ каюту.— Величайшее изъ моихъ опасеній покинуло меня, какъ только онъ исчезъ. Я чувствовалъ себя такимъ-же счастливымъ, какъ, еслибы я былъ на свобод, и на время позабылъ, что съ моимъ положеніемъ связано нчто ужасное и мучительное. Ангерстофъ снова занялъ свое мсто около трехъ часовъ, а я опять удалился въ свою каютку, и теперь уже заснулъ, хотя короткимъ, но безмятежнымъ сномъ. На слдующій день, выйдя на палубу, я тотчасъ-же окинулъ море тревожнымъ взглядомъ, какъ Ангерстофъ попросилъ меня сойдти внизъ. Я послушался его зова, и нашелъ его тамъ. Онъ далъ мн книгу, говоря, что она очень интересна, и будетъ служить мн развлеченіемъ во время досужихъ дней, и затмъ вышелъ на верхъ, тщательно заперевъ за собой дверь. Я былъ озабоченъ его поведеніемъ, но не чувствовалъ страха, потому-что Маріэтта сидла около меня за работой, очевидно не зная ничего особеннаго. Я началъ читать данную мн книгу, и нашелъ ее такою занимательною, что мало обращалъ вниманія на все другое. Вдругъ плескъ гребущихъ веселъ долетлъ дб моего уха. Я спрыгнулъ съ моего стула, съ намреніемъ выйдти на верхъ, но Маріэтта остановила меня, говоря, что это безполезно, потому-что выходная дверь заперта. Не смотря на это извстіе, я сдлалъ усиліе открыть ее, но не имлъ успха. Теперь по ударамъ о бортъ судна, я былъ убжденъ, что шлюпка пристала къ нему, и услышалъ незнакомый голосъ, обращающійся къ Ангерстофу. Воспламененный мыслью объ освобожденіи, я вскочилъ на столъ, стоявшій посреди каюты, и попробовалъ открыть стекольный люкъ, но былъ оглушенъ сзади сильнымъ ударомъ по голов. Я отступилъ назадъ, и оглядлся кругомъ. Около стола стояла Маріэтта, размахивающая топоромъ, какъ-бы намреваясь повторить ударъ. Ея лицо пылало гнвомъ, и схвативъ меня за рукавъ, она сказала:— Сойди тотчасъ, проклятая гадина! Я знаю, что теб надо предать насъ, но мы вс пойдемъ ко дну, если ты найдешь возможность сдлать это.
Я старался освободиться отъ ея объятій, но смущеніе и головокруженіе не позволили мн исполнить это, и она скоро стащила меня на полъ. Въ это время Ангерстофъ торопливо вошелъ въ каюту и воскликнулъ:
— Что здсь за шумъ? О, это то, чего я ожидалъ! врно этотъ дьяволъ, этотъ шпіонъ пробовалъ выйдти на верхъ! Отчего я пожаллъ покончить съ нимъ сразу?! Ну, да теперь нтъ времени: меня ждутъ. Маріэтта, помоги мн’.
Они разложили меня на полу и связали точно желзными кольцами. Сдлавъ это, Ангерстофъ приказалъ своей хозяйк помшать мн говорить и снова вышелъ на палубу. Находясь въ такомъ состояніи неволи, я явственно могъ разслышать все, что происходило. Кто-то спросилъ Ангерстофа, какъ поживаетъ Морвальденъ.
— Хорошо, очень хорошо, возразилъ онъ, но онъ такъ разстроенъ, что сидитъ внизу и никого не желаетъ видть.
— Довольно странно, сказалъ, смясь, первый голосъ,— онъ здоровъ и въ тоже время болнъ, ужь лучше быть за бортомъ, чмъ въ такомъ положеніи.
— За бортомъ! повторилъ Ангерстофъ.— Что вы тамъ такое врете? Но… послушайте-ка, нтъ-ли чего-нибудь новенькаго съ берега.
— Ахъ, да, сказалъ незнакомецъ, начальникъ только-что разсказывалъ мн о весьма интересномъ происшествіи, случившемся въ это утро. На взморь найдено мертвое тло, изъ ранъ, усмотренныхъ на немъ, видно, что это дло не совсмъ благовидное. Оно надлало много шуму, и правительство намревается послать шлюпку съ офицеромъ для посщенія всхъ, находящихся по близости судовъ, чтобы узнать не потеряло-ли недавно которое-нибудь изъ нихъ человка. Это темное дло, но я ручаюсь, что докопаются до дна его. Однако, что вы такъ блднете, какъ будто бы знаете объ этомъ боле чмъ хотите сказать?
— Нтъ, нтъ, нтъ, возразилъ Ангерстофъ, я ничего не слыхалъ объ убійств, но я вспомнилъ объ одномъ изъ моихъ товарищей,— однако, я не имю права боле задерживать васъ, потому что море начинаетъ разыгрываться, я боюсь, что сегодня будетъ втряная ночь.
— И такъ, вамъ не надо сегодня рыбы? вскричалъ незнакомецъ, въ такомъ случа, я ухожу, добраго утра, добраго утра. Я полагаю, что вы должны ожидать правительственный ботъ съ минуту на минуту. Я услышалъ шумъ веселъ, и изъ прекращенія разговора заключилъ, что рыболовъ ухалъ. Вскор посл этого, Ангерстофъ сошелъ въ каюту и освободилъ меня, не говоря ни слова. Маріэтта подошла къ нему и, схвативъ его за руку, сказала: Врите-ли вы всему тому, что разсказалъ вамъ этотъ человкъ?
— Да, вчная тюрьма! трогательно воскликнулъ онъ. Я вижу, что довольно скоро я убждусь въ справедливости этого.
— Боже мой! вскричала она, что длается съ нами? какое несчастіе! Мы заключены здсь и неможемъ избжать…
— Чего избжать? прервалъ Ангерстофъ. Моя милая, вы потеряли вашъ разсудокъ. Почему должны мы бояться суда офицеровъ? Удерживайте вашъ языкъ.
— Ахъ, возразила Маріэтта, я сказала не подумавши и сама не понимая своихъ словъ. Но, ступайте на палубу, мн надо переговорить съ вами кой о чемъ.
Они вышли наверхъ и нкоторое время провели въ таинственномъ разговор. Чмъ дальше, тмъ Ангерстофъ становился безпокойне. Онъ почти безпрерывно находился на палуб и, казалось, былъ въ нершимости что длать. То онъ безъ движенія сидлъ на мст, то торопливо шагалъ взадъ и впередъ, съ повисшими руками и блдными щеками. Втеръ, дувшій съ берега, все свжлъ и скоро сдлался довольно сильнымъ. По безпокойнымъ взглядамъ, которыми Ангерстофъ пронизывалъ воздухъ, я предполагалъ, что онъ надется, что угрожающій видъ погоды помшаетъ правительственному боту пуститься въ море. Онъ постоянно держалъ въ рук подзорную трубу, въ которую осматривалъ океанъ по всмъ направленіямъ. Наконецъ, вдругъ, онъ отбросилъ инструментъ въ сторону и воскликнулъ: Помоги намъ Боже! они теперь вышли!
Маріэтта, услышавъ это, дико подбжала къ нему, и положила свои руки въ его, но онъ оттолкнулъ ее и началъ въ глубокомъ раздумь шагать по палуб. Спустя немного, онъ остановился, и вскричалъ:
— Я нашелъ, я нашелъ способъ уладить дло! Да, да, я обржу канаты, и мы уйдемъ, это ршено!
Тогда онъ схватилъ топоръ, и сразу разрубилъ носовой канатъ, затмъ тоже сдлалъ и съ кормовымъ.
Судно немедленно пришло въ движеніе, по, не имя ни парусовъ, ни руля, чтобы можно было управлять имъ, закружилось съ такой силой, что меня кидало нсколько времени изъ стороны въ сторону. Оно часто наклонялось съ такой силой, что я думалъ, что оно не приметъ боле нормальнаго положенія. Ангерстофъ безсознательно еще укрплялъ эту мысль, восклицая: ‘Оно перевернется! положите балласту, а не то мы пойдемъ ко дну!
Я постарался занять мсто на палуб, внимательно наблюдая за шлюпкой, которая была лишь въ нсколькихъ миляхъ отъ насъ. Я оставался въ страшномъ ожиданіи, думая, что каждая новая, гнавшая насъ, волна, разобьется о наше судно и потопитъ его, пока наши преслдователи еще слишкомъ далеко, чтобы подать намъ помощь.
Мысль о погибели въ виду возможности спасенія становилось невыразимо мучительной! Съ теченіемъ времени, надежды, питаемыя мною на соединеніе со шлюпкой, уменьшались все боле и боле. Втеръ крпчалъ, а туманъ становился все гуще, такъ что наши преслдователи скоро перестали быть видимыми.
Маріэтта и Ангерстофъ, казалось, совсмъ потерялись отъ страху. Они стояли безъ движенія, крпко держась за такелажъ и, хотя волны хлестали черезъ палубу и врывались черезъ люкъ внизъ, они не запирали каютной двери, которая такъ бы и осталась открытой, еслибы я самъ не заперъ ее. Ни буря, ни печаль, ни опасности, не вызвали съ ихъ стороны ни одного взаимнаго взгляда, и казалось не пробудили ни одного симпатическаго побужденія въ ихъ душахъ. Они одинаково угрюмо смотрли на меня и другъ на друга, и каждый разъ, какъ только судно накренялось, съ конвульсивнымъ рвеніемъ хватались за что попало.
Наше вниманіе неожиданно было привлечено страшнымъ шумомъ, происходившимъ, очевидно, не отъ волнъ, окружающихъ насъ, но за туманностью атмосферы, мы долго не могли узнать причину его. Накойецъ мы различили очертанія высокихъ утесовъ, о подножья которыхъ море билось съ страшной яростью. Тамъ, гд валы ударялись о нихъ, большіе клубы пны поднимались на громадную высоту, и низвергались сердито на темную и волнистую поверхность, между тмъ, какъ втеръ завывалъ съ страшнымъ шумомъ между рисующимися вершинами скалъ. Густой туманъ покрывалъ верхнія части утесовъ и мшалъ намъ различить, есть ли хижины по ихъ склонамъ, хотя это собственно не представляло для насъ никакого значенія, потому что насъ такъ сильно несло къ берегу, что смерть казалась неизбжной.
Но вдругъ мы почувствовали, что судно наше дважды ударилось о мягкій песокъ, и за тмъ, сильнымъ напоромъ волнъ, его понесло на прибрежье, и хорошо укрпило здсь. Во время отлива волнъ, вокругъ его носа было не боле двухъ футъ глубины. Я немедленно замтилъ это и, подкарауливъ благопріятную минуту, спустился внизъ, помощью части каната, вывсившейся изъ клюза. {Клюзъ есть круглое отверстіе въ корпус коргбля.} Ноги мои тотчасъ-же почувствовали землю, и я побжалъ по направленію къ утесамъ: Ангерстофъ постарался послдовать за мной, желая помшать моему побгу, но, пока онъ готовился сойдти съ судна, вода прилила съ такою силою, что онъ долженъ былъ снова прыгнуть на палубу, чтобы не быть затопленнымъ въ волнахъ. Я заторопился, и началъ ползти по скаламъ, которыя были очень круты и скользки, но скоро я запыхался отъ усталости и нашелъ необходимымъ остановиться. Было чень темно, и когда я осмотрлся кругомъ, то ничего не увидлъ ясно, и даже не могъ представить себ ни малйшаго понятія, какъ долго я долженъ еще взбираться для достиженія вершины. Я находился въ нершимости, куда направить свои шаги, какъ вдругъ до моего уха слабо долетлъ лай собаки. Я радостно направился на звукъ, и посл часу опасныхъ усилій, открылъ не, въ далек свтъ, а скоро и самую хижину, изъ окна которой онъ выходилъ. Посл моего двойнаго стука въ дверь, мн отворилъ старикъ, съ лампой въ рукахъ, увидвъ меня, онъ съ испугомъ отступилъ назадъ, потому что одежда моя была мокра и изорвана, мое лице и руки изранились, во время карабканья по скаламъ, а усталость и страхъ придавали мн разстроенный и смущенный видъ. Я вошелъ въ хижину, тамъ сидли мальчикъ и женщина. Усвшись около очага, я разсказалъ имъ все, что случилось со мной на палуб пловучаго маяка, и затмъ попросилъ ихъ сопровождать меня на прибрежье, для поисковъ Маріэтты и Ангерстофа.
— Нтъ, нтъ, вскричалъ старикъ, это невозможно. Послушайте, какъ злится буря! Богъ запрещаетъ мн имть что нибудь общее съ убійцами. Было-бы не благочестиво, если бы я сдлалъ это въ такую ночь. Всемогущее Провидніе посылаетъ имъ справедливое наказаніе! Идите сюда и поглядите.
Я послдовалъ за нимъ, но какъ только онъ открылъ дверь, какъ втеръ затушилъ лампу. Полнйшій мракъ царствовалъ всюду и въ ушахъ нашихъ раздались бушующіе и завывающіе звуки. Ураганъ крутился около хижины, и мы чувствовали холодные брызги моря, обдававшія по временамъ наши лица. Я содрогнулся, и старикъ, заперевъ дверь, снова занялъ свое мсто около очага. Мои хозяева сдлали .мн на полу постель, но шумъ бури и безпокойство, которое я чувствовалъ о несчастной судьб Маріэтты и Ангерстофа, не давали мн большую часть ночи сомкнуть глазъ. Какъ только разсвло, старикъ пошелъ со мной на взморье. Мы нашли только обломки пловучаго маяка, но не могли найдти никакихъ слдовъ преступной пары, которую я оставилъ на его палуб.