Было это давно, очень давно. Жилъ одинъ грозный и могущественный царь, по имени Каранъ, и этотъ царь далъ себ клятву ежедневно раздавать нищимъ по десяти пудовъ золота и безъ этого не сть и не пить. И вотъ каждый день за полчаса до того, какъ раджа Каранъ садился за трапезу, выходили изъ дворца царскіе слуги съ большою корзиною и пригоршнями разбрасывали золотыя монеты собравшейся толп бднаго люда. Нечего и говорить, что приглашенные ни разу не заставили себя ждать и съ ранняго утра толпились у воротъ дворца.
Они толкались, и спорили, и шумли, и волновались, а когда послдняя монета была поймана, вс шумно расходились по домамъ. Тогда раджа Каранъ мирно садился за трапезу и лъ съ пріятнымъ чувствомъ человка, исполнившего свой долгъ.
Смотрлъ народъ на такую небывалую щедрость и тихонько покачивалъ головою. Вдь должна же была рано или поздно истощиться царская казна? а тогда радж
придется пожалуй умирать голодною смертью: онъ по-видимому не такой человкъ, чтобъ нарушить клятву. Однако мсяца и годы проходили и каждый день слуги щедро надляли звонкою золотою монетою собравшуюся толпу. А когда народъ расходился, всякій могъ видть, какъ великодушный повелитель спокойно и весело усаживался за трапезу и лъ по-видимому съ большимъ аппетитомъ.
Надо сказать, что дло было не такъ просто, какъ казалось на первый взглядъ. Царь Каранъ заключилъ договоръ съ однимъ очень благочестивымъ, но вчно голоднымъ старымъ факиромъ, поселившимся на вершин сосдняго холма, договоръ былъ такого рода: раджа обязался давать себя ежедневно жарить и съдать, а за это получалъ отъ факира, тоже ежедневно, по десяти пудовъ чистаго золота.
Будь факиръ простой смертный, договоръ оказался бы слишкомъ невыгоднымъ для раджи, но это былъ совсмъ особенный факиръ! Онъ съ наслажденіемъ съдалъ царя, даже косточки вс обгладывалъ, а затмъ бережно собиралъ ихъ, складывалъ, произносилъ два, три заклинанія и… готово! раджа Каранъ вновь стоялъ передъ нимъ веселый и бодрый, какъ всегда. Факиру, конечно, ничего не стоило все это продлать, но радж, въ сущности, не могло доставить особаго удовольствія бросаться ежедневно живьемъ на огромную раскаленную сковороду съ кипящимъ масломъ, онъ съ полнымъ сознаніемъ могъ сказать, что честно зарабатываетъ свои десять пудовъ золота. Положимъ, со временемъ онъ привыкъ къ своему положенію и спокойно шелъ каждое утро къ домику благочестиваго голоднаго старца, гд уже надъ священнымъ огнемъ висла и шипла огромнйшая сковорода. Тутъ онъ любезно сообщалъ факиру какое время, чтобъ тотъ не могъ упрекнуть его въ неаккуратности, и беззаботно погружался въ кипящую масляную ванну. Какъ онъ славно потрескивалъ тамъ и шиплъ! Факиръ выжидалъ, пока онъ хорошенько прожарится и подрумянится, не спша съдалъ свое странное жаркое, обгладывалъ косточки, складывалъ ихъ аккуратно, плъ свое заклинаніе, а затмъ выносилъ ожидавшему его радж свой старый засаленный халатъ, и трясъ его, трясъ пока не натрясетъ общанной кучи золота.
…Какъ онъ славно потрескивалъ тамъ и шиплъ!..
Такъ ежедневно выручалъ раджа Каранъ свою щедрую милостыню и надо согласиться, что способъ заработка былъ не совсмъ обыкновенный.
Далеко, далеко оттуда лежала чудная страна, а въ ней великое озеро Мансараборъ. На этомъ озер водились диковинныя птицы, врод дикихъ лебедей, и питались он исключительно жемчужными зернами. Случился у нихъ голодъ, жемчугъ сталъ вдругъ настолько рдокъ, что одна пара этихъ птицъ ршила попытать счастья въ другомъ мст и покинула родной край. Пролетали они надъ садами великаго раджи Бикрамаджита и спустились отдохнуть. Увидлъ ихъ дворцовый садовникъ, ему очень понравились блоснжныя птицы и онъ сталъ приманивать ихъ зернами. Но напрасно бросалъ онъ имъ всевозможныя зерна и другой кормъ: птицы ни къ чему не прикасались. Тогда садовникъ отправился во дворецъ и доложилъ радж, что въ саду появились диковинныя птицы, которыя не идутъ ни на какой кормъ.
Раджа Бикрамаджита самъ вышелъ посмотрть на нихъ, а такъ какъ онъ умлъ говорить по птичьи, онъ спросилъ залетныхъ гостей, отчего они не хотятъ отвдать предложеннаго зерна?
‘Мы не можемъ сть ни зерна, ни плодовъ’, отвчали птицы, ‘мы димъ только чистый неотдланный жемчугъ’.
Тогда раджа немедленно веллъ принести корзину жемчуга и съ тхъ поръ каждый день выходилъ въ садъ кормить птицъ изъ собственныхъ рукъ.
Разъ среди жемчужинъ попалась одна проткнутая, птицы тотчасъ же замтили ее и ршили, что вроятно у раджи начинаетъ истощаться запасъ жемчуга и что пора имъ покинуть его. Какъ ни упрашивалъ ихъ раджа, птицы настояли на своемъ, распростерли свои широкія блыя крылья, вытянули гибкія шеи по направленію къ родному краю и исчезли въ синев небесъ. Но все время, поднимаясь, они громко пли и славили великодушнаго Бикрамаджиту.
Пролетали они надъ дворцомъ раджи Карана. Тотъ какъ разъ въ это время сидлъ на террас и поджидалъ своихъ слугъ съ золотыми монетами. Онъ услышалъ надъ собою громкое пніе: ‘Хвала Бикрамаджит! Хвала Бикрамаджит!’ — ‘Кто это такой, кого даже птицы славятъ? Я даю себя жарить и съдать каждый день, чтобъ имть возможность ежедневно раздавать милостыню, а меня однако ни одна птица не славитъ!’
Онъ тотчасъ же приказалъ поймать птицъ и посадить ихъ въ клтку. Приказаніе немедленно было исполнено и клтка повшена во дворц. Раджа разложилъ передъ птицами всевозможный кормъ, но птицы тоскливо поникли блоснжными головами и пропли: ‘Хвала Бикрамаджит! Онъ кормилъ насъ чистымъ жемчугомъ!’
Раджа Каранъ не хотлъ, чтобъ кто-нибудь оказался щедре его, и послалъ за жемчугомъ, но гордыя птицы презрительно отвернулись.
‘Это еще что такое!’ гнвно воскликнулъ раджа ‘разв Бикрамаджита щедре меня?’
Тогда поднялась самка и гордо сказала: ‘Ты называешь себя раджею, а какой ты раджа? Раджа не сажаетъ въ тюрьму невинныхъ. Раджа не ведетъ войны съ женщинами. Будь Бикрамаджита здсь, онъ во что бы то ни стало освободилъ меня!’
‘Такъ лети же на свободу, строптивое созданье!’ промолвилъ Каранъ, открывая клтку. Ему не хотлось уступить въ великодушіи Бикрамаджит.
И птица взмахнула широкими крыльями, полетла обратно къ Бикрамаджит и сообщила радж, что милый супругъ ея томится въ плну у грознаго раджи Карана.
Бикрамаджита, великодушнйшій изъ раджей, тотчасъ же ршилъ освободить несчастную птицу, но онъ зналъ, что просьбами не уговорить упрямаго Карана. Онъ ршилъ дйствовать хитростью. Съ этою цлью онъ уговорилъ птицу вернуться къ супругу и тамъ ждать его, а самъ нарядился слугою и отправился въ государство раджи Карана.
Тамъ онъ подъ именемъ Бикру поступилъ на службу къ царю и сталъ наравн съ другими носить корзины съ золотою казною.
Скоро онъ убдился, что тутъ кроется какая-то тайна, и сталъ слдить за раджею. Однажды, спрятавшись въ засаду, онъ видль, какъ раджа Каранъ входилъ въ домикъ факира, видлъ, какъ онъ погружался въ кипящее масло, какъ онъ шиплъ тамъ и зарумянивался, видлъ, какъ голодный факиръ набросился на жаркое и обгладывалъ косточки, а затмъ видлъ, какъ тотъ же раджа Каранъ живъ и невредимъ спускался съ холма съ своею драгоцнною ношею.
Тутъ онъ сразу сообразилъ, что ему слдуетъ длать. На слдующій день онъ всталъ съ зарею, взялъ кухонный ножъ, сдлалъ себ нсколько глубокихъ надрзовъ, затмъ взялъ перцу, соли, разныхъ пряностей, толченыхъ гранатовыхъ зеренъ и гороховой муки, замсилъ изъ этого родъ сои и усердно натерся ею по всмъ направленіямъ, несмотря на жгучую боль. Въ такомъ вид незамтно прокрался онъ въ домикъ факира и улегся на приготовленную сковороду. Факиръ еще спалъ, но шипніе и потрескиваніе жаркого скоро разбудило его. Онъ потянулся и повелъ носомъ. ‘О боги! какъ необыкновенно вкусно пахнетъ сегодня раджа!’
Дйствительно, запахъ былъ такъ соблазнителенъ, что факиръ не могъ дождаться, когда жаркое зарумянится, и накинулся на него съ такою жадностью, словно вкъ ничего не лъ. И не мудрено: посл прсной пищи, къ которой привыкъ факиръ, раджа подъ приправою показался ему чмъ-то совсмъ необыкновеннымъ. Онъ чисто, чисто обглодалъ и обсосалъ вс косточки и, пожалуй, готовъ былъ бы състь и ихъ, да побоялся убить курочку съ золотыми яйцами!
Когда все было готово, а раджа вновь здравъ и невредимъ всталъ передъ нимъ, факиръ нжно посмотрлъ на него: ‘Что за пиръ устроилъ ты мн сегодня! Что за запахъ, что за вкусъ! Какъ это ты ухитрился? Объясни, я дамъ теб все, что пожелаешь’.
Бикру объяснилъ, какъ было дло, и общалъ еще разъ продлать то же, если факиръ отдастъ ему свой старый халатъ. ‘Видишь ли, особаго удовольствія право нтъ въ томъ, чтобъ жариться! А мн еще вдобавокъ приходится таскать на себ по десяти пудовъ золота. Отдай мн халатъ, я и самъ сумю его трясти’. Факиръ согласился и Бикру ушелъ, унося съ собою халатъ.
Тмъ временемъ раджа Каранъ не спша подымался по холму. Каково же было его удивленіе, когда, войдя въ домикъ факира, онъ нашелъ огонь потушеннымъ, сковороду опрокинутою, а самого факира какъ всегда погруженнаго въ благочестіе, но ничуть не голоднаго.
‘Что тутъ такое?’ прогремлъ раджа. — ‘А?.. кто тутъ?’ спросилъ кротко факиръ. Онъ былъ всегда близорукъ, а тутъ его еще клонило ко сну посл сытнаго обда.
‘Кто? Да это я, раджа Каранъ, пришелъ, чтобъ сжариться! Теб разв не нуженъ завтракъ сегодня?’
‘Я уже завтракалъ!’ И факиръ вздохнулъ съ сожалніемъ. Ты страшно былъ вкусенъ сегодня… право, съ приправою куда лучше’.
‘Съ какою приправою? Я вкъ свой ничмъ не приправлялся, ты врно кого-нибудь другого сълъ!’
‘А вдь, пожалуй, что такъ’, сонно пробормоталъ факиръ’, я и самъ было думалъ… не можетъ быть… чтобъ одна приправа… такъ…’. Дальше нельзя было разобрать: факиръ уже храплъ.
‘Эй, ты!’ кричалъ раджа, яростно тормоша факира, ‘шь и меня!’
‘Не могу!’ бормоталъ удовлетворенный факиръ ‘никакъ не могу! — ни чуточки… нтъ… нтъ благодарю!’
‘Такъ давай мн золото!’ ревлъ раджа Каранъ, ‘ты обязанъ его дать: я свое условіе готовъ выполнить!’
Раджа Каранъ въ отчаяніи пошелъ домой и приказалъ царскому казначею выдать ему требуемое количество золота, посл чего, по обыкновенію, слъ за трапезу.
Прошелъ день, другой, раджа по-прежнему раздавалъ золото и обдалъ, но сердце его было печально и взоръ темне ночи.
Насталъ, наконецъ, третій день, на террасу явился царскій казначей, блдный и трепещущій, и палъ ницъ передъ раджею. ‘О, государь! будь милостивъ! Нтъ ни одной пылинки золота во всемъ государств’.
Тогда раджа медленно всталъ и заперся въ своей опочивальн, а толпа, прождавъ нсколько часовъ у закрытыхъ воротъ дворца, разошлась по домамъ, громко негодуя, что какъ не совстно обманывать такъ честной народъ!
На слдующій день раджа Каранъ замтно осунулся, но твердо ршилъ не нарушать своей клятвы. Напрасно уговаривалъ его Бикру вкусить чего-нибудь, раджа печально покачалъ головою и отвернулся лицомъ къ стн.
Тогда Бикру или Бикраманджита вынесъ волшебный халатъ и, потряхивая имъ передъ царемъ, сказалъ: ‘Возьми свое золото, другъ мой, а лучше всего возьми себ халатъ, только отпусти на свободу ту птицу, что ты держишь въ невол’.
Пораженный раджа тотчасъ же приказалъ выпустить птицъ и онъ взвились и понеслись къ родному озеру Мансаробаръ, и долго звучала въ воздух ихъ радостная пснь: ‘Хвала теб Бикраманджита! Хвала теб, великодушнйшій изъ раджей!’
А раджа Каранъ задумчиво понурилъ голову и подумалъ про себя: ‘Правы божественныя птицы! не равняться мн съ Бикраманджитою. Я давалъ себя жарить ради золота и собственнаго обда, а онъ ршился собственноручно нашпиковать себя, чтобъ вернуть свободу одной единственной птиц’.
Источник текста: Индийские сказки. Сборник сказок для детей среднего возраста. Сост. по разным источникам О. М. Коржинской / С предисл. акад. С.Ф. Ольденбурга. — Санкт-Петербург : А.Ф. Девриен. 1903.