Рассказ о том, какой конфуз учинил Митрий кондухтору, Бострем Юлий Карлович, Год: 1876

Время на прочтение: 4 минут(ы)

РАЗСКАЗЫ
СТРАНСТВУЮЩАГО САТИРА

Ю. Н. БОСТРЕМА.

МОСКВА.
Типографія Ф. Іогансонъ, у Красныхъ вор., д. б. Іогансонъ.
1876.

РАЗСКАЗЪ О ТОМЪ, КАКОЙ КОНФУЗЪ УЧИНИЛЪ МИТРІЙ КОНДУХТОРУ.

Отправлялись мы, братцы, съ Митріемъ и Гаврюшкой на родину. По дорог пришли въ городъ, откедова шелъ дилижанъ въ слдующій городишко.
— А што, братцы, говоритъ Митрій, отправимся на своихъ, аль на дилижап?
— На улиц евтакія дла не поршишь — не стать, говоритъ Гаврюшка, а зайдемъ въ питейную, што насупротивъ дилижанскаго депо, аль конторы, ну, а тамъ уже смекнемъ, какъ лучше…
— Резонтъ. Коли ужо смекать, такъ смекать въ питейной: оно выходитъ благородне, нежь на улиц, говоримъ мы.
Зашли въ питейную, сли — значитъ — сидимъ. Толконулъ я евтакъ Митрія подъ бокъ — Митрій меня: значитъ съ меня начинаніе. Потребовалъ я штофъ, поднесли, поставили — поршили, Митрій потребовалъ другой — поршили, Гаврюшка третій — тожъ поршили. Поршили мы, значитъ, братцы, евтакъ счетомъ три штофа.
— А што, братцы, запросилъ я, смекнули?… На своихъ, аль на дилижан?
— Гд ужо тамъ на своихъ, говоритъ Гаврюшка, уже такъ ножки попортили… Прокатимси, братцы, на дилижан.
— Звсно, на дилижан будетъ повальготне, заговорилъ Митрій — и толконулъ меня подъ-бокъ, а я его.
— Н, шабашъ пить, душа и рюмки лишней неприметъ, говоритъ Митрій.
— Такъ чаго-жъ толкалси?
— Да такъ, ну, а коли это выпью, таб конфузно будетъ.
— Резонтъ, говорю я. Што резонтъ, то резонтъ. Супротивъ резонта и сама полиція, какъ говорится, не моги ничего говорить: резонтъ все побьетъ.
Вотъ мы, братцы, и пошли въ депо, взяли билетики. Кондухторъ приставилъ къ дилижану лстницу. Ползъ, братцы вы мои, по евтой лстниц Гаврюшка — слъ, ползъ Митрій — слъ, ползъ и я — тожъ слъ… Значитъ, вс трое сидимъ на дилижан. Возыграли трижды въ трубу и дилижанъ тронулси. А тронулся же онъ съ мста въ десятомъ часу вечера, тошь — ношной поздъ. Народу было на дилижан всякаго: двое жидковъ, одинъ отставной карасерскій унтеръ, матросикъ, да какая-то мамзель, въ шляпк. А кромя мамзели и жидковъ — мы вс были маленечко подвшимши: звсно, кто выпилъ на дорогу, а иной прощамшись съ родными. Какъ выхали мы изъ города, Митрій и присталъ къ кондуктору.
— Стой — кричитъ — давай лстницу: слзу.
— Гд-же я таб возьму лстницу, говоритъ кондухторъ, сиди.
— Лстницу давай.
— На што?
— А такъ: нужно… Одно слово — нужно.
Кондукторъ молчитъ.
— Давай лстницу — кричитъ Митрій,— али таб не ладно будетъ: конфузъ учиню.
— Ну, ладна! говоритъ кондукторъ, укладывайси спать.
Улеглись мы, братцы, спать. Дождь началъ накрапывать, лошадки пошли шагомъ. Проснулси — гляжу: Митрій ходитъ по дилижану.
— Какой тамъ чортъ по головамъ толчется, закричалъ унтеръ на Митрія, чуть мн полъ черепа сапожищемъ не снесъ.
— Зонтикъ мой раздавилъ лаптемъ своимъ поганымъ, извергъ безчувственный, взвизгнула мамзель, скотъ лапчатый!
— А што — говоритъ Митрій — ходить нельзя, штоли? Ну, сяду. Хочу ходить — хожу, хочу ссть — сяду! Во што!… Значитъ, деньги заплатилъ.
Проговоримши евто, Митрій и повалилси возл жидка, да прямо, братцы вы мои, на жидовскую посуду — хрустнуло, раздавилъ. Завопили жидки.
— Чаго-жъ горло-то дерете! Зонтикъ раздавилъ — заплачу! Посуду раскаталъ — заплачу! Полъ черепа снесъ — заплачу. Ну, а ругатьси никто не моги. Требуйте: за все заплачу.
— Да што ты расходилси, какъ чортъ передъ за утреней, закричалъ тагды копдухторъ, распужалъ весь народъ.
— Гаврюшку, значитъ, ищу:
— На што таб Гаврюшка?
— Какъ на што? нту-ти Гаврюшки: пропалъ. Ты мн подавай Гаврюшку… Самъ за него за проздъ заплатилъ, кричитъ Митрій.
Хватились мы тогды, братцы, за Гаврюшку. Сюды — туды: пропалъ Гаврюшка. Значитъ, сонный съ дилижана кувырнулъ. Началъ тогды Митрій ругатьси съ кондухторомъ. Ругалси, ругалси, покедова на него не прикрикнулъ какой-то енералъ изъ дилижана. Митрій подслъ къ матросику. Матросикъ былъ малый бывалый: 300 морей — говоритъ — изъздилъ, былъ и на смоленомъ, и на черномъ, красномъ и другихъ моряхъ, плавалъ два года на масленомъ мор, что у Аонской горы, разсказываетъ, что тамъ на мсто воды, зеленое постное маслище… ей-ей! Божился, какъ разсказывалъ. Хоша матросикъ былъ и изъ хохловъ, а говорилъ на всхъ языцхъ. Рзнулъ было онъ съ мамзелью по аглицкому — сдрефила, смолчала: хоша и мамзель, а сдрефила.
— Ну, хоша ты и на всхъ языцхъ мастера, говорить, говоритъ Митрій матросику, а все таки оно выходитъ, что ты, значитъ, глупе всякаго звря.
— Нтъ, не глупе.
— Не моги ты евтого говорить. Не уродилси сто такой человкъ, штобъ былъ разумне звря… Ну, коли ты разумне, такъ сдлай мн паутину — тогды поврю таб.
— Нешто я таб — говоритъ матросикъ — паукъ, што-ли?
— То-то, што не паукъ, а человкъ — ну, а паутину не сдлаешь… Ну, сдлай паутину.
— Да отвяжись ты съ своей паутиной!
— Ну, коли ужъ не сдлаешь паутины, такъ сдлай медъ, аль воскъ.
— Воскъ, пожалуй, говоритъ матросикъ, я и сдлалъ бы, да грхъ: акромя пчелы никто не моги работать на Бога. Изъ человческаго воску не сдлали бы свчей.
— Брешь, не сдлаешь, приставалъ Митрій къ матросику, значитъ, ты глупе паука, а про пчелу ужъ нечего и говорить.
— Ты умне, што-ли?… Ну, коли умне, такъ полети какъ птица, говоритъ Митрію матросикъ.
— И полечу, говоритъ Митрій.
— Какъ птица?
— Орломъ полечу.
— Ну лети!
— И полечу!
Тутъ, братцы вы мои, растопырилъ Митрій руки, подобралъ подъ себя духъ, да со всего размаху съ дилижана…. Кондухторъ остановилъ дилижанъ.
— А што, полетлъ? спросилъ матросикъ.
— Самъ видлъ, што полетлъ.
— А ушибси?
— Што ушибся — енто иное дло, самъ видлъ, што летать умю, ну, а ужъ присдать къ земл какъ птица — не смогу.
— Зачмъ-же леталъ, коли какъ птица къ земл присдать не умешь? спросилъ кондухторъ.
— А штобы таб конфузъ учинить, говоритъ Митрій: зачмъ лстницы не давалъ. Во што!
Кондухторъ оконфузилси и сдрефилъ: значитъ, резонтъ взялъ свое. Звсно, што резонтъ, братцы вы мои, и саму полицію побьетъ.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека