— Маармар, прикажи оседлать Кебира и Мустафу, мы едем через час.
— Куда, господин?
— Тебе не нужно знать. Ступай! Повинуйся, и чтобы все было готово, когда я дам знак к отъезду.
— Хорошо, Великий вождь, воля твоя будет исполнена. Но кто будет сторожить пленников во время твоего отсутствия?
— Мессауд, мой верный шауш, сообразно моим распоряжением. Ему я вверяю охрану кзара.
Этот разговор происходил в мае 1860 года, между каидом племени Улед-Налей и всадником из его свиты, при входе в селение Айн-эс-Султан (фонтан Султана).
Дом вождя стоит на крутой скале в одной из тех суровых и диких местностей, которые встречаются только по соседству с Сахарой. Но деревня, или кзар, расположенная в плодородной, хорошо орошаемой равнине, окружена лесом пальм, превращающим этот уголок в веселый оазис.
Семь часов утра. Красный диск солнца уже поднялся над Джебель-бу-Каелем. Ночной туман сгущается в долине и курится беловатым дымком вдоль холмов на горизонте. День предстоит палящий.
Жители кзара высыпали в сады, обработка которых составляет их главный доход. Стада баранов и верблюдов вышли на пастбище под охраной пастухов. Все спокойно с южной стороны. Каид может отлучиться без боязни.
В эпоху нашего рассказа, вся эта область была заселена мятежным, беспокойным племенем, среди которого постоянно скрывались беглецы из соседних областей, профессиональные мародеры, грабители, а иногда и убийцы. Только человек энергичный, с железной волей, мог поддержать если не в покорности, то, по крайней мере, в сравнительном спокойствии жителей леса Айн-эс-Султан.
Начальник округа Бу-Саада нашел такого человека в Али-бен-Беиде, одном из своих мокали (ружьеносцев), арабе хорошего рода и сипае по ремеслу. Он сделал его шейхом.
Али-бен-Беид превосходный наездник, он известен по всему Мзабу, о его подвигах скоро заговорили горцы Джебель-Амура, равно как племя Улед-сиди-шейхов, обитатели черных шатров, увенчанных пучком страусовых перьев.
Губернатор Алжира дал ему звание каида.
Происхождение его покрыто кровавою таинственностью. Кто он? Откуда? Никто не знает…
Джемали (воспитатели верблюдов) делают из его жизни рассказ, в котором действительное смешано с чудесным.
В 1834 г., после избиения жестоким Ахмедом, Беем Константины, племени Улед-сиди-шейхов, отказавшего ему в дани, крошечный позабытый Али найден был мзабитами, возвращавшимися из Телля на юг. Али сидел съежившись на дне паланкина, в котором женщины ездят на верблюдах, убитый верблюд лежал на земле, а в нескольких шагах от него был труп молодой красавицы, без сомнения, матери ребенка, ее одежды из шелка и тонкой шерсти свидетельствовали о ее знатности. По ее разорванным ушам, окровавленным и изуродованным рукам можно было судить об алчности, с которою свирепые грабители пустыни срывали с нее богатый убор.
Мзабиты приютили ребенка. Собрание старшин решило усыновить его и отдать на попечение уважаемого марабута Бу-Салема, который назвал его Бен-Веида (сын белой), в память его матери.
До семнадцати лет Али делил жизнь своих покровителей, которые, зная все языки, являются обязательными торговыми посредниками между туземными жителями Телля, кабилами и туарегами. Вся пустыня коротко знакома мзабитам, и поэтому-то французские полки всегда находили среди них лучших проводников… благодаря золоту. Порывистая, благородная, честная натура Али не могла покориться этому однообразному и меркантильному существованию. Он был знатного рода, и гордость его возмущалась при виде презрения, оказываемого арабами взрастившим его мзабитам. Сопровождая однажды в Медеа караван с грузом фиников и разных деревенских произведений, он воспламенился при виде эскадрона сипаев в блестящем вооружении и ярких мундирах, маневрировавшего на возвышенности Анно. В это мгновение решилась его судьба. Повинуясь влечению своей природы, жаждавший приключений, он поступил на французскую службу.
Восемнадцатилетней Али-бен-Беид был прекрасен, как индийский Бахус. Его смуглое, классически правильно лицо, дышало силой и энергией, большие черные глаза под длинными ресницами смотрели то кротко и задумчиво, то сверкали как молнии, нос с тонкими ноздрями быль прям и художественно очерчен. На лбу, в знак его высокого происхождения, было нанатуирована звезда.
Над тонкими, красными как кровь, губами, пробивались шелковистые усы. Зубы сверкали как снег. Отважный наездник, интеллигентный и энергичный солдат, Али скоро был замечен начальством, и в 1856 г. он уже был квартирмейстером сипаев и за отличную храбрость в Мгаринской битве получил орден.
Уже два года Али был каидом в Айн-эс-Султане, на границе великой пустыни. Получая от мзабитов сведения обо всем происходившем в ктурах, он оказывал важные услуги французским властям, в свою очередь не забывавшим его и содействовавшим союзу, достойному его и его имени. Каиду приглянулась дочь великого вождя Ларбаа, звали ее Р’Дижа-бен-Тайеб.
Она получила все, что только молодая женщина может ожидать от любящего мужа: дорогие одежды, драгоценные уборы, ничто не было забыто. В честь ее в Айн-эс-Султане восемь дней не прекращались празднества.
Несмотря на все это, однако, чело новобрачной иногда омрачалось печалью. Неужели в своей пятнадцатилетней жизни она уже оставляла позади себя какое-нибудь воспоминание? Кто может знать?.. Сердце женщины, а в особенности арабки, которую религия Магомета ставит в такое унизительное положение — есть пучина тайн.
* * *
За несколько дней раньше, Али получил предостережение, что шайка фанатиков из Эль-Абиода возмущает соседние племена и также его, Улед-наилей. Он бросился преследовать возмутителей и ему посчастливилось взять в плен трех мятежных вождей и в числе их Бу-Абдуллу. Все они содержались под стражей в Айн-эс-Султане, в ожидании их отправления в Бу-Саад.
Для обсуждения участи этих пленных без сомнения, каид и получил в мае 1860 года приказание явиться в арабское правление его округа, отстоявшее за два или три дня пути.
Для Али, женатого восемь месяцев, медовый месяц еще не миновал. Он со вздохом начал приготовляться к отъезду. Пленники его, хотя очень отважные и опасные, не беспокоили его. Он знал, что может положиться на своих слуг, и если он вздыхал, то только лишь потому, что ему приходилось расстаться на несколько дней с его возлюбленной Р’Дижей.
Маамар уже вскочил на Мустафу. Горячий кабил пляшет на дворе, и узда его побелела от пены.
Али и Р’Дижа появляются на мавританской галерее, тянущейся вдоль фасада дома, командующего над Айн-эс-Султан. Осанка и наружность Али великолепны. Р’Дижа с головы до ног окутана белым шелковым покрывалом, из-под которого видны лишь глаза испуганной газели. Любовно склонившись к своему господину и повелителю, она дает ему последний поцелуй.
— Р’Дижа, — говорит ей каид, уходя, — вот ключ от тюрьмы. Вверяю его тебе. Он будет служить одной тебе. Я уже сказал Мессауду, что нужно делать для пленных. Ты хранительница моей чести. Эти люди — враги французского правительства, а следовательно — и наши. Их плен препятствует пролитию потоков крови племен, подчиненных моему управлению.
Р’Дижа взяла ключ и нежным голосом отвечала:
— Господин, я исполню твое повеление. Но разве эти пленные не такие же мусульмане, как ты? Зачем предавать их руми, прирожденным врагам нашей религии?
Али затрепетал, в его всегда кротких глазах блеснула молния сдержанного гнева, и он внушительно сказал,
— Жена, это первое неудовольствие, которое ты причинила мне, пусть оно будет и последним. Помни, что господин — я, а что ты не имеешь права ни предлагать мне вопросы, ни говорить раньше чем я спрошу тебя сам о чем либо. Нарушая этот обычай, ты становишься преступною женою. Помни это. Бойся моего гнева. Вернись в гарем. Не возобновляй подобных разговоров.
И каид направился к своему коню.
Но Р’Дижа не унялась. В то мгновение, когда Али заносил ногу в стремя, на его плечи легла белая, пухленькая ручка его жены.
— Господин, — прошептала она, — будь же добр и милосерд. Что сделали тебе мусульмане, которых ты держишь под замком? Они служители Пророка, а один из них, Бу-Абдалла, потомок Магомета. Возврати ему свободу.
— Жена, — отвечал Али. — не злоупотребляй моею слабостью и не пытайся заставить меня изменить моему долгу. Вернись в гарем. Слишком много двух раз в один день. Прощай…
Быстро вскочив в седло, каид направился к воротам, где его ожидала свита.
Выезжая, он последний раз обернулся назад и увидал Р’Дижу, потрясавшую связкой ключей и кричавшую ему своим детским голосом:
— Мусульмане наши братья. Когда ты будешь далеко, господин, я освобожу пленных. Я не хочу, чтобы говорили, что дочь и сестра марабута помогала передать их гяурам. Прощай, и да сохранит Аллах моего господина и повелителя.
Глухой рев вырвался из груди Али, кровь бросилась ему в голову, он повернул кабира, схватил ружье, и весь бледный, привстав на стременах, выстрелил в Р’Дижу.
Она упала, окровавленная.
Тогда Али соскочил с коня и, невозмутимый, подошел к распростертой жене, задрожавшей при его прикосновении. Порывистым движением распахнув покрывало своей жертвы, он вырвал из ее руки ключ от темницы и бросил его к ногам пораженного ужасом негра.
— Мессауд, — сказал он ему, — если при моем возвращении из Бу Саада, хотя один волос упадет с головы моих пленных, я казню тебя перед воротами этого дома. Что же касается тебя, Р’Дижа, преступная жена, презревшая повеления супруга и оскорбившая, его власть и честь, то суд над тобою совершен.
Он снова сел на коня и ускакал с своей свитой. Мессауд, хотя и привыкший к кровавым сценам пустыни, остолбенел при трагическом зрелище, свидетелем которого он был. Господин явился ему в новом виде решительного и непреклонного повелителя, увеличившем преданность его слуги.
— Умерла, — прошептал он.
Но старый негр ошибался. Р’Дижа не умерла, она только лишилась сознания при виде крови и легкая царапина на плече не представляла ничего опасного. Прислужницы подняли ее и унесли в гарем.
На следующий день после этой катастрофы, шаумом овладели странное оцепенение и непривычная сонливость. Он бросился на циновку лишь только заперлись ворота, ощупал у себя на груди ключ от тюрьмы и скоро заснул глубоким сном.
Когда Мессауд проснулся, солнце уже начинало склоняться к западу. Сколько времени продолжался его странный сон? Что вызвало его? Что случилось? Тревожные мысли толпились в голове верного слуги, он сунул руку под бурнус, с которым никогда не расставался, связка ключей исчезла.
Мгновенно вскочив на ноги, он кинулся к тюрьме. Она была пуста. Пленники исчезли, и Р’Дижа, перевязав плечо, скрылась из гарема с помощью лазутчиков, с которыми она уже давно завязала сношения.
Женщина отмстила вполне.
* * *
Прошло пять лет.
Си-Хамза и Си-Лала подняли знамя мятежа, проповедуя священную войну во всем южном Алжире. Между старшими офицерами Си-Лала находился Магомет-бен-Абдалла, бывший пленник Али, он пребывал в окрестностях Эль-Голеа, у шамбаасов, в открытой пустыне.
Брожение умов достигло высшей степени, опасность грозила большая и даже остававшиеся доселе верными племена готовы были к восстанию. Начальник округа Бу-Саада оставался на месте для наблюдения и удержания в покорности колебавшихся областей. Но начальник Лангуата с небольшим отрядом, состоявшим из эскадрона сипаев и пятьюстами кавалеристов, намеревался после быстрого перехода, прогнать Магомета-бен-Абдалла из окрестностей Беррио, главного оазиса и главного города М’заба.
Содействие Али-бен-Беида было конечно необходимо отряду, и поэтому он явился в назначенное время в Дильремт, где солдаты должны были отдохнуть и запастись водою. Здесь был решен план действий, и Али получил командование над авангардом.
5 февраля 1865 г., отряд должен был двинуться двумя различными дорогами для того, чтобы оцепить дуар, в котором, как предполагалось, скрывался Бен-Абдалла. Но прибывший в отряд шпион донес полковнику А., что Абдалла засел близ Бир-эс-Шофа (срединный колодезь) и предложил проводить туда колонну, на что требовалось не более трех часов ходьбы.
Накрыть Абдаллу ночью было легко, благодаря глубокой темноте, свойственной этому времени года, и шпион ручался за успех.
Шпион был приведен к полковнику как раз в тот момент, как сипаи и кавалерия собрались выступать, но выслушав его предложение, полковник приостановил выступление, и позвал Али на совещание.
— Ты хорошо знаешь Мохамеда-бен-Абдалла? — спросил он его.
— Отлично, он был моим пленником в течение нескольких дней, и только измена помогла ему бежать.
— Так он в Бир-эс-Шофе, у меня есть в его лагере верный шпион, вот этот, — и полковник указал на завернувшегося в бурнус араба, сидевшего на коне в нескольких шагах дальше.
— Так как ты знаешь Магомеда, то мне нечего описывать его тебе. Но найдется ли между твоими людьми решительный и смелый молодец, который не боялся бы рискнуть своею жизнью? Требуется захватить марабута в логовище, он нужен мне, мертвый или живой. Но лучше мертвый, так как я получил на этот счет приказания, и это избавило бы меня от неприятности расстрелять его. Есть у тебя такой молодец.
— Может быть, — отвечал Али и позвал Мессауда.
— Вот он, — сказал он полковнику.
При посредстве переводчика, полковник повторил старому негру все сказанное им Али и спросил, берется ли он исполнить это опасное предприятие.
— Хорошо, — отвечал Мессауд. — Абдалла лишил меня, правда только временно, доверия моего господина, и я поклялся отомстить ему. Если шпион не лжет, то Абдалла — мертвый человек.
— Теперь поговорим о трудностях, которые тебе придется преодолеть. Ты должен суметь обмануть бдительность его часовых и служителей, они, наверное, остановят тебя. Там есть также сторожевые собаки.
— Сиди калиф! Я уроженец Судана и ловок и лукав как дикий зверь. Меня не остановят ни слуги, ни собаки, я сумею избегнуть и тех и других.
— Твой выстрел будет нам сигналом к нападению. Мы окружим Магомеда и поймаем его как сетью. Смотри, только не промахнись.
— Нельзя промахнуться целясь в упор, — энергично возразил Мессауд. — К тому же, если пистолет изменит мне, вот мой нож: он-то никогда меня не обманет!
После этого разговора стали ожидать наступление ночи.
Когда совсем стемнело, отряд пустился в путь, ведомый шпионом, и около полуночи остановился недалеко от дуара, который нужно было взять.
— Здесь, — сказал полковник Мессауду. — Час настал. Делай свое дело, мы же оцепим дуар и будем ожидать наготове.
Негр соскочил с коня, разделся, натер себе тело особым жиром с преобладающим запахом гиены и совершенно нагой, с ножом в зубах и пистолетом, висевшим на шее, исчез во мраке.
Несмотря на почти непроглядную темноту, Мессауд узнал палатку Магомеда-бен-Абдалла, стоявшую на небольшом холме, в некотором отдалении от других палаток.
Негр пополз к ней как змея. Кинувшаяся было на него с лаем стая собак, почуяв запах его жира, внезапно остановилась и умолкла, к тому же, Мессауд знал магические слова, которыми ночные грабители укрощают их. Подползя к палатке Абдаллы, он остановился, прислушался и ударом ножа прорезал в ткани большое отверстие. Потом, затаив дыхание, он стал прислушиваться снова.
Но никто не шевельнулся, все спало. Тогда он проскользнул внутрь палатки и услыхал тихое и правильное дыханье глубоко спавшего человека, наверное, Магомеда, так как оно раздавалось из того угла, который, по обычаю, предназначается господину.
— Магомед, это ты? — шепчет он на ухо спящему, который мгновенно вскакивает на своем ложе.
— Берегись, гяуры близко, — продолжает он.
Человек поднимается на ноги и хватает Мессауда за плечо
— Ведь ты Магомед-бен-Абдалла? — повторяет негр.
— Да, а где же гяуры? — спрашивает тот.
— Здесь, — отвечает Мессауд, стреляя ему в грудь.
Затем он бросается прочь из палатки и исчезает в ночном мраке.
Лагерь был окружен, двое зачинщиков восстания защищаясь подверглись той же участи, как и их вождь, а остальные, женщины, слуги, лошади, верблюды, бараны, оружие и палатки, все было захвачено французами.
Головы Магомеда и обоих марабутов были отрезаны и запакованы в кожаные мешки с солью, для отправления в Лангуат для выставки на тамошней площади.
Французы разбили свой лагерь тут же, и весь день прошел в допросе пленников. От одного из слуг Магомета узнали, что сестра его также находится здесь, и она была приведена к полковнику.
Али-бен-Беид, присутствовавший при допросе, узнал Р’Дижу, но его непроницаемая физиономия не выдала жестокого волнения, овладевшего им при виде нее. Это была уже не нежная, хрупкая женщина, подобная только что распустившемуся цветку, ее детская наружность заменилась важным и вдохновенным видом прорицательницы. Красота ее сделалась величественною, и ее огненный взор обличал энергию фанатизма и ненависти.
— Мы твои пленники, — гордо отвечала она полковнику, — сегодня ты сильнее нас, ты расставил западню моему брату Абдалле, и он убит изменой, но подожди… Си-Аман, наш почитаемый дядя, святой марабут, к голосу которого ни один правоверный не остается глухим, провозгласит священную войну, и вся пустыня восстанет. Проклятый гяур, берегись, приближается время нашего отмщения.
— Уведите эту женщину, — сказал полковник. — Али, я поручаю ее тебе, она слишком опасна для того, чтоб оставлять ее на свободе.
Остальные воины и слуги Магомеда отпущены были на волю, и их возвращение в дуары могло лишь свидетельствовать о неудаче восстания, подавленного со смертью его организатора.
На следующий день отряд двинулся обратно в Лангаут. Али-бен-Беид со своими солдатами следовал в арьергарде, Мессауд и четыре всадника сопровождали верблюд с паланкином, в котором сидела Р’Дижа.
— Мессауд, мой храбрый и преданный слуга, — сказал Али, — еще не все кончено, остается наказать еще одну злодейку.
— Да, господин, я понимаю тебя, и солнце еще не сядет, как ты будешь отмщен.
Вечером, после того, как отряд расположился бивуаком, отставший Мессауд прибыл наконец с верблюдом, и открытым пустым паланкином.
Приведенный к полковнику, Мессауд объяснил, что пленница пыталась бежать, переманив на свою сторону всадников.
— Я отвечал за нее головою моему господину, — продолжал Мессауд, — и увидав, что мои люди, прельщенные и очарованные соблазнительницею, собираются броситься на меня и освободить ее, разрушил ее чары, раздробив ей выстрелом череп. Вот ее правая рука, а тело ее зарыто в песке пустыни.
Мессауд бросил к ногам полковника украшенную кольцами красивую белую руку Р’Дижи. Али узнал ее по синей татуировке племени Ларбаа на последнем суставе большого пальца. Трагическая смерть этой женщины произвела на полковника тяжелое впечатление. Но что значила ее жизнь в сравнении с бедами, которые она могла причинить, возмутив населения против французов, и сколько людей уже погибло, благодаря ее фанатизму!
После этого эпизода, Али-бен-Беид точно переродился: казалось, он избавился от жестокого гнета, не покидавшего его со времени предательства его жены.
Месяц спустя после разгрома лагеря Магомеда полковник А. был убит мятежниками, поджидавшими его в засаде, когда он отправлялся усмирять их.
Конец
————————————————————————
Источник текста: журнал ‘Вестник моды’, 1914, No 41. С. 359—362.