Въ 1769 году, маленькій городокъ Барфордъ приведенъ былъ въ сильное волненіе распространившимся говоромъ, что какой то джентльменъ (‘т. е. настоящій джентльменъ’, какъ говорилъ содержатель гостинницы ‘Джорджъ’) осматривалъ старый домъ мистера Клэверина. Домъ этотъ находился не то, что въ город, да и нельзя сказать, что за-городомъ. Онъ стоялъ на самомъ краю Барфорда, по дорог, ведущей въ Дерби. Послднимъ владльцемъ этого дома былъ нкто мистеръ Клэверинъ,— нортумберлендскій джентльменъ хорошей фамиліи, который, будучи младшимъ сыномъ въ семейств, пріхалъ въ Барфордъ на постоянное житье, но когда старшіе братья переселились въ вчность, его ввели во владніе фамильнымъ помстьемъ. Домъ, о которомъ идетъ рчь, назывался ‘Блымъ Домомъ’ на томъ основаніи, что онъ былъ окрашенъ бловатой известью. При немъ находился хорошенькій садикъ и обширный дворъ, на которомъ мистеръ Клэверинъ устроилъ превосходныя конюшни, со всми, извстными въ то время, улучшеніями. Постройкой конюшень онъ надялся привлечь въ свой домъ хорошихъ постояльцевъ, потому что округъ славился отъзжими полями, въ другихъ отношеніяхъ ему нечмъ похвалиться. Въ дом было множество отдльныхъ спаленъ, изъ нихъ нкоторыя соединялись одна съ другою, составляя такимъ образомъ квартиры въ три и даже въ пятъ комнатъ, были отдльныя гостиныя, небольшія и удобныя, но мрачныя и даже страшныя, съ деревянными панелями, покрытыми тяжелой аспиднаго цвта краской, большая столовая и надъ ней большая зала, съ крытыми балконами, выходили окнами въ садъ.
Таковы были удобства Благо Дома. Какъ кажется, въ немъ для чужеземцовъ ничего не было привлекательнаго, но добрые граждане Барфорда гордились имъ, какъ огромнйшимъ домомъ въ город, и какъ домомъ, въ которомъ ‘столичные жители’ и барфордская ‘знать’ часто встрчались за дружескими обдами мистера Клэверина. Чтобъ вполн оцнить это обстоятельство, это пріятное воспоминаніе, нужно прожить нсколько лтъ въ маленькомъ провинціальномъ городк, окруженномъ помстьями джентльменовъ. Вы тогда поймете, до какой степени поклонъ или привтъ со стороны титулованнаго джентльмена возвышаетъ гражданъ, въ ихъ собственныхъ глазахъ: для нихъ это то же, что получить голубыя подвязки, съ серебрянымъ галуномъ, какія получилъ въ подарокъ швейцаръ мистера Биккерстаффа. Получивъ поклонъ или привтъ, имъ становится и легче и веселе на душ втеченіе цлаго дня. Съ отъздомъ мистера Клэверина, миновалась и возможность.встрчаться съ столичными и знатными людьми.
Я упоминаю объ этихъ вещахъ съ тою цлью, чтобъ вы могли составить идею о желаніи жителей Барфорда видть Блый Домъ обитаемымъ. Для полноты этой идеи, вы должны прибавить ко всему сказанному и суетню, и таинственность, и многозначительное выраженіе въ лицахъ, производимыя въ небольшомъ городк какимъ нибудь маленькимъ событіемъ, поэтому, быть можетъ, вамъ не покажется удивительнымъ, что десятка-два оборванныхъ ребятишекъ провожали новоприбывшаго джентльмена до дверей Благо Дома, и что, въ небольшой промежутокъ времени, пока джентльменъ осматривалъ домъ подъ руководствомъ мистера Джонса, конторщика городскаго нотаріуса, къ удивляющейся толп мальчиковъ присоединилось еще человкъ тридцать, надявшихся собрать какія нибудь свднія, прежде, чмъ угрозы и бичъ отгонятъ ихъ на благородную дистанцію. Но вотъ показались джентльменъ и писецъ нотаріуса. Послдній что-то доказывалъ съ весьма убдительными жестами. Джентльменъ былъ высокаго роста, хорошо одтъ, недуренъ собой, но въ его орлиномъ взгляд и въ его голубыхъ глазахъ проглядывало что-то лукавое, холодное, въ крайней степени непріятное для проницательнаго наблюдателя. Разумется, между ребятишками не было проницательныхъ наблюдателей, но они стояли слишкомъ близко,— близко даже до неудобства, такъ что джентльменъ, приподнявъ правую руку, въ которой держалъ хлыстикъ небольшаго размра, отпустилъ ближайшимъ зрителямъ два-три удара, любуясь съ зврскимъ наслажденіемъ ропотомъ и крикомъ отхлынувшей толпы. Спустя нсколько секундъ, выраженіе его лица измнилось.
— Ловите! вскричалъ онъ, вынувъ изъ кармана горсть мелкихъ денегъ, частію серебряныхъ и частію мдныхъ, и бросивъ ихъ въ толпу ребятишекъ: — Ловите! хватайте! берите!… Въ три часа приходите къ гостинниц ‘Джорджъ’, я швырну вамъ еще столько.
И ребятишки, когда онъ проходилъ мимо ихъ съ конторщикомъ нотаріуса, прокричали ему громкое ‘ура!’
— Я съиграю съ ними штуку, сказалъ онъ про себя, ему какъ будто блеснула свтлая и пріятная мысль: — я ихъ отучу бгать и присматривать за мной. Знаете ли, что я сдлаю? Я брошу имъ горсть раскаленныхъ монетъ, такъ что они непремнно ожгутъ себ пальцы. Приходите посмотрть ихъ кривлянья и послушать визгъ. Мн пріятно будетъ отобдать съ вами въ два часа, и тогда, быть можетъ, я окончательно поршу съ вами относительно этого дома.
Мистеръ Джонсъ согласился прійти въ гостинницу ‘Джорджъ’, но очевидно было, что это приглашеніе ему не нравилось. Мисгеру Джонсу не хотлось бы сказать, даже самому себ, что человкъ, у котораго кошелекъ набитъ деньгами, который держалъ множество лошадей, который такъ непринужденно говорилъ о нобльменахъ, и тмъ боле, который намревался нанять Блый Домъ,— вовсе не былъ похожъ на джентльмена, тревожное любопытство узнать, кто такой этотъ мистеръ Робинзонъ Гиггинсъ, занимало умъ конторщика долгое время даже посл того, какъ мистеръ Гиггинсъ, прислуга мистера Гиггинса и лошади мистера Гиггниса заняли Блый Домъ въ качеств законныхъ постояльцевъ.
Блый Домъ былъ перекрашенъ (на этотъ разъ въ свтложелтый цвтъ) и вообще приведенъ снаружи въ порядокъ услужливымъ и обрадованнымъ хозяиномъ дома, между-тмъ, какъ его постоялецъ, повидимому, имлъ расположеніе сорить деньгами на внутреннія украшенія, которыя до такой степени были блестящи и эффектны, что доставили удивленію добрыхъ гражданъ Барфорда девятидневную пищу. Панели темно-аспиднаго цвта превратились въ розовыя съ золотыми блестками, старинныя дубовыя балюстрады замнились новыми, золочеными, но, что всего достойне было замчанія, такъ это конюшни. Со временъ римскихъ императоровъ никогда еще не прилагалось такого вниманія и попеченія къ комфорту, спокойствію и здоровью лошадей. Зато никто въ Барфорд не удивлялся красот этихъ лошадей, когда ихъ водили по улицамъ, покрытыхъ попонами, красиво и граціозно изгибающихъ шеи, прыгающихъ и сдерживаемыхъ въ ихъ горячности. Ихъ сначала провожалъ только одинъ грумъ, тогда какъ по сил своей он требовали, по крайней мр, трехъ человкъ. Мистеръ Гиггинсъ поэтому почелъ нужнымъ выбрать изъ Барфорда двухъ молодцовъ, и Барфордъ въ высшей степени одобрялъ этотъ выборъ. Дать двумъ молодымъ людямъ занятіе, со стороны джентльмена не только было благосклонно и благоразумно, но, въ добавокъ, имъ предстояло пріобрсть въ конюшняхъ мистера Гигтиса такой навыкъ обходиться съ лошадьми, какой могъ бы доставить имъ выгоды въ Донкастер и Ньюмаркет, на этихъ двухъ главныхъ лошадиныхъ рынкахъ Британіи. Округъ Дерби, въ которомъ расположенъ былъ Барфордъ, находился въ слишкомъ близкомъ разстояніи отъ Лэйстера, чтобъ не поддерживать псовую охоту и гончихъ собакъ. Извстнйшимъ охотникомъ въ округ былъ нкто сэръ Гарри Манли. Онъ судилъ о человк не по выраженію лица и не по складу ума, но онъ, какъ выражался самъ сэръ Гарри, измрялъ его ‘длиной рогатины’. Опредлительне всего сэръ Гарри судилъ о человк, увидвъ его верхомъ на лошади: и если посадка его была правильна и непринужденна, если онъ свободно управлялъ бойкой лошадью, и если его неустрашимость была неоспорима, сэръ Гарри привтствовалъ его, какъ брата.
Мистеръ Гиггинсъ участвовалъ въ первомъ собраніи охотниковъ не какъ членъ, но какъ аматеръ. Барфордскіе охотники гордились отвагой и смлымъ наздничествомъ, они знали мстность, какъ свои пять пальцевъ, несмотря на то, этотъ новый, совершенно чужой человкъ, скача черезъ незнакомые рвы и изгороди, сидлъ на лошади, какъ прикованный, хладнокровно подавая совты старому охотнику и въ то же время разглаживая хвостъ убитой лисицы, а онъ, то есть старый охотникъ, любившій поворчать даже при самыхъ незначительныхъ выговорахъ сэра Гарри и накинуться на всякаго другаго охотника, который бы дерзнулъ произнесть слово противъ его шестидесятилтней опытности на поприщ жокея, грума, истребителя дичи въ чужихъ владніяхъ и пр. и пр.,— онъ, старый Исакъ Вормли, смиренно выслушивалъ умные совты этого незнакомца, и только изрдка бросалъ на него быстрые, выразительные, лукавые взгляды, имвшіе сходство съ острыми и лукавыми взглядами лисицы, вокругъ которой завывали своры гончихъ, несмотря на увщанія коротенькаго хлыстика, торчавшаго изъ изношеннаго кармана Вормли. Въ то время, когда сэръ Гарри, сопровождаемый множествомъ охотниковъ, въхалъ въ мелкій и поросшій дикою травой кустарникъ, мистеръ Гиггинсъ снялъ шляпу, поклонился полу почтительно, полуравнодушно и потомъ насмшливо улыбнулся двумъ-тремъ охотникамъ съ недовольными лицами.
— Поздравляю васъ, сказалъ сэръ Гарри: — вы отличный наздникъ. Надюсь, мы будемъ часто видться съ вами.
— Я надюсь сдлаться членомъ вашего общества, сэръ, сказалъ мистеръ Гиггинсъ.
— Мы почтемъ за особенное удовольствіе, за особенное счастіе принять въ нашъ кружокъ такого отважнаго наздника. Вы вихремъ неслись за звремъ, тогда какъ нкоторые изъ нашихъ друзей….
И сэръ Гарри окончилъ свою мысль сердитымъ взглядомъ, брошеннымъ на двухъ трксовъ.
— Позвольте мн отрекомендоваться: я егермейстеръ здшняго округа.
И съ этимъ вмст сэръ Гарри вынулъ изъ кармана визитную карточку, на которой красовался его титулъ со всми подробностями.
— Надюсь, господа, сегодня вы обдаете у меня: могу ли я просить и васъ удостоить меня этой честью?
— Мое имя — Гиггинсъ, отвчалъ незнакомецъ, кланяясь низко: — я только вчера пріхалъ въ Барфордъ, занялъ Блый Домъ, и не усплъ еще передать сосдямъ рекомендательныхъ инеемъ.
— Вздоръ! вскричалъ сэръ Гарри: — человкъ, съ вашей посадкой и съ этой лисицей въ рук, иметъ полное право входить во вс дома нашего округа безъ рекомендацій и везд будетъ пріятнымъ гостемъ. Мистеръ Гиггинсъ! мн пріятно будетъ покороче познакомиться съ вами за моимъ обдомъ.
Мистеръ Гиггинсъ зналъ очень хорошо, какимъ образомъ упрочить знакомство, начало котораго сдлано было въ отъзжемъ пол. Онъ умлъ спть хорошую псню, умлъ разсказать хорошій анекдотъ, имлъ отличный запасъ острыхъ словъ и шутокъ. Онъ обладалъ тою свтскостью, тмъ остроуміемъ,— которое въ иныхъ людяхъ кажется инстинктомъ,— руководившимъ его, указывавшимъ ему употреблять свои шутки безнаказанно или вызывать похвалы и рукоплесканія со стороны боле шумныхъ, пылкихъ или богатыхъ людей. Къ концу перваго года, мистеръ Робинзонъ Гиггинсъ былъ любимйшимъ членомъ общества охотниковъ, ускакалъ далеко впередъ отъ своихъ товарищей, какъ замтилъ сэръ Гарри, главный его покровитель, однажды вечеромъ, когда охотники только что вышли изъ-за стола сосдняго сквайра.
— Вы говорите такъ, потому что вамъ извстно, сказалъ сквайръ Гэрнъ, держа сэра Гарри за пуговку:— я хочу сказать, что вы замтили, что этотъ молодой повса умильно поглядываетъ на Катерэйнъ,— а у меня Катерэйнъ двушка добрая, и въ день свадьбы получитъ, по духовному завщанію матери, десять тысячъ фунтовъ стерлинговъ, но, вы ужъ извините меня, сэръ Гарри, я не хочу въ такомъ важномъ случа поступить опрометчиво.
Хотя старому егермейстеру предстояла довольно дальняя дорога, хотя новый мсяцъ появлялся на неб довольно рано и скрывался весьма скоро посл появленія, но, не смотря на то, его доброе сердце до такой степени было тронуто отеческимъ безпокойствомъ за участь дочери, что онъ остановился и вернулся въ гостиную, чтобъ высказать свои убжденія въ достоинствахъ молодаго человка еще торжественне и выразительне:
— Мой добрый сквайръ, позвольте мн уврить васъ, что теперь я знаю этого человка отлично хорошо, — я могу утвердительно сказать, что превосходне этого человка не существовало въ мір. Имй я двадцать дочерей, я предоставилъ бы ему на выборъ любую.
Сквайру Гэрну и въ голову никогда не проходило спросить стараго друга, на чемъ основывается его мнніе о мистер Гиггинс,— мнніе это высказывалось съ слишкомъ большою горячностью, устранявшею всякую возможность сомнваться, къ тому же, допустить неосновательность этого мннія, значило огорчить и прогнвить добраго старика. Мистеръ Гэрнъ отъ природы не умлъ сомнваться, размышлять или задумываться. Если при этомъ случа онъ и безпокоился, такъ это собственно изъ любви къ Катерэйнъ, своей единственной дочери. Посл же словъ сэра Гарри, старикъ, хотя и не весьма твердымъ, шагомъ, за то съ весьма спокойнымъ духомъ, вошелъ въ гостиную, гд его милая дочь Катерэйнъ, во всемъ блеск красоты, стояла подл мистера Гиггинса на небольшомъ ковр у камина,— при чемъ мистеръ Гиггинсъ что-то шепталъ, а Катерэйнъ слушала его, потупивъ взоры. Она казалась такою счастливою, имла такое удивительное сходство съ покойной матерью (когда еще сквайръ былъ молодымъ человкомъ), что вс мысли отца сосредоточились въ одно желаніе угождать ей. Его сынъ и наслдникъ долженъ былъ жениться и привести свою жену на житье съ сквайромъ, Барфордъ и Блый Домъ находились отъ его помстья на часъ зды, и въ то время, когда эти мысли пробгали въ его голов, онъ спросилъ мистера Гиггинса: не угодно ли ему переночевать,— молодой мсяцъ уже скрылся, возвращаться домой и поздно и темно.— Катерэйнъ смотрла на мистера Гиггинса съ такимъ очаровательнымъ, тревожнымъ ожиданіемъ, что мистеру Гиггинсу оставалось только согласиться.
При такихъ поощреніяхъ со стороны стараго сквайра, жителямъ Барфорда показалось въ одно прекрасное утро въ высшей степени страннымъ и изумительнымъ, что миссъ Катерэйнъ Гэрнъ убжала изъ дому, и когда, согласно принятому въ подобныхъ случаяхъ обыкновенію, отыскалась записка, говорившая, что миссъ Катерэйнъ ‘убжала въ Гретна-Гринъ съ другомъ ея сердца’, чтобъ обвнчаться тамъ,— никто не могъ объяснить себ, почему бы ей не остаться дома и спокойно не обвнчаться въ приходской церкви. Она всегда была романтичная и сантиментальная двушка, очень недурная лицомъ, съ весьма нжнымъ и любящимъ сердцемъ, весьма избалованная и съ весьма замтнымъ недостаткомъ здраваго разсудка. Ея снисходительный отецъ былъ сильно огорченъ такимъ очевиднымъ недовріемъ къ его неизмнной родительской любви, но когда пріхалъ его сынъ, полный сильнаго негодованія, сквайръ Гэрнъ защищалъ молодую чету всею силою своего краснорчія, приписывалъ этотъ поступокъ характеру дочери, которымъ онъ всегда восхищался и гордился. Какъ бы то ни было, дло кончилось объявленіемъ мистера Натаніеля, что онъ и его жена отказываются отъ всякихъ сношеній съ сестрой, и ея мужемъ.
— Перестань, Натъ! Ты только повидайся съ этимъ человкомъ, говорилъ старый сквайръ, дрожа отъ страха за горестныя предположенія относительно семейной вражды.— Я увренъ, ты его полюбишь. Ты только спроси сэра Гарри, какого онъ мннія о немъ.
— Чортъ возьми вашего сэра Гарри! Сэръ Гарри ни о чемъ не заботится, для него тотъ и отличный человкъ, который хорошо сидитъ на кон, а въ остальномъ — хоть трава не рости. Кто этотъ человкъ? Что онъ такое? Откуда онъ пріхалъ? Какія его средства? Какой онъ фамиліи?
— Онъ пріхалъ изъ южныхъ провинцій — изъ Сюрри или Соммерсетшэра,— право, не припомню, средства иметъ отличныя, потому что за все платитъ щедро. Въ Барфорд нтъ ни одного торговца, который бы не сказалъ, что деньги у мистера Гиггинса льются, какъ вода, и какъ вода он для него ровно ничего не значатъ, онъ тратитъ ихъ, какъ какой нибудь принцъ. Не знаю какой онъ фамиліи,— но на его печати есть гербъ, по которому ты можешь узнать, если хочешь, что онъ долженъ быть изъ старинной фамиліи,— къ тому же онъ постоянно здитъ на югъ собирать арендныя деньги съ своихъ помстій. О, Натъ! еслибъ ты только былъ добре, я бы радовался замужству моей Китти, какъ радуется всякій отецъ счастливому замужству дочери.
Мистеръ Натаніель Гэрнъ нахмурился и произнесъ про себя два — три проклятія. Бдный старикъ пожиналъ плоды своей слабости къ двумъ дтямъ. Мистеръ и мистриссъ Натаніель Гэрнъ ршительно отказались отъ всякихъ сношеній съ Катерэйнъ и ея мужемъ.— Сквайръ Гэрнъ не смлъ даже пригласить новобрачныхъ погостить въ его собственномъ дом. Каждый разъ, отправляясь съ визитомъ въ Блый Домъ, онъ отправлялся тайкомъ, какъ преступникъ, и если случалось ему ночевать тамъ, то, возвращаясь на другой день домой, онъ страшился упрековъ, въ которыхъ бездушный Натаніель былъ до извстной степени правъ. Впрочемъ, мистеръ и мистриссъ Гэрнъ были единственными людьми, которые не посщали Благо Дома. Мистеръ и мистриссъ Гиггинсъ пользовались гораздо большимъ расположеніемъ, чмъ ихъ невстка съ мужемъ. Изъ Катерэйнъ вышла премиленькая и прерадушная хозяйка дома, воспитаніе, которое она получила, давало ей возможность переносить недостатки свтскаго образованія въ пріятеляхъ, окружавшихъ ея мужа. Она одинаково надляла улыбками и барфордскихъ обывателей и сосднихъ помщиковъ, — короче, она безсознательно разыгрывала роль очаровательной помощницы желанію мужа пріобрлъ всеобщее расположеніе.
Но, надобно и то сказать, везд вы найдете существо, готовое длать злобныя замчанія и извлекать злобныя заключенія изъ вещей самыхъ обыкновенныхъ: — въ Барфорд этою зловщею птицею была нкто миссъ Праттъ. Она не принадлежала къ обществу охотниковъ,— слдовательно, наздничество мистера Гиггинса не пробуждало въ ней особенныхъ восторговъ. Она не участвовала въ шумныхъ попойкахъ,— слдовательно, ее не могли смягчить отличныя вина, такъ щедро разливаемыя между его гостями. Она терпть не могла, ни комическихъ арій, ни забавныхъ анекдотовъ, слдовательно, въ этомъ отношеніи ея одобреніе оставалось неприступнымъ. Эти три секрета пріобртать расположеніе составляли величайшую прелесть въ мистер Гиггинс. Миссъ Праттъ только сидла и наблюдала. При конц каждаго изъ лучшихъ анекдотовъ мистера Гиггинса, ея лицо казалось неподвижно серьезнымъ,— между тмъ какъ взглядъ ея маленькихъ, никогда не мигающихъ глазъ, былъ остръ какъ конецъ тонкой иглы,— взглядъ, который мистеръ Гиггинсъ скоре ощущалъ, нежели видлъ, и который, падая на него, производилъ въ немъ лихорадочную дрожь, даже среди самого знойнаго дня. Миссъ Праттъ была диссидентка, и, чтобы смягчить ее, мистеръ Гиггинсъ приглашалъ къ обду ея духовника, и въ подобныхъ случаяхъ держалъ себя и свое общество благоприлично, кром того длалъ хорошія пожертвованія въ пользу бдныхъ, находившихся подъ покровительствомъ диссидентовъ. И все напрасно…. Въ лиц миссъ Праттъ не шевельнулся ни одинъ мускулъ, чтобы показать наклонность къ снисходительности. Мистеръ Гиггинсъ сознавалъ въ душ своей, что на перекоръ всмъ его усиліямъ очаровать миссъ Праттъ и ея приверженцевъ, на ея сторон существовало какое-то тайное вліяніе, производившее сомнніе, подозрніе и злобное расположеніе перетолковывать вс его слова и поступки въ дурную сторону. Миссъ Праттъ, маленькая, дурнолицая, старая два, жившая на восемьдесятъ фунтовъ стерлинговъ въ годъ, была колючимъ терніемъ въ популярномъ внц мистера Гиггинса, хотя она ни разу не сказала ему грубаго слова, напротивъ, всегда обращалась къ нему съ натянутой и изысканной вжливостью.
Колючимъ терніемъ и источникомъ горести была миссъ Праттъ и для мистриссъ Гиггинсъ!— Дтей у нихъ не было. Бывало, съ какимъ наслажденіемъ и вмст съ завистью останавливалась мистриссъ Гиггинсъ передъ безпечною и шумною группою игравшихъ дтей, и потомъ, замченная, отходила отъ нихъ съ глубокимъ и тяжелымъ вздохомъ.
Замчали, что мистеръ Гиггинсъ прилагалъ особенное стараніе къ сохраненію своего здоровья. Онъ лъ, пилъ, длилъ моціонъ по какимъ-то секретнымъ, ему одному извстнымъ, правиламъ, — иногда, правда, онъ позволялъ себ и излишества, но весьма рдко,— только при тхъ случаяхъ, когда возвращался изъ своихъ помстій на юг. Необыкновенный подвигъ и усталость,— тмъ боле, что милъ на сорокъ въ окружности отъ Барфорда не было ни дилижансовъ, ни почтовыхъ каретъ, и мистеръ Гиггинсъ, какъ и большая часть провинціальныхъ джентльменовъ того времени, предпочиталъ верховую зду,— эта необычайная усталость, повидимому, требовала нкотораго излишества въ вид вознагражденія за долгое воздержаніе. По городу носилась молва, что, по возвращеніи домой, онъ запирался въ своемъ кабинет и втеченіе нсколькихъ дней пилъ мертвую чашу. На эти оргіи никто не допускался.
Однажды,— день этотъ долго былъ памятенъ жителямъ Барфорда,— гончія напали на слдъ звря недалеко отъ города, и отъискали лисицу въ дикомъ кустарник, въ которомъ начинали показываться зданія зажиточнйшихъ гражданъ, предпочитавшихъ загородную жизнь — жизни городской. Въ числ этихъ лицъ, главнымъ былъ мистеръ Доджонъ, присяжный стряпчій Барфорда и агентъ всхъ сосднихъ помщиковъ. Фирма Доджонъ составляла контракты, брачныя условія и духовныя завщанія по всмъ окрестностямъ для нсколькихъ поколній. На отвтственности отца мистера Доджона лежала обязанность собирать арендныя деньги въ различныхъ помстьяхъ, — лежала эта обязанность на отвтственности мистера Доджона и въ то время, о которомъ идетъ рчь,— какъ лежала она и въ послдствіи на его сын, внук, правнук и т. д. и т. д. Ихъ ремесло, или, врне, ихъ занятіе, было для нихъ родовымъ наслдствомъ, переходившимъ изъ рода въ родъ. Къ сознанію своего долга и своихъ обязанностей примшивалось какое-то старинное феодальное чувство, родъ горделивой покорности, проистекавшей изъ ихъ отношеній къ сквайрамъ, у которыхъ они были блюстителями семейныхъ тайнъ, и которымъ доходы съ собственныхъ помстій и даже самыя помстья были мене извстны, чмъ фирм Доджонъ.
Мистеръ Джонъ Доджонъ построилъ себ домикъ въ вайльдбирійскомъ кустарник. Это былъ ни боле ни мене какъ сельскій коттеджъ, такъ, по крайней мр, именовалъ его владлецъ. Въ вышину коттеджъ имлъ только два этажа, зато размры его въ длину и ширину были значительны. Изъ Дерби нарочно были выписаны мастеровые всякаго рода, чтобъ сдлать его вполн комфортабельнымъ. Передъ коттеджемъ разстилался садъ,— небольшой, это правда,— зато отдланный съ величайшимъ вкусомъ и содержавшій въ себ цвты самыхъ рдкихъ сортовъ. Весьма вроятно, владтелю этого миленькаго мстечка въ высшей степени было прискорбно, когда, въ тотъ день, о которомъ я говорю, лисица, посл долгаго преслдованія, втеченіе котораго она обжала нсколько миль,— скрылась въ саду мистера Доджона. Мистеръ Доджонъ принялъ, однакоже, спокойный видъ, когда джентльменъ-охотникъ, съ безпечною наглостью, свойственною сквайрамъ того времени и того мста, перехалъ черезъ бархатистый лугъ, и, постучавъ въ окно рукояткой бича, попросилъ позволеніе — нтъ, извините, онъ вовсе этого не сдлалъ,— онъ только объявилъ мистеру Доджону намреніе охотниковъ войти въ садъ и выгнать лисицу. Мистеръ Доджонъ принудилъ себя изъявить согласіе съ улыбками и граціей Гризельды мужескаго пола, и потомъ поспшно отдалъ приказаніе приготовить завтракъ, весьма справедливо догадываясь, что шесть часовъ охоты придадутъ даже самому обыкновенному блюду превосходнйшій вкусъ. Онъ терпливо смотрлъ, какъ грязные сапоги охотниковъ отпечатывали слды на чистыхъ полахъ,— и чувствовалъ признательность за осторожность, съ которою мистеръ Гиттинсъ, безъ шуму и на цыпочкахъ, ходилъ по комнатамъ и съ особеннымъ любопытствомъ ихъ осматривалъ.
— Я тоже намренъ выстроить домъ, и, клянусь честью, такого прекраснаго образца, какъ вашъ домъ, нигд не встртишь.
— О! мой коттеджъ слишкомъ малъ, чтобъ принять его за образецъ дома, который вы желали бы построить, отвчалъ мистеръ Доджонъ, принимая комплиментъ съ удовольствіемъ, выражавшимся потираніемъ ладони о ладонь.
— Нтъ! не совсмъ малъ! не совсмъ! Позвольте. У васъ есть столовая, гостиная…
Мистеръ Доджонъ дополнилъ недоконченную фразу:
— Четыре чистыхъ комнаты и спальни. Впрочемъ, позвольте показать вамъ весь домъ. Признаюсь, мн стоило нкотораго труда устроить его, и хотя размры его далеко мене тхъ, какіе потребны для вашего дома, несмотря на то, можетъ статься, вамъ понравится расположеніе комнатъ.
Оставивъ завтракающихъ джентльменовъ, съ полными ртами и полными тарелками, они внимательно осмотрли комнаты нижняго этажа. Посл этого мистеръ Доджонъ сказалъ:
— Если вы устали, мистеръ Гиггинсъ, то безъ церемоніи остановите меня, вдь это мой любимый конекъ, — а если не устали, то пойдемте на верхъ и я покажу вамъ мой кабинетъ.
Кабинетъ мистера Доджона находился въ средин верхняго этажа, надъ портикомъ, образовавшимъ балконъ, который былъ тщательно убранъ цвтами. Внутри кабинета находились всякаго рода изящныя украшенія, скрывавшія присутствіе массивныхъ и прочныхъ ящиковъ и сундуковъ, составляющихъ неизбжную принадлежность профессіи мистера Доджона, потому что, хотя его контора была въ Барфорд, но (какъ говорилъ онъ мистеру Гиггинсу) самыя драгоцнныя вещи и большіе капиталы хранилъ онъ здсь, какъ въ мст боле безопасномъ, чмъ контора, которая запиралась на ночь и оставалась безъ всякаго присмотра.
Но, при слдующей встрч, мистеръ Гиггинсъ, потрепавъ Доджона по плечу, замтилъ ему, что домъ его оказался весьма небезопаснымъ. Дло въ томъ, что недли дв спустя посл того, какъ джентльмены-охотники завтракали въ этомъ дом, самый крпкій сундукъ мистера Доджона, въ его кабинет на верху, сундукъ съ потайнымъ замкомъ, который онъ самъ изобрлъ и секретъ котораго извстенъ былъ только одному изобртателю и весьма немногомъ изъ его задушевныхъ друзей, которымъ онъ съ гордостію показывалъ свои изобртенія,— этотъ крпкій сундукъ, содержавшій въ себ полугодичный сборъ аренды нсколькихъ помщиковъ, былъ взломанъ и опустошенъ, и богатый мистеръ Доджонъ долженъ былъ пріостановить своего агента въ покупк фламандскихъ картинъ, потому что его собственныя деньги требовались на пополненіе похищенныхъ суммъ.
Полицейскіе сыщики того времени не могли напасть даже на слды грабителей,— правда, они схватили двухъ-трехъ бродягъ и представили ихъ мистеру Донаверу и мистеру Гиггинсу — мирнымъ судьямъ въ Барфордскомъ суд, но къ обвиненію ихъ не представлялось ни малйшаго повода, и, посл двухдневнаго заточенія, ихъ освободили. Между тмъ, мистеръ Гиггинсъ принялъ за правило подшучивать надъ мистеромъ Доджономъ, спрашивая его отъ времени до времени, станетъ ли онъ впередъ рекомендовать свой домъ, какъ самое безопасное мсто, или, не изобрлъ ли онъ новыхъ средствъ и орудій къ охраненію домовъ отъ разбойниковъ?
Спустя два года посл этого событія,— или около семи лтъ посл женитьбы мистера Гиггинса,— однажды, во вторникъ вечеромъ, мистеръ Дэвисъ, барфордскій врачъ, читалъ газеты въ кофейной комнат гостинницы ‘Джорджъ’. Онъ принадлежалъ къ клубу джентльменовъ, которые иногда собирались въ этой комнат поиграть въ карты, почитать газеты, потолковать о ярмарк въ Дерби и о цнахъ сельскихъ произведеній. Въ этотъ вечеръ былъ жестокій морозъ, и въ клубъ пришли весьма немногіе. Мистеръ Дэвисъ непремнно хотлъ кончить статью въ ‘Gentleman’s Magasine’, длая изъ нея выписки, въ намреніи написать на нее возраженіе. При ограниченныхъ средствахъ, онъ не имлъ возможности купить экземпляръ и читать его дома. Поэтому, онъ засидлся до поздней поры. Былъ уже десятый часъ, а въ десять комната запиралась. Въ то время, когда онъ занимался выписками, вошелъ мистеръ Гиггинсъ. Отъ холода онъ былъ блденъ и не въ дух. Мистеръ Дэвисъ, исключительно пользовавшійся до его прихода теплотою камина, весьма вжливо подвинулся къ сторон и вручилъ новому пришельцу единственную лондонскую газету. Мистеръ Гиггинсъ взялъ ее и сдлалъ нкоторыя замчанія на жестокую стужу, но мистеръ Дэвисъ былъ слишкомъ углубленъ въ статью и предполагаемыя возраженія, чтобъ вступить въ разговоръ охотно. Мастеръ Гиггинсъ придвинулся къ камину, поставилъ ногу на ршетку, положилъ газету на конецъ ближайшаго стола, и въ этомъ положеніи сидлъ, всматриваясь въ горячую золу и склоняясь къ ней всмъ тломъ, какъ будто въ немъ замерзли не только кости, но и самый мозгъ въ костяхъ. Наконецъ, онъ сказалъ:
— Въ вашей газет нтъ ли описанія убійства въ Бат?
Мистеръ Дэвисъ, окончившій свои выписки, приготовился уже уйти, но при этомъ вопрос остановился и спросилъ:
— А разв въ Бат было убійство?— Нтъ, объ этомъ я ни чего не прочиталъ…. Кого же тамъ убили?
— О! это было ужасное, чудовищное убійство!— сказалъ мистеръ Гиггинсъ, не отрывая своихъ взоровъ отъ камина, и глядлъ на огонь, до такой степени расширивъ глаза, что зрачки совершенно окружились блками.— Страшное, ужасное убійство! Не знаю, что будетъ съ убійцею?… Я смотрю на красный, яркій центръ этого огня…. посмотрите, какъ безпредльно отдаленнымъ онъ кажется, и какъ отдаленіе это увеличиваетъ его и превращаетъ во что-то грозное и неугасимое!
— Мой добрый сэръ, вы простудились: вы дрожите, у васъ лихорадочный жаръ!
Мистеръ Дэвисъ такъ и думалъ, что въ его собесдник развиваются симптомы горячки и бредъ.
— О, нтъ! сказалъ мистеръ Гиггинсъ.— Я не простудился. Я только дрожу отъ того, что ночь ужасно холодна,
И на нсколько минутъ онъ пустился въ разговоръ съ мистеромъ Дэвисомъ о стать въ ‘Gentleman’s Magazine’, потому что самъ былъ большой охотникъ до чтенія, и могъ цнитъ дарованія мистера Дэвиса лучше всхъ жителей Барфорда. Время приближалось къ десяти и мистеръ Дэвисъ всталъ, чтобъ отправиться домой.
— Не уходите, Дэвисъ, посидите. Мн хочется, чтобъ вы остались здсь. Мы выпьемъ бутылочку портвейну и это развеселитъ стараго Саундерса. Я хочу разсказать вамъ объ этомъ убійств, продолжалъ онъ, понизивъ свой голосъ. Жертвою убійства была старушка, и злодй убилъ ее въ то время, когда она сидла у камина и читала библію!
При этихъ словахъ онъ бросилъ на мистера Дэвиса странный, испытующій взглядъ, какъ будто ему хотлось увидть въ своемъ собесдник сочувствіе къ ужасу, который внушила ему мысль объ убійств.
— Кого же вы подозрваете, мой добрый сэръ? Кто же этотъ убійца, которымъ вы такъ заинтересованы?— Вдь здсь, въ Барфорд, никого не убили?
— Разумется, нтъ! Вы, врно, меня не понимаете. Кажется, я вамъ ясно говорю, что это было въ Бат! сказалъ мистеръ Гиггинсъ, съ нкоторымъ гнвомъ, и потомъ, успокоившись, положилъ руку на колно мистера Дэвиса и, слегка удерживая его, началъ разсказъ объ убійств, которое его такъ сильно занимало. Впрочемъ, его голосъ и манера были натянуты до холодности, до какого-то окаменнія,— онъ ни разу не взглянулъ въ лицо мистера Дэвиса, и отъ времени до времени, какъ вспоминалъ впослдствіи мистеръ Дэвисъ, сжималъ его ногу, какъ въ тискахъ.
— Старушка эта жила въ небольшомъ домик, въ спокойной, старой улиц. При ней находилась служанка. Носилась общая молва, что она была добрая старушка: одинъ только замчали въ ней недостатокъ — это страсть копить деньги и никогда не помогать бднымъ. Согласитесь, мистеръ Дэвисъ,— вдь гршно не помочь бдному, не подать нищему гроша — гршно, гршно…. не правда ли? Вотъ я такъ всегда подамъ нищему,— я когда-то читалъ въ библіи, что ‘милостыня искупаетъ множество грховъ’.— Нечестивая старушка никогда не подавала нищимъ, но копила и копила деньги. Кто-то прослышалъ про это: она сама бросила искушеніе на свою дорогу. Самому Богу угодно было наказать ее. Убійца — мужчина, а можетъ быть и женщина — почему знать?— словомъ сказать — убійца тоже прослышалъ, что она ходила въ церковь утромъ, а служанка ея вечеромъ, и въ то время, когда служанка была въ церкви, когда въ улиц и въ дом водворилось безмолвіе, вмст съ наступленіемъ вечерняго мрака, она садилась за библію,— а это, замтьте!— величайшій грхъ,— грхъ, за который Богъ накажетъ рано или поздно. И, дйствительно, съ наступленіемъ сумерекъ, на лстниц послышались чьи-то шаги, и въ комнат старушки очутился убійца.— Сначала онъ…. ахъ нтъ!…. Сначала…. вдь это одно предположеніе…. понимаете… это одна только догадка…. онъ довольно учтиво попросилъ ее отдать ему деньги или, по крайней мр, сказать, гд он находятся, но старая скряга отказала ему, ни за что въ свт, несмотря на вс его угрозы, она не хотла разстаться съ ключами, она такъ спокойно смотрла ему въ лицо, какъ будто передъ ней стоялъ ребенокъ. О Боже!— мистеръ Дэвисъ!— будучи еще ребенкомъ, я видлъ во сн, что совершаю точно такое же преступленіе, и проснулся съ горькими слезами, — моя мать старалась успокоить меня…. вотъ причина, почему я дрожу всмъ тломъ… да прибавьте къ этому холодъ сегодня холодно, ужасно холодно!
— И что же, онъ убилъ старую лэди?— спросилъ мистеръ Дэвисъ.— Извините сэръ, но меня интересуетъ вашъ разсказъ.
— Да, убилъ, онъ перерзалъ ей горло, и я какъ теперь вижу ее: лежитъ въ своей маленькой, безмолвной комнатк, съ лицомъ мертвенно-блднымъ и обращеннымъ кверху, въ луж крови.— Мистеръ Дэвисъ, это вино не лучше воды: мн хочется выпить чего нибудь по-крпче.
Мистеръ Дэвисъ до такой степени изумленъ былъ этомъ разсказомъ, что готовъ былъ тогда же сказать, что преступленіе совершено его собесдникомъ.
— Напали ли, по крайней мр, на слды убійцы? спросилъ онъ.
Прежде чмъ отвчать, мистеръ Гиггинсъ выпилъ полстакана рому.
— Нтъ! никакихъ слдовъ не найдено… никогда и не найдутъ ихъ для меня нисколько не удивительно, мистеръ Дэвисъ,— я ршительно не стану удивляться, если убійца не признается въ своемъ преступленіи,— а если такъ, то скажите, будетъ ли ему помилованіе въ день Страшнаго Суда?
— Это Богу одному извстно!— сказалъ мистеръ Дэвисъ торжественно.— Это такая страшная исторія,— продолжалъ онъ, вставая:— что мн бы крайне не хотлось оставить эту теплую и свтлую комнату и выйти на холодъ и мракъ. Но — длать нечего: надобно итти.— Одно только могу вамъ сказать, что я надюсь и врю, что убійца будетъ найденъ и повшенъ.— Я бы вамъ совтовалъ, мистеръ Гиггинсъ, если только вамъ угодно будетъ принять мой совтъ, лечь въ теплую постель и выпить липоваго чаю, и если позволите, я пришлю на ваше разсмотрніе мои возраженія на статью въ журнал ‘Gentleman’s Magazine’.
На другое утро мистеръ Дэвисъ отправился навстить больную миссъ Праттъ, и по своей любезности разсказалъ ей все, что слышалъ наканун объ убійств въ Бат. Изъ его разсказа составилась весьма хорошенькая исторія. Миссъ Праттъ принимала живое участіе въ судьб старой лэди,— частію потому, что ея положеніе имло сходство съ положеніемъ старушки: она точно также копила деньги, держала при себ одну служанку и въ воскресные вечера оставалась дома одна, отпуская служанку свою въ церковь.
— Когда же все это случилось? спросила она.
— Мистеръ Гиггинсъ не назвалъ дня, но, несмотря на то, надобно думать, что это случилось въ прошлое воскресенье.
— А сегодня среда. Впрочемъ, дурныя всти разносятся быстро.
— Да: мистеръ Гиггинсъ думалъ, что объ этомъ напечатано уже въ лондонскихъ газетахъ.
— Это невозможная вещь. Откуда же мистеръ Гиггинсъ узналъ объ этомъ?
— Не знаю, я не спросилъ. Мн кажется, онъ вчера только пріхалъ, говорятъ, онъ здилъ въ южныя провинціи собирать доходы съ своихъ имній.
Миссъ Праттъ вздохнула.— Каждый разъ, когда упоминалось имя мистера Гиггинса, она, по обыкновенію, выражала свое нерасположеніе къ нему и свои подозрнія вздохами.
— Мистеръ Дэвисъ, я не увижусь съ вами втеченіе нсколькихъ дней. Годфри Мертонъ пригласилъ меня погостить у него и у его сестры, и я полагаю, это принесетъ пользу моему здоровью. Къ тому же, прибавила она:— при этихъ зимнихъ вечерахъ, при этомъ размноженіи разбойниковъ въ нашемъ государств,— признаюсь, не безопасно жить одной, и въ случа опасности имть при себ одну только Пегги.
Миссъ Праттъ отправилась погостить къ кузену, мистеру Мертону. Онъ былъ дятельнымъ мирнымъ судьею, и заслужилъ эту репутацію по всей справедливости. Однажды, онъ пришелъ домой съ пачкою только что полученныхъ писемъ.
— Дурныя всти о нравственности вашего маленькаго городка, Джесси!— сказалъ онъ, дотрогиваясь до одного изъ писемъ.— Между вами живетъ или убійца или другъ убійцы. Въ прошлое воскресенье зарзали въ Бат бдную старушку, по этому случаю я получилъ изъ министерства предложеніе ‘оказать дятельное участіе’ въ отъисканіи убійцы. Этотъ негодяй должно быть одержимъ былъ жаждой и имлъ спокойный и веселый нравъ, потому что передъ приступомъ къ ужасному злодйству онъ выдернулъ кранъ въ боченк съ имбирнымъ пивомъ, завареннымъ старушкой, и, потомъ, вроятно, чтобъ крпче заткнуть, обвернулъ его клочкомъ письма, которое, какъ надобно полагать, вынулъ у себя изъ кармана. На одной сторон этого клочка можно было разобрать отрывки словъ: ‘нсъ, эсквайръ…. арфордъ…..’, — послднія два слова, по замчанію догадливаго слдственнаго чиновника, означаютъ: Барфордъ, близъ Кегворта. На другой сторон, какъ я догадываюсь, значится названіе лошади, приготовленной къ состязанію на конской скачк, — названіе довольно странное: Church-and-King-and-down-with-the-Rump.
Миссъ Праттъ немедленно припомнила это названіе.
— Позвольте, мн помнится, что мистеръ Натаніель Гэрнъ иметъ, или имлъ (согласитесь сами, вдь я должна быть осторожна въ моихъ показаніяхъ), скаковую лошадь съ этимъ забавнымъ названіемъ.
— Мистеръ Натаніель Гэрнъ, повторилъ мистеръ Мертонъ, принимая къ свднію это извстіе, и потомъ снова обращаясь къ предложенію министерства.— Въ комнат убитой нашли также небольшой кусокъ ключа, отломанный въ тщетномъ усиліи отпереть комодъ…. прекрасно, прекрасно.— Данныя опредлительны. Съ такимъ отчетливымъ предложеніемъ можно, кажется, что нибудь сдлать.
— Мистеръ Дэвисъ говорилъ, что ему разсказывалъ мистеръ Гиггинсъ…..
— Гиггинсъ! воскликнулъ мистеръ Мертонъ:— нсъ. Это не тотъ ли Гиггинсъ, страшный головорзъ, который убжалъ съ сестрой Натаніеля Гэрна?
— Хотъ самый! отвчала миссъ Праттъ.— Впрочемъ, хотя онъ никогда не пользовался моимъ расположеніемъ….
— нсъ, повторилъ мистеръ Мертонъ.— Страшно подумать на него…. членъ Общества охотниковъ…. Зять добрйшаго старика сквайра Гэрна. Нтъ ли въ Барфорд другихъ лицъ, имена которыхъ оканчиваются на нсъ?
— Тамъ есть Джэксонъ, Гиггинсонъ, Бленкинсонъ, Дэвисъ и Джонсъ. Кузенъ! меня поражаетъ одна вещь: какимъ образомъ мистеръ Гиггинсъ зналъ объ этомъ и разсказалъ мистеру Дэвису во вторникъ, тогда какъ убійство совершилось въ воскресенье?
Не считаю за нужное распространяться о послдующемъ. Любопытные могутъ заглянуть въ ‘Жизнеописанія знаменитыхъ разбойниковъ’, гд увидятъ, что имя Гиггинса занимаетъ между этими лицами почетнйшее мсто, какъ имя Клодъ-Дюваля. Мужъ Кэтти Гэрнъ собиралъ свои доходы на большой дорог,— но, встртивъ неудачу въ двухъ-трехъ предпріятіяхъ, и, услышавъ преувеличенные разсказы о несмтныхъ богатствахъ старушки въ Бат, онъ перешелъ отъ грабежа къ убійству, и за послднее преступленіе былъ повшенъ въ Дерби, въ 1775 году.
Надобно сказать, однакожъ, что онъ былъ добрымъ мужемъ. Его жена наняла квартиру въ Дерби, чтобъ быть при немъ въ послднія, самыя страшныя минуты его жизни. Ея старый отецъ ходилъ съ ней повсюду, кром тюрьмы ея мужа, и сокрушалъ ея сердце постояннымъ раскаяніемъ, что способствовалъ ей выйти замужъ за человка, котораго вовсе не зналъ. Онъ отказался отъ правь и преимуществъ сквайра въ пользу своего сына Натаніеля. Натаніель благоденствовалъ, безпомощный, безразсудный отецъ былъ для него лишнимъ существомъ, но, для овдоввшей дочери, полоумный и любящій отецъ былъ всмъ: онъ былъ ея покровителемъ, ея другомъ,— врнымъ и преданнымъ спутникомъ въ жизни. Только отъ одного онъ отклонялся: отъ принятія обязанности быть ея совтникомъ.— Печально покачивая головой, онъ говорилъ:
— Ахъ, Кетти, Кетти! еслибъ и имлъ настолько ума, чтобъ присовтовать теб что нибудь доброе, ты бы не жила въ Брюссел изгнанницей, нескрывалась-бы отъ взглядовъ каждаго англичанина, воображая, что всмъ извстна твоя исторія.
Мсяцъ тому назадъ, я видлъ Блый Домъ, онъ отдается въ наемъ, можетъ статься, въ двадцатый разъ посл того, какъ его занималъ мистеръ Гиггинсъ, но все еще, въ Барфорд идетъ преданіе, что въ этомъ дом жилъ разбойникъ, и что награбленныя имъ богатства спрятаны въ какой-то потаенной комнат, а въ какой именно части дома — никому неизвстно.
Не желаете ли вы занять этотъ домъ и отъискатъ таинственную комнату? Я могу дать точныя указанія всякому, кто только пожелаетъ.
‘Современникъ’, No 2, 1857 <Переводъ В. В. Бутузова>