ИЗДАНІЕ
Михаила Николаевича
ВОРОНОВА.
МОСКВА.
Типографія Е. И. Погодиной, Софійская набережная, домъ Котельниковой.
1879.
Ледяной корабль
Ледяной корабль
Разсказъ.
Ч. Диккенса.
Ледяной корабль, Диккенс Чарльз, Год: 1879
Время на прочтение: 12 минут(ы)
Пассажиры корабля ‘Золотое Сновидніе’, вышедшаго изъ порта Мельбурнъ, и направлявшагося въ Англію, начинали утомляться и тяготиться, перездомъ. Наше путешествіе длилось всего четвертую недлю, но мы совершали его въ іюл мсяц, когда дни коротки, а небо покрыто грозовыми тучами. Море стремительно катила громадные валы, столь свойственные ему близь мыса Горна. Вступивъ въ борьбу съ сверозападнымъ втромъ. Корабль нашъ вздрагивалъ, какъ живое существо, подъ непрерывнымъ напоромъ волнъ. Лагъ указывалъ, что мы длаемъ только два узла въ часъ, а, къ довершенію безпокойства, внезапное охлажденіе температуры и необычайный блескъ на горизонт предупредили насъ, что мы окружены ледяными горами. До наступленія ночи, втеръ нсколько утихъ и пассажиры высыпали на палубу, чтобы взглянуть на первую ледяную гору, находившуюся, въ полу-мил разстоянія отъ насъ. Дйствительно, зрлище было грандіозное. Мы увидли громадную массу льда, имвшую форму утеса, вышиною въ пятьсотъ футовъ, съ обращенной къ намъ перпендикулярной стной, о крутые бока которой непрерывно разбивались морскіе валы. Цвтъ этой ледяной массы былъ ярко-блый, за исключеніемъ глубокихъ разщелинъ, гд онъ переходилъ въ темносрый…
— Смотрите, смотрите, вскричалъ восторженно пассажиръ-шотландецъ: да это снимокъ съ Эдинбургскаго замка!
— Какое можно было бы нажить состояніе, если бы явилась возможность перевезти ее кондитерамъ Мельбурна, во время каникулъ? проговорилъ какой-то колонистъ-прозаикъ.
— Да, это красивое зрлище, весьма красивое, произнесла одна пожилая барыня, но я желала бы отъ души, чтобы вс эти ледяныя горы погрузились ночью на дно моря и появились вновь только завтра утромъ.
— Это было бы дйствительно весьма кстати, отвчалъ одинъ изъ помощниковъ капитан,— такъ какъ мы были бы избавлены отъ тяжелой необходимости провести всю ныншнюю ночь безъ сна.
Вечеръ прошелъ весьма скучно. Втеръ смнился тишиной, но это не мшало однако валамъ сильно потрясать корабль. Въ большой кают ничто не могло удержаться на мст. Со всхъ сторонъ разлетались въ дребезги блюда, тарелки, графины, бутылки, къ великому отчаянію метръ-д’-отеля. Даже четыре пассажира, неизмнно игравшіе каждый вечеръ въ вистъ были вынуждены отказаться отъ обычной партіи, равнымъ образомъ сказалась невозможной и игра въ шахматы, не взирая на то, что шахматная доска была прикрплена желзными крючьями, короли и королевы, башни и офицеры очутились внезапно въ кают одной супружеской четы, укладывающей въ постель ребенка, они потушили на пути своемъ лампу и произвели, конвульсіи у перепуганнаго попугая.
Что касается меня, то, оставшись на бак, я закурилъ для развлеченія трубку, какъ вдругъ услышалъ слдующія, обращенныя ко мн слова:
— Очень темная ночь, сударь!
Эти слова были произнесены Томомъ Уайтомъ, старшимъ матросомъ и самымъ ворчливымъ изо всего экипажа.
— Что вы думаете о погод, Томъ? спросилъ я.
— Боле нежели дурно. Если бы продолжалъ дуть втеръ, онъ вынесъ бы насъ и избавилъ бы отъ этихъ ледяныхъ горъ, благодаря же настоящему затишью, он окружаютъ корабль, какъ окружаютъ щепки мертвое тло крысы, плавающее въ луж…. Только бы добраться до берега, и никакой чортъ не заставитъ меня боле огибать мысъ Горнъ!
Бдный Томъ! онъ произносилъ это общаніе въ тысячный разъ и забывалъ о немъ постоянно, при заключеніи новаго условія.
— Я надюсь, Томъ,— что сторожевые не дремлютъ на бак?
— Дремлютъ они или нтъ, сударь, это безразлично. Ночь также черна, какъ деготь въ боченк, и притомъ, если бы даже существовала возможность различать….
— Что съ вами, Томъ, вдь ледяные осколки не могутъ причинить значительнаго вреда такому прочному судну, какъ наше, и притомъ съ мдной подшивкой?
— Прочному?! Ха, ха! Прочному! Еловая скорлупа, которая можетъ настолько же противиться напору льда, насколько фарфоровая чашка удару оловяннаго горшка… Съ мдной подшивкой?!… Да, вся эта мдь пойдетъ ко дну, а вмст съ нею и вы.
— И вы также, Томъ!
— Ну, это не извстно: мы, моряки, не то, что пассажиры…. Мы спустимъ шлюпки, притомъ же, я буду находиться на палуб, а вы на дн трюма, гд задохнетесь какъ крыса въ своей нор.
Посл этой фразы, Томъ Уайтъ, проворчавъ еще нсколько мрачныхъ предсказаній, покинулъ меня и скрылся во тьм. Сначала и намревался провести ночь на шканцахъ, но поразмысливъ ршился спуститься и, предавшись сну, забытъ объ опасности.
Какъ я завидовалъ моему компаньону по кают, толстому нмцу, Шляфенвалю! Его громкое храпніе, похожее на рзкій звукъ трубы, какъ бы вызывало на ратоборство трескъ корабля и сильные удары валовъ. Воспользовавшись минутнымъ спокойствіемъ судна, я вскочилъ на свою койку, висвшую надъ головою нмца, но его храпніе и боковая качка не дозволяли мн насладиться желаемымъ покоемъ, напрасно повторялъ я стихи самыхъ снотворныхъ поэтовъ, напрасно я считалъ отъ одного до шестисотъ пятидесяти…. Внезапно ударъ, боле сильный нежели вс предыдущіе, потрясъ корабль до основанія. Я понялъ, что онъ долженъ быть затопленъ и что гроссъ-мачта должна утопать въ волнахъ. Почти одновременно трескъ смнился боле ужаснымъ шумомъ напиравшей воды. Я открылъ глаза. Кто опишетъ мой ужасъ, когда я увидлъ, что портъ, находившійся обыкновенно рядомъ съ моей койкой, очутился надъ моей головой. Я открылъ его, и мой ужасъ увеличился, когда я понялъ, что корабль стоитъ вверхъ дномъ!…..Каждая минута была дорога. Къ счастью я лежалъ совершенно одтый, снявъ только одни сапоги.. Единственнымъ путемъ спасенія представлялся мн портъ, отверстіе котораго было достаточно велико, чтобы свободно пропустить, мое тло, я ршился прибгнуть къ этому средству, цпляясь о скользкіе бока стны. Во мн блеснула мысль разбудить Шляфенваля…. Но нтъ, я рисковалъ погубить себя, спасая его, тмъ боле, что толщина помшала бы ему воспользоваться единственнымъ свободнымъ проходомъ, достаточнымъ, для меня, человка,.боле тонкаго и гибкаго. Удивительно, какимъ длаешься эгоистомъ, въ подобныхъ обстоятельствахъ. Проговоривъ мысленно вчную память моему товарищу, я снова оглядлся вокругъ.
Корабль быстро погружался, его мачты, уже исчезли подъ водой, только часть реи виднлась еще надъ ея поверхностью. Послышался оглушительный трескъ, и громадной величины ледяная масса ударилась въ подводную часть корабля. Съ усиліемъ отчаянія, я сдлалъ прыжокъ и упалъ среди небольшаго углубленія, наполненнаго свжимъ снгомъ. Лишь только я былъ въ состояніи подняться на ноги, осмотрлся кругомъ, отыскивая глазами ‘Золотое Сновидніе’, но не увидлъ ничего кром какихъ-то темныхъ предметовъ, плавающихъ на морской поверхности.
Мн пришла мысль вытащить изъ воды одинъ изъ этихъ предметовъ. ‘Быть можетъ’, размышлялъ я, ‘это ящикъ съ какой нибудь провизіей, и если я найду въ немъ соленую свинину или мясо, то могу прокормиться цлый мсяцъ’. Я ршился взобраться на одинъ изъ выступовъ ледяной горы, прилегающій какъ разъ къ уровню моря, ршаясь не безъ страха на этотъ шагъ, изъ опасенія поскользнуться. Я протянулъ руку…. Она была схвачена другой рукой.
Я отшатнулся съ испугомъ, и сила этого движенія, произведеннаго страхомъ, была такова что я вытащилъ совсмъ изъ воды индивидуума, схватившаго мою руку.
Помстивъ незнакомца въ относительно безопасное мсто, я спросилъ объ его имени.
— Меня зовутъ Юліемъ Шляфенвалемъ, отвтилъ онъ совершенно спокойнымъ голосомъ.
— Какъ?! это вы? воскликнулъ я съ изумленіемъ: какимъ чудомъ добрались вы сюда?
— Очень просто, дорогой другъ! Вы видите, что я хорошо плаваю и также хорошо ныряю, о чемъ вспомнилъ во время.
— Но вокругъ васъ обвязана длинная веревка!
— Тащите ее сильне, и вы увидите, что это такое.
Я потянулъ веревку, согласно указанію, и вытащилъ на берегъ ледяной горы огромный ящикъ.
— Видите ли, продолжалъ нмецъ, я никогда не тороплюсь. Когда корабль опрокинулся, я полетлъ точно также какъ и вы, со своей койки и сказалъ себ: Юліусъ, ты будешь нуждаться въ пищ и, думая такимъ образомъ, принялся наполнять этотъ ящикъ сухарями и сардинами.
— Дорогой Шляфенваль! воскликнулъ я, обнимая его: какъ я счастливъ, что спасъ вамъ жизнь!
— Благодарю васъ, хотя я убжденъ, что спасся бы и безъ вашей помощи, отвтилъ сухо непривтливый нмецъ. Видите ли, мой другъ, я имю сухарей только для одного человка…. не боле того!
— Мой благородный другъ, возразилъ я, изгоните всякіе эгоистическіе мысли! Вспомните, что мы братья по несчастію и должны помогать другъ другу чмъ только можемъ.
— Чмъ только можемъ! А чмъ, напримръ, вы можете помочь мн? спросилъ насмшливо Шляфенваль.
— Я…. не имю…. ничего, пробормоталъ я….. однако, постойте…. я имю фунтъ табаку! Я купилъ его только сегодня, у метръ д’отеля, и онъ лежитъ нетронутымъ въ моемъ карман.
— Ура! прокричалъ нмецъ съ восторгомъ: это единственная вещь, которой у меня нтъ…. Да, мой другъ, будемъ братьями и будемъ длиться всмъ, что есть.
— Давно бы такъ! возразилъ я съ улыбкою.
Шляфенваль растянулся во всю длину и, не взирая на снжное изголовье, захраплъ также безмятежно, какъ въ прекрасной постели съ пуховымъ одяломъ. Опасность положенія мшала мн послдовать его примру. Я слъ на одинъ изъ ледяныхъ уступовъ, дозволивъ себ только вольность опереться полузамерзшими ногами объ обширную поверхность тла моего спутника. Такимъ образомъ, я согрвалъ ихъ братски. По счастію, бывшія со мной спички сохранились въ непромокаемой коробк, благодаря чему я закурилъ трубку и сталъ ожидать разсвта. Я упрекнулъ себя, мысленно въ жестокосердіи: я не вспомнилъ ни разу о спутникахъ моего путешествія, о бдныхъ матросахъ экипажа, вроятно погребенныхъ на дн моря. Увы! ихъ постигла, по крайней мр, быстрая и внезапная смерть, тогда какъ я былъ осужденъ на мучительную и медленную агонію. Допустимъ, что провизіи окажется достаточно для поддержанія нашего существованія въ теченіи нкотораго, времени, но что станется съ нами, когда послдній осколокъ ледяной горы будетъ унесенъ непрестаннымъ прибоемъ волнъ? Равнымъ образомъ меня страшно пугала перспектива голодной смерти. Какая судьба ожидаетъ насъ посл раздла послдняго сухаря и послдней сардины? Не прійдется ли намъ бросить жребій, кто первый, я или нмецъ, долженъ будетъ убить другаго, чтобы удовлетворить голодъ? Страшная мысль! Я быстро отдернулъ ноги отъ удобной точки опоры и, опустивъ голову на колни, погрузился въ свои горькія размышленія. Но усталость была велика, и я скоро уснулъ.
Когда я открылъ глаза, день насталъ давно. Посл первой минуты изумленія, постоянно испытываемаго, когда внезапно просыпаешься въ неизвстномъ мст, я ршился подвергнуть ледяную гору осмотру. Мсто, въ которомъ мы находились, образовало родъ углубленія, на подобіе небольшой долины, окруженной ледяными утесами, отъ 60—80 футовъ вышины, со всхъ сторонъ, за исключеніемъ той, на которую мн удалось спрыгнуть съ корабля. Такимъ образомъ, мы были защищены отъ рзкаго, леденящаго втра, и до насъ едва доносился шумъ морскихъ волнъ. Я сдлалъ нсколько шаговъ по направленію океана, чтобы взглянуть на его необъятность и здсь встртился съ Шляфенвалемъ, весьма спокойно занимавшимся своимъ утреннимъ туалетомъ: онъ утвердилъ, на небольшомъ выступ, маленькое карманное зеркало и ревностно разчесывалъ гребнемъ свою блокурую бороду, напвая въ полголоса патріотическую арію: ‘Знаешь ли ты страну.’
— Добраго утра проговорилъ онъ съ спокойной улыбкой.
Мы позавтракали двумя сардинами и однимъ сухаремъ и утолили жажду у одного изъ источниковъ, вытекавшаго изъ ледяной горы, отъ дйствія солнечныхъ лучей. Было что-то ужасное въ этомъ медленномъ таяніи нашего убжища. Каждый литръ воды, уничтожаемый нами, составлялъ два кубическихъ вершка нашего хрупкаго жилища. Если подобное таяніе совершалось подъ этими широтами, то съ какою быстротою долженъ будетъ исчезнутъ этотъ плывучій ковчегъ, когда мы направимся къ тропикамъ? Но втеръ могъ насъ увлечь и къ полярному полюсу. Увы! насъ одинаково ожидала смерть и въ этихъ арктическихъ странахъ, гд не можетъ существовать ни одно человческое существо. Предаваясь подобнымъ размышленіямъ, я вырзалъ ножемъ пару сандалій, изъ еловой крышки ящика, чтобы защитить подошвы моихъ голыхъ ногъ отъ ледяной поверхности нашего жилища. Покончивъ кое-какъ съ этой обувью, я предложилъ Шляфенвалю взобраться на скалы, окружающіе насъ, чтобы ознакомиться съ протяженіемъ ледяной горы. Вырубая, шагъ за шагомъ, ступени, съ помощью бывшихъ у насъ ножей, ми употребили на это восхожденіе боле двухъ часовъ времени.
Достигнувъ вершины, мы остановились какъ вкопанные и залюбовались чудною панорамою….
Мы находились на высот боле чмъ трехъ сотъ футовъ, надъ уровнемъ океана, разстилавшагося передъ нами въ своемъ необъятномъ пространств и покрытаго тамъ и сямъ ледяными горами всевозможныхъ формъ и величинъ. Нашъ, собственный островъ имлъ приблизительно около мили въ окружности и, былъ прорзанъ многими долинами и, неправильныхъ очертаній, оврагами, мы стояли въ центр громадной, морской звзды, семь лучей коей были изображены семью выдающимися острыми утесами, среди коихъ углублялись шесть долинъ, подобныхъ той, на которую мы были выброшены случаемъ.
Съ той вышины, на которой мы находились, я назвалъ бы ихъ скоре шестью пропастями, на которыя я не могъ глядть безъ головокруженія. Не отличаясь вообще крпкой головой, я намревался спуститься внизъ, но Германецъ удержалъ меня.
— Господинъ Монкгаузъ, сказалъ онъ: взгляните пожалуйста въ нашу долину!
— Зачмъ?
— Мн показалось, что кто-то, пользуясь нашимъ отсутствіемъ, грабитъ нашъ ящикъ съ провизіей.
— Пустяки! возразилъ я. Вы говорите такъ, какъ будто находитесь на суш.
— Нтъ, другъ мой, сдлайте одолженіе, взгляните: я, слишкомъ толстъ, чтобы ршиться на подобный шагъ!
Ползкомъ, съ помощью рукъ и колнъ, добрался я, кое-какъ до отвсной скалы, въ триста футовъ вышиною, и, взглянувъ внизъ, увидлъ, къ величайшему моему изумленію, дв человческія фигуры, занятыя разсматриваніемъ внутренняго содержанія. нашего драгоцннаго ящика.
Когда я сообщилъ о виднномъ Шляфенвалю, онъ разразился тевтонскими проклятіями и, взбшенный, спустился внизъ съ безразсудной поспшностью. Замченные нами индивидуумы, были никто иные, какъ Томъ Уайтъ и его товарищъ Билль Аткинсъ. Красный отъ напряженія, Шляфенваль подбжалъ къ матросамъ..
— Томъ Уайтъ, вы безсовстны, вы поступаете какъ настоящій воръ, воскликнулъ гнвно нмецъ: этотъ ящикъ принадлежитъ мн!
— Почему такъ? возразилъ Томъ. Эти сухари не принадлежатъ ни вамъ, ни мн, они корабельные? Не правда ли, Билль Аткинсъ?
— Конечно, согласился Аткинсъ, сухари принадлежатъ всмъ пассажирамъ безъ исключенія. И притомъ, сударь,— обратился онъ къ Шляфенвалю, неужели вы намрены състь все это одни, когда тамъ внизу, въ ущельи, дв женщины и двое дтей сидятъ безъ завтрака?
— Что вы говорите! вскричалъ я. Слдовательно, есть еще спасшіеся пассажиры?!..
— Да, отвтилъ Томъ. Когда ледяная гора приблизилась къ кораблю, я и Билль Аткинсъ находились на палуб. Не теряя минуты, мы принялись высаживать пассажировъ и сдлали это такъ быстро, какъ на любомъ дебаркадер. Я полагаю, что въ остальныхъ долинахъ найдутся также пассажиры, но я не имлъ возможности осмотрть ихъ, такъ какъ занятъ управленіемъ корабля.
— Управленіемъ корабля?! воскликнулъ Шлифенвадь. Что вы хотите этимъ сказать?
— Какъ что! Я имю при себ компасъ, которымъ руковожусь. Мы плывемъ по сверовосточному направленію, со скоростью тринадцати узловъ въ часъ. Если этотъ попутный втеръ продлится только двадцать четыре часа, то, мы будемъ спасены, такъ какъ достигнемъ гавани Фалкландскихъ острововъ.
— Томъ, спросилъ я, что сталось съ капитаномъ и остальными офицерами?
— Не знаю, отвчалъ Томъ. Они или на льдин или ихъ здсь нтъ. Изъ матросовъ перваго разряда я вижу одного только себя, и потому и принялъ начальство.
Происшедшія наканун событія преобразили Тома Уайта къ его выгод. То былъ уже не ворчунъ, повинующійся по невол, но энергичный и дятельный начальникъ. Я полагаю, что онъ глядлъ на нашу ледяную гору, какъ на корабль… И дйствительно,— ему не доставало только мачтъ, парусовъ и руля.
— Слдовательно, г-нъ Монкгаузъ, продолжалъ Томъ, вы будете такъ добры не слушаться ни чьихъ приказаній, кром моихъ. Я вижу, что вы смтливый товарищъ, судя по изготовленнымъ вами подошвамъ и по вырубленнымъ во льду ступенямъ. Взберитесь на верхъ мачты и осмотрите остальныя долины. Я уже ознакомился съ этой и съ той, гд водрузилъ свой флагъ.
— Очень хорошо, капитанъ, отвчалъ, я, какъ подобаетъ послушному моряку, и взобрался вторично на вершину ледяной горы…. Шляфенваль, отказался сопутствовать мн. Достигнувъ вершины мачты, по выраженію Тома, я выбралъ ту долину, спускъ въ которую представлялся наиболе легкимъ, и спустился въ нее для осмотра.
Въ начал я не замтилъ ни малйшаго слда человческаго пребыванія, но, обогнувъ одинъ изъ угловъ утеса, я сдлалъ необычайное открытіе.
Г-жа Робинзонъ, не молодая пассажирка, пожелавшая, чтобы вс ледяныя горы исчезли на ночь, сидла распустивъ огромный зонтъ надъ головою, съ выраженіемъ смертельнаго ужаса во всей фигур: близь нея покоился громадный моржъ, футовъ двнадцати длины, уставивъ на бдную женщину свои прищуренные глаза, но, повидимому, вовсе не имя намренія причинить ей какой бы то ни было вредъ. Я захватилъ съ собою веревку, съ помощью которой Шляфенваль привязалъ ящикъ съ провизіей, и, обвязавъ ее, въ вид пояса, вокругъ таліи Г-жи Робинзонъ, втащилъ ее до вершины нашей долины. Но переправа ея въ ту долину, гд находились женщины и дти, не обошлась безъ помощи сильныхъ рукъ Билля Аткинса.
— Г-нъ Монкгаузъ, сказалъ Билль, посл того какъ мы помстили пожилую даму въ безопасное мсто: мы должны овладть моржемъ. Если его мясо и не годится въ пищу, то его жиръ можетъ служить прекраснымъ матерьяломъ для разведенія огня, чтобы отогрть женщинъ и дтей, умирающихъ отъ холода.
— Охотно! смло отвчалъ я, и, вооружившись ножами, мы возвратились въ долину, гд нашли животное лежащимъ на томъ же мст, казалось, что оно лниво выжидало, чтобы ледяная гора, путешествіе по которой не представляло для него ничего особеннаго, перенесла его къ одному изъ Фалкландскихъ острововъ. Но, повидимому, общество мущинъ не доставляло ему такого удовольствія, какъ общество женщинъ. Увидя насъ, съ ножами въ рукахъ, онъ поднялся съ мста и, не торопясь, опустился въ море.
— Успокойтесь, мои дти, сказалъ Томъ Уайтъ, когда мы возвратились къ нему, нсколько разочарованные. Мы длаемъ пятнадцать узловъ въ часъ. Вы не убили моржа, но не нашли ли капитана?
— Его не видно ни гд.
— Если онъ находится на нашемъ корабл, то я ручаюсь за его безопасность, но, во всякомъ случа, онъ не управлялъ бы лучше нашимъ судномъ. Въ какомъ состояніи ваши ноги, г-нъ Монкгаузъ? не много озябли, не правда ли? Къ счастію, у насъ есть бутылка съ грогомъ: выпейте глотокъ, посл чего вы взберитесь вновь на верхъ, чтобы сообщить намъ, не видна ли земля.
Я почувствовалъ себя легкимъ какъ серна и предпринялъ новое восшествіе, и дйствительно увидлъ какой-то островъ.
— Земля! воскликнулъ я.
Вроятно ледъ прекрасный проводникъ звука: не взирая на разстояніе трехъ сотъ шаговъ, отдлявшихъ меня отъ Тома, онъ услышалъ меня и его отвтъ достигъ также моего слуха, не смотря на ревъ волнъ и завываніе втра, дувшаго съ удвоенной яростью.
— Въ какомъ направленіи?
— Къ югу.
— Отлично! Я сейчасъ проврю самъ.
И, минуту спустя, Томъ Уайтъ уже стоялъ рядомъ со мною.
— Портъ Стефанъ! воскликнулъ онъ…. Слава Богу!…. Теперь настаютъ критическія минуты. Намъ предстоитъ пройти между двухъ рифовъ, и если мы подойдемъ слишкомъ близко, корабль потерпитъ крушеніе.
Я не берусь описывать охватившее насъ волненіе. Мы вошли въ гавань при наступленіи ночи. Лучшій лоцманъ англійскаго флота не могъ бы искусне управлять нашимъ судномъ. Томъ Уайтъ потиралъ руки, приписывая всю славу себ. Мы пристали къ обширной, песчаной отмели, находившейся какъ разъ среди гавани, гд были вынуждены терпливо выжидать наступленія утра, будучи лишены возможности сообщенія съ берегомъ, посредствомъ сигналовъ или какихъ бы то ни было иныхъ способовъ. Хотя у насъ имлись спички, но весь нашъ сгараемый матеріалъ заключался въ одной или двухъ плохихъ доскахъ, огонь которыхъ былъ бы незамтенъ. Ночь отозвалась тяжело, въ особенности на женщинахъ и дтяхъ. Никогда не привтствовалъ я съ большей радостью наступленія дня.
Мы поздравляли другъ друга, при вид нсколькихъ Лодокъ, отдлившихся отъ берега, съ первымъ появленіемъ солнечныхъ лучей. Нашъ ледяной корабль былъ замченъ, вс сгорали любопытствомъ ознакомиться съ нимъ короче и можно себ представить общее изумленіе, когда убдились, что онъ иметъ экипажъ и пассажировъ.
— Гд капитанъ? спросилъ одинъ изъ туземцевъ, по видимому облеченный въ начальническую должность.
— Я! отвтилъ быстро и смло Уайтъ.
— Въ такомъ случа, сударь, сказалъ туземецъ, потрудитесь раздлить вашъ экипажъ на отряды, чтобы можно было перевезти его безъ всякаго замшательства.
Гордясь именемъ ‘сударь’, которымъ назвало его должностное лицо, Томъ принялъ театральную позу, собираясь отдавать соотвтственныя приказанія.
Между тмъ число вновь прибывшихъ лодокъ было настолько значительно, что он могли перевезти всхъ пассажировъ безъ затрудненія. Все народонаселеніе острова, высыпало на набережную, обнаруживая такое сильное волненіе, что его можно было принять за потревоженный муравейникъ. Наконецъ наше ледяное судно удостоилось посщенія самого губернатора.
— Это весь вашъ экипажъ и у васъ нтъ боле пассажировъ, г-нъ капитанъ?! спросилъ онъ Тома.
— Точно такъ, ваше сіятельство! отвчалъ Томъ, остальные нашли смерть на дн моря.
— Извините, сударь, возразилъ одинъ изъ лодочниковъ, кланяясь Тому: но съ той стороны ледяной горы я видлъ цлое общество.
Четыре или пять лодокъ тотчасъ же направились къ указанному мсту и не замедлили высадить на берегъ капитана ‘Золотаго Сновиднія’, его двухъ помощниковъ, подшкипера, доктора, рулеваго и мичмановъ. Находясь на корм, во время столковенія, они успли соскочить на ледяную массу и тмъ избавились отъ угрожавшей имъ смерти. Седьмая долина, не подвергшаяся нашему осмотру, послужила имъ пристанищемъ.
Бдный Томъ Уайтъ! Онъ былъ слишкомъ добръ, чтобы жалть о томъ, что никто не погибъ во время катастрофы, но тмъ не мене я не сомнваюсь, что онъ увидлся съ капитаномъ безъ особеннаго удовольствія. Онъ не произнесъ боле ни слова, пока мы находились въ порт, и только обильное возліяніе грога, предложенное намъ губернаторомъ, развязало ему нсколько языкъ. Принимаясь за третій стаканъ, онъ приподнялъ голову и описалъ наше плаваніе на ледяной гор, съ такимъ краснорчіемъ, которое вроятно никогда не забудется на Фалкландскихъ островахъ. Что касается нашего импровизированнаго корабля, то онъ оставался въ теченіи трехъ мсяцевъ на песчанной отмели, пока наконецъ не былъ разнесенъ, растопленъ и уничтоженъ тройнымъ напоромъ: втра, волнъ и дождя, съ помощью лтняго солнца.
Всхъ насъ принялъ на бортъ одинъ калифорнскій корабль, направлявшійся въ Нью-Йоркъ. Тамъ я разстался съ Шляфенвалемъ, изъявившимъ намреніе поселиться въ Соединенныхъ Штатахъ. Послднее время наши отношенія нсколько измнились, такъ какъ я отказался раздлять каюту съ такимъ отчаяннымъ храпуномъ. Занявъ мсто на одномъ изъ пароходовъ, шедшихъ въ Англію, я прибылъ въ Ливерпуль, а оттуда въ Лондонъ. Прибывъ въ столицу, я передалъ комитету Ллойда точный разсказъ о нашемъ опасномъ плаваніи, удостовренный приложеніемъ только руки Тома Уайта, потому что Томъ принадлежалъ къ числу тхъ великихъ людей, которые никогда не умли писать.