Revue des deux Mondes (1 et 15 septembre et 1 octobre). Послдніе нумера журнала, стяжавшаго себ почетную извстность въ исторіи европейской прессы, представляютъ нсколько статей научно-популярнаго содержанія, которыя способны возбудить интересъ не только западно-европейской публики, но и нашихъ русскихъ читателей. Мы не скажемъ, чтобы вс эти статьи вполн соотвтствовали ожиданіямъ, возникающимъ вслдствіе ихъ заглавій и именъ авторовъ. Нкоторыя изъ нихъ производятъ разочарованіе, что весьма часто случается съ произведеніями крупныхъ научныхъ авторитетовъ, допускающихъ нкоторую эксплуатацію своего имени. Такого рода статью помстилъ во второй сентябрской книжк извстный французскій писатель Тонъ. Заглавіе очерка Тэна весьма заманчиво: Психологія якобинскихъ вождей.— Дантонъ, Робеспьеръ. Новый историкъ французской революціи прошелъ въ своемъ развитіи совершенно особую школу, въ которой выработались оригинальныя черты, отличающія его научные пріемы изслдованія и толкованія историческихъ фактовъ. Тенъ долго занимался вопросами изъ области философіи, литературной и художественной критики, исторіи литературы, и исторіи искусства. Ему, приходилось постоянно пребывать въ сферахъ, стоящихъ на нкоторомъ разстояніи отъ практической жизни. Экономическія явленія, со всня послдствіями, изъ нихъ вытекающими, вншняя жизнь народовъ, проявляющаяся какъ въ ихъ взаимныхъ отношеніяхъ другъ къ другу, такъ и въ игр человческихъ страстей, возникающихъ у отдльныхъ личностей и у отдльныхъ группъ, принадлежащихъ къ одному опредленному народу,— все это было чуждо автору Исторіи англійской литературы. Классическихъ философовъ XVIII вка во Франціи, Философіи искусства и Философіи искусства въ Греціи, Италіи и Нидерландахъ. Тамъ отвлеченный умъ знаменитаго французскаго ученаго былъ какъ у себя дома и произведенія, посвященныя Тэномъ этимъ вопросамъ, на половину теоретическимъ, на половину конкретнымъ, останутся навсегда великими научными памятниками. Но когда ихъ авторъ взялъ на себя задачу, принадлежащую такъ называемой чистой исторіи, когда ему пришлось заняться экономическими, правовыми и общественными отношеніями, когда ему пришлось объяснять активную дятельность различныхъ выдающихся личностей,— тогда, несмотря на всю силу его таланта, на замчательную способность работать, выступили наружу его односторонность и неумнье переноситься изъ своего времени въ другія историческія эпохи, съ тмъ, чтобы уразумть прошлое и возсоздать въ живыхъ образахъ людей, принадлежащихъ къ инымъ поколніямъ, окруженныхъ иной жизненной обстановкой. Блестящія характеристики Тэна увлекаютъ вначал читателя, но потомъ онъ невольно чувствуетъ отсутствіе жизни въ логическихъ построеніяхъ этого французскаго мыслителя. Люди Тэна похожи на машины, но не на людей. Стоитъ взять, напримръ, высокоталантливыя страницы, на которыхъ изображаются якобинцы, во второмъ том его сочиненія о французской революціи, чтобы уразумть всю фальшь подобной интерпретаціи явленій исторической жизни.
Разсматриваемая нами статья представляетъ попытку развитія того, что было сказано по поводу якобинцевъ вообще. Тэнъ старается изобразить, какъ этотъ якобинскій типъ воплотился въ трехъ главныхъ представителяхъ и вождяхъ всего движенія: въ Марат, Дантон и Робеспьер. ‘Эти люди,— говоритъ онъ,— достигли первенства и господства, благодаря уродливости и извращенности ума и сердца, сдлавшихъ ихъ совершенно соотвтствующими требованіямъ среды, въ которой имъ пришлось дйствовать’. Изъ трехъ характеристикъ лучше удалась Тэну характеристика Марата, она одна можетъ быть названа психологическимъ этюдомъ. То, что сказано о Дантон и Робеспьер, ничмъ не отличается отъ обыкновенныхъ историческихъ характеристикъ и не представляетъ ршительно ничего новаго. Подобная оцнка Дантона встрчается во всхъ ходячихъ исторіяхъ французской революціи, а значеніе личности Робеспьера, и причины, обусловливавшія его вліяніе на ходъ революціи, остаются, попрежнему, неразгаданными. Рзкость красокъ превращаетъ эти характеристики въ каррикатуры и придаетъ историческому изслдованію тонъ политическаго памфлета. Маратъ представленъ въ настоящемъ этюд Тэна по всмъ правиламъ, предлагаемымъ не психологіей, но прикладной ея частью, обратившейся въ особую науку,— психіатріею. Это не простой демагогъ, не фанатикъ, но сумасшедшій, у котораго, подъ вліяніемъ выгодныхъ для этого условій, безпрепятственно, во всей полнот развиваются существенныя проявленія его душевной болзни, эта болзнь становится главной пружиной въ его дятельности и даже основной причиной его вліянія. Скорбный листъ Марата снабженъ всми медицинскими терминами и, для подтвержденія каждаго симптома, приводятся слова самого больнаго вождя якобинцевъ. Первый симптомъ, это — бредъ честолюбія, часто встрчающійся въ сумасшедшихъ домахъ. Потомъ болзнь усложняется, къ бреду примыкаетъ манія преслдованія. Все это создаетъ постоянный кошмаръ, наконецъ, появляется мономанія убійства.
‘Съ самаго начала и до конца.— говоритъ Тэнъ,— онъ не уклонялся отъ прямого направленія революціи, сохраняя въ своемъ ослпленіи необыкновенную ясность и прозорливость. Онъ достигъ этого, благодаря своей логик сумасшедшаго, благодаря полному соотвтствію его личной болзни съ болзнью общественной, благодаря тому, что его бредъ проявился раньше и съ совершенною полнотою среди другихъ современниковъ, бредъ которыхъ оказывался неполнымъ и запоздалымъ, онъ одинъ является неизмннымъ безъ угрызеній совсти, торжествующимъ и занимающимъ съ перваго момента ту крутую вершину, на которую его соперники или не ршаются взобраться, или же пробираются ощупью’. Намъ кажется, что Тэнъ ошибается, предполагая, что онъ пишетъ психологическое изслдованіе. Для такого изслдованія недостаточно употреблять т или другіе термины, подводить подъ эти термины различныя изреченія и констатировать, такимъ образомъ, душевную болзнь. Для подобной работы нужно быть, во-первыхъ, опытнымъ психіатромъ ы, во-вторыхъ, имть боле полный матеріалъ, въ данномъ же случа психологическая или, лучше сказать, психіатрическая характеристика Марата превращается въ каррикатуру, уснащенную различными медицинскими терминами.
Иное впечатлніе произвелъ на насъ этюдъ Поля Жане Письма г-жиГриньянъ, помщенный въ обоихъ сентябрскихъ нумерахъ.
Это весьма изящно написанная работа изъ области исторіи литературы, отличающаяся, при этомъ, весьма оригинальнымъ пріемомъ. Г-жа де-Гриньянъ, дочь знаменитой маркизы де-Севинье, не оставила почти никакихъ писемъ, между тмъ, Жане, на основаніи этихъ, не дошедшихъ до насъ писемъ, составилъ статью, помщенную въ двухъ нумерахъ. Онъ по письмахъ матери къ дочери, служившимъ отвтами на посланія, уничтоженныя самой г-жей де-Гриньянъ, возстановилъ эту, утраченную для насъ, часть знаменитой въ исторіи литературы переписки. Дочь маркизы де-Севинье является у Жане одной изъ весьма любопытныхъ и достойныхъ изученія личностей въ общественной и литературной исторіи XVII вка. Вотъ какъ изображаетъ ее Жане: ‘Г-жа де-Гриньянъ была въ полномъ значеніи слова аристократка. Обладая сильнымъ и гордымъ духомъ, она въ высшей степени увлекалась стремленіемъ къ вншнему величію. Это стремленіе ее разорило,такъ какъ пріемы ея отличались великолпіемъ, даже, когда ей приходилось оставаться одной въ своемъ замк, то и тогда ее окружалъ дворъ боле чмъ изъ сотни людей. Для удовлетворенія тщеславія, она вела крупную игру и всегда Проигрывала. Она провела всю свою жизнь среди денежныхъ затрудненій, столь унизительныхъ для ея гордости. Несмотря на расточительность, эта аристократка была хорошей администраторшей и умла извлекать доходы изъ своихъ имній. Любовь къ вншнему почету нисколько не исключала въ ней величіе души, она была женщиной искренно правдивой, какъ говоритъ это ея мать, но никогда она не была женщиной нжной. Она вполн сознавала всю силу и глубину любви, которую въ ней питала ея мать, и глубоко страдала, не будучи въ состояніи отвтить на эту любовь. Чмъ боле страстная нжность обожающей матери увеличивалась, тмъ боле расла ея собственная сухость. По временамъ у ней появлялись внезапное раскаяніе и порывы нжности, вытекающей скоре изъ угрызеній совсти, чмъ изъ чувства. Она любила умренно своихъ дтей и, насколько требуютъ приличія, своего мужа. Вообще, чувство у ней было слабо, за то умъ отличался силою и твердостью, она боле размышляла, чмъ врила. Трудно опредлить, какъ далеко простиралось у нея свободомысліе, но она была не изъ тхъ, которыя врятъ съ простодушіемъ. Г-жа де-Гриньянъ выставляла всегда на первый планъ свои философскія убжденія и была хорошимъ знатокомъ системы Декарта. Но эта кортезіанка проявляла иногда веселость, ей прирожденную, и слогъ ея не былъ лишенъ остроумія, хотя, вслдствіе чрезвычайной точности и жесткости, отличался холодностью. Вс эти черты, вмст взятыя, рисуютъ намъ ее личностью весьма оригинальною, правда, не возбуждающей той симпатіи, которая такъ влечетъ къ ея матери, но, во всякомъ случа, г-жа де-Гриньянъ заставляетъ насъ удивляться такому рдкому соединенію блестящихъ достоинствъ, которыя даютъ ей видное мсто въ семь, пользующейся такой славой, какъ семья Шанталей и Рабютеновъ’.
Совершенно въ другую научную область переносимся мы, читая статью французскаго физика Жамена подъ заглавіемъ: Какимъ образомъ воздухъ былъ обращенъ въ жидкость. Ученый авторъ съ большою ясностью разсказываетъ, какимъ образомъ, со временъ Ванъ Марума и Лавуазье, разрабатывалось, и теоретически и практически, ученіе о томъ, что всякое тло, при извстной температур и при извстномъ давленіи, можетъ переходить изъ газообразнаго состоянія въ жидкое я изъ жидкаго въ твердое. Первый газъ, обращенный въ, жидкость, былъ аммоніакъ, первый ученый, высказавшій эту физическую теорію о различныхъ состояніяхъ тлъ, былъ Лавуазье. Но опыты, производящіеся съ цлью превращенія газовъ въ жидкости, сопряжены съ большими трудностями и опасностями. Нкоторые газы требуютъ для этого чрезвычайно низкихъ температуръ и чрезвычайно высокаго давленія. Однако, передъ усиліями многихъ смлыхъ и неутомимыхъ изслдователей одинъ газъ за другимъ подчинялся требованіямъ науки и въ 1883 году физика одержала самую блестящую изъ своихъ побдъ: краковскіе ученые Врублевскій и Ольшевскій превратили въ жидкое состояніе кислородъ и азотъ, составныя части воздуха до сихъ поръ противившіяся усиліямъ такого ученаго, какъ Кальете. Всякаго, даже не физика, должно порадовать и освжить прекрасна изложенное изображеніе одной изъ величайшихъ побдъ человческаго ума надъ природой.
Французскій адмиралъ Жюрьенъ де-ля-Гравьеръ, много работавшій по исторіи мореходства, занимается Морскимъ дломъ у византійцевъ. Вопросъ этотъ, весьма важный для насъ, русскихъ, обслдованъ ученымъ французскимъ адмираломъ весьма обстоятельно, но написана статья сухо и не интересно для читателей неспеціалистовъ (No 1 сентября).
Гекторъ де-ля-Ферріеръ уже давно занимается архивнымъ изученіемъ исторіи Франціи въ XVI столтіи и съ этой цлью постилъ даже Петербургъ, гд въ публичной библіотек нашелъ много писемъ Екатерины Медичи. Въ октябрскомъ нумер онъ началъ статью объ ея дочери Маргарит, первой жен Генриха IV. Ея юность и ея бракъ съ королемъ наваррскимъ составляютъ первую часть изслдованія де-ля-Ферріера. Тутъ собрано много новыхъ фактовъ изъ жизни этой несчастной женщины, связанной съ мужемъ, котораго она ненавидла и который ее не любилъ, покинутой своею матерью и имвшей въ лиц своего брата Генриха III самаго ожесточеннаго и смертельнаго врага. Раскрытіе всхъ условій, среди которыхъ пришлось жить и дйствовать Маргарит, не обладавшей сильнымъ характеромъ, вполн объясняетъ намъ источникъ, изъ котораго вышли ея проступки, и смягчаетъ оцнку ея нравственнаго паденія.
Въ предыдущихъ нумерахъ помщены слдующія боле замчательныя статьи: Генералъ-дипломатъ временъ революціи Альберта Сореля. Генералъ Дюмурье, одинъ изъ самыхъ видныхъ полководцевъ конца XVIII вка, иметъ также отношеніе и къ русской исторіи: герцогъ Шуазель посылалъ его къ Польшу во время борьбы конфедератовъ съ Екатериною Великою. Большая работа Copeля, спеціально изучающаго дипломатическую исторію новой Европы, написана съ большимъ талантомъ (NoNo 15 іюля, 1 и 15 августа).— Большіе альпійскіе туннели: Монсенисъ, Сенъ Готардъ, Арльбергъ Лудовика Симонена. Даровитый инженеръ и геологъ могъ вполн компетентно познакомить читателей журнала съ исторіей прорытія туннелей и съ экономическимъ значеніемъ ихъ, какъ путей, облегчающихъ торговый обмнъ между различными странами.— Три эпохи въ исторіи одною научною открытія Дастра. Кровообращеніе долго оставалось неразгаданной тайной, три стадіи въ изученіи этого важнаго жизненнаго процесса охарактеризованы Дастромъ чрезвычайно рельефно и вполн доступно. Первая стадія связана съ именами итальянца Реальдо Коломбо и испанца Михаила Сервета, вторая относится къ трудамъ англійскаго медика и анатома Вильгельма Гарвея и, наконецъ, третья принадлежитъ уже нашему времени, когда вопросъ былъ окончательно разработанъ Клодъ Бернаромъ и новйшими физіологами. Изъ этихъ трехъ стадій Дастръ боле всего останавливается на послдней (No 1 августа)